Строя воздушные замки на камне (гет)

Они встретились на пустом складе в Йорке — Джеймс, Сириус и Лили. Ремус тоже был тут — как всегда, молчаливый, и Питер вместе с ними. Как и следовало ожидать: если в школе они были не разлей вода, то с чего бы сейчас чему-то поменяться?

Что ж, Ремус хотя бы встретил ее улыбкой — робкой, но дружелюбной, и как истинный джентльмен даже взял у Лили пальто и пристроил на скамью. Верхняя одежда остальных уже лежала там, покрытая бусинами подтаявшего снега — снаружи бушевала настоящая метель.

— Лили Эванс, — произнес Сириус Блэк, направляясь к ней с другого конца склада; его шаги эхом отражались от голых бетонных стен. — Слышал, ты хочешь научиться драться?

Питер рассмеялся — к счастью, только он один.

— Уверена, что потянешь?

— А почему нет? — откликнулась она. Сириус расплылся в усмешке, и Лили невольно задалась вопросом, о чем он сейчас думает. О том, что в школе она слишком тесно общалась с Севом, и поэтому не заслуживает доверия? Или что она слишком недавно вступила в Орден? Или же это просто банальный сексизм? С Сириуса бы сталось.

— Не слушай его, — сказал Джеймс Поттер. — Он ревнует, что Дамблдор разрешил еще кому-то учиться Сумрачным заклятьям.

Сириус стукнул Джеймса по спине, втягивая его в шутливую потасовку, и через мгновение они уже возились на полу, обмениваясь тумаками и хохоча. Лили и так порядком устала, а тут еще эти двое... черт побери, она будто опять в Хогвартсе — сидит в гриффиндорской гостиной и учит трансфигурацию... или зелья.

— Господи, да прекратите вы, — бросил Ремус — в школе Лили не замечала за ним такой напористости.

Поразительно, но Джеймс его послушался — поднялся, поправил очки и произнес:

— Прошу прощения — мы тут вообще-то по делам Ордена. И кстати о них: кто-нибудь из вас, недотеп, вспомнил про охранные чары? Альбус велел нам быть поосторожнее.

— А как же, — сказал Сириус. — Двойной контур — и в начале, и в конце квартала.

— Квартала? — рассмеялся Джеймс. — А ты не перестарался?

— Дела Ордена, ты же сам сказал, — отвечал Сириус.

Лили вздохнула и скрестила на груди руки:

— Может, уже начнем? Неохота тут часами торчать.

— Ненаглядная моя, такой магии быстро не учатся, — возразил Сириус. Джеймс ткнул его кулаком в плечо.

— Не называй меня ненаглядной, — Лили потянула палочку из заднего кармана джинсов, почти всерьез думая о том, чтобы размазать этих двоих по стенке каким-нибудь из их любимых заклятий. В школе они постоянно развлекались подобным образом, и в половине случаев доставалось Севу... нет, не надо о нем сейчас думать.

— Что с тобой — критические дни, да? — Сириус подмигнул. — Эх, какой жаркий секс у кого-то сегодня обломался — не будем показывать пальцем, у кого, — и пихнул локтем порозовевшего Джеймса, который как раз старательно протирал свои очки.

— Иди на йух, Блэк, — огрызнулась Лили. — И найдешь там свой "жаркий секс", безо всяких обломов.

Сириус покраснел до ушей, и на какое-то мгновение на складе повисла ошеломленная тишина — разумеется, в школе Лили Эванс никогда так не выражалась, по крайней мере, при них четверых. По правде говоря, она и сама от себя такого не ожидала... хотя вообще-то неудивительно — если учесть, как мало она в эти дни спала. И как часто просыпалась перепуганная и в холодном поту после очередного кошмара.

А потом Питер захихикал — тоненько и пронзительно, и Джеймс засмеялся вслед за ним, и даже стоявший в углу Ремус слегка улыбнулся. Только Сириус, похоже, кипел от ярости... да и хрен бы с ним.

— Ну так как, мы начинаем? — поинтересовалась Лили.

Сириус все еще сердито хмурился, но Джеймс подошел ближе, достал свою палочку и сжал ее, положив между ладонями горизонтально. Наморщил лоб, будто о чем-то раздумывал, и спросил:

— А что именно тебе рассказал Альбус?

Ничего. Как обычно.

— Что-то насчет Сумрачной магии. Что это как оружие...

Интересно, знают ли они, почему она все это изучает? Ой, вряд ли. А догадались ли хотя бы спросить у Альбуса?

Похоже, что тоже вряд ли.

— Оружие, да. Хорошая идея — думать об этом в таком ключе, — заметил Джеймс.

— Основная проблема с Темными искусствами, — подал голос из своего угла Ремус, — состоит в том, что они заточены на атаку. Защититься от нее довольно легко, но когда дело доходит до реального боя, на одной защите далеко не уедешь.

— Враг не убьется сам о твои щитовые чары, — добавил Сириус.

— Убьется?..

— А как еще побеждают в войнах?

Лили ничего не сказала. Сириус всегда терпеть не мог Темные искусства и выражал свою неприязнь куда более энергично, чем все остальные.

— В любом случае, — продолжал Джеймс — так, как если бы ему было неуютно от разговоров на эту тему... ну да, еще бы — ему же есть что терять, у него ребенок... — Альбус хочет, чтобы мы тебя научили паре основных заклятий. Почти все они вызывают вспышку боли — короткую, просто чтобы вывести врага из строя и успеть сбежать...

— Или есть еще проклятье слепоты, тоже очень неплохое, — заметил Ремус. — И простое.

— Ага, точно, — кивнул Джеймс.

— Так вы не собираетесь учить меня убивать? — спросила Лили.

Джеймс потупился, уставившись в пол, и внезапно ей вспомнился тот ужасный разговор с Севом — как она обозвала его убийцей, и все только потому, что он стал Пожирателем смерти... но ведь Пожиратели все такие, верно? Они пытают своих жертв, а потом убивают... и вот ирония: сейчас она сама беседует о смертях и пытках с Сириусом Блэком и Джеймсом Поттером — с теми, кто семь лет травил Сева только за то, что он не скрывал интереса к Темным искусствам.

От недосыпа мысли сделались чужими и бессвязными, и неожиданно Лили показалось, что она смотрит в разбитое зеркало и не узнает привычный мир, отраженный в этих осколках.

— Давайте уже начинать, — предложил Сириус. — Практическая часть особо насыщенной не будет — если ты понимаешь, о чем я.

Что ж, и то хлеб. Хотя Лили, пожалуй, была бы не против потренироваться на Сириусе в чем-нибудь, что ослепляет или причиняет боль.

В итоге учиться пришлось на старом маггловском манекене для одежды, заколдованном так, чтобы светиться от сработавших заклинаний. Когда Лили в первый раз послала в него заклятье слепоты, он загорелся красным.

— Би-ип, — протянул Сириус, подражая зуммерам в телешоу.

— И что я с ним сделала?

— Не знаю. Ничего, наверное.

Довольно скоро Лили осознала, что эти заклинания выматывали — как физически, так и морально, и требовали куда больше усилий, чем любая другая знакомая ей магия. К тому моменту, когда манекен загорелся зеленым — что в теории означало, что бедная мишень ослепла, — у Лили дрожали руки. Ощущения были, как после сдачи СОВ, будто мозги отжали досуха прямо внутри черепушки. Но она в последние дни вообще чувствовала себя разбитой и вялой, что делу явно не помогало.

Когда ей наконец-то удалось ослепить манекен, они сделали перерыв. Лили набросила пальто и вышла на улицу. Метель уже улеглась, но солнце еще не выглянуло, и весь мир смахивал на старую черно-белую фотографию.

Лили зажгла сигарету и уставилась вдаль, на снег. Разгулявшиеся нервы начали успокаиваться — то ли от этого зрелища, то ли от никотина.

— Ты куришь?

Она вздрогнула, но это оказался Ремус — в потертой вельветовой куртке и обмотанном вокруг шеи синем шарфе; руки он засунул в карманы. И пришел один — Лили была ему за это благодарна.

— Ага.

— И в школьные годы тоже? — он кивнул на ее сигарету.

— Иногда.

С Севом, на нашей полянке — мы курили одну сигарету на двоих и передавали ее друг другу, будто обменивались поцелуями...

— Ух ты, — Ремус засмеялся. — Никогда бы не подумал.

— Ты меня слишком плохо знал.

Она не собиралась этого говорить — усталость опять взяла свое, но Ремус лишь пожал плечами и сказал:

— Похоже на то.

Они еще так постояли — Ремус дрожал от холода, Лили курила. Потом он заметил:

— А у тебя неплохо получаются Сумрачные заклятья. Они трудные — потому что нам пришлось кое-что позаимствовать из Темных искусств. Ну, не совсем "нам", конечно, лично я их не изобретал, — он покачал головой. — Знаешь, Альбус их терпеть не может.

— Темные искусства?

Ремус покосился на нее — так, будто хотел улыбнуться.

— Не только. И Сумрачные заклятья тоже. Нет, понятно, почему, но от Сумрачных заклятий создается совсем другое ощущение, понимаешь?

— Не понимаю. Я ничего не знаю о Темных искусствах, — сказала Лили.

Вот только на самом деле она знала. Тот напев, которым Сев ее лечил... тревожный и печальный, как крик гагары, и на ее руке не осталось ни пятнышка, и боль прошла, будто не бывало. Эта магия не причинила ей вреда — только Севу, он рухнул на софу без сил, а потом расспрашивал про кошмары надтреснутым голосом, то и дело срываясь на хрип... А еще было то зелье, небольшая склянка, которая так и осталась стоять у нее на столе рядом с его запиской и прядью волос... Все это время Лили даже не смотрела в ту сторону — и не прикасалась к ней, и не обмолвилась о ней Ордену ни словом.

— Для них требуется жертва — для Темных искусств, в смысле. Этим они и опасны, и поэтому с их помощью так удобно убивать. А для Сумрачных заклятий — не требуется.

Лили перевела взгляд на Ремуса; он казался отстраненным и каким-то грустным.

— Откуда ты все это знаешь? — спросила она.

— Интересовался этой темой. Когда Дамблдор рассказал, что именно мы будем изучать, я захотел понять разницу.

Он мельком глянул на Лили; прядь волос ложилась ему на лоб, напоминая ей о Севе, хоть Ремус совершенно на него не походил — ни внешностью, ни поведением.

— О.

— Нам пора возвращаться. Думаю, теперь вы займетесь болевыми заклятьями, — он пристально посмотрел на нее. — Если ты это выдержишь.

Лили оставалось только гадать, насколько фигово она сейчас выглядит. У нее уже не было сил заморачиваться с чарами, и синяки под глазами пришлось замазывать маггловской косметикой. Похоже, вышло хуже, чем она предполагала.

— Эти сны непременно пройдут, — сказал Ремус. — Уже недолго осталось.

Лили выбросила окурок и каблуком втоптала его в снег.

— Если у тебя хватит мужества их вынести, — добавил он, — они оставят тебя в покое.

— Да? — переспросила Лили, но смотрела при этом не на него, а на тихую, застывшую улицу. Безлюдную — а если бы и нет, магглы-прохожие все равно бы не заметили ни ее, ни Ремуса, ни здание склада. И какой же зверский тут стоял мороз. Не согретый сигаретным дымом, воздух впивался в легкие, как осколки стекла. — А если не хватит?