Чокнутая семейка (гет)

Грохот, потом брань, а потом снова грохот.

— Аллах! Кто додумался поставить вазу у самой двери? — недовольный Селим в темноте пытался поставить любимую вазу матери на место, но ему это не удавалось. — Стой, проклятая! — шепотом ругал он непослушную вазу.

Бросив вазу, в темноте он решил повесить куртку, но стойка для верхней одежды буквально перевернулась вверх тормашками.

— Что же это такое?..

Включился свет. Селима, стоявшего в нелепой позе, — широко расставив ноги, он пытался поднять стойку, при этом поясницей опираясь о стену, — без одного ботинка и в неправильно застегнутой рубашке обнаружил Баязед. Баязед в пижаме, уже приготовившийся спать, услышал грохот внизу и спустился посмотреть, что происходит.

— Так и знал, что это ты, — сказал он, собирая руки на груди. — Кто еще может так греметь посреди ночи? И ты опять мертвецки пьян.

— Не произноси при мне это выражение, — пробурчал Селим, все еще пытаясь поднять верхнюю одежду домашних. Мать будет в ярости, если увидит свое дорогое пальто на полу. — Не дорос еще нотации мне читать.

— Мы почти ровесники, — мигом завелся Баязед. — Оставь ты это пальто! — он выхватил пальто матери из рук пьяного Селима, ведь он в каком-то смысле стал соучастником преступления.

Селим теперь пытался снять с себя куртку, но он только шатался на месте, бранясь себе под нос, и совершал непонятные даже себе телодвижения. Потом он и вовсе сполз на пол.

— Ты отвратителен! Посмотрим, что скажет отец, когда увидит тебя, — Баязед, наблюдая за этим, качал головой. Он не мог решить, стоит ли вмешивать в это родителей, но сам укладывать брата в постель он не намеревался. Может быть, разбудить Михримах или Джихангира? Хотя Михримах весь дом перебудит, но вот Джихангир точно поможет…

— Оставь меня в покое, — послышалось от Селима. Он, наконец, снял куртку, бросил ее на пол и поднялся на ноги. — Отец скажет мне то же, что и тебе, когда узнает, сколько раз ты ночевал у Хуриджихан.

Баязед едва не задохнулся от возмущения. Он по секрету рассказал Михримах! Но ведь так и знал, что ей ничего нельзя доверить. Селим, заметив замешательство брата (хоть он и скакал у него перед глазами), хрипло рассмеялся. Он собрался закурить по пути в свою спальню, но Баязед выхватил у него сигареты и закричал:

— Ты что, сумасшедший?

Заскрипела, словно крышка гроба, дверь на втором этаже. Кто-то включил там свет, а потом послышался властный, но еще сонный голос:

— Что там происходит? — голос такой, словно кто-то разговаривал со своими слугами.

— Что такое, Хюррем? — послышался другой голос.

В эту минуту Селим протрезвел, и два брата только застыли с открытыми ртами, боясь издать хотя бы звук, и уставились друг на друга. Баязед стоял с сигаретами и зажигалкой, а Селим — согнувшись пополам и схватившись за стену. Первым очнулся Баязед — он бросился к выключателю и потушил свет.

— Тебе почудилось, — послышался голос Сулеймана. — Ты всех разбудишь. Ложись уже спать.

Баязед поднял куртку Селима с пола и неуклюже закинул ее в шкаф. Тоже он проделал и с верхней одеждой остальных членов семейства.

— Я в последнее время плохо сплю, — ответила ему Хюррем, после чего дверь снова заскрипела и закрылась изнутри.

Селим и Баязед снова застыли. Впрочем, Селим так и не сдвинулся с места. Буря миновала. Тишину нарушил грубый шепот Баязеда:

— Чего встал столбом? — Селим собрался подняться наверх, но его снова остановил яростный шепот Баязеда. — Ботинок сними! А где второй? Ты что, так пришел?

Наконец, они поднялись на второй этаж, на цыпочках, молча. Мимо комнаты родителей они прошли, не дыша. Баязеду не хотелось это делать — ему это было буквально против шерсти, — но он проводил брата до комнаты.

— Чтоб ни звука, — прошептал Баязед, угрожая ему пальцем.

— Мы унесем секреты друг друга в могилу, — отозвался Селим.

Их комнаты были по соседству, поэтому Баязед быстро проскользнул в свою и лег спать с чувством выполненного долга. Селим был ужасен, упрям и абсолютно неисправим, но Баязед не хотел в очередной раз огорчить мать. К тому же, теперь он был обязан хранить произошедшее в тайне, ведь кто-то может узнать о них с Хуриджихан! Завтра нужно обязательно поговорить с Михримах. Почему она все рассказала Селиму? Кто еще знает? Вдруг узнает отец Хуриджихан? Она говорит, что он «очень хороший и добрый», но она так говорит, потому что он ее отец. Да и его подчиненные на работе так не думают. Что же он тогда сделает с парнем своей дочери, который вот уже целый месяц забирается к ним домой через дымоход? Их отец — Сулейман — рассказывал много всяких историй о том, как злобный Ибрагим ставил всех на место в их компании… Впрочем, все это того стоило… Баязед расплылся в довольной улыбке, вспомнив Хуриджихан. Сегодня она сыграла ему новую мелодию на скрипке, а Баязед, всю ночь до этого игравший на компьютере, с трудом боролся со сном, но он никак не мог признаться ей, что не любил классику, ведь она так чудно играла. Она полностью отдавалась этому делу и не замечала ничего вокруг. Мысли о чудесном дне прервал грохот за стенкой.

— Чтоб тебя! Селим!..

Сорвав с себя одеяло, Баязед побежал в комнату брата, надеясь, что никто больше не проснулся. Включив свет, он снова застал Селима в невероятной позе — тот провалился в пространство между стеной и кроватью; торчали лишь его ноги и руки.

— Я тебе говорил — поставь кровать нормально! — сказал Баязед, закрывая за собой дверь, а потом бросился брату на помощь. Ему показалось, что снова заскрипела дверь родительской спальни. Это Джихангир придумал. Хоть он сам никогда не убегал из дома, остальных скрипящая дверь часто выручала. Никто до сих пор не знает, что он сделал с петлями, но они и не спрашивают, решив оставить этот секрет за Джихангиром. Хюррем каждый день по утрам говорит мужу, который встает раньше, чтобы он починил дверь, а он каждый день отвечает, что сделает это завтра, что, впрочем, он говорил и вчера.

Селим, кажется, спал! По крайней мере, он перестал отвечать на ворчание младшего брата. Тот, решив бросить его так, выключил свет и собрался уйти, но потом передумал. Хоть Селим и был неблагодарным грубияном, Баязед почему-то не мог поступать так же несправедливо, как он. С бранью, бурча, он, наконец, поднял Селима и уложил в постель, а потом подвинул кровать к стене. А он не такой уж и легкий, этот Селим! Особенно с кроватью. Баязед занимался спортом, но пьяная туша, растекшаяся по постели, была хуже любого тренажера. Окончательно устав и разозлившись, Баязед снова пошел спать, но на этот раз никакой грохот его больше не потревожил.

Впрочем, уже через три часа он услышал будильник. Но не свой, а Селима! Баязед, еще ночью решивший, что физкультура — не урок, собирался утром поспать, но несносный Селим, видимо, намеревался после ночного клуба успеть на первую пару. Или это только Баязед так думал, потому что телефон Селима уже три раза проиграл модную песню в стиле гангста-рэп, который теперь так ненавидел Баязед. Баязед из духа противоречия стал слушать тяжелый рок, хотя рэп ему раньше тоже нравился. Он уже собирался вскочить и высказать Селиму все, что он о нем думает, подраться, что угодно, как его опередила Михримах.

Дверь комнаты Селима едва не слетела с петель и со стуком ударилась ручкой о стену. Уже одетая Михримах вошла, но тут же оступилась, наткнувшись на пустую бутылку из-под газировки.

— Ну и запах! — поморщилась она, а потом направилась к окну, то и дело перешагивая через лежавшую на полу одежду, тетради и мусор. Она раскрыла шторы, распахнула окно. Стояла зима, и было довольно холодно, но Селим так и не проснулся. — Поднимайся! — крикнула она, потрясая брата за плечо. — Селим! — наконец, он стал открывать глаза, а Михримах, державшая телефон с музыкой прямо возле его уха, сказала: — Немедленно проснись! Я поручилась за тебя директору. Ты не можешь меня опозорить!

Баязед стал стучать им в стену ногой, чтобы они были потише. Вошел Джихангир. Он уже давно собрался в школу и выглядел так же свежо, как и Михримах, чего нельзя было сказать о Селиме.

— Ну хоть ты сделай что-нибудь! — сказала взволнованная Михримах. — Что обо мне подумают в университете? Он только начал учебу, но ему уже грозят отчислением. Как же так? — качала она головой.

Вошел Баязед. В отвратительном настроении он так и не смог заснуть, потому что Михримах не выключила телефон Селима, поэтому он набрал ведро холодной воды и, не раздумывая, окатил ею Селима. Тот поднялся, словно мертвец из гроба, резко, помогая себе голосом, набрав воздуха в грудь, а потом закричал ругательства.

— Наконец-то, ты проснулся, — сказала Михримах, как ни в чем не бывало. — Одевайся, — она грубо швырнула брату джинсы. — Или ты собрался спать на мокром? — не дождавшись ответа, она направилась к двери. — Ты уже опаздываешь. Я сделаю тебе кофе.

Селим был слишком огорошен, чтобы говорить. Из-за музыки в телефоне ему, так до конца и не протрезвевшему, казалось, что он все еще в ночном клубе. Баязеда вид растерянного брата позабавил, и он довольно усмехался, глядя, как тот, чертыхаясь, вылезает из мокрой насквозь постели. Джихангир, зная, чем это может закончиться, ушел вслед за Михримах. Селим встал и принялся за попытки попасть ногой в джинсы, но вызвал только смех младшего брата.

— Веселая ночка, правда? — потешался Баязед, стоя с пустым ведром. — Продолжай в том же духе. В следующий раз я оболью тебя не водой.

Не выспавшийся Селим был сердитым. Подумать только, какие все в его семье злые! Что Михримах, что Баязед. Один хуже другого! Он прошипел:

— Убирайся из моей спальни.

Улыбка мгновенно сползла с лица Баязеда. Он воскликнул:

— Между прочим, я ночью вытаскивал тебя из-под кровати!

— А я тебя и не просил, — грубо бросил Селим.

— Неблагодарная сволочь, — прорычал Баязед, с грохотом бросил ведро на пол и ушел спать.

Правда, спать ему так и не удавалось. Сначала Михримах снизу кричала:

— Селим! Спускайся, Селим! Я сделала кофе.

А Селим за стенкой кричал:

— Да иду я! Ты дашь мне почистить зубы?

А Михримах кричала:

— Мы опоздаем, если не поторопимся!

Потом, что самое ужасное, Джихангир вдруг начал играть на фортепиано. У него скоро экзамен в музыкальной школе, и, чем ближе тот день, тем чаще он садился за инструмент. Баязед гадал, как он еще не сошел с ума. Наконец, когда он уже начал проваливаться в сон, открылась дверь, и он увидел мать.

— Так, Баязед, почему ты еще в постели? — послышался ее суровый тон.

— Мама, у меня болит живот, — отозвался он и уткнулся лицом в подушку. — Я пойду ко второму.

Хюррем вошла в спальню и скептически спросила:

— Неужели? И отчего же он у тебя болит?

Баязед, переворачиваясь на спину, сказал:

— Я вчера ужинал у Мустафы. Тебе и в кошмаре не приснится, что приготовила Махидевран. Но мне пришлось съесть все до крошки, чтобы не обидеть ее.

Хюррем недоверчиво прищурилась и замолкла в раздумье. Потом она сказала:

— Хорошо. Иди ко второму. Я приготовлю тебе ромашковый чай. Он успокоит боли в желудке.

Просияв, она потрепала сына по голове и вышла из спальни. Хитрый Баязед всегда знал, как разговаривать с матерью. И дело здесь не только в том, что Махидевран — бывшая жена их отца. И не только в том, что у них есть общий сын, с которым Сулейман не желает прекращать общаться. И не только в том, что Махидевран и Мустафа чуть ли не каждый месяц наведываются к ним в гости. Все гораздо сложнее, ведь Махидевран после расставания с мужем не унывала. Она повстречала Луку — первую, школьную любовь Хюррем! И где они умудрились познакомиться? Отношения Хюррем и Махидевран были ужасно запутанными, и никому не было под силу их распутать.

Утренние семейные завтраки часто пропадали, ведь у кого-то выходной, кому-то ко второй паре, а кто-то вообще, оказывается, не ночевал дома, но на семейные ужины обязан был явиться каждый, даже Мехмед, который уже живет отдельно, иначе и небеса не помогут тому, кто осмелится не сделать этого.

— Дети, у нас для вас новости, — торжественно начал Сулейман за столом, когда все уселись и успели немного поесть и обменяться новостями сегодняшнего дня. Хюррем резко повернулась посмотреть на мужа. Кажется, новость была и для нее.

— О нет, — послышалось от Михримах. Откладывая вилку, она сказала: — Неужели мама опять беременна? Я не выдержу снова кому-то менять пеленки.

— Михримах! — воскликнула Хюррем. — Тебе еще самой рожать.

Михримах только покачала головой, никак на это не ответив. Вместо этого она сказала:

— Если здесь снова будет плачущий младенец, я съеду. Как раз Эсмахан предложила мне вместе снимать квартиру…

— Эсмахан? — вдруг оживился замечтавшийся Мехмед, едва не подпрыгнув на месте. — Эсмахан хочет жить с тобой?

— Ну да. Ей больше не с кем, — отозвалась простодушная Михримах. — Родители сводят ее с ума, каждый день ссорятся. Она хотела съехаться со своим парнем, но передумала.

— Как это — передумала? — спросил Мехмед, наклоняясь через стол к Михримах.

Он это спросил слишком громко и с таким удивленным лицом, что братья и сестра странно посмотрели на него. Наконец, Сулейман прервал их своим криком:

— Дети, вы дадите мне сказать или нет? — все присмирели. — Михримах моя, ты словно птица, не умолкаешь ни на минуту!

Прыснул Селим, но отец взглядом заставил успокоиться и его. Что касается Селима, то он, подгоняемый назойливой старшей сестрой, не на своих ногах доплелся до университета. После каждой пары он собирался уйти домой, но Михримах словно караулила его за углом, куда бы он ни пошел! До сих пор он чувствовал себя отвратительно. Тряслись руки и ноги и даже немного мутило, а заботливая мать весь вечер пыталась поить его отварами, решив, что он заболел, раз такой бледный.

— Ваша мать не беременна! — продолжил глава семейства. — Ведь правда, Хюррем?

— Правда-правда, — закивала та.

— Я хотел сказать, — продолжил он, — что к нам на выходные едут Мустафа и Махидевран.

— Ах, Аллах! Опять! — воскликнула раздосадованная Хюррем, бросив вилку.

— Хюррем? Я огорчил тебя? — смешался Сулейман. С его лица на миг сошли все краски, а потом он удивленно посмотрел на жену.

— Что ты, Сулейман? Как я могу огорчиться из-за приезда твоего любимого сына? — громко спросила в ответ Хюррем, улыбаясь так, что были видны все ее зубы. Нет, это уже была не улыбка, а оскал, но муж ничего не заметил и поцеловал ее в лоб. Детей, правда, ей обмануть не удалось, и Селим и Баязед, сидевшие за дальним концом стола, без конца хихикали, вдруг превратившись в лучших друзей.

Михримах, как любящая дочь, решила прийти на помощь. Она сказала:

— Папа, но куда мы их положим? Мехмед собирался переехать к нам на недельку-другую. У него дома травят муравьев.

Мехмед, перестав жевать, странно посмотрел на сестру, а Хюррем воскликнула:

— Чудесные новости! То есть… Я не имею в виду муравьев. Почему ты молчал?

— Что, Мехмед, неужели в твоей квартире еще хуже, чем в комнате Селима, раз у тебя завелись муравьи? — сказал Баязед, усмехнувшись.

— У меня хотя бы полноценная комната, а не чулан без окна, куда поставили кровать, — ответил Селим.

Мехмед пытался быстро прожевать еду, чтобы что-то сказать, ведь никаких муравьев у него не было, только тараканы, да и те — изредка, и совсем уж редко мыши, но Михримах сказала:

— Из-за проблем с насекомыми упала арендная плата, и, возможно, Эсмахан будет по карману переехать в ваш дом, — она сказала это, внимательно глядя ему в глаза и хитро улыбаясь на одну сторону, и тут Мехмед все понял — она знает! Но как она догадалась? Надо обязательно поговорить с ней после ужина.

— Да, мама, я не успел вам сказать, — неловко проронил Мехмед, наконец, справившись с едой. — Мне не хотелось беспокоить вас с папой…

— Что ты? Какое беспокойство? — с жаром запротестовала Хюррем, украдкой поглядывая на растерянного мужа. Он сдвинул брови, думая, что теперь делать.

— Конечно, мы не можем оставить Мехмеда в беде, — сказал, наконец, Сулейман. — Поэтому мы поселим Мустафу и Махидевран в спальне Селима, а Селим на время переедет к Баязеду.

Одновременно раздались два возгласа отчаяния, разочарования и недовольства.

— Отец! — воскликнул Селим. Весь день у него был хриплый голос, но сейчас это внезапно прошло. — Почему именно в моей? Комната Джихангира намного больше!

— Эй! Не спорь с отцом, — отозвался Джихангир, а после своих слов прыснул в кулак.

— У Джихангира скоро концерт в музыкальной школе, — сказал Сулейман, — а в его комнате фортепиано.

— Думаешь, Махидевран и Мустафа не любят классику? — ядовито сказал Селим.

— Но, Сулейман, — вмешалась Хюррем, — комната Баязеда слишком маленькая. Мы не сможем даже поставить туда вторую кровать.

— В тесноте, да не в обиде, Хюррем, — сказал Сулейман, улыбаясь жене той улыбкой, которая означала, что разговор окончен.

После ужина, когда Михримах собиралась незаметно упорхнуть на свидание, ее ожидало сразу два серьезных разговора. Баязед сказал:

— Ты что, рассказала Селиму о нас с Хуриджихан?

А Мехмед сказал:

— Эсмахан что, рассказала тебе о нашей свадьбе?

— Ты женишься?! — спросил Баязед, уставившись на брата с открытым ртом.

А Мехмед ответил:

— А ты что, говорил о дочке папиного партнера?

— Разбирайтесь тут, — сказала Михримах, устремляясь к выходу. — Аллах! Кто испачкал побелкой мое пальто? И я весь день ходила так?..

Выходные наступили быстро, хотя бы потому, что Сулейман рассказал домашним о новости только вчера.

Рано утром в субботу все спали, даже Селим. Он собирался украсть папину машину, чтобы покатать свою подружку, но предусмотрительный Баязед, знавший брата, как свои пять пальцев, спрятал ключи, и они всю ночь ссорились. Их кровати стояли так близко, что они едва не затеяли драку, но их вовремя остановила Михримах, услышавшая шум, напомнив им, что они уже взрослые. Впрочем, в комнате не было места драться, поэтому они обменивались бранью и оскорблениями до тех пор, пока сон не сморил их.

— Пьяница и дебошир…

— Глупый осел…

Это было последнее, что они сказали друг другу перед сном.

Спали все, даже Мехмед, всю ночь представлявший их с Эсмахан свадьбу. Как же так? Они договорились хранить это втайне до тех пор, пока Мехмед не попросит благословения у ее отца, но выяснилось, что уже все в курсе! Впрочем, он сомневался в успехе предприятия. Отец Эсмахан выглядел так грозно, что Мехмед устал каждый раз придумывать причины, по которым он не сможет прийти к ним на ужин. Поэтому он надеялся на поддержку Шах-Хубан — матери Эсмахан, но с ней тоже все было неоднозначно. Да ведь и его отец мог не согласиться! Хоть у него и не было на это причин, Мехмед все равно нервничал. Мать тоже могла взбунтоваться. Он так до конца и не понял, что не поделили она и Шах-Хубан, но, долго и тесно общаясь, они вдруг поругались в один день и уже больше не разговаривали. Как же они будут праздновать свадьбу своих детей, сидя за одним столом? Мало ли, что там могло случиться. Их мать обладала бурным нравом и умудрялась ругаться со всеми не из-за чего, впрочем, она была отходчива и мирилась так же быстро.

Спали все, особенно Джихангир. Ночью Селим и Баязед, дождавшись, пока заснет отец, пытались вынести фортепиано, но Джихангир проснулся и решительно этому воспротивился, заявив, что он не переедет из своей комнаты, и тогда музыкальный инструмент оставили прямо в коридоре.

Спала даже Михримах. Она никак не могла заснуть, потому что обменивалась сообщениями со своим профессором — Малкочоглу. По вечерам они вместе гуляли в парке и ходили в кино, а по ночам — разговаривали по телефону, но утром в университете они сухо здоровались и обращались друг к другу на «вы». Михримах больше не могла выносить этой двойной жизни. Конечно, в том, что они скрываются, был смысл, иначе о них стали бы судачить не только в университете, но и во всем городе! Ведь это неслыханно — дочь такого уважаемого человека… бегает за профессором! Могут даже подумать, что ей ставят оценки просто так. Но с этим определенно стоило что-то сделать.

Не спала только Хюррем. Она, зная, что Мустафа и Махидевран прибудут в одиннадцать часов, поднялась в семь. Вчера вечером звонила Махидевран, попросила встретить их на вокзале, но она сказала, что Сулейман в ванной и не может подойти к телефону, и не передала сообщение. И тут до нее дошло — Баязед вчера обманул ее! Как же он мог ужинать у Мустафы, если они приедут только сегодня? А она поверила, потому что окончательно запуталась, где же живут эти проклятые — в Стамбуле или в Эдирне. Они, словно неугомонные богачи, метались то туда, то сюда. Хюррем встала в семь, чтобы аккуратно уложить волосы, отутюжить одежду, нанести макияж и приготовить такой роскошный завтрак, какой Махидевран и не снился. Что бы там ни говорил Баязед, а Махидевран действительно отвратительно готовила, но никто не решался сказать ей об этом, чтобы не расстроить. Только Хюррем предпочитала горькую правду, нежели сладкую ложь, но Махидевран не верила, считая, что ей просто больше нечего предъявить. А еще вчера вечером, пока ничего не подозревающий Сулейман принимал душ, Хюррем подговорила детей. Она велела им делать все, что угодно, лишь бы Мустафа и Махидевран не задержались у них надолго. Предложение было воспринято с большим энтузиазмом Селимом и Баязедом. Они так обрадовались, что позабыли о своей ссоре и взялись за составление тщательного плана (видимо, в процессе обсуждения они и поругались снова). Михримах только покачала головой; впрочем, мама всегда знает, что делает. А Мехмед и Джихангир остались равнодушными, не желая снова вмешиваться в эти непонятные женские склоки.

Наконец, заботливая мать семейства стала будить всех к завтраку, сказав, что скоро прибудут Мустафа и Махидевран. Впрочем, приехали они нескоро, а лишь через час после обещанного, и завтрак стал обедом.

— Всегда эта Махидевран опаздывает, — ядовито прокомментировала Хюррем звонок в дверь.

Сулейман тактично проигнорировал замечание жены, и они пошли открывать.

— Мустафа, — протянул Сулейман, вмиг став радостным, и раскрыл свои объятия сыну. Пока они обнимались, Хюррем и Махидевран обменивались многозначительными взглядами — презрительно оглядывали друг друга с ног до головы, оценивая наряды, и обе остались недовольны, мысленно посчитав, что одна одета лучше другой. — Как ты, сынок?

— Все хорошо, папа, — отозвался Мустафа. — Надеюсь, у вас все еще лучше.

— Махидевран, — протянула Хюррем, скривившись в натянутой улыбке, — а ты, несмотря на возраст, с каждым годом все краше.

Махидевран смутилась от такого комментария, но лишь на несколько секунд. Быстро взяв себя в руки, она придумала ответ:

— Чего не скажешь о тебе, Хюррем. Но тебя можно понять. Все-таки выносила пятерых детей…

Дети вышли обнимать Мустафу. Они проводили столько времени вместе, что не могли его не любить. Впрочем, нельзя было сказать, что и Хюррем не любила его. Она не любила только Махидевран.

— Вы довольно долго добирались, — сказал Сулейман, впуская гостей в дом.

— Хюррем, наверное, забыла передать тебе сообщение, — сказала Махидевран. — Я просила встретить нас на вокзале, но, когда мы поняли, что ты не приедешь, мы взяли такси.

Сулейман вопросительно посмотрел на жену, но та так ему улыбнулась, что он не смог отругать ее и только вздохнул и покачал головой, задумавшись над словами Махидевран.

Когда все уселись за стол и принялись за еду, Мустафа сказал:

— Все так вкусно, Хюррем. Наверное, вы рано встали, чтобы успеть приготовить столько.

— Мне это только в радость, Мустафа, ведь вы с матерью так редко к нам приезжаете, — отозвалась Хюррем и широко улыбнулась. Только дети, знавшие ее слишком хорошо, услышали сарказм в ее словах и поняли, что громкостью голоса она пытается скрыть недовольство, ведь Мустафа и Махидевран приезжали только в прошлом месяце!

— Раз уж вы здесь, — сказал Сулейман, — почему бы не устроить большой ужин? Пригласим Ибрагима и Хатидже, Лютфи и Шах-Хубан. Пусть еще возьмут с собой дочерей. Можно и Хайреддина с дочерью…

Сулейман не успел даже договорить, как вдруг поперхнулись едой Мехмед и Мустафа, а Баязед облился соком. Селим расхохотался, похлопывая себя по колену, и Баязед толкнул его локтем так, что тот тоже облился. Едва не началась потасовка между неугомонными братьями, но Хюррем одними глазами сделала им замечание, и они успокоились и стали вытираться. Все замолчали, не понимая, что происходит.

— Посмотри, что ты сделала, Хюррем, — сказала Махидевран. — Твоя курица слишком острая. Сынок, попей воды.

— Зато твоя курица в прошлый раз едва не начала летать! — воскликнула обиженная Хюррем, всплеснув руками. — Почему в моей тарелке было больше перьев, чем мяса?

— Знаешь, Хюррем, я не думала, что ты станешь есть себе подобных, — отозвалась Махидевран.

Мустафа, залпом осушивший стакан с водой, спохватился и сказал:

— Не беспокойтесь, Хюррем. Курица очень вкусная. Я просто плохо прожевал, — и обеспокоено посмотрел сначала на Мехмеда, а потом — на Баязеда. Он не знал, что происходит, но между ними уже был безмолвный заговор. Лишь мужская солидарность подсказала ему, что только что случилось что-то важное.

— Отличная идея, папа, — сказала Михримах. — Я давно не видела их всех. Как там поживает Михриниса, Мустафа?

Все повернулись к Мустафе, а он вдруг слишком горячо воскликнул:

— А мне откуда знать? — все странно посмотрели на него, удивившись его грубости. Но он, тем не менее, добавил также сердито: — Я не видел ее столь же долго, что и ты.

Михримах, правда, нисколько не обиделась, только хитро улыбнулась и продолжила есть. Она знает! Определенно знает. Но откуда? Михримах и Михриниса никогда не общались и встречались лишь пару раз на подобных семейных обедах. Причем отец не так уж и часто звал Хайреддина! Больше не от кого узнать. Впрочем, может, она где-то их видела? Мустафа вдруг почувствовал себя ребенком. Так встревожиться из-за какой-то ерунды! Он и Михриниса — давно взрослые люди. Они могут делать все, что посчитают нужным. Правда, что бы сказали их отцы, объяви они о помолвке?.. Ведь стоило сначала спросить позволения! Но все происходило так быстро, да и отца не было в городе…

— Что скажешь, Хюррем? — сказал Сулейман. — Не волнуйся за ужин. Михримах и Махидевран тебе помогут.

Все вдруг запротестовали, начался какой-то гвалт, а кто-то выкрикнул:

— Только не Махидевран!

Все говорили одновременно, и было непонятно, кто это крикнул, но голос был мужским. Махидевран смешалась от такой реакции. Увидев, что Хюррем ничего не говорила — ее губы определенно точно даже не шевелились, — она вдруг осознала ужасающую истину — Хюррем была права! Она не умеет готовить! Так вот, значит, почему она находила дома после гостей еду в цветочных горшках? Вот, почему друзья и родственники, приходя к ней, настаивали на том, чтобы заказать пиццу или и вовсе пойти в ресторан? Вот, почему их собака всегда была поразительно сытой? А унизительнее всего было осознавать, какой вкусный завтрак подала Хюррем. Если бы Махидевран сейчас была одна дома, она бы положила себе сразу две порции и даже облизала бы тарелку. Эта Хюррем точно была ведьмой, иначе как можно было вырастить пятерых замечательных детей, построить карьеру и научиться так хорошо готовить? Махидевран впала в уныние. А что есть у нее? Мустафа? Конечно, он хороший сын, но уже скоро у него появится своя семья, и он забудет о ее существовании, оставит ее жить в старом доме в Эдирне вместе с собакой. Лука? Но на что сдался ей этот глупец? Такая умная женщина, как она, достойна большего. Действительно, можно найти кого-то другого. Но зачем?

Увидев опечаленную Махидевран, всем вдруг стало стыдно, даже Хюррем, которая ничего не делала. Она, узнав голос сына, напугала Джихангира злым лицом, и он сказал:

— Простите, Махидевран. Я не хотел вас обидеть. Просто у нас проблемы с пожарной сигнализацией, а Мустафа рассказывал, что вы недавно подожгли плиту…

— Довольно! — воскликнула Хюррем, рассердившаяся из-за того, что сделала еще хуже.

Махидевран была так раздавлена, что даже не обращала внимания на то, что говорят остальные. Ей остается только одно — двигаться вверх по карьерной лестнице, пока у нее еще нет внуков. Да, точно, работа — единственная отрада.

— Давайте сменим тему, — предприняла следующую попытку Хюррем. — Михримах, как дела у тебя в университете? Ведь у тебя последний год.

— Да, Михримах, как ты успеваешь по тому предмету, который ведет тот профессор?.. — сказал Джихангир. — Ты говорила, у тебя с ним что-то не складывается. Не помню, что за предмет. Ведет профессор Малкочоглу как-то там.

Михримах побледнела на глазах, а, увидев хитрую улыбку Джихангира, разозлилась. Как он узнал? Ведь они даже гуляют в другом районе! Ничего в этом доме нельзя утаить!

— У тебя есть проблемы с учебой? — спросил Сулейман.

— Ничего серьезного, — спохватилась Михримах, бросая на веселого Джихангира злобные взгляды. — Стоило просто лучше разобраться в предмете.

— Значит, решено, — сказал Сулейман, вставая из-за стола. — Обзвоню всех. Надеюсь, все согласятся прийти, — он пошел к телефону в гостиной.

Махидевран все еще сидела, как в воду опущенная. Она даже перестала есть так нравившийся ей салат. Она всегда говорила, что терпеть его не может, и именно поэтому Хюррем его приготовила. Хюррем неожиданно сказала:

— Как же мы втроем управимся с таким большим ужином? Нам придется начинать уже сейчас.

Махидевран удивленно посмотрела на нее, а Михримах закатила глаза и сказала:

— О, Аллах, только не это. Мама, избавь меня от этого страдания.

— Ну уж нет, — отрезала та. — Будешь помогать, раз твои несносные братья не научились готовить.

— Ну, знаешь, Эсмахан говорила, что Мехмед вкусно готовит. А нам он говорит, что ничего не умеет, — сказала Михримах, и только после того, как все перестали жевать и посмотрели на Мехмеда, она поняла, что только что произошло. Она поджала губы, думая, как выйти из положения, пока все не стало еще хуже, но на ум ничего не приходило. Мехмед, чтобы никак это не объяснять, вдруг засунул в рот большой кусок мяса. — Я имею в виду, — спохватилась Михримах, — Шах-Хубан как-то позвала нас в гости, но она не успела приготовить ужин, и мы делали его все вместе. У Мехмеда отлично получается.

— Брат, может быть, тебе стоило пойти учиться на повара? — потешался Селим. Он расхохотался над своими словами. Его поддержал Баязед, который уже вчера рассказал ему все об Эсмахан, хоть они вообще не были с ней знакомы. Парни иногда оказываются даже большими сплетниками, чем девушки. Неизвестно, как эти двое успевают и ссориться, и общаться, как цивилизованные люди. Мехмед продолжал жевать большой кусок мяса, не желая лгать матери. Его щеки раздулись, изо рта едва не вываливалась еда, и Махидевран, сидевшая рядом, странно на него смотрела, подумав, что все-таки Хюррем успевает не все, ведь хороших манер Мехмеду не досталось. Хюррем происходящее не нравилось, но она не могла понять, что именно не так. Возможно, присутствие Махидевран ее смущало, а, возможно, и то, что вечером в ее доме будет еще больше злобных женщин, чем сейчас, и ей еще и придется на них готовить.

Вернулся Сулейман и сказал, что все гости будут вечером, что обрадовало лишь половину присутствующих.

Весь день в доме царили суматоха и беспорядок. В кухне Хюррем и Махидевран обменивались любезностями.

— Что же ты делаешь? — причитала Хюррем. — Хочешь, чтобы кто-нибудь подавился? Нельзя так крупно резать!

— Не учи меня жизни, женщина, — огрызалась Махидевран, продолжая делать по-своему. — Я и так знаю, как надо!

Михримах, уставшая все это выслушивать в очередной раз, только вздыхала и думала, как от них сбежать. Джихангир прямо в коридоре у лестницы вот уже два часа подряд бесконечно играл свою программу на концерт, и никто уже больше не мог это выносить, но все молчали. Мустафа, Мехмед и Баязед устроили совет в гостиной.

— Я просто уйду, — заявил Баязед. — Что-нибудь обязательно пойдет не так.

— Ты не можешь уйти, — возразил Мехмед. — Что скажет отец?

— Ох уж эта Михримах! — раздосадовано покачал головой Мустафа. — И как ей это удается?

— Уже поздно думать о Михримах, — рассудил Мехмед.

— Предлагаю просто весь вечер молчать, — сказал Баязед. — Если кто-то с нами заговорит, мы засунем в рот целый кусок мяса, — он рассмеялся и похлопал смутившегося Мехмеда по плечу. — Видел бы ты свое лицо. А уж Махидевран, наверное, вообще пожалела, что приехала сюда.

А Селим и вовсе притащил в дом свою девушку.

— Семья! — крикнул он с порога. Все собрались у двери, где раздевался Селим со своей гостьей. — Знакомьтесь. Это — Нурбану.

— Здрасте.

— Что ты делаешь, Селим? — спросил шепотом поразившийся Баязед.

— Вы все сегодня с подружками. А мне что, одному скучать? — ответил тот. Баязед потер переносицу, не зная, что ответить, а Мустафа и Мехмед только переглянулись. Хюррем эта Нурбану сразу не понравилась. Впрочем, не так-то просто понравиться Хюррем. Но она, как и подобает приличиям, не подала вида. А еще она волновалась, что скажет Сулейман, который должен вернуться домой вечером.

— Здравствуй, Нурбану, — кивнула Михримах. — Как там поживает твой дядя? Он выяснил, что у него с ногой?

Все странно посмотрели на Михримах, а Селим воскликнул:

— Ты что, и с ней знакома?!

— Дядя в порядке, — отозвалась Нурбану. — Ему назначили лечение, и все прошло.

— Рада за него, — сказала Михримах.

— А мне так никто и не ответил! — продолжал Селим, но Михримах одарила его своей таинственной улыбкой и пошла наверх, заявив, что ей нужно позвонить по телефону. Хюррем и Махидевран вернулись на кухню.

— Тебе не кажется, — шепотом сказала Махидевран, когда Селим и Нурбану уселись за стол и стали есть те продукты, которые предназначались для ужина, — что этой девице здесь не место? Я не хочу, чтобы мой сын сидел с ней за одним столом, — почему-то никто не останавливал Селима и Нурбану, и они продолжали хватать со всех тарелок нарезанные помидоры, сыр и даже зелень.

Хюррем, ни на секунду не отвлекаясь от готовки, вся вспыхнула, но больше от того, что была согласна с Махидевран. Правда, она этого не показала. Она воскликнула, так, чтобы никто ее больше не слышал:

— Что ты хочешь сказать? Мы абсолютно ничего не знаем об этой девушке. Уверена, мой сын сделал правильный выбор.

Махидевран покачала головой, нисколько не поверив, что Хюррем действительно так думает, но они все равно закрыли эту тему.

— Ах, Джихангир! Перестань ты играть хотя бы на минуту! — послышался крик Михримах на втором этаже. — Я разговариваю по телефону.

— Но у меня концерт на следующей неделе, — также громко ответил ей Джихангир из коридора. Никто так и не поставил фортепиано на место.

В гостиной снова проходило заседание, правда, на этот раз была громко включена музыка, чтобы не слышать игру Джихангира и чтобы остальные домашние не слышали их. А еще сегодня мама дала добро делать все, что только захочется. Вот, как поняли это дети.

— Аллах! Что за чудовищная музыка? Кто там кричит? — восклицала на кухне Махидевран, заламывая руки. — У меня уже разыгралась мигрень из-за шума. Хюррем, что ты делаешь со своими детьми?

Хюррем, обычно тоже приходившая в ужас от музыкальных предпочтений Баязеда, теперь бездействовала, продолжая мерно нарезать овощи.

— Селим точно испортит все дело, — прошипел Баязед. — Вы посмотрите на него!

— Я бы больше волновался за Михримах, — парировал Мустафа. — Женщинам вообще нельзя рассказывать секреты. Зря ты доверился ей, Баязед.

— Вы как хотите, — вдруг с жаром воскликнул Мехмед, — а я сегодня признаюсь!

— Придержи коней, брат, — Мустафа успокоил его жестом. — А ты уверен, что Эсмахан тоже хочет признаться? Видел бы ты Лютфи в гневе, — он покачал головой.

— А уж чего стоит Шах-Хубан… — присоединился к нему Баязед. — Я слышал, как они ссорились с матерью. Они едва не вцепились друг в друга, как кошки. Не знаю, кто хуже, мама или она.

Мехмеда напугали эти разговоры, и он в одну секунду растерял свой энтузиазм.

— Ты идиот! Ты просто трус! — кричала Михримах на втором этаже. — Ты не можешь так поступить.

— Что там натворил Джихангир? — покачал головой Баязед. Джихангир, правда, продолжал играть на фортепиано, как заведенный.

Михримах со слезами на глазах и топотом спустилась со второго этажа.

— Дочка, мы без тебя не справляемся, — сказала Хюррем, но Михримах, проигнорировав ее, грубо схватила куртку и выбежала на улицу в снег, хлопнув дверью.

— Да уж, Хюррем. Дети ни во что тебя не ставят, — ядовито прокомментировала Махидевран.

— Джихангир! Чем ты обидел сестру? — крикнула Хюррем, но сын, слишком занятый игрой, не ответил.

К вечеру стали подтягиваться гости. И чем больше их становилось, тем больше нервничали Мустафа, Мехмед и Баязед. Первыми явилось семейство Ибрагима, что чрезвычайно развеселило Селима. Они с Нурбану втайне от всех стали пить вино, налив его себе в кружки под видом чая, и теперь Селима, казалось, могло рассмешить что угодно. Никто не понял, что его так позабавило, кроме Баязеда, который, увидев Хуриджихан с родителями, покраснел так, что у него зашевелились уши. Хуриджихан же, наоборот, была бледнее полотна, что так обеспокоило женщин, что они усадили ее за стол и сразу же налили чаю.

— Мы немного замерзли, — объяснила Хатидже. — Сегодня отвратительная погода.

— И пробки на дорогах, — добавил Ибрагим. — Мы никак не могли добраться до вас.

Баязед словно воды в рот набрал. Он даже не поздоровался с гостями и продолжал стоять истуканом. Впрочем, никто не обращал на него внимания, кроме Хуриджихан и Селима, который толкал его локтем в бок. Хюррем и Хатидже стали обсуждать новый кухонный гарнитур, который Хюррем заказала, скрыв от мужа (а тот даже не заметил, что вид их кухни как-то изменился), а Махидевран к ним присоединилась, желая узнать номер телефона мастера, изготавливавшего мебель. Вернувшийся Сулейман и Ибрагим обсуждали деловые вопросы. Что касается Сулеймана, ему, несмотря на беспокойство жены, Нурбану понравилась. Впрочем, возможно, он не хотел ничего говорить при всех, чтобы не расстроить сына. Так рассудила Хюррем. Мехмед ободряюще хлопал Баязеда по плечу так, словно ему не предстояло пережить то же самое. Он даже смел надеяться, что Эсмахан с родителями тоже застрянут в пробке и не доедут. Или вдруг они позвонят и скажут, что у них возникли неотложные дела.

— Что же теперь будет? — шепотом причитала Хуриджихан, заметив, что взрослые заняты своими проблемами. Баязед был в негодовании. Селим набрался храбрости привести в дом подругу, ни с кем не посоветовавшись, и, более того, она всем понравилась, а Баязед так сильно переживает! Что с ним не так?

Осмелев тоже, он сказал:

— А давай всем признаемся?

— Ты с ума сошел! — шепотом воскликнула Хуриджихан и жестом велела ему говорить тише. Она обернулась посмотреть на родителей и сказала: — Нет, я тоже не хочу, чтобы так продолжалось и дальше. Но ты думаешь, что сейчас подходящий момент для этого?

— Конечно! — сказал Баязед. — Не придется объяснять каждому по несколько раз, — но Хуриджихан это не убедило, и она только нахмурилась и о чем-то задумалась.

Когда снова позвонили в дверь, Мустафа и Мехмед встревожено переглянулись. Увидев через окно знакомую машину, Мехмед вдруг вызвался вынести мусор и, не сказав больше ни слова, выскочил через заднюю дверь с пакетом. Хюррем победоносно улыбнулась и сказала:

— Посмотри, Махидевран. А Мустафу не допросишься даже купить хлеба по пути домой.

Махидевран была вынуждена признать поражение и, недовольная, опустила голову. Мустафу, правда, замечания не волновали, и он с отрешенным видом смотрел на только что хлопнувшую дверь.

— Угадайте, кто бродил по улице без шарфа и не застегнувшись, — сказала Шах-Хубан, входя в дом. Вместе с ними была Михримах. — На улице такая погода, а ты гуляла в шелке. Вот, как ты следишь за детьми, Хюррем.

Хюррем бросила на Шах-Хубан злобный взгляд, а потом — на Михримах. Она не понимала, что в последнее время творится с дочерью, и та отказывалась рассказывать.

— Я уже достаточно взрослая, чтобы отвечать за свои поступки, — ощетинилась Михримах, видимо, все еще находившаяся не в лучшем расположении духа. — Мама здесь не причем, Шах-Хубан.

— Конечно, ты взрослая, Михримах, — нашлась Шах-Хубан, — но за здоровьем нужно следить.

Михримах гордо прошествовала мимо всех к дивану, где сидели веселившиеся Селим и Нурбану.

— Ну-ка, пропустите! — повелительно сказала она и втиснулась между ними. Им пришлось подвинуться. — Ух! — она наморщила нос, видимо, почувствовав запах алкоголя. — Что ты пьешь, Селим?

Тот растерялся, но лишь на секунду. Он незамедлительно ответил:

— Чай.

Михримах выхватила у него кружку и сделала большой глоток, поморщилась, а потом сказала:

— Он остыл! Принеси мне новый.

Она отдала чашку назад, и они с Нурбану стали обсуждать каких-то знакомых, которых не знал Селим. Он больше никому не был интересен, поэтому он ушел делать то, что велела ему Михримах. Заметив взвинченность Баязеда, он похлопал его по плечу, но тот вдруг пришел в ярость, решив, что брат над ним насмехается. Селим сказал:

— Не будь школьником. Подожди, впрочем, ты им и являешься. Я хочу сказать, чего ты боишься? Гнева ее отца? И что он сделает? Запретит вам видеться? Так вы найдете способ, я уверен.

Слова Селима невероятно взволновали Хуриджихан, которая не знала о том, что кому-то еще известно о них. Баязед пожал плечами с выражением лица, означавшим «ну, ведь он мой брат».

— Селим! Чай! — крикнула Михримах, увидев, что тот не торопится, и Селим пошел исполнять ее пожелание. Если Михримах не в настроении, к ней лучше не приближаться и молча делать то, что она просит. В этом она была копией их матери. Или даже хуже.

— Хюррем, вы великолепно отделали вашу кухню, — сказала Шах-Хубан. — Должно быть, дорого вышло.

— У нас новая кухня? — очнулся Сулейман. Они с Лютфи были заняты разговором, но, услышав комментарий Шах-Хубан, он позабыл о теме дискуссии. Все замолчали. Шах-Хубан насмешливо улыбнулась.

— Сулейман, я заказала ее несколько лет назад, — тем не менее, ответила Хюррем, не теряя лица.

— Несколько лет назад? — поразился Сулейман, вдруг начав оглядываться. Так вот, что изменилось! Новая мебель! Послышались смешки Селима и Баязеда. Их невнимательный отец никогда ничего не замечал. — Хюррем! Мы ведь договорились откладывать на обучение Джихангира!

— Сулейман, почем Шах-Хубан знать, сколько стоила наша кухня? — нашлась Хюррем. — Ремонт в их доме делал самый бюджетный плотник города. Я наняла рабочих из этой же конторы и практически не потратилась.

— Хюррем! — воскликнула уязвленная Шах-Хубан. — Как ты смеешь говорить такое о брате Лютфи? Он делал нам ремонт!

Тихо, так, чтобы никто не слышал, рассмеялась Махидевран. Ей не нравились ни ведьма Хюррем, ни эгоистка Шах-Хубан, и наблюдать их вечные ссоры было довольно увлекательно.

На помощь пришла Хатидже.

— Довольно, — сказала она. — Нам уже достаточно бесконечных склок Хюррем и Махидевран. Давайте хотя бы сегодня хорошо проведем время вместе.

— Тебе легко говорить, Хатидже, — еще больше завелась Шах-Хубан, теперь переключившись на нее. Эти двое тоже что-то не поделили, но никто не знал, что именно. — Тебя не осыпают оскорблениями с самого порога.

— Так веди же себя благоразумно! — воскликнула Хатидже.

Эсмахан с вздохом уселась на диван рядом с Михримах и спросила:

— Где же Мехмед? Я так волновалась, пока мы сюда ехали, а его нет, — Михримах стала оглядываться по сторонам, но брата нигде не было. — Скажи, для чего все собрались? Неужели он собрался объявить о нашей свадьбе?

— Надеюсь на это, потому что мне уже надоело хранить ваши глупые секреты, — грубо бросила Михримах. Подумав, она добавила: — Прости, Эсмахан. Но как можно так долго лгать всем? Вы уже не дети!

— Кто бы говорил, Михримах, — принялась защищаться Эсмахан. — Почему же вы с профессором не признаетесь всем?

— Это другое! — воскликнула Михримах, вдруг понизив голос до шепота. — Не вздумай ляпнуть об этом за столом.

Селим вручил сестре кружку с вином, и они с Нурбану скрылись на балконе, чтобы покурить, пока никто не видит, но Мустафа пошел за ними, желая увидеть через окно Мехмеда. Правда, его нигде не было. Он словно сквозь землю провалился. Мустафа позвонил ему, но, оказалось, что Мехмед не взял с собой телефон.

Мужчинам не были интересны женские ссоры, поэтому заботливые мужья покинули кухню. Тем не менее, эти трое — Хюррем, Хатидже и Шах-Хубан — продолжили о чем-то спорить. Махидевран заинтересовано за ними наблюдала, перестав помешивать соус.

— Просто признайся, Хюррем, что ты всегда меня ненавидела, — сказала Шах-Хубан, вздохнув. — Потому ты и предпочла свести Ибрагима с Хатидже.

Махидевран едва не перевернула на себя кастрюлю с соусом. Так вот оно что! Вот, что стало причиной столь холодного общения этих троих! Все знали, что Хатидже всегда была влюблена в Ибрагима, но никто и не подозревал, что Шах-Хубан — тоже! И почему она обо всем узнает последней?..

— Я понятия не имела, что ты тайно сходишь по нему с ума, — сказала Хюррем, начиная терять терпение. Хатидже только вздыхала, не зная, что сказать. Она чувствовала себя неловко. — Если бы тебе достало смелости, как Хатидже, признаться ему, возможно, все было бы по-другому. И почему ты винишь меня? Я лишь организовала нам четверым двойное свидание.

— Я тебе не верю, — покачала головой Шах-Хубан. — Ты женщина. Ты должна была догадаться.

— Но я не провидица, Шах-Хубан, — ответила Хюррем. — Какой смысл теперь обсуждать это? Ты не любишь Лютфи? И Эсмахан?

— Что ты такое говоришь, Хюррем? — воскликнула Шах-Хубан, оскорбленная в лучших чувствах.

— Шах-Хубан, — вмешалась Хатидже, не дав Хюррем ответить, и взяла ее за руку, но Шах-Хубан так сурово посмотрела на нее, что та отстранилась, — мне жаль, что между нами уже не может быть той дружбы, что была раньше. Но неужели ты сожалеешь обо всем произошедшем?

— Конечно, нет, Хатидже! — тем не менее, ответила та.

— Пожалуйста, давайте забудем о наших разногласиях, — продолжила Хатидже. — У нас у всех замечательные жизни. Какой смысл ворошить прошлое?

— И что же ты предлагаешь, Хатидже? — спросила Хюррем, скривившись. Махидевран усмехнулась, не поверив, что возможен мир между ними всеми.

— Для начала перестаньте обмениваться проклятиями! — сурово сказала Хатидже, и все притихли. — Это вас всех касается. Махидевран, тебя в том числе. Я давно не ходила по магазинам. Мне не помешало бы прикупить что-нибудь новое и красивое. Поэтому мы четверо на следующих выходных едем в центр.

Хюррем нервно рассмеялась. Махидевран покачала головой и нахмурилась, возвращаясь к помешиванию соуса. Сцена перестала быть такой интересной. Каждый раз, когда кто-нибудь организует ужин, эта добродушная Хатидже пытается всех помирить, и все только потому, что их мужья дружат на работе. Как же она не поймет, что не бывает мира во всем мире?! Увидев недовольно сведенные брови Хатидже, Хюррем перестала смеяться и сказала:

— Хорошо.

— Что?! — очнулась от своих мыслей Махидевран.

— Это будет весело, — продолжала Хюррем. — Определенно мы все должны помочь Хатидже с новой одеждой. Нам не обойтись без чувства стиля Махидевран и без экономности Шах-Хубан.

Хюррем говорила искренне. Впервые за долгое время она решилась сделать комплимент этим двоим, но они, так привыкшие к сарказму, вдруг обиделись. Правда, ссоре не было суждено разгореться дальше, потому что их повелительным жестом остановила Хатидже. Решив, что это победа, она стала помогать на кухне. Шах-Хубан ничего не оставалось, кроме как повторить за ней.

Последним явился Хайреддин с дочерью Михринисой. Мустафа ждал его, как палача; словно ему уже вынесли смертный приговор. Никто и никогда не отзывался плохо о Хайреддине; все любили этого уважаемого человека, но он был таким серьезным, таким решительным, что Мустафа невольно робел в его присутствии. Он был в негодовании. Куда же подевался Мехмед? Неужели он решил сбежать? Как он мог бросить брата на растерзание этим стервятникам? Мустафе срочно требовалось поговорить с кем-нибудь. Особенно он испугался, когда Хайреддин, едва войдя в дом, бросил на Мустафу пронзительный взгляд глаз, полных ярости. Так показалось Мустафе. Да и у Михринисы вид был воинственный, словно она обо всем рассказала отцу, пока они добирались сюда. Нет, ну точно! Он все знает. Мустафа окончательно в этом убедился, когда Хайреддин так сильно стиснул его руку при рукопожатии, что он едва не подпрыгнул. Но Хайреддин ничего не сказал, что уже не могло не радовать. Мехмед так и не вернулся, поэтому он бросился на помощь к тому, кто точно мог помочь. Увидев, что Хюррем отправилась в чулан под лестницей в поисках каких-то продуктов, Мустафа побежал за ней. Он закрыл за собой дверь и выпалил:

— Хюррем! Мне нужна ваша помощь.

Хюррем растерянно уставилась на него, уже забыв, что нужно скорее добавить чеснок в мясо, чего не сделала Махидевран, хотя Хюррем несколько раз это повторила! Хоть Мустафа и был сыном мужа от первого брака, часто между ними происходили те ситуации, которые обычно происходят между матерью и ее ребенком. Почему-то Мустафа пришел к ней, когда его задирали в школе. Тогда она посоветовала ему давать сдачи каждому, кто к нему сунется, и они действительно перестали. Это она убедила его пригласить на свидание его первую девушку. Кто знает, набрался бы он смелости, если бы не Хюррем? Однажды она даже притворилась его матерью, когда Махидевран вызвали в школу! Они до сих пор хранят эту тайну от Сулеймана и Махидевран. Они были бы вне себя, если бы узнали об этом. Она словно была ему и второй матерью, и старшей по опыту подругой.

— Что такое, Мустафа? — откликнулась Хюррем. — На тебе лица нет.

— Это очень серьезно, — начал тот. — Мы с Михринисой решили пожениться, но…

— Что?! Уже? — воскликнула Хюррем.

— Что значит — уже? — поразился Мустафа.

— Пожалуйста, продолжай.

— Но мы не спросили благословения у наших родителей! Вы видели лицо Хайреддина? Кажется, он уже обо всем знает и теперь ненавидит меня! — покачал головой встревоженный Мустафа. — Что же нам теперь делать? Он никогда не позволит мне жениться на Михринисе.

— Успокойся, Мустафа, — сказала Хюррем, сжимая его плечо. — У Хайреддина проблемы на работе, поэтому он так сердит. Не принимай на свой счет. Вы должны поговорить с вашими отцами с глазу на глаз. Вам не стоило все скрывать. Что они теперь могут подумать?

— Я все понимаю! — с жаром ответил Мустафа. — Но Хайреддин военный… Он опекает ее, словно драгоценный камень. Что же с ним будет, когда он узнает, что мы уже целый год планируем свадьбу?

Хюррем вздохнула и покачала головой, думая, что предпринять.

— Сулеймана я беру на себя, — сказала она, наконец. — Да и я уверена, что он только обрадуется. Он очень любит и Хайреддина, и его дочь. Но ты должен набраться мужества и поговорить с Хайреддином сам.

После разговора с Хюррем Мустафе стало немного легче. Хоть он и не решил свою насущную проблему, ему казалось, что он сбросил с себя тяжелый груз. В конце концов, он раздувает из мухи слона. Правда, его уверенность снова испарилась, когда он увидел Хайреддина.

Наконец, явился Мехмед. Также, через заднюю дверь. Он вошел в дом, словно вор, нервно оборачиваясь по сторонам.

— Где ты был, сынок? — спросила Хюррем, а Мехмед посмотрел на нее так, словно не ожидал увидеть. — Мусорный бак прямо за углом.

— А я… — запнулся тот, взглянув на Мустафу в поисках поддержки, — встретил соседа. Ты же знаешь, от Сюмбюля не уйдешь, пока он не расскажет все сплетни округи.

— Да уж, Мехмед, тебя все заждались, — ядовито вставила Эсмахан, уже успевшая подумать, что ее возлюбленный не придет, и обидеться на него за это.

— Подожди, а почему ты с пакетом? — спохватилась Хюррем. — Ты так и не вынес мусор!

Махидевран усмехнулась, а Мехмед поставил пакет туда, где он его взял, решив, что уже поздно снова уходить.

Наконец, все уселись ужинать. За столом было напряжение. Хюррем то и дело подавала какие-то знаки Мустафе. Михриниса тоже. Но тот бездействовал. Это заметила Махидевран, гадая, что происходит. Михримах под столом держала телефон. Они с Малкочоглу крупно поссорились, но она решила оставить последнее слово за собой и теперь набирала ему длинное сообщение. Баязед был сам не свой. Он даже не реагировал на выпады Селима. Сулейман, крайне заинтересовавшийся Нурбану, задавал ей много вопросов о ее семье и о том, где она учится. Хуриджихан изображала увлекательную беседу с Шах-Хубан, но сама то и дело поглядывала на Баязеда. Хатидже думала о том, как, должно быть, весело они проведут время вместе на следующих выходных. Только Селим не был ничем опечален. Наконец, он не выдержал всеобщего настроения и воскликнул:

— Да не будьте же такими трусами! Баязед и Хуриджихан вместе, Михримах встречается со своим профессором, а Мустафа и Мехмед вообще женятся!

Все резко замолчали. Хюррем закрыла лицо рукой. Опять ее сын все испортил. А ведь она уже придумала, как подвести Сулеймана к разговору о женитьбе! Михримах подавилась и уронила телефон на пол. Джихангир подал ей стакан воды.

— Вот, значит, как! — быстро пришла в себя Михримах. — А Селима арестовали в прошлом месяце!

— А ты брала машину отца без спроса! — воскликнул Селим.

— А ты брал с собой Баязеда в ночной клуб! — продолжала Михримах.

— А вместо тебя позавчера ночевал Мехмед, — не успокаивался Селим.

— А ты давал Джихангиру покурить!

— Умолкните! — прогремела Хюррем так, что все вздрогнули и затихли, обеспокоено переглядываясь. Ужин превратился в балаган, но всем было не до смеха.

— Мустафа!

— Мехмед!

Это крикнули встревоженные не на шутку матери.

— На ком ты женишься?

И вот опять они сказали это вместе, а потом посмотрели друг на друга. Каждая думала об одном и том же. Горе сближает.

Наконец, первым нашелся Мехмед. Он, оставив вилку, вдруг встал из-за стола и сказал:

— Отец, господин Лютфи… — Эсмахан попыталась усадить его на место, но он отмахнулся. — Я должен был давно спросить вашего благословения.

Эсмахан закрыла лицо обеими руками, с трудом борясь с желанием броситься вон из-за стола. Все, они погибли!

— Мы с Эсмахан любим друг друга и хотели бы как можно быстрее сыграть свадьбу, если вы позволите.

Пораженные, словно громом, отцы не успели ничего на это ответить, — они только посмотрели друг на друга, — как с грохотом поднялся из-за стола Мустафа. Он, вдруг заразившись храбростью младшего брата, сказал:

— Как уже здесь сказали, я тоже намерен жениться. Отец… Господин Хайреддин… — тот, услышав, что обращаются к нему, перестал жевать и во все глаза уставился на Мустафу. Он предчувствовал, что его избранницей может оказаться Михриниса, но до последнего надеялся, что это не так. — Надеюсь, вы позволите мне сделать вашу дочь счастливой.

Очередь до разбора полетов остальных не дошла, потому что Сулейман вышел из-за стола. По его лицу ничего нельзя было понять, кроме того, что он слишком изумлен, чтобы говорить. Вдруг он пошатнулся на месте и, чтобы не упасть, схватился за спинку стула. Хюррем бросилась ему на помощь. Остальные тоже повскакали со своих мест, но она жестом велела им не двигаться. Хатидже собралась вызвать скорую, но Сулейман отказался от помощи и взглянул на присутствующих.

— Как это понимать? Почему я обо всем узнаю в последнюю очередь? — прогремел Сулейман, а всем вдруг стало стыдно, даже Шах-Хубан, которая была в том же положении, что и он. Подумать только, ее дочь собралась выходить замуж, а она и не в курсе! А ведь она думала, что та рассказывает ей все свои секреты. Но оказалось, что она уже давно не доверяет матери так, как раньше. На Хатидже не было лица. Видимо, она была такого же мнения. Ибрагим бросал взгляды, полные ярости, на Баязеда. Тот старался делать вид, что ничего не замечает.

— Сулейман… — попыталась успокоить мужа жена, взяв его за руку.

— Хюррем! — прервал он ее. — Неужели ты тоже обо всем знала?

— Я узнала вместе с тобой, — отозвалась она.

Сулейман вырвал руку и направился в свой кабинет. Он грозно сказал:

— Мне нужно подумать! Хайреддин, Лютфи, вы идете?

Те переглянулись и направились за другом, обернувшись по пути на своих дочерей. Хайреддин, как показалось Михринисе, был зол, а Лютфи все еще не понимал, что происходит. На кухне долго никто не решался нарушить молчание. Наконец, первым вышел из оцепенения Баязед — он набросился с кулаками на Селима, но был остановлен Мустафой, который скрутил ему руки. Баязеда оказалось не так просто успокоить.

— Потом поблагодаришь, — сказал беззаботный Селим.

Ибрагим медленно подошел к Баязеду. Испугавшись, что сейчас будет, за ним поспешили его жена и дочь. Баязед испуганным не был. Наоборот, он воинственно заглядывал в глаза Ибрагиму, казалось, готовый вступить с ним в бой. Да, точно, если не уговорами, то силой он завоюет себе право быть с Хуриджихан!

— Не бывать драке на моей кухне, — сказала Хюррем, увидев их лица, и хотела направиться к сыну, но Махидевран преградила ей дорогу рукой и предупреждающе покачала головой. Хюррем решила ее послушать.

— За кого ты меня принимаешь, Хюррем? — поразился оскорбленный Ибрагим. — Думаешь, я стану бить ребенка?

— Я не ребенок, — с жаром отозвался Баязед.

— Помолчи! — воскликнула Хюррем.

— Хуриджихан, — начал Ибрагим, — мы с тобой поговорим дома. Ну, а ты, — он посмотрел на Баязеда, — будешь держать ответ сейчас.

— И мне есть, что вам сказать! — полный энтузиазма, отозвался Баязед. Хуриджихан делала ему предупреждающие знаки, но тот игнорировал их. — Мы с вашей дочерью знаем друг друга всю жизнь. Мы все играли вместе — я, Селим, Михримах, Хуриджихан. И я не знаю, как так получилось… Но у нас любовь!

Теперь Хуриджихан сливалась со своим красным платьем. Кажется, она собралась упасть в обморок! Но ее вовремя обняла за плечи Михримах. Ибрагим кивнул. Никто не знал, что означал этот кивок. А потом посмотрел на Хатидже. Та была так взволнована, что не могла вымолвить и слова. Так ничего и не сказав, Ибрагим отошел от Баязеда. Казалось, буря миновала. У Хуриджихан вырвался облегченный вздох.

Из кабинета Сулеймана не доносилось ни звука. Вот, как тихо разговаривали собравшиеся там. Воспользовавшись отсутствием мужа, Хюррем сказала тихо:

— Селим! Михримах! Джихангир! — хоть она и говорила тихо, она была в ярости. Казалось, что этих троих вызывают на эшафот. — Неужели все это правда?

— Мама… — начала Михримах, но Хюррем жестом велела ей молчать.

— Я не знаю, кого из вас отчитать первым, — сказала она, — но вы скажете отцу, что пошутили. Вы поссорились и решили оклеветать друг друга! Ясно вам или нет? — те закивали, не веря своей удаче, а Хюррем добавила: — Мы поговорим потом, — взглянув на гостей, она сказала: — Надеюсь, никто из вас не проговорится?

Хюррем и сама знала, о чем просит. Она знала, как ее ненавидят Махидевран и Шах-Хубан. Знала, что Ибрагим — лучший друг Сулеймана; у них нет друг от друга секретов. Нурбану и вовсе не внушала ей доверия. Но все, тем не менее, кивнули, согласившись с тем, что так будет лучше для Сулеймана.

Наконец, трое любящих отцов вернулись в кухню. Все так и продолжали стоять возле стола. Первым сел Сулейман, а потом жестом позволил сесть и остальным. Все ждали его слов, словно приговора.

— Мустафа, Мехмед, — наконец, начал он после эффектной паузы, — вы очень огорчили нас своими словами.

Мустафа вздохнул, а Мехмед схватился за голову. Ну, все, дело пропало! Михриниса и Эсмахан, сидящие рядом, взялись за руки под столом.

— Вы очень расстроили нас, — продолжал Сулейман, — тем, что не пришли к нам рассказать о своих чувствах. Но почему? Мы не заслужили вашего доверия? Или вы решили, что мы станем мешать настоящей любви?

Мустафа и Мехмед, наконец, решились снова взглянуть на отца и увидели, что его лицо прояснилось. Теперь он улыбался.

— А поскольку я уверен, что каждый из вас повстречал свою любовь, то я даю вам свое благословение. Что скажете вы, Хайреддин, Лютфи?

Хайреддин, вздохнув, ответил:

— Почему бы и нет? Пусть лучше это будет сын моего друга, чем какой-то проходимец.

— Ты же не против, Шах-Хубан? — сказал Лютфи.

Та, не думая, что ее спросят, смешалась. Им предстоит породниться с Хюррем! Мехмед хороший мальчик, да и, кажется, всерьез влюблен в Эсмахан, но это… Шах-Хубан не могла сказать, что искренне ненавидела Хюррем, но и представить ее сватьей тоже не могла. Впрочем, время покажет.

— Конечно, — отозвалась она.

— Давайте же отпразднуем это! — воодушевилась Хюррем. — Как хорошо, что мы сегодня собрались.

Жизнь каждого члена этого большого семейства теперь изменилась. Хюррем каждый день спрашивала Михримах — как там ее Малкочоглу? Но та отмахивалась, не желая об этом говорить. Хюррем велела дочери покончить с этим, но в глубине души она знала, что Михримах знает, что делает. В глубине души она даже понимала ее. Поскольку Михримах отказывалась познакомить мать со своим возлюбленным, Хюррем решила познакомиться с ним сама. Но ее вовремя остановила Хатидже, и они лишь посмотрели на него издалека, стоя во дворе университета.

— Да, неплохо, — кивнула Хатидже.

— Хорошенький, — сказала Хюррем.

Слежку пришлось быстро прекратить, пока Михримах не увидела двух женщин, выглядывающих из-за живой ограды с лорнетом. Хюррем заметила, что в последнее время у нее ухудшалось зрение, но она не признавалась в этом даже себе и, тем более, ни за что не надела бы очки. О существовании лорнета знала лишь Хатидже.

Было решено провести две свадьбы в один день, и все усиленно занялись подготовкой. Все — это Хюррем, Махидевран и Шах-Хубан. Главам семейств не было дела ни до платьев, ни до интерьера зала, в котором будет проходить церемония, впрочем, как и дети мало волновались об этом, полностью погруженные в мечты о будущем счастье. Поэтому деятельные женщины взяли все в свои руки.

— Махидевран, сливовый прибавляет тебе сразу лет пятнадцать, — сказала Хюррем. — Впрочем, надевай то платье, которое тебе захочется, — добавила она, улыбнувшись.

С тех пор, как эта четверка была вынуждена отправиться по магазинам за покупками для Хатидже, между ними действительно кое-что изменилось — теперь они обменивались колкостями только тогда, когда Хатидже их не слышала. Впрочем, Шах-Хубан после того разговора перед ужином немного успокоилась и стала проявлять к Хюррем терпимость — она ее игнорировала. У всех ее позиция вызвала недоумение. Шах-Хубан так и так придется снова начать разговаривать с Хюррем, ведь они — будущая семья!

— Я так рада за всех вас, — сказала Хатидже, вернувшаяся из уборной. Теперь эти четверо, сидя в уютной кофейне в центре города, действительно отдаленно напоминали лучших подруг, каких обычно изображают в американских сериалах. — Шах-Хубан, ты когда-нибудь могла представить, что Хюррем станет тебе родственницей?

— Нет, мне такое и не снилось, — с кислым видом отозвалась та. — Не волнуйся, Хатидже. Вряд ли ты долго будешь в стороне. Баязед все больше времени проводит с Хуриджихан. Скоро мы все станем большой дружной семьей! — последнюю фразу она сказала с горечью, с отчаянием в голосе, которое услышала только Махидевран. Хюррем вообще не слушала эти пустые разговоры, листая свадебный журнал, а Хатидже отключилась после упоминания ее дочери и Баязеда в одном предложении. Хоть они трое — она, Ибрагим и Хуриджихан — все тщательно обсудили, сложно было свыкнуться с этой мыслью. Хоть ее и немного успокаивало, что это — не кто-то там, а сын Хюррем, но приятного в этом было мало, ведь Баязед такой… Он отпетый хулиган и двоечник. Как же ее дочь, весь день занимающаяся музыкой и чтением, умудрилась связаться с ним?

Спор состоял не в нарядах невест и их матерей, а в том, где будет проходить первый день свадьбы. Хюррем была уверена, что лучше всего подойдет их участок. У них большой дом, и все многочисленные родственники там поместятся. Шах-Хубан, вдруг начавшая снова разговаривать с Хюррем, активно протестовала, заявляя, что их дом тоже довольно большой. Только Махидевран молчала. У них дом был не настолько большой, как у остальных, да и ей не очень-то и хотелось, чтобы полторы тысячи человек толпилось у нее на заднем дворе. Хатидже приняла сторону Хюррем, но, когда Шах-Хубан заговорила о предстоящей в будущем свадьбе Баязеда и Хуриджихан, снова о чем-то глубоко задумалась.

Но главный минус предстоящего события для Хюррем — это свекровь. Она знала, что придется ее пригласить. И Махидевран тоже это знала, потому и радовалась. Эти двое часто на семейных торжествах шептались о Хюррем, обсуждали ее наряд и неподобающие способы воспитания детей и хихикали, словно школьницы. Когда Сулейман женился в первый раз, его мать возненавидела Махидевран, но потом он женился во второй раз, и Хафса решила — из двух зол выбирают меньшее. Хюррем даже размышляла, как скрыть от нее предстоящие свадьбы, но в последний момент решила принести себя в жертву, наступить на свою гордость и отправить ей приглашение. Все-таки муж и дети давно ее не видели и, наверное, соскучились. А дети действительно любили бабушку, и не только за то, что она, назло Хюррем, дарила им то, что она запрещала. Впрочем, в последнее время Хафса не так сильно баловала внуков. После того, как она едва не позволила Селиму сделать татуировку на всю руку, она стала тщательнее обдумывать подарки.

— Махидевран, сделай одолжение, — сказала Хюррем следующим утром, пытаясь оставаться спокойной, — перестань красть мои маски для лица. Я знаю, что ты ими пользуешься!

— Не докажешь, — отозвалась Махидевран, сидя за кухонной стойкой с чашкой кофе.

— И будь добра, убирай за собой в ванной! Думаешь, мне приятно каждый раз выгребать черные волосы из слива? — проворчала Хюррем, открывая холодильник. — Когда вы уже уедете? Ваши два дня давно истекли!

— Хюррем! — воскликнула Махидевран, вдруг обидевшись. — А думаешь, мне было приятно вытаскивать из слива рыжие волосы, когда вы гостили у нас?

— Мы гостили у вас, потому что у нас протекала крыша! — ответила Хюррем. — Аллах! Ты выпила весь кофе!

Махидевран и Мустафа, кажется, собрались поселиться здесь. Никто не знал, почему они не уезжали, и всем было неловко спросить их об этом, кроме Хюррем, которая предпочитала говорить правду в лицо.

— Знаешь, Махидевран, вы явно что-то скрываете, — сказала она, прищурившись. Та продолжала чинно пить кофе, скрывая лицо огромной кружкой. — Почему вы здесь торчите? Либо говори, что происходит, либо собирай вещи, пока я не вынесла их на улицу сама.

Но Махидевран от ответа спас спустившийся со второго этажа Сулейман. Хюррем бросила на нее испытующий взгляд и крикнула детям, чтобы они тоже шли завтракать, но их никак нельзя было дозваться. Наконец, Селим и Баязед спустились по лестнице, обмениваясь толчками.

— Подвинься, идиот.

— Сам смотри, куда идешь, придурок!

— Немедленно прекратите! — воскликнула Хюррем, угрожающе размахивая ложкой. — Баязед! Что с твоим носом?

— С ним все в порядке.

— Он подрался в школе, — вставил Селим, усаживаясь за стол.

— Как это — подрался? — поразилась Хюррем. — С кем?

Махидевран рассмеялась, и все посмотрели в ее сторону. Ей показалось, или она… вдруг почувствовала себя счастливой? Она была рада… влиться в чужую семью! Заметив взгляды, она кашлянула и перестала улыбаться.

— Вы, двое, — продолжила Хюррем, украдкой глядя на мужа, который отвлекся на телевизор в гостиной и ничего не слышал, — если это дойдет до отца, сами будете отвечать!

— А я тут причем? — развел руками Селим.

— Ты всегда причем, — отозвалась Хюррем.

Правда, они умолкли, потому что отец вернулся в кухню, а мать сделала злые глаза. Потом Хюррем посмотрела на Махидевран, и та вздохнула и скривилась. Как бы там ни было, выдавать тайну Баязеда она не собиралась. Впрочем, хранить секреты в этом доме было сложно. В любой момент могли позвонить из школы, поэтому Баязед уже перерезал телефонный провод, а номера мобильных родителей еще Селим дал неверные. Несмотря на напряженные отношения, во всем, что касалось школы, Селим и Баязед всегда прикрывали друг друга. Так, родители ни разу не были на собраниях, и даже когда их вызывали к директору из-за плохого поведения и оценок, они об этом не знали. Новый директор вообще не видел их в лицо, потому что они не были в школе еще со времен обучения Михримах.

Все хоть и любили Мустафу, да и Махидевран не так уж им и не нравилась, но действительно пришла пора им уехать. Особенно с этим были согласны Селим и Баязед, которые никак не могли ужиться в одной комнате. Их перепалки часто доходили до того, что они оба включали музыку — один тяжелый рок, а второй гангста-рэп, — и проверяли, у кого громче колонки. Явно не воспринимая младшего брата всерьез, Селим при этом еще и читал ему рэп с оскорблениями, словно бандит из гетто на баттле. Баязеду нечего было на это ответить — читать рэп он не умел. Передвинули фортепиано прямо к двери комнаты, где жили Махидевран и Мустафа, и Джихангир мог в любое время дня и ночи начать играть гаммы. Нурбану стала частой гостьей, и в другой день Хюррем выставила бы ее вон за отвратительное поведение. Она слишком громко смеялась, слишком громко слушала телевизор, с топотом носилась по лестнице, звонила с их телефона в другую страну и, как это ни странно, съедала всю еду. А еще она была ужасно неловкой — могла вдруг опрокинуть тарелку с соусом, случайно выдернуть вилку электроприбора вместе с розеткой, споткнуться на ровном месте и снести все предметы на тумбочке. Совпадение или нет, но когда Нурбану была в комнате, вдруг рухнули полки со стены! Но сейчас Хюррем предлагала несносной девчонке продукты, которые покупала для себя Махидевран, соблюдавшая диету. А еще она знала, где Махидевран держит свой сотовый телефон, и каждый раз, когда являлась Нурбану, Хюррем отдавала ей его, позволяя звонить на любые номера. Хюррем даже исполнила давнюю мечту дочери — купила ей мотоцикл, и теперь Михримах каждую ночь (когда Махидевран и Мустафа уже спали) уезжала кататься по городу, перед этим минут десять бесцельно газуя на заднем дворе прямо под окнами комнаты Селима. Чего стоило уговорить на это Сулеймана! Но Хюррем все-таки сделала это! Да и как он мог отказать любимой дочери? (Малкочоглу, кстати, пришел в ужас, увидев новый транспорт своей избранницы, и ни под каким предлогом не соглашался ездить на нем. Что подумают люди, если увидят его?) Их дом ходил ходуном, но даже все это не заставляло Махидевран и Мустафу уехать. Но Хюррем не собиралась оставлять это так просто.

— Я понимаю тебя, сынок. Еще немного, и я тоже лишусь рассудка. Аллах, это настоящий сумасшедший дом! Но мы пока не можем уехать, — сказала Махидевран тихо. Несмотря на неразбериху, которая здесь творилась, у этого дома определенно были уши.

— Дело не в этом, мама, — ответил Мустафа. — Мы доставляем слишком много неудобств. Из-за нас здесь теперь тесно.

— Мустафа, дом в Стамбуле у нас отобрали, а все время ездить из Эдирне сюда слишком далеко. Не станешь же ты жить со своей невестой в разных городах! — сказала Махидевран. — Для начала нам нужно подыскать дом для вас, а я потом поеду туда.

— Я так и знала! — вдруг закричала Хюррем, ворвавшись в комнату Селима, где заперлись, чтобы посекретничать, мать и сын. Она, оказывается, устроила за ними слежку, чтобы докопаться до истины. И как Махидевран сразу не догадалась? Вот, почему музыка вдруг прекратилась! — Как это — у вас отобрали дом?

Мустафа вздохнул, а Махидевран нахмурилась, а потом — разозлилась. Она сказала:

— Не вмешивайся, Хюррем, — она встала и сказала: — Хорошо, мы уедем, — она помолчала и добавила: — Если Сулейман нам велит.

Хюррем растерялась, но ненадолго.

— Но мы не можем выставить вас на улицу, — сказала она, обеспокоено взглянув на Мустафу. — Что же случилось с вашим домом?

— Нам не нужны ваши подачки, — продолжала Махидевран.

— Мама, успокойся, — вмешался Мустафа. — Хюррем, вы все правильно услышали. У нас было два небольших дома, но теперь остался только тот, что в Эдирне. Тот, что в Стамбуле, отобрали за долги. Пока что нам некуда ехать. Мама права. Я не могу уехать, раз Михриниса живет здесь.

Хюррем о чем-то задумалась. Она долго молчала, а Махидевран сверлила ее суровым взглядом. Наконец, Хюррем сказала:

— Хорошо. Вечером приедет Хафса. Давайте готовиться к встрече с нашей любимой матушкой.

Махидевран собралась ответить, но Хюррем стремительно вышла из комнаты, лишь взмахнув волосами. Махидевран бросилась за ней. Она сказала:

— Хюррем! — та остановилась, а Махидевран, преграждая ей дорогу, сказала: — Не думай, что делаешь нам одолжение. Мы не нуждаемся…

— Успокойся, Махидевран, — ответила Хюррем, прерывая собеседницу жестом. — Если я скажу, что делаю это не ради тебя, тебе станет легче? Все расстроятся, если узнают, что вы лишились дома. Мустафа прав. Свадьба — это сейчас самое главное.

Махидевран нечего было возразить на это, и она позволила Хюррем заняться уборкой. Она скомандовала детям немедленно прекратить балаган, что они устроили, раз теперь в этом больше нет смысла. Мнительная Хафса не перенесет ни ужасной музыки Баязеда, ни Селима в бейсболке задом наперед, читающего рэп с ругательствами, ни вида Михримах на мотоцикле, ни Нурбану, которая проводила в гостях времени больше, чем дома. Раз праздник кончился, дети заявили, что от игры Джихангира у всех начались головные боли, и он, обидевшись, ушел репетировать в школу. Следовало немедленно привести в дом в должное состояние. Нет — в идеальное. Хоть Хюррем и не видела в этом смысла. Вечно всем недовольная свекровь и так найдет, к чему придраться. Тем не менее, Селим и Баязед, наконец, поставили фортепиано туда, где оно было раньше. Хюррем велела дочери избавиться от мотоцикла. Та воспротивилась, и тогда Хюррем сказала, что она и дальше может ездить на нем, но чтобы на заднем дворе его не было. Тогда предприимчивая Михримах поехала к Шах-Хубан, у которой в доме был гараж. Нурбану Хюррем сказала, что ей пора идти.

— Пожалуйста, госпожа! — вдруг взмолилась она, застав Хюррем врасплох. — Хотите, я помогу вам с уборкой? Только не прогоняйте меня.

Хюррем не могла понять, почему эту девчонку нельзя было загнать домой, но лишние руки ей действительно пригодились бы, да и у нее пока не было времени с этим разбираться. Тем не менее, пока Нурбану вычищала слив в ванной, Хюррем сказала сыну:

— Селим! У вас с Нурбану что, гражданский брак?

Баязед, смотревший телевизор, убавил звук, чтобы послушать, что будет дальше, а Селим, обычно бледный, вдруг раскраснелся, как рак.

— Мама! Конечно, нет! О чем ты говоришь? — воскликнул он. От Баязеда послышалось непонятное фырканье, означавшее не то усмешку, не то недоверие.

— Почему же тогда она живет у нас? — спросила Хюррем.

Нурбану в резиновых перчатках и с ведром в руках крикнула с лестницы:

— Госпожа, а каким средством для унитаза лучше воспользоваться?

— Ты что, наняла ее в уборщицы? — спросил Селим, вскочив с места.

— Конечно, нет, сынок, — отозвалась Хюррем. — Твоя добрая подруга сама вызвалась помочь, — она стремительно покинула гостиную и направилась к Нурбану. — Пойдем, я тебе все покажу.

Тем не менее, к вечеру Хюррем вдруг прониклась теплом к Нурбану, хотя бы потому, что ее любимая дочь, обещавшая помочь с уборкой и ужином, так и не вернулась от Шах-Хубан. И она даже не отвечала на звонки! От Махидевран тоже не было никакой помощи. Хюррем попросила ее сходить купить масло, иначе нельзя было готовить мясо, но она тоже не вернулась. И тоже не брала трубку! Кажется, эти двое — Михримах и Махидевран — сговорились. А больше попросить было некого. Ее любимые сыновья непременно заблудились бы по пути в магазин. И вот, когда Хюррем совсем отчаялась, Нурбану вызвалась пойти за маслом. Хюррем уже ни на что не надеялась, но Нурбану вернулась так быстро, словно она бежала.

Вскоре Михримах и Махидевран вернулись — вместе. На вопросы Хюррем, где они были, они не отвечали. После работы Сулейман поехал на вокзал встречать мать. Нельзя было просто не приехать, хоть у Хюррем и были такие мысли. Но Хафса никогда не простила бы нанесенного ей оскорбления, что возмутило Махидевран, ведь встретить на вокзале ее никто не потрудился! Вечером все ждали бабушку, словно первое лицо страны. Селим и Баязед даже впервые не опоздали, а Михримах убрала телефон далеко в сумку. Мехмеду пришлось снова переехать в свою квартиру с муравьями, чтобы в его комнате могла остаться бабушка. Впрочем, нельзя было сказать, что он не был этим доволен. Он был недоволен только тем, что Эсмахан никак не соглашалась переехать к нему, и он не мог понять, в чем дело. В ожидании свекрови даже Хюррем и Махидевран перестали выяснять отношения. Они лишь спрашивали друг у друга — достаточно ли приготовлено блюд? Застелено ли свежее белье? При бабушке все ходили по струнке.

И вот, наконец, вошла она.

Если Хюррем все считали ведьмой, потому что она все успевает, то Хафсу называли ведьмой потому, что она с каждым годом выглядела все моложе. Дети высыпали обнимать любимую бабушку, а Хюррем и Махидевран остались стоять в стороне, переглядываясь. Несмотря на довольно теплые отношения с бывшей свекровью, Махидевран тоже была чем-то встревожена.

— Хюррем, Махидевран, а вот и вы, — сказала Хафса, проходя в дом. — Мы давно не виделись. Неужели ты совсем перестала устраивать приемы, Хюррем? Или ты просто не приглашала меня?

— Что вы? — громко сказала Хюррем, кисло улыбнувшись. Обе они знали правду.

За ужином Хафса только наблюдала за Нурбану. Несмотря на то, что последняя всегда вела себя за столом подобающе, она все равно чем-то не понравилась Хафсе. Хюррем, которая тоже относилась к ней настороженно, в этот раз расстроилась и даже оскорбилась. Ведь если ее сын выбрал эту девушку, значит, она этого достойна! Но с другой стороны она обрадовалась тому, что сегодня под пристальным оком свекрови кто-то другой, а не Хюррем. Обычно ни один ужин не обходился без комментариев по поводу блюд и ремонта, но сегодня Хафса была на удивление благожелательна.

— Махидевран и Мустафа так долго гостят у вас, — сказала она. — Вы уверены, что вам не тесно? У вас, конечно, большой дом, но, я думаю, им было бы разумнее уехать.

— В тесноте, да не в обиде! — вдруг громко сказала Хюррем, едва Хафса успела договорить, и все странно на нее посмотрели. Воцарилась тишина. Махидевран выглядела какой-то оскорбленной, дети — не понимали, что происходит, и только Сулейман обрадовался радушию жены, улыбнулся и с одобрением погладил ее по руке. Хюррем проигнорировала недоумение остальных. — Мы всегда рады принимать их у себя. Что касается вас, то не беспокойтесь. Мы выделили для вас отдельную комнату.

— Я вовсе не из-за этого беспокоюсь, Хюррем, — сказала Хафса. — Но я поняла тебя, — она с каким-то сомнением посмотрела на Махидевран, но больше ничего не сказала.

После ужина на кухне осталась мыть посуду только Хюррем. Михримах сказала, что ей надо готовиться к экзаменам, но, тем не менее, она уже полчаса бесцельно чаевничала и сидела с телефоном. Махидевран хотела повторить за ней, — только не упоминая экзамены, — но теперь у Хюррем было преимущество. Она заявила, что расскажет всем их с Мустафой секрет, и только тогда Махидевран согласилась помочь с уборкой.

— Мама, нам нужно поговорить, — сказал Селим. Он обернулся по сторонам — убедился, что отец смотрит телевизор в гостиной и ничего не слышит, — и заявил: — Нурбану беременна.

Михримах поперхнулась и едва не перевернула на себя чашку, а Хюррем уронила мокрое полотенце на пол и закричала:

— Что?! — потом она снова закричала: — Что?!

На большее сил не хватило — она только часто дышала, а потом и вовсе схватилась за грудь. Михримах подхватила ее, а Селим поспешил добавить:

— Ладно, она не беременна. Меня просто отчислили.

— Отчислили?! — опять вскричала резко побледневшая Хюррем. Сейчас она была в состоянии только повторять. Махидевран подбежала к ней со стаканом воды.

— Селим! — воскликнула Михримах. — Ты умеешь преподнести новости.

— Ты знала об этом?! — крикнула Хюррем и вырвалась из хватки дочери. — Селима отчислили?

— Мама, я сделала все, что могла. Ты же знаешь его, — попыталась оправдаться Михримах.

— Да уж, Хюррем… — покачала головой Махидевран и стала пить из стакана, который она принесла для Хюррем. — Все твои сыновья, как на подбор. Может, хоть из Джихангира вырастет что-нибудь путное.

Хюррем проигнорировала ее выпад — даже не удостоила взглядом, — и устало уселась за стол. Она схватилась за голову и сказала:

— Что теперь будет? Ваш отец будет вне себя!

— Ты что-нибудь придумаешь, мама, — сказал беззаботный Селим.

— Селим! — воскликнула та и снова вскочила на ноги. — Я могу многое, но это уже перебор. Я не стану больше выгораживать тебя. Объясняйся с отцом сам! — растерянный Селим только открыл рот, но Хюррем добавила: — Это последнее слово! — она с топотом поднялась на второй этаж и в ярости захлопнула дверь спальни изнутри.

Следующим утром Михримах был объявлен семейный совет, на котором присутствовали только дети. Нужно было решать, как рассказать отцу о том, что Селима отчислили из университета.

— Джихангир, ты — наша голова, — сказала Михримах. — Мехмед может только мечтать, Баязед, чуть что, лезет в драку, а Селим… Тут и говорить нечего.

— Что значит — нечего? — возмутился Селим.

— Я понятия не имею, что делать, — пожал плечами Джихангир. — Надо было раньше думать.

— Ваша матушка точно не может помочь? — сказал Мустафа.

— Если она решила, ее не переубедить, — сказал Мехмед. — Селим, может, ты еще сможешь восстановиться?

— После того, что он натворил, вряд ли, — ответил за него Баязед и усмехнулся. — Да и он там почти не появлялся. Его в лицо никто не видел.

— А чему ты радуешься? Я хотя бы школу закончил, а тебе и такое не светит! — вскинулся Селим.

Уязвленному Баязеду не дала ответить Михримах. Она жестом не позволила ему говорить и сказала сама:

— Выход один — ты будешь притворяться, что ходишь на учебу.

— Нет, это не годится, — сказал Мустафа.

— Да, так у него еще больше появится проблем. Ты же его знаешь, — вставил Баязед. — Будет гулять с утра до ночи, а потом сядет в тюрьму.

Селим возмутился, но Михримах начала говорить вместе с ним. Она сказала:

— Он может устроиться на работу.

Баязед ядовито усмехнулся и сказал:

— Я тебя умоляю.

— Эй, вы! Я, вообще-то, еще здесь! — вмешался Селим, и все замолкли. — Не решайте за меня. Я сейчас же пойду к отцу и во всем ему признаюсь.

— Иногда смелость это глупость, — покачала головой Михримах.

— Ага, ты прямо в компанию к нему заявишься? — фыркнул Баязед.

— Подумай иногда о других, — сказала Михримах. — Не стоит омрачать настроение отца такими новостями, когда нам предстоит отпраздновать две свадьбы.

— Тем более, бабушка здесь, — вставил Мехмед. — У всех нас будут неприятности, если она обо всем узнает, — он сглотнул и как-то нервно обернулся по сторонам — вдруг она спустилась, а они не услышали?

— Да уж… Отец отдыхает, — сказал Баязед.

— Ну, зря вы так, — вступилась Михримах. — Она ведь пошла из-за тебя в школу, когда ты целый месяц прогуливал, Баязед, и даже ничего не сказала маме! Она вообще не в курсе, что ее вызывали. А ты, Мехмед, помнишь, как устроил дома пожар, пока родители были на работе? — Баязед стал смеяться и толкать брата локтем, а Михримах продолжила: — Она и об этом не сказала, а ведь могла бы! Так что предлагаю обратиться за помощью к бабушке.

— Ну уж нет, я к ней не пойду, — замахал руками Селим.

— И я одна тоже не пойду, — насупилась Михримах.

— Я могу рядом постоять, — сказал Баязед и усмехнулся.

В споре ничего не было решено, поэтому все шестеро отправились в комнату Хафсы. Точнее, Михримах грубо втолкнула туда Селима и закрыла дверь снаружи. Он несколько раз дернул за ручку, а потом постучал ради приличия, но знал, что Михримах его уже не выпустит.

Хафса действительно, как и предполагала Михримах, придумала план — с воинственным видом она направилась прямо к ректору университета. Селиму было ужасно неловко, но она его не спросила. Чтобы это не выглядело подозрительно, она велела и остальным детям куда-нибудь уйти вечером, сообщив при этом Сулейману, что они отправились на прогулку. Это обрадовало только Хюррем. Часто ей надоедало быть главной в семье, и ей хотелось, чтобы хотя бы иногда кто-то решал проблемы за нее. И она воспользовалась этим по полной.

— Я решила пригласить своих новых лучших подруг. И Махидевран, которая, впрочем, и не собиралась никуда уходить, — проворковала Хюррем, ставя перед всеми чашки.

— Не похоже, что и тебе есть, куда идти. Сулейман каждый день задерживается на работе, и даже дети куда-то сбежали, — ядовито отозвалась Махидевран.

— Они гуляют с любимой бабушкой.

Махидевран как-то многозначительно откашлялась, а потом сказала:

— Да уж, долго они гуляют, — Хюррем сделала ей знак глазами, и та отвернулась и больше ничего не сказала.

— Кстати, Махидевран, как там у тебя дела с Лукой? — спросила Хатидже и хитро улыбнулась. — Кажется, у вас все серьезно.

— С Лукой?! — повторила за ней Шах-Хубан, не дав ей ответить, и с грохотом поставила чашку на стол. — Ты что, подобрала парня за Хюррем?

— Шах-Хубан! — воскликнула оскорбленная Махидевран. Хюррем усмехнулась, а та продолжила: — Я намерена порвать с ним всякие отношения.

— Как это? Ведь он заваливает тебя подарками! — сказала Хатидже.

— Так вот чьи цветы я нашла в ведре с мусором, — вставила Хюррем. — А у него отвратительный вкус, кстати.

— Это точно… — покачала головой Махидевран и вздохнула. Потом они как-то странно переглянулись с Хюррем, и она добавила: — Как бы там ни было, я поняла, что не боюсь одиночества и не стану бросаться на первого попавшегося.

— Звучит, как крик о помощи, — бросила Хюррем.

Вдруг послышался скрип шин с улицы. Возле дома резко затормозила какая-то красная гоночная машина, и все посмотрели в сторону окна. Послышался звонок в дверь, а потом — заливистый смех.

— О нет, только не это! Хюррем, зачем ты пригласила эту сумасшедшую Фатьму?! — всплеснула руками Махидевран.

— Я вообще не говорила ей, где живу! — воскликнула Хюррем и встала, чтобы пойти открывать.

— Как она тогда здесь оказалась?! — продолжала негодовать Махидевран, вскакивая вслед за ней.

Хатидже и Шах-Хубан неожиданное появление Фатьмы не так сильно расстроило, и они тоже пошли к двери. Фатьма, когда ей открыли, сказала в телефон:

— Ладно, любимый, я тебе позже перезвоню, — и повесила трубку.

— У тебя новый любимый? — спросила Хюррем вместо приветствия.

Фатьма вошла в дом, не дожидаясь приглашения, и ответила:

— Старый! — она как-то грубо швырнула пальто Хюррем, видимо, ожидая, что та повесит его в шкаф, и сказала: — Ахмед. Я ведь рассказывала о нем.

— Кто это?

Но Фатьма не ответила и прошла на кухню. Хюррем бросила ее пальто Махидевран и отправилась за Фатьмой. Махидевран, с трудом поймав его, не отличавшаяся гостеприимностью, просто оставила его в кресле в прихожей.

— Мы так давно не виделись с вами, девочки, — сказала Фатьма, усаживаясь за стол. — Вы тут что, чай пьете? А я не одна. Я с вином, — она вытащила из сумки сразу три бутылки, а потом встала и убрала со стола кружки.

— Фатьма! — воскликнула Махидевран. — Почему ты хозяйничаешь здесь, как у себя дома? Сделай что-нибудь, Хюррем!

— А Махидевран не пьет, — бросила Хюррем и достала из ящика штопор.

— Не обращай внимания, Фатьма, — вмешалась Хатидже. — Они немного не в духе.

Настроение Фатьмы действительно невозможно было испортить, и она сказала вместо ответа:

— Я тут слышала интересные новости о предстоящих свадьбах.

— От кого это ты слышала? — ощетинилась Махидевран.

— Да все говорят, — пожала та плечами.

— Я собиралась тебя пригласить, но, кажется, приглашение затерялось в пути, — сказала Хюррем и мило, почти ядовито улыбнулась. Махидевран усмехнулась и довольно посмотрела на нее.

— Ничего страшного, ведь я все равно здесь, — отозвалась Фатьма.

Вошла Хафса с любимым внуком — с Селимом. Она выглядела довольной, а у Селима было странное, растерянное лицо. Они о чем-то говорили, но на кухне их не слышали.

— А где остальные дети? — спросила Махидевран и бросила на Хюррем насмешливый взгляд. Они обе знали, где они.

— А их еще нет? Значит, мы разминулись, — не растерялась Хафса. — Мы хорошо провели время, — она как-то многозначительно кивнула Хюррем, а потом, поздоровавшись с гостями, поднялась в свою спальню.

— Все путем, мам, — бросил Селим. Он был каким-то усталым, и, больше ничего не сказав, лениво поплелся вслед за бабушкой.

— Завтра поговорим, сынок! — крикнула Хюррем.

Самая влиятельная бабушка на свете — Хафса — не раскрывает своих секретов, и никто не знает, как она это сделала, но Селиму действительно дали еще один, наверное, десятый последний шанс и восстановили в университете. Он этому не особо обрадовался — сдалась ему эта проклятая учеба? Получив известие об отчислении, он радостно опустил руки, решив покориться суровой судьбе. Но вот женщины семейства с энтузиазмом отнеслись к новостям — Михримах пообещала, что теперь она глаз не спустит с Селима, а Хафса решила лично заняться воспитанием внука, раз у Хюррем и без того много дел. Хюррем на это замечание ничего не ответила и только махнула рукой — она сделала все, что могла, а Селим все равно потерян для общества.

Теперь утро этого шумного семейства проходит довольно тихо, поскольку Джихангир, наконец, сдал экзамен в своей музыкальной школе — теперь все вздыхали с облегчением, — если не считать всего остального.

— Ты поразительно спокойна в последнее время, Хюррем. Столько всего происходит, а ты и бровью не повела, — сказала Махидевран, когда они утром сидели и пили кофе. У обеих эти посиделки, уже ставшие ежедневным ритуалом, вызывали смешанные чувства. Махидевран определенно не должна была сидеть на чужой кухне, да и Хюррем не должна была с ней любезничать!

— Твое присутствие влияет на меня благотворно, — бросила Хюррем с таким непроницаемым выражением лица, что ее нельзя было заподозрить в сарказме. От Махидевран это, правда, не укрылось, и она только криво улыбнулась.

Со второго этажа спустилась Михримах — она тащила непослушного брата прямо за ухо, да еще и гневно топала.

— Никто не заставлял тебя не спать до трех часов ночи! — проворчала она, а потом, наконец, отпустила ухо Селима, ставшее теперь красным. Тот сразу схватился за него и стал как-то потирать. Селим, хоть и был на полторы головы выше своей маленькой сестры, все равно испугался ее гневного взгляда и опустил глаза.

— Баязед играл всю ночь. Я не мог заснуть, — буркнул он себе под нос. Растрепанный и бледный, он налил себе кофе из кофейника, но все разлил.

— Не вали все на брата, — вмешалась Хюррем и стала вытирать за ним. — Кстати, а где он?

— Я не смогла его разбудить, — сказала Михримах. — А когда мы с Селимом вышли из комнаты, он подпер дверь изнутри стулом.

— О, Аллах! Что это за дети? — заломила руки Хюррем и отправилась к сыну.

Махидевран все это время с каким-то подозрительно довольным видом наблюдала за ними. Что уж таить, она видела, как они росли, и была привязана к ним. Она их даже любила. Правда, она была рада, что они не ее дети.

Вдруг со второго этажа спустился Мехмед, и Михримах, захлопав глазами, воскликнула:

— А что ты здесь делаешь?

— И тебе доброе утро, сестра, — бросил тот, направляясь к холодильнику.

Он стал рыться там, переставлять еду, а Михримах сказала:

— Не знала, что ты снова живешь здесь!

— У меня в квартире… — неуверенно начал Мехмед и почесал лохматую макушку. — Там протекают трубы. В общем, недельку-другую там будет ремонт.

— Не может быть! У тебя всегда все не так, — поразилась Михримах. — И ты еще удивляешься, почему Эсмахан отказывается переезжать?

— Говоришь так, будто я лично сломал эти чертовы трубы, — недовольно буркнул Мехмед из холодильника. — И не кричи. Ты бабушку разбудишь… — Михримах только покачала головой, а потом махнула рукой на рассеянного брата и ушла на второй этаж. Самого важного гостя семейства действительно не беспокоили до тех пор, пока она сама не покажется из своей комнаты, и все это время жильцы почти ходили на цыпочках.

Спустился Баязед — такой же бледный, сонный и растрепанный, как Селим. Они оба так хотели спать, что не обменялись ругательствами, которыми было заменено «Доброе утро». Хюррем запретила им употреблять такие слова в ее присутствии, да и в присутствии вообще кого-либо, поэтому они обычно делали это шепотом, но сегодня они даже не ссорились за последний бутерброд.

— Кто там в ванной? — послышался со второго этажа голос недовольного Сулеймана. Он уже минут десять стучал в дверь, безрезультатно поворачивал ручку и повторял: — Да кто там в ванной? Михримах, дочка, я уже опаздываю! — но там шумела вода, потом еще что-то упало — будто какие-то дамские тюбики, — и Михримах, кажется, ничего не слышала. По крайней мере, выходить она точно не собиралась.

Махидевран, которая никуда не опаздывала, ехидно рассмеялась, и все присутствующие на кухне странно посмотрели на нее.

Мустафа к завтраку так и не спустился. Оказалось, его уже давно не было дома, и никто не знал, когда он ушел, да и ночевал ли здесь, и он не счел нужным ставить кого-то в известность о своих планах. И на звонки он не отвечал.

Пришла Нурбану. Селим, заранее догадавшись, зачем она здесь, так растерялся, увидев ее за дверью, что попытался сломать звонок, пока его никто не услышал, но это не сработало. Нурбану, как и любящие родственницы, с воодушевлением отнеслась к проблеме Селима, и теперь собиралась каждое утро провожать его до университета.

— И ты туда же, Нурбану! — с отчаянием сказал Селим. — А ты не боишься опоздать в колледж? Он ведь в совершенно другой стороне!

— Не волнуйся. Я все успею, — отозвалась та и так улыбнулась, что Селиму больше ничего не оставалось, кроме как подчиниться.

Хюррем теперь избранница Селима нравилась еще больше, и она полностью передала сына в ее заботливые руки. Даже суровая Хафса во время завтрака (великодушная Хюррем накрыла стол и на Нурбану) наблюдала за ней с каким-то интересом.

Все, как обычно, опаздывали, только в этот раз они собирались под причитания Хафсы — она с воинственным видом сидела на диване и пила чай, который ей поднесла Хюррем. Баязед не мог вспомнить, куда он вчера положил спортивную сумку, — сегодня после школы он должен пойти в зал, — поэтому вот уже двадцать минут бесцельно расшвыривал в разные стороны все вещи, которые видел, и бурчал себе под нос. Сулейман никак не мог попасть в ванную — словно сговорившись, ее теперь заняла Махидевран. Нет, он уверен, что слышал за дверью подлое хихиканье! Ей дала решительный отпор Хюррем — она просто перекрыла воду, и недовольной Махидевран пришлось выйти. Нурбану помогала Селиму собирать сумку в университет. Она только удивлялась — почему он не мог сделать это вчера? Михримах с особой скрупулезностью наносила макияж и укладывала волосы, и все, кроме Хюррем, недоумевали — куда она так наряжается? При этом еще и разрывался телефон Сулеймана, а потом и Хюррем. Подумать только, а они ведь еще не вышли из дома! Никто никогда не может оставить их в покое. Только Махидевран никуда не опаздывала — хорошо работать на себя.

Сегодняшний вечер был особо важным, потому что женщинам предстояло отправиться выбирать свадебные платья. Особенно нужна была помощь Михринисе. Ее стиль был больше похож на мальчишеский, и от осознания того, что ей придется облачиться в платье, ее бросало в дрожь.

— Нурбану, это свадьба, а не дискотека, — спорила Хюррем, качая головой. Она решительно отмахнулась от платья, которое Нурбану предложила кому-нибудь из будущих невест. — Я тебя предупреждаю — на вашу с Селимом свадьбу ты подобное не наденешь.

Нурбану вдруг на глазах залилась краской и хотела что-то ответить, но так растерялась, что получились лишь междометия. Михримах, хихикая, стала похлопывать ее по плечу.

— Госпожа! — наконец, пришла в себя Нурбану. — О какой свадьбе идет речь?

Но Хюррем только хитро прищурилась и не стала никак комментировать свои слова. На помощь пришла Михримах. Им быстро надоело собирать невест, которым, кстати, невозможно было угодить, поэтому они ушли в соседние отделы, выбирать косметику.

— Мама, пожалуйста… — протянул Баязед. Он, развалившись, сидел в кресле, закинув ноги на столик с журналами, и сторожил сумочки, пока их хозяйки заняты выбором одежды, а продавец-консультант каждые десять минут подходила к нему и вежливо просила сесть по-другому. — Почему я должен торчать здесь?!

— Потому что ты наказан, — отрезала Хюррем.

— Прошло уже полтора часа, но вы ничего не выбрали! — ворчал он.

— Вы только посмотрите! — вдруг воскликнула Хюррем вместо того, чтобы отвечать сыну. — Кажется, я нашла идеальное платье для Эсмахан.

Эсмахан, Михриниса, Махидевран и Шах-Хубан, услышав это, как птицы, слетелись к стойке, возле которой стояла Хюррем. Баязед продолжал бурчать, но теперь его никто не слышал.

Поздно вечером женщины семейства и уставший и оттого злой Баязед вернулись домой. Платья были выбраны, и теперь оставалось лишь ждать, пока их сошьют. А еще их ждала приятная (хоть и не для всех) неожиданность — ужин!

— Тебе некогда из-за приготовлений к свадьбе, Хюррем, — сказала Хафса, — поэтому я решила часть обязанностей по дому взять на себя.

Она улыбалась, но выглядело это, как оскал. Хюррем, слишком хорошо знала свекровь, и от нее не укрылась нотка язвительности, с которой она говорила. Махидевран тоже догадалась и усмехнулась себе под нос.

— Вы очень любезны, — тем не менее, сдержано ответила Хюррем, с кислым видом. А Хафса похлопала ее по руке, видимо, желая показать снисхождение, с которым она относилась к невестке.

Как по расписанию, к великому неудовольствию Селима, явилась Нурбану, — отчиталась о том, что утром проводила его до университета, а днем забрала оттуда, уверяя, что тот был на всех занятиях. Ее слова подтвердила Михримах. Ах, эта Нурбану! Селим почему-то никак не мог избавиться от чувства, что он женат, и это приводило его в замешательство, и даже пугало.

— Тебе что-нибудь задали, сынок? — спросила заботливая мать семейства, когда все расселись за столом.

— Мама, я уже не в школе! — в отчаянии воскликнул Селим и посмотрел на Нурбану в ожидании поддержки, но ее не последовало. — Лучше спросите Баязеда.

— А причем здесь я? — отозвался тот, лениво жуя еду. — Я в школе бываю.

— Селим, я беспокоюсь, — сказала Хюррем. — Я не могу уследить за всем. Тем более, ты уже взрослый. Хорошо, что тебе повезло, и ты встретил Нурбану. Без нее ты бы совсем пропал.

Обычно бледная Нурбану залилась краской, улыбнулась и смущенно опустила глаза. Она сказала:

— Вы недооцениваете Селима, госпожа.

Хюррем и Хафса почему-то переглянулись, одобрительно улыбнулись друг другу и закивали головами. Мустафа, наконец, появившийся дома только вечером (он так и не признался, где был), воспользовался паузой и сказал:

— Поскольку все собрались вместе, я хочу объявить важную новость.

Махидевран с удивлением посмотрела на сына — видимо, это неожиданность и для нее, — а Мустафа продолжил:

— Я подыскал нам с Нисой дом. Поэтому мы переезжаем, а матушка уезжает в Эдирне.

Махидевран поперхнулась, и Мехмед, сидящий рядом, подал ей стакан воды, а Хюррем вдруг закричала:

— Аллах!

Она выронила вилку, и загремела посуда. Все подскочили на местах и резко повернули к ней головы, не успев даже ответить Мустафе.

— Какие замечательные новости! — продолжила она.

На Махидевран не было лица, и она растерянно смотрела на Хюррем.

— Я ведь знаю, как вы мечтали жить вместе, — продолжила Хюррем лукаво. — Мехмед, а когда уже вы с Эсмахан съедетесь? — Мехмед промолчал и почему-то умоляюще посмотрел на Михримах. Кажется, о его бытовой проблеме знала только сестра.

— Да, теперь мы счастливы, — сказал Мустафа, спасая брата от ответа, и улыбнулся. — К тому же, мы знаем, как мы с мамой все это время вас стесняли.

— Брось переживать из-за этого, — махнула рукой слишком активная Хюррем. — Махидевран, я знаю, что у тебя не хватает чемоданов, поэтому я могу одолжить тебе свои. В любом случае, мы всегда рады пригласить вас в гости снова.

— Хюррем! — воскликнула, наконец, пришедшая в себя Махидевран. — Еще никто никуда не уезжает! Где этот дом, Мустафа? Откуда ты взял деньги? И почему ты не посоветовался со мной?

— Нет поводов для тревоги, мама, — примирительно сказал Мустафа. — Я решил не беспокоить тебя по пустякам и обустроил все сам. И я сделал небольшой ремонт в доме в Эдирне, чтобы ты чувствовала себя лучше.

— Мустафа — примерный сын, — вставила довольная Хюррем и снова принялась за еду. — Вам всем следует брать пример со старшего брата, дети, — добавила она, жестикулируя вилкой.

— И когда вы уезжаете? — спросил Сулейман, как-то странно покосившись на жену.

— Для отъезда уже все готово, — сказал Мустафа. — Осталось собрать вещи.

— Махидевран, после ужина я помогу тебе запаковать твои меха, — сказала Хюррем и так улыбнулась, словно сегодня был самый счастливый день в ее жизни.

— Ты очень добра, — бросила та и нахмурилась.

— Нам будет не хватать тебя, брат, — сказала расстроенная Михримах. Кажется, веселилась одна Хюррем. Все уже даже привыкли жить в тесноте, и их это не смущало. — Было приятно пожить вместе, как в детстве.

— Мы всегда можем навещать друг друга, — добродушно сказал Мустафа.

После еды Хюррем, как и обещала, помогла Махидевран упаковаться. Она так торопилась, чуть не комкала одежду, запихивая ее в чемоданы, словно они уже опаздывали на поезд. Махидевран только бросала на нее недовольные взгляды, явно чем-то встревоженная и опечаленная.

Утром все семейство встало пораньше проводить так надолго задержавшихся гостей. Мустафа сначала намеревался съездить в Эдирне, помочь матери устроиться.

— Ну, в добрый путь, прощай, Махидевран, — торжественно сказала Хюррем, и все странно на нее посмотрели. Она откашлялась и добавила: — Удачной вам дороги.

Прощались долго, словно действительно никогда больше не увидятся, обнимались и целовались по нескольку раз. Хюррем, обняв Мустафу, решила обнять и Махидевран. Это было неловко, а еще вдруг стало как-то… грустно? Они что, теперь не будут ходить по магазинам вчетвером? И собираться дома у Хюррем за чаем. И выходить на пробежку по утрам. Да, определенно неловко грустить по этому поводу.

— Я буду скучать, Махидевран, — сказала Хюррем чуть не с усмешкой и криво улыбнулась.

— Да уж… Не знаю, что буду делать без тебя, — бросила Махидевран. — До свиданья.

Мужчины помогли уложить многочисленные чемоданы Махидевран в такси (хоть она и привезла с собой не так много вещей, времени она даром не теряла, и при каждом удобном случае ходила по магазинам), а потом машина сорвалась с места и уехала.

— Вам не кажется, или уже стало как-то пусто? — спросила Михримах.

— Ах, проклятая жизнь! — в сердцах воскликнула Михримах, когда ее чемодан кубарем скатился с лестницы.

Было решено, пока свадьбы еще далеко, всем вместе — всей будущей семьей — съездить на отдых. Точнее, это решила Хюррем — она подговорила детей, а потом еще и выставила все так, будто бы это была идея Сулеймана.

На грохот прибежала мать семейства и воскликнула:

— Что случилось, Михримах?

Та с неудовольствием спустилась по ступенькам, подняла чемодан и неуклюже стала тащить его к двери. Хюррем только цокнула языком из-за вспыльчивости дочери, а потом вдруг закричала в сторону второго этажа, так, что Михримах, позабыв о чемодане, подпрыгнула:

— Дети! Поторопитесь там! Махидевран и Мустафа уже в аэропорту.

Дети не откликнулись, поэтому она крикнула:

— Сулейман, ты все еще в ванной?

— У папы проблемы с желудком? Он уже час не выходит, — сказала Михримах, покачав головой.

— Не волнуйся. Он просто боится летать, — отмахнулась Хюррем, а потом вдруг запнулась за чемоданы, выставленные прямо в прихожей. — Дети! — закричала она опять.

Наконец, со второго этажа спустился, прыгая через ступеньку, Баязед. Следом за ним бежал Селим — босиком.

— Почему это ты в моих кроссовках, идиот? — кричал возмущенный Селим вслед брату.

— На моих лопнула подошва. Что мне оставалось делать? — развел руками простодушный Баязед.

— А мне откуда знать? Это не моя проблема! — воскликнул пораженный Селим.

— Так, Селим, почему ты до сих пор не готов? — прервала его суровым тоном мать. — Немедленно обувайся!

Непутевый сын пытался возражать, но Хюррем только гордо взмахнула завитыми волосами и отправилась в кухню пить кофе с молоком и есть лукум, раз пока еще никто не собрался. Разрывался телефон — Махидевран, — но Хюррем не брала трубку, только усмехалась. Селим вдруг столкнул Баязеда на диван, чтобы силой стащить с него свои кроссовки, но план не удался, потому что Баязед ходит в спортзал, а Селим — нет. Тогда он, в отвратительном настроении, ушел на второй этаж, искать другую обувь, пообещав при этом Баязеду, что еще отомстит ему. Михримах тоже убежала в свою комнату, вдруг вспомнив, что положила не все. Этим воспользовался Джихангир. Ему не хотелось собирать сумку, поэтому он, с аккуратно сложенной стопкой одежды, как вор, подкрался к чемодану Михримах и сложил вещи туда. Он с опаской оглянулся на мать, но она, недавно открывшая для себя чудеса Инстаграма, смотрела в телефон (оттуда мяукала кошка) и весело хихикала, чинно попивая кофе.

— Кто-нибудь может принести мне туалетную бумагу? — послышался глухой голос Сулеймана со второго этажа.

Из телефона Хюррем доносилась какая-то музыка, Баязед смотрел телевизор, а Селим и Михримах заперлись в своих комнатах, поэтому Джихангиру пришлось отправиться на выручку отцу.

Возле дома остановилась красная машина, — как-то виляя из стороны в сторону, а еще она наехала прямо на бак с мусором. Хюррем выбежала на улицу, наконец, забыв о телефоне. Из машины выскочил Мехмед — бледный и какой-то потерянный.

— Спасибо, что подвезли… — сказал он Фатьме на водительском сиденье.

— Надеюсь, я ехала не слишком быстро? — сказала та. — Но ты сам сказал — ты опаздываешь.

— Все в порядке, — отозвался Мехмед с каким-то отрешенным видом. Он смотрел куда-то в сторону — перед глазами до сих пор проносилась вся жизнь.

— Доброе утро, Хюррем! — крикнула Фатьма и, не дождавшись ответа, сорвалась с места так, что завизжали шины, едва Мехмед успел захлопнуть багажник. Хюррем только возмущенно окликнула ее, но пришлось самой поднимать мусорный бак. Мехмед бросился ей на помощь. Зайдя в дом, Хюррем объявила: — Дети, проверьте, как там отец.

И даже не убедившись, что ее просьба выполняется, она пошла допивать кофе. Дети, собравшиеся теперь внизу, сыграли в камень-ножницы-бумагу, и проигравший Джихангир с удрученным видом отправился на второй этаж. Тем временем, в общей беседе, которую назвали «Великолепная четверка» было десять непрочитанных никем сообщений с текстом одинакового содержания от Махидевран:

«Где все, черт побери?!».

Потом было селфи с фильтром с кошачьими ушами, — Мустафа смотрел в сторону, явно не желая фотографироваться, и кошачьи уши сидели на нем как-то криво, — и подпись:

«Мы уже третий час тут торчим…».

Еще была фотография какой-то девушки на пляже на фоне заката и сообщение:

«Хочу такую фотку. Обязательно сфоткайте меня так».

Наконец, на завал сообщениями отозвалась Шах-Хубан. Она написала коротко и по делу, даже без эмоджи:

«Уже едем. Пробка».

Потом появилась Хатидже. Она скинула фотографию другой девушки, — она плескалась в волнах на фоне полуденного солнца, — и написала:

«А я хочу такую фотку».

Махидевран ей ответила:

«Ты там фотки разглядываешь?! Где вы?».

Хатидже написала:

«Уже ждем такси. Скоро будем».

И раз уж ответили все, Хюррем тоже написала, что они уже подъезжают. Но они не подъезжали — они даже не вышли. Наконец, со второго этажа спустился Сулейман, весь бледный и расстроенный. Увидев состояние мужа, Хюррем бросилась к аптечке, выдала ему лекарства от тошноты и давления, а еще заварила какой-то травяной чай.

— Не беспокойся, милый, — проворковала Хюррем, — таблетки будут действовать долго. И мы возьмем с собой чай.

— Если честно, я совсем не хочу никуда лететь, — сказал Сулейман, нехотя отпивая из чашки. — Но я так хотел свозить вас на этот отдых. Да и полет продлится не так уж и долго… — последнее он сказал с неуверенностью, поэтому Хюррем в ответ только обняла его.

Дети все никак не могли собраться. Особенно Михримах носилась по дому, словно это путешествие решит вопрос жизни и смерти. Несколько раз она сбежала по лестнице вверх и вниз, накрасилась с особой тщательностью и сделала такую прическу, словно собралась сняться в фильме. Селимом были найдены старые, нелюбимые кроссовки, и всю дорогу в такси он злился на Баязеда. На такую большую семью, кстати, потребовалось две машины, причем чемоданы Михримах заняли весь багажник, и родителям и Мехмеду, ехавшим с ней, пришлось положить вещи к остальным, в другое такси. А Сулейман все причитал:

— Дочка, ты что, переезжаешь втайне от нас? Аллах, дай мне терпения с этими детьми!

В аэропорту была суматоха, хотя бы из-за того, что семейство Сулеймана явилось в последнюю минуту. Их уже даже не хотели пускать на борт самолета, но Хюррем, не привыкшая, что с ней спорят, быстро уладила этот вопрос. В самолете Селим и Баязед не могли договориться, кто сядет у окна, но их спор решила Михримах — она уселась там сама. Братья вдруг сплотились против нее (кто-то из них определенно должен был сидеть у окна!), но Михримах надела маску для сна, наушники и больше никого не видела и не слышала, и братьям пришлось сесть рядом.

Но не всем так повезло с попутчиками. Махидевран не досталось места рядом с Мустафой, и она была зажата в середине между двумя крупными мужчинами. Один из них определенно занимался тяжелой атлетикой или был вышибалой в ночном клубе, так что кресло было ему мало, а второй все время засыпал, ронял голову на ее плечо, просыпался, извинялся, а потом снова засыпал. Махидевран была вне себя и мысленно пообещала себе написать жалобу на эту авиакомпанию, которая перепутала их с Мустафой билеты. Хотя бы Хюррем, сидящая перед ней, отвлекала ее от ярости. Хоть это и Хюррем (она то и дело хихикала и бросала насмешливые взгляды на соседей Махидевран), разговаривать с ней было намного веселее, чем слушать храп спящего мужчины.

Больше всех этому путешествию обрадовался Баязед — целых две недели он будет с Хуриджихан! И неважно, что там будет еще и ее отец, его отец, куча других родственников… Главное — только он и она. Поэтому его возмущению и разочарованию не было предела, когда он узнал, что ему придется жить в номере с Селимом.

— Ну ты и наивный, — прокомментировал поведение брата Селим. — Неужели ты думал, что предки позволят вам заселиться в один номер?

— Конечно, я так не думал! — завелся Баязед. — Но я рассчитывал жить с кем угодно, только не с тобой.

И не дождавшись ответа, он громко хлопнул дверью и отправился в соседний номер, чтобы проситься к Михримах, которая заселилась одна. Но она не собиралась ни с кем делить комнату, к тому же, Баязед громко храпит во сне, и с ним жить она точно не хотела. Джихангир, догадавшийся, чем это может закончиться, и вовсе закрылся изнутри, но тогда Баязед перелез через балкон, и пришлось еще и запирать окно.

— Возмутительно, — негодовал вернувшийся в свой номер Баязед. Он снова грохнул дверью и сказал: — Почему это даже мелкому достался отдельный номер?

Он улегся на постель в обуви, а Селим пошел закрывать распахнувшееся окно — брат ворвался в комнату, словно смерч, даже взлетели шторы. Потом уселся на стул и, со скучающим видом достав телефон, сказал:

— Мама сказала, за успехи в учебе. А мы с тобой два балбеса. Так она сказала.

Баязед обиженно фыркнул, но возразить ему было нечего, поэтому он недовольно уставился в потолок, подложив под голову руки. Селим читал сообщения от Нурбану о том, что она уже скучает и с нетерпением ждет его возвращения, а еще она скинула селфи с грустным лицом.

— Что, Нурбану? — сказал Баязед, чтобы хоть как-то отвлечься от своего гнева. Номер такой тесный — тут не пройти из-за чемоданов, и кровати стоят так близко! Кажется, мать над ними действительно решила поиздеваться.

— Как ты догадался?

Селим с удивлением посмотрел на брата, а тот сказал:

— Вздыхаешь громче обычного.

Селим с усталостью бросил телефон на кровать, а потом встал с места и, потянувшись, сказал:

— Думаю, разлука пойдет нам на пользу. Мне кажется, что я женат уже лет десять. Надо найти здесь кого-нибудь, кто не будет каждый день спрашивать, был ли я в универе и покушал ли я.

Баязед, увидев его недовольное лицо, рассмеялся, но потом сказал:

— Если так поступишь с ней, то ты козел.

— А ты романтичный дурак, — фыркнул Селим. Потом, снова посмотрев в телефон, он сказал: — Тебе привет, — и вдруг сфотографировал лежащего на кровати Баязеда. Тот бросил на него недоуменный взгляд, и Селим сказал как-то неуверенно: — Она просто хочет знать, что мы делаем… — потом он снова кинул телефон на кровать и сказал: — Да ладно. Думаешь, она у меня одна?

— Ну да, — отозвался Баязед. — Я что-то не замечал, чтобы ты по вечерам уходил с кем-то, кроме нее.

Селим только фыркнул. Ответить было нечего. Он решил игнорировать Нурбану, чтобы не расслаблялась, но Баязед так разозлил его, что он забыл об этом и ответил ей сразу.

Тем временем, в другом номере Хюррем, Хатидже, Шах-Хубан и Махидевран собирались на прогулку. Мужья, узнав, что они собираются на самом деле не гулять, а фотографироваться, отказались с ними идти и ушли в боулинг, не позвав с собой никого — решили устроить мальчишник. Хатидже, увидев с балкона красивый закат, сказала, что надо немедленно отправляться, пока еще не поздно. Но быстро не получилось — никто никак не мог собраться. Махидевран взяла с собой целую шкатулку с украшениями и теперь мучилась выбором, что надеть. Шах-Хубан только и делала, что переодевалась. Хатидже пришлось перевернуть весь чемодан, чтобы найти новое платье, — она разбросала одежду по всей кровати и возмущалась себе под нос. Только Хюррем, уверенная в том, что она красивая всегда и везде, восседала в кресле нога на ногу и устало подгоняла подруг.

Михримах, Эсмахан, Хуриджихан и Михриниса, ничего никому не сказав, ушли по магазинам. Михриниса хотела заняться чем-нибудь другим — чем угодно, но только не идти по магазинам (одна мысль об этом вызывала у нее панику), — но она проиграла в голосовании, поэтому ничего другого не оставалось. Михримах была озабочена не только собой. Она хоть и хотела купить что-нибудь нарядное, чтобы это заметил Малкочоглу, когда она вернется домой, но еще она была занята выбором подарка для Нурбану. В последнее время из-за Селима они довольно тесно сдружились, и ей было жаль, что Нурбану не смогла поехать с ними. Хюррем, уже принявшая в семью нового члена, тоже расстроилась и настаивала на том, чтобы оплатить ей отдых, но Нурбану не смогла это принять и отказалась.

— Ты придумала хорошую проверку, Хюррем, — сказала Хафса по телефону, когда узнала об этом.

Узнав, что свадьбы еще нескоро, она уехала домой, но почти каждый день звонила, но только не сыну, а его жене. Сулейман всегда странно косился на Хюррем, потому что они разговаривали час, а то и два, а еще она всегда выходила из комнаты, когда он оказывался поблизости. Он даже пытался подслушать разговор, но ему все время что-то мешало, — то он перевернет вазу, то зазвонит его телефон. Никто не поймет этих странных женщин, которые еще вчера ненавидели друг друга, а сегодня они лучшие подруги.

— Теперь мы знаем, что она с Селимом не из-за денег, — сказала Хафса.

— Это не было проверкой, — ответила Хюррем и оглянулась. Муж с каким-то подозрением смотрел на нее, поэтому она заперлась на балконе, еще и задернула шторы. Она так часто уходила на балкон, что теперь тут было кресло, которое она предварительно вынесла, еще и плед. Усевшись туда, она сказала: — Я правда хотела взять ее с собой. Но придется ехать без нее.

Когда сборы матерей были завершены, никакого заката уже не было видно. Сильнее всех расстроилась Хатидже, мечтавшая наделать сотни фотографий красивых пейзажей, чтобы потом расставить в рамках по всему дому. Весь полет она рассказывала об этом скучающему Ибрагиму. Он только смотрел в свою газету и заинтересованно хмыкал в ответ. Природу он не любил, впрочем, как и отдыхать. Они с Сулейманом вот-вот должны были заключить сделку с крупной компанией, но все на время застопорилось, и он мог думать только об этом.

— Раз уж фотографии отменяются, — сказала Хюррем, — давайте поедим. Я составила список лучших ресторанов, которые мы обязаны посетить.

— Ты, кажется, приехала только чтобы поесть, — фыркнула Махидевран. — Не знаю, как ты, а я еще собираюсь влезть в платье на свадьбе.

— Мне нет дела до платьев, — парировала Хюррем. — Я замуж уже вышла.

Усмехнулась Шах-Хубан, и не начавшуюся перепалку прервала Хатидже:

— Я тоже проголодалась. Уже пора ужинать. Тем более, мы давно не сидели вчетвером.

— Да уж, как не соберемся, все время эта Фатьма тут как тут, — проворчала Махидевран.

— Не пойму, чем это тебе так не нравится Фатьма? — спросила Шах-Хубан.

— А почему она должна мне нравиться? — фыркнула Махидевран. — Тем более, пятеро — это слишком много. Кто-то всегда будет лишним.

— И ты боишься остаться этой лишней, — вставила Хюррем.

— Давайте сменим тему, — снова замахала руками Хатидже прежде, чем Махидевран успела ответить, и отвлекла Хюррем, позволив ей рассказать о ресторанах, которые она нашла.

Наконец, Хюррем было выбрано самое дорогое из списка заведение. С ней спорила Шах-Хубан, желавшая сэкономить, но ей пришлось уступить Махидевран и Хатидже, которым тоже захотелось туда пойти.

— Кстати, что слышно о Луке, Махидевран? — спросила Хюррем уже за столом, едва не скривившись, а Махидевран поперхнулась из-за неожиданной темы для разговора. — Знаете, что самое унизительное? — продолжила Хюррем. — Он мне звонил!

— И зачем это? — вскинулась Махидевран, бросив вилку.

— Чтобы спросить, почему ты его бросила, — ответила та, пожимая плечами. — Возмутительно! Будто мы лучшие подруги, и я знаю, что творится в твоей голове.

— И что ты ему ответила?

— Что он тебя недостоин, — тем не менее, сказала Хюррем и продолжила есть. Махидевран обрадовал такой ответ, и она, чтобы скрыть довольную улыбку, скорее отпила из бокала. Хатидже тоже как-то мечтательно улыбнулась. Неужели они все, наконец, помирились, и могут быть подругами, как раньше?.. Сейчас она не могла представить большего счастья.

— Я хочу развестись, — вдруг выпалила Шах-Хубан, и остальным снова пришлось побросать вилки и перестать жевать. — Что? — фыркнула она, заметив их реакцию. — После свадьбы Эсмахан. Не хочу ее расстраивать. Ну? Скажете вы что-нибудь? — добавила она, потому что воцарилась тишина.

— Ты уверена, Шах-Хубан? — осторожно спросила Хатидже. — А что Лютфи об этом думает?

— Он об этом не думает. Он не знает, — пренебрежительно бросила Шах-Хубан.

— Ну да, зачем ему знать, — усмехнулась Хюррем.

— Я много размышляла об этом… Если честно, я тебе завидую, Махидевран, — Хюррем и Хатидже посмотрели на Махидевран, а Шах-Хубан добавила: — Я тоже хочу быть свободной и делать то, что хочу. Хотя бы сейчас. Я думаю, я заслужила. Я вырастила дочь, заработала ей на дом… Еще мы хотим подарить ей машину после свадьбы. Думаю, теперь мне пора отдохнуть.

— Конечно, Махидевран хорошо живет. Только не забывай, — сказала Хюррем, — что не она ушла от Сулеймана, а он ушел от нее.

— Хюррем! — крикнула Махидевран.

— Я все решила, — перебила ее Шах-Хубан.

— Ты что, просто выставишь его на улицу, как только пройдет свадьба? — поразилась Хатидже. — Где он будет жить?

— А я откуда знаю? Если потребуется, я буду судиться с ним и отберу у него все, — с желчью ответила Шах-Хубан, злобно усмехнулась и продолжила, как ни в чем не бывало, есть.

Хатидже сделала больше глаза, а Хюррем насмешливо улыбнулась — ей единственной хотелось посмотреть, как Шах-Хубан собирается обобрать до последней нитки ничего не подозревающего Лютфи. Она уже предвкушала этот жаркий судебный процесс, один из тех, что обычно показывают в сериалах. А потом они с Махидевран как-то многозначительно переглянулись. Обе будто хотели что-то сказать, но не могли решиться.

— Уж не из-за Ибрагима ли ты все это затеяла? — заявила Хюррем после паузы, а Хатидже облилась. Махидевран облегченно вздохнула. Ее слишком мучило любопытство, да и Шах-Хубан выглядела подозрительно. Но если бы Махидевран такое сказала, на нее бы обиделись, а к словам Хюррем уже все привыкли.

Пока Хатидже промокала салфеткой платье, возмущенная Шах-Хубан ответила:

— Следи за словами, Хюррем! Причем тут Ибрагим?

— Я просто озвучила то, о чем все думали, — пожала плечами она и как-то криво улыбнулась. — Надеюсь, что он действительно не имеет к этому отношения.

— Конечно, не имеет! — завелась Шах-Хубан. — Ты что, думаешь, что я собираюсь отбивать его у Хатидже? — в это время Хатидже только глупо хлопала глазами, не в силах ответить. Это была слишком щекотливая тема, к обсуждению которой она сейчас не была готова. — Прошло больше двадцати лет!

Пока матери наслаждались необоснованно дорогой едой, их сыновья в гостинице тоже собирались куда-то пойти. Точнее, не куда-то, а в клуб. И, как зачинщик этой идеи, Селим, думал, как сбежать так, чтобы предки не заметили их отсутствие.

— А зачем нам отпрашиваться? — сказал Баязед, все еще злой на мать. — Мы уже взрослые. А ты, кстати, не идешь, Джихангир.

— Вообще-то мне уже двенадцать! — воскликнул обиженный Джихангир.

— С чем я тебя и поздравляю, — бросил Баязед.

— Если оставите меня тут, я вас сдам, — не унимался тот.

— И что ты за брат после такого? — присоединился к Баязеду Селим. — Брось. Ты всегда прикрывал нас. Неужели сегодня ты так поступишь с нами?

— Не волнуйся, Джихангир, я останусь с тобой в гостинице, — вмешался Мустафа, лениво развалившийся в постели. Он уже залез под одеяло и явно не собирался никуда больше выходить сегодня, поэтому неугомонные братья пришли вытаскивать его из номера.

— Ты что, весь отдых будешь просто спать в номере? — сказал Селим. — Только не говори, что ты без Михринисы никуда не ходишь.

— Вообще-то так и есть, — отозвался Мустафа с недовольством в голосе.

— Да ладно! Что с вами всеми такое? — воскликнул Селим, заломив руки. — Мехмед, надеюсь, хотя бы ты не превратился в героя из сопливой книжки.

Мехмед не понял, что брат подразумевал под этим сравнением, поэтому ответил как-то неуверенно:

— Ну, думаю, Нурбану бы не обрадовалась, если бы узнала, что ты пошел в клуб один.

— Но ее здесь нет, — тем не менее, ответил Селим. — Ничего не знаю. Мы все идем. А ты, Джихангир, будешь нашими глазами здесь.

— Ладно, — вдруг сдался Джихангир. — Я хочу велосипед.

— Что? А машину ты не хочешь? — поразился Селим.

— Да нет, мне пока нельзя водить, — пожал плечами Джихангир.

— Что за шантажист у нас растет? — возмутился Баязед.

Все хоть и негодовали, но все равно согласились купить Джихангиру велосипед. Более того, один из них должен был научить его ездить, и проигравший в камень-ножницы-бумагу Мустафа воскликнул:

— Я вообще никуда не иду!

— Идешь, — сказал Селим и кинул ему на кровать его рубашку. Давно готовый выходить, он увидел, что брат уже разделся, чтобы лечь спать, и теперь, думая, что ему лучше надеть, рылся в его чемодане. — Вы оба, кстати, одеты как-то не очень, — и он с пренебрежением покосился в сторону Мехмеда и Баязеда.

— Сам-то, кинозвезда, — фыркнул Баязед, даже не усомнившийся в том, что спортивный костюм — подходящий туалет для модного места, которое выбрал Селим. Мехмед только с грустью опустил голову и посмотрел на свою одежду — ничего особенного он с собой не взял.

— Посмотрите на меня — я в рубашке и брюках, — сказал Селим и теперь бросил на кровать Мустафы туфли, швырнул по одной. Мустафе пришлось увернуться, а потом вообще — встать. Он ходил в этих туфлях по улице, а теперь они лежат на постели. Ему ведь потом тут спать! Ох уж этот Селим… — Там строгий фейс-контроль. Я не могу пойти с бандитом в выцветшем трико и парнем в двух футболках.

— Эй! Сам ты бандит! — крикнул Баязед. Еще немного, и он точно выйдет из себя!

— У тебя вон уже колени растянулись, — сказал Селим, а Баязед с удивлением посмотрел на свои штаны.

— Знаешь, вообще-то снизу у меня лонгслив, — буркнул Мехмед.

Мустафа с неудовольствием стал натягивать рубашку — все равно они не отстанут! А Баязед, с сомнением рассматривая себя в зеркале, сказал:

— Как бы там ни было, мы все равно не придумали, что всем скажем.

— Не страшно, — отмахнулся оптимистично настроенный Селим. — Не думаю, что они рано вернутся. Можно запереться в номерах, типа мы уснули. А Джихангир нас прикроет.

— Но девочки сказали, что они ненадолго… — сказал Мехмед, но Селим его перебил.

— Ага, девочки сказали — девочки забыли.

Никто не успел ему больше возразить, потому что он, резко бросив поиски в чемодане Мустафы, направился в их с Баязедом номер, чтобы найти что-то подходящее не стильным братьям в своем гардеробе.

Плохой, просто ужасной идеей было пойти в клуб. И опять у всех проблемы, и все из-за Селима, а сам он вышел сухим из воды!

Началось все не так уж и плохо. Матери вернулись поздно и уставшие, поэтому Хюррем и Махидевран, жившие на нижних этажах гостиницы даже не стали подниматься к сыновьям, — их счастье, что именно сегодня лифт вдруг сломался. Правда, портье, который заносил чемоданы Михримах можно только посочувствовать. Потом вернулись отцы. Они уставшими не были, но Хюррем, почему-то решившая, что дети уже спят, так и сказала Сулейману, и он со спокойной душой улегся в постель.

И вот потом произошло то, что не должно было происходить.

— О! Черт побери! — закричал Баязед и бросился под первый стол, который он увидел, ведь в другом конце зала была Хуриджихан!

Он прямо со стаканом сидел под столом и смотрел на Хуриджихан в красивом платье, а рядом с ней были Михриниса и Эсмахан — они были еще красивее. Михримах не было — ей то и дело приходилось выходить на улицу, чтобы поговорить по телефону с Малкочоглу, а потом ей так надоело ссориться с ним (ему не понравилось место, в котором она оказалась), что она решила поехать в отель. Таксисту ее ссоры тоже надоели, и он, не сказав ни слова, опустил перегородку, отделяющую водителя от пассажира на заднем сиденье.

Только когда Баязед был вытащен из-под стола Селимом, он понял, что за этим столом, вообще-то, кто-то сидел. Невнятно извинившись, он побежал в сторону мужского туалета, рассчитывая, что Селим побежит за ним.

— Да что с тобой? Уже перепил? — сказал Селим, догоняя его. — Да уж, тебе, походу, лучше не налегать.

Баязед, если и был до этого пьян, то теперь он определенно стал трезв и был таким бледным, словно его только что застали за совершением преступления. Он стал звонить пропавшим Мустафе и Мехмеду, но они не отвечали.

— Минуточку! — вдруг опомнился Баязед. — А почему мы должны прятаться? Их тоже здесь не должно быть!

И он решительно хотел направиться на поиски Хуриджихан и остальных, но Селим его остановил. Он сказал:

— Ну, знаешь, они не говорили, что не пойдут в клуб.

— А ты на чьей стороне?! — вскинулся Баязед.

Наконец, Мустафа и Мехмед, видимо, получили тревожные сообщения с простым текстом «SOS». Впрочем, они и сами уже успели увидеть своих избранниц и перебежками пытались добраться до своих братьев.

— Ну и что, так и будем до утра прятаться возле мужского туалета? — фыркнул Селим.

— Может, они скоро уйдут… — бросил Мехмед. — Девчонки вроде обычно долго не тусят.

— Странно, что Ниса вообще оказалась в подобном месте, — возмущался Мустафа. Он, как и Баязед, горел желанием разобраться с этой несправедливостью, и Селиму приходилось сдерживать их.

— Видимо, домосед здесь один ты, — усмехнулся он.

Пока они только решали, что делать, девочки уже действовали. Баязеду только казалось, что он не привлекает внимание своими прятками под столом. На самом деле его увидела Михриниса, но не подала вида. А потом еще и Михримах написала, что в отеле никого, кроме Джихангира, который ей все рассказал. Поэтому они просто ушли, пока не поздно, но в такси думали, как объясняться потом.

— Скажем, что им показалось, и они нас не видели, — сказала наивная Хуриджихан.

— Не получится. Я обменялась парой слов с Селимом, пока вы были в туалете, — сказала Эсмахан, чем испортила весь план. — Ну, — добавила она потом, — Селим может прикрыть нас.

— Как это — мы обознались? — воскликнул пораженный Баязед.

— Вот так, — развел руками Селим. Баязед только смотрел на него во все глаза — хитрое лицо брата не внушало доверия.

Они так ни к чему и не пришли, поэтому мужественно сбежали из клуба и поехали в отель, но спорили в такси.

— Джихангир написал, что они уже давно спят. Он проверил, — добавил Селим, тряся телефоном. — Я купил ему новые кроссовки, так что он меня не обманет.

— Я видел их своими глазами! — не успокаивался Баязед.

— Ты напился, — отмахнулся от него Селим и отвернулся к окну.

Мустафа тоже с сомнением качал головой. Конечно, у него плохое зрение, да и стоял он далеко… Но он точно их видел. Только Мехмед сразу поверил словам Селима и уже думал о том, как быстрее лечь спать. Прогулки до утра он не любил, да и ночные клубы его не вдохновляли, так что пошел он только ради Селима. Тем не менее, они все равно решили убедиться во всем сами.

— Это точно закончится неприятностями, — ворчал идущий позади Баязед. Они шли по лестнице в гостинице и думали, стоит того эта затея или нет.

— Номер Нисы прямо рядом с вами, — сказал Мустафа, — так что ты перелезешь через балкон и посмотришь, там ли она.

— Вот еще, — фыркнул Баязед. — Никуда я не полезу. Я сегодня уже лазил. Ничем хорошим это не закончилось…

— Да, не хватало, чтобы ты еще сорвался, — вставил Селим.

Все вдруг замолчали и странно посмотрели на него, а Баязед сказал:

— Ты какой-то подозрительно заботливый…

— Там камеры. Это будет выглядеть так, будто ты занимаешься подглядыванием. Не хочу, чтобы ты опозорил всю нашу семью, — сказал не растерявшийся Селим.

Никого его ответ не убедил, но они ничего не сказали. Как только они поднялись на этаж, из своего номера вдруг вышла Михримах.

— Так-так, — только и сказала она таким тоном, что все растерялись, напряглись, словно их застали за совершением преступления, хотя они ничего не делали. — Так и думала, что это вы. Видела вас с балкона.

— А почему ты не спишь? — спросил Баязед как-то неуверенно.

— А вы почему еще не в номерах? — сказала она таким суровым голосом, почти как мать, что братья только стали переглядываться, и еще прищурилась.

— Я первый спросил, — сказал Баязед и даже победно улыбнулся.

— А я старше, — отрезала Михримах, и он нахмурился.

Даже Мустафа, который на самом деле был старше всех присутствующих, смотрел в сторону лестницы и делал неуверенные шаги назад — хотел незаметно подняться в свой номер.

— Слушай, — вмешался Селим, — если скажешь, что мы вернулись в десять вечера, я не скажу отцу, что ты собираешься переехать к Малкочоглу после учебы, — улыбаясь, он закивал в подтверждение своих слов.

Все посмотрели на Михримах, а та вдруг толкнула Селима в плечо и воскликнула:

— Так и знала, что тебе ничего нельзя доверить!

— Малкочоглу? — сказал уже передумавший уходить Мустафа с удивлением. — Так это тот профессор? А я, кстати, с ним знаком.

— Ни слова больше, — прервала его Михримах, угрожая пальцем. — Ладно. Мы с Джихангиром вас прикроем.

Все разошлись по номерам. Баязед был недовольным, а Селим каким-то подозрительно веселым, но, так ничего и не выяснив, они легли спать.

— Куда ты пошел? Эй! — воскликнул в темноте проснувшийся Баязед, увидев, что Селим направился в сторону балкона.

— Пойду покурю, — как ни в чем не бывало, ответил Селим.

— Но здесь нельзя курить! — Баязед вскочил с кровати на локтях и сказал: — Хочешь, чтобы нас выселили? А вдруг мать узнает?

— Да ладно, их номер на другом этаже, — бросил безмятежный Селим, и не слушая младшего брата, все равно пошел курить, еще и распахнул дверь так, что запах проник в комнату.

— Слушай, а как так получилось, что виноваты оказались мы? — сказал Баязед. — Нас не нужно было прикрывать. Это девочкам стоило объясниться!

— Просто не думай об этом, — сказал Селим с балкона.

Оставшиеся десять дней прошли без происшествий, если не считать того, какие счета получили главы семейств, — женщины, казалось, приехали только ради шоппинга. Дети о ночном клубе не говорили и даже больше там не были, а еще всем почему-то было неловко вспоминать об этом.

Хюррем действительно побывала во всех кафе, которые она выбрала, а после того, как список закончился, пошла еще и в те, которые ей не особо приглянулись. Махидевран волновалась по поводу своей фигуры, причитала, что все это дорого и вредно, но все равно ходила с Хюррем — уже на шестой день никому больше не хотелось наряжаться в ресторан, а идти одна Хюррем не желала.

На телефоне Хатидже закончилась память — она фотографировала каждую зверюшку и каждое дерево, которые только видела. Поэтому у Ибрагима скоро тоже закончилась память, — ему приходилось снимать жену. В конечном счете, просмотрев сотни фотографий, Хатидже заявила, что Ибрагим не умеет фотографировать, и они с Хуриджихан ушли на целый день на фотосессию. Точнее, это у Хатидже была фотосессия, а Хуриджихан, слишком чувствительная к жаркой погоде, только пряталась в тени, за полями своей огромной шляпы или под зонтом.

А вот самый последний день — точнее, ночь — закончился скандалом, да таким громким, что все столпились в коридоре возле двери в номер.

— Вам не кажется, что это не очень красиво? — качала головой недовольная Хатидже, кутаясь в халат, но, тем не менее, никуда не уходила.

— Я пришла сюда, чтобы попросить их быть потише. Они нас разбудили, — сказала всклокоченная Хюррем с важным видом, продолжая стоять у самой двери. — Ну что там, Махидевран? Ты что-нибудь видишь?

Махидевран, в очках и домашних туфлях на каблуке, склонившись у замочной скважины, сказала:

— Нет, только окно.

— Ох уж эти женщины… — вздохнул Сулейман. — Хюррем, я спать, — та не заинтересованно хмыкнула, даже не повернувшись в его сторону, и он добавил: — Не будете же вы торчать тут всю ночь?

— А, может, и будем, — отозвалась воинственная Хюррем. — Если мы не подслушаем, Шах-Хубан не расскажет, почему она решила развестись с Лютфи.

— Сама виновата, раз так кричит, — добавила Хатидже. — Боюсь, сейчас сюда поднимутся с жалобами.

— Ты что-нибудь слышишь, Махидевран? — спросила Хюррем, а Сулейман ушел, махнув на жену рукой.

— Нет, я же говорю с тобой! — шепотом отозвалась та.

— Послушайте, нам завтра лететь домой, — сказал Мустафа, но на его слова никто не обратил внимания.

— Да, мы можем проспать и опоздать на самолет, — присоединился к нему Ибрагим, но и его проигнорировали.

Михримах на коленях у номера Шах-Хубан и Лютфи, припав ухом к двери, сказала:

— Главное, чтобы Эсмахан ничего не узнала.

В комнате послышался грохот падающих вещей, а потом Махидевран, закрыв рот рукой, воскликнула:

— Вы слышали? Он ей изменил!

— Не может быть, — фыркнул Ибрагим и подошел ближе к двери, чтобы тоже послушать. Мустафа, потерявший единственного союзника, отправился спать. — Я бы знал.

— Ну, видимо, ты преувеличил степень вашей дружбы, — ядовито прокомментировала Хатидже.

— Может, она обвиняет его без оснований, — не растерялся Ибрагим. — Пойду спрошу Сулеймана.

Он скрылся в соседнем номере, а Михримах сказала:

— Мехмеду тоже ничего не стоит знать. Иначе он непременно проболтается.

— Да уж, секреты он хранить не умеет. Весь в мать, — сказала Махидевран и усмехнулась.

— Лучше смотри, что они там делают, раз заняла место у замка, — проворчала Хюррем.

— Да я их не вижу, — отмахнулась Махидевран. — Подождите… Они показались. И приближаются… Аллах! Они идут к двери!

И раньше, чем все успели что-либо понять, Махидевран вскочила на ноги и бросилась в сторону лестницы. Остальные побежали за ней.

— Убирайся! — крикнула Шах-Хубан, пока Хюррем, Хатидже, Махидевран и Михримах, не дыша, прятались на лестничном пролете. Хюррем чуть не просунула голову в дверной проем. — Ты не будешь здесь ночевать!

— И куда мне пойти среди ночи? — сказал Лютфи. — Ты в своем уме? — ответом ему стал хлопок дверью.

Лютфи на всякий случай еще пару раз толкнул дверь, но Шах-Хубан заперла ее на ключ. Когда он направился к лестнице, любопытные женщины бросились вниз, надеясь, что Лютфи решит пойти наверх. Махидевран пришлось снять свои неудобные домашние туфли и бежать босиком. Хюррем так над ней смеялась, что склонилась пополам.

— Он может нас услышать! — воскликнула Махидевран, размахивая туфлей. — Сейчас проснется весь отель от твоего гогота!

Но Лютфи действительно пошел наверх, видимо, решив попроситься в номер к Хайреддину, который жил один, поэтому все стали расходиться спать, раз представление окончено. На лестнице они встретили Ибрагима, который как раз спускался в их с Хатидже номер.

— И я обо всем узнают последний, да еще таким способом! — сокрушался он. — Поверить не могу, что мне ничего не сказали. Даже Хайреддин знал!

Квартира Мехмеда была не то чтобы совсем уж неуютной, но Эсмахан почему-то упрямо не хотела переезжать туда. Сначала она выдумывала всякого рода небылицы.

— Прости, сегодня никак не получится. Мы с мамой затеяли разобрать чердак, — говорила она.

Потом она сказала:

— Слушай, я должна помочь папе в гараже. Ты же знаешь, у меня много вещей. За день их не упакуешь.

Хотя чердака у них не было, а гараж был в таком идеальном состоянии, что вечно переживающий за него Лютфи никого туда не впускал, и особенно женщин. Но невнимательному, вечно летающему в облаках Мехмеду мало что было об этом известно. Зато Эсмахан хотя бы больше не говорит:

— Нет.

Она не говорит:

— Ни за что.

Она даже не говорит:

— Только через мой труп.

Да, переезд отложен в долгий ящик, но он хотя бы состоится. И никто не был в состоянии переубедить его в этом. Даже Селим и Баязед, не отличавшиеся страстью к уборке, приходя в гости к брату, дружно качали головами и думали, под каким благовидным предлогом быстрее уйти так, чтобы тот не обиделся и ничего не заподозрил.

Не известно, как Мехмеда до сих пор не уволили, потому что каждое его утро начинается с просыпания. Он во сне выключает будильник, а потом вскакивает с воплем. В общем-то, он уже привык просыпаться от крика — от своего. Потом следует тщательный обыск корзины с грязным бельем на предмет одинаковых носков. Но таковых не имеется. А, впрочем, какая разница? Носки ведь и так черные, да и под штанами их не видно. Еды в холодильнике Мехмеда никогда нет. А если она и была, то он ее замечает, когда уже невозможно не заметить. Наивно полагая, что ему есть, чем позавтракать, он в итоге, зажав пальцами нос, идет в туалет, вытряхивать в унитаз содержимое кастрюли. Содержимое непонятного происхождения, но, кажется, если подождать еще чуть-чуть, в ней образуется новый вид комнатного растения. Поэтому приходится просто варить кофе. Этому он научился у матери, правда, так же хорошо не выходит. Наоборот, выходит ужасно, так крепко, что даже кисло, и после бессонной ночи спать точно не захочется.

Вечер Мехмеда проходит не лучше. Замок все время заедает, а потом еще и застревает ключ. Уже трижды пришлось выбивать дверь, чтобы попасть домой. Если он все-таки оказался в квартире, в этом тоже ничего хорошего. Выяснилось, что опять отключили свет. А ведь он заплатил вчера, но просто с опозданием. Но, видимо, то ли из вредности, то ли из хороших побуждений его решили проучить. Включив фонарик на телефоне, он, раскидав ботинки в разные стороны, набрал номер компании, чтобы разобраться, — где свет? Но там не взяли трубку. Может, уже добавили его номер в черный список. А с другой стороны, зачем ему свет? Уже поздно, завтра опять вставать. Можно поужинать (еду он взял на вынос в закусочной в доме напротив) при свете фонарика и лечь спать.

И так каждое утро. Он уже и сам скоро возненавидел бы свою квартиру, если бы только в ней не появилась женщина. И вот она появилась. Эсмахан осветила своим присутствием все. Правда, Мехмед лишь ужаснулся, потому что Эсмахан, видимо, нахватавшись у Михримах, в последнее время покупала вещей больше, чем она в состоянии носить, даже если каждый день надевать разное. Мехмед пожалел, что не позвал братьев на помощь, потому что у Эсмахан было столько чемоданов и коробок, что они загородили выезд, а лифта у него не было. Зря он согласился жить в квартире на последнем этаже. Крыша часто протекает, да и как сюда затащить эти чертовы сумки?!

Пока Мехмед карабкался, в буквальном смысле, по лестнице — уже на седьмом этаже он обзвонил братьев, потребовал их немедленного появления, — Эсмахан боролась с собой. Увидев квартиру, первой мыслью было — бежать. Она уже была в гостях у Мехмеда, но раньше он к ее приходу убирался. По крайней мере, делал видимость — аккуратной кучкой бросал грязную одежду в шкаф, заметал пыль под ковер, собирал вечно разобранный диван, а объедки прятал в холодильнике. Но сейчас Мехмед решил — она ведь уже согласилась переехать, так что можно оставить все, как есть. Так или иначе, она знала, на что шла. Но знать и видеть своими глазами — не одно и то же. Эсмахан думала, куда бы повесить свое новое пальто. Для пальто с меховым воротником здесь точно не нашлось бы места, потому что из платяного шкафа на нее выпала груда одежды, свернутой в узел. Посыпались коробки. Стойка с плечиками вдруг обвалилась, и все упало на пол. Поэтому Эсмахан решила остаться в пальто. Да и в конце концов, она пока еще не знала, уйдет она или нет. В углу, прямо за шкафом, лежали стопки качающихся старых журналов. Видимо, они служили подставкой, потому что сверху стояли стаканы с недопитым и неясным содержимым. Недоеденный бутерброд рядом с лампой лежал без тарелки и прямо смотрел на Эсмахан. Увидев его, она закричала, и как раз в этот момент вошел Баязед с чемоданами. Он оступился на мокром носке, но не упал, а сказал:

— Аллах, пощади меня, — он посмотрел на этот носок и сказал: — Даже не спрашиваю, чистый он или грязный.

— Как он может быть чистым, если он на полу, болван? — это был Селим. Он уже весь покраснел, как-то местами, от сумок Эсмахан. — О, Эсмахан, ты еще здесь, — он усмехнулся и сказал: — А мы уже решили, что тебя засосало. В черную дыру. Кстати, не открывай тот шкаф… — Селим и Баязед оба посмотрели на кучу одежды на полу, и Селим сказал: — А, ты уже открыла, — он как-то многозначительно откашлялся, а Баязед нехорошо усмехнулся. Так показалось Эсмахан. Она только хлопала испуганными глазами, думая, что теперь делать.

Вошел Мехмед с цветочными горшками, отдуваясь. Цветы так разрослись, что сквозь листву не было видно его лица. Сумки все еще мешали выезду. Водитель черного внедорожника уже минут пять сигналил и угрожал вызовом эвакуатора, крича из машины, что он опаздывает. Эсмахан высунулась в окно и крикнула ему, что можно объехать за домом. Поэтому Мехмед позвонил еще и Мустафе. Он сказал:

— Эсмахан, ты же не думаешь, что сюда влезет фортепиано?

— Если выбросить этот диван, то может быть, — ядовито отозвалась Эсмахан. — Я уже попыталась посидеть на нем, но спинка вдруг самопроизвольно приняла горизонтальное положение.

— Это его умный диван, — прокомментировал Селим. — При виде девочек он сразу превращается в кровать.

— Ага, роскошный диван, — добавил Баязед.

Селим рассмеялся над своими словами. Баязед, хлопая в ладоши, присоединился к нему, и смутившийся Мехмед дал подзатыльники обоим. Решив позвонить еще и Джихангиру, братья опять спустились вниз, за остальными вещами. Джихангир, кстати, сказал, что не приедет, если ему не купят новый плеер. А Эсмахан, воспользовавшись одиночеством, позвонила Михримах, но та не брала трубку. Тогда она отправила сообщение с текстом «SOS», и только тогда она перезвонила.

— Что случилось? Говоришь взволнованно, — сказала Михримах. На фоне слышался телевизор, какое-то глупое реалити. Кажется, она точно забот не знает!

— Спаси меня! — крикнула в трубку Эсмахан, а потом обернулась. Вдруг они уже вернулись?

Но на четырнадцатый этаж с диваном на плечах так просто не поднимешься.

— Аллах, зачем ей диван? — возмущался Селим.

Диван застрял между первым и вторым этажом, прямо на повороте, и людям, которые хотели подняться выше, приходилось протискиваться вдоль стенки. Поэтому братья решили оставить его так. Мустафа, который уже в пути, точно что-нибудь придумает.

— Да ты посмотри на мебель Мехмеда, — ответил Баязед. — Я бы с собой еще и кровать привез. И шкаф. Да и новая дверь ему, в принципе, не помешает. Хотя вообще-то лучше сразу переехать.

— Я еще здесь, — вставил Мехмед. Он уже три минуты смотрел в телефон — в братской беседе торговался с Джихангиром по поводу плеера, — но все равно все слышал. Мустафа, ехавший в такси, увидев общую фотографию всех вещей Эсмахан, написал, что купит Джихангиру плеер и новые наушники.

А Эсмахан, тем временем, все еще разговаривала по телефону с Михримах и раздумывала о том, чтобы выброситься в окно, точнее — спуститься по пожарной лестнице, и даже за сохранность своих вещей она не переживала. В конце концов, можно заказать доставку. Так она испугалась, увидев огромного, с красным брюхом паука, повисшего за окном кухни. Он, в свою очередь, увидев Эсмахан, вдруг перевернулся на паутине, видимо, чтобы лучше разглядеть ее своими восемью глазами.

— Да уж, тебе предстоит проделать большую работу, — сказала Михримах, выслушав историю о пауке. Эсмахан даже сфотографировала его и послала в общую беседу, но пока никто, кроме Нурбану, не ответил. Впрочем, лучше бы и она не отвечала. — Знаешь, городская свалка выглядит более аккуратной, чем квартира брата. Ну, там хотя бы понятно, что это свалка. Никто не вводит тебя в заблуждение.

— Главное, чтобы об этом не узнала мама, — сказала Эсмахан, покачав головой. — Иначе она приедет за мной вместе с дезинсектором.

— Кстати, мне кажется, паук ядовитый, — беззаботно бросила Михримах. Эсмахан не придумала ничего лучше, кроме как вскипятить чайник и ошпарить бедного паука водой. Правда, она так боялась, что, возможно, даже не попала в него. Она только брызгала водой издалека, а еще жмурилась и едва не выронила чайник, потому что паук был страшный.

— Что-то мокрое упало мне на голову, — сказал озадаченный Баязед и, разинув рот, посмотрел наверх. Но Эсмахан с чайником уже успела спрятаться, пока ее никто не увидел.

— Это птица, — ответил Селим и расхохотался. — Прямо на голову… Повезло.

Он все смеялся, но разбушеваться Баязеду не дал Мустафа. Он, проверив его голову, сказал, что там ничего нет. Застрявший на ступеньках диван так и не смогли поднять наверх. Спустить вниз его тоже не удавалось, поэтому они вышли на улицу, чтобы теперь притворяться, что это не их диван, и они не знают, чей.

Наконец, явился Джихангир. Он сказал, что все придурки, и за новые колонки с усилителями предложил идею — отстегнуть подушки и подлокотники.

— Мне не нравится твой переходный возраст, — буркнул Мустафа, уже подсчитывая убытки.

— Надо просто уметь вертеться, — сказал Джихангир.

Общими усилиями диван был вытащен со ступенек, а потом они взялись за попытки затолкать его в грузовой лифт. Сосед с первого этажа, уже два часа наблюдавший из окна их жалкие потуги (он четыре раза за это время успел выйти покурить), сказал, что знает лифтера, и тот приехал и включил лифт, на котором уже два года висит табличка «ремонт». Правда, никто ни разу так и не видел никаких ремонтников. Диван никак не проходил в двери, и работа снова встала.

А пока Эсмахан, все еще в пальто (ей уже стало жарко, но раздеваться она из принципа не желала), исследовала квартиру на предмет других более опасных предметов.

— А ведь родители захотят приехать в гости! — сокрушалась она.

— А они вместе придут или по отдельности? — сказала Михримах. — Ведь они так и не виделись после самолета. Знаешь, думаю, будет безопаснее для всех, если ты назначишь им на разное время.

— Это не повод для шуток, Михримах! — воскликнула взвинченная Эсмахан.

— А я и не шучу. Ведь это может стать проблемой.

— Кстати, а ты знаешь, что такое умный диван? — спросила Эсмахан и с каким-то отвращением посмотрела на упомянутый диван.

— О, нет, это Селим придумал, — ответила Михримах. — Он реагирует только на девушек, но на самом деле нужно просто правильно сесть, чтобы он не падал, и они знают, как, а мы нет.

— Это безумие! Я уезжаю! — закричала Эсмахан и бросилась к выходу. Правда, остановилась на полпути, засомневавшись.

— Да что там опять? Неужели брат так и не вывел крыс? — сказала Михримах. А после ответа добавила: — Я шучу. Крыс у него нет. Уже.

— Михримах! — воскликнула Эсмахан. — Поверить не могу, что он старший брат! Знаешь, что я нашла в ванной?

— Пожалуйста, нет.

Теперь Эсмахан разозлилась. Она попрощалась с подругой, на свой страх и риск аккуратно повесила пальто на край стула (предварительно она, на всякий случай, постелила пакетик) и решила выбросить здесь все. Все без разбора, мусор или нет, все отправится на свалку. Впрочем, судя по всему, мусором здесь было все. Ей здесь еще жить, и Мехмеду придется мириться с этим. А еще скоро родители приедут в гости. Недопустимо, чтобы они увидели все это!

— Послушайте, куда девать эти подлокотники? — сказал Мустафа, держа в руках подлокотники. — В лифт диван и так не войдет. Надо нести по лестнице.

— Побереги силы. У нас еще фортепиано, — осадил его Селим. — Слушай, Мехмед, я тоже хочу новые наушники. Точнее, мне нужен телефон.

— Ага, а я понесу фортепиано только за абонемент в спортзал на следующий месяц, — сказал Баязед. А потом взглянул на него через дверь и добавил: — На два месяца.

— Никаких абонементов и телефонов, — замахал руками Мехмед.

— Это нечестно! — взмолился Баязед.

— А кто притворялся отцом, когда звонили из школы? — сказал Мехмед.

Селим и Баязед притихли, и Мехмед победно усмехнулся, а Джихангир сказал:

— Как думаете, а спинка отстегивается?

— Можно попробовать, — пожал плечами Баязед. — Терять уже нечего.

— Нам не поздоровится, если мы сломаем диван Эсмахан, — сказал Селим и встал на безопасное расстояние, чтобы, если что, показать, что он к этому отношения не имеет.

Они так ни к чему и не пришли. Решили только оставить диван там, где он застрял, и начать с малого — занести остальные коробки и пакеты, которые все еще мешали выезду. Теперь квартира Мехмеда окончательно стала похожа на барахолку. Эсмахан решительно упаковала все, на ее взгляд, ненужное в мусорные мешки. Всюду стояла рассада (некоторые цветки были размером с целый куст), коробки возвышались чуть не потолка, несколько стоек с одеждой выстроились в ряд, закрыв собой дверь в ванную, словно в бутике на распродаже. Впрочем, уборка Эсмахан неожиданно прервалась, потому что почему-то перестал работать водопровод. Правда, Мехмед не выглядел таким удивленным, как Эсмахан. Он только стал куда-то звонить (при этом он вышел из квартиры, чтобы Эсмахан ничего не услышала).

— Слушай, вообще-то это мои зимние ботинки, — сказал Мехмед, случайно заглянув в мусорный пакет. — И, думаю, мне еще понадобится эта куртка, — он стал там рыться, но Эсмахан вдруг бросилась к нему, отобрала мешок и яростно заявила, что это не обсуждается.

— Там дыра на локте! — поразилась она. — Завтра мы идем по магазинам. Ты не можешь показываться на улице в таком виде.

Селим рассмеялся, хлопая в ладоши, а обиженный Мехмед сказал недовольно:

— Ты преувеличиваешь. Нет там никакой дыры.

Подъем вещей затянулся до самой темноты, поэтому, неожиданно для всех, явилась Михримах, и не одна, а с бригадой грузчиков, которые управились за десять минут с тем, с чем не могли справиться непутевые братья за целый день.

— Аллах! Ничего нельзя доверить, — возмущалась Михримах. Выглядела она бодрой — такой бодрой, словно она не прошла только что четырнадцать этажей пешком. Лифт, кстати, опять отключили, и всему виной, кажется, злополучный диван.

Заодно грузчики еще и вынесли груды мусора на обратном пути. Негодованию Мехмеда не было предела, — ведь ему теперь даже не в чем идти завтра на работу!

— Ты делаешь из мухи слона, — отмахнулась Эсмахан. — Пойдешь в том же, в чем и сегодня. Завтра мне придут каталоги интерьера. Уже к выходным ты не узнаешь эту квартиру. Хотя это и квартирой-то нельзя назвать… — она кашлянула, опасливо озираясь.

— А одежду ты мне тоже по каталогу интерьера выберешь?! — поразился Мехмед, но Эсмахан его уже не слушала.

— Посмотри, — трясся от смеха Селим, толкая Баязеда локтем, — Мехмед теперь часть мебели.

— Да нет, — сказал Баязед, — она же оставила ему ботинки.

Братья полагали, что их никто не слышит, но в итоге все были выставлены за дверь, чтобы парочка могла заняться распаковыванием вещей.

Новый год решено было отмечать в узком кругу семьи. Но узкий круг Хюррем отличался от узкого круга Сулеймана, поэтому все — абсолютно все — должны были собраться у них дома. Хозяйка стола была в ужасе — это же столько готовить, а помогать никто не собирается! Михримах исчезла с самого утра, так рано, что никто еще не успел проснуться (она просто знала, во сколько обычно встает мать). Она оставила только записку:

«Срочно надо в ателье, а потом еще помочь Эсмахан с вещами и Махидевран попросила встретить ее на вокзале, ей скучно ехать одной».

Эсмахан не знала о том, что ей нужна помощь, да и ателье могло бы подождать, а с Махидевран они были в сговоре. Михримах попросит Хюррем приготовить ее любимые блюда под видом своих любимых, а Махидевран, в свою очередь, не расскажет, что весь этот день Михримах собралась провести с Малкочоглу. Хотя бы сегодня они решили не ссориться. Точнее, Михримах решила, но взрывной характер дал о себе знать, и они поссорились еще раньше, чем успели встретиться — в сообщениях. Михримах опять опоздала, а Малкочоглу пришел раньше и сорок минут стоял на холоде. У него даже покраснел нос, хотя было тепло. Он просто искал повод для ссоры, так рассудила Михримах.

Конечно, ей было жаль оставлять матушку наедине с приготовлением ужина на столько персон, но она знала, что скоро должна прийти Нурбану. Может быть, еще мамины подруги приедут пораньше… У Михримах были смешанные чувства, но она просто ненавидела готовить; готовкой ее можно было бы пытать (Малкогочоглу почему-то думал обратное). Но об этом знали только братья и потому старались держаться подальше от Михримах, которой доверили в руки нож. Маленький Джихангир однажды даже сказал, что она держит его, как маньяк из ужастика.

Хорошо, что хотя бы Селим и Баязед согласились съездить с Хюррем за продуктами. Взрослеют, птенчики… Но она отмела такую мысль, когда эти двое застряли в дверях и никак не могли разойтись, потому что один не хотел пропускать другого — только обменивались ничего не значащими «придурок» и «идиот». Потом горе-помощники и вовсе небрежно бросили пакеты на пол, видимо, забыв о том, что в них яйца.

К счастью Хюррем, скоро пришла Нурбану, и они вместе взялись за приготовление ужина. Селим не так уж обрадовался — теперь он был заперт дома и не мог пойти гулять. Даже Джихангир куда-то ушел со своими друзьями, хотя раньше он любил проводить время с матерью на кухне. Братья издевались — вырастет и станет поваром! Может, потому он и ушел. А Селим теперь вынужден то выносить постоянно накапливающийся мусор, то неожиданно бежать в магазин! Ужасно стоять в новогодней очереди по тридцать минут за одними только специями! Зато хотя бы было время на перекур… Правда, если мать узнает — убьет. Баязед дразнил его до тех пор, пока за ним не закрылась дверь — они с Хуриджихан пошли смотреть концерты на свежем воздухе. Селим его игнорировал — он слишком устал (мать разбудила), чтобы ссориться, пока не увидел, что Баязед ушел в его одежде! Рубашка, брюки и даже туфли!

— Вы что, в ресторан собрались? — крикнул вслед Селим, но Баязед притворился, что не услышал.

В последнее время он стал задумываться о своем стиле. Противно признавать… но неужели Селим был прав? Почему Баязед все время в спортивном костюме и потертых кроссовках?.. И как Хуриджихан, которая предпочитала классику, не стыдно показываться с ним на улице?.. Однажды Баязед даже случайно подслушал разговор, который происходил между родителями на кухне.

— Нашей дочери недостоин такой бандит. Баязед хороший мальчик, но…

— Ибрагим! — перебил его крик Хюррем. Она вскочила из-за стола, словно собралась в драке отстоять честь сына. Хатидже тоже встала — она уже давно свыклась и в своем смирении даже поддерживала дочь. Ибрагим рассеянно посмотрел на двух разозленных женщин, но ничего сказать не успел, потому что Хюррем воскликнула: — Мой сын не бандит! Разве он сидел в тюрьме? Почему ты его оскорбляешь?

— Давайте присядем… — неуверенно сказал Ибрагим вместо ответа. Женщины, наконец, уселись, а Ибрагим добавил: — Разве вы не знаете, что все дети района его боятся? — он сказал это тихо. — А ты слышала, что говорят о нем в школе, Хюррем?

— А ты что, уже и в мою школу сходил? Ты под нас копаешь? — с вызовом кричала Хюррем. На самом деле она не кричала, просто у Ибрагима был слишком тихий голос, а у нее — слишком громкий. — Я ничего такого не слышала.

— Надо просто бывать на родительских собраниях, — фыркнул Ибрагим. — Ни разу тебя там не видел.

— Как это — не видел? — захлопала глазами изумленная Хюррем. Сейчас она уже и сама не могла вспомнить, когда в последний раз бывала в школе, но это точно когда-то было. Ничего не придумав, она крикнула: — Баязед!

Он испугался, что они заметили, как он подслушивает, и на всякий случай еще минуту постоял на лестнице, а потом медленно спустился.

— Когда у тебя родительское собрание? — строго спросила Хюррем.

Вразумительного ответа не последовало. Только послышалось:

— Э… Я…

— А у нас отменили родительские собрания два года назад. Мы же говорили, мам, — крикнул из гостиной Селим, который все слышал. Не так уж он и хотел выручать брата, но если раскроется правда о родительских собраниях, достанется и ему, хотя он не учится в школе уже год.

— Вот видите, — сказала гордая Хюррем с улыбкой.

Ни Хатидже, ни, тем более, Ибрагим в это не поверили и только переглянулись, но тему продолжать не стали. Тогда Баязед и решил, что все считают его хулиганом из-за его чувства стиля, а вовсе не из-за того, что он занимается боксом и дружит только с теми, кто все проблемы решает кулаками. Некоторые даже думают, что они и есть та самая неуловимая банда, которая грабит маленькие магазинчики по ночам.

Сам Баязед в одежде не смыслил, а просить брата не позволяла гордость, поэтому он ночью прокрался к Селиму в комнату, светя фонариком на телефоне, и взял первое, что попалось в туго набитом шкафу. Одежда, висящая на плечиках, была так утрамбована, что нельзя было просунуть и руку. Баязед фыркнул — Селим, словно женщина, скупает все тряпки подряд! Его, словно специально, ждала ловушка — сразу, как Баязед открыл скрипящую дверцу, ему на голову упал ботинок, но Селим всегда крепко спал и даже не шевельнулся.

— Я попросила вылить эту воду двадцать минут назад, Селим, — донесся суровый голос матери, когда он, зевая, смотрел телевизор. Хюррем услышала громкий, с голосом зев и решила крикнуть скучающему Селиму, чтобы не расслаблялся.

Он лениво доплелся на зов и полез в кастрюлю на плите со словами:

— Вот эту?

— Это суп! — разозлившись, Хюррем крикнула: — Уйди из кухни, Селим!

— То приди, то уйди… — расстроенно буркнул он, уходя. Он надеялся, что Нурбану составит ему компанию, но женщины словно сговорились и ополчились против него.

— Вылью воду сама, — сказала Нурбану и бросила на него такой взгляд, словно Селим совершил гораздо более серьезный проступок.

Селим не знал, чем заняться. Выбора особо не было, только быть третьим лишним в чьей-то парочке или тусоваться с тринадцатилетками — друзьями Джихангира. Еще не хотелось торчать в толчее туристов, но сейчас Селим завидовал любому, кто не сидел дома. Занятие нашло его само, и он схватился за него, как утопающий за соломинку. Позвонил Мехмед — у него протек кран, и теперь на кухне потоп. Он прислал фотку — крана уже не было, в мойке была дыра, все было в воде. Эсмахан на заднем плане возмущалась — даже аварийная служба не берет трубку, и она с кем-то ругалась по телефону, а, может, с Мехмедом.

— Что за человек-катастрофа?.. — послышалось от Эсмахан. — Аллах, защити меня!

— Аллах знает, кого с кем сводить, — усмехнулся Селим.

— Ты на громкой связи, — буркнул Мехмед. Он был весь красный — больше от смущения. Он и сам не знал, что происходит с бытовыми приборами и сантехникой у них дома. Словно здесь завелись призраки и теперь задались целью изводить их!

Мехмеду никогда бы не пришло в голову просить о помощи Селима — просто Мустафа был далеко, а Джихангир не брал трубку. Но Селим так обрадовался, — вот, наконец-то, он им нужен! — что даже не подумал об этом. Да и будет, что сказать матери, а ему срочно нужно было на воздух. Он не мог сидеть в четырех стенах! Едва он вышел на улицу, только собрался доставать сигареты, как его ждала еще одна напасть — Сюмбюль!

— Как вам пахлава, которую я заносил на прошлой неделе? — Селим не успел ответить, впрочем, Сюмбюлю и не нужен был ответ — вопросы сыпались один за другим. — А вы уже попробовали чай? Мой друг сам ездил за ним в Индию. Только надо пить горячим, потом не то. Кстати, ты, наверное, не слышал… Нигяр вышла замуж! И даже никому не сказала. Я случайно об этом узнал. Ладно, вышла замуж, но не просто за кого-то… А за Рустема!

— Кто это вообще? — недовольно всплеснув руками, спросил Селим, но лучше бы не спрашивал, потому что Сюмбюль не замечал его настроения. Последовала долгая история о том, кто такая Нигяр и кто такой Рустем. Кто-то из них, а, может быть, оба были их соседями в прошлом году. Селим так и не понял — ему не было дела до соседей! Он их и в лицо не знал. В чем интерес этой свадьбы, Селим тоже не разобрал в путаном рассказе Сюмбюля. Он все время перескакивал с одного на другое, а потом, так и не закончив, и вовсе переключился на новую сплетню о том, что какая-то банда держит в страхе их район. Все это было похоже на игру в ассоциации. Селим с трудом сбежал от него — разговор продолжался даже тогда, когда Селим уже перешел дорогу!

Дома у Мехмеда творилась разруха, но не такая, как обычно. Теперь это была разруха с женскими нотками. По большому счету, было видно, что здесь живет девушка. На пол положили пушистый ковер, на диван бросили разноцветные подушки, а вся полка у двери, где Мехмед раньше оставлял недоеденные бутерброды перед выходом из дома, теперь была завалена косметикой. Но все равно казалось, что здесь только что пробежался слон, особенно по кухне. Все недоумевали, что у Мехмеда за особый дар — создавать хаос одним присутствием.

Селим, видимо, пришел не помогать, а веселиться. Он развалился на диване (устроился среди одежды, что выбирала Эсмахан, чтобы надеть на праздник) и отправил фотку в братско-сестринскую беседу. Посыпались комментарии «Как обычно», «Аллах!» и смеющиеся эмоджи.

Эсмахан согнала Селима с дивана — он уселся прямо на ее платье, закинул ноги на стол, а еще закурил, сбрасывая пепел в утренний кофе. Селим — ужасный гость!

Эта борьба продолжается уже несколько месяцев, но пока Эсмахан проигрывает, всухую. Это просто был талант Мехмеда, и Эсмахан хоть и тратила на уборку практически все свободное время, квартира все равно не выглядела идеальной. И стоило именно сегодня оставлять Мехмеда дома одного?..

Из отсутствующего крана хлынул новый поток воды, и Селим уже пожалел о том, что явился сюда. Лучше бы торчал дома с матерью и Нурбану! Он весь вымок, пока они с Мехмедом предотвращали последствия потопа. Только когда вода была остановлена, Эсмахан дозвонилась в компанию, и к ним согласились прислать рабочего.

— Это возмутительно! Мехмед!

— Что? — послышалось от рассеянного Мехмеда. Что он опять натворил?..

— Скажи мне, ради Аллаха, что ты сделал, что превратил нашу кухню в такое? — Эсмахан уже не ругалась. Она была слишком удивлена для этого. — Повезло, что мы еще не начали ремонт.

— Я ничего не делал, — буркнул Мехмед. — Я же сказал, оно само…

Разговор был прерван звонком в дверь. Оказалось, вода успела просочиться к соседям снизу! Эсмахан схватилась за голову — что же теперь делать? Но Мехмед, привыкший к всякого рода неприятностям, быстро уладил это дело, сказав, что воду уже убрали, и пообещав оплатить соседям ремонт, если это понадобится. Эсмахан восхитилась его спокойствием, но не показала этого. Все равно она была слишком зла!.. Пришлось наскоро убегать от визажиста, и теперь она не готова к семейному ужину.

Вскоре после исчезновения Селима (он даже не сказал матери в лицо, куда уходит, просто объявил «пока, мама, Нурбану!» и, схватив куртку, бросился на улицу) приехала Хатидже — Хюррем так долго возмущалась в беседе «Великолепная четверка», что она не могла бросить подругу в беде. На вопросы Хюррем, где Махидевран, ведь Михримах уехала ее встречать еще в семь утра, ответов не было (выяснилось, что в семь утра Махидевран еще даже не выехала). Только потом Махидевран отправила одно короткое сообщение:

«Дела».

В доме Шах-Хубан тоже не все шло гладко. Лютфи почему-то именно сегодня решил забрать вещи, хотя он уже несколько недель жил в отеле. Может, он рассчитывал, что сегодня Шах-Хубан будет в праздничном настроении и хотя бы подумает о том, чтобы начать все заново?.. Но этому не бывать! Шах-Хубан так и сказала, швырнув перед ним тарелку, когда он был здесь в последний раз, и готова сказать это снова, только без швыряния тарелок. Все-таки их подарила мама, да и сегодня настроение хорошее… Ужасно, что, несмотря на предстоящий развод, Сулейман продолжал дружбу с Лютфи, и вечером он будет на ужине! А ведь еще у них дочь. Нельзя же совсем с ним не видеться! Шах-Хубан уже жалела обо всем произошедшем, но иного выхода не видела.

Прилетели Сулейман и Ибрагим. Они успели заключить деловую сделку и теперь рассчитывали отдохнуть пару дней. Сулейман был счастлив — Хюррем, несмотря на то, что у нее горел ужин, окружила его заботой, ведь она не видела мужа целых три дня. Ибрагим не был так доволен — Хатидже сказала ему ехать сюда прямо из аэропорта, ведь она уже здесь, и Хуриджихан тоже скоро будет, и он даже не успел переодеться. Но радушная Хюррем предложила ему пока поспать в комнате для гостей, и Ибрагим, полный усталого негодования, так и сделал.

Явилась, не позвонив, Махидевран — она просто открыла дверь сама, зашла, словно к себе домой. Хюррем возмутилась — кто опять не запер дверь? А на Махидевран не было лица. Целый день она где-то пропадала, хотя приехала в Стамбул еще днем. Оказалось, что Лука каким-то образом выяснил, во сколько прибывает поезд Махидевран, и рассчитывал уговорить ее дать ему последний шанс. Когда Махидевран отказалась и села в такси, Лука сел в другое и велел водителю преследовать ее! Она насилу оторвалась; чуть не произошла погоня! Только после угрозы вызовом полиции Лука оставил ее, но сказал, что позвонит потом.

— Так вот, что означало сообщение «112» в беседе… — задумчиво бросила Хюррем.

— Да, и я рассчитывала, что хоть кто-нибудь мне поможет! — Махидевран не понравился ее тон, поэтому она добавила: — Новогодний розыгрыш, правда? — она была так зла, что у нее даже торчали волосы, хотя она уже была у парикмахера, и ей сделали укладку. — Иначе он не мог узнать, во сколько я еду!

— Если бы я хотела тебя разыграть, — небрежно ответила Хюррем, даже не отвлекаясь от готовки, — я бы придумала что-нибудь поинтереснее.

— Не связывайся с Хюррем, — вставила веселая Хатидже. Ее приключение Махидевран только позабавило, да и этот Лука, оказалось, такой милый! Но Махидевран так не считала. Она была в таком негодовании, что, когда Хюррем попросила ее помочь с закусками, помидоры из-под ее ножа вылетали, словно пули.

Мустафа, почему-то выехавший в последний момент, теперь застрял в пробке. Махидевран возмущалась — ведь он уже взрослый, ответственный человек! Но пробка от этого меньше не становилась. Михриниса тоже возмущалась — в их паре словно она была мужчиной, а он женщиной. Мустафа долго собирался — то и дело не мог что-то найти, а Михриниса сидела в пальто и, вздыхая, смотрела телевизор.

— Где ключи от машины? А куда пропала вся моя одежда, женщина? — бросался он обвинениями, пока метался по квартире и бездумно расшвыривал вокруг себя предметы.

— Я просто убралась в шкафу. Это давно следовало сделать! А ключи у тебя в руке, — ответила она со скучающим видом и переключила канал. Сегодня показывали все самое неинтересное.

Пришли Мехмед и Эсмахан, а еще Селим. Последний был в одежде брата, потому что его промокла, — в какой-то футболке с супергероем и слишком узких джинсах (у них были разные размеры). В самой одежде не было ничего необычного, но на нем она сидела странно, как-то перекрутилась. Махидевран, усевшаяся ужинать после дороги, резко оглянулась через плечо, и даже Нурбану, которая всегда восхищалась избранником и подбадривала его в любую трудную минуту, теперь только бросила на него недоуменный взгляд.

Следом за ними зашли Баязед и Хуриджихан и Джихангир, которого они встретили по пути. Селим, зайдя домой, подумал — хорошо, что нет Баязеда, иначе, увидев его в образе Мехмеда, он бы упал от смеха. Но, оказалось, что он все равно его видел, потому что все шли одной дорогой.

— Твои джинсы… — задыхаясь и хлопая в ладоши, сказал Баязед. — Новый образ? Тебе бы на сцену.

— Сейчас я только переоденусь, и потом ты у меня получишь! — но угроза не возымела действия, и умирающий от смеха Баязед даже сел на пол. Баязед, кстати, тоже заслужил изумленные взгляды, ведь никто раньше не видел его в деловом костюме!

Хоть они и заходили в кафе, Баязед ужасно проголодался и стал есть еду, которая была приготовлена на вечер, прямо из холодильника, не достав ее с полок. К нему присоединился Джихангир — он с друзьями в кафе не заходил, и мать утром сказала не объедаться, иначе вечером он не станет есть, и в итоге не дала даже позавтракать. Баязед оглядывался — как бы мать не увидела, — быстро все запихивал в рот, толком не прожевав. Но она все равно увидела и прогнала сына, угрожая ему деревянной лопаткой. Она так старалась украшать блюда, а Баязед, даже не заметив, все испортил!

— Что за сын?.. — негодовала она. — Кыш отсюда!

— Джихангир тоже ел! — воскликнул Баязед.

— Не сваливай вину на младшего брата! Его здесь даже нет! — крикнула Хюррем из чулана, в гневе разбрасывая там посуду и продукты.

Джихангир, спрятавшийся за холодильником, подло захихикал, глядя на раскрасневшегося и сердитого брата, а потом тихонько проскользнул на балкон и исчез с места преступления. Баязед, оскорбленный несправедливостью, закрылся в своей комнате.

Махидевран, оказавшись в бытовой рутине семейства Хюррем, немного развеселилась и начала улыбаться, прикрываясь рукой. Даже когда она села прямо на тарталетки Хюррем (Аллах, эта женщина додумалась поставить тарелку на стул!), она не расстроилась. Махидевран знала, что в этом сумасшедшем доме лучше не переодеваться заранее, и пока ходила в дорожном спортивном костюме, а платье висело в чехле в прихожей. Костюм, кстати, не так уж сочетался с норковой шубой, и Махидевран об этом знала, но предпочитала удобство красоте. И как Лука вообще узнал ее в таком наряде?..

— Баязед! — закричала Хюррем, увидев то, что осталось от тарталеток, и замахала ложкой. Ответа не было, только на весь дом включился ужасный тяжелый рок. — Баязед!

Не было времени подниматься за ним, поэтому она в одиночестве отправилась доделывать ужин. В комнате, соседствующей спальне Баязеда, проснувшийся Ибрагим снова захотел домой. А Махидевран так и не призналась в содеянном, даже никак не показала это, стояла с непроницаемым, как маска, лицом. Потом, чуть не засмеявшись, словно ребенок, решивший испробовать на взрослых новые шутки, она сказала, что идет переодеваться, и задом, пятясь, покинула кухню.

Переодевшись, Селим пошел на балкон курить и забрал с собой Нурбану. Она за целый день так устала, что не хотела даже видеть Селима, но это было лучше, чем еще минуту провести на кухне.

— Это неслыханно! Я ведь тебе не кухарка, Селим! — восклицала она так, словно это он заставил ее готовить ужин, хотя он весь день пытался вытащить ее из дома.

А потом случилось то, чего никто не ожидал. Матери позвонила бабушка, и она вышла, как обычно, разговаривать с ней на балкон. Немая сцена: Хюррем с телефоном, из которого доносилось «алло? алло?», и застывшие от растерянности Селим и Нурбану.

— Он две курит! — воскликнула, наконец, Нурбану с чувством.

И только сейчас Селим, опомнившись, увидел, что стоит с двумя сигаретами, причем они обе были зажаты между пальцами одной руки. Он даже не заметил, как она это сделала! И мать почему-то поверила Нурбану, а не ему. Конечно! Как такая хорошая девочка может курить?

— Если отец узнает, я тебя прикрывать не буду, — прошипела Хюррем, угрожая пальцем с длинным красным ногтем. — Понятно? — крикнула она, потому что Селим грустно молчал, только смотрел на свои ноги. — Выбрось окурки и проветри тут! — уходя, она ворчала себе под нос: — Что за наказание?..

Когда Хюррем ушла, и за ней с яростью захлопнулась дверь комнаты, послышалось тихое, довольное хихиканье.

— Нурбану! — но хмуро сведенные брови Селима еще больше ее развеселили, и она, согнувшись пополам, стала хлопать себя по коленям.

Положив руку ему на плечо, она сказала, как-то со смехом:

— Я тебя люблю.

— А я тебя нет!

У Селима даже пропал аппетит, и теперь он не хотел есть, хотя весь день специально не ел, чтобы вечером было вкуснее.

Хюррем звонила Хафса — предупредила, что ее водитель опоздал, и она задержится, но уже в пути. Раньше Хюррем обрадовалась бы и даже мысленно произнесла бы «лучше вообще не приезжай!». Но теперь она ждала матушку и не могла представить праздник без нее.

Когда ужин был готов, словно почувствовав это, вернулась Михримах — она вся светилась и цвела от счастья. Какой хороший был день! Идеальный. Они послушали концерт известных иностранных певцов, вкусно покушали, и даже погода была солнечная. У Михримах в голове был целый список оправданий, почему она не смогла прийти раньше и помочь с ужином, но, увидев суровый взгляд матери, она все забыла.

— Все понятно! — воскликнула Хюррем на это молчание с опущенной головой. — Иди хотя бы фрукты помой!

— Как прикажете, султанша! — вскричала радостная Михримах и чуть не вприпрыжку отправилась исполнять поручение. Хюррем проводила ее странным взглядом. Очевидно, на кого она променяла родную мать!

И все же было одно обстоятельство, которое огорчало Михримах. Она бы хотела, чтобы на сегодняшнем ужине с ней был Малкочоглу, но даже представить страшно реакцию отца, а уж здоровье бабушки и вовсе может этого не выдержать. Как же она объявит им о своей свадьбе после окончания университета?..

Практически последними явились Мустафа и Михриниса. Они вошли в дом, обмениваясь замечаниями.

— Надо было раньше покупать подарки, Мустафа! Неужели ты рассчитывал, что в девять вечера не будет очередей?

— А ты должна была снять деньги на такси, Ниса, — сменил тему Мустафа, которому нечего было ответить. — Ты ведь знала, что лимит на кредитке превышен!

На втором этаже то включалась, то выключалась музыка, с перерывами в пять секунд. Это злой Селим, вдруг захотевший тишины, выключал магнитофон Баязеда. Баязед хоть уже не хотел слушать музыку, не мог потерпеть такого неуважения. В итоге битва за выключатель закончилась тем, что Хюррем все-таки набралась сил и поднялась на второй этаж.

— Селим! Баязед! — И как ей удалось перекричать солиста?..

Им обоим повезло, что сразу после этого и не раньше прибыла бабушка. Она была с подарками, и любящие внуки окружили ее, позабыв о своем негласном договоре прятаться от мамы на втором этаже. К ней лучше не приближаться, когда она готовит. Словно сражаясь с посудой, она гремит ей на весь дом так, что звенит в ушах, а еще она бранится на продукты.

Не успел Мустафа толком расположиться на диване, как Михриниса сказала, что у отца сломалась машина, и он быстро должен поехать и забрать его. Мустафа подскочил на месте — быстро не получится, и, оказалось, что он должен был заехать за ним еще утром, но Ниса просто забыла передать! На разборки не было времени, и он бросился вон из дома, едва не сбив с ног Хатидже с подносами.

Мустафа и Хайреддин успели в последний момент, когда уже практически все уселись за стол. Хайреддин был недоволен — что за зять ему достался, на которого нельзя положиться! Мустафа, в свою очередь, не стал оправдываться и обвинять во всем Нису и просто промолчал.

Хюррем была довольна и с улыбкой оглядывала свой стол и его сервировку. Хоть Нурбану и Хатидже много помогали, она гордилась только собой. Все шло так, как она запланировала, — все хвалили ее еду, дружелюбно беседовали и обменивались улыбками. Михримах не сидела в телефоне (ведь бабушка тут!), Селим и Баязед не толкались под столом, словно им снова по восемь лет, и даже Мехмед сегодня не сорил едой вокруг себя. Определенно Эсмахан хорошо на него влияет… Идеальный вечер. Но в один момент что-то пошло не так.

— Когда ты уже позовешь меня на новоселье, Эсмахан? — спросила Шах-Хубан. Миролюбивая Хатидже пыталась предотвратить развод и посадить ее вместе с Лютфи, но та демонстративно села напротив, еще и выплюнула проклятие куда-то в воздух. Теперь весь вечер Шах-Хубан бросала в сторону мужа такие злобные взгляды, что он уже и сам расхотел мириться.

— У нас пока ремонт, мам, — ответила Эсмахан и бросила на Мехмеда неуверенный взгляд. Тот только кашлянул от неловкости, ведь это неправда, а врать он не умел. — Когда мы все закончим, обязательно позовем вас на ужин.

— Я не сказала «нас». Я сказала «меня», — вдруг ощетинилась Шах-Хубан.

Все замолчали, перестали стучать вилками, и даже телевизор, который кто-то забыл в гостиной, почему-то резко замолчал. Послышалось какое-то фырканье, словно соответствующая реакция. Сулейман, как хозяин стола, должен был как-то остановить это, но он раньше не бывал в подобных ситуациях и только растерянно смотрел на жену. Лютфи, не желающий, чтобы его опозорили перед всеми друзьями, наконец, ответил:

— Как бы там ни было, мы оба родители, мы семья. Не собираешься же ты встречаться с Эсмахан по очереди?

— Ха! — только и послышалось от Шах-Хубан. От ярости она даже бросила вилку, и Джихангир, сидящий рядом, подпрыгнул. — В тот момент, когда изменял мне, тоже думал о том, что мы семья?

Вычислить тех, кто знал о том, что произошло в семье Шах-Хубан, можно было по лицам, на которых не отобразилось удивление, многозначительным взглядам и недовольному откашливанию. Никто из присутствующих не трудился следить за своей мимикой. Хоть ссору в отеле подслушивали не все, выяснилось, что Хюррем позвонила матушке еще раньше, чем они вернулись в Стамбул, Михримах рассказала об этом братьям, Селим — Нурбану, Нурбану — Хуриджихан, а Хуриджихан — Михринисе, и таким образом, о причине развода родителей не знала лишь Эсмахан.

— Поверить не могу! — воскликнула она и толкнула лучшую подругу Михримах локтем.

— Как вы все узнали? — поразилась Шах-Хубан, уже позабыв о едва не разгоревшейся ссоре.

— Нам пришлось придумывать способ, ведь ты не собиралась ничего рассказывать сама, — гордо ответила Хюррем.

— Давайте сменим тему, — послышался властный голос во главе стола, и все повернули туда головы. Кажется, они уже забыли о присутствии почтенной матушки семейства! Шах-Хубан стало стыдно, и она больше уже не подавала голос. — Я слышала, что ты больше не живешь в Стамбуле, Махидевран.

Махидевран, до этого момента поглощенная любимой курицей в исполнении Хюррем, вздрогнула и перестала жевать, услышав свое имя. Она не успела придумать достойный ответ, как Хафса добавила:

— Я продала несколько своих акций и выкупила этот дом. Если пожелаешь, можешь снова переехать туда.

Все крутили головами, смотрели то на Хафсу, то на Махидевран. В самом деле, сидеть за этим столом все интереснее и интереснее!

Махидевран, наконец, все прожевала и, испуганно глядя на Хафсу, сказала:

— Но… как вы узнали?

— Еще спрашиваешь. Мне важна жизнь моих внуков, Махидевран, — сказала она, так и не ответив. — Мустафа расстроен из-за того, что ты живешь так далеко, поэтому я и сделала это. Переезжай в ближайшее время.

— Не стоило, бабушка… — наконец, вмешался Мустафа, но был остановлен повелительным жестом.

— Ты узнала бы об этом раньше, Махидевран, если бы хоть иногда отвечала на звонки, — язвительно сказала Хафса. Та стыдливо опустила глаза и уставилась на свою тарелку, ведь Махидевран действительно подписала номер телефона бывшей свекрови «не брать». У нее было несколько таких номеров, среди которых Хюррем — «не брать 3». Потом она переименовала ее в просто «рыжую ведьму». Из-за этого все контакты из конца списка пришлось двигать, что окончательно запутало Махидевран, и теперь она уже даже не знала, кто звонит.

— У нас лучшая матушка на свете! — Хюррем сказала это так громко, что Сулейман вздрогнул и повернулся к ней. Она сияла от счастья — Махидевран больше не придется останавливаться у них, когда она будет в Стамбуле проездом, ведь теперь у нее есть свой дом!

Не успел никто ответить, как зазвонили в дверь, да так настойчиво, словно не открывали уже десять минут, чуть не начали барабанить. Хюррем побежала открывать — кого там принесло?

— Фатьма! — вскричала она так, словно перед ней явился дух. Из гостиной послышалось недовольное восклицание Махидевран. Единственное общее, что было у этих двоих женщин, это какая-то настолько странная, что это уже становилось подозрительным, нелюбовь к Фатьме. С Хюррем все было понятно — ей никогда никто не нравился. Но почему и Махидевран она не нравилась?.. Ведь заклятые подруги намеренно все делают наоборот, не так, как сделала другая. Вот, почему это было подозрительным.

— Хюррем! С новым годом! — тоже закричала Фатьма, но больше от радости. — Мы с Мустафой проходили мимо вас и решили заглянуть.

— Приятно познакомиться… — неуверенно бросила Хюррем.

— Вы уже знакомы! — воскликнула Фатьма. Хюррем только растерянно моргнула — ни про какого Мустафу она не слышала и это лицо раньше не видела.

Хатидже и Шах-Хубан, услышав знакомый звонкий голос из гостиной, вышли поздороваться со старой подругой.

— А Махидевран тут? — Фатьма вошла в дом, но не прошла дальше прихожей, чтобы не снимать обувь. Хюррем вздохнула с облегчением — оставаться на ужин она не собирается. Фатьма стала тянуть голову и заглядывать в гостиную, и Махидевран подвинула стул, чтобы та ее не увидела. Так и случилось, и Фатьма, выпрямившись, добавила: — Вчера мне звонил расстроенный Лука. Бедняга, спрашивал, как найти Махидевран… Ну я не выдержала и рассказала.

— Так это была ты! — послышался крик Махидевран, а потом и она сама вышла в прихожую. — А я вот так и знала.

— Сначала ты обвинила меня! — воскликнула Хюррем.

— Но потом я подумала и решила, что ты не стала бы этого делать… — рассеянно ответила Махидевран.

— Он умолял меня, — сказала Фатьма, — явился ко мне домой. Я никак не могла прогнать его!

Но Махидевран была непреклонна — ничто не могло стать оправданием такого поступка. Это предательство! Теперь у Фатьмы не было ни шанса подружиться с Махидевран, да и с Хюррем тоже. Последняя хотела, чтобы Лука уже исчез из ее жизни.

Едва они избавились от Фатьмы и ее нового ухажера или мужа, которые звали их смотреть салюты, и снова расселись за столом, как у дома остановилось такси. Хюррем как раз отошла на кухню за соусом и, посмотрев в окно, увидела, что это Лука! Забыв о соусе, она бросилась в гостиную.

— Махидевран! — крикнула она так, что все, кто сидели спиной, оглянулись. — Срочно нужна помощь на кухне! — чуть не с рычанием закончила она, показала злыми глазами на окно и унеслась, взмахнув волосами.

Махидевран заподозрила неладное и, пытаясь не показывать в движениях суету, вышла из-за стола.

— Аллах! — испуганно прошептала Махидевран и закрыла рот рукой, когда они с Хюррем вдвоем выглядывали из-за шторы и думали, что делать. Хюррем посмотрела в сторону гостиной, но оттуда доносился оживленный разговор.

— Что будет, если Сулейман его увидит? — покачала головой Хюррем. — Немедленно избавься от него!

— Почему я? Может, он пришел к тебе? — сказала недовольная Махидевран.

— С чего бы это? — захлопала глазами Хюррем, пораженная такой логикой. — Мы не разговаривали больше двадцать лет.

— Ну, знаешь, первая любовь не забывается… — буркнула Махидевран, но больше ничего не сказала. Она и сама знала, что это звучит нелепо!

Вдруг в кухню вбежала Хатидже. Они испугались, что их уже ищут, но она бросилась к плите.

— Вы оставили соус на плите, — проворчала она. — Хорошо, что я почувствовала запах и успела вовремя. Что здесь происходит?

Теперь они втроем стали шептаться в углу за холодильником. Повезло, что Лука никак не мог собраться с духом и позвонить в дверь. Они видели, что такси уехало, а его не видели, потому что он стоял у самого входа. Махидевран упрямо отказывалась выходить, и тогда Хюррем заявила, что сейчас спустит его с лестницы, с тех трех ступенек, что отделяют их дом от земли, и решительно направилась к двери. Махидевран и Хатидже остались подсматривать. Но тут вдруг Хюррем отступила от своего плана, вытолкнула Махидевран на улицу даже без тапочек и закрыла дверь изнутри на ключ, еще как-то дьявольски хихикая. Бедная Махидевран прилетела прямо в объятия Луки, а Хюррем, тем временем, высунулась из окна и сказала:

— Махидевран, ты забыла сапоги и шубу.

— Я еще не ухожу, Хюррем! — воскликнула сердитая Махидевран, вырываясь из объятий Луки, который до сих пор еще не понял, что происходит.

— А твою запасную одежду я передам тебе через Мустафу, — сказала Хюррем и захлопнула ставни, а потом еще задернула шторы.

Проблема была решена, и она вернулась за стол к ничего не подозревающему мужу. Хюррем опасалась такой возможности, что злобная Махидевран сейчас начнет колотить в дверь, и все будет зря, но она этого не сделала. Неужели она не такая ужасная, как Хюррем думала?..

Гости никак не хотели расходиться. Всем так нравилось дома у Сулеймана и Хюррем, что они, казалось, были готовы остаться здесь жить. Уставший Ибрагим, казалось, так и собирался сделать — его не было видно несколько часов, и только случайно кто-то заметил, что он заснул в комнате для гостей. А Мустафа и вовсе устроился на диване, завернувшись в плед по самые уши, и заявил, что никуда не пойдет. Михриниса вытаскивала его за руку. Женщины долго чаевничали и прощались по три раза. Матушку устроили в комнате Мехмеда, потому что уезжать было уже поздно. А Махидевран, кстати, так и не вернулась, но ее обувь и верхняя одежда пропали.

Утро Сулеймана и Хюррем началось прекрасно; давно уже такого не было. Обычно они просыпаются даже не от будильников и даже не от голосов их шумных детей, а от звонков с работы. Даже в воскресенье в девять утра в компании могли случаться форс-мажоры, и они уже не помнили, когда в последний раз высыпались. Но вчера они договорились отключить телефоны, а детям строго запретили издавать любые звуки хотя бы до одиннадцати утра. Сулейман спал хорошо, но Хюррем, как нервный человек, просыпалась от одного присутствия. Она не могла заснуть, даже если Сулейман неправильно дышал.

Они проснулись где-то после десяти, в одно время, и с облегчением обнаружили, что дети уже ушли. По кровати Баязеда была разбросана одежда — казалось, он вывалил туда все содержимое шкафа (он, кстати, снова перешел на рэперский стиль; костюмы Селима ему не понравились), а в воздухе витал аромат духов Михримах. Дверь в комнату Селима была закрыта. Это означало, что его нет, и туда запрещено заходить в его отсутствие. А со стола Джихангира исчезла папка с нотами — он в музыкальной школе. Сулейман и Хюррем довольно переглянулись. Сегодня Хюррем даже не приготовила завтрак; они заказали еду на дом и устроились перед телевизором под одеялом, наслаждаясь пустым домом и обществом друг друга. Они не говорили об этом, но иногда думали — быстрее бы уже дети завели собственные семьи! Но они не признались бы в этом даже себе.

Но идиллия длилась лишь пару часов. Милый фильм по телевизору прервал грохот из прихожей, а потом — бранное слово. Потом еще что-то упало и заскрипело, а Баязед, заметив изумленные взгляды родителей, сказал только:

— Ой. Не знал, что вы дома, — а потом, видимо, подумав, что его уже не слышно, он зашептал: — Хуриджихан, они там. Давай в другой раз, — впрочем, шепот Баязеда едва ли можно было назвать шепотом.

Раздался громкий клич Хюррем, поэтому Хуриджихан проскользнула в щель, словно кошка, раньше, чем та успела встать с дивана, и даже не попрощалась с любимым. Баязед тоже хотел сбежать, но мать уже вышла. Оказалось, надо готовиться к школе на завтра, и он, недовольно бурча себе под нос, поплелся в свою комнату.

— Хуриджихан, наверное, уже давно сделала все уроки. Думаешь, почему она пошла гулять? — доносилось ему вслед. Матери было лень подниматься, поэтому она кричала через всю лестницу. — А ты почему даже не садился за учебники? У тебя два часа! Потом приду проверять!

Но Баязед не сильно переживал — она забудет, — но все равно полез за тетрадками. Хуриджихан действительно училась на отлично, а он… На полке был бардак; все было мятое и рваное. Баязед вряд ли заглядывал сюда последние пару недель. Поэтому поиски затянулись настолько, что он решил — на последнем году уже поздно браться за голову, и улегся на кровать, чтобы поиграть в телефоне, закинув ноги на подушку.

Тут еще вдруг пришел Мехмед и, даже не поздоровавшись, словно он не переезжал, стал складывать продукты из холодильника в рюкзак. Эсмахан сегодня целый день на работе и ничего не приготовила, а Мехмед как раз проходил мимо… Он то и дело бросал взгляды в сторону гостиной, но родители не заметили, что он тут. Оставив для вида сыр — он все равно выглядел как-то не очень, — и немного зелени, Мехмед кивнул вернувшемуся Селиму и ушел, так никому и не дав о себе знать.

— Да уж, интеллектуально, — небрежно прокомментировал Селим, увидев, что брат собирает шарики одного цвета. Правда, лицо у Баязеда было такое сосредоточенное, словно он читает новости из мира науки.

— Зачем ты зашел в мою комнату? — бросил Баязед, даже не оторвавшись от телефона.

Селим, ничего не объясняя, полез в шкаф и свободно стал там шарить. Баязед остановил бы его, если бы не был занят шариками.

— Мне срочно нужны кроссовки, — сказал, наконец, Селим. — Завтра я иду в тренажерный зал.

Баязед так рассмеялся, что проиграл — игра была на скорость. Телефон сполз на пол, а он захлопал в ладоши. Селим недовольно оглянулся через плечо, а Баязед сказал:

— Поверить не могу, что ты займешься спортом. Ты и неделю не продержишься.

— Я уже купил абонемент, — пробубнил Селим из шкафа.

— Ага, сходишь три раза. Максимум. — Он фыркнул, а потом снова усмехнулся.

— Хочешь со мной поспорить, идиот? — воскликнул Селим, позабыв о поисках. Тем более, в шкафу Баязеда ничего невозможно было найти.

Взъерошенного и покрасневшего Селима нельзя было воспринимать всерьез, поэтому они условились — если Селим отходит этот абонемент в тренажерный зал, то Баязед потом целый месяц будет делать все, что скажет брат. Баязед не сомневался в своей победе.

— Я буду ходить с тобой, — заявил он.

— Ни за что. Тебя мне еще не хватало, — фыркнул Селим.

— Чтобы ты меня не обманул. Думаешь, мне не хватает твоего присутствия дома?

— Я никогда не обманываю в споре, Баязед! — воскликнул оскорбленный Селим, но брат только покачал головой, припоминая ему какие-то случаи, которых не было. По крайней мере, Селим так считал.

— Да ты всегда в детстве стучал на меня! — вскричал Баязед.

— Это было давно. Ты всегда на меня наговариваешь, неблагодарный идиот! Я вчера сказал, что ты ночуешь у бабушки! — ответил обиженный Селим.

— Аллах, а если мама позвонит ей?! — схватился за голову Баязед и даже вскочил с кровати. — Даже помочь нормально не можешь!

— А ты не потрудился сообщить, что не придешь домой! — не успокаивался Селим, возмущенный такой несправедливостью. Впервые решил помочь брату, а его еще и обвиняют! Но разговор был окончен, потому что Баязед ушел из своей комнаты, а сердитый Селим остался искать кроссовки.

Сулейман и Хюррем сделали телевизор погромче — опять эти двое что-то не поделили! Только кричат и хлопают дверьми.

— Хюррем… — послышался усталый голос.

— Что?

— Что с нашими детьми не так? — Они обменялись вялыми взглядами, и вместо ответа Хюррем пошла варить кофе.

— Кто столько ест? — недоумевала она, встав возле холодильника и подбоченившись. Она хлопала глазами, осматривая то, что осталось. — Я ведь только вчера ездила за продуктами! — никто не отвечал, поэтому Хюррем опять крикнула: — Каждое воскресенье одно и то же — кто-то съедает все вчерашние продукты! А курица исчезла вместе с тарелкой!

Ее игнорировали, только Сулейман бросил странный взгляд, так и не поняв, чего хочет эта женщина. Ничего не добившись, Хюррем вернулась к кофе. Селим и Баязед успокоились, потому что разошлись по разным комнатам, а потом вдруг на весь дом заиграл Бетховен, и послышался крик Баязеда:

— Ты же только из музыкальной школы, Джихангир!

Баязед кричал из туалета — он там слушал музыку, — а Джихангир отвечал ему из своей комнаты:

— У меня скоро экзамен.

Из кухни в сторону лестницы закричал Селим, чуть не в лицо матери:

— Ты же недавно его сдал! Сколько у тебя экзаменов в году?!

Хюррем поморщилась от криков, а Сулейман, вышедший из гостиной, вдруг сказал как-то слишком громко:

— Хюррем! Пойдем прогуляемся. Мне нужно подышать свежим воздухом.

Они пошли одеваться, а, когда спустились готовые уходить, их ждала очередная неприятность. У двери стояла Михримах в пальто — только что вернулась. Она была вся красная и со странным выражением лица теребила ключи в руках. Увидев родителей, она чуть не подпрыгнула, а потом вдруг объявила как-то торжественно:

— Мамочка! Папочка!

Это не предвещало ничего хорошего, и обеспокоенные родители только обменялись взглядами. На самом деле они хотели быстро уйти, и сейчас так растерялись, словно были грабителями, которых поймали на месте преступления.

— Я выхожу замуж! — закончила радостная Михримах.

В доме резко настала тишина — братья столпились на лестнице посмотреть. Не успели Сулейман и Хюррем отойти от новости, как Михримах добавила:

— Заходи, Малкочоглу, — и глаза Сулеймана стали еще больше, чем до этого. Казалось, он даже забыл, как дышать, словно увидел покойника.

Входная дверь открылась, и перед ними предстал человек, старше Михримах, как минимум, лет на двадцать, высокий, выше Сулеймана, и плечистый. У него было такое серьезное выражение лица, что у Хюррем, которая ни разу вблизи его не видела, даже перехватило дыхание, и она с открытым ртом уставилась на него. Что за голливудский актер явился к ним!.. Он вежливо поздоровался и представился, но родители ничего не слышали — Хюррем вдруг задумалась о том, что он действительно напоминает какого-то актера из сериала, а у Сулеймана стоял шум в ушах. По реакции отца ничего не было понятно — с его лица сошли все краски. Хюррем, давно знавшая о существовании Малкочоглу, сейчас только боялась за мужа и украдкой смотрела на него. Когда молчание затянулось (на приветствие Малкочоглу не ответила даже Хюррем), послышался смешок, а потом и ругательство. Зато Сулейман, наконец, вышел из оцепенения и оглянулся туда. Увидев полное растерянности лицо отца, Баязед еще больше развеселился. Хюррем зло крикнула:

— Исчезните! — и дети бросились вверх по лестнице. Для мужа она добавила: — Любимый, подать тебе стакан воды?

— Я не хочу пить, Хюррем! — воскликнул пораженный Сулейман, а она виновато опустила голову, думая, что теперь делать. — Михримах!

— Папочка, я знаю, что ты думаешь… — она замахала руками, но ее перебил спустившийся Селим.

— Ладно, раз уж сейчас такой подходящий момент, то признаюсь и я, — сказал он. — Нурбану беременна.

Удивлению Сулеймана не было предела, даже ноги стали ватными, и он незаметно схватился за тумбочку, теперь уже позабыв о Михримах. Михримах закрыла лицо руками. Она еще не познакомила Малкочоглу с семьей, но уже опозорилась! Сулейман не верил своим ушам. Тут еще и от Хюррем последовал неоднозначный ответ.

— Мы это уже проходили, — отмахнулась она так, словно это было пустячным делом. Сулейман смотрел на нее во все глаза, словно не мог поверить в ее существование. Всегда он обо всех событиях, происходящих в семье, узнает последним! Почему никто не считает нужным ставить его в известность? Возмутительно, ведь он — глава семьи!

— В этот раз правда, — сказал Селим.

Родители застыли в странных, непонятных позах, словно кто-то поставил видео на паузу, даже не сумели ничего ответить.

— Ты считаешь, что сейчас был подходящий момент? — закатив глаза, сказала Михримах и вздохнула. Что у нее за балбесы-братья…

— Зато не ты одна под ударом, — пожал плечами Селим, явно довольный собой.

Сулейман сел на неизвестно откуда взявшийся в прихожей стул. На самом деле это заботливый сын принес его заранее. Он знал, что сегодня Михримах объявит важные новости, и решил присоединиться к ней. На полке возле зеркала стояла кружка с успокоительным отваром — тоже дело рук Селима, — и Хюррем чуть не залпом осушила ее. Даже не подумала, как она тут появилась, — была слишком огорошена.

Михримах решила, что сегодня неудачный день, и вместе с избранником собралась уйти, как отец вдруг поднялся со стула и вскричал:

— Малкочоглу!

Объявил его имя, словно имя преступника. Несостоявшийся жених так побледнел, что стало заметно даже на его смуглой коже. Впрочем, бояться ему нечего. Он был готов ко всему, когда шел на это. Рано или поздно он должен был объясниться с отцом Михримах! В воинственном настроении эти двое направились в кабинет. Хюррем и Михримах взволнованно переглянулись. Редко отец выходит из своего кабинета с хорошими новостями! Едва за ними закрылась дверь, как на Селима устремилось два взгляда.

— Что же теперь делать, Селим? — просто спросила Хюррем. Она не была зла, и даже удивление отступило на второй план. Теперь она была просто расстроена.

— Мы все продумали, — отвечал спокойный Селим. — В этом году Нурбану заканчивает колледж, а потом мы поженимся. Все складывается идеально, мам.

— Неужели?! — вскричала пораженная Хюррем и захлопала ресницами. Она посмотрела на дочь — не ослышалась ли она?

Но от Михримах последовал лишь язвительный комментарий:

— Хочешь сказать, что она согласилась выйти за тебя замуж? — и она криво ухмыльнулась.

— Ну… — Селим как-то замялся и посмотрел в пол. — Я еще не сделал предложение… Думаешь, она не согласится? — теперь он выглядел испуганным и даже грустным, смотрел на сестру жалобными глазами.

— Что же ты тянешь? — фыркнула Михримах.

Открылись двери кабинета, и все замолкли, словно вышел президент. Малкочоглу проследовал мимо них и стал надевать пальто.

— Что случилось? — но ответа не было. — Вы мне ничего не скажете?

— В ближайшее время свадьба не состоится, Михримах, — сказал отец и отправился на кухню.

— Мы и не собирались жениться сейчас! — она побежала за ним. — После учебы…

— Больше мне нечего сказать, дочка, — отвечал Сулейман. Он устало сел за стол и отпил из чашки, что стояла на столе. Как много переживаний за сегодняшний день… Свежий воздух уже точно не поможет. — Поживем, увидим.

Тогда Михримах поспешила к Малкочоглу, пока он еще не ушел, но он лишь бросил короткое:

— Увидимся завтра утром.

Расстроенная Михримах, со слезами на глазах, убежала в свою комнату и заперлась там, еще на всякий случай подперла дверь стулом, чтобы к ней точно никто не вошел.

Судьбу Селима пришлось решать Хюррем, потому что Сулейман сидел какой-то подавленный, но она тоже не знала, что делать, поэтому сказала лишь как-то неуверенно:

— А что думает ее семья?..

— Родители еще не в курсе, — сказал Селим.

— Родители?! Она мне сказала, что они умерли! — воскликнула Хюррем.

— Ты, наверное, не так поняла, — отмахнулся Селим.

— Как это можно не так понять?! Аллах, что у нас за безумная семья! — всплеснула руками Хюррем. Сулейман так глубоко погрузился в свои мысли, что даже не отреагировал на новость о воскресших родителях Нурбану.

А потом он вдруг с грохотом встал из-за стола и сказал так тихо, что даже страшно:

— Завтра ты пойдешь к отцу Нурбану просить ее руки, сын. Сделаешь все, как полагается, — Хюррем и Селим смотрели на него с открытыми ртами, поэтому Сулейман добавил: — Понятно тебе?

Селим был счастлив, а Михримах — нет. Именно поэтому он переживал — она испортила настроение родителям, — но все прошло лучше, чем он предполагал. Это все потому, что Нурбану каким-то образом успела подружиться с матерью. Иногда закрадывались мысли — а вдруг Нурбану не согласится? Вдруг она его бросит? Вдруг ее отец не пустит его и на порог? Точно, так и будет! Но потом он решал, что такого не может быть. У них любовь. Нурбану любит его, а он любит Нурбану. Вспомнив ее лицо, он вдруг заулыбался. Захотелось прямо сейчас увидеть ее, и он собрался звонить ей по видеосвязи, но обнаружил, что было три часа ночи. Впрочем, Нурбану бы не рассердилась, но звонить он не стал и снова задумался о завтрашнем дне. Что может пойти не так? Да мало ли что! Из соседней комнаты пришло сообщение от Баязеда:

«Хватить скрипеть кроватью, придурок!».

Пришлось успокаиваться и засыпать.

Ночь Михримах прошла не лучше. Малкочоглу даже ничего не объяснил, просто ушел! И не ответил на сообщения. Толк им видеться завтра утром? Они закроются в лекционном зале, чтобы шепотом обсудить женитьбу? Или Михримах может подойти к нему с учебником и с умным лицом водить по странице пальцем, а сама спросит, что вчера сказал отец. Ужасно! Неужели им никогда не быть вместе?..

Сулейман тоже спал отвратительно и утро понедельника встретил, как обычно, уставшим. Единственный выходной превратился в балаган! Михримах демонстративно ни с кем не разговаривала, даже с Баязедом и Джихангиром, которые вообще не имели отношения к происходящему. А когда Селим попросил передать ему бутерброд со стола, она им в него швырнула. Так подумала Хюррем, обнаружив на полу помидор. Селим, обрадовавшись, что он попросил не кофе, решил позавтракать по пути. Нурбану сегодня не пришла провожать Селима до университета. В этом не было необходимости — он, как смышленый первоклассник, уже и сам выучил дорогу. Просто теперь у них вошло в привычку проводить утро вместе. Но Нурбану узнала о произошедшем вчера, причем, от Михримах, и испугалась показываться на глаза родителям Селима.

Хюррем, тем временем, втайне от мужа решила подключить тяжелую артиллерию, и уже через час после начала рабочего дня к Сулейману прямо в компанию явилась мать! Увидев ее, он вскочил из-за стола, даже не договорив по телефону. Что-то случилось? Кто-то умер? Как она успела сюда из Бурсы? Она ни разу не была у него на работе! Но все оказалось не так страшно, поэтому он даже обрадовался, когда она заговорила о внучке. Оказалось, Хюррем уже давно все рассказала матушке и даже специально сфотографировала Малкочоглу издалека. Вот, о чем они все время секретничали по два часа! Как обычно, Сулейман ничего не знал. Ох уж эта Хюррем!..

Увы и ах, суровый босс и глава компании не мог противостоять матушке, и у них состоялся серьезный разговор. А потом еще, едва она вышла за дверь, словно почувствовав, позвонила Хюррем и как-то подозрительно спросила, как дела. Ничего хорошего! Но решение было принято, и Сулейман собрался объявить о нем в конце недели. Все-таки он был обижен на свою семью — никогда ему ничего не рассказывают! Пусть теперь и они помучаются неизвестностью! Но добрый папа не выдержал и пары часов. Отправившись домой обедать, он встретил там Михримах — она уже вернулась из университета. Она грустно поздоровалась и уже хотела сбежать в свою комнату, как Сулейман, вздыхая, сказал:

— Вы можете пожениться… — он не договорил, как Михримах издала полный радости крик. — Но только как закончишь учебу!

Но слова все равно улетели куда-то в воздух, потому что Михримах уже бросилась на отца с объятиями. Не дослушав его, она схватилась за телефон и, уже уходя, крикнула:

— Позвоню Малкочоглу!

С тех пор, как Махидевран вернула свой дом в Стамбуле, она стала как-то часто появляться у Хюррем. У нее даже была собственная кружка с надписью — «Махидевран!». Хюррем даже не заметила, когда та появилась. Никак нельзя было от нее избавиться. Она будто хотела переехать сюда!

— У тебя что, других друзей нет? — возмутилась Хюррем и подбоченилась. Махидевран, как у себя дома, уже целый день занимала их диван и поедала все запасы, найденные в холодильнике.

На вопрос она не ответила, а Хюррем подумала — наверное, так и есть. И с жалостью и снисхождением налила Махидевран кофе. Бедняжке совсем не с кем поговорить во всем Стамбуле! Ей даже не хотелось заниматься свадьбой Мустафы. Она только сказала — он уже взрослый мальчик, — и пустила все на самотек.

Но Хюррем было невдомек догадаться, что дело было совсем в другом. Ситуация с Лукой действительно стала проблемой. Каждый день курьер привозил ей цветы, шоколад, какие-то подарки (Махидевран их даже не распаковывала, но из тщеславия не избавлялась от них, а аккуратно складывала в чулане под лестницей). И она уже стала бояться появляться у себя дома. К счастью, Лука не решался показываться ей на глаза после того, как получил решительный отказ, но, тем не менее, не оставлял попыток покорить сердце Махидевран.

Нурбану все еще не приходила в дом семьи Селима. Ей было грустно после того, как она рассказала любимому о своей беременности. Подумать только! Вместо того чтобы что-то предпринять, он только сделал испуганные глаза, а на следующий день повел себя, как ни в чем не бывало, словно вчера не перевернулась его жизнь! Это продолжалось целую неделю, и Нурбану уже начала раздумывать о том, чтобы бросить слишком беспечного избранника. И вот, одним вечером, по пути домой к Селиму, Нурбану, наконец, набралась смелости и произнесла эту фразу, обычно приводящую к панике, — «нам надо поговорить». Но Селим вдруг, не дослушав, сказал, что у него есть сюрприз, и попросил ее подождать за дверью. Выглядел он радостным, в отличие от кислой Нурбану, которая уже вообразила себе невесть что. Наверное, этот идиот считает, что подвеска с сердечком или глупая игрушка сейчас подходящий подарок. Нурбану уже не ребенок! Не зря о нем ходят такие дурные слухи…

В отвратительном расположении духа Нурбану позволила завязать себе глаза и ввести ее в дом. Видимо, у него там что-то серьезное… Когда она споткнулась о порог, Селим, наконец, снял повязку, но Нурбану ничего не увидела — было темно. Она успела разглядеть только свечи, выложенные на кухонном столе в форме сердца, как прямо перед ее носом предстал огромный букет. Она захлопала большими глазами и сразу приняла его. Мысли о расставании тут же улетучились, а потом еще и Селим вдруг опустился на одно колено и достал кольцо. Нурбану даже не дождалась заветных слов, сразу закричала и бросилась в объятия Селима. Но вовремя одумалась. Мало ли, что он имел в виду? Может, он решил подарить это кольцо просто так, потому что оно красивое? Нельзя соглашаться, не узнав, на что, поэтому Нурбану быстро встала (они с Селимом едва не упали на пол) и выдержано сказала:

— Что ты хотел сказать?

— Ты выйдешь за меня замуж?

— Конечно! Конечно! — и Нурбану опять кинулась обнимать его, только на этот раз они уже повалились на пол.

Оказалось, Селим знает, какие у нее любимые блюда. Он ни разу об этом не спрашивал и всегда заказывал только то, что ест сам. Все должно было пройти идеально, потому что родители на работе, Михримах на курсах испанского, а Джихангира Селим заставил пересидеть у друга. Только Баязед никуда не ушел, сказал, что ему некуда. Возможно, это так и было, а, возможно, он просто хотел позлить брата. И ему это удалось — едва они сели за стол, как романтика была нарушена, потому что вдруг загорелся свет (Нурбану и Селим поморщились), и Баязед, шаркая, поплелся к холодильнику. Он стал греметь посудой, чтобы разогреть себе ужин в микроволновке, а в ожидании цапнул со стола закуски, которые Селим заказал специально для Нурбану.

— Эй! Вали отсюда! — воскликнул Селим и отодвинул от него тарелку.

— Да я жду микроволновку, — пожал плечами небрежный Баязед и засунул руки в карманы.

— Я же просил посидеть в комнате пару часов!

— Я проголодался.

— У тебя же там было несколько пачек чипсов!

— Ну, я не наелся, — буркнул Баязед и уставился в телефон.

— Все в порядке, — сказала Нурбану, поэтому они втроем стали ждать, когда разогреется еда. Микроволновка тикала вечность, а потом еще Баязед, казалось, целых три минуты шлепал по кухне — он налил суп до краев, и теперь боялся перевернуть тарелку.

— Выключи свет! — крикнул Селим вслед.

— Сейчас поставлю тарелку! — крикнул с лестницы Баязед, но не вернулся, и Селиму пришлось вставать самому.

Влюбленная парочка оказалась наедине, но вскоре снова послышался топот Баязеда.

— Я ложку забыл, — объяснил он свое появление и ушел, так громко закрыл за собой дверь, что распахнулось окно. Пока Селим его закрывал, Баязед опять пришел. — Черт, а у нас есть хлеб?

Он стал вслепую, в темноте, лишь при свете свечей, шарить там, где хлеб никогда не оказался бы — то на полке с приправами, то в шкафу с соленьями. Когда на втором этаже, наконец, захлопнулась дверь его комнаты, возмущенный Селим воскликнул:

— Что за семья? Здесь невозможно провести ни минуты покоя!

— А мне нравится твоя семья, — сказала Нурбану таким тоном, что Селим сразу успокоился и сел. — У вас дома всегда так уютно… Я вам иногда даже завидую.

— Ну… Если ты завидуешь нам, то это странно, — неуверенно бросил Селим.

— Тем не менее, я рада, что стану частью твоей семьи, — сказала Нурбану и так улыбнулась, что Селим уже и сам подумал, что его брат не так уж и плох. Все поведение Нурбану, голос и мимика обладали какой-то магией в отношении Селима.

Сначала было решили — как хорошо, что две свадьбы пройдут в один день! Но Михримах и Нурбану не могли смириться с этим; они даже поссорились и целую неделю не разговаривали. Возмутительно делить такой важный день с кем-то еще! Перепалка едва не превратилась в битву невест, но разногласия были быстро улажены. Оказалось, что в один день пройдут не две свадьбы, а все четыре, и спор Михримах и Нурбану перестал быть актуальным. Теперь они вдвоем перемывали косточки своим родителям из-за того, что они не устроили им отдельные празднества. Но из-за этого переживали только невесты. Женихи же наоборот радовались тому, что такой ответственный день они проведут друг с другом.

— Ты представляешь? В один день мы избавимся от всех наших детей, — сказал Сулейман однажды перед сном. Хюррем от неожиданности вздрогнула, ведь он прочитал ее мысли! Вот она любовь.

Потом, правда, ответила:

— Ты забыл про Баязеда и Джихангира.

— Точно…

Но все прошло не так, как они планировали. В их семействе вообще не стоит ничего планировать, потому что планы всегда рушатся. В один обычный, сложный понедельник Селим и Нурбану, порхая на крыльях любви, влетели в дом, чтобы объявить счастливую весть, но никого не было. Только Баязед, уже вернувшийся из школы, лежал на диване вверх ногами и смотрел глупый мультик, уже не зная, куда себя девать от скуки. В таком положении он еще и умудрялся пить кока-колу.

— Баязед! — вскричал Селим.

— Эй, ты телевизор загородил, — бросил Баязед и помахал рукой, словно отгоняя насекомых.

Селим и Нурбану встали перед ним, держась за руки, а Селим, сияя от радости, сказал:

— Поздоровайся с миссис Селим Кануни.

— Мы же не в Америке, придурок, — проворчал Баязед. У него был ужасный день. В школе вызвали к директору, поссорился с Хуриджихан из-за мелочи, пропала тренировка. Хорошо, хоть дома никого не было. Но тут явился Селим.

— А где поздравления? — сказал он.

— Тебя я поздравляю, — ответил Баязед, — ведь лучше ты уже не найдешь, а вот Нурбану можно только посочувствовать.

Селим махнул рукой на недовольного брата — ничто сегодня не сможет испортить ему настроение. И они ушли гулять в ожидании прихода родителей.

Хюррем сразу поняла, что стоит готовиться к неприятностям, потому что увидела, как Селим и Нурбану караулят ее возле дома. Едва она успела поставить машину, Селим сказал:

— Мам, угадай, что, — вид у него был как в детстве, когда он разрисовал ее паспорт.

— Лучше помоги с покупками, — бросила Хюррем. Селим воспринял это с большим энтузиазмом, чем она рассчитывала, и тогда она убедилась, что он действительно что-то натворил. Наверное, опять проблемы в университете или ей пришлют штраф за превышение скорости, потому что он ехал на ее машине за сто пятьдесят…

Они вошли в дом, и Селим гордо объявил:

— Мы сегодня поженились!

Он надеялся, что она хотя бы при Нурбану не будет ругаться, но она не собиралась ругаться вообще. Зато им не придется за это платить. Им с Сулейманом уже достаточно свадеб. Хюррем только сказала:

— Хорошо, а где вы будете жить?

— Это мы тоже продумали, — сказал Селим. — Помнишь, ты мне как-то сказала, что я прошу слишком много карманных денег? Так вот, половину я откладывал.

— Я так и знала, что там что-то нечисто! — воскликнула Хюррем, всплеснув руками.

— На эти сбережения мы сможем купить небольшую квартиру, а потом… Ну, что-нибудь придумаем, — продолжал он.

— Рациональный подход, Селим! — поразилась Хюррем.

Но на этом новости не заканчивались.

— А еще… мы сделали татуировки с именами друг друга! — закончил Селим с таким радостным видом, словно это был подарок на день рождения Хюррем. И они с Нурбану синхронно закатали рукава, чтобы показать.

Из гостиной послышался смех Баязеда. Хоть и прошло уже полдня, он находился в той же позе и смотрел тот же канал, хотя нужно было подготовиться к школе на завтра или притвориться перед матерью, что он подготовился. Хюррем закричала так, словно перед ней предстал крокодил. Она схватила Селима за руку, но дотронуться до татуировки не решалась. Если у Нурбану было написано просто имя, то Селим решил быть оригинальным, добавил цветы, какие-то узоры, листья… У Хюррем разбегались глаза, ведь это был практически рукав!

— Я сейчас умру! Аллах, я сейчас умру! — причитала она. — Что это? Это навсегда? Селим, отвечай, смоется она или нет?

— Конечно, не смоется. О чем ты? — сказал тот. — Не волнуйся, мам. Это же на османском. Если мы разведемся, не будет понятно, что здесь написано, ведь никто не умеет на нем читать.

— Я и не за это волнуюсь! — закричала Хюррем.

Взволнованная Нурбану налила ей капли и усадила за стол. Баязед комментировал из гостиной, а, возможно, он разговаривал с телевизором, поэтому Селим закрыл дверь.

— Что будет с твоим отцом, Селим? — сказала Хюррем. — Ты об этом подумал?

— А он уже знает, — ответил тот, а Хюррем перестала пить, застыла с чашкой в руках.

— Как это — знает? — она захлопала длинными ресницами.

— Я скинул ему фотку из тату-салона, — сказал беззаботный Селим. — Он сказал — только не закрашивай потом цветным. Ну, я и не собирался закрашивать.

Хюррем была так изумлена, что больше ничего не сказала, и счастливые Селим и Нурбану снова ушли гулять под звездами. Хюррем не могла в это поверить. Всю жизнь ей приходилось придумывать, как сообщать мужу плохие новости и прикрывать детей, а сегодня выяснилось, что в этом нет необходимости. Неужели они, наконец, повзрослели?..

Конечно, это не так. После ужина позвонили с незнакомого номера.

— Мне нужно срочно поговорить с вами по поводу вашего сына, — послышался суровый, с противным хрипом, голос.

— Какого именно? У меня их четверо, — вяло бросила Хюррем. — Или пятеро?.. — она задумалась о том, считать ли Мустафу сыном. Она видела, как он рос, невольно всегда была рядом, покупала ему подарки, выручала в трудных ситуациях…

— Алло? Алло?.. Успеваемость Баязеда вызывает у меня беспокойство. Жду вас завтра утром в своем кабинете, — Хюррем потрясла головой и вернулась в реальность. Она слишком устала на работе, чтобы еще решать какие-то проблемы.

— Директор школы ждет тебя завтра утром в своем кабинете, — объявила Хюррем перед сном. Активно намазывая руки кремом, она сказала: — Кажется, у Баязеда проблемы с уроками…

Сулейман бросил на жену недоуменный взгляд и что-то ответил, но Хюррем закричала:

— Не мог бы ты говорить громче? У меня беруши, — она показала пальцем на свое ухо. Муж невообразимо храпит ночью, и Хюррем уже начала беспокоиться за свою адекватность.

— Я не пойду, — донеслось до нее.

— Я тоже, — громко отвечала Хюррем. — Мне не нравится их новый директор. На него и смотреть не хочется. Тот еще тип.

— Разве у них новый директор? — удивился Сулейман. — А куда делся старый?

— Уволили, кажется.

— Черт знает, что! А я тебе говорил, что надо было отдавать детей в другую школу! — воскликнул Сулейман.

Вдруг за стеной послышалась громкая музыка, но ее услышал только Сулейман. Правда, Хюррем почувствовала какие-то вибрации в кровати.

— Уже почти полночь! — вскричал пораженный Сулейман. — Хюррем! Сделай что-нибудь!

— Просто у Джихангира начался переходный возраст, — ответила равнодушная Хюррем.

— О нет, в шестой раз я этого не выдержу, — сказал Сулейман и сокрушенно вздохнул.

— Не переживай. Хуже, чем с Михримах, уже не будет, — бросила Хюррем и надела маску для сна, а Сулейману пришлось вставать и требовать тишины. Но Джихангир был умен не по годам и подпер дверь изнутри.

— Кажется, мама умывает руки, — сказал Баязед, слышавший весь разговор. Из-за берушей Хюррем его слышал весь дом, и именно поэтому Джихангир, пытавшийся сделать уроки на завтра, включил музыку. Баязеду пришлось закрыться в комнате Селима, чтобы не попадаться на глаза отцу.

— Она просто пьет формулу сна, — ответил Селим, рассматривавший в зеркале свою татуировку. — Она из-за нее такая спокойная, что даже страшно.

Баязед, подсматривая через дверной проем, сказал:

— Он точно не достучится. С Джихангиром в последнее время творится что-то не то.

— Ты в тринадцать был ужасен, — сказал Селим.

— Когда мне было тринадцать, тебе тоже было тринадцать, гений, — фыркнул Баязед.

— Если ты сейчас же не выключишь музыку, я перекрою электричество во всем доме! — угрожал Сулейман, стоя у закрытой двери.

— Но, пап, мы же не при чем! — взмолился Баязед и сразу вышел в коридор.

— Тогда иди и успокой своего брата! — велел он. — Хюррем! — но заснувшая жена вряд ли могла помочь, а растерянный Сулейман, первый раз в жизни оказавшийся в подобной ситуации, только гадал, как она не лишилась рассудка за все эти годы.

В переполохе никто даже не заметил, что Михримах не пришла ночевать. Впрочем, она считала, что уже слишком взрослая, чтобы отчитываться о своих действиях. А утром все подумали, что она уже ушла. Почему-то решили, что это она выпила последнюю ложку кофе и не помыла за собой посуду. Но на самом деле это Баязед, встававший на ночной перекус, не помыл посуду.

— Джихангир, ты не взял обед, — сказала мать семейства, собиравшая всех в школу, университет и на работу.

— Не нужен мне обед, — буркнул Джихангир. — Я поем в кафе. Дай мне денег.

— Не нужен, так не нужен, — сказала Хюррем. — Сама съем, — и тут же откусила сэндвич, приготовленный для сына. — А деньги я дала тебе в воскресенье на неделю. Распоряжайся ими, как хочешь.

— Мам!

Но Хюррем была непреклонна, и Джихангир ушел недовольный и голодный.

Селим был обижен тем, что мать не верит в его самостоятельность, поэтому на следующий день они с Нурбану после занятий вдвоем поехали искать себе жилье. Но это оказалось не так просто, как он рассчитывал. Средств было не так много — на эти деньги они могли позволить себе квартиру даже хуже, чем квартира Мехмеда.

— Мам, меня сегодня вызвали к директору и спросили, почему вы с папой не пришли, — проворчал усталый Баязед и бросил рюкзак на пол. Оттуда выпали учебники и ручки, но он и не думал их собирать.

— Скажи ему, что мы в командировке, сынок, — отвечала Хюррем, даже не повернувшись в его сторону. Ей удалось пораньше улизнуть с работы, и сейчас она наслаждалась новым сериалом по телевизору и ванной для ног с запахом лотоса. — Я не чувствовала себя так хорошо с тех пор, как родился Мехмед… — она сделала телевизор погромче, и Баязед, ничего не добившись, ушел в свою комнату.

Селим был слишком везучим. Отчасти поэтому он всегда и раздражал Баязеда, который вечно попадал в неприятности. У него все валилось из рук, он был до странности неуклюжим и падал на ровном месте, а еще обладал поразительной способностью не нравиться с первого взгляда, в отличие от Селима, который мог расположить к себе любого, произнеся лишь одну фразу. И в этот раз Селиму снова повезло, потому что, едва войдя вечером домой, он гордо объявил:

— Семья! Я переезжаю!

Михримах: Уберите мелкую, придурки.

Мехмед: Пользуясь тем, что я с вами уже не живу, скажу, что ты правда мелкая.

Михримах: А Селим и Баязед живут, так что берегитесь.

Баязед: А мы причем? Это Мустафа переименовал беседу.

Михримах: Знаю я, кто это сделал!

Селим: Ладно-ладно.

Селим сменил название беседы на «Банда».

* * *

Михримах: Мехмед, надеюсь, ты завтра не работаешь...

Мехмед: Завтра среда, Михримах.

Михримах: Но мне нужно, чтобы ты опять за меня переночевал.

Мехмед: А не рановато тебе гулять всю ночь?

Михримах: Мне двадцать один!

Мехмед: А мне двадцать два...

Михримах: Что-то не похоже! Так ты придешь?

Мехмед: Приду-приду...

Баязед: И как предки на это ведутся?

Селим: А куда ты опять намылилась?

Михримах: Тебя не должно волновать.

Селим: А я вот предкам скажу.

Баязед: Ябеда.

Михримах: А я покажу им фотку нашего подожженного кальяном дивана.

Баязед: Так вот, куда он делся.

Джихангир: Зря они тогда уехали. Мне пришлось из дома валить. Друзья Селима просто бесбашенные. Выбросили мое фортепиано из окна...

Селим: Пойду-ка я удалю фотки с фейсбука.

Михримах: А я все равно уже сохранила.

* * *

Баязед: Мустафа, я украл телефон отца и поставил переадресацию вызовов на твой номер. Примерно с шести до семи тебе позвонят из школы. Можешь притвориться папой?

Мустафа: Вот это ты придумал...

Баязед: Джихангир помог.

Мустафа: А если ему позвонят с работы или еще откуда-то?

Баязед: Ну, не знаю.

Мустафа: А если Хюррем позвонит?

Баязед: Она тебя не узнает и решит, что ошиблась номером.

Мустафа: Думаешь?

Баязед: Однажды она никак не могла до меня дозвониться, потому что забыла набрать код города.

Михримах: Хахаха.

Михримах: А помнишь, как у нее сломался экран, и она не знала, кто звонит? Она орала матом, а там был директор школы на проводе.

Баязед: О, черт, мне потом досталось.

Михримах: От директора?

Баязед: От мамы.

* * *

Селим: SOS.

Михримах: Что?

Селим: Мама не в духе. Орет на вешалку.

Михримах: Поняла.

Баязед: Задержусь в зале.

Джихангир: Зайду поем в кафе.

Селим: Я тоже пошел. Надеюсь, выберусь живым...

Баязед: Надейся.

Мустафа: Неужели все так плохо?

Михримах: Спроси Мехмеда. Он прожил с ней дольше всех.

Мехмед: Вы преувеличиваете.

Михримах: Ты знаешь, почему тебя взяли в детсад без очереди? Мне бабушка рассказала.

Мехмед: Почему?

Михримах: Потому что она затеяла там скандал.

Мехмед: Так вот, почему потом со мной никто не разговаривал...

Селим: Трудное детство.

Михримах: Ты жив?

Селим: Я поставил чайник, и, когда она пошла его снимать, сбежал.

Баязед: Гениальный план.

Селим: Ты вообще однажды бросил в ее машину ботинком, чтобы она вышла на сигнализацию.

* * *

Селим: Михримах, срочно. Отец рвет и мечет, спрашивает, где ты.

Михримах: Черт побери! Мне не жить.

Михримах: Я бегу. Уже вышла.

Селим: Хаха.

Селим: Хахаха. Шутка.

Михримах: Получишь утром.

Баязед: Завязывайте переписываться. Час ночи.

Селим: Надо звук на ночь отключать.

* * *

Джихангир: Кто напишет мне записку в школу, чтобы я мог поехать в Измир с классом на выходные?

Селим: Никто, потому что ты никуда не поедешь.

Джихангир: Но я хочу в археологический музей и на руины!

Баязед: Это что еще за ерунда?

Селим: А мы с классом тоже ездили в Измир, только мы не были в музее.

Михримах: Да, и мы знаем, где ты был.

Михримах: Между прочим, зря ты не пошел. Там довольно интересно.

Селим: Теперь понятно, в кого Джихангир такой зануда.

Мехмед: Я тоже был в музее...

Михримах: Все там были. Только вы двое не были.

Джихангир: И я хочу в музей!

Баязед: Тогда почему ты не идешь к маме?

Джихангир: Потому что она сказала, что я никуда не поеду.

Джихангир: Вы все неблагодарные придурки. Я всегда вас выручал.

Селим: Началось.

Джихангир: Я не сказал, что ты разбила мамины Шанель, Михримах.

Джихангир: Я пролез в учительскую и подделал твои оценки по физкультуре, Селим, хотя тебя ни разу не было!

Баязед: Хахаха.

Баязед: Самый легкий предмет, а ты и не ходил.

Селим: Физкультура не предмет, умник.

Баязед: Ну да, по тебе заметно.

Джихангир: Напишете вы мне эту чертову записку или нет?

Селим: Эй, кто научил тебя таким словам, мелочь?

Джихангир: Вы и научили.

Селим: Да ладно. Мы не ругаемся.

Джихангир: Всегда ругаетесь. Так что?

Селим: Михримах, напиши ты. У тебя почерк похож на мамин.

Михримах: Ладно.

* * *

Селим: Михримах, почему ты опять уехала на отцовской машине? Сегодня была моя очередь.

Михримах: Кто старше, того и очередь, хихи.

Селим: Но мне срочно надо уехать!

Михримах: Возьми мамину.

Селим: Я не хочу мамину. Она слишком красная.

Баязед: А куда ты опять исчезла на целое воскресенье? Опять у своего Малкочоглу?

Михримах: Как ты про него узнал?? Селим разболтал?

Селим: А я тут причем?

Михримах: Только ты его знаешь. Он ведет у тебя историю.

Селим: У меня нет истории.

Михримах: Вообще-то есть!

Селим: Черт.

Мустафа: А я тоже знаком с Малкочоглу. Мы учились в одном университете.

Баязед: Это сколько тебе лет?? Пятьдесят??

Михримах: Эй, вы!

Селим: Не хотел тебе говорить, брат, но в последнее время ты выглядишь старше своей матери.

Баязед: Это Ниса его довела.

Селим: От женщин одни неприятности.

Джихангир: А Махидевран, кстати, красивая.

Михримах: Джихангир!

Джихангир: Что?

Селим: Тебя мама убьет.

* * *

Баязед: Киньте кто-нибудь деньги на карту.

Михримах: Зачем?

Баязед: Зайти за молоком.

Михримах: Неубедительно.

Баязед: Ладно, мне не хватает на шлем двадцать четвертого уровня.

Михримах: Дурак, иди делай уроки!

Баязед: На злобную старшую сестру я и не рассчитывал. Как насчет братьев?

Селим: А нельзя пустить на доспехи кого-нибудь из отряда?

Баязед: Уже всех пустил.

Михримах: Какая ужасная игра!

Баязед: Так скинешь, Селим?

Селим: Нет, качайся сам.

Баязед: Жмот.

* * *

Михримах: Селим!

Михримах: Ты висишь в списках на отчисление!

Баязед: Хахаха.

Баязед: Лошара.

Михримах: Ведь только начало года!

Селим: Не парься.

Михримах: Что это за ответ??

Михримах: Где ты?

Селим: На лекции.

Михримах: Тебя там нет! Я проверила!

Селим: Вот черт.

Михримах: Каждое утро ты уходишь из дома, но тебя нет в универе. Где ты пропадаешь?

Михримах: Ау!Примечание к частиу меня что-то заглючило, и я не уверена, что вы видели 14 главу оо

— Мам, ну почему ты плачешь? — устало вздыхал Селим. Чемоданы были собраны, такси ждало на улице, а Хюррем утирала слезы носовым платком. — Даже когда уезжал Мехмед, ты так не плакала. К тому же, я переезжаю не в другую страну, а всего лишь через улицу.

— До тебя двадцать минут на машине! — воскликнула Хюррем. — Скоро и Михримах выйдет замуж и уедет, и Баязед женится… Потом и Джихангир повзрослеет, и я останусь совсем одна.

— Эй! — послышалось от Сулеймана.

— Ну что, обнимемся на прощание? — сухо сказал Баязед.

— Говоришь так, будто мы больше никогда не увидимся, — ответил Селим.

— Надеюсь на это, — буркнул Баязед и они похлопали друг друга по спинам.

— Но только не смей переезжать в мою комнату и трогать мои вещи, — сказал Селим.

— Сдалось мне твое барахло, — бросил Баязед.

Когда за братом захлопнулась дверь, Баязед вдруг расстроился. Разозлившись от этого, он с топотом поднялся в свою комнату и хлопнул там дверью. Кому теперь он будет говорить по утрам «доброе, черт побери, чтоб его, утро»? Михримах точно не оценит… А кто прикроет, пусть и неумело и нехотя, перед предками, когда он ночью уйдет гулять? С кем он будет играть в компьютерные игры? С Джихангиром неинтересно — он всегда выигрывает. С Михримах тоже — она не понимает, что делать, и задает глупые вопросы.

Селиму тоже было грустно. Над кем он будет шутить? Кого он будет раздражать? Ведь Баязед так смешно злится… Некого будет будить, притворяясь, что он случайно заскрипел его дверью. Не с кем будет читать рэп на скорость и спорить, кто быстрее выпьет острый соус прямо из бутылки… Конечно же, Селим всегда оказывался быстрее — это его скрытый талант, — и от этого еще веселее.

Хюррем впала в такое уныние, что ее великолепные подруги сговорились и отправились к ней на помощь. Махидевран, Хатидже и Шах-Хубан пришли в субботу вечером и застали Хюррем, завернутую в пушистый плед у телевизора. Она ела мороженое ложкой и одиноко пила вино. Еще и Сулейман уехал и вернется только утром… Джихангир сказал, что останется у друга (он даже не спросил, а поставил перед фактом), у Баязеда на все один ответ — «у меня тренировка», и даже любимая дочь не пришла утешить…

У Хатидже тоже было с собой вино, но женщины до самого дома спорили, куда же им лучше пойти. Хатидже наивно полагала, что Хюррем будет достаточно одного их вида, чтобы взбодриться — они могли бы тихо посидеть на кухне с пиццей, но Махидевран уверяла, что ей уже осточертел этот дом, и нужно немедленно куда-то выбираться. Хатидже и Шах-Хубан не знали, куда пойти, поэтому Махидевран выбрала ночной клуб. Потанцевать сейчас — самое то, тем более, в одном клубе сегодня ретро вечер, и женщинам вход бесплатный. Хюррем, всегда с удовольствием посещавшая общественные места, сегодня восприняла эту затею негативно.

— Я уже в том возрасте, когда единственный смысл жизни это вкусно поесть поздно вечером, — сказала Хюррем.

— Что это с ней? — фыркнула Шах-Хубан.

— Звучит уныло, — покачала головой Хатидже.

— И оскорбительно, — вставила Махидевран, — ведь ты младше нас!

Хатидже с Шах-Хубан не хотели выходить из дома, заявив, что не могут пойти в красивое заведение в таком виде.

— Теперь понятно, куда ты так вырядилась, — недовольно сказала Шах-Хубан, оглядывая новое платье Махидевран и идеально уложенные волосы.

— Да, могла бы и предупредить, — вторила ей Хатидже и расстроено посмотрела в зеркало на свой унылый хвостик. Она-то думала, что сегодня они посидят дома! Но, видимо, она единственная так думала, потому что Шах-Хубан была по-вечернему накрашена, и в ушах у нее были большие серьги.

Хюррем пришлось силой стаскивать с дивана и вести на второй этаж переодеваться. Заодно собирались и Хатидже с Шах-Хубан. Хатидже повезло, что у них один размер, в отличие от Шах-Хубан, которая, к своему ужасу, не влезла ни в один наряд Хюррем. Шах-Хубан вообще была расстроена — пришли документы на развод, но она никак не могла решиться подписать их. Страшно быть одной! Эсмахан переехала и не вспоминает ее… Может, как и Махидевран, завести себе собаку?..

— Кто-то просто слишком много ест, — прокомментировала Хюррем, постепенно, наконец, возвращаясь к своему обычному состоянию.

Махидевран довольно усмехнулась — план по поднятию настроения удался, ведь язва снова здесь, а Шах-Хубан даже встала с места и воскликнула:

— Что ты сказала?

— А она права, — вставила Хатидже. — Ты же лопаешь жареную курицу на ночь.

— Эту чертову закусочную открыли прямо возле моего дома! — воскликнула Шах-Хубан. — Я вижу ее из окна! Надо переезжать.

За час они собрались, но Шах-Хубан было нанесено страшное оскорбление — ей пришлось надеть платье Хюррем, которое осталось со времен беременности. Едва дом опустел, и такси уехало, как пришли Баязед и Хуриджихан. Баязед был не в духе — Хуриджихан вдруг решила, что ему стоит подтянуть математику. Он ненавидел цифры, да и вообще учебу… К тому же, вокруг столько интересных вещей, которыми можно заняться… Например, его друзья из многопользовательской игры уже шлют ему сообщения на телефон с текстом «Где ты, Герцог18?», хотя они договорились никогда не общаться в реальной жизни.

— Сегодня суббота! — воскликнул Баязед, когда убедился, что Хуриджихан не шутит. Она уже надела очки и стала доставать учебники.

— В конце года скажешь мне спасибо, — бросила она, с увлечением заглядывая в задачник. И почему ей так нравятся книжки?..

— Ладно. Только давай сначала поедим, — устало сказал Баязед.

— Нет, сначала мы сделаем твои уроки на понедельник, а потом поедим, — отвечала Хуриджихан таким тоном, словно уговаривала полуторогодовалого ребенка съесть еще одну ложечку, но Баязед в своем упрямстве ничего не замечал.

— Но это нечестно! — снова завелся он.

— Мы ведь только что ели у меня дома! — поразилась Хуриджихан.

— Но я хотел картошку фри!

— Не знала, что тебе не понравилась паста, ведь ты съел две тарелки!

Они потому и переместились из дома Хуриджихан в дом Баязеда, потому что вернулся с работы Ибрагим и обнаружил, что его ужин, который приготовила Хатидже, съеден. Пришлось заказывать еду из ресторана, а неуловимая парочка сбежала через задний двор, подло хихикая.

Хуриджихан точно не дала бы ему поесть, поэтому пришлось корпеть над чертовой алгеброй. А еще она объясняла суровым тоном (Баязед даже боялся что-то спрашивать), так строго стояла у него за плечом и смотрела, как он решает, что голодный мозг сам как-то заработал. Баязед даже удивился — он и не знал, что он такой умный! Вот бы он утер нос Селиму, который всегда называл его тупым, если бы он был тут… Баязед снова опечалился, вспомнив, что теперь брат живет в другом месте. Но это длилось недолго — Хуриджихан объявила, что теперь они могут заказать поесть, ведь с уроками было покончено.

— Мы много едим, Баязед, — объявила Хуриджихан. Она, хоть и не была голодна, не устояла перед сырными шариками.

— Да ладно, — махнул рукой тот.

Тем временем, в новой квартире Селима и Нурбану царила такая идиллия, что едва не пели птички в воздухе. Оказалось, их вкусы совпадали решительно во всем, поэтому они могли идеально обустроить свое жилище. Даже не было необходимости спрашивать друг друга — так или иначе Селиму понравился ковер, который выбрала Нурбану, а Нурбану понравились шторы, которые выбрал Селим. Отец втайне от жены отдал ему свою кредитку, взяв с сына слово, что в ближайшее время он найдет работу, ведь он должен сам обеспечивать свою семью. Селим только удивлялся, что у его родителей за секреты друг от друга, но ему это было на руку.

Нурбану не могла нарадоваться своему счастью. Она не ожидала, что Селим так серьезно отнесется к вопросу интерьера дома. Кажется, она попала в сказку… Но вскоре всякого рода мелочи помогли ей вернуться в реальность и осознать, что она не принцесса, а Селим уж точно не рыцарь. Например, он всегда в ванной оставлял после себя лужу и бросал мокрое полотенце, хоть Нурбану и просила не делать этого. Она не могла понять, ему нет дела до ее просьб или он не может усвоить такую элементарную истину. Но все было гораздо глубже. Обычно в душ после Селима всегда шел Баязед, а его так раздражало использованное полотенце на полу (впрочем, кому это вообще понравится?..), что Селим делал все, чтобы пребывание после него в ванной становилось невозможным. Еще он намеренно оставлял подолгу горячую воду и не проветривал, чтобы следующий, кто зайдет в ванную (Баязед), оказался в сауне. Он делал это на автомате, не задумываясь, поэтому искоренить привычку, установившуюся много лет назад, оказалось не так-то просто. Нурбану возмущалась — какое ребячество, обвинять во всем брата, которого здесь даже нет!

Эсмахан не сильно обрадовалась, когда узнала, что их новыми соседями снизу стали Селим и Нурбану. Не то чтобы ей не нравился Селим — просто теперь он все время торчал у них, а у любого добропорядочного хозяина такой гость, как Селим, вызовет, как минимум, желание уйти из дома. Он без конца курил (Нурбану запретила курить в своем присутствии, а, впрочем, может, она думала, что Селим бросил), сидел в их интернете (себе они никак не установят его), а еще доставал Мехмеда с домашней работой. У Нурбану такое соседство тоже вызвало беспокойство, потому что в квартире сверху то и дело что-то происходило и неясно, что, но, судя по звукам, там падала мебель. Телевизор слушали, казалось, на максимальной громкости, а еще Эсмахан настояла, и они с Мехмедом завели собаку. Маленькую, как кошка, собаку, которая выбегает в коридор, если кто-то приходит, и оглушительно тявкает. Селим так часто к ним приходил, что эта собака полюбила его больше, чем Эсмахан. Хотя, возможно, это потому, что Селим не ругает ее, когда она делает дела за диваном, а смеется и говорит, что она хорошая девочка.

— Селим, пойди и узнай, что там, — сказала Нурбану. Уже перевалило за полночь, а они до сих пор лежали, глядя в потолок, и слушали новости — из квартиры сверху все было слышно дословно, а завтра рано вставать.

Селим устало оделся и поплелся исполнять поручение, но проблемы не увидел — он уже давно заснул, а у этой Нурбану всегда все не так. После ночного визита телевизор обычно выключали (рассеянный Мехмед даже не смотрит на часы), собаку успокаивали, а два брата еще два часа проводили время за разговорами.

У Мустафы с Нисой, наконец, закончился ремонт, и это означало, что скоро приедет с визитом Хайреддин. Из-за этого не только Мустафа был на иголках, но и Ниса, которая хотела устроить идеальный ужин. Потом еще выяснилось, что в гости придет не только отец, но и другие — многочисленные — родственники Нисы, и он не знал, что делать. Просто не прийти, притвориться, что он на работе, он не мог (Нису так поразило это заявление, что она даже не придумала, что сказать), поэтому Мустафа, чтобы обеспечить себе хоть какую-то поддержку, позвал братьев. Он еще не был знаком с родственниками будущей жены, да и тесть держал дистанцию, поэтому он переживал больше, чем Ниса, которой предстояло в одиночестве приготовить дом к появлению гостей.

Братья обрадовались приглашению. Кому не понравится поесть домашней еды? Особенно был рад Мехмед. Выяснилось, что Эсмахан ненавидит готовить, поэтому в их доме ответственным за ужин был он, но об этом знали только они двое (а еще подруги Эсмахан). О чем не знал Мехмед, так это о том, что Эсмахан не умеет готовить, и, чтобы не ударить в грязь лицом перед любимым, она придумывает различные причины, а сама после работы заходит к маме и тренируется под ее суровым наблюдением, но пока выходит плохо. Шах-Хубан только хватается за голову — и как она упустила из виду такую важную часть воспитания! Впрочем, разве она виновата, что у Эсмахан все буквально валится из рук?.. У нее и сковородки воспламеняются, и кастрюли летят, и тарелки выскальзывают!

Селим тоже искал повод сбежать от Нурбану. Ее в последнее время будто подменили — она раздражительна, и все ей не нравится. Она сказала, что переживает из-за экзаменов, но Селим не дурак — он спросил мать, и она сказала, что это из-за беременности. И только тогда до него стало доходить — и как он раньше об этом не подумал? Ну какой из него отец? Ему только однажды доверили присмотреть за Джихангиром, но мать, вернувшись, обнаружила его с тарелкой каши на голове. Джихангира, а не Селима. Селим заснул на диване, а Джихангир изрисовал стену губной помадой. А когда его попросили забрать Джихангира из детсада, он привел не того ребенка! Более того, он привел девочку!

— Если мамаши и решают стричь дочерей полубоксом, то пусть хотя бы розовые сережки на них вешают, — сказал Селим тогда, но мать еще больше разозлилась.

А уж с тех пор, как он забыл коляску на улице, его не оставляли дома одного даже без Джихангира. Вот так всегда — стоит один раз в семь лет опозориться, а потом всю жизнь вспоминают. Он всегда говорил, что такого не помнит, но на самом деле ему было стыдно. Неужели он действительно настолько ужасен?!

У Баязеда тоже был повод придумать себе дела. Хуриджихан теперь каждый день, словно репетитор, проверяла его уроки, наивно полагая, что не поздно взялась за его голову. У Баязеда больше не было свободного времени. Целые вечера он грыз гранит науки, словно вдруг превратился в Джихангира или Михримах! Даже на тренировки он ходил не больше двух раз в неделю, а на его компьютере поставили пароль. Возмутительно, ведь ему уже не двенадцать! У матери он поддержки не нашел — они с Хуриджихан, кажется, сговорились. Хюррем только сказала:

— Наконец-то перестали трезвонить из школы. Я уже устала притворяться, что захожу в метро. Директор, наверное, начал что-то подозревать… Странно, что я в метро круглосуточно…

Джихангир тоже пришел с большим удовольствием. Он никому не сказал, но сейчас у него было занятие в музыкальной школе, а ему уже надоело туда ходить. На самом деле, это мать его заставила! Она все время говорила, вбивала ему в голову, что он должен ходить на английский, должен ходить на дополнительные уроки по математике, на шахматы, на фортепиано… Но Джихангир никуда не хотел ходить! Так он сейчас думал. Сейчас он хотел гулять с друзьями, а по вечерам сидеть в интернете.

Хайреддин, явившись в дом дочери и ее жениха, был так напряжен, словно его фотографировали на документы. Мысленно он искал изъяны и ко всему придирался (к Мустафе). Например, когда он пришел, Мустафы не было дома, и Нисе пришлось одной нести тяжелые пакеты с продуктами. В ванной опасно качалась полка с шампунями, скрипела лестница, а новые полки до сих пор стояли на полу, ведь Мустафа не в состоянии ни прибить их, ни вызвать того, кто сделает это за него. Но Хайреддин ничего не сказал дочери, чтобы не огорчать ее. Он немного смягчился по отношению к зятю, узнав, что этот дом выбрал он и полностью отделал его сам, но не сильно. Впрочем, вся семья так радушно отнеслась к Мустафе, что оставшийся в меньшинстве Хайреддин уже не нашел, что предъявить, и мысленно благословил их.

Хюррем: Почему четверка? Кто четвертый? Я, Хатидже, Шах-Хубан…

Махидевран: Вообще-то я!

Хюррем: Вот черт.

* * *

Хатидже прислала фотографию.

Махидевран: Неплохо, неплохо.

Шах-Хубан: За кем ты там шпионишь?

Хатидже: Я не шпионю. Случайно встретила его в очереди в банке. Это профессор Михримах, с которым она тайно встречается.

Хатидже: Ой, у меня прямо дух захватывает.

Махидевран: От чего?

Шах-Хубан: Ты начиталась женских романов, Хатидже.

Хюррем: Если Михримах узнает, будет в ярости.

Хюррем: Надеюсь, он не видел, как ты его снимаешь.

Махидевран: По-моему, он смотрит в камеру.

Шах-Хубан: Кажется, я вижу вспышку в его глазах.

Махидевран: Ты гений конспирации, Хатидже…

* * *

Хюррем: Приходите ко мне вечером. Сулейман уехал, а от детей я избавилась.

Махидевран: Боюсь представить, как.

Шах-Хубан: Наверное, как в прошлый раз, когда она увезла их к бабушке без предупреждения.

Хатидже: И не забирала целую неделю.

Шах-Хубан: Они школу пропустили.

Хюррем: Эй, вы! Придете или нет?

Шах-Хубан: Придем-придем.

Хюррем: Только с вас еда и вино.

Шах-Хубан: Черт, так и знала, что тут подвох.

* * *

Хюррем: У Селима такая странная девушка.

Махидевран: Селим вообще странный.

Хюррем: Почему это?

Махидевран: Он такой стильный и вежливый… Даже не кажется, что он твой сын.

Хюррем: Махидевран!

Махидевран: Хихи.

Хатидже: По-моему, Нурбану славная девочка, Хюррем.

* * *

Хатидже: Хюррем!

Хюррем: Что?

Хатидже: Почему твой сын не ночует дома?

Хюррем: Откуда я знаю, где он ночует?

Махидевран: Мать года.

Хюррем: И ты про которого?

Махидевран: Наверное, про Джихангира.

Хатидже: Про Баязеда! Они с Хуриджихан ловко пытались меня обмануть, но я нашла его ботинки в шкафу!

Хюррем: Так вот, почему он пришел босиком…

Махидевран: Все еще мать года.

Хюррем: Кто бы говорил. Мустафа почему-то поставил мой номер в экстренные контакты вместо твоего.

Махидевран: Все потому, что я живу в Эдирне!

Хюррем: Конечно.

* * *

Шах-Хубан: Вы не поверите, что я нашла в корзине с мусором.

Махидевран: Увлекательное заявление с утра пораньше.

Хатидже: Я завтракаю.

Шах-Хубан: Тест на беременность!

Шах-Хубан: Хюррем, объяснись!

Хюррем: Это что еще за обвинения???

Хюррем: Это тебе стоит объясниться!

Хюррем: Думаешь, он мой?

Махидевран: Кажется, у Эсмахан будет братик.

Хатидже: Или сестренка.

Махидевран: А кто отец?

Хюррем: Как — кто? Наверное, Лютфи.

Махидевран: Они же разводятся.

Хюррем: Видимо, уже нет.

Хатидже: Как я рада, что вы помирились!

Шах-Хубан: Мы не мирились!

Шах-Хубан: Эсмахан его делала!

Махидевран: Твои везде поспели, Хюррем.

Хюррем: Горжусь ими.

* * *

Хатидже: В эту субботу у меня девичник.

Хатидже: Посидим, как в старые добрые времена…

Махидевран: Девичник?

Хюррем: Это значит только одно.

Махидевран: Будет Фатьма.

Хатидже: Да чем вам Фатьма так насолила?

Шах-Хубан: Наверное, увела когда-то у них общего парня. Все проблемы Хюррем и Махидевран из-за мужчин.

Хатидже: А они, кстати, неплохо ладят, если на минуту забыть, что у них был один муж.

Шах-Хубан: И один парень. Еще ведь есть Лука.

Махидевран: Мы не ладим!

Хюррем: Да, что вы там себе выдумали?

Шах-Хубан: Ладно-ладно. Расскажите, что не так с Фатьмой.

Махидевран: Это она познакомила Сулеймана с Хюррем.

Хюррем: Это она познакомила Луку с Махидевран.

Шах-Хубан: Хахаха. Сейчас умру от смеха.

Хатидже: Хахахаха. Вот она судьба.

Шах-Хубан: Как она могла? Предательница.

Махидевран: Если будет Фатьма, мы не придем.

Шах-Хубан: Хатидже, нас с тобой выкинули.

Хатидже: Да, у них теперь своя компания.

Хюррем: Выбирайте — Фатьма или мы.

Хатидже: Эх.

Хатидже: Ладно, выбираю вас.

Хюррем: Почему так долго не отвечала? Ты что, еще думала?

Хатидже: Хихи.

* * *

Махидевран прислала фотографию.

Махидевран прислала фотографию.

Махидевран прислала фотографию.

Хатидже: Мимими.

Махидевран прислала фотографию.

Хюррем: Махидевран!

Махидевран: Что?

Хюррем: Можно подумать, мы не видели твою собаку.

Шах-Хубан: Да, мы вообще-то работаем.

Махидевран: :(

— Доброе утро.

— Да уж… Доброе утро…

— Как дети?

— В порядке. Мустафа как?

— Тоже.

За таким неловким разговором Хюррем и Махидевран, случайно встретившиеся в парке, побежали дальше. Хюррем знала, что Махидевран обычно выходит на пробежку около семи, поэтому теперь стала выходить в шесть, но, видимо, та тоже поменяла свое время. Больше они не разговаривали, а потом это и вовсе превратилось в соревнование. Махидевран, потерпевшая поражение, усталая и злая с утра пораньше, ушла домой, решив, что надо больше тренироваться. А Хюррем, теперь в приподнятом настроении, решила приготовить семье особенный завтрак.

Уже в восемь часов зазвонил телефон. Конечно, звонила Фатьма. У нее либо не было часов, либо ей все равно, сколько времени.

— Доброе утро, Хюррем. Как дела? Как дети? Мы так давно не виделись! Аллах, я уже скоро забуду, как ты выглядишь! Я на выходных устраиваю ужин. Будут все девочки. Хочу познакомить вас со своим будущим мужем. Я скоро выхожу замуж! — на одном дыхании высказалась Фатьма, пока Хюррем варила кофе.

— Аллах, ты ведь уже замужем! — воскликнула изумленная Хюррем.

— Что ты такое говоришь, дорогая? — послышался ответ, а потом она заливисто рассмеялась. — Ты опять что-то путаешь. Если бы я была замужем, ты бы обязательно знала. Как бы я смогла не пригласить тебя на свадьбу? Мы столько лет дружим, Хюррем! — та даже не успела перевести дух, как Фатьма продолжила: — Так ты придешь? Девочки уже согласились. Хотя я еще не звонила. Я позвонила первой тебе, конечно. Но, я уверена, они согласятся с большим удовольствием. Жду тебя в субботу. Целую. Пока-пока! — она бросила трубку, а Хюррем бросила ложку. Ох уж эта Фатьма!.. Только голова разболелась от этой болтовни.

Хюррем под звук телевизора из гостиной решила, что в субботу заболеет ее мама, а со второго этажа послышались недовольные голоса. Хоть Селим и переехал, споры в этом доме не затихали ни на минуту.

— Дети! — крикнула Хюррем. — Что за шум?

— У Джихангира сегодня концерт в музыкальной школе, а он не хочет идти, — заявила Михримах, когда они спустились.

— Сестра!

— Как это — не хочет? — воскликнула Хюррем и захлопала глазами. — И почему я не знаю о том, что у тебя концерт?

— Мам, пожалуйста, не приходи, — устало протянул Джихангир.

— Что это значит? — не получив ответ, она добавила: — Джихангир! Ты что, собираешься просто не прийти на свое выступление?

— А что?

Рассмеялся, хлопая в ладоши, Баязед. Он сказал:

— Представляю… Объявляют Джихангира, но никто не выходит. Ведущий орет со сцены «Джихангир Кануни! Джихангир Кануни!», в зале начинают перешептываться, ведущему неловко… — но, заметив суровый взгляд матери, он умолк.

— Кому будет неловко, так это мне. Тема закрыта, Джихангир, — отрезала Хюррем. — Ты идешь на концерт, и я тоже.

— Черт! — воскликнул тот, а Хюррем так растерялась, что только сделала большие глаза. — Михримах просто некого доставать после переезда Селима, вот она ко мне и прицепилась.

— Михримах здесь не причем, — сказала Хюррем и повернулась к кофе, а расстроенному Джихангиру не оставалось ничего другого, кроме как сбежать в школу пораньше. — Ты же не позавтракал, сынок! — но дверь уже захлопнулась.

После работы Сулейман и Хюррем, как примерные родители, отправились в музыкальную школу Джихангира с опозданием. У Сулеймана задержалось совещание, а Хюррем никак не могла выехать с парковки — какой-то умник остановился прямо на входе! Джихангир уже посмел надеяться, что они забыли, как услышал скрип тяжелой двери. Ведущий концерта как раз замолчал, и все обернулись посмотреть на входящих. Свободные места были только на первом ряду, и Хюррем, гордо стуча каблуками, направилась туда.

— А сейчас, поскольку концерт посвящен одному из самых талантливых композиторов своего времени Людвигу ван Бетховену, мы подробнее расскажем вам о его жизни…

Послышался одинокий недовольный крик откуда-то с последнего ряда, и только потом все поняли, что это Ибрагим. Хатидже толкнула его локтем, а потом притворилась, что это не он кричал.

— Это надолго, — проворчал он, не обращая внимания на взгляды. — Еще, как назло, Хуриджихан выступает последней.

— Они все равно заперли двери, — ответила Хатидже шепотом. — Мы бы не смогли уйти посреди концерта.

— Но ведь Сулейман и Хюррем как-то вошли, — спорил Ибрагим.

— Директор сидит у самой двери! — сказала Хатидже. — Он бы нас увидел.

— Тебя. А как выгляжу я, он даже не знает, — продолжал Ибрагим. — Я бы сказал, что я папа Джихангира. Сулеймана ведь он тоже не видел, — он усмехнулся, но под тяжелым взглядом супруги, которая хотела послушать о жизни Людвига ван Бетховена, затих, но внутренне продолжал негодовать. Это не то, чем он хотел заняться после работы! Только главное — улыбаться, когда выйдет Хуриджихан. Впрочем, вряд ли она сможет разглядеть их лица, да и перед ними сидела женщина с такой пышной прической, что Ибрагим не видел сцену.

Сулейман и Хюррем оглянулись и помахали им, а Хатидже снова велела мужу не привлекать внимание. После концерта женщины остановились у гардероба поздороваться. Сулейман и Ибрагим, которых слишком утомила классическая музыка (это длилось целую вечность, хоть они и старались демонстрировать стойкость), ушли самыми первыми, чтобы подышать свежим воздухом. Хатидже сказала, что — действительно — она с радостью придет завтра на ужин к Фатьме.

— Какое совпадение! У Махидевран тоже заболела мама, — сказала Хатидже и хихикнула. — Вы идете с нами. В самом деле, что мы вдвоем с Шах-Хубан будем там делать? В последнее время у нас натянутые отношения.

— У нас у всех натянутые отношения, и они были всегда, — буркнула Хюррем.

Дома стоял крик. Баязед играл и матерился на втором этаже и, видимо, не знал, что дома есть кто-то еще. Он получил первую в жизни пятерку, и мать в качестве поощрения сказала пароль на компьютере. В наушниках был Селим, который, кажется, еще не привык к жизни семейного человека и тоже играл, громко, на всю квартиру, раздавая указания монитору. На кухне возмущалась и готовила ужин Нурбану. Селим предлагал поиграть и ей, но Баязед заявил, что это исключено. В стену стучала Эсмахан, но Селиму в наушниках ничего не было слышно. Правда, компьютер Баязеду вернули ненадолго — выяснилось, что он снова подрался в школе. На самом деле, Джихангира задирали одноклассники (ему даже дали прозвище Моцарт — в обидном смысле), и Баязед преподал им урок, но не сказал об этом матери и принял удар на себя. Но Селима оторвать от компьютера не удалось, и Нурбану, обидевшись и ничего ему не оставив, ушла ужинать к Эсмахан и Мехмеду. Селим так уставал в университете, что у него ни на что не было сил, а ведь еще надо найти работу! Даже Баязед взялся за голову, так что он не может ему проиграть. Придя после занятий, Селим сразу садился за книжки, но учиться, оказалось, не так-то просто, ведь он из тех странных студентов, которые всегда возмущаются «мы это не проходили!», хотя его не было.

Никакие доводы Хюррем не помогли, и в субботу утром пришлось ехать выбирать подарок для дома Фатьмы. Хюррем и Махидевран были недовольны — ведь и на свадьбу не придешь с пустыми руками! Столько трат, только чтобы показаться милыми. Шах-Хубан предложила подарить что-нибудь со смыслом. Больше всех ей понравилась картина, на которой была изображена женщина в окружении тринадцати поклонников, но, увы, она не могла выбрать ни одного из них.

— А она не обидится? — спросила Хатидже, пока они четверо стояли у картины с озадаченными, словно в музее, лицами.

— Аллах, о чем ты подумала? — сказала Шах-Хубан. — Ты переворачиваешь все с ног на голову. Это просто картина.

После тщательного часового осмотра всего магазина они все-таки купили картину, потому что все остальное — лампа, ваза, подушка — казалось не таким оригинальным.

— А вот и вы! Минута в минуту, даже без опоздания. Милый, познакомься, это мои лучшие подруги. Хюррем, Махидевран, Хатидже, Шах-Хубан. С Хюррем мы знакомы со школы. С остальными — с университета. Девочки, это Ахмед. Я встретила его на работе в прошлом году, и с тех пор мы не расстаемся, — даже не запнувшись, словно радио, проговорила Фатьма.

— Да мы ведь уже знакомы! — воскликнула Хюррем.

— Да ты что? — захлопала глазами Фатьма. — Не может быть. Вы встречаетесь в первый раз, душа моя. Родные, свадьба будет грандиозная. А еще… Вы не поверите. Мы переезжаем в ваш район! Дела с риэлтором и продавцом уже улажены, так что осталось только собрать вещи. Дом практически рядом с тобой, Хюррем! Скоро будем праздновать новоселье! — выпалила она раньше, чем гостьи успели снять пальто.

Женщины стали переглядываться, а Махидевран как-то странно усмехнулась, будто подавилась, и закрыла рот рукой в попытках скрыть это. Она живет далеко, ей бояться соседства с Фатьмой нечего. Наконец, подал голос новоиспеченный жених. Он сказал:

— Дорогая, сколько ты будешь держать гостей на пороге? Проходите. Добро пожаловать.

Фатьма оказалась лучшей хозяйкой, чем ожидали не ожидающие ничего хорошего Хюррем и Махидевран. Она приготовила столько еды, словно собиралась накормить делегацию, носилась, как заведенная, из кухни в гостиную и обратно и все время предлагала добавки. Тем не менее, Хюррем и Махидевран все равно сидели с лицами критиков в ресторане и шепотом обменивались комментариями по поводу того или иного блюда.

Тем временем, мужчины, которых отправили проводить субботний вечер в боулинг-клуб, тоже не скучали. Они затеяли ответственное дело — помирить Лютфи с женой.

— Он сам не свой от горя, — сказал Ибрагим, пока Лютфи был в туалете. На самом деле, они не хотели брать его с собой, чтобы спокойно обсудить план по примирению, но и оставить его дома в одиночестве тоже не могли. Поэтому его то и дело просили принести пиво на всех или позвать официанта, который не обращает на них внимания, а Хайреддин уже три раза за час звал его на улицу курить, хотя Лютфи, вообще-то, бросает. Хотя… какой теперь смысл бросать?..

— Да уж… Если честно, я его не узнаю, — присоединился Сулейман. — Не спит, не ест, не хочет выходить из дома… Он пропадет без Шах-Хубан.

— Она ведь еще не подписала документы, — сказал Хайреддин. — Может, она передумает?

— Хюррем сказала, что она просто разлила на них кофе, — сказал Сулейман.

— Но с другой стороны ее тоже можно понять, — сказал Ибрагим, — ведь он изменил.

— Вы не поверите, когда это было, — сказал Хайреддин. — Десять лет назад!

— И она только узнала? — поразился Ибрагим.

— Разве от женщин можно что-то скрыть?.. — вздохнул Сулейман.

— Впрочем, десять лет назад не значит, что не было, — хмыкнул Ибрагим.

— Он просил прощения? — сказал Хайреддин.

— Конечно, просил, — сказал Ибрагим. — Но не так просто забыть и идти дальше. Женщине нанесли такой удар…

Вдруг вернулся Лютфи, сел за стол, словно приведение, и сплетничать пришлось резко прекратить. Впрочем, Лютфи, казалось, пребывал в своих мыслях и, кажется, не слышал ничего вокруг себя.

В итоге, разговаривая урывками по пять минут, они решили устроить этим двоим идеальное свидание. Шах-Хубан ни за что не согласилась бы прийти, поэтому пришлось подговорить женщин. Хюррем заявила, что та ее убьет, но Хатидже пришла в такой восторг от их идеи, что сразу предложила в общей беседе пойти каким-нибудь вечером, будто невзначай, поужинать в ресторане. Махидевран, которой потом все рассказали, сказала, что план изначально обречен на неудачу, но предупреждать Шах-Хубан не стала из вредности — она тоже знала, что подруга будет в ярости.

— Может, сядем подальше? Они нас точно заметят.

Махидевран нервно оборачивалась, выглядывала через листья огромного цветка — они сидели в самом углу. До прибытия Шах-Хубан оставались считанные минуты, и Лютфи уже не находил себе места, но старался держаться с суровой холодностью и слишком сосредоточенно проверял телефон каждую минуту. Мужчины специально выбрали ему самый дальний от входа столик, чтобы у Шах-Хубан не было возможности, увидев его, развернуться и уйти. А женщины, чтобы не вызвать подозрений, притворились незаинтересованными и сказали, что идут в кино. Впрочем, Лютфи сейчас был не в состоянии заметить, что за ним ведут наблюдение.

— Как? — простодушно отозвалась Хюррем.

— Ты сидишь, как светофор! — воскликнула Махидевран. — Зачем ты вырядилась в красный?

— А ты устроила ссору на парковке! — парировала Хюррем. — Мне кажется, Лютфи услышал нас, когда ты кричала на бедного мужчину.

— Это мое парковочное место, — упрямо сказала Махидевран, — и все об этом знают.

— Если мы не будем кричать, нас никто не увидит, — выдержано вставила Хатидже.

Поймать Шах-Хубан в ловушку оказалось даже проще, чем они думали, — она о таком совершенно не подозревала. Правда, конспираторы из Хюррем, Махидевран и Хатидже никакие — злополучный столик то и дело привлекал к себе всеобщее внимание. То Хюррем со звоном уронит вилку на тарелку, то зазвонит — оглушительно громко — телефон Махидевран, а потом и вовсе они решили заказать шампанское, и официант открыл его прямо за столом. Шах-Хубан прислала в общую беседу сообщение с угрозами, и три горе-шпионки засобирались домой, кисло поздоровались с Лютфи, проходя мимо, и ушли.

Эсмахан: Кто поставил название? Мы не обманщицы!

Михриниса: И даже не милые.

Нурбану: Не все.

Михриниса: Эй!

Михриниса: Короче, название дурацкое.

Михримах: Ну ладно.

Михримах сменила название беседы на «Сплетницы».

Эсмахан: Ну, даже не знаю.

Михримах сменила название беседы на «Отчаянные домохозяйки».

Хуриджихан: Ты сериалов насмотрелась?

Михримах: Ага.

Хуриджихан: Выходные прошли не зря.

* * *

Нурбану: Что делать, если тебе прислали штраф за превышение скорости?

Михримах: Оплатить его.

Нурбану: Что делать, если машина не твоя?

Михримах: Нурбану!

Нурбану: Матушка убьет меня.

Нурбану: Ладно, скажу, что это Селим ездил на ее машине.

* * *

Нурбану: Михримах, ты дома?

Михримах: Дома. А что?

Нурбану: Можешь чем-нибудь отвлечь Баязеда?

Михримах: Дай угадаю. Они опять с Селимом играют по сети?

Нурбану: Они не играют, а орут матом!

Нурбану: Я пытаюсь подготовиться к тесту!

Нурбану: И Эсмахан стучит нам в стену.

Эсмахан: Конечно, буду стучать!

Михримах: Сейчас что-нибудь придумаю.

* * *

Михриниса: Что подарить Мустафе на день рождения?

Эсмахан: Себя.

Хуриджихан: Хи-хи-хи.

Нурбану: Лучший подарок — тест на беременность с одной полоской.

Михриниса: Тогда ты в пролете.

Эсмахан: Точнее в залете.

Нурбану: Эй, вы!

Михриниса: Я все это уже дарила. Есть другие идеи?

Михримах: Я решила подарить ему электронную книгу. Его сломалась.

Михриниса: А можно я скинусь с тобой? Типа мы вместе придумали.

Михримах: Так нельзя, дорогая!

Михриниса: Вот черт.

Михриниса: Ненавижу выбирать подарки.

* * *

Эсмахан: Нурбану, где твой муж?

Нурбану: Я не замужем!

Михримах: Вот это заявление.

Хуриджихан: Вы что, поругались?

Эсмахан: Да, они поругались, и Селим торчит у нас весь вечер!

Эсмахан: Он сказал, что Нурбану поменяла замки!

Нурбану: Это неправда!

Эсмахан: А я вот так и думала, что он просто хочет посидеть у нас в гостях.

Эсмахан: Я же не скажу ему уходить.

Эсмахан: Но уже час ночи!

Эсмахан: Нурбану, забери его.

Нурбану: Пусть хоть переезжает или спит на лестнице! Мне все равно!

Михриниса: Они такая милая пара.

Хуриджихан: В последнее время всем так нравится приходить к вам в гости, Эсмахан.

Михримах: Просто теперь квартира Мехмеда, наконец-то, не похожа на склад.

Нурбану: Да, у тебя отличный вкус, дорогая. Интерьер такой легкий, ненавязчивый.

Эсмахан: Не подмазывайся и забери своего мужа, дорогая!

Нурбану: Нет уж, я не хочу его видеть. Он, наверное, уже пьяный. Идиот.

Эсмахан: Нет, не пьяный.

Нурбану: Я тебе не верю.

Эсмахан: Ну, все, я тебе это припомню, Нурбану!

Нурбану: Не ругайся с беременной женщиной.

* * *

Эсмахан: У меня ЧП.

Эсмахан: У нас с Мехмедом сегодня годовщина, и я обещала ему приготовить ужин, но...

Нурбану: Сгорела кухня.

Эсмахан: Лучше бы это было так.

Нурбану: А чем тогда так пахло? Я хотела пожарных вызвать.

Эсмахан: Надо было вызвать. Я бы притворилась, что был несчастный случай.

Хуриджихан: Так что с ужином? Прямо заинтриговала.

Эсмахан: Короче, я перепутала все специи.

Эсмахан: А еще сковородка воспламенилась.

Эсмахан: И я вылила на нее воду.

Михриниса: Ого... Ты цела?

Эсмахан: Вроде.

Михримах: Пожар нужно тушить не так, душа моя! Нужно было воспользоваться мокрым полотенцем.

Эсмахан: Это ты виновата!

Михримах: Почему это???

Хуриджихан: Ты же раньше говорила ему, что просто не любишь готовить.

Эсмахан: Больше не прокатывает.

Эсмахан: Я уже четыре часа на кухне, потому что Мехмед думает, что я готовлю шикарно, просто роскошно, как в ресторане.

Эсмахан: Спасибо, Михримах!

Михримах: Я ведь хотела как лучше!

Михриниса: Кто-нибудь объяснит, в чем дело?

Михримах: Когда я познакомила Эсмахан с Мехмедом, я решила рассказать о ней все самое лучшее, чтобы он сразу влюбился.

Эсмахан: Половину ты выдумала!

Михримах: Я думала, он все равно потом забудет!

Михримах: Это же Мехмед.

Эсмахан: Как назло, он запоминает только то, что не надо.

Михримах: Я ведь даже не обращала внимания, что я говорю.

Эсмахан: Да уж, с тобой такое часто случается.

Нурбану: Все-таки зря ты так жестоко обманула парня, Михримах.

Хуриджихан: Ага, теперь расстроится.

Михриниса: Ха-ха-ха.

Эсмахан: Ничего подобного! Я закажу еду в ресторане.

* * *

Нурбану: Черт, едут мои родственники из Италии, хотят познакомиться с моей новой семьей.

Хуриджихан: Кажется, у тебя неприятности.

Михриниса: Да нет, скорее, у Селима.

Михримах: Эй! Что именно неприятного в том, что они познакомятся с нами??

Михриниса: Да ничего... Но вот мой папа до сих пор как-то не влился в семью.

Михримах: В том, что он отдаляется, есть и его вина!

Михримах: Матушка очень огорчится, если узнает, что он так думает.

Михримах: Все, я ей сказала.

Михримах: В субботу мы ждем тебя, Мустафу и господина Хайреддина на ужин.

Михриниса: Михримах! Зачем ты рассказала???

Михримах: Ты не предупреждала, что это секрет!

Эсмахан: Не рассказывайте секреты Михримах.

Хуриджихан: И вообще ничего.

Нурбану: Что мне делать с родственниками?? Боюсь опозориться перед ними.

Михримах: Ну спасибо!

Нурбану: Думаешь, у меня нет поводов для волнений?

Нурбану: Баязед матерится за столом, Мехмед всегда голодный, как волк, а Мустафа ни с кем не разговаривает!

Михримах: Зато Джихангир играет на фортепиано.

Хуриджихан: Лучше бы волновалась за Селима, дорогая!

Эсмахан: Вот-вот. Следи, как бы он не напился.

Нурбану: Он не пьет днем!

Эсмахан: Но сейчас утро!

Нурбану: Да идите вы.

Эсмахан: Осыпала оскорблениями и сама же обиделась.

Михриниса: Гормоны.

Михримах: Да нет, она всегда такой была.

* * *

Эсмахан: Мне кажется, я видела то, чего не должна была видеть.

Михримах: Только не надо нам снова фоткать пол в ванной.

Хуриджихан: Ага, первый раз слышу, чтобы у кого-то дома завелся мох.

Эсмахан: Это было давно и от сырости! И Мехмед давно его вывел, ясно?

Нурбану: Так что ты увидела?

Эсмахан: Короче, я была у мамы и нашла в шкафу в прихожей букет.

Эсмахан: Пахло вкусной едой.

Эсмахан: И она странно себя вела.

Эсмахан: Нарядилась ни с того ни с сего и пыталась выпроводить меня из дома, но я ведь не дурочка!

Михримах: У нее уже новый муж???

Хуриджихан: Она ведь еще со старым не развелась.

Нурбану: А она времени зря не теряет.

Михриниса: Это твоя мама, Эсмахан, и я ее уважаю и не хочу, чтобы ты обиделась, но я считаю, что она правильно поступает. Пора двигаться дальше. Женщина заслуживает быть счастливой!

Хуриджихан: Ты, конечно, права, Ниса, но это может обернуться большими проблемами для нее. Надо все-таки сначала довести дело до конца.

Эсмахан: Почему вы спорите, не разобравшись??

Эсмахан: Сумасшедшие!

Эсмахан: Я даже не договорила!

Михримах: Мы внимательно слушаем, милая.

Эсмахан: Это был папа!

Эсмахан: Они, походу, помирились или, по крайней мере, идут к этому.

Эсмахан: Оказалось, он даже ночевал дома! Мама отказывается об этом говорить, но я увидела его одежду в шкафу.

Михримах: Ты молодец, миссис Марпл.

Эсмахан: Она вообще-то мисс.

Нурбану: Ну ведь это хорошо. Почему ты паникуешь?

Хуриджихан: Да, поздравляю. Хорошо, что семья не распадется.

* * *

Хуриджихан: Кто-нибудь ходил к репетиторам?

Нурбану: Я ходила.

Эсмахан: И я.

Хуриджихан: Как доступно объяснить ребенку математику, чтобы он понял?

Хуриджихан: Ну там на яблоках и пирожках.

Хуриджихан: А то мне говорят, что я так сильно усложняю, что становится еще непонятнее, чем до этого.

Михримах: Ты все-таки решила взять в ученики того пятиклассника?

Хуриджихан: Да нет, это у Баязеда контрольная на следующей неделе.

* * *

Михримах: Нурбану, ты была у нас дома и взяла из шкафа мою одежду??

Нурбану: Как ты узнала??

Михримах: Увидела в твоем инстаграме!

Нурбану: Черт.

Нурбану: Не злись, ладно?

Нурбану: Мы же сестры.

Михримах: Конечно, это всего лишь платье, пальто и туфли, но ты могла бы и спросить! Я бы не отказала.

Нурбану: Прости.

Нурбану: Я понимаю, что поступила необдуманно. Не понимаю, что с моим настроением из-за беременности.

Михримах: Хорошо, забудь, я не злюсь... Но через несколько месяцев эта отмазка не прокатит...

Эсмахан: Тогда она будет говорить, что она молодая мама, хи-хи.

Шах-Хубан была в негодовании и даже целую неделю не разговаривала с подругами. Сговорились за ее спиной, обманули ее и заманили на эту унизительную встречу! Хотя в глубине души ей было приятно — они с Лютфи, наверное, впервые за всю долгую совместную жизнь рассказали друг другу обо всем наболевшем, и Шах-Хубан встала из-за стола со странным чувством выполненного долга. Определенно она испытала облегчение, убедившись, что муж ее любит, да еще так беззаветно. Шах-Хубан не подписала документы о разводе, но зато завела волнистого попугайчика. Правда, идея оказалась не такой уж удачной — птица щебетала дни напролет и умолкала, только если накрывать клетку черным пледом. Поэтому Шах-Хубан заглядывала к питомцу, только чтобы покормить его, а клетку поставила на холодильник, потому что в зоомагазине его не принимали назад.

— Черт побери! Это возмутительно! Я напишу на нее жалобу!

Утро самого энергичного семейства района теперь начиналось не с забытого вчера в тостере хлеба, не с поисков в шкафу одного жалкого ботинка и даже не с отчаянных криков «Кто в туалете?!». Будильником Хюррем теперь было сверление и дребезжание стен, а еще ругательства грубых рабочих, а будильником остальных были ругательства Хюррем.

— Сколько можно делать ремонт? — негодовала она. Она варила кофе, готовила завтрак и кричала куда-то в воздух: — Она что, решила перекроить дом с самого фундамента?!

— Ты не можешь пожаловаться, Хюррем, — наконец, откликнулся Сулейман. — Сейчас ведь не ночь.

Не добившись поддержки от мужа, она позвонила Махидевран, но и та оказалась не слишком заинтересованной в проблеме.

— Наверное, радуешься, что надоедливая женщина поселилась не на твоем заднем дворе! — сказала Хюррем. — Я вижу ее из окна!

— Конечно, — хихикнула Махидевран, — между прочим, я делила с ней комнату в общежитии, так что теперь твоя очередь развлекать ее.

— Кто сказал, что мы установили очередь?! — возмутилась Хюррем.

Пока она разговаривала и пока шипела яичница, отовсюду слышались крики.

— Мам, у меня не высох спортивный костюм. Можно я пойду в мокром?

— Хюррем! Кто-то забыл в стиральной машине красный носок! Что стало с моей белой рубашкой? Баязед!

— Мам, Джихангир ставил опыты по физике на моем фене!

— Ладно, Хюррем, — сказала Махидевран, видимо, услышав все это, — мне пора в СПА, а потом на пилатес. До встречи.

— Хорошо устроилась, коварная! — а положив трубку, семье она крикнула: — Джихангир, верни фен сестре! Ты что, ребенок?

— Мне тринадцать! — ответил тот, спустившись вниз.

— Дети в твоем возрасте обычно считают себя взрослыми! — сказала Хюррем, поразившись.

— Хочу немного продлить счастливую пору, — бросил Джихангир, усаживаясь за столом, а Хюррем и Сулейман обменялись недоуменными взглядами.

Сулейман все носился по кухне со своей новой старой розовой рубашкой, Михримах искала фен, а Баязед, так ничего и не придумав, надел мокрый спортивный костюм. Едва Хюррем повесила трубку, позвонил Селим и сказал, что взял ее машину! Хюррем не поверила, но посмотрела в окно — действительно, машина Сулеймана была на месте, а ее не было!

— Когда ты успел? — поразилась она. — И почему не предупредил? Как я теперь должна ехать на работу?

— Мам, у меня очень важные дела. Не было времени, — послышалось от Селима.

— Тогда почему не взял машину отца? Тебе же не нравится моя!

— Теперь уже поздно, мам. Я не могу вернуться, — ответил расслабленный Селим.

— Только будь осторожен. Всегда, когда ты на моей машине, мне присылают штраф за превышение скорости, — в ответ Селим только сказал, что у него плохая связь, и он ничего не слышит, и бросил трубку. Швырнув телефон, она воскликнула: — Зачем мы завели столько детей?!

— Это была твоя идея, — бросил Сулейман. — Так что мне делать с рубашкой, дорогая?

— Загляни в шкаф. Она у тебя не одна!

Но Сулейман, видимо, не вспомнил дорогу к шкафу, поэтому заботливая жена лично отправилась на поиски белой рубашки. Хюррем была зла еще и потому, что она снова встала раньше всех, но в этот раз — потому что теперь вместо Селима с ними жила собака. Оказалось, Михримах всю жизнь мечтала о животном, но, заранее догадавшись, что мать будет против, она сразу пошла к любящему отцу. Возмутительно! Ведь Михримах скоро выйдет замуж и съедет, оставив игривого щенка на попечительство Хюррем. Целый день он носился по дому, лаял без причины, сносил вазы и грыз мебель, но проблему, кажется, увидела лишь Хюррем. Дети в восторге от пса и даже Сулейман, которому не приходилось каждый день собирать осколки с пола, выглядел счастливым. Видимо, его детская мечта тоже осуществилась. Только в эту мечту не вписывался подъем в пять утра.

— Если твой питомец разорвет еще один коврик, ты переедешь раньше, чем думаешь, Михримах! — кричала Хюррем, уже забыв о том, что мужу не в чем идти на работу. Хюррем обожала покупать новые вещи в дом и обновляла их с завидной периодичностью. Например, новый ковер под дверь в прихожей она покупала каждый месяц, но этот уже третий за две недели.

Обидевшаяся Михримах спустилась со второго этажа и ответила:

— Это не просто питомец! Его зовут Феликс!

— В самом деле, это просто коврик, Хюррем, — вмешался Сулейман, сидя в кухне с Феликсом на коленях. Он так и был в домашней футболке, но в выглаженных брюках. — Ты и так покупаешь новый каждую неделю. Давай лучше завтракать.

— А ты приготовил завтрак?! — вскричала Хюррем, недовольная таким исходом. Сулейман сделал грустное лицо, а Хюррем продолжила: — Вот именно. Сейчас уберу мусор с пола и пойду готовить вам завтрак!

Загремела посуда, а растерянные отец и дочь обменялись взглядами. Михримах пожала плечами и сказала:

— Видимо, мама не любит животных.

Джихангир в последнее время вел себя не как обычно, темнил и не отвечал на вопросы, и только хитрой Михримах удалось выяснить, что он… нашел девушку. Секреты Михримах хранить не умела, поэтому скоро об этом узнали все.

— И когда мы с ней познакомимся? — сказала Хюррем и лукаво улыбнулась.

— С кем? — спросил Джихангир, лениво жуя бутерброд.

— С дамой твоего сердца, сынок, — отвечала Хюррем.

Баязед прыснул, а Джихангир, вздрогнув, воскликнул:

— Мам! Почему ты говоришь это таким тоном? Фу!

— Тут нечего стесняться, сынок, — вмешался Сулейман. — Ты уже в таком возрасте, когда естественно, что тебе нравятся девочки.

Баязед расхохотался в полный голос (и с набитым ртом), а Джихангир, чье настроение было окончательно испорчено с утра пораньше, сказал:

— Откуда вы все вообще об этом узнали? — Баязед невольно посмотрел на Михримах, а Джихангир добавил: — Все понятно!

— Почему ты сдал меня? — буркнула та и толкнула Баязеда локтем.

— Никто ни с кем не познакомится, понятно? — сказал сердитый Джихангир.

— Понятно, — ответила Хюррем, нисколько не расстроившись.

Они с Михримах обменялись подозрительными взглядами, видимо, уже придумав свой план, а Джихангир объявил:

— Я пошел в школу!

Важным делом Селима оказалась работа. Он так переживал, что никуда не устроится, что решил подойти к вопросу практично и пойти туда вместо учебы. Нурбану была недовольна — она сказала, что и мать будет недовольна, и именно поэтому ей ничего не сказали. Он — с горем пополам — получал экономическое образование, и ему удалось устроиться ассистентом в маленькую компанию, но Селим не был в восторге от работы, потому что он вообще не любил ни работать, ни учиться. Вообще Селим и Нурбану в последнее время решили уйти во все тяжкие, взять от жизни все, пока еще у них нет полноценной семьи — ребенка. Каждый день они куда-то ходили — в бар, в кино, в клуб, на двойное свидание с Мехмедом и Эсмахан. Идеи у Нурбану не заканчивались, хотя Селим начинал уставать. Он только удивлялся, откуда у его жены столько сил, ведь они оба вставали в семь утра и проводили целый день на ногах. Ночью они уходили из клуба только тогда, когда уставший бармен говорил, что они закрываются. Но Нурбану по утрам все равно выглядела, как из журнала, словно спала не час, а все восемь. Зато Селим в темных очках сидел на диване на работе, развалившись, и лениво жевал жвачку в ожидании клиентов. Селим не был незаменимым работником, впрочем, это лучше, чем ничего.

Учителя в школе искренне недоумевали — Баязеда подменили, кто-то другой просто вселился в его тело. Или хулиган договорился со своим умным знакомым, который написал за него все контрольные на отлично? В замешательстве они звонили Хюррем, но предприимчивая женщина, наученная опытом, не брала трубку. Не хватало ей очередных жалоб от истеричных учителей. Они и сами должны быть в состоянии успокоить детей. Хуриджихан была чрезвычайно горда собой — она училась в параллельном классе, и до нее доходили слухи. Может быть, ей после школы стать учителем?.. Или хотя бы репетитором. Баязед перестал учиться в седьмом классе, но сейчас никто об этом и не подумал бы. Он просил особо не распространяться об его успехах. Он не сказал ей, но он боялся опозориться перед друзьями.

Вечером Хюррем задержалась на работе, а дети где-то гуляли, поэтому Сулейман грустно проводил вечер в одиночестве. Хюррем так и не решила вопрос с рубашками, поэтому Сулейману пришлось заняться этим самому, но и ему не удалось — не сразу догадавшись, на какие кнопки нажимать, он налил в стиральную машину ополаскиватель вместо порошка и озадачился, почему ничего не отстиралось. Потерпев неудачу, он решил хотя бы разогреть ужин жене, но и тут все оказалось не так просто — она не сказала ему, куда поставила приготовленное вчера.

— Кто-нибудь скажет, почему мама носится по дому, как курица без головы? — спросила неожиданно явившаяся домой Михримах. Она опять не ночевала дома, впрочем, никто и не знал. — Опять приезжает бабушка?

— В этот раз я не буду переезжать из своей комнаты, — вставил Баязед.

— Тебе и не придется, Баязед, — ответила Хюррем. — Ваша бабушка, насколько мне известно, в ближайшее время не собирается почтить нас визитом.

Побывав в гостях у Фатьмы, Хюррем вдруг решила, что им пора делать ремонт. Она давно хотела новую мебель в гостиную, двери уже поцарапались, да и кухня, оказалось, была не доделана. Весь дом был заставлен какими-то коробками и досками, сновали рабочие и грузчики и стоял такой шум, что даже Фатьма со своим собственным ремонтом просила Хюррем быть немного потише.

— Дорогая, это что, такая женская месть? — осторожно спросил Сулейман. Он вернулся домой с работы, но вместо ужина увидел новый шкаф в разобранном состоянии. Его жена, видимо, перепила кофе, потому что выглядела она еще бодрее, чем утром, и принесла своим появлением только неразбериху. Как обычно, Сулейману вообще повезло, что он в курсе предстоящего ремонта. Он узнал о нем, когда им домой доставили бензопилу и раковину. — Вы соревнуетесь, кто громче?

— О чем ты говоришь, дорогой? Я тебя не слышу, — отозвалась Хюррем. Действительно ничего не было слышно, потому что на заднем дворе что-то пилили новой бензопилой. Не дождавшись ответа, она побежала открывать дверь — пришел очередной мастер. Сулейман пошел с ней, а она добавила сурово: — Ни у кого в районе не может быть дома красивее, чем у нас, понятно? — Хюррем, хоть и улыбнулась, но как-то коварно.

Действительно дом Сулеймана и Хюррем был самым дорогим, самым красивым и самым большим в районе. Все соседи, проходя мимо, умирали от зависти и обожали приходить к ним в гости. Никто не решался купить дом лучше, да и такого не было, ведь пара вложила в него много сил. Они работали всю жизнь, не покладая рук, чтобы построить себе такой дом — настоящую крепость. Но тут вдруг появилась какая-то женщина — даже не просто женщина, а Фатьма! — да еще и в компании модного дизайнера, и собралась затмить славу Хюррем? Этому не бывать.

Впрочем, Фатьма ничего не собиралась делать — она жила в свое удовольствие и не знала о мыслях Хюррем. А также Фатьма не знала о том, почему Хюррем так сторонится ее. Она всегда вела себя с ней мило, никогда не грубила, даже в плохом настроении. Они редко видятся — работа, разъезды, дети отнимают все время. Но Фатьма ни разу не забыла поздравить Хюррем с днем рождения, всегда звонила и интересовалась, как дети и муж, а из путешествий привозила подарки ей и семье. Но Хюррем в ответ не звонила, не поздравляла с праздниками и, кажется, вообще никогда не помнила о существовании Фатьмы. Может, она, сама того не зная, как-то обидела ее? Тоже касается и Махидевран. В университете Фатьма и Махидевран хорошо дружили, но потом что-то пошло не так, и Фатьма не представляла, что. Но намеревалась выяснить это, раз подвернулся такой шанс, и они с Хюррем теперь соседи.

Михримах во всем поддерживала мать — в основном потому, что они в тайне от всех уже искали себе дом, хотя свадьба еще не скоро. Поэтому ей было все равно — после нее хоть потоп! Одной ногой Михримах уже была в своей счастливой жизни в своем идеальном доме. Она даже забыла, что у нее, вообще-то, самый последний и самый тяжелый год в университете. Впрочем, у нее была одна проблема — выяснилось, что Малкочоглу не любит собак. Как теперь быть? Михримах уже привязалась к питомцу, и ни за что не оставит его. Видимо, Малкочоглу придется смириться и с этим, ведь Михримах даже заявила, что иначе не выйдет замуж.

Сыновья были недовольны постоянным присутствием дома посторонних людей. Баязед даже ушел есть в машину, но накрошил и накапал соусом, поэтому Хюррем велела ему идти в кухню. А Джихангир, когда узнал, что и его комнату хотят переделать, вообще обиделся и заявил, что уходит из дома. Правда, его ухода особо никто не заметил, потому что он вернулся уже через пару часов.

— Этот дом сошел с ума! — нервно причитал Сулейман.

Вечера Джихангир теперь проводил дома у Мехмеда и Эсмахан. Мехмед негодовал:

— Я же говорил тебе, оставь фортепиано дома. Ты на нем даже не играешь.

— Между прочим, на нем стоят цветы и рамки с фотографиями, — отвечала Эсмахан. — Куда бы мы их тогда поставили?

— Для таких целей здесь раньше стоял шкаф, но пришлось его выкинуть! — воскликнул Мехмед.

— От него давно пора было избавиться!

— Почему это?

— Дверца висела только на одной петле! Это что, шкаф твоей прабабушки? — фыркнула Эсмахан.

— Вообще-то он был моим любимым, — надулся Мехмед.

Вот она любовь — ради благоверной Мехмеду пришлось выбросить практически все свои вещи. Только Эсмахан не заметила его жертвы — ее жених, кажется, страдает от собирательства и покупает вещи на барахолке. Или вещи становятся такими, когда он ими попользовался?.. В любом случае Мехмед теперь не один, и они вместе преодолеют все неприятности. Так сказала Эсмахан, предложив ему лично упаковать ненужные вещи в мусорные мешки.

— Я буду рядом, но ты должен сам с этим справиться, — сказала она.

Но Мехмед не видел смысла в терапии, потому что проблемы не было. Он всего лишь редко убирался и покупал недорогую мебель, чтобы немного сэкономить, но Эсмахан уже возомнила себя психотерапевтом.

— Да ты сама шопоголик! — только поразился он. — Вся свободная комната теперь занята твоей одеждой. Если поставить всю твою обувь в ряд, в квартире не останется места. Мы сможем одеть весь Стамбул!

— Это совсем другое, — отмахнулась Эсмахан. — Одежды много не бывает.

Но Мехмед не собирался спорить. В конце концов, теперь это квартира Эсмахан тоже, и, если она хочет привести ее в порядок, он будет только счастлив. Впрочем, хранить фортепиано смысла не было. Эсмахан не любила играть. В детстве мама заставила пойти в музыкальную школу, и фортепиано Эсмахан использовала не по назначению — бросала мимоходом какую-то одежду. А еще у них даже не было лишнего стула, но деятельного Джихангира это не останавливало. У него — опять! — экзамен в школе, а дома такой грохот, что точно не поиграешь. Селим тоже был не рад — у них такие беспокойные соседи! Ни дня не проводят в тишине. (Но он не подозревал, что они тоже не такие уж и тихие соседи. Например, Нурбану каждый вечер выходила на балкон и громко разговаривала по телефону на иностранном языке. Мехмед и Эсмахан такими темпами скоро выучат итальянский, ведь Нурбану, кажется, пыталась докричаться до родственников без телефона.) Только Нурбану, всю жизнь мечтавшая научиться играть на музыкальном инструменте, заворожено слушала игру Джихангира. Аплодисменты лишь подстегивали его, поэтому пианиста невозможно было выгнать домой. Только поздно вечером Мехмеду или Селиму приходилось отвозить его на такси — так сильно Джихангиру нравилось засиживаться в гостях. Нурбану тоже нравилось приходить к ним в гости.

— Придешь ко мне? — позвонила Эсмахан. Она с детства мечтала жить в одном доме с какой-нибудь подругой — это так здорово, что можно увидеть ее в любой момент! Позвать к себе на чай или зайти к ней самой.

— А есть что-то поесть? — ответила Нурбану вместо приветствия.

— Не знаю.

— Посмотри.

Эсмахан удивилась, но пошла к холодильнику. Она в последнее время активно трудилась над улучшением своих кулинарных навыков — пироги и супы у нее дома были в нескольких экземплярах.

— Есть, — сказала Эсмахан.

— Сейчас приду, — а Нурбану в последнее время любила поесть.

— Выходит неплохо, правда? — обрадовалась Эсмахан, когда Нурбану попросила вторую порцию. Только почему? Первая и так была довольно большой… — Я уже научилась справляться быстро. Вкусно? Тебе нравится?

— Я просто беременна, — ответила Нурбану, а Эсмахан сделала грустные глаза. — Сегодня на завтрак я столько съела, что Селиму ничего не досталось, и он пошел в кафе. Мне кажется, — добавила Нурбану, жестикулируя вилкой, — стоит есть поменьше, но ведь во мне еще один человек.

— Да уж, и он настолько прожорливый, что ему сгодятся и мои гадкие объедки, — обиделась Эсмахан.

— Нет-нет, — замахала руками Нурбану, — очень вкусно, правда. Слушай, можно я заверну с собой? Поем дома во время сериала, — Эсмахан притворилась, что все в порядке, но внутренне расстроилась — она все еще готовит недостаточно хорошо!

Михриниса, как и многие женщины, любила покупки, только в ее случае это были не сумки, не обувь и даже не косметика. Это были машины! Мустафа в своем новом доме хотел устроить гараж на свой вкус — он хранил бы там свои мужские вещи, непонятные Нисе, инструменты и старую технику, если бы только их три машины на двоих не заняли все место. И теперь она объявила, что ей нужна еще одна.

— Я же тебе говорила, сегодня мы с Михримах едем в автомобильный салон, — сказала Ниса утром, когда Мустафа предложил пойти позавтракать где-нибудь, чтобы не готовить дома.

— Но я думал, что ты сначала продашь хотя бы одну свою машину, — ответил он.

— С чего ты взял? — бросила Ниса.

— А почему вообще с Михримах, а не со мной? Знаешь, вообще-то и я разбираюсь в машинах, — буркнул Мустафа, устраиваясь на диване. Кажется, воскресенье он проведет перед телевизором.

— Она хочет посмотреть мотоциклы.

— У нее ведь уже есть один, — сказал Мустафа. — Слушай, Ниса, еще одна машина не поместится в наш гараж. Или ты решила устроить автопарк на заднем дворе?

— Тогда продадим твою, но мне придется каждое утро подвозить тебя на работу.

— Ты шутишь?! — поразился Мустафа, а Ниса в ответ захихикала.

Она сказала:

— На открытом кабриолете уже нельзя ездить, и придется прятать его в гараже до следующего лета. Вольво перестал мне нравиться. Надоело переплачивать за бензин. Поэтому мне нужна просто машина, желательно тоже Вольво, но дизельной комплектации.

— Просто машина? — переспросил изумленный Мустафа. — А это не просто машины? У нас что, будет два одинаковых Вольво? В самом деле, лучше бы ты коллекционировала что-то другое!

— Потом продам один, — отмахнулась Ниса, уже надевая пальто. — Я побежала.

Махидевран, тем временем, в гордом одиночестве готовилась к свадьбе. Она решила — если Хюррем так хочет сэкономить, пусть ее дети празднуют в один день, а ее Мустафа женится в свой день, да еще и первый. Это будет лучший праздник десятилетия! Она все сделала сама и была чрезвычайно горда собой. У Махидевран была только одна проблема — Ниса, которая упорно не желала выходить замуж в платье.

— Мечта моего детства — выйти замуж в коротком белом платье, берцах и косухе, а потом отправиться в свадебное путешествие на мотоцикле, матушка, — заявила Ниса, когда приехала в гости к Махидевран. Другие родственники, да и сам Мустафа, пока еще не знали, какого числа состоится свадьба, потому что Махидевран боялась, что Хюррем все испортит. Этот день должен быть идеальным!

— Что ты такое говоришь? — поразилась Махидевран и сделала большой глоток кофе. Ее будущая невестка ужасно упрямая! — Девочки обычно мечтают о другом! И что Мустафа думает на этот счет?

— Он не очень любит мотоциклы, — пожала плечами Ниса.

— Через час мы должны быть в ателье, — продолжала Махидевран. — С тебя уже сняли мерки, разработали дизайн платья. Мы заплатили! Наша семья не переживет такого кошмара, если невеста уедет посреди свадьбы на мотоцикле! Даже Михримах не страдает от таких сумасбродных идей. Одевайся, — она подала ей пальто.

Ниса надулась, но делать нечего — слово матушки закон. И поддержать бы ее никто не смог — семья настолько узко мыслит, что предел их мечтаний это свадьба в традиционно консервативном стиле. Впрочем, она быстро об этом забыла, ведь сегодня она купила себе подарок на свадьбу — в самом деле, никто не сможет выбрать себе подарок лучше, чем ты сам. Причиной счастья оказался идеальный автомобиль, именно тот, о котором она всю жизнь мечтала. Поэтому она не особо переживала во время примерки платья, хоть и чувствовала себя нелепо и неловко, словно она была мальчиком, на которого нацепили юбку. Так Ниса иногда себя чувствовала в магазинах одежды. Махидевран была в восторге от платья, а еще позвонил организатор свадеб и сказал — все готово: помещение, еда и торт, певица, приглашения. Поэтому осталось лишь ждать счастливой даты.

— Сулейман! Сулейман! Дорогой! — вскричала Хюррем, видимо, ожидая, что муж немедленно выйдет из ванной и бегом спустится в прихожую. Теперь он прятался от ремонтников (и от жены) в туалете — только туда Хюррем еще не дошла, решив, что ванная у них и так хороша.

— Что случилось? Нам что, опять по ошибке доставили унитаз? — устало спросил Сулейман.

— Это не было ошибкой, — сказала Хюррем.

— Я не позволю тебе трогать туалет! Переделывай любую комнату, разрушь балкон, сломай крышу, если хочешь, но ванную оставь! Слышишь меня, женщина? — воскликнул Сулейман, а Хюррем растерянно захлопала глазами.

— Слышу, — буркнула она. — Но я не об этом. Смотри, что только что прислал почтальон, — она потрясла конвертом. — Ты знал, что Мустафа и Ниса женятся на следующей неделе?

Хюррем была в ярости — Махидевран ее обошла! Пока она делала никому не нужный ремонт, та готовилась к свадьбе. Теперь Хюррем даже при желании ничего не успеет сделать, и Мустафа женится первым.

Михримах обрадовалась — еще одна соперница была устранена, и теперь осталась только Эсмахан. Как ей не хочется делить такой радостный день ни с кем, кроме жениха! Впрочем, жених не горел особо желанием устраивать большие торжества и несколько раз на что-то намекал Михримах, то и дело упоминая тайную роспись по-быстрому Селима и Нурбану. Но Михримах, хоть все и поняла, оставалась глуха к его намекам.

Нурбану тоже занялась ремонтом. Хоть до появления ребенка еще так много времени, что Селим пока даже не осознавал этого, словно этот момент никогда не наступит, Нурбану решила, что пора устраивать детскую. Вместе с Хюррем они каждые выходные ездили выбирать то обои, то ковер, то кроватку. Сначала Хюррем была в ужасе, но потом стала гордиться тем, что станет такой молодой и такой красивой бабушкой, и она совершенно не ожидала, что первым, кто подарит ей внука, будет Селим. Селима такие глупости, как цвет обоев и размер люстры, не интересовали, поэтому его и не приглашали. Один раз попытались, но он только испортил всем настроение своим ворчанием. Ссора даже закончилась фразой, брошенной в сердцах Нурбану:

— Я развожусь!

Она даже составила заявление о разводе и даже оплатила госпошлину. Только потом одумалась.

Поэтому Селим проводил выходные с братьями или друзьями. Нурбану лишь однажды попросила его забрать ее ботинки из ремонта, но уже через полчаса после выхода из дома он позвонил и спросил:

— Слушай, а твои ботинки были со шнурками?

— Нет, без шнурков, — в изумлении ответила Нурбану.

— Ну, тут есть какие-то… — послышался рассеянный ответ.

— На моих не было шнурков, Селим! — повторила она.

Тем не менее, он все равно принес ей чужие ботинки.

Баязед выучился на права, и теперь тоже претендовал на родительские машины к неудовольствию последних.

— Ты ужасный водитель, — заявила Михримах с пассажирского сиденья, держась за ручку в потолке, потому что машина только и делала, что подпрыгивала. — За все это время ты ни разу не притормозил возле лежачего полицейского.

Селим на заднем сиденье хотел попить воды, но облился, потому что машину опять занесло. Он возмутился:

— Правда, Баязед, кто выдал тебе права?!

Тот не успел ответить, потому что водитель, которого он подрезал, посигналил ему. Баязед, тем не менее, крикнул в открытое окно ругательство, словно это не он был виноват. Михримах сказала, что по домам будет развозить всех сама, потому что ее укачало. Сегодня все собрались дома у Мустафы. Дом был полностью в его распоряжении, потому что Ниса уехала в сервисный центр — что-то случилось с ее машиной. Сервисный центр был у друга, и она решила отшлифовать машину полностью. Значит, она там надолго.

Мехмед купил машину. Оказалось, он не просто так столько времени жил в чудовищных условиях — он копил. Впрочем, машиной был доволен лишь он один. Остальным она не так уж и понравилась, и особенно Эсмахан, которая узнала о приобретении последней. Все вышли на улицу оценить покупку.

— Минивэн это прошлый век, — заявил Баязед.

— Зато она просторная и подойдет для всей семьи, — сказал Мустафа. — Эсмахан только сейчас недовольна. Потом она будет радоваться, что у них такая машина.

— Я согласен, — вмешался Селим. — К тому же, мне кажется, она идеально подходит нашему Мехмеду. — Он еще как-то ехидно усмехнулся.

— Почему это? — обиделся Мехмед. — И почему вы спорите? Это моя машина.

— Да, сфотографируйте меня, кто-нибудь, — сказала Михримах, подавая телефон Мустафе. Годы практики показали, что из всех братьев умел фотографировать только он. Баязед фотографировал так, что половину занимало небо. У Мехмеда получались смазанные фотографии. А Селим, словно назло, снимал как раз в тот момент, когда Михримах говорила или моргала. — Пусть все думают, что мне подарили.

Братья обменялись недоуменными взглядами и пошли в дом, а Мустафе пришлось остаться фотографировать Михримах. Угодить ей было не просто, поэтому занятие растянулось минут на двадцать.

У Нисы и Мустафы была ультрасовременная семья. Ниса редко готовила, и часто они питались либо в ресторанах, либо заказывая еду на дом. Утром перед работой она готовила завтрак, впрочем, сама она завтракать не любила. Поэтому и сейчас, в субботу утром, дома не было ничего, кроме кофе.

— Я специально не ел дома, думал, что ты нас накормишь, — разочарованно сказал Баязед, заглядывая в холодильник. — Что это за зеленая гадость?

— Это для лица, — просто ответил Мустафа, и все странно посмотрели на него. Пришлось объяснять: — Кажется, маска или что-то такое.

— Это гуакамоле! — воскликнула Михримах, посмотрев, а потом стала обрабатывать новую фотографию для Инстаграма. — Между прочим, Ниса питается правильно. Вот увидите, скоро вы не узнаете Мустафу.

— Я не сомневаюсь, — буркнул Баязед.

— И вам я советую сменить рацион! Баязед, разве не ты все время жалуешься, что у тебя болит живот и изжога? — продолжала Михримах.

— Представляете, — вмешался Селим и прыснул, — вчера он завтракал стейком и жареной картошкой с сырным соусом, хотя мама всегда оставляет это на ужин.

Михримах оставалось только ужасаться, а Баязед оправдывался:

— Я просто не ужинал вечером!

— После такого завтрака точно не будешь ужинать! — сказала Михримах.

Мехмед за это время успел сходить к машине и обратно, и теперь нервно ходил по кухне. Наконец, поняв, в чем дело, он позвонил Эсмахан с телефона Селима, попросил проверить, не оставил ли он телефон дома.

— Это самый рассеянный человек, которого я знаю, — прокомментировала Михримах, пока Эсмахан на том конце искала телефон. — Три фразы, которые он произносит не переставая. Где мои очки? Где мои ключи? Никто не видел мой паспорт?

— А помните, когда мы летали отдыхать, — вмешался Баязед, обрадовавшись, что сменилась тема, — он единственный потерял багаж?

— А однажды в школе, — сказал Селим, — он забыл, куда повесил куртку, и мы вдвоем искали полчаса.

— Да ладно вам. Я забыл телефон на зарядке, так что все нормально, — буркнул Мехмед. — А почему Джихангира не позвали?

— Потому что он вредный подросток и слишком крут для нас, — ответил Баязед. — Сказал, что не будет тусоваться со стариками.

— Он просто со своей девчонкой, — усмехнулся Селим.

Никто, кроме Михримах, не захотел есть гуакамоле, поэтому все отправились в ресторан неподалеку. Мехмед был сыт — Эсмахан продолжала готовить настолько много еды, словно их семья состояла из пяти человек, и сейчас даже чай умещался в него с трудом. Кажется, скоро у него появятся проблемы Баязеда, ведь он совсем не привык есть три раза в день и иногда даже перекусывать, и совсем уж странным ему казалось таскать с собой еду на работу. Михримах была в восхищении — наконец-то, ее брат похож на нормального человека!

— Кто бы говорил, — сказал Мехмед. — У тебя в салате, кажется, ничего, кроме капусты.

— Она просто кролик, — усмехнулся Селим и получил локтем в бок.

— Я на диете! — ответила Михримах. — И уберите от меня хлеб. Мне не нравится, как он пахнет.

— Хлеб не пахнет, а у тебя голодная галлюцинация, — присоединился Баязед, и они с Селимом над столом дали друг другу пять.

Словно издеваясь, еще и Мустафа заказал десерт — высокое бисквитное пирожное с белым и темным шоколадом, орешками и политое шоколадным соусом, а рядом шарик мороженого. Хотя он вообще не любил сладкое.

— Я не буду с вами разговаривать, если не прекратите, — заявила Михримах, грустно жуя капусту, но никого она не напугала.

Женщины собрались дома у Хюррем. Ремонт был готов, и она хотела перед всеми похвастаться им. К тому же, Фатьма еще не закончила. Видимо, она наняла не слишком расторопных рабочих. Сулейман, целую неделю мечтавший о выходном в одиночестве, разочарованно уехал в гости к Ибрагиму раньше, чем женщины успели прийти, чтобы они не догадались, что он уходит из-за них.

— Почему ты не спрашиваешь меня перед тем, как позвать гостей? — ворчал он, надевая пальто.

— А почему тебе не нравятся мои подруги? Между прочим, одна из них — твоя бывшая жена! — перешла в нападение Хюррем.

Сулейману, застигнутому врасплох, было нечего ответить.

За столом была поднята единственная тема — почему Махидевран никому не сказала, что готовится к свадьбе Мустафы.

— Потому что я знаю тебя, Хюррем, — ответила она. — Все было бы, как раньше перед днями рождения Мустафы и Мехмеда или перед Новым годом. Ты всегда как-то узнавала, как я собираюсь украсить дом, у кого заказать торт, какого фотографа нанять, чтобы скопировать все у меня! Как удобно, что день рождения у Мехмеда раньше, чем у Мустафы! В этот раз у тебя ничего не получится, — она усмехнулась, довольная собой.

— И все равно моя свадьба будет лучше, — проигнорировала обвинения Хюррем.

— Между прочим, свадьбы не ваши. Дети вообще в курсе, какие у вас большие планы? — добродушно вставила Хатидже.

— Кстати, Хюррем, раз уж наши свадьбы в один день, — продолжила Шах-Хубан, — я хочу попросить тебя об одолжении.

— Я знаю, чего ты хочешь, — ответила Хюррем. — Ты хочешь, чтобы я сделала всю работу!

— У тебя хорошо получается организовывать торжества. Вы с Махидевран хоть и устраивали практически одно и то же, у тебя выходило намного лучше, — ядовито усмехнулась Шах-Хубан, — а у нее будто блеклая пародия.

— Эй! — обиделась Махидевран.

Вдруг, словно почувствовав, что все собрались у Хюррем, пришла Фатьма. Она не оставляла попыток помириться с подругами, но пока ей не удавалось растопить лед. Впрочем, не рады ее приходу были только Махидевран и Хюррем. Остальные с удовольствием поддержали с ней беседу. Фатьма сообщила, что ее ремонт будет закончен в ближайшую неделю, и пригласила всех к себе в гости. Но слишком радостная Хюррем ответила:

— А мы не можем. У нас свадьба.

Махидевран и Хюррем, уже забыв о разногласиях и вновь превратившись в союзниц, обменялись довольными взглядами. Махидевран подхватила:

— Да, Мустафа женится. Ты же получала приглашение?

— Нет, не получала, — ответила Фатьма.

— Даже не знаю, как так вышло, — бросила Махидевран.

— Произошла какая-то ошибка, — вмешалась Хатидже. — Но еще есть время, чтобы найти одно место за столом, правда, Махидевран?

Никто не хотел и не любил расстраивать Хатидже, поэтому Махидевран пришлось согласиться. Гостьи долго не уходили домой, поэтому Сулейман долго не возвращался. Сначала он хотел попросить Хюррем позвонить ему, когда все уйдут, но потом решил, что определит это по возвращению домой Хатидже. Так и случилось — как только такси с Хатидже показалось возле дома, мужчины тактично засобирались домой, любезно поздоровавшись с хозяйкой дома. Собралась вся компания; кроме Сулеймана были еще Лютфи и Хайреддин. Лютфи все еще жил в отеле, но рассчитывал в скором времени снова переехать домой.

Хюррем, проснувшись следующим утром, обнаружила, что ее машины нет возле дома.

— А я забыл ее возле дома Мустафы, — простодушно ответил Баязед, спустившийся завтракать.

— Как это — забыл? — захлопала глазами Хюррем. — Это не телефон и не ключи, чтобы просто забыть!

— Ну, просто, понимаешь… — замялся тот. — Мы выпили немного пива, и я уже не мог сесть за руль. И сейчас мне тоже нельзя водить.

— Как ты разговариваешь с матерью? Заявляешь в лицо, что пьяный! — поразилась Хюррем.

Сулейман сидел рядом за столом — он все утро пробыл в туалете, читая новости в телефоне, поэтому Хюррем и не надеялась вызволить его оттуда. Он пил кофе, и она обратилась за поддержкой к нему и воскликнула:

— Дорогой, скажи что-нибудь!

— Наши дети уже взрослые, дорогая, — отозвался тот. — Впрочем, для родителей вы всегда будете малышами, Баязед.

— Что за странный ответ? — удивилась Хюррем.

Фоном ее возмущения стал лай Феликса — пес носился по дому, играя сам с собой, а еще у него была странная привычка приносить в гостиную полотенца из ванной. Он просто бросал их в центре комнаты, а потом бежал за новым. Его беспечной хозяйки не было дома — у Михримах было слишком много дел, поэтому за животным ухаживал каждый, кто мог, кроме самой Михримах.

— Михримах! — объявила Хюррем, когда дочь вернулась домой. Она как раз одевалась, чтобы поехать за своей машиной на такси. Ох уж этот несносный Баязед! — Ты в курсе, что случилось сегодня утром? Хотя откуда тебе знать? Ты же унеслась раньше, чем кто-либо проснулся, чтобы мне пришлось гулять с собакой!

— Почему ты так кричишь, матушка? — невозмутимо ответила Михримах, вешая пальто в шкаф.

— Твоя собака нагадила в прачечной, и теперь от всей одежды, которая там висела, плохо пахнет! Кто-то еще додумался закрыть дверь снаружи!

Послышался смешок Баязеда с кухни. Кажется, это он был тем, кто закрыл дверь. А Михримах сказала выдержанно:

— Надеюсь, вам с папой есть, в чем пойти на работу.

Баязед рассмеялся еще громче, а Джихангир, спускавшийся со второго этажа, проворчал:

— Черт, там настоящая газовая камера! Мам! Моя рубашка воняет!

Но у Михримах не было времени спорить — она забежала ненадолго и снова куда-то торопилась. Она считала, что занята в этом доме только она. В итоге животное переехало к Малкочоглу — он был не так уж и против, но и не за. Впрочем, чего не сделаешь ради любимой?.. Хоть они и не жили вместе — официально, — Михримах проводила у него довольно много времени. И все-таки Малкочоглу не обрадовался собаке, а особенно ей не обрадовался кот, который выбегал из комнаты сразу, как только там оказывался Феликс.

Эсмахан уже не чувствовала себя на кухне полной идиоткой и изредка стала подавать Мехмеду на ужин что-то отдаленно похожее на нормальную еду — то суп из пакетика, то замороженные котлеты. Она уже так далеко продвинулась! Мехмед тоже радовался — это лучше, чем ничего. Теперь он не просыпал работу, пил вкусный кофе и уходил в чистой одежде. Наконец-то, ему перестали приходить штрафы за просрочку, потому что Эсмахан напоминала оплачивать счета. Что еще нужно для счастья?..

Оказалось, Хюррем выследила девушку Джихангира — сначала нашла ее в Инстаграме, а потом, когда подвозила его утром в школу, подошла к ней познакомиться. Джихангира возмутило такое вмешательство в личную жизнь, поэтому он решил разыграть ее. Все были с ним согласны — в их жизни она вторгается тоже! Михримах узнала, что она вместе с Хатидже наблюдала за Малкочоглу. Селим был недоволен тем, что она делает ремонт у него дома. А Баязед просто, как типичный подросток, мечтал быстрее съехать от родителей, потому что они заставляют его делать домашнее задание и мыть посуду за собой. Только Мехмеду было нечего предъявить, и он сказал:

— Вы сами виноваты, раз она не считает вас самостоятельными.

— Зато тебя она слишком рано посчитала самостоятельным! — ответила Михримах. — И посмотри, что из этого вышло! Ты и двух носков в своем доме не найдешь.

Мехмед только отмахнулся от нее — сестра просто встала не с той ноги. А у Джихангира был план послать матушке цветы от имени дальнего родственника из России. Букет доставили в подходящее время — вчера, когда она сидела с подругами, а папы дома не было.

— Это еще что за ерунда? — захлопала глазами Хюррем. Все собрались в прихожей посмотреть. — Я не была в России двадцать лет! И этот Алексей уже давно умер!

— Откуда ты знаешь? — сказала Махидевран. — Ты же давно там не была. Может, не умер.

Хюррем еще больше озадачилась, а потом сказала:

— Тогда как он здесь оказался? Что ему нужно? И как он узнал, где я живу?

— Может, это не родственник. Может, тайный поклонник, — весело вставила Фатьма, и все недовольно на нее посмотрели.

— Это уже слишком посылать цветы от имени покойного, — покачала головой Шах-Хубан. — Выглядит жутко. Немедленно выбрось их! — она схватила букет и решительно понесла к мусорному ведру. Женщины последовали за ней. Хюррем на ходу продолжала вчитываться в записку.

— Я точно помню, что так звали двоюродного дядю моей мамы, — сказала она.

— Подожди хоронить его раньше времени, — вмешалась Хатидже. — Раз он прислал тебе цветы, очевидно, он жив.

— Нет, я же летала на его похороны! — ответила Хюррем.

— Это были не его похороны, — сказала Махидевран. — Ты что, даже своих родственников не помнишь?

— Двадцать лет прошло. Годы уже не те, правда, Хюррем? — ехидно вставила Шах-Хубан.

Спор закончился, потому что зазвонил телефон Хюррем, и там сказали мужским, противным, чуть ли не с визгом, голосом:

— Хюррем! Хюррем! Это Алексей! Ты получила мои цветы? — более того, слышалось шипение и треск, словно звонили с телефона прошлого века. — Алло? Хюррем?

Все женщины склонились над ее телефоном, поэтому Хюррем поставила на громкую связь.

— Хюррем! Я сейчас в Стамбуле. Встретимся? Познакомишь меня со своими детьми. Они, наверное, уже выросли! В каком классе Джихангир? А Михримах еще не вышла замуж?

Они обменивались испуганными взглядами, а Хюррем шепнула:

— Откуда он знает, как зовут моих детей?

— Хюррем! Я скоро приеду, — продолжали в телефоне, хотя Хюррем молчала.

Там бросили трубку, и они несколько секунд стояли в молчании. Первой из ступора вышла Шах-Хубан:

— Кем бы он ни был, в дом он так просто не попадет, — она воинственно направилась в чулан под лестницей и вышла оттуда с ломом.

— Я звоню в полицию, — сказала Хатидже, в недоумении поглядев на подругу.

— Если позвонишь, Шах-Хубан заберут первой, — бросила Махидевран, посмотрев на нее также.

— Вы сошли с ума, — сказала Фатьма. — Ворота ведь заперты. Он не войдет.

Следующие пятнадцать минут они просидели в ожидании. Хюррем сохраняла здравый смысл и пыталась вспомнить, действительно ли умер тот родственник. Шах-Хубан возмущалась — что этот мужчина о себе возомнил и какое право он имеет напрашиваться в гости? Хатидже не увидела ничего плохого в букете цветов, чтобы так драматизировать. Только Махидевран молча сидела в телефоне и тихо посмеивалась.

Наконец, позвонили в ворота, и женщины отправились к домофону. Хюррем ответила, но камера была закрыта пальцем. Тем же скрипучим голосом сказали:

— Хюррем! Это я! Алексей!

Махидевран зажала пальцами нос, чтобы никто не услышал ее смех. Впрочем, она стояла позади всех, и остальные ее не видели.

— Кто вы такой? Уходите! — вскричала Хюррем. — Я позову мужа!

— Хюррем, но я буквально только что встретил Сулеймана в центре, — ответили там, а растерянные женщины переглянулись.

Хюррем отключила домофон. Все стояли в молчании и смотрели друг на друга, думая, что делать, а потом Хюррем, вдруг разозлившись, распахнула дверь и направилась к воротам. Кто бы это ни был, она вышвырнет его отсюда! Подруги заторопились за ней, в том числе и Шах-Хубан с ломом. Но за воротами стояли… дети! Махидевран громко расхохоталась в голос, и изумленная Хюррем оглянулась на нее. А та сказала:

— Неужели ты не узнала Селима, Хюррем?

— Это что еще такое?! — возмутилась Хюррем. — Живо объясняйтесь!

— Мы разыграли тебя, мам, — первой сказала Михримах, а братья решили отмолчаться, стоя за ее спиной. — Джихангир обиделся на тебя, потому что ты без его разрешения познакомилась с его подругой!

— Мне просто было интересно, сынок, — ответила Хюррем. — Я правда испугалась! И между прочим, мужчина, чьим именем вы воспользовались, давно умер!

— Неправда, — сказал Джихангир. — Я долго готовился к розыгрышу и все тщательно проверил. Он не мог умереть.

— Я же говорила, Хюррем! — вставила Махидевран.

— А ты могла бы и сказать! — ответила та.

В день свадьбы все были на нервах. Особенно Махидевран. Она, хоть и гордилась своими организаторскими способностями, не могла уследить за всем в одиночку, и особенно ей было не угнаться за Хюррем. Все-таки та вырастила пятерых детей, да еще таких неугомонных, а Махидевран и с одним справлялась с большим трудом. Махидевран долго не хотела обращаться за помощью и пыталась решить все сама, но ничего не вышло. Поэтому день Хюррем начался со звонка и встревоженного крика:

— Хюррем! У поваров какие-то неприятности, и еда не будет доставлена вовремя. Рейс моего фотографа отменили, и он вообще не приедет. А Ниса облила платье кофе!

Махидевран не знала, но Ниса только притворилась неуклюжей, потому что у нее было свое платье, которое она купила в тайне от матушки. А Михримах ей помогала. Потом присоединились и остальные подруги. Все договорились хранить в секрете планы Нисы испортить платье кофе или еще чем-нибудь ярким и трудно отстирываемым, потому что невеста должна выходить замуж в том, в чем она пожелает.

— Если придется, я разорву то платье на куски зубами, — сказала Ниса из примерочной так злобно, что подруги обменялись взглядами. — Вы бы его видели. Такие уже лет сто не надевают. А сзади там огромный бант.

— Хорошо, что мы с Селимом не праздновали, — сказала Нурбану. — Ненавижу церемонии.

— Все равно это слишком радикальный шаг — вот так в тайне расписываться, — покачала головой Михримах, обожающая церемонии. — Твои родители вообще знают, что ты вышла замуж?

Нурбану как-то загадочно промолчала, а Эсмахан сказала:

— А моя мама с нами согласилась бы. Она сказала, что не станет выбирать платье за меня. Более того, она отказывается даже дать мне совет. Она говорит, что я должна слушать только себя.

— И нас, — вставила Михримах. — Те платье, что ты выбрала, могут оказаться не такими красивыми, как на фото.

— Неужели? Просто они тебе тоже понравились, — ответила Эсмахан. — Ты хочешь, чтобы я на твоем фоне выглядела ужасно.

— Нет, что ты? Я просто честна с тобой.

Михримах мило похлопала глазами, но Эсмахан ей не поверила. Спор не продолжился, потому что Ниса вышла из примерочной в платье своей мечты — оно было коротким, как Ниса и хотела, а сзади был длинный шлейф.

— Да оно же просто волшебное! — воскликнула Михримах, вскочив с дивана.

— Черт побери! — вскричала удивленная Нурбану, продолжая сидеть. — Красивый дракон на бедре. Боюсь, Махидевран упадет в обморок, когда увидит тебя.

— Как и остальные гости, — вставила Хуриджихан. — Может, лучше все-таки выбрать длинное платье?

— Я не собираюсь прятать татуировку, — гордо ответила Ниса, а Михримах уже фотографировала ее на телефон со вспышкой. — Это будет свадьба моей мечты, и никто меня не остановит! — воинственно заявила она.

После свадебного салона девушки отправились за платьями подружек невесты, но не обошлось без споров — у всех были разные вкусы. То, что предложила Нурбану, было бы неуместно надеть даже в ночной клуб. Хуриджихан, наоборот, предлагала такое старомодное платье, что Нурбану ядовито воскликнула:

— Мы же не бабушки, собравшиеся в библиотеку!

А Михримах не хотела, чтобы у кого-то было такое же платье, как у нее. Только Эсмахан было все равно, потому что она задумалась о собственной свадьбе.

И теперь в утро перед свадьбой, когда Ниса разыграла падение чашки кофе на платье, пришло время признаться:

— Знаете, матушка, на самом деле у меня было нехорошее предчувствие по поводу этого платья, и я купила запасное.

— Что еще за странное предчувствие? — поразилась Махидевран.

Сначала она поняла, что платье совершенно короткое, а потом увидела еще и татуировку. И, кажется, ей стало немного плохо. Она не старая и не слабонервная — у нее вполне открытые взгляды на современные вещи, — но у нее действительно подкосились ноги. Вовремя подоспели верные подруги, которых уже позвала на помощь Хюррем. Хатидже, в недоумении покосившись на Нису, налила Махидевран стакан воды, а Шах-Хубан желчно сказала:

— Через пару часов начнут собираться гости, но нет даже стульев. Или это так задумано?

— Ты совсем не помогаешь! — шикнула на нее Хатидже.

Махидевран схватилась за голову. Это просто катастрофа! Как она могла так опозориться со свадьбой единственного сына? Хюррем взяла все вопросы на себя — усевшись в кресле, она, глядя в записную книжку, с кем-то говорила по телефону.

— Что же теперь делать? Все пройдет ужасно! — причитала Махидевран.

— Что здесь ужасного? Красивое платье, — вставила Хюррем, отвлекаясь от телефона. Там, видимо, еще не взяли трубку.

— Тебе легко говорить! — ответила Махидевран. — У тебя так много детей, что хотя бы у одного будет идеальная свадьба!

Шах-Хубан усмехнулась. Это Махидевран еще не знала, что Ниса собирается уехать со свадьбы на мотоцикле Михримах. Об этом знала только Шах-Хубан. Михримах уже успело надоесть ее новое увлечение — и стоило ради этого получать права?! Поэтому она так и не забрала мотоцикл из гаража Шах-Хубан. Пришлось как-то объяснять неожиданное появление поздно вечером накануне и все ей рассказать. Но Шах-Хубан обещала молчать, да и она не стала бы портить Махидевран такой сюрприз.

Подружки невесты, тем временем, получив тревожное сообщение от Нисы, решили, что нужно, как можно скорее, спасать ее от Махидевран, но сборы затянулись. Все собрались дома у Нурбану — братья жениха с самого утра куда-то делись.

— Я проснулась в пять, а его уже не было, — в удивлении сказала Нурбану. — Человек, который спит до двенадцати, ушел из дома в пять утра. Поверить не могу.

— А я слышала, как собирался Баязед полпятого, — присоединилась Михримах. — У него все падало и гремело, а потом он зашел ко мне на цыпочках и спросил, можно ли ему взять мамину машину, — она усмехнулась.

Сборы затянулись, потому что Михримах суетливо бегала по квартире, словно это она выходит замуж. Она несколько раз поправляла стрелки, во второй раз стала накручивать локоны, а потом и вовсе испугалась, что туфли натрут ей мозоль, и отправилась к шкафу Нурбану. Впрочем, там ей ничего не понравилось, и она только бросила замечание:

— А это что за туфли стриптизерши?

— Да уж, лучше натереть мозоль, чем сломать шею, — едко вставила Хуриджихан.

Эсмахан тут не было, потому что оказалось, что непутевый Мехмед, уходя, случайно запер ее — до сих пор никак не мог привыкнуть, что теперь живет не один. Более того, свои ключи он потерял, и пришлось взять ключи Эсмахан. Поэтому Нурбану вместо того, чтобы собираться, нервно вспоминала, куда она дела запасные ключи от квартиры Мехмеда. Селим в квартире ни за что не отвечал, и звонить ему было бесполезно. А если он вообще выбросил их?

— У меня уже разыгралась клаустрофобия! — кричала раздраженная Эсмахан по телефону на громкой связи, пока Нурбану выбрасывала все вещи из тумбочки в прихожей прямо на пол. — Что это за человек?.. Аллах, дай мне терпения.

Эсмахан уже собралась, и теперь ходила по комнате из стороны в сторону, как загнанный в клетку лев, так громко стучала каблуками, что Нурбану в квартире снизу все слышала.

— Я не могу пропустить такой важный день, — продолжала Эсмахан. — Я выбью дверь!

Впрочем, не пришлось предпринимать такие решительные меры, потому что Нурбану нашла ключи и побежала вызволять Эсмахан из заточения. Потом все долго ждали, пока соберется Нурбану.

Отцы в это же время собрались дома у Хайреддина, потому что у него неожиданно началась депрессия с самого утра. Сначала он сказался больным, а потом, более того, собрался требовать переноса свадьбы, но был остановлен рассудительными друзьями.

Братья готовились дома у Мустафы, и именно поэтому Ниса не выспалась — явились с самого утра, шумели и топали, включили музыку, как у себя дома! С Мехмедом случилась неприятность — ему выдали в ателье не тот костюм. Селим, задыхаясь от смеха, сказал:

— И почему я не удивлен, что это случилось именно с тобой?

Мехмед недовольно посмотрел на него, а Селим продолжил:

— Ты испортишь все свадебные фотографии.

— Главное, чтобы он на свою свадьбу не пришел в таком виде, — вставил Баязед.

— Не так уж сильно он мне мал! — воскликнул Мехмед. — Я закатаю рукава и не буду застегивать пиджак.

— Ты как будто надел костюм Джихангира, — не унимался Селим. — Это он решил поиграть в самостоятельного, хотя Эсмахан предлагала сходить и забрать костюм, — объяснил он остальным.

— А твой вообще забрала мама, — негодовал уязвленный Мехмед.

Джихангир искал в интернете, можно ли решить эту проблему. А Мустафе было не до смеха, потому что он вдруг понял — он не забрал кольца. Они заказали кольца; они были готовы две недели назад, и каждый день Мустафа собирался забрать их, но откладывал на завтра. Откладывал и откладывал. Откладывал и откладывал. А потом у него это вообще вылетело из головы.

— Я правда не могу поверить, что вы двое наши старшие братья! — воскликнул пораженный Селим. — Что нам теперь делать? Джихангир?

Подружки невесты с трудом добрались до дома Махидевран, где будет проходить свадьба, но не сразу — поехали на двух такси, потому что первое почему-то приехало с детским креслом, и водитель не захотел его убрать. Хуриджихан и Эсмахан где-то пропали, а Михримах и Нурбану, едва они вошли, были отправлены за тортом, потому что оказалось, что даже проследить за доставкой Махидевран не удалось.

— Как ты смогла решить все проблемы за несколько телефонных звонков, женщина?! — вскричала она, когда увидела, что привезли стулья.

— А ты умеешь благодарить, — обиделась Хюррем, но потом все равно хитро улыбнулась.

Приехала Хафса. Хюррем была вне себя от счастья — наконец-то, в этот раз она остановится у Махидевран. Конечно, они в дружеских отношениях по телефону, но это не значит, что Хюррем готова принимать ее в гостях чуть ли не каждый месяц. Махидевран была взволнована — только она и эта женщина! Как им ужиться в одном доме?

Хафса, увидев невесту, обомлела. Застыв с непонятным лицом прямо в дверях, она предпочла ничего не говорить вслух. Только бросила пространное замечание:

— Главное, чтобы невеста была довольна… — и как-то недоверчиво покосилась на Махидевран, видимо, посчитав, что это она выбрала такое платье.

Ниса, быстро поздоровавшись с ней, решила скрыться на втором этаже. Куда пропали ее подруги? Бросили ее одну! Ей нужна поддержка, ведь все накинулись на нее из-за этого платья! Только Шах-Хубан, видимо, заметив ее отсутствие, поднялась на второй этаж и сказала, что она отлично выглядит.

На Хюррем сыпались дела одно за другим, и она продолжала обзванивать знакомых из ресторанов и агентств праздников, рассчитывая на их помощь. Ох уж эта Махидевран! Она столько старалась, но где результат? Хюррем рассчитывала сегодня отдохнуть вместе с родственниками, но только устала и разнервничалась. Хатидже ей помогала — вышла встречать грузчиков, которые расставляли стулья по ее указанию.

Наконец, начали собираться гости. Махидевран была в отвратительном настроении. Опять она проиграла этой колдунье! Она так старалась, но ударила в грязь лицом! И Хюррем, конечно же, будет попрекать ее этим до конца жизни.

Мустафа поехал на другой конец города за кольцами вместе с Селимом, а остальных отправил на торжество, чтобы не выглядеть подозрительно.

— Черт, кто все эти люди? — воскликнул пораженный Баязед. — Почему здесь мамины друзья?

— Видимо, она помогала Махидевран с организацией, — ответил Мехмед, удивленный не меньше брата. Они остановились на заднем дворе, оглядывая гостей.

— Мехмед! — удивленная Эсмахан побежала к нему, спотыкаясь. Она хотела отругать его за то, что он запер ее утром, но забыла об этом. — Что за вид?

Баязед так громко расхохотался, что гости, сидящие неподалеку за столом, обернулись на него. Подругу догнала Хуриджихан и в замешательстве оглядела Мехмеда с ног до головы.

Хюррем продолжала носиться по дому и двору, отдавая указания персоналу. Пришлось даже переодеться из каблуков в кроссовки — хорошо, что у них с Махидевран один размер. Практически все было готово — не было времени мешкать. Увидев Мехмеда, она только крикнула ему, угрожая пальцем:

— Мы поговорим об этом потом!

Но делать было нечего — запасных костюмов ни у кого не было.

Когда явились отцы семейств, Сулейман даже не успел выразить изумление, как Мехмед сказал:

— Пап, пожалуйста, только ты ничего не говори.

Дома Мехмед считал, что он выглядит вполне сносно, но, оказавшись тут и столкнувшись с недоуменными взглядами, понял, что это не так. И почему он постоянно попадает в такие глупые ситуации?..

— Но, сынок, я думал, мы выбросили твой школьный костюм, — ответил Сулейман. — Почему ты не заказал новый?

Баязед, хохоча, похлопал брата по плечу и сказал:

— Да ладно тебе, пап. Ты сам в старом костюме.

— Почему это в старом? Он новый.

— А мама сказала, что он у тебя с похорон остался, — простодушно ответил Баязед. С лица Сулеймана сошли все краски, и он удивленно уставился на него, а потом еще как-то странно оглядел свой костюм. А Баязед сказал в полной растерянности, неловко почесав голову: — Ну, я пойду… Меня там… Хуриджихан… — он показал большим пальцем туда, где Хуриджихан не было, — зовет.

Он заторопился прочь, оставив отца переваривать новость. Главное, чтобы он не сказал матери, что это он проболтался. Прогуливаясь в поисках Хуриджихан, он незаметно таскал еду с тарелок. Он специально не ел с утра, чтобы здесь наесться до отвала, но, кажется, пира не будет — тарелки были маленькие и скромные, а столы практически пустые.

Хюррем негодовала — ни на кого нельзя положиться! Все надо делать самой. Михримах и Нурбану посылать только за смертью — куда они подевались вместе с тортом? Неужели так сложно съездить туда и обратно? Не хватало еще, чтобы с ним что-то случилось. Но оказалось, что они никак не могли найти здание. Либо таксист привез их не туда, либо им дали неверный адрес. В любом случае, машина уже уехала, и им пришлось ковылять на каблуках в поисках кондитерской. Хюррем уже практически собралась ехать за тортом сама, прихватив с собой Махидевран, но девушки, наконец, вернулись.

— Баязед! Где ты успел испачкаться?

Хуриджихан стряхнула крошки с его пиджака. Было скучно, и он, так и не отыскав подругу, стащил еду с кухни и спрятался в комнате на втором этаже. На кухне было столько поваров и персонала, что никто даже не обратил на него внимания. Звонил Селиму, но они, кажется, будут нескоро.

— Еще никто не ел, — сказала Хуриджихан. — Где ты взял еду?

— У меня и для тебя есть, — ответил Баязед и отодвинулся, чтобы показать ей, что на подоконнике стояло еще две тарелки, а Хуриджихан хихикнула.

Махидевран вместе с Мехмедом перебирала старые вещи Мустафы, которые еще остались в доме, в надежде найди более или менее подходящий ему костюм. Махидевран молилась, чтобы такой нашелся. Она окончательно почувствовала себя бесполезной. Пусть хотя бы в этом она обойдет Хюррем! Ох уж этот мечтательный Мехмед. Все время витает в облаках.

Мустафы так долго не было, что Ниса, и так взволнованная из-за платья и плохой организации, решила, что он ее бросил.

— Он точно сбежал, — повторяла она, ходя кругами по комнате. Она с подругами закрылась в одной из спален наверху и никого сюда не впускала. — Теперь понятно, почему все его братья собрались с самого утра!

— Что тебе понятно? Как это связано? — захлопала глазами Михримах, но расстроенная Ниса ее не слушала.

— Я не могу выйти к гостям и опозориться, — сказала она. Нервно оглянувшись по сторонам, она поняла, что это спальня Махидевран. — Помогите мне. Я переоденусь в одежду матушки и выберусь через окно.

— Мы на втором этаже! — воскликнула Михримах и умоляюще посмотрела на Нурбану и Эсмахан. Одной ей не справиться.

Хуриджихан не было — они с Баязедом, не наевшись одной тарелкой долмы, устроили очередной рейд на кухню. К ним, как это ни странно, присоединился голодный Ибрагим, который приехал сюда прямо с аэропорта — вернулся из командировки. Он хотел сначала заехать домой, чтобы привести себя в порядок, но Хатидже сказала, что в таком случае он опоздает. Только прибыв сюда, он понял, что времени у него было достаточно, но возвращаться домой теперь уже точно было поздно. Все трое были пойманы Хюррем, от которой невозможно было спрятаться.

— Селима тоже нет, — сказала Нурбану. — Наверняка, они где-то вместе. Может, что-то случилось! Я ему сейчас позвоню.

Спросить, что случилось, было не у кого, потому что Джихангир, как и Баязед, тоже прятался. Только он сидел на лестнице и разговаривал по телефону со своей девушкой, уже заскучав в компании взрослых. А Мехмеду запрещалось показываться гостям до тех пор, пока он не переоденется.

— Я спущусь по карнизу, — не унималась Ниса. Она разбросала туфли по комнате и скрылась в гардеробной Махидевран.

— Тебя все увидят! — воскликнула Михримах, устремляясь за ней. — Свадьба еще не началась. Не стоит так паниковать! Ниса, это же лучший день в твоей жизни. Ты выходишь замуж!

Нурбану, наконец, дозвонилась до Селима, и тот сказал, что они уже едут. Нурбану ответила, что в таком случае им стоит поторопиться, потому что Ниса собирается сбежать со свадьбы, выпрыгнув из окна. Пока Михримах и Эсмахан убеждали Нису не делать поспешных выводов, Нурбану восхищалась нарядами Махидевран — у нее была гардеробная, как у кинозвезды. Не стесняясь, она примеряла на себя плечики с платьями и позировала в зеркале, а потом даже сфотографировала на телефон несколько сумок, чтобы прикупить себе похожую. Хуриджихан умыкнула с кухни бокал вина — нужно было какими угодно способами утешить Нису.

Оказалось, Лютфи переехал обратно домой. Шах-Хубан решила — это лучше, чем быть одной. Какой смысл разводиться в таком возрасте? К тому же, они столько пережили вместе. Они больше не собирались разводиться, но теперь выясняли отношения, словно из интереса. Так подумала Хюррем, обнаружив их в кладовой — они там закрылись, чтобы посекретничать вдали от посторонних глаз.

— Хюррем, вообще-то у нас тут личный разговор! — воскликнула Шах-Хубан.

— А я вообще-то хочу забрать свои туфли! — таким же тоном ответила Хюррем, схватила туфли и вышла, решив переобуться в коридоре. Специально долго возилась, чтобы послушать у двери пикантные подробности, но женатая пара, видимо, уже решила проблему, и Хюррем ничего не услышала.

Мустафа и Селим приехали вместе с тем, кого никто не ожидал увидеть. Точнее, надеялся. Точнее, только Хюррем и Махидевран. Оказалось, ювелирный салон, где Мустафа заказал кольца, принадлежит мужу Фатьмы, поэтому этот вопрос удалось решить быстрее, чем ожидалось. В салоне сегодня был выходной, но Фатьма попросила его съездить туда и привезти кольца. Только в этот момент Хюррем и Махидевран обменялись ехидным комментарием — все-таки хорошо, что у них есть такая подруга. Нисе пришлось заново приводить себя в порядок, потому что она успела и поплакать, и раздеться.

Наконец, с большим трудом все было готово. Торт и еда на столе, стулья расставлены. Когда гости начали рассаживаться, случилась очередная неприятность. Оказалось, Махидевран обсчиталась, и не хватило ровно одного стула — Мехмеду. Он уже успел переодеться в старый костюм Мустафы и теперь выглядел лучше, чем до этого. Сконфуженной Махидевран пришлось нестись в дом за стулом из кухни, который, кстати, совершенно не подойдет к остальным, потому что она обедала за барной стойкой, и, соответственно, стулья у нее были высокими. Выбор был небольшой — альтернативой могло стать кресло на колесиках, но не хотелось спускать его со второго этажа. Пока Мехмед одиноко и неловко стоял, братья, умирая со смеху, хлопали себя по коленям и обменивались шутками. Стул все-таки нашелся — более или менее подходящий для сидения за столом, но абсолютно другого цвета.

— Надеюсь, больше не возникнет никаких проблем, — ядовито шепнула Хюррем Махидевран, когда та уселась за стол.

— Теперь уже точно, — тем не менее, выдержанно ответила Махидевран. Отмахнувшись, она добавила: — Сейчас начнется. Наконец-то, мой сын женится!