Невероятное восстание Лулу (джен)

Невзгоды неизбежны, они поражают нас во всех размерах — от мала до велика. Это просто неизбежный факт жизни. Мы все должны бороться с невзгодами в нашей повседневности, и то, как мы решаем это делать, может очень легко сообщить миру о том, что мы за человек. Сохраняем ли мы спокойствие, рационально рассматривая возможные пути решения? Не впадаем ли мы в панику, не предпринимаем ли вообще каких-либо попыток добиться успеха? Трусим? Гневаемся? Боимся? Наслаждаемся невзгодами? Хороним наши истинные чувства под горой отрицания, игнорируем проблему и молимся, чтобы она исчезла сама собой?

— Сложить вот так, и... вуаля! Бумажная птичка.

— Ух ты! Невероятно!

Или мы надеваем улыбку, чтобы все вокруг нас были счастливы, пока сами решаем свои переживания, чтобы другие не тревожились на этот счет? Большинство никогда бы не подумало об этом, большинство было бы слишком поглощено своими собственными проблемами, чтобы беспокоиться о том, что другим может быть хуже. Не настолько хуже, как у Наннали ви... а, скорее, Наннали Ламперуж. Когда она была совсем маленькой, Наннали имела несчастье стать свидетелем смерти собственной матери, чей остывающий труп приземлился на ее крошечное тело в попытке защитить ее. В некотором смысле она смогла добиться своего: Наннали пережила нападение.

Тем не менее, это событие было слишком травмирующим для такой маленькой девочки. Эти шрамы навсегда останутся в ее памяти. И все же! И все же ей приходилось терпеть новые муки, поскольку каждый день, каждое мгновение несло в себе напоминание о случившемся, как свежесорванная раневая корочка.

Потому что, видите ли, Наннали выжила. Но сухожилия на ее ногах — нет. Пули разорвали ее юные ноги в клочья, но к тому времени, когда она психологически была способна распознать физическую агонию, боль уже давно физически прошла, лишь оставив после себя состояние, при котором она была прикована к инвалидному креслу. Но как будто этого было недостаточно...

Насколько мог судить любой врач, никаких физических повреждений ее глазам не было нанесено. Повреждения были глубже, куда глубже, чтобы их могла устранить физическая медицина. Травма — ужасная вещь. В данном случае это означало, последнее, что видела Наннали, была кровь, стекающая по щеке ее матери. Это картина оказалось слишком тяжелой для нее, и поэтому ее мозг отреагировал, отказываясь позволить ей снова открыть глаза.

Одно-единственное событие, но его последствия были гораздо глубже, чем она могла себе представить. Но если бы у кого-то хватило духу спросить ее, что она думает об этом сейчас, она бы просто ответила, что это ужасно, но, по крайней мере, она повстречала так много хороших людей. Во всем можно найти положительный момент.

Она не могла видеть бумажного журавлика в своих руках, но годы практики позволили ей мысленно представить его себе. Ее внимание сосредоточилось на кончиках пальцев, когда она осторожно провела пальцами по их краям. Это позволило ей понять — нет, представить перспективу — как того не могла Саёко. Это была маленькая вещица, ничего особенно впечатляющего в грандиозной схеме мира, но она позволила Наннали понять бумажного журавля как произведение искусства. Произведение навыка. Произведение дружбы.

На стене зазвонили часы. Наннали нахмурилась.

— Странно, — сказала она. — Интересно, где сейчас мой брат? Если он приходит поздно, то обычно заранее звонит домой.

— Я бы не беспокоилась о господине Лелуше, — сказала Саёко. — Уверена, он нашел себе хорошенькую девушку и потерял счет времени.

— Я не была бы так в этом уверена, — ответила Наннали. — Старший брат — не тот человек, который готов встречаться с первой попавшейся девушкой...

Возможно, она и не видела понимающей улыбки Саёко, но определенно чувствовала ее. И все же, это заставило ее задуматься: куда же подевался ее брат? Может быть, он играл в одну из тех шахматных партий, о которых, как ему казалось, она не знала? Если это так, то нетрудно представить себе, что он ввязался в какую-то неприятность против аристократа, который не желал платить...

Ну, она могла бы весь день сидеть и строить теории, если бы захотела, но если ее брат попал в беду, ей следовало бы об этом узнать. И если это вообще возможно, то она должна найти способ помочь ему выбраться из этой ситуации. Потому что он сделал бы то же самое для нее в мгновение ока.

Это как раз то, что и делали старшие братья.

* * *

Стенд. Вот как называлась эта способность. Неужели стрела даровала эту силу и Кловису? Почему же она отличалась от Лелуша? Может ли эта штука взаимодействовать с предметами таким образом, чтобы они становились невидимыми? Вопросы. Слишком много вопросов. Он вошел в эту комнату с вопросами, и теперь ему приходилось беспокоиться еще о новых.

Например, уверенность, застывшая на лице Кловиса. Ее просто не могло там быть. Откуда она? Даже простой тактический анализ должен был открыть глаза любому человеку! Он стоял лицом к лицу с невидимым врагом с пистолетом. Как он мог надеяться защитить себя в такой ситуации? Атака могла начаться откуда угодно и в любое время, и он нигде не мог спрятаться. Зачем запирать комнату, когда он мог легко сбежать?

Попахивало ловушкой. Просто воняло ей. Только это удерживало его от выстрела. Кловис не был из тех, кто пускается на блеф, когда ему нечем себя защитить. Если он и был уверен в себе, то не без причины. Если бы он хоть на секунду подумал, что в него может попасть пуля, то запаниковал бы еще сильнее. Боялся. Дрожал. Застыл бы на месте. Более того, если бы он вообще мог видеть Лелуша, то, по крайней мере, смотрел бы прямо на него, а не чуть в сторону.

Все это ставило в тупик.

То, в чем Кловис был так уверен, совершенно очевидно, зависело от одного-единственного фактора — Лелуш стреляет из своего пистолета. Как только это произойдет, все станет ясно. Он не делал никаких явных движений, чтобы атаковать или защищаться, и, вероятно, не сделает этого, пока не подвергнется прямому нападению. Итак, Лелуш выбрал единственно разумный путь, который был ему доступен.

Для начала он лег на пол, держа пистолет на расстоянии вытянутой руки от своего тела. После этого он повернул пистолет таким образом, что была невозможно прицеливание, но все же держал пистолет твердо. Подальше от его тела. Он прицелился в Кловиса.

А затем [Painted Black] растянулся по полу, поправляя прицел. Это позволяло Лелушу поворачивать рукоятку даже в таком положении, чтобы прицел оставался таким же точным, как и всегда. А затем в комнате раздался выстрел. Крошечная вспышка заставила пулю пронестись по воздуху к намеченной цели — ноге Кловиса — с поразительной точностью. Конечно же, Кловис ожидал выстрела в голову или туловище, предполагаемого смертельного выстрела, чтобы немедленно положить конец этой битве. Несомненно, это положит конец всему!

Вот только этого не произошло. [The Wall] шевельнулся и совершил сразу два действия. Первым движением перехватил пулю, а следующим — послал удар в воздух, который оставил значительную вмятину в стене примерно там, где стоял бы Лелуш, если бы он выстрелил из пистолета под этим углом обычным способом. Все было словно удар кобры. [The Wall] отскочил назад к Кловису и снова оказался рядом с ним, словно никогда и не уходил.

Несколько секунд Лелуш вообще не двигался. В ушах у него все еще звенело. Удар [The Wall] был значительно громче, чем выстрел из пистолета. Если бы попали по нему, его кости превратились бы в порошок. Он был бы не более чем кровавым пятном, которое Кловис мог бы оставить там для будущих встреч, где он сказал бы: "А, это? Простой наглец, попытавшийся застрелить меня, которого я убил голыми руками."

Лелуш проверил свою обойму. Осталось пять пуль, и он не взял с собой магазины.

— Видимо, я промахнулся по тебе, — сказал Кловис, слегка пожав плечами. [The Wall] плавал вокруг его тела, паря в воздухе, как дурной душок. Играя в телохранителя своим гигантским кирпичным телом. — Мне было очень трудно удержаться от разговора о Стенде, так что, пожалуйста, позволь мне немного побаловать себя, и я поведаю тебе о двух простых фактах.

Да, давай, Кловис. Продолжай говорить. Пока ты это делаешь, твой дорогой младший братик прокрадется в тенях комнаты, а затем выстрелит прямо отсюда, используя тот же самый трюк. Только на этот раз он будет целиться в руку.

— Во-первых, любой ущерб, нанесенный Стенду, отражается на его пользователе.

Еще один выстрел, и вновь [The Wall] преградил путь пуле. На этот раз он послал удар, по мощности сравнимый со стенобитным шаром, и тот факт, что здание все еще стояло после удара, говорил о чудесах архитектуры. Действительно, это было здание, предназначенное для того, чтобы пережить попытки всевозможных воздушных ударов. Лелуш и на сотую долю не был так крепок.

Секунду! Эта пуля, несомненно, попала прямо в руку [The Wall]. Если бы он действительно был сделан из кирпича, то это наверняка причинило бы вред Кловису. Кирпичи точно не были полностью невосприимчивы к выстрелам, так почему же он не выказал никаких признаков-

Если только...

— Второе, что я могу тебе сказать, — произнес Кловис, — это то, что навредить Стенду можно только другим Стендом.

В комнате воцарилась тишина. Внезапно стало понятно, почему Кловис раскрыл именно эту пару фактов. Это было подтверждение чего-то очевидного. Лелуш уставился на [Painted Black]. Теневой Стенд пожал плечами, как бы говоря: "Не спрашивай меня". Как бы то ни было, он ничего не мог сделать, кроме как подтвердить то, что уже понял Кловис: его Стенд не может атаковать. Впрочем...

Первый удар пришелся в то место, где был [Painted Black], и Лелуш ничего не почувствовал. Возможно ли... что его Стенд мог взаимодействовать с предметами, только делая их невидимыми... а это означало, что даже другие Стенды не могли навредить ему! Но по той же причине он не мог быть использован для нанесения вреда другим Стендам. Единственным оружием, которым Лелуш мог атаковать, был его пистолет. Пистолет, в котором осталось всего четыре пули.

— Теперь-то ты понимаешь, в каком безнадежном положении оказался? — произнес Кловис, очевидно адресуя свой комментарий потолку. — Единственный способ открыть эту дверь — это снять пульт управления с моей шеи, и нам обоим совершенно очевидно, что ты не можешь навредить мне. Как долго ты сможешь сохранять свою невидимость? Точно не до бесконечности. Так выходи. Будь послушным малым, сегодня ты был очень смелым. Сдайся сейчас, и я не отменю своего доброго приказа. Что я сделаю, даже не сомневайся, если мне придется ждать и убить тебя.

Ложь. Наглая ложь. Довольно оскорбительно для его интеллекта, на самом деле. Как будто кто-то поверит такой откровенной лжи? Что ж. По крайней мере, последнее было правдой, но он наверняка отменит приказ, если выживет, несмотря ни на что.

До этого момента Лелуш боролся за свое собственное выживание, но теперь его мысли вернулись к тому, свидетелем чего он стал в гетто. Семьи убивали просто ни за что. Детей выстраивали в шеренгу и безжалостно расстреливали. Без колебаний. Для британских солдат они были не более чем скотиной на убое.

И вместе с этими врагами пришла и новая цель — он больше не будет сражаться с Кловисом за самого себя! Не ради собственного выживания! Не ради его собственных ответов! Он будет сражаться в память о тех, кто погиб! Он будет сражаться за тех, у кого еще есть будущее! Он будет сражаться! Он победит! Ради них! Он вырежет на сердце эти ужасы, чтобы разжечь страсть в своей душе, но прежде всего!

Он! Обязательно! Победит!

Лелуш снова прицелился, но на этот раз не в Кловиса. На этот раз он целился выше. В потолок. В сторону неработающих ламп, а затем он выпустил пулю. На этот раз [The Wall] не пошел в контратаку. Почему? Он был слишком занят тем, что защищал Кловиса от осколков падающего стекла, одновременно стараясь быть уверенным, что Лелуш не сможет навредить ему еще одним выстрелом из пистолета.

— Ясно, — сказал Кловис. — Мое сердце разрывается на части, видя, что от моей доброты отмахиваются убийственными намерениями! Да будет так!

[The Wall] задрожал и начал трястись. Без всякого другого намека или предупреждения каждый кирпич внезапно отлетел от тела, дрейфуя и вращаясь в воздухе. Отдельно друг от друга они начали летать вокруг Кловиса, не прекращая вращаться вокруг места, где стоял Наместник.

— Узри! — воскликнул Кловис. — Орудие твоей смерти!

— Орбитальный Смертоносный Ураган!

Он хотел рассмеяться. Правда. Очень. Это было слишком смешно, чтобы выразить словами. Действительно, Орбитальный Смертоносный Ураган. Смысл, стоявший за этой атакой, был ясен как день. Кирпичи вращались невероятно быстро, а это означало, что все, что нужно было сделать Кловису, это прогуляться по комнате. Рано или поздно его кирпичи попадут в цель, и если Лелуш попытается выстрелить, то кружащаяся форма кирпичей наверняка в раз предотвратит любую приходящую атаку.

Вот только! Атака зависела от одной-единственной переменной, о которой Кловис не знал, да и не мог знать. Против него был не кто попало. Его невидимый убийца был метким стрелком, способным видеть атаки, идущие из каждого и любого угла комнаты. Все, что ему нужно было сделать — пожелать, чтобы [Painted Black] занял позицию, и тот последовал его приказу немедленно. В процессе рассказывая Лелушу точно, что, где и когда происходит — прекрасная возможность сообщения ему некоторых существенных фактов.

С этих двух точек наблюдения для Лелуша не составило труда покрутить шестеренками в своей голове. Вращение каждого кирпича вокруг собственного центра масс и его ротация вокруг Кловиса. Все, что ему нужно было делать, это наблюдать и рассчитывать, а затем ждать идеального момента для атаки!

Кловис просто не успеет вовремя среагировать. В своей предыдущей гуманоидной форме [The Wall] использовал абсолютную плотность своей массы в качестве защиты, наряду с оценкой направления стрельбы, основанной на звуке. Именно. Судя по его движениям, именно так Стенд смог блокировать его выстрелы. Но сейчас? Масса больше не была сконцентрирована. Она был разбросана по всему Кловису, оставляя бреши, которыми легко было воспользоваться.

Очень жаль, что ему придется закончить этот бой, не имея возможности допросить Кловиса, но увы. Выстрел в голову должен был быть окончанием их встречи. Лелуш вытянул пистолет и приготовился к выстрелу, видя, что ему вот-вот представится такая возможность. Пора покончить с этим. Пришло время отомстить за погибших. Пришло врем-

Он почувствовал, как что-то мягко толкнуло его ногу. Одинокий кирпич, вращающийся гораздо дальше остальных, огибал стены комнаты в нескольких дюймах от пола. Он не был большим. Но его было достаточно, чтобы прекратить целиться.

Кловис повернулся к нему и издал раздражающий смешок.

— Нашел! — воскликнул он, когда кирпичи позади него пролетели мимо его тела прямо к Лелушу. Движимый только инстинктом, он положился на свое физически не развитое тело, чтобы улизнуть от обрушившегося на него града кирпичей. Он пригнулся к полу, перекатившись вперед и пропустив большинство приближающихся ударов. Несмотря на это, одна атака все-таки задела плечо, заставив его крутануться в воздухе и закричать от боли, в то время как другая ударила по челюсти. Он упал на пол, не зная: радоваться, что он ещё в сознании, или же нет?

— Вот она, истинная ярость моего Орбитального Смертоносного Урагана! — расхохотался Кловис. Пока вокруг него роились кирпичи, Лелуш прокручивал это в голове, пытаясь понять, что же произошло! Ну да, конечно же! Четыре кирпича летали низко над полом, перпендикулярно друг другу. Да. Это имело смысл. Отвлечь врага эффектной атакой, в то время как настоящая крадется вне его взора. Как только кто-нибудь увидит более близкие кирпичи, любой отступит назад, чтобы сохранить дистанцию. Именно там патрулировала внешняя четверка. Да. Патрулирование — вот подходящее слово. Как только они почувствуют врага, Кловис узнает, где он находится, и обрушит на него ад.

На его взгляд, рой подобрался слишком близко и завис над головой, словно роящаяся саранча. Если Лелуш поднимет руку еще выше, они почувствуют его и раздавят. А это означало, что у него не было другого выбора, кроме как целиться в ту часть тела, в которую он мог бы попасть точно, и надеяться, что это даст ему время прийти в себя.

Но это означало, что у него останется всего одна пуля. Только одна. А это означало, что он должен был это учитывать, потому что все, что у него было при нем — это пистолет и-

Нет, не совсем так. У него было кое-что еще. Кое-что, о чем говорили ему часы на стене, кое-что, что могло либо убить его, либо спасти... он положил этот предмет на пол, зная, что определенный человек сделает определенную вещь, неосознанно спасая его жизнь в процессе. Но прежде он должен был избежать этой ситуации.

Надеясь на чудо, Лелуш нажал на курок.

* * *

— Ты... Подстрелил меня... — сказал Кловис, едва веря своим собственным словам. Боль была невыносимой. Даже хуже, чем он себе представлял. Видя, как его собственная кровь пятнает сверкающую белую одежду... он едва мог в это поверить. Принц упал на пол, осторожно держа рану чуть выше лодыжки, чтобы хоть немного остановить кровотечение.

Теперь его преимущество во времени исчезло. Он должен был покончить с этим, и покончить немедленно. С такой раной нельзя было обойтись без лечения! Потеря крови, болезнь, инфекция! Слишком велик риск для такого важного человека, как он.

Он попал по врагу. А это означало, что его Стенд не давал ему чего-то вроде неосязаемости или что-то в этом духе — разумеется нет. Если бы это было так, он бы уже давно атаковал вблизи, а не использовал пули.

Поэтому Кловис должен был закончить эту битву, причём сделать это как можно скорее, а не просто ждать, пока невидимый убийца объявит о своем присутствии. Единственный вопрос, который у него был: как это сделать? Конечно, он мог бы что-нибудь придумать.

Он огляделся вокруг и улыбнулся. Конечно. Раньше, когда он стоял, [The Wall] не хватало кирпичей, чтобы защитить его сразу со всех сторон. Но теперь, когда он сидел на корточках... кирпичи образовали вокруг него цилиндрический колодец, сделав его невосприимчивым к повреждениям.

— Ты... ты очень хорошо постарался, — сказал Кловис, стиснув зубы от боли. — Я полагаю... я полагаю, ты собираешься убить меня, одиннадцатый? Так же, как вы убили моих брата и сестру! Лелуш... Наннали... они никогда не причинили бы вам вреда! Они были детьми, и вы лишили их жизней без всякой на то причины! Ты понимаешь это, одиннадцатый? Эти невинные души покинули этот мир из-за вашей варварской отсталой природой! Вот тогда-то я и понял, кто вы такие! Животные! Я предлагал спасение тем немногим из вас, кто заслуживал его, но остальным я предлагаю только те же страдания, которые вы причинили им!

А потом, словно чудо, он услышал это. Безобидный звук. Знакомый звук, предвещавший победу. Мелодию. Убийца оставил свой телефон включенным. Воистину, такой скудоумный.

На этот раз он не даст ему сбежать. На этот раз он отгородил эту часть комнаты стеной. Бежать было некуда. Спрятаться было негде. Он выпрямился во весь рост, дрожа от боли, и позволил себе победную улыбку за мгновение до того, как получил пулю в спину.

Это было хуже, чем нога, и он сразу же понял это, потому что вскрикнул от боли. Ему показалось, что его грудь загорелась. Все, что он мог сделать — рухнуть на землю, в то время как очерченная фигура его убийцы прошла мимо и подняла трубку все еще звонящего телефона. Это оставило жгучую ясность в сознании Кловиса — враг намеренно оставил его там, как ловушку, но откуда он мог знать, что телефон зазвонит? Если бы он воспользовался телефоном в комнате, это легко привело бы позже к его аресту. Так как же-

— Привет, — сказал голос. — Ах! Прости, прости меня. Я не хотел, чтобы ты беспокоилась. Да. Мне следовало позвонить раньше, но, к несчастью, я был слишком занят кое-чем. Не волнуйся, я буду дома через несколько часов. Нет-нет. Все прекрасно, правда! Тогда увидимся, сестренка.

Сестренка. Ну конечно. Связь между братом и сестрой заставила его понять, что она наверняка позвонит в это время. Потому что, конечно же, младшая сестра будет беспокоиться о своем старшем брате, если он задержится допоздна, не имея ни малейшего представления, где он находится.

Кловис знал, что умирает. Он уже был на пороге. Но вопреки ожиданиям, вместо всей его жизни, мелькнувшей перед глазами, появилась только одна часть.

Он снова был на вилле Овен, на этот раз сидя со своим холстом, мольбертом и красками. Идеальный пейзаж в идеальный день. Ни облачка на небе, ни намека на дождик. Единственной помехой, с которой ему пришлось бороться, было крошечное очаровательное присутствие, мягко дергающее его за рукав.

— Кловис, давай поиграем! — сказала Наннали, глядя на него большими щенячьими глазками. Ну серьезно, это было просто нечестно. Как он мог отказать им?

— ...Почему бы тебе не поиграть с Лелушем? — ответил он, чувствуя себя довольно мелочным из-за того, что игнорировал эту прелесть.

— Он занят со своим наставником.

Кловис позволил себе на мгновение рассмеяться.

— Этот старик? — сказал он. — Тот самый, который учил Шнайзеля? О, должно быть, он произвел на кого-то впечатление, чтобы привлечь его внимание!

— Он мне не нравится, — пробурчала Наннали, слегка ерзая, как будто она только что призналась в чем-то неприличном. — Я побаиваюсь его.

— Хм? Как странно, — удивленно сказал Кловис. — Большинство людей считают его весьма обаятельным. Интересно, ты видишь что-то такое, чего не видят все остальные? Ах, не обращай внимания. Вот что я тебе скажу, малютка: почему бы тебе не посмотреть, как я рисую?

— А почему ты рисуешь? — спросила Наннали, полностью отбросив свои прежние переживания по поводу нового учителя брата. Какая же милота. Та пора, когда дети спрашивают буквально обо всем. По крайней мере, Кловис мог ответить на этот вопрос, к своему собственному, если не к ее, удовлетворению.

— Потому что мне это нравится, — сказал он. — Но не только поэтому. Другие люди тоже получают удовольствие от моей работы. Именно это наследие я намерен оставить этому миру. Если моя работа сможет оставить хоть одного человека счастливым и довольным, то я пойму, что прожил...

— Достойную жизнь, — закончил он в настоящем, и по обеим сторонам его лица покатились слезы. — Когда я стал таким жестоким? — вот только... он тоже знал ответ на этот вопрос.

Когда пришло известие, он был в своей студии. Он слушал новости, почти не обращая на них внимания. Как фоновый шум. Ничего больше. По крайней мере, до того момента, когда он услышал нечто определенное.

— ...Вторжение продвигается, как и ожидалось. Однако наши сообщения свидетельствуют о том, что сегодня Императорская Семья понесла трагическую утрату. Считается, что Лелуш ви Британния и его сестра Наннали ви Британния погибли от рук японского правительства, — кисть с грохотом упала на пол, оставив на деревянном полу красное пятно, которое останется до того дня, когда он уедет.

— Сэр, вы-...

— Уйдите, — произнес он бесстрастным голосом. Поначалу слуга даже не пошевелился, поэтому он повторил приказ, на этот раз более настойчиво. Когда он остался один, только тогда он встал и начать ходить среди своих картин. Он уставился на пейзаж виллы Овен, а потом... а потом ударил его ножом. Он даже не помнил, как достал его. Он продолжил удар, видя портрет своего отца, который сделал сам.

— Это ты виноват, — прошептал он. — Это ты отправил их в Японию, и это ты после вторгнулся туда! Ты знал, что они умрут! Ты пожертвовал ими! Будь ты проклят! Ты виновен не меньше их!

Но он остановил лезвие в нескольких дюймах от полотна. Нет. Он не мог действовать против своего отца. По крайней мере, не на людях. Но если он поедет куда-нибудь еще... Уедет куда-то в другое место, он мог все спланировать. И все продумать. И совершить свою месть...

Вот почему спустя короткий месяц после присоединения Японии в качестве Одиннадцатой Зоны он официально попросил предоставить ему возможность проявить себя в качестве Наместника. Возмездие снизойдет. В один прекрасный день, оно свершится. Оно нанесет удар с двух сторон, и когда это произойдет, от него будет...

— Холодно, — вздрогнул Кловис. — Мне так... холодно...

Над ним нависла фигура, и он посмотрел в глаза своему убийце. Его температура упала просто от того одного взгляда в них.

— Ты ведь ненавидишь нас, не так ли? — спросил он. Это был не вопрос, а констатация факта. — Тогда... слушай внимательно мои последние слова. Я был поглощен зверем ненависти и мести. Он ослепил меня перед лицом пагубных последствий моих действий. Я совершил все это от их имен. Все это было ради Лелуша и Наннали, но разве они хотели бы этого? Неужели они хотели бы, чтобы я отомстил от их имени? Желали бы они отречения от братьев и сестер, как это сделал я? Все, что мне удалось — это увековечить ту же самую боль, которая была причинена мне.

Собрав последние силы в своем угасающем теле, Кловис схватил убийцу за руку и посмотрел ему прямо в глаза. К этому времени из его глаз уже текли слезы, но не от боли и даже не от печали. Просто слезы бесконечного сожаления.

— Мои братья и сестры придут за тобой, — сказал он. — Но пожалуйста... не позволь себе... не позволь им угодить в пасть тому же зверю, что поглотил меня. Не позволь ему поглотить весь мир.

Его рука упала на землю, а тело замерло. Убийца сорвал с шеи пульт дистанционного управления дверью, поднялся на ноги и осторожно приблизился к дверному проему, где щелкнул замком, заранее убедившись, что сам невидим.

— Прости, брат, — сказал Лелуш. — Задолго до того, как этот зверь попробовал тебя на вкус...

— Он уже поглотил меня целиком.

<— To Be Continued

* * *

Кловис, [The Wall]: Скончался