В двух шагах от дома 84 по Чаринг-Кросс Роуд (гет)

«Она поняла. Ничего удивительного, учитывая то, сколько зацепок я ей дал. Но она явно хочет сохранить мой маленький секрет».

«На шантаж не похоже. Зато похоже на угрозу».

Поднявшись, Саймон подошел к письменному столу, держа в руке послание от своей «подруги».

«Надо попробовать объясниться. И не лгать»

28 июля 2000 г.

Гермиона,

Я не погиб в последней битве, поэтому я не могу быть тем человеком, о котором вы думаете. Если вы чувствуете необходимость передать "куда следует" ту небольшую информацию, которую я вам предоставил, и сообщить таким образом о моих противоправных действиях — сделайте это без сожаления.

Я мог бы тогда умереть.

Я не умер по очень простой причине. После выполнения задачи оба хозяина, определённо, планировали избавиться от меня. Я не был полным идиотом и догадался обо всём заранее, а Дамблдор и «Вы-Знаете-Кто» не поняли этого, что и спасло мне жизнь. Я позаботился о себе так же, как вы позаботились о своих родителях. Я знал, что никто другой не сделает этого для меня.

Благодарю вас за книгу. Я знаю, насколько она дорогая и редкая.

Не прячьтесь в мечтах, Гермиона. Всегда оставайтесь в реальности и помните уроки истории. А потом передайте эти знания своим внукам.

Расскажите им обо всём, и тогда в их жизни не произойдут такие ужасные события.

Как всегда, ваш.

Саймон

PS. Я прошу лишь об одном: если вы все же решите передать властям сведения обо мне, предупредите меня об этом за сутки.

* * *

»Я прошу вас лишь об одном. Если вы все же решите передать властям сведения обо мне, предупредите меня об этом за сутки»

«Кому мне рассказывать? Как я могу убедить кого-то, что это Снейп, если я сама в этом не уверена?»

Лёжа на кровати, Гермиона смотрела в потолок, вновь и вновь прокручивая в голове мысли, которые мучили её после прочтения последнего письма.

«Я видела, как умер Снейп. Я видела это тогда. А потом бесчисленное количество раз видела это во сне. Саймон, понятное дело, жив. Тогда логика говорит, что Саймон не может быть Снейпом. Но, если бы Снейп не умер... Тогда Саймон солгал, сказав, что он не тот человек, который трагически погиб той ночью, и... И моя голова скоро лопнет, если я не прекращу себя так изводить».

Гермиона скатилась с кровати и босиком пошла на кухню. Наполнив чайник водой, она поставила его на плиту.

«Это должен быть он. Ведь так? Возможно, я схожу с ума».

30 июля 2000 г.

Саймон,

Я попросила Леонта не доставлять это письмо до восхода солнца. Если повезет, то эта чёртова птица меня послушается. А если нет, то... я сожалею. Каюсь, я вылезла из постели посреди ночи и принялась вам писать.

За последние два дня я написала и порвала несколько писем. Каждое начиналось по-разному, потому что каждый раз мне удавалось убедить себя в чем-то другом. А теперь я просто не знаю, что и думать.

Надеюсь, вы гордитесь собой: вам удалось запутать «самую яркую ведьму своего поколения», если цитировать нашу прессу.

Вы просили уведомить за сутки, если я захочу о вас рассказать. Я хотела бы пообещать это вам, но не могу. Слепо доверять кому бы то ни было — на такое я больше не способна. Но я обещаю, что если у меня не будет оснований полагать, что вы опасны — я имею в виду, опасны не только для моего психического здоровья — то ваш секрет я буду хранить так же, как и свой.

Независимо от того, важно это для вас, или нет.

Добились ли вы какого-нибудь успеха с моей пеной для ванны?

Гермиона

* * *

«...написала и порвала нескольлко писем... Каждое начиналось по-разному... Я просто не знаю, что и думать».

У Саймона вырвался глубокий вздох, он медленно расслабил напряжённые мышцы и откинул голову на спинку кресла. Просидев некоторое время с закрытыми глазами, он, наконец, выпрямился и дочитал оставшуюся часть письма.

Возмущённо фыркнув, Саймон повернулся к своему цыпленку.

— Йорик, ты только послушай! — он скривился и передразнил воображаемую Грейнджер. — «Добились ли вы какого-нибудь успеха с моей пеной для ванны?»

Он покачал головой и добавил:

— Ты представляешь, этот ребенок!.. — Саймон внезапно замолчал и нахмурился. — Нет. Она права — уже не ребенок.

Он окинул взглядом свою маленькую квартирку, отмечая, какие приготовления он уже сделал. Большинство не самых нужных вещей были сжаты, упакованы и готовы к перемещению в любой момент.

«Не стану ничего распаковывать. Возможно, я стал слишком самоуверенным. Слишком легко убедил себя, что обо мне забыли».

Саймон с удивлением обнаружил, что эта мысль его совершенно не расстроила, напротив, так хорошо он не чувствовал себя уже очень давно — так давно, что и вспомнить не мог, когда такое было.

— А хотелось бы вспомнить, — сказал Саймон, вставая и потягиваясь. По пути в лабораторию, он остановился и погладил сокола по затылку.

— Я старею для этих игр, Йорик. Молодые люди стали слишком мудрыми, и правила игры всё время меняются. Правда, самого хитрого игрока больше нет, и он уже не может дергать людей за ниточки.

Йорик, которому не нравилось, когда его трогают, попытался клюнуть хозяина в палец.

— Осторожно, мой цыпленок! Ты же не хочешь, чтобы я занёс инфекцию в то, что наверняка станет самой лучшей пеной для ванн, которая когда-либо была изобретена? Гермиона этому не обрадуется, — строго сказал Саймон и погрозил соколу тем же самым пальцем.

4 августа 2000 г.

Гермиона,

Это заняло несколько дней, но ваша пена для ванн теперь готова. Маленький пузырёк, который передаст вам Йорик, нужно увеличить примерно до одного литра. В зависимости от того, насколько пенную ванну вы желаете принять, добавляйте в воду один или два полных колпачка жидкости. В любом случае, не больше трёх, разве что ваша ванна по размеру сопоставима с ванной старост в Хогвартсе.

Ваш Леонт показал себя истинным джентльменом. Солнце уже взошло над горизонтом, когда он вручил мне вашу — или, лучше сказать, мою? — отсрочку приговора. Поскольку я не мог предсказать вашу реакцию на мою просьбу, я уже готовился менять место жительства. Надеюсь, что «самая яркая ведьма своего поколения» когда-нибудь простит меня за то, что я ввёл её в заблуждение. То, что я собираюсь сказать сейчас, может ещё больше озадачить вас.

Я действительно опасный человек, Гермиона. Никогда не сомневайтесь в этом. Я просто предпочитаю не причинять вреда, если меня к этому не вынуждают, вот и вся разница. Полагаю, мне не следовало бы вам об этом говорить, но я не желаю вести себя как хлюпик или трус.

Я не стыжусь имени, данного мне при рождении. Я не стыжусь своих действий. Если меня найдут, я не стану лгать. Надеюсь, вы что-нибудь поняли из того, что я пытаюсь сказать.

Если вы заметили, я стал более откровенен с вами. Дело в том, что я не поверил той маленькой лжи, которую вы сообщили мне в последнем письме. Я имею в виду то, что вы якобы не полностью доверяете мне.

Если бы вы мне не доверяли, разве стали бы вы просить приготовить для вас какой-нибудь «продукт зельеварения»? Пусть даже такой безобидный, как пена для ванн?

Как всегда, ваш

Саймон

PS. Обязательно сообщите мне, сколько времени вам потребовалось, чтобы решить, стоит ли попробовать мой «продукт зельеварения», или лучше его выбросить.

* * *

Этот мужчина, должно быть, пытался свести её с ума.

Гермиона не питала иллюзий и понимала, что Саймон будет опасным противником, даже не зная (наверняка, во всяком случае) его уровня мастерства владения палочкой. «Хмм, как-то пошло это прозвучало». Он неоднократно в письмах изливал на неё свой гнев, и она подозревала, что уж он-то не просто «лаял». Саймон определенно был способен и укусить. ⁽¹⁾

Тем более, если он и вправду был Северусом Снейпом — призраком из прошлого.

Гермиона немного разозлилась на себя за то, что он так хорошо её изучил, и решила вернуться к более нейтральным темам — по крайней мере, пока.

5 августа 2000 г.

Саймон,

Я превратилась в чернослив. Прекрасный чернослив с ароматом ванили, слишком долго пролежавший в пенной ванне. Которую, кстати, я начала заполнять водой почти сразу после того, как Йорик покинул мою квартиру (раз уж вас интересовал этот вопрос). Если бы моя ванна была размером с ванну старост, я бы никогда не выходила из своего дома. Как вы думаете, сколько чаевых мне пришлось бы дать курьеру, чтобы он доставил ужин прямо в мою ванную комнату?

Плохие новости на книжном фронте: у меня закончились идеи относительно того, где ещё можно искать оставшиеся книги из вашего списка. Пожалуйста, не думайте, что я сдалась, но теперь я не знаю, когда в этом вопросе будет какой-нибудь прогресс.

Гермиона

* * *

6 августа 2000 г.

Гермиона,

Вы порочная, распутная женщина.

Прежде чем протестовать, позвольте мне уточнить.

По вашей милости у меня теперь не выходит из головы картина: красивая молодая ведьма расслабленно лежит в ванне, наполненной водой и мыльными пузырями. Её волосы скручены на затылке, но несколько завитков обрамляют влажное от пара лицо. В комнату входит мужчина с едой и напитками.

А если часть мыльных пузырей уже полопалась, и не вся поверхность воды покрыта пеной, то с курьера следовало бы взять плату за такое зрелище.

Уверен, что я не пожалел бы за это денег.

Саймон

* * *

«Я… Что?.. Нет, я не… Я… Что?!!»

Прижав руку к пылающей щеке, Гермиона в ужасе уставилась на письмо. Она начала читать его снова и застонала, отчетливо услышав эти слова, произнесённые очень характерным — и очень знакомым — мужским голосом.

Первоначальное смущение начало трансформироваться в нечто иное, когда она представила себе сцену, описанную Саймоном. Её воображение тут же попыталось поместить его в ванну вместе с ней, и она автоматически отметила, что ванна для этого слишком мала.

В её фантазии он выглядел примерно так же, как в тот день, когда он непринуждённо врезал Гилдерю Локхарту во время их демонтсрационной дуэли, и этого должно было быть достаточно, чтобы у неё от страха мороз прошёл по коже. Но не тут-то было — ей стало ещё жарче.

«Проклятье!»

«И он назвал меня порочной. Распутной. Красивой. По крайней мере, я думаю, что слово «красивая» было сказано про меня».

6 августа 2000 г.

Саймон,

Вы пили? Прямо сейчас, скажите, вы — пьяны?

Гермиона прикусила нижнюю губу и быстро перечитала оба предложения.

Вы уж простите, но если вы не хотели ничего знать о мыльной пене, не нужно было и спрашивать.

Я собираюсь принять ванну — она покачала головой и зачеркнула последние два слова — закончить дела и лечь спать.

(Судя по всему) порочная и распутная женщина

PS. Чем больше я об этом думаю, тем шире улыбаюсь. Так меня ещё никто не называл. Никогда.

* * *

Когда Йорик в прошлый раз вылетел в окно, унося письмо для Гермионы, Саймон в последний момент передумал, и захотел вернуть сокола обратно, но не успел. Зато теперь, читая ответ от весьма взволнованной и смущённой ведьмы, он не мог удержаться от довольного и несколько злорадного смеха

Саймон никогда не был красивым мужчиной, а многие вообще считали, что он уродлив, как тролль. Не желая получать отказы и становиться объектом насмешек, он — в отличие от большинства ровесников, даже обладавших весьма посредственной внешностью — никогда не пытался заигрывать с девушками. Правда, и желания особого не было — его сердце всегда принадлежало одной лишь Лили Эванс, иначе, достигнув зрелости, он хотя бы попытался вступить в отношения с какой-нибудь женщиной.

Единственными «романтическими» связями с представительницами слабого пола, в которые он когда-либо вступал, были свидания с продажными женщинами, а для них не было нужды вымучивать из себя ласковые слова или романтические жесты, поэтому желание взволновать или, возможно, заинтересовать женщину было для Саймона чем-то совершенно новым.

И весьма заманчивым.

Это вызвало у него прилив эмоций, которых он никогда раньше не испытывал, и он очень хотел бы испытать их снова. Саймон не осознавал, что то, чем он занимается, называется словом «флирт», и если бы кто-то сказал ему, что он сейчас именно флиртует, он был бы потрясен. Он много лет наблюдал, как студенты строили друг другу глазки, и прекрасно распознавал внешние симптомы влюблённости, но он не был знаком с чувствами, которые влюблённые при этом испытывали. В противном случае он бы знал, как легко к этому пристраститься.

7 августа 2000 г.

Гермионе,

Моя милая распутница, я не имею привычки много пить. Я не напивался ни разу в жизни. Один стакан Огденского, красного вина, или бренди — это все, что я когда-либо позволял себе. Раньше мне постоянно нужно было иметь ясную голову на тот случай, если возникнет внештатная ситуация. Теперь я опасаюсь пить в одиночестве, потому что не хочу превратиться в алкоголика.

Йорик должен доставить вам бутылку медовухи, Полагаю, что ему посчастливится добраться до вас в то время, когда вы будете принимать свою пенную ванну.

Зачем мне это?

Мне захотелось представить себе, как вы, принимая ванну, медленно потягиваете медовуху из стакана. Только пейте её умеренно: она сладкая на вкус, не обжигает горло, но весьма коварна при чрезмерном употреблении.

Как всегда, ваш

Саймон

* * *

«Моя милая распутнца...»

Гермиона поглубже опустилась в тёплую воду, покрытую мыльной пеной с ванильным ароматом. Пузырьки, лопаясь, слегка щекотали кожу, В тот вечер она не собиралась принимать ванну, но неожиданно прилетел Йорик, и, пока он угощался печеньем, она успела прочитать письмо Саймона и понюхать содержимое подаренной бутылки. После этого, не выдержав искушения, она решила последовать его совету.

Медовуха была действительно приятной на вкус, и Гермиона собиралась выпить не больше одного стакана, чтобы сохранить ясную голову, и подумать над загадкой по имени Саймон.

Его последние несколько писем были не такими, как раньше — менее формальными, почти...

«Почти — что? Почти такими, как будто бы он находит меня привлекательной?» — скривив губы в недоверчивой усмешке, она сделала глоток медовухи.

Сидя по шею в теплой воде и нежных пузырях, с собранными на макушке волосами, Гермиона действительно ощущала себя той самой распутной женщиной, которую описал Саймон.

«Когда я вылезу из ванны, мне придётся подумать над ответным письмом, но напишу я его завтра. Не сейчас».

8 августа 2000 г.

Саймон,

Медовуха была прекрасной и точно такой, как вы описали. У меня был маленький стакан, из которого я пила очень осторожно, чтобы она не ударила мне в голову. Не думаю, что мне удалось напиться, но на всякий случай написание ответа я решила отложить до утра.

Иначе — кто знает, какие дерзкие вопросы я могла бы задать.

(Вообще-то, я знаю, что это за вопросы, но нам обоим будет лучше, если я оставлю их при себе)

Гермиона

PS. Я действительно не должна спрашивать об этом, но я просто ничего не могу с собой поделать. Вы действительно представляли себе, как я принимаю ванну?

Не могу поверить, что решилась написать это, но всё же я сейчас не беру новый пергамент, чтобы переписать письмо, и даже не удаляю последние строчки... Так всё же, да или нет?

* * *

9 августа 2000 г.

Моя милая распутница.

Представляю ли я себе, как вы принимаете ванну?

В настоящий момент я сижу в своем кресле, курю сигару, пью чай, делая время от времени глоток бренди, и визуализирую описанный вами вечерний моцион. Вы писали, что вам нравятся горячие ванны, поэтому я представляю, как ваша кожа становится розоватой и влажной от пара ещё в то время, когда вы снимаете одежду. Стройные ножки поочерёдно вступают в воду, и вы медленно опускаетесь в пену. Вздыхаете ли вы, погружаясь в ароматную ванну?

Я представляю, как вы отжимаете хорошо пропитавшуюся водой губку сначала над одним плечом, а затем над другим. Стекающая вода приветственно целует вашу кожу и устремляется вниз, по пути лаская изгибы вашего тела. Наконец, вы поднимаетесь из воды — раскрасневшаяся, ароматная. и влажная, похожая на Венеру, выходящую из морской пены.

Неотразимая.

Надеюсь, вы понимаете, что в какой-то степени я каждый вечер нахожусь в этой ванне вместе с вами? Ведь это Я создал для вас эту пену, а в каждом зелье, которое я создаю, есть частичка меня.

Странно. Я начинаю завидовать собственному творению.

Думаете ли Вы, что такими мыслями мне лучше не делиться? Слишком много лет я держал их при себе. Может быть, пора предоставить им свободу?

Итак, вернемся к вашему вопросу — представляю ли я себе, как вы принимаете ванну?

Полагаю, что я ответил «да».

Как всегда, ваш

Саймон

* * *

«О, мой Бог!» — слова были произнесены еле слышно, практически шёпотом.

Гермиона тяжело сглотнула и оглядела свою комнату, стараясь зацепиться взглядом за что-нибудь привычное, и убедиться в том, что это не сон и не галлюцинация. В результате она вынуждена была признать, что это реальность, и у неё в руках настоящее письмо от Саймона. Внимательно прочитав его ещё раз, она почувствовала трепет при мысли о том, что он в некотором роде принимает ванну вместе с ней. От этой эротичной идеи её бросило в жар,

Гермиона ослабила галстук, который надевала на работу, заставила себя приготовить легкий ужин, и только после этого попыталась собраться с мыслями и написать ответ.

«Я ведь даже не знаю его. То есть, знаю, конечно, но… Я не знаю, как он сейчас выглядит, и не могу соотнести его имя с его лицом».

«Знаешь. Правильно или нет, но ты знаешь и его лицо, и голос».

«Ну и что с того, что ты ещё не встречалась с ним? Вы, вероятно, никогда и не встретитесь. Что плохого в небольшом флирте? В том, чтобы немного подразнить друг друга? То, что это не в твоём характере? Но ведь можно хотя бы раз позволить себе немного безрассудства? Саймон прав».

11 августа 2000 г.

Саймон,

Признаюсь, что каждый раз, когда я наношу созданные вами духи, или когда я ложусь в ванну и чувствую, как пена ласкает мою кожу, я думаю о вас.

Особенно в эти последние несколько вечеров. Как будто вы находитесь рядом и наблюдаете за мной.

Это как раз то, о чём, как я думала, лучше не говорить. Но теперь, когда я это сказала, я обнаружила, что совершенно не хочу забирать свои слова обратно.

Вы теперь знаете, что я делаю почти каждый вечер. Может быть, теперь вы расскажете мне что-нибудь о том, как вы проводите вечера? Сидите в своём кресле с сигарой, углубившись в раздумья или в хорошую книгу? Или делаете что-то совсем другое? Я хотела бы знать. Я хотела бы думать об этом в следующий раз, когда буду сидеть в ванне, окружённая ванильными пузырьками, которые создали для меня вы.

Гермиона

* * *

«Я хотела бы думать об этом в следующий раз, когда буду сидеть в ванне, окружённая ванильными пузырьками, которые создали для меня вы».

Саймону внезапно захотелось рассказать ей о многих своих поступках, но ни один из них не подходил для рассказа.

«Как много моих действий она бы осудила, даже зная, что они были совершены по приказу Дамблдора?»

Поймет ли она, в какую пропасть ему пришлось опуститься, чтобы сделать то, что было необходимо? В пропасть, из которой он до сих пор пытается выбраться? Саймон провел много часов, борясь с искушением исповедаться ей в своих грехах, пока его разум, наконец, не одержал победу.

Гермиона не спрашивала его, что он делал в прошлом. Её интересовало настоящее время. Этим он мог с ней поделиться. Уже стемнело, когда Саймон, наконец, зажёг свечу и начал писать.

14 августа 2000 г.

Моя сладкая, распутная, романтичная мечтательница!

По ночам, если я не могу заснуть, а на улице нет тумана, я выхожу на крышу своего дома. Обычно я просто наблюдаю за гуляющими по улицам людьми. Но иногда мне хочется увидеть небо, а маггловские огни, которые нас окружают, сильно усложняют это. В такие ночи я не могу усидеть в своей квартире, или просто стоять на крыше. И я летаю.

Я всегда был порождением тьмы. Ночь всегда была моим любимым временем суток. А сейчас — и подавно. Ночь милосердна и нежна. Она держит меня в своих руках и позволяет мне поверить, что я наконец-то свободен.

Хотели бы вы полетать со мной, Гермиона? Я бы вас обнял и укрыл своим тёплым плащом. Мы бы вдыхали запах дождя до того, как он пролился бы на этот старый усталый город. Мы бы смеялись над медленно движущимися существами, привязанными к земле. А прежде чем вернуться обратно, мы бы с вами посмотрели на восход солнца.

Возможно, однажды ночью вы услышите стук в свое окно, а, когда подойдёте посмотреть, в чём дело, то увидите на карнизе меня, в том самом плаще. Вы присоединились бы ко мне, Гермиона?

Как всегда, ваш

Саймон

1) Отсылка к поговорке «Собака, которая лает, не кусается»

Вернуться к тексту