L+L (гет)

Написать учебник — хотя бы один, для Академии — оказалось вовсе не так просто. У Леопольда Вейси ушло на это почти три года. Может, он бы смог сделать это быстрее, если бы работал вечерами напролёт и отдавал этому делу все выходные, но он не хотел так жить, не видя ни жену, ни дочь, не хотел отказываться от их субботних прогулок и вечерних разговоров. В конце концов, это было тем единственным, что он по-настоящему ценил — как бы ему ни нравилось преподавать, и как ни льстила ему мысль увидеть однажды собственное имя на обложке и возможность самостоятельно оплатить учёбу дочери.

А пока он над ним работал, они приучали Альнаир ко Франции и учили вместе с ней французский — который девочке давался намного проще, чем её родителям. Собственно, она его и не учила в привычном смысле слова: Нарцисса Малфой и так почти всегда с ней говорила по-французски, да и Люциус нередко делал то же. Они читали ей французские сказки — разумеется, в оригинале — и Альнаир в итоге говорила почти одинаково хорошо на обоих языках. Или даже не почти… А вот Леопольду с Лорелей приходилось язык именно учить — и это оказалось не так просто. Но, зубря грамматику, Леопольд постоянно напоминал себе, что без этого однажды он не сможет разговаривать с друзьями дочери — и, возможно, даже с её мужем. Это придавало сил, и дело постепенно двигалось. Лорелей же было проще: во-первых, потому, что у неё просто было больше времени на это, и во-вторых, потому что у неё была прекрасная учительница.

— Ненавижу это, — пробормотал однажды Леопольд, швыряя карандаш на раскрытую тетрадь. — Спросить бы тех, кто это выдумал, зачем они так сделали?! Восемь букв на один звук — они просто издеваются!

— Ну как это сделали? — заступилась за французский Лорелей. — Это же никто не делает специально. Просто так сложилось.

— Да вот ничего подобного! — сказал Леопольд с досадой. — Французы веке в шестнадцатом — я не уверен в дате, но точно до Статута — сели и придумали себе язык! Я имею в виду, грамматику и вот это вот правописание. У них на это была целая академия. Кретины! — он оттолкнул карандаш подальше и, посмотрев на озадаченно глядящую на него жену, рассмеялся. — Я одолею их, конечно. Но потом. Иди сюда, — позвал он, и Лорелей, читавшая «Пророк», тут же отложила его и, подойдя, запустила пальцы ему в волосы.

Некоторое время они молча сидели, обнявшись, а потом Леопольд спросил:

— Что там интересного?

— Не хочется учить? — улыбнулась Лорелей.

— Не хочется, — признался он. — Я сделаю небольшую паузу. Так что там есть хорошего?

— Там… — она вдруг смутилась, очень этим удивив его.

— Та-ак, — протянул Леопольд, притягивая к себе газету.

Она была открыта на третьей и четвёртой страницах. Здесь было много всякого: и интервью с какой-то размалёванной певичкой, и подробный, с колдографиями, рассказ о ремонте в совином магазине на Диагон-элле, и репортаж с ежегодной ярмарки «Яблоневого леса», и захватывающий рассказ о прожившем целый год у магглов клубкопухе, которого те принимали за обычную игрушку… Что из этого могло заинтересовать Лорелей?

— Я сдаюсь, — сказал Леопольд. — Что ты тут читала? А главное, — он привлёк жену к себе, — что тебя смутило? Расскажи мне, — попросил он.

— Вот, — она указала на репортаж с ярмарки и на колдографию с радостно лыбящимися оборотнями.

— Знаешь, а ведь я об этом думал, — сказал он, легко проводя кончиками пальцев по обрамляющим её лицо волосам. — Я понимаю, что тебе не хочется столкнуться в людном месте с кем-нибудь не тем, но ведь невозможно прятаться всё время.

— Я… — она залилась краской, и он увлечённо продолжал:

— Есть такие чары — я совсем про них забыл, и только недавно вспомнил. И так и не собрался тебе рассказать, прости, — сказал он виновато. — Мы использовали их во время слежки. Они не меняют внешность саму по себе, но позволяют узнать человека, только когда он сам заговорит с тобой. Без этого ты можешь не узнать родную мать, даже стоя с ней лицом к лицу. У них есть некоторое неудобство — их нужно часто обновлять, да и на лице они ощущаются, как плёнка, — но, в целом, думаю, что можно их использовать, если ты захочешь.

— Я хочу, — Лорелей действительно обрадовалась, и Леопольд немного расстроился. Он и вправду уже думал о том, что можно было бы ей предложить подобный выход, но всё как-то забывал — и сам не знал, из-за чего. А она соскучилась, конечно, по их миру — они же выходили вместе, в общем-то, только к магглам… — Лео, это здорово! — она взяла его лицо в ладони и поцеловала. — Плёнка — это ничего… это же не навсегда. Можно будет показать Нари Диагон-элле и сходить с ней к Фортескью… как здорово!

— Сходим, — пообещал он, прижимаясь щекой к её руке. — Хочешь, прямо завтра? Или… хочешь, сходим на эту ярмарку — она, вроде, длится целую неделю, — предложил он. Ярмарки и вообще подобные публичные мероприятия Вейси недолюбливал ещё с аврорской службы — но, с другой стороны, теперь же ему не нужно было там дежурить. А для Лорелей и Нари это будет развлечение — они и погуляют там, и купят что-нибудь приятное и вкусное.

— Хочу! — Лорелей счастливо рассмеялась — а потом вдруг слегка замялась и сказала: — Я его когда-то знала очень хорошо.

— Кого? — Леопольд напрягся. «Знать» кого-нибудь она могла не обязательно «по службе», но…

— Криса, — она показала на одного из людей на колдографии.

Вейси его знал отлично — ещё бы ему, служившему в отделе контрабанды, не знать Скабиора… сиречь Кристиана Винда, ныне директора, или как там его должность называется, Фонда по защите оборотней! То, что Лорелей была с ним знакома, Леопольда не удивило: тот вообще любил бордели и «Спинни Серпент» в частности, однако неприятно Вейси стало.

— Значит, не пойдём туда, — решил он. — Хотя он тебя и не узнает.

— Да нет, — к его удивлению, погрустнела Лорелей. — Не в том смысле.

Она замолчала, и он, подождав немного, попросил подбадривающе:

— Расскажи мне, — но Лорелей качнула головой:

— Да нечего рассказывать… Правда, нечего, — в её глазах мелькнула грусть, почти сразу же сменившаяся тревогой. Она заглянула в глаза мужу и серьёзно повторила: — Лео, правда.

— Да я верю, Лей, — ему стало так жалко её и так почему-то стыдно за себя, что он даже помотал головой и попросил: — Не смотри так. Я же просто спросил… Лей, не надо. Мерлин с ним — он этого не стоит.

— Он был просто нашим общим братом, что ли, — сказала всё-таки она почему-то очень грустно. — Он же ведь родился там и вырос…

— Где? — спросил Леопольд, просто чтобы что-нибудь спросить, потому что никакого дела ему до этого Винда сейчас не было.

— В «Спинни», — Лорелей едва заметно улыбнулась. — Его мама тоже там работала… и умерла, по-моему, когда ему было лет шестнадцать. Он там почти жил, у нас… Мы все с ним дружили.

— И не спали? — усмехнулся Леопольд — и тут же пожалел о своей невинной, в общем-то, шутке, потому что Лорелей так вздрогнула и, разом растеряв слова, замотала головой, что он прижал её к себе и торопливо зашептал, проклиная себя за глупую бестактность: — Лей, я просто пошутил… прости, прости… я дурак, как был, так и остался… я всё время прежде говорю, а потом думаю… прости…

— Да нет, я… так тоже нельзя, — выдохнула она с облегчением, и он, даже не видя выражения её лица, губами, кожей ощутил её улыбку. — Я просто всякий раз… но ты отчасти прав, на самом деле — кто как… У нас ведь были девочки, которые любили секс… Но мы не спали, нет, ни разу…

— Ш-ш-ш, — Леопольд прижал её к себе ещё крепче и замер так, слушая, как быстро бьётся её сердце. — Давай просто успокоимся, — попросил он, начиная легонько её укачивать — как ребёнка. — И ты мне всё расскажешь, если захочешь.

Ему было интересно. Они никогда не разговаривали о её жизни в «Спинни». Лорелей вообще крайне неохотно вспоминала прошлое, но эти редкие воспоминания всегда касались её детства или обучения в школе — о своей работе она не говорила никогда. Они оба. А ему хотелось знать, как она жила — в конце концов, не двадцать же четыре часа в сутки она была… с клиентами. Нет, об этом думать себе Вейси просто запретил — но ведь у неё была и ещё какая-то жизнь. Ведь наверняка они там ссорились, дружили, влюблялись, наконец… Лорелей точно влюблялась. Она как-то говорила о чём-то таком — вскользь, а он не стал тогда расспрашивать. Но знать-то всё равно хотел… Он вообще хотел бы знать о её жизни как можно больше, но расспрашивать боялся, не желая делать больно Лорелей.

Но раз уж она сама заговорила…

— Расскажу, — сказала она, наконец, уютно устроив голову на его плече.

— Расскажи, — попросил он.

— Он дружил со всеми, — заговорила она. — С Крисом можно было поболтать, пожаловаться, посекретничать… Он приносил нам сладости и мелкие подарки… Защищал нас, если было нужно — не как охрана, потому что должен был, а просто… такой общий старший брат, — она улыбнулась. — Мы скучали, когда он пропал… когда занялся своими оборотнями. Знаю, ты его не любишь, но нам с ним было хорошо и весело.

— Да нет, — Леопольд пожал плечами, хотя она, в общем-то, была права — Скабиора-Винда он, как аврор, недолюбливал. А за что его любить? И ведь выкрутился же — теперь вон стал достойным членом общества… и даже то побоище с рук сошло. Вот это называется везение — куда там Феликс Фелицису! — Значит, вы дружили и он вас защищал? И тебя тоже? — улыбнулся он.

— И меня, — она кивнула. — Как-то… было, в общем, — она сморгнула, и он опять не стал настаивать. — Его многие у нас любили. Мало у кого есть родственники — особенно такие. А он был им, понимаешь?

— «Такие» — это какие? — спросил он, кивнув.

— Нормальные, — ответила она. — И к нам нормально относящиеся.

— Я бы не назвал его нормальным, — усмехнулся Вейси.

— Ну, — она тоже улыбнулась, — он не был сутенёром или постоянным посетителем. Он жил иначе, другой жизнью. И приносил её кусок с собой. Да, я знаю, он был… он часто нарушал закон — но там, в Лютном, это видится иначе, понимаешь?

— Да конечно, понимаю, — успокаивающе кивнул он. — Ты скучаешь по нему? — спросил Леопольд задумчиво.

Ему вдруг показалась невероятно забавной перспектива посиделок с этим Виндом где-то в кабачке. Ну, а что. Чем он хуже Поттера? Тот и дома у него бывал, и вообще вон, в одном комитете состоит. Может, заодно поделится своим опытом — Винд, не Поттер. Ему уже без надобности… вероятно — а курсантам пригодится.

— Скучаю, — призналась Лорелей.

А ведь у неё, наверно, и подруги были, сообразил Леопольд. Должны были быть — не бывает так, чтоб не было.

— И не только по нему, да? — мягко спросил он.

Лорелей задумалась:

— Нет, — ответила она. — Крис, наверно, уникален. Я таких других не знаю…

— Чем? — ещё мягче спросил он.

— Я привыкла думать о нём, как о родственнике, — легко ответила она. — Таком, какого у меня никогда не было. Будь он младше, я, наверное, влюбилась бы… хотя я не знаю. Может быть, и нет. Влюбиться просто… а найти друзей… — она вздохнула.

— Но ведь у тебя же были? — снова спросил Леопольд. — Подруги, например. Ты по ним скучаешь?

— Нет, — ответила она спокойно. — Я… Стеснялась поначалу. А потом… не знаю. Там… сложно дружить. Или я так не умею… Понимаешь, девочки — они, едва с ними сблизишься, начинали спрашивать. О прошлом, о детстве, о чём мечтаешь… что я могла ответить? А Крис никогда не задавал таких вопросов. Слушал просто, если кто-нибудь рассказывал, но сам не спрашивал.

— В школе у тебя тоже не было подруг, — полувопросительно проговорил Леопольд.

— Не было, конечно, — она потёрлась носом о его щёку. — Я, наверное, просто не умею дружить.

— Или тебе нормальные люди не попадались, — возразил он. Да, пожалуй, будет любопытно поглядеть на Винда, так сказать, в частном порядке. — Но раз ты скучаешь по своему… Кристиану Винду, почему ты ему не напишешь?

— Я не знаю, — Лорелей замялась. — Он… Ну, ты же…

— Я совсем не против, — он постарался улыбнуться ей как можно легче. — Я не буду ревновать, если ты волнуешься об этом, — сказал он, гладя её по щеке. — У тебя было столько шансов оказаться с ним, что…

— Это тоже, — призналась Лорелей. — Но я… Я как-то… Я просто про него забыла, — добавила она смущённо. — Я вообще про всё это забыла… А сейчас увидела в «Пророке» и…

— Делай так, как тебе нравится, — сказал Леопольд.

И поцеловал её.