Строя воздушные замки на камне (гет)

Он постучал в дверь. Квартира Лили была на втором этаже старого кирпичного дома, и на лестничной клетке гулял ледяной сквозняк. Северус сунул в карманы пальто озябшие руки и переступил с ноги на ногу, чтобы согреться.

— Кто там? — это был ее голос. Северус замешкался с ответом, оробев на мгновение.

— Ау, — ее голос зазвучал ближе, будто она подошла к двери. Было слышно, как в квартире играет музыка — что-то негромкое и грустное.

Он схватился за палочку. Просто так, на всякий случай.

— Лили, это я. В смысле, это Северус.

Никакого ответа, только музыка. Северус закрыл глаза. Точно испуганное, сердце гулко колотилось в груди. Он прижался лбом к двери и заговорил:

— Лили... Ты ранена? Я видел, что случилось в пабе — это был не я, честное слово, но если ты пострадала, мне кажется, я могу тебя вылечить.

Музыка стихла.

— Откуда ты узнал про мою руку? — ее голос прозвучал совсем рядом, и не будь между ними этого препятствия, Северус стоял бы так близко, что смог бы ее поцеловать.

— Я не знал, пока ты не сказала. А что с ней? — в голову внезапно пришла ужасная мысль. — Она же не отвалилась, нет?

— Нет. — Один удар сердца, другой. — А может?

— Не знаю. Впусти меня и дай на нее взглянуть.

Долгая пауза.

— Впустить — тебя? За дуру меня держишь?

Ну просто зашибись...

— Тогда выйди ко мне сама. Я тут один, клянусь.

Да какого ж хрена — я ведь жизнь тебе спас, еще и недели не прошло, могла бы мне и пове...

Дверь распахнулась.

Лили встретила его с палочкой наголо, но его внимание привлекло не столько это, сколько ее рука — которая висела на перевязи, и даже под рукавом свитера был заметен толстый слой покрывавших ее бинтов. Сама же Лили казалась бледной и напряженной, и ее волосы были взлохмачены, будто от бессонницы.

Она высунулась на лестничную клетку и повернула голову сначала в одну сторону, затем в другую. Палочка в ее руке ходила ходуном.

— Я же говорил — тут только я, — сказал Северус.

— Зачем ты пришел? — Лили отступила на шаг.

Вместо ответа он молча указал на ее руку.

— Ты же сказал, что ничего об этом не знал.

— Я подумал, что ты можешь быть ранена. Это проклятие... — он не смотрел ей в лицо, только под ноги, на ковровую дорожку, покрытую чешуйками грязи. — Оно должно было тебя убить.

— Тогда почему я не умерла, когда его на меня наложил ты?

Северус заставил себя встретиться с ней взглядом. Он только сейчас осознал, что она не наставила на него свою палочку. Вытащила — да, но не наставила.

— Позволь мне войти и все объяснить.

Лили смотрела на него в упор — несмотря на темные круги, глаза ее казались живыми и яркими.

— Ты собираешься меня убить?

— Нет. Дай мне войти.

Она сжала губы в ниточку, но все же отступила в сторону.

Внутри было тесно, чисто и холодно. И пахло сигаретами и лавандовым мылом — совсем как от самой Лили.

Она закрыла за ним дверь, но так и осталась стоять на пороге. Палочка в ее руке была направлена вниз. Северус прошел к шаткому поцарапанному столику и пристроил на него свой саквояж, в котором были ингредиенты для зелий и пергаменты с заметками.

— Позволь мне взглянуть на твою руку.

— Сначала скажи, отчего проклятие меня не убило.

Северус поднял глаза — ее черты искажала целая гамма эмоций: злость, возможно, страх и недоумение. А когда-то она ему улыбалась.

Он набросил на комнату защитные чары — несильные, только чтобы приглушить их разговор. Лили не возражала.

— Потому что я его ослабил, — произнес Северус.

— Ты — что?.. А разве это вообще возможно?

Он замешкался с ответом. Да, возможно, но только в том случае, если ты его создатель.

— Иногда — да.

На пару мгновений их взгляды встретились.

— Но почему ты... — начала было Лили.

— А ты как думаешь? Они убили бы тебя. Белла Гудфеллоу, — он не хотел поднимать эту тему таким образом, но не смог сдержать вспышку раздражения. Лили отвела глаза в сторону.

— Когда я шла туда, то и понятия не имела, что все так будет...

— Я не просил у тебя объяснений. Мы оба живы, и на этом все. Договорились?

Она не ответила.

— Так что с твоей рукой?

Лили откинула волосы с лица. На мгновение он испугался, что расспросы сейчас продолжатся, но она лишь покачала головой и вздохнула.

— Она никак не проходит. Там большой синяк и... словом, жутковатое зрелище. И еще она болит. Я принимаю зелье-анестетик, испробовала уже с полсотни исцеляющих заклинаний, а Петунья достала мне морфин — не представляю, как, но... а, неважно. В общем, это не помогло. Мне ничего не помогает.

Северус нахмурился:

— Сними свитер.

Лили взглянула на него.

— Я не в том смысле... — он разозлился, чувствуя, как заливается предательской краской. — Слушай, я же ничего не вижу сквозь рукав! И бинты тоже сними.

На мгновение в ее глазах появились искорки, и ему показалось, что она сейчас рассмеется, но нет. Лили сняла руку с перевязи, затем принялась вытаскивать ее из рукава — медленно, осторожно, то и дело шипя сквозь зубы. Северус подумывал предложить свою помощь, но вряд ли она согласилась бы терпеть его прикосновения. В конце концов она сумела стянуть с руки свитер и, махнув палочкой, заставила бинты размотаться.

От представшего его глазам зрелища Северуса замутило.

— Проклятие попало в тебя в этом месте? — спросил он, указывая на ярко-красное пятно с расходящимися лучиками-отростками. Заставляя себя на него смотреть.

Лили кивнула:

— Оно отразилось от зеркала. Фил... целитель, который мной занимался, решил, что поэтому оно меня и не убило.

Северус обдумывал ее слова, не сводя с гематомы глаз. Нет, оно убивало и при рикошете — он учел этот момент, когда его создавал. Но упоминать об этом явно не стоило.

— Нет, — Северус покачал головой. — Похоже, дело в той ослабленной версии, которую я наложил на тебя раньше. Она сработала как... — он помахал рукой, пытаясь припомнить слово. — Ну, та маггловская процедура. Мне еще ее в детстве делали.

— Прививка?

— Да, она самая.

— Ты все заранее предусмотрел?

Северус поднял голову — ее лицо было по-прежнему серьезным, но стало мягче, теплее. Чего он не видел уже очень, очень давно.

— Нет. Я же сказал — я хотел лишь одурачить моих... э-э... Пожирателей, — и после паузы добавил: — Просто повезло.

Лили улыбнулась — не так, как в школе, конечно, не той лучезарной улыбкой, которая словно озаряла весь мир; но все-таки она ему улыбнулась, и сердце его затрепетало.

Северус отвернулся, раскрыл свой саквояж и принялся доставать оттуда разные флакончики и склянки.

— Тебе нужно будет кое-что выпить. Эликсир радости — и нет, это не Темная магия, — добавил он, когда она уже собиралась что-то вставить.

— А я как раз хотела сказать, что помню, как мы проходили его в школе, — в ее глазах снова заплясали искорки, и на этот раз он улыбнулся.

— Рад видеть, что ты все-таки что-то вынесла из моих конспектов.

— Разумеется. Я даже приготовила себе зелье от кошмаров, вот этими самыми ручками, — но в голосе ее звучала такая наигранная бодрость, что Северус насторожился.

— Тебе снятся кошмары?

Она не ответила. Он достал склянку с эликсиром радости и повернулся — Лили снова побледнела и напряглась, теребя край свитера. Северус хотел повторить свой вопрос, но решил, что это может подождать. Сначала — рука... в том случае, разумеется, если ему вообще удастся ее вылечить.

— Держи, — сказал он. — Отпей половину.

Лили понюхала зелье и поморщилась, но осушила склянку за пару глотков.

— О. Ты так и добавляешь в него мяту?

Северус пожал плечами.

— А что теперь?

— Контрзаклинание, — он достал свою палочку, и на мгновение ему показалось, что Лили настороженно застыла... но нет, должно быть, просто померещилось.

— Не двигайся, — предупредил он. — Надеюсь, тебе будет не слишком больно.

— Не слишком больно?..

Северус не ответил, просто подошел и встал рядом. Прикоснулся кончиком палочки к ее пострадавшей руке — прямо к воспаленной гниющей плоти. Справиться с отчаянием поможет эликсир радости, но от боли у него ничего не было...

Лили вскрикнула, зажала рот ладонью, но держалась совершенно неподвижно и не пыталась отпрянуть. Северус глубоко вдохнул, а потом заговорил нараспев.

Контрзаклинание читалось на темном языке — хотя он звучал совсем не так, как можно было подумать: эти певучие переливы скорее бередили душу и лишали покоя, Северус всегда находил их красивыми — как туманную дымку или же лунный свет.

Пока он произносил заклинание, Лили стояла, закусив губу, и не сводила с него повлажневших глаз. Ей было больно — он точно это знал и едва не остановился на полпути, но потом снова взглянул на ее руку и увидел, что краснота почти сошла: проклятие наполовину втянулось в палочку, где Северус смог бы его запечатать, пока не сбросил куда-нибудь... На какую-нибудь елку в парке, вероятней всего, чтобы за день или два дерево сгнило и рассыпалось трухой.

У Северуса задрожала рука — он заставил себя снова сосредоточиться на контрзаклинании. Сколько он его уже читает? Взгляд Лили затуманился, а лицо расслабилось — она явно подпала под действие чар, все признаки были налицо. Воспаление практически исчезло, но Северус не знал, как глубоко проклятие проникло под кожу, и продолжал повторять эти напевные фразы, хотя пальцы почти онемели, а по спине градом катился пот. Ему никогда еще не приходилось поддерживать заклинание так долго, и мысли стали расплываться, воспоминания разматывались перед глазами, как пленка с фильмом... один кошмар за другим: вот его отец, вот Блэк с Поттером, а вот его первая жертва — та, кого он убил, чтобы стать Пожирателем смерти...

Палочка выпала из рук, грянула об пол — как раскат грома.

— Сев? — сквозь дымку прошлого к нему пробился голос Лили. — Сев, что случилось? Я ощущаю — Сев!..

Он почувствовал на спине ее ладонь.

— Взгляни на меня! Что с тобой?

— Все хорошо, — он поднял голову, которая казалась чугунной, словно весила тысячу фунтов; в горле саднило, в виске пульсировала боль, но хотя бы воспоминания ушли и снова растворились во мраке. — Просто... дай мне минутку.

Лили стояла рядом с ним на коленях; взгляд ее был по-прежнему затуманенным.

— Что ты сделал?

Он отстранился — через силу шагнул к софе, дешевой и протертой, и опустился на жесткие подушки. Помассировал лоб. Лили так и стояла в задранном до плеча свитере... голая рука, теперь уже здоровая, и голый же бок — гладкая, бледная кожа. Северус видел и блестящую полоску белой ткани — край ее бюстгальтера.

— Как рука? — хрипло спросил он. Слова царапали горло, и говорить было больно.

Лили уставилась на него в замешательстве. Потом моргнула, и выражение ее стало более осмысленным.

— Больше не... все и правда прошло, — она прижала руку к груди; вытянула шею, пытаясь рассмотреть то, что выше локтя. — И синяк, и... — опять посмотрела на Северуса. — Ты меня вылечил, — а затем снова натянула свитер.

Северус пожал плечами. В точку между бровями словно вогнали гвоздь.

— Я же говорил.

— Господи, Сев! Что у тебя с голосом?

— Заклинание — этот напев... — он осекся. Лили побледнела.

— Темные искусства, — прошептала она.

— Темное контрзаклинание, да. Оно взяло только у меня, — Северус закрыл глаза, чтобы как-то отгородиться от ее злости — он бы точно не вынес еще и это, разговор и без того отнимал последние силы. — Не у тебя.

Ответа не было — лишь долгая звенящая тишина. Потом — шаги. Северус с трудом разлепил один глаз, затем другой. Он был слишком измучен, чтобы осторожничать, но в то же время знал, что расслабляться не стоит. Но Лили лишь прошла к кухонному уголку и поставила на маленькую плиту чайник, а потом достала из шкафчика жестяные банки и пару разномастных чашек. И все — без магии, только руками. Это наблюдение показалось ему забавным, и боль немного отпустила.

Лили вернулась к софе с чашками, протянула одну Северусу — на ней виднелась трещина, цветочный узор местами облупился. От чая пахло лимоном и зеленью, чем-то затхлым и травянистым. Не отпив ни глотка, Северус взглянул на Лили поверх чашки.

— Я не собираюсь тебя травить.

Северус опустил взгляд — цветом эта жидкость была точь-в-точь как речная вода.

— Пей. Он смягчит твое горло.

Ой, сомневаюсь. Но Северус все равно послушался — от тепла хотя бы было приятно.

Они молча прихлебывали чай. По окну цокала ледяная крупа, в углу дребезжал и шипел обогреватель.

— Спасибо, — произнесла Лили наконец. Северус допил остатки и, не поднимая на нее глаз, отставил свою чашку на пол.

— Не только за руку, но и за тот вечер в "Собаке и утке"... — ее голос прервался. — Спасибо тебе.

От этих слов внутри поднялось что-то яркое и теплое — как летний дождь, когда солнце отражается в тысячах капель.

— Я не дам тебе погибнуть, — сказал он.

Лили подняла голову — ее волосы рассыпались по плечам. Открыла рот, снова закрыла.

— Почему тебе снятся кошмары? — спросил Северус.

— Что? — она не стала допытываться, отчего он сменил тему. И хорошо — в объяснения вдаваться не хотелось. Откровенно говоря, он и сам не знал, отчего это сказал.

— Ты упоминала, что сварила от них зелье.

Лили прихватила обе чашки и отнесла их в раковину.

— И как оно — помогло? — спросил Северус.

Вместо ответа — только тихое звяканье керамики о нержавеющую сталь. Затем Лили прошла к столику у окна, взяла с него пачку сигарет. Закурила и помедлила, держась настороженно и выжидательно. Над головой ее клубился дым.

— Да, — сказала она наконец. И добавила: — На какое-то время.

Как и следовало ожидать.

— Ты раньше видела смерть? — он запоздало осознал, что спрашивать об этом не стоило. Лили задрожала и прислонилась к стене; глаза ее расширились. Но Северусу был нужен этот ответ: с некоторыми видами душевных недугов Темная магия справлялась куда лучше, чем целители.

Он хотел было это объяснить, но Лили не дала ему вставить ни слова.

— Нет, — сказала она. — А ты?

Северус осекся. По-хорошему, сейчас ему стоило бы солгать.

— Да, — ответил он вместо этого.

Лили глубоко затянулась сигаретой. Она и так уже знала... ну конечно знала — ты же Пожиратель, мать твою за ногу...

— Позволь мне оставить тебе кое-что, — сказал он. — От кошмаров. Гораздо лучше, чем то зелье: сны не подавляются, а видоизменяются и перестают быть такими болезненными. И действует оно намного дольше.

— А они тебе снятся? — спросила Лили. — После того, что ты сделал?

На этот раз Северус солгал.

— Иногда.

Он не стал упоминать о своей окклюменции — о стенах, что воздвиг внутри своего разума. Возможно, если бы не они, ему и снились бы кошмары. Наверняка тут не скажешь.

— Но ведь ты... то, что ты творил с людьми...

— Я не намерен это обсуждать, — он поднялся на ноги — голова откликнулась резкой болью, в спине что-то хрустнуло. Перед глазами промелькнула вереница образов: тот чиновник из Министерства и его вопли, скрюченное тело той женщины на полу... Стараясь об этом не думать, он занялся своим саквояжем: отыскал в нем зелье, которое управляло подсознанием, и протянул флакон Лили — но та ответила таким взглядом, будто бы ей предложили осу или ядовитую змею.

— Убери это, — прошипела она.

Северус хмуро посмотрел на нее. Со стуком поставил зелье на стол, рванул из саквояжа лист пергамента и начал набрасывать инструкцию по применению.

— Я знаю, ты мастерски умеешь выдавать мои работы за свои, — он и сам слышал в своем голосе жестокие нотки — и пускай, сейчас ему было плевать. — Но вот этой штукой особо размахивать не советую.

— Я все передам Ордену, — пригрозила она.

— Да? И что тогда скажет твой доблестный героический Поттер? Когда узнает, что ты спасовала перед какими-то снами?

Лили запустила в него пепельницей — за которой потянулся пепел, как хвост кометы, серебрящийся в зимнем свете. Северус даже не дрогнул, продолжая строчить; вещица пролетела в полуметре от него и осколками брызнула об стену.

— Зато Джеймс Поттер не убийца, — бросила Лили.

Северус застыл, перо замерло над пергаментом. Ее слова ранили — он уже и не думал, что может испытывать такую боль... ярость вспыхнула солнечным протуберанцем, но он сумел промолчать и дописал последние строки, так сильно давя на перо, что буквы вышли слишком жирными.

А потом достал палочку — Лили побледнела, но он лишь срезал у себя прядь волос.

— Не потеряй, — сказал Северус, прикладывая прядь к записке. — Вряд ли ты захочешь марать ручки и приходить за другой, а то еще заметят в компании этого гадкого Нюнчика.

Похоже, Лили смутилась. Он схватил саквояж, в кои-то веки не заботясь о том, чтобы флаконы не разбились, а ингредиенты не просыпались, и тяжело зашагал к двери. Голова снова начала болеть, а в горле разгорелся настоящий пожар.

Уже на лестничной клетке ему показалось, что он слышит всхлипы.