Ворон (джен)

Мутная белая пелена отступала нехотя и как-то в полсилы. Локхарту казалось, что всё пространство вокруг пронизано ослепительной белизной, чуть терпкой травяной горечью и ароматом незнакомых цветов. Грудные трели невиданных птиц замирали вдалеке. Гилдерой Локхарт распахнул глаза и замер в немом восхищении. Из огромных овальных окон лился свет, а в звонком голубом небе кружили прекрасные розово-голубые создания, похожие на пернатых ящеров.

— …именно тогда он и стёр себе память, — сухо сообщил, склоняясь над Локхартом человек в пустой белой маске, — боюсь, я не могу не согласиться с мистером Гансетом. Опасно доверять подобную силу человеку, не вполне осознающему масштабы и свою истинную роль в крушении судеб ряда достойных личностей…

— Фауст, что было — то было. Дай парню шанс, — возразил какой-то человекообразный синекожий слон.

— Юноша доказал, что имеет право на шанс, он меняется! — взволнованно возразил белокожий плосколицый гуманоид с парой щупалец, растущей прямо из затылка. Он участливо склонился над Локхартом и тепло улыбнулся, — с пробуждением, мистер Локхарт.

— Только не говорите мне, что Святой Уокер отдал нашему принцу своё кольцо, — весело отозвался какой-то голос. Локхарт, морщась от боли, приподнялся на локте и, наконец, разглядел говорившего. Им оказался Гай Гарднер, Зеленый Фонарь Лиги Справедливости. Судя по всему, в палате успел собраться целый консилиум. Не успев ощутить прилив самодовольства пополам с гордостью, Локхарт обнаружил, что его пристально разглядывает какой-то голубокожий седой коротышка со странным белым знаком на груди, — бросьте, да вы же не всерьёз?

— Корпус Голубых Фонарей питает своей мощью надежда. Именно надеждой жил и дышал наш друг, когда вышел один против опасного психопата. Именно надежда процвела сквозь него хрустальными розами, калеча Джокера. Надежда не давала угаснуть его умирающему телу, пока ты, Гай, и вы, Фауст, спешили к нам с его изувеченным телом. Не Локхарт избрал кольцо — кольцо выбрало Гилдероя Локхарта, — торжественно изрекла бесформенная рыжая гуманоидообразная масса в голубых одеждах, — и сейчас на его руке — кольцо, которое выковал юный Сефирим перед гибелью.

— Вы надели кольцо на палец бессознательного полутрупа, — резко возразил Фауст.

— Кольцо признало его, — наставительно поднял к небу палец плосколицый с щупальцами, — жребий брошен.

— Неоспоримо одно — жребий действительно брошен. А наш новый Голубой Фонарь утомлен и нуждается в тишине и покое, — в ровном, негромком голосе коротышки было слишком много силы и власти, он сдержанно кивнул Фаусту и окинул Локхарта долгим, проницательным взглядом, — сдаётся мне… будет лучше перенести этот разговор в другое место…

Собравшиеся согласно закивали и шумно подались к выходу. Кто-то хлопнул дверью. Какой-то человекообразный слон бережно придержал дверь, выпуская собравшихся и напоследок участливо кивнул Локхарту. Фауст покинул палату последним, раздраженно взметнув в воздухе неровными полами своего черного плаща. Локхарт проводил честную компанию ошалелым взглядом и поднёс руку к лицу. На пальце мягко сияло светло-голубым очень необычное кольцо. Как у Гарднера, только голубое. И с совершенно иным символом на печатке.

* * *

Если бы кто-то однажды спросил Германа, он с уверенностью заявил бы, что год в Сиродиле вполне стоил бы отдельной книги. Сложное, опасное изматывающее приключение наградило всех его участников здоровым загаром, лишними шрамами и бесценным опытом. Десятки пещер и гротов, руины айлейдов, сонные улочки маленьких городков, бесценные знания, десятки новых заклятий самых разных школ магии, зачарованное оружие, чужие тайны, шелест листвы в кронах — всё это звало, манило и наполняло путешествие звучанием. Дух приключений шальным ядом день за днём проникал в каждую клетку юных магов, опьяняя, окрыляя и заставляя оценивать мир вокруг несколько смелее и шире. Трудности, грязь и идущая по пятам смерть, перемалывали и дробили самоустановки, меняли восприятие. Учили полагаться на себя, свой труд и слаженную командную работу. Учили не показывать спину. Наблюдать, изучать и бить наверняка. Покидая Нирн, Герман всерьёз опасался за друзей — они успели привыкнуть к суровым реалиям чужого мира, но при этом всё меньше походили на детей.

Пока Герман терзался чувством вины и ругал себя за то, что испортил Гермионе и Невиллу детство, мистер Темный Лорд вовсю изучал местные заклятья, призывающие нежить, поднимал мертвецов и расхищал гнездовья недобитых культистов Мифического Рассвета. В обществе Германа, конечно, но как-то очень уж увлеченно. Время шло, а Реддл тоже менялся. Нехотя, со скрипом, но менялся. Он ни за что бы в этом не признался, но его потуги проявлять заботу заметно участились. Он всерьёз привязался к невольным участникам маленькой поисковой экспедиции, но выражал свою привязанность странно, а иногда и жутко. Начнём с того, что Том Реддл оказался человеком ревнивым, нетерпимым, до безобразия злопамятным, да к тому же ещё и упёртым собственником. Бывшего Темного Лорда мотало из крайности в крайность: он то пытался насаждать свою точку зрения, (всем, до кого мог дотянуться), то безмолвной тенью таскался за Гермионой. И очень скоро обнаружил неприятную привычку рыться в памяти каждого, кто только имел несчастье с ней заговорить. Гильдейские маги, горожане, стража, уличные мальчишки и лавочники — от темного мага не ушел никто; Реддл отчего-то вбил себе в голову, что девчонке грозит опасность и почти маниакально отслеживал все ее контакты с лицами мужского пола. Утверждая, что это — мера профилактическая, ничего личного. Что он просто радеет за дисциплину. И, что ни в коем случае не пытается никого опекать. И, тем более, (упаси Мордред), никого не жаждет защищать и не ревнует.

В продолжении всех странствий, Гермиона методично зубрила всё, до чего только могла дотянуться, постоянно перечитывала груду учебников из программы Хогвартса. Чтобы не забыть, так сказать. И в любое свободное время перебирала хитроумные логические задачки и головоломки из книги Макнейра. Особенно туго ей давались различные фокусы, требующие ловкость рук, но Гермиона упорно боролась с внезапным препятствием, постоянно разминала руки и повторяла хитроумные упражнения с монетками и карточками.

Что же касается Невилла — ему какой-то гильдейский маг-норд, за детёныша кланфира и мешочек семян кровавой травы, презентовал снежный шар с маленькой копией Хелгена внутри. Стеклянная игрушка на проверку оказалась очень хитрым артефактом с чарами расширения пространства. Внутри шара действительно имелся самый настоящий скайримский город. Вернее, его точная копия. Пустая и безмолвная. Недостатков у нового приобретения оказалось сразу несколько: хрупкость предмета, бегающая по Хелгену нежить и отсутствие хоть какой-то подставки или крепления. Кроме того маг что-то не то нахимичил с погодными чарами и большую часть времени в Хелгене бушевали шторма, снежные бури и проливные дожди. Причем, всё происходило хаотично и не к месту. Адекватно работали только чары имитирующие смену дня и ночи, да местный счетчик времени — огромные витые лиловые часы с Акатошем, аккурат над плахой, на местной площади перед крепостью. Во всех домах горели колдовским лиловым огнём все очаги и светильники, в крепости оказалось тепло и сыро. Недолго думая, Невилл начал стаскивать в свой миниатюрный Хелген кадки с цветами, мешки семян, удобрения, землю и живых насекомых. Сжалившись над Лонгботтомом, какой-то дед-артефактор из Брумы расписал шар защитными рунами. Шару больше не грозило уничтожение, но теперь он исправно светился изнутри золотым и пел про Совнгард, стоило только поблизости оказаться врагам. Особенно это всё мешало, когда путникам приходилось пробираться ползком по вражьим тылам или обходить разбойничьи гнёзда в руинах айлейдов.

Словом, время, прожитое в Нирне, пролетело почти незаметно. И одно только Герману не давало теперь покоя. Странные намёки Чемпиона Сиродила про Полумну и столицу Дрожащих Островов, (вотчину Шеогората, даэдрического принца Безумия), смущали. А странные пассажи о «рассветной пташке Нью-Шеота» и вовсе пугали. Гера обожал игры, посвящённые Вселенной Свитков и мог себе представить, чего могла насмотреться девочка на Дрожащих Островав, успев аккурат на очередное пришествие Джиггалага. Того самого, которым когда-то был Шеогорат и в которого превращался на короткий срок, чтобы вновь изничтожить Дрожащие Острова и всё, что на них. По тому, что в своё время выжал из игры «Обливион» Гера, он помнил, что Джиггалаг — даэдрический принц, чья сфера — порядок. Что он считается одним из самых сильных принцев даэдра. И что другие Принцы Даэдра, испугавшись его силы, наложили на него проклятие безумия, превратив в безумного бога Шеогората. И, что лишь раз в тысячу лет он мог принять свой истинный облик, дабы захватить и уничтожить Дрожащие Острова Серым Маршем. Однако после разрушения царства, он вновь неизбежно становился Шеогоратом и заново отстраивал свои владения. Из увиденного в Убежище Темного Братства получалось, что Джиггалага Герой Кватча таки победил. Поплатившись, похоже, за это и именем, и личностью. Потому что там, в Убежище, Фламель упорно называл сиродильского защитника именем «Шео». И никак иначе.

— Здесь не прошло и минуты, — с недоверием в голосе шепнула Гермиона, выбираясь из-за пустых лат и прислушиваясь. Где-то позади, по темным коридорам бродил Филч, — такое странное чувство, знаете. Будто ты очень много и долго скитался, находил и терял. А тебя вдруг отбросило к самому началу. В доме всё как было, по-прежнему на стене отрывной календарь, чай не остыл. А тебе уже нет места нигде. Ты никогда не будешь прежним. Ты непоправимо изменился, остыл и закостенел. А пыль долгих странствий и скитаний почти въелась тебе под кожу…

— Грейнджер, — Реддл цепко ухватил за шиворот намылившегося куда-то в сторону Невилла и бесцеремонно втащил в боковой коридор, — какие скитания, о чём ты? Мы варили зелья, собирали сорняки и плутали по дорогам Сиродила. Укусившая Лонгботтома за зад рыба озера Румаре — отнюдь не приключение…

— Вообще-то, это было очень больно, — Невилл шмыгнул носом и поёжился, — но чешуя рыбы-убийцы того стоила. Луна, а ты что, весь год была у ассасинов?

— Нет, — Полумна накинула капюшон и безмятежно отозвалась, — я была в гостях.

— В гостях? — переспросил Герман, обернувшись, — у кого?

— У золотых святых и у темных соблазнителей, — мечтательно отозвалась Луна, — у привидений, у художников и у Зелотов. У Релмины Вереним Предела и у Лорда Безумцев. Я танцевала с новым Лордом Деменции в большом зале. Я делила хлеб со святыми и безумцами. А ещё меня в лоб поцеловала сама Гракендо Удико…

Герман и Том переглянулись в недоумении.

— Я даже немного была фрейлиной бога сумасшедших, — поделилась Полумна, мурлыча что-то себе под нос и мечтательно жмурясь, — а потом меня нашел призрак маленького мальчика и вывел к воротам Чейдинхола.

Где-то за поворотом зазвучали голоса. Клиган ожесточенно спорил с кем-то, голоса приближались. Судя по звукам, Пес и его неведомый собеседник отпирали по очереди запертые аудитории, проверяли ниши, доспехи и темные углы. Путешественники переглянулись и не сговариваясь припустили в сторону слизеринских подземелий. Торжественно провожать Невилла до портрета Большой Дамы, больше никому не казалось хорошей идеей.

* * *

Их подняли посреди ночи, как по тревоге. Ничего не понимающие хмурые, заспанные старосты зачем-то вывели свои факультеты в Большой Зал. Откуда преподаватели повели студентов к Запретному Лесу какими-то козьими тропами и тайными ходами. И оставили там на попечение Клигана и Хагрида. Дамблдор выглядел невыспавшимся и крайне подавленным, Макгонагалл смотрела сурово и решительно.

Валил снег: густо, пушисто, мокро. Огромные белые хлопья почти заслонили и наползающий с гор клубящийся магией мрак, и очертания желтоокой громады замка. Клиган вывел всю школу на импровизированное стрельбище, в самую настоящую метель. После чего раздал луки и стрелы и погнал стрелять по чучелам. Впотьмах. В неверном свете мятущихся факелов. С ним рядом, кутаясь в мех и пестрые шали, гремя бусами и мрачно тараща глаза из-за окуляров, бодро вышагивала профессор Трелони. Она сумрачно бродила между студентов и с тревогой поглядывала на силуэт школы за пеленой снегов.

Герман нашел в толчее брата и щелкнул его по уху. Том Реддл раздраженно разглядывал выданный ему колчан стрел, а Полумна что-то вещала сонной Гермионе про говорящие грейпфрукты и заговор гнилозубов. Далеко впереди маленький гриффиндорец Колин Криви вовсю щелкал кого-то на камеру. Под бурные вопли гриффиндорцев, Невилл уверенно поразил в живот все пять чучел и, смущенно краснея, разулыбался под сияющим взглядом малышки Аббот.

— Подумаешь, — скрипнул зубами Драко и вырвал бесхозный лук из руки профессора Трелони, отчего та как-то странно хмыкнула, — это не слишком-то и сложно. Посторонись, Криви!

Колин попятился, не забыв пару раз щелкнуть Драко на камеру.

Драко неприязненно скривился. Натянул тетиву. Долго целился. И, с совершенно диким воплем, засадил стрелу чучелу аккурат куда-то в колено. Камера Колина щелкнула ещё раз. Клиган заржал, а Трелони поморщилась и глухо заметила:

— Неплохо. Но орать-то так… зачем?

После чего совершенно внезапно начала, тихо ворча, поправлять боевую стойку ошалевшего от неожиданности Драко. Малфою принесли колчан. Угробив с десяток стрел и тяжело ранив сбежавшую курицу Хагрида, Драко успешно попал чучелу в глаз. И, всё ещё пребывая в эйфории от своей победы, с радостным воплем, зачем-то показал Гермионе один очень непристойный жест. Также оперативно заснятый пакостно хихикающим первокурсником Криви.

Гермиона только фыркнула, завязала себе глаза слизеринским галстуком, наощупь забрала у скалящегося Клигана лук. И побежала. Ныряя в хлопьях снега, падая в снег и осыпая, (на бегу и из сугробов), заснеженные чучела дождем стрел. Стрелы она брала прямо из воздуха, громко и сухо щелкая пальцами. Студенты шумели, галдели и свистели. Том, застыв рядом с Герой, неподвижно следил за происходящим, а Клиган, изловив Драко, что-то заговорщически вещал ему, отведя в сторону. Тем временем Трелони, не замечая уже ни нашпигованные стрелами чучела, ни раскрасневшуюся счастливую Гермиону, окруженную восторженно воющей толпой студентов, молча похлопала по плечу Драко Малфоя и сказала что-то такое, отчего Драко вздрогнул всем телом, изумленно захрипел что-то бессвязное и дико уставился на Клигана.

— Прекрасно, просто прекрасно, — раздалось над самым ухом Гермионы. Она обернулась и пискнула от неожиданности, с размаху наткнувшись на Макнейра. Тот с пакостным хихиканьем запустил пятерню в рукав побагровевшей от досады студентки и выгреб оттуда ещё полколчана стрел, — большие успехи, мисс Грейнджер. Большие. Успехи. Но скорость… никогда не задирайте так руки — мне с моей точки обзора было видно каждое пёрышко… И вас всё время всем телом ведёт влево. Слишком честно со стороны вашего тела, если учесть, сколько всего вы запихнули в левый рукав.

— Народ, кто-то изрезал кучу портретов в школе, — Захария Смит хмуро кивнул Тому, — Поттер.

— Смит, — сухо отозвался Реддл, изучая лацкан своего пальто.

— Мистер Макнейр, — попыталась возразить Гермиона, — но я же…

— Молчу-молчу, — смеясь растопырил пальцы Макнейр и помахал ими перед лицом и понизил голос, — сколько миллиметров у честности, маленькая мисс?

— У вашей — четыре дюйма, — смущенно фыркнула Гермиона, прикрываясь рукой и сияющими глазами разглядывая профессора, — кольт Кобра. Начало производства 1950 год. Конструкция выполнена из более лёгкого, алюминиевого сплава. Очень старая модель, оружие детективов и полицейских под прикрытием. Наверное, не очень-то удобно носить кольт заткнутым за пояс, мистер Макнейр? Я вижу его очертания под тканью.

— Умница, — Макнейр щелкнул девчонку по носу, и на костистом, хищном лице его просияла крайне зловредная, но теплая ухмылка, — отличное изобретение — мантии. Можно смело носить под полой целый арсенал.

Реддл недобро покосился на Макнейра и, отворачиваясь, злобно зашипел на парселтанге что-то про «седина в бороду — бес в ребро». Гермиона зарделась и смущенно кашлянула в кулачок.

Где-то у теплиц рвануло. Жадное рыжее зарево заплясало между деревьев. Клиган и Трелони понимающе переглянулись. И сир Клиган обнажил меч. Студенты притихли и взволнованно заозирались. Вдалеке что-то рвануло, на миг окрасив небо в хлористо-желтый.

— Где, мать его, Снейп, когда он так нужен? — Клиган поднял меч высоко над головой, клинок яро и буйно запылал, после чего вокруг импровизированного стрельбища соткалась, расплавив сугробы, огромная золотая руническая печать, — а теперь слушаем все меня. Кто хочет пережить эту ночь — за пределы печати ни ногой. Меня все услышали? Криви, мать твою! Куда собрался?

— Что здесь происходит? — закричала сзади Лаванда Браун, — мистер Клиган!

— Не рыдать и не играть в героев, — рыцарь махнул Сибилле Трелони, — кто покинет печать — пожалеет, что родился…

— Теплицы горят! На школу напали! — взволнованно закричали со всех сторон.

— Зарево, смотрите! — ахнул кто-то из девочек, — горит, горит!

Герман заозирался — Трелони уже нигде не было. Члены литературного кружка сонно зашевелились, недобро вглядываясь во внешний мрак и вынимая палочки. Вооруженный арбалетом Хагрид привёл под уздцы фестрала. Клиган и Хагрид обменялись какими-то короткими репликами и рукопожатиями. После чего рыцарь вскочил в седло и лихо махнул через границу печати. И унесся, следуя за отзвуком далёких взрывов. Хагрид что-то неспешно вещал студентам, перекрывая вой ветра, но Герман его уже не слушал. На ходу огрызаясь друг на друга, где-то впереди, за тонким золотым кружевом печати, Том и Гермиона спешили прямиком на свет далёкого зарева.

* * *

— Если звонит колокол, а ты лежишь, такой, в новом костюме, в деревянном ящике, значит, колокол звонит по тебе, приятель, — болтал размалеванный белым и алым клоун, запустив пятерню в свои зеленые лохмы, — скажи, старик, тебе говорили, что ты похож на Санту?

Альбус Дамблдор раскрутил вокруг себя ожившие потоки ледяных тварей, отбивая ими летящие в магов гранаты. Окопавшиеся за хозяйственными постройками отморозки в карнавальных костюмах сунулись было в теплицы, но, получив отпор, резво оттуда удрали. Подгоняемые питомцами мадам Стебль. И разъяренной деканшей барсучьего факультета. И теперь просто атаковали преподавателей из укрытия, разбившись на группки и активировав целый ворох каких-то артефактов. С запада тянуло гарью. Какой-то крокодилообразный урод рухнул под ноги Дамблдору, густо нашпигованный темно-зелеными стрелами. Одетый в костюм Робина Гуда тип отсалютовал издалека верховному чародею Визенгамота, прикрывая спину Клигана. Бородка, глухой капюшон, черная полумаска. Откуда на территории школы взялся этот ряженый маггл, директор не имел ни малейшего представления. Но стрелял он отменно.

* * *

— Как они проникли в школу? — впереди Макгонагалл билась с монструозной девкой, похожей на помесь человека и гепарда. Кто-то снабдил монстра брякающей грудой амулетов. И теперь женщина-гепард вовсю поливала волшебницу огненными клинками, стрелами концентрированного мрака и прочей неприятной дрянью. Герман на бегу трансфигурировал незащищенные магической сферой-щитом ноги какого-то горрилообразного типа, превратив их в раскисшую лапшу быстрого приготовления, — какого хрена, Том?! Почему ты не остановил Гермиону?

— А был обязан? — криво ухмыльнулся Реддл, сосредоточенно колупая защиту амулета, добытого с трупа одного из нападавших, — Поттер. Будь любезен. Не мешай.

— Какое ещё, к лешему, «не мешай»? — возмутился Герман, призвав манящими чарами россыпь камней и посылая ее в окопавшихся в укрытии психопатов, — где мне её теперь искать?

— Авроры! — разнеслось в отдалении, под грохот взрывов и звон заклятий, — смотрите, авроры!

— Ну наконец-то, — с ужасом выдавил из себя белый Драко и выронил из трясущихся рук чей-то автомат. С ног до головы Малфой вымазался где-то в крови и в мозговом веществе. И выглядел, мягко говоря, заторможенно, — Мерлин, я стрелял в людей… В людей… в живых…

Герман охнул, отталкивая в сторону мучнисто-белого Драко. Мимо пронесся сгусток огня. Где-то сзади Малфоя мучительно тошнило. Он дрожал всем телом, судорожно вцепившись в ствол дерева. Земля, то там, то здесь, пела, наливаясь лиловыми узорами — это Том устанавливал прямо на снегу грозовые печати. Печати исправно долбили наступающих на них людей электричеством и хищно потрескивали. Где-то справа человек в костюме Робина Гуда молча поливал стрелами шустро выползающих из-под земли инферналов. Какая-то рыжая девка, визжа от избытка чувств, мотала над головой сушеной гнусаво матерящейся гоблинской башкой и распевала что-то на чистейшем французском.

— Какой идиот дал им всем все эти артефакты? — не выдержал Реддл, раздраженно замкнул что-то в защите плоского костяного амулета. И, судя по недовольным воплям нападающих, все защитные артефакты этого типа сухо, зловонно коротнули. Все разом. Оставляя владельцев без сфер-щитов, сотканных из чистой магии, — кто провел их в школу? Чертова толпа уродов в костюмах. Кто?! Кто впустил?

— Где Герми? — спохватился Герман, — Гермиона!

— Это я виноват, — страдальчески выдавил из себя Драко, жмурясь и утирая лицо платком, — исчезательный шкаф из Выручай-Комнаты. Он ведет в Лютный. Я…я привёл Его. Клоуна. Случайно. Он нашёл вход в Лютный. Из-за меня. Он преследовал меня!

— Чего? — прокричал Герман, закрывая себя и Драко щитовыми чарами, — я не слышу. На правое ухо оглох. Того…рвануло рядом.

— Сир Клиган, я подвел сира Клигана, — почти взвыл Драко, хватаясь за голову, — это я виноват. Он убил Рукосуева, клоун убил и ушёл в Лютный через шкаф на чердаке, клоун нашел исчезательный шкаф у Горбина… Клоун…

— Клоун? Ты о Джокере? Джокер явился через Выручай-Комнату? — Герман изловил Драко за капюшон и подтащил к себе, бегло вглядываясь в его глаза, — да не хлопай ты ртом как рыба!

— Ни черта не понял, — отмахнулся Реддл и нырнул куда-то под руку мадам Хуч, остервенело гоняющей по плацу Человека-Календаря.

— Клоун, — выдохнул Драко, пятясь, на его лице был написан настоящий животный ужас.

Герман обернулся — и заорал не своим голосом. Марая бурым грязный снег и подволакивая перебитые ноги от Джокера упрямо уползала Гермиона. Фиолетовый костюм Джокера порядком обгорел, на голове Артура Флека красовались выжженная красная плешь и свежие волдыри. Он истерично смеялся, неспешно следуя за своей жертвой. В спутанные кудри Гермионы набился снег. А в карих глазах её лихорадочно металось тёмное, подземное пламя. Том Реддл орал что-то, барахтаясь в снегу и сцепившись с каким-то существом, почти полностью состоящим из щупалец. Страх захлестнул с головой бывшего семинариста. Герман вскинул в отчаянии руки, уже готовый к знакомым вспышкам боли и кровавым символам в глазах, которые неизбежно сопутствовали любым попыткам колдовать без палочки. Но откуда-то справа неожиданно вынырнул человек в зеленом классическом костюме и бордовой полумаске. В котором Герман узнал Загадочника. Тускло блеснул вопросительный знак на его галстуке. Ветер сорвал с головы человека шляпу и разметал черные, как смоль, кудри. Золотом просияло навершие его посоха — вычурный вопросительный знак. Удар по затылку наотмашь. Изумление на размалеванном лице. И Джокер рухнул в снег, марая его кровью и гримом.

— Гермиона! — Герман не помнил, как упал на колени рядом с подругой, как вместе с Томом, в четыре руки, останавливал хлещущую из подруги кровь, — Герми! Не спи, слышишь? Не спи.

— Бедная кроха, — Загадочник обмакнул в крови Джокера палец и аккуратно нарисовал на лбу Гермионы вопросительный знак, — добрая, смелая девочка. Как же ты похожа на меня. На прежнего меня. Всем, но не отвагой. Я всегда был несколько трусоват.

— Спасибо, — голос Германа дрогнул, — спасибо за Гермиону. Наверное, не надо вам объяснять, что именно вы сейчас сделали?

— Выбрал сторону, — негромко отозвался Загадочник и нетвердо поднялся с колен.

— О, да. Бэтс будет в восторге, — хмыкнул подбирая стрелы, какой-то бородатый мужик в костюме Робина Гуда, — Клиган. Там твои маленькие засранцы разбежались. Смотри.

— Да вы издеваетесь, — взревел сир рыцарь, нависнув над упрямо сузившим заалевшие глаза Реддлом, — я где вам, сучий вы потрох, быть велел?! Где?! Пятьсот. Очков. С, мать его. Слизерина!

— Сир Клиган… — осторожно начал Герман.

— С каждого. С каждого. Мать его. Мелкого. Засранца, — Клиган отшвырнул пинком с дороги чей-то труп, склоняясь над Гермионой, — Грейнджер. Пальцами ног шевелить можешь?

Та в ответ только слабо кивнула.

— Не двигайся. Пойду, поищу мейстера, — Клиган развернулся и захромал прочь.

Зябко ежась на ветру, Загадочник аккуратно надел слабо улыбающейся Гермионе на голову свою зеленую шляпу, насмешливо поклонился обозленному бородачу в зеленом костюме Робина Гуда и шустро скрылся в неизвестном направлении. Мужик в костюме Робина Гуда сумрачно собрал свои стрелы и, потуже натянув капюшон, тоже скрылся за хлопьями снега. Том уложил сонную от обезболивающих заклятий Гермиону головой себе на колени. Герман обернулся — по снегу к ним спешили авроры.

* * *

Происходившее далее стойко походило на страшный сон. Если до погромов и вторжения в Хогвартс, маги магглов и сквибов считали безмозглыми и ограниченными, но, по большей части, безвредными созданиями, то теперь магическую Британию захлестнула волна паники. Наутро из аврората явились за Филчем — в чью-то больную голову пришла мысль, что в Хогвартс толпу ряженых психов впустил именно он. Снова подняла голову утихшая было гидра магглоненавистничества: в министерстве начались массовые чистки кадров со всех постов в авральном режиме снимали магглорожденных волшебниц и магов. А также каждого, в чьей семье был хоть один сквиб. Бартемиус Крауч, недолго думая, устроил показательные суды над всеми задержанными в Хогвартсе магглами, сквибами и мета-людьми. Последние и вовсе стали причиной безобразнейшего скандала, ибо маги узнали в них весь набор признаков, характерных для живых артефактов. Пока британские и американские Министерства Магии остервенело грызлись за право посадить Джокера сотоварищи, Крауч отнесся к происходящему проще некуда. И просто закрыл всех задержанных, (и Филча тоже), в Азкабан. Аккурат на тот же этаж, что и Пожирателей Смерти.