В двух шагах от дома 84 по Чаринг-Кросс Роуд (гет)

От переводчика: Данный фанфик уже начинали переводить, но этот перевод мой. Весь. И первые 12 глав тоже.

Некоторым знакомо место, где произошли основные события нашей истории. Чаринг Кросс Роуд, 84 — всё ещё очень известный адрес, несмотря на то, что магловского книжного магазина "Маркс и Ко"⁽¹⁾там давно уже нет. Однако многие удивились бы, обнаружив, что "Маркс и Ко" не был единственным книжным магазином в этом месте. В двух шагах от него, по адресу "Чаринг Кросс Роуд, 84 5/6" до сих пор находится магический букинистический магазин "Маркс и сыновья", основанный в 1900 году — за двадцать лет до того, как "Маркс и Ко" открыл двери для своих покупателей.

* * *

История началась с того, что в магазин «Маркс и сыновья» влетел большой черный сокол, бросил на стойку регистрации письмо, адресованное новому менеджеру магазина, развернулся и улетел прочь.

Молодой человек взял послание, проверил, кому оно предназначалось, и бросил его в соответствующую корзину под столом. Через некоторое время корзина вместе с содержимым переместилась в небольшой кабинет рядом с торговым залом и оказалась на столе несколько замученной — очевидно перегруженной работой — молодой женщины, недавно назначенной главным менеджером магазина. Там, наконец, письмо было открыто и прочитано.

15 декабря 1999

«Маркс и сыновья»

84 5/6, Чаринг-Кросс-роуд

Сэр или мадам,

Направляю это послание в тщетной надежде, что ваши профессиональные навыки превзойдут навыки вашего предшественника. К письму прилагается список книг, которые мне необходимы. Напротив каждой книги указана цена, по которой я готов её приобрести. Я знаком с данными изданиями и полагаю свою оценку вполне справедливой. Цена для меня имеет значение и я не готов платить больше указанной суммы. Средства могут быть списаны с моего счёта в вашем магазине.

При прочих равных условиях я бы предпочёл подержанные экземпляры, находящиеся в хорошем состоянии. После списания предоплаты можете доставлять мне книги совиной почтой при первой возможности.

Искренне ваш,

Саймон Сопохороус

Закатив глаза, девушка вздохнула, положила письмо в коробку с надписью «В работу» и продолжила разбирать полученные письма. По тем или иным причинам прошло несколько дней, прежде чем у неё появилась возможность написать ответ.

21 декабря 1999

Саймону Сопохороусу,

Лондон

Мистер Сопохороус,

Прошу извинить меня за задержку с ответом на ваше письмо от 15-го числа этого месяца. Дело в том, что список книг, приложенный к вашему письму, был весьма обширен, и мне пришлось потратить некоторое время, чтобы как следует изучить его, прежде чем писать вам ответ.

Большинство книг, разыскиваемых вами, не переиздавались десятилетиями, а в отдельных случаях значительно дольше. Большая их часть написана малоизвестными авторами и выпускалась специализированными издательствами, и это наводит на мысль, что данные издания выходили ограниченными тиражами.

Хочу заверить вас, мистер Сопохороус, что наши сотрудники — как нынешние, так и бывшие — серьезно относятся к репутации компании, особенно в части работы с клиентами. Мы сделаем всё возможное, чтобы разыскать все книги из вашего списка в кратчайшее время.

С уважением,

Гермиона Грейнджер

Маркс и сыновья

PS — к письму прилагается счет-фактура на две книги из вашего списка. Сова доставит их вам сегодня днем. Если вы сочтёте состояние книг удовлетворительным, то этим вечером с вашего счета будет списана соответствующая сумма.

ГГ

* * *

Саймону потребовалось мгновение, чтобы вскрыть конверт с логотипом магазина «Маркс и сыновья», после чего он сел за небольшой столик и начал читать письмо. Увидев подпись, он непроизвольно вздернул бровь, а губы слегка искривились в усмешке. Он вернулся к началу письма и перечитал его внимательнее.

«Всё то же стремление выставить напоказ свои знания».

«И всё то же желание защищать всяких неудачников».

«А жаль».

«Она уже давно должна была это перерасти».

«Мистер Уизли, должно быть, счастливо избежал брачных уз, разве что она придерживается современных взглядов и после заключения брака оставила девичью фамилию».

Положив перед собой чистый лист пергамента и улыбнувшись уголком рта, Саймон начал писать ответ с таким азартом, которого не чувствовал уже очень давно.

21 декабря 1999 г.

«Маркс и сыновья»

84 5/6, Чаринг-Кросс-роуд

Г-жа Грейнджер,

Я не колдомедик, поэтому вы можете не обращать внимания на мой диагноз, пока не посетите настоящего специалиста, но похоже, вам необходимо приобрести очки.

Если вы перечитаете моё первое письмо, то сможете обнаружить, что я прямым текстом написал о том, что в курсе, ЧТО представляют собой указанные в списке книги. Я прекрасно понимаю, что эти книги редкие, поэтому и выразил недовольство усилиями, которые прилагал ваш предшественник.

Если вы считаете, что эта задача выходит за рамки ваших (или любого другого вашего сотрудника) возможностей, прошу вас немедленно уведомить меня об этом, чтобы я начал искать для себя более компетентного букиниста.

Экземпляры книг, которые вы мне прислали, вполне приемлемы.

Искренне ваш,

Саймон Сопохороус

* * *

Гермиона поморщилась, обнаружив, что непроизвольно поднесла руку к лицу и поправила очки, которые надевала для чтения.

Как смеет этот... этот клиент намекать, что у неё проблемы с пониманием прочитанного текста? Она всего лишь пыталась объяснить, почему большинства запрошенных им книг нет в наличии, а не придумывала себе оправдания в том, что…

Когда Гермиона потянулась за пергаментом и пером, её недовольная гримаса превратилась в ослепительную улыбку. Ей очень хотелось предложить Сопохороусу привести свою угрозу в исполнение, занявшись поисками другого букиниста, но она не стала этого делать. Просмотрев историю его счёта, она выяснила, что, хоть он и не тратил в их магазине крупные суммы каждый месяц, но несколько покупок в предыдущем квартале сделал (а сколько до этого — один Мерлин знает).

«Очень надеюсь, что не все клиенты, оформляющие доставку заказов совиной почтой, такие же "приятные" люди, как этот».

21 декабря 1999 г.

Саймону Сопохороусу

Лондон

Мистер Сопохороус,

Если бы вы внимательно ознакомились с моим предыдущим письмом, вы могли бы заметить, что я обещала приложить все усилия для выполнения вашего заказа.

Ваши книги будут найдены и предложены вам для выкупа настолько быстро, насколько это возможно, учитывая проблему, связанную с их раритетностью, о которой мы с вами оба — как уже было установлено — знаем.

С уважением,

Гермиона Грейнджер

Маркс и сыновья

* * *

Саймон издал еле слышный смешок, просматривая последнее послание от мисс Грейнджер. Давно он так не развлекался. Он положил перед собой её письмо и начал обдумывать ответ, рассеянно глядя прямо перед собой.

«Львицу определенно погладили против шерсти».

«А что, если...»

«Да!»

22 декабря 1999 г.

Маркс и сыновья

84 5/6, Чаринг-Кросс-роуд

Г-жа Грейнджер,

Должен признаться, ваш последний ответ вызвал у меня чувство ностальгии. Я уверен, что вы не поймете, о чём я говорю, но ваше письмо вызвало у меня сожаление о былых временах, когда простой запрос клиента доброжелательно воспринимался всеми работниками магазина, от рядовых продавцов до директоров. Времена, когда покупатели считались причиной того, что какой-то конкретный магазин всё ещё процветает.

Я должен провести небольшое исследование феноменального явления, при котором клиенты магазина начали восприниматься продавцами как источники неприятного беспокойства. Возможно, моё исследование вызовет интерес со стороны владельцев бизнеса, и они захотят организовать курсы для своих работников, чтобы попытаться обратить вспять эту неприятную тенденцию.

Названия двух книг по деловому этикету, необходимых мне для этой работы, вы найдете в приложении к этому письму. Добавьте их в список заказанных мною книг.

С уважением,

Саймон Сопохороус

* * *

Первым побуждением Гермионы было немедленно посоветовать мистеру Сопохороусу пойти к чёрту, поэтому она отложила его письмо и не возвращалась к нему несколько дней. Она решила, что лучше задержаться с ответом, чем в порыве возмущения — а так сильно она не злилась с тех пор, как закончила школу — позволить себе написать то, о чём впоследствии будет жалеть (и что даст владельцам бизнеса повод усомниться в правильности их решения назначить её главным менеджером магазина).

Следующие два дня Гермиона провела, помогая своему персоналу справиться с наплывом покупателей, жаждущих в последнюю минуту купить хороший подарок или милые безделушки, которые кладут в рождественские носки. В эти дни у неё совершенно не было времени на то, чтобы думать о неприятности, которая именовалась "мистер Сопохороус".

Лишь спустя несколько дней после праздника Гермиона снова вернулась к этой проблеме и начала скрипеть пером по пергаменту.

«Есть только один способ справиться с ним: задушить его вежливостью».

«И, надеюсь, он задохнется».

28 декабря 1999 г.

Саймону Сопохороусу

Лондон

Мистер Сопохороус,

Я счастлива сообщить вам, что две дополнительные книги, которые вы заказали в своём предыдущем письме, будут доставлены вам сегодня днем. К сожалению, обе эти книги не являются подержанными, но, поскольку для фирмы «Маркс и сыновья» вы являетесь чрезвычайно ценным клиентом, я добилась предоставления вам скидки. Думаю, вы сочтёте получившуюся цену сопоставимой со стоимостью подержанных книг, находящиеся в идеальном состоянии.

Ваша забота о дальнейшем обучении наших сотрудников очень трогательна и я, поразмыслив над этим, согласилась, что нам действительно следует организовать для них курсы по улучшению обслуживания наших клиентов.

Скривив губы в усмешке, Гермиона подумала про семинар для персонала, который она действительно собиралась предложить провести своим боссам, и который назывался «Клиент всегда прав и другие заблуждения: работа с требовательными клиентами на современном рынке».

Примерно после Нового года мы получим некоторое количество раритетных работ о зельях, и я предполагаю, что в этой партии книг будет как минимум одна из вашего списка.

С уважением,

Гермиона Грейнджер

Маркс и сыновья

* * *

Ответ Гермионы на издевательское письмо Саймона пришел к нему после особенно тяжёлой и бессонной ночи, и у него не было ни сил, ни желания пытаться снова злить молодую ведьму.

Он перечитал слова, которые в отчаянии написал в своём дневнике несколько часов назад.

Почему ты до сих пор снишься мне, Лили? Какими были последние минуты твоей жизни?

Иногда я хочу увидеть сон о том, как бы всё сложилось, если бы я удержал язык за зубами и не оскорблял тебя тем ужасным словом. Возможно, это придало бы мне смелости, и я бы решился положить конец этой пародии на жизнь и присоединился бы ко всем вам на ТОЙ стороне. А так... боюсь, что мое возвращение в этот мир в качестве призрака станет единственной «наградой» за все труды. Бесконечный путь, вечный поиск искупления.

Твой сын выжил, Лили. Что ещё мне сделать, чтобы облегчить чувство вины и грехи, лежащие на моей душе? Пока существовал Темный Лорд, я был слишком занят и так уставал, что лишь слабое эхо твоих рыданий настигало меня во сне.

Я все еще люблю тебя...

Умоляю тебя…

Позволь мне хоть немного поспать.

Закрыв дневник, Саймон повернулся к крупному черному соколу, сидящему на насесте в углу гостиной.

— Я старею, Йорик, — вздохнул он. — Мне даже не хочется подливать масла в огонь, чтобы вывести мисс Грейнджер из себя.

Голова птицы качнулась один или два раза, как бы говоря «Да».

— Ты не должен с этим соглашаться, злобный ублюдок! — простонал Саймон, вставая из-за стола и направляясь в спальню. — Я всего лишь устал, а не умер! Напомни мне изменить завещание и оставить тебя сводному братцу Хагрида. Один его укус — и тебе конец.

Когда он лег и закрыл глаза, ему вспомнились слова Гермионы.

«…после Нового года мы получим некоторое количество раритетных работ о зельях, и я предполагаю, что в этой партии книг будет как минимум одна из вашего списка».

— Ответ, — прошептал он, глядя в потолок. — Пожалуйста, пусть в этой книге будет ответ.

1) Книга Хелен Хнафф «84, Чаринг-Кросс-роуд» — известный роман, написанный в 1970 году, впоследствии взятый за основу одноимённой пьесы, радиоспектакля и фильма. Книга повествует о многолетней переписке её автора (Хелен Хнафф) и начальника отдела закупок антикварного книжного магазина «Marks&Co» Фрэнка Доэла. Этот магазин располагался в Лондоне по адресу Чаринг Кросс-роуд, д. 84. Магазин «Marks&Co» закрылся в декабре 1970 года, но на фасаде этого дома висит латунная табличка, подтверждающая, что раньше там располагался тот самый книжный магазин.

Вернуться к тексту

Поняв, что ответа на письмо не будет, Гермиона вздохнула с облегчением, выбросила проблему под названием «Сопохороус» из головы и не вспоминала о нём до тех пор, пока не прибыли ожидаемые труды по зельеварению.

Приняв партию книг, Гермиона вызвалась помочь мистеру Фицжеральду и начала вместе с ним проверять, совпадают ли названия книг на обложках с их названиями в реестре заказов.

Возможно, именно разочарование, которое она почувствовала, так и не обнаружив ожидаемой книги, побудило её перепроверить бланк заказа Сопохоруса.

17 января 2000 г.

Саймону Сопохороусу

Лондон

Мистер Сопохороус,

Сегодня мы получили те редкие книги о зельях, про которые я писала вам в последнем письме. К сожалению, той книги, которую я ожидала, среди них не оказалось.

В полученной партии есть одна с похожим названием. Ознакомившись с ней, я пришла к выводу, что это не та книга, которую вы ищете, но я могу ошибаться. Посылаю вам эту книгу, чтобы вы сами могли принять решение. Если это не то, что вы ищете, просто верните её в наш магазин — за наш счëт. В противном случае через пять дней мы спишем средства с вашего счета.

Я также взяла на себя смелость отправить вам ещё одну книгу из сегодняшней поставки, которая, как мне кажется, имеет что-то общее с интересующей вас темой. Надеюсь, что хотя бы одна из этих книг окажется для вас полезной.

С уважением,

Гермиона Грейнджер

Маркс и сыновья

* * *

Несколько ночей подряд Саймона не мучили кошмары, и он смог наконец выспаться, в результате чего пребывал в настроении, которое — для него — считалось хорошим. Закончив работу над заказом постоянного клиента, он вышел из лаборатории, которая была замаскирована под шкаф (конечно же, магически расширенный изнутри) и остановился, машинально продолжив вытирать руки.

На столе лежала посылка.

Взглянув на Йорика, он приподнял бровь:

— Не будет тебе сегодня вечером дополнительной мыши. Ты должен был сообщить мне сразу, как только доставили посылку.

По привычке Саймон первым делом проверил свëрток на наличие тëмных проклятий и только после этого взял его в руки. Увидев логотип «Маркс и сыновья», он почувствовал, как быстро забилось сердце и попытался подавить внезапное волнение.

«Не будь идиотом и не надейся, что нужная книга так легко найдётся».

Тем не менее, когда он развязал посылку и взял верхнюю книгу, его руки слегка дрожали. Саймон открыл книгу, просмотрел несколько страниц и резко захлопнул. С разочарованным вздохом он тяжело опустился на стул. Вторая книга удостоилась лишь беглого взгляда и была так же отвергнута

Взглянув на Йорика, Саймон вздохнул:

— Ладно, получишь ты свою мышь. Эти книги не стоили того, чтобы меня отвлекать.

Затем Саймон внимательно прочитал сопроводительное письмо Гермионы Грейнджер.

— Я удивлен, Йорик. Она, по-видимому, кое-чему научилась, работая в этой книжной лавке. Если бы я был Дамблдором, я бы похвалил её за усилия. Но я — не он, не так ли?

Сокол фыркнул и отвернулся от хозяина.

— Я ведь могу и передумать насчёт мыши, неблагодарный ты цыпленок.

Подойдя к столу, Саймон вытащил чистый лист пергамента и взглянул на птицу.

«Возможно, он прав. Есть старая поговорка о том, что мухи слетаются на мëд, а не на уксус. Или там говорилось о кислоте?»

Пожав плечами, Саймон достал зачарованное перо и начал писать.

17 января 2000 г.

Маркс и сыновья

84 5/6 Чаринг-Кросс-роуд

Г-жа Грейнджер,

Я ценю усилия, которые вы явно приложили к поиску двух предметов, которые я получил сегодня, но ни один из них не может быть мне полезен, поэтому я возвращаю оба.

Первый — как вы и подозревали — это очевидная попытка извлечь выгоду из доброго имени автора оригинального текста. К сожалению, разницу могут заметить только те, кто знаком с подлинником, поскольку оба текста являются довольно старыми. Советую использовать "книгу" этого самозванца как напольный упор для двери, так от него будет гораздо больше пользы, и единственная опасность, которую он будет представлять — это то, что кто-то об него случайно споткнется.

Другой «объект», который вы мне прислали — я использую этот термин вместо «материала для растопки», чтобы избавить вашу душу книголюба от мучений — не стоит той бумаги, на которой он напечатан. Автор, Эмилин Снирбоди, явно мошенница, которая пытается по-лёгкому заработать пару галеонов. Дело в том, что Мастер Зелий Сашарисса Тагвуд, у которой она якобы училась, никогда не брала учеников. Вообще никогда.

Я с нетерпением жду момента, когда ваши усилия по решению поставленной нелёгкой задачи увенчаются успехом.

С уважением,

Саймон Сопохороус

* * *

Когда на следующее утро Гермиона пришла на работу, она нисколько не удивилась, увидев на своём столе обе книги вместе с запиской от Саймона Сопохороуса. Если её что и удивило, то это тон послания.

Язвительные остроты, к которым она успела привыкнуть за время их деловой переписки, никуда не делись, но, похоже, в этот раз они были направлены не на неё. Фактически, его послание было почти… Гермиона никак не могла бы назвать его любезным, но, читая его, ей в кои-то веки не хотелось скрипеть зубами от злости.

К тому же, её изрядно озадачила фраза о том, что он хочет пощадить её душу кнгиголюба. Она тщетно пыталась найти в своей памяти хоть какую-нибудь деталь, указывающую на то, что они с Сопохороусом были знакомы до того, как началась их переписка. Его имя совершенно ничего не говорило ей.

«Идиотка! Я же работаю в книжном магазине и вполне естественно предположить, что книги я люблю. Наверняка он читал обо мне какие-то статьи Скитер в «Пророке», и, если он поверил хоть чему-то, что эта… женщина понаписала обо мне, неудивительно, что наше общение началось столь… распрекрасно».

Она выбросила из головы смутные подозрения и решила взять домой обе книги, которые забраковал Сопохороус, чтобы прочитать и убедиться, действительно ли они так плохи, как он говорил.

20 января 2000 г.

Саймону Сопохороусу

Лондон

Мистер Сопохороус,

Возможно, вам будет интересно узнать, что все экземпляры книги мисс Эмилин Снирбоди теперь можно найти в разделе художественной литературы.

Искренне ваша,

Гермиона Грейнджер

* * *

Йорик не любил, когда чужие совы приносили письма его хозяину. Не успел он привести в порядок свои перья, вставшие дыбом из-за визита незнакомой совы, как вдруг какие-то непонятные звуки снова заставили его встрепенуться. За всё то время, что сокол прожил в этой маленькой квартире, он ни разу не слышал ничего подобного.

Саймон Сопохороус смеялся. Если, конечно, эти скрипучие звуки можно было назвать смехом. Его голосовые связки давно не использовались подобным образом и не были уверены, что справятся с поставленной задачей. Но они старались.

«Мёд действительно лучше уксуса».

«Я почти готов простить, что она всё ещё не выполнила мой заказ. Почти готов».

20 января 2000 г.

Маркс и сыновья

84 5/6 Чаринг-Кросс-роуд

Г-жа Грейнджер,

Вы проявили мудрость, не оспаривая достоинства этих книг, и тем самым опровергли мою любимую теорию касательно будущих хранителей накопленных нами знаний. Всегда будут люди, желающие выдать дерьмо за конфетку, и только знатоки, способные отличить одно от другого, смогут обеспечить сохранность наших знаний.

Искренне Ваш,

Саймон

* * *

— Чудеса какие-то!

Мистер Фицджеральд пришёл в кабинет Гермионы, чтобы перенести названия поступивших книг из накладной в журнал учёта. Поскольку стол в кабинете был один, ему пришлось сидеть напротив неё в кресле для посетителей. Прервавшись и приготовив чай, он протянул Гермионе её чашку, и снова вернулся к работе. Услышав её восклицание, он поднял голову:

— Что случилось, дорогуша?

— Я не совсем уверена, но, кажется, мне только что сделали комплимент, — Гермиона фыркнула, а потом и улыбнулась, убирая письмо в один из ящиков стола. — Итак, мистер Фицджеральд, что у вас есть для меня сегодня?

15 марта 2000 г,

Маркс и сыновья,

84 5/6 Чаринг-Кросс Роуд

Г-жа Грейнджер,

Если, конечно, вы всё ещё там работаете и если сова не вернёт мне это письмо обратно по причине того, что — как я очень надеюсь — ваше чёртово заведение либо сгорело, либо закрылось.

Если ни одна из этих катастроф не произошла и мартовские иды не стали вдруг официальными праздниками, то -

Где мои грëбанные книги?

Саймон Сопохороус

* * *

— Вот мудак!

Вылетевшее слово прозвучало ужасно громко, и Гермиона поздравила себя с тем, что прежде чем начать разбирать почту, закрыла дверь в свой кабинет.

Где его книги? Естественно, если бы она точно знала, где их отыскать, они бы уже были у него.

В отделе закупок магазина имелся бланк его заказа, как и бланки заказов других клиентов, которые искали редкие или специфические издания. По её настоянию производилась двойная проверка записей о получении книг на случай, если поступившая книга по ошибке не попадëт в реестр.

Но если какую-то книгу никто не продаёт, как Я могу её купить, чтобы ему перепродать?

Видимо, Сопохороус полагал, что ей следовало проводить каждую минуту бодрствования, рыская по частным библиотекам в поисках его драгоценных книжек, а потом, если владельцы не пожелают свои книги продавать, просто выкрасть их, лишь бы ублажить его.

Гермиона вздохнула, стараясь успокоиться, и потерла руками виски. Она думала, что они достигли взаимопонимания, своего рода перемирия. И, хотя она могла допустить, что он испытывает разочарование из-за отсутствия прогресса, она думала, что от написания такого письма он мог бы и воздержаться.

«Я хотела бы предложить несколько мест, где он может поискать свои грёбаные книги, и первое место будет в его заднице».

15 марта 2000 г.

Саймону Сопохороусу

Лондон

Мистер Сопохороус,

С прискорбием вынуждена сообщить вам, что здание, в котором находится магазин «Маркс и сыновья» всë ещë цело, о планах по закрытию нашего бизнеса в ближайшем будущем я ничего не слышала, и я до сих пор работаю в той же должности.

Если бы я знала, что вам нужна постоянная информация об этапах поиска ваших книг, я бы поручила выполнение этой задачи кому-нибудь из сотрудников, поскольку я в последнее время была слишком занята управлением магазином, а также попытками разыскать одного неуловимого коллекционера, готового расстаться с некоторыми экземплярами из его (или её) библиотеки. Если бы мне это удалось, это позволило бы мне выполнять заказы таких уважаемых клиентов, как вы.

В следующем месяце я планировала поехать на остров Мэн, чтобы встретиться с дилером, который специализируется на перепродаже работ по Чарам, которые более не издаются. Из его писем следует, что у него, возможно, имеется как минимум одна рукопись из вашего списка, а ещё одну он планирует приобрести до нашей запланированной встречи. Я также вышла на контакт с одним джентльменом, который недавно унаследовал большую коллекцию книг по зельям от своего деда, и сейчас веду с ним переговоры о том, чтобы «Маркс и сыновья» первыми получили доступ к его книгам с возможностью покупки. Согласно инвентарной ведомости, составленной оценщиком имущества, в коллекции имеются три книги из вашего бланка заказа.

Однако, поскольку вы, по-видимому, считаете мои усилия (и усилия моего персонала) недостаточными, вынуждена сообщить, что "Маркс и сыновья" будет очень сожалеть о потере вашей благосклонности. Желаю вам удачи в ваших поисках.

С уважением,

Гермиона Грейнджер

Маркс и сыновья

* * *

16 марта 2000 г

Маркс и сыновья

84 5/6 Чаринг-Кросс Роуд

Г-жа Грейнджер,

Ваше предложение о периодических обновлениях принято и компенсирует любые будущие недочёты.

Не забудьте взять с собой теплую одежду в поездку на остров Мэн. По вечерам там может быть довольно холодно.

С уважением,

Саймон Сопохороус

* * *

— Периодическое информирование? Да я не… — растерянно пробормотала девушка, после чего, топнув ногой, издала вопль отчаяния. И поняла, что ей срочно нужно выпить чашку чая.

Прошло несколько часов, прежде чем Гермиона вернулась к своему столу и перечитала короткий ответ мистера Сопохороуса.

Теперь, когда первая вспышка... — вспышка чего? Замешательства? Злости? — прошла, Гермиона обнаружила то, что не заметила с первого взгляда. Он извинился.

Извинился довольно коряво, но она поняла, что он хотел сказать. Гермионе уже несколько раз доводилось наблюдать, как мальчишки просят прощения, и это выглядело очень похоже. Она хорошо помнила Турнир Трёх Волшебников и ссору Гарри и Рона. После первого задания они помирились, и Гарри не позволил Рону толком ничего сказать. А до этого Рон, вместо того, чтобы подойти и поговорить, начал окольными путями демонстрировать беспокойство о здоровье Гарри, пытаясь предупредить его о драконах. Гермионе было бы намного проще просто сказать: «Я была дурой, пожалуйста, прости меня» и двигаться дальше, но она подозревала, что для мальчишек любого возраста это некий вопрос гордости.

Вспомнив о друзьях, Гермиона внезапно остро захотела написать им обоим и предложить пообедать «Дырявом котле».

«Я имею полное право злиться на тебя, Саймон, полное право! Интересно, что ты напишешь в следующий раз, колючку тебе в лапу⁽¹⁾?»

17 марта 2000 г.

Саймону Сопохороусу

Лондон

Мистер Сопохороус,

Я обязательно возьму куртку, когда поеду на остров.

Устроит ли вас, если я буду высылать вам отчеты о проделанной работе дважды в месяц?

Искренне ваша,

Гермиона Грейнджер

Маркс и сыновья

«Другими словами, извинения приняты».

* * *

18 марта 2000 г.

Маркс и сыновья

84 5/6 Чаринг-Кросс Роуд.

Г-жа Грейнджер,

Дважды в месяц будет приемлемо, если вы будете информировать меня сами, а не делегируете эту задачу кому-нибудь из своих подчинëнных. Поскольку именно вы являетесь менеджером магазина, то я предполагаю, что люди, которыми вы руководите, знают о требующихся мне работах гораздо меньше вас, а я не хочу копаться в полудюжине поддельных или бесполезных рукописей всякий раз, когда кто-то из ваших сотрудников решит, что нашел сокровище.

Не воспринимайте следующий вопрос как вторжение в ваше личное пространство, просто я ненавижу слово «госпожа», которое внедрили в наш лексикон современные ведьмы. Вы не возражаете, если в дальнейшем я буду обращаться к вам как к мисс, миссис или мадам, на ваш выбор?

С уважением,

Саймон Сопохороус

* * *

Ещё одно высказывание в стиле «то ли это комплимент, то ли нет». Гермиона откинулась на спинку стула и приняла решение считать это высказывание комплиментом.

Впервые после письма, в котором упоминалась еë "душа книголюба", Гермиона попыталась представить, как выглядит Саймон Сопохороус. Если бы кто-то стал настаивать, чтобы она озвучила свои предположения, она бы сказала, что, судя по манере письма, это, вероятно, пожилой джентельмен. Этакий типичный капризный дед, привыкший к тому, что всё должно происходить так, как он считает правильным, и ужасно раздражается, когда остальной мир осмеливался ему не подчиняться. Приняв во внимание то, что он заказывал множество книг по всевозможным темам и тратил своё время на переписку с менеджером книжного магазина, Гермиона сделала вывод, что он наверняка уже вышел на пенсию.

Она хихикнула, пытаясь представить лица некоторых из еë более молодых сотрудников, если бы седовласый волшебник появился в магазине, устроил истерику и потребовал встречи с «миссис Грейнджер». Такую историю ей припоминали бы вечно, особенно если бы слух об этом дошëл до Рона или Гарри.

19 марта 2000 г.

Саймону Сопохороусу

Лондон

Мистер Сопохороус,

Мне некомфортно, когда ко мне обращаются «миссис» или «мадам», а обращение «мисс» напоминает мне о школьных годах. Поэтому, если у меня есть выбор, я бы предпочла, чтобы ко мне обращались «Гермиона».

Я уже писала вам в прошлый раз, что в настоящий момент я работаю в двух направлениях, которые, надеюсь, позволят найти несколько работ из вашего списка. Полагаю, это сообщение можно рассматривать как один из двух обещанных отчётов за март.

Искренне ваша,

Гермиона Грейнджер

* * *

Получив ответ, Саймон был вынужден признать тот факт, что он уже с нетерпением ожидал писем от… от Гермионы. Он начал писать новое письмо, учтя её пожелание:

20 марта 2000 г.

«Маркс и сыновья»,

84 5/6, Чаринг-Кросс-роуд

Гермиона,

Саймон остановился, чтобы посмотреть на такое приветствие. Было необычайно странно обращаться к бывшей студентке по имени. Тот факт, что она не знала, кто он такой, не уменьшал возникшее в глубине души чувство неправильности.

Я болван.

К тому же старый болван.

Ни она, ни кто-либо другой никогда не узнают, с кем на самом деле она переписывается, так какая разница?

Дамблдор делал так постоянно, как и паршивый оборотень, и хотя они не лучшие примеры для подражания...

Просто напиши это чёртово письмо и покончи с этим!

Нет необходимости ограничиваться двумя отчётами в месяц. Если вы наткнëтесь на какие-либо достойные работы, которые, по вашему мнению, могут представлять для меня интерес, не стесняйтесь и напишите мне сразу.

Если вы собираетесь вести переговоры с мистером Эмерсоном Пибоди, будьте предельно осторожны и бдительны. Он совсем не такой порядочный волшебник, каким был его дед.

С вашего позволения, сделаю вам ещё одно предостережение. Если на острове Мэн у вас появится возможность спуститься в недра дома, который, как я подозреваю, вы планируете посетить, не приобретайте книги, написанные Анастианом Хигглвортом. Несколько лет назад, во время сильного ливня, подвал дома был затоплен и эти книги были сильно повреждены, некоторые страницы в них вообще отсутствуют. Как ни больно мне это признавать, но, раз уж вы работаете в сфере книготорговли, экземпляры Пибоди заслуживают более пристального внимания.

С уважением,

Саймон Сопохороус

PS. Если хотите, можете называть меня Саймоном.

* * *

Весьма потрепанный, скорее даже ветхий экземпляр книги «Заклинания и чары на века» спокойно лежал на рабочем столе Гермионы, в то время как сама она, в смятении кусая нижнюю губу, пыталась решить, стоит ли сообщать об этой книге Саймону.

Саймон. Раньше она не раз мысленно называла его по имени, хотя чаще называла его «мистер Сопохороус» или просто «Сопохороус», когда он её раздражал. Однако теперь, когда она думала о нëм как о чьём-то капризном дедушке, ей казалось довольно странным называть его Саймоном. Это было как-то неуважительно, а Гермиона была воспитана в уважении к старшим. Одно дело попросить называть её Гермионой и совсем другое...

«Конечно, теперь, когда он сам предложил, отказаться было бы невежливо».

Молча кивнув своим мыслям, она снова обратила внимание на старинный фолиант. Две последние книги, которые она выслала Саймону по собственной инициативе, были возвращены с изрядным пренебрежением. Эту же книгу она и сама хотела бы купить, чтобы пополнить собственную библиотеку, но её терзала мысль о том, что как раз эту книгу Саймон может посчитать для себя полезной. А ещё ей очень нужен был повод для написания письма, ведь она буквально умирала от желания попросить его рассказать о Пибоди подробнее.

27 марта 2000 г.

Саймону Сопохороусу,

Лондон

Саймон,

В наш магазин попало первое печатное издание книги Игнатия Уайлдсмита «Заклинания и чары на века». К сожалению, состояние фолианта таково, что он не представляет особой ценности для коллекционеров древностей, а мне совершенно не хочется выставлять его в открытую продажу из опасения, что он будет валяться на полке и подвергаться пыткам от тех, кто из праздного любопытства будет брать его в руки и листать до тех пор, пока он совсем не развалится. Однако при надлежащем уходе он мог бы просуществовать многие годы, и я надеюсь, что так или иначе он найдет себе достойное пристанище.

Если вас интересует этот труд, дайте мне знать.

Я приняла к сведению ваши предупреждения относительно книг Анастиана Хигглворта и обязательно внимательно их осмотрю — на случай, если ваше подозрение о доме, который я планирую посетить, окажется верным.

По поводу ваших предупреждений относительно мистера Пибоди. Что именно вы имеете в виду, говоря о нём? Вы полагаете, что он собирается как-то обмануть меня? Следует ли мне проверять подлинность его книг?

Искренне ваша,

Гермиона

* * *

После того, как Саймон оправился от шока, его первым побуждением было броситься в книжный магазин и вырвать... то есть, конечно же, трепетно вытащить раритетное издание из ее маглорожденных пальчиков.

Ради обладания подобной книгой он поступил бы так, не задумываясь, но… Одна деталь не позволяла ему решиться на такой шаг: он всё ещё не усовершенствовал экспериментальное зелье, позволяющее менять тембр голоса, а поскольку он не обладал талантом изменять голос по своему желанию, он не мог быть уверен, что в магазине его не узнают.

«Проклятье! Я не могу поверить… Как — ГДЕ — она могла раздобыть?..»

Решив, что попытка вырвать свои и без того короткие волосы не принесёт ему никакой пользы, Саймон принялся писать ответ.

Женщина, вы в своём уме?

Эту книгу я не внёс в верхнюю строчку своего заказа только по двум причинам: во-первых, из-за её чрезвычайной редкости (её издавали всего два раза и оба — очень ограниченными тиражами), а во-вторых, экземпляр этой книги, находящийся даже в том состоянии, в котором вы описали, мне совершенно не по карману.

Излив своё возмущение на пергамент, Саймон немного успокоился и перечитал написанное.

«Похоже, она не осознаёт её ценности...»

Саймон испытывал сильнейшее искушение переписать начало письма, чтобы скрыть важную информацию и завладеть книгой. Он поднялся из-за стола и задумчиво начал расхаживать взад-вперёд по небольшому свободному пространству, которое специально выделил в гостиной именно для этой цели. Взглянув на Йорика, он нахмурился.

— Ты, конечно, посоветуешь мне поступить честно, не так ли? Даже не знаю, почему я следую совету существа, мозг у которого размером с грецкий орех? — проворчал Саймон, садясь обратно за стол и снова беря в руки перо.

— Хотя, — добавил он, оглядываясь на птицу. — Я всегда подозревал, что в глубине души ты гриффиндорец. Ладно, раз уж я имею дело с ведьмой, которая способна, наконец найти для меня все книги из списка — считай, что ты выиграл.

«К тому же, я не смогу работать с книгой, находящейся в таком состоянии».

Глубоко вздохнув, он успокоился и снова начал писать.

Предлагаю вам сделку.

Если компания «Маркс и сыновья» не может безопасно скопировать книгу, наложите на неё защитные чары, создайте вокруг неё вакуумную защиту, а потом отправьте мне. Я разработал зелье, которое — если его нанести на пачку сброшюрованной чистой бумаги и использовать соответствующее заклинание — позволяет продублировать текст. Открывать и листать оригинал при этом не требуется, но процесс займёт несколько дней.

Это зелье ещë не сертифицировано, поэтому использовать его могу только я. В качестве благодарности я сделаю копию этой книги и для вас тоже. К сожалению, состояние фолианта делает его непригодным для использования, но он достоин попасть к хорошему коллекционеру, который будет ценить и беречь его. Не позволяйте продать эту книгу за бесценок.

Саймон

PS. Говоря по-простому, мистер Пибоди — похотливый тип, который готов воспользоваться ситуацией всегда, если посчитает, что ведьма или волшебник достаточно хороши собой.

Саймон запечатал конверт и прикрепил письмо к лапе Йорика.

— Ты уже должен был понять, кому нести это письмо. И побыстрее возвращайся с ответом!

* * *

Приобретя некоторую толстокожесть к эмоциональным вспышкам в письмах Саймона, Гермиона только моргнула, увидев первую строчку его послания, и продолжила чтение. А потом долго сидела, прикусив нижнюю губу и уставившись неподвижным взглядом в стену.

Несмотря на то, что книга была непродаваемой — слишком дорогой для обычного читателя и слишком поврежденной для коллекционера или эксперта по чарам — она всё же была чрезвычайно ценной. По-хорошему, Гермиона должна была бы рекомендовать владельцам магазина поместить книгу в их персональное хранилище в Гринготтсе в качестве ещё одной ценности, которую можно добавить к активам «Маркс и сыновья».

Отправлять такую книгу человеку, которого она никогда не видела и почти не знала, без договора об оплате или договора передачи во временное пользование с обязательным возвратом, было очень рискованно... Ведь если с книгой что-то случится, если она будет уничтожена или украдена... Потеря работы станет для Гермионы наименьшей из проблем. Скорее всего хозяева привлекут к делу представителей власти и у неё будут большие проблемы с законом.

Нет, было бы безумием тайно отсылать Саймону магазинную книгу.

В случае чего ей пришлось бы покрывать недостачу за счёт средств, отложенных на обучение в университете. Когда родители об этом узнают, они её просто убьют.

27 марта 2000 г.

Саймон Сопохороус

Лондон

Саймон,

Новый владелец книги «Заклинания и чары на века» был проинформирован о возможности её дублирования и решил принять предложение, если оно ещё в силе. Из-за специфики вашего зелья и из уважения к вашей приватности никто, кроме меня, не знает, кому будет отправлена книга для копирования.

Это ставит меня в чрезвычайно затруднительное положение и, боюсь, я не смогу послать вам эту книгу, если вы не дадите мне слова, что ей не будет причинено никакого вреда.

В настоящий момент принимаются все возможные меры для того, чтобы не допустить дальнейшего ухудшения её состояния. Новый владелец желает произвести экспертизу и застраховать книгу перед тем, как она покинет стены магазина, и эти формальности займут несколько дней.

Гермиона.

PS. Что касается Пибоди, очень сомневаюсь, что его похотливая натура заинтересуется моей персоной. Тем не менее, спасибо вам за предупреждение. Я буду настороже.

* * *

— У меня в руках была её жизнь! Её будущее… И жизнь Уизли, кем бы он ни был для неё сейчас, и жизнь чёртова Поттера! А теперь она сомневается в том, что я смогу позаботиться о какой-то грёбаной книге! — возмущался он, обращаясь к Йорику. Мусорная корзина была переполнена черновиками ответных писем, которые были забракованы и выброшены под бдительным оком сокола.

Иногда его ужасно раздражала невозможность использовать своё настоящее — ненавидимое во всём магическом мире — имя. Он снова повернулся к своей птице и гневно направил на неё указующий перст.

— Я почти согласен провести остаток жизни в Азкабане ради того, чтобы прийти в этот магазин, объявить ей, кто я такой, и спросить, считает ли она, что я недостоин копировать ее драгоценную книгу. Неблагодарная ведьма! — пробормотал он, подойдя к окну и глядя на прохожих. — Хорошо было бы вообще не отвечать ей. Пусть она и новый владелец книги сами думают, как её копировать.

Саймону и в голову не пришло, что отчасти его реакция на письмо Гермионы вызвана ревностью, а не оскорбленной гордостью. Его сердце всё ещё принадлежало умершей женщине, и он даже представить не мог, что кто-то другой, кроме Лили, станет для него сколько-нибудь значимым человеком. Отношения с Лили были единственными в его жизни отношениями, более-менее похожими на дружбу, и они закончились много лет назад. Ему и в голову не приходило, что Гермиона для него перестала быть просто работником книжного магазина, который выполнял его заказ. Он, чёрт подери, воспринимал её как свою продавщицу книг!

Прошло несколько дней, прежде чем Саймон смог преодолеть своё раздражение и написать приемлемый ответ.

Гермионе Грейнджер

«Маркс и сыновья»,

84, 5/6, Чаринг-Кросс Роуд

Гермиона,

Осторожность во всем — не всегда хорошо.

Но я понимаю ваше нежелание посылать такой ценный экземпляр человеку без лица, с которым вас связывает только переписка. Возможно, на вашем месте я бы проявил ещё бОльшее недоверие.

Чтобы успокоить и вас, и владельца книги, высылаю вам несколько моих собственных раритетных книг, которые вы сможете держать у себя в качестве залога до тех пор, пока не получите обратно свои «Заклинания и чары на века». Все эти книги, вместе взятые, по стоимости и близко не приближаются к цене «Заклинаний…», но это всё, что я могу предложить взамен. Кроме моего слова, которое, предположительно, ничего не стоит на сегодняшнем рынке.

Сообщите, если это вас устраивает.

Саймон.

PS. Если вы похожи на свои фотографии в газетах, то с вашей стороны будет глупо игнорировать моё предупреждение. Развратные замашки Пибоди непременно станут для вас серьезной проблемой.

* * *

Она вовсе не покраснела. Ничуть. Просто её вдруг бросило в жар. Ни разу ни в одной газете Гермиона не видела свою фотографию, которая бы ей понравилась. В основном она там выглядела либо растрёпанной, либо с глазами, как у совы, удивилённой и разозлённой тем, что ей прямо в нос сунули колдокамеру. Учитывая всё это, Гермиона подумала, что Саймон был слишком добр, оценивая её внешность.

Или он пытался умаслить её, чтобы заполучить книгу.

Как бы там ни было, она улыбалась до ушей.

«Приятно, что кто-то считает, что моя внешность может привлечь внимание развратника. Даже если этот кто-то — дедушка Саймон».

Гермиона чувствовала себя немного виноватой, взяв домой книги, которые Саймон прислал в залог. Но, поскольку она всё же выкупила «Заклинания и чары на века», то и обеспечение его сохранности стало сугубо её личным делом и никак не затрагивало интересы компании. По крайней мере, именно этим она успокаивала свою совесть, унося домой три редких книги. Две из них — по чарам и зельям — вызвали её живой интерес, но увидев третью книгу — по трансфигурации — она просто задохнулась от волнения. Профессор МакГонагалл много раз упоминала название этой книги на уроках высшей трансфигурации и Гермиона давно мечтала прочитать её.

В ту ночь она почти не спала, пытаясь прочесть и запомнить всё, что только сможет, до того, как книги придётся вернуть владельцу.

1 апреля 2000 г.

Саймону Сопохороусу

Лондон

Саймон,

Я принимаю ваше предложение. «Заклинания и чары на века» направлены вам с курьером и будут доставлены в течение одного-двух дней. Прошу вас, сообщите мне, если возникнут какие-то проблемы.

Третьего числа я уезжаю на остров Мэн, но я распорядилась, чтобы любая ваша корреспонденция немедленно пересылалась мне.

Пожелайте мне удачи. Следует ли мне пожелать вам того же?

Гермиона

* * *

«Если бы для успеха достаточно было пожеланий...» ⁽²⁾

По-юношески наивное пожелание успеха от Гермионы вызвало у Саймона прилив сентиментальности. Было бы грубо после такого письма не пожелать ей всего наилучшего, а кроме того, его беспокоил один момент, который он хотел бы обсудить. Поэтому Саймону ничего другого не оставалось, как написать ответное письмо, и постараться, насколько возможно, быть любезным.

2 апреля 2000 г.

Гермионе Грейнджер

«Маркс и сыновья»,

84 5/6, Чаринг-Кросс Роуд

Гермиона,

С тех пор, как я в последний раз загадывал какое-либо желание, прошло больше лет, чем вы живёте на свете. Если бы я до сих пор развлекался подобным образом, я бы непременно пожелал вам быстрой и безопасной поездки, но вместо этого я лучше посоветую вам использовать качественно изготовленный портключ.

Надеюсь, вам понятно мое нежелание отправлять «Заклинания и чары…» обратно в «Маркс и сыновья» во время вашего отсутствия. Может быть, вы напишете мне сразу, как вернётесь?

Саймон

* * *

2 апреля 2000 г.

Саймону Сопохороусу

Лондон

Саймон,

Вы будете первым, кому я сообщу, когда вернусь домой. Надеюсь, у меня будет, что вам рассказать, помимо размышлений о погоде и еде.

Я верю, что у вас книга будет в полной безопасности до моего возвращения.

Гермиона

1) История про льва с колючкой — притча о том, как большое, свирепое создание пострадало от чего-то очень маленького

Вернуться к тексту

2) В оригинале написано ««If wishes were fishes» (Если бы пожелания были рыбами» Это часть поговорок «If wishes were fishes we'd all swim in riches» (Если бы пожелания были рыбами, мы бы все купались в богатстве), или «If wishes were fishes, we'd all cast nets» (Если бы пожелания были рыбами, мы бы все забрасывали сети).

Прямого аналога с нашими поговорками нет.

Вернуться к тексту

Когда Гермиона вернулась в Лондон, было уже темно. Она зашла в «Маркс и сыновья» и пробыла там не дольше, чем требовалось, чтобы убрать в сейф несколько тщательно упакованных пакетов. После этого она сразу же трансгрессировала в свою маленькую квартиру.

Разбирая вещи, девушка вспомнила, что обещала сразу же сообщить Саймону о своем возвращении. Она не держала дома официальных бланков магазина, украшенных вензелем «M&S», поэтому письмо пришлось писать на обычном пергаменте.

7 апреля 2000 г.

Саймону Сопохороусу,

Лондон

Саймон,

Я дома. Поездка была стОящей. У дилера оказалось несколько рукописей, которые я разыскивала, в том числе две из вашего заказа. Завтра утром, как только я выйду на работу, я попрошу мистера Фицджеральда вписать их в начало списка на доставку, и, если ничего непредвиденного не случится, они будут у вас не позже девятого числа.

Еще раз спасибо за предупреждение о состоянии книг Хигглворта. Вы были правы, книги сильно повреждены. Подозреваю, что дилер не ожидал, что я так тщательно буду проверять их состояние.

Поскольку за эти дни я не получала от вас известий, могу только предположить — боюсь, довольно оптимистично — что вы тоже добились успеха и вам удалось скопировать «Заклинания и чары…»

Пожалуйста, не обращайте внимания на нервозность моей совы. Леонт очень сердит из-за того, что меня долго не было дома, и недоволен тем, что, не успев вернуться, я тут же отправляю его с поручением.

Гермиона

PS. Чуть не забыла — у меня с собой три ваши книги, но я не рискую просить Леонта доставить их вам сегодня вечером. Будет лучше, если я отправлю их с одной из магазинных сов после того, как получу от вас "Заклинания и чары..."

* * *

Когда незнакомая сова попыталась передать ему непривычного вида конверт, Саймон моментально бросил в бедную птицу Petrificus Totalus, и та с глухим стуком упала на пол. При падении хвостовые перья совы растопырились так, что Саймону показалось, будто птица балансирует на некоей треноге, состоящей из хвоста и кончиков крыльев. Птичьи лапы были поджаты, поэтому Саймону трудно было рассмотреть конверт, который она доставила. Извернувшись, Саймон смог наконец разобрать своё имя, а заодно и узнал почерк Гермионы. Осторожно отцепив письмо с лапы замершей совы, Саймон слегка поморщился, представив, что эта птица потом сообщит своей хозяйке.

— Йорик, после того, как я сниму заклинание, постарайся его как-нибудь умаслить. Хотя... Да чёрт подери! Я даже не знаю, он это или она, и вообще её ли эта птица, так что… ладно, забудь.

Взмахом палочки Саймон освободил Леонта, который тут же покинул компанию этого грубого волшебника, который сбил его на лету заклинанием, а потом не предложил ни воды, ни угощения. К тому же этот странный тип, вместо того, чтобы вскрыть полученное письмо, первым делом начал обнюхивать конверт.

— Ваниль, если не ошибаюсь. А поскольку я никогда не ошибаюсь… Этот запах ей подходит, — сообщил Саймон Йорику и достал наконец из конверта письмо.

— «Оптимистично»?!! Она написала «Оптимистично»? — фыркнув, Саймон взглянул на две готовые копии и совершенно сохранный оригинал "Заклинаний и чар".

— Жаль, что вы сейчас не у меня в классе, мисс Грейнджер. Я бы дал вам повод для оптимизма, — проворчал он, садясь за стол и вытаскивая из пачки чистый лист пергамента.

7 апреля 2000 г.

Гермиона,

Неудачи иногда случаются даже с лучшими из нас. Уверен, что вы не удивитесь моему совету отправить владельцу книги «Заклинания и чары...» те три тома, которые я ранее прислал в залог. Передайте ему мои самые искренние извинения и сообщите, что моя попытка сделать копии с его книги окончилась полным провалом.

Вы даже не представляете, как я сожалею об этом. Если вам станет легче, то знайте, что я никогда себя не прощу.

Саймон

PS. Оригинал и ваша копия книги будут доставлены вам завтра утром, неблагодарная ведьма⁽¹⁾! «Оптимистично» можно говорить про задницу моей двоюродной тетки Агаты. Как вы могли сомневаться в том, что дело, за которое взялся я, может не увенчаться успехом?

* * *

8 апреля 2000 г.

Саймон,

Вы!.. вы... я даже не могу придумать подходящего слова! Вы чуть не устроили мне сердечный приступ! И что вы сделали с моей совой?

Вам очень повезло, что Леонт утром позволил мне погладить свои перья. Но он всё ещё отказывался смотреть на меня, когда я уходила на работу.

А ещё вам повезло, что я увидела обе копии «Заклинаний и чар» и готова вас простить.

Ведьма

* * *

Этой ночью Саймона опять разбудили крики из ночных кошмаров. Пробежав записку Гермионы мутными от недосыпа глазами, он, несмотря на своё самочувствие, слегка усмехнулся. Сейчас это уже казалось ему глупым, но ночью он потратил несколько часов, пытаясь усовершенствовать запах ванили, который, похоже, ей нравился. Взяв хрустальный флакон, он приоткрыл пробку снова втянул носом получившийся аромат, сравнивая его с запахом, исходящим от её письма.

«Неплохо для начала».

8 апреля 2000 г.

Гермиона,

Сегодня я, так же как и вы, настроен благодушно по причине того, что некая продавщица книг (не будем показывать пальцем) пообещала, что сегодня мне доставят две несчастных книги из давно просроченного заказа.

К письму приложено небольшое дополнение. Если вы его не обнаружите, то уверен, что Йорику будет стыдно за себя. Примите это как знак моей признательности за все предпринятые вами усилия, а также как небольшую взятку за ваши будущие труды.

Для создания этого аромата я использовал смесь ванили и лёгкого оттенка двух других эфирных масел, и я надеюсь, что этот запах вам понравится больше, чем тот, которым пахнут ваши канцелярские принадлежности. Его явно делал какой-то криворукий зельевар, который добавил в свой продукт слишком много масла хурмы. Аромат, который изготовил я, одновременно и более лёгкий, и более стойкий.

Что касается вашего «друга» — дилера, который пытался всучить вам испорченные книги под видом качественных. Никогда не забывайте правило «Caveat Emptor» (лат.) — пусть покупатель остерегается. Если бы ваш «друг» поступал в Хогвартс, его бы направили в Слизерин. Имейте в виду, что пока дилер за ваш счёт набивает карман, он не перестанет притворяться вашим лучшим другом.

Что касается вашей капризной совы, могу сказать только одно: ваш почтальон покинул моё жилище в том же состоянии, в каком он сюда прилетел. Или вы хотите сказать, что он был ранен?

Саймон

* * *

Только когда Гермиона прочитала письмо и рассмотрела приложенный к нему флакон, она поняла, что натворила: накануне вечером она отправила письмо покупателю из своего дома, да ещё и подписала записку неподобающим образом. Это выглядело так, будто она пыталась с ним флиртовать.

Застонав, она уронила голову на руки. А ведь она перешла черту не вчера, и даже не позавчера. «Этот корабль отплыл очень давно».

Она поднимала Саймона на первые места в списках отдела закупок, она доверила ему свою очень дорогую книгу, потеря которой стала бы невосполнимой утратой. Она позволила назвать себя ведьмой и даже не пообещала проклясть за это... а теперь получила от него в подарок духи в хрустальном флаконе.

Если владельцы магазина когда-нибудь об этом узнают, она потеряет работу. Хотя… Она однажды видела, как сам Маркс любезничал с одной вдовой, которой нужна была книга по садоводству.

«Не то чтобы я кокетничала с Саймоном, просто…Сама мысль... Это же дедушка Саймон!»

Но в какой-то момент после того, как они перестали обмениваться язвительными колкостями, Гермиона начала с нетерпением ждать его писем. Она точно знала, что тон писем давно перестал быть строго деловым.

Как и почему это случилось? Причина, как подозревала Гермиона, заключалась в том, что Саймон ни разу за всю их переписку не спросил её о Гарри. И ни разу не попросил рассказать о войне — что там на самом деле происходило и в чём заключалось её личное участие.

Он обращался к ней, как если бы она была просто Гермионой Грейнджер, менеджером книжного магазина, и она это ценила. Ей это нравилось.

И он ей нравился. По крайней мере, нравилось обмениваться с ним письменными остротами, нравилось то, что он разделяет её любовь к книгам и нравилось время от времени делать друг другу мелкие одолжения. Не более.

Придя к такому выводу, Гермиона вздохнула и подняла голову от стола. Взяв в руки флакон, она открыла его и осторожно понюхала.

9 апреля 2000 г.

Саймон,

Сегодня произошло нечто ужасное. К моему большому огорчению, я обнаружила, что способна брать взятки. Полагаю, что мне следовало бы испытывать по этому поводу гораздо бОльшее беспокойство, но, возможно, пьянящий аромат, который я сейчас ощущаю, поспособствовал тому, что я смогла преодолеть глупые сомнения.

Вы прекрасно знаете, что с моей совой что-то не так, просто я не понимаю, что могло его так расстроить. У вас дома нет собаки?

В прикреплённой посылке находятся те самые две книги. Надеюсь, что до конца месяца смогу найти для вас что-нибудь ещё.

Гермиона

PS. Если некая особа захочет принять горячую ванну с ароматом, полученным ею в качестве взятки, какое количество ароматной жидкости вы бы рекомендовали ей добавить в воду?

* * *

«О, Господи! Неужели она так ничему и не научилась на моих уроках? Добавлять духи в горячую воду!.. Да книги не стоят тех проблем, которые создаёт эта проклятая женщина».

Саймон оставил письмо и почти нетронутые книги на столе и направился в свою маленькую лабораторию. Как бы он ни бухтел, в глубине души ему было приятно сознавать, что Гермионе понравились духи, которые он для неё приготовил. И он решил, что, если уж она хочет принимать ванну с таким же запахом, он даст ей такую возможность.

Два дня спустя Саймон добился вполне удовлетворительного результата.

11 апреля 2000 г.

Гермиона,

В моём доме нет ни паршивых собак, ни котов. Йорик для меня — вполне достаточная компания, и ему удается содержать себя и свое место в порядке. Вы упомянули, что ваша сова была расстроена вашим длительным отсутствием, так, может быть, в этом и кроется причина его плохого настроения? Если бы я обладал тонкой душевной организацией, я бы расстроился из-за ваших инсинуаций насчет того, что я могу причинить вред чужой сове.

Книги, хотя и несколько более изношенные, чем я ожидал, находятся в приемлемом состоянии и благополучно доставлены.

Аромат, который я послал вам ранее, не подходит для добавления в ванну. Высокая температура воды разрушила бы тонкую связь, которую мне удалось создать между маслами и которая создаёт желаемый аромат, не делая его слишком сильным. Раз уж вы хотите нежиться в ванне, пока я маюсь в ожидании остальных книг из моего заказа, то я — исключительно по собственной глупости — отправляю вам небольшой образец соли для ванн. Сообщите мне, соответствует ли он вашим ожиданиям. Если нет, я могу внести некоторые изменения. Запах должен быть тот же, но не такой стойкий, как у духов на масляной основе.

Саймон

* * *

Соль для ванн была проверена в тот же вечер, когда была получена, но Гермиона промедлила с ответом до следующего вечера, решив отправить письмо из дома, а не с работы.

12 апреля 2000 г.

Саймон,

Я рада была узнать, что вы сочли книги приемлемыми, тем более, что мне пришлось добираться до острова Мэн, чтобы раздобыть их для вас.

Соль для ванн проявила себя прекрасно: хоть запах и ослабевает быстрее, чем от духов, всё же его хватает до конца рабочего дня. Кстати, когда я нежилась в ванне прошлой ночью, у меня появилась мысль: насколько дорого в изготовлении ваше зелье? Не то, которое вы мне прислали, а то, которое использовали для копирования «Заклинаний и чар».

Прежде чем вы рассердитесь, я хочу объяснить, почему мне это вообще пришло в голову. Дело в том, что одной из причин, по которой мне потребовалось так много времени, чтобы достичь хоть какого-то прогресса в выполнении вашего заказа, было то, что я искала книги, которые бы находились хоть в мало-мальски приемлемом состоянии. А вот если бы я могла расширить параметры поиска, включив в него такие тома, приобретение которых никто другой не счел бы целесообразным…

Может, стоит об этом подумать?

Гермиона

PS. Будьте повежливее с моей совой. Неужели это ваш Йорик так его расстроил?

* * *

«Интересно, вы ещё что-нибудь помните из курса зальеварения, мисс Грейнджер?»

Уменьшив большую банку с солью для ванн, чтобы Йорик смог доставить её адресату, Саймон сел за стол и начал писать письмо, в котором постарался спрятать «проверочное задание».

«Такое ощущение, что я снова готовлю тесты для студентов».

Саймон застыл, глядя прямо перед собой, пытаясь понять, что он чувствует в связи с этим.

«Хорошо это или плохо, что я не испытываю ностальгии по школе?»

Саймон пожал плечами, и зачарованное перо начало писать, маскируя его обычный почерк.

«В любом случае, это не имеет значения».

12 апреля 2000 г.

Гермиона,

У Йорика безупречные манеры, которые останутся таковыми до тех пор, пока птица, о которой идет речь, не попытается приземлиться на его насест. И его манеры уж всяко лучше, чем у вашей чёртовой птицы, которая, едва сунув клюв в моё жилище, бросила ваше письмо — на пол! — и тут же удрала.

Что такого вы ему сказали обо мне, что он так обращается с моей перепиской?

Должен признаться, я не додумался использовать свое зелье для дублирования всех требуемых фолиантов. Хвалю вас за находчивость! Несложные подсчёты позволили мне определить количество необходимых ингредиентов. Среди них есть один, который у меня почти закончился, а поскольку я пока не планирую выходить из дома, то, может быть, вы добавите пинту яда акромантула в свой список покупок, когда в следующий раз пойдёте по магазинам? Получившегося зелья будет вполне достаточно, чтобы сделать копии всех книг из моего заказа и даже останется ещё на несколько дополнительных томов.

Саймон

* * *

Гермиона посмотрела на дубликат «Заклинаний и чар», лежащий на столе, затем вернулась к письму.

Что не так с этими зельеварами? Что делает их такими раздражительными занудами? Испарения? Или им дают уроки сарказма одновременно с обучением тому, как нарезать корни кубиками и как истолочь панцирь жука в порошок?

Саймон был ничуть не лучше профессора Снейпа. А профессор Слагхорн — пухлощёкий коротышка — хоть и был совсем другим, но зато он сам её сильно раздражал.

12 апреля 2000 г.

Саймон,

Вы могли бы просто сказать, что зелье получится очень дорогим.

Я ничего не говорила Леонту о вас до того, как отправила его к вам впервые, но с тех пор мне приходится обещать ему дополнительное угощение, чтобы он соглашался к вам лететь.

Между прочим, Йорик — симпатичная птица. Какие угощения или закуски он предпочитает? Я имею в виду что-нибудь подешевле, чем пинта яда акромантула.

Гермиона

* * *

— Ну, что ж, проверку она прошла с честью. Не иначе как благодаря выдающемуся профессору зельеварения, который обучал её первые несколько лет, — сообщил Саймон Йорику, делая вид, что полирует свои ногти. Снова взяв специальное перо для изменения почерка, он задумчиво постучал им по подбородку и начал писать ответ.

13 апреля 2000 г.

Ну-ну, Гермиона, не сердитесь.

Если бы я просто сказал, что зелье очень дорогое — что бы вы прислали в ответ? Вопросы и еще раз вопросы, разве не так?

Уверен ли я, что зелье выйдет очень дорогим? Есть ли способ сделать его дешевле? Можно ли заменить ингредиенты или изменить способ приготовления?

Возможно, было бы очень забавно вдребезги разносить ваши — превосходные, я в этом уверен — идеи и предложения, но не лучше ли было дать вам возможность сделать выводы самостоятельно?

На самом деле, вам бы следовало радоваться столь высокой себестоимости этого зелья. Если бы каждый мог продублировать любую нужную ему книгу, вы бы скоро остались без работы. Если я когда-нибудь найду подходящую и недорогую замену яду акромантула, постараюсь вовремя предупредить вас, чтобы вы сменили род занятий.

Йорик — цыплёнок, который притворяется соколом, и он не заслуживает особых угощений. Он опять не известил меня, когда пришло ваше письмо. Однако он, похоже, больше любит белых мышей, чем коричневых. Время от времени ему достаётся печенье.

Саймон

* * *

15 апреля 2000 г.

Саймон,

Сейчас середина месяца, и я должна сообщить вам новости о ходе выполнения вашего заказа. На следующей неделе у меня запланирован ужин с мистером Пибоди, на котором мы собираемся обсудить распределение книг из библиотеки его покойного деда. Я планирую сделать заявку на три тома из вашего списка. На данный момент я ещё не видела этих книг и не могу судить о том, в каком они состоянии.

Саймон, я не совсем понимаю, как сформулировать вопрос, но возможно ли, чтобы мы были с вами знакомы? Я имею в виду, помимо нашей переписки. Может ли быть такое, чтобы мы раньше встречались? Возможно ли, чтобы я училась в Хогвартсе вместе с кем-то из ваших детей или внуков?

Я знаю, что мои вопросы могут показаться странными, просто некоторые ваши речевые обороты кажутся мне ужасно знакомыми. А ещё меня смутили ваши наблюдения по поводу моей любознательной натуры. Хотя, возможно, вы просто напоминаете мне одного человека, которого я знала прежде.

Гермиона

* * *

Письмо Гермионы вызвало у Саймона большее потрясение, чем он готов был признать. Выходит, в своих письмах он допустил несколько промахов, которые выдали его.

«Возможно, настало время возвращать её письма нераспечатанными».

Он перечитал письмо Гермионы и был несколько огорчен, обнаружив, что она считала его достаточно старым, чтобы быть дедушкой.

«Нахальная девчонка».

«Раз уж она думает, что я такой старый, то не удивится, если письма будут возвращены с надписью "Адресат умер"».

Он покачал головой, отбросив эту идею. Во-первых, она не обнаружит в газете некролог, а во-вторых, ему не хотелось снова менять себе имя ради того, чтобы спокойно жить оставшиеся годы.

«Я должен убедить её, что мы никогда не встречались. Но что, если я солгу, а она как-нибудь почувствует это?»

На размышления ушло несколько часов, но Саймон всё же придумал, как ввести Гермиону в заблуждение, избегая прямой лжи.

В конце концов, он всё ещё хотел получить свои книги.

16 апреля 2000 г.

Гермиона,

Книги Пибоди — если они всё ещё находятся в библиотеке его деда и не будут отброшены Эмерсоном в поисках чего-то, что он может счесть ценным, — скорее всего, будут в отличном состоянии.

Должен ли я повторить предупреждение о его порочном нраве?

Думаю, что нет.

Возможно, мы видели друг друга раньше. Возможно, что и не раз, но я могу вам гарантировать, что, если бы мы встретились лицом к лицу сейчас, вы бы не отличили меня от пресловутого Адама, пока я бы не представился.

По возрасту я мог бы отправить ребенка в Хогвартс в тот период, когда вы там учились, но этого не было. Я недостаточно стар, чтобы быть дедушкой, разве что если бы я очень рано начал вступать в беспорядочные половые связи и мое потомство последовало бы моему примеру. Чтобы успокоить вас, скажу, что у меня нет живых родственников ближе, чем какие-нибудь внуки четвероюродных братьев.

Что же до вашей любознательной натуры... Газеты постоянно пишут о "закадычных друзьях" мальчика-который-выжил, так что вы явно недооцениваете степень своей известности. Невозможно находиться в нашем волшебном мире и не знать о «Трио» и их подвигах.

Как всегда, ваш

Саймон

1) wench — тут много значений: девка, девица, ведьма, стерва, и даже потаскуха. Я долго выбирала и решила, что пусть будет "ведьма"

Вернуться к тексту

«Газеты постоянно пишут о «закадычных друзьях» мальчика-который-выжил, так что вы явно недооцениваете степень своей известности. Невозможно находиться в нашем Волшебном Мире и ничего не знать о «Трио» и их подвигах».

Ну, разумеется! А ведь она подозревала об этом ещё несколько месяцев назад… Саймон читал о ней в газетах и на основании этого решил, что знает достаточно для того, чтобы делать предположения об особенностях её характера.

«Интересно, какая часть его «знаний» основана на лжи, полуправде и различных инсинуациях, которые за последние годы успели понаписать обо мне наши журналисты, выдавая всё это за правду? Неудивительно, что он никогда не задавал мне стандартных вопросов: он просто считает, что и так знает все ответы».

Гермиона не понимала, почему ей это настолько неприятно, но не могла избавиться от этого чувства. Как не могла избавиться и от необъяснимого волнения, охватившего её после того, как она узнала, что дедушка Саймон... отнюдь не дедушка.

Она не писала ему до тех пор, пока не закончился ужасный совместный ужин с Пибоди и пока его книги не были вписаны в инвентарную ведомость магазина и подготовлены к отправке.

22 апреля 2000 г.

Саймон,

Три книги будут доставлены вам сегодня днем, а средства с вашего счёта будут списаны завтра.

Поскольку ваше предупреждение о Пибоди и его намерениях оказалось правдивым, я хочу сделать ответную любезность, предупредив вас, что все сенсационные сведения, которые вы, должно быть, читали о нашем «Трио» в газетах — это полная чушь. На каждый попавший в печать правдивый факт приходится полдюжины лживых.

С уважением,

Гермиона Грейнджер

* * *

Саймон злобно сузил глаза, прочитав в письме Гермионы, что Эмерсон Пибоди остался верен старым привычкам. На мгновение он даже задумался, не отправить ли этому типу небольшой подарочек.

«Рано. После их совместного ужина прошло слишком мало времени, и её могут заподозрить».

Перечитав письмо, Саймон удивлённо приподнял бровь. Он уже привык к тому, что письма от Гермионы были более многословными, и более «тёплыми», чем это. Понять причину того, почему это письмо выглядело довольно резким, оказалось нетрудно.

«Её действительно беспокоит, что о ней думают другие».

«Занятно».

«И крайне глупо. Но всё же занятно».

22 апреля 2000 г.

Гермиона,

Книги доставлены, их состояние меня устраивает. Я планирую отправить Пибоди "подарок" в ближайшем будущем — но по прошествии достаточного времени, чтобы это нельзя было привязать к вашей встрече. Есть ли у вас какие-нибудь предложения на сей счёт?

Боюсь, ваше предупреждение запоздало. Истинная сущность большинства представителей прессы стала мне ясна много-много лет назад. Подозреваю, что объём продаж гораздо больше волнует авторов большинства публикаций, чем доля правды, содержащаяся в них. Вы согласны с тем, что неприукрашенная правда не продавалась бы такими тиражами?

Как всегда ваш

Саймон

* * *

Служебная сова из магазина «Маркс и сыновья» летела по утреннему небу с двумя конвертами в лапах.

На первом был указан обратный адрес магазина.

30 апреля 2000 г.

Саймон,

Сегодня конец месяца, и я должна вам отчитаться о проделанной работе. Хотела бы я сообщить вам о бОльшем прогрессе. Если повезет, следующий месяц будет более результативным.

Гермиона

Второй конверт содержал личное письмо от неё.

Саймон

Я могла бы предложить много вещей, которые пошли бы на пользу мистеру Пибоди, его блудливым рукам, его пошлому языку и его безудержному либидо. Однако, поскольку я предпочла бы не менять работу в обозримом будущем, и поскольку мне ещё придётся встречаться с ним по крайней мере один раз, чтобы завершить переговоры по последней партии книг, будет лучше, если я оставлю свои идеи при себе.

Надеюсь, что моё нежелание предложить свой вариант не помешает вам преподнести этому господину любой подарок на ваш выбор.

Я не знаю, что именно настроило вас против прессы, но могу сказать, что согласна с вами. По крайней мере, в данном вопросе.

Фактически, за последние несколько дней я осознала, что не очень много знаю о вас, в то время как вы, похоже, много «знаете» обо мне. Моя жизнь была, что называется, "открытой книгой", и этот факт снова ставит меня в невыгодное положение.

Это вызывает у меня определённый дискомфорт, и, боюсь, мне не удалось скрыть это чувство при написании предыдущего письма.

Гермиона

* * *

Не имея опыта разговоров по маггловскому телефону или длительной переписки с кем-либо, Саймон не осознавал, с какой легкостью можно было «признаться» безликому голосу или чистому листу пергамента. Он обнаружил, что рассказывает Гермионе то, о чём никогда не рассказывал даже Дамблдору — человеку, который фактически владел его душой с того дня, как была убита Лили.

В конце концов, его "собеседница" никогда не узнает, кто на самом деле писал ей эти письма, так почему бы и не позволить себе побыть более откровенным?

Гермиона,

Не переживайте так, на данный момент мне достаточно имеющихся книг. Найдёте другие — значит найдёте.

Я попытаюсь рассказать вам немного о себе, но вам нужно понять, что мою жизнь можно сравнить с чем угодно, только не с открытой книгой. Неудивительно, что я настороженно отношусь к представителям прессы или к кому-то вроде них. Принятые мной когда-то глупые решения, а затем и взятые на себя определённые обязательства вынудили меня в молодом возрасте проявлять двуличность, и это стало привычкой на всю жизнь. На самом деле я даже не испытываю соблазна что-то менять.

Это позволило мне выжить, и — хоть я и не кричу об этом на каждом углу — я всё ещё дышу, переставляю ноги, и вообще я всё ещё живу, что не так уж мало как кто-то может подумать.

Мои потребности просты и желаний у меня (помимо книг из того списка) немного. Короче говоря, я скучный старый перечник, проводящий большую часть своего времени наедине с цыпленком, который притворяется соколом.

Как всегда ваш,

Саймон

* * *

— На данный момент ему достаточно книг? Кто этот человек и что он сделал с Саймоном? — спросила она у своего кота. Косолапус взглянул на неё, отвернулся и начал вылизывать свою лапу.

Саймон называл себя скучным старым перечником, проводящим всё время со своей птицей. Гермиона почти все вечера проводила дома в компании кота и совы. «Как в таком случае следует называть меня? Я слишком молода, чтобы быть старой перечницей, правда?»

Кот закончил намываться, боднул её головой в колено и отправился на кухню к своей миске с едой.

— Это не потому, что у меня нет друзей, — крикнула она ему вслед, глядя на гордо задранный удаляющийся пушистый хвост. — Просто обычно я устаю на работе и не хочу выходить на улицу каждый вечер. Я действительно счастлива жить так, как сейчас. И я не одинока. Я все время разговариваю с людьми, общаюсь с Гарри и Роном, переписываюсь с Виктором и Пенелопой, и только сегодня я обедала с мистером Фицджеральдом. Он рассказал мне о своем новорождённом внуке и... и... Господи, какая же я скучная! — засмеялась Гермиона, завалившись боком на диван.

Она решила, что в следующий раз, когда коллеги пригласят сходить куда-нибудь после работы, непременно согласится. Несмотря ни на что.

«Конечно, если следующий день не будет рабочим. Или миссис Тонкс⁽¹⁾ не понадобится няня, или… Да, детка, ты — явный кандидат на роль молодого женского аналога скучной старой перечницы».

Что поделать, если ей действительно приятнее проводить вечера дома, общаясь с котом и совой, чем сидеть в каком-нибудь клубе или баре, пытаясь под грохот басов разговаривать с незнакомыми мужчинами. Вместо того, чтобы начать себя критиковать, Гермиона пожала плечами и потянулась за пером и пергаментом.

Саймон,

Надеюсь, вы не считаете меня слишком назойливой. Я знаю, что наше странное общение началось — если можно так сказать — с деловых контактов, а вовсе не потому, что кто-то из нас искал себе друга по переписке. Но в последнее время я пишу ваше имя гораздо чаще, чем это необходимо для обсуждения вашего заказа. В последние несколько месяцев я с нетерпением жду ваших писем. Да, даже грубоватых.

Я знаю, что вы намного старше меня, но думаю, что между нами больше общего, чем можно ожидать. Наша переписка в последнее время — это нечто бОльшее, чем обмен письмами между менеджером книжного магазина и покупателем, по крайней мере, так мне кажется. Я даже начала думать о вас как о своем друге. Если я ошибаюсь или неправильно понимаю ситуацию, пожалуйста, не стесняйтесь и сообщите мне об этом.

Если вы не возражаете, и не считаете, что это неуместно, я хотела бы разделить нашу переписку на две части. Дважды в месяц я по-прежнему буду отправлять вам официальные отчёты от «Маркс и сыновья», но я хотела бы продолжить писать вам, когда есть что-то, о чем стоит рассказать (ведь я не хочу зря тратить ваше или свое время), и эти письма я бы предпочла отправлять из дома. Дело в том, что моя рабочая переписка хранится в кабинете в специальной папке, а в наших с вами письмах были некоторые вещи, которые я предпочла бы не разглашать.

Бывают моменты, когда мне не хочется делать свои мысли и чувства достоянием гласности. Взять, к примеру, написанные выше абзацы, где я написала вполне достаточно для того, чтобы получить грубый отказ от вас, да ещё и быть вызванной на ковёр к моим работодателям после того, как они узнают, что я тут понаписала. Могу вас заверить, что раньше никогда не начинала личную переписку с клиентами, которые изъявили желание заказать книгу и оформить доставку совиной почтой. Я до сих пор не понимаю, как случилось, что после получения вашего второго — довольно грубого! — письма я не пожелала вам пойти и утопиться. Возможно, у меня есть хорошо скрытая мазохистская черта, о которой я не подозревала.

Время уже позднее, и мне нужно срочно отправить это письмо, пока я не передумала.

Ваш друг,

Гермиона

* * *

Обнаружив, что хозяин неподвижно сидит уже больше трёх часов, Йорик немного забеспокоился. Он перелетел через комнату и уселся на подлокотник кресла, в котором сидел Саймон, держа в руке открытое письмо. Внезапное появление сокола прервало хоровод мыслей, захвативших его с того момента, когда он дочитал письмо Гермионы.

— Что ты думаешь об этом, мой цыпленок? — Саймон протянул письмо Йорику, как будто тот действительно мог его прочитать и прокомментировать. — Она называет меня другом и приятелем по переписке. Должно быть, это маггловский термин, — сказал Саймон почти рассеянно, полностью осознавая, что пытается не думать о случившемся.

Идея была вопиющая. Чтобы маглорожденная студентка, над которой он не раз насмехался, считала его другом?.. Это было просто невозможно.

— Я, должно быть, сплю или слишком размяк, — пробормотал Саймон, направляясь к письменному столу. Взглянув на Йорика, он добавил. — Чертовски здорово, что я больше не занимаю никакой руководящей должности в Хогвартсе. А то, чего доброго, студенты, вместо того, чтобы разбегаться при моем приближении, начали бы радостно приветствовать меня или — что еще хуже — ломились бы ко мне в кабинет, чтобы поделиться своими подростковыми невзгодами.

Саймон выдвинул ящик письменного стола и достал две папки с письмами. В одном была его деловая переписка, в другом — письма Гермионы. Сузив глаза, он открыл вторую папку и разложил письма перед собой. Ему не требовалось освежать в памяти их содержание, тем не менее он перечитал каждое письмо. Просидев в задумчивости некоторое время, он убрал письма на место, закрыл ящик и вышел из-за стола.

* * *

5 июня 2000 г.

Гермиона,

Мне потребовалось несколько дней, чтобы осознать и смириться с фактом. Вы правы. Я действительно считаю вас тем, кого можно было бы назвать словом «друг».

Не обижайтесь на мою формулировку. У меня были знакомые, коллеги, начальство, враги и даже партнеры по бизнесу. За последние двадцать лет у меня не было ни одного друга. Когда-то у меня была подруга детства, но она давно умерла.

Прежде чем вы начнете жалеть одинокого старого перечника, вам следует узнать, что отсутствие друзей было в основном моим выбором. Дружба подразумевает доверие по отношению к другим людям, а путь, который я избрал, не позволял мне подобной роскоши

Если бы вы действительно перестали мне писать, мои дни стали бы менее яркими, ночи — более длинными и — хоть я не хочу этого признавать — я бы сильно скучал без нашей переписки.

Что касается возраста… Молодежь придаёт ему слишком большое значение. Я не чувствую разницы между собой нынешним и тем, каким я был в вашем возрасте. Полагаю, что извлёк в жизни несколько суровых уроков, но у меня хватает ума признать, что я знаю о жизни далеко не всё. А раз возраст не отображается на бумаге, то какое он имеет значение?

Как всегда — ваш друг,

Саймон

PS. Я не возражаю против вашего плана по разделению отчётов и личных писем.

* * *

«О, Саймон!»

Он не хотел, чтобы Гермиона его жалела, но она не могла иначе. Чувство было похоже на ту меланхолию, которую она испытывала, когда принималась жалеть себя. К счастью, такое бывало нечасто.

Она помнила, каково это — не иметь друзей. Как бы ни утешали книги и домашние животные, но иногда единственное, в чём она нуждалась — это дружеское участие. Хотя бы в виде письма.

10 июня 2000 г.

Саймон,

Дни, которые прошли между моим последним письмом и вашим ответом, я провела в каком-то болезненном ожидании. Чем дольше вы молчали, тем больше я убеждала себя в том, что вы или обиделись на меня, или решили искать книги в другом месте, или просто подбираете формулировку для резкого ответа, который поставил бы меня на место.

Излишне говорить, что я почувствовала облегчение, поняв, что ошибалась. Конечно, вероятность того, что кто-то из моих сотрудников смог бы прочесть ваше послание (а это принесло бы мне определённые неприятности) была ничтожно мала — учитывая то, как все они моментально находят себе занятие в другом конце магазина, стоит только в зале появиться вашему Йорику — но я и в принципе не хотела бы получить от вас такой ответ.

Вы сказали, что именно молодёжь придаёт слишком большое значение возрасту, и я хочу с этим поспорить. Уж во всяком случае, не только молодежь обращает внимание на физический возраст, упуская из виду эмоциональную зрелость. Я не могу припомнить ни одного случая, когда я бы сказала себе: «Я не могу этого сделать, я для этого недостаточно взрослая». Зато я прекрасно помню, как многие из моих более старших знакомых говорили мне, что я для чего-то там слишком молода.

Даже не заставляйте меня говорить об этом идиотизме, когда мне — каким-то чудом сумевшей выжить в той битве за Хогвартс, когда многие погибли... мне, видевшей и пережившей так много — кто-то пытался сказать, что я слишком молода, чтобы правильно оценить произошедшее. Что со мной нужно просто нянчиться и успокаивать, говоря, что ничего подобного больше не повторится. И ни у кого из важных людей не было времени слушать «ребенка», который пытается предупредить их, что всё это может случиться вновь, если не извлечь уроков из прошлого. Да, они знали, что по сравнению с большинством ровесников я прошла через очень многое, но считали, что это не имеет никакого значения по сравнению с тем фактом, что мне было всего восемнадцать лет.

Похоже, я до сих пор чувствую в сердце горечь. Наверное, поэтому в своём не столь уж преклонном возрасте я стала циничной.

Я хотела поспорить всего об одном моменте, а мне удалось настрочить почти полстраницы текста.

Считайте, что вам повезло, раз вам придётся всего лишь читать мою бессвязную чепуху. Я знаю, что иногда слишком увлекаюсь, когда говорю.

Скажите Йорику, что, хотя я не держу мышей в квартире, у меня есть печенье, которое может ему понравиться. Рецепт мне дал один покупатель, который разводит сов и других хищных птиц. Мой Леонт это печенье обожает. Если Йорик готов чуть задержаться в следующий раз, когда принесёт письмо, он сможет попробовать одно из них.

Гермиона

* * *

13 июня 2000 г.

Гермиона,

Я хочу вам кое-что сказать — не для того, чтобы разбудить в вашем сердце жалость, а для того, чтобы предложить вам другой взгляд на проблему. Скажите, вы бы удивились, обнаружив, что вам можно позавидовать? Не из-за испытаний, через которые вы прошли, а из-за заботы и внимания, которые к вам проявили потом. Немного горечи в вашем сердце из-за того, что с вами "нянчились", — это просто струйка дыма по сравнению с пламенем, бушующим в моём сердце из-за того, что я такую заботу никогда не получал.

Вам какой вариант больше нравится?

Саймон

PS. Я разрешил Йорику угоститься вашим печеньем, но не предлагайте ему чаю, иначе он станет нервным и раздражительным.

* * *

16 июня 2000 г.

Саймон,

Прошу прощения за краткость вчерашнего отчёта за половину месяца, но у нас было очень много работы по инвентаризации всего магазина.

В последние три дня я была так занята, что от момента, когда я входила в магазин, и до самого выхода — на два часа позже обычного — у меня не было ни секунды, чтобы присесть, не говоря уже о том, чтобы писать длинные (или хотя бы средней длины) письма.

К счастью, инвентаризация проводится раз в несколько месяцев, я уже дома и наконец-то могу вытянуть уставшие ноги.

Йорику, похоже, понравилось печенье, хотя я не решилась покормить его с руки — всё же его клюв немного устрашающий. Он не выглядел слишком обиженным, когда я положила печенье на стол и подтолкнула в его сторону. Мне показалось, что он не знал, как реагировать на моего кота — это был первый раз, когда он задержался здесь достаточно долго, чтобы увидеть Косолапуса.

Я подозреваю, что вы имеете представление о полученных мною заботе и внимании. Как бы я ни раздражалась от их навязчивости, я не знаю, что бы я делала, если бы после войны никто обо мне не позаботился. Подозреваю, что это было бы намного хуже. Наверняка в этом случае у меня возникло бы сильное желание послать всех подальше и уйти⁽²⁾.

Хватит об этом.

Не хочу писать о грустном. Сейчас я устала, расстроена и слегка пьяна...

Вы предпочитаете красное вино или белое?

Триллеры или комедии? Художественную литературу или научную?

Я уже знаю, что вы готовите зелья, а вы знаете, что я управляю книжным магазином. Но что вы делаете для развлечения? Я — читаю, что неудивительно. Но держу пари, вы не знали, что я ещё и вяжу. Иногда даже во время чтения!

Однако, больше всего на свете я хотела бы стать писателем. Я всегда хотела этим заниматься даже больше, чем быть премьер-министром, балериной или профессором Хогвартса.

А вы, когда были маленьким, кем хотели стать, Саймон?

Гермиона

1) Имеется в виду Андромеда Тонкс, которая после войны одна растила внука — сына погибших Люпина и Нимфадоры Тонкс.

Вернуться к тексту

2) to turn back on all of it — повернуться ко всему спиной, отказаться от всего, сдаться, Предполагаю, что Гермиона имела в виду «уйти из волшебного мира»

Вернуться к тексту

20 июня 2000 г.

Гермиона,

Если «дружить по переписке» означает обмениваться подобного рода письмами, то я понимаю, почему у меня таких друзей нет. Какой смысл в этой банальной информации? Я удовлетворю ваше любопытство только потому, что вы были нетрезвы, когда задавали свои вопросы. Надеюсь, это состояние у вас пройдёт к тому времени, когда вы получите ответ.

Я предпочитаю Огденское, а если приходится пить вино — то красное.

Художественная литература — пустая трата времени, поэтому — нет, не читаю.

Триллеры или комедии — это про что? Про пьесы? Поскольку я никогда не ходил в театр, то у меня нет предпочтений.

Я действительно готовлю зелья, и я знаю, что вы управляете книжным магазином.

Развлечения? Какое странное словечко. Не думаю, что я «развлекаюсь».

Мне нравится экспериментировать с зельями. Нет ничего приятнее, чем создать нечто такое, чего никто до меня не создавал, и, возможно, никогда не создаст.

Мне нравится сидеть дождливым вечером вблизи горящего камина с бокалом хорошего бренди. Иногда, под настроение, я дополняю бренди сигарой. Добавьте к этому чтение какой-нибудь научной публикации, особенно, если я её давно ожидал, и вы получите описание моего почти идеального вечера.

Как по-вашему, можно ли это назвать «развлечением»?

Мое детство длилось недолго и закончилось слишком давно, чтобы я мог помнить, о чём мечтал в те годы. К тому времени, когда я достиг подросткового возраста, мой жизненный путь был уже выбран, и не было возможности с него свернуть.

Требуется ли вам зелье от похмелья?

Как всегда, ваш

Саймон

* * *

25 июня 2000 г.

Саймон,

Хоть я и не профессиональный зельевар, но я вполне способна приготовить целый котёл антипохмельного зелья... Или забежать за ним в аптеку перед работой.

Что касается переписки между друзьями, то боюсь, что в нашем с вами случае всё развивалось не совсем обычно. Как правило, люди, с которыми я обмениваюсь письмами — это те, кого я лично знала ДО того, как мы начали переписываться. Мне не нужно было задавать им вопросы для того, чтобы лучше их узнать — я их УЖЕ знала.

А вы для меня почти чистая страница. Я ничего не знаю о вас, кроме того, что вы можете одним предложением рассмешить меня, а следующим — вызвать желание вырвать себе все волосы (а заодно и вам). Читая ваши предыдущие письма, я понимаю, что вы не из тех, кто открывается кому-либо, и я не собираюсь вмешиваться в деликатные вещи, поэтому не стесняйтесь сказать мне, если сочтёте, что я слишком любопытна. Такова уж моя натура — вечное желание, задавать всё новые и новые вопросы, стараясь разузнать что-нибудь ещё.

Я обычно не имею привычки выпивать, но если уж я пью, то предпочитаю что-нибудь с фруктовым вкусом. Единственный раз, когда я попробовала Огденское, я бОльшую часть выплюнула, а потом не чувствовала своего языка в течение десяти минут. Как вы могли заметить, я много болтаю, когда напиваюсь, и это основная причина, по которой я стараюсь не пить в компании незнакомцев.

Я читаю все, что попадется мне на глаза, но особенно люблю романтические истории. Я почти вижу, как вы сейчас усмехаетесь. Вы, наверное, не хотите знать, с каким лицом я читаю романы.

Под словом «развлечение» я понимаю всё, что доставляет удовольствие. Даже если это удовольствие от хорошего бренди, хорошей сигары и хорошей книги. Замените бренди на стакан какао, а сигару на пенную ванну — и вы получите описание того, как выглядит мой идеальный вечер. Я бы предложила вам попробовать, но вы не похожи на любителя понежиться в ванне.

Вы до сих пор находитесь на выбранном ранее жизненном пути, с которого нельзя сойти? Или это вопрос, который мне не следовало задавать?

Гермиона

* * *

Тот вечер был почти идеальным. Саймон сидел в кресле перед камином, поставив ноги в домашних туфлях на специальную скамеечку, и курил сигару, дым от которой клубился под потолком.

Вместо огневиски или бренди, которые он берёг для особых случаев, в чашке был крепкий горячий чай. Получив письмо от Гермионы, он откинулся на спинку кресла и начал читать, время от времени тихо фыркая, или произнося вполголоса «вряд ли».

Отложив письмо в сторону, Саймон допил чай и задумчиво докурил сигару. Он не сомневался, что Гермиона очень расстроится, если когда-нибудь узнает, что была с ним знакома до начала их переписки.

— Ты можешь представить, Йорик, чтобы подобные письма получал профессор Снейп? Держу пари, что нет.

Подойдя к письменному столу, Саймон ухмыльнулся.

— Уверен, что тогда письма были бы предельно корректными, и содержали бы только ответы на мои запросы о книгах

25 июня 2000 г.

Гермиона,

Вы не угадали — я не усмехнулся. Я вздохнул.

Похоже, любая женщина, даже если она намного старше вас, любит читать романтическую чушь, и это меня озадачивает.

Неужели все женщины способны мечтать исключительно о том, чтобы стать рабыней какого-нибудь мужчины? Вынашивать детей, готовить для всех еду и убирать дом от рассвета до заката? Я потерял счет ведьмам, когда-то обладавшим блестящим умом, и бездарно растратившим его, выбрав этот путь. Выбрав только потому, что они решили (или им промыли мозги, чтобы заставить их так решить), что именно в этом и состоит их предназначение.

Вы не упомянули свою — я могу назвать это словом "аффилированность"? — с одним из ваших одноклассников. Некоторое время газеты твердили, что вы составляете пару. Скажите, Гермиона, вы уже стали Уизли во всём, кроме фамилии?

Насколько мне известно, Молли Уизли — прекрасная жена и мать. Окончила Хогвартс, связала себя узами брака с Артуром и всю последующую жизнь провела вынашивая и выращивая одного ребенка за другим. Кто-то сказал бы, что в этом и есть её счастье. Я бы не был в этом так уверен, потому что у меня никогда не было возможности её спросить.

А у вас такая возможность есть.

Прежде чем бросаться с головой в священный омут супружества, убедитесь, что вы действительно этого хотите.

Касательно моего жизненного пути, могу сказать, что теперь эта дорога принадлежит только мне, и я могу идти туда, куда захочу. Если вы ещё не догадались, я не женат, и никогда не был женат.

Я не «чистая страница», я — «закрытая книга», которая не готова открыться любому читателю. Пока вы не спросили ничего, что я посчитал бы неделикатным или навязчивым, но если это случится, то я просто не отвечу на такой вопрос.

И — нет, я не из тех, кто принимает ванны с пеной. Вы предпочитаете пену, а не соль? Если так, я постараюсь что-нибудь для вас изобрести, раз уж вы отвергли мое зелье от похмелья.

Как всегда, ваш

Саймон

* * *

1 июля 2000 г.

Саймон,

Романтика — это нечто большее, чем брак и кабальное рабство. Если вы когда-нибудь потрудитесь почитать любовные романы, вы обнаружите, что в основном они сосредоточены на построении отношений — романтических отношений, если хотите — а не на том, что происходит спустя десять лет после произнесения брачных клятв. Мы читаем такие истории для того, чтобы отвлечься от рутины, чтобы представить себя на месте героини, которую обхаживает и соблазняет мужчина нашей мечты. В течение нескольких коротких часов мы чувствуем себя остроумными, привлекательными и желанными, и это помогает скрасить суровые жизненные реалии.

Молли Уизли — замечательная женщина, жена и мать, и, поскольку вы с ней лично незнакомы, мне неудобно обсуждать её с вами.

После такого резкого осуждения супружеской жизни я должена была бы сообщить вам, что лично я очень счастлива в браке, и позволить вам первому поздравить меня с предстоящим рождением первенца.

Однако вместо этого я скажу, что в настоящее время у меня нет романтических отношений ни с кем — включая Рональда Уизли, который является темой, которую я, с вашего позволения, предпочла бы сейчас не обсуждать. Но если бы я была в отношениях или замужем, можете быть уверены, что Я не стала бы чьей-то рабыней. Если бы нашёлся человек, с которым я захотела бы прожить остаток жизни, я, конечно, готовила для него — если бы у меня вдруг возникло такое желание, и если бы он был достаточно храбр, чтобы есть то, что я готовлю. И убирать в доме я бы не отказалась — я предпочитаю, чтобы вокруг меня были порядок и чистота. Но у меня есть свои условия, которые я бы потребовала соблюдать взамен: вытирать ноги, не прерывать меня во время чтения, и…

И я уверена, что оставшаяся часть этого списка вам вряд ли интересна.

Вы когда-нибудь принимали ванну с пеной? Если нет, то откуда вы знаете, что вам это не понравится? Я советую вам как-нибудь вечером выделить на это один час и попробовать, только не забудьте защитить свою книгу от воды.

Вы уже побаловали меня духами и солью для ванн, поэтому я должна бы сказать вам, чтобы вы не возились с пеной, но я не стану этого говорить, потому что в последнее время чувствую себя ужасной эгоисткой.

Кстати о ваннах: у меня сейчас намечено свидание в ванне с хорошей книгой, так что письмо я заканчиваю.

Гермиона

PS. На случай, если вы не поняли, я просто пыталась вас подразнить. Я действительно ценю, что вы желаете мне не попасть в ловушку несчастливого «супружеского счастья». Спасибо вам.

* * *

6 июля 2000 г.

Юная леди,

Сообщаю вам, что сегодня ваша проклятая пена для ванн взорвалась в моей лаборатории, и испортила три других зелья. Излишне говорить о том, что ваша пена ещё не совсем готова, как и о том, что сидеть в ванне с пузырями я не собираюсь.

Судя по тому, что вы написали о себе, я делаю вывод, что вы безнадежный романтик. Должен предупредить вас, что я таковым не являюсь. Совсем.

Я пролистал в свое время пару романтических произведений, и нашёл эти истории совершенно нереалистичными. Вздымающаяся от тяжёлого дыхания грудь (потому что герой или героиня прибегают в последний момент, чтобы всех спасти), настоящая любовь и счастье навсегда (иногда наступлению счастья мешает трагическое недоразумение). Когда я читал нечто подобное в последний раз, это был стандартный набор событий. С тех пор что-то изменилось?

Мне бы очень не хотелось разрывать нашу дружбу, поэтому я долго думал, стоит ли писать следующие строки. Я несколько раз прочёл ваш постскриптум, и сейчас я не собираюсь вас дразнить. Ещё раз напоминаю вам — я не романтик. Чтобы между нами не было недопонимания: мне совершенно неважно, загнаны вы в счастливый брак, или же в несчастный. Вы обладаете довольно редким качеством для нашего времени: вы умны. А я просто ненавижу ситуации, когда выдающийся ум растрачивается впустую.

Как всегда, ваш

Саймон

PS. Получили ли вы удовлетворительный результат после завершения переговоров с мистером Пибоди?

* * *

10 июля 2000 г.

Саймон,

Давно меня не называли юной леди. Особенно странно, что так ко мне обратился человек, утверждавший, что он не настолько стар, чтобы быть моим дедушкой.

Будьте уверены, я вовсе не думала, что вы можете быть романтиком. Никогда. И я не совсем понимаю, почему вы считаете очень важным тот факт, что я — безнадёжный романтик, а вы — нет. Неужели вы не слышали фразу «противоположности притягиваются»? У нас ведь с вами не роман, и не что-то в этом роде. Если бы для дружбы требовалось полное соответствие во всём, разве могла бы я до сих пор дружить со своими школьными товарищами?

Никогда не думайте, что ваша честность может положить конец нашей дружбе. Я предпочитаю, чтобы мне говорили — пусть даже суровую — правду, а не пытались скормить мне красивую ложь, как делают другие люди, когда им от меня что-то нужно, или когда они боятся меня обидеть. В свою очередь, скажу вам вот что: может быть, вам и было бы всё равно, узнай вы, что я несчастна (в браке или по иной причине), но мне было бы НЕ всё равно, узнай я такое про вас. Да, я такая, и я не жду, что кто-то (вы или я) вскоре изменит своё мнение по этому поводу.

Гермиона

PS. Мистер Пибоди для меня стал настоящей занозой в заднице. Я ужинаю с ним завтра вечером, и это будет последний раз, когда я планирую находиться в одной комнате с этим человеком. Независимо от того, придём мы к удовлетворительному результату, или нет.

* * *

Саймон мутными глазами смотрел на письмо Гермионы. Ночь снова принесла бесконечную череду кошмаров, и наутро он — уже в который раз — думал только о том, какой же глупостью было его стремление сохранить собственную жизнь. Самочувствие было отвратительным, а самообладание никуда не годилось. Саймон понимал, что, если он в таком состоянии сядет писать ответ на вполне доброжелательное письмо Гермионы, то выдаст ей такую «суровую правду», что их дружба закончится немедленно, и очень некрасиво. По этой причине письмо было аккуратно сложено и убрано в стол.

— Как-нибудь потом, — пробормотал он, закрывая за собой дверь лаборатории.

В тот день, работая над зельями, Саймон оценил иронию ситуации. Раньше, когда он в подземельях Хогвартса пытался вложить хоть какие-то знания в головы студентов, он с тоской мечтал о такой жизни, которая была у него сейчас. Прошло уже больше года с того момента, когда он в последний раз общался с живым человеком — неважно, с волшебником или с магглом.

Письма Гермионы оказались для него чем-то большим, чем просто слова на бумаге, которыми обмениваются так называемые "друзья по переписке". С большой неохотой Саймон признался себе, что сейчас он уже скучает по человеческому общению.

«Боже милостивый! Если так пойдёт дальше, я скоро начну оплакивать чёртова оборотня!»

Убрав ингредиенты, Саймон вышел из лаборатории и направился к письменному столу.

«Она предпочитает «суровую правду»? Я дам ей немного. И тогда посмотрим, захочет ли она иметь такого «друга»».

Если бы Саймон попытался понять свои мотивы, он бы очень удивился. Фактически он решил устроить Гермионе ещё один «тест», но совершенно не из тех, какие он проводил раньше.

11 июля 2000 г.

Гермиона,

В своих предыдущих письмах вы затронули несколько моментов, которые я пропустил без комментариев. Хочу прокомментировать их сейчас.

Вы сказали, что понимаете то, что я не романтик, и что это не имеет для вас значения. Вы также сказали, что предпочитаете «суровую правду». Сейчас вы её получите.

Мне сорок лет. Я достаточно стар для того, чтобы быть вашим отцом, но недостаточно для того, чтобы быть вашим дедом. Исходя из моего возраста вы можете понять, что я жил во время первого правления Темного Лорда, так что не относитесь к тому, что я сейчас скажу, легкомысленно.

Я позволил вам поверить, что я не знаком с Молли Уизли. На самом деле какое-то время я знал её, хоть и не настолько близко, чтобы спрашивать, довольна ли она своей судьбой. Она была необыкновенной ведьмой, которая, на мой взгляд, зря потратила свою жизнь на воспитание толпы детей, унаследовавших отцовскую легкомысленность. Вы никогда не замечали, с какой лёгкостью Молли пользуется магией, умудряясь справляется со своим безумным домом?

Насколько я понимаю, она одолела Беллатрису Лестрейндж — фаворитку Темного Лорда, которая была одной из сильнейших его сторонниц.

Уже одно это должно было сказать вам, что с Молли шутки плохи. Чего она могла бы достичь, если бы не была бОльшую часть жизни обмотана кухонным фартуком?

Вы рассказали, что пытались говорить людям об опасностях повторения того, что случилось. Увы, людям суждено регулярно повторять ошибки прошлого. Возможно, был один человек, который мог предотвратить террор Темного Лорда.

Дамблдор.

Это он привел Тома Риддла в Хогвартс. Наблюдал за ним, когда тот наращивал свои силы. И, если кто и мог оценить потенциал зла в Томе, то только он.

Мне пришлось прерваться и несколько раз пройтись по комнате, прежде чем я решил вам в этом признаться. Я знал Дамблдора. Я знал его не так хорошо, как думал, и это становилось всё очевиднее, чем лучше я его узнавал.

Многие называют его «величайшим волшебником». Я называю его «великим манипулятором», потому что он таковым и был.

Люди для него не были «людьми». Это были шахматные фигуры, которые нужно было размещать там (и тогда), где (и когда) они были ему нужны для борьбы с Темным Лордом. И этим фигурам не следовало знать слишком много. Знания выдавались им скупо и неохотно.

Сколько жизней было напрасно потеряно из-за того, что великий и мудрый Дамблдор полностью расписал свой план и не хотел, чтобы хоть одна из его шахматных фигур нарушила баланс? Я говорю это неохотно, потому что были времена, когда я и сам был бессердечным ублюдком, но всё же я был потрясен некоторыми его методами.

Его сердце было не просто холодным. Оно было каменным. Так должно было быть.

Теперь вы знаете, почему я вас предупредил. Я никогда не был, не являюсь сейчас, и никогда не буду романтиком. Жизнь слишком коротка для мечтаний, когда единственная награда за всё — ночные кошмары.

Саймон

PS. Ради Мерлина, да просто подсыпьте необнаружимый яд в еду Пибоди, и договоритесь с его вдовой! Полагаю, она только поблагодарит вас, отдав бесплатно всю его библиотеку.

* * *

Гермиона сидела на кровати, переодевшись в любимую фланелевую пижаму, закутавшись в одеяло и настроив кондиционер на максимально возможный нагрев. Она никак не могла успокоиться после вечера, проведённого в обществе Пибоди, когда она изо всех сил пыталась с одной стороны уклониться от попыток её облапать, а с другой — сохранить его благосклонность ради получения необходимых книг. А ещё она пыталась осмыслить письмо Саймона.

«С книгами иметь дело проще… Книги не опасны. Они не пытаются вытащить из вас воспоминания о том, что вы хотели бы навсегда забыть. Не заставляют вас верить их рассказам, не завоевывают ваше доверие для того, чтобы потом...»

Что — «потом»?

Гермиона всхлипнула и покачала головой, снова взглянув на постскриптум письма и позволив себе на мгновение переключиться на мысль о Пибоди. «Этот ублюдок ещё и женат!».

Она осторожно сложила письмо и убрала его в верхний ящик стола, поверх других писем Саймона, которые скопились там за нескольких месяцев.

После получения его последнего письма она ни разу не написала ему, за исключением короткой сопроводительной записки к бандероли. Записка была написана на бланке «Маркс и сыновья», и содержала сообщение о том, что в посылке находится одна из книг по его заказу. Подписалась Гермиона сугубо официально, с указанием своей должности, имени и фамилии.

Перед отправкой посылки она несколько дней думала, стоит ли вообще посылать ему эту книгу. Саймон был не первым, кто заказал её, и предложенная им цена была не самой выгодной, но в тот момент, когда Пибоди упомянул, что «нашёл» её среди книг своего деда, Гермионе захотелось приобрести её именно для Саймона. Это была главная причина, по которой она заставила себя, несмотря на испытываемый дискомфорт, вытерпеть ужин с Пибоди, и даже развлекать его светской болтовнёй, пока он доедал свой десерт. Она всё это вытерпела лишь для того, чтобы Пибоди согласился поговорить с ней о деле.

Письмо Саймона выбило Гермиону из равновесия, разбередив старые раны. Теперь по ночам её снова мучили кошмары, днём не давали покоя бесконечные мысли о том, о чём она хотела бы забыть, да ещё и новые сомнения относительно личности Саймона добавляли поводы для переживаний. В итоге она дошла до такого состояния, что заснуть у неё получалось только с помощью зелья сна-без-сновидений.

25 июля 2000 г.

Саймон,

Возможно, меня ещё не было на свете во время первого правления Сами-Знаете-Кого, но я очень хорошо знаю о разрушительных последствиях его возвращения. Я была свидетельницей того, как Молли Уизли — добрейшая мать семейства Молли Уизли! — бросила Непростительное, собрав всю ненависть и тьму в своём сердце, чтобы усилить запущенное проклятье. Я была там в ту ночь, когда она потеряла сына. Я была там в ту ночь, когда Колин Криви, Ремус Люпин, профессор Снейп и многие другие погибли от руки безумца и его приспешников. Мне было восемнадцать лет, я боролась за свою жизнь с ведьмами и волшебниками, которые начали использовать темную магию ещё до моего рождения, и я отнюдь не была им ровней по своим боевым навыкам. Мне очень повезло, что я не погибла в ту ночь.

Вы написали о шахматных фигурах Дамблдора. Я была одной из его фигур. Возможно, не пешкой — думаю, что я была достаточно ценной фигурой, которой не стоило жертвовать слишком рано — ведь Гарри нужна была моя поддержка, чтобы выполнить порученное ему задание. Полагаю, что я была ладьей, очень похоже на то. Но я не питаю иллюзий: если бы я по какой-то причине перестала быть полезной для воплощения в жизнь великого плана Дамблдора, в тот же миг моя участь перестала бы его волновать.

Как вы думаете, какие меры были предприняты, чтобы обезопасить мою магловскую семью? Беззащитных родителей подруги Гарри Поттера, грязнокровки?

Отвечаю: никакие. Никто не помог мне. Я должна была сделать это самостоятельно, защитить их тем единственным способом, который смогла придумать. А теперь мои родители не могут простить меня за то, что я с ними сделала.

Но они живы, а многие другие — нет, так что я считаю это приемлемой ценой.

Я полагаю, что заслужила право время от времени помечтать, если мне этого хочется. Если это помогает мне пережить ещё одну ночь, не просыпаясь от собственного крика, когда мне вновь и вновь снится, как из кого-то уходит жизнь, а я бессильна его спасти, бессильна что-либо сделать, и могу только тихо плакать и сдерживать горечь, медленно ползущую вверх по моему горлу.

А что насчёт вас, Саймон? Вы написали о первом периоде деятельности Волдеморта, но где вы были во время второго? Вы назвали его Темным Лордом, как называли своего господина его сторонники. В дальнейшем вам лучше обращать на это внимание, друг мой. Не все же люди такие романтичные Поллианны, как я, кто-то может и догадаться, не так ли?

Прочитав ваши слова о Дамблдоре, я склонна полагать, что вы были причастны к некоторым из его планов в тот или иной момент. Каким бы манипулятором он ни был, я сомневаюсь, что он делился бы информацией с кем-то, кому не доверял, и лишь поэтому я пишу сейчас это письмо.

Ужин с Пибоди прошел вполне успешно. Я не только смогла выторговать для вас книгу, что само по себе подвиг, но мне удалось сильно запутать этого человека, упомянув ваше имя. Я пыталась отвлечь его от вопросов о моих планах на остаток вечера, и выпалила первое, что пришло в голову. Полагаю, что за это мне следует перед вами извиниться.

Похоже, он понятия не имеет, кто вы такой, и откуда вы его знаете. Сначала я подумала, что вы просто дружили с его покойным дедом, а с младшим Пибоди никогда не встречались. Но потом я получила ваше письмо, после которого у меня начались ночные кошмары, зато появилось много свободного времени, чтобы по ночам часами смотреть в потолок и думать.

Кто вы, Саймон?

Я могу сказать вам, кем вы НЕ являетесь. Вы точно не сорокалетний зельевар по имени Саймон Сопохороус. На этот раз я провела собственное расследование. Среди зельеваров есть один Сопохороус, но он слишком стар, чтобы быть тем, кем вы мне представились.

Может быть, вы его внук, который пытается заработать на жизнь и использует имя и репутацию своего родственника, чтобы выйти на рынок?

Или у вас есть другие причины прятаться под чужим именем?

Просто ответьте, Саймон, позвольте мне увидеть это на бумаге, чтобы я могла успокоиться и понять, как быть дальше.

То, что я делала в ночь битвы, я делала для Гарри. Не для Волшебного мира, не для Дамблдора, а для Гарри, Рона и для себя, чтобы положить конец лишениям и смертям, не дожидаясь момента, когда силы покинут меня и я сломаюсь.

Ответьте мне: когда Волдеморт пал, на чьей вы были стороне? На его, на стороне Дамблдора, или на своей собственной?

Гермиона

* * *

Слишком гордый, чтобы писать послание с извинениями, Саймон сначала обрадовался, получив письмо от Гермионы после двухнедельного молчания.

А потом он прочитал это письмо.

Злился он очень долго. Злился на Гермиону, и даже на бедного Йорика. Злился до тех пор, пока не признал, наконец, что в эту ситуацию он загнал себя сам.

26 июля 2000 г.

Гермиона,

Вы спрашиваете, кто я и на чьей стороне я был?

Все не так просто, Гермиона.

Печальная правда состоит в том, что я и сам уже не знаю.

В юности я принял метку Темного Лорда. Потом Темный Лорд уничтожил единственное, что я когда-либо любил, оставив от меня лишь пустую оболочку.

Дамблдор взял эту оболочку и наполнил её своими целями. Главная цель была ужасной, и я не знал этого почти до самого конца.

Моя задача выполнена. Дамблдор мертв. Темный Лорд мертв. И я снова стал пустой оболочкой.

Кто я?

Я Саймон.

Сорокалетний зельевар, который просто хочет прожить остаток жизни в мире и покое.

Как всегда, ваш.

Саймон

* * *

Разумнее было бы отнести письма Саймона — по крайней мере, самые последние — Гарри. Он закончил курсы авроров и знал, что делать с признанием Пожирателя Смерти, который, возможно, избежал наказания.

Но все её инстинкты кричали, чтобы она не делала этого. Они твердили, что Саймон заслужил шанс обрести покой. Особенно, если он был тем, о ком она думала.

«Или он просто морочит мне голову. Это гораздо вероятнее, чем то, что Снейп воскрес из мертвых, и теперь требует от меня добывать для него книги».

Промаявшись в нерешительности большую часть ночи, Гермиона встала очень рано и начала писать.

27 июля 2000 г.

Ох, Саймон,

Вы очень сильно напоминаете мне кое-кого, кто погиб несколько лет назад. Слишком сильно.

Я не понимаю, как такое возможно, и у меня так много вопросов, но...

Гермиона закусила нижнюю губу и замерла так надолго, что с кончика пера скатилась капля чернил и образовала на пергаменте кляксу. Передвинув перо пониже, она начала писать с новой строки.

Человек, о котором я думаю, трагически погиб во время финальной битвы, и, хотя я сожалела о его смерти, мне нравится думать, что теперь он находится в лучшем из миров.

Те действия, которые я должна была бы предпринять в связи с открывшейся мне информацией, я — в память о том, чем пожертвовал для нашей победы тот человек — предпринимать не стану. Надеюсь, что он не даст мне повод сожалеть о моём решении.

Думаю, вы понимаете, о чем я пытаюсь сказать. Я обнаружила, что дипломатическая тонкость — не самая сильная моя сторона. Если я ошибаюсь в своих предположениях, тогда в том, что я написала нет никакого смысла. Но если я права...

В любом случае, для меня вы — Саймон. Сорокалетний зельевар. И мой друг.

Гермиона

«Она поняла. Ничего удивительного, учитывая то, сколько зацепок я ей дал. Но она явно хочет сохранить мой маленький секрет».

«На шантаж не похоже. Зато похоже на угрозу».

Поднявшись, Саймон подошел к письменному столу, держа в руке послание от своей «подруги».

«Надо попробовать объясниться. И не лгать»

28 июля 2000 г.

Гермиона,

Я не погиб в последней битве, поэтому я не могу быть тем человеком, о котором вы думаете. Если вы чувствуете необходимость передать "куда следует" ту небольшую информацию, которую я вам предоставил, и сообщить таким образом о моих противоправных действиях — сделайте это без сожаления.

Я мог бы тогда умереть.

Я не умер по очень простой причине. После выполнения задачи оба хозяина, определённо, планировали избавиться от меня. Я не был полным идиотом и догадался обо всём заранее, а Дамблдор и «Вы-Знаете-Кто» не поняли этого, что и спасло мне жизнь. Я позаботился о себе так же, как вы позаботились о своих родителях. Я знал, что никто другой не сделает этого для меня.

Благодарю вас за книгу. Я знаю, насколько она дорогая и редкая.

Не прячьтесь в мечтах, Гермиона. Всегда оставайтесь в реальности и помните уроки истории. А потом передайте эти знания своим внукам.

Расскажите им обо всём, и тогда в их жизни не произойдут такие ужасные события.

Как всегда, ваш.

Саймон

PS. Я прошу лишь об одном: если вы все же решите передать властям сведения обо мне, предупредите меня об этом за сутки.

* * *

»Я прошу вас лишь об одном. Если вы все же решите передать властям сведения обо мне, предупредите меня об этом за сутки»

«Кому мне рассказывать? Как я могу убедить кого-то, что это Снейп, если я сама в этом не уверена?»

Лёжа на кровати, Гермиона смотрела в потолок, вновь и вновь прокручивая в голове мысли, которые мучили её после прочтения последнего письма.

«Я видела, как умер Снейп. Я видела это тогда. А потом бесчисленное количество раз видела это во сне. Саймон, понятное дело, жив. Тогда логика говорит, что Саймон не может быть Снейпом. Но, если бы Снейп не умер... Тогда Саймон солгал, сказав, что он не тот человек, который трагически погиб той ночью, и... И моя голова скоро лопнет, если я не прекращу себя так изводить».

Гермиона скатилась с кровати и босиком пошла на кухню. Наполнив чайник водой, она поставила его на плиту.

«Это должен быть он. Ведь так? Возможно, я схожу с ума».

30 июля 2000 г.

Саймон,

Я попросила Леонта не доставлять это письмо до восхода солнца. Если повезет, то эта чёртова птица меня послушается. А если нет, то... я сожалею. Каюсь, я вылезла из постели посреди ночи и принялась вам писать.

За последние два дня я написала и порвала несколько писем. Каждое начиналось по-разному, потому что каждый раз мне удавалось убедить себя в чем-то другом. А теперь я просто не знаю, что и думать.

Надеюсь, вы гордитесь собой: вам удалось запутать «самую яркую ведьму своего поколения», если цитировать нашу прессу.

Вы просили уведомить за сутки, если я захочу о вас рассказать. Я хотела бы пообещать это вам, но не могу. Слепо доверять кому бы то ни было — на такое я больше не способна. Но я обещаю, что если у меня не будет оснований полагать, что вы опасны — я имею в виду, опасны не только для моего психического здоровья — то ваш секрет я буду хранить так же, как и свой.

Независимо от того, важно это для вас, или нет.

Добились ли вы какого-нибудь успеха с моей пеной для ванны?

Гермиона

* * *

«...написала и порвала нескольлко писем... Каждое начиналось по-разному... Я просто не знаю, что и думать».

У Саймона вырвался глубокий вздох, он медленно расслабил напряжённые мышцы и откинул голову на спинку кресла. Просидев некоторое время с закрытыми глазами, он, наконец, выпрямился и дочитал оставшуюся часть письма.

Возмущённо фыркнув, Саймон повернулся к своему цыпленку.

— Йорик, ты только послушай! — он скривился и передразнил воображаемую Грейнджер. — «Добились ли вы какого-нибудь успеха с моей пеной для ванны?»

Он покачал головой и добавил:

— Ты представляешь, этот ребенок!.. — Саймон внезапно замолчал и нахмурился. — Нет. Она права — уже не ребенок.

Он окинул взглядом свою маленькую квартирку, отмечая, какие приготовления он уже сделал. Большинство не самых нужных вещей были сжаты, упакованы и готовы к перемещению в любой момент.

«Не стану ничего распаковывать. Возможно, я стал слишком самоуверенным. Слишком легко убедил себя, что обо мне забыли».

Саймон с удивлением обнаружил, что эта мысль его совершенно не расстроила, напротив, так хорошо он не чувствовал себя уже очень давно — так давно, что и вспомнить не мог, когда такое было.

— А хотелось бы вспомнить, — сказал Саймон, вставая и потягиваясь. По пути в лабораторию, он остановился и погладил сокола по затылку.

— Я старею для этих игр, Йорик. Молодые люди стали слишком мудрыми, и правила игры всё время меняются. Правда, самого хитрого игрока больше нет, и он уже не может дергать людей за ниточки.

Йорик, которому не нравилось, когда его трогают, попытался клюнуть хозяина в палец.

— Осторожно, мой цыпленок! Ты же не хочешь, чтобы я занёс инфекцию в то, что наверняка станет самой лучшей пеной для ванн, которая когда-либо была изобретена? Гермиона этому не обрадуется, — строго сказал Саймон и погрозил соколу тем же самым пальцем.

4 августа 2000 г.

Гермиона,

Это заняло несколько дней, но ваша пена для ванн теперь готова. Маленький пузырёк, который передаст вам Йорик, нужно увеличить примерно до одного литра. В зависимости от того, насколько пенную ванну вы желаете принять, добавляйте в воду один или два полных колпачка жидкости. В любом случае, не больше трёх, разве что ваша ванна по размеру сопоставима с ванной старост в Хогвартсе.

Ваш Леонт показал себя истинным джентльменом. Солнце уже взошло над горизонтом, когда он вручил мне вашу — или, лучше сказать, мою? — отсрочку приговора. Поскольку я не мог предсказать вашу реакцию на мою просьбу, я уже готовился менять место жительства. Надеюсь, что «самая яркая ведьма своего поколения» когда-нибудь простит меня за то, что я ввёл её в заблуждение. То, что я собираюсь сказать сейчас, может ещё больше озадачить вас.

Я действительно опасный человек, Гермиона. Никогда не сомневайтесь в этом. Я просто предпочитаю не причинять вреда, если меня к этому не вынуждают, вот и вся разница. Полагаю, мне не следовало бы вам об этом говорить, но я не желаю вести себя как хлюпик или трус.

Я не стыжусь имени, данного мне при рождении. Я не стыжусь своих действий. Если меня найдут, я не стану лгать. Надеюсь, вы что-нибудь поняли из того, что я пытаюсь сказать.

Если вы заметили, я стал более откровенен с вами. Дело в том, что я не поверил той маленькой лжи, которую вы сообщили мне в последнем письме. Я имею в виду то, что вы якобы не полностью доверяете мне.

Если бы вы мне не доверяли, разве стали бы вы просить приготовить для вас какой-нибудь «продукт зельеварения»? Пусть даже такой безобидный, как пена для ванн?

Как всегда, ваш

Саймон

PS. Обязательно сообщите мне, сколько времени вам потребовалось, чтобы решить, стоит ли попробовать мой «продукт зельеварения», или лучше его выбросить.

* * *

Этот мужчина, должно быть, пытался свести её с ума.

Гермиона не питала иллюзий и понимала, что Саймон будет опасным противником, даже не зная (наверняка, во всяком случае) его уровня мастерства владения палочкой. «Хмм, как-то пошло это прозвучало». Он неоднократно в письмах изливал на неё свой гнев, и она подозревала, что уж он-то не просто «лаял». Саймон определенно был способен и укусить. ⁽¹⁾

Тем более, если он и вправду был Северусом Снейпом — призраком из прошлого.

Гермиона немного разозлилась на себя за то, что он так хорошо её изучил, и решила вернуться к более нейтральным темам — по крайней мере, пока.

5 августа 2000 г.

Саймон,

Я превратилась в чернослив. Прекрасный чернослив с ароматом ванили, слишком долго пролежавший в пенной ванне. Которую, кстати, я начала заполнять водой почти сразу после того, как Йорик покинул мою квартиру (раз уж вас интересовал этот вопрос). Если бы моя ванна была размером с ванну старост, я бы никогда не выходила из своего дома. Как вы думаете, сколько чаевых мне пришлось бы дать курьеру, чтобы он доставил ужин прямо в мою ванную комнату?

Плохие новости на книжном фронте: у меня закончились идеи относительно того, где ещё можно искать оставшиеся книги из вашего списка. Пожалуйста, не думайте, что я сдалась, но теперь я не знаю, когда в этом вопросе будет какой-нибудь прогресс.

Гермиона

* * *

6 августа 2000 г.

Гермиона,

Вы порочная, распутная женщина.

Прежде чем протестовать, позвольте мне уточнить.

По вашей милости у меня теперь не выходит из головы картина: красивая молодая ведьма расслабленно лежит в ванне, наполненной водой и мыльными пузырями. Её волосы скручены на затылке, но несколько завитков обрамляют влажное от пара лицо. В комнату входит мужчина с едой и напитками.

А если часть мыльных пузырей уже полопалась, и не вся поверхность воды покрыта пеной, то с курьера следовало бы взять плату за такое зрелище.

Уверен, что я не пожалел бы за это денег.

Саймон

* * *

«Я… Что?.. Нет, я не… Я… Что?!!»

Прижав руку к пылающей щеке, Гермиона в ужасе уставилась на письмо. Она начала читать его снова и застонала, отчетливо услышав эти слова, произнесённые очень характерным — и очень знакомым — мужским голосом.

Первоначальное смущение начало трансформироваться в нечто иное, когда она представила себе сцену, описанную Саймоном. Её воображение тут же попыталось поместить его в ванну вместе с ней, и она автоматически отметила, что ванна для этого слишком мала.

В её фантазии он выглядел примерно так же, как в тот день, когда он непринуждённо врезал Гилдерю Локхарту во время их демонтсрационной дуэли, и этого должно было быть достаточно, чтобы у неё от страха мороз прошёл по коже. Но не тут-то было — ей стало ещё жарче.

«Проклятье!»

«И он назвал меня порочной. Распутной. Красивой. По крайней мере, я думаю, что слово «красивая» было сказано про меня».

6 августа 2000 г.

Саймон,

Вы пили? Прямо сейчас, скажите, вы — пьяны?

Гермиона прикусила нижнюю губу и быстро перечитала оба предложения.

Вы уж простите, но если вы не хотели ничего знать о мыльной пене, не нужно было и спрашивать.

Я собираюсь принять ванну — она покачала головой и зачеркнула последние два слова — закончить дела и лечь спать.

(Судя по всему) порочная и распутная женщина

PS. Чем больше я об этом думаю, тем шире улыбаюсь. Так меня ещё никто не называл. Никогда.

* * *

Когда Йорик в прошлый раз вылетел в окно, унося письмо для Гермионы, Саймон в последний момент передумал, и захотел вернуть сокола обратно, но не успел. Зато теперь, читая ответ от весьма взволнованной и смущённой ведьмы, он не мог удержаться от довольного и несколько злорадного смеха

Саймон никогда не был красивым мужчиной, а многие вообще считали, что он уродлив, как тролль. Не желая получать отказы и становиться объектом насмешек, он — в отличие от большинства ровесников, даже обладавших весьма посредственной внешностью — никогда не пытался заигрывать с девушками. Правда, и желания особого не было — его сердце всегда принадлежало одной лишь Лили Эванс, иначе, достигнув зрелости, он хотя бы попытался вступить в отношения с какой-нибудь женщиной.

Единственными «романтическими» связями с представительницами слабого пола, в которые он когда-либо вступал, были свидания с продажными женщинами, а для них не было нужды вымучивать из себя ласковые слова или романтические жесты, поэтому желание взволновать или, возможно, заинтересовать женщину было для Саймона чем-то совершенно новым.

И весьма заманчивым.

Это вызвало у него прилив эмоций, которых он никогда раньше не испытывал, и он очень хотел бы испытать их снова. Саймон не осознавал, что то, чем он занимается, называется словом «флирт», и если бы кто-то сказал ему, что он сейчас именно флиртует, он был бы потрясен. Он много лет наблюдал, как студенты строили друг другу глазки, и прекрасно распознавал внешние симптомы влюблённости, но он не был знаком с чувствами, которые влюблённые при этом испытывали. В противном случае он бы знал, как легко к этому пристраститься.

7 августа 2000 г.

Гермионе,

Моя милая распутница, я не имею привычки много пить. Я не напивался ни разу в жизни. Один стакан Огденского, красного вина, или бренди — это все, что я когда-либо позволял себе. Раньше мне постоянно нужно было иметь ясную голову на тот случай, если возникнет внештатная ситуация. Теперь я опасаюсь пить в одиночестве, потому что не хочу превратиться в алкоголика.

Йорик должен доставить вам бутылку медовухи, Полагаю, что ему посчастливится добраться до вас в то время, когда вы будете принимать свою пенную ванну.

Зачем мне это?

Мне захотелось представить себе, как вы, принимая ванну, медленно потягиваете медовуху из стакана. Только пейте её умеренно: она сладкая на вкус, не обжигает горло, но весьма коварна при чрезмерном употреблении.

Как всегда, ваш

Саймон

* * *

«Моя милая распутнца...»

Гермиона поглубже опустилась в тёплую воду, покрытую мыльной пеной с ванильным ароматом. Пузырьки, лопаясь, слегка щекотали кожу, В тот вечер она не собиралась принимать ванну, но неожиданно прилетел Йорик, и, пока он угощался печеньем, она успела прочитать письмо Саймона и понюхать содержимое подаренной бутылки. После этого, не выдержав искушения, она решила последовать его совету.

Медовуха была действительно приятной на вкус, и Гермиона собиралась выпить не больше одного стакана, чтобы сохранить ясную голову, и подумать над загадкой по имени Саймон.

Его последние несколько писем были не такими, как раньше — менее формальными, почти...

«Почти — что? Почти такими, как будто бы он находит меня привлекательной?» — скривив губы в недоверчивой усмешке, она сделала глоток медовухи.

Сидя по шею в теплой воде и нежных пузырях, с собранными на макушке волосами, Гермиона действительно ощущала себя той самой распутной женщиной, которую описал Саймон.

«Когда я вылезу из ванны, мне придётся подумать над ответным письмом, но напишу я его завтра. Не сейчас».

8 августа 2000 г.

Саймон,

Медовуха была прекрасной и точно такой, как вы описали. У меня был маленький стакан, из которого я пила очень осторожно, чтобы она не ударила мне в голову. Не думаю, что мне удалось напиться, но на всякий случай написание ответа я решила отложить до утра.

Иначе — кто знает, какие дерзкие вопросы я могла бы задать.

(Вообще-то, я знаю, что это за вопросы, но нам обоим будет лучше, если я оставлю их при себе)

Гермиона

PS. Я действительно не должна спрашивать об этом, но я просто ничего не могу с собой поделать. Вы действительно представляли себе, как я принимаю ванну?

Не могу поверить, что решилась написать это, но всё же я сейчас не беру новый пергамент, чтобы переписать письмо, и даже не удаляю последние строчки... Так всё же, да или нет?

* * *

9 августа 2000 г.

Моя милая распутница.

Представляю ли я себе, как вы принимаете ванну?

В настоящий момент я сижу в своем кресле, курю сигару, пью чай, делая время от времени глоток бренди, и визуализирую описанный вами вечерний моцион. Вы писали, что вам нравятся горячие ванны, поэтому я представляю, как ваша кожа становится розоватой и влажной от пара ещё в то время, когда вы снимаете одежду. Стройные ножки поочерёдно вступают в воду, и вы медленно опускаетесь в пену. Вздыхаете ли вы, погружаясь в ароматную ванну?

Я представляю, как вы отжимаете хорошо пропитавшуюся водой губку сначала над одним плечом, а затем над другим. Стекающая вода приветственно целует вашу кожу и устремляется вниз, по пути лаская изгибы вашего тела. Наконец, вы поднимаетесь из воды — раскрасневшаяся, ароматная. и влажная, похожая на Венеру, выходящую из морской пены.

Неотразимая.

Надеюсь, вы понимаете, что в какой-то степени я каждый вечер нахожусь в этой ванне вместе с вами? Ведь это Я создал для вас эту пену, а в каждом зелье, которое я создаю, есть частичка меня.

Странно. Я начинаю завидовать собственному творению.

Думаете ли Вы, что такими мыслями мне лучше не делиться? Слишком много лет я держал их при себе. Может быть, пора предоставить им свободу?

Итак, вернемся к вашему вопросу — представляю ли я себе, как вы принимаете ванну?

Полагаю, что я ответил «да».

Как всегда, ваш

Саймон

* * *

«О, мой Бог!» — слова были произнесены еле слышно, практически шёпотом.

Гермиона тяжело сглотнула и оглядела свою комнату, стараясь зацепиться взглядом за что-нибудь привычное, и убедиться в том, что это не сон и не галлюцинация. В результате она вынуждена была признать, что это реальность, и у неё в руках настоящее письмо от Саймона. Внимательно прочитав его ещё раз, она почувствовала трепет при мысли о том, что он в некотором роде принимает ванну вместе с ней. От этой эротичной идеи её бросило в жар,

Гермиона ослабила галстук, который надевала на работу, заставила себя приготовить легкий ужин, и только после этого попыталась собраться с мыслями и написать ответ.

«Я ведь даже не знаю его. То есть, знаю, конечно, но… Я не знаю, как он сейчас выглядит, и не могу соотнести его имя с его лицом».

«Знаешь. Правильно или нет, но ты знаешь и его лицо, и голос».

«Ну и что с того, что ты ещё не встречалась с ним? Вы, вероятно, никогда и не встретитесь. Что плохого в небольшом флирте? В том, чтобы немного подразнить друг друга? То, что это не в твоём характере? Но ведь можно хотя бы раз позволить себе немного безрассудства? Саймон прав».

11 августа 2000 г.

Саймон,

Признаюсь, что каждый раз, когда я наношу созданные вами духи, или когда я ложусь в ванну и чувствую, как пена ласкает мою кожу, я думаю о вас.

Особенно в эти последние несколько вечеров. Как будто вы находитесь рядом и наблюдаете за мной.

Это как раз то, о чём, как я думала, лучше не говорить. Но теперь, когда я это сказала, я обнаружила, что совершенно не хочу забирать свои слова обратно.

Вы теперь знаете, что я делаю почти каждый вечер. Может быть, теперь вы расскажете мне что-нибудь о том, как вы проводите вечера? Сидите в своём кресле с сигарой, углубившись в раздумья или в хорошую книгу? Или делаете что-то совсем другое? Я хотела бы знать. Я хотела бы думать об этом в следующий раз, когда буду сидеть в ванне, окружённая ванильными пузырьками, которые создали для меня вы.

Гермиона

* * *

«Я хотела бы думать об этом в следующий раз, когда буду сидеть в ванне, окружённая ванильными пузырьками, которые создали для меня вы».

Саймону внезапно захотелось рассказать ей о многих своих поступках, но ни один из них не подходил для рассказа.

«Как много моих действий она бы осудила, даже зная, что они были совершены по приказу Дамблдора?»

Поймет ли она, в какую пропасть ему пришлось опуститься, чтобы сделать то, что было необходимо? В пропасть, из которой он до сих пор пытается выбраться? Саймон провел много часов, борясь с искушением исповедаться ей в своих грехах, пока его разум, наконец, не одержал победу.

Гермиона не спрашивала его, что он делал в прошлом. Её интересовало настоящее время. Этим он мог с ней поделиться. Уже стемнело, когда Саймон, наконец, зажёг свечу и начал писать.

14 августа 2000 г.

Моя сладкая, распутная, романтичная мечтательница!

По ночам, если я не могу заснуть, а на улице нет тумана, я выхожу на крышу своего дома. Обычно я просто наблюдаю за гуляющими по улицам людьми. Но иногда мне хочется увидеть небо, а маггловские огни, которые нас окружают, сильно усложняют это. В такие ночи я не могу усидеть в своей квартире, или просто стоять на крыше. И я летаю.

Я всегда был порождением тьмы. Ночь всегда была моим любимым временем суток. А сейчас — и подавно. Ночь милосердна и нежна. Она держит меня в своих руках и позволяет мне поверить, что я наконец-то свободен.

Хотели бы вы полетать со мной, Гермиона? Я бы вас обнял и укрыл своим тёплым плащом. Мы бы вдыхали запах дождя до того, как он пролился бы на этот старый усталый город. Мы бы смеялись над медленно движущимися существами, привязанными к земле. А прежде чем вернуться обратно, мы бы с вами посмотрели на восход солнца.

Возможно, однажды ночью вы услышите стук в свое окно, а, когда подойдёте посмотреть, в чём дело, то увидите на карнизе меня, в том самом плаще. Вы присоединились бы ко мне, Гермиона?

Как всегда, ваш

Саймон

1) Отсылка к поговорке «Собака, которая лает, не кусается»

Вернуться к тексту

«Сладкая, распутная, романтичная мечтательница...»

Гермионе определённо нравилось, как Саймон обращался к ней в своих последних письмах. Видимо, несмотря все на его уверения, что в нём нет ни капли романтики, и у него бывали романтические моменты.

«Но говорить ему об этом я не стану».

Гермиона прикусила нижнюю губу и потянулась за пером.

20 августа 2000 г.

Саймон,

На мгновение я почувствовала, что мы вместе стоим на крыше под вашим тёплым плащом. Если бы я отважилась, то обняла бы вас и уткнулась носом в рубашку, пытаясь уловить ваш запах, чтобы потом его вспоминать. Мне кажется, я бы почувствовала слабый запах сигары и зелий, над которыми вы работали в этот день, а также чего-то такого, что являлось бы вашим собственным запахом.

Вы так восхитительно описали наш полёт, что мне очень захотелось превратить это в реальность, но это невозможно. Я не умею летать. Технически я способна сесть на метлу и оторваться от земли, но обычно это плохо кончается. Я не летала уже года два как минимум, и даже не уверена, что смогла бы вспомнить, как это делается.

Гермиона

Она намеренно не ответила на его последний вопрос, хотя и надеялась, что он этого не заметит. Если бы он появился за окном её квартиры, последовала бы она за ним? Она не знала.

Письма — это одно. А вот лицом к лицу...

«Решилась бы я? Возможно. А даже если бы и не решилась, то в глубине души, думаю, я бы этого хотела. Очень-очень сильно».

* * *

«Если бы я отважилась, то обняла бы вас...»

— Йорик! Ты только подумай, как нахальна эта маленькая продавщица! — возмутился Саймон, не сумев скрыть то, что на самом деле он был весьма и весьма доволен.

«...и уткнулась носом в вашу рубашку, пытаясь уловить ваш запах, чтобы потом его вспоминать».

Саймону внезапно захотелось сказать ей, что никакие мётлы им для полёта не понадобятся, и что ей нечего бояться. Поняв, о чём он думает, он швырнул письмо на стол и направился к Йорику.

— Она не ведьма, — убеждённо сказал он соколу. — Она сирена, или какая-то опасная искусительница, маскирующаяся под безобидную продавщицу книг.

Саймон отошёл было от Йорика, но тут же остановился и повернул обратно.

— Ну, конечно! Меня же видели той ночью, когда я покинул Хогвартс через окно! Какие еще доказательства понадобятся ей, или кому-то другому? Стоит мне продемонстрировать свой навык, как меня в тот же день схватят и отправят в Азкабан, а ты!.. — сказал он, обличающе ткнув пальцем в сторону сокола, как будто во всем была виновата бедная птичка. — Ты снова будешь жить среди цыплят, которые копошатся, сражаясь за каждого сочного червяка.

Саймон выскочил из квартиры, хлопнув дверью, и направился на крышу. Было уже темно, а отводящие чары, которые он использовал, гарантировали, что его никто не увидит. Наблюдая, как движутся внизу прохожие, и постепенно успокаиваясь, Саймон понял, что верит Гермионе. Она не сообщит о нём властям, даже если у неё будут железные доказательства.

«Не будь дураком. Это же Гриффиндор. Для неё рассказать будет делом чести».

Его глаза сузились, когда он вспомнил, как она поступила с Лонгботтомом в конце своего первого курса.

«Тогда Дамблдор отобрал кубок у моего факультета, начислив Гриффиндору баллы за каждую мелочь, которая пришла ему в голову».

«Но она сделала это для Поттера — для своего друга».

Саймон резко выдохнул и поднял голову.

«Она считает меня... другом. Сделала бы она такое для меня, если бы возникла необходимость?»

Саймон опустился на выступ крыши, невидящими глазами глядя в пространство. Он понял, что для Гермионы означало слово «друг».

— Но почему? — искренне удивлялся Саймон. — Зачем ей так рисковать ради дружбы?

Резко поднявшись, Саймон вернулся обратно в свою квартиру. Вытащив папку с письмами Гермионы, он начал листать их, пока не нашел нужное.

«Человек, о котором я думаю, трагически погиб во время финальной битвы, и… я оплакиваю его потерю...»

«...в память о том, чем пожертвовал для нашей победы этот человек...»

«В любом случае, вы Саймон. Сорокалетний зельевар. И мой друг».

Перечитав эти слова, Саймон понял, что Гермиона протянула ему руку дружбы в тот момент, когда она уже предполагала, что он был её профессором, вернувшимся с того света . Тем самым профессором, который в школьные годы был так предвзят и несправедлив к их троице. И всё же она предложила ему свою дружбу.

— Это абсолютная сентиментальная чушь, — пробормотал Саймон, вытаскивая чистый лист пергамента. Настало время узнать, действительно ли она считала его своим другом.

«Хорошо, что я не распаковал вещи».

21 августа 2000 г.

Гермиона,

Я пришёл к выводу, что единственная причина, по которой вы появились на этой земле, это испытание остатков моего терпения. Вы делаете это даже тогда, когда не можете размахивать рукой у меня перед носом. Перестаньте быть невыносимой всезнайкой, перечитайте моё последнее письмо. Разве там сказано — хоть слово! — о том, что нам понадобится метла?

Как всегда,

Саймон

PS. Помните свое обещание, моя распутница.

* * *

На этот раз он обратился к ней по имени, и Гермиона почувствовала небольшой укол разочарования.

Это разочарование быстро превратилось в совершенно другое чувство, которому она не могла найти названия.

«... размахивание рукой перед носом...»

«... невыносимая всезнайка...»

Нет необходимости в метле…

Конечно, она это подозревала. И раньше была почти уверена, но теперь сомнений не оставалось. Она не должна была удивиться, это не было сюрпризом.

Так почему же у неё внутри как будто всё оборвалось?

«Он жив. Снейп жив. О, Боже, я должна сказать Гарри, я должна!.. Нет, я не могу. Пока нет. Гарри может рассказать кому-то ещё, и с Саймоном захотят пообщаться. А единственное, чего хочет Саймон, это чтобы его оставили в покое».

Она кивнула своим мыслям, не заметив, что Косолапус запрыгнул на диван и обеспокоенно толкнулся головой в её плечо.

«Каким-то образом он действительно выжил».

Внезапно она замерла, когда её разум закончил обрабатывать поток новой информации.

«О, Господи! Я действительно флиртовала с Северусом Снейпом!»

Еще более волнующим было продолжение этой мысли.

«А он флиртовал со мной».

22 августа 2000 г.

Саймон,

Я чуть было не обратилась к вам «сэр». Старая привычка, или, скорее, нервы.

Да, признаюсь, я сейчас немного нервничаю, хотя, возможно, не по той причине, о которой вы думаете.

Вдруг оказалось, что это действительно вы. Понимаю, это звучит глупо, но вы с самого начала знали, кто я такая, как выгляжу, как разговариваю и т.д. А вы для меня были просто именем, без лица и голоса. Признаюсь, что в последнее время я начала кое-кого представлять — собственно, представляла я именно вас! — читая ваши письма, но я воспринимала это как фантазию, а не как реальность.

А теперь оказалось, что я — в какой-то степени — знакома с человеком, стоящим за строчками этих писем. Я встречалась с ним, я знаю о нем больше, чем мог узнать среднестатистический студент, и я видела, как он умер. Правда, теперь выяснилось, что это не так, и он жив.

Добавьте к этому стиль нескольких наших последних писем, полностью расходящийся с моим представлением об этом человеке, которого — как я думала — я раньше знала. Теперь я понимаю, что на самом деле не знала о нём ничего.

Некоторое время я не могла определиться, как мне следует теперь называть вас. Но потом я решила, что имя «Саймон» вам подходит, тем более мы с вами это уже обсуждали, и согласились, что Саймон — это тот, кем вы являетесь сейчас. Так что пусть будет Саймон.

Мой дорогой Саймон.

Я помню своё обещание, и оно неизменно.

Итак, этот вопрос решён.

А теперь о полётах. Мне стыдно в этом признаться, я вообще ненавижу признаваться в том, что в какой-то области я полный бездарь, но факт есть факт — дело тут вообще не в метле, я просто боюсь летать. Несколько раз мне доводилось летать на спинах разных магических животных, и во время полёта я была способна только на одно: сидеть, вцепившись во всё, что только можно, и думать о том, что я вот-вот сорвусь с его спины и разобьюсь насмерть. Если бы вы взяли меня с собой в полёт, я бы всё это время провела, вцепившись в вас, как пиявка (или как Дьявольские Силки). Я бы не решилась даже посмотреть вокруг — не то, что насладиться этим зрелищем. В конце концов, я полностью перекрыла бы вам доступ кислорода, и мы бы вместе упали и разбились, что, несомненно, стало бы прекрасным завершением вечера.

Ваша распутная подруга,

Гермиона

* * *

Слова «Мой дорогой Саймон» время от времени всплывали в его сознании, и он ловил себя на мысли, что пытается представить, как звучит голос повзрослевшей Гермионы Грейнджер. А ещё ему бы очень хотелось услышать, как она произносит его настоящее имя.

— Бред. Полный и абсолютный бред, — пробормотал он, возвращаясь к текущим делам.

Выполнив все, что было запланировано, Саймон вышел из лаборатории, и, вытирая руки, направился в спальню. Проходя мимо Йорика, он спросил:

— Что мы будем есть на ужин, мой цыпленок? Может быть, кого-нибудь из твоих родственников?

Сбросив рабочую одежду — плотную рубашку и брюки — Саймон отправился в душ. Бросив взгляд на флакон одеколона, который он когда-то приобрёл для «свиданий» с женщинами лёгкого поведения, он открыл пробку и принюхался. А потом вылил содержимое в раковину и выбросил пустой флакон в мусорное ведро.

«Плохо сочетается с запахами лаборатории. Слишком уж... ядрёная смесь получается».

Принимая душ, он припоминал всё новые фразы из её письма.

«…я начала кое-кого представлять — собственно, представляла я именно вас — читая ваши письма, но воспринимала это как фантазию».

«У неё были фантазии… обо мне? Обо мне — настоящем?» — недоумевал Саймон, закрывая глаза и подставляя голову под водяные струи. — «А я-то думал, что она действительно самая умная ведьма своего поколения. В этом же нет никакого смысла!»

Выключив воду, Саймон быстро вытерся, посмотрел на себя в зеркало и на секунду поразился, увидев там незнакомца. Подойдя ближе, он изучил своё отражение и подумал о том, понравилась бы Гермионе его новая внешность или нет.

«Имя без лица и голоса... Знала бы она!»

Он поднял руку, провёл пальцем по идеально прямому носу, затем ухмыльнулся своему отражению, отметив, что зубы стали гораздо белее и ровнее, чем были раньше.

«Она помнит мой голос. У того глупого попугая никогда не было такого голоса, правда?»

Когда Гилдерой Локхарт стал профессором ЗОТИ, Саймону он сразу не понравился, потому что напоминал самовлюблённого павлина и в своём деле был абсолютно некомпетентен. Но когда оказалось, что каждая студентка и несколько студентов влюбились в этого пижона, неприязнь Саймона многократно возросла. Нельзя сказать, чтобы ему самому хотелось обожания и подхалимажа от своих учеников, он предпочёл бы добиться от них старательности и внимания к деталям. Но его бесило то, что Локхарт одним лишь взглядом и улыбкой мог обернуть любую ситуацию в свою пользу — умение, которым совершенно не владел Северус Снейп

Он вспомнил ту демонстрационную дуэль, когда он заставил этого неотразимого Гилдероя пролететь через весь помост, а потом с грохотом приземлиться на задницу, Выражение лица Локхарта в тот момент было совершенно неописуемым, и это был один из немногих моментов ничем не замутнённой радости в жизни Саймона.

«Жаль, что у Криви в тот день не было колдокамеры под рукой».

«Криви... Помню ли я его имя?..»

Перед мысленным взором Саймона появился список погибших, и он склонил голову, ткнувшись лбом в своё отражение в зеркале.

«Колин Криви. Убит».

«Слишком много... Убитых и похороненных».

Саймон снова поднял голову и встретился взглядом со своим двойником. Усмешку, которую он продемонстрировал, любой из его бывших учеников назвал бы «презрительной».

«А по какому праву выжил ты? Только по причине навязчивого страха превратиться в привидение? Возможно, это как раз то, чего ты заслуживаешь».

Накинув халат, Саймон вернулся к столу и взял письмо Гермионы, чтобы прочитать его ещё раз.

26 августа 2000 г.

Моя милая распутница,

Я не могу придумать более приятного способа встретить свою смерть.

Умереть, до последнего мгновения наслаждаясь объятиями красивой молодой женщины, вдыхая запах её волос и чувствуя, как они мягко касаются моего лица. Единственное, о чём бы я сожалел — это о том, что тебе тоже пришлось бы умереть. Такого не должно случиться. Не сейчас.

Ты должна прожить ещё многие годы.

Заставь меня улыбнуться, моя Гермиона. Расскажи мне о своих фантазиях. Ты действительно представляла меня до того, как узнала, кто я? Мне трудно в это поверить. На какие фантазии может вдохновить большая крючконосая летучая мышь из подземелий?

Как всегда, твой.

Саймон

* * *

«Наслаждаясь объятиями красивой молодой женщины».

Даже зная, что он имел в виду всего лишь их совместных полёт, Гермиона почувствовала, как её бросило в жар, а сердце учащенно забилось.

«Он хочет знать о моих фантазиях?»

2 сентября 2000 г.

Мой дорогой Саймон,

Честно говоря, я не думаю, что у меня когда-либо были фантазии, связанные с моим профессором. По крайней мере, такие, которые заканчивались бы для него чем-то приятным.

Хотя нет, такое было один раз, после окончания второго курса. В основном, однако, мои фантазии крутились вокруг того, как некий преподаватель получает по заслугам, и в моем воображении он получал это снова и снова.

Подозреваю, однако, что это не совсем те фантазии, о которых ты спрашивал. Если я ошибаюсь, то сделай одолжение, и пропусти оставшуюся часть этого письма. Пожалуйста.

Зато в последнее время я представляла, как ты — точнее, человек из моих грёз — приходишь сюда, в мою квартиру, когда я принимаю пенную ванну. Дверь в ванную комнату чуть приоткрыта — ровно настолько, чтобы мой кот смог зайти и выйти без моей помощи. Я лежу в ванне, погрузившись в воду так низко, что меня до подбородка покрывают мыльные пузыри. Дверь медленно открывается, и я вижу в дверном проёме мужчину в чёрной одежде. Его темные глаза обводят освещённое свечами помещение, и останавливаются на мне. Я с удивлением смотрю на него и медленно принимаю сидячее положение. Мои плечи и грудь прикрывает только тончайшая пленка пузырей. Я пытаюсь что-то сказать, но слова остаются невысказанными, замирая в горле, когда я вижу, что он осторожно переступает порог и закрывает за собой дверь. Его руки — руки, за которыми я очень внимательно наблюдала, стараясь скопировать технику его движений во время учёбы — начинают расстёгивать пуговицы на его рубашке, а затем и на поясе брюк.

Я должна потребовать, чтобы ты ушел, но ощущение жара, разливающегося внизу живота, мешает мне это сделать. Я приподнимаю подбородок и спрашиваю, что ты здесь делаешь. Ты начинаешь говорить, и моё сердце тает. Я никогда не слышала, как твой голос произносит моё имя, но могу представить, как это звучит, и мне нравится. Очень нравится. Почти так же, как прикосновение твоего большого пальца к моей нижней губе. Этот палец как будто просит разрешения проскользнуть ко мне в рот, чтобы я нежно прикусила его своими зубами. Я не могу не думать о том, каков ты на вкус.

Были и другие фантазии. В любом случае, они не все такие нескромные. В одном случае я просто отрываюсь от книги, чтобы узнать твоё мнение о том, что я только что прочла, а ты отвечаешь мне без какого-либо намека на раздражение, которое всегда портило твой голос, когда ты разговаривал со мной в школе. В другой раз мы находимся в лаборатории, и вместе работаем над зельем, которое я не могу идентифицировать. Твоя рука касается моей — всего лишь намек на прикосновение — но этого достаточно, чтобы мне самой захотелось дотронуться до тебя.

Возможно, для подробного описания мне следовало бы выбрать один из последних двух вариантов.

А ещё лучше, наверное, было бы не писать тебе сразу после того, как я насладилась ванной и выпила там стакан твоей медовухи. Это явно развязало мне язык, и письмо получилось несколько несдержанным.

Спокойной ночи, Саймон. Не знаю, смогла ли я вызвать улыбку на твоем лице, но я надеюсь на это. Желаю тебе приятных снов.

Твоя,

Гермиона

* * *

Её последнее письмо несколько дней лежало на столе Саймона нераспечатанным. Он нисколько бы не удивился, если бы в ответ на вопрос о том, на какие фантазии Гермиону вдохновляет его образ, она бы просто подняла его на смех. И он очень сомневался, что хочет в этом убедиться. Если же он не откроет письмо, то…

— Господи, да это просто смешно! — прорычал он на пятый день. Каждый раз, проходя мимо стола, он цеплялся взглядом за запечатанный конверт. В конце концов он дошёл до такого состояния, что ему уже стало наплевать на всё (по крайней мере он себя в этом почти убедил), лишь бы больше не мучиться неизвестностью. Только тогда он, наконец, взял письмо и решительно вскрыл конверт.

Остановившись взглядом на приветствии, он некоторое время не решался читать дальше.

— Во всяком случае, я всё ещё "дорогой".

«…не думаю, что у меня когда-либо были фантазии, связанные с моим профессором. По крайней мере, такие, которые заканчивались для него чем-то приятным».

«Похоже, моя фотография теперь не понадобится».

Саймон довольно быстро понял, что зря надеялся прочитать о себе что-то хорошее. Почувствовав острое разочарование, он уронил руку, держащую письмо, и повернулся к Йорику.

— Я должен быть благодарен, что она не пыталась — как это говорится? — смягчить удар. Всё чётко и по делу, как и всегда у мисс Грейнджер, — прокомментировал он и продолжил чтение. Замечание о её втором курсе (наверняка речь шла о Локхарте) действительно вызвало легкую улыбку на его лице.

А потом он прочитал следующие два абзаца. И перечитал. И снова перечитал — аж два раза подряд — открыв от удивления рот, и не в силах издать ни звука. Несколько раз зажмурился, протёр глаза и прочитал письмо в пятый раз.

— Йорик? — просипел Саймон. Ему пришлось прочистить горло, чтобы продолжить. — Она… я… О, Господи!

Внезапно ему захотелось посмотреть, что ещё она написала, и он в спешке дочитал оставшийся текст. Затем положил пергамент на стол и внимательно изучил почерк. Вытащив одно из её предыдущих писем, положил их рядом для сравнения.

— Это действительно написала она, — прошептал он. — Она в самом деле?..

Убрав назад второе письмо, он вспомнил, что она писала про его руки, и, поднеся их к глазам, стал рассматривать, обращая внимание в основном на шрамы и прочие изъяны.

«...руки — за которыми я очень внимательно наблюдала, стараясь скопировать технику его движений во время учёбы — начинают расстёгивать пуговицы на его рубашке, а затем и на поясе брюк».

Саймон полностью осознавал, как влияли её слова на определённую часть его тела, но письмо было как будто зачаровано — он не мог перестать его перечитывать. Снова и снова.

«Я должна потребовать, чтобы ты ушёл»,

— Маловероятно, — пробормотал Саймон себе под нос.

«…но ощущение жара, разливающегося у меня внизу живота, мешает мне это сделать. Я приподнимаю подбородок и спрашиваю, что ты здесь делаешь. Ты начинаешь говорить, и моё сердце тает».

Саймон тяжело сглотнул, откашлялся, бросил почти пристыженный взгляд на Йорика и скорректировал позу, в которой он сидел в кресле. Было как-то неправильно читать это письмо перед птицей.

«Этот гадёныш что, смотрит на мою промежность? С него станется».

— Лети отсюда, ленивый цыплёнок, поймай себе мышку или что-то в этом роде, — грубо приказал Саймон. — Это моё письмо, и я не собираюсь тебе о нём рассказывать.

Йорик проигнорировал его слова, повернувшись спиной.

«Я никогда не слышала, как твой голос произносит мое имя, но могу представить, как это звучит, и мне нравится. Очень нравится. Почти так же, как прикосновение твоего большого пальца к моей нижней губе. Этот палец как будто просит разрешения проскользнуть ко мне в рот, чтобы я нежно прикусила его своими зубами. Я не могу не думать о том, каков ты на вкус».

— О, Боже, — простонал Саймон, испытывая непреодолимое желание немедленно отыскать ведьму в проклятом книжном магазине, аппарировать вместе с ней в её квартиру и наполнить водой и пеной эту чёртову ванну.

Он резко встал и направился в спальню, держа в руке письмо Гермионы. По пути он рыкнул на Йорика, посмевшего громко выразил недовольство тем, что его потревожили.

— Заткнись, или найди себе другой дом! Твоё счастье, что ты не умеешь смеяться, иначе стал бы ты сегодня моим ужином! — сквозь зубы процедил Саймон и захлопнул за собой дверь.

Через несколько часов дверь открылась, и обернувшийся на звук Йорик смог увидеть, как Саймон — чисто вымытый, переодевшийся, и пребывающий в гораздо лучшем настроении — вышел из спальни. Подойдя к столу, он аккуратно разгладил сильно помятое письмо и убрал его в потайной ящик, а затем поднял глаза на сокола и прищурился. Он понимал, что птица не знает, чем он занимался в спальне, но, тем не менее, чувствовал себя немного смущённым.

— Молчи, мерзкая птица. Это всё ещё моё письмо, и держи от него подальше свой любопытный клюв.

Йорик в ответ что-то проворчал, отвернулся и уснул.

Собравшись, наконец, ответить на письмо Гермионы, Саймон обнаружил, что не знает, что написать. Он никогда не фантазировал ни об одной студентке, если, конечно, не считать того периода, когда он был студентом сам. Но он не думал, что Гермионе будет приятно узнать, как страстно он желал мать её лучшего друга.

В его воображении преобладал образ прежней лохматой всезнайки. Он не мог фантазировать о ребёнке — «О, Боже, нет, только не это!»

Поднявшись, он подошел к стопке газет в углу комнаты, и стал искать какую-нибудь фотографию взрослой Гермионы. В результате он нашёл одну, где ведьма была сфотографирована во весь рост, и, похоже, куда-то спешила.

«А когда она вообще не спешит?» — подумал Саймон, слегка фыркнув, и направился обратно к столу.

8 сентября 2000 г.

Я уже не знаю, как к тебе обращаться. Сирена? Искусительница? Мне кажется, что в каждом из этих слов чего-то не хватает.

На всякий случай — если ты ещё не догадалась — сообщаю, что ты сделала нечто гораздо бОльшее, чем просто заставила меня улыбнуться, поэтому слова «порочная» и «распутная женщина» кажутся мне наиболее подходящими. Хотя я всё же предпочитаю слово «искусительница» — возможно, потому, что я просто старомоден.

Я разыскал одну из твоих газетных фотографий, которые ты так не любишь — мне пришлось это сделать, чтобы я смог дать волю своей фантазии. Для этого мне нужно было представлять себе прекрасную молодую женщину, которой ты стала, а не ту девочку, которую я когда-то учил.

Я никогда не «занимался любовью», моя соблазнительница, так что моих технических навыков может не хватать, но определенный опыт у меня имеется. Рассказать тебе о том, чем в моих фантазиях мы занимались в ванне с пузырями? Или о том, как позднее, удовлетворённые и мокрые, мы покинули твою ванну, чтобы продолжить своё занятие уже на кровати? О том, что там я смог, наконец, насмотреться на тебя, попробовать на вкус, и насытиться тобой?

Я представляю себе, как твои волосы, освобождённые от заколки, разметались по подушке (я знаю, это клише, но для меня — нет). Мне не терпится увидеть это своими глазами, моя соблазнительница.

Сейчас я смотрю на твою колдографию. На ней ты пытаешься ускользнуть от фотографа, в этот момент твоя юбка слегка задирается, и из-под неё мелькает твоя ножка выше колена. Скажи, кожа у тебя действительно такая нежная, как мне кажется?

Саймон встал из-за стола и подошел к окну. Он не решался делать более наглядное описание своей фантазии, но представлял всё довольно чётко.

Ты — это всё, чего я хочу, и даже больше. Ты околдовала меня своей фантазией, Гермиона. Это всё, о чем я могу думать.

Более чем когда-либо — твой,

Саймон

* * *

15 сентября 2000 г.

Мой дорогой Саймон,

Если кто-то из нас и искуситель, то это ты. До того, как мы начали переписку, я никогда не писала ничего подобного, никогда не предавалась непозволительным мечтам в самое неподходящее время. Никогда не кричала чьё-то имя, лежа в постели одна.

«Не пыталась представить, как будут ощущаться твои прикосновения... что мои руки — это твои руки... что ты делаешь то же самое, думая обо мне и с моим именем на устах», — мысленно продолжила она, но написать не решилась.

Вырвавшись из своих грёз, Гермиона вернулась к написанию письма.

Если я порочная или распутная, значит, это ты делаешь меня такой.

Скорее всего, твой опыт, каким бы ограниченным ты его не считал, всё же больше моего. Когда я представляю, что слышу твой голос, шепчущий «искусительница»... чувствую, как твоё теплое дыхание касается моего уха, когда ты это говоришь... чувствую мягкое прикосновение твоих губ к моей шее... Как я могу придираться к технике, если я в этот момент даже связно мыслить не в состоянии?

Ты нашёл мою фотографию? Ты действительно считаешь, что я красивая?

Она застонала и зачеркнула последнее предложение. «Не хочу, чтобы он думал, что я напрашиваюсь на комплименты, как какая-то закомплексованная девица».

Я могу только надеяться, что та фотография была одной из лучших. Клянусь тебе, пресса прикладывает все усилия, чтобы запечатлеть меня в наихудшем ракурсе из всех возможных.

То, что мы с тобой делаем, все эти письма — у меня никогда такого не было раньше. Уверена, что это и так понятно, но я просто хотела, чтобы ты знал. Я писала письма другим людям в течение многих лет, но никому не писала ничего подобного. Сама не понимаю, почему решилась на это.

Уже поздно, и мне пора спать.

Твоя,

Гермиона

PS. Чуть не забыла: в ближайшие дни меня не будет дома, я буду у родителей. У меня скоро День рождения, и мама решила использовать этот повод в качестве предлога, чтобы устроить семейное торжество. Меня предупредили, что там будут родственники, которых я не видела много лет, и мама хочет, чтобы я приехала на день или два пораньше, чтобы она могла рассказать мне о том, как я живу и чем занимаюсь — точнее, о том, что ОНА рассказывает родственникам обо мне. Мама же не может рассказать им, что я ведьма. Даже если я всего лишь ведьма, работающая в книжном магазине.

Когда Леонт доставил последнее письмо Гермионы, Саймон дремал, точнее, пытался вздремнуть на диване. В последнее время его кошмары изменились. Теперь Лили не только заставляла его вновь и вновь переживать ночь, когда она умерла, но и являлась к нему вся в слезах, обвиняя в том, что он предаёт любовь, которая — как он поклялся — будет вечно жить в его сердце.

Отчаянные попытки улучшить своё состояние, используя маггловский метод под названием «Позитивное мышление», или вспоминая о совместных фантазиях с Гермионой, только усугубляли ситуацию. Каждую ночь Лили беззвучно плакала, серебристые слезы текли по полупрозрачной коже её лица, и ему очень хотелось вытереть их, но он не мог. Он метался по постели, запутываясь в простыне, пытался дотянуться до Лили, но тщетно. Потом, проснувшись, он каждый раз подолгу не мог прийти в себя.

Саймон осторожно погладил нераспечатанное письмо Гермионы. Он действительно нашел ту, которая считала его другом. Ту, которая со временем (учитывая то, как долго они уже переписывались) могла бы стать больше, чем другом.

— Прости меня, Лили. Никто и никогда не сможет занять твоё место, — устало прошептал Саймон, вставая с дивана и направляясь к столу.

Письмо пролежало там несколько дней, прежде чем он решился его открыть.

Когда Саймон узнал, что приближается день рождения Гермионы, он задумался, вспоминая, что в прежние времена он посылал подарки знакомым — таким как Малфои — когда считал, что было бы разумно чем-нибудь их порадовать. Он взял в руки редкую книгу по трансфигурации — ту самую, которую он когда-то посылал ей в качестве залога — и задумался: может быть, лучше просто скопировать книгу для Гермионы?

«У меня не хватит на это зелья. Когда-нибудь эта книга всё равно кому-то достанется. Так почему бы и не ей?».

18 сентября 2000 г.

Моя дорогая Гермиона,

Поскольку ты, наверное, находишься сейчас у родителей, и очень занята делами, я просто пожелаю тебе счастливого Дня Рождения. Надеюсь, что Йорик выполнит свою работу так, как положено.

Как всегда, твой

Саймон

* * *

Забирая посылку, Гермиона очень торопилась, стараясь сделать так, чтобы Йорика никто не увидел, и вполголоса извинялась перед соколом за нерадушный приём. Отправляясь к родителям, она передала Леонта на временное попечение своему коллеге мистеру Фицджеральду, и, не догадалась взять с собой совиного печенья на случай, если вдруг чья-то птица принесёт ей письмо.

Письмо Саймона было очень коротким, и Гермиона несколько раз повторила себе, что у неё нет причин для расстройства. Она снова и снова перечитывала записку, будто пытаясь обнаружить в ней какой-то скрытый смысл, и так терзала зубами свою нижнюю губу, что мама в конце концов велела ей прекратить размазывать помаду.

Зато когда она развернула обёрточную бумагу и увидела книгу, которую Саймон прислал в подарок, радость библиофила заставила её прижать книгу к груди, и прямо на кухне закружиться в танце.

19 сентября 2000 г.

Мой дорогой Саймон,

Огромное тебе спасибо!

Я бы очень хотела написать побольше, но через двадцать минут я должна приглашать гостей к столу, и за это время мне нужно успеть аппарировать в Косой переулок и нанять одну из сов в каком-нибудь магазине, потому что я хочу, чтобы это письмо пришло к тебе сегодня.

Твоя,

Гермиона

* * *

Прочитав последнюю книгу, которую прислала ему Гермиона, Саймон ещё раз просмотрел список заказанных книг. Те из них, которые она до сих пор не нашла, были ему хорошо знакомы: во времена работы в Хогвартсе такие же книги имелись в его личной библиотеке, так что он не ожидал найти в них ничего нового.

«Пора признать поражение».

Сама мысль об этом вызывала злость. Но, с другой стороны, признать поражение означало отказаться от дальнейших попыток, и позволить себе наконец-то уснуть — пусть даже и навсегда. Сейчас эта возможность казалось весьма соблазнительной. Открыв нижний ящик письменного стола, Саймон вытащил из дальнего угла небольшой фиал.

— У него рубиновый цвет, — рассеянно заметил он, глядя сквозь пузырёк с жидкостью на горящую в дальнем углу лампу. — Изумрудный был бы лучше.

Этот быстродействующий яд был его изобретением. Саймон не был уверен в том, что последние несколько секунд жизни пройдут для него безболезненно, но, в любом случае, всё должно было закончиться очень быстро. Его удерживало только то, что он боялся — не смерти и не боли — его преследовал страх, что после смерти он превратится в призрака и вернётся обратно на землю. Возможно даже в Хогвартс.

— Боже милостивый, нет! Куда угодно, только не туда, — пробормотал Саймон, убирая флакон на место. Поправив свитер, он фыркнул: — Хотя, знаешь, Йорик, если это случится, то мне, по крайней мере, не придётся беспокоиться о своей одежде, когда какой-нибудь студент в очередной раз взорвёт котёл.

Незнакомая сова — не Леонт, но та, которая, по-видимому, раньше ему что-то уже доставляла — влетела в окно, бросила письмо, торопливо развернулась, и стремглав покинула его жилище.

— Причина во мне, или это совы становятся всё более невоспитанными? — возмущенно спросил он Йорика, подходя к лежащему на полу конверту. К счастью, тот приземлился лицевой стороной вверх, и Саймон узнал почерк Гермионы. На мгновение он задумался, зачем она использовала чью-то чужую сову, а затем вспомнил, что она писала в постскриптуме своего последнего письма.

— Проклятье! Бьюсь об заклад, она не взяла к родителям своего Леонта из-за родственников-маглов, которые не знают, что она ведьма.

Повернувшись к Йорику, Саймон приподнял правую бровь.

— И как же она объяснила им твоё появление и доставленную посылку, мой драгоценный пернатый друг? — спросил Саймон, поднимая конверт, и внимательно его рассматривая. — Хорошо ещё, что она не послала в ответ громовещатель.

20 сентября 2000 г.

Моя дорогая Гермиона,

Полагаю, что я должен извиниться. Если я правильно понимаю, у друзей принято, чтобы один из них — тот, кто допустил оплошность — извинился перед другим. Когда я прочитал о твоём приближающемся Дне рождения, я был не в лучшей форме и не подумал о том, что не стоило отправлять тебе письмо и посылку через Йорика.

И только после того, как какая-то странная сова принесла мне твой ответ, я вспомнил, что ты собиралась отмечать день рождения с родственниками-маглами, которые не знают, что ты волшебница. Предполагаю, что, раз уж ты не прислала мне в ответ громовещатель, то смогла справиться с ситуацией, а ещё — что ты осталась довольна подарком.

Перечитав написанное выше, я понимаю, что ты вполне можешь подумать, что я был пьян, когда это писал. Но это не так.

Саймон отбросил перо и прикрыл глаза. Гордыня — один из его главных врагов — мешала ему попросить о помощи.

«А какой у меня есть выбор?»

Нижний ящик стола был снова открыт, и Саймон, откинувшись на спинку стула, переводил мрачный взгляд от письма к фиалу с ядом, и обратно.

«Попросить помощи у несносной всезнайки, или стать таким, как Биннс⁽¹⁾?»

Гордость сопротивлялась недолго, и сменилась злостью на возникшую ситуацию.

Почему это так чертовски сложно? Я поделился с тобой гораздо бОльшим, чем то, что я никак не могу решиться рассказать сейчас.

Книги, которые я просил тебя найти, нужны мне не просто для того, чтобы ими владеть. Те книги, которые ты пока не нашла, не имеют отношения к моей проблеме. Я хочу их приобрести только потому, что когда-то у меня были такие же, и сейчас я хотел бы снова иметь их у себя.

Мне снятся кошмары, Гермиона. Кошмары, которые не может заблокировать даже зелье Сна-без-сновидений. Большинство людей в нашем мире, вероятно, сочли бы это справедливой и относительно гуманной «наградой» за мои действия на протяжении многих лет, и они были бы правы. Когда я активно участвовал в борьбе с… Сама-Знаешь-Кем, кошмары не так упорно преследовали меня, но в последние несколько лет они заметно усилились. Я надеюсь найти рецепт зелья, которое было бы достаточно сложным по своему воздействию, и достаточно сильным, чтобы с его помощью я смог снова заблокировать эти сны.

Если во время одного из своих марафонских сеансов чтения ты наткнёшься на что-то такое, что могло бы мне помочь, могу ли я рассчитывать на то, что ты поделишься со мной этой информацией?

Как всегда, твой

Саймон

* * *

30 сентября 2000 г.

Мой дорогой Саймон,

Поверь, тебе нет нужды извиняться. Отвлечь внимание гостей от появления Йорика было несложно: он подлетел со стороны окон, выходящих в сад, и в момент его появления я как раз стояла у окна, а мама быстро сориентировалась и отвлекла внимание гостей.

— К сожалению, для переключения внимания мама использовала мои детские фотографии, на которых я бегала по дому с голой попой, и использовала свой подгузник как парашют, — сказала Гермиона, ни к кому не обращаясь. — Пожалуй, я не стану сообщать Саймону такие подробности.

Я тоже раньше страдала от кошмаров, хоть они и не были такими навязчивыми, как те, которые ты описываешь. Я хочу выразить тебе свое сочувствие, и сказать, что я совершенно уверена, что ты их не заслуживаешь. И неважно, что по этому поводу может заявить какой-нибудь неосведомлённый идиот, у которого мыслей много, а ума мало.

Ты сказал, что ищешь зелье, которое сможет заблокировать кошмары "как раньше". Можешь ли ты сказать мне, каким образом тебе удавалось прежде их блокировать? Как это происходило?

Я ни в коем случае не пытаюсь намекнуть, что могу дать совет по зельеварению такому Мастеру зелий, как ты. Но эта информация может дать мне отправную точку для поиска решения.

Мне не нравится думать о том, что ты страдаешь.

Я бы написала это письмо раньше, но каждую свободную минуту я просматривала свою личную библиотеку в поисках информации о зельях. На данный момент я не нашла ничего полезного. Однако не стоит отчаиваться: если я ничего не найду в собственных книгах, у меня есть доступ к реестру книг магазина, и теперь, когда я лучше понимаю, что тебе нужно, у меня будет больше шансов найти нужную информацию в тех книгах, о которых ты ещё не подумал.

Ты не пробовал применять для решения проблемы какие-нибудь заклинания или чары?

Твой друг,

Гермиона

* * *

На первый взгляд письмо Гермионы было точь-в точь таким, как ожидал Саймон. Ему вспомнилась сцена из прошлого — урок зельеварения в Хогвартсе, низко склонённые головы учеников, прячущих взгляд, и высоко поднятая рука Гермионы, прикусившей от усердия нижнюю губу, и с трудом сдерживающейся от того, чтобы не подпрыгивать на месте,

Попытавшись визуализировать это воспоминание, он почувствовал, что в получившейся картинке что-то не так. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, в чём дело: ему представилась не Гермиона-ученица, а Гермиона — взрослая женщина. Пожав плечами, он вернулся к чтению письма.

«Я тоже раньше страдала от кошмаров...»

— Ничего удивительного, учитывая, сколько ей пришлось пережить, — пробормотал Саймон и продолжил читать. Его неожиданно растрогало, с каким искренним возмущением она высказалась по поводу мнения какого-то безликого безымянного человека. Когда он дочитал до того места, где Гермиона начала задавать вопросы и написала про отправную точку для сбора информации — что было очень на неё похоже — он ухмыльнулся. Но ненадолго.

«Мне не нравится думать о том, что ты страдаешь».

Кроме Поппи Помфри — которая, по мнению Саймона, суетилась больше для того, чтобы суетиться — никто не выказывал особой озабоченности по поводу того, какие травмы или болезни приходилось ему переносить. Когда уродливый пёс Хагрида укусил его за ногу, Саймон предпочёл попросить помощи у Филча. Он не видел необходимости посещать мадам Помфри, так как сам поставлял для нее большую часть лечебных зелий.

— Я провалялся бы в лазарете целую вечность, — пробормотал он, читая последний длинный абзац.

— Боже мой, Йорик! Кажется, я спровоцировал эту женщину на крестовый поход, — сказал Саймон в полном замешательстве. Однако последнее предложение заставило его нахмуриться.

— Чары? Она предлагает использовать чары? — зашипел Саймон, вскочив с места и подходя к книжному шкафу, занимавшему целую стену. Шкаф был заполнен всего на три четверти, и Саймон за несколько секунд нашёл нужный том.

— Я не переживу такого позора, если окажется, что решение было в одной из моих книг, — пробормотал он, прежде чем сесть в кресло и приступить к чтению.

Проведя чуть больше недели за изучением книг по чарам, Саймон признал поражение ещё в одной области.

10 октября 2000 г.

Гермиона,

Если ты не знаешь способа, как привлечь Флитвика (или иного мага такого же уровня) к моему исцелению, то, я полагаю, что о Чарах можно забыть.

Чтобы изложить всё, что я уже перепробовал, потребуется слишком много времени. Я пришлю тебе для изучения записи всех моих предыдущих идей и попыток, которые приводили к весьма посредственным результатам. Если ты найдёшь какой-то новый метод, я отдам тебе свой золотой черпак, который мне вручили в момент присвоения звания Мастера Зелий. Правда, искать его у меня тебе придётся самой, ибо я понятия не имею, куда я его убрал — я не вспоминал о нём уже несколько лет.

Как всегда, твой

Саймон

PS. Ты до сих пор кусаешь нижнюю губу, когда волнуешься?

* * *

«Я до сих пор...»

Гермиона виновато огляделась и выпустила губу, зажатую между зубами.

«Откуда он?..»

Гермиона знала, что в его письме есть вещи, куда более заслуживающие внимания, но ей потребовалось достаточно много времени, чтобы прекратить размышлять о том, зачем ему понадобилось спрашивать об её губе.

15 октября 2000 г.

Мой дорогой Саймон,

Я отвечу на твой вопрос, если ты ответишь на один из моих.

Да, я всё ещё мучаю свою бедную губу. Я никогда не могла избавиться от этой привычки, как ни старалась.

Сейчас моя очередь. Когда я увидела записи твоих экспериментов, у меня в голове что-то щёлкнуло, и я поняла, что письма, которые ты мне отправляешь, не могут быть написаны твоей рукой. Я узнала почерк в твоих заметках, я хорошо запомнила его за шесть лет в Хогвартсе, и мне даже не верится, что я не подумала об этом раньше. Твой нынешний почерк — каким бы красивым он ни был — он не твой! Как ты это делаешь? Зачарованное перо, особый пергамент, чары?

Кажется, я скучаю по твоему старому почерку.

Хотя мои умения и далеки от навыков профессора Флитвика, определённый талант к чарам у меня есть. Поэтому, если ты не возражаешь, я бы пока не стала полностью исключать возможность использования чар.

Я также планирую начать работу над составлением арифмантических уравнений, которые — если мне удастся правильно определить переменные из твоих записей — помогут нам выбрать правильное направление для дальнейших исследований. К сожалению, уравнения, которые я планирую составить, будут довольно сложными, и мне потребуется некоторое время, чтобы их решить.

Я бы не хотела забирать твой золотой черпак, когда мы решим твою проблему, Саймон. Я уверена, что ты сможешь придумать что-нибудь другое, чтобы вознаградить меня за усилия.

Гермиона почувствовала, как её щеки вспыхнули, когда она написала последнюю строчку. Она не знала, как он интерпретирует её слова.

«Что ж, мне нужно подтолкнуть его в правильном направлении».

Принимая во внимание твою ситуацию, я понимаю, что было бы неразумно встречаться где-нибудь в общественном месте, чтобы пообедать, но я была бы счастлива предложить свою квартиру для тихого праздничного ужина.

Твоя,

Гермиона

Подписав письмо, она поторопилась запечатать конверт до того, как ей захотелось вымарать последнюю строчку. Глядя вслед улетающему Леонту, она прошептала ему вслед:

— Лети, пока я ещё не совсем увязла в мыслях о собственной глупости.

* * *

Саймон вгляделся в своё искаженное отражение в бокале, который держал в руке, и фыркнул.

16 октября 2000 г.

Гермиона,

Ты права. Я использую зачарованное перо, так как слишком многие люди узнали бы мои каракули, а ты, как я предполагаю, узнала бы их с первого же моего письма.

Однажды я сказал тебе, что если мы встретимся с тобой лицом к лицу, ты меня не узнаешь. Ты и не узнаешь, пока не услышишь мой голос. Так что, если когда-нибудь мы запланируем праздничный ужин — а я могу позволить себе шикарный вечер — это место не обязательно должно быть твоей квартирой. Тогда тебе не придётся отвечать на неудобные вопросы мистера Уизли, и твоя репутация не будет запятнана тем, что ты принимаешь подозрительных мужчин у себя в доме.

Я благодарю тебя за усилия, которые ты предпринимаешь, чтобы мне помочь, но я не представляю, какое применение тут могут иметь арифмантические уравнения.

Как всегда, твой

Саймон

* * *

«…если когда-нибудь мы запланируем праздничный ужин — а я могу позволить себе шикарный вечер — это место не обязательно должно быть твоей квартирой».

Либо он не понял, что она хотела, чтобы праздничный вечер прошёл в её квартире, либо...

— Либо он всё прекрасно понял, и это был его вежливый отказ, — Гермиона нахмурилась и потянулась за коробкой с наполовину растаявшим мороженым. — И при чём тут Рон?

16 октября 2000 г.

Ты, мой дорогой Саймон, должно быть, не изучал Арифмантику до уровня сдачи ТРИТОНа. Иначе ты бы знал, что по-настоящему талантливый нумеролог всё что угодно — любую вещь, предмет, человека, вопрос или ответ — может описать с помощью уравнения. А любое уравнение можно решить.

Не то чтобы я хотела сказать, что я гениальный нумеролог, но профессор Вектор говорила, что у меня есть способности к этому предмету.

Твоя,

Гермиона

PS. Я думаю, что мне с гораздо бОльшей вероятностью пришлось бы выслушивать неудобные вопросы от Рона, если бы он откуда-то узнал, что меня видели в шикарном ресторане с неизвестным мужчиной, чем если бы мы с тем же мужчиной поужинали в вдвоём у меня дома.

А учитывая то, чем Рон — как я подозреваю — занимался в последние месяцы, мне бы пришлось как минимум голой танцевать на улице, предлагая себя каждому встречному (мужчине или женщине), прежде чем он получил бы право заявить, что у меня плохая репутация.

1) Биннс — профессор-призрак, который преподавал в Хогвартсе "Историю магии"

Вернуться к тексту

Посылка от «Маркс и сыновья» на сей раз не сопровождалась запиской от Гермионы, да и почерк на этикетке был не её, и, тем не менее, Саймон нетерпеливо развернул обёртку. Фолиант, который он там увидел, был, если можно так сказать, старым другом из его прошлой жизни. В те годы свои самые ценные книги он хранил в собственном доме в Паучьем тупике, и, когда война закончилась, успел их незаметно оттуда забрать. Но и в Хогвартсе у него была неплохая коллекция книг, которую он был вынужден целиком оставить там. С тех пор он, часто с сожалением, вспоминал о некоторых утерянных экземплярах.

— Интересно, будешь ли ты мне служить так же хорошо? — задумчиво спросил Саймон. Он взял книгу в руку, и вдруг почувствовал что-то удивительно… правильное. Нахмурившись, он подошёл к окну, чтобы получше рассмотреть фолиант.

«Не может быть!»

Он раскрыл книгу посередине и перелистнул несколько страниц.

Пятно в том самом месте. «Это я капнул здесь чаем!»

«Этого не может быть...»

Он проверил задний форзац ⁽¹⁾книги, и понял, что нет смысла отрицать очевидное.

«Это моя книга!»

Небольшой экслибрис⁽²⁾ Дамблдора — потускневший, еле заметный — был на прежнем месте, в нижнем внутреннем углу.

Саймон невидящими глазами смотрел в окно, вспоминая давно прошедшее Рождество. Дамблдор тогда сообщил ему, что разбирал свои книжные полки, и нашёл фолиант, который ему уже не нужен, так что, если Саймон хочет, то может его забрать себе. Коварный старый ублюдок знал, что Саймон всегда мечтал об этой книге, но отказался назвать этот жест «подарком». Саймон временами ненавидел старика, но тем не менее, это был единственный подарок, который он вообще когда-либо получал.

Он опустился в кресло и прижал книгу к груди. Почувствовав в глазах непривычную влагу, он запрокинул голову, чтобы слёзы не стекали по лицу. Сглотнув застрявший в горле ком, он положил книгу на колени и начал сосредоточенно изучать её на предмет каких-либо новых повреждений, появившихся за то время, пока она находилась в чужих руках.

Когда Саймон понял, что всё это значит, у него на скулах от ярости заходили желваки. Его небольшую, но с любовью собранную коллекцию книг, не передали — как было указано в завещании — в библиотеку Хогвартса. Её распродавали по частям.

«Кто-то потихоньку украл и продал несколько томов? Или так поступили со всеми книгами?»

«Кто? Какой-то студент? Нынешний преподаватель зельеварения? Минерва?»

Саймон не готов был признать, насколько сильно его ранила мысль о том, что его последний дар Хогвартсу был так бездушно разбазарен. Он предпочитал злиться, а не страдать. Чтобы случайно не повредить в порыве гнева свой вновь обретённый фолиант, он временно убрал этого заблудшего путешественника в ящик стола.

— Они не имели права! — яростно выговаривал он, обращаясь к Йорику. — Никакого права! Сколько ещё моих книг валяется в этом проклятом книжном магазине?

Тяжело дыша, Саймон расхаживал перед насестом сокола, пытаясь составить список книг, и отправить новый заказ Гермионе, хотя и понимал, что в этом не было особого смысла: он даже не знал, какие именно книги были проданы.

«Ничего не поделаешь. Придётся идти туда самому».

Саймон решительно сжал губы и пошёл в лабораторию. Пришло время использовать оборотное зелье, которое он изобрёл, чтобы изменять только тембр своего голоса. И ему было всё равно, каков будет результат, лишь бы был. Даже если его голос будет звучать как у девочки-подростка, которой только что отдавили ногу.

Саймон собрался, надежно спрятал флакон во внешнем кармане мантии и вышел из дома. Находиться на людных лондонских улицах оказалось для него настолько некомфортно, что по пути он несколько раз успел подумать, не вернуться ли ему назад в свою квартиру.

«Я не трус, чёрт подери! Я могу сам это сделать, не прячась за женской юбкой, или за навыками Гермионы находить нужные книги».

«Я могу сделать это!»

«Они всего лишь люди, а не шпионы, намеревающиеся сдать меня властям».

Расстояние до «Маркс и сыновья» было не таким уж и большим, но Саймону показалось, что он добирался туда целую вечность. Пробежавшись взглядом по книгам, выставленным в витрине магазина, он не смог решить, успокоило его то, что он не обнаружил там экземпляры из своей коллекции, или, наоборот, встревожило.

Саймон повернулся спиной к прохожим, вытащил из кармана маленький флакончик с зельем, и бросил туда заранее припасённый волос какого-то магла. Вкус зелья был настолько отвратительным, что ему немедленно захотелось запить эту гадость стаканом огневиски, а пока он дал себе обещание при первой возможности улучшить его вкус. Саймон несколько раз сглотнул и почувствовал, как в горле начали происходить какие-то изменения. Убрав в карман пустой флакон, он направился ко входу в магазин.

«Кажется, здесь ничего не изменилось», — это была первая мысль, которая пришла ему в голову, когда он вошел внутрь. Вторая мысль была о том, что, поскольку сегодняшнюю посылку ему отправляла не Гермиона, то, возможно, её сейчас здесь и нет.

Заметив за одним из прилавков приличного вида продавца, Саймон подошёл к нему:

— Мисс Грейнджер здесь? — спросил он и едва сдержал гримасу.

«О, Господи!»

«Я говорю долбаным фальцетом».

* * *

Продавец собирался спросить, может ли он сам чем-нибудь помочь, но в человеке по ту сторону прилавка было что-то такое, что заставило его просто кивнуть и попросить напарника, чтобы тот заменил его на посту.

Гермиона провела последние несколько дней, встречаясь с продавцами книг по всей стране, и в этот день заглянула на работу всего на несколько минут, чтобы написать отчёт по итогам поездки. Когда ей сообщили, что какой-то покупатель желает поговорить с ней, Гермиона нахмурилась. Она приподняла на макушку очки для чтения, посмотрелась в зеркало, чтобы убедиться, что выглядит презентабельно, и вышла в торговый зал.

Продавец осторожно повёл головой в сторону высокого темноволосого джентльмена, который нетерпеливо расхаживал между стеллажами. Временами он останавливался, чтобы пролистать какую-нибудь книгу, возвращал её на полку и двигался дальше.

Гермиона нацепила на лицо свою самую любезную улыбку, подошла к нему, остановилась в нескольких футах позади, и, прочистив горло, сказала:

— Здравствуйте, я Гермиона Грейнджер. Чем я могу вам помочь, мистер?..

* * *

Расхаживая взад и вперед между книжными стеллажами, Саймон полностью сосредоточился на изучении названий на переплетах. Окидывая внимательным взглядом книжные полки в поисках экземпляров из своей утерянной коллекции, которые в прежней жизни были ему как добрые друзья, он и думать забыл как о том, где он находится, так и о том, что в магазине кроме него могут быть и другие люди. Выхватив взглядом очередной том, стоявший на третьей полке снизу, Саймон хотел было наклониться за ним, как вдруг позади него кто-то кашлянул .

Следует отметить, что Йорик никогда не кашлял. По крайней мере, Саймон никогда этого не слышал за все время, пока у него жила эта чёртова птица, так что реакция Саймона была вполне предсказуемой. В один момент он резко пригнулся, развернулся, вытащил палочку и направил её на источник звука. Какое проклятие он собирался применить, так и осталось тайной, поскольку Саймон, увидев своего противника, тут же прикусил язык.

Опустив палочку, он молча смотрел на… на женщину, которой он писал свои письма. Её одежда была деловой — офисные брюки и белая блузка — и не подчёркивала нежных изгибов фигуры, но Саймон, быстро окинув девушку цепким взглядом, заметил всё. Глядя на Гермиону "во плоти", он слегка растерялся, и впервые за долгое время не смог найти подходящих слов. Он молчал, зато его мысли неслись быстрее, чем он мог проконтролировать.

«Представиться ей или нет?.. но я принял зелье, и она не узнает мой голос... ничего, позже узнает... это же можно объяснить... меня могут выдать... скажу, что опасался, что кто-нибудь мог бы нас подслушать и узнать меня по голосу...»

Все вышеперечисленное пролетело в голове за несколько секунд. Саймон сделал глубокий вдох, собираясь наконец заговорить, и это спасло его от ужасной ошибки.

Вдохнув воздух через нос, Саймон почувствовал знакомый аромат её духов — тех самых, которые он ей когда-то подарил. Лёгкая улыбка приподняла уголки его сурового рта, и на мгновение его глаза осветились теплом.

«Она пользуется моими духами, значит, её письма — это не просто слова, которые она писала, чтобы развлечься».

Он получил шанс поговорить с умным человеком. С женщиной, которая знала, кем он был на самом деле. Открыв рот, чтобы ответить, Саймон вдруг вспомнил:

«Вот дерьмо! Она ведь что-то сказала, но, черт возьми, что именно?»

Слегка поклонившись в качестве приветствия, он убрал палочку и сказал:

— Прошу прощения, мисс... Гермиона. Вы напугали меня, а старые рефлексы не исчезают.

Вспомнив, где они находятся, он спросил:

— Мы могли бы где-нибудь поговорить наедине?

* * *

Прошло уже не меньше года с тех пор, как она в последний раз видела направленную на себя волшебную палочку. Сейчас Гермиона обнаружила, что её рефлексы по-прежнему в порядке (хоть и не так остры, как раньше), а ещё — что деловая одежда не позволяет мгновенно вытащить палочку. Когда она наконец сомкнула пальцы на рукоятке своей палочки, нападавший уже опустил свою.

Не сказать, чтобы она тут же почувствовала облегчение.

Держа палочку за спиной, Гермиона прикидывала, сколько человек сейчас находится в торговом зале. Если придётся сражаться, она хотела бы минимизировать ущерб, насколько это возможно.

Мужчина шумно втянул носом воздух, и она напряглась. Но затем по его губам скользнула лёгкая улыбка, и он убрал палочку в карман. Тем не менее, она продолжала зорко следить за его руками, пока не убедилась, что он безоружен. Сосредоточившись на этом, Гермиона чуть не пропустила мимо ушей как его извинения, так и тот факт, что он назвал её по имени.

Она чуть не впала в ступор, когда человек, с которым — как она было уверена — они виделись впервые в жизни, обратился к ней так неформально, да ещё и попросил её о приватной беседе.

Первым желанием было ответить что-нибудь издевательское, но она сдержалась.

— Могу я спросить, зачем это нужно, мистер?.. — снова оборвав фразу на этом месте, она надеялась, что странный посетитель представится, и тогда она поймёт, с чего он вдруг обращается к ней по имени.

* * *

Она его не узнала.

Вопреки логике, Саймон не почувствовал от этого никакого удовлетворения. Казалось бы, ему следовало радоваться: работа маггловских стоматологов, собственные усилия, затраченные на подбор зелий и кремов, другие ухищрения, направленные на изменение формы носа и цвета кожи, дали в итоге требуемый результат. Саймон с трудом сдержался, чтобы не провести пальцем по своему носу и убедиться, что теперь нос не крючковатый. Всё сработало так, как он и хотел. Анонимность была сохранена.

Она его не узнала, и это было ожидаемо. Но он чувствовал себя разочарованным.

«Какой же я дурак!»

Он слегка наклонил голову и на один короткий миг всматрелся в лицо своей «подруги по переписке».

«А теперь подтвердим свою глупость. И усугубим её».

Оглянувшись, чтобы убедиться, что никто не подслушивает, он просто произнёс: «Сопохороус». И замер в ожидании реакции.

«Ну, что, друг ты или враг, Гермиона? Мы пойдём беседовать наедине, или я отправлюсь в Азкабан?»

* * *

Сопохороус.

Гермиона отчетливо услышала имя, но потребовалось несколько секунд, чтобы слово обрело смысл.

— Саймон? — голос неожиданно сел, и она понадеялась, что он этого не заметил. Мужчина, стоявший перед ней, ничем не напоминал её школьного учителя. Она искала в его лице хоть какие-то черты профессора Снейпа, и не находила, от чего на душе становилось всё тяжелее.

Гермиона встряхнулась, изобразила приятное выражение лица и убрала руку с волшебной палочки.

— Ты… То есть, следуйте за мной, пожалуйста.

Гермиона пошла вперёд, не забыв ободряюще кивнуть сотруднику, который её сюда позвал. Зайдя вместе с Саймоном в свой кабинет, она медленно закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Некоторое время она сверху донизу скользила взглядом по своему гостю, как будто стараясь всё рассмотреть и запомнить на случай, если они больше не увидятся. Ещё раз уделив внимание его рукам, она, наконец, решилась посмотреть ему прямо в глаза. И порадовалась тому, что опирается спиной на дверь, потому что в этот миг она почувствовала себя так, будто её оглушили.

— У тебя его глаза, — тихо сказала она внезапно охрипшим голосом. — И его руки.

Оттолкнувшись от двери, она выпрямилась и попыталась успокоить колотящееся сердце.

— Сначала я этого не заметила, но теперь... Как ты это сделал? — спросила она, указав на лицо Саймона.

* * *

Саймон шел следом за Гермионой, и не мог оторвать глаз от её спины и покачивающихся, обтянутых брюками бёдер. Обычно ему не нравились женщины в брюках, но его мнение сильно изменилось во время этой короткой прогулки до её кабинета.

Он понимал, что Гермиона вот-вот обрушит на него бесконечную череду выматывающих вопросов, и чувствовал по этому поводу нарастающий протест. Он не хотел сейчас этого. Он всю жизнь отрицал романтическую часть своей натуры, и научился успешно подчинять её с помощью едких и саркастических насмешек. А теперь эта самая часть души, которую он сдерживал и контролировал в течение сорока лет, решила вдруг заявить о себе во весь голос.

«Сейчас неподходящее время для того, чтобы задавать сотни вопросов и требовать ответы. Она, что, не понимает этого? Не знает?»

Это была та самая женщина, писавшая ему письма о ваннах, о мыльных пузырях, и о наслаждениях, о которых он давно уже и не мечтал. Её слегка охрипший голос, произнёсший имя «Саймон» моментально включил его либидо, для дальнейшего поддержания которого вполне хватало просто идти за ней следом и любоваться её походкой.

«У тебя его глаза. И его руки».

Тон, которым это было сказано, немедленно заставил его подумать о спальне, и это стало последней каплей, придавшей ему решимости прервать надвигающийся поток вопросов.

Шагнув к ней и встретившись с ней взглядом, Саймон приложил палец к её губам и покачал головой. Он уже проклял то зелье, с помощью которого изменил свой голос, и твёрдо решил не произносить её имя, пока действие зелья не закончится. И шепнул ей:

— Мои глаза. Мои руки».

А затем убрал палец и нежно накрыл её губы своими.

«Я был прав. Она сладкая, как мёд».

* * *

Гермиона не ожидала, что он подойдёт так близко, и совсем не ожидала, что он прикоснётся к ней. Услышав его шёпот вместо голоса — того голоса, который сохранился в её воспоминаниях — она ощутила недолгое сожаление. Но тут он её поцеловал, и все мысли вылетели у неё из головы, потому что это, похоже, был самый сладкий поцелуй в её жизни.

Поцелуи с Роном ассоциировались у неё с тяжелым сопением, чрезмерной активностью языков и буйством гормонов, а не с нежной настойчивостью, теплом и желанием.

На мгновение Гермиона подалась ему навстречу, но, вспомнив, где они находятся, оторвалась от него:

— Зачем ты пришёл?

«Почему именно сейчас?»

* * *

Саймон почувствовал, что она прильнула к нему, и поднял было руки, чтобы прижать её покрепче, но тут она отстранилась. Морально готовый к пощёчине, или — ещё хуже — к насмешкам, Саймон испытал невероятное облегчение, когда она всего лишь задала простой вопрос. Гермиона не отвергла его, и даже, как будто, благосклонно восприняла его действия. Он ощутил что-то вроде восторга, и от наплыва чувств у него так сжалось горло, что какое-то время он не мог произнести ни слова. Неуверенно улыбнувшись, он осторожно поднял руку, чтобы нежно прикоснуться к её лицу, а затем, чуть сдвинув пальцы, ощутить мягкость её волос.

«Зачем я пришёл? Я и забыл об этом»

— Я... Это больше не имеет значения, — честно сказал Саймон, опустив руку. Книги были сейчас последним, о чем он хотел бы думать. Книги никуда не денутся.

В отличие от неё.

Ему пришло в голову, что следовало бы отступить на шаг, чтобы дать ей возможность — если она этого хочет — отойти. Но делать этого очень не хотелось. Напротив, единственным его желанием было вновь почувствовать вкус её поцелуя. Он посмотрел на её губы и невольно облизнулся.

— Как ты думаешь, ты могла бы сейчас — пока не закончилось действие этого проклятого оборотного зелья, изменившего мой голос — освободить остаток дня и пойти со мной в более безопасное место? Там я постараюсь ответить на большую часть из того миллиона вопросов, которые — я уверен — крутятся в твоей растрёпанной голове, — сказал Саймон, приподняв бровь и слегка улыбнувшись, чтобы смягчить свои слова.

* * *

— Пойти в более безопасное место? — переспросила Гермиона. «Надеюсь, это не прозвучало как испуганный писк?»

Когда она писала ему последние письма, ей ничего так не хотелось, как побыть с ним наедине. Но тогда это были только слова на бумаге, и жаркие ночные фантазии. А сейчас это стало реальностью, и перед ней стоял человек из плоти и крови. Мужчина, который только что поцеловал ее.

— Так это зелье? Значит, твой голос станет прежним? О, слава Богу! — она тут же смутилась и покраснела, и, пытаясь скрыть это, сердито посмотрела на него. — Мои волосы не растрепаны! Это не лучший способ убедить меня уйти с работы пораньше.

* * *

В ответ на возмущение Гермионы Саймон привычно приподнял бровь. Ему было приятно убедиться, что ей явно нравится природный тембр его голоса, и ему следовало использовать этот фактор, если он хотел вытащить её из магазина. Грозный взгляд, которым она на него посмотрела, не особо напугал его — он много раз видел, как она с таким же выражением смотрела на обоих своих дружков — и ничего, они оба до сих пор живы.

По крайней мере, насколько ему было известно.

Смущённый румянец он объяснил её молодостью. А следом за этим его посетила новая, и весьма тревожная мысль:

«Не могла же такие письма писать девственница, так ведь?»

«Возможно, именно поэтому они с Уизли и расстались».

Отдельные фрагменты последнего письма Гермионы прокручивались у него в голове, но не желали собраться во что-то целостное.

«Там было что-то о том, что ей нужно сначала танцевать обнаженной на улице, а потом предлагать себя всем желающим...»

«О, Боже милостивый! Она способна на такое?»

Саймон кивнул, отошёл от неё и присел на край стола, слегка раздвинув ноги.

«Надо продолжить соблазнять её более привычным способом».

— Я разработал новый вариант оборотного зелья, который действует только на голосовые связки. К сожалению, я, кажется, одолжил волосок у обладателя тенора, — недовольно сообщил Саймон.

Он взял одну из книг со стола, повертел её в руках, нахмурился и, притворившись недовольным, положил на место. Вытащив карманные часы, он взглянул на циферблат.

— У меня осталось примерно три четверти часа, а потом мне придётся уйти⁽³⁾.

Убирая часы в карман, он поднял голову и посмотрел Гермионе в глаза, а затем перевёл взгляд на её волосы.

— Кажется, я не распробовал текстуру твоих волос. Могу я прикоснуться к ним ещё раз? — спросил он, прекрасно помня, что волосы у неё вовсе не жёсткие и кучерявые, а очень даже мягкие. При этом он продолжал сидеть на краю стола и не пытался приблизиться к ней. Он хотел проверить, захочет ли она сама подойти к нему, и как она это сделает. Если сделает.

«Кто же ты, Гермиона? Невинная девушка, решившая сыграть роль опытной женщины, или моя порочная распутная ведьмочка?»

* * *

Гермиона оглянулась, чтобы лишний раз убедиться, что дверь закрыта, хотя и не очень понимала, почему это кажется ей таким важным,

Она знала, что за относительно безобидным фасадом её гостя скрывался Северус Снейп, а уж его никто в здравом уме никогда не додумался бы назвать безобидным. Хитрым — да. Очень умным — определенно. Опасным — без сомнения.

Некоторое время она пристально смотрела на него, изучая его новую внешность, и на этот раз не пытаясь найти под ней скрытые черты другого человека. Он выглядел намного лучше, чем раньше, но она не назвала бы его симпатичным. Скорее, он стал привлекательным.

«Кого ты пытаешься обмануть? Ты бы не позволила ему целовать себя, если бы нашла его НЕпривлекательным. И не хотела бы повторить поцелуй, чтобы убедиться, что второй раз будет не хуже, чем первый».

Медленно, осторожно, будто подбираясь к дикому зверю, Гермиона подошла поближе.

— Мне было бы интересно увидеть твои заметки о разработке этого варианта оборотного зелья, если ты не против показать их мне, — она остановилась напротив него, а затем сделала последний шаг, и встала между его раздвинутых ног. Не дожидаясь, когда прилив храбрости покинет её, Гермиона подняла руки и сняла со своей макушки очки для чтения, в тот момент игравших роль ободка для волос. Затем она наклонилась ещё ближе к Саймону, чтобы аккуратно положить очки на стол за его спиной, и встряхнула головой. Освобождённые волосы рассыпались по плечам.

— И что теперь? — глядя Саймону в глаза спросила она.

* * *

Он смотрел, как Гермиона приближается к нему, и внезапно понял, как чувствует себя мышь, на которую охотится Йорик. Распределяющая шляпа не ошиблась, перед ним была настоящая львица. Она двигалась неторопливо, но в её походке не было неуверенности, она определённо знала, что делает. Саймон удивлённо сдвинул брови: хоть он и не был её деканом, но он хорошо её помнил, и сейчас ясно видел, насколько она изменилась.

«Куда делась её непосредственность? То восхищение, которое она испытывала перед этим миром?»

«Раньше, особенно в первые годы учёбы, она была резкая и порывистая, как молния, рассекающая небо».

Ему стало грустно, когда он внезапно понял, куда всё это делось.

«В холодные темные могилы, вместе с погибшими на войне».

Гермиона задала вопрос о зелье, и его губы непроизвольно дёрнулись. А когда она смело подошла к нему и встала между его раздвинутых ног, он вспомнил старый стишок про паука и муху. Слова о модифицированном оборотном зелье были приманкой, и привели её именно туда, где он её ждал. И вдруг…

«Что теперь?»

«Вот, чёрт! Что теперь?»

Саймон мгновенно почувствовал волну паники. Это была совершенно новая для него ситуация. Дамы, с которыми он привык иметь дело, не требовали какой-то особой обходительности, им достаточно было заплатить, чтобы они сделали то, что он хотел. Когда он увидел, как Гермиона снимает с головы очки и встряхивает копной волос, его паника возросла.

Её «И что теперь?» требовало каких-то действий, и, хотя Саймон не чувствовал себя львом, но думать он умел.

«Романтика. Она говорила, что женщины любят романтику. Я должен был прочесть эти чёртовы романы вместо того, чтобы сжечь их», — отругал он себя, в то время, как его его пальцы погрузились в пышные каштановые кудри и добрались до корней волос. С огромным трудом он удерживал взгляд на её лице, не позволяя себе посмотреть в декольте.

«Если я смог обмануть Темного Лорда, заставив его поверить в то, что я его верный слуга, то я смогу обмануть и себя, заставив думать, что я способен удержаться».

Он решил рискнуть, и позволить другой руке тоже погрузиться в пышную массу её волос, надеясь, что она не рассердится, и не повредит ему одну весьма уязвимую часть анатомии. На всякий случай, руки он держал под контролем, не позволял им путешествовать слишком далеко и опускаться ниже плеч.

— Я никогда в жизни так не ошибался, — пробормотал он, и с ужасом понял, что неправильно рассчитал продолжительность зелья: его голос дрогнул и вернулся к обычному звучанию на середине последнего слова.

Фыркнув, он прочистил горло и сказал:

— Я, наверное, должен произнести это по-другому, не так ли?

* * *

У Гермионы перехватило дыхание и мурашки забегали по спине, когда она почувствовала, как он пропускает пряди её волос между пальцев и нежно поглаживает её кожу. Когда же она услышала настоящий голос Саймона… Северуса... всё её тело пронзила дрожь.

— Ты можешь произнести моё имя?

* * *

Он заметил, что она дрожит, но объяснил это прохладным воздухом в кабинете, и тонкой тканью её блузки, а не звучанием своего голоса. Но потом она попросила произнести её имя.

«Просто произнести её имя? И всё?»

Он уже открыл рот, чтобы сделать это, но тут ему в голову пришла одна мысль.

«Как, черт возьми, я должен это сделать?»

«Мягко?»

«Громко?»

«Просто сказать, и всё?»

«Блядь! На пергаменте это было намного проще».

Наконец, его осенило — хорошо, что не слишком поздно.

— Каким именем ты хочешь, чтобы я тебя назвал? — просто спросил он. — Сирена? Соблазнительница? Или просто — Гермиона?

* * *

Как ни странно, она почти ожидала услышать, что он назовет её «мисс Грейнджер».

И ей очень понравились варианты, которые он предложил вместо этого.

«Сирена. Соблазнительница».

Гермиона прикрыла глаза, наслаждаясь бархатистым тембром его голоса, который, казалось, ласкал каждый слог. Особенно в её имени.

«Я буду вспоминать это снова и снова, пытаясь заснуть сегодня вечером. Это действительно будут приятные грёзы».

Затем она открыла глаза, а её губы растянулись в довольной улыбке.

— Все имена прекрасны, но, я думаю, что сейчас достаточно просто «Гермиона», — сказала она и на мгновение прикусила нижнюю губу, внезапно подумав о том, как ей обращаться к нему. — Я знаю, что сейчас тебя зовут Саймон, но я... Ну, в общем, как бы ты хотел, чтобы я тебя называла?

* * *

«Не удержался», — констатировал Саймон, успев вернуть свой взгляд от груди Гермионы на её лицо прежде, чем она открыла глаза. Всё-таки он в первую очередь был мужчиной, и не всегда мог сознательно контролировать, куда он смотрит: стоило закрыться её глазам, как он тут же обнаружил, что смотрит в вырез её блузки, да ещё и голову наклонил так, чтобы обеспечить себе лучший обзор. И зрелище того стоило. Ему пришлось сдержаться, чтобы не фыркнуть, когда в голове промелькнуло слово «извращенец».

Увидев её улыбку, он понял, что мечтает разговаривать с этой женщиной лёжа в постели. И чтобы она называла его настоящим именем.

«Пришло время превращать мечты в реальность. С ней».

— Саймон, — сказал он твердо, хоть и вполне доброжелательно. — Саймон Сопохороус — это то, кем я являюсь, и кем я останусь.

* * *

На короткий миг она почувствовала разочарование, но оно быстро рассеялось, стоило ей вспомнить обо всех письмах, которыми она обменивалась с «Саймоном» последние несколько месяцев.

Северус Снейп был человеком, которого она уважала, и чью смерть оплакивала. А Саймон был тем, кто медленно открывался ей в своих письмах, тем, кто стал её другом. И тем, кто в настоящий момент искушал её больше, чем она могла когда-либо себе представить.

То, что Саймон и Северус фактически были одним и тем же человеком, пока не имело значения. Возможно, позже, если возникнет необходимость, она подумает об этом.

Он выполнил её нелепую просьбу произнести вслух её имя, так что и ей следовало отнестись к его желанию с уважением. Гермиона проигнорировала внутренний голос, который отметил, что она уже сравняла счёт, позволив прикоснуться к своим волосам.

— Просто Саймон? Я не могу называть тебя "Занудой" или "Моей личной занозой в заднице"? — ее озорная улыбка стала шире, когда она подумала, не отбежать ли ей для безопасности в другой конец комнаты.

Она всматривалась в его лицо, чтобы заметить первые признаки опасности, особенно внимательно следя за движением губ.

— Я полагаю, мой друг Саймон — как раз то, что нужно, — ответил он, и Гермиона, перестав улыбаться, облизнула губы кончиком языка.

— Мой дорогой Саймон, — произнесла Гермиона на выдохе, и, поддавшись порыву, потянулась к нему.

На этот раз она была полна решимости запомнить и свои ощущения, и его вкус, чтобы потом прокручивать это в своей памяти по ночам, лёжа без сна в своей постели. Неизвестно, повторится ли этот момент когда-нибудь ещё.

Боясь потерять равновесие, Гермиона осторожно положила руки на плечи Саймона, и, прикоснувшись к его губам своими, издала тихий сладкий стон.

* * *

Саймон уже успел иронично вскинуть бровь и открыть рот, чтобы возразить, как Гермиона практически выбила у него почву из-под ног. Она не только произнесла «Мой дорогой Саймон» таким чарующим голосом, что вся его старательно возведённая защита пошла трещинами, но и поцеловала его. Сама приблизилась к его лицу и поцеловала, издав самый восхитительный вздох, который только можно представить.

Прошло полсекунды колебаний, и он ответил ей — нежно, будто спрашивая разрешения. Раз уж она решилась положить ему руки на плечи, то и он набрался смелости и опустил руки на её талию, после чего притянул девушку поближе к себе. В новом положении рукам стало неудобно, и, чтобы облегчить дискомфорт, он передвинул их повыше, а затем широко раздвинул пальцы.

Внутренний голос, попытавшийся было протестовать, быстро ослабел и сдался, стоило ему ощутить, как приятно было гладить большими пальцами её спину.

«Больше никаких мечтаний, помнишь?»

«И проклятых снов... Заткнись уже!»

* * *

Саймон ответил на поцелуй, его нерешительность длилась не дольше секунды, но за это время Гермиона успела подумать, что она совершила огромную ошибку, подставившись под унизительный отказ, что он, несомненно, оттолкнёт её, и…

И он прижал её к себе. Его тёплые ладони, и нежно поглаживающие спину пальцы наверняка свели бы её с ума, если бы не тонкая ткань блузки, сквозь которую прикосновения ощущались не так интенсивно.

Гермиона тихо застонала от наслаждения, представив, что эти же самые ладони гладят её по обнажённой спине. Она прижалась к Саймону ещё крепче, и, скользнув руками к его затылку, вплела пальцы в волосы. А потом приоткрыла губы, чтобы попробовать его вкус. Там, где губы Саймона мягко просили разрешения, Гермиона потребовала. Рука в его волосах слегка дернулась в безмолвном ободрении.

* * *

В жизни Саймона бывали случаи, когда он просил «своих» женщин доминировать, но чаще всего во время таких «свиданий» необходимость уложиться в оплаченный промежуток времени имела большее значение, чем попытки понять, чего он на самом деле хотел. Поскольку ему ещё не доводилось целовать женщину, которая действительно хотела его, он был слегка озадачен активностью Гермионы. Впрочем, не настолько, чтобы не ответить на поцелуй.

Она бросила ему вызов. Пока ещё никто из тех, кто бросал ему вызов, не оставался безнаказанным. Он взял себя в руки и перехватил инициативу, заодно передвинув одну руку вниз по спине. Гермиона пыталась распробовать запретное удовольствие, а Саймон, тоже приступив к пиршеству, не мог избавиться от сомнений в её искренности.

Или неискренности.

Слишком часто он становился в жизни объектом шуток и уловок, чтобы сейчас не ожидать подвоха. Прервав поцелуй, но не разжимая рук, Саймон изучал её лицо сквозь полуопущенные веки, и наслаждался видом её припухших губ. В его глазах полыхала страсть, и голос прозвучал немного грубо, когда он смог заговорить.

— Скажите мне, что это не игра, мисс Грейнджер.

* * *

— Если это игра, то я не знаю её правил, — ответила она, тяжело дыша. Теперь, когда они уже не целовались, Гермиона почувствовала, как колотится у неё сердце, и как крепко Саймон прижал её к себе. К своему большому, тёплому и очень мужскому телу. Чувствуя его так близко, она буквально теряла голову, и действовала очень импульсивно, что было совсем непохоже Гермиону Грейнджер. Ей хотелось поцеловать его снова, прижаться к нему, потереться о его живот, точнее, о совершенно недвусмысленную выпуклость. Желание было таким сильным, что она испугалась и попробовала отступить, чтобы увеличить дистанцию между ними, и вернуть себе ясность мыслей.

Одно мгновение Саймон удерживал её, не давая отступить, и в эту долю секунды она почувствовала страх, увидев в его глазах хищника, который запросто мог её уничтожить, если она не будет осторожна. А затем он отпустил её, позволив сделать шаг назад.

— Мне, вероятно, не следовало так себя вести, просто ты вскружил мне голову. Я такого не ожидала, — выпалив эти слова, Гермиона обеими руками кое-как пригладила волосы и скрутила их в пучок на затылке.

* * *

Услыхав признание Гермионы, Саймон слегка улыбнулся. Он спокойно сидел на краю стола, терпеливо наблюдая, как она приводит себя в порядок, будто бы таким образом надевая доспехи, чтобы контролировать ситуацию и чувствовать себя в безопасности. А если его глаза не могли оторваться от некоторых участков её тела, ставших особенно заметными, когда она подняла руки, чтобы закрепить волосы, так это была исключительно вина портного, который сшил её блузку.

Когда она закончила возиться с волосами, Саймон встал и шагнул к ней, но, увидев вспышку страха в её глазах, тут же умерил свой пыл. Идею о том, как можно использовать её рабочий стол не по назначению, придётся отложить до следующего раза..

Он прикоснулся пальцем к подбородку, слегка приподняв ей голову, и подарил почти целомудренный поцелуй, в последний момент чуть прикусив её нижнюю губу, как бы обещая большее.

— Я тоже, Гермиона. Я тоже, — тихо сказал он, поднимая руку, чтобы поправить выбившуюся прядь её волос.

— В следующий раз — а у нас ведь будет следующий раз, если уж ты заверила меня, что это не игра — позволь мне ослабить болты на твоих доспехах.

Обведя взглядом её кабинет, он приподнял уголки губ, и не удержался от подколки:

— Мне, вероятно, следует уйти и позволить тебе заняться делами. Представляю, сколько бедных душ сейчас томится в ожидании своих книг, потому что ты… развлекаешь меня.

* * *

«Ослабить болты на моих доспехах?»

Эта странная фраза была забыта, зато другие слова заставили её задуматься. Неужели он действительно думал, что она может с ним играть? Если в этой ситуации кто-то и должен бояться оказаться в дурацком положении, так это она.

«Кажется, на него всё это подействовало так же сильно, как на меня».

Эта мысль придала ей уверенности, и она улыбнулась ему в ответ:

— Большинство запросов наших клиентов выполняются моими очень компетентными сотрудниками. Лишь немногим избранным удается попасть на мой стол, — поняв, как прозвучали её слова, Гермиона залилась краской, и попыталась исправить сказанное. — Обычно это самые занудные и раздражительные клиенты. Насколько я помню, именно с этого всё и началось.

* * *

На её слова про стол Саймон отреагировал коротким смешком, а затем непроизвольно бросил взгляд через плечо. Знала бы она, какие планы он только что лелеял относительно этого стола.

«Я уверен, что пощечина была бы наименьшей из моих проблем».

«Романтика. Женщины хотят романтики, не так ли? Может быть, стоит...»

Саймон подумал, что стол оказался бы замечательным реквизитом в романтической сцене, в которой он подхватил бы Гермиону на руки, донёс до стола и там зацеловал бы её до бесчувствия.

«Нет уж, если я попробую это сделать, то наверняка её уроню, а потом ещё и упаду сверху».

«Вряд ли она много весит, но я же помню, как одна женщина чуть не сломала мне спину...»

«А если я попробую помочь себе чарами левитации, она, скорее всего, заметит и обидится»

Решив не рисковать, Саймон вместо этого протянул Гермионе руку. Она на секунду задумалась, и сделала ответный жест. Саймон подвёл её к столу, обхватил руками за талию и, приподняв на нужную высоту, усадил на стол.

— Моя очередь, — сказал он с загадочной улыбкой, вставая между её разведённых ног и вовлекая в прощальный поцелуй. Он обнимал её, придерживая голову, и целовал таким глубоким поцелуем, будто хотел собрать всю её сладость.

Неохотно опустив руки, Саймон снова улыбнулся и отступил на шаг.

— До следующей встречи, Гермиона.

* * *

— До следующей встречи, Саймон.

«Следующая встреча? Слава Богу!» — подумала она, глядя ему вслед с ошеломлённой улыбкой, и прижимая пальцы к припухшим губам. Когда дверь за ним почти закрылась, она поймала взгляд мистера Фицджеральда и поняла, что всё ещё сидит на столе.

Гермиона раздосадовано махнула рукой и спрыгнула на пол, покраснев до корней волос.

— Ладно, наверное, это было не слишком разумно, — пробормотала она себе под нос, возвращаясь к недописанному отчёту о поездке. — Я не могу в рабочее время запираться в кабинете с привлекательным мужчиной. Обо мне подумают, что я тут валяю дурака, целуясь до потери пульса... это не лучший пример для персонала.

Кивнув своим мыслям, она взяла ручку и сделала запись в органайзере. «Взять на заметку: Больше не надевать на работу застиранные трусы. Мало ли что».

1) задний форзац[1], элемент конструкции переплёта книги в виде односгибного листа плотной бумаги скрепляющей книжный блок с задней стороной переплётной крышки..На заднем форзаце часто помещают служебные пометки: штампы магазинов, цены и т.п.

Вернуться к тексту

2) Экслибрис, обычно, состоит из двух основных элементов: имени хозяина книги и изображения, в лаконичной художественной форме иллюстрирующего личность владельца

Вернуться к тексту

3) Комментарий переводчика: я не знаю, зачем он несколькими абзацами выше просил её уйти с работы до конца дня, если у него в запасе меньше часа.То ли автор забыл, что написал ранее, то ли просто — вот такой наш Снейп загадочный

Вернуться к тексту

20 октября 2000 г.

Мой дорогой Саймон.

Раньше эти слова так легко выходили из-под моего пера, а теперь мне пришлось сделать паузу, потому что я сразу вспомнила, как говорила их тебе вчера в своём кабинете.

Вчера.

Ты так и не объяснил, зачем приходил. Почему вчера? Почему не в любой другой день в последние несколько месяцев? Почему вообще?

Мне приятно было бы думать, что это случилось потому, что ты захотел меня увидеть; однако, поскольку ты в своих письмах всё время твердил, что не являешься романтиком, я не могу представить, что тебя внезапно одолело желание заскочить ко мне на работу, зацеловать до бесчувствия, и быстро уйти.

Не скажу, чтобы я была против.

Так что же побудило тебя навестить меня?

Когда я пристала к тебе с вопросами, ты обещал объяснить, как ты изменил свою внешность. Это постоянный эффект? Или, если его не обновлять, то он со временем исчезнет? Это какой-то вариант оборотного зелья?

Поскольку тебя здесь нет, ты не сможешь отвлечь меня от задавания вопросов.

Твоя,

Гермиона

* * *

— Это не письмо! — объявил Саймон Йорику, встав с кресла и взмахнув пергаментом. — Это допрос инквизиции! Неужели она думает, что у меня нет других дел, кроме как отвечать на вопросы? То ей надо знать, какое вино я люблю, то какие-то непристойные вещи спрашивает, то хочет знать, что я читаю — художественную литературу или какую другую... Какого чёрта ей всё это нужно?

На самом деле в данный момент ему было действительно нечего делать, вот только после новой порции вины, которую Лили возложила на его голову, снова явившись ему во сне, Саймон был не в лучшем настроении. А тут ещё и постоянно всплывающие в памяти слова Гермионы «Мой дорогой Саймон», которые она произнесла перед тем, как поцеловать его.

— Вот черт возьми! — проворчал он, вытаскивая журнал, в котором записывались все шаги, которые он предпринял за последние два года, чтобы изменить свою внешность. Сидя за столом, он листал журнал, гадая, с чего начать письмо.

«Это зелье я разработал с нуля, ей будет не с чем сравнивать. А вот это подойдёт», — решил Саймон, рассматривая рецепт, в котором было перечислено несколько запрещенных ингредиентов. На самом деле он никогда им не пользовался, но когда-нибудь он может пригодиться.

Час спустя он просмотрел всё, что успел написать, разорвал пергамент, и выбросил в ведро. Достав чистый лист, он ухмыльнулся.

20 октября 2000 г.

Гермиона,

Поскольку у меня нет желания тратить годовой запас чернил и пергамента, не говоря уже о бедной спине Йорика, я посылаю тебе портключ. Если ты хочешь узнать ответы на некоторые вопросы, ты можешь воспользоваться им ровно в три часа дня.

Саймон

Вытащив из стола один из портключей, настроенных на его квартиру, Саймон установил для него время активации и поместил в конверт вместе с короткой запиской.

— Йорик!..

* * *

Был почти час ночи, когда Гермиона получила письмо. Она открыла конверт, и ей на колени выпал какой-то предмет. Это был брелок, рекламирующий партию подержанных автомобилей слоганом «Если ты отчаянно хочешь прокатиться, ты знаешь, кому позвонить!»

Гермиона машинально положила брелок на стол и уставилась на него в недоумении.

«Я признаю, что, возможно, была немного напористой, когда целовала его, но неужели это выглядело так, будто я отчаянно нуждаюсь в сексе?»

Прочитав записку, она поняла свою ошибку, хотя ей всё равно казалось странным, как такой брелок вообще мог попасть к нему.

Выбросив лишние мысли из головы, она положила брелок в карман и начала, как ураган, носиться по квартире, стараясь собрать всё необходимое. Книги, исписанные листы бумаги, даже бумажные салфетки с поспешно набросанными идеями — всё, что имело хоть какое-то отношение к проблеме кошмаров Саймона — было найдено и сложено на кофейном столике. Если она действительно собиралась прийти к нему, ей хотелось появиться там не с пустыми руками.

Большую часть ночи она провела, перебирая свои материалы, подбирая наиболее подходящую литературу и тщательно переписывая записи, которые ранее были кратко записаны с использованием её собственных обозначений. К тому времени, как Гермиона закончила, в сумку ей пришлось положить только пару папок и три книги.

Позже, когда она посмотрела на свои усилия при свете дня, она почувствовала, как ее сердце упало. Вместо того, чтобы привести к ответу, исследования привели её к ещё большему количеству вопросов.

Взгляд на часы сказал ей, что у неё осталось несколько минут до активации портключа, который перенесёт ее... Она не знала, куда именно, но рассудила, что это будет то место, где находится Саймон.

Она провела рукой по волосам, проверяя, не выбилась ли какая прядь из старательно уложенного узла на затылке. Несколько минут ушло на пререкания с зеркалом для макияжа и на поиски подходящей одежды — чего-нибудь похожего на то, что она надевала на работу.

«Нужно что-то не повседневное, и но и не слишком нарядное. И не слишком подчёркивающее фигуру — я не хочу, чтобы Саймон думал, что я собираюсь соблазнять его».

Разве что совсем чуть-чуть.

В животе всё тревожно сжалось, когда Гермиона перекинула ремень сумки через плечо и протянула руку, чтобы взять портключ.

* * *

Конечно, она пришла вовремя. Саймон поборол чувство облегчения, которое чуть не заставило его широко улыбнуться, и вместо этого нахмурился. Поднявшись с кресла, Саймон убрал в карман часы и подошёл к своей гостье.

— Десять баллов с Гриффиндора, мисс Грейнджер, — заявил он, потянувшись к её затылку, чтобы одним движением призвать все шпильки, удерживающие в причёске густую массу волос. Он бросил шпильки в мусорную корзину, провёл руками по кудрявым волосам и обхватил ладонями лицо Гермионы.

— Так немного лучше, — сухо сказал он, позволив себе весело блеснуть глазами, а затем наклонился к Гермионе и принял то, что — как он надеялся — должно было стать первым поцелуем этого дня.

* * *

Голос профессора Снейпа, сурово снимающий баллы, всё ещё мог произвести впечатление.

Пока Гермиона пыталась понять, чем заслужила упрек, руки Саймона разрушили весь результат её стараний по укрощению волос. Слегка шокированная таким поступком вкупе со «снятием баллов», она с недоумением посмотрела на мужчину, но в этот момент он наклонился и поцеловал её. Страсть, с которой он припал к её губам, и то, как блеснули его глаза, смягчая безэмоциональное «Так немного лучше», быстро заставили её забыть о своих переживаниях.

Через мгновение она отстранилась, придавая чертам лица то же суровое выражение, которое она использовала при общении c Роном и Гарри, когда они замышляли что-то такое, что наверняка должно было навлечь неприятности на них на всех.

— Десять баллов?

* * *

Саймон нежно очертил большим пальцем линию от подбородка до уха, и встретился взглядом с сердитой ведьмой. Приподняв бровь, он согласно кивнул:

— Да, десять баллов. За то, что не проверила, куда тебя перенесёт портключ, — серьезно сказал он. — Его мог послать не я. Или я мог передумать и решить, что мне не нужно, чтобы маленькая надоедливая продавщица книг знала о том, кто я, и как я сейчас выгляжу.

Он медленно улыбнулся уголками губ.

— Не желаешь ли ты попытаться вернуть баллы?

* * *

Ей следовало бы двинуть его носком туфли по ноге за то, что он назвал ее надоедливой, но по сути он был прав. К тому же Гермиона сильно подозревала, что он её дразнит.

Вместо того, чтобы пнуть его, она закатила глаза.

— Портключ доставил твой Йорик, и я сомневаюсь, что нашёлся бы самоубийца, который бы отважился попробовать перехватить твоего сокола, когда он выполняет задание. Письмо было написано твоей рукой, в письме упоминался портключ, а ты… Мне не следовало использовать его, не проверив, куда он меня приведёт, но, — черты её лица смягчились и она слегка пожала плечами. — Я доверяю тебе.

Гермиона снова посмотрела на него строгим взглядом, но на этот раз в нём виднелись лёгкие смешинки.

— Я не собираюсь писать тебе эссе за дополнительные баллы, если ты об этом.

* * *

-

«Я доверяю тебе».

«Ты не должна!» — почти сорвалось с языка Саймона, прежде чем он прикусил его. Разве она не знала? Разве не понимала, сколько людей доверяли ему на протяжении многих лет, и теперь лежат в сырой земле?

Глубоко вздохнув, Саймон отпустил её и сделал рукой приглашающий жест в сторону обеденного уголка, расположенного рядом с кухней. Уголок был невелик, но там вполне помещался добротный дубовый стол и два непарных стула.

— Сегодня никаких эссе, Гермиона, — сказал он со слегка натянутой улыбкой. — Мы можем посидеть там, если хочешь. Или перед камином.

Посмотрев в сторону очага, он добавил:

— Я должен предупредить, что стулья неудобные, на них трудно просидеть дольше двух часов. Зато они больше способствуют тому, чтобы не отвлекаться на посторонние темы, так что, если у тебя мало времени, лучше посидеть за столом.

* * *

Он отступил на шаг, и Гермиона с трудом сдержалась, чтобы не топнуть ногой от досады.

Буквально секунду назад он поддразнивал её своими прикосновениями, а потом — ни с того, ни с сего — отстранился.

»Какой же противоречивый этот Саймон: то горячий, то холодный. А мужчины ещё говорят, что это женщин трудно понять!»

Она посмотрела на маленькую обеденную зону, перевела взгляд на пару кресел перед камином и маленький столик, почти зажатый между ними, и задумалась, закусив губу.

— У меня не было других планов на вторую половину дня, — она тяжело сглотнула и ещё раз осмотрела его маленькую, почти уютную гостиную. — Как и на сегодняшний вечер. Так что, если ты не собираешься выгнать меня через час или два, то я предпочитаю устроиться с удобствами.

Гермиона повернулась к нему и улыбнулась:

— Я постараюсь, чтобы подушка под задницей не повлияла на процесс сбора информации. Но если я начну слишком далеко отклоняться от темы, мы всегда сможем переместиться.

* * *

…мы сможем переместиться

Возможно сказались годы одиночества, и следовательно, отсутствия необходимости контролировать свою мимику и направление взгляда, но Саймон обнаружил, что он не полностью контролирует движение своих глаз, потому что первым делом глаза метнулись к двери в спальню, и только потом он смог вернуть их к лицу своей гостьи.

«Она не это имела в виду», — строго сказал он себе.

«А жаль».

— У меня нет вина, — сказал он, беря её под локоть, чтобы подвести к меньшему из двух кресел. — Но я могу предложить тебе отличный чай.

Усадив девушку, Саймон слегка наклонил голову и улыбнулся краешком губ.

«Никаких планов на этот вечер...»

«Хотя это было бы неплохо», — шепнуло Саймону либидо.

— Если ты будешь хорошо себя вести и не слишком сильно отвлекать меня своими вопросами, меня можно уговорить принести пару печенюшек.

Неожиданная мысль так поразила его, что он несколько секунд только молча моргал.

«Ужин! Она могла бы поужинать здесь! С тобой!» — сообразила практичная часть его мозга.

Саймон действительно был очень рад, что она пришла к нему, но его внутренности медленно скручивались в узел от беспокойства. В прежние годы ведьмы или волшебники время от времени заглядывали к нему в Тупик Прядильщиков, но их посещения всегда были связаны с делами. Гермиона была первым человеком в его жизни, которого он действительно пригласил к себе в гости. и если бы он обдумал всё как следует, он, возможно, не решился бы на это так легко.

В данный момент он был весьма обеспокоен тем, что было в его шкафах — или, точнее сказать, чего там не было — и он собирался срочно отправить заказ через Йорика своему бакалейщику.

«А я съел?.. Да, съел. Ещё в прошлый четверг».

«Проклятье!»

* * *

Она заметила, как взгляд Саймона ненадолго остановился на запертой двери, за которой, как заподозрила Гермиона, могла скрываться его спальня. «Хм, любопытно!»

— Чай было бы прекрасно, а если бы ещё и печенье оказалось шоколадным, то меня можно было бы убедить вести себя очень и очень хорошо.

Она знала, что флиртует — или, по крайней мере, очень старается — и надеялась, что её слова прозвучали хотя бы вполовину так же беззаботно, как ей бы хотелось. Что-то было в Саймоне такое, что заставляло ее флиртовать, поддразнивать и пытаться понять, может ли она вызвать у него такое же волнение, какое он вызывал у неё.

Она поставила сумку рядом с креслом и старалась казаться серьезной, глядя на него снизу вверх.

— Полагаю, что лучше обойтись без вина. Во-первых, сейчас ещё довольно рано, чтобы пить, а во-вторых, если бы ты подготовил для нашей встречи бутылку вина, я могла бы подумать, что у тебя имеются бесчестные намерения по отношению ко мне, и ты хочешь попытаться меня напоить.

Гермиона откинулась на спинку кресла и скрестила ноги, тут же убедившись в правильности своего решении надеть юбку до колена и туфли на невысоком каблуке.

— Чем бы ты хотел заняться в первую очередь? Чаем или ответами на вопросы?

«Или чем-нибудь совсем другим?»

Гермиона была вполне серьёзна. Она не возражала бы против одного или нескольких поцелуев с Саймоном, и она была более-менее уверена, что сможет сделать это очень хорошо, при условии, что и он приложит определённые старания.

Про шоколадное печенье она говорила тоже серьёзно. Собираясь сюда, она слишком нервничала, чтобы пообедать, и теперь подозревала, что если она не поест в ближайшее время, то её живот может оповестить об этом громким бурчанием.

* * *

У него в гостях была привлекательная женщина. Женщина, которая сидела в его кресле, изящно скрестив красивые ноги. Женщина, которая пришла к нему просто в гости, а не по делу. И которая, если он не ошибался, усиленно с ним флиртовала.

«Перестань так пялиться, болван! Ты не мальчишка».

Как такое возможно? У него от неё одновременно текли слюнки и пересыхало во рту. Саймон чувствовал, что рот стал сухим, как порошок из рога единорога. Он очень сильно хотел эту женщину, и не знал, как действовать дальше.

— Ответами на вопросы, но не на твои, — решительно заявил Саймон, присаживаясь рядом с Гермионой и заглядывая ей в лицо. — Я собираюсь отправить заказ с Йориком, если ты останешься на ужин. Поэтому ответь мне, какое вино ты предпочитаешь? — Саймон протянул руку и нежно погладил её по щиколотке. — Или мне заказать медовуху?

Иносказательный способ, каким сообщил о своих планах Саймон, сводил с ума. Он практически прямым текстом сообщил ей, что его намерения весьма бесчестные.

* * *

Когда Саймон начал гладить Гермиону по ноге, она подумала, что, если бы она была кошкой, то непременно бы сейчас замурлыкала. Но она кошкой не была, поэтому у неё просто перехватило дыхание, и стопа непроизвольно выгнулась.

Он уклонялся от вопросов, которые она хотела задать. Снова. Гермиона готова была позволить ему это, но ей нужно было кое-что прояснить до того, как дело зашло слишком далеко.

Стыдливая скромность никогда не приносила ей пользы. Она давно поняла, что намного проще сразу откровенно заявить о своих намерениях, и таким образом избежать в дальнейшем любых возможных недоразумений.

Она потянулась к нему, чувствуя себя так, будто собиралась погладить гиппогрифа, и легонько положила руку ему на плечо, слегка касаясь кончиками пальцев участка шеи пониже уха.

— Я хотела бы остаться на ужин, если ты меня пригласишь. Однако должна сказать, что, хоть ты мне и нравишься — очень нравишься! — и тебе необязательно этим вечером поить меня вином или медовухой, чтобы поцеловать, но я не стану с тобой спать, сколько бы я не выпила. Во всяком случае, не сегодня.

Гермиона закусила губу и встретилась с ним взглядом, думая о том, сможет ли она сдержать слово, когда придёт время.

— Ты всё ещё хочешь, чтобы я осталась?

* * *

Ободрённый реакцией Гермионы на ласку, Саймон продолжал гладить шелковистую кожу её изящной ножки. Он никогда раньше не считал женскую щиколотку эрогенной зоной, и задавался вопросом, где ещё нежные прикосновения могли бы доставить ей удовольствие, но тут она заговорила.

Вопрос Гермионы заставил его улыбнуться и легонько фыркнуть. Приподняв бровь, он несколько секунд изучал её лицо.

— Я очень хочу, чтобы ты осталась, — просто сказал он, и наклонился, чтобы её поцеловать. Перед тем, как накрыть её губы своими, он добавил. — Клянусь, я не буду заставлять тебя спать со мной.

* * *

Совершенно не успокоенная, Гермиона восприняла его слова как своего рода декларацию. Она объявила о своём намерении не ложиться в его постель, а он объявил о своём. «Справедливо», — подумала она, и затрепетала, когда он накрыл её рот нежным поцелуем, не прекращая при этом нежно гладить её по ноге.

«Слава богу, ноги я сегодня побрила».

Она очень хотела сесть вместе с ним на пол — кресло было слишком мало для двоих — но понимала, что такое действие сыграло бы на руку Саймону.

«На руку… Какие сильные у него руки... и они действительно прекрасны!»

Прервав поцелуй, она чуть прикусила губу и, отодвинувшись от него настолько далеко, насколько позволяли размеры кресла, спросила:

— Кажется, ты что-то говорил про чай?

Вспомнив фрагмент одного из писем Гермионы «…если бы он был достаточно храбр, чтобы есть то, что я готовлю», Саймон отклонил предложенную помощь в приготовлении ужина. Прежде чем сесть, он поставил на стол тарелку со скромным ассорти из острых и мягких сыров — не шикарный десерт, конечно, зато соответствующий его вкусу. Наполняя вином бокал Гермионы, Саймон обратил внимание, что она выбрала для себя в качестве закуски светлую «Гауду».

— Я очень надеюсь, что ты не ожидала в качестве напитка чего-нибудь сладкого и пенного? — спросил он, подцепив для себя ломтик нежной «Горгонзолы Дольче». — Этот сыр должен хорошо сочетаться с твоим вином. По крайней мере, так мне однажды сказал Люциус, — он усмехнулся. — Хотя, с Люциусом никогда не знаешь, чему верить.

Пульсация в висках прекратилась, по крайней мере, на время. Саймон не знал, прошла ли головная боль от того, что он слегка утолил голод, или сам факт совместной трапезы принёс ему облегчение. И он был несказанно рад тому, что Гермиона не переняла у Уизли отвратительную привычку говорить с набитым ртом.

«Кстати, об Уизли...»

Пора бы и Гермионе ответить на несколько вопросов. Проглотив последний кусок сыра, Саймон склонил голову и спросил с лёгким оттенком сарказма:

— Я слышал, что Поттер связал себя узами брака с младшей Уизли. А почему ты не стала одной из их клана? Не сложилась «долгая и счастливая жизнь» с квиддичным вратарём?

* * *

Гермиона застыла, широко раскрыв глаза от неожиданной смены темы. До этого она наблюдала, как Саймон готовит простую, но восхитительную еду, и засыпала его разнообразными вопросами.

Например, что он сделал со своей внешностью? Обратимы ли эти изменения?

Она с облегчением узнала, что большинство из них были вполне обратимы, поскольку они были вызваны зельями и мазями, которые ему приходилось использовать на постоянной основе. Несколько пропущенных доз, и единственное, что будет отличать Саймона от Северуса — это чуть более прямой нос, более ровные и белые зубы, более короткие волосы и отсутствие похожей на развевающийся парус мантии. Хотя, что касается последнего пункта, Гермиона вынуждена была признать, что вид Саймона в маггловских брюках ей очень даже нравился. «Кто бы мог подумать, что профессор Снейп все эти годы прятал под своей мантией такую классную задницу?»

Гермиона полагала, что с вопросами о его кошмарах лучше повременить до окончания ужина, чтобы не портить трапезу неприятной темой. Похоже, что Саймона подобные мысли не беспокоили.

Проглотив прилипший к языку кусочек сыра, и положив оставшуюся часть ломтика обратно на тарелку, она тщательно вытерла пальцы о салфетку и отпила глоток вина, размышляя о том, не ответить ли ему, что её отношения с Роном — не его дело.

— У нас с Рональдом были непреодолимые разногласия, — сухо ответила она. — Он считал, что я бесстрастная холодная рыба, которая не может понять его потребностей, а я считала, что он неотёсанный болван, который не понимает моих. Он назвал меня фригидной, а я назвала его свиньей и... В конце концов, мы поняли, что нам лучше быть друзьями, чем любовниками.

Гермиона взяла бокал с вином и сделала глоток, пристально глядя на Саймона.

— Как получилось, что ты не умер? Я очень хорошо помню, как ты истекал кровью в Визжащей Хижине, и все же ты здесь.

* * *

Письма Гермионы не могли в полной мере передать её нынешних чувств к самому младшему из братьев Уизли. А вот тон, которым она всё это высказала — мог. Когда она ответила, брови Саймона поползли вверх от удивления. Он никак не ожидал, что простой вопрос вызовет такую бурную реакцию.

«Это она-то холодная? Да он ещё глупее, чем я думал».

Услыхав её следующий вопрос, Саймон поставил чашку с чаем обратно на блюдце, и с трудом удержался от прикосновения к своему горлу. Он знал, что джемпер с высоким горлом, который он носил, скрывал шрамы, но не смог удержаться от неконтролируемой гримасы, вспомнив свои ощущения от змеиных клыков, вонзившихся в шею.

Оторвав взгляд от чашки, Саймон улыбнулся.

— Ну же, Гермиона! «Самую умную ведьму своего поколения» не должна смущать простая проблема. Ты ведь нашла способ, как защитить своих родителей. Что бы ты сделала на моём месте?

* * *

«Что бы я сделала? Я бы, наверное, умерла».

Она видела, как он вздрогнул, и почувствовала себя немного виноватой из-за того, что в отместку за вопрос о Роне спросила о том, что гарантированно должно было задеть его за живое. Несмотря на то, что она, хоть и с оговорками, всё ещё считала Рона своим другом, любое напоминание о её неудавшихся отношениях с ним — единственным мужчиной, которого она когда-либо любила — всё ещё провоцировало её на чрезмерную защитную реакцию. Например, ту, которую она только что обрушила на Саймона.

Гермиона глубоко вздохнула и отставила пустой бокал.

— Я не знаю, что бы я сделала на твоём месте, Саймон. Когда мы не смогли найти твое тело, я, естественно, задавалась таким вопросом. Но то, что я видела, показалось мне достаточным для того, чтобы не питать никаких надежд на твоё выживание. Мы тогда предположили, что кто-то с той стороны забрал и тайно похоронил твоё тело. А они, наверное, подумали то же самое про нас. Расспросить твой портрет, или хотя бы задуматься, почему он не заговорил после твоей смерти, мы не могли — портрет не пережил битву. Гарри рассказывал, что его нашли почти полностью сгоревшим в одной из разрушенных комнат. Честно говоря, после битвы у меня были более серьезные проблемы, чем думать, куда подевалось тело моего бывшего профессора. На самом деле, я об этом почти не думала до недавнего времени, разве только в ночных кошмарах. А даже когда думала, то только о том, что вероятность твоего выживания в ту ночь — даже если ты бы сумел как-то выбраться из Визжащей Хижины — была бесконечно мала.

Гермиона поёжилась и посмотрела в сторону камина.

— Ты не возражаешь, если мы пересядем поближе? Меня что-то стало знобить.

* * *

— Не возражаю, — тихо сказал Саймон, вставая чтобы передвинуть её кресло. — Хочешь бренди вместо вина?

Саймон помнил, какой хаос творился во время финальной битвы, и прекрасно понимал, почему все оказались слишком заняты другими делами, чтобы в спешном порядке бежать и проверять его состояние. Он не был удивлён, получив от Гермионы холодные, неопровержимые факты о том, что ни одна из сторон не потрудилась проверить, жив он или нет. И всё же, услышав это, он с особенной силой почувствовал пустоту в душе и с трудом подавил разочарованный вздох.

Гермиона встала, чтобы дать возможность Саймону подвинуть кресло ближе к огню. Пока она поднималась, он успел мимолётно дотронуться до её шелковистых волос. Саймон почувствовал, что он устал притворяться, устал от одиночества, которое стало его единственной наградой за попытки искупить ошибки юности. Не дожидаясь, пока низменные инстинкты возьмут верх, он быстро передвинул кресло, отошёл к полке с напитками, и взял бутылку Огденского. Плеснув напиток в стакан, он сделал хороший глоток, повернулся к своей гостье и отсалютовал ей оставшимся в стакане огневиски.

— Если ты хочешь заставить меня отвечать на такие вопросы, то уж позволь мне выпить как следует.

* * *

Гермиона осторожно села обратно в кресло. Ей было не по себе, и она остро чувствовала вину.

Саймон явно не хотел обсуждать события той ночи, а также то, как ему удалось выжить, получив — вроде бы — смертельную рану. С её стороны было жестоко настаивать на ответах, но она нуждалась в этом почти так же, как в воздухе.

— Хорошо, можешь выпить хоть всё, что у тебя есть, — она подозревала, что Саймон будет не единственным, кому потребуется выпить, прежде чем их разговор закончится. — Неси сюда бутылку, я составлю тебе компанию.

* * *

Саймон посмотрел на зажатую в руке бутылку Огденского, перевёл взгляд на Гермиону, и мысленно пожал плечами. В конце концов, она уже не ребенок.

— Под твою ответственность, — сказал он, подавая ей пустой стакан. Налив себе почти до краёв, он начал наполнять стакан Гермионы. — Скажешь, когда будет достаточно.

* * *

— Хватит, спасибо, — в её стакане было налито жидкости чуть больше, чем на два пальца, и она знала, что этого достаточно, чтобы на какое-то время успокоить нервы.

Саймон не сказал ей, что они пьют, но запах был смутно знакомым. Подозревая, что это огневиски, она сделала осторожный глоток, почувствовала, как напиток обжёг ей горло, и поняла, что не ошиблась.

Мерзкое пойло, но оно должно было помочь. И действительно, от совокупного действия огневиски и горящего камина, её озноб начал постепенно проходить.

— Так на чём мы остановились?

* * *

Он попытался говорить, глядя на неё, но не смог. Тогда он перевёл взгляд на огонь, а затем на жидкость в стакане. Сделав ещё один большой глоток, он откинулся на спинку кресла. Поскольку они не сидели друг к другу лицом, ему было легко наблюдать, как огонь уничтожает дрова, и уверять себя, что он разговаривает с Йориком.

— Когда вы с Поттером ушли… я был почти мёртв, — наконец произнёс он. — Чтобы обмануть Темного… Волдеморта, я использовал Напиток Живой Смерти. Не нужно было быть чёртовым гением, чтобы догадаться, что он воспользуется Нагайной, поскольку он с удовольствием терроризировал окружающих с помощью этой зверюги.

Саймон замолчал и медленно сделал глоток Огденского.

— Кроме того, целитель Сметвик разработал очень эффективное противоядие к её яду — Артур Уизли может подтвердить. Мне было нетрудно скомбинировать их, добавив ещё и кроветворное зелье, и сделать концентрированный раствор.

Он слегка ухмыльнулся, бросил короткий взгляд в её сторону, и снова стал смотреть на огонь.

— У меня в кармане был наполненный магловский шприц, я сунул руку в карман, сделал себе укол в бедро, и этот состав оказался в моём кровотоке ещё до того как Волдеморт повернулся ко мне спиной. Когда он ушёл, оставив меня умирать, я наложил повязку на шею, а потом уже вошли вы с чудо-мальчиком.

Саймон покрутил жидкость в стакане, не сводя с неё глаз.

Когда действие Напитка Живой Смерти прошло, я смог аппарировать в Тупик Прядильщиков — мою, так сказать, родовую обитель — где я и долечил свою рану. Что касается чёртова портрета — он был сожжён ещё до того, как я покинул Хогвартс.

Он бросил на Гермиону убийственный взгляд и мрачно спросил:

— Достаточно ли удовлетворено ваше болезненное любопытство на сегодня, мисс Грейнджер?

* * *

И снова «мисс Грейнджер».

Она осторожно сделала глоток Огденского, и почувствовала, что он стал не таким обжигающим, как раньше. Гермиона не была уверена, радоваться ей из-за этого, или беспокоиться. Может, у нее начало неметь горло?

— Если вы спрашиваете, имеются ли у меня ещё вопросы, то боюсь, что ответ вас или разочарует, или подвергнет испытанию остатки вашего терпения, — сделав ещё один глоток, от которого она уже почти не поморщилась, Гермиона ощутила разливающееся по всему телу приятное тепло. — Однако, мистер Сопохороус, я подозреваю, что никто из нас не жаждет продолжить обсуждение столь деликатной темы сегодня вечером.

Он всё ещё не выгонял её. Гермиона решила, что это добрый знак, учитывая то, как он на неё посмотрел, и каким тоном сказал последнюю фразу.

— Саймон, — допив последний глоток и поставив стакан на столик, она осторожно потянулась к его руке. — Спасибо. Спасибо за то, что поделился этим со мной.

Её рука на мгновение замерла, а затем опустилась на руку Саймона и осторожно сжала его пальцы.

* * *

Прежний Северус в этот момент резко отдёрнул бы руку. Да и нынешний Саймон поступил бы так же, если бы обнаружил в глазах Гермионы жалость. Не найдя в них ничего похожего, он просто кивнул и сделал еще один глоток огневиски. Он не сжал в ответ её пальцы, потому что это слишком сильно отдавало чем-то Дамблдорским, но, прежде чем осторожно убрать руку, погладил большим пальцем по тыльной стороне её ладони.

После таких откровений Саймон почувствовал, что стены давят на него. Ему срочно требовалось выйти на воздух — на крышу. Оставлять гостью одну в квартире было бы верхом грубости, и он решил предложить ей пойти вместе. Он подошёл к входной двери, открыл расположенную рядом небольшую кладовку, вытащил оттуда два плаща и обернулся к Гермионе:

— Не хочешь пройти со мной на крышу? Я почти гарантирую, что у меня не возникнет соблазна сбросить тебя вниз, — слегка улыбнулся он.

* * *

Крыша. Она всё ещё помнила письмо, которое он написал почти два месяца назад, где рассказал, как он выходит крышу, когда сильно нервничает.

Гермиона улыбнулась ему в ответ и взяла предложенный плащ.

— Почту за честь. На самом деле, с тех пор, как ты написал об этом, мне было очень любопытно посмотреть.

Они вышли из квартиры и начали подниматься по лестнице. Гермиона накинула на плечи его плащ, и, пользуясь тем, что он шёл впереди и не мог её видеть, уткнулась носом в ткань. Ей очень хотелось проверить, пахнет ли эта вещь Саймоном.

«Я веду себя, как глупая школьница, влюбленная в капитана команды по квиддичу».

Вид на город с крыши был почти таким, как она себе представляла. Доносившиеся снизу звуки казались слегка приглушёнными. Луны не было видно, но город излучал собственный свет, позволяя ей видеть профиль Саймона в темноте.

Легкий октябрьский ветерок дохнул холодом, и Гермиона плотнее затянула плащ.

— Это прекрасно…

* * *

Если бы Саймон был ловеласом, то в этот момент непременно произнёс бы какую-нибудь банальность, вроде того, что её красота затмевает красоту города. Но он не был ловеласом, и не сделал этого. Зато он заметил, как девушка кутается в плащ, а ещё вспомнил о том, что совсем недавно она мёрзла в его гостиной. И вместо красивых слов просто снял свой плащ, подошёл сзади и укутал её. Тот факт, что для этого пришлось обнять её за плечи, был — по крайней мере он так считал — приятным бонусом.

— В этом есть своя прелесть, — сказал он, наблюдая, как лёгкий ветерок играет с её кудрявыми прядками, некоторые из которых доставали до его лица, и вспомнил недавнее мимолётное прикосновение её пальцев к его руке.

— Ты сейчас в моих объятиях — так, может быть, полетаем? — спросил он, приподняв бровь и усмехнувшись, гадая, как она на это отреагирует.

* * *

Когда-то в письме он спросил свою милую распутную романтическую мечтательницу, готова ли она отправиться с ним в полёт, и в тот раз она ушла от ответа. Ей было страшно. Она боялась не только того, что они упадут с большой высоты. Она боялась того, что при личной встрече или он разочаруется в ней, или она сама каким-то образом разочаруется в нём, и их отношения, — какими бы странными они ни были — на этом закончатся.

Сейчас после того, как они уже пообщались, страх падения остался единственной причиной её колебаний. Всё сводилось к тому, достаточно ли она доверяет Саймону, чтобы вверить ему собственную жизнь.

Гермиона развернулась внутри кольца его рук, прижалась лицом к его груди, обхватила руками его торс, и, для верности, крепко вцепилась в джемпер.

— Если ты уронишь меня, я найду способ сильно тебе навредить, — она пыталась изобразить, что это шутка, но дрожащий голос выдавал её. Гермиона подняла голову, пытаясь в темноте вглядеться в его лицо. — Я немного нервничаю. Хотя, вру, на самом деле я в ужасе. Просто... может ты сперва поцелуешь меня?

После того, как Гермиона в письме рассказала ему о своих «сложных отношениях» с полётами, Саймон был уверен, что она откажется от его предложения, и бросится бежать вниз по лестнице, кинув ему через плечо какую-нибудь грубость. Когда же, напротив, она обняла его и заговорила слегка дрожащим голосом, он чуть не потерял равновесие от неожиданности. Подняв руки, он аккуратно пригладил её волосы. В груди разрасталось непривычное мягкое чувство, которое грозило дойти до горла.

— Чёртова глупая гриффиндорская гордость, — хрипло пробормотал он. — Нам нет необходимости это делать, Гермиона. Я пошутил и думал, что после этого мне придётся бежать за тобой по лестнице.

Саймон быстро поцеловал её, а затем по-настоящему улыбнулся, не опасаясь, что она сможет увидеть это в темноте.

— Однажды — когда ты будешь уверена, что ты этого хочешь — ты сможешь встать ногами на мои ботинки, обнять меня, и тогда мы полетим.

* * *

Он давал ей возможность отказаться, «сохранив лицо», и Гермионе очень хотелось этим воспользоваться.

Это было так соблазнительно.

Однако его заботливое отношение, наоборот, укрепило её решимость сделать это — отправиться в полёт без метлы.

В объятиях Саймона.

Она отцепилась от его джемпера, посмотрела на раскинувшийся под ногами город, а потом решительно обняла его за шею и встала ногами на его ботинки, вспомнив, как когда-то в детстве именно так отец учил её танцевать.

— Я уверена.

* * *

Саймон не лгал, сказав, что он — порождение тьмы. Ночь была к нему добра и нежна, и предоставляла множество свобод, которых никогда не давал день. Небрежным жестом он позволил волшебной палочке выскользнуть из рукава и лечь в правую руку, а левой обнял Гермиону за талию.

— Наконец-то я вижу свою маленькую мечтательницу, — сказал Саймон с лёгким оттенком удивления, прежде чем накрыть её рот поцелуем.

— Ventus sinus ut meus mos, — мысленно произносил он, выполняя палочкой лёгкие круговые движения над их головами. Они медленно приподнимались в воздух, пока он не счёл, что настал подходящий момент. Прервав поцелуй, он посмотрел вниз и в сторону. Они были на приличном расстоянии от крыши его дома, и Лондон раскинулся у них под ногами.

— Что скажешь, распутная мечтательница? Продолжим или вернёмся?

* * *

Краем сознания она зафиксировала, что вокруг них что-то поменялось, и даже как будто осознавала, что это должно означать, но, пока он целовал её, она старалась не открывать глаза, и уверяла себя, что ей это просто кажется, и что они всё ещё твердо стоят на крыше.

Когда он прервал поцелуй и задал вопрос, она тихо и жалобно застонала, надеясь, что Саймон не уловил страха, который она пыталась контролировать.

Гермиона осторожно открыла один глаз, затем другой, и, наконец, решилась взглянуть вниз. Выдохнув, она ещё сильнее обняла Саймона и обнаружила, что, когда она смотрит на него, или на ночное небо над ними, ей становится легче осваиваться.

— Я… эмм… Я не слишком тяжелая для тебя? Нам не грозит опасность рухнуть на землю и превратиться в кучу переломанных костей или чего-то в этом роде?

Её держал Саймон, и она верила, что он не даст ей упасть. Она и сама не позволила бы ему дать ей упасть. Прижавшись посильнее к его телу, Гермиона рискнула ещё разок посмотреть вниз.

Это было действительно захватывающее зрелище, и она смогла оценить его по достоинству, когда преодолела первую волну панического ужаса.

— Я не могу поверить, что это происходит на самом деле.

* * *

Хотя Саймон и не собирался возражать против объятий, которыми они наслаждались в настоящее время, опыт работы учителем подсказывал ему, что состояние Гермионы сейчас было гораздо ближе к истерике, чем она думала, и это было опасно для них обоих.

— Гермиона, — резко произнёс он. — Перестань болтать и послушай меня.

Убедившись, что ему удалось завладеть её вниманием, Саймон заговорил своим самым строгим учительским тоном.

— Когда ты заклинанием вызываешь струю воды из палочки, тебе нужно верить, что это возможно? Или ты просто делаешь это? А когда ты наколдовываешь Incendio или то проклятое васильковое пламя⁽¹⁾, которым ты подожгла ни в чём неповинную мантию одного профессора, который в это самое время пытался — изо все сил, кстати! — спасти жизнь другого студента? Тебе в тот момент нужно было верить в то, что это возможно?

* * *

И снова этот тон, которым он разговариал в классе, когда требовал повышенного внимания. Этого оказалось достаточно, чтобы она отвлеклась от мысли, что они вот-вот упадут на землю, и сосредоточилась на его словах.

— Ты же понимаешь, что я тогда не знала, что ты спасал Гарри? Погоди, так ты знал, что это была я? Но ты тогда не наказал меня за... Сейчас определенно не время выяснять всё это! — говоря всё это, она и думать забыла о том, что сейчас ей нужно бы трястись от страха, вцепившись в Саймона изо всех сил. — Ты хочешь сказать, что умеешь летать — а ведь это умение настолько редкое, что большинство в Волшебном мире даже не догадывается, что это возможно — просто потому, что ты можешь это делать? Ты просто летаешь, и всё? Тогда почему все остальные не могут? Почему я не могу?

— О, Господи, женщина! — зарычал он, нахмурив брови. На самом деле он не сердился, просто переключился в режим школьного учителя, а она, похоже, хотела разобраться во всём, даже если для этого придется провисеть в воздухе всю ночь.

— Просто чудо, что ты закончила хоть один курс обучения. Вспомни, что я только что сказал, и ради Мерлина, используй свой чёртов мозг и подумай, о чём я говорил! Есть две вещи, которые я не упомянул.

* * *

— Я умею и слушать, и думать, — буркнула Гермиона себе под нос, весьма раздраженная тем, что её отчитывают, как безграмотную первокурсницу.

Прикусив нижнюю губу, она сосредоточенно думала над вопросом, рассматривая и отбрасывая всевозможные варианты ответов.

Васильковое пламя вызывалось заклинанием портативного огня. Агуаменти — заклинание, производящее воду...

— Огонь и вода, — Гермиона моргнула. — Огонь и вода, земля и воздух, четыре стихии?

Это не могло быть так просто.

— Это какое-то заклинание, производящее воздух, или ветер, или что-то в этом роде, которым ты можешь управлять настолько, чтобы оторваться от земли? Я никогда не слышала о таком, — как всегда, узнав что-то новое, Гермиона почувствовала прилив энтузиазма. Она даже решилась изогнуться и посмотреть под ноги, как будто надеясь увидеть какой-нибудь видимый признак работы заклинания.

* * *

Она уловила суть работы заклинания, но не поняла, какие возможности оно предоставляет. Даже Волдеморт не осознавал весь его потенциал.

Слегка покачав головой, Саймон объяснил:

— Гермиона, оно не производит ни воздуха, ни ветра. Оно управляет ими. С помощью правильной комбинации заклинаний мы могли бы строить воздушные замки на облаках.

— Попробуй пощупать одной ногой пространство между моими ботинками, — велел он, крепко держа её за талию.

* * *

Гермиона послушно передвинула ногу и даже начала переносить на неё свой вес, как вдруг инстинкт самосохранения снова заявил о себе.

— Я... я не уверена, что смогу, — это прозвучало намного тише, чем она планировала, и ночной бриз изо всех сил старался унести слова прочь, не дав им быть услышанными.

«Возьми себя в руки, женщина! Ты грабила «Гринготс», билась с Пожирателями смерти, пережила пытки сумасшедшей суки, и даже сказала Молли Уизли, что ни за что не выйдешь замуж за её сына. По сравнению с этим, то, что он предлагает — это просто торт⁽²⁾.

— Торт, — произнесла Гермиона, ещё крепче сцепила руки вокруг шеи Саймона, и, внимательно глядя вниз, начала осторожно щупать пространство между его ботинками носком своей туфли.

— Невероятно! — она подняла голову и улыбнулась ему. — Насколько сложно это контролировать? Как ты думаешь, ты смог бы научить меня?

* * *

Не успел Саймон задуматься над тем, что его спутница подразумевала под словом «торт», как она, наконец, отважилась и сделала то, что он просил. Вопросы, которые она тут же начала задавать, пробудили в нём острое желание в воспитательных целях рухнуть вместе с ней вниз на несколько метров, но, поскольку он не хотел, чтобы она с перепугу задушила его до смерти, этот импульс пришлось подавить.

Между тем, они продолжали подниматься всё выше, и скоро должны были попасть в поле зрение магглов. Саймону пришлось отвлечься, накладывая на них дезилюминационные чары, поэтому он ответил не сразу. В своё время он предпринял множество усилий, чтобы Волдеморт так и не узнал об этом его «преимуществе», но сейчас это его умение уже не было секретом. Он подумал о том, какой опасности подверглась бы Гермиона, да и он сам, если бы кто-нибудь из бывших Пожирателей смерти узнал об ее внезапно приобретённом навыке...

— Нет, — коротко ответил он. — И перед тем, как ты начнёшь задавать бесконечные вопросы «Почему нет», я просто скажу, что для нас обоих было бы нежелательно, если бы кто-то узнал о том, что ты носишься по воздуху без метлы.

Он ещё раз внимательно вгляделся в её лицо и добавил:

— Во всяком случае, не сейчас. А что будет завтра, не знает никто. Кроме, конечно, великой и таинственной Трелони.

«Вот зачем, черт возьми, я это сказал? Простого «Нет» было бы достаточно».

* * *

Гермионе не нравилось думать о себе, как о какой-то надутой буке, но когда Саймон сказал «нет», она была почти уверена, что вид её стал весьма насупленным. Мысль о том, что это её отнюдь не красит, не улучшила настроения.

Гермионе очень хотелось сердито ответить, что нигде она не носится — ни с метлой, ни без неё, и что его замечание кажется ей в лучшем случае обидным. Но когда он закончил свою мысль, она снова улыбнулась, вернула ногу обратно на его ботинок, и крепко прижалась к нему — на этот раз просто потому, что хотела этого, а не потому, что боялась упасть. Чувствуя себя довольно смелой, она подняла голову и нежно коснулась губами его подбородка, а затем снова посмотрела вниз, на город.

На данный момент Гермиона была удовлетворена.

Обучение полетам может подождать.

Саймон научит её, в этом она была уверена.

* * *

Саймон слегка нахмурился, глядя на ведьму, прижавшуюся к нему. Она не задавала вопросов — что было сродни чуду — и только поцеловала его в подбородок. Саймон чувствовал себя почти... умиротворённым. Он и не помнил, когда испытывал нечто подобное в последний раз, и ему стало не по себе.

Он поднял глаза к небу, ища там грозовые тучи, которые — как он был уверен — только и ждали, чтобы обрушиться на их головы. Когда он не обнаружил ничего подобного, беспокойство в его душе только усилилось. На этот раз темнота не успокаивала, он чувствовал, что в ней скрываются невидимые опасности. Саймон знал, что за всё хорошее в жизни ему придётся заплатить. Ад потребует оплаты.

1) Васильковое пламя — Bluebell flames — портативный костерок василькового цвета, «коронная фишка» Гермионы. Этот огонь она наколдовывала, чтобы зимой согреваться с друзьями во дворе школы, на нём она готовила, когда они жили в палатке, и этим же огнём она подожгла на первом курсе мантию профессора Снейпа.

Вернуться к тексту

2) Piece of cake — кусочек торта, в переводе может означать действительно ломтик выпечки, а может быть применим в контексте чего-то легкого, не требующего усилий и времени. "Это так просто, как кусок торта!" В данном случае имеется в виду второй вариант. По-русски мы говорим в этом случае что-то вроде: «Да это проще пареной репы!», «Одной левой», или «Раз плюнуть». Заменять здесь в тексте слово «торт» на «проще простого» неправильно, т.к. спустя 10+ глав герои вернутся к этому разговору, и станут обсуждать эту ситуацию, и применение к ней слова «торт»

Вернуться к тексту

26 октября 2000

Дорогой Саймон!

Ты снова сделал это.

Тебе удалось меня отвлечь. Да, ты ответил на часть моих вопросов, но у меня их было намного больше. У меня был целый список вопросов о твоих кошмарах, я даже принесла свои заметки по этому поводу, но ты позвал меня на крышу, и от увиденного у меня все заготовленные вопросы вылетели из головы.

А потом, когда мы снова твёрдо стояли на ногах, и я могла, наконец, сосредоточиться на чем-то другом, кроме биения твоего сердца под моим ухом, или твоего запаха, или той жилки которая пульсировала на твоей шее, и которая очаровала меня до такой степени что я… Так, я снова ухожу от темы.

Я хотела сказать, что когда мы вернулись в твою квартиру, я уже почти потянулась к сумке за своими записями, но ты меня поцеловал. И я начинаю подозревать, что ты делаешь это намеренно.

Я очень надеюсь, что ты не обиделся на меня, когда я принялась настаивать, что уже поздно и мне пора уходить. Ты предложил допить последнюю бутылку вина, и мне бы очень хотелось остаться, очень! У меня такое чувство, что ты можешь быть весьма убедительным, если настроишься на это, а я и так уже выпила больше, чем привыкла. Плюс волнение от полета... остаться означало бы получить больше, чем я была в состоянии выдержать в тот вечер.

Наверное, мне не стоило тебе в этом признаваться.

Если ты готов потерпеть ещё один вечер в моей компании, то я хотела бы обсудить с тобой свои записи и отблагодарить за приготовленный тобой ужин. Поскольку в настоящее время у меня нет желания отравить тебя, я просто закажу обед на дом и готова учесть при заказе твои предложения. Меня даже можно уговорить раздобыть бутылку вина, или даже две.

Как насчёт того, чтобы встретиться у меня в субботу вечером?

Твоя Гермиона

* * *

Саймон провел почти час, пытаясь с помощью ручного зеркальца обнаружить ту загадочную пульсирующую жилку, о которой Гермиона упомянула в своем письме. Он не слышал ни о каких нападениях вампиров в последние годы, но...

«Она же столько времени провела с двумя друзьями в палатке в лесу».

Бросив своё глупое занятие, Саймон вернул зеркальце в сундук, где оно хранилось последние лет десять. Уменьшив сундук, он вернул его в гардероб и плотно закрыл дверь.

— Йорик, как ты думаешь, что она собирается делать? Я не знаю ни одного зелья, которое требует крови саркастической летучей мыши, но я был вне досягаемости в течение нескольких лет, — размышлял он, возвращаясь к столу. Взяв письмо, он сел читать его снова.

«Кошмары. Кто в здравом уме хочет постоянно думать и говорить об отвратительных вещах? Мне что, мало того, что я вынужден их терпеть?»

После того, как Гермиона ушла, остатки Огденского его немного успокоили, но не спасли от снов, наполненных чувством вины, которые окончательно испортили остаток ночи. Эти сны были худшими из тех, которые он когда-либо видел. Саймон дошёл до такого отчаяния, что смешал двойную дозу сна-без-сновидений с напитком живой смерти, и благодаря этому спокойно спал несколько ночей.

26 октября 2000

Дорогая Гермиона,

Должен признаться, я нахожу способ, которым ты пытаешься убедить меня заниматься твоими исследованиями, немного странным. Ты отвергаешь мои ухаживания, обвиняешь меня в своей забывчивости, намекаешь, что подумываешь в какой-то момент меня отравить, а затем… Затем ты пытаешься уклониться от приглашения на ужин, угрожая заставить меня выпить какое-то пойло.

Замени одну из бутылок на бутылку Огденского, закажи цыплёнка с кунжутом в одном из маггловских восточных ресторанов, и я могу появиться у твоей двери. Только есть одна маленькая проблема.

Где, чёрт подери, ты живешь?

Как всегда твой,

Саймон

PS. Вы не встречали вампиров, пока бродили по лесам?

* * *

27 октября 2000 г.

Дорогой Саймон!

Какая же я глупая! Я думала, ты сможешь найти меня по письмам, которыми мы обменивались. Теперь, когда я подумала об этом, я пришла к выводу, что для человека найти кого-то — это немного иначе, чем для совы. Или сокола.

В отличие от тебя, я не держу на всякий случай портключи, переносящие в мою квартиру. Боюсь, у тебя есть три варианта.

Первый: ты встречаешься со мной завтра в «Маркс и сыновья», и мы оба надеемся, что в магазине не случится никаких срочных дел.

Вариант второй: я прихожу к тебе, и ты позволяешь мне аппарировать тебя к себе домой. Не могу представить, чтобы тебе это понравилось.

Или третий вариант: ты используешь прилагаемый листок бумаги с моим адресом и маггловские указатели по дороге от магазина до моей квартиры, и находишь меня самостоятельно.

Считай, что тебе повезло, так как в моем кухонном шкафу имеется почти полная бутылка Огденского, а это значит, что мне не придётся нарушать моё давнее правило не покупать напитки, которые можно использовать как средство для удаления краски. Гарри оставил эту бутылку примерно год назад и никогда не намекал, что хотел бы её забрать.

Раз уж ты спросил: я не думаю, что мы встречали вампиров во время наших странствий, но поскольку я не спрашивала каждого, кто попадался нам после наступления темноты, не вампир ли он, то я могу и ошибаться. Тебе нужен вампир? Кажется, я встречала одного на вечеринке профессора Слагхорна на шестом курсе. Возможно, он мог бы познакомить тебя с этим джентльменом.

Твоя Гермиона.

PS. — я не отвергала твои авансы, я просто потребовала отложить их на более поздний срок. Если когда-нибудь придет время, когда я решусь лечь с тобой в постель, я хочу, чтобы это решение было принято на трезвую голову.

* * *

— Йорик, по-моему, надо мной издеваются, — приподняв бровь, заявил Саймон своему соколу. Он рухнул в мягкое кресло, подтянул к груди свои костлявые колени, сложил домиком пальцы рук, и начал пристально разглядывать потолок, размышляя о загадке, имя которой — «женщина».

«Она предлагает мне остатки поттеровского огневиски (который слишком дорогой, чтобы отказываться, независимо от того, кто его купил), а затем заявляет, что не ляжет со мной в постель в состоянии алкогольного опьянения. Разве что это означает, что только она не будет пить. Что может поставить меня в невыгодное положение. А может не поставить. Логика здесь не поможет, она бесполезна».

Бормоча себе под нос, Саймон подошел к насесту Йорика:

— Интересно, нашёлся ли кто-нибудь, кто сумел разобраться в этих женщинах, и если да, то хватило ли у него ума и предприимчивости написать об этом книгу? Но спросить, существует ли такая книга, я могу только у той самой продавщицы книг, которая сводит меня с ума и которую я пытаюсь затащить в постель. Бьюсь об заклад, после такого вопроса она либо умрёт со смеху, либо никогда больше не станет разговаривать со мной.

27 октября 2000г.

Гермиона,

Я использую твои указатели и доберусь до тебя самостоятельно, если ты любезно сообщишь мне время встречи.

Как всегда твой,

Саймон.

PS. Ты предпочитаешь на завтрак оладьи или тосты?

* * *

27 октября 2000г.

Саймон,

В семь.

Оладьи с джемом.

Ты планируешь как-нибудь утром пригласить меня на завтрак?

Гермиона.

PS. Исключительно из праздного любопытства: а что ТЫ предпочитаешь на завтрак?

* * *

27 октября 2000г.

Гермиона,

Буду в семь.

Как тебе сказать? На самом деле, ни то и ни другое. Я предпочитаю что-то более существенное в качестве первой трапезы, и я уверен, что вместе с тобой мы что-нибудь придумаем.

До завтра.

Саймон.

* * *

«Выше головы не прыгнешь».

Гермиона подумала об этом, когда получила последнее письмо Саймона накануне вечером. И снова подумала, уже в назначенный день, когда суетливо прибиралась в квартире. И ещё раз, когда, желая расслабиться, провела целый час в ванне, наполненной пеной.

Было уже почти семь, и она снова об этом подумала: «Выше головы не прыгнешь, и я рискую захлебнуться в делах, если буду так беспокоиться из-за любой мелочи». Она окинула критическим взглядом свою квартиру, пытаясь увидеть её глазами Саймона.

Мебель была прочной и удобной, в основном бежевого и коричневого цвета, контраст которому составляли синие, зелёные и пурпурные пледы и подушки, а также расставленные тут и там симпатичные безделушки. Небольшой кухонный стол был завален её исследованиями, а это означало, что они будут ужинать на диване в гостиной. Гермиона надеялась, что он не сочтёт это слишком неудобным. А ещё она была уверена, что её спальня в полном порядке: всё тщательно убрано, а кровать застелена свежим бельём. Она даже вымыла ванну после того, как посидела в ней.

«Думаю, мне уже надоело так суетиться».

* * *

Разумеется, Саймон пришёл слишком рано. Внимательно осмотрев здание, в котором жила Гермиона, он попытался вычислить, какая квартира на втором этаже могла принадлежать ей. Ему пришло было в голову, что он может прикрыться дезилюминационными чарами, и полетать, заглядывая в окна квартир, но он сразу же отказался от этой идеи.

«Сомневаюсь, что смогу забыть то, что там увижу. И мне захочется дорого заплатить за то, чтобы «развидеть» это», — мудро рассудил он и поспешно отошёл от стены дома. До назначенного времени оставалось почти полчаса, и, хотя теперь он мог аппарировать прямо к дому Гермионы, он решил не делать этого, пока не найдёт поблизости подходящее укромное место.

Узкий переулок за улицей Вайолетс подходил идеально: в стене здания была небольшая, скрытая от глаз ниша. Запомнив это место, Саймон пошёл обратно к дому Гермионы, но остановился перед цветочным магазином. Противный внутренний голосок сказал ему, что было бы невежливо приходить с пустыми руками, когда его пригласили на ужин. Раз уж она взялась обеспечить еду и напитки, то ему, если он не хочет искать кондитерскую в такое время, следует принести хотя бы цветы.

Продавец сиял широкой улыбкой, которая напомнила Саймону Локхарта. На бесконечные вопросы о том, что именно предпочитает джентльмен и для какого случая, были даны краткие ответы. Но когда Саймона спросили, хочет он настоящие цветы или цветы из шёлка, он не смог держать язык за зубами.

— Если бы я хотел что-то из шёлка, я бы пошел в магазин одежды, а не к чёртову флористу. Вы тратите моё время и моё терпение! У вас есть небольшой букет цветов, чтобы поставить его в середину обеденного стола, или нет? — раздражённо спросил он. — Если есть, то продайте его мне, и я уйду.

Подходящий букет был быстро найден, Саймон расплатился и вышел за дверь, не дожидаясь, пока продавец отсчитает ему сдачу.

Теперь он уже опаздывал и был этому совсем не рад.

* * *

«Он не придёт»

Живоглот повернул голову, окинул её своим фирменным взглядом «Женщина, угомонись», и продолжил вылизывать под хвостом своё хозяйство.

— Немного же от тебя помощи, — пробормотала Гермиона.

Если он собирался прийти, значит, он опаздывает, а Саймон никогда не производил впечатления непунктуального человека. Он даже занятия в школе начинал минута в минуту.

«Прошло только пять минут. Возможно, ему было трудно найти этот дом, или он застрял в пробке, или попал в засаду Пожирателей смерти, решивших ему отомстить. Или он передумал, и в настоящий момент Йорик летит сюда с письмом, начинающимся словами «Дорогая Гермиона…»

Она почувствовала себя немного виноватой из-за того, что понадеялась, что причиной опоздания стали Пожиратели смерти.

«Так, всё! Я открываю вино»

* * *

Поднявшись по лестнице к квартире Гермионы, Саймон постоял перед дверью с золотым номером 2H, стараясь отдышаться. Выровняв покосившуюся цветочную композицию, он уже собирался постучать, когда его внимание привлек тихий скрип двери, расположенной на противоположной стороне холла и на полпролёта ниже. Ярко-голубой глаз, выглядывавший из-за приоткрывшейся двери, заставил его бровь вздёрнуться, а волосы — слегка встать дыбом.

— Вам что-то здесь нужно? — спросил Саймон ледяным голосом. В ответ раздался тихий сдавленный звук, и дверь плотно закрылась.

Чувствуя себя так, будто провел несколько сражений, добираясь сюда, Саймон поднял сжатую в кулак руку и быстро постучал в дверь.

* * *

Стук — хоть он и был ожидаемым — испугал Гермиону, и она чуть не подавилась вином. Поставив стакан на журнальный столик перед диваном, она пересекла комнату и заглянула в дверной глазок.

Осторожность излишней не бывает, даже в маггловском Лондоне.

«Не упоминай о его опоздании, он может подумать, что ты не спускала глаз с часов. Не критикуй его. Гарри говорит, что парни это ненавидят. Пусть он удобно устроится, прежде чем ты начнешь задавать вопросы. И, главное, не набрасывайся на беднягу, пока он не поест, ему понадобятся силы».

Закончив этот самоинструктаж, Гермиона открыла дверь.

— Привет.

Её взгляд упал на цветы в его руке, и она сморгнула от неожиданности. «Саймон принес мне цветы. Цветы. От Саймона. Такого неромантичного. Вот это да! Вот тебе и прыжок выше головы! Так, стоп, сначала ужин!»

Она широко открыла дверь и жестом пригласила его войти.

— Я очень надеюсь, что ты голоден.

* * *

Шокированное выражение лица Гермионы, когда она увидела цветы, его не порадовало. Саймон зашёл в квартиру, и, пока Гермиона закрывала дверь, внимательно осмотрел букет.

«Дьявол! Уж не продал ли мне этот ублюдок букет для похорон? Если это так, я обязательно пришлю ему такой же — и очень скоро».

События вечера вкупе с проблемой, «как уложить в постель продавщицу книг», так спутали его мысли, что он просто шагнул в личное пространство Гермионы и сунул ей цветы. Освободив руки от букета, он начал вытаскивать шпильки из её причёски, позволяя этим великолепным волосам рассыпаться по плечам. Сложив шпильки на столик у двери, Саймон перевёл взгляд на Гермиону.

— Голоден ли я — да, хочу ли я есть — нет! — решительно заявил он. Он прижал Гермиону к двери и приподнял повыше, чтобы можно было, не наклоняясь, вкусить её губы.

* * *

Гермиона обнаружила, что она стоит с охапкой цветов, а Саймон внимательно смотрит на неё. Она хотела было спросить, что с ней не так — она подозревала, что дело не в шпильках, так как Саймону явно нравилось распускать её причёску, на которую она затратила столько усилий — как он шагнул к ней и прижал к входной двери.

В этот момент всё, что её волновало, ушло куда-то очень далеко, а самым важным казались только два занятия: «безумно целовать Саймона» и «быть безумно целуемой Саймоном». Одно не исключало другого, но Гермиона чувствовала, что оба занятия были достаточно важны, чтобы насладиться каждым из них.

Рука с букетом цветов обернулась вокруг его шеи, а гвоздики прижимались к его спине так, что к джемперу наверняка прилипли зелёные ошмётки. Другой рукой она обхватила его затылок, скользя пальцами по его удивительно мягким волосам.

Гермиона сама не поняла, как это случилось, но она и не думала жаловаться. В конце концов, ужин может немного подождать.

* * *

Отношение Саймона к этому дню резко поменялось. Начиная с утра оно переходило от терпимого к раздражающему, потом упало до ужасного, зато теперь быстро приближалось к чрезвычайно удовлетворительному.

Рука на его затылке, казалось, возбуждала нервные окончания, о которых Саймон даже не подозревал, и это вдохновляло его на поиски новых неизведанных территорий. Он ловко расстегнул её блузку, которая была заправленная за пояс, и его рука с удовольствием обнаружила, что кожа под блузкой была очень мягкой. Изменившееся ощущение при переходе от кожи к кружевному бюстгальтеру, заставило его большой палец погладить нижнюю часть её полной груди. Это, в свою очередь, побудило голосовые связки Саймона послать Гермионе сообщение о том, как сильно он ее хотел.

Сначала ему казалось, что у него кровь стучит в ушах, но легкая вибрация, проходящая через дверь, заставила Саймона понять, что легкий шум, который он слышал, имел другой источник.

«Проклятье! Может, она не заметит?» — понадеялся Саймон.

* * *

Когда его рука проскользнула под блузку, у Гермионы мелькнула смутная мысль, что следовало бы возразить. «Мы же почти не знаем друг друга». Но она сразу эту мысль прогнала. «За последний год я, наверное, узнала о нём больше, чем о любом другом мужчине, с которым хотя бы теоретически собиралась спать».

Формально это было их второе… это же было не свидание, верно? Гермиона не знала, можно ли то, что у них с Саймоном было в данный момент, определить как «свидание» (что бы ни подразумевать под этим термином). Но даже если это было именно оно, разве не следовало ждать третьего свидания, прежде чем позволить ему такие вольности?

«Чушь собачья».

Большой палец Саймона, поглаживающий грудь Гермионы, почти отключил её мыслительный процесс, по крайней мере, на некоторое время. Однако именно звуки, которые он издавал своим голосом, действительно сводили её с ума.

Каким-то образом ей удалось обхватить одной ногой его бёдра, и рассудок шепнул, что она может упасть, если ещё больше выгнет ногу. Её рука, которая была свободна от цветов, пыталась проникнуть под свитер Саймона. Девушке нравилось прикосновение его руки к её коже, и она подумала, было ли ему так же приятно от её действий, как и ей от его.

Было.

Стонать Гермиона не стонала, но кто-нибудь вполне мог бы принять эти звуки за стоны. Её нога сжалась вокруг его бедра, и она подумала, собирается ли он когда-нибудь пошевелить своей чёртовой рукой и дотронуться до неё так, как ей хочется, или ей придется сделать всё самой.

Казалось, что дверь за её головой вибрировала, и это ощущение было не очень приятным. Она на мгновение задалась вопросом, что это за вибрация, и не побеспокоит ли это её соседей. Возможно, было бы неплохо предложить перебраться в более удобное место, например, на диван, кресло, кровать или кухонный стол. Гермионе в тот момент было всё равно.

— Саймон?

* * *

Когда она прервала поцелуй и произнесла его имя, Саймон был уверен, что она услышала чёртов стук в дверь. Однако по её взгляду было не похоже, что это так.

— Гермиона?

«Что делать?!!» — его мысли разбегались в разные стороны, отчаянно пытаясь придумать, как сделать так, чтобы она не заподозрила, что какой-то наглый незваный гость ломится в её дверь. Нога Гермионы, обвивавшая его, казалось, была частью ответа. Подхватив её обеими руками под ягодицы, Саймон оторвался вместе с ней от двери, дошёл до стула и сел, усадив девушку к себе на колени.

Гермиона откинула волосы за спину, и Саймон заметил пульсирующую жилку на её шее, и внезапно понял, что она имела в виду в своём письме. Он страстно захотел прикоснуться к этой жилке, попробовать на вкус и узнать, ощутит ли он пульсацию губами и языком. Одной рукой он обхватил её затылок, вплетаясь пальцами в шикарную гриву, и потянулся губами к этому манящему кусочку плоти. Другая рука скользнула под блузку и тоже нашла себе занятие.

Биение жилки под губами и вес груди в руке вызывали непередаваемые ощущения. Саймон добрался до мочки её уха, и она показалась ему ужасно вкусной. Он прошептал: «Кровать, диван или пол?» Он очень надеялся, что его голос звучал сексуально, а не напоминал стон, вызванный его либидо.

* * *

«Кровать, диван или пол?»

Любой вариант был хорош.

Гермиона поёрзала у него на коленях, пытаясь устроиться поудобнее.

— Да, — выдохнула она, отвечая на его вопрос в меру своих возможностей.

Она откинулась назад, прижавшись промежностью к некоей части тела Саймона, которая сильно воодушевилась в надежде на интимную победу в этот вечер.

Осторожный стук, который раньше беспокоил её слух, стал более настойчивым. Гермиона повернула голову к двери, не желая отвлекать Саймона от того, что его рот делал с мочкой её уха, и застонала от досады, когда голос её пожилой соседки заструился из-под двери, как будто это был какой-то ядовитый дым.

— Гермиона? Гермиона, дорогая, ты в порядке? Ты меня слышишь?

— Это миссис Кармайкл, — прошептала Гермиона. Она наклонилась вперед и прижалась лбом к Саймону. — Она знает, что я дома. Дай мне встать. Если я не впущу её, она начнёт думать, что я без сознания или мертва, и в итоге сюда ворвётся полиция. Боже, ощущение такое, будто меня поймали на родительской кровати.

* * *

Поскольку ему никогда не приходила в голову идея целоваться с кем-нибудь в доме своих родителей, не говоря уже об их кровати, Саймон не мог оценить аналогию. Он просто глубоко вздохнул и неохотно убрал руку из-под блузки. Взяв в ладони лицо Гермионы, он приблизился к её губам, крепко поцеловал и сказал:

— Выгони её быстро. Если возникнут трудности, я с радостью помогу.

* * *

Помощь Саймона была чревата неудобными вопросами, исходящими как от магловской полиции, так и от отряда авроров, поэтому Гермиона подумала, что лучше будет справиться самой.

Она неохотно соскользнула с его коленей и попыталась разгладить одежду, одновременно отвечая соседке:

— Я иду, миссис Кармайкл, не нужно выбивать дверь!

Бросив безнадёжные попытки заправить блузку в юбку, Гермиона с беспокойством оглянулась на Саймона, и провела руками по волосам, которые, похоже, стояли дыбом, но поправлять их времени уже не было.

— Гермиона, дорогая, ты не могла бы одолжить мне чашечку муки? Я начала готовить тесто, и обнаружила, что у меня слишком мало… О, я не помешала? — судя по тому, что она вытягивала шею, пытаясь заглянуть в гостиную через плечо Гермионы с того момента, как дверь открылась, она прекрасно знала, что помешала.

— Нет, вовсе нет. Я как раз собиралась поставить цветы в вазу, когда услышал ваш стук, — Гермиона проигнорировала озадаченный взгляд, который миссис Кармайкл бросила на весьма помятый букет, и повернулась к своему гостю

— Саймон, это миссис Кармайкл. Она присматривает за Живоглотом, когда мне нужно уехать из города. Миссис Кармайкл, это Саймон. Я как раз собиралась подать ужин, так что если вы хотите муку...

— Ужин? Дорогая, разве ты умеешь готовить?

Прежде чем миссис Кармайкл успела открыть рот, чтобы сказать что-нибудь ещё, будь то предложение помощи с готовкой или попытка рассказать Саймону одну из своих «забавных» историй о том, как она пыталась научить Гермиону печь торт, девушка прервала её:

— Я принесу муку, — она сделала Саймону большие глаза, пытаясь передать ему мысль «держи себя в руках, я скоро!», и исчезла за дверью кухни.

* * *

Когда Гермиона пошла открывать дверь, оглянувшись на него через плечо, Саймон тут же встал и двинулся следом за ней. Она выглядела основательно зацелованной и бесспорно красивой. Воспоминание о её мягкой коже и полной груди, которую ему так недолго довелось ласкать, заставили его мечтать о том, чтобы увидеть её без одежды. Взглянув на яркое электрическое освещение комнаты, он задумался о том, есть ли у неё свечи или хотя бы настольные лампы, потому что он хотел бы впервые увидеть её наготу, залитую более мягким и тёплым светом.

Все его надежды и предварительные планы на ближайшие пару часов рухнули, когда обладательница ярко-голубого глаза, который он видел ранее, фактически ворвалась в квартиру Гермионы. Саймон бросил быстрый взгляд на свои брюки и поспешно шагнул назад, чтобы спрятать нижнюю часть тела за спинкой стула, поскольку было совершенно очевидно, какое занятие прервала проклятая миссис Кармайкл.

Коротко кивнув, когда Гермиона представила ему эту старую корову, Саймон сердито прищурился, услышав насмешку над кулинарными навыками своей подруги. Он прищурился ещё больше, когда Гермиона вышла из комнаты и оставила его наедине со своей нахрапистой соседкой, которая подходила к нему всё ближе, продолжая болтать.

— Мне очень жаль прерывать ваш ужин, но у Гермионы почти никогда не бывает гостей. Она всегда на работе, или, когда я иногда навещаю её, сидит, уткнувшись носом в одну из своих книг. Конечно, был тот черноволосый молодой человек, который навещал её несколько раз, и я надеялась, что они станут парой, но, к сожалению, он женился. Я пыталась познакомить ее с моим младшим племянником, Хершивалем, но у них так ничего и не вышло. Я просто знаю, что они идеально подходят друг другу. Он тоже из тех книжников, которые любят проводить всё своё время за чтением.

Казалось, у миссис Кармайкл наконец кончился воздух в лёгких, но потом Саймон почти с ужасом увидел, как она наполняет их для следующей атаки.

— Конечно, был ещё этот милый молодой человек, который жил на первом этаже в другом крыле нашего дома, но после того, как он переехал, я узнала, что он был геем. Я не думаю, что Гермиона строила планы на его счёт, но ни в чём нельзя быть уверенной. Вы друг её родителей? Вы выглядите достаточно взрослым, чтобы быть её дядей. Вы родственник со стороны её матери или отца? Жаль, что они больше не приходят, чтобы навестить Гермиону, но она такая милая и добрая, я уверена, что она покажет вам достопримечательности, если у неё будет время.

Взгляд Саймона, направленный на эту женщину, гарантированно заставил бы любого слизеринца седьмого курса упасть в обморок, но на миссис Кармайкл он, похоже, не действовал.

— Мадам! Я не знаком с родителями мисс Грейнджер и не являюсь её дядей ни с какой стороны, — прошипел Саймон.

Он уже поглаживал кончик палочки, когда Гермиона наконец вернулась.

* * *

— Ваша мука!

Миссис Кармайкл, возможно, не знала, насколько близка была к тому, чтобы её вербально выпотрошили, но Гермиона знала. Ей был знаком этот тон, и хотя лицо Саймона несколько изменилось, она сразу распознала тот самый свирепый взгляд, который заставлял Невилла дрожать от ужаса.

Гермиона начала вытеснять свою доброжелательную соседку за дверь, буквально встав между ней и Саймоном, и закрыла дверь со словами:

— Пожалуйста, не беспокойтесь о возвращении чашки сегодня вечером, я зайду за ней завтра. Нет, ничего страшного. Спокойной ночи, миссис Кармайкл.

Она повернулась и со вздохом прислонилась к двери, а затем резко выпрямилась, вспомнив, как несколько минут назад уже стояла в таком же положении, совершенно забыв про ужин.

— Извини. Ей нравится следить за мной, да и за всеми в этом доме, но в глубине души она действительно заботится о моих интересах. Мне так кажется. Я имею в виду, что я почти уверена, что заботится. По крайней мере, большую часть времени.

«Что-то я слишком много болтаю».

Пять минут назад она с энтузиазмом готова была немедленно превратить этот вечер в блаженный и приятный, но теперь... Теперь она снова сомневалась.

Она всё ещё хотела Саймона, в этом плане ничего не изменилось. Но теперь, когда ей удалось перевести дух и немного охладить свою кровь, ей захотелось поговорить, провести с ним время, а уж потом обниматься-целоваться и, возможно, затащить его в свою постель.

— Я сняла согревающие чары с кунжутного цыпленка, когда была на кухне. Мой стол завален заметками, о которых я хотела поговорить с тобой сегодня вечером, но я могу убрать их, если ты предпочитаешь поужинать на кухне, а не на диване в гостиной.

Взбудораженные нервы сжимали её желудок и заставляли переминаться с ноги на ногу, пытаясь разгладить руками мятый подол блузки. Сможет ли Саймон подождать, чтобы поужинать с ней, как будто это обычное свидание — если уж так называть их встречу — или попытается сразу затащить её в постель?

«Если, конечно, миссис Кармайкл не полностью сбила ему весь настрой»

Гермиона, казалось, была так же, как и он заинтересована в том, чтобы их физические отношения продвинулись немного дальше. Но после ухода соседки она явно начала демонстрировать беспокойство. Она нервно теребила одежду и вообще посылала невербальные сообщения настолько громко, насколько это вообще возможно. Как будто боялась, что он набросится на неё, как кошка на мышь. Кем Саймон точно не хотел казаться, так это дураком, а волшебник, преследующий равнодушную ведьму, которая вдвое моложе его, определенно таковым бы и являлся.

Саймон никогда не умел проигрывать ни в чём, и поскольку было маловероятно, что он научится этому прямо сейчас, он вообще удивился, что Гермиона не выставила его вон следом за любопытной миссис Кармайкл. Пожилая соседка успешно охладила его пыл своими тонкими намёками на их с Гермионой очевидную разницу в возрасте, поэтому он неохотно решил, что пока разумнее будет не пытаться возобновить физические контакты, и принял её предложение поужинать на диване.

Пока они ели, он украдкой бросал на Гермиону взгляды, гадая, чем такую девушку может привлекать продолжение их «сотрудничества». У неё наверняка были другие варианты, она могла проводить вечера с волшебниками, которые не имели запятнанной репутации, не были настолько старше её, и, главное, не прятались от остального волшебного мира. Взвесив все «за» и «против» и сопровождая рассмотрение каждого довода поеданием очередного куска курицы, Саймон, наконец, поставил свой контейнер⁽¹⁾. на маленький столик перед диваном, и залпом выпил полстакана огневиски из забытой Поттером бутылки. Мысль о том, что ей, возможно, было стыдно из-за того, что её за таким занятием поймали вместе с ним, делала ощущение ожога от огневиски, стекавшего по пищеводу, действительно желанным.

— Скажи мне, Гермиона. ты придерживаешься того же мнения, что и твоя драгоценная миссис Кармайкл?

* * *

Хотя было бы легче всего успокоить нервы алкоголем, Гермиона действительно хотела, чтобы выпитое вино не повлияло на её решение, если (или когда) она решит переспать с Саймоном.

Этим вечером, если не случится ничего неожиданного, она собиралась дождаться подходящего момента и затронуть эту тему. Их явно тянуло друг к другу, она чувствовала, что у них крепкая дружба, и считала, что их дружбу можно улучшить, если сделать следующий шаг к физической близости.

То, что Саймон смог превратить её мозг в кашу всего несколькими поцелуями, определённо имело некоторое отношение к её решению.

Но одно дело — сказать самой себе (когда ты одна на кухне), что это было бы всего лишь логичное продолжение их дружбы и совсем другое — сказать это ему.

Гермиона рассматривала бокал вина, которое потихоньку цедила с тех пор, как пришёл Саймон. Она так задумалась о том, заметил ли он, что во время ужина она всё больше напрягается, что чуть не прослушала его вопрос.

— Хм... Того же мнение о чём? — она пыталась вспомнить, какие фрагменты монолога пожилой соседки она подслушала, прежде чем выставила её за дверь. Гермиона поставила на стол остатки ужина, чтобы выиграть время, и попыталась понять, о чём он мог спрашивать. Она наклонилась, чтобы снять туфли, и села поудобнее, подогнув ноги под себя.

— Ну, полагаю, да, — она посмотрела на него. — Хотя я никогда бы не подумала, что ты хотел бы провести день, посещая все эти туристические места, и покупая еду по астрономическим ценам, вместо того, чтобы купить её намного дешевле в паре кварталов оттуда. Но если хочешь, мы можем пойти на экскурсию. Или ты говоришь о том, что ты достаточно старый, чтобы быть моим дядей? Это глупо, моему дяде Морту шестьдесят лет, если не больше, и я определенно не хотела бы проводить с ним вечера. Если уж меня утомляет беседа за ужином с парочкой стоматологов, то что уж говорить о продавце бытовой техники? С другой стороны, он сделал мне довольно хорошую скидку на стиральную машину и сушилку.

* * *

Услышав фразу «Ну, полагаю, да», Саймон чуть не отправил вторую половину стакана огневиски догонять первую, но смог удержаться прежде, чем стакан коснулся губ. Не стоило пытаться аппарировать в состоянии опьянения. Вот если бы он был дома и один...

Из-за того, что Саймон почти полностью погрузился в свои мысли, он пропустил большую часть болтовни Гермионы о миссис Кармайкл, а то, что всё-таки услышал, оставил без внимания. Поэтому, когда Гермиона упомянула, что платит астрономические деньги за еду и собирается осмотреть достопримечательности, он совершенно не понял, о чём речь. Когда же она, наконец, затронула то, что вызывало у него интерес, она снова сбила его с толку, упомянув о стиральной машине и сушилке.

Он сделал последний хороший глоток Огденского, завершая ужин.

— Хотя мне приятно знать, что ты не считаешь меня достаточно старым, чтобы быть твоим дядей, но я так и не понял — зачем мне ходить на экскурсии? Я здесь живу! — сказал Саймон, вставая и направляясь к кухне, чтобы заглянуть за дверной косяк.

— Где они? Должен признаться, я удивлен, учитывая, что в Хогвартсе ты пыталась основать движение Г.О.В.О.Р.Н.Э.

* * *

— Я не знаю, зачем тебе понадобилось осматривать достопримечательности, потому и спросила, — Гермиона встала и последовала за ним.

«Взрывной характер, ещё и колючий как ёж. Я точно хочу проводить с ним больше времени?»

— Где — кто? — Уточнила она, протискиваясь мимо него через дверной проем. — Это было Г.А.В.Н.Э. — Гражданская Ассоциация Восстановления Независимости Эльфов. Ты ищешь эльфов?

Она закатила глаза и указала на стоящие у противоположной стены кухни два агрегата, поставленные один на другой:

— Это моя стиральная машина и сушилка, Саймон.

Она склонила голову набок, задумчиво глядя на стоящего рядом мужчину. С тех пор, как их прервала миссис Кармайкл, Саймон вел себя странно. «Неужели он совсем не слушал, что я говорила?»

Гермиона протянула руку, чтобы снять со свитера Саймона клок рыжей кошачьей шерсти, и задержалась на мгновение дольше, чем было необходимо, а затем отошла к кухонному столу, заваленному стопками книг и записей.

— Я когда-нибудь говорила тебе, как рада была узнать, что человек, которому я писала все эти месяцы, не был дедушкой кого-нибудь из моих одноклассников? — спросила она через плечо. — Когда ты сказал мне, сколько тебе лет, для меня, скажем так, стало большим облегчением узнать, что влечение, которое я начинала чувствовать, не было таким неуместным, как я боялась, и что, возможно, был шанс что это взаимно.

Гермиона почувствовала, как ее щеки запылали, и отвернулась, думая о том, насколько легче было говорить такие вещи на бумаге.

Она указала на стол:

— Я обработала некоторые первичные цифры и уравнения, используя заметки, и полученные ответы сбивают с толку. Насколько я могу судить, нет причин, по которым большинство методов лечения, которые ты пробовал, не сработали.

* * *

Острое разочарование от того, что Гермиона не смогла найти никаких ответов с помощью своих арифмантических уравнений, полностью уничтожило чувство душевного подъёма, которое он испытал, когда она призналась, что была рада узнать, что он не старик. Пытаясь скрыть свои чувства под маской холодности, Саймон подошел к её кухонным агрегатам и осторожно приподнял крышку на нижнем.

— Это не имеет значения, — коротко сказал Саймон. Он опустил крышку и, повернувшись к ней, посмотрел на устрашающую гору бумаг на её столе. Ему было почти... унизительно увидеть, насколько усердно она работала, пытаясь помочь ему. Никто, кроме Дамблдора, который просто хотел, чтобы его шпион нормально функционировал, никогда не удосуживался сделать для него больше, чем было минимально необходимо. А она сделала, и Саймону было трудно выразить, как много это для него значило. Признаться в этом, как она это сделала чуть раньше, означало показать свои слабые стороны и открыться для нападения.

— Я не ожидал чудес, Гермиона, — мягко сказал Саймон. Он поднял руку и погладил её по щеке, а затем прикоснулся к мягким волосам. — Ты помнишь, как мне было трудно принять твою дружбу, правда? Было не так уж сложно признать тот факт, что ты меня очень привлекаешь. Ты стала очень красивой и чрезвычайно умной ведьмой. На самом деле это смертельно опасное сочетание. Такая девушка, как ты, многого заслуживает от жизни.

«Гораздо большего, чем ты найдёшь, если будешь тратить своё время на меня».

Он моргнул, склонился и легонько поцеловал ее.

— Уже поздно. Мне нужно идти, пока миссис Кармайкл не забеспокоилась и не нанесла тебе новый визит, — сказал Саймон с лëгкой усмешкой.

* * *

«Проклятая миссис Кармайкл!»

На мгновение она испугалась, что сказала это вслух.

Саймон считал её красивой и умной и хотел уйти? «Нет!»

Гермиона откашлялась и попыталась ещё раз, надеясь, что её голос будет не очень несчастным.

— Нет, это… это имеет значение. Тебе снились эти кошмары годами, даже десятилетиями, ты страдал все это время. Для этого должна быть причина, ведь так?

Вначале Гермиона просто пыталась задержать его в квартире подольше, но теперь, когда она начала говорить, она стала чрезвычайно серьëзной. В её голосе звучало беспокойство, и она продолжила, пристально глядя на него:

— Я пыталась сказать, что если твои записи были правильными, а у меня нет оснований сомневаться в этом, твоё лечение должно было подействовать, хотя бы временно. Но оно не подействовало. Или оно сработало не так хорошо, как должно было, или совсем не сработало. Если бы твои кошмары были просто продуктом бессознательных эмоций и беспокоящих тебя чувств, ты бы смог справиться с ними, но ты не можешь. Это недостающая переменная для правильного расчёта! — волнение заставляло Гермиону говорить быстро, и сделало её похожей на ту молодую девушку, которой она была раньше. Она вытащила длинный пергамент, покрытый едва различимыми числами и символами, которые, казалось, двигались по странице сами по себе, и протянула его Саймону через стол.

— Это то, что формула пыталась сказать мне. Это не могут быть просто сны, Саймон, не твои собственные сны. На тебя каким-то образом повлияли. Заклинание или чары, или... Я не знаю, это могло быть даже зельем. Но как? И как эффект мог сохраниться так долго?

Гермиона посмотрела ему в лицо.

— Ты искал неправильное лекарство, Саймон.

* * *

Была причина, о которой он не собирался ей рассказывать: вина за его действия, которые начали весь кошмар и привели к смерти его любимой Лили — матери Поттера, который был её лучшим другом. Гермиона, казалось, относилась к Саймону с уважением, и он предпочел бы, чтобы хоть один человек в мире не ненавидел сам воздух, которым он дышал. Особенно если этот человек много знает о его новом образе жизни.

Саймон сохранил лишь смутные обрывки от тех воспоминаний, которые он передал Поттеру на случай своей смерти, и он рассчитывал на то, что хвалёная порядочность мальчика не позволит ему сделать эти воспоминания достоянием общественности. Тот факт, что сальноволосая летучая мышь из подземелий была влюблена в его мать, должен был навсегда остаться их общей тайной.

Выслушав страстную речь Гермионы, Саймон отрицательно покачал головой.

— Я понимаю, о чём ты говоришь, Гермиона, но ты ошиблась, или допустила ошибку в своих уравнениях. Всё то, что ты предполагаешь, потребовало бы использования тёмной магии, и, хоть я и не настолько самоуверен, чтобы считать себя неуязвимым, но такое я бы уж точно заметил.

* * *

Он привёл весомый аргумент, но Гермиона была уверена, что она на правильном пути.

— Я могла совершить ошибку, и это, конечно, возможно. Но можешь ли ты честно сказать мне, что никогда не было случая, чтобы ты терял бдительность? Во время шпионажа ты находился под сильным прессингом с обеих сторон, это была большая нагрузка на твой разум. В конце концов, иногда тебе приходилось и спать.

Она неуверенно смотрела на пергамент в своей руке, прослеживая аккуратным ногтём цепочку уравнений, которая извивалась на странице.

— Возможно… возможно, это был кто-то, кому ты доверял? — едва слышно сказала она.

Гермиона подняла голову и осторожно положила пергамент на кухонный стол.

— Мне нужно больше данных, чтобы найти ответ. Если я ошибаюсь... Что плохого, если я проверю и исключу такую возможность? А если не ошибаюсь, то мы будем на один шаг ближе к поиску способа помочь тебе. Разве ты не хочешь этого, Саймон?

* * *

Единственным, кому он действительно доверял на протяжении своего служения, был Дамблдор, и один Мерлин знет, сколько раз старый ублюдок обманом заставлял его делать то, чего он не хотел. Но тёмная магия?..

«Альбус не стал бы так низко опускаться», — подумал он, и тут же его пронзила новая мысль — «Да неужели? Вспомни, как он хотел — черт возьми, планировал! — поступить с Поттером!»

На этот раз Саймон энергично встряхнул головой и подошёл к окну. Во всех исследованиях, которые он провел, во всех ответах, которые он искал, была одна вещь, которую он не учёл. Если, как подозревала Гермиона, это была работа зелья или проклятия — и оно будет отменено или вылечено — Лили может никогда не посетить его больше.

«Хочу ли я, чтобы кошмары полностью прекратились? Ведь это всё, что у меня осталось от Лили».

Ложь легко слетела с его языка, когда он не смотрел в лицо Гермионе.

— Конечно, хочу. Я же не сумасшедший!

«Или как?»

* * *

— Нет, я... Я совсем не это имела в виду, Саймон.

Она вздохнула и запустила обе руки в волосы.

— Послушай, пойдём, посидим вместе. Я налью тебе огденского, и мы сможем устроиться поудобнее и поговорить, хорошо?

Гермиона не стала ждать, станет ли он возражать. Она вернулась в гостиную, взяла его стакан и отнесла к столику, на котором стояла забытая Гарри бутылка Огденского. Наполнив стакан, она села на диван и протянула ему своё подношение.

— Пожалуйста.

* * *

Саймон наконец повернулся, чтобы взглянуть на неё, и сжал челюсти, подавляя побуждение бежать отсюда, бежать от этой находчивой и умной ведьмы. Он тяжело дышал, а кровь шумела у него в ушах. Гермиона теперь почти пугала его, как никогда не пугал сам Темный Лорд: она хотела и была способна навсегда отнять то, что осталось у него от Лили.

«Навсегда».

Когда девушка, уютно расположившись на диване, протягивала ему стакан огденского, она выглядела очень привлекательно, но Саймон подозрительно прищурился. Образ паука и мухи снова промелькнул в его голове, и его бровь резко вздёрнулась, когда до него дошло, что муха — это он.

«Если я попаду в её паутину, вылезу ли я оттуда целым, или стану пустой сухой оболочкой без моей Лили, которая поддерживала меня всю жизнь?»

Обозвав себя дураком, Саймон заставил себя подойти к ней. Он сел, взял стакан и поставил на низкий столик. Сейчас не время шутить с алкоголем.

— О чем говорить? — он спросил. — Я же сказал тебе, что не припомню ничего такого, что указывало бы на то, что ко мне применили зелье или проклятие.

* * *

Он казался недовольным, и Гермиона поняла, что слишком сильно давит на него, но затем он подошёл и сел рядом с ней на диван, и она улыбнулась.

Подтянув босые ноги, она придвинулась поближе к Саймону.

— Давай рассуждать логически. Если бы ты был проклят так, чтобы в результате тебя длительное время мучили кошмары, то, возможно, целью было утомить тебя, чтобы ты с большей вероятностью совершил ошибку или... или стал более управляемым. Я не знаю, с какой целью это было сделано, но, если это правда, то тот, кто проклял тебя или применил зелье, определённо постарался сделать так, чтобы ты ничего не заметил. Ведь если бы ты узнал об этом, ты бы немедленно нашёл противоядие или контр-заклятие, а он этого не хотел.

Гермиона наклонилась ближе, теперь размышляя вслух и надеясь, что он сможет следить за её мыслью:

— Это действительно хитро придумано. Кошмары не мучают тебя постоянно, они приходят и уходят, что делает их менее очевидными. Почему они приходят и уходят? Что их вызывает, что запускает? — вопросы были риторическими, и она не ждала ответа перед тем, как продолжила говорить.

— Это то, что нам нужно выяснить в первую очередь. Если мы сможем найти то, что их запускает, мы сможем докопаться до первопричины, и если мы это сделаем, то сможем выяснить, почему они приходят и — что ещё важнее — как они работают.

Она подняла глаза и покраснела:

— Я хочу посмотреть, как ты спишь... хочу увидеть, как кошмары влияют на тебя. Они каждый раз разные или всегда одни и те же? Что в них происходит?

* * *

Саймон с трудом сдерживался, чтобы не отодвинуться, потому что Гермиона опять вторглась в его личное пространство. От вопросов, которые она задавала, его сердце стучало так сильно, что было странно, что она этого не слышала. Логика вместе с какой-либо крупицей здравого смысла была послана к чертям из-за его твëрдой убеждëнности в том, что он потеряет то, что поддерживало его более двадцати лет. Страх, который сейчас наполнял его, был почти невыносим, и этот страх кричал Саймону, что нужно бежать отсюда, причём немедленно. Но всё же он продолжал сидеть, как будто бы застыв в нерешительности.

«Я хочу посмотреть, как ты спишь... посмотреть, как кошмары влияют на тебя. Они разные?.. Или всегда одни и те же? Что в них происходит?»

Саймон моргнул пару раз, когда Гермиона попросила позволить ей посмотреть, как он спит. Она хотела не только оторвать от него Лили, но и узнать чёртовы подробности того, как во сне его мучила женщина, которую он так сильно любил.

— Нет! — резко вырвалось у него. Саймон встал и быстро обошел столик, чтобы тот оказался между ними. Внезапно он почувствовал, что ему недостаёт вздымающейся мантии, которую он носил раньше, используя еë как часть своей брони. Он повернулся, позволяя гневу заместить страх в своей душе.

— Ты хочешь, чтобы я позволил тебе смотреть, как я сплю? — шокировано спросил он. — Ты понимаешь, что ты просишь? Я никому и никогда не позволял находиться в комнате, когда я там сплю, даже Йорику! Я устанавливаю многочисленные охранные чары, чтобы быть уверенным, что никто не сможет войти, и только тогда я могу расслабиться настолько, чтобы уснуть. Даже Дамблдор не спрашивал, зачем мне это нужно, когда пытался помочь!

Расхаживая взад и вперëд перед маленьким столиком, он покачал головой и посмотрел на неё.

— Нет, нет, тысячу раз, нет!

* * *

Гермиона вздрогнула от такой бурной реакции. Она ожидала возражений, но он продемонстрировал нечто гораздо большее, чем просто дискомфорт.

Его ужас, его слова — тут было, о чём подумать. За этим явно стояло нечто большее, чем она могла осмыслить в тот момент. Но в его словах было ещё кое-что, и она за это зацепилась.

— Дамблдор пытался тебе помочь. — Гермиона поднялась с дивана и сделала несколько шагов по направлению к Саймону. — Но он не добился успеха. Что он делал, или что он пробовал делать?

* * *

— Отчасти он добился успеха, — сказал Саймон, глядя в её сосредоточенное лицо. — Когда кошмары стали невыносимыми, он смог дать мне некоторое облегчение. Но он стоял позади меня, и я понятия не имею, что он сделал. А он не сказал бы мне. Я всегда считал, что это ещё один способ заставить меня считать себя его должником.

* * *

«Правдоподобное предположение. И, зная этого манипулятора, наверняка всё так и было».

Дамблдору каким-то образом удалось облегчить кошмары, а это означало, что проблема была решаемой хотя бы частично. Гермиона отказывалась поверить, что ответ умер вместе со старым кукловодом.

«Должен быть способ найти решение, но если Саймон не может вспомнить...»

«Или он может, просто не знает об этом?»

Возникла одна идея, но Гермиона была уверена, что Саймон никогда не согласится с ней.

«А я ему и не скажу. По крайней мере, пока не узнаю наверняка».

— Хорошо. Просто подумай об этом, и если что-нибудь придет тебе в голову, что угодно, скажи мне, ладно?

Гермионе очень хотелось обнять его и предложить какое-нибудь утешение, но она подозревала, что он этого не примет.

— Хорошо, пускай о том, чтобы посмотреть, как ты спишь, не может быть и речи. Пока. Можешь ли ты рассказать мне, что происходит в этих кошмарах, или это тоже запрещено?

Она напряглась, готовясь броситься к двери, если ей покажется, что он хочет сбежать. Расспросы чересчур нервировали его, и это подтверждало её подозрения, что на него влияет нечто большее, чем просто сны. Гермиона, возможно, не настаивала бы так на ответах, если бы Саймон сам не попросил о её помощи. Саймон — «Нет, Северус. Северус Снейп». — настолько отчаялся, что попросил её, и Гермиона во что бы то ни стало собиралась помочь ему найти ответ.

Независимо от того, готов он сотрудничать или нет.

* * *

— Люди умирают! — резко сказал Саймон, отворачиваясь от её светлого молодого лица. — Умирают ужасно, и довольно мерзко, снова и снова. И я знаю — каждый чёртов раз — что это опять случится...

Заметная дрожь пробежала по его телу, и он тяжело осел на пол. Он чувствовал опустошение и гнев. Саймон запрокинул голову и посмотрел на потолок, словно искал там лицо, преследовавшее его во снах.

— И я никогда не могу изменить ни черта, — тихо проговорил Саймон. — Ни одной чёртовой мелочи.

1) Судя по всему, Гермиона купила готовую курицу в контейнере, в нём же разогрела, и в нём же подала, не заморачиваясь с перекладыванием еды на тарелки

Вернуться к тексту

«Люди умирают!.. Ужасно и довольно мерзко, снова и снова... И я никогда не могу изменить ни черта. Ни одной чёртовой мелочи».

Даже зная, что Саймону это не понравится, Гермиона упала на колени рядом с ним и, как могла, попыталась его утешить. Она обняла его и прижала его голову к своей груди, как мать, пытающаяся успокоить ребенка.

— Я знаю, — Гермиона потерлась щекой о макушку Саймона. — Я знаю.

* * *

Саймон какое-то время позволил себя обнимать, не признаваясь, что это было бальзамом для его измученной души, а затем осторожно отстранился, не поднимая глаз. Глубоко вздохнув, он, наконец, встретился с ней взглядом.

— Если ты презираешь такие «телячьи нежности», то ты не такая умная, как думает твоя пресса, — сказал Саймон, поднимаясь на ноги и протягивая руку, чтобы помочь ей встать. — Хотя, возможность прижаться к груди привлекательной ведьмы, вероятно, оказывает влияние только на мужскую половину человечества.

* * *

— Нелюбовь к «телячьим нежностям», — начала Гермиона, принимая его руку. — пришла от незнакомцев с благими намерениями и от разных авторитетных людей, которые думают, что знают, что для меня лучше. Это не относится к людям, которые... — Её голос затих, когда Саймон притянул её к себе. — ... которые мне небезразличны, — договорила она, уткнувшись в его джемпер, и не решаясь взглянуть на него после того, как призналась, что он ей небезразличен.

— Ты, наверное, прав: я не получаю удовольствия от привлекательной женской груди. Я с радостью ощутила бы пару сильных рук и твердую, не слишком мускулистую, но определенно мужскую грудь.

* * *

Саймон приподнял её за подбородок и посмотрел в глаза. Лёгкая улыбка приподняла уголки его губ.

— Тебе правда не всё равно? — спросил он с несколько озадаченным выражением лица, и погладил её нижнюю губу большим пальцем. — Мы такие разные... Ты, в отличие от меня, даже не боишься признаться в том, что тебе небезразличны мои проблемы. Мне следовало бы оставить тебя, не пятнать своими руками, но у меня нет сил уйти от искушения, имя которому Гермиона Грейнджер, — прошептал Саймон, наклонившись и заменив большой палец губами. Его рука придерживала голову ведьмы, а губы и язык нежно исследовали контуры и глубины её рта.

* * *

Она не понимала, что он имел в виду под словами «не пятнать её своими руками». То есть, смысл слов был ясен, но она не понимала, почему он решил, что его руки, его прикосновения, могут каким-то образом осквернить её.

Он был прав, говоря, что они разные. На первый взгляд, такие же разные, как день и ночь. И всё же, при ближайшем рассмотрении, они с Саймоном были больше похожи, чем Гермиона могла предположить, а их различия только привлекали её.

Саймон принял её признание, и, хотя он не ответил на него, но и не отказал. Гермиона не думала, что влюблена в него и не питала иллюзий, что Саймон может любить её. Но то, как он нежно её обнимал и целовал, а главное то, что он позволял ей проникать в его секреты, не выхватывая при этом волшебную палочку и не пытаясь содрать с неё кожу и отрезать язык... В понимании Гермионы, такие вещи говорили о наличии у Саймона чувств к ней. Она была ему небезразлична.

От этого открытия ей стало гораздо легче. Тем более она по-прежнему хотела утешить его.

Поцелуй продолжался долго. Когда же он, наконец, закончился, Гермиона медленно открыла глаза и посмотрела на Саймона.

— Я не хочу, чтобы ты уходил.

* * *

Саймон пытался вернуть ясность мыслей, опасаясь, что вихрь чувств, который бушевал в груди, просто задушит его. Вина, раскаяние и страх вели жестокую битву против тех чувств, которые Гермиона привнесла в его жизнь. Старые и привычные чувства не могли по интенсивности сравниться с новыми и постепенно уступали. От невысказанных слов было трудно дышать. Саймон почувствовал, что у него дрожат ноги, но, поскольку он не хотел снова бессильно оседать на пол, он заставил себя медленно и глубоко дышать.

Гермиона не хотела, чтобы он уходил, хотя для неё же было бы лучше бежать от него без оглядки. Саймон только потому не сказал ей этого, что понимал: это лишь укрепит её решимость помогать ему. И при этом он очень боялся, что она действительно последует его совету и укажет ему на дверь.

— Уже поздний вечер. Может, лучше мне уйти?

Саймон хотел произнести это твёрдо и спокойно, но это прозвучало почти как просьба.

* * *

— Да, если ты этого хочешь, — мягко ответила она, — но я бы предпочла, чтобы ты остался.

Гермиона протянула руку, надеясь, что он её примет.

— Выбор за тобой: пожелаем мы друг другу доброй ночи, или ты останешься. Обещаю, что сегодня вечером больше не будет сложных вопросов.

Она слегка поманила его пальцами:

— Пожалуйста, останься хоть ненадолго — ради меня.

* * *

Красивая молодая ведьма хотела, чтобы он — Северус Снейп — остался с ней, в её доме, возможно на ночь. Какая-то небольшая часть сознания говорила ему, что он сошел с ума, раз даже помыслить может о том, чтобы уйти. Но большая часть настоятельно советовала ему уйти, причём немедленно.

Пальцы манившей руки были тонкими, а сама рука — маленькой по сравнению с его собственной. Страх и смятение, сжимавшее его грудь, немного отступили, когда Гермиона пообещала, что не будет больше терзать его вопросами. Чувствуя себя так, будто он изо всех сил пытается покорить вершину горы, Саймон, наконец, взял протянутую руку и почти тотчас же выпустил, когда понял, что его рука была ледяной.

— Я останусь на некоторое время, — сказал он, опустив глаза. — Йорик, глупый цыпленок, рано или поздно захочет свою мышь.

* * *

Она подозревала, что Йорик сможет позаботиться о себе ночью, если в этом возникнет необходимость, но не решалась озвучить эту мысль. Саймон был… она не знала, как можно описать его поведение в данный момент, но если бы это был кто-то другой, она могла бы использовать слова «испуганный» или «готовый сбежать».

Но он принял её руку, и пока этого было достаточно.

— Мне бы не хотелось, чтобы Йорик остался голодным.

Гермиона мягко потянула его к дивану, который они оставили ранее. «Посиди со мной». Она усадила его на диван и пристроилась рядом. В обычной ситуации она предпочла бы подождать первого шага от него, но на этот раз она позволила себе поднырнуть под его руку, сесть бок о бок и прижаться щекой к его плечу.

— Я была бы рада провести так весь вечер.

* * *

Саймон буквально прикусил язык, когда Гермиона подвела его к дивану.

«Я ей, что, ребенок, которого надо водить за руку?.. Когда и почему все это стало таким сложным?» — спросил он себя, когда она села рядом и прижалась к нему. Это было не неприятно, но очень непривычно. Через некоторое время он слегка расслабился и повернул голову, чтобы вдохнуть и попытаться идентифицировать запах шампуня от волос Гермионы. Этот аромат не контрастировал с ее любимой ванилью, но отличался достаточно сильно, чтобы заставить Саймона подумать о том, как попытаться приготовить для неё новый шампунь.

«С ума сойти! Я сижу на диване с молодой, привлекательной девушкой — и пытаюсь изобрести грёбаный шампунь!»

Не зная, злится ли он на себя — из-за того, что ведет себя как скучный старый перечник или на Гермиону — за весь этот вечер, Саймон свободной рукой взял её за подбородок и повернул лицом к себе.

— Где мы остановились, когда твоя замечательная соседка нас так грубо прервала? — спросил он, грозно приподняв бровь. Наклонившись ближе, Саймон на мгновение посмотрел ей в глаза. — По-моему, здесь, — сказал он и потянулся к её губам.

* * *

Гермиона уже начала задаваться вопросом, собирается ли он вообще когда-нибудь расслабиться. Она никогда не отличалась способностью терпеливо сидеть и ничего не делать. Единственная причина, по которой она ещё не призвала себе книгу и не начала читать, заключалась в том, что она решила воспользоваться шансом и насладиться его запахом, весом его руки на плечах и другими мелочами, на которых не могла сосредоточиться, когда они целовались. Впервые в жизни Гермиона получала удовольствие от ожидания.

Она надеялась, что её терпение будет вознаграждено.

Когда он прикоснулся к её подбородку, она поняла, что так и будет.

Она позволила ему начать поцелуй, а затем медленно его углубить. Саймон был такой же властный, как и она, и не было ничего плохого в том, чтобы позволить ему быть главным.

По крайней мере, на мгновение.

Через несколько минут Гермиона наконец открыла глаза и улыбнулась ему.

— На самом деле, — её тихий, слегка хриплый голос был совершенно не похож на тот, которым она «строила» мальчиков или своих сотрудников. — Я думаю, что мы были где-то здесь.

Она переменила положение, и, поставив колени по обе стороны от его бёдер, села на него сверху и посмотрела вниз, обдумывая их новое положение. «Всё ещё не... О!..»

Гермиона быстро расстегнула несколько пуговиц на своей блузке и остановилась, когда показался верхний край кружевного лифчика. Затем расстегнула ещё две, наклонила голову и посмотрела на Саймона. При таком положении их разница в росте почти не ощущалась.

— Так лучше?

* * *

Гермиона приятно удивила его своими действиями, но, тем не менее, его пугало минное поле так называемой «романтики», по которому ему надо было пройти не подорвавшись. Саймон был почти уверен, что если он сделает то, что обычно делал с продажными женщинами, Гермиона вскочит с его коленей, а потом, возможно, он получит пощечину или проклятие. Не то, чтобы он делал с теми женщинами что-то извращенное, но он их покупал — по крайней мере, на время. А её — нет.

Он хотел медленно расстегнуть оставшиеся пуговицы на её блузке, вспоминая, как она реагировала, когда он делал это в первый раз — до того, как миссис Кармайкл «осчастливила» их своим визитом. Ведьма, сидящая на его коленях, не противилась его прикосновениям. Забравшись под ткань юбки, Саймон стал подниматься по внешней стороне бедер, пока его руки не встретились у её ягодиц. Он крепко прижал Гермиону к себе, потянулся губами к её шее и слегка улыбнулся.

— Так предпочтительнее, — хрипло сказал он, прежде чем нашел мягкое местечко под её ухом.

* * *

Если это было просто «предпочтительнее», то Гермиона просто не понимала, что ей нужно сделать, чтобы вызвать у него энтузиазм.

«Полагаю, если он не так уж заинтересован, мне следует всё это прекратить, а затем...»

А затем его губы и язык сделали такое, что, казалось, мгновенно отключило её мыслительные способности, и она уже не могла думать ни о чем более сложном, чем «Как хорошо!..» .

Сейчас она могла бы сказать это вслух.

Гермионе стало жарко. И очень трудно сидеть неподвижно. Она не хотела торопить события, сильнее прижимаясь к его эрекции, хотя она остро осознавала, насколько они сейчас близки и как легко будет...

«Нет! Не торопись!»

Если случится худшее и эта ночь будет единственной... если кто-то из них решит, что всё случившееся не стоит усилий и поставит точку в их отношениях, Гермиона хотела бы вспоминать эту ночь с нежностью.

«И с жаром в своих чреслах — будь уж честной, Гермиона. Ты же знаешь себя: могут пройти годы, прежде чем другой мужчина заставит тебя так себя почувствовать, и тебе нужно заранее накопить запас воспоминаний, чтобы пережить «сухой период». А теперь перестань думать и начни добиваться того, чего ты хочешь».

Её внутренний монолог возымел действие. Она почувствовала, как мускулы на её ногах напряглись и стиснули бёдра Саймона. Почувствовала, как её ягодицы сжались под его руками, пока она старалась сидеть спокойно и не извиваться.

Формально она всё ещё была одета, но Саймон имел доступ ко всем её интересным местам, а вот Гермиона не имела доступа ни к чему. Так не должно было быть, совсем не должно.

Она пробралась руками под джемпер, погладила его тёплую кожу и потянула джемпер вверх, но мужчина её остановил.

— Позволь мне, Саймон, — это было не требованием, но чем-то похожим.

* * *

Поскольку продажные женщины не просили своих клиентов раздеваться (если только клиенты не просили чего-то, что требовало бы этого), грудь Саймона — как и её различные недостатки — никто никогда не видел. Гермиона ничего не просила, а просто снимала с него джемпер. Джемпер, скрывающий рубцы, оставленные волдемортовой любимицей Нагайной. Джемпер, закрывавший вылинявшую, обесцвеченную кожу там, где так долго была Темная Метка. И, хотя ни один из следов не был ужасен, но они там были.

Руки Саймона рефлекторно прижались к бокам. Он откинулся назад и встретился взглядом с Гермионой. Испытает ли она отвращение? Или, что ещё хуже, жалость?

— Я не хочу тебя пугать, — тихо сказал он. — Если хочешь, я могу просто выключить свет.

* * *

Через мгновение его слова проникли сквозь туман, окружавший её мозг. Проникли в основном потому, что он перестал её целовать.

Ведьма застыла, держа руки на уровне его груди.

— Я никогда не предполагала, что ты идеален, Саймон, — она посмотрела на свою собственную грудь, прикрытую частично расстегнутой блузкой, и медленно разжала пальцы. — Как и я.

Очень немногие люди видели её шрам, и большинство видевших были колдомедиками. Гермиона не стыдилась этой отметины, которую она получила в результате проклятия Долохова, но прекрасно понимала, что шрам её не украшает.

Она расстегнула до конца пуговицы на своей блузке и отодвинула левый лацкан в сторону, обнажив чашечку бюстгальтера и выглядывавший из-под него сморщенный поблекший рубец, который спускался на несколько дюймов вниз по ребрам.

— Если ты захочешь выключить свет, я пойму, — Гермиона подняла голову и встретилась с ним взглядом. Её руки вернулись обратно под его свитер. — Но не делай этого для меня.

* * *

Саймон давно согласился с тем, что он эгоист. Но он совершенно не мог спокойно смотреть на тот вред, который сторонники Темного Лорда причинили детям...

«Они заплатят за это».

Стянув свитер через голову и бросив его на пол, Саймон намеренно посмотрел вниз. Если в глазах Гермионы мелькнёт хоть немного жалости при первом взгляде на его шрамы, то он не хотел бы этого видеть. Передняя застежка на лифчике Гермионы не задержала его надолго, и вскоре сладкий вес груди уже грел кожу его ладоней. Длинным пальцем он провел по её шраму, а затем спросил:

— Чью руку отрезать за это?

* * *

Гермиона вздрогнула, то ли от ощущения его рук на своей груди, то ли от того, как серьезно он задал свой вопрос. Его тон не оставлял сомнений, что он лично выследит человека, который причинил ей боль и заставит его заплатить.

Это её одновременно и пугало, и заставляло почувствовать себя странно любимой.

Когда взгляд Гермионы остановился на левой стороне его шеи и она осознала ущерб, нанесенный ему Нагайной, она поняла, что почувствовал Саймон, когда увидел её шрам. Ярость наполнила душу мгновенно, заставив пожелать, чтобы Волдеморт был ещё жив, и она могла лично сотворить для него Аваду, За то, что он осмелился причинить боль мужчине, который был перед ней.

Глубоко вздохнув, Гермиона почувствовала запах своего Саймона, и постепенно гнев покинул её. Скользнув руками по его груди, она взъерошила небольшое количество растущих там тёмных волос, а затем осторожно подобралась к шее и слегка коснулась пальцами его шрама, почти так же нежно, как до этого он касался её.

— Это сделал Долохов, во время битвы в Министерстве. Колдомедики исцелили большую часть внутренних повреждений и сказали, что шрам — это самое страшное из всех последствий. Но иногда моя грудь болит, если я слишком долго и тяжело работаю.

Гермиона продолжала смотреть на него, медленно скользя руками по обнаженной коже. Её пальцы прошлись по обесцвеченному участку на предплечье, где когда-то была тёмная метка и двинулись вверх по рукам. Добравшись до плеч Саймона, девичьи руки изменили цель и снова направились к его груди.

— Присвистнуть от восторга будет, наверное, грубо?

Саймон поперхнулся, и Гермиона сначала испугалась, что он обиделся, но вдруг поняла, что он с трудом сдерживает смех. Она улыбнулась, радуясь тому, что атмосфера между ними разрядилась, и поднялась на ноги.

Сняв блузку и бюстгальтер, она позволила им упасть на пол, а затем взяла его за руку.

— Знаешь, что нам сейчас нужно? Пенная ванна.

«Долохов мёртв»

В одном из своих писем Саймон сказал Гермионе правду: Долохов не был его другом и никогда ничего особенного для него не значил, так что сейчас он испытывал только удовлетворение от того, что Долохова действительно больше нет.

Затем Саймон чуть не рассмеялся, услышав, что Гермиона хочет присвистнуть от восторга, увидев его обнажённый торс.

А потом она сама сняла блузку и лифчик, что-то сказала про пенную ванну, и смеяться ему расхотелось.

Как бы Саймон ни отрицал это, он был весьма неравнодушен к прелестям противоположного пола. Конечно, он и раньше видел обнаженную женскую грудь, но это зрелище по-прежнему оказывало на него гипнотическое действие.

«Моё!» — лишь на такую чисто детскую реакцию оказалось способно то, что Саймон когда-то считал своим блестящим умом.

Широко открыв глаза, он не отрываясь следил за плавными движениями груди Гермионы, пока она куда-то его вела. И только когда он заметил, что пол под ногами изменился и их шаги зазвучали по-другому, пленительное воздействие её груди рассеялось, и он заметил, где они оказались.

Остановившись, Саймон приподнял бровь и перевёл взгляд на молодую ведьму.

— Скажи мне, что я ослышался, и ты не говорила этого, — хрипло сказал он.

* * *

— Зависит от того, что ты услышал. — ответила Гермиона, слегка улыбнувшись. Она сконцентрировалась, взмахнула свободной рукой и зажгла в ванной комнате больше дюжины свечей.

Конечно, Гермиона могла бы включить и электрический свет, но она предпочитала нежиться в тёплой воде при более мягком освещении.

Она выпустила руку Саймона и начала наполнять большую ванну, стоящую на чугунных когтистых лапах. Наклонившись, чтобы проверить температуру воды, она оглянулась.

— Ты можешь снять ботинки, если хочешь.

* * *

«Она пытается заставить тебя выглядеть нелепо», — нашёптывала самая тёмная и неуверенная в себе часть его сознания. Но в этот момент он пожирал глазами женскую спину, красиво освещенную мягким мерцающим светом, и такого зрелища было достаточно, чтобы заставить внутренний голос заткнуться.

«Ну, подумай, кому она может об этом рассказать?» — успокаивал себя Саймон, скидывая ботинки и снимая остатки одежды. Обычно очень аккуратный, сейчас он, не глядя, побросал всё в ближайший угол. Подойдя сзади к Гермионе, он провел ладонями по её рукам сверху донизу, а потом начал целовать и осторожно покусывать нежную кожу на спине.

— Ты же понимаешь, — тихо сказал он в промежутках между поцелуями. — Если я утону, тебе придется усыновить моего цыплёнка.

* * *

Её руки дрожали, когда она открывала ёмкость с пеной для ванны и отмеряла нужное количество. Каким-то образом Гермионе удалось не уронить всё это в воду, и она поставила ёмкость на место до того, как у неё подогнулись колени и ей пришлось ухватиться за края ванны, чтобы не упасть.

Она одобрительно застонала, слегка выгнув спину.

— Тогда нам нужно постараться, чтобы ты не утонул.

Когда ванна наполнилась достаточно, Гермиона закрыла краны и выпрямилась. Она спиной чувствовала тепло от тела Саймона, и ей не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что он уже обнажён. Желание увидеть его всего целиком боролось с неуверенностью, которую она пыталась скрыть большую часть вечера. Она с трудом сглотнула и завозилась с молнией на юбке. Спустя мгновение её юбка и трусики соскользнули с бедер и упали на пол, и она тоже оказалась обнажена.

— Ты должен… то есть... наверное, лучше будет, если ты будешь сзади.

* * *

«Я...» — почти сорвалось с губ Саймона, прежде чем он понял, что именно она имела в виду. Обнаженная женщина перед ним всё ещё стояла к нему спиной. Это, как и легкая дрожь её рук, ясно говорило Саймону, что Гермиона не была той опытной обольстительницей, которую она пыталась изобразить.

Он обнял девушку за талию, сдвинул её волосы в сторону и, прикоснувшись губами к нежной коже на шее, попробовал её подбодрить:

— Я припоминаю одно письмо, — продолжая обнимать Гермиону, он осторожно повернулся вместе с ней боком к ванной, переместил туда одну ногу и подождал, когда она последует его примеру. — Письмо, которое было отправлено мне одной сиреной.

Саймон перенёс в ванну вторую ногу и поддержал Гермиону за локоть, чтобы она смогла сделать то же самое. Он отпустил её, сел на дно ванны и снова положил ей руки на талию.

— Не хочет ли сирена присоединиться ко мне?

* * *

«Больше всего на свете».

Гермиона улыбнулась, почувствовав, как мужские ладони снова легли на её стан, а ступни Саймона, скрытые от её взора под пузырьками пены, встали по обе стороны от её ног.

— Я думаю, — мягко сказала она. — Что сирену можно убедить присоединиться к тебе.

Она слегка шагнула вперед — не настолько далеко, чтобы Саймону пришлось её выпустить из рук, но достаточно, чтобы, опускаясь в ванну, не ударить задницей по его лицу. Пенная вода заплескалась по высоким стенкам их купели.

Гермиона осторожно села и, упёршись ногами в бортик, медленно начала скользить по дну ванны, пока её бёдра не оказались зажатыми между бёдрами Саймона, а спина не уткнулась в его грудь и живот. Окружëнная со всех сторон теплой водой, пузырьками с запахом ванили, а также руками, ногами и торсом Саймона, она, наконец, расслабилась, и с довольным вздохом откинулась ему на грудь.

— Тебе достаточно места?

* * *

Позже, много позже, Саймон будет удивляться, почему вдруг Судьба решила нарушить привычное течение его жизни. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Таких вещей с ним никогда не случалось. Он, конечно, слышал достаточно разговоров других волшебников, и испытывал к ним по этому поводу определённую зависть, но любые его мечты всегда включали Лили, а никак не бывшую студентку со спутанными шелковистыми волосами.

— Достаточно ли мне места? Да, — тихо проговорил Саймон, целуя маленькое ушко. Затем он вытянул шею, желая полюбоваться на очаровательную женскую грудь, которая теперь, увы, скрывалась под слоем мыльной пены.

Саймон решил, что не будет даже пытаться произносить какую-нибудь романтическую чушь. Вместо этого он окинул внимательным взглядом небольшую тумбочку, стоящую рядом с ванной. Поверхность её была уставлена разнообразными косметическими баночками и бутылочками, содержимое которых он решил изучить как-нибудь потом, а на самом краю, в небольшом поддоне, лежала мягкая морская губка. Он удовлетворённо улыбнулся: «Это то, что нужно»

Правой рукой перехватив Гермиону поперёк живота, он прижал её к себе, а левой взял с поддона губку и опустил в ванну, чтобы она пропиталась водой. Он собирался выжимать воду над плечами Гермионы, но внезапно у него возникла другая идея.

«Она говорила, что ей нравится мой голос. А эту пену для ванны разработал я».

Он провёл губкой по её плечам, теплая вода смыла несколько мыльных пузырей и обнажила небольшие участки нежной кожи.

— Подними голову, моя лукавая сирена, — проворковал он. — Я хочу покрыть твою кожу своим зельем.

* * *

Гермиона выполнила его просьбу и приподняла голову. Появилась ленивая мысль, что пока Саймон так использует свой голос, он может потребовать всё, что угодно, и она охотно подчинится. Она обнаружила, что с закрытыми глазами можно гораздо ярче ощущать Саймона: чувствовать его эрекцию, прижатую к её ягодицам, и испытывать невероятный трепет внизу живота, когда он поглаживал там своими длинными пальцами, продвигаясь достаточно низко, чтобы раздразнить её, но не настолько низко, чтобы удовлетворить.

Очередное плавное движение длинных пальцев заставило её непроизвольно выгнуться. Она слегка раздвинула ноги, согнув их в коленях, сместилась попкой вдоль его эрекции, и ей показалось, что она услышала его тихий стон.

Ей захотелось вернуть Саймону нежные прикосновения, она нащупала под водой его бедра, но больше ничего предпринять не успела: он сделал ещё один волнообразный пасс рукой по её лобку, и она потеряла способность делать что-нибудь вообще, кроме как вцепиться пальцами в его кожу и шептать его имя.

* * *

В детские годы Саймон много раз принимал ванну, но это ему никогда не нравилось. Главным образом потому, что он всегда чувствовал себя чрезвычайно уязвимым, сидя голышом в том помещении, куда в любой момент мог войти отец. Когда он мылся, стоя под душем, он хотя бы имел больше шансов при необходимости убежать.

Сейчас всё было иначе. Бортики её ванны были высокими, намного выше, чем в его старом доме, и вода была намного теплее. Его отец никогда не разрешал сильно нагревать воду, и много лет спустя Саймон понял, почему: нагрев воды в мире магглов стоил довольно дорого. Но для маленького ребенка чуть тёплая вода в ванне лишь усугубляла неприязнь к этой процедуре.

Парящая вода, которая в настоящий момент наполняла ванну Гермионы, расслабляла так, как Саймон и представить себе не мог. Узлы в мышцах, которые он даже не замечал, медленно разжимались, а небольшая привычная боль между лопатками исчезла. Если бы не один очень настойчивый орган, который в настоящее время поддразнивала тесно прижатая попа Гермионы, он был бы рад просто лежать и обнимать её до тех пор, пока не остынет вода.

Ещё одним отличием были мыльные пузыри, которые раздражали Саймона тем, что закрывали ему обзор. Он не хотел вслепую шарить руками под водой, разрушая настрой, и поэтому решил снова воспользоваться её реакцией на его голос, чтобы облегчить себе задачу.

— Покажи мне, Гермиона, — сказал он тем самым тоном. — Покажи, что мне делать? Как прикасаться к тебе?

* * *

«Показать ему?»

Она напряглась, ощутив иррациональное беспокойство. Что если он найдет её желания странными или неприличными? Или ещë хуже: она покажет ему, а он не сумеет сделать всё так, как нужно?

Её опыт общения с мужчинами в лучшем случае можно было назвать ограниченным, но Гермиона была здоровой женщиной и хорошо знала и своё тело, и его реакцию на определенные действия. Достаточно ли она доверяла Саймону, чтобы поделиться с ним этой интимной информацией?

Его губы коснулись шеи, и Саймон начал продвигаться выше, чередуя поцелуи и лёгкие укусы, пока не добрался таким образом до мочки уха. И в этот момент Гермиона поняла: всё, что происходит здесь и сейчас — просто идеально, и, даже если Саймон вообще ни черта не умеет, он всё равно способен свести её с ума.

Гермиона открыла глаза, забрала у него губку и небрежно кинула на край ванны. Взяв его освободившуюся руку, она положила её на свою грудь и начала ласкать себя его пальцами, обучая прямо в процессе. Он быстро уловил понравившийся ей темп и продолжил действовать самостоятельно, заставляя её томно извиваться. Пузырьки пены стали медленно лопаться, давая возможность лучше видеть их совместные движения.

Гермиона нащупала под водой другую руку Саймона, которая всё ещё прижималась к её животу, и переплела с ним пальцы. Она повернула голову, нуждаясь в поцелуе и ища его губы, а их сплетенные пальцы заскользили вниз.

* * *

Так Саймон из учителя превратился в ученика, за один вечер узнав о реакциях женского тела больше, чем за предыдущие двадцать лет. Он обнаружил, где и как её нужно приласкать, чтобы вызвать лёгкий трепет и где нужно слегка прикусить её кожу, чтобы услышать сладкий стон желания. Глаза Саймона были такими же жадными, как и руки, и он восхищённо рассматривал сокровище, которое находилось в его руках.

Все ли женщины были такими отзывчивыми, такими невероятно щедрыми? У Саймона всегда были здоровые сексуальные потребности, даже в те «постные» годы, когда ему приходилось довольствоваться только собственной рукой. Но желание, которое возбуждала в нём эта ведьма, казалось совершенно невероятным.

Он хотел её прямо сейчас.

«Давай, нашёптывай ей на ухо разные сладкие глупости, пока она не обернулась», — казалось, слова пришли из ниоткуда и эхом отозвались в его мозгу.

«Если она обернётся, то сначала спросит, кто я, черт возьми, такой, а потом проклянёт меня»

«Да нет же, она не станет... »

«Станет!»

Снова приказав голосам в голове замолчать, Саймон прервал поцелуй с ведьмой, и вновь скользнул губами от её подбородка к уху.

— Ты мне нужна, я так хочу тебя, Гермиона!.. Пожалуйста, повернись и побудь со мной.

* * *

Сначала она чуть не зашипела от разочарования. Она не хотела двигаться, не хотела оборачиваться, не хотела делать ничего, что могло бы прервать его ласки и поцелуи. Каждое поглаживание его пальцев, каждое касание его губ возбуждало её всё больше и больше, и Гермиона знала, что оргазм накроет её совсем скоро.

«Ну, пожалуйста, ещë немного!..», — чуть не взмолилась она, но внезапно до неё дошло, о чём просил Саймон.

— О, да! — Гермиона неохотно подалась вперёд, отодвигаясь от него, и повернулась. До этого момента она даже не задумывалась о реальной технике интимных отношений в ванной.

Её рвения поубавилось, когда она задалась вопросом, возможно ли это в принципе, без того, чтобы кто-то из участников что-нибудь себе сломал или вывихнул. В последний раз, когда у неё был секс, это происходило на довольно большой кровати и места там было предостаточно. Гермиона поняла, что хмурится и постаралась поскорее объясниться, пока Саймон не решил, что она передумала.

— Я никогда не делала этого раньше. Я не очень понимаю, что и куда девать

* * *

«Нет-нет-нет-нет-нет, грёбаный ад, нет!..»

— Никогда… — голос Саймона дрогнул, он прочистил горло и повторил попытку. — Ты неудачно выбрала время, Гермиона. Сейчас не лучший момент, чтобы сообщать мне, что ты девственница, — он поднялся на ноги, бросил взгляд на доказательство своего утверждения и покачал головой. Выбравшись из ванны, он встал на коврик и потянулся за полотенцем.

«А я говорил тебе: это слишком хорошо, чтобы быть правдой», — ехидно прокомментировал внутренний голос.

«Заткнись и оставь меня в покое».

* * *

— Девственница?! — испуганно воскликнула Гермиона и собиралась сказать что-то ещё, но Саймон уже встал, и она увидела прямо перед носом обнажённое и неопровержимое доказательство его возбуждения, от чего у неё тут же пересохло во рту.

К тому времени, когда она снова смогла говорить, он уже вылез из ванны, и ей снова показалось, что вечер безнадёжно испорчен.

Она встала, уперев руки в бока. Вода стекала по её телу и ногам небольшими ручейками.

— Ты серьёзно заявляешь, что не стал бы заниматься со мной сексом, если бы я была девственницей? Саймон, это не болезнь! Ты не можешь заразиться девственностью, как какой-то оспой!

Гермиона сердито посмотрела на него, вылезая из ванны, почти такая же раздраженная своей нелепой обнажённостью и неуклюжестью, как и он сам.

Гневно фыркнув, она вытащила пробку из водостока, затем повернулась лицом к мужчине, от которого быстро становилось больше проблем, чем радостей.

— Я имела в виду, что никогда не делала это... — она сделала жест от себя к нему и обратно, — ... в ванной. В ней не так много места, и я не была уверена, как сделать так, чтобы лучше уместиться. И я подумала, что, возможно, у тебя будут какие-то предложения. Ты просто идиот, и если ты сейчас потянешься за своей одеждой, то клянусь Богом, я свяжу тебя заклинанием!

Она была смущена больше, чем когда-либо за всю свою жизнь, включая тот день, когда Снейп читал вслух всему классу ту ужасную статью Риты Скиттер о ней, Викторе и Гарри, и когда ей ужасно хотелось залезть под стол.

Кроме того, она всё ещё была возбуждена, а вид Саймона, покрытого лишь полотенцем и несколькими особо цепкими мыльными пузырями, отнюдь не помогал ей справиться с возбуждением.

* * *

«Ещё не всё потеряно, надежда есть!» — радостно сообщил внутренний голос, одновременно подбадривая и успокаивая, и Саймон выглядел весьма довольным, пока Гермиона не обозвала его идиотом. Сдернув полотенце, он подошел так близко, что её соски коснулись его груди. Он смотрел на возбуждённую ведьму, и ему хотелось только одного: перебросить её через плечо и утащить в спальню.

«Да-да, а потом у меня случится вывих позвоночника, и тогда она не только обзовёт меня идиотом — у неё будут доказательства этого».

— Тех, кто оскорбляет меня, — произнёс он строгим голосом, — я обычно вызываю на дуэль. Но, поскольку я имею дело с гриффиндоркой, некорректно выражающей свои мысли, я прощаю тебя за то, что ты сбила меня с толку своим косноязычным заявлением.

Одним движением он обвил её за талию своим полотенцем и потянул в ту сторону, где предположительно находилась спальня.

— Если сегодня вечером кого-нибудь и свяжут заклинанием, моя дорогая Гермиона, то не меня, — прошептал он с порочным блеском в глазах. — И не в ванной.

* * *

Она попыталась достойно ответить на его суровый взгляд, хотя подергивание губ, вероятно, свело на нет все её усилия.

— Обычно, когда сердитый слизеринец делает поспешные выводы, не удосужившись попросить разъяснений, я злюсь. И я могла бы согласиться на эту дуэль, — Гермиона оглянулась и увидела, что они прошли уже полпути до спальни. Саймон шел спиной вперёд, скорее всего, чтобы не подставлять раздражённой ведьме свой незащищенный тыл. Умный мужчина.

Она провела рукой по его груди и продолжила:

— Однако, поскольку в данный момент у меня в руках нет палочки, мне придется получить удовлетворение каким-то другим способом.

Саймон не был похож на крутых и накачанных парней из кинофильмов или модных журналов, он вообще был далёк от признанных стандартов красоты, и всё же при взгляде на него у Гермионы подгибались колени. Он мог возбудить её без единого прикосновения, используя только свой голос или слова на пергаменте, а то, что сейчас он был здесь — с ней — вообще походило на сбывшуюся фантазию.

«Кстати о фантазиях...»

— В следующий раз я могу сначала увеличить ванну. Может, стоит ещё добавить амортизационные чары? — предложила она. — Я уверена, что тогда мы разберёмся, что и куда девать.

* * *

Прикосновения Гермионы сопровождалось её прерывистым глубоким дыханием. В предыдущей жизни никто не трогал Саймона так, как это делала она. Это было что-то совершенно необыкновенное. А ещё она практически пообещала, что хочет устроить «следующий раз», что его немного успокоило. Хотя прямо сейчас он был сыт по горло полотенцами, мыльными пузырями и разговорами о будущем. Он смахнул оставшуюся пену уронил полотенце, и прижал к себе обнаженную ведьму. Проведя руками по её бёдрам, Саймон понял, что совершил ошибку и теперь у него может не хватить выдержки, чтобы дойти с Гермионой до спальни. Чувствуя тёплую и мягкую кожу её живота, прижимающегося к его эрекции, он думал, что пол — это очень даже удобное место.

Саймон беспорядочно целовал шею, лицо и губы обнажённой ведьмы, а его руки скользили по женскому телу, стараясь найти на нём каждую выпуклость и вогнутость.

— Есть только здесь и сейчас, Гермиона, — прошептал он, продолжая целовать её везде, где мог дотянуться.

«А следующий раз, если он у нас будет...», — подумал было Саймон, но вслух сказал другое:

— А следующий раз будет потом. Отведи меня в свою постель, распутная ведьма, если только ты не хочешь заняться этим прямо на полу.

Приятная усталость разлилась по всему телу и Гермионе не нужно было смотреть на будильник у кровати, чтобы понять, что уже очень поздно. Глаза слипались, и она поймала себя на том, что почти провалилась в сон. Тогда она слегка пошевелилась и потёрлась щекой о мужскую грудь, которая в данный момент заменяла ей подушку.

— Слава Богу, завтра воскресенье. У меня такое чувство, что я буду спать весь день.

Её мягкая улыбка несколько померкла, когда она вспомнила про предстояще утро. В её фантазиях они с Саймоном после ночи любви либо вместе просыпались и завтракали, либо решали подольше поваляться в постели и снова заняться любовью. В любом случае, в её мечтах Саймон проводил с ней ночь, и спали они вместе.

Теперь она знала, что это невозможно, их разговор — точнее, спор — всё ещё звучал у неё в ушах.

«Ты понимаешь, о чем спрашиваешь? Никому и никогда не разрешается находиться в комнате, где я сплю, даже Йорику!.. Нет, нет, тысячу раз нет!»

Гермиона приподняла голову и слегка коснулась губами его подбородка.

— Уже поздно. Тебе, наверное, пора?

Хотя Гермиона хотела, чтобы он остался, она понимала, что не должна просить его об этом. Не теперь, не после всего того, что они сказали друг другу раньше.

* * *

Чуть отдышавшись после бурного секса, Саймон подумал о том, что толком не знает, как вести себя теперь, когда любовные игры закончились и накал страстей утих. К счастью, когда Гермиона прижалась к нему, он быстро понял, чего она хочет, и после непродолжительных колебаний просто её обнял.

Продажные женщины из его прошлого опыта не были склонны обниматься со своими клиентами и вести с ними после секса постельные "разговоры ни о чем". Саймон вспомнил об этом, когда Гермиона вдруг начала говорить на тему "завтра будет воскресенье".

Подслушанные перешёптывания семикурсников, а также несколько тайком прочитанных статей привели его к выводу, что в основном женщины после секса ожидают и разговоров, и нежных объятий.

Как это ни странно, обниматься Саймону понравилось. Когда Гермиона потёрлась головой о его грудь и поцеловала в подбородок, а он в этот момент провел рукой по бедрам и тонкой талии, которыми только что обладал, его скорбно изогнутый рот, который он обычно являл всему миру, расплылся в довольной улыбке.

Однако, услышав её следующие слова, Саймон сузил глаза и подумал, не злоупотребил ли он её гостеприимством. В тусклом свете маггловских часов он видел недостаточно хорошо, чтобы прочесть выражение её лица. Насколько он мог судить, Гермионе понравилась их совместные "гимнастические упражнения", но, похоже, он ошибался, раз Гермиона решила изгнать его из своей постели. Саймон убрал от неё свою руку, собираясь встать и покинуть её дом.

— Йорик, вероятно, оценит ранний ужин, — сухо сказал он.

* * *

«Не обижайся, Гермиона Грейнджер, не сердись», — уговаривала она себя. — «Ты знала, что это приближается, ты знала, что он не останется на ночь, и ты всё равно захотела переспать с ним. И с твоей стороны будет несправедливо демонстрировать своё недовольство сейчас».

Это не помогло.

Когда Саймон убрал руку, Гермионе тут же захотелось схватить её и вернуть на место.

— Я бы не хотела, чтобы Йорик голодал, — она прикусила нижнюю губу, твердо решив позволить ему уйти. А потом её рука непроизвольно вытянулась и дотронулась до тыльной стороны его ладони.

— Я знаю, что ты не хочешь оставаться на ночь, и я не прошу тебя об этом… Но, если бы ты захотел, я бы не стала... Я имею в виду... Чёрт возьми, ну Йорик же взрослая птица! Разумеется, он сможет продержаться дольше, разве нет?

* * *

«Она хочет, чтобы я остался?» — недоверчиво подумал Саймон, а затем положил руку обратно и притянул ведьму к себе, заодно обняв её ногу своей.

— Конечно, сможет, — тихо сказал он и поцеловал её в висок. Он наконец понял, что она хотела сказать, и, хоть он не собирался оставаться здесь на ночь...

— Хочешь, я останусь, пока ты не уснёшь?

* * *

«Я хочу, чтобы ты остался. Просто остался. Но я согласна и на это».

Когда он зажал её ногу между своими, она немного повозилась, пытаясь устроиться поудобнее, не вытаскивая ногу из захвата.

— Я бы очень этого хотела.

Гермиона обнаружила, что её почему-то больше не клонит в сон.

* * *

Если Гермиона вначале и хотела спать, то Саймон — точно нет. Он собирался тихо полежать и уйти, дождавшись момента, когда его сирена уплывёт в страну Морфея, но неожиданно для себя обнаружил, что его пальцы медленно скользят по её рёбрам и волнующим изгибам тела. Усилием воли он заставил себя прекратить, но очень скоро его длинные пальцы, как непослушные дети со своим собственным разумом, опять двинулись в путь.

Гермиона всё ещё не протестовала...

Под защитой полумрака Саймон чувствовал себя более уверенно, когда, сдавшись наконец, решился задействовать не только руки, но и губы, и язык, пытаясь обнаружить все секреты, которые хранило тело его прекрасной сирены. А ещё это была отличная возможность попрактиковаться в том, чему она уже его научила.

* * *

Действия Саймона явно не помогали ей заснуть.

То есть вначале это было теоретически возможно, учитывая усталость, но вскоре её тело начало отзываться на мужские ласки, а потом сон пропал окончательно.

Нет покоя грешникам.

«Грешная. А если я не могу быть грешницей, то могу хотя бы притвориться».

Поначалу она хотела просто позволить Саймону делать всё, что он пожелает, но понятия "Гермиона" и "пассивность" были несовместимы в принципе. К тому же теперь она уже не так боялась того, что этот вечер станет единственным, и перестала постоянно думать о том, как бы что-нибудь не испортить неосторожным словом или жестом. И тогда она решила, что было бы крайне глупо упустить возможность побыть с Саймоном в роли распутной грешницы.

Её тело пришло в движение, а в памяти всплыли подробности их недавнего — единственного, но весьма познавательного — интимного контакта.

«Что ты де... О... да, правильно... Здесь!».

* * *

«Йес!!!» — взорвалось в голове Саймона, когда Гермиона снова стала активной участницей процесса. Дело было не в том, что он был ненасытным — хотя в этом смысле, может, и был — а в том, что у него был очень долгий период «засухи». А Гермиона была так близко. Голая... И возбуждённая... Голая... И такая красивая... Голая... И очень-очень готовая. Там.

А потом... Потом эта якобы скромница лихо взяла с него пример и с невинным видом начала соблазнять его теми самыми способами, которым он её только что обучил. И тогда он почувствовал, что буквально рассыпается на атомы, а единственное, на что он в тот момент был способен — это глухо стонать. И дрожать от восторга.

«Если она сделает это ещё раз, я могу и умереть».

— Ещё! — отчаянно простонал он. — Сделай это снова!

* * *

И она сделала это снова.

Саймон попытался приподняться:

— Позволь мне... — но Гермиона толкнула его назад и принялась делать для него кое-что другое, но столь же приятное. Дарить ласки и поцелуи нравилось ей не меньше, чем получать. Теперь настала её очередь выяснять, насколько отзывчиво к нежным прикосновениям может быть тело Саймона и какие действия могут заставить его дрожать, стонать и просить повторить ещё раз.

Её губы и зубы плавно скользили по его плоти, пальцы с аккуратными ноготками гладили и слегка царапали его бёдра и Гермиона понимала, что один из них скоро сдастся первым, это был всего лишь вопрос времени.

* * *

Если это было «занятие любовью», то Саймон готов был практиковать его хоть сто лет. Никто никогда не касался его так и не заставлял чувствовать то, что заставила почувствовать Гермиона. Он, конечно, и раньше знавал похоть, но никогда не ощущал такого всепоглощающего желания зарыться глубоко в женщину, которая сейчас так сладко мучает его.

— Хватит! — прохрипел он.

Подхватив свою ведьму под мышки, Саймон подтянул её к себе и вовлёк в яростный поцелуй. Через некоторое время он прервался, чтобы сказать:

— Какое счастье, что ты не была на стороне Сама-Знаешь-Кого. Я бы сейчас сломался.

* * *

После секундного колебания Гермиона поставила колени по обеим сторонам его торса и медленно села сверху, стараясь соединить их "соответствующие части тел" наилучшим образом.

Она вгляделась в лицо Саймона при слабом отсвете будильника. Его слова все ещё эхом отдавались ушах, а его голос вызывал трепет.

Голос Саймона...

Голос Северуса.

Не в силах больше сдерживаться, Гермиона начала ритмично двигаться. Обрывки слов слетали с её губ, возбуждение нарастало. Когда она достигла пика, её тело просто пело от счастья, и тогда Гермиона позвала своего мужчину, произнеся одно-единственное слово, которое способно было и выразить её восторг, и позвать его присоединиться к ней в высшей точке наслаждения, и показать ему, что в данный момент только он один был центром её мира.

— Северус!..

Оставить спящую Гермиону оказалось труднее, чем он думал. Тепло её тела и её постели ещё долго манили его к себе даже после того, как он вернулся домой, накормил своего верного цыпленка и попытался хоть немного поспать.

На этот раз кошмары не будили его. Синапсы ⁽¹⁾ вызывали в его бодрствующем сознании постоянное течение ярких вспышек воспоминаний об одной удивительно отзывчивой и активной гриффиндорке. Все, что она делала и говорила, прокручивалось в его голове снова и снова. Он перебирал фрагменты воспоминаний, отодвигал их в сторону, но они, будто паззлы, вставленные не на место, вновь притягивали его внимание.

Но больше всего Саймона преследовало звучание в её устах его собственного, настоящего имени. Он пытался было поставить это упущение Гермионе в вину, но быстро прекратил, вспомнив, в какой момент она это сказала. И, что еще более важно — как.

«Пока за пределами спальни она называла меня только Саймоном, так что нет нужды опасаться», — эта мысль почти успокоила его, но ненадолго.

«Ну-ну! А ты помнишь старую поговорку о промахе между чашкой и губой?»⁽²⁾, — ехидно спросила маленькая «логичная» и весьма ворчливая часть его мозга.

— Может быть и так, — сам себе ответил Саймон, глядя в потолок. — Но, черт возьми! У меня было интимное свидание с красивой молодой ведьмой, которая, очевидно, не возражает против продолжения, так что заткнись, черт подери!

Едва заря осветила горизонт, как Саймон встал и направился в душ. Он слегка вздрогнул, почувствовав, что вода как будто обожгла его, а что касается полотенца…

— Йорик! — проревел он. — Что ты сделал с моим полотенцем?

Присмотревшись, он понял, что ни Йорик, ни кто-либо другой ничего с его полотенцем не делал, но оно показалось ему куда более жёстким, чем накануне. Решив, что он, должно быть, пролил на него что-то из лаборатории (хоть он и знал, что это не так), Саймон швырнул его в корзину, вытащил из шкафа свежее и проверил его мягкость на коже своего бедра.

— Чтоб тебя! Она могла бы и предупредить, — пробормотал он, промакивая кожу полотенцем вместо того, чтобы, как обычно, энергично им растереться. Он чувствовал себя удивительно живым, чего с ним давно не случалось, и он полагал — ошибочно, разумеется — что это всё последствия принятия пенной ванны. Подойдя к зеркалу, Саймон изучил свое отражение перед тем, как начать удалять щетину.

«Интересно, понравился бы я ей с усами? Например, как у Ван Дейка? ⁽³⁾ Н-да…»

— О, Господи, — простонал он, прислонившись лбом к зеркалу. — Я превращаюсь в одного из тех слабоумных гормональных придурков, которые думают только о том, как угодить своей «прекрасной даме»!

«А разве прошлая ночь того не стоила?»

«Дело не в этом»

«Ну а всё-таки?»

«Иди ты к чёрту!»

«Ты не можешь утверждать, что не хочешь вернуться к ней за добавкой. Ты хочешь пойти туда прямо сейчас. Взять оладьи с джемом и каким-то образом попасть в ее квартиру, надеясь, что найдешь её в той же ванне».

«Она собиралась спать, помнишь?»

«А позже ты сможешь слизать с неё джем. Точнее то что от него останется».

Так получилось, что всего через час некий Саймон Сопохороус с удивлением обнаружил, что стоит перед дверью Гермионы, сжимая в руке корзину, в которую были сложены контейнеры со свежеиспеченнымие оладьями, а также с клубничным, виноградным и персиковым джемом.

* * *

Гермионе казалось, что она только что уснула, но это не могло быть правдой, ведь солнечный свет, хоть и слабый, уже проникал в зазор между шторами.

А ещё кто-то стучал в дверь.

Кто-то, кому не дорога жизнь.

Гермиона вскочила с кровати и чуть не упала, зацепившись за простыню, обмотавшуюся вокруг ноги. С трудом сохранив равновесие, она поглядела на смятую постель, а затем нахмурилась, обнаружив, что на её теле почему-то отсутствует пижама.

Когда звуки ударов в дверь, казалось, уже эхом разносились по всей квартире, она всё вспомнила и улыбнулась глуповатой и чрезвычайно довольной улыбкой. Улыбкой, которую даже миссис Кармайкл с её чересчур ранним воскресным утренним визитом не смогла бы погасить.

Она завернулась в халат, попыталась пригладить волосы, но, убедившись, что они только больше запутались, сдалась и пошла открывать дверь. Её приветственная фраза, заготовленная для миссис Кармайкл, замерла на устах.

— Саймон! — от удивления она выпалила первое, что пришло в голову. — О, Боже, ты пахнешь так хорошо, что хочется тебя съесть.

В этот момент Гермиона ощутила, что голодна.

* * *

Когда дверь открылась и Саймон увидел её, он почувствовал, как в груди разлилось приятное тепло. Было в её заспанном виде что-то такое, что заставило его опустить глаза и спрятать улыбку, прежде чем встретиться с ней взглядом. В прошлом его глаза часто называли холодными и опасными, и, хотя это выражение из его глаз никогда окончательно не исчезнет, тот взгляд, которым он смотрел на Гермиону сейчас, был настолько другим, насколько это было вообще возможно. Его отточенный за годы шпионажа инстинкт самосохранения твердил, что опасно так расслабляться рядом с кем-либо, но он решил проигнорировать этот сигнал. Вместо этого он произнёс своим глубоким и дразнящим голосом:

— А ты, моя распутная мечтательница, выглядишь так хорошо, что тебя хочется съесть здесь и сейчас.

* * *

Гермиона посмотрела на него, серьезно обдумывая искушение в его тоне и словах. Оно было почти таким же сильным, как искушение от аппетитного запаха из его корзины.

И в этот момент у неё заурчало в животе. Громко.

— Полагаю, что ты не сможешь оценить по достоинству эту мысль, пока мы не поедим.

Она жестом пригласила его войти и захлопнула дверь, не желая давать соседке поводов для сплетен.

«Саймон вернулся!»

Неуверенность, мучившая ее прошлой ночью, исчезла.

«Он вернулся, и он всë ещë хочет меня!»

От этой мысли Гермиона почувствовала такой прилив радости, что порывисто приподнялась на цыпочки и поцеловала Саймона в губы в качестве утреннего приветствия.

* * *

«А ведь я могу и привыкнуть к этому» — подумал Саймон, обнимая Гермиону за талию и притягивая к себе. Поставив корзину на столик рядом с дверью, он проник под халат освободившейся рукой. Ему было мало краткого приветственного поцелуя, но он напомнил себе, что девушка голодна, и ограничился тем, что сказал, приподняв бровь:

— Поскольку я не хочу, чтобы ты упала в голодный обморок во время чего-то важного, мы сначала поедим. У тебя есть приличный чай?

«А её кожа всё такая же нежная».

* * *

Гермиона чувствовала, как у неё мурашки пробегают по коже в тех местах, где его твёрдые, нежные и тёплые пальцы касаются её под халатом.

«Как можно думать о чае в такой момент?»

И тут её живот опять заурчал, заявив, что очень даже можно.

На мгновение ей подумалось, не пришёл ли Саймон к ней только для того, чтобы вместе позавтракать.

«Вообще-то, всё не так уж и плохо. У меня есть мужчина, с которым я встречаюсь, с которым я сплю... точнее занимаюсь сексом, потому что спать со мной в одной комнате он не может. Учитывая многочисленные женские жалобы на мужчин, которые мне доводилось слышать, у меня сейчас действительно всё неплохо».

«Особенно если он время от времени будет приносить мне завтрак».

Она не была настолько наивна, чтобы ожидать такого восхитительного сюрприза после каждого свидания, но его визит именно этим утром... Ей казалось, что это действительно что-то значит.

Гермиона не была влюблена. Она это точно знала, потому что ей уже доводилось влюбляться раньше, и сейчас она не чувствовала ничего подобного. Но всё же это было явно нечто большее, чем просто увлечение. Возможно, при других обстоятельствах, если бы она не была так осторожна... если бы она не так старательно занималась кропотливой работой по охране своего сердца...