Ворон (джен)

— Гедиминас, — прогнусавил кто-то сзади, — Гедими-и-инас. Когда тренировка, Гедими-и-инас?

— Вечером.

— Гедими-и-инас…

— Елисей, прекрати меня преследовать. У меня трансфигурация.

— Гедиминас, возьми обратно в команду. Я больше не буду…

— Нет.

— Ну Гедими-и-инас…

— Не терзай мои перепонки. Нет — значит, нет. Я не потерплю шутовства и разгильдяйства на поле.

Рон посторонился, пропуская какого-то высокого, крепкого блондина в зелёной квиддичной форме. И уныло завывающего, исторгающего гнусавые вопли и плетущегося следом за ним Елисея. Чукотский друг Рона уважительно покивал головой и шепнул рыжему на ухо:

— Однако, староста земляного факультета. Вратарь, капитан команды. Говорят, потомок короля Гедимина.

— Гедиминас, а хочешь, я тебе частушку спою, — безрадостно, но с надеждой, прогнусавил Елисей, — я про тебя частушку придумал.

— Нет.

— Но почему-у-у…

— Твои выходки деморализуют команду.

— Тоже мне, принц, принцы такими не бывают, — хмыкнула Джинни, — да у него вся семья — простые авроры. И вообще. Горинова болтала, парень — ходячая совесть. Честный и правильный до беспамятства. Где вы вообще видели таких принцев?

— Я их вообще раньше не видел, — шепотом отозвался Рон, открыв рот и глядя вслед энергично хромающему на свои занятия старшекурснику, — вау. Настоящий.

Джинни закатила глаза:

— Мерлина ради, Рон! Он из Елабуги. Откуда в Елабуге принцы, да ещё и литовские? Мы сейчас проходим про Киевскую Русь. И, знаешь что? Я не верю, что среди нас может учиться потомок короля Гедимина…

— Вообще-то с нами даже оборотни учатся, — возразил Елисей, вынырнув из толпы, — расслабьтесь, у него родство по матери. Фамилия русская, Ольшанин.

— Ну что, взяли обратно? — заулыбался Рон.

— Да куда они денутся. Да и Гедиминас ворчит больше для проформы, он парень дельный и справедливый. И в курсе, что заноза-Елисей немного лучше, чем ничего, — озорно подмигнул Джинни Елисей, сверкая невозможно шкодливой щербатой ухмылкой и золотой серьгой в ухе, — куда команде без ловца? Да, Роня, облом. Я — ловец вражеской сборной!

— Да ладно, я рад за тебя, друг, — выпалил Рон и уныло вздохнул, — да и… У вас какой-то более жесткий квиддич. Наверное, меня никогда не возьмут в команду.

— Ну… близнецов же взяли, — неуверенно возразил Елисей.

— Так то — близнецы! Сравнил… — пробормотал Рон, пряча руки за спину.

— Смотри-ка, наша новая знаменитость, — глумливо оскалился какой-то очень жирный бритоголовый подросток с толстой дутой цепью на шее. Все пальцы толстяка были густо увешаны зачарованными перстнями. Перстни эти слабо и разноцветно мерцали, напоминая маггловскую елочную гирлянду, которую отец притащил в дом под Рождество. Торчащий из-под форменной школьной мантии малиновый пиджак смотрелся странно и неуместно. Незнакомец смерил Рона надменным взглядом. Его подхалимы, трое троллеобразных толстяков, угрюмо загоготали. На форме всех четырех Рон разглядел нашивки водного факультета, — глядите, пацаны. Нищая рыжая аристократия. Зачем вас только понарожали? Папа говорит, всех нищебродов надо стира… стири… стери… сте-ри-ли-зо-вы-вать!

— Браво, Пупков, ты выучил новое слово, — гневно сузила глаза Джинни и порывисто выхватила палочку, — я совсем недавно начала учить этот язык, но уже знаю его лучше тебя!

— Заткнись, курица. Ты как говоришь с Истинным? — надменно вякнул толстяк, гордо выпятив пузо и брезгливо оттопырив нижнюю губу, — гоблины сказали, я — потерянный потомок целой кучи темных магов. Они круче всех ваших лордов и лордих. Вы все передо мной — грязь.

Один из подпевал толстяка, издав странный хрюкающий звук, толкнул Джинни с такой силой, что она не устояла и упала на спину. Выр и Елисей одновременно выхватили палочки. Вокруг столпились студенты.

— Эй, пошли прочь от моей сестры, — сжал кулаки Рон, закрыв собой медленно поднимающуюся с пола Джинни. После чего выхватил палочку и заорал, — остолбеней!

Настигнутый заклятьем агрессор рухнул, как сбитая колонна и покатился, разъяренно таращась в одну точку. Его дружки как по команде набросились на Рона, сбили с ног и начали методично избивать ногами, но были снесены мощным энергетическим ударом. Утирая кровь с разбитого лица, Рон смотрел, как Выргыргелеле ощупывает спину Джиневры, нараспев бормоча что-то на своём языке, Елисей катается по коридору, сцепившись с кем-то, а над всем этим непотребством стоит тот самый Гедиминас. Гневно сияя голубыми глазами и одним усилием воли удерживая парящие вокруг него книги. Явившаяся с ним староста огневиков разогнала дерущихся пинками и заклятьями. И неторопливо подняла палочку:

— Что я говорила о правилах школы, Пупков? Или опять хочешь к директору? Позволь напомнить. Это — школа магии. И она живет по своду четких правил.

— И чё ты мне сделаешь, Велесова? — злобно ощерился толстяк, — да я отцу только скажу, он всему вашему Китежу устроет… да я пальцем покажу, вас тут всех размажут. Вы тут все у меня кровью умоетесь.

Вокруг зашумели. Гневно и глухо.

— Твой папаша — маггл, — сумрачно заметил какой-то парень, — ты бредишь, чтоли?

— Ты на кого пасть разявил… — начал угрожающе пресловутый Пупков, но трусливо заткнулся под неподвижным взглядом староста факультета Земли.

— Мне надоело это, Пупков, — холодно заметил Гедиминас, взирая на толстяка сверху вниз, — я вынужден сообщить о ваших общих делишках директору. О тебе и твоих дружках. Таким как ты не место среди магов.

— Заткнись! Меня ввели гоблины в наследие родов Красовых, Горюнов и Чернояровых, — злобно буркнул толстяк, — я на родовой камень кровь лил… мой отец…

— Я вас правильно понял, Пупков? Вы утверждаете, что приносили некие кровавые жертвы, используя для этого некий родовой алтарь? — по коридору разнесся спокойный, негромкий голос профессора ЗоТИ, студенты расступились, пропуская Малия. Ясные глаза бывшего аврора сочились отвращением и гневом, — а знаете ли вы, что в нашей стране дьяволопоклоннические ритуалы официально запрещены и караются высшей мерой наказания? Боюсь, мне придется настаивать на вашем исключении.

— Рон, пошли отсюда, — позвал Выр, — Рон…

— Напугали, да я в Ильвермони поступлю, — выплюнул толстяк, пятясь, — нужна мне ваша вонючая Рашка…

— Боюсь тебя расстраивать, но твоё мнение относительно нашей страны никого не волнует, — холодно возразил Гедиминас, — я предупреждал тебя. Следующего раза не будет.

— Рон…

Рон ещё раз оглянулся, поднял с пола сумку с учебниками и поспешил за друзьями. Вполуха слушая возмущенную сестру и ребят, наперебой расспрашивающих Джинни, не болит ли у нее спина. Как показала практика, редкостная шваль вполне может водиться и среди магглорожденных. Рон ощупал разбитую скулу и случайно содрал болячку. Лицо начинало опухать. Джинни ушла с подругами. Выр сокрушенно покачал головой и вручил Рону какую-то флягу. Открутив крышку, Рональд был почти оглушен характерным запахом бадьяна. Елисей весело подмигнул ему подбитым глазом и, насвистывая что-то, направился в сторону кабинета ЗоТИ. Рон проводил друга долгим взглядом и улыбнулся своим мыслям. Всё-таки, жизнь налаживалась.

* * *

День Всех Влюбленных нагрянул внезапно. По школе, шурша упакованными костюмами и напоследок репетируя что-то, рыскали взволнованные студенты. На занятиях стоял гул, болтали все, и все были на взводе; к обеду преподаватели охрипли, призывая к тишине и снимая баллы. Снейп и Клиган разогнали едва не случившуюся магическую дуэль: одна группа студентов повредила другой группе студентов зачарованный макет фонарного столба. Окончательно обнаглевший Симус Финниган шатался по школе, нацепив под форму костюм голосящего кивина. Чем лишил факультет десяти баллов: профессор Макгонагалл оказалась не готова обнаружить на своём занятии настолько необычно одетого студента. Как и Снейп, собственно. Что касается Геллерта и Альбуса, они как-то подозрительно притихли и на происходящее реагировали по-разному. Гриндевальд — с изумлением и интересом, Дамблдор — с предвкушением.

Ознакомившись с тем, как именно Клиган учит детей, директор Скамандер с минуту взирал на него со смесью изумления и ужаса. А потом вызвал к себе Снейпа и о чем-то очень долго говорил с ним. Из директорского кабинета Снейп вышел временно исполняющим обязанности профессора ЗоТИ. Предмет Клигана Ньют оставил, но настоял, чтобы сир рыцарь обязательно завел аптечку, согласовал её содержимое с Помфри и Снейпом и пополнял её из запасов Больничного Крыла. И чтобы даже не думал без аптечки вести свои занятия. Засим, полюбовавшись, как в учебном бою Седрик Диггори блестяще разделался с пятью нападающими только с помощью щита и плоской палки, Ньют Скамандер предложил сиру рыцарю собрать из особенно подающих надежды старшекурсников добровольческий отряд для защиты школы и возглавить его. На все изумленные возражения Макгонагалл мистер Скамандер отвечал одинаково: нельзя недооценивать скорость и хитрую железную науку в умелых, трудолюбивых руках. Ведь всегда есть сложные ситуации, не допускающие использование магии.

* * *

— Что значит «стёр»? — Бэтмен ещё раз перепроверил данные и непонимающе воззрился на смущенную физиономию Локхарта, — ты что-то путаешь, Нарцисс. Братское Око нельзя стереть. Что ты сделал с Братским Оком?

— Обливиэйт максима, — рекламно и белозубо улыбнулся Голубой Фонарь, но быстро потускнел под ошарашенными взглядами членов Интернациональной Лиги Справедливости, — а потом мы с Хагридом загрузили ему песни Селестины Уорлок…

По сумрачному нутру военного спутник разнеслись звуки электронной музыки, имитирующей нечто очень сомнительное. И приятный баритон вдумчиво сообщил:

О, приди, помешай мое варево,

И, если все сделаешь правильно,

Ты получишь котел,

Полный крепкой, горячей любви.

— Вы чего? Так хорошие песни ж, — добродушно пробасил косматый гигант в костюме Зеленого Фонаря, — вон какие, про любовь…

Все присутствующие одарили Фонаря таким взглядом, будто у него только что отросли рога.

Гай Гарднер закрыл багровую физиономию пятерней и тихо, гнусно захихикал.

— Что?! Здесь?! Происходит?! — Золотой Ракетчик схватился за голову и самым натуральным образом взвыл от непонимания ситуации. И на этот раз Брюс Уэйн был с ним абсолютно солидарен, — вашу мать, где Красная Ракета?!

— Так, это. Гаврила, того… песни закачивает, — пробасил Хагрид и добродушно хлопнул по плечу охнувшего и присевшего Ракетчика, — да не суетись так. Ракета своё дело знает.

Между тем бесплотный приятный баритон браво грянул во всё горло:

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,

Преодолеть пространство и простор,

Нам разум дал стальные руки-крылья,

А вместо сердца — пламенный мотор.

Гарднер не выдержал и заржал в голос. Брюс Уэйн уронил руки, недоверчиво прислушиваясь к своему радостно голосящему детищу. Тем временем Братское Око с явным азартом гремело из всех динамиков:

Всё выше, выше и выше

Стремим мы полёт наших птиц,

И в каждом пропеллере дышит

Спокойствие наших границ.

Бросая ввысь свой аппарат послушный

Или творя невиданный полёт,

Мы сознаём, как крепнет флот воздушный,

Наш первый в мире пролетарский флот!

— Он решил, что является радиоведущим, — кашлянул мистер Грейнджер, его сплошная безликая черная маска успешно скрывала и лицо, и эмоции, — мы подумали, что это крайне невежливо — разубеждать джентельмена в том, что он джентельмен…

— «Он»? — очень тихо переспросил Синий Жук, — с какого такого дьявола у программы появилась половая принадлежность?

— С вами снова я, Орб Бразерс, бессменный ведущий первой радиостанции для мета-людей, «Братское Око». И мы с вами только что прослушали фрагмент гимна советских авиаторов, — бодро вещал из динамиков приятный баритон, — всё спокойно на орбите, мимо моей цельнометалической туши привычно проносится какой-то мусор, космос, как ему и полагается, нем и безбрежен… так врубим же хорошенько по его хвалёному безмолвию! Новой! Музыкальной! Композицией! Группы «Дюна»!

Под бодрую, навязчивую музыку Золотой Ракетчик заорал что-то нецензурное и заметался в поисках хоть чего-то, что способно вырубить чертову шайтан-машину.

Знакомый баритон, разухабисто и ужасно нахально запел:

Стряхая пепел на штаны,

Сидят и дышат пацаны,

Когда заходит разговор про Васю,

Перед Васей все равны.

Когда негодный элемент

Точил во злобе инструмент,

Ты отличался героизмом, Вася,

Не сочти за комплимент.

Синий Жук умоляюще уставился на Бэтмена и очень тихо попросил:

— Да сделайте хоть что-нибудь. Он же мне прямо в шлем транслирует.

— Это русский язык? — Лёд, улыбаясь, прислушивалась, запустив пальцы в свои коротко остриженные белые волосы, — Око явно использует какие-то внеземные технологии. Я понимаю каждое слово!

Тем временем бесплотный голос продолжал со знанием дела:

Земля дрожит от мощности такой,

Вот так он бьёт рукой наш Вася,

И никуда не убежит негодник никакой,

Ах, как он бьёт ногой наш Вася,

И в нашем городе покой.

Гарднер поперхнулся от смеха и, утирая слёзы, похлопал по плечу трагично застывшего статуей самому себе Бэтмена.

— Чертов русский! — взвыл Ракетчик под ироничное хмыканье других членов ИЛС.

Между тем спятившая программа продолжала:

Он никогда в сторонке не стоит,

Когда затронут мирный быт,

И бьётся против геноцида Вася,

И против Васи геноцид.

Кто победит, идёт двадцатый век,

На звездных войнах человек,

Но всё спокойно, если мирный Вася

Контролирует разбег.

Земля горит от мощности такой,

Вот так он бьёт рукой наш Вася,

И никуда не улетит негодник никакой,

Ах, как он бьёт ногой наш Вася,

И в мирном космосе покой.

Земля горит от мощности такой,

Вот так он бьёт рукой наш Вася,

И никуда не улетит негодник никакой,

Ах, как он бьёт ногой наш Вася,

И в мирном космосе покой.

Вот так он бьёт рукой наш Вася,

Ах, как он бьёт ногой наш Вася,

И в мирном космосе покой.

И в мирном космосе покой.

— Эй, Бэтс, спорим, он сейчас транслирует это каждому мета-человеку? Каждому. Невырубаемое радио в каждый дом, — ехидно оскалился Гарднер, откашлявшись, — уникальная радиостанция, мать её.

— И прямо сейчас вы слушали композицию «Вася» группы «Дюна», — бодро сообщил цифровой паршивец, — и, хочу сообщить вам, дорогие слушатели, замечательную новость. Прямо сейчас, в нашей студии, находятся Интернациональная Лига Справедливости, два Зелёных Фонаря, один — Голубой. И, конечно же, мой папаша! Бэтмен, темный рыцарь Готэма! И мы зададим им ваши вопросы, присланные на наш емейл. Прямо! В прямом! Эфире! Поехали!

* * *

К просьбе провести КВН в Большом Зале директор школы чародейства и волшебства Хогвартс, Ньют Скамандер, отнёсся положительно. Сдвинув к стенам факультетские столы и расставив скамьи, старшекурсники организовали широкий дощатый помост. И накрыли эту импровизированную сцену трансфигурированным из веток и сора темно-синим сукном с золотыми звездами. За сценой вместо декорации, повесили здоровенный пыльный магически увеличенный гобелен с символикой четырех факультетов. Первый ряд заняло жюри: директор, четыре декана, какие-то благообразные старики из Попечительского Совета, скептически взирающий на происходящее Люциус Малфой, и, невероятно, но факт, Корнелиус Фадж. Всем своим видом министр излучал воодушевление и, кажется, был всем доволен.

В группе студентов, толпящихся за сценой, затесались и призраки. Сияющий от ощущения собственной значимости сэр Николас, тот который почти безголовый, о чем-то оживленно беседовал с группой студентов в костюмах котов. Герман никак не мог со своего места разглядеть их лиц, ребята всё время поворачивались спиной и нервно вертелись.

После небольшой вступительной речи вышедшей на подмостки Гермионы Грейнджер, рассказавшей о том, что такое КВН и с чем его едят, на сцену выплыл сам Почти Безголовый Ник.

— Испытание первое, господа и дамы, приветствие, — сэр Николас учтивым, широким жестом указал на сцену, — позвольте представить. Команда Гриффиндора «Пять книззлов».

Свет погас и на сцену, под аплодисменты, нестройные мяукающие звуки и фальшиво завывающий собачий вальс, явилась группа из пяти гриффиндорцев, наряженных котами. Коты встали в ряд, почесываясь и лениво поглядывая по сторонам.

— Вот, интересно, вот мы, книззлы, дарим нашим глупым, несамостоятельным людям радость, а они не ценят, — деловито сообщил Дин Томас, почесывая черное плюшевое брюхо, — например, вот, я. Поймал я значит, вчера крысу. Принёс этому двуногому несамостоятельному дурню завтрак в постель. Ешь, Дин, свежатинка, Дин. Полезно, же. А он в меня — тапком… эх.

— И не говори! — пронзительно затараторил Колин Криви, — По стенам не лазь… Когти о диваны не точи… Хорошо хоть рыбок в аквариуме не пересчитывают.

— В каком аквариуме? — уставились на него остальные «коты».

— В спиртовом, круглом, с пробкой, который в Подземельях, в шкафу у страшного носатого дядьки, — задорно затараторил Колин, одетый белым котёнком, — рыбки как рыбки, правда без чешуи и с ногтями…

Слушатели благодарно заржали. Снейп сжал губы в тонкую линию, взглядом расчленяя шутников на ингредиенты.

— А я, вот, тоже согласен, люди странные, — весело начал Симус, — вот не нравится ему, что я линяю и всё тут! Сколько повторять? В доме, где живёт книззл, шерсть — это приправа.

— А я своему человека его место давно указал, — важно сообщил Макклаген.

— Это как же? — поинтересовался Дин Томас.

— Значит так. Только засыпать начинает — я ему на грудь. И давай топтаться, — важно поделился Кормак, — ну, знаете… смотри, двуногий. Сейчас вскрою тебе грудную клетку и сожру твоё сердце. Боится и уважает теперь. Гладит.

Книззлогриффиндорцы на сцене уважительно зашумели. Гермиона, шепотом извиняясь, улыбаясь и кивая сидящим, протиснулась к друзьям и уселась между Томом и Германом. Из-под широкого ворота её кофты с любопытством выглянула Нагайна. Убедившись, что ничего интересного не происходит, змея нырнула обратно, да так там и уснула.

Тем временем на сцене Невилл отмахнулся и, шурша пушистым серым костюмом, деланно нехотя сообщил:

— Это что, а я вот вообще не книззл, а застрявший в этой шкуре аврор. Как я этому ослу только ни намекал, кто я такой. И квиддичные журналы его читал, и на задних лапах ходил, и мантию его на себя надевал… Так что бы вы думали? Умиляется. В цирк решил сдать…

— Парни, с Мунго что-то неладное, — зашептал Нотт, пряча письмо и отпуская сову, — все входы и выходы заклинило. Мощные магические щиты по всему периметру. Ни вовнутрь, ни наружу. Больных пытались эвакуировать через окна.

— Мунго — это нехорошо, — Герман покосился на сцену, достал из кармана огрызок карандаша и подергал слушающую выступление Гермиону за рукав, — Гермиона, дай листик. Спокойно, сейчас он оттуда спустится, и я передам записку. Не хочется его куда-то тащить, но без него я не найду палату Лонгботтомов. Тео, прикроешь нас? Том, тебе лучше остаться бы…

— Я иду с тобой, Поттер, — сухо отозвался Реддл.

— Ты серьёзно?! — с ужасом и восторгом зашептал Нотт, — ты пойдёшь туда? Прямо сейчас? Ты сумасшедший, Поттер…

— Я с вами, — засуетилась Гермиона, вытягивая из-под лавки сумочку и торопливо запихивая туда книги, — если бы знала, не взяла бы книг для лёгкого чтения… Я пойду с вами и…

— Нет! — в один голос заявили Том и Герман.

— Никакой самодеятельности, — возмущенно зашептал Реддл, — ты останешься в школе, Грейнджер.

— Я могу сражаться, — покраснела Гермиона, — я волшебница.

— Да. Только там — неведомый трындец, — возразил Герман, — и я не могу так рисковать тобой. Как ни крути, а тебе тринадцать. Тринадцать.

Тем временем гриффиндорцы уже пели, окружив Финнигана, а сам Симус играл на губной гармошке:

Ничто не грозит вам дурного, друзья,

(Клянемся вам в этом мы жизнью),

Вас всех защитят от всего без труда

Усатые верные книззлы.

Хвостато-усатые братья людей,

Мы, так уж и быть, вам поможем.

Найдете вы в нас самых верных друзей,

Ведь с вами мы очень похожи*

После гриффиндорцев, после того как сэр Николас объявил следующих конкурсантов, на сцену пожаловала одетая дементорами когтеврано-хаффлпаффская команда «Сборная Азкабана». Под хохот зала и разудалые звуки канкана, девять дементоров лихо отплясывали, высоко вскидывая ноги и полы рваных балахонов. Возглавлял это непотребство никто иной, как Седрик Диггори. Икающий от смеха красный Дамблдор и тихо посмеивающийся Гриндевальд что-то оживленно обсуждали между собой. Герман кинул в затылок усевшегося впереди, (через три ряда от жюри), Невилла скомканной запиской. Сидящие поблизости затормошили озадаченно оглядывающегося Лонгботтома, тыча пальцем в пол. Прочитав записку, Невилл изобразил на лице неподдельный ужас.

— Он не может, — сделал страшные глаза Симус, — он нужен.

— Всё нормально, я могу заменить Невилла, — мечтательно улыбаясь, сообщила Полумна.

Гриффиндорцы переглянулись и протестующе замотали головами.

— Не надо. Мы сами. Так. Надо линять, — поспешно зашептал Герман, глядя, как все встали и стоя аплодируют пляшущим дементорам. И, пригибаясь, поднялся со скамьи, — Том…

— Я здесь, — отозвался Реддл, пробираясь к выходу, следом за Поттером, между аплодирующими стоя студентами, — всё странное дерьмо происходит очень вовремя. Я до последнего надеялся увидеть, что породила вся эта толпа малолеток.

— А я бы поспал, — зевнул Герман, заворачивая за угол и оглядываясь. На сцену по одному, под хохот студентов, выходили пять когтевранцев в крайне странных костюмах: гигантский зелёный носок со змейками, лимонная долька, человекообразная метла с гитарой, расшитый орлами здоровенный синий ночной колпак с ногами и очень крупная копия Распределяющей Шляпы, — надо найти, где в коридорах этот натюрморт, закрывающщий проход на кухню. Хоть убей — не помню. Во мне проснулся топографический кретинизм, не иначе…

— Команда факультета Когтевран. «Лига Старых Вещей»! — возгласил со сцены гриффиндорский призрак.

— Я — лимонная долька, директор меня уронил! — трагично исторгла из себя наряженная леденцом тощая блондинка, закатывая томно глаза, заломив всё тело назад и вскидыв руки в драматичном, надломленном жесте, — обслюнявил, но чаю со мною он так и не пил…

— Я уже жалею, что ухожу, — заметил Герман, озираясь на двери Большого Зала.

— Я — носок Слизерина, я пафосен и родовит, — надменный ледяной тенор лился вслед уходящим заговорщикам, — мною был Гриффиндора глаз как-то случайно подбит. Я был связан из шерсти чистокровной шотландской козы. Меня лично вязала кривая старуха МакГи…

— Очень смешно, — холодно отозвался Реддл, раздраженно одергивая кипенно-белые манжеты рубашки, — ха, ха, ха.

— Я Кандиды колпак, редко виделись мы по ночам, — под гитарные переборы разнеслось по коридору усиленное сонорусом красивое сопрано, — с этим больше везло как-то свиткам, чернилам, свечам…

— Я — метла Хаффлпафф и скажу я вам прямо, друзья, что на мне усидеть и минуты нормально нельзя, — вдумчиво загудел под гитару густой бас, — всем мой норов бараний известен довольно давно: с полрывка разбиваю любое, любое окно…

Герман и Том одолели подъём по движущимся лестницам и, миновав коридор, нашли нужную картину. Найденная за картиной кухня встретила волшебников стуком ножей, звоном посуды, обрывками разговоров, клубами пара и чистотой. Ножи, ожив, шустрой стайкой сновали по доскам, очищая овощи и нарезая овощи. Потрошащаяся сама собой рыба, отчаянно дергалась в глубоком ведре, а над ней, посвистывая и громыхая протезом, скучал одноногий эльф самой разбойной наружности.

— Отец Эльфов, Ирри свободна. Чем Ирри может быть полезна Отцу Эльфов? — с любопытством пропищала какая-то эльфийка.

— Будь любезна, Ирри, проверь, можешь ли ты трансгрессировать в Мунго.

Эльфийка коротко кивнула и исчезла. Вернувшись минут через десять, сдержанно сообщила:

— Вокруг дома кокон магии, Отец Эльфов. Магия защиты от магов и домовиков. Но Ирри — свободный эльф. Ирри может ходить сквозь ледяной кокон.

— Отлично. А перемести меня и брата в помещение больницы имени святого Мунго, — Герман взлохматил и без того торчащую во все стороны чёлку, — посмотрим, кого там принесла нелёгкая.