L+L (гет)

Эта встреча на ярмарке привнесла в жизнь Вейси то, чего в ней, как выяснилось, не хватало: прежде всего, у Альнаир появились, наконец, друг-ровесник-волшебник — потому что всё же самой младшей из племянниц Причарда было почти девять, и эта разница в возрасте, хотя и позволяла им при встречах играть вместе, дружбе не способствовала. Магглы магглами, но его дочь волшебница и должна общаться с такими же, как она. Тем более, что мальчики ему понравились — и потом, ему приятна была мысль о том, кто их отец и дед. И это было второй приятной переменой — то, что теперь в их доме регулярно бывали Долиши, и аврорские шутки и байки звучали здесь теперь намного чаще. Три аврора — вместе с Причардом — это почти целый отдел, и эти встречи заполняли ту дыру, что, как оказалось, всё же оставалась в сердце Вейси после увольнения, и никакая Академия не сумела зарастить её до конца.

А ещё был Винд, и незаметно, сама собой образовавшаяся традиция один-два раза в месяц вечерами в пятницу собираться впятером за покерным столом вместе с Причардом, старшим Долишем и Уильямсоном. Ставки были символическими — играли не за прибыль, а для удовольствия. И вот его было много — и прежде всего, Вейси это понимал, благодаря Винду. Потому что с ним можно было сражаться! Не совсем, как прежде — теперь сама игра была борьбой. Впрочем, сталкивались они отнюдь не только за покерным столом — перепалки у них случались и словесные, и порою до того горячие, что поначалу почти пугали Лорелей.

До тех пор, пока Гвеннит не сказала ей:

— Как же хорошо, что мы с вами встретились! Знаешь, Лей, мне кажется, что Крису этого очень не хватало.

— Чего именно? — спросила Лорелей, с тревогой вслушиваясь в спор мужа со Скабиором, постепенно перешедших уже едва ли не к угрозам.

— Споров вот таких, — улыбнулась Гвеннит. — Противостояния. Опасности. Он всю жизнь же провёл так… ну, пусть даже половину. А теперь такого уже нет — не с кем. И твой Лео для него просто находка. Тем более, что ему тоже нравится, мне кажется…

— Не похоже, чтобы они были счастливы, — неуверенно проговорила Лорелей.

— Что ты, — Гвеннит придвинулась поближе. Они остались за столом вдвоём: дети сразу после основного блюда убежали играть на улицу, а Леопольд со Скабиором сейчас почти кричали друг на друга, стоя у окна. — Посмотри, как у них глаза сверкают. Они злятся, да, но счастливы. Некоторым нравятся сражаться — пусть даже понарошку.

Лорелей некоторое время молчала — а потом кивнула:

— Ты права. Я просто никогда прежде не видела Лео вот таким.

И это было третьим их приобретением, Гвеннит Долиш, с которой Лорелей быстро и как-то незаметно стали близкими подругами. Гвеннит была особенной: единственной из женщин, кто знал о прошлом Лорелей и при этом не была его частью. Вернее, в некотором смысле Гвеннит, конечно же, была такой частью, но они никогда не были коллегами, которых Лорелей больше не хотела видеть. Гвеннит знала её, просто как её саму, как человека, но не знала, или, по крайней мере, никогда не видела её, как проститутку — и это давало Лорелей возможность и не скрывать прошлое и, в то же время, не вспоминать о нём.

Дело было, разумеется, не только в этом — Гвеннит просто так ей нравилась, и с ней рядом Лорелей было хорошо и просто. Видимо, всё это вместе и привело к той тёплой дружбе, что легко возникла между ними, и которую с такой охотой поддерживал и Леопольд. Ему нравилось — да нет, он был почти счастлив знать, что у его жены наконец-то появилась волшебница-подруга. Настоящая — такая, от которой не нужно ничего скрывать из прошлого и с которой можно просто быть собой.

И, сказать по правде, Скабиору он был тоже рад. Рад их стычкам, их соперничеству, возникшему ещё в момент знакомства, их сарказму, без которого не обходился ни один разговор — и рад его отношению к Лорелей и Альнаир, с которыми тот всегда был мил и добр, и которых, это Вейси чуял, он готов был защищать без страха и раздумий. И уже за одно это он готов был простить Скабиору многое.

— Иногда мне страшно, что вы возьмёте палочки и поубиваете друг друга, — как-то раз призналась ему Лорелей.

— Что ты? — удивлённо рассмеялся он. — Это же всё не всерьёз. Мы, конечно, спорим, но у меня ни разу не возникало подобного желания.

Это успокоило Лорелей по-настоящему, и с тех пор их стычки наконец-то перестали её пугать.

Со временем состав игроков за покерным столом расширился: теперь к ним временами присоединялись Люциус или Драко Малфои, а порой и оба сразу, а также Альберт или даже Теренс Хиггс, иногда приходившие к ним всей семьёй — только Рани покер не любила, а предпочитала бридж, и поэтому обычно проводила время с Лорелей.

Иногда за стол садилась Сандра Фоссет и даже — правда, редко — Мерибет. Стол, когда за ним оказывалось больше пяти игроков, приходилось увеличивать, а недостающие стулья — трансфигурировать, и тогда в гостиной почти не оставалось свободного места. Леопольд любил такие вечера — когда за столом собиралось десять или одиннадцать человек и игра заканчивалась далеко за полночь. За то, что в такие вечера он вспоминал, как это — ощущать себя одним из, а не тем единственным, кто должен за собой вести. За то, что эти вечера напоминали ему о том, что такое охота и азарт, и соревнование, и игра нервов, и даже отчасти обман — и выигрыш. Или уж проигрыш — это было, в общем, не так важно.

А ещё за то, что они случались редко — потому что после них он настолько уставал от других людей, что на следующий день мог почти не разговаривать ни с кем, и, сказать по правде, только радовался, если Альнаир проводила его где-нибудь в гостях. Тогда они с Лорелей могли весь день лежать в кровати, вставая только, чтобы что-нибудь поесть, и обнимать друг друга, и читать, к примеру, какую-нибудь книгу на двоих, или же дремать, или… Они всегда находили, чем заняться. Даже безо всяких разговоров.

Например, он мог прямо в кровати работать над учебником — уже вторым, для Хогвартса, за который принялся как за нечто само собой разумеющееся почти сразу после того, как закончил работу над учебником для Академии.

Теперь дело пошло проще: он уже отлично представлял, что и как писать и делать, как компоновать нужный материал и как просто излагать его — впрочем, с последним ему очень помогала Лорелей. Именно её он просил прочесть готовый текст параграфа — а потом терпеливо доводил его до состояния, при котором у неё не возникало никаких вопросов. Эта совместная работа неожиданно их сблизила ещё сильней, и однажды Леопольд поймал себя на том, что нарочно её затягивает. И сам же посмеялся над собой. В конце концов, у него в запасе было ещё шесть классов. Им с Лорелей хватит…

— А лет через десять ты сможешь сдать Совы по Защите, — сказал он шутливо, когда их первый учебник был уже почти готов. — Причём без всякой подготовки.

— Только по теории, — возразила Лорелей.

Она не могла бы сказать, когда перестала, наконец, переживать по поводу своих магических способностей. Наверное, и не было такого момента — просто это потихоньку отступало, отступало и растаяло, так медленно и незаметно, что она этого даже не заметила. Тем более, что кое-чему она всё же научилась: то ли Леопольд оказался очень терпеливым учителем, то ли ей очень хотелось его порадовать успехами, но за годы жизни с ним она освоила почти все основные бытовые заклинания. Хотя это мало что переменило в их жизни: он по-прежнему, отчасти по привычке, отчасти из удовольствия заботиться о ней, мыл посуду и полы, и по-прежнему стирал по выходным — потому что всё это давало ему опьяняющее ощущение собственной значимости в жизни Лорелей. Да, она теперь могла справиться без него — и справлялась, когда он был не рядом, но от этого в моменты, когда он мог ещё немного облегчить ей жизнь, это ощущение становилось лишь сильнее. А ещё он невероятно ей гордился, и любое, даже самое простое выученное Лорелей заклинание наполняло его горделивой радостью. Нет, он не любил бы её меньше, будь она даже сквибом, но её победы были одним из самых сладких чувств в его нынешней жизни, и он даже не задумывался о его природе.

И если, чем дальше — тем более счастливым чувствовали себя Леопольд и Лорелей, то у некоторых членов семьи Вейси всё было ровно наоборот.

С Леопольдом они сталкивались теперь в самом деле регулярно — на семейных праздниках у Хиггсов, которые вполне могли себе позволить просто игнорировать их сложную ситуацию и приглашали всех — как прежде. Можно было, разумеется, и не ходить туда, но… Но. Это «но» у Колина и Шерил было очень разным: если он ценил сам факт вхождения в дом Хиггсов, да и просто не хотел менять ещё хоть что-то в устоявшейся годами жизни, Шерил всё это воспринимала, как войну. Войну с братом и его женой, которую она больше всего на свете хотела развести с ним. Пусть бы забирала свою девку и шла туда, откуда появилась! Что она пристала к их семье? Окрутила братца — и считает, что никто её не остановит! Зря. Очень зря. Если бы не мать, Шерил бы давно разобралась с этой рыжей девкой, но мать почему-то взяла сторону сына, а не дочери — и Шерил это было невероятно, просто до слёз обидно. Ладно, она ещё как-то понимала это, когда он болел — но сейчас-то что её там держит? Внучка эта мерзкая? У неё же уже есть два внука — Шерил родила и девочку, и мальчика, ей что, мало? Ну, так они уже взрослые, и у Тайлера всё время есть какие-то девчонки — Шерил ни одна не нравилась пока что, но, наверное, однажды он ведь приведёт какую-нибудь... приличную? — так что скоро он, возможно, женится, и у мамы будут правнуки. Вот и пусть бы занималась ими! Ими, а не этой.

Шерил даже пробовала с мамой это обсудить. Долго собиралась с духом, даже зелье успокаивающее выпила, чтобы не вспылить не к месту — а разговора всё равно не вышло. Вернее, вышел, но такой, что лучше б его не было вообще.

— Мам, скажи, — начала Шерил, как-то днём перехватив Мерибет сразу после ланча, — почему ты ничего не делаешь с женою Лео?

— А что я должна с ней сделать? — с некоторым удивлением поинтересовалась Мерибет.

— Ну, уж точно не дружить, — Шерил напомнила себе, что пришла не ссориться, а разобраться и поговорить, и улыбнулась. — Она ведь не может тебе нравится.

— Почему же? — с любопытством спросила Мерибет, и Шерил стало неуютно. Ей хотелось закричать: «Потому что она шлюха! Мама, ты что, издеваешься над всеми нами, да?!» — но вместо этого она сказала:

— Ну, ведь ты не думаешь, что Лео заслужил такую жену. Правда?

Мерибет задумалась, и Шерил замерла. Может, мама в самом деле просто так на это не смотрела? Может быть, она просто слишком испугалась за сына — это странно, да, конечно, ну чего там было так пугаться, но, возможно, она попросту преувеличила опасность, чтобы как-то обелить его. Да, подобное возможно — это же ужасно вдруг понять, что твой сын оказался неудачником и тряпкой, и позволил окрутить себя какой-то шлюхе.

— Пожалуй, — сказала, наконец, Мерибет. Шерил улыбнулась и открыла было рот, чтобы сказать то, что так долго собиралась, и тут её мать добавила: — Но должно же ему было повезти по-настоящему хотя бы раз. Если не в работе, то в семейной жизни.

— В смысле «повезти»? — переспросила Шерил, непонимающе нахмурившись. — Мама, ты что говоришь?

— Я давно за ними наблюдаю, — ответила она. — И считаю, что им повезло. Обоим. Не возьмусь сказать, кому сильнее.

— Мама, ты с ума сошла?! — не сдержалась Шерил — и с этого момента разговор пошёл совсем не так, как она планировала. А когда она, кипя от ярости, обиды и досады, спросила: — Ну, а если б я сейчас ушла от Роджера и пошла в бордель работать, ты бы тоже это приняла, да?! — а Мерибет ответил:

— Возможно. Я не знаю, Шерил. Полагаю, я бы постаралась, по крайней мере, понять тебя и, если бы увидела, что… — Шерил сорвалась:

— Понять?! Мама, ты себя не слышишь! Что, скажи, тут можно понимать?! Что твоя дочь — шлюха?!

Она вылетела из комнаты, шваркнув дверью об стену, и, выскочив на улицу, позорно разревелась. Её мать сошла с ума — или, может быть, за что-то их наказывает. Ну, допустим, мужа всегда есть, за что — но её-то почему? Она в жизни ничего дурного матери не сделала — напротив, она первой вышла замуж, родила ей внуков, никогда ей не перечила… ну, почти — и что? За всё за это она получает вот такое? Почему?!

Это было так несправедливо, что Шерил, оглушённая этим ощущением, развернулась и, вбежав обратно в дом, отыскала Мерибет и, даже не срывая своих слёз, спросила:

— Мама, ты вообще когда-нибудь меня любила?!!

— Да, конечно. — Мерибет подошла к ней и, легко коснувшись мокрой щеки, сказала: — И сейчас люблю.

— Тогда почему ты меня мучаешь?! — Шерил сморгнула злые слёзы и требовательно уставилась на мать.

— Я не мучаю тебя, — Мерибет покачала головой, и Шерил разглядела в её взгляде сожаление. — Это всё ты придумала себе сама. Тебя вообще не касается то, что происходит с Лео.

— Ты так правда думаешь?! — воскликнула Шерил в отчаянии. — Как, ну как меня может не касаться то, что происходит с моим братом?! Мама, он же часть семьи — и он мне привёл невестку-шлюху! А теперь я даже деться от них не могу куда-то, потому что дядя тоже почему-то — и я знаю, почему, это ты его заставила! Он же не отказывает тебе, никогда! И теперь он приглашает к себе их — их к себе домой! Мама, как тебе вообще не стыдно?!

— Ты мне не поверишь, — грустно сказала Мерибет, — но я ни о чём Берти не просила.

— Да тебе и просить не надо — он и так всё для тебя делает! — бушевала Шерил. — Смотри, сколько лет держался — а потом растаял всё-таки! Мама, почему тебе плевать на нас? На меня, на папу, на Холли, наконец, и Тайлера?! Почему Лео для тебя важней всех нас?!

— Не важнее, — возразила Мерибет. — Вы мне оба дороги.

— Но ты выбрала его! — она даже топнула ногой.

— Я не выбирала, — очень серьёзно сказала Мерибет. — И не стану.

— Ты выбрала! — Шерил сжала кулаки. — Потому что я не могу, ты понимаешь, не могу жить в одной семье со шлюхой! Мама, когда я вижу, как Холли к ней подходит, мне хочется кричать! Ты хоть понимаешь, чему она её научит?! А она меня не слушает — да, я понимаю, в девятнадцать лет никто родителей не слушает, но что мне делать, мама?!

— Ты напрасно беспокоишься, — сказала Мерибет. — Лоре…

— Не надо! — взвизгнула буквально Шерил, но даже не услышала, как сорвался её голос. — Не надо называть её при мне!

— Хватит, — Мерибет нахмурилась, и Шерил словно окатили ледяной водой. — Я не стану обсуждать с тобой это в таком тоне. Лорелей — часть семьи, и твоё право принимать её или нет, но я никогда не позволяла никому оскорблять в своём присутствии никого из вас — и не дам сейчас делать это тебе.

— Ты её защищаешь от меня?! — на мгновенье онемев от смеси изумления и возмущения, спросила Шерил. — Мама, это я твоя дочь! Не она! Ты что…

— Довольно, — повторила Мерибет.

Шерил развернулась и молча ушла, с такой силой хлопнув дверью, что, кажется, содрогнулся целый дом — и не увидела, конечно, как лицо Мерибет исказили боль и сожаление.