В двух шагах от дома 84 по Чаринг-Кросс Роуд (гет)

Вспомнив фрагмент одного из писем Гермионы «…если бы он был достаточно храбр, чтобы есть то, что я готовлю», Саймон отклонил предложенную помощь в приготовлении ужина. Прежде чем сесть, он поставил на стол тарелку со скромным ассорти из острых и мягких сыров — не шикарный десерт, конечно, зато соответствующий его вкусу. Наполняя вином бокал Гермионы, Саймон обратил внимание, что она выбрала для себя в качестве закуски светлую «Гауду».

— Я очень надеюсь, что ты не ожидала в качестве напитка чего-нибудь сладкого и пенного? — спросил он, подцепив для себя ломтик нежной «Горгонзолы Дольче». — Этот сыр должен хорошо сочетаться с твоим вином. По крайней мере, так мне однажды сказал Люциус, — он усмехнулся. — Хотя, с Люциусом никогда не знаешь, чему верить.

Пульсация в висках прекратилась, по крайней мере, на время. Саймон не знал, прошла ли головная боль от того, что он слегка утолил голод, или сам факт совместной трапезы принёс ему облегчение. И он был несказанно рад тому, что Гермиона не переняла у Уизли отвратительную привычку говорить с набитым ртом.

«Кстати, об Уизли...»

Пора бы и Гермионе ответить на несколько вопросов. Проглотив последний кусок сыра, Саймон склонил голову и спросил с лёгким оттенком сарказма:

— Я слышал, что Поттер связал себя узами брака с младшей Уизли. А почему ты не стала одной из их клана? Не сложилась «долгая и счастливая жизнь» с квиддичным вратарём?

* * *

Гермиона застыла, широко раскрыв глаза от неожиданной смены темы. До этого она наблюдала, как Саймон готовит простую, но восхитительную еду, и засыпала его разнообразными вопросами.

Например, что он сделал со своей внешностью? Обратимы ли эти изменения?

Она с облегчением узнала, что большинство из них были вполне обратимы, поскольку они были вызваны зельями и мазями, которые ему приходилось использовать на постоянной основе. Несколько пропущенных доз, и единственное, что будет отличать Саймона от Северуса — это чуть более прямой нос, более ровные и белые зубы, более короткие волосы и отсутствие похожей на развевающийся парус мантии. Хотя, что касается последнего пункта, Гермиона вынуждена была признать, что вид Саймона в маггловских брюках ей очень даже нравился. «Кто бы мог подумать, что профессор Снейп все эти годы прятал под своей мантией такую классную задницу?»

Гермиона полагала, что с вопросами о его кошмарах лучше повременить до окончания ужина, чтобы не портить трапезу неприятной темой. Похоже, что Саймона подобные мысли не беспокоили.

Проглотив прилипший к языку кусочек сыра, и положив оставшуюся часть ломтика обратно на тарелку, она тщательно вытерла пальцы о салфетку и отпила глоток вина, размышляя о том, не ответить ли ему, что её отношения с Роном — не его дело.

— У нас с Рональдом были непреодолимые разногласия, — сухо ответила она. — Он считал, что я бесстрастная холодная рыба, которая не может понять его потребностей, а я считала, что он неотёсанный болван, который не понимает моих. Он назвал меня фригидной, а я назвала его свиньей и... В конце концов, мы поняли, что нам лучше быть друзьями, чем любовниками.

Гермиона взяла бокал с вином и сделала глоток, пристально глядя на Саймона.

— Как получилось, что ты не умер? Я очень хорошо помню, как ты истекал кровью в Визжащей Хижине, и все же ты здесь.

* * *

Письма Гермионы не могли в полной мере передать её нынешних чувств к самому младшему из братьев Уизли. А вот тон, которым она всё это высказала — мог. Когда она ответила, брови Саймона поползли вверх от удивления. Он никак не ожидал, что простой вопрос вызовет такую бурную реакцию.

«Это она-то холодная? Да он ещё глупее, чем я думал».

Услыхав её следующий вопрос, Саймон поставил чашку с чаем обратно на блюдце, и с трудом удержался от прикосновения к своему горлу. Он знал, что джемпер с высоким горлом, который он носил, скрывал шрамы, но не смог удержаться от неконтролируемой гримасы, вспомнив свои ощущения от змеиных клыков, вонзившихся в шею.

Оторвав взгляд от чашки, Саймон улыбнулся.

— Ну же, Гермиона! «Самую умную ведьму своего поколения» не должна смущать простая проблема. Ты ведь нашла способ, как защитить своих родителей. Что бы ты сделала на моём месте?

* * *

«Что бы я сделала? Я бы, наверное, умерла».

Она видела, как он вздрогнул, и почувствовала себя немного виноватой из-за того, что в отместку за вопрос о Роне спросила о том, что гарантированно должно было задеть его за живое. Несмотря на то, что она, хоть и с оговорками, всё ещё считала Рона своим другом, любое напоминание о её неудавшихся отношениях с ним — единственным мужчиной, которого она когда-либо любила — всё ещё провоцировало её на чрезмерную защитную реакцию. Например, ту, которую она только что обрушила на Саймона.

Гермиона глубоко вздохнула и отставила пустой бокал.

— Я не знаю, что бы я сделала на твоём месте, Саймон. Когда мы не смогли найти твое тело, я, естественно, задавалась таким вопросом. Но то, что я видела, показалось мне достаточным для того, чтобы не питать никаких надежд на твоё выживание. Мы тогда предположили, что кто-то с той стороны забрал и тайно похоронил твоё тело. А они, наверное, подумали то же самое про нас. Расспросить твой портрет, или хотя бы задуматься, почему он не заговорил после твоей смерти, мы не могли — портрет не пережил битву. Гарри рассказывал, что его нашли почти полностью сгоревшим в одной из разрушенных комнат. Честно говоря, после битвы у меня были более серьезные проблемы, чем думать, куда подевалось тело моего бывшего профессора. На самом деле, я об этом почти не думала до недавнего времени, разве только в ночных кошмарах. А даже когда думала, то только о том, что вероятность твоего выживания в ту ночь — даже если ты бы сумел как-то выбраться из Визжащей Хижины — была бесконечно мала.

Гермиона поёжилась и посмотрела в сторону камина.

— Ты не возражаешь, если мы пересядем поближе? Меня что-то стало знобить.

* * *

— Не возражаю, — тихо сказал Саймон, вставая чтобы передвинуть её кресло. — Хочешь бренди вместо вина?

Саймон помнил, какой хаос творился во время финальной битвы, и прекрасно понимал, почему все оказались слишком заняты другими делами, чтобы в спешном порядке бежать и проверять его состояние. Он не был удивлён, получив от Гермионы холодные, неопровержимые факты о том, что ни одна из сторон не потрудилась проверить, жив он или нет. И всё же, услышав это, он с особенной силой почувствовал пустоту в душе и с трудом подавил разочарованный вздох.

Гермиона встала, чтобы дать возможность Саймону подвинуть кресло ближе к огню. Пока она поднималась, он успел мимолётно дотронуться до её шелковистых волос. Саймон почувствовал, что он устал притворяться, устал от одиночества, которое стало его единственной наградой за попытки искупить ошибки юности. Не дожидаясь, пока низменные инстинкты возьмут верх, он быстро передвинул кресло, отошёл к полке с напитками, и взял бутылку Огденского. Плеснув напиток в стакан, он сделал хороший глоток, повернулся к своей гостье и отсалютовал ей оставшимся в стакане огневиски.

— Если ты хочешь заставить меня отвечать на такие вопросы, то уж позволь мне выпить как следует.

* * *

Гермиона осторожно села обратно в кресло. Ей было не по себе, и она остро чувствовала вину.

Саймон явно не хотел обсуждать события той ночи, а также то, как ему удалось выжить, получив — вроде бы — смертельную рану. С её стороны было жестоко настаивать на ответах, но она нуждалась в этом почти так же, как в воздухе.

— Хорошо, можешь выпить хоть всё, что у тебя есть, — она подозревала, что Саймон будет не единственным, кому потребуется выпить, прежде чем их разговор закончится. — Неси сюда бутылку, я составлю тебе компанию.

* * *

Саймон посмотрел на зажатую в руке бутылку Огденского, перевёл взгляд на Гермиону, и мысленно пожал плечами. В конце концов, она уже не ребенок.

— Под твою ответственность, — сказал он, подавая ей пустой стакан. Налив себе почти до краёв, он начал наполнять стакан Гермионы. — Скажешь, когда будет достаточно.

* * *

— Хватит, спасибо, — в её стакане было налито жидкости чуть больше, чем на два пальца, и она знала, что этого достаточно, чтобы на какое-то время успокоить нервы.

Саймон не сказал ей, что они пьют, но запах был смутно знакомым. Подозревая, что это огневиски, она сделала осторожный глоток, почувствовала, как напиток обжёг ей горло, и поняла, что не ошиблась.

Мерзкое пойло, но оно должно было помочь. И действительно, от совокупного действия огневиски и горящего камина, её озноб начал постепенно проходить.

— Так на чём мы остановились?

* * *

Он попытался говорить, глядя на неё, но не смог. Тогда он перевёл взгляд на огонь, а затем на жидкость в стакане. Сделав ещё один большой глоток, он откинулся на спинку кресла. Поскольку они не сидели друг к другу лицом, ему было легко наблюдать, как огонь уничтожает дрова, и уверять себя, что он разговаривает с Йориком.

— Когда вы с Поттером ушли… я был почти мёртв, — наконец произнёс он. — Чтобы обмануть Темного… Волдеморта, я использовал Напиток Живой Смерти. Не нужно было быть чёртовым гением, чтобы догадаться, что он воспользуется Нагайной, поскольку он с удовольствием терроризировал окружающих с помощью этой зверюги.

Саймон замолчал и медленно сделал глоток Огденского.

— Кроме того, целитель Сметвик разработал очень эффективное противоядие к её яду — Артур Уизли может подтвердить. Мне было нетрудно скомбинировать их, добавив ещё и кроветворное зелье, и сделать концентрированный раствор.

Он слегка ухмыльнулся, бросил короткий взгляд в её сторону, и снова стал смотреть на огонь.

— У меня в кармане был наполненный магловский шприц, я сунул руку в карман, сделал себе укол в бедро, и этот состав оказался в моём кровотоке ещё до того как Волдеморт повернулся ко мне спиной. Когда он ушёл, оставив меня умирать, я наложил повязку на шею, а потом уже вошли вы с чудо-мальчиком.

Саймон покрутил жидкость в стакане, не сводя с неё глаз.

Когда действие Напитка Живой Смерти прошло, я смог аппарировать в Тупик Прядильщиков — мою, так сказать, родовую обитель — где я и долечил свою рану. Что касается чёртова портрета — он был сожжён ещё до того, как я покинул Хогвартс.

Он бросил на Гермиону убийственный взгляд и мрачно спросил:

— Достаточно ли удовлетворено ваше болезненное любопытство на сегодня, мисс Грейнджер?

* * *

И снова «мисс Грейнджер».

Она осторожно сделала глоток Огденского, и почувствовала, что он стал не таким обжигающим, как раньше. Гермиона не была уверена, радоваться ей из-за этого, или беспокоиться. Может, у нее начало неметь горло?

— Если вы спрашиваете, имеются ли у меня ещё вопросы, то боюсь, что ответ вас или разочарует, или подвергнет испытанию остатки вашего терпения, — сделав ещё один глоток, от которого она уже почти не поморщилась, Гермиона ощутила разливающееся по всему телу приятное тепло. — Однако, мистер Сопохороус, я подозреваю, что никто из нас не жаждет продолжить обсуждение столь деликатной темы сегодня вечером.

Он всё ещё не выгонял её. Гермиона решила, что это добрый знак, учитывая то, как он на неё посмотрел, и каким тоном сказал последнюю фразу.

— Саймон, — допив последний глоток и поставив стакан на столик, она осторожно потянулась к его руке. — Спасибо. Спасибо за то, что поделился этим со мной.

Её рука на мгновение замерла, а затем опустилась на руку Саймона и осторожно сжала его пальцы.

* * *

Прежний Северус в этот момент резко отдёрнул бы руку. Да и нынешний Саймон поступил бы так же, если бы обнаружил в глазах Гермионы жалость. Не найдя в них ничего похожего, он просто кивнул и сделал еще один глоток огневиски. Он не сжал в ответ её пальцы, потому что это слишком сильно отдавало чем-то Дамблдорским, но, прежде чем осторожно убрать руку, погладил большим пальцем по тыльной стороне её ладони.

После таких откровений Саймон почувствовал, что стены давят на него. Ему срочно требовалось выйти на воздух — на крышу. Оставлять гостью одну в квартире было бы верхом грубости, и он решил предложить ей пойти вместе. Он подошёл к входной двери, открыл расположенную рядом небольшую кладовку, вытащил оттуда два плаща и обернулся к Гермионе:

— Не хочешь пройти со мной на крышу? Я почти гарантирую, что у меня не возникнет соблазна сбросить тебя вниз, — слегка улыбнулся он.

* * *

Крыша. Она всё ещё помнила письмо, которое он написал почти два месяца назад, где рассказал, как он выходит крышу, когда сильно нервничает.

Гермиона улыбнулась ему в ответ и взяла предложенный плащ.

— Почту за честь. На самом деле, с тех пор, как ты написал об этом, мне было очень любопытно посмотреть.

Они вышли из квартиры и начали подниматься по лестнице. Гермиона накинула на плечи его плащ, и, пользуясь тем, что он шёл впереди и не мог её видеть, уткнулась носом в ткань. Ей очень хотелось проверить, пахнет ли эта вещь Саймоном.

«Я веду себя, как глупая школьница, влюбленная в капитана команды по квиддичу».

Вид на город с крыши был почти таким, как она себе представляла. Доносившиеся снизу звуки казались слегка приглушёнными. Луны не было видно, но город излучал собственный свет, позволяя ей видеть профиль Саймона в темноте.

Легкий октябрьский ветерок дохнул холодом, и Гермиона плотнее затянула плащ.

— Это прекрасно…

* * *

Если бы Саймон был ловеласом, то в этот момент непременно произнёс бы какую-нибудь банальность, вроде того, что её красота затмевает красоту города. Но он не был ловеласом, и не сделал этого. Зато он заметил, как девушка кутается в плащ, а ещё вспомнил о том, что совсем недавно она мёрзла в его гостиной. И вместо красивых слов просто снял свой плащ, подошёл сзади и укутал её. Тот факт, что для этого пришлось обнять её за плечи, был — по крайней мере он так считал — приятным бонусом.

— В этом есть своя прелесть, — сказал он, наблюдая, как лёгкий ветерок играет с её кудрявыми прядками, некоторые из которых доставали до его лица, и вспомнил недавнее мимолётное прикосновение её пальцев к его руке.

— Ты сейчас в моих объятиях — так, может быть, полетаем? — спросил он, приподняв бровь и усмехнувшись, гадая, как она на это отреагирует.

* * *

Когда-то в письме он спросил свою милую распутную романтическую мечтательницу, готова ли она отправиться с ним в полёт, и в тот раз она ушла от ответа. Ей было страшно. Она боялась не только того, что они упадут с большой высоты. Она боялась того, что при личной встрече или он разочаруется в ней, или она сама каким-то образом разочаруется в нём, и их отношения, — какими бы странными они ни были — на этом закончатся.

Сейчас после того, как они уже пообщались, страх падения остался единственной причиной её колебаний. Всё сводилось к тому, достаточно ли она доверяет Саймону, чтобы вверить ему собственную жизнь.

Гермиона развернулась внутри кольца его рук, прижалась лицом к его груди, обхватила руками его торс, и, для верности, крепко вцепилась в джемпер.

— Если ты уронишь меня, я найду способ сильно тебе навредить, — она пыталась изобразить, что это шутка, но дрожащий голос выдавал её. Гермиона подняла голову, пытаясь в темноте вглядеться в его лицо. — Я немного нервничаю. Хотя, вру, на самом деле я в ужасе. Просто... может ты сперва поцелуешь меня?

После того, как Гермиона в письме рассказала ему о своих «сложных отношениях» с полётами, Саймон был уверен, что она откажется от его предложения, и бросится бежать вниз по лестнице, кинув ему через плечо какую-нибудь грубость. Когда же, напротив, она обняла его и заговорила слегка дрожащим голосом, он чуть не потерял равновесие от неожиданности. Подняв руки, он аккуратно пригладил её волосы. В груди разрасталось непривычное мягкое чувство, которое грозило дойти до горла.

— Чёртова глупая гриффиндорская гордость, — хрипло пробормотал он. — Нам нет необходимости это делать, Гермиона. Я пошутил и думал, что после этого мне придётся бежать за тобой по лестнице.

Саймон быстро поцеловал её, а затем по-настоящему улыбнулся, не опасаясь, что она сможет увидеть это в темноте.

— Однажды — когда ты будешь уверена, что ты этого хочешь — ты сможешь встать ногами на мои ботинки, обнять меня, и тогда мы полетим.

* * *

Он давал ей возможность отказаться, «сохранив лицо», и Гермионе очень хотелось этим воспользоваться.

Это было так соблазнительно.

Однако его заботливое отношение, наоборот, укрепило её решимость сделать это — отправиться в полёт без метлы.

В объятиях Саймона.

Она отцепилась от его джемпера, посмотрела на раскинувшийся под ногами город, а потом решительно обняла его за шею и встала ногами на его ботинки, вспомнив, как когда-то в детстве именно так отец учил её танцевать.

— Я уверена.

* * *

Саймон не лгал, сказав, что он — порождение тьмы. Ночь была к нему добра и нежна, и предоставляла множество свобод, которых никогда не давал день. Небрежным жестом он позволил волшебной палочке выскользнуть из рукава и лечь в правую руку, а левой обнял Гермиону за талию.

— Наконец-то я вижу свою маленькую мечтательницу, — сказал Саймон с лёгким оттенком удивления, прежде чем накрыть её рот поцелуем.

— Ventus sinus ut meus mos, — мысленно произносил он, выполняя палочкой лёгкие круговые движения над их головами. Они медленно приподнимались в воздух, пока он не счёл, что настал подходящий момент. Прервав поцелуй, он посмотрел вниз и в сторону. Они были на приличном расстоянии от крыши его дома, и Лондон раскинулся у них под ногами.

— Что скажешь, распутная мечтательница? Продолжим или вернёмся?

* * *

Краем сознания она зафиксировала, что вокруг них что-то поменялось, и даже как будто осознавала, что это должно означать, но, пока он целовал её, она старалась не открывать глаза, и уверяла себя, что ей это просто кажется, и что они всё ещё твердо стоят на крыше.

Когда он прервал поцелуй и задал вопрос, она тихо и жалобно застонала, надеясь, что Саймон не уловил страха, который она пыталась контролировать.

Гермиона осторожно открыла один глаз, затем другой, и, наконец, решилась взглянуть вниз. Выдохнув, она ещё сильнее обняла Саймона и обнаружила, что, когда она смотрит на него, или на ночное небо над ними, ей становится легче осваиваться.

— Я… эмм… Я не слишком тяжелая для тебя? Нам не грозит опасность рухнуть на землю и превратиться в кучу переломанных костей или чего-то в этом роде?

Её держал Саймон, и она верила, что он не даст ей упасть. Она и сама не позволила бы ему дать ей упасть. Прижавшись посильнее к его телу, Гермиона рискнула ещё разок посмотреть вниз.

Это было действительно захватывающее зрелище, и она смогла оценить его по достоинству, когда преодолела первую волну панического ужаса.

— Я не могу поверить, что это происходит на самом деле.

* * *

Хотя Саймон и не собирался возражать против объятий, которыми они наслаждались в настоящее время, опыт работы учителем подсказывал ему, что состояние Гермионы сейчас было гораздо ближе к истерике, чем она думала, и это было опасно для них обоих.

— Гермиона, — резко произнёс он. — Перестань болтать и послушай меня.

Убедившись, что ему удалось завладеть её вниманием, Саймон заговорил своим самым строгим учительским тоном.

— Когда ты заклинанием вызываешь струю воды из палочки, тебе нужно верить, что это возможно? Или ты просто делаешь это? А когда ты наколдовываешь Incendio или то проклятое васильковое пламя⁽¹⁾, которым ты подожгла ни в чём неповинную мантию одного профессора, который в это самое время пытался — изо все сил, кстати! — спасти жизнь другого студента? Тебе в тот момент нужно было верить в то, что это возможно?

* * *

И снова этот тон, которым он разговариал в классе, когда требовал повышенного внимания. Этого оказалось достаточно, чтобы она отвлеклась от мысли, что они вот-вот упадут на землю, и сосредоточилась на его словах.

— Ты же понимаешь, что я тогда не знала, что ты спасал Гарри? Погоди, так ты знал, что это была я? Но ты тогда не наказал меня за... Сейчас определенно не время выяснять всё это! — говоря всё это, она и думать забыла о том, что сейчас ей нужно бы трястись от страха, вцепившись в Саймона изо всех сил. — Ты хочешь сказать, что умеешь летать — а ведь это умение настолько редкое, что большинство в Волшебном мире даже не догадывается, что это возможно — просто потому, что ты можешь это делать? Ты просто летаешь, и всё? Тогда почему все остальные не могут? Почему я не могу?

— О, Господи, женщина! — зарычал он, нахмурив брови. На самом деле он не сердился, просто переключился в режим школьного учителя, а она, похоже, хотела разобраться во всём, даже если для этого придется провисеть в воздухе всю ночь.

— Просто чудо, что ты закончила хоть один курс обучения. Вспомни, что я только что сказал, и ради Мерлина, используй свой чёртов мозг и подумай, о чём я говорил! Есть две вещи, которые я не упомянул.

* * *

— Я умею и слушать, и думать, — буркнула Гермиона себе под нос, весьма раздраженная тем, что её отчитывают, как безграмотную первокурсницу.

Прикусив нижнюю губу, она сосредоточенно думала над вопросом, рассматривая и отбрасывая всевозможные варианты ответов.

Васильковое пламя вызывалось заклинанием портативного огня. Агуаменти — заклинание, производящее воду...

— Огонь и вода, — Гермиона моргнула. — Огонь и вода, земля и воздух, четыре стихии?

Это не могло быть так просто.

— Это какое-то заклинание, производящее воздух, или ветер, или что-то в этом роде, которым ты можешь управлять настолько, чтобы оторваться от земли? Я никогда не слышала о таком, — как всегда, узнав что-то новое, Гермиона почувствовала прилив энтузиазма. Она даже решилась изогнуться и посмотреть под ноги, как будто надеясь увидеть какой-нибудь видимый признак работы заклинания.

* * *

Она уловила суть работы заклинания, но не поняла, какие возможности оно предоставляет. Даже Волдеморт не осознавал весь его потенциал.

Слегка покачав головой, Саймон объяснил:

— Гермиона, оно не производит ни воздуха, ни ветра. Оно управляет ими. С помощью правильной комбинации заклинаний мы могли бы строить воздушные замки на облаках.

— Попробуй пощупать одной ногой пространство между моими ботинками, — велел он, крепко держа её за талию.

* * *

Гермиона послушно передвинула ногу и даже начала переносить на неё свой вес, как вдруг инстинкт самосохранения снова заявил о себе.

— Я... я не уверена, что смогу, — это прозвучало намного тише, чем она планировала, и ночной бриз изо всех сил старался унести слова прочь, не дав им быть услышанными.

«Возьми себя в руки, женщина! Ты грабила «Гринготс», билась с Пожирателями смерти, пережила пытки сумасшедшей суки, и даже сказала Молли Уизли, что ни за что не выйдешь замуж за её сына. По сравнению с этим, то, что он предлагает — это просто торт⁽²⁾.

— Торт, — произнесла Гермиона, ещё крепче сцепила руки вокруг шеи Саймона, и, внимательно глядя вниз, начала осторожно щупать пространство между его ботинками носком своей туфли.

— Невероятно! — она подняла голову и улыбнулась ему. — Насколько сложно это контролировать? Как ты думаешь, ты смог бы научить меня?

* * *

Не успел Саймон задуматься над тем, что его спутница подразумевала под словом «торт», как она, наконец, отважилась и сделала то, что он просил. Вопросы, которые она тут же начала задавать, пробудили в нём острое желание в воспитательных целях рухнуть вместе с ней вниз на несколько метров, но, поскольку он не хотел, чтобы она с перепугу задушила его до смерти, этот импульс пришлось подавить.

Между тем, они продолжали подниматься всё выше, и скоро должны были попасть в поле зрение магглов. Саймону пришлось отвлечься, накладывая на них дезилюминационные чары, поэтому он ответил не сразу. В своё время он предпринял множество усилий, чтобы Волдеморт так и не узнал об этом его «преимуществе», но сейчас это его умение уже не было секретом. Он подумал о том, какой опасности подверглась бы Гермиона, да и он сам, если бы кто-нибудь из бывших Пожирателей смерти узнал об ее внезапно приобретённом навыке...

— Нет, — коротко ответил он. — И перед тем, как ты начнёшь задавать бесконечные вопросы «Почему нет», я просто скажу, что для нас обоих было бы нежелательно, если бы кто-то узнал о том, что ты носишься по воздуху без метлы.

Он ещё раз внимательно вгляделся в её лицо и добавил:

— Во всяком случае, не сейчас. А что будет завтра, не знает никто. Кроме, конечно, великой и таинственной Трелони.

«Вот зачем, черт возьми, я это сказал? Простого «Нет» было бы достаточно».

* * *

Гермионе не нравилось думать о себе, как о какой-то надутой буке, но когда Саймон сказал «нет», она была почти уверена, что вид её стал весьма насупленным. Мысль о том, что это её отнюдь не красит, не улучшила настроения.

Гермионе очень хотелось сердито ответить, что нигде она не носится — ни с метлой, ни без неё, и что его замечание кажется ей в лучшем случае обидным. Но когда он закончил свою мысль, она снова улыбнулась, вернула ногу обратно на его ботинок, и крепко прижалась к нему — на этот раз просто потому, что хотела этого, а не потому, что боялась упасть. Чувствуя себя довольно смелой, она подняла голову и нежно коснулась губами его подбородка, а затем снова посмотрела вниз, на город.

На данный момент Гермиона была удовлетворена.

Обучение полетам может подождать.

Саймон научит её, в этом она была уверена.

* * *

Саймон слегка нахмурился, глядя на ведьму, прижавшуюся к нему. Она не задавала вопросов — что было сродни чуду — и только поцеловала его в подбородок. Саймон чувствовал себя почти... умиротворённым. Он и не помнил, когда испытывал нечто подобное в последний раз, и ему стало не по себе.

Он поднял глаза к небу, ища там грозовые тучи, которые — как он был уверен — только и ждали, чтобы обрушиться на их головы. Когда он не обнаружил ничего подобного, беспокойство в его душе только усилилось. На этот раз темнота не успокаивала, он чувствовал, что в ней скрываются невидимые опасности. Саймон знал, что за всё хорошее в жизни ему придётся заплатить. Ад потребует оплаты.

1) Васильковое пламя — Bluebell flames — портативный костерок василькового цвета, «коронная фишка» Гермионы. Этот огонь она наколдовывала, чтобы зимой согреваться с друзьями во дворе школы, на нём она готовила, когда они жили в палатке, и этим же огнём она подожгла на первом курсе мантию профессора Снейпа.

Вернуться к тексту

2) Piece of cake — кусочек торта, в переводе может означать действительно ломтик выпечки, а может быть применим в контексте чего-то легкого, не требующего усилий и времени. "Это так просто, как кусок торта!" В данном случае имеется в виду второй вариант. По-русски мы говорим в этом случае что-то вроде: «Да это проще пареной репы!», «Одной левой», или «Раз плюнуть». Заменять здесь в тексте слово «торт» на «проще простого» неправильно, т.к. спустя 10+ глав герои вернутся к этому разговору, и станут обсуждать эту ситуацию, и применение к ней слова «торт»

Вернуться к тексту