Чокнутая семейка (гет)

Все резко замолчали. Хюррем закрыла лицо рукой. Опять ее сын все испортил. А ведь она уже придумала, как подвести Сулеймана к разговору о женитьбе! Михримах подавилась и уронила телефон на пол. Джихангир подал ей стакан воды.

— Вот, значит, как! — быстро пришла в себя Михримах. — А Селима арестовали в прошлом месяце!

— А ты брала машину отца без спроса! — воскликнул Селим.

— А ты брал с собой Баязеда в ночной клуб! — продолжала Михримах.

— А вместо тебя позавчера ночевал Мехмед, — не успокаивался Селим.

— А ты давал Джихангиру покурить!

— Умолкните! — прогремела Хюррем так, что все вздрогнули и затихли, обеспокоено переглядываясь. Ужин превратился в балаган, но всем было не до смеха.

— Мустафа!

— Мехмед!

Это крикнули встревоженные не на шутку матери.

— На ком ты женишься?

И вот опять они сказали это вместе, а потом посмотрели друг на друга. Каждая думала об одном и том же. Горе сближает.

Наконец, первым нашелся Мехмед. Он, оставив вилку, вдруг встал из-за стола и сказал:

— Отец, господин Лютфи… — Эсмахан попыталась усадить его на место, но он отмахнулся. — Я должен был давно спросить вашего благословения.

Эсмахан закрыла лицо обеими руками, с трудом борясь с желанием броситься вон из-за стола. Все, они погибли!

— Мы с Эсмахан любим друг друга и хотели бы как можно быстрее сыграть свадьбу, если вы позволите.

Пораженные, словно громом, отцы не успели ничего на это ответить, — они только посмотрели друг на друга, — как с грохотом поднялся из-за стола Мустафа. Он, вдруг заразившись храбростью младшего брата, сказал:

— Как уже здесь сказали, я тоже намерен жениться. Отец… Господин Хайреддин… — тот, услышав, что обращаются к нему, перестал жевать и во все глаза уставился на Мустафу. Он предчувствовал, что его избранницей может оказаться Михриниса, но до последнего надеялся, что это не так. — Надеюсь, вы позволите мне сделать вашу дочь счастливой.

Очередь до разбора полетов остальных не дошла, потому что Сулейман вышел из-за стола. По его лицу ничего нельзя было понять, кроме того, что он слишком изумлен, чтобы говорить. Вдруг он пошатнулся на месте и, чтобы не упасть, схватился за спинку стула. Хюррем бросилась ему на помощь. Остальные тоже повскакали со своих мест, но она жестом велела им не двигаться. Хатидже собралась вызвать скорую, но Сулейман отказался от помощи и взглянул на присутствующих.

— Как это понимать? Почему я обо всем узнаю в последнюю очередь? — прогремел Сулейман, а всем вдруг стало стыдно, даже Шах-Хубан, которая была в том же положении, что и он. Подумать только, ее дочь собралась выходить замуж, а она и не в курсе! А ведь она думала, что та рассказывает ей все свои секреты. Но оказалось, что она уже давно не доверяет матери так, как раньше. На Хатидже не было лица. Видимо, она была такого же мнения. Ибрагим бросал взгляды, полные ярости, на Баязеда. Тот старался делать вид, что ничего не замечает.

— Сулейман… — попыталась успокоить мужа жена, взяв его за руку.

— Хюррем! — прервал он ее. — Неужели ты тоже обо всем знала?

— Я узнала вместе с тобой, — отозвалась она.

Сулейман вырвал руку и направился в свой кабинет. Он грозно сказал:

— Мне нужно подумать! Хайреддин, Лютфи, вы идете?

Те переглянулись и направились за другом, обернувшись по пути на своих дочерей. Хайреддин, как показалось Михринисе, был зол, а Лютфи все еще не понимал, что происходит. На кухне долго никто не решался нарушить молчание. Наконец, первым вышел из оцепенения Баязед — он набросился с кулаками на Селима, но был остановлен Мустафой, который скрутил ему руки. Баязеда оказалось не так просто успокоить.

— Потом поблагодаришь, — сказал беззаботный Селим.

Ибрагим медленно подошел к Баязеду. Испугавшись, что сейчас будет, за ним поспешили его жена и дочь. Баязед испуганным не был. Наоборот, он воинственно заглядывал в глаза Ибрагиму, казалось, готовый вступить с ним в бой. Да, точно, если не уговорами, то силой он завоюет себе право быть с Хуриджихан!

— Не бывать драке на моей кухне, — сказала Хюррем, увидев их лица, и хотела направиться к сыну, но Махидевран преградила ей дорогу рукой и предупреждающе покачала головой. Хюррем решила ее послушать.

— За кого ты меня принимаешь, Хюррем? — поразился оскорбленный Ибрагим. — Думаешь, я стану бить ребенка?

— Я не ребенок, — с жаром отозвался Баязед.

— Помолчи! — воскликнула Хюррем.

— Хуриджихан, — начал Ибрагим, — мы с тобой поговорим дома. Ну, а ты, — он посмотрел на Баязеда, — будешь держать ответ сейчас.

— И мне есть, что вам сказать! — полный энтузиазма, отозвался Баязед. Хуриджихан делала ему предупреждающие знаки, но тот игнорировал их. — Мы с вашей дочерью знаем друг друга всю жизнь. Мы все играли вместе — я, Селим, Михримах, Хуриджихан. И я не знаю, как так получилось… Но у нас любовь!

Теперь Хуриджихан сливалась со своим красным платьем. Кажется, она собралась упасть в обморок! Но ее вовремя обняла за плечи Михримах. Ибрагим кивнул. Никто не знал, что означал этот кивок. А потом посмотрел на Хатидже. Та была так взволнована, что не могла вымолвить и слова. Так ничего и не сказав, Ибрагим отошел от Баязеда. Казалось, буря миновала. У Хуриджихан вырвался облегченный вздох.

Из кабинета Сулеймана не доносилось ни звука. Вот, как тихо разговаривали собравшиеся там. Воспользовавшись отсутствием мужа, Хюррем сказала тихо:

— Селим! Михримах! Джихангир! — хоть она и говорила тихо, она была в ярости. Казалось, что этих троих вызывают на эшафот. — Неужели все это правда?

— Мама… — начала Михримах, но Хюррем жестом велела ей молчать.

— Я не знаю, кого из вас отчитать первым, — сказала она, — но вы скажете отцу, что пошутили. Вы поссорились и решили оклеветать друг друга! Ясно вам или нет? — те закивали, не веря своей удаче, а Хюррем добавила: — Мы поговорим потом, — взглянув на гостей, она сказала: — Надеюсь, никто из вас не проговорится?

Хюррем и сама знала, о чем просит. Она знала, как ее ненавидят Махидевран и Шах-Хубан. Знала, что Ибрагим — лучший друг Сулеймана; у них нет друг от друга секретов. Нурбану и вовсе не внушала ей доверия. Но все, тем не менее, кивнули, согласившись с тем, что так будет лучше для Сулеймана.

Наконец, трое любящих отцов вернулись в кухню. Все так и продолжали стоять возле стола. Первым сел Сулейман, а потом жестом позволил сесть и остальным. Все ждали его слов, словно приговора.

— Мустафа, Мехмед, — наконец, начал он после эффектной паузы, — вы очень огорчили нас своими словами.

Мустафа вздохнул, а Мехмед схватился за голову. Ну, все, дело пропало! Михриниса и Эсмахан, сидящие рядом, взялись за руки под столом.

— Вы очень расстроили нас, — продолжал Сулейман, — тем, что не пришли к нам рассказать о своих чувствах. Но почему? Мы не заслужили вашего доверия? Или вы решили, что мы станем мешать настоящей любви?

Мустафа и Мехмед, наконец, решились снова взглянуть на отца и увидели, что его лицо прояснилось. Теперь он улыбался.

— А поскольку я уверен, что каждый из вас повстречал свою любовь, то я даю вам свое благословение. Что скажете вы, Хайреддин, Лютфи?

Хайреддин, вздохнув, ответил:

— Почему бы и нет? Пусть лучше это будет сын моего друга, чем какой-то проходимец.

— Ты же не против, Шах-Хубан? — сказал Лютфи.

Та, не думая, что ее спросят, смешалась. Им предстоит породниться с Хюррем! Мехмед хороший мальчик, да и, кажется, всерьез влюблен в Эсмахан, но это… Шах-Хубан не могла сказать, что искренне ненавидела Хюррем, но и представить ее сватьей тоже не могла. Впрочем, время покажет.

— Конечно, — отозвалась она.

— Давайте же отпразднуем это! — воодушевилась Хюррем. — Как хорошо, что мы сегодня собрались.