Гермиона Грейнджер и таинственное дитя (гет)

Безоружный взгляд безоружного Драко едва не стал той мышью, которая прогрызла пятку слону долго сдерживаемой истерики. Гермиона цеплялась за последнюю крупицу здравого смысла. Руки тряслись крупной дрожью, палочка ходила ходуном и была совершенно бесполезной.

Малфой слишком умен, чтобы не сообразить. Гермиона ожидала, что ее Драко сейчас, прямо на глазах, превратится в Малфоя, которого она помнила по школе. Но… человеческие реакции по-прежнему оставались для Гермионы Грейнджер темным лесом.

Не меняясь в лице, Драко спросил:

— Почему?

Как объяснить, что ради него же? Ответ «потому что должна» — то, что как мантру повторяла про себя Гермиона последние пару часов, его однозначно не удовлетворит.

Пока она хватала ртом воздух, Малфой застегнул брюки, накинул рубашку и снова заговорил. Медленно и без всякого выражения. Было бы легче, если бы он кричал.

— Это способ наказать меня? Из-за кольца?

— Отчасти, — буркнула Гермиона.

— Ты, черт тебя побери, собиралась лишить меня воспоминаний из-за того, что я с твоего же разрешения надел тебе на палец кольцо?! — ну вот, наконец-то гнев.

— Твоя мама сказала, что, если ты забудешь, я смогу его снять.

— Вот как значит, — почему он опять спокоен, почему в его голосе только усталость? — Настолько противно иметь отношение к моей семье?

— Не говори глупостей, это кольцо у меня на пальце… сколько уже?

— И ты его разворачивала внутрь, чтобы никто не увидел!

Замечание показалось несправедливым.

— Не никто, а Джинни, которой могло стать плохо.

— Зато делать плохо мне — запросто.

— Никто не собирался делать плохо тебе, не драматизируй! Ты не помнил бы ничего и зажил бы дальше нормальной жизнью.

— Откуда тебе знать, какую жизнь я считаю нормальной?! — Гермиона почти радовалась его ярости, а вот к его ужасу оказалась не готова. — Как ничего? Ты хотела стереть все воспоминания о нас?!

— Твоя мама…

— Так за этим стоит мать! Скажи, что она тебя шантажировала, что заставила, — это была даже не просьба — мольба, но Гермиона не могла соврать, она медленно покачала головой.

— Значит, ты, Грейнджер, врешь напропалую, — опять резкая смена тона, Гермиона просто не успевала за эмоциями Драко, но этим старомалфоевским ноткам была рада даже больше, чем ярости. Пусть ненавидит. Нельзя только, чтобы ему было больно. Когда она оставила эскападу без ответа, Малфой развил мысль сам: — Или у тебя настроение колеблется по дням недели? Не ты ли недавно в соседней комнате распиналась о своем магле, каялась, изображала муки совести, клялась, что из прошлого опыта сделала выводы. А сегодня была готова повторить? Знаешь, у меня тоже изменилось мнение о пределах допустимого вмешательства! — рявкнул Драко, и это было совершенно неожиданно после бархатных угрожающих интонаций. — Не тебе выбирать, как жить другим!

Сказанное срезонировало с тем, чем Гермиона изъедала себя постоянно, и она сорвалась. Слезы потекли из глаз непрерывным ручьем, из носа засочилась противная вязкая субстанция. Рыдания душили, но она исторгала из себя слово за словом:

— Думаешь, мне не тяжело? Но так лучше для тебя!

— С чего ты взяла, что можешь решать, что лучше для меня?!

— Если ты не заметил, я уже это делаю, — прорыдала она. — Нарцисса права, рядом со мной ты никогда не сможешь стать самостоятельным. Стать собой. Найти себя самого.

Самое неожиданное во всем этом было осознать руки Драко, успокаивающе обнявшие ее дрожащие плечи и сомкнувшиеся на спине. Было почти не стыдно вытирать слезы и сопли о его рубашку — не впервой им обмениваться физиологическими жидкостями. Он же должен радоваться ее отчаянию, зачем все это?

— А теперь еще раз. Почему ты все время упоминаешь маму?

Гермиона знала, что уже не сможет сделать то, что собиралась, значит, она должна достучаться до Драко, добиться от него понимания, что нужно расстаться.

— У нас есть Омут. Давай покажу, — Гермиона шмыгнула носом, — или примени легилименцию, — она бесстрашно протянула свое единственное оружие тому, против кого собиралась его применить.

Не без внутреннего конфликта Малфой взял палочку в руки и замер, прислушиваясь к себе.

— Легилименс, — прозвучало в нарушаемой всхлипами тишине.

Гермиона сконцентрировалась на окончании своего разговора с Нарциссой. Сколько времени понадобилось для просмотра воспоминания, она не знала. Может, он просмотрел и весь разговор, может, заглянул и в другие части сознания — было все равно.

Пока Драко колдовал, ее истерика почти сошла на нет. Он вернул палочку, но не спешил нарушать молчание.

Гермиона сидела не шевелясь, пытаясь разобраться в себе, путаясь в том, чего желало сердце, а чего разум.

— Знаешь, — в конце концов заговорил Драко, — большая часть меня сейчас хочет сучить ножками, обзывать тебя предательницей (и не без основания), оборвать к шишугам все связи и упиваться обидой.

Тоже вариант, и он имеет полное право так себя вести. С кольцом разберутся потом. Возможно, Драко позволит ей точечно стереть это воспоминание.

Гермиона очень удивилась, когда обнаружила, что Малфой с мягкой усмешкой смотрит на нее. Он покачал головой.

— Интересно, сколько всего просчитал твой мозг за последнюю минуту.

— На самом деле немного, — ее ответная улыбка получилась смущенной и вымученной.

Драко фыркнул и снова сосредоточился.

— Если я пойду на поводу у обиды, лишу себя шансов на то, чего хочу именно я, а не то, чего хотят для меня, — он резко выдохнул и пристально посмотрел на Гермиону. — Ты можешь ответить мне на один вопрос? Только честно.

Она несмело кивнула, подозревая о вопросе и уже теряясь между честным и правильным ответом. Сердце забилось вдвое быстрее.

— Честно, а не так, как стоит ответить, чтобы, по-твоему, мне было хорошо.

— Ладно.

— Я тебе безразличен? — не лицо — маска, только в глазах напряжение.

— Нет конечно! Не говори глупостей, если бы ты…

— Стоп, я не просил обосновывать. Хорошо. Хотя я не понимаю, как это вяжется с тем, что ты попыталась использовать меня для своего удовольствия и стереть память...

— Хочешь сказать, что ты удовольствия не получил? — ее было в чем винить, но такое обвинение казалось несправедливым. Ведь несправедливым же?

— Соверши ты задуманное, я бы об этом не знал.

В чем-то он прав, но ведь факта полученного удовольствия отсутствие его в памяти не отменяет. Гермиона прекрасно понимала, что для Драко эта сентенция не будет иметь смысла. Она не смогла бы объяснить свой порыв. Захотелось напоследок прикоснуться к нему, сделать ему хорошо. Меньше всего ее интересовало собственное удовольствие, но о пережитом она не жалела. Об этом точно стоило помнить. Помнить то, чего не помнил бы Драко... Холодок осознания пробежал по коже, решение перестало казаться верным. Другое же решение вызревало, как быстро наливающийся фурункул.

Малфой с интересом наблюдал за ее мимикой.

— Что? — спросила Грейнджер.

— Значит, небезразличен. Хорошо. Дальше… Как ты собиралась стирать память о том, чем мы занимались тут? Много людей знают о твоей роли. Проект по зельям, защита..

— Если бы все вышло, как планировалось, — нормально ли обсуждать такое с объектом применения чар? — я бы стерла только то, что касалось… личного взаимодействия, а голые факты оставила: зелье, работа с Омутом. Но если бы воспоминания оказались тесно переплетены с эмоциями и я не смогла бы их отделить, то удалила бы все, а потом как-то выкручивалась бы с остальным. Просила бы каждого молчать, уничтожила бы зелье... Я не продумывала в деталях, надеялась обойтись первым вариантом.

— Не обошлась бы, — коротко сообщил Малфой и стал допрашивать дальше: — Сегодня утром ты отойти на шаг боялась, чтобы уберечь меня от опасности. А тут раз — и ушла бы навсегда?

— У тебя будет палочка. И я бы попросила Гарри охранять тебя.

Малфой ожидаемо скривился.

— Что? Если бы я попросила его защищать того, кто мне дорог, он бы защищал. А сама наблюдала бы со стороны.

— Жестокая ты женщина, Грейнджер, не то чтобы я сильно жалел Поттера... — это действительно его обычный игривый тон, или она выдает желаемое за действительное? — А почти законченную работу на ЖАБА не жалко?

— Ну мы и так не смогли сделать то, что запланировали. А про беспалочковую мог бы вместе с Гарри написать.

— Ну спасибо. Помнишь, в чем основа? Доверие.

Это кольнуло, потому что доверие — точно не то, что теперь царит между ними.

— В идеале я надеялась еще поселить вас с Нарциссой вместе… Мне до сих пор удивительно, что она предпочла разговор со мной разговору с тобой.

— Благодарю покорно! Только ее здесь и не хватает.

— Она при всей своей… — есть ли у понятия «стервозность» более мягкий синоним? — очень любит тебя и готова…

— А ты? — подсек Драко. — Ведь если я тебе небезразличен, тебе было бы больно. Или нет? Черт, я хочу понять!

— Готова. И было бы, — первое допущение она намеренно оставила висеть в воздухе. — Но мне всегда больно.

— Хорошо... Я понял... — он провел ладонями по лицу, не пытаясь скрывать эмоции. — А теперь можешь выслушать? — он не стал ждать подтверждения, продолжил, веско роняя каждое слово: — У тебя ничего не вышло бы. Хочешь знать, каким основным мотивом я руководствовался, когда предлагал тебе кольцо в первый раз? — Драко не нуждался в ответе. — Кольцо делает тебя частью семьи Малфой, а Малфой не может причинить вред Малфою.

— Но Нарцисса…

— Не берусь объяснять мотивы матери. То ли она хотела, чтоб я убедился воочию, на что ты способна, и возненавидел за намерения, то ли…

— …не считала это вредом.

— Вторжение в память? Что это, если не вред?

— Ну... не во вред…

— Это семантика. Слушай, — Драко рвано выдохнул, — что бы там себе ни придумала мать, меня не привлекают девушки разновидности «дама в беде». Меня очаровывают яркие, властные и самодостаточные личности. Панси, Дафна, ты...

Гермиона отмахнулась от ревности, шевельнувшейся в груди, и от боли тоже. Можно себя поздравить: заняла место в списке бывших Драко Малфоя. Как и хотела. Хотела же?

— Потуги мамы свести… познакомить меня с кем-то вроде тихой мышки Астории Гринграсс никогда не имели успеха.

— Зачем ты мне все это рассказываешь?

Теперь он ее наказывает?

— Нетерпеливая. Уже резюмирую, — он криво улыбнулся. — Может, меня тянет к сильным женщинам, потому что я слабый, может, по какой-то иной причине, это не важно. Важно то, что другие меня не интересуют. И не будут интересовать. Меня вообще вряд ли кто-то заинтересует после…

— Драко, тебе восемнадцать! Не рано ли…

— Не рано. Наверное, я, как и все остальные наши... выжившие, тороплюсь жить.

— Но…

— Ты меня вытащила из абсолютной апатии, Грейнджер. Мне ни с кем не было так хорошо, как с тобой. И я хотел бы узнать, что из этого получится в долгосрочной перспективе.

— Что? Драко…

— Я допустил ошибку. Танцевал вокруг тебя, боялся спугнуть, а давно нужно было обозначить слона в комнате. Я хочу быть с тобой. Это если тебе не было понятно из слов «я люблю тебя».

Гермиона опешила, меньше всего она ожидала такого поворота. Она уже почти смирилась с неизбежным разрывом и с тем, что больше никогда не прикоснется к Драко, и даже решила (собственно, с его подачи), куда поедет залечивать раны. У нее было одно незавершенное дело.

— Что скажешь, Грейнджер?