Венец принцессы Тьмы (джен)

Корина психовала.

Кажется, это уже становилось привычным её состоянием. Она вообще не помнила, когда последний раз была радостна, весела и довольна жизнью. Наверное, на своей коронации — полгода назад. Но лучше не вспоминать о коронации, потому что тут же заодно вспоминается Дональд, а при мысли о Дональде хочется психовать ещё больше. Её и без воспоминаний выводило из равновесия абсолютно всё вокруг.

«Скорей бы это кончилось», — тоже было постоянной мыслью. Тем более что, казалось, с каждым днём становилось всё хуже. Корина не могла понять, за что судьба над ней так жестоко издевается. Разве она такая уж плохая? Она же каждый свой злой поступок уравновешивает добрым! А значит, никто не должен её карать. Корина повторяла это про себя и вслух, как мантру, но легче от этого не становилось.

Было неудобно ходить, сидеть, стоять, есть, мыться и одеваться. Спать приходилось в ужасно некомфортной позе — но приходилось привыкать. Корина с ужасом думала о том, что впереди ещё три месяца мучений, которые с каждым днём только возрастали. А ведь если бы не магия, ей пришлось бы ещё труднее — как всем обычным женщинам, которые не могут магией заставить туфли надеться себе на ноги… Да какие там туфли! Корина насмотрелась на женщин, которые на девятом месяце в полях работали. Самое интересное, что по собственному желанию. Дескать, а чего валяться-то? Валяются пусть те, у кого здоровье слабое. А я, мол, буду активно двигаться — так ещё и легче рожу. И кстати, нередко бывало, что действительно рожали легко. Корина не считала, что у неё слабое здоровье. Но если бы не Энни — не выходила бы даже из своей комнаты.

Энни, конечно, тоже бесила. Правда, без неё было бы страшнее. Всё-таки хотя бы объясняла, что такое с Кориной происходит… Но при этом она безжалостно и невозмутимо задавала Корине крайне неприличные вопросы и, казалось, с удовольствием наблюдала, как та краснеет от стыда, что приходится озвучивать такие подробности. Да, Корина тоже умела стыдиться, хотя и весьма немногих вещей. Но это же естественно, что в некоторые сферы посторонним лучше не лезть. А Энни лезет! Дескать, «я тут за врача, а перед врачом не стесняются». Ещё и сожалела, что не может отправить Корину к настоящему врачу, который бы её осмотрел, взял анализы… Против любых врачей Корина категорически возражала. Неудивительно — посторонние же. И мало Энни было вопросов по части ведения беременности, так она ещё и пристала как-то к Корине насчёт, как она это называла, «физиологических нюансов её аномалий взросления». Чисто из любопытства. Корина сначала её обругала, а потом с неохотой принялась отвечать. Так эта отвратительная девчонка обрадовалась и даже принялась что-то записывать! Корина хотела отнять записи, но Энни только фыркнула:

— А то я в Изумрудном городе не восстановлю всё по памяти! Не волнуйся. Я же не пишу, что это о тебе.

— А о ком ещё это может быть? Я в Волшебной стране одна такая, — мрачно возразила Корина.

— Почему? Ещё Лили есть.

— Ах, Лили… — Корина поморщилась. — Но она же с младенчества, а не с восьми лет…

— Но принцип тот же. Да и вообще, это всё полезно для магической науки. Тема ведь абсолютно неисследованная. Мне просто интересно: ты, значит, взрослеешь в семь раз медленнее, а ребёнок развивается нормально… Ну, судя по симптомам. Мы ж не можем УЗИ сделать…

— Что?

— Ультразвуковое исследование помогло бы увидеть ребёнка у тебя внутри и определить, как он выглядит, — пояснила Энни. — Узнать пол, установить возможные отклонения. Но в Волшебной стране такого нет. Хотя… Слушай, а может, магией?..

— Я не умею, — буркнула Корина.

— А если попросить…

— Нет! — рявкнула Корина, и Энни отстала.

За этими рассуждениями об аномалиях взросления внезапно выяснилось ещё одно шокирующее обстоятельство: Корина пропустила свой день рождения! Это повергло её в жуткий стресс. Энни этого стресса, как водится, не поняла.

— А в чём проблема? Можешь в любой другой день отпраздновать. Хоть сейчас.

Но Корина даже не могла внятно объяснить, почему эта идея ей не нравится. У неё должен был состояться праздник в день рождения! На всю страну! Грандиозный! А она настолько была ошарашена всем тем, что с ней происходило, что даже за датами следить перестала. Не только счастливые часов не наблюдают, несчастные иногда тоже. И не только часов, но и календарей. И вообще всё может в голове перепутаться — иногда Корина действительно не могла точно вспомнить, когда было то или иное событие — один раз ей даже подумалось, что её коронация была не полгода назад, а уже два года.

Впрочем, это всё ерунда — в конце концов, с часами и календариком в кармане она ходить и не обязана. Полгода она правит Жевунами или два года — кому оно интересно? Но ведь она осталась без праздника! Без своего любимого, по сути, единственного ценного для неё праздника. С Кориной случилась истерика.

С другой стороны, если бы даже сейчас закатить праздник — как она будет себя на нём чувствовать? Чему она сможет порадоваться? Сможет ли танцевать на балу, легко и изящно скользя по паркету, пересмеиваясь и флиртуя с галантными кавалерами? Даже если забыть, что тут нигде нет паркета. В Сером Замке и то полы каменные — хотя какая разница, с танцами в нём всё равно не развернёшься, он слишком маленький. В общем, всё плохо!

Энни трагедией не прониклась — впрочем, иного от неё и не стоило ожидать.

— Ты слишком всё драматизируешь, — заявила она. — Женщины в период беременности тоже вполне могут и праздновать, и веселиться. В конце концов, в чём проблема? У тебя ещё куча дней рождения впереди. Куда больше, чем у других, между прочим. В следующем году закатишь праздник на всю страну. Я тебе разрешаю, — не удержалась от иронической подколки Энни. Она теперь частенько её употребляла — знала, паршивка такая, какую возымела над Кориной власть…

— Ты не понимаешь! — рыдала Корина. Энни пожала плечами. Корина сознавала, что при Энни рыдать не стоит, но не могла остановиться. К тому же раз уж Энни у нас в добренькую играет, задвигала речи о жалости, так может… Как же Корине сейчас вдруг захотелось, чтобы её пожалели! Пожалели, утешили и предложили какой-нибудь праздничек в подарок. Ну там, фейерверк, музыку, толпу гостей и прочие развлечения. Даже если танцев не будет. И Корина завсхлипывала:

— Тебе никогда не понять, что я пережила. Для меня каждый праздник — как отдушина! Тебе никогда не приходилось испытывать предательство любимого мужчины. Тебе никогда не приходилось бороться за власть. Тебе никогда не приходилось стоять перед Пакиром и думать, казнит он тебя или помилует. Тебе никогда не приходилось ломать себя, чтобы заслужить снисхождение других чародеек. Тебе никогда не приходилось бояться более сильных соперниц. Тебе никогда не приходилось ломать голову, как выбиться к трону и удержать его за собой. Тебе никогда не приходилось скрывать от всех, что ты волшебница. Тебе никогда не приходилось узнавать, что твоя покровительница умерла, и теперь тебе никто не поможет. И родители…

— Слышишь, ты, безвинная страдалица, — холодно оборвала её Энни, — а ничего, что мои родители погибли от урагана, который устроила ты?

Корина умолкла, как будто ей рот заткнули. Увы, перед Элли и Энни плести в своё оправдание жалкие отговорки в стиле «да у вас в Америке постоянно ураганы» она не могла. Перед кем угодно могла, а вот перед ними что-то не пускало. Зато, помолчав секунду, зарыдала снова:

— Вот только не надо меня сейчас ещё и виноватой перед всем миром выставлять!

— Прекрати истерику, — всё тем же ледяным тоном посоветовала Энни. — Во-первых, потом самой же стыдно будет. Во-вторых, ребёнку повредишь…

— Да плевать я хотела на ребёнка! — прорыдала Корина в подушку. И неизвестно почему, но Энни это задело:

— Ты не имеешь право на него плевать! Это твой ребёнок! И ты ответственна за его здоровье…

— Я совершенно не хочу этого ребёнка! — Корина подняла голову. Лицо у неё сейчас наверняка зарёванное и некрасивое, и она постаралась быстро успокоиться, чтобы хотя бы не кривиться и гримасы не корчить. И губы не расквашивать. Энни должна видеть в ней только превосходящую по всем силам соперницу, а вовсе не жалкую квашню. Она в неё и так, увы, превращается — но пусть хотя бы не настолько…

— Как ты можешь не хотеть ребёнка, — покачала головой Энни.

— А ты бы на моём месте хотела?! — едва ли не взвизгнула Корина. Энни порой говорила вещи совершенно абсурдные. Можно подумать, что все обязаны хотеть детей!

— Но это же твой ребёнок, — пожала плечами Энни. — Неужели ты совсем ничего хорошего к нему не чувствуешь?

Корина выровнялась. Вытерла лицо, высморкалась, вздохнула. Спектакль с давлением на жалость оказался не лучшей идеей. Энни права: теперь ей было стыдно. Не за истерику, а за то, что унизилась перед Энни. Не надо было так делать. Теперь Энни над ней смеяться будет. И презирать…

— Детей хотят только примитивные и ограниченные существа, — высокомерно объяснила она. — Погрязшие в быту клуши, у которых интересы выше кастрюль и пелёнок не поднимаются. Все эти бесконечные стирки грязного белья, подтирания и подмывания, кормление грудью — мерзко даже подумать. Нормальный человек будет не о детишках мечтать, а о себе заботиться. Как занять наиболее выгодное место в этом мире.

Энни смотрела на неё, раскрыв рот. Корина удовлетворённо усмехнулась. Ей снова удалось неприятно шокировать эту тупую девчонку. И возможно, даже задеть.

— А знаешь, что? — Энни встала. — Раз, по-твоему, нормальный человек должен думать только о себе… — она прошла до середины комнаты и внезапно обернулась с неожиданной яростью на лице: — Тогда на кой чёрт ты мне сдалась?!

Корина аж отшатнулась от этого тона.

— Мы заключили сделку… — промямлила она первое, что пришло в голову. — Ты мне помогаешь, а я больше не трогаю тебя и твою сестру.

— Да ты что?! — воскликнула Энни по-прежнему гневно. — И это, по-твоему, выгодная для меня сделка? Я могла бы заключить и другую — с Лангой, например. Она убивает тебя, и я королева Жевунов. Ведь так, по твоей логике, должны поступать все нормальные люди? Ну? Что же?

— Ты этого не сделаешь, — быстро возразила Корина.

— Это почему? — с какой-то болезненной насмешкой парировала Энни.

— Ну… — Корина вдруг даже растерялась снова. — Ты же у нас добрая, — наконец иронично заметила она. — Никого не хочешь убивать… Всех жалеешь, всем уступаешь.

Видимо, перестаралась с уничижительной интонацией, потому что Энни опять взвилась:

— И что, по-твоему, быть добрым — преступление? А тебе, значит, доброй быть зазорно? Добро для слабаков? Тупые, ограниченные, думают о других вместо того, чтобы по головам идти к собственной выгоде. Некоторые даже детей любят, а не себя. Так, получается? А ничего, что только благодаря чужой доброте ты до сих пор жива?! — её голос сорвался на фальцет, и она умолкла, переводя дыхание. Корина воспользовалась этой паузой, чтобы вставить своё, снова высокомерное:

— Я жива, потому что я умная.

— Да ты что? — воскликнула Энни. — Невелик же твой ум, раз он не простирается дальше твоего собственного носа. Никого и ничего не видишь, кроме себя. Мне жаль твоего ребёнка. С таким твоим настроем он и сейчас страдает, а как родится, и двух дней не проживёт — ты же его задушишь в первую же ночь, как он заплачет и помешает тебе спать.

— Да не нужен мне ребёнок! — воскликнула Корина. — Я лучше его отдам в приёмную семью. Неужели ты думаешь, что я буду с ребёнком позориться?

Сказала не раздумывая и тут же поняла, что это был бы и в самом деле отличный выход. Приёмная семья — в которую она принесёт его тайно… И никто не будет знать, кто этот ребёнок и откуда. Случаи подкидышей и в Волшебной стране всегда бывали, есть и будут. Хотя это и большая редкость. Вспомнилась даже та легенда, которую она Жевунам внушала — что она сама сиротка, подкинутая на порог в золотой парче. Ну вот, пожалуйста, сможет воплотить, только уже не на себе…

Энни замерла на одном месте, словно раздумывая.

— Что ж, — резко бросила она, — возможно, бедному малышу и впрямь так будет лучше. У кого угодно, лишь бы не у такой мамаши, как ты.

— Ишь ты, как заговорила, — усмехнулась Корина. — Знаешь, я, пожалуй, поспешила, назвав тебя доброй. Ты умеешь быть удивительно отвратительной особой.

— Зря стараешься, меня это не задевает, — хладнокровно возразила Энни. — Я в безгрешные ангелы пока что и не записывалась. Хотя ты бы и ангела вывела из терпения. Может, я и не добрая — но справедливая. Или, по-твоему, я должна перед тобой юлить и выплясывать, смиренно слушая все твои бредни и принимая все выкрутасы? Я бы принимала их — всё-таки ты беременна, состояние непростое, да ещё впервые, да ещё на полном незнании… Кого угодно можно понять и простить. Вот только при условии, что он раскается и исправится. Или вообще сделал зло не нарочно и теперь об этом жалеет. Ты же считаешь, что всё в порядке, что так и надо. И мне было бы наплевать, что ты там думаешь и как себя ведёшь. Но ты сейчас — будущая мать! Ты ответственна за чужую жизнь! Ты вредишь ребёнку, а даже если ты не хочешь его, ты не имеешь права на него злиться. Он же не виноват, что ты такая…

— Но ты же не можешь заставить меня его любить, — поморщилась Корина. — Это был бы уж совсем абсурд.

— А твои заявления о том, кто нормален, а кто ненормален — не абсурд? — отрезала Энни. — И да, заставить любить не могу. Но заботиться о нём ты обязана — по крайней мере, пока он внутри тебя.

— А если я не хочу? — с вызовом спросила Корина. Энни хмыкнула:

— Ну тогда я рассказываю всё друзьям…

— Это шантаж!

Энни насмешливо развела руками — мол, а ты как хотела?

— Не думала, что ты пойдёшь на такие методы, — прошипела Корина.

— А что, только тебе можно на них идти?

— Ну я-то хотя бы добренькую из себя не корчу…

— Так и я не корчу, Коринушка! — издевательски рассмеялась Энни. — Я не корчу, потому что мои представления о добреньком с твоими совсем не совпадают…

— А как же объективная мораль? — насмешливо напомнила Корина. Но Энни ничуть не смутилась:

— А с каких это пор ты вспоминаешь об объективной морали? Разве ты её сторонница? И вообще, прежде чем на меня наезжать, подумала бы, что бы ты сейчас делала, не будь я добренькой, как ты говоришь.

Корина примолкла. Как же паршиво чувствовать себя целиком во власти этой мерзкой девчонки. И главное, не знаешь даже, как отыграться. Вернее, знаешь, конечно, но… все варианты какие-то бесперспективные относительно будущего самой Корины.

Энни же постояла немного на месте, а потом развернулась и быстрым шагом направилась к двери. Там снова обернулась, бросив:

— До следующей встречи через неделю, — и вышла.

— Спасибо за интересную лекцию, — съязвила Корина вдогонку закрывающейся двери. Энни, наверное, её уже не слышала… Ну да неважно.

Энни действительно навещала Корину примерно раз в неделю. Хотя и посоветовала, «если что», немедленно вызывать её каким угодно образом. Каким? Да вот хоть Мома отправить. Привидение может от Голубой страны до Изумрудного города долететь за несколько часов. Конечно, оно ничего не расскажет. Но может ответить «да» или «нет», да и одно его появление будет для Энни сигналом.

А быть рядом с Кориной ежедневно — зачем? Никому лучше не будет, обеим сторонам только неприятно от этого.

Конечно, Энни предлагала ей показаться врачу или хотя бы какой-нибудь опытной бабке-акушерке — под иллюзией, конечно, «тебе же без разницы, чью иллюзию поддерживать, себя саму изображать или кого другого». Но Корина категорически отказывалась, и Энни, хотя и переживала — не за Корину, за ребёнка, как ясно дала понять — всё-таки уступила. Хотя периодически продолжала об этом напоминать. Корина стояла на своём. Даже под личиной она никому не покажется. Даже в другой стране. Даже если никто ничего не заподозрит. Просто надо выдержать ещё три месяца, а потом забыть об этом кошмаре. Лишь бы никто ничего не узнал.

Неизвестно, как, но Энни сумела воздействовать на Людушку, который, естественно, был обеспокоен странным состоянием Корины, хотя и не понимал, что с ней такое — без иллюзии Корина ему не показывалась. Что уж там она ему наболтала, неизвестно, но главное Людушка усвоил: Корину сейчас лишний раз лучше не беспокоить, не трогать, не спорить, не обижаться на неё, а просто готовить еду. Людушка и рад был. Он с утра до вечера пропадал на кухне, изыскивая кулинарные шедевры, а раз в неделю (когда Энни прилетала) уходил в Придорожную и болтал там с местным населением. Умудрился каким-то невероятным образом подружиться со многими кумушками-Жевуньями, обменивался с ними рецептами и готовыми блюдами, и каждый раз возвращался на душевном подъёме — ему чрезвычайно понравилось дружить с Жевунами.

Девочки-служанки, Тилана и Мариса, тоже получали еженедельный выходной, которого хватало, чтобы доехать до Когиды, провести день с родными и вернуться. В общем, в дни визитов Энни в Сером Замке из посторонних оставался только Мом, но он, как известно, никому ничего не расскажет.

Нда. Тоже мне, сторонники и защитники. Паршивая девчонка и немое привидение. Умереть от счастья!

Небось, когда Элли будет на шестом месяце, вокруг неё весь Изумрудный город виться будет, думала Корина со злостью. И почему у неё не так?