Строя воздушные замки на камне (гет)

Северус постучал в дверь кабинета Дамблдора. Его рука дрожала — не переставала дрожать вот уже три дня. С самого Хэллоуина; с тех пор, как его заклинание сработало, и война закончилась.

Лили в безопасности, напомнил он себе. А остальное неважно.

— Войдите!

Голос Дамблдора звучал так жизнерадостно, что у Северуса поползли мурашки по коже.

— Вы меня звали? — спросил он вполголоса.

Дамблдор сидел за письменным столом, доставая из вазочки лимонную дольку; поднял голову, когда вошел Северус, и глаза его просияли.

Вот же старый козел. Небось не один месяц этого дожидался. Кисло скривившись, Северус спросил:

— С Лили ничего не случилось? И с Га... с Гарриет?

— Конечно, ничего. Они все еще в убежище Ордена — хотя Лили, судя по всему, написала Ремусу и попросила его не скрывать больше ее местонахождение, — Дамблдор пододвинул к нему вазочку. — Лимонную дольку?

Северус мрачно уставился на него.

— Ремусу? Твою мать... Так это был Ремус Люпин? Ее Хранитель — этот шелудивый оборотень?

— Ну, ее тайну он сохранил, — рассудительно заметил Дамблдор. — В смысле, до тех пор, пока она сама не сказала ему, что хранить ее больше не нужно. Она просила его рассказать вам, где она, но...

От этих слов внутри всколыхнулась странная смесь эмоций. Одна мысль о встрече с оборотнем наводила на него дрожь, и в то же время внутри будто вспыхнула теплая искорка — Лили его не забыла...

— Но что? — оборвал он Дамблдора. — Он не снизошел до Пожирателя? Я его не видел.

— Нет. Я сказал ему, что сам вам все передам. — Пауза. — И вы не Пожиратель.

— Но я им был, и этого достаточно, чтобы отправить меня в Азкабан, — Северус скривился в усмешке. — Знаете ли, Альбус, я ведь тоже читаю газеты.

Глаза его собеседника расширились — проблеск удивления за привычной маской безмятежности. Северус моргнул, не зная, как это понимать.

— Северус, — мягко сказал Дамблдор, — неужели вы и правда думали, что я позволю им вас посадить?

— Да.

Дамблдор склонил голову, изучающе глядя на Северуса — тот потупился, уставился на свои руки. Они все еще дрожали. От страха. Он знал, что такое дементоры. Видел, на что они способны.

— Северус... Вы знаете, как был повержен Волдеморт?

Он вскинул голову. Расправил на коленях мантию.

— Что-то такое было в газетах. Что-то на тему мальчика, который якобы выжил после Убивающего заклятья.

— Да, — Дамблдор откинулся в кресле. Погладил бороду. — Общественность сошлась на том, что мальчик наделен какой-то неведомой силой — в конце концов, о нем было пророчество.

Северус ничего на это не ответил.

— И тем не менее, — продолжал Дамблдор, — у меня есть причины полагать, что эта победа не окончательна, и Волдеморт вернется...

— Как вы можете это знать?

— У меня свои методы. Он вернется, и мальчик его победит — именно об этом и шла речь в пророчестве. Нет, я думаю, три дня назад Волдеморта сразило кое-что другое. — Пауза. — Кое-что потемнее.

Северус не шевелился.

— Мать Невилла погибла, — произнес Дамблдор. — Алиса. Ее нашли рядом с ребенком — распростертую перед колыбелькой, словно она пыталась его защитить. Что скажете, Северус?

Судя по его лицу — по морщинкам, залегшим вокруг глаз, — Дамблдор все понял. Понял и категорически не одобрял. В груди у Северуса волной поднялась ярость.

— Скажу, что она принесла себя в жертву ради любви.

Теперь наступил черед Дамблдора молчать — не говоря ни слова, он глядел на Северуса с этой раздражающей безмятежностью во взоре.

— Темные искусства не зло, — сказал Северус, — они просто требуют жертв.

— Они требуют жертв, и уже поэтому зло.

— Ой, хватит. Разумеется, Темного Лорда ухлопала Темная магия — ну а что еще-то? Он ведь Темное проклятье использовал — слабенькое, но тем не менее, — он сделал глубокий вдох.

— Алиса Лонгботтом не прибегла бы к Темным искусствам.

— Судя по результату — вполне себе прибегла, — огрызнулся Северус.

Их взгляды скрестились; глаза его собеседника казались ослепительно-голубыми. Северус все еще подозревал, что вот-вот отправится в Азкабан.

— Северус, — произнес Дамблдор. — Спасибо вам.

На миг комната словно наполнилась светом. У Северуса отвисла челюсть — он был так ошеломлен, что потерял дар речи.

Дамблдор полез в ящик своего письменного стола. Достал белый кроссовок, водрузил на столешницу.

— Это портключ до Азкабана? — не сдержавшись, спросил Северус.

— Вы не сядете в тюрьму. Вы — герой.

Он фыркнул.

— Вы знаете, куда вас отправит этот портключ, — произнес Дамблдор — таким тоном, что у Северуса встрепенулось сердце. Он уставился на старика — прямо в его ярко-голубые глаза.

— Можете остаться там до конца выходных. Пока вы работаете в Хогвартсе, в Азкабан вас не отправят. Вы меня поняли? Я могу гарантировать вам безопасность, но только пока вы находитесь под моей защитой.

От этих слов Северус нахмурился — но мысленно он был уже далеко. С Лили.

— Я понял, — сказал он и прикоснулся к кроссовку.

* * *

На берегу моря было холодно; ветер казался влажным от соленых брызг. На подол мантии налип песок. Впереди возвышались дюны, а из-за них к небу поднималась серая струйка дыма.

— Лили? — позвал Северус. Его слова потонули в порыве ветра.

"Дым, — подумал он. — Она там — в тайном убежище Ордена".

И зашагал туда — напрямик, через дюны, и гул моря не смолкал у него в ушах.

С трудом верилось, что он вот-вот увидит Лили. Что это не какая-то уловка, что эта дорога не приведет его в Азкабан...

Из-за дюн показался домик; его выбеленные стены были увиты плющом. Северус поднялся на крыльцо и постучал.

Дверь открыла женщина со шрамом через всю щеку. Сощурилась при виде гостя.

— Я пришел к Лили, — произнес Северус — он говорил мрачно и недобро, с холодной интонацией Пожирателя, но в душе весь трепетал.

Незнакомка уставилась на него. Затем сказала:

— Так это вы папаша.

Он открыл рот — и закрыл, не найдясь с ответом.

— В ней есть что-то от вас, — продолжала она.

— Правда? — спросил Северус. — В Гарриет? Она на меня похожа?

Женщина холодно улыбнулась одними уголками губ:

— Я про Лили. Это в ней есть что-то от вас, — мотнула головой, указывая назад: — Она в теплице. Можете обойти вокруг.

И с этими словами закрыла дверь.

Северус стоял на крыльце, и ветер трепал его мантию. Не двигался с места. Прошло уже почти два года — солидный срок. Возможно, она и видеть его не захочет.

Но нет. Она сама его позвала.

А может, Дамблдор затеял какую-то игру, и из теплицы он угодит прямиком в Азкабан...

Он спустился с крыльца. Обогнул дом — за ним возвышались две теплицы, бледные на фоне серого ноябрьского неба. Между ними был пустой огородик. В ближайшей из них что-то мелькнуло, почудилось какое-то движение, и сердце в груди беспокойно заныло.

Северус позволил своим ментальным щитам разомкнуться, и тревога стала сильнее.

Он потянул на себя дверь теплицы; та распахнулась — и вот она, Лили, в противоположном углу, стоит спиной к Северусу, волосы заплетены в длинную рыжую косу, согнулась над столом, окруженная горшками с растениями...

Он попытался ее позвать, но обнаружил, что не может вымолвить ни слова.

Лили вытерла руки о джинсы. Взяла что-то со стола и повернулась.

И выронила горшок с осенними цветами, когда увидела Северуса.

Несколько долгих секунд они глядели друг на друга. Затем Лили сказала:

— Сев?

И метнулась к нему — волосы растрепались, выбились из косы; бросилась ему на шею, обвила так крепко, что Северус едва мог вздохнуть, а затем принялась осыпать поцелуями — щеки, губы, шею... Ее лицо было мокрым от слез.

— Сев, — повторила она, уткнувшись ему в плечо. — Я боялась, ты не придешь.

Это привело его в чувство.

— Как же я мог не прийти? — спросил он — обнял ее за талию, притянул к себе как можно ближе, зарылся носом в ее волосы... Вдохнул запах лаванды, земли и соленого моря. Лили все еще плакала, но вместе с тем и смеялась; на вопрос она так и не ответила, только целовала его — снова, снова и снова.

Северус позволил своим щитам раствориться — и его заполнило счастье, яркое, как солнечный свет. Такое, что кружилась голова.

Лили отстранилась. Спросила:

— Хочешь ее увидеть?

— Гарриет?

Лили кивнула и улыбнулась:

— Она там, под розами.

— Она тут? — Северус хлопнул глазами. Его сердце бешено колотилось. — Дамблдор дал мне снимок, хотя я...

Но она уже была на середине теплицы. Северус двинулся за ней следом, все еще ошеломленный тем, что может к ней прикоснуться, что она опять рядом... Лили остановилась рядом с облетевшим розовым кустом; наклонилась, выпрямилась, держа в руках маленький сверток, завернутый в "шотландку". Его ребенок — в маггловских детских одежках.

Они встретились на середине теплицы. Лили прижимала к груди Гарриет; ее волосы оказались густыми и темными.

— Она похожа на тебя, — сказала Лили, поворачивая девочку к нему лицом. Оно было бледным, а ее глаза — зелеными.

— Не говори так.

Что ж, хотя бы нос ей достался нормальный: маленький, как кнопка.

Лили бросила на него взгляд, в котором явственно читалось: "Как, ты опять за свое?"

— Хочешь ее подержать?

— Что? — Северус замотал головой. — Нет, нет, вдруг я ее уроню?

— Не уронишь, — сказала Лили и сунула Гарриет прямо ему в руки.

И все его тревоги тут же улеглись — на душе воцарился покой, какого он не знал с самого детства. С трудом верилось, что частичка его живет в Гарриет — она была такая прекрасная, прекрасная и светлая, как ее мать. Он прижимал ее к себе — бережно, опасаясь лишний раз шевельнуться. Опасаясь, что его тьма проникнет в нее и погубит.

Гарриет моргнула, будто решала, что перед ней такое.

— Она тебя узнала, — прошептала Лили. Ее ладони лежали у Северуса на талии, а голова — у него на плече. — Поняла, что ты ее отец.

Северус ни на секунду в это не поверил, но на глаза все равно навернулись слезы. Пара мимолетных слезинок — от счастья.

* * *

Лили шла по лестнице, поднимаясь на второй этаж орденского убежища. На локте она несла корзинку с Гарриет. Северус шел за ней по пятам, не сводя глаз с этой корзинки — и с каждым ее движением его сердце совершало кульбит, всякий раз, как она покачивалась из стороны в сторону.

Но они добрались до нужной комнаты, и ничего не случилось.

Лили достала Гарриет из корзинки и положила на кровать. Принялась менять ей подгузник — споро и деловито. Северус встревоженно следил за этим процессом.

— Ну что, так лучше? — проворковала Лили и поцеловала малышку в лобик. Подхватила ее с кровати и уложила в стоявшую в углу колыбельку. Затем достала палочку и наколдовала маленькую Солнечную систему — с планетами и астероидами, которые вращались вокруг солнца размером с мячик для гольфа. Гарриет рассмеялась и потянулась к игрушке.

— Она ее обожает, — прошептала Лили.

Северус промолчал, не сводя глаз с Гарриет — с ее личика, освещенного наколдованным солнцем.

Лили взяла его за руку и потянула за собой, к двери.

— Пошли, — шепотом сказала она.

— Ты хочешь ее так и оставить? Разве это правильно? А если она оттуда выпадет? Или...

Лили показала на маленькую звездочку, которая отделилась от Солнечной системы и повисла у нее над головой.

— Я чувствую все, что происходит в комнате, — улыбнувшись, пояснила она. — Эта штука реагирует на ее эмоции и даст мне знать, если ее что-то расстроит. С ней ничего не случится.

А потом Лили поцеловала Северуса в губы и погладила ладонью его бедро.

— Я по тебе скучала, — выдохнула она ему в шею — и у него не осталось сомнений, какого рода скуку она имела в виду.

Он пошел за ней следом — в коридор, и звездочка плыла у нее над головой. Шагнул в пустую спальню — там пахло пылью и чем-то нежилым. Лили заперла дверь, взмахнула палочкой, накладывая заклятья, и притянула Северуса к себе — поцеловала, стягивая с него мантию, и он кожей ощутил ее дыхание, горячее и влажное.

— Я скучала по тебе, — шепотом повторила она, и больше он не думал ни о чем — обхватил ее за талию и впечатал в стенку, не прекращая целовать; заставил ее джинсы исчезнуть — она рассмеялась, заклинанием порвал трусики — она застонала. Он словно заново открывал ее для себя — и в то же время помнил каждую мелочь: ее прикосновения и поцелуи, то, как она прижималась к нему всем телом...

Он толкнулся в нее — и она обхватила его ногами за талию, притянула к себе, заставляя войти глубже; уткнулся в ее плечо — и его окклюментные щиты смыло волной наслаждения. Все, что накопилось в его душе за двадцать лет — ярость и страх, горечь и ненависть, — все это плавилось внутри, плавилось и преображалось, потому что когда-то он нашел Лили — и потерял, а теперь снова нашел. Она дождалась его, не разлюбила, несмотря на долгую разлуку, и это не укладывалось у него в голове и казалось почти невозможным.

Он взорвался — и тьма в его душе превратилась в свет, слепящий в своей яркости.