Чокнутая семейка (гет)

Самая влиятельная бабушка на свете — Хафса — не раскрывает своих секретов, и никто не знает, как она это сделала, но Селиму действительно дали еще один, наверное, десятый последний шанс и восстановили в университете. Он этому не особо обрадовался — сдалась ему эта проклятая учеба? Получив известие об отчислении, он радостно опустил руки, решив покориться суровой судьбе. Но вот женщины семейства с энтузиазмом отнеслись к новостям — Михримах пообещала, что теперь она глаз не спустит с Селима, а Хафса решила лично заняться воспитанием внука, раз у Хюррем и без того много дел. Хюррем на это замечание ничего не ответила и только махнула рукой — она сделала все, что могла, а Селим все равно потерян для общества.

Теперь утро этого шумного семейства проходит довольно тихо, поскольку Джихангир, наконец, сдал экзамен в своей музыкальной школе — теперь все вздыхали с облегчением, — если не считать всего остального.

— Ты поразительно спокойна в последнее время, Хюррем. Столько всего происходит, а ты и бровью не повела, — сказала Махидевран, когда они утром сидели и пили кофе. У обеих эти посиделки, уже ставшие ежедневным ритуалом, вызывали смешанные чувства. Махидевран определенно не должна была сидеть на чужой кухне, да и Хюррем не должна была с ней любезничать!

— Твое присутствие влияет на меня благотворно, — бросила Хюррем с таким непроницаемым выражением лица, что ее нельзя было заподозрить в сарказме. От Махидевран это, правда, не укрылось, и она только криво улыбнулась.

Со второго этажа спустилась Михримах — она тащила непослушного брата прямо за ухо, да еще и гневно топала.

— Никто не заставлял тебя не спать до трех часов ночи! — проворчала она, а потом, наконец, отпустила ухо Селима, ставшее теперь красным. Тот сразу схватился за него и стал как-то потирать. Селим, хоть и был на полторы головы выше своей маленькой сестры, все равно испугался ее гневного взгляда и опустил глаза.

— Баязед играл всю ночь. Я не мог заснуть, — буркнул он себе под нос. Растрепанный и бледный, он налил себе кофе из кофейника, но все разлил.

— Не вали все на брата, — вмешалась Хюррем и стала вытирать за ним. — Кстати, а где он?

— Я не смогла его разбудить, — сказала Михримах. — А когда мы с Селимом вышли из комнаты, он подпер дверь изнутри стулом.

— О, Аллах! Что это за дети? — заломила руки Хюррем и отправилась к сыну.

Махидевран все это время с каким-то подозрительно довольным видом наблюдала за ними. Что уж таить, она видела, как они росли, и была привязана к ним. Она их даже любила. Правда, она была рада, что они не ее дети.

Вдруг со второго этажа спустился Мехмед, и Михримах, захлопав глазами, воскликнула:

— А что ты здесь делаешь?

— И тебе доброе утро, сестра, — бросил тот, направляясь к холодильнику.

Он стал рыться там, переставлять еду, а Михримах сказала:

— Не знала, что ты снова живешь здесь!

— У меня в квартире… — неуверенно начал Мехмед и почесал лохматую макушку. — Там протекают трубы. В общем, недельку-другую там будет ремонт.

— Не может быть! У тебя всегда все не так, — поразилась Михримах. — И ты еще удивляешься, почему Эсмахан отказывается переезжать?

— Говоришь так, будто я лично сломал эти чертовы трубы, — недовольно буркнул Мехмед из холодильника. — И не кричи. Ты бабушку разбудишь… — Михримах только покачала головой, а потом махнула рукой на рассеянного брата и ушла на второй этаж. Самого важного гостя семейства действительно не беспокоили до тех пор, пока она сама не покажется из своей комнаты, и все это время жильцы почти ходили на цыпочках.

Спустился Баязед — такой же бледный, сонный и растрепанный, как Селим. Они оба так хотели спать, что не обменялись ругательствами, которыми было заменено «Доброе утро». Хюррем запретила им употреблять такие слова в ее присутствии, да и в присутствии вообще кого-либо, поэтому они обычно делали это шепотом, но сегодня они даже не ссорились за последний бутерброд.

— Кто там в ванной? — послышался со второго этажа голос недовольного Сулеймана. Он уже минут десять стучал в дверь, безрезультатно поворачивал ручку и повторял: — Да кто там в ванной? Михримах, дочка, я уже опаздываю! — но там шумела вода, потом еще что-то упало — будто какие-то дамские тюбики, — и Михримах, кажется, ничего не слышала. По крайней мере, выходить она точно не собиралась.

Махидевран, которая никуда не опаздывала, ехидно рассмеялась, и все присутствующие на кухне странно посмотрели на нее.

Мустафа к завтраку так и не спустился. Оказалось, его уже давно не было дома, и никто не знал, когда он ушел, да и ночевал ли здесь, и он не счел нужным ставить кого-то в известность о своих планах. И на звонки он не отвечал.

Пришла Нурбану. Селим, заранее догадавшись, зачем она здесь, так растерялся, увидев ее за дверью, что попытался сломать звонок, пока его никто не услышал, но это не сработало. Нурбану, как и любящие родственницы, с воодушевлением отнеслась к проблеме Селима, и теперь собиралась каждое утро провожать его до университета.

— И ты туда же, Нурбану! — с отчаянием сказал Селим. — А ты не боишься опоздать в колледж? Он ведь в совершенно другой стороне!

— Не волнуйся. Я все успею, — отозвалась та и так улыбнулась, что Селиму больше ничего не оставалось, кроме как подчиниться.

Хюррем теперь избранница Селима нравилась еще больше, и она полностью передала сына в ее заботливые руки. Даже суровая Хафса во время завтрака (великодушная Хюррем накрыла стол и на Нурбану) наблюдала за ней с каким-то интересом.

Все, как обычно, опаздывали, только в этот раз они собирались под причитания Хафсы — она с воинственным видом сидела на диване и пила чай, который ей поднесла Хюррем. Баязед не мог вспомнить, куда он вчера положил спортивную сумку, — сегодня после школы он должен пойти в зал, — поэтому вот уже двадцать минут бесцельно расшвыривал в разные стороны все вещи, которые видел, и бурчал себе под нос. Сулейман никак не мог попасть в ванную — словно сговорившись, ее теперь заняла Махидевран. Нет, он уверен, что слышал за дверью подлое хихиканье! Ей дала решительный отпор Хюррем — она просто перекрыла воду, и недовольной Махидевран пришлось выйти. Нурбану помогала Селиму собирать сумку в университет. Она только удивлялась — почему он не мог сделать это вчера? Михримах с особой скрупулезностью наносила макияж и укладывала волосы, и все, кроме Хюррем, недоумевали — куда она так наряжается? При этом еще и разрывался телефон Сулеймана, а потом и Хюррем. Подумать только, а они ведь еще не вышли из дома! Никто никогда не может оставить их в покое. Только Махидевран никуда не опаздывала — хорошо работать на себя.

Сегодняшний вечер был особо важным, потому что женщинам предстояло отправиться выбирать свадебные платья. Особенно нужна была помощь Михринисе. Ее стиль был больше похож на мальчишеский, и от осознания того, что ей придется облачиться в платье, ее бросало в дрожь.

— Нурбану, это свадьба, а не дискотека, — спорила Хюррем, качая головой. Она решительно отмахнулась от платья, которое Нурбану предложила кому-нибудь из будущих невест. — Я тебя предупреждаю — на вашу с Селимом свадьбу ты подобное не наденешь.

Нурбану вдруг на глазах залилась краской и хотела что-то ответить, но так растерялась, что получились лишь междометия. Михримах, хихикая, стала похлопывать ее по плечу.

— Госпожа! — наконец, пришла в себя Нурбану. — О какой свадьбе идет речь?

Но Хюррем только хитро прищурилась и не стала никак комментировать свои слова. На помощь пришла Михримах. Им быстро надоело собирать невест, которым, кстати, невозможно было угодить, поэтому они ушли в соседние отделы, выбирать косметику.

— Мама, пожалуйста… — протянул Баязед. Он, развалившись, сидел в кресле, закинув ноги на столик с журналами, и сторожил сумочки, пока их хозяйки заняты выбором одежды, а продавец-консультант каждые десять минут подходила к нему и вежливо просила сесть по-другому. — Почему я должен торчать здесь?!

— Потому что ты наказан, — отрезала Хюррем.

— Прошло уже полтора часа, но вы ничего не выбрали! — ворчал он.

— Вы только посмотрите! — вдруг воскликнула Хюррем вместо того, чтобы отвечать сыну. — Кажется, я нашла идеальное платье для Эсмахан.

Эсмахан, Михриниса, Махидевран и Шах-Хубан, услышав это, как птицы, слетелись к стойке, возле которой стояла Хюррем. Баязед продолжал бурчать, но теперь его никто не слышал.

Поздно вечером женщины семейства и уставший и оттого злой Баязед вернулись домой. Платья были выбраны, и теперь оставалось лишь ждать, пока их сошьют. А еще их ждала приятная (хоть и не для всех) неожиданность — ужин!

— Тебе некогда из-за приготовлений к свадьбе, Хюррем, — сказала Хафса, — поэтому я решила часть обязанностей по дому взять на себя.

Она улыбалась, но выглядело это, как оскал. Хюррем, слишком хорошо знала свекровь, и от нее не укрылась нотка язвительности, с которой она говорила. Махидевран тоже догадалась и усмехнулась себе под нос.

— Вы очень любезны, — тем не менее, сдержано ответила Хюррем, с кислым видом. А Хафса похлопала ее по руке, видимо, желая показать снисхождение, с которым она относилась к невестке.

Как по расписанию, к великому неудовольствию Селима, явилась Нурбану, — отчиталась о том, что утром проводила его до университета, а днем забрала оттуда, уверяя, что тот был на всех занятиях. Ее слова подтвердила Михримах. Ах, эта Нурбану! Селим почему-то никак не мог избавиться от чувства, что он женат, и это приводило его в замешательство, и даже пугало.

— Тебе что-нибудь задали, сынок? — спросила заботливая мать семейства, когда все расселись за столом.

— Мама, я уже не в школе! — в отчаянии воскликнул Селим и посмотрел на Нурбану в ожидании поддержки, но ее не последовало. — Лучше спросите Баязеда.

— А причем здесь я? — отозвался тот, лениво жуя еду. — Я в школе бываю.

— Селим, я беспокоюсь, — сказала Хюррем. — Я не могу уследить за всем. Тем более, ты уже взрослый. Хорошо, что тебе повезло, и ты встретил Нурбану. Без нее ты бы совсем пропал.

Обычно бледная Нурбану залилась краской, улыбнулась и смущенно опустила глаза. Она сказала:

— Вы недооцениваете Селима, госпожа.

Хюррем и Хафса почему-то переглянулись, одобрительно улыбнулись друг другу и закивали головами. Мустафа, наконец, появившийся дома только вечером (он так и не признался, где был), воспользовался паузой и сказал:

— Поскольку все собрались вместе, я хочу объявить важную новость.

Махидевран с удивлением посмотрела на сына — видимо, это неожиданность и для нее, — а Мустафа продолжил:

— Я подыскал нам с Нисой дом. Поэтому мы переезжаем, а матушка уезжает в Эдирне.

Махидевран поперхнулась, и Мехмед, сидящий рядом, подал ей стакан воды, а Хюррем вдруг закричала:

— Аллах!

Она выронила вилку, и загремела посуда. Все подскочили на местах и резко повернули к ней головы, не успев даже ответить Мустафе.

— Какие замечательные новости! — продолжила она.

На Махидевран не было лица, и она растерянно смотрела на Хюррем.

— Я ведь знаю, как вы мечтали жить вместе, — продолжила Хюррем лукаво. — Мехмед, а когда уже вы с Эсмахан съедетесь? — Мехмед промолчал и почему-то умоляюще посмотрел на Михримах. Кажется, о его бытовой проблеме знала только сестра.

— Да, теперь мы счастливы, — сказал Мустафа, спасая брата от ответа, и улыбнулся. — К тому же, мы знаем, как мы с мамой все это время вас стесняли.

— Брось переживать из-за этого, — махнула рукой слишком активная Хюррем. — Махидевран, я знаю, что у тебя не хватает чемоданов, поэтому я могу одолжить тебе свои. В любом случае, мы всегда рады пригласить вас в гости снова.

— Хюррем! — воскликнула, наконец, пришедшая в себя Махидевран. — Еще никто никуда не уезжает! Где этот дом, Мустафа? Откуда ты взял деньги? И почему ты не посоветовался со мной?

— Нет поводов для тревоги, мама, — примирительно сказал Мустафа. — Я решил не беспокоить тебя по пустякам и обустроил все сам. И я сделал небольшой ремонт в доме в Эдирне, чтобы ты чувствовала себя лучше.

— Мустафа — примерный сын, — вставила довольная Хюррем и снова принялась за еду. — Вам всем следует брать пример со старшего брата, дети, — добавила она, жестикулируя вилкой.

— И когда вы уезжаете? — спросил Сулейман, как-то странно покосившись на жену.

— Для отъезда уже все готово, — сказал Мустафа. — Осталось собрать вещи.

— Махидевран, после ужина я помогу тебе запаковать твои меха, — сказала Хюррем и так улыбнулась, словно сегодня был самый счастливый день в ее жизни.

— Ты очень добра, — бросила та и нахмурилась.

— Нам будет не хватать тебя, брат, — сказала расстроенная Михримах. Кажется, веселилась одна Хюррем. Все уже даже привыкли жить в тесноте, и их это не смущало. — Было приятно пожить вместе, как в детстве.

— Мы всегда можем навещать друг друга, — добродушно сказал Мустафа.

После еды Хюррем, как и обещала, помогла Махидевран упаковаться. Она так торопилась, чуть не комкала одежду, запихивая ее в чемоданы, словно они уже опаздывали на поезд. Махидевран только бросала на нее недовольные взгляды, явно чем-то встревоженная и опечаленная.

Утром все семейство встало пораньше проводить так надолго задержавшихся гостей. Мустафа сначала намеревался съездить в Эдирне, помочь матери устроиться.

— Ну, в добрый путь, прощай, Махидевран, — торжественно сказала Хюррем, и все странно на нее посмотрели. Она откашлялась и добавила: — Удачной вам дороги.

Прощались долго, словно действительно никогда больше не увидятся, обнимались и целовались по нескольку раз. Хюррем, обняв Мустафу, решила обнять и Махидевран. Это было неловко, а еще вдруг стало как-то… грустно? Они что, теперь не будут ходить по магазинам вчетвером? И собираться дома у Хюррем за чаем. И выходить на пробежку по утрам. Да, определенно неловко грустить по этому поводу.

— Я буду скучать, Махидевран, — сказала Хюррем чуть не с усмешкой и криво улыбнулась.

— Да уж… Не знаю, что буду делать без тебя, — бросила Махидевран. — До свиданья.

Мужчины помогли уложить многочисленные чемоданы Махидевран в такси (хоть она и привезла с собой не так много вещей, времени она даром не теряла, и при каждом удобном случае ходила по магазинам), а потом машина сорвалась с места и уехала.

— Вам не кажется, или уже стало как-то пусто? — спросила Михримах.