Чокнутая семейка (гет)

Выходные наступили быстро, хотя бы потому, что Сулейман рассказал домашним о новости только вчера.

Рано утром в субботу все спали, даже Селим. Он собирался украсть папину машину, чтобы покатать свою подружку, но предусмотрительный Баязед, знавший брата, как свои пять пальцев, спрятал ключи, и они всю ночь ссорились. Их кровати стояли так близко, что они едва не затеяли драку, но их вовремя остановила Михримах, услышавшая шум, напомнив им, что они уже взрослые. Впрочем, в комнате не было места драться, поэтому они обменивались бранью и оскорблениями до тех пор, пока сон не сморил их.

— Пьяница и дебошир…

— Глупый осел…

Это было последнее, что они сказали друг другу перед сном.

Спали все, даже Мехмед, всю ночь представлявший их с Эсмахан свадьбу. Как же так? Они договорились хранить это втайне до тех пор, пока Мехмед не попросит благословения у ее отца, но выяснилось, что уже все в курсе! Впрочем, он сомневался в успехе предприятия. Отец Эсмахан выглядел так грозно, что Мехмед устал каждый раз придумывать причины, по которым он не сможет прийти к ним на ужин. Поэтому он надеялся на поддержку Шах-Хубан — матери Эсмахан, но с ней тоже все было неоднозначно. Да ведь и его отец мог не согласиться! Хоть у него и не было на это причин, Мехмед все равно нервничал. Мать тоже могла взбунтоваться. Он так до конца и не понял, что не поделили она и Шах-Хубан, но, долго и тесно общаясь, они вдруг поругались в один день и уже больше не разговаривали. Как же они будут праздновать свадьбу своих детей, сидя за одним столом? Мало ли, что там могло случиться. Их мать обладала бурным нравом и умудрялась ругаться со всеми не из-за чего, впрочем, она была отходчива и мирилась так же быстро.

Спали все, особенно Джихангир. Ночью Селим и Баязед, дождавшись, пока заснет отец, пытались вынести фортепиано, но Джихангир проснулся и решительно этому воспротивился, заявив, что он не переедет из своей комнаты, и тогда музыкальный инструмент оставили прямо в коридоре.

Спала даже Михримах. Она никак не могла заснуть, потому что обменивалась сообщениями со своим профессором — Малкочоглу. По вечерам они вместе гуляли в парке и ходили в кино, а по ночам — разговаривали по телефону, но утром в университете они сухо здоровались и обращались друг к другу на «вы». Михримах больше не могла выносить этой двойной жизни. Конечно, в том, что они скрываются, был смысл, иначе о них стали бы судачить не только в университете, но и во всем городе! Ведь это неслыханно — дочь такого уважаемого человека… бегает за профессором! Могут даже подумать, что ей ставят оценки просто так. Но с этим определенно стоило что-то сделать.

Не спала только Хюррем. Она, зная, что Мустафа и Махидевран прибудут в одиннадцать часов, поднялась в семь. Вчера вечером звонила Махидевран, попросила встретить их на вокзале, но она сказала, что Сулейман в ванной и не может подойти к телефону, и не передала сообщение. И тут до нее дошло — Баязед вчера обманул ее! Как же он мог ужинать у Мустафы, если они приедут только сегодня? А она поверила, потому что окончательно запуталась, где же живут эти проклятые — в Стамбуле или в Эдирне. Они, словно неугомонные богачи, метались то туда, то сюда. Хюррем встала в семь, чтобы аккуратно уложить волосы, отутюжить одежду, нанести макияж и приготовить такой роскошный завтрак, какой Махидевран и не снился. Что бы там ни говорил Баязед, а Махидевран действительно отвратительно готовила, но никто не решался сказать ей об этом, чтобы не расстроить. Только Хюррем предпочитала горькую правду, нежели сладкую ложь, но Махидевран не верила, считая, что ей просто больше нечего предъявить. А еще вчера вечером, пока ничего не подозревающий Сулейман принимал душ, Хюррем подговорила детей. Она велела им делать все, что угодно, лишь бы Мустафа и Махидевран не задержались у них надолго. Предложение было воспринято с большим энтузиазмом Селимом и Баязедом. Они так обрадовались, что позабыли о своей ссоре и взялись за составление тщательного плана (видимо, в процессе обсуждения они и поругались снова). Михримах только покачала головой; впрочем, мама всегда знает, что делает. А Мехмед и Джихангир остались равнодушными, не желая снова вмешиваться в эти непонятные женские склоки.

Наконец, заботливая мать семейства стала будить всех к завтраку, сказав, что скоро прибудут Мустафа и Махидевран. Впрочем, приехали они нескоро, а лишь через час после обещанного, и завтрак стал обедом.

— Всегда эта Махидевран опаздывает, — ядовито прокомментировала Хюррем звонок в дверь.

Сулейман тактично проигнорировал замечание жены, и они пошли открывать.

— Мустафа, — протянул Сулейман, вмиг став радостным, и раскрыл свои объятия сыну. Пока они обнимались, Хюррем и Махидевран обменивались многозначительными взглядами — презрительно оглядывали друг друга с ног до головы, оценивая наряды, и обе остались недовольны, мысленно посчитав, что одна одета лучше другой. — Как ты, сынок?

— Все хорошо, папа, — отозвался Мустафа. — Надеюсь, у вас все еще лучше.

— Махидевран, — протянула Хюррем, скривившись в натянутой улыбке, — а ты, несмотря на возраст, с каждым годом все краше.

Махидевран смутилась от такого комментария, но лишь на несколько секунд. Быстро взяв себя в руки, она придумала ответ:

— Чего не скажешь о тебе, Хюррем. Но тебя можно понять. Все-таки выносила пятерых детей…

Дети вышли обнимать Мустафу. Они проводили столько времени вместе, что не могли его не любить. Впрочем, нельзя было сказать, что и Хюррем не любила его. Она не любила только Махидевран.

— Вы довольно долго добирались, — сказал Сулейман, впуская гостей в дом.

— Хюррем, наверное, забыла передать тебе сообщение, — сказала Махидевран. — Я просила встретить нас на вокзале, но, когда мы поняли, что ты не приедешь, мы взяли такси.

Сулейман вопросительно посмотрел на жену, но та так ему улыбнулась, что он не смог отругать ее и только вздохнул и покачал головой, задумавшись над словами Махидевран.

Когда все уселись за стол и принялись за еду, Мустафа сказал:

— Все так вкусно, Хюррем. Наверное, вы рано встали, чтобы успеть приготовить столько.

— Мне это только в радость, Мустафа, ведь вы с матерью так редко к нам приезжаете, — отозвалась Хюррем и широко улыбнулась. Только дети, знавшие ее слишком хорошо, услышали сарказм в ее словах и поняли, что громкостью голоса она пытается скрыть недовольство, ведь Мустафа и Махидевран приезжали только в прошлом месяце!

— Раз уж вы здесь, — сказал Сулейман, — почему бы не устроить большой ужин? Пригласим Ибрагима и Хатидже, Лютфи и Шах-Хубан. Пусть еще возьмут с собой дочерей. Можно и Хайреддина с дочерью…

Сулейман не успел даже договорить, как вдруг поперхнулись едой Мехмед и Мустафа, а Баязед облился соком. Селим расхохотался, похлопывая себя по колену, и Баязед толкнул его локтем так, что тот тоже облился. Едва не началась потасовка между неугомонными братьями, но Хюррем одними глазами сделала им замечание, и они успокоились и стали вытираться. Все замолчали, не понимая, что происходит.

— Посмотри, что ты сделала, Хюррем, — сказала Махидевран. — Твоя курица слишком острая. Сынок, попей воды.

— Зато твоя курица в прошлый раз едва не начала летать! — воскликнула обиженная Хюррем, всплеснув руками. — Почему в моей тарелке было больше перьев, чем мяса?

— Знаешь, Хюррем, я не думала, что ты станешь есть себе подобных, — отозвалась Махидевран.

Мустафа, залпом осушивший стакан с водой, спохватился и сказал:

— Не беспокойтесь, Хюррем. Курица очень вкусная. Я просто плохо прожевал, — и обеспокоено посмотрел сначала на Мехмеда, а потом — на Баязеда. Он не знал, что происходит, но между ними уже был безмолвный заговор. Лишь мужская солидарность подсказала ему, что только что случилось что-то важное.

— Отличная идея, папа, — сказала Михримах. — Я давно не видела их всех. Как там поживает Михриниса, Мустафа?

Все повернулись к Мустафе, а он вдруг слишком горячо воскликнул:

— А мне откуда знать? — все странно посмотрели на него, удивившись его грубости. Но он, тем не менее, добавил также сердито: — Я не видел ее столь же долго, что и ты.

Михримах, правда, нисколько не обиделась, только хитро улыбнулась и продолжила есть. Она знает! Определенно знает. Но откуда? Михримах и Михриниса никогда не общались и встречались лишь пару раз на подобных семейных обедах. Причем отец не так уж и часто звал Хайреддина! Больше не от кого узнать. Впрочем, может, она где-то их видела? Мустафа вдруг почувствовал себя ребенком. Так встревожиться из-за какой-то ерунды! Он и Михриниса — давно взрослые люди. Они могут делать все, что посчитают нужным. Правда, что бы сказали их отцы, объяви они о помолвке?.. Ведь стоило сначала спросить позволения! Но все происходило так быстро, да и отца не было в городе…

— Что скажешь, Хюррем? — сказал Сулейман. — Не волнуйся за ужин. Михримах и Махидевран тебе помогут.

Все вдруг запротестовали, начался какой-то гвалт, а кто-то выкрикнул:

— Только не Махидевран!

Все говорили одновременно, и было непонятно, кто это крикнул, но голос был мужским. Махидевран смешалась от такой реакции. Увидев, что Хюррем ничего не говорила — ее губы определенно точно даже не шевелились, — она вдруг осознала ужасающую истину — Хюррем была права! Она не умеет готовить! Так вот, значит, почему она находила дома после гостей еду в цветочных горшках? Вот, почему друзья и родственники, приходя к ней, настаивали на том, чтобы заказать пиццу или и вовсе пойти в ресторан? Вот, почему их собака всегда была поразительно сытой? А унизительнее всего было осознавать, какой вкусный завтрак подала Хюррем. Если бы Махидевран сейчас была одна дома, она бы положила себе сразу две порции и даже облизала бы тарелку. Эта Хюррем точно была ведьмой, иначе как можно было вырастить пятерых замечательных детей, построить карьеру и научиться так хорошо готовить? Махидевран впала в уныние. А что есть у нее? Мустафа? Конечно, он хороший сын, но уже скоро у него появится своя семья, и он забудет о ее существовании, оставит ее жить в старом доме в Эдирне вместе с собакой. Лука? Но на что сдался ей этот глупец? Такая умная женщина, как она, достойна большего. Действительно, можно найти кого-то другого. Но зачем?

Увидев опечаленную Махидевран, всем вдруг стало стыдно, даже Хюррем, которая ничего не делала. Она, узнав голос сына, напугала Джихангира злым лицом, и он сказал:

— Простите, Махидевран. Я не хотел вас обидеть. Просто у нас проблемы с пожарной сигнализацией, а Мустафа рассказывал, что вы недавно подожгли плиту…

— Довольно! — воскликнула Хюррем, рассердившаяся из-за того, что сделала еще хуже.

Махидевран была так раздавлена, что даже не обращала внимания на то, что говорят остальные. Ей остается только одно — двигаться вверх по карьерной лестнице, пока у нее еще нет внуков. Да, точно, работа — единственная отрада.

— Давайте сменим тему, — предприняла следующую попытку Хюррем. — Михримах, как дела у тебя в университете? Ведь у тебя последний год.

— Да, Михримах, как ты успеваешь по тому предмету, который ведет тот профессор?.. — сказал Джихангир. — Ты говорила, у тебя с ним что-то не складывается. Не помню, что за предмет. Ведет профессор Малкочоглу как-то там.

Михримах побледнела на глазах, а, увидев хитрую улыбку Джихангира, разозлилась. Как он узнал? Ведь они даже гуляют в другом районе! Ничего в этом доме нельзя утаить!

— У тебя есть проблемы с учебой? — спросил Сулейман.

— Ничего серьезного, — спохватилась Михримах, бросая на веселого Джихангира злобные взгляды. — Стоило просто лучше разобраться в предмете.

— Значит, решено, — сказал Сулейман, вставая из-за стола. — Обзвоню всех. Надеюсь, все согласятся прийти, — он пошел к телефону в гостиной.

Махидевран все еще сидела, как в воду опущенная. Она даже перестала есть так нравившийся ей салат. Она всегда говорила, что терпеть его не может, и именно поэтому Хюррем его приготовила. Хюррем неожиданно сказала:

— Как же мы втроем управимся с таким большим ужином? Нам придется начинать уже сейчас.

Махидевран удивленно посмотрела на нее, а Михримах закатила глаза и сказала:

— О, Аллах, только не это. Мама, избавь меня от этого страдания.

— Ну уж нет, — отрезала та. — Будешь помогать, раз твои несносные братья не научились готовить.

— Ну, знаешь, Эсмахан говорила, что Мехмед вкусно готовит. А нам он говорит, что ничего не умеет, — сказала Михримах, и только после того, как все перестали жевать и посмотрели на Мехмеда, она поняла, что только что произошло. Она поджала губы, думая, как выйти из положения, пока все не стало еще хуже, но на ум ничего не приходило. Мехмед, чтобы никак это не объяснять, вдруг засунул в рот большой кусок мяса. — Я имею в виду, — спохватилась Михримах, — Шах-Хубан как-то позвала нас в гости, но она не успела приготовить ужин, и мы делали его все вместе. У Мехмеда отлично получается.

— Брат, может быть, тебе стоило пойти учиться на повара? — потешался Селим. Он расхохотался над своими словами. Его поддержал Баязед, который уже вчера рассказал ему все об Эсмахан, хоть они вообще не были с ней знакомы. Парни иногда оказываются даже большими сплетниками, чем девушки. Неизвестно, как эти двое успевают и ссориться, и общаться, как цивилизованные люди. Мехмед продолжал жевать большой кусок мяса, не желая лгать матери. Его щеки раздулись, изо рта едва не вываливалась еда, и Махидевран, сидевшая рядом, странно на него смотрела, подумав, что все-таки Хюррем успевает не все, ведь хороших манер Мехмеду не досталось. Хюррем происходящее не нравилось, но она не могла понять, что именно не так. Возможно, присутствие Махидевран ее смущало, а, возможно, и то, что вечером в ее доме будет еще больше злобных женщин, чем сейчас, и ей еще и придется на них готовить.

Вернулся Сулейман и сказал, что все гости будут вечером, что обрадовало лишь половину присутствующих.