Однажды двадцать лет спустя (джен)

— Случилось что? — встретил Гарри Робардс, вставая ему навстречу у него в приёмной. Новый секретарь — совсем молоденький аврор — вскочил, приветствуя своего начальника, Гарри раздражённо махнул ему рукой и открыл дверь в кабинет, пропуская вперёд Гавейна.

— Да не то слово, — мрачно сказал он. — Сейчас Гермиона придёт — расскажу, чтоб не два раза.

Он хлопнул в ладоши и потребовал у появившегося эльфа кофе покрепче — на троих.

— Огневиски подошёл бы лучше, но не сейчас же, — сказал он, садясь на один из боковых стульев.

В этот момент вошла Гермиона, посмотрела на их лица и предсказуемо спросила:

— Что случилось?

— Сейчас кофе будет, — ответил Гарри.

— Такой плохой?

Шутка разрядила напряжение — они рассмеялись. Появившийся в этот момент эльф с кофе развеселил всех ещё больше.

— Беру с вас официальное обещание не разглашать, — вздохнул Гарри. — Я был у министра. И встретился там с представителем Отдела Тайн.

— О как! — хмыкнул Робардс, очень их недолюбливавший.

— Они будут требовать на суде передачи под их опеку Руквуда.

— Что? — ахнула Гермиона. — Но… на каком основании? Гарри, это же невозможно!

— Ну, почему же? — не удержался он от ехидства. — Они сошлются ровно на тот же закон, что и ты с младшим Лестрейнджем.

— В каком смысле? Он тоже обладает уникальным даром? Интересно, каким?

— Они назвали его «уникальным специалистом». Я хочу тебя попросить: проверь, пожалуйста, завтра, действительно ли они могут такое потребовать? И ничего не объяснять? Я знаю, что они не отчитываются ни за что толком… но это…

— Я посмотрю, — кивнула она. — Гарри, мы не допустим, чтобы его отпустили.

— Я надеюсь, — он вздохнул. — Ладно… пьём кофе — и отправляемся. У нас сегодня трое там — и… если успеем, вечером ещё и МакНейр.

Они выпили кофе — и аппарировали на берег, где уже сели на мётлы и отправились в Азкабан.

— Итак, начнём с Роули, — сказал Гарри. — Я, в общем, не жду особых сюрпризов, но кто знает, конечно…

В целом, сюрпризов действительно не случилось. Едва увидев Гермиону, Роули присвистнул и заулыбался откровенно похабно.

— Какая куколка в таком скверном месте… жаль, что юбка такая длинная, — сказал он, вставая им навстречу. Выглядел он, пожалуй, неплохо, хотя и казался куда старше своего реального возраста.

— Это официальный допрос, мистер Роули, — оборвал его Гарри. — Вы будете вести себя пристойно, или мне надеть на вас кандалы?

— А это как хочет куколка, — он подмигнул ей и нарочито непристойно облизнулся. — Тебе нравятся мужчины в кандалах, детка?

— Силенцио, — равнодушно сказала Гермиона. — Итак: предварительный допрос заключённого…

Закончив с введением, она сняла с Роули заклинание — тот радостно потёр руки:

— Я смотрю, малышка предпочитает доминирование? Садо-мазо?

— Мы можем применить к вам веритасерум, — сказал Гарри. — Вы будете отвечать на вопросы?

— Валяйте, — Роули развалился на стуле. — Особенно если цыпочка расстегнёт пару пуговок…

В таком тоне прошёл весь допрос. Гарри время от времени приструнял Роули, но хватало этого ненадолго — в итоге Гермиона вышла после допроса с ощущением прошедшихся по её телу грязных и липких рук. Ничего нового к тому, что уже было в деле, они не добавили: был, участвовал, разделял, убью, если выйду — хотя теперь к этому добавилось обещание горячей ночи для миссис Уизли и её маленьких деток.

— Пакость какая, — сказала она, передёргивая плечами.

— Хотите, вернусь туда… ненадолго? — предложил Робардс. — Буквально на пару минут

— Не марайся, — возразил Гарри.

— Ну, во всяком случае, здесь мы быстро закончили, — со слегка преувеличенным воодушевлением сказала Гермиона. — И, кстати, мне нужно на минуту зайти к младшему Лестрейнджу — я же принесла всякие художественные принадлежности. И бумаги оформила.

— Мы с тобой, — сказал Гарри. — Хотя ты, если хочешь, подожди нас, конечно, — спохватился он, обернувшись к Робардсу.

— Да нет, — возразил тот. — Идёмте.

Рабастан Лестрейндж встретил их практически в той же позе: стоя у стола, правда, теперь уже обоими коленями на стуле. На полу рядом со столом стояла не съеденная здешняя еда: холодная овсянка и кружка с водой. Еда же, оставленная посетителями, была аккуратно сложена в изножье кровати — понять, вся или нет, было невозможно.

Рядом с ней лежали рисунки.

Родольфус. Портрет… На портрете ему было слегка за сорок. Спокойный, сосредоточенный взгляд… намёк на улыбку в ровных губах. Крохотный шрам на виске у кромки волос… Взгляд его следит за смотрящим, вглядывается в глаза… и вдруг он улыбается, поднимает руку и поправляет падающую на лоб прядку. Возникает ощущение, что он вот-вот заговорит…

Второй рисунок — море. Он был прорисован хуже и представлял собой взгляд из лодки: волны с барашками, где-то летит чайка… часть листа заслоняет парус. Виден кусочек руля — и держащая его широкая жилистая рука с красивыми длинными пальцами. Мужская. Такая же, как на предыдущем портрете. Она поворачивает руль, ускользая вниз, за край пергамента — нос лодки сдвигается, и теперь вдали видны скалы, высокие светлые скалы и кружащиеся над ними чайки. Из-за борта вдруг плещет волной — кажется, будто в лицо, капли пролетают по листу и исчезают…

Третий рисунок — сад — был почти наброском. Деревья в цвету… цветы. Ветер — довольно сильный, но вовсе не злой, свежий — волнует и их, и ветви, летит волнами по траве… На одной из веток сидит сова — сейчас день, она щурится и, кажется, дремлет. Высоко в небе вновь парит чайка… мимо пролетает вторая, с рыбой в клюве, первая кидается к ней… они дерутся и выпадают за край пергамента…

— Рабастан! — громко позвал его Гарри, с трудом оторвавшись от этих рисунков. Тот вздрогнул и резко, испуганно обернулся — его взгляд был затуманен, он, видимо, рисовал и не слышал, как они вошли. — Простите, что напугал вас, — сказал Гарри, подходя к нему. — Мы на минуту буквально… Гермиона вам что-то принесла.

— Я вас не слышал, — он улыбнулся. — Я рисовал… вам нравится? — он кивнул на свою койку.

— Очень, — честно ответил Гарри.

Гермиона, замершая над рисунком лодки, отозвалась эхом:

— Очень… это… ваши воспоминания?

— Да, — он опять улыбнулся и подошёл к ней. — Это Руди, — он нежно коснулся пальцами первого рисунка… мужчина на нём проводил его руку взглядом и улыбнулся.

— Он… видит вас? — изумлённо спросила Гермиона. Рабастан счастливо кивнул и погладил рисунок по щеке — мужчина ответил такой же счастливой улыбкой и… накрыл это место на щеке своею рукой.

— Конечно, видит, — сказал Рабастан. — И чувствует… он совсем живой. С ним только поговорить нельзя… но это он. Руди. Я очень скучаю по нему…

В его глазах блеснули слёзы, он сморгнул и стёр их ладонью и снова погладил портрет — тот ответил улыбкой и приложил ладонь к листу, словно пытаясь коснуться ладони своего брата.

Трое его посетителей смотрели на это чудо молча. Потом Гермиона очень осторожно коснулась плеча Рабастана и проговорила:

— Я принесла вам кое-что для рисования.

Она открыла свою сумку и начала вынимать оттуда… разное.

Этюдник.

Холсты на подрамниках, загрунтованные и нет.

Бумагу — самую разную.

Карандаши.

Пастель.

Краски… самые разные краски — Гарри узнал масло и акварель, но не был в этом так уж уверен.

Масло.

Доски.

Кисти.

Какие-то… Гарри даже не знал, как они называются — инструменты, похожие на плоские гибкие лопаточки.

И ещё массу всего.

— Я не знаю, чем вы предпочитаете работать, — сказала она, — поэтому купила всего понемногу… я совсем не разбираюсь во всём этом, поэтому просто попросила продавца… что вы?!

Рабастан вдруг упал на колени, схватил её руки и начал горячо целовать их — его плечи вздрагивали, он, видимо, плакал, и губы его были горячими и мокрыми от слёз.

— Что вы? Встаньте, не надо! — она испуганно и очень смущённо кинулась поднимать его на ноги, Гарри помог — вдвоём у них получилось, хотя и не сразу. Тот почти рыдал — от счастья, и всё никак не отпускал его рук…

Робардс тем временем убрал всё с койки, перенеся и рисунки, и еду на стол — они усадили, наконец, Рабастана на кровать и сели по обе стороны от него. Гермиона обнимала Лестрейнджа, он тоже обнимал её за шею, она гладила его совершенно белые длинные волосы, заплетённые в серебристую косу… Гарри обнимал их обоих — за плечи, и слышал, как она тихонько шепчет узнику обычные в таких случаях ничего не значащие ласковые слова. Робардс, кажется, чувствовал себя ужасно неловко — он отошёл к столу и разглядывал разложенные там рисунки и наброски.

Наконец, Рабастан успокоился и затих, тихо всхлипывая.

— Вы ели сегодня? — спросила его Гермиона. Он помотал головой. — Так нельзя, — мягко сказала она. — У меня есть с собой чай, поешьте, пожалуйста — и пообещайте, что будете делать это и дальше. Всегда. Обещаете?

— Да, — глуховато ответил он.

— Вот и отлично. Ну всё, отпустите меня, наконец, — ласково попросила она. — Я сейчас сделаю вам поесть, хорошо?

— Да, — повторил он, неохотно отпуская её — Гарри тоже отстранился, и они оба встали, оставив его сидеть в одиночестве. — Вы… вы просто… принесли мне всё это… и я, — его голос дрогнул, и он замолчал.

— Я понимаю, — сказала Гермиона, освобождая на столе место. Она вынула из сумки термос и чашку, налила в неё горячий, дымящийся чай, потом достала завёрнутую в фольгу тарелку — там обнаружилась горка её фирменных бутербродов с сыром, курицей и салатом, часть которых она убрала, оставив на тарелке всего четыре. Потом она вынула яблоко, вмиг очистила его заклинанием и так же порезала его на тонкие дольки.

— Идите сюда, — позвала она Рабастана. — Садитесь и ешьте.

Он послушался. И пока ел, они трое сидели на его кровати, стараясь не смотреть ни на узника, ни друг на друга. Закончив с бутербродами, он словно задумался… и взял в руки чашку. Она должна была быть горячей, но его это, по всей видимости, совершенно не беспокоило: он сидел так какое-то время, потом принюхался, облизнулся — и сделал глоток. Подождал, пока жидкость докатится до желудка — и глотнул ещё раз. И ещё…. Он так и пил: очень медленно, по глотку, так, словно не пробовал ничего вкуснее за всю свою жизнь. Обычный сладкий чёрный чай… Допив, он осторожно поставил чашку на стол, взял в руки блюдце с нарезанным яблоком — и вдруг обернулся к ним.

— Спасибо вам, — сказал он очень тихо. — Я не пил чай всё это время… я даже не думал, что так по нему соскучился.

— Вы скоро вернётесь домой, — сказала ему Гермиона, — и будете пить его каждый день. Если захотите, конечно,

— Мы должны вернуться вдвоём, — очень серьёзно сказал Рабастан. — Я не хочу возвращаться один. И не буду.

— Вдвоём, — кивнула она, спокойно выдержав его пристальный взгляд. — Конечно, вдвоём. Я помню.

— Нам пора, — Гарри встал первым. — Мы ещё зайдём к вам, но уже не сегодня. А вы рисуйте…

— …и не забывайте, пожалуйста, есть, — напомнила Гермиона, тоже вставая. — Вы обещали.

— Я обещал. Я помню, — серьёзно ответил он.