В двух шагах от дома 84 по Чаринг-Кросс Роуд (гет)

Разобраться с Минервой оказалось проще, чем ожидала Гермиона: директриса была хорошо знакома со способами защиты Дамблдора, и было несложно убедить её, что портрет случайно стал жертвой ещё одного Очень Хитрого Плана покойного директора.

В какой-то момент, когда Минерва в красках расписывала очередную выходку Альбуса, Гермиона вдруг вспомнила про странную ауру, которую она обнаружила, обследуя Саймона. Это было что-то очень знакомое, но она не была уверена, что раньше видела нечто подобное. Наверное, она просто где-то читала об этом. Но где и когда?

Минерва закончила убирать беспорядок в своем кабинете, села за стол и начала расспрашивать про Гарри и Рона. Гермиона ответила парочкой занятных историй, и тут в её голове бешено закрутились колёсики.

«Гарри… Рон... Аура… Я читала о чем-то подобном, и это было связано с Гарри и Роном... Что же это было?»

— Минерва, вы не возражаете, если я перед уходом зайду в библиотеку? Мне нужно кое-что проверить.

* * *

Два часа спустя Гермиона, наконец, вернулась в квартиру Саймона и тихо вошла в его комнату, не зажигая свет на случай, если он спит. Как она и предполагала, его постель была пуста, хотя она и просила его не вставать. Пройдясь по квартире, она нашла Саймона дремлющим в кресле у камина.

Вздохнув, Гермиона решила разбудить его, но вдруг заметила, что он что-то сжимает в руке. Присмотревшись, она увидела, что это колдография, на которой смеялась она. Мама Гарри. Лили. Любимая женщина Северуса Снейпа.

Губы Гермионы судорожно дёрнулись, прежде чем она смогла взять себя в руки и усилием воли превратить лицо в бесстрастную маску до того, как Саймон проснётся и посмотрит на неё.

Она наклонилась и попыталась осторожно вынуть колдографию из его руки, чтобы положить на столик у камина, где он мог бы сразу же её найти.

* * *

Саймон проснулся мгновенно. Прижав карточку к груди, он яростно уставился на Гермиону и прорычал:

— Ты что делаешь?! Это моё!

* * *

Гермиона не собиралась присваивать его драгоценную колдографию, она хотела всего лишь положить её в безопасное место, но его ярость и собственническая реакция на попытку вынуть карточку из руки больно ударили по её и без того натянутым нервам. Не отдавая себе отчёта, она вцепилась в изображение Лили Поттер так же крепко, как и Саймон.

— Твоё, говоришь? Что, Поттеры подарили тебе колдотографию Лили и Гарри, потому что вы стали добрыми друзьями после его рождения? — горькие слова вырвались сами, прежде, чем Гермиона смогла их остановить. На одно короткое мгновение ей почти захотелось взять их обратно. Почти.

* * *

Вырвав колдографию из её рук, Саймон поднялся с кресла. Он был в ярости, потому что она посмела поставить под сомнение его право на эту вещь. Потому, что она посмела упомянуть ненавистное имя Поттера в его, Саймона, доме.

— Это, — прошипел он, тряся колдографией перед лицом Гермионы, — моё. Моё! Заплачено потом, кровью и большей болью, чем ты можешь себе вообразить! Поттер, может быть, и женился на ней, но никогда не был достоин её. Он играл в любовь так же, как играл и во всё остальное, и это стоило жизни им обоим!

* * *

— Больше, чем я могу вообразить? — её слова звучали резко. Внутренний голос предупреждал, что она очень, очень близка к тому, чтобы сказать то, о чем, вероятно, впоследствии пожалеет, но на этот раз она проигнорировала благоразумные предупреждения.

— Не знаю, интересно тебе или нет, но, когда я обследовала тебя сегодня, я кое-что нашла. Это был след старой магии, — она перевела дыхание. — Если ты помнишь, когда я была на шестом курсе, Рона Уизли отравили. Он тогда съел шоколадные конфеты, предназначенные для Гарри, и они были начинены любовным зельем. Это было не то зелье, которое чуть не убило Рона, но вся эта история меня настолько напугала, что за следующие несколько месяцев я перечитала о любовных зельях всё, что смогла найти. Я хотела быть уверена, что ни один из моих мальчиков не пострадает от этого снова. Сегодня я так задержалась в Хогвартсе потому, что искала одну книгу, чтобы всё проверить, но я и так знала, что я права. На тебе есть аура от мощного любовного зелья, антидот к которому неизвестен. Оно вызывает чувство — постоянное, никогда не исчезающее, навязчивое. Тебе это ничего не напоминает?

Она отступила от него на шаг.

— Идеальная Лили Поттер, которую ты любил все эти годы... никогда не ответила бы на твою любовь, потому что у неё был Джеймс, — Гермиона тряхнула головой. Гнев, боль и ревность сплелись в тугой узел в её душе и старались ужалить побольнее. — Ты никогда не смиришься с тем, что кто-то действительно может любить тебя, потому что ты застрял в своих фантазиях о ней. А хуже всего то, что я знала это, и всё равно...

* * *

«Этого не может быть... Она врет!»

Его любовь к Лили была чистой! Чистой и незапятнанной! Он трепетно хранил эту любовь в своём сердце все эти долгие и одинокие годы, и смог сохранить её именно потому, что его любовь была чиста.

— Я никогда не был настолько идиотом — ни тогда, ни сейчас — чтобы меня можно было обманом напоить приворотным зельем. Как ты смеешь намекать, что она использовала зелье против меня?!

Саймон выпрямился во весь рост и посмотрел на неё тяжёлым взглядом:

— Ты ничего не знаешь. Лили полюбила меня задолго до того, как в её жизни появился этот высокомерный болван. Он очаровал её, не более того. Если бы она была жива, ей бы надоел этот самодовольный выпендрёжник, и она бы ушла от него.

* * *

— Да не твоя драгоценная Лили опоила тебя! Это сделал Дамблдор, как ты не понимаешь?! — она уже не могла сдерживаться и начинала кричать. Это было плохим сигналом, и она попыталась говорить спокойнее.

— Лили могла бы устать от Джеймса, но мы никогда об этом не узнаем! И даже если бы она ушла от него, Саймон... Северус… она бы никогда не пришла к тебе иначе, чем как к другу. Вот кем ты был для неё! Если бы зелье Дамблдора так не влияло на тебя, ты бы это понял.

Она сделала ещё один шаг назад, ещё больше отдаляясь от него. Всё шло не так, и она ничего не могла поделать. Она ничего не может исправить, если он не желает видеть правду.

Ей казалось, что её сердце разрывается на части.

* * *

«Друг. Это все, чем ты был для неё». Слова Гермионы его обжигали, и гораздо больнее, чем он мог ожидать.

— Нет! — он шагнул к ней и схватил еë за запястья. — Ты ошибаешься, — холодно продолжил он. — Дамблдор наложил на меня заклинание, очень старое, очень опасное, "проклятие отягощения виной". Ты разрушила его, когда случайно произнесла кодовые слова и позвала меня.

* * *

Ей было больно, и она попыталась вырвать руки из его хватки.

— Дамблдор был больным, извращенным ублюдком, который придумал, как заставить тебя годами делать то, что он считал нужным. Он использовал тебя! Ему нужно было, чтобы ты был одержим Лили Поттер, и чтобы ты чувствовал вину за её смерть! Он отравил тебя этим зельем, я в этом уверена, и следы этого яда всё ещё в тебе. Мы могли бы найти противоядие...

* * *

Саймон выпустил её руки. Слова, которые она произнесла раньше, лавиной обрушивались на его сознание.

«Идеальная Лили Поттер, которую ты любил все эти годы... Она никогда не ответила бы на твою любовь… у нее был Джеймс… Ты никогда не смиришься с тем, что кто-то действительно может любить тебя… ты застрял в своих фантазиях… я знала об этом, и всё равно...«

Он не понимал, зачем она это говорит, зачем причиняет ему боль? И внезапно как будто яркая вспышка озарила его сознание, и все факты выстроились в одну логическую цепочку.

Вот значит, как!

Он никогда не мог понять, чем мог её заинтересовать, и как она могла фантазировать о каком-то старом злобном зельеваре. И вот он, кажется, нашёл ответ: в её мечтах и фантазиях он был таинственной личностью, тёмной и романтичной, и она вообразила, что влюблена в летучую мышь из подземелий. Отрывки из её писем только подтверждали его догадку.

А потом она решила влюбить его в себя и расставила для него коварную ловушку...

На этот раз Саймон сам отступил от нее и прищурился, обдумывая своё открытие.

— Ты пыталась обмануть меня в своей простой гриффиндорской манере, не так ли? Значит, ты придумала эту сказочку, чтобы мы вместе с тобой начали работать над этим якобы «противоядием»? А во время этой работы я, как подопытный кролик, буду пить всякие экспериментальные зелья, и тогда ты сможешь незаметно подсунуть мне какую-нибудь разновидность амортенции, верно? Неплохо придумано!

Гермиона ахнула, прикрыв ладонью рот, а Саймон ядовито усмехнулся и очень тихо добавил:

— Так вот почему у тебя не сложилось с Бон-Боном! Однажды он догадался, да? И отказался принимать от тебя это «лекарство»?

Она сжала кулаки так сильно, что ногти больно впились в ладони. Её лицо побагровело от гнева, и она прошипела с холодной яростью:

— Оставь_в покое_мои_отношения_с Роном!

Твёрдым шагом Гермиона направилась к двери, но у самого порога задержалась. Обернувшись, она сказала:

— Ты жалок, Саймон. И знаешь что? Иди-ка ты на хуй. С меня хватит.

Гермиона вышла и захлопнула дверь. Смахнув дрожащими пальцами слёзы, она убедилась, что холл перед квартирой пуст, и с тихим хлопком аппарировала прочь.