Ворон (джен)

Интернациональная Лига Справедливости безбожно прогуливала официальную пресс-конференцию. Как Бриггс ни бился, на все его попытки установить связь с командой, эфир отвечал молчанием. Молчали все, и это пугало. Не настолько, чтобы отказаться от чашечки кофе, конечно. Бриггс обожал ирландский кофе, тот самый, с вискарём. И всерьёз полагал, что он является отличным началом дня и прекрасным источником свежих идей.

Было дивное утро, плавно перетекающее в полдень. Из окон бил яркий свет. Начало декабря выдалось на редкость теплым. В кабинете всё ещё отчетливо ощущался легкий и ненавязчивый парфюм секретарши. К привычным запахам кофе, свежей типографской бумаги и мебельного лака примешивались зеленые нотки лайма и тяжелый, горячий дух корицы. Андре тонко улыбнулся, припоминая точеный профиль и румяные пальчики секретарши, бережно сжимающие тонкий белый фарфор.

Пока Андре Бриггс, глава дико секретного разведуправления ООН, пил свой утренний кофе и витал мыслями незнамо где, в окно к нему ввалилась самая настоящая лесная сова. Этот неряшливый пестрый комок перьев с разбойным воем вывалил в кофе мятый конверт, (с присохшим килечным хвостом на обороте), сожрал все кексы и, гнусно угукнув, нагадил в кипу документов. После чего с глумливым уханьем отбыл обратно в окно.

Пока Бриггс спасал письмо и гонял по кабинету сову, где-то очень далеко и безмятежно, под защитой эльфийской магии, спал под медвежьими шкурами Гаврила Иванович, русский супергерой советской закалки, известный в миру как Красная Ракета. И знать не знал, что в это самое время, где-то далеко и совершенно бесцельно сдетонировала бомба. Которая должна была его убить и покалечить ещё тьму народа. Да вот не убила. Удивительно, но поход на Авалон, коллективная пьянка и всеобщий прогул пресс-конференции спасли множество жизней. Теракт состоялся, да как-то неправильно. Почти вхолостую. Если такое словосочетание вообще возможно для терактов.

Где-то взрыв рвал так и не занятое Интернациональной Лигой Справедливости здание Зала Справедливости, по всем каналам передавали подробности с места событий, разрывались от звона телефоны в кабинетах людей больших и по-меньше. Заговорщики планировали новое покушение, бродили перед правительственными зданиями люди с плакатами. Американское Министерство Магии сосредоточенно изучало отчеты своих агентов, ища корень несоответствий и белых пятен. И раз за разом загоняло себя в тупик, снова и снова не учитывая магглов. А багровый от ярости Андре Бриггс раз за разом перечитывал сумбурное послание толпы пьяных и очень словоохотливых засранцев, зельевара, китайского офицера и одного очень вежливого дантиста.

* * *

С Драко творилось что-то очень, очень странное. Покрасневшие глаза его смотрели глухо и мертво, вел он себя как-то пугающе отстраненно. Как по инерции, он двигался, поглощал пищу в Большом Зале, кивал, если обратиться, но смотрел при этом как-то мутно и сквозь собеседника. Герман нагнал его на лестнице и хлопнул по плечу:

— Эй, Малфой. Спорим, я тебя уделаю даже на контуженом «Чистомёте»?

— Уделаешь, — бесцветно согласился Драко и полез в карман мантии за наушниками.

— Э, нет, так не пойдёт. Драко, — Герман печенкой чуял неладное, но никак не мог понять, откуда в блондине столько вялой апатии, — глаза… ты что, плакал?

— Да, — снова вяло согласился Драко, покрутив в руках круглый сиреневый плеер. Кустарно выжженные в пластике руны полыхнули белым.

— У меня есть очень редкий альбом группы «The Misfits», дать? — Герман нервно хмыкнул, тревожно поглядывая на Драко, — кошернейший американский хорор-панк, тебе понравится.

— Я слабак, — почти прошелестел Драко с сухим щелканьем открывая дисковод плеера.

— Вообще-то, нет, — Герман притормозил, удерживая Малфоя за локоть и дожидаясь, когда их догонит-таки Реддл, — скажи, Том, человек, не боящийся признаться в своей слабости — слабак?

— Скорее всего нет, — Том мазнул равнодушным взглядом по Драко, (нехотя прячущему под мантию плеер), и неприязненно скривился, — я что-то пропустил?

— Наш Драко косплеет скорбную тень из «Ада» Данте, — негромко отозвался Герман, перехватывая руку вяло сопротивляющегося Драко и с изумлением разглядывая резанные рубцы на его ладонях, — о, Господи… Том! Смотри.

— Я сам, — тихо отозвался Драко, пытаясь спрятать руки за спину.

— Кто это сделал? — Герман чувствовал, как его с головой захватывает гнев, он схватил мальчишку за плечи вглядываясь с тревогой в его лицо, — кто это сделал с тобой, Драко?

Малфой зашипел от боли, извиваясь в руках Германа и выдавил, морщась:

— Я сам.

— У него предплечье в крови, — констатировал очевидное Реддл, глядя, как Герман недоверчиво разглядывает свою пятерню, измазанную в чужой кровяной жиже.

— Снимай рукав. Немедленно! — воинственнно скомандовала, вскидывая палочку, невесть откуда вынырнувшая Гермиона.

— Я уже перевязал, — на лице Малфоя впервые за всё утро появилось хоть какое-то чахлое подобие эмоций. Брезгливого негодования, если быть точным. Ну да не суть, — мне не нужна помощь гр…

— Просто заткнись, — закатила глаза Гермиона, развязывая намотанный на руку Малфоя мятый платок, очищая руку от крови, заживляя заклятьями. И наскоро очищая рукав и тряпицу от кровяной массы, — мне плевать, чем меня считает бледная немочь вроде тебя.

— Чего к Помфри не идёшь? М? — Герман ещё раз осмотрел ладони Малфоя, — боишься показывать? Етить, и ладони, и пальцы. Да пытали тебя, что ли?

— Он спокойно переносит тактильный контакт, — холодно отозвался Реддл, наблюдая, как Малфой осторожно натягивает на руку рукав мантии, — версию с изнасилованием можно отбросить.

Малфой густо покраснел и что-то нечленораздельно забурчал. Герман и Гермиона в один голос возмутились:

— Том!

— О, брось, Поттер, ты думал именно об этом, когда пытался подойти к нему перед завтраком, — закатил глаза Реддл.

Герман окинул братца хмурым взглядом и всучил багровому Малфою диск с серебристой наклейкой и кустарной подписью.

— О, это, без сомнения, поможет мистеру Малфою, ты просто гений, дорогой братец, — почти выплюнул Том и отвернулся.

— Музыка помогает отвлекаться, — Драко спрятал диск, глядя себе куда-то под ноги, — Поттер, я…

Договорить ему не дали. Из-за статуи с нечестивым воем вывалилась кошка завхоза. Преследуемая гнусно ухающим пернатым кошмаром. Здоровенная пестрая сова самозабвенно каталась по полу, пытаясь подмять под себя истошно воющее животное, клевалась, воинственно орала и била крыльями. Отвоевав у кошки мятое частично разорванное письмо, сова с глумливым уханьем улетела куда-то в сторону башни факультета Гриффиндор.

— Что это было? — Герман переглянулся с Гермионой и приподнял брови. Та фыркнула и пожала плечами.

— Спасибо, я пойду, — комканно сообщил Малфой, спрятал руки в рукава и заспешил прочь. Сутулясь и огибая спешащих на пары студентов.

На сдвоенных парах по истории магии, Герман вполголоса читал Забини, Нотту и Финнигану фельетоны Зощенко в переводе. А те тихо давились смехом и с любопытством тянули шеи, прислушиваясь. Гермиона сонно штудировала свою окованную даэдриком Книгу Огня. Запустив обе пятерни в густые кудри и упершись локтями в парту. Невилл спал, подложив под голову учебник по истории магии. Он ночью немного перегулял, и от переутомления утром его заносило как пьяного. Хоть Невилл накануне и не пил совершенно. Но хуже всех выглядел Реддл. Мало того, что от него стойко несло антипохмельным зельем, так ещё и глаза его всё утро мерцали алым и щеголяли вертикальными зрачками. Он неподвижно разглядывал буйные кудри Гермионы. И крепко сжатые губы его то и дело подрагивали в такт мыслям.

На ЗоТИ Гермиона заметно ожила и всё занятие сражалась за факультетские баллы с небывало воодушевленным Макнейром. На этот раз все вопросы крутились вокруг кельтских культов и магов крови. Захваченный противостоянием, профессор не заметил как развернул стул спинкой к ученикам и уселся на него как на коня. Верхом. Сложив руки на спинку. Весь остаток занятия классу оставалось только мутно взирать, как учитель с азартом осыпает ученицу самыми каверзными вопросами, а ученица, с не меньшим азартом, ему отвечает.

* * *

— Ой, да ладно тебе, Том. Мы просто найдем Фламеля и вернёмся, — фыркнул Герман, почти затаскивая Реддла в узкий проход, — ты даже не успеешь облысеть и посеять нос. Эм. Извини. Том. Слышишь? Признаю, эта шутка была так себе.

— Какая из твоих шуток не «так себе», Поттер? — надтреснуто поинтересовался Реддл, — покажи мне хоть одну, и я тотчас же сниму пляшущие чары с твоих носков.

— Не трудись, я подкинул их в шмотки Золотого Ракетчика, — широко ухмыльнулся Герман, — пускай изучает.

— Мистер Макнейр подарил мне книгу, — шепотом поделилась Гермиона, она спускалась по сырым ступеням в Подземелья, освещая путь фонарем, — про загадки и фокусы. Очень объёмную. Там куча трюков и развивающих мышление задач.

Герман промычал что-то невразумительное, сверяясь с картой Мародеров и следя за рыщущим по спящим коридорам Аргусом Филчем.

— Ты ведьма, — шепотом возмутился Реддл, — тебе не нужны жалкие маггловские фокусы.

Гермиона насмешливо фыркнула и вынула из-за уха Невилла собственную палочку.

— Ловкость рук — и никакого мошенничества, — шепнула, сияя, Гермиона изумленному Невиллу, — в книге просто целая куча упражнений, развивающих мелкую моторику рук. Очень полезно для дуэлянтов.

Реддл насмешливо фыркнул и с салонной любезностью сообщил:

— Дуэли противоречат женской природе, Грейнджер. Призвание женщины — рождение и воспитание детей. Пожалуй, есть… некоторые… особи… не укладывающиеся в общие правила. Но ими, как и всеми нами, при этом обычно движет животное начало. Страсть. Утоленная или неутоленная, но всё-таки страсть. Потребность привлечь внимание самца.

— Какой же ты иногда мерзкий, — шепотом возмутилась Гермиона и нырнула во мрак темниц Хогвартса.

По стенам, в оглушительной тишине стекала вода. Пустые сырые камеры влажно сияли металлом и мокрыми разводами. На древних стенах буйно колосились целые колонии плесени. Темнота скрадывала их очертания, но не запах. Повсюду со стен и низких потолков свисали ржавые цепи, крючья и клетки. Вмурованные в стены черепа смотрели раздраженно и недоумевающе, а от затхло-терпкой вони першило в горле. Поплутав во влажном темничном мраке и наткнувшись на свисающую с потолка ржавую клетку со скелетом, заговорщики нашли таки нужную камеру с фальшивой стеной и порталом. Получив свое кровавое приношение, фальшпанель нехотя отползла в сторону, открывая розово-лиловые вихри. Реддл молча, порывисто сжал плечо Германа. И первый шагнул на ту сторону.

* * *

За окнами стеной лил дождь. Серая хмарь невесомо обнимала пасмурно-утренний Чейдинхол, его белые дома и острые крыши, его крепостные стены и башни, его шпили и мостовые. Что-то немецкое угадывалось в архитектуре его зданий, достопочтенно-бюргерское, дышащее благородной стариной, духом цветущих деревьев и покоем. Этот город напоминал Герману сдержанно приветливую немолодую вдову. Красота ее давно увяла, но не исчезла, а в черных шалях она упорно прячет свои тайны и имена, множество имён. Клевер и беладонна цветут в ее маленьком заброшенном саду. Она гордо хранит свои тайны ото всех, весь груз ее надежд и ошибок, пылких романов и роковых тайн, измен и скорбных одиноких вечеров у остывающего камина. Она немногословна, но все еще очень опасна — под подолом её, на бедре — орочий клинок, тщательно смазанный опаснейшим ядом Морровинда. В тяжелых темных волосах ее — седые пряди и ядовитый гребень из черно-алого даэдрика. Она диво как хороша и осторожна, эта немолодая вдова в траурных одеждах брусчаток и стен. Но в глазах ее тлеет грусть. Герман осознал, что любит Чейдинхол всем сердцем, едва увидел его.

В таверне было по-утреннему сумрачно и малолюдно. Безвестный бард играл на лютне. И под его пальцами неспеша рождался печальный мотив, проникнутый скорбью, светом, надеждой и благородной отвагой. Какие-то орки сумрачно пили в углу, не обращая внимания на человеческих детей, занявших место у окна. Идея искать Фламеля в Сиродиле всё больше казалась утопией. Убив три месяца, блуждая по разным отделениям Гильдии Магов, четверо юных странников почти полгода жили в шумном, портовом Анвиле, в доме местного алхимика, варили зелья для его лавки, добывали редкие ингридиенты, учились и понемногу привыкали к чужому миру. Через блуждания по дорогам и весям Сиродила, Герман осознал одну очень важную вещь — здесь катастрофически не хватало простейших средств связи. Затянувшиеся поиски Фламеля всё больше отходили на второй план: слишком много вокруг было чудесного, таинственного и увлекательного. Невилл уже вполне прилично варил простейшие зелья, но алхимию от этого сильнее не полюбил. С палочками дело обстояло интереснее. В какой-то момент оказалось, что никто из друзей-приятелей особо и не пользуется своими палочками. Предпочитая заклятьям и хитроумным движениям живую беспалочковую магию. Тогда же Гермиона предположила, что беспалочковая магия для любого мага — нормальное явление, а палочки — магические костыли. Изначально созданные для немощных и неопытных. Костыли, от которых маги так и не сумели отказаться. Простившись со стариком-алхимиком, путники собрали весь свой нехитрый скарб и пустились в путь. Пять месяцев Герман, Том, Гермиона и Невилл блуждали по Сиродилу вслед за слухами о Николасе Фламеле. Пока слухи и обрывки разговоров не привели путников в Чейдинхол, город дождей, что так близок к границе с Морровиндом.

Странствующий алхимик по фамилии Фламель оказался личностью весьма известной среди гильдейских магов и трактирщиков, но где его носит сейчас, никто не знал. Благообразный старец, жрец Аркея, припомнил, что видел почтенного алхимика в Имперском Городе, в башне Белого Золота, а позже — на мосту Чейдинхола. В обществе самого Чемпиона Сиродила, не кого-нибудь! Ушлый торговец-босмер клялся и божился, что великий алхимик где-то прямо сейчас варит снадобье, которое превратит доброго короля Мартина Септима, упокой Аркей его душу, из каменной статуи — обратно, в человека. Стражники нехотя поведали, что мудрый маг помог Герою Кватча и королю одолеть самого Мерунеса Дагона, опаснейшего даэдрического принца, явившегося в Тамриэль в своём истинном чудовищном обличьи. Барды пели в тавернах, как Николас Фламель сражался с древним некромантом, Минимарко, Королём Червей, одолел его и уничтожил его самого и его нечестивый посох. Почему-то, именно в алых водах Обливиона, не где-нибудь.

Портовые шлюхи Анвила раз за разом пересказывали, как заезжий алхимик раздавал в порту противоядие от воскового струпьяра — крайне мерзотного срамного недуга, завезенного в Анвил нибенийскими пиратами. Недуг едва не выкосил уйму народа, а маг явился из ниоткуда, спас многих, а потом просто скромно исчез. Полупьяный бард поведал дичайшую историю о том, как слепая каджитка наворожила подобному тростинке кудрявому старику роковую аргонианскую деву и разбитое сердце. А грязный бродяга клялся и божился, что Фламель подался куда-то на Солтсхейм. Изучать культуру скаалов.

Казалось, Фламель накрепко вошел в жизнь Империи. Его цитировали, ругали, хвалили, о нем спорили, его именем называли детей. В книжных лавках Имперского Города вовсю продавали его философские труды, алхимические трактаты, переложенные на ноты сонеты и сборники стихов. Сумрачный чернокожий вояка в акавирских доспехах, после третьей чаши аргонианского вина, припомнил, что лично сопровождал седовласого, длиннолицего старца-алхимика в монастырь Мотылька Предков. К полуслепым жрецам, изучающим Древние Свитки. Свитки, что ослепляют глаза телесные, но даруют прозрение очам духовным. Словом, Фламеля знали все. Но, где именно его искать, не знал никто.

Гера нехотя снял очки и устало прикрыл глаза. Гермиона и Невилл разбирали купленные накануне книги, Невилл то и дело вздыхал и поглядывал в окно — ливень то стихал, то усиливался. Казалось, пелене дождя не будет конца. Невилл что-то такое тихо говорил Гермионе, она отвечала, а дождь за окнами лил и лил. Скрадывая очертания домов, размазывая тени, стекая по капюшонам и за воротник, обнимая холодом и водой случайных прохожих, звонко барабанил по крышам и по латам городских стражников. Том Реддл спал наверху, в снятом накануне гостевом номере. К слову, «Чейдинхолский Мост» оказался достойным заведением. Никто не лез к путникам с досужими расспросами, не навязывал своего общества. Кроме, разве что, странствующих охотников на нечисть. Принявший истинное обличие Реддл вчера весь вечер нехотя вещал каким-то жрецам Стендарра, что отправился в паломничество вместе со своими детьми, дабы поклониться святыням Сиродила.

— Какими судьбами в Тамриэль? — поинтересовался знакомый голос, и плечо Германа крепко сжала тяжелая пятерня, закованная в латную перчатку, — кого-то ищешь, юный охотник на сигильские камни?

Герман задрал голову, вглядываясь в смеющееся лицо незнакомца.

— И тебе не хворать, безымянный Герой Кватча, Чемпион Сиродила и куча всего остального, — фыркнул Герман, глядя, как воин опускается подле за стол, под изумленными взглядами Невилла и Гермионы.

— Вы — тот самый человек, остановивший Кризис Обливиона? — подалась всем телом вперед Гермиона, — безымянный глава Гильдии Магов?

Воин с улыбкой кивнул и забрал кружку эля у безмолвно возникшего подле бармена. Приложился к ней и задумчиво уставился на Германа:

— А вы вовремя. Собственно, я искал вас или кого-то подобного вам. Почти полгода назад видения и знаки привели в Чейдинхол странную девочку. Она бродила по городу, босая и в странных одеждах. Девочка рассказывала о невиданных тварях и об иноземной школе магии. Мэтр Фламель признал в ней заплутавшее дитя, пришедшее из-за пределов Нирна. Из его рассказов я знаю, что и вы, четверо — странники из иного мира. Мы ждали вас, в надежде, что вы знаете, как вернуть ребенка домой.

Герман и Гермиона с тревогой переглянулись. Невилл изумленно отложил книгу.

— Ребенка? — переспросила Гермиона.

— Этого только не хватало. Как её зовут? — Герман медленно снял очки, протер краем мантии и снова водрузил на нос, — она здорова? Подождите, я позову брата. Один момент… Тома разбужу.

— Она ни разу не назвала своего имени, — задумчиво отозвался воин, глядя, как Герман исчезает за спинами каких-то чересчур шумных наемников, — но мы зовем её рассветной птахой Нью-Шеота.

* * *

А тем временем Магическая Британия оказалась втянута в череду громких скандалов; беда грянула, откуда не ждали. Небывало теплый декабрь ознаменовался чередой жесточайших погромов в разных концах магического Лондона. Погромам сопутствовала череда чудовищных по своей жестокости убийств. Все преступления совершала банда размалеванных молодчиков. Аврорат сбился с ног, разыскивая преступников — озверевшая от крови гнусь на свои деяния до сих пор не удосужилась потратить ни капли магии. Преступники охотно пускали в ход взрывчатку и маггловское оружие, стремительно являлись и также стремительно исчезали, оставляя после себя лишь погром и обезображенные трупы. Вожак этого сброда, загримированный под клоуна тип с зелеными волосами, всегда оставлял характерную подпись — все его жертвы после смерти улыбались до ушей: нелюдь в фиолетовом костюме разрезал им щёки.

Гилдерой Локхарт впотьмах бежал по крышам ночного Лютного. Где-то впереди полыхало зарево. Вой сигнальных чар, гогот и вопли ужаса, рвущиеся повсюду заклятья — всё смешалось. Лютный переулок бился в агонии как безобразная, черная многоножка, Лютный содрогался от боли и ужаса. Дикая и опасная тварь, не способная противостоять новой угрозе, умирающее редкое чудовище, настигнутое сворой браконьеров. И, Мордред вас всех раздери, Гилдерой прямо сейчас ощущал себя единственным человеком, способным встать между этой умирающей тварью и её мучителями.

— Цвети забвением, моё скорбящее сердце, — лихорадочно шептал Локхарт, спеша туда, где зарево пожара выхватило из мрака ветхий шпиль и покатые крыши. Свора размалеванных магглов в упор растрелливала отступающих к домам авроров. Чары со звоном разбивались о шарообразные магические щиты, окружающие отстрелливающийся сброд сетями тонких, серых рун. Кто-то кричал о защитных амулетах, а жадный свинец рвал аврорские мундиры. Марал кровью и дерьмом брусчатку и стены домов. Обжигал и пел прощальные песни шального свинца. Короткими очередями размалеванные магглы валили магов. Почти в упор, как скот. Ревело пламя, застигнутые врасплох маги бестолково гибли один за другим. Где-то во мраке спешило подкрепление, Министрство окружало Лютный антиаппарационным барьером, жадное адское пламя взревело надсадно и дико. И по улице заметались объятые пламенем люди. Вой и брань слились и смешались со звуком голосов, выкрикивающих Непростительные заклятья. Изумрудные и алые вспышки, свинец и взрывы рвали мрак. И Локхарт ворвался в это безумие, Локхарт стирал память и лишал костей, обращал взрывчатку стайками лазоревых бабочек и прорывался сквозь толпу на север, к лавке Горбина.

— Ваша преступная жажда убийств оскорбительна, — лихорадочно шептал Локхарт, спеша на звук взрывов, а его голубой плащ развевался за плечами как знамя, — это ради тебя, моё прекрасное Зеркальное Королевство. Во имя тебя и в память о тебе. Я не защитил тебя, моё бедное Отечество. Но защищу этот мир.

— Андерс, сверху! — рявкнул голос справа, — вашу ж мать, где эти уроды так прибарахлились?!

— В моих закромах, — с ненавистью пробасил какой-то троллеобразный тип, подволакивая обожженную ногу и решительно сдирая с себя мантию. Под тканью наливались трупной зеленью цепи шумерских заклятий и каких-то вычурных пиктограм, — вали их, народ!

— Твою мать, Вместилище! — заорал какой-то аврор, — адово, мать твою, Вместилище! Генри, печати!

— Не рви гланды, аврор, сегодня я, так уж и быть, на вашей стороне, — нелюбезно отозвался здоровяк, обращаясь трехметровым человекообразным гнилым синюшным существом, покрытым плесенью. И с утробным ревом нырнул в толпу вооруженных магглов.

— Слава Мерлину, это ты, Нарцисс, — знакомый рыжий аврор хлопнул Локхарта по спине и махнул кому-то, — палочку в сторону, Гельман, он с нами. У нас здесь форменный ад, Нарцисс. Какой-то поехавший сквиб провел в Лютный толпу вооруженной маггловской сволочи.

— Эти ряженные вне закона, Эдмар, — справа полыхнуло и какой-то бородач-аврор пустил по толпе гулять с десяток шаровых молний, — ты знаешь правила. Никаких ряженых в супергеройском тряпье.

Локхарт накрыл себя и авроров куполом из хрустальных роз, защищая людей от шальных заклятий и втайне надеясь, что всё это просто сон. Сон, который вот-вот растает. Эдмар Вуд коротко рассек воздух, разбивая энергетический щит ближайшего бандита и запустил в отступающих магглов бомбардой.

— Иди к черту, Слайз. Нарцисс. Магглы ограбили несколько лавок и личную коллекцию темных артефактов Нэштона Крида, — сообщил рыжий Вуд, толкнув Локхарта в проулок, — самый главный у них тот ещё отморозок. Идём, я знаю короткий путь.

— Они пришли не «Дырявым Котлом», — Вуд нырнул в очередной проулок, круто разворачивая и запуская какими-то режущими чарами в прорвавшихся в проулок магглов, — иди, Нарцисс! Я прикрою.

Упрашивать дважды Гилдероя не пришлось. Он разнес ближайшую витрину и ворвался в «Горбин и Беркес» через образовавшуюся дыру. Увернувшись от какого-то ожерелья и отскочив в сторону, (спасаясь от падающего стеллажа с артефактами), Локхарт сбил с ног незнакомца, вцепился в его зеленые волосы и пару раз приложил его размалеванным лицом в пол. Но был очень скоро прижат к земле сам. Клоун, жутко ухмыляясь, с нечеловеческой силой впился пальцами в бледное горло Гилдероя. Задыхаясь, Локхарт безуспешно дергался, пытаясь скинуть с себя чужое жилистое тело и, постепенно затихая, с тоской грезил невесомым кружевом хрустальных мостов и башен, тончайшей дымкой туманов и белым маревом ночных цветов в синей мгле спящих садов. Надежда шептала и звала в мир грёз, в недосягаемо-прекрасную мечту. И Локхарт улыбнулся ей как сестре. Он ощущал, как грудную клетку рвут, прорастая, живые хрустальные розы. Жадные стебли рвали плоть Гилдероя и того, другого. Оплетая и рассекая до костей острыми шипами. Как сквозь толщу воды, Локхарт слышал, как нецензурно бранится, отшатываясь, клоун-сквиб, как кто-то пытается обезвредить преступника и с грохотом рушится какой-то стеллаж. Окровавленные хрустальные розы стремительно росли из груди Гилдероя, питаясь его надеждами и самой его потребностью мечтать. Пока не замерли, усыпленные заклятьем. Над Локхартом с тревогой склонились какие-то люди: отчаянно рыжий Зеленый Фонарь и человек в пустой белой маске. После чего Гилдероя поглотила тьма.

* * *

Чудовищная дверь с барельефами давно захлопнулась. Но продолжала взывать к живым своим многоголосым инфернальным шепотом. Полутемное подвальное убежище Темного Братства, секты ассасинов, убивающих за деньги и во славу Ситиса, озарял нервный свет факелов. Мощные колонны и гобелены с кровавым отпечатком пятерни, необъятный зал, живой скелет, бродящий с рассеянным щелканьем по древним плитам, какие-то ассасины в весьма своеобразных доспехах — вживую всё это ощутимо поражало и приводило в настоящий трепет. Своими масштабами и смутным отзвуком древности и тайны. Безымянный Чемпион Сиродила уверенно вывел гостей Убежища куда-то влево, провел мимо общей спальни, в ярко освещенный коридор. А затем — в чьи-то покои, за тяжелые дверные створки.

— Шео? Ты быстро вернулся. Или посещение Нью-Шеота больше не зовет тебя в дорогу? — бодрый моложавый старик оторвался от книги и с интересом воззрился на вошедших. Облачен он был в черные доспехи Темного Братства, его густые седые кудри копной спадали на плечи, сухое, длинное лицо пожилого мага ужасно походило на колдограафии молодого Гриндевальда из школьных учебников. Ещё не совсем веря своим глазам, Герман шагнул навстречу и замер.

— Юный Гарри Поттер, я полагаю, — ясные, внимательные глаза мага озорно засияли, — и, надо думать, его отважные друзья. Рад встрече. Безмерно рад. Наш добрый ангел много говорила о вас. Позвольте представиться. Николас Фламель.

— Весьма… неожиданно, — пробормотал Реддл, стремительно накрывая ладонями плечи Гермионы.

Герман нехотя принял истинное обличье, почти машинально отмечая, что волосы нынче у него какие-то подозрительно длинные. И, кажется, цветут.

— Отец Эльфов, — с улыбкой покачал головой Фламель и обменялся с Героем Кватча понимающими взглядами, — видит Нибен, я ждал этого очень, очень долго. Необычайное приключение, благодарю вас. Куда занимательнее, чем сидеть годами в одиночной камере Нурменгарда за преступления, которые не совершал.

— Пташка, — тепло улыбнулся безымянный Герой Кватча, оборачиваясь.

— Здравствуйте, ребята, — Герман обернулся и охнул. В дверях стояла Полумна. Рассеянно улыбаясь и скрипя черными доспехами Братства, — простите, я пошла за вами в портал. Ты забыла свою кофту в Большом Зале, Гермиона. Я подумала, что тебе будет холодно без нее. Она здесь, в сундуке.

— Полумна, — не веря собственным глазам выдохнул Герман, — тебя же убить могли. Сожрать. Принести в жертву, продать на ингридиенты…

Гермиона молча обняла девчонку, утыкаясь носом в льняные кудри. Реддл страдальчески закатил глаза. Невилл, жутко смущаясь, пожал Полумне руку. Герман кое-как содрал с себя шкуру истинного обличья и тяжело прикрыл глаза, прикидывая, чего могла насмотреться бедняга Лавгуд, кукуя целый год среди ассасинов.

— Спасибо, — немного мечтательно улыбаясь, Полумна медленно коснулась тонкого шрама на шее, — я не смогла вернуться одна. Портал не пустил меня.

— Меня тоже, — сообщил Фламель, всё это время отечески наблюдавший за происходящим, — и, полагаю, я знаю причину. И юная мисс, и я, касались Древних Свитков. Надо полагать, эти реликвии что-то повредили в нас. Покинуть этот мир без помощи извне мы не в состоянии. Меня всё вполне устраивает, но наше милое дитя…

— Мы вернем тебя, Полумна, — твердо пообещал Герман, принимая привычное обличье, — но об этом мире лучше никому не рассказывать.

— Знаю, это ведь так похоже на безумие, правда, Гарри? — улыбнулась рассеянно Луна. И Герман наконец-то осознал, что с ней не так. За плечами девчонки угадывался закрепленный ремнями вычурный посох. Ваббаджек, волшебное оружие, созданное Шеогоратом. Даэдрическим принцем Безумия.