Конечно, это не любовь (гет)

Хлоп — Майкрофт дернулся от звонкой пощечины, но не предпринял попытки заградиться. Гермиона сжала зубы и без раздумий влепила вторую, еще более хлесткую. Старший Холмс осторожно потрогал челюсть, однако ничего не сказал.

 — Как. Ты. Посмел?! — на последнем слове Гермиона сорвалась на крик, статуэтка на каминной полке лопнула вдребезги от волны стихийной магии.

 — У меня не было другого выхода, — тихо ответил Майкрофт. Гермиона прищурилась и прошипела:

 — Нет, был. Ты мог вызвать меня. Позвонить. Обратиться к портрету. Всадить Шерлоку пулю в плечо, в конце концов — я бы однозначно это заметила и пришла бы. Но ты решил все сделать сам.

 — Там было полсотни человек. У них на глазах Шерлок нарушил закон обычного, маггловского мира. Я не мог позволить тебе вмешаться.

 — Шерлок спас наши с тобой, Майкрофт, задницы, — выдохнула Гермиона, — сделал то, на что у нас с тобой, двух заигравшихся политиканов, не хватило духу.

 — Он думал не о нашем спасении, поверь мне, — Майкрофт скривился, — он спасал Джона Ватсона, как и всегда.

 — Плевать. Он убил гадину, которая угрожала спокойствию двух миров, вместо того, чтобы пытаться играть ей на дудочке.

Гермиона отошла к камину, по ходу починив сломанную статуэтку.

 — Он убил человека при полусотне свидетелей.

 — Один легкий «Обливиэйт» решил бы эту проблему. Если бы ты не возомнил себя вершителем судеб и вызвал бы меня, — она скрестила руки на груди и едко спросила: — а может, ты наслаждаешься этим? Своей властью? Не над миром, к ней ты привык. Над Шерлоком.

 — Не говори чушь, Гермиона, — попытался прервать ее Майкрофт.

 — Чушь? Я просто права. Мы оба знаем, что Шерлок неконтролируем, мы к этому привыкли, и вдруг — чудная возможность распоряжаться его судьбой. Ты наслаждаешься. Как в тот раз, когда вытаскивал его из Сербии и наблюдал, как его избивают. Не смотри на меня так, ты привез его в таком состоянии, что я не могла не заглянуть тебе в мысли.

Майкрофт еще крепче стиснул зубы, мог бы — сточил бы их в крошку, и сдавил пальцами рукоять зонта, и вдруг позволил себе легкую насмешливую ухмылку:

 — Как банально.

Гермиона вопросительно приподняла бровь.

 — Я все думал, почему ты так возишься с моим братом. Следишь за ним, спасаешь, бросаешься по первому требованию к нему на помощь. Пренебрегаешь своими обязанностями и личной жизнью в угоду ему, не получая иногда даже простого «Спасибо».

Гермиона взглянула Майкрофту в глаза и заметила:

 — Если ты о том, что я люблю его, то это не банальность, а факт. Он — один из немногих людей, которых я считаю своей семьей. И я пойду на все, чтобы защитить свою семью.

 — Пример с твоими родителями отлично это доказывает, — дернув уголком рта, сказал Майкрофт — и тут же пожалел об этом. И без того взвинченная, Гермиона пришла в ярость. Кончик ее волшебной палочки уперся Майкрофту в горло.

 — Майкрофт, — мягко, почти ласково заметила она, — ты ведь помнишь, с чего началось наше сотрудничество. Не зли меня.

Встретившись с ним взглядом, она опустила руку и постаралась успокоиться. Она не имела права на злость, только не сейчас. Но ее самоконтроля, и без того неидеального, как у любого гриффиндорца, не хватало.

Шерлок решил проблему Чарльза Магнуссена, над которой она билась почти год, легко и тривиально, одним выстрелом. Он выяснил то, чего не смогла выяснить Гермиона — у Магнуссена никогда не было документов, которые он реально мог бы использовать (даже фотографии волшебников он не хранил, а отправил Майкрофту) — только знания. Шерлок прострелил ему череп, превратил опасные знания в неаппетитную кашицу из мозгов и крови.

Если бы Гермиона знала о его плане, она смогла бы его подстраховать. Она изменила бы память свидетелям и сумела бы представить все как несчастный случай, самоубийство — не важно. Более того, в Министерстве ее поступок одобрили бы — Магнуссен был настоящей костью в горле.

Но Шерлок как всегда решил все сделать сам. И теперь, спустя три дня после смерти Магнуссена, Гермиона узнала, что Шерлок в тюрьме. А посадил его туда Майкрофт-Мордред-его-побери-Холмс.

Майкрофт коснулся шеи, поправил воротничок и сказал:

 — Чувства всегда вредят работе. Неравнодушие — худший недостаток.

Гермиона снова встретилась с ним взглядом и с трудом сглотнула — неужели он действительно так считает? Она всегда была уверена, что он любит Шерлока — пусть по-своему, так, как умеет, но любит. А сейчас усомнилась. Он запихнул брата в тюрьму, зная, что ему противопоказанны одиночество и изоляция, и сейчас отговаривается общими словами о том, что «другого выхода не было».

Едва осознавая, что делает, ведомая не разумом, а злостью, она подняла палочку снова и произнесла:

 — Легиллименс.

Его блок, которому было далеко до блока Шерлока, поддался сразу же, и перед глазами Гермионы (а значит, и Майкрофта) замелькали картинки.

Полный мальчик лет восьми склоняется над детской кроваткой, в которой лежит, улыбаясь, беззубый малыш с черными мягкими вихрами.

Потом тот же малыш, но уже старше, бодро топает к Майкрофту, падает на живот, и Майкрофт подскакивает с места, чтобы помочь ему подняться.

Несколько мгновений темноты — и еще одна семейная сцена: Майкрофт, немного подросший, держит ребенка на руках и показывает ему снег за окном. Ребенок сосредоточенно сосет палец и внимательно изучает падающие снежинки.

Снова темнота — Майкрофт в строгом, почти взрослом костюме наклоняется над трехлетним братом, вслух читающим «Остров сокровищ», и шепчет ему: «Какой же ты глупый, Шерлок», хочет отойти — но не удерживается и гладит Шерлока по макушке.

Сотни картинок проносились с огромной скоростью, и неожиданно среди мельтешащих лиц Шерлока, мистера и миссис Холмс возникла Гермиона — такая, какой она была в двадцать с небольшим, в их с Майкрофтом первую официальную встречу.

Гермиона почувствовала сопротивление — Майкрофт пытался вытолкнуть ее прочь резким усилием, но она была сильнее.

Просторная комната, освещенная только светом камина, Майкрофт сидит перед ним и маленькими глотками пьет золотистый коньяк из прозрачного бокала без ножки. Огонь вспыхивает зеленым, и из камина выходит Гермиона, движением палочки превращая парадную мантию в маггловский костюм. «Неожиданный… визит», — произносит Майкрофт. «Есть, что обсудить», — отвечает Гермиона. Он делает приглашающий жест, Гермиона создает себе кресло и бокал и наливает на полпальца коньяк из бутылки на столе.

Еще одно воспоминание — Майкрофт сидит за столом в своем кабинете, перед ним лежит папка, заполненная исписанными листами текста и несколькими фотографиями. Он берет одну и подносит почти к самому лицу, вглядываясь в снимок, на котором Гермиона стоит на набережной Темзы и искренне, весело хохочет.

Болезненным ударом Гермиону вышибло из чужого сознания. Майкрофт был бледен, по лицу катился градом пот. Гермиона поднесла руку к губам, осознавая, что именно только что натворила — они были партнерами, соратниками, возможно, чуть-чуть друзьями, а она, поддавшись пусть обоснованной, но непростительной ярости, влезла в его сознание, грубо покопалась в сокровенном.

 — Прости… — прошептала она.

Майкрофт закрыл глаза, открыл снова, вытащил из кармана белоснежный платок, промокнул лоб и виски, убрал обратно.

 — Неравнодушие — фатальный недостаток, — произнес он спокойно. — Он вызывает только презрение. И я — не исключение.

 — Неравнодушие — лучшее, что есть в человеке, Майкрофт. Твоя любовь к брату — лучшее, что есть в тебе, — сказала Гермиона и отвернулась.

Если бы можно было применить «Обливиэйт» к себе, она немедленно бы это сделала. Да, она убедилась в том, что Майкрофт любит Шерлока (и убедила в этом его самого — сколько бы он ни прятался за своей маской василиска, он его действительно любил), но вместе с тем узнала (во имя Мерлина, она не хотела этого знать!), что и сама занимает уголок в его бесстрастном сердце и полочку в холодном разуме. Она не хотела даже думать о том, что Майкрофт может быть человеком в полном смысле этого слова, что он может испытывать… что-то. Назвать это чувствами у нее язык бы не повернулся. Но воспоминания не лгали — он испытывал.

 — Надеюсь, ты уже придумал план спасения, — сказала она.

 — Есть пара версий, — отстраненно ответил Майкрофт. Скрипнул стул — он вернулся на свое рабочее место. — Я не считаю возможным держать его в тюрьме долгое время, это не пойдет ему на пользу и гарантировано вызовет беспорядки и волнения — он взломает охранную систему за две недели максимум. Поэтому я предложу ему задание в Восточной Европе. Смертельно-опасное, разумеется. Тайный совет одобрит.

Гермиона обернулась и сказала:

 — Глупый план. Я вытащу его, разумеется. Но ему придется прятаться. Новое имя, новые документы, тихая и незаметная работа… Как ты считаешь, Майкрофт, — она приблизилась к столу и оперлась на него одной рукой, — сколько времени он сумеет тихо сидеть в лаборатории и препарировать лягушек? Возвращение Шерлока Холмса будет делом одного месяца, газеты напишут о возвращении гениального детектива. И что потом? Он останется преступником, британские власти потребуют — буду обязаны потребовать! — его заключения под стражу.

 — Он перестанет быть им интересен, после того, как выполнит задание.

 — Постарайся придумать другой план, — произнесла Гермиона и, не прощаясь, аппарировала ко входу в Министерство, откуда так быстро, как только могла, бросилась в свой кабинет и велела секретарю не беспокоить.

Она была права, когда решила, что Шарлока нельзя подпускать к Магнуссену. Его вмешательство хоть и спасло их всех, для него самого обернулось катастрофой.

Гермиона оперлась головой на руку и закрыла глаза — волнение, а потом вспышка злости в кабинете Майкрофта вымотали ее, хотелось расплакаться и позволить кому-нибудь другому решать все проблемы. Впрочем, она уже позволила — Шерлоку. Он решил проблему с Магнуссеном, спас не только Джона и Мэри, но и Гермиону — не было сомнений в том, что за Магнуссена он взялся именно из-за нее.

Почти полгода все было хорошо. Шерлок злил Магнуссена, провоцировал его, выводил на контакт, но был осторожен. За это время волшебники успели раз пять прочесать весь Эпплдор, особняк Магнуссена, но ничего не нашли — либо тайник был сделан очень хорошо, либо архив вообще находился в другом месте.

Гермиона как раз пыталась понять, куда бы она, будучи очень умной тварью, любящей шантажировать людей, спрятала бы компрометирующие документы, когда ее наручные часы противно зазвонили, оповещая о том, что Шерлок опять оказался в смертельной опасности. Не тратя времени на пустые поиски, она вышла из Министерства и позвонила Майкрофту — телефон работал в ее руках не блестяще, но на звонки и редкие СМС его хватало.

 — В него стреляли, — безо всякого приветствия сказал Майкрофт, — его везут в больницу святого Бартоломея.

Гермиона сбросила вызов, выключила телефон и аппарировала к больнице. Майкрофт обнаружился на крыльце в компании Джона. Гермиона хотела было подойти к ним, но передумала — с Джоном лучше было без повода не встречаться, тем более, что он и так немало о ней знал.

Она остановилась под деревом и приготовилась ждать — это лучше, чем пытаться найти машины скорой помощи.

Что Шерлока привезли, она поняла по поведению Майкрофта и Джона — они решительно ушли в здание. Гермиона под дезиллюминационным заклинанием последовала за ними, нервно поглядывая на часы. Все еще смертельная опасность.

Увы, подобраться к Шерлоку близко было нельзя — он находился в реанимации, и маггловские врачи боролись за его жизнь. Гермиона давно не вникала в тонкости обычной медицины, но она все-таки была дочерью врачей, поэтому отлично понимала, что именно означает протяжный писк аппаратуры и короткие взгляды, которыми обменивались хирург и ассистенты. Гермиона прижалась лицом к толстому стеклу и сквозь узкую щелку в жалюзи пыталась разглядеть Шерлока. Она хотела вмешаться, но не могла этого сделать — слишком много людей вокруг, камеры, медицинская аппаратура. Нельзя было просто прийти и влить в него зелье. Нужно было ждать.

Прошло долгих пять минут, больше похожих на вечность, прежде чем монитор запищал громче — врачи сделали свое дело. Спасли его. Гермиона медленно и тяжело выдохнула.

Из палаты выглянул ассистент хирурга, подошел к Майкрофту, стоящему в стороне. До Гермионы донеслись обычное в таких случаях: «… вне опасности». Джон подскочил со стула, подошел и, похоже, спросил, когда можно будет увидеть друга. А Гермиона вышла из больницы и аппарировала домой. Она понимала, что до утра Шерлок будет находиться под пристальным наблюдением врачей, поэтому собиралась немного поспать, а утром снова вернулась в больницу.

 — Я сегодня очень востребован, — сообщил Шерлок с больничной койки. Он был обмотан проводами, как рождественская елка гирляндой, но в целом выглядел неплохо.

 — А я надеялась быть первой, — улыбнулась Гермиона, — но, похоже, твои поклонники меня опередили.

Она красноречиво обвела взглядом палату, забитую букетами цветов, а потом заметила на тумбочке газету с фотографией Шерлока. Взяла — и расхохоталась.

 — Увлекательное чтение, — заметил он, — во всяком случае, куда веселей, чем разглядывание белого потолка.

 — Семь раз за ночь? — уточнила Гермиона, прочитав заголовок на первой полосе и вытирая слезы.

Статья была написана в духе незабвенной Риты Скитер и повествовала о невероятных сексуальных подвигах Шерлока Холмса. Источником информации была его любовница Джанин Хокинс, которая дала изданию «эксклюзивное интервью».

 — Если что, у меня тут целая стопка, — заверил ее Шерлок. — Джанин времени даром не теряла. Более того… — он недовольно поджал губы, — мне кажется, что интервью она дала не сегодня ночью. Иначе оно не попало бы в утренний тираж.

Гермиона перелистнула страницу газеты, и ей резко расхотелось смеяться — она увидела крупную фотографию той девушки, с которой Шерлок как-то раз целовался на пороге дома 221б, и лицо оказалось ей крайне знакомо.

 — Шерлок… — произнесла она тихо, — это же личный ассистент Магнуссена. Я еще подумала, что уже встречала это имя. Ты хочешь сказать, что…

 — Да, — ответил Шерлок.

 — Ты идиот, — сообщила Гермиона и отложила газету, — она же у Магнуссена под колпаком. Нашел, с чем играть. Ты просто завел себе дома его шпиона, и все.

 — Зато я проник к нему в кабинет, — заметил Шерлок и поморщился — очевидно, обезболивающие действовали плохо. Это заставило Гермиону отложить упреки до другого раза и вытащить кроветворное зелье и экстракт бадьяна из сумочки.

 — Нет, — покачал головой Шерлок, — нельзя.

 — Почему?

 — Магнуссен. Мы с тобой знаем, что он интересуется волшебным миром. Мое чудесное выздоровление не пройдет мимо него. Так что в этот раз я буду лечиться обычным способом, — он снова скривился и нажал на кнопку одного из аппаратов.

Гермиона потерла переносицу — он, пожалуй, был прав. Но существовало одно «но» — Шерлок всегда был отвратительным пациентом, даже его терпеливая мама с ним не справлялась. Не приходилось сомневаться в том, что он сбежит из больницы так скоро, как сможет ходить. Опасаясь колдовать рядом с чувствительными медицинскими приборами, она не стала создавать сумочку, просто поставила на тумбочку возле кровати оба пузырька и попросила:

 — Выпей перед тем, как решишь куда-нибудь пойти. Правый, коричневый. А содержимое зеленого вылей на рану.

 — Ладно, — покладисто согласился Шерлок, поерзал на кровати и спросил:

 — Ты не хочешь знать, кто меня сегодня чуть не пристрелил?

Гермиона покачала головой:

 — Не хочу. Ты до сих пор не сдал этого человека полиции, значит, собираешься разобраться с ним сам. Так что мне лучше ничего о нем не знать — я не слишком-то люблю тех, кто стреляет в моих друзей.

Шерлок улыбнулся, Гермиона, поддавшись внезапному порыву, поцеловала его в щеку и сказала:

 — Выздоравливай. Мне пора в Министерство.

Шерлок кивнул и вдруг неожиданно покраснел, словно она сказала или сделала что-то не то. Гермиона списала странную реакцию на действие лекарств, еще раз пожелала ему выздоровления и действительно направилась в Министерство.

Когда через две недели после этого, перед Рождеством, Шерлок сообщил, что едет отдыхать и лечиться к родителям, Гермиона облегченно выдохнула — можно было надеяться, что мистер и миссис Холмс присмотрят за ним.

Магнуссен на время затих, остальные преступники попрятались, и она решила, что имеет право на небольшой отдых и, прихватив с собой всех пятерых Поттеров и троих Уизли — Рона, Милли и малышку-Розу, — отправилась кататься на горных лыжах.

Три дня прошли чудесно. Милли, которая решительно отказалась «привязывать к ногам эти ужасные палки», вместе с детьми лепила снеговиков и играла в снежки, а Гермиона, Гарри, Рон и Джинни вволю накатались по склонам. Разумеется, на второй день к ним присоединился Джеймс — энергии этого ребенка могло бы хватить на освещение небольшого городка. Вечерами, накатавшись вволю, они присоединялись к остальной компании, возились в снегу, гуляли по небольшому городку и много смеялись. Милли оказалась чудесной девушкой, скромной и домашней, и ее общество ничуть не напрягало — наоборот, она вносила в сумасшедшую гриффиндорскую компанию нотку покоя и благоразумия. Дети — все четверо — ее обожали, даже Лили изменила любимой тете Гермионе и не отходила от Милли.

 — Тебе повезло с ней, — шепнула Гермиона Рону.

Тот улыбнулся и едва заметно покраснел — по его взгляду было понятно, что он действительно любит свою жену, хотя он и не носил Милли на руках, как Гарри — Джинни.

Трижды в день Гермиона проверяла телефон и внимательно смотрела на часы, но все было в порядке. О том, что произошло в ее отсутствие, она узнала слишком поздно.

 — Мисс Грейнджер? — из задумчивости ее вырвал голос секретаря.

 — В чем дело? — резко спросила она.

 — Мисс Грейнджер, вас вызывает министр.

Гермиона поднялась со стула и по камину прошла к Кингсли. Тот ждал ее, расхаживая по кабинету.

 — Кингсли? — спросила Гермиона.

 — Хотел сказать спасибо, — произнес министр. — Мы не вмешиваемся в дела магглов, но устранение Магнуссена — это поступок, заслуживающий награды. Я так понимаю, что он был убит после того, как выяснилось, что у него нет никаких физических носителей информации?

 — Да, — неуверенно ответила Гермиона и хотела было сказать, что не причастна к его смерти, но Кингсли продолжил:

 — То, что ты провернула это как смерть от руки другого маггла — блестяще. Хотя я думал, что ты постараешься скрыть связь с Холмсами, но понимаю, что другого выхода не было.

 — Кингсли, я…

Министр повернулся, его черные умные глаза задорно блеснули.

 — Вы с этим парнем проделали отличную работу. Постарайся вытащить его из тюрьмы, ладно? Будет плохо, если человек, который так нам помог, пострадает от руки правосудия.

Гермиона опустила голову, стараясь не показать улыбку, и ответила:

 — Разумеется, господин министр. Могу я идти?

 — Иди. И подготовь место для еще одного Ордена Мерлина.

Гермиона нахмурилась, и Кингсли добавил:

 — За сохранение тайны волшебного мира. И за все, что ты делаешь — поверь, тебе этот орден давно полагается.

Было ясно, что спорить с Кингсли бесполезно, и Гермиона кивнула:

 — Спасибо.

Ей еще предстояло придумать, как вытащить Шерлока из тюрьмы и обеспечить ему спокойное возвращение на Бейкер-стрит.