Темные времена (джен)

Люк задвинул за собой панельную дверь и прислонился лбом к холодной плитке душевой кабинки; закрывшись в ней и оказавшись подальше от всех остальных, он испытал облегчение. В голове шумело, в такт сердцебиению она пульсировала от боли, а от тошноты скручивало живот. Он закрыл глаза, наслаждаясь тишиной и покоем, одиночеством, которое предоставляло ему небольшое замкнутое пространство. Оно отделяло его от остальной базы, пусть и ненадолго.

В свою комнату в казармах он вернулся вместе с Леей: она шла, поддерживая его за талию, он — закинув руку ей за плечи. Люк не мог вспомнить, что она ему говорила, помнил только сам факт и то, что она своими тихими словами пыталась успокоить его. Но все, что он тогда видел — взгляды людей, мимо которых они проходили. В этих взглядах, направленных на него, Люк видел скорбь, жалость и злость.

Из-за тебя…

Когда они были у двери комнаты, у Леи запиликал комлинк, он вспомнил мелькнувшее на ее лице раздражение, когда она ответила на вызов. Все, что он уловил из краткого разговора: «Мон Мотма», «совещание» и «минимизация ущерба».

Лея виновато взглянула на него, зная, что он услышал. Люк не хотел знать, что она увидела, когда посмотрела на него…

...убийца…

...не хотел признавать, что произошло, на что она его отправила.

Он подавил эту мысль и отвел взгляд, пряча свою вину и стыд. Думать так было жестоко и нечестно по отношению к принцессе, которая всего лишь хотела поступить как лучше. Ей тоже придется как-то справляться с чувством вины из-за того, что она его отправила, из-за того, что была частью командования, которое изначально санкционировало эту миссию.

— Я в порядке, Лея, — заверил он ее. — Хочу принять душ, а потом поспать.

На самом деле он хотел, чтобы она ушла. Хотел остаться один, хотел…

Чего? Чего я хочу?

«Я хочу стать джедаем, как мой отец».

Он насмешливо хмыкнул, тихий звук нарушил тишину душевой. Разве джедаи лишали жизни невинных? Разве его отец убил тысячи людей?

Ты почувствовал их…

Он переступил с ноги на ногу, повернул голову и прижал ее к прохладной плитке, поморщился от боли в груди — во время битвы ремни безопасности были застегнуты так крепко, что оставили синяки. Подрагивающей рукой он отвернул кран, и из душа по спине ударила горячая струя родниковой воды, подогретой вулканом.

Он стоял неподвижно, позволяя воде стекать по телу от основания шеи, постепенно уносить напряжение, сковывающее мышцы. Головная боль не унималась. Он провел ладонями по волосам, влажным от пота, потер лицо, глаза и повернулся, струи продолжали ударяться о плечи, массируя их, и стекать по спине.

Только открыв глаза и потянувшись за мылом, Люк осознал, что забыл его взять. Он улыбнулся, изо рта вырвалась пара смешков, и наконец он засмеялся в голос над своей оплошностью — таким был, по сути, весь день. Финальная шутка: он не может отмыться от грязи, пота и пыли. Никакое мыло не смоет то, чем он запятнан, от чего ему нужно избавиться. Не было такой силы, которая очистила бы нематериальную грязь.

Когда вспыхнуло пламя, я почувствовал…

Смех застрял в горле. Люк сжал кулаки и зажмурил глаза в попытке приглушить силу боли и ярости. Она жила внутри него, накрывая сознание плотным слоем мрака; опустошающая скорбь, искаженная и порождающая саму себя, разрасталась, концентрировалась с каждым ударом сердца, и в конце концов агония стала невыносимой.

Люк закричал от ярости и ударил по плитке, упиваясь физической болью — это было меньшее из того, чего он заслуживал.

— Люк? — донесся голос.

Он замер, дыхание перехватило, а затем с содроганием выдохнул. Горячая вода обжигала спину. Люк был в ужасе от того, что кто-то мог его слышать, знать, что он потерял контроль. Он разжал пальцы, с разбитых костяшек капала кровь.

— Эй, парень?

Раздался стук, и дверь приоткрылась. Внутрь тут же проник холодный воздух, образовывая пар. Из-за двери показалась рука, держащая мыло.

— Думаю, ты кое-чего забыл.

Принимая тюбик с мылом, Люк вымученно улыбнулся:

— Спасибо, Хан.

Он попытался закрыть дверь, но рука Соло снова просунулась внутрь. На этот раз с открытой бутылкой эблаитского пива.

— Держи вот, холодненькое, — сказал Хан. — И на «Соколе» такого еще куча. Ждет, когда ты приведешь себя в порядок, парень.

* * *

Мужчина открыл крышку в голове маленького серо-синего дроида и осмотрел механизм. Улыбнулся, просунул руку и достал вторичный видеорегистратор, отсоединив его от проводов, ведущих к оптической и аудио системам.

Заменил его новым регистратором и аккуратно вернул крышку на место. Как и раньше, у робота не останется воспоминаний об этом, он будет думать, что деактивировался во время подзарядки.

Мужчина встал, легко похлопал дроида по голове, а потом спрятал видеорегистратор в карман и покинул комнату.

Пришло время посмотреть, что за последние несколько дней записал R2-D2.

* * *

— Ты можешь стать моим напарником и летать вместе со мной, — снова предложил Хан. Чубакка передвинул одну из своих фигур по доске дежарика.

Люк, одетый в униформу и сидевший, ссутулившись, в кресле у инженерного терминала, покачал головой.

— Ты же знаешь, я не могу, Хан, — перевязанной рукой он рассеяно вертел пивную бутылку, внутри плескалась горькая жидкость. — Мне нужно встретиться с Терриманом, помнишь? — он взглянул на Соло, уже зная, что тот предложит дальше. — И нет, я не буду подавать в отставку.

«Сокол» вздрогнул, и бутылка Хана опрокинулась, пиво разлилось по полу.

— Дурацкая гора, — выругался он, наклоняясь за бутылкой. Люк рассмеялся.

Соло поднял бутылку и, увидев, сколько жидкости просочилось между бортовыми панелями и сквозь решетку, чертыхнулся. Он мрачно осмотрел палубу.

— Не будешь убирать это? — спросил Люк, кивком указывая на утекающую лужу. Где-то позади недовольно завыл Чуи.

— Не, — решил Хан, снова усаживаясь в кресло и делая ход против Чуи. — Утром сам можешь все убрать. Хоть будет, чем заняться, Риекан же предоставил тебе кучу свободного времени.

Делая глоток из бутылки, Люк скривился: ему не хотелось вспоминать о приказе Риекана.

— Ты за это заплатишь.

— Неа, — ухмыльнулся Хан, — ты пьешь мое пиво, приятель.

Чуи добродушно фыркнул, когда его игровая фигурка задушила фигуру Хана.

— Ах, Чуи, жулик ты эдакий, — возмутился Хан.

Вуки протестующе завыл.

Хан обратился за поддержкой к Люку.

— Поможешь чуток, парень?

Тот ухмыльнулся.

— Ни за что, играй сам, Хан.

Люк допил все, что было в бутылке, взял новую, открыл и сделал большой глоток.

* * *

Когда под ногами задрожал пол, Мон Мотма выглянула из окна зала для приемов. Началось легкое извержение вулканического пепла, территорию лагеря припорошило серым слоем. Она размяла основание шеи и потянулась, пытаясь немного развеять напряжение, обвернувшееся вокруг нее кольцами дюрастали. Встреча была долгой, полной споров и, в конце концов, бесполезной. Хотя они и подозревали, что катастрофа на Касреане была подстроена Империей, они мало что могли сказать возмущенным этой трагедией жителям галактики. Поэтому было решено не делать никаких заявлений и позволить событиям развиваться своим путем.

Вместе с принцессой Леей она поучаствовала во множестве голо-конференций с системами, ставшими их союзниками после битвы при Явине. Некоторых удалось убедить продолжить оказывать им поддержку, расположение других они потеряли. Многие еще не определились, и ей с другими членами совета предстояло еще много работы по минимизации ущерба, который нанесла их репутации трагедия на Касреане.

Люк Скайуокер, который двумя годами ранее чуть ли не в одиночку спас Альянс повстанцев, теперь так же нес ответственность за его распад.

Мысль была жестокой, и Мон шикнула, одергивая себя. Это она и все командование санкционировали участие Скайуокера в атаке. Если бы Люк не выстрелил, это сделал бы другой пилот, и конечный результат был бы одинаков. Так думать было неблагодарно и нечестно, но, увы, это была правда.

С именем Скайуокера отождествлялось многое, эта фамилия вызывала радость и трепет: сын героя Войны Клонов, рыцаря-джедая. Этот юноша дал надежду тем, кто жаждал ее, и тысячи людей присоединились к делу Восстания. Увы, как и Энакин Скайуокер, он также являлся человеком, а значит, не был совершенен. Еще неизвестно, сможет ли он оправдать возложенные на него ожидания, сможет ли выбраться из тени отца или будет поглощен ею.

Только она и Рован знали, кем стал Энакин Скайуокер, знали, насколько глубокой и темной стала эта тень.

Она вздохнула, в ожидании майора Рована опускаясь на один из потертых диванов. Она знала, Рован не совсем доволен своими новыми обязанностями, и понимала, что ему скучно и он бы предпочел снова заняться опасной оперативной работой. Но он был нужен ей. Ей были необходимы его безжалостность и верность долгу. Только Рован мог стремиться к цели, несмотря ни на что — так она думала.

Запищал интерком.

— Да?

— Миледи, майор Рован прибыл.

— Пригласите его.

Рован выглядел совсем как она: усталым и напряженным. На его волосах и плечах осел вулканический пепел.

Мон, не теряя времени, перешла к делу:

— Майор, я так понимаю, вы не допрашивали Скайуокера, как я просила.

— Нет, мэм, — подтвердил он, стоя в дверях — разрешения входить и садиться ему не давали. Мотма приглашающе махнула рукой, он подождал, пока за ним закроется дверь, и продолжил: — Не думаю, что мое присутствие положительно сказалось бы на состоянии Скайуокера.

Мотма ничего не сказала, и он добавил:

— Его реакция вызвала… некоторую озабоченность.

Она кивнула.

— Да, Риекан докладывал об этом. Он также сообщил мне, что вы считаете, будто Люк опасен.

Рован поморщился. Его слова, похоже, могли оказаться преувеличением. Он был омрачен историей о джедаях на Джабииме, которую тогда узнал, нехваткой знаний о Силе и пониманием, через что пришлось пройти Люку… Чему он его подверг.

А также знанием, что джедай-падаван, предавший Джабиим, стал Дартом Вейдером и отцом Люка.

— Терриман диагностировал у него ПТСР после случившегося на Эскаале, — пояснил Рован, — и то, что произошло на Касреане, наверняка усугубит это состояние. Скайуокер плохо контролирует свою силу, психологически и эмоционально нестабилен. Опасным его делает сочетание этих факторов.

— Опасным для кого, майор?

Он пожал плечами.

— В основном для себя самого.

Мон Мотма обдумала слова Рована.

— Значит, мы совершили ошибку, отправив его на эту миссию?

— Мы установили, что Вейдер хорошо осведомлен о Люке и прилагает усилия, чтобы захватить его живым. Это и было нашей целью — узнать намерения Вейдера относительно сына, разве нет?

— Только мы не собирались при этом погубить мальчика, Рован, — возразила она.

— Нет, мэм, но, вероятно, в конечном итоге это придется сделать. Вы очень ясно дали мне это понять, когда поручали задание.

Она погрузилась в молчание, глядя на Рована, размышляя о задании, которое дала, и юноше, чья судьба и сама жизнь была в их руках.

Рован, переступив с ноги на ногу, продолжил:

— Люк верен Альянсу, миледи, в этом нет никаких сомнений. Системы наблюдения, которые я установил в его дроиде, подтверждают показания, данные Люком на допросе. Он рискнул жизнью, чтобы сбежать от Вейдера, — майор сделал паузу и добавил: — Есть еще кое-что, — он махнул в сторону голо-проигрывателя. — Позволите?

— Конечно…

Рован загрузил запись. Изображение померцало, но потом стабилизировалось, и Мон поняла, что наблюдает за Люком Скайуокером. Тот встал в стойку, с гулом включился световой меч. Люк развернулся и блокировал выстрел из крутящего пульта. Развернулся еще раз, блокировал другой. Вскоре его движения стали более быстрыми, расслабленными и естественными. «Как у джедаев из прошлого», — подумала Мон.

— Он тренируется самостоятельно, — выдохнула она, улыбаясь.

— Пытается, — подтвердил майор.

Она смотрела, как Люк ловко двигается и парирует выстрелы. Когда запись кончилась, улыбка Мон пропала, она молча посмотрела на Рована. Люк пытался тренироваться сам. От усилий, которые прилагал мальчик, у нее одновременно потеплело на сердце и похолодело внутри. Она знала о джедаях, жила и работала вместе с ними большую часть времени, что длилась Война Клонов. Если в их рядах снова будет джедай, у них появится мощная поддержка Силы. Однако тренировки Люка даже в лучшем случае не будут систематическими, он будет продвигаться вперед наугад и топорно пытаться обрести контроль. Присутствие мальчика в Силе будет расти, и это может привлечь лишнее внимание.

— Миледи? — заметив ее колебания, произнес Рован.

— Риекан сообщил, что Люк заявлял, будто может чувствовать Вейдера, когда тот близко, — в ее голосе снова послышалась озабоченность и тревога.

— Да, — подтвердил Рован. Правда, Люк колебался и не хотел разговаривать об этом. Он избегал этого вопроса на слушаниях после Эскаала и Раймара. Причину Рован понимал: мальчик не хотел признавать, что может чувствовать Темного Лорда, не хотел привлекать к себе нездоровое внимание и порождать подозрения. Боялся того, что может означать эта связь.

— Мы полагаем, именно так он узнал, что Раймар в опасности, — закончил Рован.

— Может ли Вейдер чувствовать Люка?

Рован заколебался, тщательно обдумывая ответ. Мон Мотму волновало, что присутствие Люка на базе — любой базе — может выдать их местонахождение Темному Лорду. Будущее Люка в Альянсе могло стоять под вопросом и зависеть от того, что он сейчас скажет. Именно этого Люк и надеялся избежать, замалчивая информацию.

— Мы не можем судить об этом с уверенностью, — медленно начал он, следя за реакцией Мон Мотмы. — Люк считает, что в той битве на его корабль поставили метку, потому что Вейдер знал, что пилот он. Однако это могло быть обычным совпадением.

Он сделал паузу и напомнил ей:

— Миледи, Люк уже провел на Адралии несколько недель. Думаю, если бы Темный Лорд так легко мог его почувствовать, мы бы сейчас не вели этот разговор.

Мон подперла голову рукой, прикрыв ей рот, потом потерла щеки. Ее взгляд обратился к пейзажу за окном, с неба продолжал густо падать пепел, скрывая из вида сборно-разборные строения лагеря. Она закрыла глаза, по лицу проскользнула тень горечи сожаления и тяжести управления людьми. На ней лежало гораздо большее, чем забота о благополучии одного-единственного пилота. Однако именно этот юноша мог держать в руках судьбу их Восстания — то бремя, без которого он мог обойтись.

— Итак, — Мон нарушила тишину, — что мы предпримем теперь?

Рован удивился тому облегчению, которое испытал от того, что Мотму удовлетворил его ответ.

— Риекан отстранил его от службы и назначил дополнительное психиатрическое обследование, — Рован знал, что генерал уже сообщил ей об этом. — Как я сказал ранее, миссия на Касреане не способствовала улучшению его психического состояния. Скайокеру нужно оправиться, и для этого Риекан предоставил неограниченное количество времени.

— А если Вейдер будет искать своего сына и вместе с ним нас?

Рован пожал плечами.

— Миледи, — с ноткой снисходительности произнес он, — Вейдер будет искать нас независимо от того, где будет его сын.

Мон встала и подошла к окну, проигнорировав легкое нарушение субординации — Рован был прав. Пепла стало больше, он падал плотными густыми хлопьями, и она снова задала вопрос, который уже звучал сегодня и на который майор не ответил прямо:

— Так мы ошиблись, послав его?

— Да, миледи.

* * *

Сон, так легко охвативший его, когда он ждал генерала Риекана и майора Андерс, теперь не шел. Люк лежал на койке в жилом отсеке «Сокола», закинув руки за голову и уставившись в темный потолок. Он не мог даже закрыть глаза — боялся закрывать их и до жути боялся снов, которые может увидеть.

Пламя. Когда пламя…

Он глубоко вдохнул, проглатывая шепот, прежде чем тот успел сформироваться до конца. Он не хотел заканчивать эту мысль, не хотел знать ее смысл или то, что она скажет ему.

Он облизнул губы, сглотнул, живот скрутило от количества пива, распитого ранее с Ханом и Чубаккой.

Люк был благодарен им обоим. Они не говорили, как им жаль, что так вышло, не пытались успокаивать всякими банальностями вроде того, что это не его вина, что он следовал приказам, что ответственность лежит на Империи. Когда Люк поднялся на борт «Сокола», Хан просто выдал ему компресс со льдом для сбитых костяшек, чистую одежду и еще одну бутылку пива.

Они разговаривали, но не о Касреане, Эскаале или войне. Нет, они говорили на незначительные темы, о всяких мелочах: последнем ремонте «Сокола», организации тотализатора на то, когда начнется извержение и стекающий с горы поток раскаленной лавы сметет базу. Обсуждали бессмысленность получения выигрыша, если все будут мертвы.

Хан нарассказывал кучу непристойных анекдотов, и Люк от смеха с трудом мог вздохнуть, отфыркиваясь от пива. Почти до рассвета они играли в дежарик, Чубакка, конечно, уделал их обоих.

Сейчас Люк был пьян, но пьян недостаточно сильно. Его разум все еще оставался острым, мысли — последовательными. В ушах не появился теплый гул, алкогольная дымка так и не снизошла на него, и Люк понял, что пьян, только когда попытался встать, а ослабевшие в коленях ноги отказались его слушаться.

Хан тогда засмеялся и придержал его, и они вместе доковыляли до жилого отсека. Хан бесцеремонно бросил его на одну из коек и завалился на другую, почти сразу проваливаясь в сон. И Люк остался лежать в темноте наедине со своими мыслями и раздававшимся изредка храпом Хана.

Он повернулся на бок, попытался сесть, поморщился и подождал, пока перед глазами все не перестанет вращаться. Ему вдруг резко поплохело, и, зажав себе рот, Люк едва успел добежать до туалета, где его стошнило. Коленями он опустился на пол и прислонился лбом к прохладному металлическому краю унитаза, ожидая, когда пройдет тошнота. Потом он встал, снова ощутив позывы рвоты, на лбу выступил холодный пот.

— Вот блин, — прошептал Люк, чувствуя себя жалким и измотанным.

От двери послышалось негромкое подвывание, и в туалетной комнате включился свет.

— Прости, Чуи.

Вуки тихонько заворчал, но Люк покачал головой.

— Я в порядке, — сказал он. Эта фраза уже стала его мантрой, и Люк гадал, сможет ли он наконец поверить в это, если продолжит ее повторять. — Я в порядке. Только знаешь… меня тошнит.

Он сам чуть не засмеялся над этим.

Тошнит…

— Надо было чего-нибудь поесть… — он вытер подбородок тыльной стороной ладони и поднялся, тяжело опираясь на умывальник. Ухватился за стену, ожидая, пока пол перестанет раскачиваться, включил воду и поплескал ей в лицо. Чубакка снова попытался хоть чего-то от него добиться.

Люк схватил полотенце, покачал головой в ответ на вопрос Чуи и тут же пожалел об этом, ощутив волну головокружения. В животе снова появилось какое-то тянущее ощущение, но он подавил его и принялся вытирать лицо.

— Я в порядке, — повторил он. Он прошел мимо Чубакки, благодарно похлопав того по плечу — тревога Чуи о нем была приятна, и шагнул в коридор. — Только подышу свежим воздухом и вернусь…

Обеспокоенный вуки остался стоять, глядя ему в спину; а Люк, шатаясь, добрался до наклонного трапа, ведущего к выходу, ударом открыл шлюзовую дверь и спустился наружу. Он остановился в тени «Сокола», осматривая тускло освещенную площадку; с неба сыпался пепел, ночной воздух наполнял запах гари и тлеющей серы. Люк перевел взгляд на гору, небо у вулканического кратера чуть ли не пылало.

— Нехорошо это, — пробормотал он, роясь в карманах в поисках чего-нибудь, чем можно было бы прикрыть нос и рот. Не найдя ничего, он пожал плечами и потянул вверх ворот своей куртки, наклонил голову пониже, чтобы защитить лицо и глаза, и вышел из укрытия, которое давал «Сокол».

Он осторожно, насколько мог, пересек опустевшее летное поле, видимость из-за пепла была плохая, и Люк прищурился, пытаясь определить куда идет. Было тихо и немного жутковато, звук его шагов тонул во все возрастающих залежах пепла на земле. И вскоре он, и сам присыпанный летящим с горы пеплом и песком, совершенно потерял чувство направления. Он остановился и огляделся вокруг, теперь он даже не был уверен, что все еще находится на взлетно-посадочном поле. Он ничего не видел и не мог рассмотреть никаких силуэтов, которые хоть как-то подсказали бы, где он.

Громыхнуло, вспышка молнии на мгновение рассекла ночную тьму, только из-за падающего пепла все равно не видно было дороги.

Потерялся…

Люк закрыл глаза, пытаясь призвать Силу, использовать ее, чтобы она указала ему дорогу.

— Используй Силу, Люк, — шепнул он себе и хихикнул. Задушенно, как-то истерично.

Теперь он решил доверять ей? Теперь решил прислушаться к ней? Где же было его доверие, когда он нажал на курок и оборвал жизни двадцати тысяч людей?

Ты почувствовал их. Почувствовал их…

Позади раздался приглушенный звук шагов, и Люк распахнул глаза, забыв о Силе. Когда он обернулся, то был ослеплен лучом фонарика, бившим прямо в лицо.

— Назови себя! — прозвучал резкий женский голос.

Свет был так ярок, Люк прищурился…

Пламя. Когда пламя вспыхнуло, я почувствовал…

…вскинул руку, прикрывая лицо, и пробубнил в ворот куртки:

— Лейтенант-коммандер Скайуокер.

— Вам не следует тут находиться, сэр, — предупредили его. — Это небезопасно.

— Мне надо было подышать свежим воздухом, — объяснил он.

— Ну да, — с сарказмом ответила женщина, — сегодня его так много, сэр.

Ее тон заставил Люка нахмуриться, готовый отчитать ее, он постарался встать прямо; и тут женщина шагнула ближе, глазея на него из-под защитных очков. Люк отшатнулся, пришлось приложить усилие, чтобы не упасть.

— Вы пьяны, сэр?

— Я не при исполнении, офицер, — раздраженно сказал ей Люк.

— Тогда вы не должны находиться на летном поле, сэр! — точно таким же тоном парировала она. — Вам повезло, что я не стала сразу стрелять. Пойдемте, вы не можете оставаться здесь в таком виде, — произнесла она и взяла его за руку. — Я провожу вас обратно.

— Я не знаю, как тут оказался, — заспорил Люк, но позволил ей вести его за собой; свет ее фонарика был почти бесполезен из-за густоты падающего пепла.

— Мне кажется, это знаю я, сэр, — мягко ответила она, и Люк понял, что она имеет в виду не путь от «Сокола», а цепь событий на Касреане, Раймаре и Эскаале.

В горле у него пересохло. Он вдохнул через ткань, пытаясь сдержать наплыв чувств, которые так внезапно всколыхнула эта женщина-солдат своей добротой и пониманием. Он знал ее: это была сержант, которая спасла его от захвата в плен и возвращения в имперские застенки и при этом была ранена световым мечом Вейдера на Раймаре. Текла.

Он молча шел рядом с ней, увязая в толстом слое пепла, становящемся все глубже. К тому времени, как они добрались до закрытых дверей ангара с истребителями, пепел и грязь покрывали их с ног до головы. Глаза Люка щипало и жгло из-за попавших в них инородных частиц, на чумазом лице выделялись чистые дорожки от слез. Текла постучала по стальной двери, и та отъехала в сторону.

— Смотрите, кого я нашла, — провозгласила Текла, обращаясь к выглянувшему солдату со следами машинного масла на лице. В отдалении громыхнуло, сверкнули молнии.

Дверь открылась пошире, и солдат провел их в ангар. Люк моргнул, пытаясь слезящимися глазами осмотреть огромное помещение. Это было тяжелое зрелище: несмотря на оживление, крики, звук ведущихся сварочных работ и стук по металлу, место казалось тихим; там, где было место для нескольких десятков истребителей, сейчас стояло только восемь; два, у которых не было пилотов, и шесть вернувшихся из боя. Принять это было трудно.

— Этот последний из команды? — уточнила у механика Текла. — Потому что, парни, у меня есть дела поважнее, чем подбирать бродяжек.

Люк моргнул, пытаясь вернуть четкость зрения, и зашипел, когда в глаз попала крупица песка.

— Спасибо тебе, Текла, — произнес он, имея в виду не только помощь в данный момент, но и то, что она спасла ему жизнь на Раймаре.

Он скорее почувствовал, чем увидел под защитной тканевой повязкой ее улыбку.

— Пожалуйста, лейтенант-коммандер. И спокойной ночи, сэр.

Она развернулась и ушла, тут же откуда-то сверху раздался громкий голос:

— Скайуокер, мать твою! На кой черт ты в таком виде наружу вышел? Только посмотри, на кого ты похож.

Он застонал. Изабель. Люк собрался было поднять взгляд на истребитель типа «X-Wing», но Изабель уже спрыгнула с него и, приземлившись с гулким стуком подошв об пол, оказалась рядом.

— Кто-нибудь, достаньте аптечку. И дайте чего-нибудь, чтобы промыть ему глаза, пока он не нанес себе еще больше вреда.

Люк обстучал ботинки, прошелся руками по волосам и одежде, отряхивая их и вздымая в воздух облако пепла.

— Ну-ка отойди от моего корабля! — потребовала Изабель. — Ты хоть знаешь, какие проблемы могут возникнуть из-за этой фигни?

Его схватили сильными руками, развернули и потащили в другом направлении.

— Какой хренью Соло тебя напоил? Воняет от тебя хуже, чем от Антиллеса и Хобби вместе взятых.

— Иззи, я…

— Садись, — приказала Изабель.

И после толчка в грудь он упал на мягкий диванчик.

— Подними голову.

— Иззи, я… — попытался он снова.

Она ухватила его за подбородок, заставляя запрокинуть голову, и ему в глаза полилась чистая вода, промывая их от пепла. Люк моргнул, показался размытый силуэт Изабель, а потом все скрыла вода.

— Черт, Скайуокер, еще повезло, что ты не нанес себе непоправимый вред. Но тебе все равно стоит навестить медиков, как только снаружи все успокоится.

Ему в лицо бросили полотенце. Он стянул его с глаз, вытерся и осмотрелся. Он сидел в казармах техников, располагавшихся в стороне от главного зала ангара, на потертой и невзрачной двухместной кушетке, которая выглядела так, будто ее спасли от утилизации. Вдоль стен стояли ряды коек, на тех, которые были поближе, Люк заметил Веджа Антиллеса и Дерека Кливиана; оба были взъерошены, и оба спали.

— Уэс? — спросил Люк, в горле было сухо.

— Тут он, парой коек дальше. Новый паренек тоже, — Иззи присела рядом с ним. — Они все сегодня заявились сюда в таком же состоянии, как и ты. Тяжелый был день, — закончила она.

Люк ничего не ответил, это было преуменьшение, и говорить что-то в подтверждение ее слов не хотелось. Внезапно его захлестнул стыд. Он так волновался за остатки отряда, был шокирован тем, как мало пилотов вернулось домой…

…рассказал им о доме…

…испытал такое облегчение, узнав, что Ведж, Хобби и Янсон выжили; но он не подумал о том, каким ударом стала для них та атака. Все это время он думал только о себе, потому что это он сделал тот выстрел, это он…

…почувствовал их…

…уничтожил объект и забрал жизни двадцати тысяч гражданских.

Однако примерно то же самое чувствовала вся эскадрилья, ведь в миссии участвовал не один человек, не один пилот. В ней участвовали они все.

— Они зашли проверить свои крестокрылы. По крайней мере, так они мне сказали, — произнесла Изабель. Она знала, что правдой это было только отчасти, потому что все они чуть ли не с порога спрашивали ее о пилоте, который сейчас сидел рядом и был неестественно молчалив. — А ты что тут делаешь?

— Я потерялся, — признался ей Люк, и это была правда: он был потерян еще с Эскааля. Ему вдруг больше не захотелось оставаться одному. Одиночество означало, что ему придется прислушаться к себе, означало тишину и погружение в воспоминания, которых лучше было избегать.

— Посидишь со мной?

— Конечно, Люк…

Она молча сидела с ним, прислушиваясь к звукам, доносящимся из главного ангара, где работали остальные техники. Она оставалась с ним до тех пор, пока алкоголь не взял над ним верх, пока его дыхание не стало глубже, и он не заснул. Только тогда она поднялась и уложила его. Она стянула с ближайшей койки простыню и укрыла его, что-то шепчущего во сне. Она гадала, что же ему снится и как с этим связаны слова, что она различила: пламя и удовольствие.