Ворон (джен)

Китежский театр юного зрителя дышал благородной стариной, пылью, крепким кофе, тяжелым, густым амбре каких-то старинных парфюмов и нафталином. Пока детей вели парами в актовый зал, Рон завороженно разглядывал шикарные, пусть и потрепанные временем, алые портьеры, живые портреты актеров в бордовом полумраке фойе. Подвешенные повсюду под потолком клетки с шумными волнистыми попугаями: белыми, лимонно-желтыми, голубыми, зелёными. Какой-то сухой пожилой, одетый в отрепья и корону, актёр, (скучавший в резной ореховой раме), под восторженное оханье детей, царственно склонил голову и обернулся прекрасным человекообразным чёрным львом.

— Аресьев Петр Вениаминович, — взволнованно зашептал Елисей на ухо Рону, шагая где-то сзади, за плечом, — один из фаворитов Екатерины Второй. Великий артист и искусный дуэлянт. Магглорожденный маг из обедневшего дворянского рода. У меня есть фотка его маггловского портрета. Правда, она чёрно-белая.

— Это безобразие, — над самым ухом воинственно загремел голос матери, — досматривать родительский комитет! Можно подумать, авроры всерьёз верят, что мы, мамы и бабушки, можем причинить вред нашим малышам! Джинни, я всё видела. Сейчас же надень кофточку, здесь дует! Рон, как я удачно тебя нашла! Передай Персику его книжки. Он забыл их дома.

— Персику, — хором протянули близнецы и переглянулись, сияя хитрыми заговорщическими ухмылками.

— Я уже обожаю этот язык, Джордж — широко ухмыльнулся Фред, — он будто сам тебе подмигивает и подсовывает идеи. Думаешь, Персику пойдет на пользу наша новая шипучка?

— Посуди сам. Такой здоровенный веснушчатый персик с ногами, все любят персики… — заухмылялся Джордж.

— Большая карьера — большому Персику…

— Мама, — упавшим голосом выдал Рон, прижимая к груди стопку больших багровых книжек за авторством какого-то Карамзина, — что ты здесь делаешь?

— Ты мне что это, не рад? — укоризненно качая головой, уперла руки в боки укутанная в пуховые шали Молли Уизли и, деятельно прошлепав по паркету валенками, принялась поправлять растрепавшиеся косички багровой Джинни, — О-о-ой, ты смотри! Джиневра, как же тебе всё-таки идут эти красные ленточки!

— Это твоя мама, да? Вау, у моей бабушки такое же платье со слоистыми цветными разводами, — защебетала какая-то подружка Джинни, — я знаю, как их делают. Там такая пряжа, она покрашена в разные цвета, а когда вяжешь, вещь получается такая красивенькая…

Рон уныло взвыл и доверительно шепнул Выру:

— Кто вообще придумал этот родительский комитет? В Англии таких штук вообще нету.

— Авроры, однако, встревожены, — отозвался задумчиво юный чукотский маг, — большое дело делается. Везде магией пахнет. Большой магией.

— Эй, Рон. А ты правда потомок Певерелла? — шмыгнув носом, спросил какой-то шагающий впереди долговязый пацан в серой растянутой водолазке. На Рона тотчас же уставилось сразу десять пар глаз.

— Ну, да, — смутился Рон, — а что?

— А, понятно, это из-за тебя столько авроров, — мальчишка неопределенно повел головой в сторону, — младший сын. Слыхал, младшего сына легче проклясть.

— Почему это из-за меня? Я же Рон. Просто Рон. Правда, — Рон в недоумении заозирался, и с ужасом понял, что теперь на него глядит практически всё фойе — это, а как тебя зовут?

— Вася Матросов, — мальчишка деловито пожал протянутую руку, — нас полдетдома Матросовых. Потому что детдом имени Матросова. А волшебник — только я.

— А тебя правда увезли из Англии потому что три брата в гробу шевельнулись? — сделав огромные глаза, громко зашептала какая-то сероглазая красивая толстушка в очках и с шикарной толстенной черной косой до пояса, — папа говорит, в младшего сына может вселиться злой дух, если подпустить нечистого. Слушай, Рон, а я Аня Бойчук.

Выргыргелеле с добродушной улыбкой покосился на Рона и, вздыхая, покачал головой.

— Эм. Привет, Аня, — Рон готов был провалиться под землю, так на него таращились все вокруг. И ладно бы — с восхищение. А не как сейчас — с сочувствием и даже — с жалостью, — очень рад познакомиться.

— А мой папа работает аврором в саратовском аврорате, — не унималась девочка, — а ещё у меня дедушка священник. Мама хотела отдать меня в семинарию, потому, что я хорошо пою. После Колдовстворца я обязательно пойду в семинарию на регентское отделение. Папа против, он говорит, стране надо служить тем, чем умеешь, особенно — когда стране плохо, а в церкви пускай простецы поют, а я петь в церкви хочу.

— Ээ, круто? — отозвался Рон, мечтая куда-нибудь исчезнуть от этих перешептываний за спиной и от полных жалости взглядов. Рон вспомнил глазеющих на Гарри Поттера людей. И ему стало по-настоящему жутко. Ничего хорошего во всеобщем внимании, как оказалось, не было и в помине. Просто было постоянно ужасно неудобно, душно и не по себе. Вот и всё.

— Не бойся, тут тебя не достать. У Китежа крутая защита, — покровительственно сообщил Вася Матросов, оборачиваясь и на ходу кивая расстроенно жующему губы Рону, — тут главное: глядеть в оба и не шутить с чёрной магией…

К неописуемому облегчению Рона Уизли, миновав фойе и лестницу, Карл Иванович, профессор Древних Рун, наконец-то вывел оживленно шумящих учеников к дверям с непонятной надписью и светящейся зелёной табличкой «Вход». Пока дети занимали свои места в зрительном зале, Рон нашел беседующего с каким-то усатым стариком Перси, отдал книги и ретировался под добродушно-топорные шутки старика. Старик был облачен в странную форму с красными лампасами, у бедра его висела настоящая казачья сабля, а на голове красовалась кудрявая меховая круглая шапка с красным верхом, тронутая серебром и мерцающая от магии. На груди старика покачивались какие-то медали и золотые кресты. Краем уха Рон уловил что-то про «а я тебе скажу, казак — это состояние души, Персиваль Артурович, присягу принёс — считай обрусел».

Искал Рон своё место уже впотьмах. На сцене, обращенной в лесную полянку, какой-то добродушный клоун с большой ромашкой на шляпе и частично обернувшийся анимаг-макака чинили старенький цирковой фургончик и разговаривали. Пока в кустах не обнаружили плачущего человекообразного поросенка в панаме и комбинезоне. Поросенка играла веснушчатая пухлая блондинка-анимаг. Пока на сцене назвавшийся Фунтиком поросёнок слезно каялся клоуну и обезьянке, что по приказу госпожи Белладонны обманывал детей и выманивал их деньги, (рассказывая, что он — один из трёх поросят, которых волк оставил без домиков), впереди Фред с Джорджем втихомолку барыжили самодельными жвачками, превращающими каждого жующего их в страховидного серокожего инопланетянина с большой башкой и с раскосыми черными глазищами. Жвачки расходились хорошо, в первую очередь из-за своей дешевизны. И по всему театру уже сидела где-то сотня жующих пришельцев всех возрастов.

* * *

— Да, Гарри, я осознаю насколько он опасен. Да, я помню всё что он сделал и не верю, что он и Геллерт потеряли память, — Гермиона укоризненно смотрела, как Герман взволнованно мечется по Выручай-Комнате, — но не ты ли говорил, что у каждого должен быть второй шанс? Тем более, Ал прав, вы с ним ужасно похожи…

— Ал? — Реддл сквозь зубы втянул воздух. И радужки его побагровели, — Ал…

— Не всё ли тебе равно, Том Марволо Реддл? — воинственно взвилась Гермиона, — тем более, он просто неплохой собеседник…между нами ничего…

— Как мы наивны, — почти выплюнул Реддл и до скрежета сжал жестяную банку, расплёскивая остатки рыжей газировки, резко переходя на какой-то мутный английский диалект, названия которому Герман не знал, — святая, мать её, простота. Пресвятая наивность…

Воздух стремительно остыл. И из-под Тома по стулу и от него — по каменному полу — поползли со скрежетом ледяные узоры.

— Кокни? Серьезно? — голос Гермионы дрогнул, а в глазах её разлились боль вперемешку с жалостью, — язык лондонских трущоб? Том…

— Отвали, — Реддл вскочил на ноги, с грохотом перевернув стул и заорал почти в самое лицо вздрогнувшей всем телом Гермионы, — отвали, я сказал! Беги собачонкой к своему зажравшемуся ублюдку. Он же гребаный, мать его, гений! Великий Альбус Дамблдор. У него было всё, всё! Семья, дом, домашняя библиотека Дамблдоров, друзья семьи, готовые поддержать по старой памяти… он был кем угодно, но не жалким нищим ублюдком из сраных трущоб! Легко быть непонятым гением с полным брюхом и крышей над головой…

Гермиона молча оттолкнулась от стула и порывисто обняла его. Герман дернулся вперед всем телом, почти ощущая, как взбесившаяся магия Реддла вот-вот разорвёт вживую тело девочки. Но вместо этого Том вцепился зубами в плечо Гермионы и глухо, страшно зарыдал. Без слёз. Зло и жутко. И до белизны вцепился в её спину сведёнными судорогой пальцами.

— Ненавижу, — выдохнул Реддл на парселтанге куда-то в кудри Гермионы, — мои. Не отдам. Моё гнездо. Моё.

— Перестань меня жевать, — строго потребовала Гермиона, неодобрительно косясь на судорожно цепляющегося за нее Реддла, — Гарри, да скажи ты ему, у него же истерика! Ну ладно, Том, хочешь, мы всем скажем, что мы с тобой помолвлены? И он сразу отстанет…

— Я бы не был так в этом уверен, — пробормотал Герман, рассеянно поболтав у уха остатками своей газировки, озадаченно наблюдая, как Реддл нервно бормочет что-то и тычет палочкой в прокушенное плечо девчонки, — все рыжие люди — упёртые, наглые и инициативные элементы.

Реддл грубо схватил Гермиону за руку и, бормоча что-то на латыни, поспешно нацепил ей на палец своё кольцо. Массивный перстень Гонтов полыхнул мглисто-алым, плотно обхватил тонкий румяный палец и ушёл под кожу сразу на несколько миллиметров. Гермиона вскрикнула от неожиданности и попыталась вырвать руку, но Том почти швырнул девчонку вскочившему на ноги Герману. И ринулся из Выручай-Комнаты, выхватив палочку.

— Он спятил? Эти формулы были запрещены ещё во времена Диоклетиана. Насильственная односторонняя связь, использовавшаяся в семьях римских патрициев для помолвки в тех случаях, когда есть угроза расторжения договоренностей между семьями жениха и невесты. «Брачные узы павшей империи» Ниневии Аквитанской. Том второй, — Гермиона попыталась отцепить свои кудри от пуговиц Германа, — он вообще хоть понял, что сделал?

— Очень в этом сомневаюсь, — Герман отцепил кудрявый локон от пуговицы и невесело рассмеялся, — наш Том — упёртый собственник.

— Я читала, что, сделав первый крестраж, человек не взрослеет ментально, — растерянно пробормотала Гермиона, все столь же безуспешно пытаясь отцепить свои буйные кудри от пуговиц на мантии Германа, — Том застыл где-то в своих шестнадцати годах и вот…

— Просто основой для воскресшего Воландеморта послужил самый первый осколок, — пробормотал Герман, помогая распутывать волосы Гермионы и поспешно двигаясь к выходу, — надо догнать этого придурка, пока он не наломал там дров.

— У вас же ментальный поводок… — с ужасом вцепилась девчонка в мантию Геры, и закричала ему в самое лицо, — он же умрёт!

— Он считает Хог своим домом, — мрачно отозвался Герман, аккуратно освобождая ткань от маленьких цепких пальчиков, — здесь это правило не работает. Я проверял. Не смотри так, я не изувер. Проверил только после того как Том сам накануне резво побегал без меня по всей округе. Я был уверен в результате, понимаешь? Просто контрольный выстрел.

— Почему с ним всегда так невыносимо тяжело? — Гермиона со злостью толкнула дверь и выскочила в коридор, — кому из нас тринадцать лет? Мне или ему?

Где-то вдалеке пронзительно завизжали девчачьи голоса, что-то загрохотало и по замку разнёсся глухой подземный гул. Герман и Гермиона с ужасом переглянулись и, не разбирая дороги, ринулись на грохот. Из бокового прохода вынырнул совершенно белый Дамблдор и схватил Германа за грудки.

— Эльфы, мальчик мой. Кто-то выпотрошил и распял старейшину, — рыжего всерьёз трясло, — в Подземельях какие-то слепые твари. Серая кожа, быстрые и мощные. Геллерт заблокировал слизеринскую гостиную. Дары, Гарри. Я знал, что Дары Смерти — зло. Они все клеймены Знаком…

— Мистер Филч, — вырвалось у Гермионы, — Гарри, смотри…

Посреди коридора, размазывая алую жижу по грязному полу, с надсадным воем извивался, вцепившись себе в лицо, Аргус Филч. На лбу его сам собой кровоточащей раной проступал знак Даров Смерти. Кривые пальцы Филча, будто обретя собственную волю, судорожно пытались выдрать завхозу глаза. А сам Филч, рыдая от отчаяния грыз собственные руки и силился размозжить их об пол.

— Господи Иисусе, — вырвалось у Германа.

— Голоса! — с мольбой в глазах заорал Филч, подползая к замершему Дамблдору, — убейте меня, директор! Он погрузил в меня свои черные руки по самый локоть. Он во мне! Во мне!

— Ступефай, — Гермиона уронила руку с зажатой в ней палочкой, глядя, как Дамблдор поспешно накладывает на обездвиженного Филча чары стазиса, — мне страшно, Гарри…

— Я здесь, — хрипло выдавил Герман, поднимая палочку и озираясь, — я рядом.

Повсюду, прямо из стен, с мерзким, чавкающим звуком бубенила и пузырилась какая-то чёрная жижа. Густая и воняющая тухлятиной, она грозила залить собой орущие от страха портреты. Дамблдор схватил в охапку Германа и крайне бесцеремонно поволок его в сторону Большого Зала.

— Том, — ахнула Гермиона, хватаясь за сердце, — это ведь не Том, Гарри?

Герман не успел ответить. В него с разбегу врезался Невилл.

— Старейшину школьных домовиков ослепили и распяли на гербе школы, — сбивчиво затараторил Невилл, — прямо над столом, над креслом директора! У него черное сердце, оно болтается и пульсирует!

Мимо пронесся, гремя доспехами, сир Клиган. За ним следом, судорожно пытаясь поймать гаджетом сеть, спешил Зелёная Стрела, вооруженный до зубов и бесконечно смертоносный.

— Студенты, все ко мне! — усиленный сонорусом голос старосты Хаффлпаффа пронесся по коридорам, — Флинт, куда вы? Ваша гостиная закрылась. Останьтесь!

— Что случилось? Что… это вы! — взвыл не своим голосом Герман, хватая подозрительно притихшего Альбуса за грудки, — это ваших рук дело, мистер директор!

— Геллерт нашел в темницах стенную плиту со знаком Даров Смерти, — нехотя сообщил Альбус, запихал в рот лимонную дольку и с надеждой сунул кулёк под нос Герману, — будете?

Герман зловеще заскрипел, но леденец взял. Гермиона деликатно кашлянула и тоже запустила пятерню в сложенный из «Еженедельного Пророка» кулёк. И так же осторожно сложила сладость в карман.

— Их очень любила Арианна, — пробормотал Дамблдор, печально наблюдая как Герман сумрачно хрустит леденцом, — я читал, что у русских есть обычай раздавать сладости в память об умерших родственниках. Хороший обычай. В нём есть что-то сродни кельтским поминальным обычаям. Жертва за ушедших.

Охваченные паникой ученики метались по коридорам. Внизу рвались заклятья, и, в отдалении, чужой голос гремел на незнакомом певучем языке страшные и смутно знакомые слова, проникнутые магией, мощью и мраком.

— Я так и понял, — пробормотал Герман, — эти леденцы — ваша попытка поминать Ариану.

— Не только её. Всех, — бывший директор спрятал кулёк в карман мантии, — милая-милая Гермиона, не хмурься так недоверчиво. В них нет никаких лишних компонентов. Они — моя жертва за тех, кто не с нами. А жертва должна быть чистой…

Чудовищной силы взрыв сотряс Подземелья. А с ними и весь замок. Дамблдор выхватил палочку и помчался на звуки сражения.

— Гермиона, Невилл, в гостиную Гриффиндора. Немедленно, — скомандовал Герман, входя в режим царя сидов и поспешно ощупывая скрытое кленовой маской лицо и проростающую прямо из черепа костную корону, — я не хочу потерять вас.

— Я могу сражаться, — возмутился Невилл, — я друид…

— Гарри прав, — Гермиона быстро оглянулась и потащила Невилла в сторону гостиной, — мы только помешаем. Твой доспех в гостиной, скорее.

Герман свернул в ближайший туалет, ощупал свою охваченную костяным доспехом грудь и скомандовал:

— Аттиацио. Латимер. Бевно. Инкта.

Эльфы немедленно явились, с недоумением поглядывая по сторонам.

— Голодная магия, — зеленоглазая Инкта накинула на голову капюшон, — Инкта трепещет. Это дыхание Инкта слышит в злых снах. Очень злая магия. Королю нужны Белые Сестры Инкты?

— Верно. В замке нужны боевые целители. Аттиацио, Хогсмид, — отрывисто сообщил Герман, стремительно двигаясь в сторону лестниц. Одноглазый эльф коротко кивнул и исчез, — Латимер, твои ребята займутся домовиками. Собрать и эвакуировать в безопасное место в пределах школы.

— Выручай-Комната, — сдержанно кивнул эльф и пропал.

— Бевно, перенеси меня к Большому Залу, — Герман нахмурился и, дождавшись конца парной трансгрессии, замер подле самых дверей, — с техномагическими доспехами твоих бойцов проблем не будет?

— Каждый подобен живому танку, мой король, — проскрежетал домовик-альбинос, широко ухмыляясь и нехорошо сияя алыми радужками, — инопланетные доспехи и оружие поют созвучно магии твоих детей, Отец Эльфов.

— Все в Подземелья, Бевно. Помогите защитить школу, — Герман толкнул тяжелые створки и едва не заорал от неожиданности. Вместо свечей под потолком Большого Зала кружили, мерцая пустыми глазницами как гнилушками, отрубленные эльфийские головы.

* * *

— Над Подземелиями роятся мёртвые мозгошмыги, — безмятежно сообщила Полумна, бесшумно спрыгнув на Тома откуда-то с потолка, — они пахнут тёмной магией и руинами с нежитью. Они пахнут безумием.

— Какого дьявола?! — Реддл отшатнулся и обвел неработающий женский туалет нечитаемым взглядом, — у меня нет на это времени, Лавгуд.

— У тебя есть время на многие интересные вещи, — возразила Полумна, — ты знал, что мистер Макнейр размножился? Один во дворе, а другой спустился в Подземелья.

— Что? — очень тихо переспросил Том, медленно надвигаясь на Полумну, — повтори.

— Два мистера Макнейра, Том. У одного — мертвые мозгошмыги. У другого их нет вообще. Ты знал, что наш профессор ЗоТИ ходит без мозгошмыгов? — Полумна уселась на край раковины и принялась болтать ногами, — почему твоим мозгошмыгам так грустно, Том? Не бойся, Гермиона не влюбится в Альбуса. Скорее в Геллерта, он достаточно умён и трагичен для таких вещей. Я бы на её месте влюблялась только в него.

Чудовищный взрыв сотряс школу. Снаружи раздался истошный девчачий визг. Полумна подбросила и поймала посох Шеогората.

— Там, снаружи, такой ужас! — с восторгом поделилась призрачная Миртл, вынырнув по пояс прямо из кафельного пола, — в Большом Зале два Макнейра и один пытает другого круциатусами!

* * *

— Круцио! — проревел клочками остриженный, полуголый Макнейр, со свистом рассекая воздух. На его голой спине красовался гноящийся косой разрез. От левой лопатки и до поясницы. Душераздирающие крики наполнили Большой Зал, и над фигурой мага дымным мороком вскинулись косматые, призрачные очертания огромной тени.

Герман как во сне шагал к истязающему кого-то магу. Но не видел ничего вокруг себя. Только распятого над золоченым креслом вниз головой незнакомого эльфийского старца, его истекающие кровью внутренности и оглушительно громко пульсирующее чёрное сердце.

— Поганый маггл, — хлестким ударом маг швырнул в стену обмякшее тело. Тело, в котором Герман узнал Макнейра. Второго Макнейра. Профессор кое-как пополз из-под стола, плюясь кровью. Стирая кровавую слюну с разбитых губ, он хрипло смеялся и полуобморочно шептал что-то своё, — удивлён, поганый маггл? Или ты думал, что эта хренова китайская ваза удержит внутри меня, весьма неслабого мага?

— Ты опоздал, — булькая кровью прохрипел Макнейр номер два. Черты его лица медленно плыли. Он всё больше и больше походил лицом на

сорокалетнего Тома Реддла. Точнее на его не самую красивую копию, — знаешь, одно время я был не самым плохим частным детективом. Всё что я наскрёб на тебя, Макнейр, прямо сейчас моя серая сова несёт главе Британского Аврората. Даже прикончив меня, ты не уйдёшь далеко. Тебе светит этот ваш Азкабан. Слово Эдварда Нигмы. Нового Эдварда, который в кои-то веки принял правильную сторону.

Загадочник. Господи. Это же Загадочник, Гера. Как? Почему?

— А вот и величайшее чудо нашей пьесы, шекспировский Оберон в плаще из цветущих прядей, в костяной короне и кленовой маске, — хрипло рассмеялся Загадочник, окончательно теряя последние остатки сходства с Макнейром и переворачиваясь на спину, — прошу простить, что не приветствую стоя. Меня не держат ноги. Я открыл дивный, волшебный мир. Жаль, сказка не подчищена цензурой и не годится для маленьких деток.

— Кто распял эльфа? — Герман поднял протезную руку, поднимая Макнейра в воздух и игнорируя всё нарастающий в ушах хохот.

— Мой Господин сильнее любого из приходивших после него. Он явился ко мне из внешней тьмы, пока я, жалкий и ослабевший, блуждал по коридорам замка, — маг резко поднял руку, показывая содранную на предплечьи кожу, — он освободил меня от Темного Лорда, он забрал моё клеймо. А с ним и умение ощущать боль. Кто бы ты ни был, тебе меня не одолеть. Потому что мой Господин — во мне. И он — сама смерть.

Будто в подтверждение его словам, мертвые головы распахнули рты и истошно взвыли, порождая маленькие черные тени с белыми глазами-точками.

— Сердце, — Загадочник попытался встать, — порази. Сердце. Жертвенный. Агнец. Сердце. Агнца.

Макнейр снес Германа волной дикой магии, отчего тот пропахал носом весь слизеринский стол и очень больно ударился спиной о противоположную стену. И приземлился лицом в пол.

За спиной медленно, в унисон, загремели юные голоса, отбивая такт глухими ударами об пол:

Всадники скачут от Нок-на-Рей,

Мчат над могилою Клот-на-Бар,

Кайлте пылает, словно пожар,

И Ниав кличет: Скорей, скорей!

Слизеринская команда. Полным составом. Поднимаяь с пола и с глухим рыком обрушивая на Макнейра всю свою ярость, Герман кожей ощущал, как густеет вокруг прелый, чащобный мрак, как из стен и столов прорастают диковинные грибы, как подростки, одетые магией, превращаются в жутких существ из кельтских сказок:

Выкинь из сердца смертные сны,

Кружатся листья, кони летят,

Волосы ветром относит назад,

Огненны очи, лица бледны.

Макнейр с гоготом раскинул руки, поглощая магию. Чернильные тени мертвых домовиков обрушились на юных магов. И маги с диким воплем ринулись на них, разрубая чудовищ костяными мечами и секирами, пылающими инфернальным голубым огнём:

Призрачной скачки неистов пыл,

Кто нас увидел, навек пропал:

Он позабудет, о чем мечтал,

Все позабудет, чем прежде жил.

Скачут и кличут во тьме ночей,

И нет страшней и прекрасней чар;

Кайлте пылает, словно пожар,

И Ниав громко зовет: Скорей!

Герман швырнул Макнейра в стену и запустил вербальным инсендио в распятого домовика. Оскверненный тёмной магией труп вспыхнул яро и весело, как дешевая колотушка бенгальского огня. В Большом Зале нестерпимо завоняло серой. Доносящийся уже из коридора надсадный вой оборвался и затих. В Большой зал ворвались профессора. Изумленная Макгонагалл качнулась и тихо ахнула:

— Этого не может быть…

Щеголяющий единорожьим черепом вместо лица Флинт с воплем пронзил темную тварь здоровенным костяным двуручником. Но вместо того, чтобы издохнуть, жуткая черная сущность, мерцая белыми глазами-искрами, запустила чернильно-дымную ручонку в живот Флинта. И тот едва не задохнулся от боли.

— Это бесполезно. Жгите головы! — рявкнул Снейп, на ходу сжигая воющие эльфийские останки и прорываясь к упорно ползущему через зал Загадочнику.

— Брат! — в голосе Реддла явственно звучали тревога и ярость. Герман, тихо воя от боли, сполз с груды обломков, в которые благополучно превратила чья-то бомбарда дальний край стола факультета Хаффлпафф. И с раздражением отбил летящий в него конус льда. Том Реддл, незнамо откуда взявшийся рядом, невербально запустил ближайшим столом в охваченного дымным мороком Макнейра и сунул Герману глухо булькнувшую склянку, — обезболивающее. Пей и отойди. Он мой.

Герман молча блокировал простейшим щитом очередной мощный удар голой магией и замотал головой, сипя от боли.

— Ну здравствуй, двоюродный дед, — Эдвард Нигма, он же — Риддлер, Загадочник, — неловко поднялся с пола и на трясущихся ногах сделал шаг, другой, — твою ж мать. Как дрожат ноги. Томас Марволо Реддл. Ты, наверное, не знаешь, но в США жила твоя кузина, Софи Реддл. Моя бабушка. Ее папаша мечтал о сыне. Всегда мечтал о сыне. Знаешь… Хорошая работа, Томми. Твой дед был редким сукиным сыном. Выгнал из дома брата с беременной женой. Пустил по миру тучу народа. Красиво сработано. Три трупа и никаких явных причин гибели. Я читал старые подшивки. Невероятно. Да ты — просто копия своего папаши, дедушка.

Реддл качнулся и медленно подошёл ближе, пристально вглядываясь в окровавленное лицо белого от боли Нигмы.

— Ему нужна помощь, Том, — проорал Герман, закрываясь магией от атак Макнейра, — его рвали магией. Вживую. Рвали. Магией.

Реддл вздохнул, зажмурился и заскрипел зубами от бессилия и досады.

— Вовремя я вылизал счета крошки Мюриэль… вот старушка обрадуется. Была Уизли, стала Нигмой, — булькающе заржал Эдвард Нигма, плюясь кровью и хватаясь за скамью, — жадная бабка так мечтала оставить с носом родню, что выскочила за хренова маггла с аркхэмским прошлым, вот умора, да?

— Том, — умоляюще выдохнул Герман и с диким воплем исторг в Макнэйра утробно ревущую струю огня. Жадное пламя объяло Макнейра. Он хохотал как безумный, раскинув руки, пожираемый им. И его хохот звучал как два голоса разом.

Том Реддл на деревянных ногах добрался до Загадочника и молча помог ему встать. Мучительно медленно выбравшись в коридор с опирающимся на него человеком, Том столкнулся в дверях с Гермионой. С облаченной в даэдрическую броню Гермионой. Залитое кровью лицо девчонки озарили тревожная надежда и какая-то надломленная, но очень светлая радость.

— Живой, — всхлипнула Гермиона и порывисто обняла изумленного Реддла, — Гриндевальд и Дамблдор случайно выпустили вмурованных в темничную стену слепых монстров. И что-то ещё. Что-то похожее на тень, сотканную из живого дыма.

— Знаю. Помоги довести эту падаль.

* * *

Герман окинул долгим взглядом жмущихся друг к другу залитых кровью и обожженных домовиков и очень тихо переспросил:

— Всего… пятеро?

— Да, мой король, из всех эльфов Хогвартса уцелели только эти, — Латимер мрачно разглядывал трясущуюся в ручонках сородича розовую тряпицу, — юная Грейнджер-Блэк раздала им вещи. Мы скроем эльфов Хогвартса в Висельтоне, мой король. Так надёжнее.

— Иными словами, школа осталась без эльфов, — Реддл с минуту просто пялился на Германа, а потом как-то очень тихо, вкрадчиво поинтересовался, — и кто же будет выполнять их функции, позволь спросить? Не твои же остроухие боевики?

Глядя как эльфийские колдомедики забирают насмерть перепуганных обожженных домовиков, Герман с сомением постучал по столешнице прилично отросшими ногтями и задумчиво хмыкнул:

— А что? Это идея.

— Мой король? — очень тихо переспросил одноглазый Аттиацио. Его маггловский бронежилет, надетый прямо поверх мантии, тускло и льдисто просиял цепью защитных рун.

— Мысль разумна. Маги не могут знать точное количество эльфов школьной общины. Среди твоих воинов много раненых и проходящих реабилитацию, мой король. Труд в данной школе можно смело считать отдыхом — относительно того, к чему мы привыкли обычно, конечно. Данное мощное место силы может питать своей мощью одновременно огромное количество домовиков. Было бы разумно использовать школу, так, как магглы используют санатории и оздоровительные детские лагеря, практикующие уход за вольерами и садовые работы, — подал голос Латимер, аккуратно расправляя фалды своего синего фрака и усаживаясь на материализовавшийся из ниоткуда стул.

— Лечение и реабилитация, — свистяще прошептала Инкта, — Живая, полудикая магия маленьких волшебников благотворно влияет на здоровье твоих детей, Отец Эльфов.

Облачённый в громоздкий роботизированный доспех Бевно задумчиво погрохотал доспешными сочленениями и негромко проскрежетал:

— Сыны Ярости поступят так, как пожелает король.

— Должна быть циклическая ротация кадров, мой король. Группы должны менять друг друга через определенный интервал времени, — подал голос молчавший до этого Аттиацио, — и число подселенных в школу эльфов не может превышать число умервщленных. Маги могут заподозрить неладное.

— Да у нас их столько и не найдется, — как эхо отозвался Латимер, аккуратно укладывая на колени новый тёмно-синий цилиндр.

— Итак, господа примархи, — Герман с сомнением покосился на дверь. На этот раз Выручай-Комната приобрела вид заставленного шкафами и аквариумами юнатского кабинета аквариумистики. С окон свисали цветущие карминно-розовым разлапистые стебли бальзаминов, а за окнами угадывался школьный двор. Родной и такой недосягаемый, — провести полную медицинскую проверку всего военнообязанного населения наших населенных пунктов. Составить списки. Совсем тяжелых больных не вносить в них. Поставлять в школу относительно боеспособных бойцов. Латимер. Инкта.

— Инкта проследит, — эльфийка поджала губы, — Белые Сестры окажут помощь гражданским колдомедикам.

— Этим займутся колдомедики, Совет и Зелёный Щит, — кивнул Латимер, — социальная защита населения всё ещё очень несовершенна, мой король. Нам понадобится создание вспомогательных социальных организаций, дополняющих деятельность Щита. В том числе и направленных на защиту интересов ветеранов.

— У нас, в целом, найдутся где-то три сотни эльфов, нуждающихся в реабилитации, — подал голос Аттиацио.

— Они нужны срочно, — Герман раскланялся с почтенными советниками и засунул руки в карманы школьной мантии, — нда, переплёт. Макнейр оказался Загадочником, который держал в проклятой вазе настоящего Макнейра. Загадочник — твоим внуком. Родители учеников истерят — ведь в школе случились невиданной силы прорыв защиты и дичайший темный ритуал. А Министерство перепугано до потери пульса…

Дверь хлопнула, и в Выручай-Комнату заглянули Гермиона и Полумна.

— У нас хорошие новости, ребята, — безмятежно улыбаясь, сообщила Полумна, — в школу приехал наш новый директор.

— Директор? — иронично приподнял брови Том, — кто?

— Ньют Скамандер, — сообщил зашедший следом Невилл, бережно прижимая к груди кадку с каким-то лысым лиловым кактусом, — Министерство верит, что настолько крутой магозоолог точно сможет разобраться с любыми древними тварями. А жженый труп Макнейра увезли Невыразимцы. Будут выяснять, как и что за тварь в него вселилась. Кстати, угадайте кто сейчас нарвался у Снейпа на отработку.

Герман и Том переглянулись. Гермиона хмыкнула и сообщила как что-то само собой разумеещееся:

— Тут и гадать не о чем. Конечно же Геллерт Гриндевальд. И Альбус Дамблдор.