Чокнутая семейка (гет)

Весь день в доме царили суматоха и беспорядок. В кухне Хюррем и Махидевран обменивались любезностями.

— Что же ты делаешь? — причитала Хюррем. — Хочешь, чтобы кто-нибудь подавился? Нельзя так крупно резать!

— Не учи меня жизни, женщина, — огрызалась Махидевран, продолжая делать по-своему. — Я и так знаю, как надо!

Михримах, уставшая все это выслушивать в очередной раз, только вздыхала и думала, как от них сбежать. Джихангир прямо в коридоре у лестницы вот уже два часа подряд бесконечно играл свою программу на концерт, и никто уже больше не мог это выносить, но все молчали. Мустафа, Мехмед и Баязед устроили совет в гостиной.

— Я просто уйду, — заявил Баязед. — Что-нибудь обязательно пойдет не так.

— Ты не можешь уйти, — возразил Мехмед. — Что скажет отец?

— Ох уж эта Михримах! — раздосадовано покачал головой Мустафа. — И как ей это удается?

— Уже поздно думать о Михримах, — рассудил Мехмед.

— Предлагаю просто весь вечер молчать, — сказал Баязед. — Если кто-то с нами заговорит, мы засунем в рот целый кусок мяса, — он рассмеялся и похлопал смутившегося Мехмеда по плечу. — Видел бы ты свое лицо. А уж Махидевран, наверное, вообще пожалела, что приехала сюда.

А Селим и вовсе притащил в дом свою девушку.

— Семья! — крикнул он с порога. Все собрались у двери, где раздевался Селим со своей гостьей. — Знакомьтесь. Это — Нурбану.

— Здрасте.

— Что ты делаешь, Селим? — спросил шепотом поразившийся Баязед.

— Вы все сегодня с подружками. А мне что, одному скучать? — ответил тот. Баязед потер переносицу, не зная, что ответить, а Мустафа и Мехмед только переглянулись. Хюррем эта Нурбану сразу не понравилась. Впрочем, не так-то просто понравиться Хюррем. Но она, как и подобает приличиям, не подала вида. А еще она волновалась, что скажет Сулейман, который должен вернуться домой вечером.

— Здравствуй, Нурбану, — кивнула Михримах. — Как там поживает твой дядя? Он выяснил, что у него с ногой?

Все странно посмотрели на Михримах, а Селим воскликнул:

— Ты что, и с ней знакома?!

— Дядя в порядке, — отозвалась Нурбану. — Ему назначили лечение, и все прошло.

— Рада за него, — сказала Михримах.

— А мне так никто и не ответил! — продолжал Селим, но Михримах одарила его своей таинственной улыбкой и пошла наверх, заявив, что ей нужно позвонить по телефону. Хюррем и Махидевран вернулись на кухню.

— Тебе не кажется, — шепотом сказала Махидевран, когда Селим и Нурбану уселись за стол и стали есть те продукты, которые предназначались для ужина, — что этой девице здесь не место? Я не хочу, чтобы мой сын сидел с ней за одним столом, — почему-то никто не останавливал Селима и Нурбану, и они продолжали хватать со всех тарелок нарезанные помидоры, сыр и даже зелень.

Хюррем, ни на секунду не отвлекаясь от готовки, вся вспыхнула, но больше от того, что была согласна с Махидевран. Правда, она этого не показала. Она воскликнула, так, чтобы никто ее больше не слышал:

— Что ты хочешь сказать? Мы абсолютно ничего не знаем об этой девушке. Уверена, мой сын сделал правильный выбор.

Махидевран покачала головой, нисколько не поверив, что Хюррем действительно так думает, но они все равно закрыли эту тему.

— Ах, Джихангир! Перестань ты играть хотя бы на минуту! — послышался крик Михримах на втором этаже. — Я разговариваю по телефону.

— Но у меня концерт на следующей неделе, — также громко ответил ей Джихангир из коридора. Никто так и не поставил фортепиано на место.

В гостиной снова проходило заседание, правда, на этот раз была громко включена музыка, чтобы не слышать игру Джихангира и чтобы остальные домашние не слышали их. А еще сегодня мама дала добро делать все, что только захочется. Вот, как поняли это дети.

— Аллах! Что за чудовищная музыка? Кто там кричит? — восклицала на кухне Махидевран, заламывая руки. — У меня уже разыгралась мигрень из-за шума. Хюррем, что ты делаешь со своими детьми?

Хюррем, обычно тоже приходившая в ужас от музыкальных предпочтений Баязеда, теперь бездействовала, продолжая мерно нарезать овощи.

— Селим точно испортит все дело, — прошипел Баязед. — Вы посмотрите на него!

— Я бы больше волновался за Михримах, — парировал Мустафа. — Женщинам вообще нельзя рассказывать секреты. Зря ты доверился ей, Баязед.

— Вы как хотите, — вдруг с жаром воскликнул Мехмед, — а я сегодня признаюсь!

— Придержи коней, брат, — Мустафа успокоил его жестом. — А ты уверен, что Эсмахан тоже хочет признаться? Видел бы ты Лютфи в гневе, — он покачал головой.

— А уж чего стоит Шах-Хубан… — присоединился к нему Баязед. — Я слышал, как они ссорились с матерью. Они едва не вцепились друг в друга, как кошки. Не знаю, кто хуже, мама или она.

Мехмеда напугали эти разговоры, и он в одну секунду растерял свой энтузиазм.

— Ты идиот! Ты просто трус! — кричала Михримах на втором этаже. — Ты не можешь так поступить.

— Что там натворил Джихангир? — покачал головой Баязед. Джихангир, правда, продолжал играть на фортепиано, как заведенный.

Михримах со слезами на глазах и топотом спустилась со второго этажа.

— Дочка, мы без тебя не справляемся, — сказала Хюррем, но Михримах, проигнорировав ее, грубо схватила куртку и выбежала на улицу в снег, хлопнув дверью.

— Да уж, Хюррем. Дети ни во что тебя не ставят, — ядовито прокомментировала Махидевран.

— Джихангир! Чем ты обидел сестру? — крикнула Хюррем, но сын, слишком занятый игрой, не ответил.