nordwind

#книги #длиннопост #история
Майкл Эдвардс. Повседневная жизнь Древней Индии. М., 2021.
Сохранилось мало достоверных источников по Древней Индии. Отсутствие исторических хроник объясняется не безразличием к предмету или низким уровнем культуры, а укоренившимся ощущением единства прошлого и настоящего. В сохранившихся работах придворных поэтов и летописцев реальные события мифологизированы.

#книги #язык и его #история #русский_язык #длиннопост
Мария Елифёрова. # панталоныфракжилет. М.: Изд-во АНФ, 2020.
Про судьбы языковых заимствований.

Адмирал Шишков всем известен тем, что он изобрел слова… которых на самом деле не изобретал!
По возможности очистить родной язык от варваризмов он действительно призывал, и весьма активно. Но вот ни «мокроступов», не «шароката», ни «хорошилища» и т. п. он не придумывал: все эти слова взяты из сочинений авторов, полемизировавших с Шишковым методом пародирования его идей. «Мокроступы», например, принадлежат Белинскому: он изобрел это слово в статье «Сто русских литераторов», где применил против Шишкова известный прием — «доведение до абсурда».
Впоследствии пародии на Шишкова выросли в миф о самом Шишкове. Впрочем, и сам адмирал в споре с оппонентами использовал нечестные приемчики: в своей статье против карамзинистов — «Рассуждение о старом и новом слоге» — Шишков цитирует не Карамзина и его последователей, а забытого ныне графомана, имевшего к ним мало отношения. <Но статья эта давным-давно канула в Лету, а вот «мокроступами» и «топталищем» Шишкова и сегодня только ленивый не попрекнул.>

Есть страна, которая по части языкового пуризма перещеголяла Шишкова.
Это Исландия. Вот у них-то «мокроступов» — пруд пруди.
Процент заимствованной лексики там всегда был низок, а после обретения страной независимости ее целенаправленно принялись изгонять, изобретая им искусственные замены на местной основе.
Например, geimfari “космонавт” слепили из geimur “небесное пространство” и fari “ездок”, а “микроскоп” — из smár “маленький” и sjá “смотреть”. <Даже покруче, чем «мелкоскоп» в лесковском «Левше»!>
Но всего чаще исландское новообразование состоит из компонентов, которые описывают обозначаемое ими понятие по-своему, а не калькируют соответствующее иностранное слово. Вот примеры таких слов:
С другой стороны, английский язык никто не пытался лечить от иностранных заимствований. Их количество там огромно: из 1000 самых частотных слов английского языка половина — заимствованные на том или ином этапе истории. Что не мешает ему быть самым популярным и влиятельным.
Плюс исландского пуризма — сохранение исконного лексического запаса языка. Например, электричество (от греческого ḗlektron “янтарь”) — это “сила янтаря” (rafmagn, от raf “янтарь”, magn “сила”).
Но можно усомниться, что для самих исландцев конструкции вроде «сила янтаря» более прозрачны по смыслу, чем для нас «электричество»: ведь знание о том, что электричество впервые получили путем трения янтаря, для современного человека совершенно неактуально.
Да и всегда ли нужна этимологическая прозрачность заимствований ? Например, наше слово «гимназия» происходит от греческого gymnós — «голый»: древние греки, как известно, занимались физическими упражнениями в обнаженном виде, а помещения для тренировок назывались, соответственно, гимнасиями. Но то, что мы называем гимназией, не имеет ни малейшего отношения к этим практикам.
Английскому, самому успешному языку международного общения, эти проблемы незнакомы, однако с ним свои сложности — утрата языковой преемственности со старой литературой. Литература до эпохи Шекспира практически непонятна англичанину наших дней без перевода на современный язык.
Так что языки могут идти разными путями в том, что касается отношения к заимствованиям. Как исландский с его доведенным до крайности пуризмом, так и свободно вбирающий в себя заимствования английский вполне жизнеспособны и продуктивны в культурном отношении. А между этими двумя полюсами существует бесчисленное множество оттенков.

Глагол «ксерить», если проследить до истоков, восходит к «ксерографии» (от греч. «сухая печать»). Общедоступный прибор, появившийся в 1960 г., вышел под маркой «Xerox», но сам прибор назывался и называется «photocopier». Однако русский язык выбрал для его названия торговую марку.
Это не первый такой случай: наше слово «унитаз» тоже происходит от названия торговой марки: Unitas — «единство» (a вовсе не «универсальный таз»).

Иногда заимствованное слово неожиданно совпадает с исконным. Классический пример — компьютерный термин «кликнуть» (от to click — «щелкнуть»),

Как признак заимствованного слова часто называют букву Ф.
Действительно, слова, содержащие Ф, как правило, оказываются иностранными: фанера, афера, буфет, фрак, фурнитура, фига, конфитюр, фрезеровщик, фосфор и т. д. Однако, наряду с междометием фу, которое явно не заимствовано, существительные филин и фуфайка несколько портят картину: их этимология неизвестна, и найти иностранные “прототипы” на данный момент никто не смог.
Зато буква Э существует почти исключительно для обозначения некоторых особенностей произношения иностранных заимствований. Единственные исконно русские слова с ее использованием — междометия вроде «эх!» и местоимения «этот», «этак»; но еще и в XIX веке допускалось написание «етотъ».
С точки зрения лингвистики достаточно надежным признаком заимствования является А в начале слова. Если открыть словарь на букву А, мы увидим целую череду явно иностранных слов: абажур, аббат, аббревиатура и т. д.
В то же время рядовой носитель языка вряд ли сочтет звук и букву А «нерусскими». Есть некоторые слова с начальным А, которые воспринимаются как старинные русские: ад, агнец, алчный. Но первое из этих слов заимствовано из греческого (Аид), а второе и третье — из старославянского. <Если что, старославянский — это южнославянская ветвь, и его не следует путать с древнерусским.> В болгарском ресторанном меню до сих пор блюда из баранины — «агнешки». В русском языке вместо «агнца» — «ягненок», с Я в начале слова (др.-рус. “ягня”).
А что же со словом «алчный»? Сейчас его исконно русский вариант утрачен, но в древних рукописях он встречается: «лачьнъ». Отсюда же слово «лакомство». Старославянский глагол «алкать» к «алкоголю» — слову арабского происхождения — отношения не имеет. Зато он родствен нашему слову «лакать», которое тоже применяют к пьянству. Так что народная этимология странным путем пришла почти что к научным данным о происхождении слова. Но все-таки исторически восточные славяне не «алкали», а «лакали». Такая перестановка звуков называется метатезой.
Выходит, даже там, где в других славянских языках есть начальное А, русский язык его по какой-то причине избегает: либо подставляет j (что отражается на письме в виде буквы Я), либо переставляет А на второе место в слове.
Самый замечательный пример — местоимение Я, которое в русском языке оказалось не первой буквой алфавита, как в старославянском, а последней.
В итоге единственными исконно русскими словами на А оказываются союз «а» и междометия «ах» и «ай»!

Язык может обойтись с заимствованием и вовсе бесцеремонно, совершенно изгладив его иностранные черты.
Например, слово «противень». Против чего он предназначен? Или — напротив чего его ставят? Вроде бы русские предлоги «против» или «напротив» не имеют никакого отношения к выпечке пирогов. И никогда не имели: слово «противень» — это искаженное немецкое Bratpfanne, “жарочная сковорода”.
Словосочетание «малиновый звон» ассоциируется с чем-то старинным, традиционным и глубоко русским. Но малина тут ни при чем. Слово происходит от названия бельгийского города Малин (по-немецки Мехелен). Этот город издавна был знаменит колокольным литьем и школой колокольной музыки, и оттуда Петр I импортировал стандарт звона, который вместо малинского стал малиновым. Сыграло важную роль и то, что слово «малина» в просторечии к XIX в. стало означать высшую степень блаженства.
Слово «верблюд». Самое раннее написание — «вельбудъ». Вследствие народной этимологии появилось второе Л — слово было переосмыслено как состоящее из двух корней: «вель» («большой, великий») и «блуд». Так что получился «вельблудъ», а Р возникло позднее для удобства произношения.
А вот одна распространенная сегодня конструкция:
Кажется, что предлог «от» здесь чисто русский и никакого отношения к заимствованиям не имеет. Но зачем вставлять его в эти словосочетания, если можно просто сказать «рубашка “Ямамото” и джинсы “Диор”»? И почему, собственно, «джинсы от Диора», но никто не говорит: «джинсы от Левиса» — а только «джинсы Левис»?
Обратим внимание, что предлог «от» фигурирует только в сочетании с именами престижных производителей, но не масс-маркета: он оказывается знаком статусности.
Дело в том, что словосочетания типа «от Диора» были образованы по модели галлицизма «от кутюр». Где «от» вовсе не предлог, а прилагательное: haute couture («высокая мода»). Но русское ухо в словосочетании «от кутюр» расслышало предлог.
Английский язык тоже не отстает по части народной этимологии. Почему таракан по-английски «cockroach»? Cock означает “петух”, roach — “плотва”, на гибрид птицы и рыбы таракан уж никак не похож… Любителям музыки ответ подскажет название старого танца — «Кукарача». Cucaracha и значит по-испански «таракан». Англичанам это слово было непонятно, и жажда слышать что-то понятное оказалась сильнее логики и смысла.

Известен миф о происхождении слова «бистро». Все слышали, что появилось оно после взятия Парижа союзными войсками в 1814 г., когда солдаты Александра I требовали накормить их «быстро»; в результате bistro стало первым специальным обозначением закусочной быстрого обслуживания.
Однако французский этимологический словарь Robert квалифицирует эту версию как чистую фантазию, связывая слово «бистро» с диалектным bistouille (пойло, плохой алкоголь).
Зато слово «пистолет» исконно славянское. Пистолет изобрели в Чехии во время гуситских войн. Чехи называли его píšťala — «дудка», потому что его дуло похоже на дудочку, а стрельцы XVII века — «пищаль». Отсюда слово попало в английский: pistol. И через посредство французского, с уменьшительным суффиксом –et, вернулось в русский язык.

Общее происхождение имеют слова «роза», «русалка» и «рожа» (заболевание).
По-немецки болезнь, как и цветок, называется Rose: такие ассоциации вызвало покраснение кожи при воспалении. От немцев это название перешло к чехам и полякам, которые произносят в этом слове вместо З — Ж (среди восточных славян так говорят белорусы: «ружа»). На русской почве это название было переосмыслено по созвучию с «рожа» (неприятное лицо).
История русалок еще длиннее. Они известны в поверьях всех славян, но только в России называются русалками: их исконное название — вилы.
«Русалки» — обратное образование от названия праздника Русальной недели (первая неделя после Троицы). Духи Русальной недели получили название русалок. Сама же неделя первоначально называлась Русалии (от лат. rosaliae — «праздник роз»: в более теплых краях именно розы использовались для празднования Троицкой недели).
А слово «мандарин» вначале означало только китайского чиновника: название фрукта возникло из усеченного словосочетания «мандаринский апельсин».

Английское слово bus вообще образовано не от корня, а от латинского окончания -ibus.
Первый общественный транспорт, появившийся в начале XIX в., по-русски в просторечии назывался «конка»: это был вагон, передвигавшийся по рельсам, который тянули кони. Официальное же его название было «омнибус» (лат. omnibus — «для всех»). Со временем омнибусы принялись делать паровыми, электрическими, а потом и бензиновыми. Автомобильный омнибус тут же сократили до «автобуса».
А после появления троллейбуса (от trolley — «тележка») было уже делом техники выделить в этих названиях одинаковый элемент «bus».

Когда-то христианские миссионеры на Руси поленились создавать собственный перевод Библии и воспользовались готовым кирилло-мефодиевским <так называемый церковнославянский язык — один из изводов старославянского, который, в свою очередь, восходит к солунскому диалекту староболгарского языка>.
Отличия языка Библии от русского разговорного стали восприниматься как признак его особой сакральности, а неполногласные слова, войдя в русский литературный язык, образовали особый стилистический пласт возвышенной лексики, не имеющий аналогов в большинстве европейских языков: брег, злато, врата, страж, млечный и т. д.
Реже встречаются примеры, когда возвышенным стал, наоборот, исконно русский полногласный вариант: «ворог» (нейтральное — «враг») и «полон» (нейтральное — «плен»). Однако у этих слов специфическая окраска, связанная с фольклором или стилизацией под фольклор.
Более интересная судьба у слова «очи», общего для всех славянских языков. Для украинцев и болгар это до сих пор обычное разговорное слово. А в русском языке оно оказалось вытеснено в сферу возвышенной лексики. Место нейтрального названия заняло слово «глаза». Оно — вот уж неожиданность! — является германским заимствованием, родственным английскому glass — «стекло».
Зафиксировано это слово (в форме «глазки́») впервые в «Повести временных лет», причем для древнего летописца оно имело значение “стеклянные бусы”:
Вероятно, среди этих бус были и такие, на которых действительно изображены глазки — археологи называют их глазчатыми, и они часто попадаются на территории России, особенно в Ладоге. Такие украшения относятся к эпохе викингов и во времена летописца (начало XII в.) были уже археологической древностью. Происхождение их было неизвестно, и неудивительно, что все думали, будто бусы падают из тучи. Несомненно, слово «глазки» было перенесено впоследствии на глаза живых существ по аналогии с бусами. Мы и сейчас часто сравниваем глаза детей и животных с бусинами.

Энтони Берджесс в своем романе «Заводной апельсин» вывернул русскую жаргонную систему наизнанку и заставил своих героев в футуристической Англии вставлять в речь русские слова, написанные латиницей: moloko, droog, devotchka, nozh, molodoy, koshka, brosay (т. е. «бросай») и т. д. Сам этот язык в романе называется Nadsat (“Надцать”) — «teen».
За год до написания романа Бёрджесс побывал в Ленинграде, где слыхал и кое-что из нарождающегося сленга. Должно быть, носителю английского языка было очень забавно слышать, как привычные ему слова используются в чужом языке в качестве жаргона. Решение проделать то же с русским языком пришло само собой!

Известный нам морской жаргон состоит по преимуществу из английских и нидерландских заимствований, иногда претерпевавших любопытные переосмысления. Так, английское «Ring the bell» превратилось в «Рынду бей», а слово «рында» оказалось переосмыслено как название колокола.
Однако у англичан, обитателей морской державы, морской жаргон отсутствует! Язык, на котором общаются моряки, к примеру, в «Острове сокровищ», совершенно прозрачен.
В английском языке нет «кока», а есть cook (просто повар). Нет «бимса», а есть beam (балка). Нет «топселя», а есть topsail (верхний парус). А словом line, от которого происходит наше «линь», называют веревку для сушки белья. На английском корабле очень мало слов, которые не были бы интуитивно понятны домохозяйке.
А вот русскому языку зачем-то понадобился целый словарь особого жаргона, составленного из иностранных слов. Несложно догадаться, что появился он при Петре I, вместе с созданием российского флота.
В петровское время русский язык был переполнен и другими заимствованиями, которые не задержались в нем, — мы не говорим, например, «виктория», предпочитая слово «победа». Но, очевидно, мореплавание у нас воспринимается как занятие для посвященных, требующее особого магического языка. Англичанам же, которые плавают уже полторы тысячи лет, не нужно доказывать свою причастность к эзотерическому таинству.

Многие современные шведы носят имя Магнус, и оно воспринимается как типично шведское. Но по происхождению оно латинское, от прилагательного magnus (великий), и у него есть точная дата рождения — 1024 год.
В этом году Альфхильда, англосаксонская наложница норвежского короля Олафа, тогда еще не Святого, родила от него ребенка. Будь младенец рожден в законном браке, он получил бы одно из династических имен предков, но внебрачным детям могли давать необычные имена. А малыш к тому же родился слабеньким. Это означало, что надо срочно крестить.
Король в это время спал. Опасаясь королевского гнева, скальд Сигват не стал его будить, решил провести крещение сам — и, выбирая имя, решил щегольнуть ученостью: вспомнил об императоре Карле Великом (Carolus Magnus). Вот только знание латыни у королевского скальда хромало, и он принял слово Magnus за второе имя.
Так ребенок и стал Магнусом. Король Олаф поначалу был несколько шокирован таким самоуправством, но Сигвату удалось убедить его в правильности своего поступка.
Много лет спустя внебрачный королевский сын, обязанный своим именем переводческому ляпу, в силу исторических превратностей взошел на престол и стал королем Магнусом Добрым.
С этого времени имя Магнус стало чрезвычайно популярным в скандинавских династиях, а впоследствии вошло в обиход и у рядового населения.
А вот еще одна замечательная история подобного заимствования имени, тоже в Скандинавии, только в более позднее время.
Все ли помнят, как на самом деле зовут Малыша в книге Астрид Линдгрен? Его полное имя упоминается всего один раз: Сванте Свантесон.
Как ни удивительно, это имя, которое кажется типично шведским, на самом деле славянского происхождения. Малыш — тезка нашего Святополка. Только Святополк, давший это имя множеству шведских мальчиков, происходил не из Древней Руси, то есть не из восточных славян, а из Поморья, балтийского региона, где в Средневековье жили западные славяне. В западнославянских языках и в наше время сохраняются носовые звуки. Поэтому имя Святополк латиницей записывалось как Svantepolk. Сокращенно — Svante.
Отцом этого Святополка был Кнут, герцог Ревельский, внебрачный сын датского короля Вальдемара II. Общая закономерность: туда, где в родословную затесались незаконнорожденные, заимствованные имена проникают гораздо легче. О матери неизвестно почти ничего, кроме того, что она была славянкой.
Подпорченная родословная не помешала Святополку-Свантеполку жениться на родственнице шведских королей. Он умер в 1310 г., а имя осталось в шведской традиции и дожило до наших дней. Судя по тому, что и фамилия Малыша — Свантесон, его предки тоже носили это имя.

#книги #история #длиннопост #картинки_в_блогах
Д.С.Лихачев. Поэзия садов. Л., 1982 (переизд. 1991 и 1998).
Сад во всех культурах — образ утраченного Эдема, микромир в его идеальном выражении. Какова культура, таков и сад.
Микромиром являются и многие книги. Поэтому сад часто, особенно в средние века, уподобляется книге, а книги называются «Вертоградами» (от готск. aurtigards — «сад, огород») или «Лимонарями» (от λειμών — «цветник»). Ср. также «Гюлистан» и «Бустан» Саади, «Цветочки святого Франциска Ассизского» и т. п. Книга, как и сад, открыта для всех, и каждый находит там то, что ищет.
В начале XII века св. Ансельм утверждал, что пагубность вещей пропорциональна числу чувств, на которые они воздействуют, и потому считал опасным сидеть в саду с розами, услаждающими зрение и обоняние, или внимать песням и рассказам, услаждающим слух. Но позднее церковь признала сад предвкушением рая. Персидское слово «парадиз» означает «огороженное стенами место».

#писательство #литература #история #длиннопост #нам_не_дано_предугадать
В порядке иллюстрации к моему прошлогоднему посту про «синие занавески».
О смене парадигм, или Не посмотреть ли на старое по-новому?

ГРАФОМАН, ПАРОДИСТ И БЕЗУМЕЦ: три истории.
История первая.
Кто интересовался пушкинской эпохой, знает, что в те сказочные времена жил да был граф Дмитрий Иванович Хвостов, обер-прокурор Святейшего Синода и действительный тайный советник, а также всем известный поэт. Печально известный. С неодолимым побуждением к творчеству, но — как сказал один гончаровский герой другому — побуждение в него вложили, «а самое творчество, видно, и забыли вложить».
Но что взять с графомана? Он же потому и графоманит, что ему медведь на ухо наступил.

#книги #длиннопост #история #культура винопития (и пивопития тоже)
ЧРЕЗМЕРНОЕ УПОТРЕБЛЕНИЕ АЛКОГОЛЯ ВРЕДИТ ВАШЕМУ ЗДОРОВЬЮ
Е.А.Мишаненкова. Пьяное Средневековье. Средневековый алкоголь: факты, мифы и заблуждения. Изд-во АСТ, 2022.
https://kniga-online.com/books/prikljuchenija/istoricheskie-prikljuchenija/301070-pyanoe-srednevekove-srednevekovyi-alkogol-fakty.html

Уже в свитках папируса с бухгалтерией со строительства пирамид в Гизе есть информация, что строители получали 1 ½ галлона пива в день (ок. 5,68 л). Делали его в основном из ячменя. Пиво было не только средством восполнения жидкости, но и важнейшим источником калорий.

#история в разрезе этимологии #русский_язык
Мне известно по крайней мере 2 способа исполнить знаменитое сказочное задание — «найти то, не знаю что».
Способ 1 — ненаправленный шопинг (и продавцы со своим: «что-то ищете?» — да удалитесь от меня, несообразительные люди: я ищу Ненареченно-Прекрасного).
Способ 2 — аналогичный метод чтения словарей. Тоже не с целью выуживания заданного по параметрам поиска пескаря — а неводом, чтоб пришел он с неконкретизированной рыбкой золотою.

Некоторые плоды изучения словаря В.И.Даля. Кое-что, конечно, я знала и раньше, но ¾ этого списка станут приятным пополнением.

Слова, от которых произошли известные фамилии и имена:
Ананья — ласа, лиса, угодливый и ласковый человек.
Басман — дворцовый или казенный хлеб.
Бо́лдырь — животное, произошедшее от смеси двух видов или пород; ублюдок, помесь (применяется также к человеку). <Полукровка!!>
Булга́ — склока, тревога, суета, беспокойство.
Бунить — гудеть, мычать, реветь, издавать глухой гул.
Буслай — разгульный мот, гуляка, разбитной малый, оболтус.
Бу́хвостить — мелко и часто звонить; бу́хвостничать — сплетничать, ябедничать, врать, хвастать.
Важда́ть — клеветать.
Вара́кать — писать или делать что-либо кое-как.
Базыкать (собаку) — дразнить, сердить, натравливать, науськивать.
Вакула — продувной плут, обманщик.
Додон — нескладный, несуразный человек.
Ермак — малый жернов для ручных мельниц.
Карамазый — черномазый, чернявый, смуглый.
Ка́рбыш — хомяк.
Кутуз — подушка, на которой плетут кружева; узел и вещи в узле.
Кучма — вислоухая меховая шапка.
Мизгирь — паук.
Проку́дить — шалить, дурить, проказничать.
Распоп — расстриженный поп.
Рассоха — развилина, вилы.
Ремези́ть — суетиться, торопить, егозить, лебезить.
Ромади́ть — суетиться, толкаться.
Салтык — лад, склад, образец.
Скосы́рь — хват, щеголь, забияка; сердитый, вспыльчивый.
Солоха — русалка; неряха.
Суворый — суровый, брюзгливый, сердитый; рябой.
Талызина — толстая дубина.
Торло́п — женское нарядное платье; шуба.
Урман — дремучий хвойный лес, тайга.
Хлуда — хлам, навоз, мусор; хворь, болезнь.
Чумак — сиделец в кабаке; извозчик на волах.
Шарап — условный грабеж; призыв на расхват, на расхищенье. <Глеб Жеглов и Володя Шарапов!>
Ярыга, ярыжка — низший служитель полиции.

Топонимы:
Балахна́ — ворота, одежда или рот нараспашь: отсюда — «балахон».
Бутырки — дом на отшибе, особняком.
Калуга — топь, болото, поемный луг.
Кострома — растущая во ржи сорная трава (плевелы).
Кромы — ткацкий стан.
Таруса — вздор, пустяки, бессмыслица.
Тархан — вотчинник, свободный от податей; прасол, скупщик по деревням.
Тоболец — сума, сумка, котомка, калита.
Урюпа — неряха, нюня, плакса.
Хамовник — ткач, полотнянщик, скатерщик.

Слова, значение которых со временем изменилось или сдвинулось:
Балаболка — то, что болтается, висюлька, подвеска, мелкая вещица, привешиваемая для прикрасы; крупная висячая ягода.
Варяг — скупщик всячины по деревням, коробейник, маклак. <Дилер, однако!>
Дозоры — зарница. <К вашему сведению, тов. Лукьяненко>
Зауряд — правящий должность, замещающий кого-либо. <Ну вот, а то всё «замы» да «замы»… Зауряд-декан, зауряд-министр — как звучит-то!>
Кабала — всякое срочное письменное обязательство. <Вот что мы в отделе кадров регулярно подписываем>
Канитель — золотая, серебряная или мишурная трубчатая витушка для золотошвейных работ.
Катавасия — ирмосы, которыми покрываются песни канона на утрени. <Это объяснение в целом понятно, но в частностях, честно говоря, тоже нуждается в объяснении>
Милиция — временное или земское войско, народная рать.
Пионер — воин для земляных работ. <Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!>
Порно — крепко, надежно, прочно, споро, бойко, шибко, споро, прытко: напр. «И не порно, да задорно». <Забавно, что поговорка сохранилась, вместе со словом изменив свой смысл>
Поxepить — перечеркнуть крест-накрест буквой Х. <Ну а вдруг кто-то еще не в курсе?>
Пошлый — давний, старинный, древний, исконный; ныне: избитый, общеизвестный, тривиальный; неприличный, грубый.
Хайло́ — устье русской печи; горло, пасть.
Халява — сапожное голенище; неряха, растрепа; баба-озорница, ругательница.
Чёлка — знамя, значок; чуб у лошади.

Некоторые забытые слова:
Авраа́миться — ханжить благочестием.
Авсе́нь — первый день весны, 1 марта, коим прежде начинался год.
Ала́тырь — от татарск. «янтарь». <Вот он — «бел-горюч камень»… а ведь и вправду горюч!>
Буки — вторая буква славянской азбуки — неверное, гадательное будущее.
Бус, бусенец — самый мелкий дождь или снег при ненастье, морось, мокрый туман в безветрие. <Славное какое слово — жаль, что забылось>
Волопёр — рослый и дюжий, но ленивый человек.
Вуй (уй) — дядя по матери; вуйка (уйка) — тетка по матери.
Грезет — шерстяная ткань с травчатым узором того же цвета. <Во-от, я же чувствовала, что эта фигня как-то должна специально называться!>
За́струги — взметанные водою по песчаному дну зубчатые или волнистые полоски.
Калья́ — род борща, похлебка на огуречном рассоле со свеклой и мясом, а в пост — с рыбой и икрой. <Разновидность рассольника, стало быть. А вот рассольника с рыбой я еще не пробовала…>
Кулига, кулижка (куличка) — ровное место, чистое и безлесное. <И что там черти забыли, спрашивается?>
Лейб — состоящий при особе государя: лейб-гвардия, лейб-медик, лейб-кучер и т. д.
Па́здерник — холодный северный осенний ветер, сдирающий листву с деревьев.
Па́полза — ребенок, который еще не ходит; ползающее животное; льстец, тихоня, пролаза.
Па́обед — второй завтрак. <Ленч, короче>
Па́ужин — перекуска промеж обеда и ужина. <А это уже файф-о-клок, он же полдник>
Пережён — женившийся после развода или покинув первую жену.
Подлыгала — лгун, поддакивающий другому вралю.
Пожило́е — плата за наем жилья.
Размужи́чье — двуснастный; полупарень; женщина, похожая по наружности на мужчину.
Спень — часть сна от засыпа до пробуду: напр., первый спень, второй спень… <Такое актуальное слово — и забыли, безобразие!>
Стень — двойник, привидение; отражение — в том числе при гадании по зеркалу.
Стрый — дядя по отцу; стрыя — тетка по отцу.
Таусе́нить — колядовать в Васильев вечер (канун Нового года).
Тирли́ч — трава стародубка: ее собирают ведьмы накануне Ивана Купала на Лысой горе. <Вместе с жабьими костями имеет репутацию смирять гнев властей: вспомним злосчастного Басманова в романе «Князь Серебряный». Официальное наименование травки — «адонис, или горицвет весенний»>
Укоснить — замедлить, замешкаться, опоздать: отсюда — «неукоснительный».
У́повод — время работы в один прием, от роздыху до роздыху, обычно 2–4 часа.
Уско́п — немощь мужа; лечат ускопной травой. <Импотенция, короче. Яндекс утверждает, что эта трава — «вороний глаз четырехлистный»>
Ухитить — утеплить (жилище) к зиме.
Хананыга — праздный шатун по угощеньям.
Чечня́ — плетенка, корзинка, плетушка для рыбы. <Ну, чеченцы тут ни при чем: омоним, разумеется>

И слово, которое не попало ни в какие категории, ибо выплыло внезапно из исторических сумерек. В современных словарях оно идет с пометой «жарг.», а Даль (в 1863 году) отмечает его как характерное для Рязани, Тамбова, Твери и Владимира:
Клёвый — клюжий, клювый, хороший, пригожий, красивый, добротный, выгодный или полезный: напр., «клёвая невеста». <Так что «неуклюжий» — это, стало быть, «не клёвый»!>

#книги #история #длиннопост
Зои Лионидас. Кухня Средневековья: что ели и пили во Франции. Изд-во АСТ, 2023.
https://biblioteka-online.info/book/kukhnya-srednevekovya-chto-eli-i-pili-vo-frantsii/
Сначала о запретах.
ПОСТ (церковный)
В Библии не существует заповеди, осуждающей чревоугодие. Ни Моисей, ни Христос не касались этой темы, так что церковникам для подтверждения принципа поста приходилось изыскивать косвенные указания.
В частности, если Исав продал право первородства за чечевичную похлебку: не значит ли это осуждения чревоугодия? А Ной, опьянев, предстал перед сыновьями в непристойном виде: не значит ли это осуждения пьянства? Да и вкушение от запретного плода не было ли скорее грехом чревоугодия, чем гордыни?

#книги #история #культура #длиннопост
Айвен Моррис. Мир «Блистательного принца»: придворная жизнь древней Японии. М., 2019.
Западный человек с представлением о древней Японии связывает такие понятия, как дзэнская философия и «сатори», стихотворения хайку, гравюры укиё-э, театр Но и Кабуки, игра на сямисэне, икeбана и бонсай, самурай с двумя мечами, гейша со сложной прической, чайные церемонии — и так далее, вплоть до соевого соуса и сырой рыбы.
Но в эпоху Мурасаки Сикибу (X–XI вв.) ничего из этого еще не существовало — даже чая и суши. Рыбу варили, запекали и мариновали, но сырой не ели, а чаем пользовались в медицинских целях: популярность он обрел двести с лишним лет спустя.

Мир для современников «блистательного принца» Гэндзи вообще состоял из крохотной части Японии, Кореи и Китая. Их невежество в отношении того, что находилось западнее, не знает границ. В «Повести о дупле» герой, плывущий из Японии в Китай, терпит крушение у берегов… Индии.

#книги #история #культура
Режи Буайе. Средневековая Исландия. М., 2009.

Исторически оригинальной чертой исландского общества является отсутствие классов, прежде всего — королей и князей. В средневековой Исландии так и не сформировалось никакого аппарата принуждения в виде короля, армии, полиции и светской власти. Основой этого общества с самого момента его зарождения были бонды — свободные хозяева. Страной управляли те, кто владел недвижимостью.
Стать королем, конунгом (konungr — термин, связанный с kyn — семьей, родством) мог только человек, выбранный знатными людьми и принадлежащий к определенному роду, — хотя мы не знаем, почему именно некоторые роды обладали соответствующими правами.
Конунг избирался в первую очередь не для того, чтобы быть военачальником или высшей юридической инстанцией, но чтобы исполнять функции верховного жреца и обеспечивать «многие годы хороших урожаев и мира». Если он сумел этого добиться, то потомство воспоет его в сагах. Но если ему не удавалось снискать расположения богов, такого конунга попросту вешали.
***
Оригинальное для того времени учреждение — hreppar — разновидность страховой кассы на случай любых бедствий, управляемой несколькими избираемыми и достаточно видными лицами (образовать hreppar могли 20 бондов). В их обязанности входило оказывать помощь пострадавшим в случае пожаров, наводнений и ущерба любого рода, а также малоимущим, не способным прокормиться самостоятельно по причине старости или недуга.
Исландское общество считало нормой только жизнь в коллективе. В Речах Высокого из «Старшей Эдды» упоминается «человек, которого не любит никто» и который поэтому «не может жить долго».
Посему первым из видов наказания, которые не ограничивались вирой, было изгнание (из страны в целом или за пределы определенных границ); его срок был ограничен обыкновенно тремя годами. Другим типом наказания являлся skóggangr (букв. «удаляться в леса» — термин, явно заимствованный из норвежского языка, поскольку в Исландии не было лесов). Это было полное лишение прав: никто не мог оказывать помощь такому осужденному, он был абсолютно отрезан от сообщества людей, и его можно было убить, как животное.
Смертная казнь предусматривалась в строго определенных случаях: кража, изнасилование и гомосексуализм; после христианизации — также колдовство и магия.
<Вот мир, где определенно не мог бы появиться ни «Гарри Поттер», ни тем более фанфики…>
***
Если исландцу предстояло драться, то он предпочитал использовать топор. Мечи у исландцев существовали, конечно, и были даже очень красивы, однако при всех украшениях рукояти клинок чаще всего не получал достаточно хорошей закалки, так что во время сражения бойцам приходилось останавливаться и выпрямлять согнувшееся лезвие при помощи сапога. В отличие от топоров, они скорее представляли собой декоративные предметы.
Самым распространенным заблуждением в отношении оборонительного оружия является представление, будто на шлемах викингов были рога (крылья, пики, острия и т. д.). Возможно, эта ошибка обрела столь постоянный характер потому, что в континентальной Скандинавии были обнаружены шлемы с длинными кривыми выпуклостями, которые можно при желании принять за рога; однако оказалось, что подобные «шлемы» представляют собой обрядовые головные уборы, которые жрец надевал при определенных обстоятельствах, и восходят они к началу нашей эры, т. е. почти на тысячелетие отстоят от эры викингов.
Как ни странно, но при этом идеалом среднего исландца был мир — friðr. Стремление к нему являлось непременным условием торговой деятельности, которая была основополагающей для этого общества. А «война» обозначалась термином úfriðr — «не-мир»: термина, сформулированного не от противного, в исландском языке просто не существует.
***
Исландцы вывозили «на экспорт» в основном сушеную рыбу и вадмель — толстую и грубую шерстяную ткань, которую изготовляли как мужчины, так и женщины на вертикальном ткацком станке долгими зимними вечерами: вадмель была легкой, теплой и непромокаемой.
Исландцы знали «восточную дорогу», уводившую из глубины Финского залива (где ныне находится Санкт-Петербург) в Византию, через сеть русских рек и озер. По этой дороге и двигались викинги: местное население именовало их варягами, а византийские греки, славяне и арабы — руссами.
***
Своеобразный персонаж исландских поверий — драуг. Это мертвец, «умерший плохо» по какой-либо из множества причин: из-за собственного дурного характера, или смерти во время судебного процесса по его делу, или недовольный тем, как наследники управляют имуществом, и т. д. То есть это мертвец, не принявший обстоятельств своей смерти и вернувшийся.
Одним из предупредительных ритуалов, препятствующих возникновению драуга, был погрeбaльный обычай: главный наследник закрывает воском все отверстия в теле покойного, чтобы помешать духу выйти из тела и остаться на земле. После этого в стене за трупом проламывалось отверстие, через которое тело выносили из дома и заделывали проем.
Драуг — не дух или призрак: он ест, пьет, спит, сражается, как живой, и вредит людям всеми возможными средствами. Его следует заставить умереть, в самом истинном смысле этого слова. Церковь располагала на сей счет рядом молитв и экзорцистских ритуалов, однако явление это носило языческий характер с «юридическим» оттенком. Чтобы заставить драуга принять состояние законно умершего, собирался «суд в дверях смерти» — по всей форме, с адвокатами обвинения и защиты; заслушивались доказательства и свидетели, которых драуг мог призвать.
***
Исландцы знали пять разновидностей «души»:
1. sál (сопоставимая с англ. soul) — видимо, заимствовано из христианского вероучения;
2. önd — дыхание — имеет соответствия во всем индоевропейском мире;
3. фюльгья (fylgja) является нематериальной частью каждого из нас и примерно эквивалентна ангелу-хранителю, в то же время представляя собой образ судьбы: всякий, кто увидел свою фюльгью, знает, что вскоре умрет;
4. хама (hamr) — «внутренняя форма» личности: она способна покидать свою телесную оболочку и (в облике хозяина или символического животного) молниеносно перемещаться на значительное расстояние или в обе стороны во времени, чтобы удовлетворить желание хозяина; это разновидность шаманского магического полета, трeбyющая выполнения соответствующего обряда;
5. хуг (hugr) — северная форма anima mundi («души мира»), известной во множестве других культур: она пронизывает весь мир, но достижима для каждого либо посредством осознанной просьбы, либо вследствие рефлекторных действий (чихание, зевота, частый зуд и т. д). В последнем случае говорят об одержимости хугом, в результате которой можно узнать что-нибудь интересное, получить предостережение, помощь и т. д.
***
В дошедших до нас «языческих» текстах, строго говоря, нет ни одной молитвы, не считая одной только короткой строфы из Старшей Эдды:
***
Одно из самых популярных развлечений исландцев носило «литературный» характер: это mannjafnaðr (букв. «сравнение персонажей»). Собравшиеся разделялись на две команды, и каждая команда выбирала своего «лидера» — героя саги, бога и т. д. Затем они по очереди защищали любимого героя, раскрывая его выдающиеся достоинства. Учитывая несдержанный нрав исландцев, эти словесные поединки нередко заканчивались уже не на словесном уровне.
***
Саги — удивительно целомудренные тексты. Во всей обширной компиляции Саги о Стурлунгах можно найти только две цитаты, имеющие более или менее эротическую окраску. Исландцы отлично знали, что влюбленность и здоровый эротизм — неотъемлемая часть жизни, но вопросы чувств, страсти и секса не были предметом права или закона, которые имели высшую ценность в их глазах.
Дух континентальной Европы того времени должен был казаться абсурдным нормальному исландцу: так и видишь те усилия, которые пришлось приложить в 1226 году переводчику романа о Тристане и Изольде, истинному норвежцу, чтобы заставить читателя поверить, что люди действительно могли умереть от любви!
***
Около 1150 года правивший на Оркнейских островах ярл Рогнвальд, который был вдобавок известным скальдом, составил ставшую знаменитой вису, из которой видно, какие таланты ценились древними исландцами.
***
Олаф Фрордарсон Белый Скальд (конец XIII века) — автор грамматического трактата, где можно увидеть ряд положений теории структурализма, получившей широкое распространение в наши дни.
<Вот что значит — поспешил человек родиться…>

#книги #история #длиннопост
Рут Гудман. Как жить в викторианскую эпоху. Повседневная реальность в Англии XIX века. М., 2021.
Описание быта: распорядок дня, одежда, гигиена, кухня, медицина, семья и дети, образование, транспорт, работа, досуг и т.п.
Кое-что выписала.

Костюм:
Для богатого мужчины модная уличная одежда в самом начале викторианского периода состояла из брюк (которые как раз пришли на смену бриджам), жилета и сюртука.
Простор для самовыражения давали жилеты. На них уходило совсем немного материи, поскольку даже в самых роскошных моделях спинка была из хлопка <перевязь Портоса вспомнилась!>. Так что небольшие затраты позволяли произвести впечатление.
В моде были и цветочные узоры, и розовый цвет. Жилет просто не мог быть слишком ярким и броским или слишком женственным. Молодой Бенджамин Дизраэли, прежде чем начать политическую карьеру, прославился как исключительно элегантный молодой человек. Он предпочитал очень яркие цвета, щеголяя в ярко-оранжевом жилете и красных брюках.
У мужчин тоже была в моде тонкая талия, и многие молодые люди носили корсеты, чтобы добиться нужного результата.

Широко распространенное убеждение гласило, что внутренние органы женщины нуждаются в поддержке. Мужчины, согласно общему мнению, были в этом отношении гораздо крепче, но даже в отношении мужчин этот вопрос вызывал обеспокоенность, так что среди них большой популярностью пользовались фланелевые нательные пояса.
Женщине — сосуду немощнейшему — требовалась еще более надежная защита. Согласно викторианским представлениям, репродуктивные органы делали среднюю часть женского организма особенно деликатной и уязвимой.
Как ни парадоксально, это убеждение и впрямь было недалеко от истины, поскольку женщина, с детства привыкшая носить корсет, постепенно теряла мышечный тонус. Корсет служил опорой для мышц спины и живота: эти мышцы становились слабыми и едва ли не атрофировались.
Корсет делал туловище визуально гладким и компактным. Когда он затянут, давление направляет нижние ребра вниз и внутрь. В то же время туловище обретает новые очертания, превращаясь из условного овала в круг. Именно это изменение формы по большей части создает то визуальное впечатление, которое достигается затягиванием талии на первые 5 см. Это оптическая иллюзия, поскольку тот же объем, представленный в виде цилиндра, кажется меньшим.
Из мемуаров викторианской леди:

Резкое уменьшение талии достигалось за счет того, что девушка в течение долгого времени носила корсет, размер которого постепенно уменьшали, и не снимала его ни днем, ни ночью. Кроме того, она придерживалась строгой диеты, заменяя три основных приема пищи несколькими небольшими перекусами в течение дня. Корсет снимали только на один час в неделю, чтобы помыться.
В 1862 году на производство кринолинов еженедельно уходило от 130 до 150 тонн стали. Это был процветающий бизнес, поглощавший одну седьмую часть всей производимой в Шеффилде стали.
Садиться в юбках с турнюром было настоящим искусством. Подходить к стулу следовало по диагонали. На иллюстрациях, представляющих модные наряды 1870-х, дамы сидят на самом краешке стула под углом примерно 45°, слегка наклонившись вперед.

Питание:
Содержание детей впроголодь проходило красной нитью через всю викторианскую воспитательную практику. Считалось, что голод тренирует силу воли, учит самоотверженности и помогает взрастить более нравственную личность. От девочек в особенности ожидали умения подавлять аппетит усилием мысли.
В биографии Шарлотты Бронте отмечается, что в детстве сестер Бронте держали в состоянии непреходящего голода. В ответ на просьбы дать еще еды дети получали высокопарные нотации о плотских желаниях, изнеженности и жадности.
Алан Милн, который учился в Вестминстерском колледже в 1890-х годах, вспоминал, что «испытывал неумеренную тягу к еде»: «Я лежал без сна каждую ночь, думая о еде. Я засыпал, и мне снилась еда. За все мои годы в Вестминстере я ни разу не чувствовал себя сытым».

Обычный рацион семьи из рабочего класса в 1830-е годы — котелок вареного картофеля, приправленного щепоткой соли. Иногда семья позволяла себе кусок бекона — его обжаривали, нарезали и добавляли в картофель. Ужин запивали пивом, принесенным домой в кувшине из местного паба. Ради разнообразия иногда могли съесть миску каши из овсяных хлопьев на воде, также приправив ее солью.
В благополучные времена женщина могла подать к ужину домашний пудинг. Он состоял из муки, воды и небольшого количества жира — тесто скатывали в шарики и опускали в кипящую воду, добавив горсть пряных трав. Готовый пудинг подавали с кружкой пива.
Лет через 30-40 рацион несколько расширился: молоко, каша, картофель и бутерброды из хлеба с патокой, по выходным немного мяса. Раньше такая еда была доступна только обеспеченным семьям квалифицированных рабочих. Однако молоко покупали далеко не во всех семьях.
В 1900 году завтрак семьи йоркширского рабочего с пятью детьми в течение недели состоял из хлеба, бекона (но его хватало только для главы семьи, который получал по ломтику каждый день) и кофе. Сливочное масло было доступно как лакомство один раз в неделю, а вытопленный из мяса жир выдавали порциями в течение трех дней. Время от времени на столе появлялось какао, иногда с молоком.
Те, у кого было побольше денег (например, железнодорожные служащие, чья заработная плата в два с лишним раза превышала зарплату простого рабочего), могли рассчитывать на яйца, сосиски, пирог и более существенную порцию сливочного масла — однако женщины и дети в семье опять же питались менее разнообразно, чем мужчина, зарабатывающий деньги.
Иначе выглядела вечерняя трапеза семьи лондонского клерка: они ужинали тушеным рубцом с луком и большим куском хлеба, вслед за которым подавали пудинг роли-поли (тесто с нутряным салом и джемом).
В городском особняке успешного адвоката кухонная прислуга могла приготовить, например, суп малигатони, жареную говяжью корейку на кости, йоркширский пудинг, тыкву и картофель, а на десерт пудинг с терносливом.

В муке и хлебе почти повсеместно присутствовали мел и минеральные квасцы. Мел также добавляли в качестве отбеливателя в слишком сильно разведенное водой молоко. Некачественная смесь молока и воды обычно приобретала голубоватый оттенок, который продавцы стремились нейтрализовать, добавляя в молоко различные красители, от мела до тех же квасцов.
Сидр и вино подслащивали свинцом, толченый кирпич использовали для сгущения какао, чайная заварка нередко содержала чисто номинальный или даже нулевой процент настоящих чайных листьев и состояла скорее из высушенных листьев растений с живых изгородей, подкрашенных свинцовым суриком.
А пивовары и владельцы пабов славились тем, что добавляли в напитки огромное количество посторонних веществ, от простой воды до наперстянки, белены, рвотного ореха (все эти растения ядовиты даже в малых дозах — с их помощью усиливали одурманивающее действие разбавленного пива) и гарцинии индийской, имеющей похожие на почки ягоды (самая распространенная примесь, которую использовали вместе с патокой и водой).

В рецепте «Полезного супа миссис Битон для благотворительных целей» рекомендовалось взять 1,8 кг говяжьих обрезков, 1,8 кг перловой крупы, около 3,6 кг лука и немного пряных трав, чтобы приготовить 45 л супа. Проведенный в XXI веке анализ рациона работных домов показал, что он давал на 20 % меньше того количества калорий, которое сегодня считается абсолютным минимумом.

Детское питание состояло из пшеничной муки, воды и сахара — из этих ингредиентов готовили хрустящее твердое печенье, которое затем измельчали в порошок. Мать должна была смешать этот порошок с водой, кипятить около 10 минут и дать ему остыть, а затем процедить, смешать с коровьим молоком и добавить еще немного сахара.
Крахмалистая диета позволяла детям набирать вес, но без жирных кислот, белков, витаминов и минералов, присутствующих в грудном молоке (и в лучших современных смесях для искусственного питания), формирование костей и развитие мозга не происходило должным образом.
Главной проблемой для этих детей были рахит и цинга. Овощи и особенно фрукты детям давать опасались, чтобы они не вызвали у малышей диарею. Традиции, финансовые затруднения и рекомендации врачей способствовали тому, что маленьких детей из всех слоев общества кормили почти исключительно углеводами.
<В романе Диккенса «Домби и Сын» кормилице маленького Поля гарантируют богатое и разнообразное питание, но с условием воздерживаться от употребления овощей. Зато обещают портер — в любых количествах!>

Гигиена и воспитание:
Обучение детей было организовано в виде ступеней, с первой по седьмую. Ребенок с аттестатом об окончании школы обладал суммой знаний, которые в настоящее время в современной британской системе образования считаются достаточными для восьмилетнего ребенка.
Обучение девочки вместе с братьями не считалось опасным для ее здоровья, но примерно с 12 лет для девочек учеба прекращалась, и следующие несколько лет жизни их приучали к тихим, не требующим усилий занятиям, которые позволили бы им вступить в пору зрелости здоровыми и уравновешенными, готовыми к роли матери. Один корреспондент The Times в 1872 году утверждал: «Ни одна женщина не может пройти курс высшего образования, не рискуя стать бесплодной».

Вопреки данным анатомических исследований, викторианская медицина утверждала, что между репродуктивными функциями женщины и ее психическим равновесием существует прямая связь (остатки этого убеждения в наши дни прослеживаются в примитивных популярных представлениях о «гормональном поведении» женщин). Было принято считать, что истерией страдают только женщины. И сам термин, и понимание сущности болезни восходили к древнегреческой медицине. Тогда полагали, что матка женщины может свободно перемещаться в пределах туловища и это мешает правильной работе всего тела и особенно «разума».

В начале XIX века мытье головы было задачей не для слабых духом, к тому же оно противоречило широко распространенному оздоровительному совету, согласно которому волосы следовало расчесывать щеткой или расческой дважды в день, чтобы удалить грязь.
Еще и в середине века считалось, будто мытье головы вызывает насморк или головную боль и вредит волосам, а имевшиеся сорта мыла были довольно грубыми, с большим содержанием щелочи, и могли не только сделать волосы сухими и ломкими, но и вызвать раздражение кожи. Кроме того, мыло обесцвечивало волосы и придавало им зеленоватый оттенок.
Вымыв волосы, на них наносили свежее масло, чтобы создать глянцевый, насыщенный блеск и предотвратить ломкость.

Систематические упражнения в шведском стиле, которыми увлекались мужчины, — раскачивание на перекладинах, прыжки через гимнастического коня и т. п. — считались совершенно неподходящими для девушек. В качестве равноценной замены обычной гимнастике им предлагали «калистенику». Калистеника была сосредоточена, в частности, на движениях рук и плеч, при этом туловище оставалось почти неподвижным.

В середине XIX столетия на пляжах вдоль побережья появились купальные кабинки. Это были маленькие деревянные домики на колесах со ступенями спереди.
В первые 30 лет правления королевы Виктории полностью одетый купальщик заходил в кабинку в верхней части пляжа. Затем кабинка, обычно запряженная парой ослов, направлялась в море и останавливалась там, где вода доходила человеку примерно до пояса. За это время купальщик успевал переодеться. Облачившись в соответствующий наряд, он или она выходили на ступеньки и спускались в воду. Помощница — хозяйка купальной кабинки — стояла в море полностью одетая и помогала им на несколько минут погрузиться в воду, после чего они возвращались в кабинку, чтобы переодеться в сухую одежду. Затем кабинку оттаскивали обратно на пляж, где купальщик выходил из нее, сухой и полностью одетый.

Лекарства:
Одно из основных представлений о здоровье заключалось в том, что организм может исцелить себя, только если оперативно освободить его от ядов, отходов и болезнетворных субстанций.
Поэтому любое легкое недомогание — даже понос! — прежде всего начинали лечить слабительным. Патентованные слабительные чаще всего делали на основе каломели — ртутного препарата, агрессивность которого и была причиной его популярности: вы сразу видели, что лекарство работает! Было принято считать, что чем неприятнее лекарство, тем больше пользы оно приносит. В этом случае науке XXI века остается только в ужасе закрыть глаза: каломель могла нанести непоправимый ущерб желудку и слизистой оболочке кишечника.

Рекомендованная домашняя аптечка состояла из 26 наименований. Все они отличались невысокой ценой и были широко доступны, любое можно было купить в аптеке без рецепта.
В список вошли «синие пилюли», одно из чудесных средств от всех болезней того времени. Это лекарство, согласно заверениям, излечивало от самых разных заболеваний: от холеры до болезней печени, гриппа, ревматизма и сифилиса. Произведенный позднее анализ «синих пилюль» показал, что они содержат ряд сильных слабительных компонентов и дозу ртути. Безусловно, эти вещества оказывали на организм весьма заметное действие, но при этом вряд ли улучшали самочувствие.
В список входили также порошок опия и лауданум (спиртовой раствор опия). Их рекомендовали принимать как обезболивающее и жаропонижающее при любых недомоганиях, а также при расстроенных нервах.
<Маркс, писавший в 1843 году, что религия есть «опиум для народа», таким образом, имел в виду не столько отраву, сколько успокоительное средство, — тем более что дальше он прибавлял: «и сердце бессердечного мира». В более позднее время цитата приобрела усеченный вид и сильно изменила смысл.>
Наркотические лекарственные средства нередко давали младенцам. Часто дневное кормление предполагало дозу лекарства, и если дети в сельской местности, где было не так много аптек, имели мало шансов превратиться в наркоманов, то в городах новорожденных и детей ясельного возраста родители щедро кормили собственноручно купленными препаратами. Так, «Детская микстура Аткинсона» состояла из мела и того же лауданума. Опиаты, предназначенные для «успокоения» ребенка, имели свойство оседать на дне бутылки, что делало последние несколько доз намного более сильными — иногда смертельно опасными.
Другие рекомендованные лекарства — например, листья сенны (еще одно слабительное) и эпсомские соли (от расстройства желудка) — были менее опасны.
Реклама «Пилюль Бичема» утверждала, что в их состав входят только лекарственные травы. На этикетке были перечислены 29 заболеваний, при которых помогали эти пилюли: от больных ног до печени и даже головы. Однако химический анализ показал, что они не содержат в себе ничего, кроме алоэ, имбиря и мыла.
Еще одним широко известным сомнительным лекарством был «Туберкулозин» — американский препарат, который, как утверждали, мог справиться с туберкулезом. Лекарство продавали в виде двух отдельных бутылочек с жидкостями, которые нужно было принимать одну за другой. Анализ показал, что первая жидкость состояла из бромида калия, ряда красителей и ароматизаторов, каустической соды и воды. В состав второй жидкости входили глицерин, миндальный ароматизатор, вода и карамельный краситель.
Препарат «Хлородин» действительно позволял людям почувствовать себя лучше. Впрочем, в этом не было ничего удивительного: он состоял из чрезвычайно мощной смеси морфия и хлороформа. В одной бутылке содержалось 36 доз хлороформа и 12 доз морфия.
В конце столетия морфин, опиум, кокаин, лауданум, героин, хлороформ, эфир, аспирин и каннабис можно было купить без каких-либо ограничений и за очень небольшие деньги в любой аптеке. <Аспирин в этом списке меня слегка удивил.> Многие люди, возможно, даже не знали, что покупают именно их, поскольку эти ингредиенты просто входили в состав огромного количества патентованных лекарств и «тоников».
В результате наркотическая зависимость стала одной из главных примет жизни в викторианскую эпоху. В свидетельстве о смерти никогда прямо не указывали в качестве причины наркотическую зависимость или передозировку: они скрывались за такими формулировками, как «угасание», «пневмония» или «скончался во сне».

Транспорт и городское благоустройство:
Пассажиров железной дороги сбивало с толку новейшее изобретение — расписание поездов. В 1830 – 1850-х годах для большинства людей это было неслыханной вещью. Инструкции и советы для путешественников нередко начинались с напоминания об этом основополагающем факте. «Первое, что следует сделать человеку, собирающемуся совершить путешествие по железной дороге, — точно определить по расписанию время отправления поезда», — писали в одном из таких руководств в 1854 году.
В обустройстве железнодорожных станций поначалу не было даже самых простых удобств — навесов от дождя, фонарей или знаков, сообщающих о направлении, в котором движутся поезда. Носильщики должны были выкрикивать название станции, к которой подходил поезд. Долгие годы никому не приходило в голову, что можно завести на платформе такую простую вещь, как указатель с названием станции.

Много проблем создавали лондонские густые туманы, получившие название «гороховый суп». С годами угольных жаровен в городе становилось все больше, и положение постепенно ухудшалось. Лондон расположен на естественной низменности, и при определенных погодных условиях над ним возникает нечто вроде атмосферной крышки, под которой накапливается городской воздух и дым. В худшие дни можно было протянуть перед собой руку и не увидеть собственных пальцев. О том, что навстречу кто-то идет, вы догадывались по звуку: прохожие кашляли на ходу. На улицах ориентировались, подсчитывая перекрестки или фонарные столбы.
Весь город тащился, едва переставляя ноги. Выходя на улицу, люди закрывали рот и нос шарфом — кроме этого незамысловатого фильтра они мало чем могли себе помочь. Уличные воры и грабители могли действовать почти безнаказанно: они бесследно исчезали буквально в паре шагов от места преступления. Респираторные заболевания были неотлучными спутниками викторианской жизни: воздух усугублял такие болезни, как туберкулез, пневмония, бронхит и астма.
Из-за сильнейшего загрязнения воздуха огромное количество растений в Лондоне просто не выживало. Всякий раз, когда устанавливалась сырая погода или шел дождь, вода смешивалась с витающими в воздухе загрязнениями, создавая вредные соединения, в том числе серную кислоту. Выдержать этот токсичный коктейль могла лишь горстка самых выносливых видов. До сих пор в лондонской флоре доминируют платановые деревья и рододендроны. Чуть дальше в пригородах прекрасно чувствовали себя розы, поскольку кислотный дождь убивал грибковые заболевания, поражавшие их в других местах.

<Из другого источника, но пусть будет здесь, уж заодно:>
30 января 1836 года «Таймс» опубликовала инструкцию для пассажиров омнибуса (интересно сравнить с современными правилами):

#книги #история #еда_блоги #цитаты
Жан-Франсуа Ревель. Кухня и культура: Екб., 2004.

Любовь древних греков и римлян к рубленым продуктам отчасти объяснялась привычкой возлежать во время приема пищи: нужно было управляться с кушаньями одной рукой.
Обед не считался хорошим без зайчатины, а птицей №1 в кулинарии был дрозд.

В античной Греции вино в чистом виде употрeблялось только за завтраком, который и состоял из раскрошенного хлеба, смоченного вином.
В норме вино разбавлялось водой в соотношении 1:4 (смесь не более 5-6° крепости), что и объясняет стойкость участников «симпосионов». В вино во время брожения могли добавлять мед, смолу и т.п.; и в наши дни можно встретить смесь черносмородинового ликера с белым («кир») или даже красным («кардинал») вином.
Нередко вино разбавлялось морской водой.
Только в Италии по мере выделения из общего ряда вин некоторых великих марок (типа фалернского) постепенно начали отказываться от этого обычая. Впрочем, еще и во времена Монтеня (XVI век) привычка пить неразбавленное вино считалась немецкой.

В античных рецептах больше всего бросается в глаза обилие трав и смесь соленого со сладким. Всякая обработка пищи включала в себя гарум (основой этого соуса была ферментированная кровь и внутренности рыбы), а также:
Лук, тмин, кориандр, перец, руту, шалфей, мяту болотную, лук-скороду, корицу, дикий сельдерей, мяту перечную, душицу, тимьян, лук-шалот, камышовый корень, укроп, майоран, ольху, кардамон, нард, фенхель, можжевеловые ягоды, сильфиум, любисток, хрен, маковое семя, чабрец, жабрицу, амми (последние два — растения семейства зонтичных) и т. д.
Эти продукты размельчали в ступке и перемешивали с оливковым маслом, медом, вином, разводили опять же гарумом и поливали блюдо перед подачей на стол, либо пропитывали им фарш, либо доводили в нем кушанье до кипения.
Греческий хлеб мог включать в себя такие добавки, как тмин, маковое семя, фенхель, анис, кориандр, изюм, пажитник, чернушка, майоран, розмарин, каперсы, шалфей, капустные листья, чеснок, лук… Был также хлеб, который пекли из злака зеа (что-то вроде овса) в смеси с особой разновидностью глины.

В средние века (и примерно до XIII века) печи были практически неизвестны: пища готовилась на огне камина. Это исключало рагу, тушеное мясо и все блюда, для которых требовалось умеренное тепло. Все виды мяса отваривали, прежде чем насадить на вертел.
С античностью средние века объединяла всепоглощающая любовь к пряностям и специям, маскировавшим естественный вкус.
Идеал средневекового мира — груды дымящегося мяса, жаркое в виде подаваемых целиком телят, косуль, оленей, кабанов в сопровождении гусей, куропаток и тетеревов, — и все это в облаках ароматического масла, от которого присутствующим нередко становилось худо. Эта привычка сохранилась до начала XVIII века. Любовь к ароматизированным винам также была унаследована от античности.
На праздниках изощрялись не столько в способах приготовления блюд, сколько в форме их подачи, как можно более диковинной: на одном из праздников было зафиксировано 47 разных способов подачи мяса.
С этим был связан и обычай воскурять благовония: с помощью ароматных масел забивали запах, идущий от жареных животных и птиц, одетых красоты ради в собственные шкуры и перья. Проведя на кухне необходимое для всех этих переодеваний количество времени, они уже потихоньку начинали разлагаться.

Если стол правящих классов был преимущественно мясным и рыбным, то крестьяне жили в основном «кореньями» — под этим подразумевалось все, что растет под землей: морковь, репа, сельдерей и т. п.
Народным праздничным блюдом в средние века было галимафре — что-то среднее между супом и рагу, в состав которого входили рубленое мясо, курица, свиное сало, вино, пряности, а также вержю (кислая приправа на основе щавеля, лимона или зеленого винограда) и камлин (соус на основе корицы, имбиря, гвоздики, перца, кислого вина и того же вержю). Современная индийская кухня по сравнению с европейской средневековой выглядит ужасающе пресной.

Во времена Боккаччо сахар был редок и дорог, употрeблялся же преимущественно как приправа в соусах. Когда автор изображает героев «Декамерона» за поеданием сластей и варенья, это примерно соответствует тому, как если бы в наши дни персонажи ложками ели черную икру.
Если средние века были эпохой пряных рагу, Ренессанс стал эрой сладостей. Аромат пира — это аромат кипящего сахарного сиропа на грушевом или черносмородиновом соке.
Во Франции эпохи Возрождения свинина была обычным блюдом бедняков. В скоромные дни народ желал чего-нибудь повкуснее: баранину, косулю, куропатку; в постные дни — лосося, треску и соленую селедку, которую привозили из Голландии.

Революция в кухне произошла с открытием Нового Света, из которого пришли индейки, шоколад, фасоль, кукуруза, картофель и томаты, составившие впоследствии основу современной итальянской и провансальской кухни. Чай, кофе и шоколад в XVII веке считались средством от «галантных болезней» (вывезенных из той же Америки).
Баклажаны, выходцы из Индии, встретили тогда довольно прохладный прием.
Главным же изыском был… зеленый горошек, ставший предметом культа. Мадам де Севинье писала:
«Горошек все еще остается главной темой: желание откушать его, удовольствие, доставляемое им, и радостное предвкушение скорой с ним встречи — три предмета, составляющие все разговоры наших принцев вот уже четвертый день».
Даже спарже не удалось затмить горошек!

В конце XVII века Периньон заметил, что вино Шампани иногда проходит повторную ферментацию, заставляющую его пениться, что считалось пороком. Дом Периньон решил пойти навстречу этой ферментации и запечатать «испорченные» бутылки пробками из пробковой коры. Кроме того, он стал смешивать различные сорта шампанского, что делается и по сей день.
Слово «ресторан» до 1760 года означало всего лишь «укрепляющий силы, восстанавливающий». Этот термин применялся к некоторым бульонам или к гоголь-моголю, предназначавшимся для выздоравливающих.
Вермишель кулинарные книги XVIII века рекомендовали отваривать в течение часа.

#нам_не_дано_предугадать #история об истории
Пока читала книгу В.Мильчиной, зацепилась там за один факт, и захотелось немного подробнее раскопать последствия одного на редкость неудачного удачного теракта.
А именно — убийства Лувелем герцога Беррийского. Собственно, имена — это всё, что мне помнилось. Зачем да почему убили — ну... Мало ли было таких опытов радикального социального благоустройства.
Оказалось, история довольно поучительная. Понять бы еще, чему именно она учит.

Значит, жил-был некий ремесленник по имени Луи Лувель, ярый ненавистник монархии. Особенно почему-то не любил он старших Бурбонов. И решил посодействовать пресечению их династии.

#книги #история #длиннопост
В.А.Мильчина. Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь (2014).
Париж эпохи Реставрации, отраженный в романах Бальзака и Гюго, представлен в основном глазами современников (дневники, воспоминания, путевые заметки и пр.).

Немного фактов и любопытных деталей.
Социальный состав населения Парижа в 1830 г.
• 56 % жителей — простолюдины (рабочие, приказчики, слуги);
• из остальных 44 %:
 11 % — владельцы мастерских и независимые ремесленники (в дальнейшем их число увеличится до 30%);
 10 % — военные;
 8 % — домовладельцы и рантье;
 8 % — владельцы магазинов и мелкие торговцы;
 7 % — люди свободных профессий и служащие госучреждений.
Среди представителей последней группы в 1830 г. в Париже трудились 800–900 адвокатов, 280 стряпчих, 200 судебных исполнителей, 114 нотариусов, около 1000 врачей, 300 акушерок и 230 аптекарей. Дипломированным медикам составляли серьезную конкуренцию примерно 4 тысячи шарлатанов.
В Париже обитала целая армия «работников искусства»: 222 актера, 171 актриса, 113 певцов, 93 певицы, 97 танцовщиков, 108 танцовщиц. В оркестре Оперы было занято больше 70 музыкантов, а в каждом из оркестров драматических театров — около 30. Вдобавок каждому театру требовался еще целый штат рабочих сцены, гримеров, капельдинеров и проч. — в среднем 50–60 человек.
К концу эпохи Реставрации здесь трудилось около 400 архитекторов, около 600 живописцев (преимущественно пейзажистов), и свыше 200 граверов. Литераторов и журналистов было больше тысячи, а людей, занятых преподаванием, — около 6 тысяч.
В 1831 году в Париже было 39 тысяч иностранцев (из них русских — 310). Это составляло около 5 % всех парижан). В 1846 году эта цифра выросла до 159 тысяч (около 15 %); таким образом, за время правления Луи-Филиппа оно увеличилось в 4 раза.
Больше всего было немцев, за ними шли англичане, бельгийцы, итальянцы и швейцарцы. Но если англичане в большинстве своем приезжали в Париж, чтобы развлечься, то остальные прежде всего искали заработка. Немецкая колония состояла в основном из высококвалифицированных ремесленников — краснодеревщиков, портных, седельщиков, сапожников, печатников. Среди швейцарцев большинство составляли также краснодеревщики, часовщики и печники. Бельгийцы чаще всего становились кучерами, слугами, чернорабочими, а итальянцы пополняли ряды людей, связанных с артистической средой. В самом низу социальной лестницы находились бедные выходцы из Савойи, которые работали чистильщиками, поденщиками, трубочистами.
В начале 1830-х гг. в Париже появилось также множество политических эмигрантов разных национальностей. Среди них были испанцы либеральных убеждений, немцы-республиканцы, итальянцы, спасающиеся от гнета австрийцев, поляки, бежавшие из России после подавления восстания 1830–1831 гг.

Социальная «география» города.
Слова «Сен-Жерменское предместье» обозначали не только определенное место на карте Парижа, но и особый стиль жизни, старинное изящество языка и манер. Под Сен-Жерменским предместьем подразумевали те 200-300 парижских семейств, которые могли похвастать древностью рода и дворянских титулов, а также близостью к королевскому двору.
Настоящие герцоги и графы из Сен-Жерменского предместья не считали ровней себе не только нуворишей-буржуа, но и представителей имперской знати, т. е. тех, кто выдвинулся при Наполеоне (они тоже владели особняками в этом районе).
При Июльской монархии символический смысл выражения «Сен-Жерменское предместье» сделался еще более очевидным. Теперь людьми Сен-Жерменского предместья стали считаться все легитимисты, т. е. аристократы, которые сохранили верность старшей ветви Бурбонов и последовательно бойкотировали власть «узурпатора» Луи-Филиппа. Они признавали своими государями только изгнанного Карла X и его внука герцога Бордоского. Поэтому легитимисты порвали с королевским двором: они никогда не присутствовали на балах в Тюильри и не занимали придворных должностей. Дельфина де Жирарден придумала для их жизненной позиции определение, которому было суждено большое будущее в ХХ веке: «внутренняя эмиграция».
Напротив, в предместье Сент-Оноре жили представители той либеральной аристократии, которая охотно сотрудничала с «июльским» режимом. Кроме того, здесь проживали дипломаты и богатые иностранцы, такие как княгиня Багратион. Здесь же обитали прославленные французские политики — дипломат Талейран и генерал де Лафайет.
Квартал Маре, окружавший Королевскую площадь, в XVII веке слыл новым и модным. Однако в начале XIX века он превратился в глуxyю провинцию внутри Парижа, и столичные щеголи притворялись, что вообще не знают о его существовании. Модные новинки доходили туда в последнюю очередь и зачастую не приживались. «Жителями Маре» именовали узколобых ханжей и скряг. (В «Отверженных» там проживал дед Мариуса, Жильнорман, буржуа старой закалки; еще более глухим и тихим местом был квартал Ботанического сада, где жил, скрываясь от полиции, Жан Вальжан.)
Квартал Шоссе д’Антен привлекал близостью Бульваров, которые к этому времени превратились в коммерческий и развлекательный центр Парижа. Новый квартал населяли промышленники и богатые банкиры (Лаффит, братья Ротшильд), а также люди искусства: художники Делакруа, Жерико, Орас Верне, актеры Тальма и мадемуазель Марс, певица Виардо и танцовщица Тальони, писательница Жорж Санд и композитор Шопен. Этот квартал был богатым и модным; переезжая сюда, человек демонстрировал свой статус и умение идти в ногу с веком.
Однако для некоторых жителей квартала Шоссе д’Антен он вовсе не был пределом мечтаний. Одна из героинь романа Бальзака «Отец Горио», дочь фабриканта вермишели, вышедшая замуж за банкира, «готова вылизать всю грязь из луж от улицы Сен-Лазар до Гренельской улицы», лишь бы ее приняла живущая на этой улице (в Сен-Жерменском предместье) виконтесса де Босеан.
Традиционным «приютом искусств», где не менее охотно поселялись «новые богачи», был Монмартр. Там же, впрочем, развернули свою деятельность дамы легкого поведения; еще одним обычным местом их промысла были кварталы Сен-Дени и Сент-Оноре.
Остров Ситэ, сегодняшний туристический центр, 200 лет назад был лабиринтом узких, грязных, кривых улочек.
И Елисейские Поля в 1830-е гг. тоже еще не приобрели своего блеска. Это был большой парк. Несколько кофеен с подслеповатыми витринами. Немногие дома сгрудились у проезжей дороги. Но в целом — мрачно и пустовато, а ночью — просто жутко (недаром Дюма поместил там особняк графа Монте-Кристо, где происходит зловещий ночной эпизод с убийством Кадрусса!). По определенным дням Елисейские Поля были местом проведения народных празднеств.
В начале XIX века многие русские не понимали, как могут существовать в реальном Париже Елисейские Поля, известные им только по греческой мифологии:
Квартал Пале-Руаяль и Бульвары были почти полностью отданы индустрии развлечений. Пале-Руаяль, т. е. Королевский дворец, вначале назывался Кардинальским: он был построен для кардинала Ришелье, но по завещанию владельца перешел во владение короля Людовика XIII и его прямых наследников. В начале 1780-х гг. там выстроили галереи с аркадами. Чтобы расплатиться с долгами, тогдашний владелец-герцог продал 60 помещений в этих галереях, и с тех пор Пале-Руаяль сделался своего рода торговым центром.
Специфически парижской формой градостроительства были пассажи — крытые проходы для пешеходов, соединяющие две параллельные улицы: они имеют крышу, полностью или частично стеклянную, но искусственное освещение; по обеим сторонам пассажа располагались лавки и кофейни.
Бульвары возникли во второй половине XVII века, когда на месте разрушенной крепостной стены были устроены широкие (около 36 метров) аллеи. Сто лет Бульвары были почти деревенской окраиной Парижа. Постепенно они стали обрастать театрами, кофейнями и кабачками, тут же появлялись модные лавки, и мало-помалу Бульвары вошли в моду. Бульвар Итальянцев был самым роскошным, Пуассоньер и Бон Нувель предназначались для более скромной публики. На бульварах Сен-Дени и Сен-Мартен царили мелкие буржуа; наконец, Тампль был отдан простонародью.
Отзыв современника о парижских кафе:

Впрочем, во многих кафе цена завтрака доходила до 1 франка, особенно если кофе был с молоком. Завтрак состоял из чашки кофе и хлебца с маслом и сахаром; масло лежало рядом на тарелке, а куски сахара — на маленьком подносе; согласно неписаному правилу, клиент имел право, уходя, унести их все с собой. Правда, клиент, ограничивающийся чашкой кофе с молоком, мог рассчитывать на уважительное отношение официантов лишь в начале века.
Кафе Пале-Руаяля отличались политизированностью завсегдатаев, кафе на Бульварах — роскошью убранства и щегольством посетителей, кафе Латинского квартала — подчеркнутой скромностью и простотой. Кофейни бульвара Тампль, где было особенно много развлекательных заведений, выделялись пестротой оформления.
Наконец, Сент-Антуанское предместье населяли рабочие и ремесленники. Здесь, а также в Латинском квартале, где обитали студенты, чаще всего зарождались волнения и бунты (описание которых мы тоже помним по «Отверженным»).

Транспорт и связь.
Мостовые в Париже были скошены к середине, по которой проходил сточный желоб, поэтому кони, запряженные в кабриолеты, то жались к краю улицы, то шарахались вбок. В городе без тротуаров это подвергало огромной опасности пешеходов, так что под колесами экипажей в год гибло в среднем 400 прохожих (даром что автомобилей еще не было!).
Фиакры и кабриолеты были прообразами современных такси. Фиакр, закрытый экипаж, иногда использовался для любовных свиданий (вспомним «Мадам Бовари»). В Париже существовал и каретный двор, где можно было нанять карету или кабриолет на день или на месяц.
Омнибусы появились в 1823 г. в Нанте, а в начале 1828 г. их изобретатель С.Бодри открыл омнибусное сообщение в столице. Ездили они по определенным маршрутам и останавливались «по требованию». Каждый из пассажиров в любой момент мог остановить экипаж, потянув за шнурок, привязанный к руке кучера. Уже к 1830 году курсировало 12 маршрутов с интервалами около 15 минут; они ходили с 7.00 до 19.00, а на самом популярном маршруте (по Бульварам) — с 8.00 до полуночи.
В ближние пригороды ездили в экипажах, именуемых «кукушками». Жестокую конкуренцию им составляла железная дорога, одна из первых линий которой в 1839 г. соединила Париж с Версалем. Для дальних расстояний использовали почтовые кареты и дилижансы.
Однако частные лица были обязаны получать в префектуре полиции паспорта для поездок не только за границу, но и в пределах Франции и даже в ближайшие пригороды Парижа. В среднем парижская полиция ежегодно выдавала около 38 тысяч таких паспортов.
В 1793 г. был впервые официально опробован оптический телеграф. На крыше башен и высоких зданий устанавливались столбы-семафоры с подвижными разноцветными планками и фонарями, с помощью которых передавались условные сигналы; чтобы их увидеть и расшифровать, наблюдатели использовали зрительные трубы.
К 1840 году в Париже действовали 5 таких семафоров. Передача сигнала из Парижа в Лилль (с помощью 22 промежуточных семафоров) занимала 2 минуты, в Кале — 3 минуты (27 семафоров), в Страсбург — 7 минут (46 семафоров), в Лион — 8 минут (50 семафоров) и столько же времени — в Брест (80 семафоров).
Телеграф существенно ускорял передачу информации, однако использовать его можно было только днем, и для частных лиц он не предназначался: передаваемые сведения носили военный и политический характер. Если англичане в те же годы передавали с помощью телеграфа также и коммерческую информацию (биржевой курс, время прибытия и отхода кораблей и пр.), то во Франции для широкой публики были предназначены только сведения о результатах тиража национальной лотереи. (Так что если телеграф как средство быстрой связи был очень отдаленным прообразом Сети, тогда тот же граф Монте-Кристо, использовавший телеграф для дезинформации своих врагов, был одним из первых хакеров!)

Всякая всячина из разных разделов.
Высшее образование французская молодежь могла получить прежде всего в Сорбонне. Знаменитый университет имел 5 факультетов: католической теологии, медицинский, правоведческий, научный, словесный. В 1840 году фармацевтов, раньше причислявшихся к медицинскому факультету, выделили отдельно, и факультетов стало 6.
На научном факультете обучали математиков, физиков, химиков и естествоиспытателей, а под словесностью понимали все гуманитарные науки: философию, историю, изучение живых и мертвых языков.
* * *
Триумфальную арку у заставы Звезды начали строить еще при Наполеоне в честь его побед, но завершить строительство не успели. При Бурбонах каменный остов арки сносить не стали, и в октябре 1823 г. Людовик XVIII приказал продолжить работы, чтобы превратить это сооружение в памятник победам в Испании. Впрочем, полностью арка была закончена уже к 1836 году, когда замысел памятника вновь изменился. Оформление ее завершили барельефами, изображающими воинские подвиги времен Революции и Империи.
Можно вспомнить многое другое, в том числе историю деревянного слона, описанную в «Отверженных»: модель памятника военным победам Наполеона, заложенного на месте разрушенной Бастилии. После падения императора строительство, естественно, было остановлено, и деревянный слон потихоньку разваливался до 1846 г., когда его наконец демонтировали. На основании монумента сейчас стоит Июльская колонна — в память о революции 1830 г.
(В общем, проблема с памятниками — вечная и интернациональная проблема!)
* * *
Во время заседаний Палаты депутатов кухарка варила для заседающих мясной бульон в огромном горшке. Кухарка, если верить современнику-журналисту, была «политически подкованная». Она соотносила количество бульона с повесткой дня: когда в палате обсуждалось что-нибудь интересное для всех депутатов (например, ответ на речь короля или бюджет секретных фондов правительства), кухарка наполняла горшок до краев; в другие дни она ограничивалась половиной горшка, так как знала по опыту, что спрос будет невелик.
Кроме бульона к услугам депутатов всегда были булочки, молоко и вино, а также смородиновый сироп или оршад (миндальное молоко с водой и сахаром).
* * *
Санитарное состояние города было крайне неважным. В частности, поэт и мемуарист П.А.Вяземский, человек очень язвительный, писал о Париже:

Публичные туалеты появились в Париже еще в конце XVIII века (впервые — в Пале-Руаяле); имелись они в Люксембургском саду, в саду Тюильри и в пассажах, но их было недостаточно, а за их посещение нужно было платить. Первые бесплатные общественные туалеты открылись лишь в конце 1820-х гг., и они были рассчитаны только на мужчин. Только через 30 лет вспомнили и о женщинах.
* * *
Король Луи-Филипп не гнушался демонстрировать «связь с народом», но общение с монархом скоро выродилось в фарс.
Г.Гейне передавал рассказ своего приятеля, что короля можно видеть во всякое время — и на этом зарабатывает целая компания продавцов контрамарок и клакеров: они каждому иностранцу предлагали за 5 франков показать Луи-Филиппа.
За эту цену они подымали восторженный крик под окнами короля, и его величество появлялся на террасе, кланялся и уходил. За 10 франков эти молодцы начинали кричать еще громче и бесновались, когда появлялся король, которому в знак безмолвного умиления оставалось лишь поднять глаза к небу и приложить руку к сердцу. Англичане порою платили и 20 франков, и уж тогда энтузиазм достигал высшего предела: как только показывался король, начинали петь «Марсельезу» и так отчаянно орать, что Луи-Филипп, может быть только для того, чтобы это кончилось, вдобавок подпевал.
* * *
Когда Карл X короновался в сентябре 1824 года, вице-король Египта послал ему в дар маленькую жирафу.
Путешествие жирафы на север длилось в общей сложности два с половиной года. Скоро она стала любимицей всего Парижа. Только за первые полгода повидать ее пришли около 600 тысяч человек.
Жирафа стала героиней карикатур и песен, поэм и памфлетов; во Франции появились трактиры «У Жирафы» и ожерелья à la girafe. Модные цвета лета 1827 года получили названия: «цвет жирафьего брюха», «цвет влюбленной жирафы» и «цвет жирафы в изгнании»; появился способ завязывать мужские галстуки «на манер жирафы». Изображения жирафы украсили обои, посуду, мебель.
Даже грипп, эпидемия которого обрушилась на Париж следующей зимой, получил название «жирафий грипп».
Но мода прошла, и анонимный литератор иронизировал:
Впрочем, жирафа ничуть не огорчалась и спокойно дожила до 1845 года.

#история #книги #длиннопост
Мишель Пастуро. «Символическая история европейского Средневековья».
Рассматривается проблема культурного символа и конкретное наполнение символов, связанных с растениями, животными, цветами (красками); геральдика (история гербов и флагов), шахматы, «артуровский цикл» и пр.

Множество представлений и действий средневекового человека опираются на убеждение, что подлинная суть вещей заключена в их именах.
Орех считается вредоносным деревом, потому что латинское nux связывается с глаголом nосеrе — «вредить». На яблоню распространяется та же логика: malus напоминает mal, т. е. «зло». Из-за своего имени яблоня превратилась со временем в древо запретного плода, причину грехопадения.
Так что изучение средневековой символики должно начинаться с изучения лексики.

#история #книги #длиннопост
Айвен Моррис. Благородство поражения: трагический герой в японской истории. М., 2001.
Автор — английский японист и переводчик, друг Юкио Мисимы, чьей памяти и посвящена эта книга о специфике японского менталитета в восприятии и оценке «героического».

В японском языке есть термин хоганбиики (букв. «симпатизирование лейтенанту»), обозначающий сочувствие к проигравшей стороне. Но это сочувствие особого рода: оно появляется в таких обстоятельствах, что направлено как бы снизу вверх:
• Герой борется за заведомо обреченное дело, не имея никаких корыстных мотивов, причем его борьба обычно приводит к поражению не только сиюминутному, но и окончательному, так как оказывается на руку его врагам.
• Упомянутые враги очень часто являются не только успешными и проницательными политиками, но — в исторической перспективе — и гораздо более полезными для страны деятелями.

#история #книги #длиннопост
Мишель Пастуро. Серия монографий «История цвета»

Историк цвета имеет дело с рядом проблем. Люди прошлого видели цвета совсем при другом освещении, чем теперь. Вдобавок в древности тон был вторичен: гораздо важнее насыщенность или блеск. Римляне различали черный матовый (ater) и черный блестящий (niger); молочно-белый (albus) и ослепительно-белый (candidus). Одно и то же слово могло обозначать разные цвета: синий и черный (caeruleus), зеленый и черный (viridis) и т.д. Отсюда — трудности при переводе Библии и древних авторов. Там, где в оригинале указания на цвет нет вообще, в переводе он иногда возникает.
Природа издревле символически выстроена вокруг четырех цветов: белого (воздух), черного (земля), красного (огонь) и зеленого (вода).
Серый цвет пришел из Египта: он нередок в росписи погребальных камер. Черный цвет там связывался с идеей плодородия.
Из-за нестойкости первых дешевых красителей черную одежду носили только низшие классы. Единственным «дорогим черным» цветом долго был мех соболя. Во французской геральдике черный — sable — восходит к русскому «соболь».
Красильщики считали одним из своих заступников самого Христа: «И преобразился пред ними… одежды же Его сделались белыми, как снег». Апокрифический источник приписывает Иисусу ученичество у красильщика в детстве: якобы из шалости или по ошибке он покрасил ткань в ненадлежащий цвет, а потом сотворил чудо, окрасив ее правильно («ненадлежащим» в разное время считался синий, черный и желтый).
Для Европы черный изначально — цвет первозданной тьмы, хаоса; Аида и смерти, греха и Сатаны. Птица Одина — черный ворон — недруг праведных (история с Ноевым ковчегом). Хель, властительница царства мертвых, имеет лицо наполовину черное, а наполовину белесое (цвет призраков).
К началу XIII в. каждый из семи смертных грехов ассоциируется с цветом: гордыня и прелюбодеяние — красный, зависть — желтый, чревоугодие — зеленый, леность — белый, гневливость и скупость — черный.
Черный + красный суть цвета дьявола и ада. Перечень животных ипостасей Сатаны, кроме козла, включает медведя, вепря, волка, оленя, кота, ворона, сову, крысу, аспида, василиска, дракона, летучую мышь <весь набор ГП!> — по большей части они черного цвета.
Иуда и сарацины часто маркированы темной / черной кожей. Эти клише употребляются так часто, что прилагательное «mor, maure» субстантивируется в этноним: сарацины становятся «маврами». И это название распространяется на всех мусульман. Темной кожей художники наделяют предателей, преступников и всех маргиналов: палачи, проститутки, ростовщики, колдуны, фальшивомонетчики, прокаженные, нищие и калеки. Только на исходе XIII в. начинают рисовать темнокожих христиан (волхв Балтазар).
Средневековые «отцы Церкви» рьяно полемизировали о цвете и свете. Если цвет — это свет, то он причастен к божественному, ибо Бог есть свет. Дать цвету больше места — значит оттеснить тьму ради торжества Бога. Если же, напротив, цвет — материальная субстанция, оболочка, то это бесполезная прикраса, которую человек добавил к Творению. Ее нужно изгнать из храма, ибо она загораживает путь к Богу.
Так, аббат Сугерий был одним из «хромофилов» и считал, что ничто не может быть слишком прекрасным для дома Божьего: капелла Сент-Шапель в Париже (1248 г.) была воздвигнута как святилище света и цвета. А для святого Бернара Клервоского цвет — прежде всего материя: нечто удушающее, дьявольское. Бернар также ненавидит все, что искрится и блестит, особенно золото.
Черный, цвет смирения и покаяния, стал монашеским цветом с IX в., хотя тогдашняя черная ткань не была реально черной: ее заменяла синяя, коричневая, серая. Белый цвет тоже был белым только по названию. Вплоть до XVIII в. с трудом выкрасить в белый цвет можно было только лен. Вдобавок он скоро становился коричневато-серым, желтым или бежевым.
Белый избрали для себя цистерцианцы. Бенедиктинцы упрекали их в гордыне: «белый — цвет праздника, славы и воскресения», в то время как черный — смирения и отречения от мирской суеты. Оппоненты возражали: черный — цвет Дьявола и ада, греха и смерти, в то время как белый — «цвет чистоты, невинности и всех добродетелей».
В европейских гербах XII-XIII вв. частота черного — 15-20%. Ср.: красный (60%), белый (55%), желтый (45%), синий (10-15%) и зеленый (менее 5%).
В рыцарских романах применялся хроматический код. Так, Черный рыцарь — почти всегда один из главных персонажей (Тристан, Ланселот, Гавейн), по какой-то причине скрывающий свое имя; обычно у него добрые намерения (ср. в «Айвенго»). А вот Красный рыцарь часто — враг героя. Белый рыцарь чаще бывает добрым; нередко это пожилой человек, друг или покровитель героя. Зеленый рыцарь — пылкий юноша, который может оказаться и добрым, и злым.
Когда черный цвет освоила геральдика, с конца XIII в. городской патрициат, чиновники и судейские, а позже и университетские преподаватели, купцы, банкиры стали одеваться в черное: этот цвет начал ассоциироваться с достоинством, аскетизмом и добродетелью. Эта мода стала ответом на законы против роскоши, которые ввели жесткую социальную сегрегацию в одежде, запретив использование самых ярких и дорогих цветов и красителей незнатным людям. Помимо сегрегации, законы имели целью ограничить расходы на одежду (как непродуктивные инвестиции) и поддержать христианскую традицию скромной и добродетельной жизни.
Строго регламентировались предписанные цвета — для тех, кто занимался опасным, постыдным или подозрительным ремеслом: врачеватели и хирурги, палачи, проститутки, ростовщики, жонглеры, музыканты, нищие, бродяги и оборванцы; признанные виновными в каком-либо проступке; убогие и увечные (любое увечье, физическое либо умственное, почиталось за великий грех): хромые, калеки, шелудивые, прокаженные, «немощные телом и недужные умом». Наконец, все нехристиане, евреи и мусульмане.
Белый и черный (в комбинации) — знаки убогих, а также калек, особенно прокаженных; по красному узнавали палачей и проституток; по желтому — фальшивомонетчиков, еретиков и евреев; зеленое либо желто-зеленое носили музыканты, жонглеры, шуты и умалишенные. Одежда с резким сочетанием красок, ткань в полоску, в шашечку или в крапинку считалась недостойной христианина.
Когда техника окрашивания позволила добиваться насыщенного черного, он стал цветом князей Церкви и даже королей. А когда научились получать красивые оттенки серого, он ненадолго тоже вошел в моду как «цвет надежды». Снова эта мода ожила в эпоху романтизма.
Утверждению черно-белого мира содействовало изобретение книгопечатания. Почти все средневековые изображения были полихромными. Подавляющее большинство изображений в Новое время — черно-белые.
Протестанты осуждали буйство цвета в храмах вслед за библейским пророком Иеремией. Отчасти кальвинистской является сдержанная цветовая палитра Рембрандта и некоторых католиков-янсенистов (де Шампень). Когда впоследствии промышленность начала производить предметы массового потребления, большинство их вписывалось в гамму «белый, черный, серый и коричневый» — результат длительного воздействия протестантской этики. Г.Форд всю жизнь выпускал исключительно черные автомобили.
Хромофобия вызвала в католическом мире реакцию в виде хромофилии и косвенным образом привела к возникновению барочного искусства. Для Контрреформации любые роскошества внутри храма оправданы.
В 1600 году общепринятая хроматическая шкала выглядит так: белый, желтый, красный, зеленый, синий, фиолетовый, черный.
В раннее Новое время цветом мужской одежды становится черный, серый и коричневый, иногда — тусклый синий. Женщины и дети могут носить белое.
XVII век — век тьмы и смерти, абсолютного господства черного. Так, в Париже в 1700 г. у дворян (и мужчин, и женщин) 33 % предметов одежды были черного цвета, 27 % — коричневого, 5 % — серого. У чиновников этот процент еще выше: 44 % черных, 13 % серых, 10 % коричневых; но выше всего он у слуг: 29 % черного, 23 % коричневого, 20 % серого.
Ношение траура становится общепринятой традицией. Раньше траур носили лишь знатные люди, в основном на юге Европы. К тому же траур мог быть и серым, и темно-синим, а чаще всего фиолетовым. Траур королей Франции долго был красным, затем стал темно-малиновым либо фиолетовым, а траур королев был белым.
В XVIII в. происходит отступление коричневых, фиолетовых и темно-малиновых тонов, темных, насыщенных оттенков и резких контрастов. В одежде и интерьере утверждается гамма синего, розового, желтого и серого. Обогащается цветовая лексика: «голубиное горлышко», «парижская грязь», «бедро испуганной нимфы», «дождь из роз», «кака дофина». Белый тоже в моде, чаще в сочетании с другими светлыми тонами, в первое время — с розовыми и желтыми, позднее — с синими, зелеными, переливчатыми серыми.
Но к концу столетия черный возвращается. Отчасти причиной послужил интерес к экзотике (и расцвет работорговли), но в основном — поздний унылый романтизм. К середине XIX в. черный царит не только в гардеробе денди и в сердцах поэтов: начинается вторая индустриальная революция, из-за которой в городах все неотвратимо чернеет.
Под влиянием фотографии люди привыкли в каком-то смысле ограничивать свое видение мира черным и белым. Даже в трудах по истории живописи цвет долгое время блистал своим отсутствием. С 1850-х почти до 1970-х гг. вышло множество книг о художниках и целых направлениях живописи, где ни слова нет о колорите!
Позже в подчинении черно-белой гаммы оказалось новое искусство, кино. Затем пленку стали окрашивать. Это помогало создать условные коды для однотипных сцен: синий цвет — для ночи, зеленый — для природы, красный — опасность, желтый — радость.
Система «Техниколор» была разработана еще в 1915 г., но не использовалась 20 лет: капиталисты с пуританскими взглядами, которые контролировали производство, и без того воспринимали движущиеся картины как нечто легкомысленное. Лишь 70 лет назад количество цветных фильмов превысило количество черно-белых.
Черный пиратский цвет продолжает агрессивно-бунтарскую символику: анархисты, чернорубашечники, эсэсовцы, штурмовики, черные куртки, черные пантеры, рокеры, молодежные субкультуры…
Черный сохранил свою зловещую репутацию в области лексики и мира суеверий: «черный рынок», «черная зарплата», «черные мысли», «черный день», «черный список», «чернокнижник», «черная дыра», «черная месса», «черный шар», «очернить» и т.д.

Красный тысячи лет обозначал единственный настоящий цвет — окрашенности (нечто, не являющееся ни черным, ни белым). В некоторых языках одно и то же слово может означать и «красный», и «цветной»: coloratus (лат.), сolorado (исп.). В русском «красный» и «красивый» — одного корня. Есть языки, в которых только три обозначения цвета — светлый, темный и красный (= цветной).
Там, где в древнееврейском тексте Библии упомянута «великолепная ткань», в латинском переводе — pannus rubeus (красная), а во французском — «алая»; там, где в древнегреческом было «царское одеяние», в латинском — vestis purpurea (пурпурное), а в французском — «темно-красное».
Римские авторы хорошо различали оттенки красного: нежный румянец на щеках женщины (roseus), обветренная кожа моряка (coloratus), красноватый загар крестьянина (rubidus), красная рожа германского варвара (rubicundus). Самым красивым римляне считали цвет петушьего гребешка.
Самый дорогой и ценный из красных красителей — пурпур — давал сияющие оттенки, не выгоравшие на свету. Под действием света (даже простой лампы) пурпур переливается всеми оттенками и выглядит живым. Частные лица в Риме имели право носить пурпур только в праздники и в виде галуна или полосы на патрицианской тоге. Когда при Калигуле сын македонского царя посмел появиться в пурпурной одежде, он был схвачен и казнен.
Красный — цвет силы, энергии, победы и власти: «ruber» связан с «robur» (букв. дуб, но также выносливость, мощь). Рубикон, который перешел Цезарь, — одновременно и «красная линия», запретный рубеж (вода в нем имела красноватый оттенок).
В Древнем Риме красный сочетается с желтым, который олицетворяет Грецию, изредка с зеленым или черным, но с синим, цветом варваров, — никогда. Чаще всего он сочетался с белым, как его соперник и в то же время антагонист.
Для «отцов Церкви» красный дуалистичен: цвет огня (Неопалимая Купина, пламя Божественной любви) — и в то же время пламя Ада и цвет «багряного зверя» из Откровения. Искупительная кровь Христа — и также кровь греха, насилия и убийства. (Средневековые художники иногда изображали на картинах кровь Христа яркой, а людскую — мутной.)
Это цвет папский, императорский, королевский, судейский и аристократический. В позднем средневековье он представлен в 60% всех гербов. У Персеваля щит гладкий, чисто красного цвета: это знак необычной судьбы. Грааль украшен в основном рубинами. Также это цвет любви — мистической или плотской.
На исходе средневековья вместо ярких, сияющих тонов красного выдвигаются темные оттенки (малиновый) или находящиеся на границе с другими цветами (розовый, фиолетовый). Некоторые промежуточные тона — желтовато-красные, коричневато-красные — теперь вызывают неприятие.
Шахматы, заимствованные из Индии, первоначально были красно-черными; но так как для Европы это цвета ада, их пришлось «переделать» в красно-белые (считавшиеся тогда цветами-антагонистами). И лишь позже они приняли черно-белый вид.
Реформация считала красный цвет слишком ярким и непристойным.
В XVIII в. придворные (и мужчины, и женщины) покрывали лицо слоем свинцовых белил, а губы и щеки подкрашивали не менее вредной красной краской на основе оксида свинца (сурик) или сульфида ртути (киноварь). Действие свинцовых белил усиливали пилюлями на основе мышьяка. Это обесцвечивает кожу, так что становятся видны вены и «голубая кровь». А голубоватыми белилами их еще подчеркивали. Иногда это вело к смертным случаям.
В это время количество кошенили (дорогой краситель животного происхождения), ввозимой в Европу из Америки, составляло 350 тонн в год, и прибыль от нее почти равнялась прибыли от экспорта полезных ископаемых. Позже в Южной Америке нашли фернамбуковое дерево (brasil), красящая древесина которого дала в итоге свое название всей стране. По-английски эта древесина — «pink», что впоследствии стало названием розового цвета.
Розовый долго считался оттенком желтого. Нынешнее название цвета возникло недавно. «Roseus» — не розовый, а алый, «очень красивый красный». Гомер, называя богиню зари «розоперстой Эос», имеет в виду багряные отсветы восходящего солнца. К тому же в эпоху античности розы были лишь красными или белыми, изредка желтыми. Старофранцузское «rose» — бледно-желтый (цвет луны). Только в XIX в. оно начнет обозначать знакомый нам цвет.
Мода на розовые тона достигает апогея в середине XVIII в. с легкой руки мадам де Помпадур, которой полюбилось сочетание розового с небесно-голубым. Тогда же были выведены и розовые розы.
Детей одевали в розовое и голубое без различия пола вплоть до 1930-х гг. И только кукла Барби в 1970-х гг. окончательно утвердила розовый как «женский» цвет.
Коричневое долго оставалось уделом бедняков.
Фиолетовый прежде использовался как заменитель черного в дни скорби и покаяния. С начала XV в. приходит целая гамма фиолетовых тонов, очаровавшая венценосцев: она больше не вызывает негативных ассоциаций, характерных для фиолетового (печаль, затворничество, дурное предзнаменование и даже измена).
Красный навсегда перестал быть «мужским» цветом с тех пор, как в 1915 г. французская армия отказалась от красных брюк. Он остался праздничным, хотя считался подходящим не для всех случаев жизни и не для всякого возраста: в красное по-прежнему одевали маленьких девочек, но девушкам и дамам, по крайней мере в высшем свете, носить его не рекомендовалось.
Политическим цветом красный стал в эпоху Великой французской революции, а в ХХ в. он превратился в «идеологию».
В системе сигналов красный связан с предупреждением или запретом. Традиция использования его как цвета официальной церемонии восходит к Древнему Риму. Кроме того, это традиционный цвет театрального занавеса (в обрамлении занавеса и декораций синих и зеленых цветов лица актеров выглядели бледными и безжизненными).

Древние значения желтого цвета — свет, изобилие, богатство. В культовых облачениях жрецов он часто сочетается с лазурным; в Древнем Риме — с белым и красным. Даже храмы и статуи эпохи античности были многоцветными, а не белыми, как в голливудских фильмах.
Желтый долго понимали как смесь белого и красного — по этой причине розовый и считался оттенком желтого.
Значительную часть положительных коннотаций от желтого оттянул золотой: свет, просвещение, слава, мудрость, милость, избранность. Уже в XIII в. редко можно было встретить в Западной Европе людей, одетых в желтое. Золото начинает выполнять функцию «хорошего желтого», хотя Церковь относилась к нему неоднозначно: как свет, золотой взаимодействует с божественным; но как материя — символизирует земное богатство, роскошь, алчность. Поэтому «благое золото» начинает ассоциироваться скорее с белым.
Все другие оттенки желтого утрачивают ценность, прежде всего красноватые. Этот цвет мало связывался с оранжевым, практически незнакомым средневековому сознанию. Рыжий (красно-желтый) вбирает негативные аспекты обоих цветов и считается самым уродливым цветом. От каждого из них заимствованы отрицательные свойства (инфернальный + вероломный), увеличивая их в геометрической прогрессии. Тифон и Сет, Тор и Локи — рыжие. В Риме «rufus» — распространенное оскорбление; рыжие волосы на сцене — знак раба или шута. Рыжим художники писали Иуду: это цвет глины, из которой сделан человек, нечистот, ржавчины; цвет лживой лисы. Тускло-желтым во Франции красили двери предателей. Христианская Европа закрепила желтый цвет за евреями и Синагогой. Рыжий человек, особенно веснушчатый, в символической системе воспринимался как обманщик, изменник или отступник, порочный и злосчастный (веснушки ассоциировались с самыми смертоносными заразными болезнями средневековья, которые сопровождались кожными высыпаниями).
Другая негативная комбинация желтого — с зеленым (лимонно-желтый). Они никогда не сближались в средневековых цветовых классификациях и воспринимались как нечто агрессивное, сумбурное, тревожное.
В эпоху Ренессанса желтый вернулся в «модную гамму». Желтые тона теперь не опираются на золотистые — напротив, отдаляются от них, становятся более холодными и сочетаемыми с другими цветами. Желтое в обуви и чулках означало влюбчивость (желтые подвязки у Мальволио).
Но где любовь, там и ревность. А где ревность, там и безумие («желтый дом») и все, что выходит за грани разума: сумасшествие, шутовство, большая глупость (шутовской колпак). Это цвета одежды безумца из книги Псалмов, одежды того же Иуды и костюмов придворных шутов.
Современная цветопсихология характеризует желтый как цвет, стремящийся выйти из своих границ (ср. сигнал светофора).

У древних греков не было специального слова для зеленого цвета. «Glaukos» — то зеленый, то серый, то синий; даже желтый и коричневый. Оно передает скорее идею слабой насыщенности цвета: у Гомера этим словом обозначаются цвет воды, глаз, листвы, меда…. Значение «chlorus» — от зеленого до желтого, и тоже указывает на блеклость.
Латинское «viridis» связано с представлением о силе, росте, жизни: virere (быть зеленым, сильным), vis (сила), vir (мужчина), ver (весна), virga (стебель, побег), virtus (мужество). Вплоть до эпохи Империи зеленый цвет носят только крестьяне: рабы — и те предпочитали коричневое или темно-синее. Зеленая краска была неустойчивой: получать зеленый путем смешивания желтого и синего еще не умели, а растительные красители дают мутно-зеленую окраску. Позже синий и зеленый стали яркими, кричащими: это были цвета спортивных команд (гонки на колесницах).
Зеленый любили египтяне, германцы и скандинавы. Это династический цвет Мухаммеда, а с XII века — цвет ислама. В Коране зеленый ассоциируется с растительностью, с весной, с небом и раем. А вот христианская иконография в эпоху крестовых походов (борьба с Исламом) охотно раскрашивала в зеленое Дьявола и демонов.
В эпоху романского стиля, впрочем, зеленый считался успокаивающим и часто встречался на витражах. Для Церкви зеленый стал промежуточным цветом, использовавшимся для обрядов в дни, когда не годились белое, красное и черное.
Песня «Greensleeves» — «Зеленые рукава» — обязана своим происхождением «Зеленому графу», Амадею Савойскому (XIV век). На поединках и на турнирах граф появлялся в зеленой одежде и надевал на шлем съемный рукав от зеленого платья возлюбленной. Зеленый — цвет любви — нередко сочетался с красным, цветом любви-страсти. Это также цвет Тристана (он скрывается с Изольдой в лесу). Комбинация зеленого с красным для средневекового человека выглядела естественно, в отличие от сочетания зеленого с желтым.
Из-за химической непрочности краски зеленый ассоциировался со всем, что изменчиво и мимолетно: с детством и юностью, любовью и красотой, с удачей, надеждой, судьбой. И поэтому он начинает казаться двусмысленным, внушающим тревогу и даже опасным. Из цвета Фортуны зеленый постепенно стал цветом денег, долгов и азартных игр. С XVI в. пошел обычай игровые столы покрывать зеленым сукном. Кое-кто считает, что и туфельки Золушки — не стеклянные, а зеленые — не «verre», а «vert» (омофоны, звучит одинаково).
Генрих IV получил прозвище Vert Galant — «Зеленый шалун», т. е. сердцеед. Но изначально «vert galant» означало лесного разбойника, который грабит путников и нападает на женщин.
В истории сэра Гавейна Зеленый Рыцарь — странный, зловещий персонаж, несущий смерть. В легенде о призрачной Охоте — Зеленый, или Дикий охотник.
В зеленый бестиарий Сатаны входят дракон, гадюка, крокодил, гидра, василиск, лягушка, сирена, саранча. У фэйри зеленое тело или одежда: этот цвет подчеркивает их связь с растительностью и ритуалами плодородия, но в то же время это признак инаковости. Это дальние предки наших «марсиан». У ведьм зеленые глаза и зеленые зубы; они часто носят зеленое платье, готовят яды и колдовские зелья бледно-зеленого цвета. А еще такие глаза у василиска. Поговорка XVI века: «Сероглазых — в Рай, черноглазых — в Чистилище, зеленоглазых — в Ад».
В позднем Средневековье цеховые статуты красильщиков запрещали смешивать синее с желтым для получения зеленого. Это связано с отвращением к смешиванию и смесям, пришедшим из библейской культуры: смешение — дело дьявола. То же самое произошло с фиолетовыми тонами: с синей краской имеют право работать одни мастера, а с красной — другие. Поэтому фиолетовый чаще всего получали, смешивая синее с черным.
Большинство знаменитых художников (Леонардо, Рафаэль, Тициан, Боттичелли, Ван Эйк и др.) никогда не смешивали синее с желтым, чтобы получить зеленое. Исключение составляют только Беллини и Джорджоне, а также художники-миниатюристы.
Вожди Реформации заклеймили зеленый как цвет легкомысленный, аморальный. В эпоху Просвещения зеленому повредил колоссальный успех синего: считалось, что эти два цвета не сочетаются. Только в середине XVIII в. его полюбили романтики.
У королевы Виктории и Шуберта была фобия зеленого. Напротив, его любили императрица Евгения и Наполеон. Для последнего зеленый оказался роковым цветом. В апартаментах на острове св. Елены находились предметы обстановки, окрашенные ядовитой зеленой краской, которую получали из медной стружки, растворенной в мышьяке. При высокой влажности мышьяк начинает испаряться. Он был обнаружен в волосах и ногтях Наполеона после смерти.
Еще и в XIX в. европейской живописи не везло с зелеными пигментами: растительные краски непрочны, зеленая глина плохо ложится; малахитовая краска и натуральный ультрамарин очень дороги; краски на медной основе токсичны, к тому же со временем темнеют; краски на основе берлинской лазури выцветают и блекнут. Многие художники пострадали от этого: Констебль, Делакруа, Моне, Ван Гог, Гоген, а впоследствии даже Пикассо. На полотнах Сислея все, что было зеленым, стало желтым, а на картине Сёра «Воскресный день на острове Гранд-Жатт» некогда зеленая лужайка сейчас усеяна коричневыми пятнами. Наоборот, некоторые синие, желтые или белые пигменты приобрели зеленоватый оттенок.
В XIX в. жители больших городов затосковали по природе и зелени. Позже зеленый стал не только цветом природы, надежды и свободы, но еще и здоровья и даже социальной ответственности: «зеленые» стало означать экологическое движение.

В абсолютном смысле не существует теплых и холодных тонов. В Европе синий долго считался теплым цветом, а иногда даже самым теплым из всех. Он начал постепенно «остывать» лишь с XVII в., и только в XIX в. за ним закрепился статус «холодного».
Воспроизводить синий цвет человек научился поздно, и символика его складывалась медленно. Символическая связь синего с водой обозначилась недавно (воде раньше приписывался зеленый цвет), и еще позже закрепилась ассоциация с холодом.
Народы Ближнего и Среднего Востока верили, что синий приносит благополучие и отгоняет злые силы. Египтяне умели создавать синие и сине-зеленые оттенки на основе силикатов меди.
Авторы античных трактатов различали в радуге от 3 до 6 цветов, но никто из них не называл синий. Синий считался цветом варваров, и специального слова для него не было. «Kyaneos» — темный цвет, и не только темно-синий, но также и фиолетовый, черный, коричневый. Это слово передает не столько оттенок, сколько настроение. Зрительный аппарат древних греков абсолютно идентичен нашему. Но проблемы цвета не сводятся к проблемам биологии или нейробиологии. Во многом это проблемы социальные и идеологические.
В раннем средневековье даже небо чаще описывается как белое, красное или золотистое, а не синее. В одежде синий еще встречается в эпоху Меровингов, как наследие предков-варваров, но уже при Каролингах становится «мужицким». Вплоть до синего фона витражей середины XII в. синий отсутствовал в жизни Церкви: его не упоминает ни один из богословов, рассуждавших о цвете. Нет ни имени, ни географического названия, образованного от слова «синий»: он был слишком беден символическими и социальными коннотациями.
Зато на миниатюрах уже с IX в. синий встречается чаще. В романскую эпоху дева Мария изображалась в черном одеянии (траур по сыну). А в сочинениях аббата-хромофила Сугерия появляется концепция синего как небесного цвета — цвета девы Марии. С XII в. гербом французского короля стал «лазурный щит, усыпанный золотыми лилиями»: синий был избран именно в честь Мадонны, покровительницы французского королевства и династии Капетингов.
В XIII в. земные властители тоже начинают облачаться в лазурные одежды. Людовик Святой стал первым королем Франции, который делал это регулярно.
В эпоху барокко Пресвятая Дева обретает золотой цвет, ибо теперь считается, что цвет золота — это сияние божественного света. Эта мода достигнет апогея в XVIII в. и продержится до 1880 г., когда Мадонну перекрасили в белый (в соответствии с догматом о Непорочном Зачатии).
В хроматическом литературном коде Артуровского цикла до середины XIII в. напрочь отсутствует Синий рыцарь: этот цвет еще ничего не значит в символическом плане. Отсутствует также и Желтый — из-за соперничества сходного с ним золотого.
Но когда этот цвет стали восхвалять богословы, его открыли для себя и художники.
В XIII в. красильщики сумели придать ему яркость и насыщенность. Он стал входить в моду, и начались конфликты между торговцами красной и синей краской. «Красные» торговцы просили витражных мастеров изображать чертей в синих одеждах, чтобы дискредитировать «синих». Даже сам ад могли изобразить в синих тонах. Но тем не менее по всей Европе красное начало отступать под натиском синего.
С XIV в. синий занял почетное место в геральдике; 200 лет спустя Реформация, запретившая яркие цвета в одежде, придала ему статус высокоморального цвета. Но наивысшей славы он достиг в XVIII в.: во-первых, получил массовое распространение замечательный краситель, ранее доступный лишь для немногих (индиго); во-вторых, был изобретен искусственный краситель (берлинская лазурь); наконец, возникла новая символика цветов, в которой синий стал цветом прогресса, просвещения и свобод. Этой метаморфозе содействовала литература романтизма — и революции: американская и французская. В Германии, Англии и Франции синий стал одним из трех излюбленных цветов придворного и городского костюма (другие два — серый и черный).
Ранний романтизм утвердил синий как цвет мечты (голубой цветок, синяя птица). С синим связан также и блюз — сокращение от «blue devils» (синие демоны), означающее меланхолию, смутную тоску, хандру.
В конце XVIII в. синий — один из цветов французского флага. Но одеть всех французских солдат в синее удалось ненадолго: индиго доставляли в страну морским путем, а с 1806 г. была установлена континентальная блокада. С 1829 г. солдаты французской пехоты вместо синих брюк носили красные. В 1914 г. они отправились на передовую в ярко-красных брюках, и не исключено, что этот слишком броский цвет стоил жизни десяткам тысяч человек.
В 1853 г. иммигрант Л.Страусс решил подзаработать, продавая на золотых месторождениях брезентовые брюки. Через 10 лет он заменил брезент денимом — тканью саржевого переплетения, окрашенной индиго: из нее шили, в частности, одежду для шахтеров, рабочих и чернокожих рабов. Так родились классические синие джинсы. Ткань была слишком плотной, чтобы полностью впитать краситель. Но именно неровность окраски обеспечила изделиям их популярность: цвет был словно живой, владельцу брюк или комбинезона казалось, будто они меняются вместе с ним, разделяют его судьбу.
Сегодня синий — предпочитаемый цвет по всей Европе; зеленый — на втором месте. В Японии, впрочем, на первом месте белый (30%), затем черный (25%) и красный (20%). Японцу важнее не тон, а то, матовый это цвет или блестящий. В их восприятии этот аспект — решающий.
Синий реже всего называют неприятным цветом. Он не отталкивает, не возмущает, не шокирует. Он спокойный, миролюбивый, ненавязчивый, почти нейтральный. Крупные международные организации выбирают себе эмблемы сине-голубой гаммы: Лига Наций, ООН, ЮНЕСКО, Совет Европы, ЕС.

#ex_libris очень специфическая #история
Книга не новая и достаточно известная, но на всякий случай…
Кому пригодится, кроме просто любопытных: тем, кто пишет «про магию» — ту, которая реально практиковалась, а не просто «скорики-ёрики» (хотя они тоже хороши).
Название у нее устрашающее, но она дает именно то, что обещает, и доступна во всех смыслах: издавалась у нас многократно, начиная с публикации Новосибирским издательством «Наука» (1992).
Мэнли П. Холл. Энциклопедическое изложение масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской символической философии: интерпретация секретных учений, скрытых за ритуалами, аллегориями и мистериями всех времен.
В этом плане позволяет хорошо подтянуть магическую «матчасть». К книге (а это более 800 страниц) есть предисловие: и автора, и переводчика — проф. В.Целищева.
В целом смысл тут, конечно, не в том, что можно накопать разношерстной информации, а в том, что она представлена кратко и системно: это самое главное. Сначала несколько частных фактов для примера:

• Элевсинское учение исходило из того, что если человек при жизни не преодолел свое невежество и ошибки, то в загробной жизни он осужден на вечное их повторение, ибо недостаточно умереть, чтобы познать истину. На этой идее строится концепция Ада у Данте: грешников терзает их собственный грех.
• Пифагор учил, что любая проблема должна быть представлена в виде треугольной диаграммы: «Узрите треугольник, и проблема на две трети решена».
• Другой символический афоризм Пифагора: «Выйдя из своего дома, не возвращайся, иначе в нем будут обитать фурии» (ср. с известным суеверием). Изначально это предупреждение было адресовано тем, кто начал поиски истины, но вернулся с полдороги: лучше не знать о высшем ничего, чем узнать мало и плохо.
• Выражение «мертвый хватает живого» означало, что большинство людей управляется не их живыми душами, а «мертвыми» телесными оболочками.
• Платон считал, что по влиянию на чувства человека ничто не может сравниться с музыкой. Но величайшую осмотрительность нужно проявлять в выборе инструментальной музыки, потому что отсутствие слов делает ее значение сомнительным и заранее трудно предвидеть ее действие на людей. (Спустя многие века ту же мысль выскажет Л.Толстой в «Крейцеровой сонате».)
• Восточная традиция одним из символов человека называет лотос: как и человек, этот цветок живет в трех мирах. Его корни (телесная природа) уходят в илистую грязь; его стебель (интеллект) прорастает через воду — изменчивый мир иллюзий, который зыбко отражает мир небесный; его чашечка — душа — расцветает на воздухе под солнцем истины.
• Многие формы современной мысли и практики, особенно так называемая психология процветания, метафизика «воли-к-власти», системы продажи товара «с давлением на клиента» используют «технологические наработки» практик черной магии прошлых веков.
• Использование пентаграммы в черной магии отличается от использования в белой в трех аспектах: 1) звезда может быть разорвана в одной точке; 2) она может иметь лучи разной длины; 3) она может быть перевернута. В черной магии такая звезда называется «Раздвоенным копытом» или «Козлом Мендеса» (два луча вверху — как два рога). Вершина, направленная вниз, символизирует падение Утренней Звезды (Люцифера).
• Почти каждая алхимическая формула имеет пропуск, сделанный сознательно. Человек, не способный понять суть процесса и восстановить пропущенные звенья, недостоин проникать в тайны, открытые другими.
• Для того, чтобы получить власть над стихиями, маг должен подчинить себе (победить в себе самом) те страсти и слабости, которые символическая традиция приписывала духам этих стихий. Так, духи Земли (гномы) страдают алчностью — следовательно, стихия Земли управляется бескорыстием. Аналогично стихия Воды управляется твердостью, Воздуха — постоянством, а Огня — хладнокровием. Маг, который не преодолел в себе эти слабости, вместо того чтобы стать властелином стихий, сделается их рабом.
• Масонство, выделяя 7 свободных искусств и наук (грамматика, риторика, логика, арифметика, геометрия, музыка и астрономия), проводило следующее различие: грамматика учит человека выражать свои мысли и идеалы благородным и адекватным языком, а риторика помогает скрывать их под покровом неясного языка и нечетких фигур речи. (Я всегда это подозревала…)
• Число 666 — эквивалент имени Антихриста — «равняется» также и греческому слову ηφπην, обозначающему низший (плоско-рационалистический) ум. Интерпретаторы Апокалипсиса связывают этот факт с образом звезды, который «дан был ключ от кладезя бездны»: оттуда выходят на свет «все виды дьявольских созданий» (узкопрагматическое мышление и Природа).

Что еще, например, можно узнать:
Цели Мистерий древности.
«Философию» знаков Зодиака.
Анализ карт Таро.
Семь главных причин болезней и семь соответствующих путей их лечения, предлагавшихся герметической фармакологией.
Параллели между шахматами и учением К.-Г.Юнга.
В каком смысле можно считать, что краеугольным камнем, на котором покоятся основные положения религии, является биология.
Что в целом представляет собой каббалистика — для многих людей это почти синоним слова «абракадабра». Про абракадабру тоже, кстати, можно прочитать.
Почему кошка была для египетских жрецов символом вечности.
Что подразумевали алхимики древности под Философским камнем, и каковы были его предполагаемые возможности.
Что такое алхимическая ртуть.
Как соотносятся между собой розенкрейцеры и масоны.
Что за птица на самом деле была изображена на Великой печати США.
Какая форма черной магии считалась самой опасной.
Обширные цитаты с комментариями из книг по церемониальной магии и волшебству.
И так далее, и тому подобное.

Оглавление тома (связные очерки по следующим темам):
Древние мистерии и тайные общества, повлиявшие на современный масонский символизм
Атлантида и боги античности
Жизнь и сочинения Тота Гермеса Трисмегиста
Инициация пирамиды
Исида, непорочная Дева мира
Солнце, универсальное божество
Зодиак и его знаки
Табличка Исиды
Чудеса античности
Жизнь и философия Пифагора
Пифагорейская математика
Символизм человеческого тела
Легенда Хирама
Пифагорейская теория музыки и цвета
Рыбы, насекомые, рептилии и птицы
Цветы, растения, фрукты и деревья
Камни, металлы и драгоценности
Церемониальная магия и волшебство
Элементы и их обитатели
Герметическая фармакология, химия и терапия
Каббала — тайная доктрина Израиля
Основание каббалистической космогонии
Древо сефирот
Каббалистические ключи к сотворению мира
Анализ карт Таро
Скиния в пустыне
Братство розы и креста
Доктрина и догматы розенкрейцеров
Пятнадцать розенкрейцеровских и каббалистических диаграмм
Алхимия и её представители
Теория и практика алхимии
Химическая свадьба
Бэкон, Шекспир и розенкрейцеры
Криптограмма как фактор символической философии
Масонский символизм
Мистическое христианство
Крест и распятие в языческом и христианском мистицизме
Мистерия апокалипсиса
Вера ислама
Символизм американских индейцев
Мистерии и их эмиссары

Мне лично тут недостает рун (только разбросанные упоминания). Но это легко исправить, обратившись к работе Томаса Карлссона «Руны и нордическая магия».
Заодно — «Иллюстрированная история суеверий и волшебства» Альфреда Леманна. Там есть материал, касающийся древней истории магии и представлений о демонах, кое-что по магии египетских жрецов и каббалистике, по учению Агриппы, а также любопытные факты из истории преследования ведьм. Вторая часть книги посвящена обличению спиритизма и сегодня не особо актуальна.
И еще классическая книга П.Д.Успенского «Новая модель Вселенной». Автор был известным эзотериком, так что это своего рода «взгляд изнутри». Но хотя на научную достоверность, ясное дело, не претендует, есть любопытные идеи и образы, так что отсюда, наверное, можно почерпнуть и вдохновение для творчества. Интересные разделы посвящены отношению эзотеризма к Новому Завету и современной мысли, «четвертому измерению», концепции сверхчеловека (не только ницшеанского), символике Таро, йоге, снам, гипнотизму, экспериментальной мистике и доктрине Вечного Возвращения.

#книги #длиннопост
Чуть-чуть #история — и вообще всего по чуть-чуть.
Навеяно названием конкурса «Ласковый дождь»

Не так давно читала книгу — она, правда, скорее о дожде, чем об Апокалипсисе, но тем не менее. Вдруг творческим личностям сгодится для вдохновения:
Синтия Барнетт. Занимательное дождеведение: Дождь в истории, науке и искусстве. Livebook, 2014.
(Ссылку не даю: на легальных сайтах только «ознакомительные отрывки».)


Немного естествознания
Мы неправильно понимаем дождь даже на уровне внешнего вида. В нашем представлении дождинка имеет ту же форму, что и капля из крана: с остроконечным верхом и утолщенным округлым низом. На самом деле эту картинку нужно перевернуть. Из туч летят дождевые капли в виде крохотных парашютов. Закруглены их макушки — из-за давления воздуха снизу.
***

#книги #культура #традиции #история #длиннопост
Всякие мелкие факты старого английского быта: может пригодиться пишущим исторические ориджиналы. Первую книгу уже упоминала Lasse Maja
Л.Уорсли. Английский дом: интимная история.
Р.Гудман. Искусство провокации: как толкали на преступления, пьянствовали и оправдывали разврат в Британии эпохи Возрождения.
Е.Коути, К.Гринберг. Женщины викторианской Англии.
Цитирую вперемешку, т.к. темы пересекаются.

Интерьеры:
Жизнь знати в Средние века — непрерывные скитания из замка в замок. Король Эдуард III (1312-1377) с супругой постоянно кочевали, все их дети родились в разных замках и городах: в лондонском Тауэре, в Виндзоре, в Вудстоке, в Антверпене, в Кларендоне, в Генте, в Хэтфилде, в Лэнгли, в Уолтеме. Вот почему французы назвали мебель словом mobiliers, т.е. «движимое имущество». Поэтому классическим элементом передвижной обстановки был гобелен (который мы сегодня так часто видим в музеях): легкими, удобно складывающимися гобеленами занавешивали окна и стены, спасаясь от сквозняков.

Бумажные обои появились в XVII веке. Но некоторые виды обоев были просто опасны: при их изготовлении использовалась краска на основе мышьяка. Стоило людям выехать на отдых к морю, как у них мгновенно улучшалось самочувствие: они переставали дышать ядовитыми испарениями в собственных гостиных.

Комнаты, освещаемые свечами, старались оформить так, чтобы они выглядели наиболее выигрышно при неярком свете. В богатых гостиных все блестело и переливалось. Пламя свечей отражалось в золотых ободках тарелок, серебре замочных скважин и металлической вышивке камзолов, усиливая эффект сияния. Придворная дама в платье из ткани с серебряными нитями в свете свечей казалась сверкающей драгоценностью.

Фонарщиков некогда знали в лицо все обитатели лондонских кварталов. Проститутки приплачивали им, чтобы они «забыли» зажечь фонарь в очередном темном закоулке, где дамы поджидали клиентов. Горожане, которым нужно было рано вставать, просили фонарщика постучать им в дверь на рассвете, когда он выйдет гасить фонари.

Во времена чадящих каминов масса времени уходила на чистку драпировок, ковров и мягкой мебели. Во второй половине XVIII века на смену свечам пришли масляные лампы, от которых копоти в комнатах стало еще больше.
В Лондоне любой свежевымытый предмет быстро покрывался копотью. Однако викторианские домохозяйки каждую неделю мыли окна, каждые две недели стирали шторы, но самым торжественным ритуалом была чистка крыльца: подметя тротуар, крыльцо натирали смесью воды и мела.

Сон и спальня:
Англичане после указания времени до сих пор прибавляют: o'clock (т.е. of the clock), подразумевая, что время установлено «по часам», а не «по солнцу». До XVIII века, когда часы стали доступны большинству, почти все вставали и ложились, ориентируясь по солнцу.

Для лиц состоятельных, располагавших средствами на приобретение кровати с пологом, постельного белья, одеял и балдахина, отход ко сну превращался в сложный ритуал с участием слуг.
Монарх спал на восьми матрасах, и его слугам приходилось перекатываться на них, чтобы удостовериться, что враги короля не подложили внутрь смертоносный кинжал.

В разговорнике 1589 года для иностранцев, посещавших Англию, приведен диалог, подходящий для общения в гостинице с горничной, помогающей приготовиться ко сну:
— Ты постелила мне постель? Она удобна?
— Да, сэр. Вы будете спать на пуховой перине, застеленной чистыми простынями.
— Я дрожу как осиновый лист. Принеси подушку, укрой меня как следует. Сними с меня чулки, согрей мою постель. Где ночной горшок? Где уборная?
— Справа от вас. Вы наверняка должны чувствовать запах, даже если его не видите.
— Милая, поцелуй меня, и я буду спать лучше.
— Я скорее умру, чем поцелую мужчину в постели. Отдыхайте с Богом.
— Спасибо, красавица.

Было немыслимо спать с непокрытой головой: считалось, что болезни передаются по воздуху в облаке вредоносных миазмов. Люди верили, что могут умереть от того, что сидят или спят на сквозняке, и стремились держать голову в тепле. Платок, обвязанный вокруг головы, со временем превратился в ночной колпак.

Гигиена и здравоохранение:
В XVI веке беременных женщин примерно за месяц до родов запирали в затемненных покоях, чтобы снизить риск случайного падения или испуга. Темнота, запертые окна и двери должны были препятствовать доступу «нездорового воздуха».
Но и после родов женщине не сразу позволяли выходить. Две недели ее отпаивали «кёдлом» — горячим пряным напитком на основе овсянки и алкоголя. После чего наконец мыли, меняли на постели грязный соломенный тюфяк и разрешали сесть, а еще через две недели — встать.
Деторождение и все связанные с ним практики были чисто женским делом. Хотя бы новорожденный был при смерти, к нему не подпускали даже священника, чтобы окрестить, так что церковь дала акушеркам уникальные полномочия: проводить упрощенный обряд крещения.

Самым значимым слугой короля был смотритель ретирадного кресла, заботившийся о приспособлении для отправления «большой и малой нужды».
Слуги низшего ранга во дворце Хэмптон-Корт справляли нужду в огромном общественном туалете, называемом Общий нужник, или — более торжественно — Великий дом облегчения. (Оцените, как звучит!)
В XVII веке Сэмюэл Пипс — автор дневника о повседневной жизни лондонцев периода стюартовской Реставрации (переведен у нас в 2010 году под названием «Домой, ужинать и в постель») свое «очень красивое ретирадное кресло» держал в гостиной: обычная по тем временам практика.
Во Франции XVIII века в Версальском дворце гомосексуалист герцог де Вандом давал аудиенции, сидя на туалетном стуле; когда он подтирал зад, льстивые гости восхищенно говорили ему, что у него «ангельская попка» (culo d'angelo).

В период правления Тюдоров (1485-1603) и Стюартов (1603-1689) как средства для мытья головы использовались смесь говяжьего жира с духами или лимона с яйцами.
Зубы чистили водой, измельченной в порошок каракатицей, солью или розмарином при помощи тряпочки, щепки или губки.
У Дж. Вашингтона, первого президента США, были вставные зубы из зубов гиппопотама и коровы.
Табак (курение, жевание, нюхание) распространяется с 1580-х годов.

Традиция купания поддерживалась далеко не всегда из-за страха перед болезнями (особенно новой заразой, сифилисом), которые, как считалось, передаются через воду. Горячая вода расширяла поры на коже, и люди боялись, что через них могут проникнуть из воздуха вредные миазмы.
И примерно с 1550 года по 1750-й тянулись два так называемых «немытых» столетия, когда мытье расценивалось в лучшем случае как странное, греховное и опасное занятие.
Зато холодные ванны, как утверждалось в медицинских трудах, могут излечить от множества недугов: золотухи, рахита, «слабой эрекции и общего расстройства гульфикового хозяйства».
По мере развития системы водоснабжения мытье делалось менее опасной процедурой. В георгианский период (1714-1830) в дома лондонцев среднего достатка начала поступать по трубам относительно чистая вода. Но когда появились туалеты со смывом, выгребные ямы перестали справляться со своими функциями, т.к. в них сбрасывали еще и большие объемы воды.
В 1815 году горожане получили разрешение подсоединять домашний сток к общей лондонской канализации, собиравшей дождевую воду, которая вместе с нечистотами стекала в реку. В результате в XIX веке Лондон перенес четыре эпидемии холеры. Как ни странно, те же самые люди, которые с такой опаской относились к идее гигиенических процедур, были далеко не столь подозрительны в отношении той воды, которую пили, и вообще не видели связи между холерой и грязной питьевой водой. Знаменитому доктору Джону Сноу (да, это не только ПЛиО, но и один из основателей современной эпидемиологии!) пришлось долго убеждать окружающих в этой истине.
К горячей же ванне еще долго относились как к чему-то сомнительному и опасному: прежде чем принимать ванну, «следует испросить совета у доктора». Даже у аристократов такое отношение нередко встречалось чуть ли не до середины XX века.

До появления туалетной бумаги ее роль на протяжении столетий исполняли самые разные материалы. Римляне пользовались губкой на палочке. (Отсюда, возможно, пошло выражение «to get hold of the wrong end of the stick», буквально означающее «схватиться не за тот конец палки», т.е. «иметь неверное представление о чем-либо».)

В викторианскую эпоху считалось, что причиной любого заболевания является местное воспаление. Начинать лечение следовало путем оттока крови из воспаленного места. Даже головную боль лечили пиявками и кровопусканиями.
Во второй половине XIX века роль панацеи приобрел «тоник от нервов». Его состав вселял трепет: от относительно безобидных экстрактов горечавки и колоцинта до ртути, стрихнина, свинца и мышьяка!
Любимым лекарством оставался лауданум, или настойка опия: его можно было найти в домашней аптечке каждой приличной семьи. Это был алкогольный препарат, содержащий около 10% порошкового опия (эквивалент 1% морфина), красновато-коричневого цвета, очень горький на вкус. В 25 каплях лауданума — около 60 мг опиума: солидная доза для непривычного к наркотикам взрослого человека. Основным назначением его было обезболивание, но до начала ХХ века он продавался без рецепта и входил в состав многих лекарств: им лечили все, от насморка до эпилепсии.
От кашля: «Две столовые ложки уксуса, две столовые ложки патоки, 60 капель лауданума. Принимать по чайной ложке смесь на ночь и утром».
(Герой «Лунного камня» У.Коллинза, доктор Дженнингс, страдает от лаудановой зависимости.)

Есть мнение, что Ч.Дарвин, имевший проблемы со здоровьем, хворал именно потому, что как человек своего времени слишком заботился о пищеварении. Страдая расстройством желудка, он принимал «микстуру Фаулера» — препарат, содержащий мышьяк. Возникавшие при этом тошнота и покалывание в пальцах ног считались признаком положительного эффекта. В действительности у Дарвина отмечается 21 из 26 симптомов возможного отравления мышьяком.

Об отношении к «критическим дням» женщин викторианской эпохи мы знаем мало: тема была категорически непристойной (и это те самые англичане, которые два века назад преспокойно устанавливали в собственных гостиных «ретирадные кресла»). Даже в медицинских справочниках они деликатно описывались как «состояния плохого самочувствия».
В 1896 году компания «Джонсон и Джонсон» уже запустила в производство «Полотенца Листера» — первые в истории одноразовые прокладки. Но поскольку фирма не могла рекламировать свою «неприличную» продукцию, товар никто не покупал, и производство пришлось прекратить.

О красоте и одежде:
Среди предметов одежды средневекового рыцаря не было трусов (в привычном для нас виде). Мужчины завязывали между ног полы длинной рубахи или надевали нечто вроде полотняного подгузника. Первые кальсоны появились в XVII веке: длинные шелковые подштанники с разрезом сзади, чтобы было удобно отправлять естественные надобности. Зато король Карл II в конце 1660-х уже носил шелковые трусы.

Представления о том, какая часть тела является наиболее эротичной, менялись порой весьма значительно. При Тюдорах гордостью мужчин были накачанные икры. «Смотрите, какие у меня крепкие икры!» – похвалялся Генрих VIII, похлопывая себя по ноге.
Эталон женской груди постоянно менялся: в чести была то пышная, то плоская грудь. Книга о косметических средствах, написанная в XVII веке, советует «сохранять маленькую грудь», препятствовать ее росту.

Декоративные мушки (искусственные черные родинки) изначально приклеивались на лицо, чтобы скрыть прыщи или оспины. Но правила, определяющие их форму и расположение, вскоре сложились в мудреную систему символов. В период правления королевы Анны те дамы, что поддерживали вигов, приклеивали мушки на одну щеку, те, что выступали за тори — на другую. Некая Розалинда, знаменитая сторонница вигов, имела несчастье родиться с естественной родинкой на той части лба, куда обычно наклеивали мушки приверженцы тори. Это многих вводило в заблуждение относительно ее политических взглядов.

У людей тюдоровской эпохи, даже богатых, одежды было от силы 2-3 костюма, которые они носили постоянно, оставляя лучший на воскресную службу.
В 1570-х гг., когда появились первые тексты о «насмешке над Божьими законами» (использование одежды не своего пола), комментаторов в основном возмущали пуговицы. Женская одежда тогда держалась на шнурках, крючках и булавках. Пуговицы пришивали только к мужской одежде: на женской они выглядели как прямой вызов.
Кроме того, молодая женщина могла шокировать публику, закрепив на шляпе перья или другие чисто мужские украшения.
Розовый цвет во времена Тюдоров и Стюартов также считался «мужским», а «женским» был синий, создававший иллюзию бледности.
Черная «неброская» одежда в XVII веке была демонстрацией богатства. Для нее требовалось больше краски и более длительная обработка. Небогатые люди носили серые и коричневые цвета, характерные для дешевой некрашеной шерсти. Также мало кто носил ярко-зеленые вещи: они были не только дороги в производстве, но и быстро изнашивались (особенности красителей).
Мужчины прикрепляли чулки или брюки к дублету на поясе. 20-30 креплений гарантировали, что костюм будет сидеть безукоризненно. Так что практические инструкции для джентльменов советовали по утрам хорошенько посидеть на горшке, прежде чем одеваться. Непросто развязать и завязать обратно 20 узлов: половина их еще и находится у вас за спиной. Богатые люди на такой случай брали с собой слуг. Как вариант, можно было не завязывать задние крепления (правда, при этом штаны неэлегантно обвисали на заду) или расстегнуть дублет, снять костюм целиком, не развязывая, и сбросить на пол.

Оружие в повседневности: в XVI веке ливрейный лакей обычно носил щит и меч, так как был прежде всего бойцом (и лишь во вторую очередь слугой).
Джентльмены носили рапиры (вспомните поединки персонажей у Шекспира). Рапиры были частью элитной мужской одежды и подчинялись ограничениям, которые она накладывала. Тугие, высокие проймы, жесткие высокие воротники и манжеты не давали поднимать меч над головой. В боевых условиях мечи и сабли требовали высоких стоек, но джентльмены могли поднять руку лишь до уровня плеча.
Из-за остроты клинков и скоротечности схватки результат во многом зависел от случая. В боях с мечом и щитом использовались в основном рубящие удары, наносимые по строго оговоренным правилам, так что при достаточном умении их можно было отразить — и смертельные исходы были редкостью, а вот удачный укол в бою с рапирой и кинжалом мог привести к гибели даже самого умелого фехтовальщика.
Распространенным оружием самозащиты был посох. Они были дешевы, эффективны (при умении обращаться), и законы никому не запрещали их носить. В более позднюю эпоху эта функция до некоторой степени перешла к тяжелой трости.

Женские брюки первоначально (XIX век) имели вид пышных шаровар на манер турецких, поверх которых надевалась укороченная юбка.
В 1880 г. виконтесса Харбертон основала Общество рациональной одежды, и интерес к брюкам вышел на новый виток, хотя этого грубого слова избегали, называя их «раздвоенной юбкой». Леди Харбертон надеялась дожить до тех времен, когда вес нижнего белья на отдельно взятой даме не будет превышать 3 кг.

Тушь для бровей делали на основе ламповой сажи.
В XIX веке голубые вены под тонкой кожей указывали на аристократичность. Некоторые модницы старались подчеркнуть эту голубизну с помощью берлинской лазури.

Женский купальный костюм XIX века представлял собой шерстяное или фланелевое платье с корсетом. Поскольку юбки всплывали, к ним приходилось подвешивать металлические гирьки. Волосы женщины прятали под чепец или шляпку, а на ноги натягивали плотные чулки, которые в воде так и норовили сползти. Последним штрихом были туфельки на шнуровке. Плавать во всем этом было затруднительно: женщины просто бродили по грудь в воде, изредка подпрыгивая и приседая.

Еда:
Основу питания современников Тюдоров составляли супы: густая (pottage) и жидкая (slop) похлебки: «Это жидкость, в которой плавает мясо, с добавлением рубленой зелени, овсяной муки и соли». Из сушеного гороха тоже варили похлебку. Порой ее не снимали с огня месяцами, просто доливая в горшок воду и подсыпая горох.
Овощи держали на огне долго, полагая, что сырыми они вызывают несварение желудка. Морковь, например, предлагали варить не менее 2 часов — для лучшего усвоения (кстати, варить макароны та же книга советует 1,5 часа). «Избегайте салатов из зелени и сырых плодов, ибо от них господин ваш может заболеть», — предупреждает поваренная книга 1500 года.
В те времена нищие потребляли гораздо больше фруктов, чем богачи, которые «боялись кишечных инфекций и не имели нужды тащить в рот что придется».
Женщины вообще вставали из-за стола полуголодными, ибо «даме не приличествует много есть; по природе своей она существо ангелоподобное и не должна искать плотских удовольствий».
Мясной пудинг при Тюдорах готовили из слегка отваренной печени, сливок, яиц, хлебных крошек, говяжьего нутряного жира, фиников, смородины, пряностей, соли и сахара.
Для предотвращения порчи соль добавляли в сливочное масло и сыр: на 5 кг масла клали примерно 0,5 кг соли.
С конца XVII века за завтраком стали пить густой ароматный шоколад, который готовили с добавлением яиц и специй. Сэмюэл Пипс обнаружил, что шоколад — великолепное лекарство от похмелья, и с удовольствием им лечился.
Лучшим способом набить живот для простонародья оставались корнеплоды, в первую очередь морковь и пастернак, служившие главной пищей всю осень.
«У англичан двадцать религий и всего один соус», — так критически отозвался об английской кухне посол Франции в начале XIX века.

За чаем долго сохранялась несколько сомнительная репутация слишком дорогого и экзотического напитка. «Мне не будет покоя, — пишет в 1731 году встревоженный отец своему заболевшему сыну, известному пристрастием к чаю, – пока я не услышу, что ты наконец отказался от этой отвратительной пагубной жидкости!»
С георгианских времен стандартный завтрак уже состоял из чашки чая и тоста. Но в романе Э.Уортон «Обитель радости», действие которого разворачивается в Нью-Йорке на рубеже XIX и XX веков, тяга к крепкому чаю все еще символизирует жалкое состояние героини — падшей женщины.
В викторианскую эпоху на смену чаю с тостом или кофе с булочкой пришли более сытные блюда, способные поддержать силы джентльмена, проводящего целый день в конторе. Однако в высших слоях общества продолжал господствовать неписаный закон: аристократ не должен завтракать! Есть по утрам означало принадлежность к классу, вынужденному зарабатывать себе на жизнь.

В конце 1880-х гг. в широкую продажу наконец-то поступают холодильники. Первоначально считаясь предметом роскоши, они украсили собой самые модные кухни. Еще и в 1930-е друзей приглашали на шикарную «вечеринку у холодильника», потчуя их охлажденными блюдами. На иллюстрациях в кулинарных книгах того времени гости в вечерних туалетах толпятся на кухне вокруг холодильника.
Первые электрические чайники, выпущенные около 1900 года, подсоединялись к арматуре осветительных приборов и закипали только через 20 минут.

Этикет:
В Англии времен Шекспира церемония приветствия различалась в зависимости от статуса собеседников. Между равными, в не особенно формальной ситуации, это мог быть поцелуй в губы. Более официальная форма — поклоны и реверансы, опять-таки очень разные, по ситуации (мода на них пришла из-за границы). Рукопожатие было более популярно в Шотландии, а в Англии его в основном считали жестом согласия, подходящим для заключения сделок и примирения ссорящихся.

Попаданец в ту эпоху, скорее всего, прокололся бы, не успев даже открыть рот — из-за незнания, как именно кому нужно кланяться, как двигаться и жестикулировать.
У каждого сословия была своя осанка, походка, жесты. Во многом это связано с одеждой. Ноги врозь — «военная поза» (см. на портрете Генриха VIII) — результат ношения доспехов и кольчуг, натиравших внутреннюю часть бедер. Чтобы при этом походка не выглядела нелепой, необходимо держать плечи раскрытыми, а подбородок опущенным, причем вам придется чуть покачиваться из стороны в сторону. Современный «мэнспрединг» — рудимент той эпохи, когда штатские щеголи пытались корчить из себя бравых вояк, привыкших ходить в доспехах.
Священнослужители передвигались мелкими шагами («хромая походка»), держа локти прижатыми к телу: иначе мантия просто мешала бы им двигаться.
Походка пахарей была тяжелой, вперевалку, от привычки тащиться за плугом с налипшей на ногах грязью.
Итальянцы были неисправимыми рукомахателями, а вот испанцы необычайно жестко подавляли жесты и очень не любили поворачиваться в пояснице, бедрах или шее, предпочитая разворачиваться с помощью ног, так как для испанской моды XVI века (как мужской, так и женской) характерны очень высокие воротники и длинные, жесткие передние части одежды.

Осанка знатной дамы XVI века — бедра вперед и вытянутая шея (довольно точно передается на гобеленах и иллюстрациях той эпохи). Руки спереди, пальцы слегка сцеплены, на землю ступать сразу всей подошвой. Походка городских модниц могла быть с «подскоками» или семенящей, чтобы не споткнуться (каблуки).
В зените славы королевы Елизаветы среди модников обоего пола стало популярно все диагональное. Носки направлены наружу, ступни и ноги — в балетной четвертой позиции, тело поворачивалось под углом к собеседнику, а вес распределялся неодинаково: бедро опорной ноги выдавалось в сторону.
Походка была намного более заметным признаком, чем акцент. Акцент могут распознать, только если вы заговорите, а вот вашу походку видят на улице все. «Хромающего» священника видно на расстоянии сотен метров, а семенящую горожанку легко отличить от аристократки, выпячивающей бедра, даже на другой стороне реки.

За модой на поклоны вообще было трудно уследить. Например, вот поклон в генриховские времена: левая пятка на 2 дюйма по диагонали впереди правого носка; сначала слегка сгибается в колене правая нога, потом левая; спина прямая, обе пятки стоят на полу (полуприсед). Для более глубокого поклона, когда правая пятка приподнимается, левую ногу нужно выдвинуть на 12 дюймов, а для полного, при котором колено касается пола, — на 18 дюймов. В то же время степень уважения к собеседнику уточняют движения рук и характер манипуляций, производящихся со шляпой (как ее снимать, как держать и поворачивать).
Когда приседает женщина, руки должны быть неподвижны (ни в коем случае не хвататься за юбку, как в диснеевских мультиках!), глаза смотрят в землю. Смотреть в глаза во время поклона — знак враждебности и неповиновения, а если поднять глаза, распрямляя колени, это будет расценено как бесстыдство.

Обращение к знатному лицу в Англии зависит от ранга говорящего: титулованные особы и дворянство-джентри обращались к королеве «мэм»; публика попроще, от среднего класса до рабочих и крестьян — только «ваше величество». Те же правила относились к принцам и принцессам – «сэр / мэм» или «ваше высочество», в зависимости от сословия говорящего.
К герцогу и герцогине аристократы и джентри так и обращались: «герцог» и «герцогиня», но низшие классы называли их «ваша светлость». Другие аристократы и аристократки называли друг друга «лорд / леди + фамилия» или же, как обычно, «сэр» или «мэм». Те, кто взирал на аристократов снизу вверх, почтительно звали их «милорд / миледи» или «ваша милость».
Иностранцы часто путали фамилии и титулы, обозначавшие владение того или иного лорда: например, Уильям Кавендиш (фамилия), шестой герцог Девонширский (титул). В случае графов, виконтов и баронов титул мог совпадать с фамилией: например, Джон Спенсер, первый граф Спенсер.
Старшие сыновья знати от герцога до графа получали второстепенный титул отца (например, сын герцога Девонширского носил титул «маркиз Хартингтон»). С младшими приходилось помучиться. Например, младших сыновей герцога называли «лорд (имя, фамилия)», в кругу друзей просто «лорд (имя)» («Привет, лорд Джон!»). Младшие сыновья графов и все сыновья виконтов и баронов ограничивались приставкой «достопочтенный (honourable)» + мистер / мисс (фамилия)», к дочери пэра, если тот был герцогом, маркизом или графом, обращались «леди (имя, фамилия)». В семье с несколькими дочерьми старшую незамужнюю дочь называли «мисс (фамилия)» (например, мисс Беннетт), а остальных дочерей – «мисс (имя, фамилия)» (например, мисс Лидия Беннетт).

Званые вечера в викторианскую эпоху начинались в 10–11 часов вечера; более дружеские вечеринки могли начинаться на несколько часов раньше, а наиболее изысканные — позже. Приезд гостей ожидался через 30–90 минут после назначенного времени (на званых обедах упор делался на еду, а не на общение, и там от гостей ожидали большей пунктуальности). В течение вечера предлагался чай и легкие закуски, а также музыка. Ужин подавали около полуночи.
Подобные вечера могли длиться до раннего утра, кроме тех, что давались в субботу: они должны были заканчиваться ровно в полночь. Стереотип о том, что англичане уходят не прощаясь, вероятно, возник в связи со зваными вечерами: справочники по этикету не советуют гостям прощаться с хозяевами.

Супружество как точная наука!
«Парижский домохозяин» (издание, адресованное 15-летней француженке) предлагал ей «поставить обувь супруга перед пылающим очагом, обмыть ему ноги, предложить чистые башмаки и чулки. Накормить сытно и напоить, прислуживая ему со всем почтением. После надеть на него ночной колпак и уложить его спать на чистых простынях, укрыть теплыми мехами и удовлетворить его потребности в других удовольствиях и развлечениях, интимных забавах и тайнах любви, о которых я умолчу».

В 1829 году Уильям Коббет (публицист и историк) называл мужчину, находящегося под каблуком жены, «презреннейшей из Божьих тварей» и утверждал, что такому человеку лучше сразу наложить на себя руки.
Тем не менее домашней прислугой в доме командовала жена, даже если к моменту замужества ей едва минуло 15 лет. Отношение к домохозяйке как к покорному и лишенному самостоятельной воли существу сложилось отчасти потому, что женщинам не полагалось выставлять напоказ свои умения и демонстрировать свою власть. Свои огорчения ей надлежало держать при себе, не беспокоя своего занятого серьезными делами мужа-кормильца. В гостиной женщина викторианской эпохи должна была делиться с супругом почерпнутыми из газет новостями и не морочить ему голову трениями с прислугой и болезнями детей.

В качестве рекомендации для подбора супругов по возрасту справочники предлагали несложную формулу: «лучшей разницей в возрасте является следующий расклад: разделить возраст мужчины пополам и добавить семь лет. Мы полагаем, что тридцатилетний мужчина лучше всего подходит 22-летней девушке, и по этому же стандарту сорокалетнему стоит выбрать жену в возрасте 27 лет».

Когда на Бродвее появился дорогой и очень комфортабельный жилой дом «Ансония», первая передовая гостиница «апартаментного типа» в Америке, журнал «Архитектурный вестник» сурово раскритиковал «большой пансион XX столетия», утверждая, что этот «подлинный шедевр бытовой безответственности» способствует разрушению семьи. Если женщина не желает наводить порядок у себя в доме, вопрошал автор статьи, чем еще ей заниматься?

Женщины: воспитание и права
В Англии елизаветинской эпохи единственным чувствительным оскорблением для женщины могло быть слово «шлюха» и его аналоги. Обвинять женщин в глупости, недостойности и пр. было бессмысленно: женщины и так ценились невысоко. Зато даже осужденную воровку могли называть «честной женщиной», если у нее не было любовников.

В XIX веке обучение девочек из хорошей семьи включало родную литературу, основы математики и естественных наук, географию, Священное Писание, французский и немецкий языки, иногда музыку, рисование и танцы. Чтобы ученицы не скучали, гувернантки старались переключать их внимание.

Средство для выправления осанки учениц: «…на меня нацепили жесткий корсет со стальной планшеткой спереди, а поверх платья так стянули плечи лентами, что лопатки практически соприкасались. К планшетке прикрепили металлический прут с полукругом, чтобы поддерживать подбородок».

Бытовало поверье, что если матери во время беременности иссушают ум наукой, их дети будут страдать от сердечных заболеваний. В 1874 г. доктор Г.Модсли опубликовал статью, в которой раскритиковал женское образование на том основании, что несколько дней каждого месяца женский ум и тело не способны к напряженной работе.
Его коллеги подтвердили, что высокообразованная женщина не сможет зачать. А если ей все же повезет, то уж точно не захочет кормить младенца грудью. «Зачем нам портить хорошую мать, превращая ее в посредственного ученого?» — возмущался доктор Клоустон в 1882 г.

Настоящая леди отличалась от женщин из низших классов тем, что обязана была сторониться любой работы. София Джекс-Блейк, в середине XIX века преподававшая математику в Королевском колледже, вынуждена была работать бесплатно, чтобы не прогневать своих родителей. Отец запретил ей принимать деньги от кого бы то ни было.
Но если от наличия второго дохода зависело выживание семьи, женщинам милостиво разрешалось искать работу. В 1842 г. в Уэльсе и Шотландии в шахтах работали около 6000 женщин и детей. Их использовали в штольнях, где не могли протиснуться лошади.

#русский_язык #история
Тотального диктанта не предлагаю — а вот кто хочет в День славянской письменности на этимологию замахнуться?
Все в курсе, что многие русские слова образованы от других русских же слов, например: «спасибо» ← «спаси Бог», «петух» ← «петь», «мыло» ← «мыть», «медведь» ← «мёд + ведать» (Тот-Кто-Ведает-Мёд) и т.п.
Ниже приводится список из 20-ти слов. Проверьте сами своё чутьё: от каких слов они образованы? (Если не-филолог узнает хотя бы половину, это уже можно считать прекрасным результатом!)
Предупреждение: в некоторых случаях значение исходного слова было со временем сильно переосмыслено. Но и тогда сохраняется сходство звучания.

На вопросы отвечает Этимологический словарь русского языка / сост. Г.А.Крылов (СПб, 2005):