Прячься (джен)

Из-за плывущих по небу дымносерых и серебряных завитков высунула голову скорбящая луна. Но казалось, даже она утратила яркость и была лишь своим бледным подобием.

Отпустив штору, я сделал глоток из стакана. Пить совсем не хотелось, но Люциус, достигший некоторой степени опьянения, не оставлял мне выбора. Иначе я бы чувствовал себя шпионом, пытающимся выведать секреты того, кто не вполне себя контролирует.

— Кажется, в нашей среде тебя все больше не любят.

— Не больше оборотней, великанов или гоблинов? — усмехнулся я.

— А, да, наших чудесных союзников. Темный Лорд кругами ходит вокруг гоблинов.

— Мотивы его понятны.

— Куда уж яснее! — Люциус сжался в кресле, ему было не по себе. — Хочет прибрать наши деньги к рукам. Вьется вокруг Баклэнда, надеется переманить его. Посылал к нему Эйвери, тот как раз не в ладах с родными. И, прости, но думаю, твой друг сам не прочь урвать кусок тех денег, что Лорд надеется вынести из Гриннготтс.

— Баклэнд — это человек из Отдела по связям с гоблинами?

— Он самый. Но пусть его…

Я толком не знал, какое влияние имеет Люциус в волшебном мире, но подозревал, что немалое. Кажется, он пытается притормозить порывы Лорда в сторону Гриннготтс. Не мудрено.

Люциус что-то говорил, но я не слушал до тех пор, как до меня донеслось нечто любопытное:

— А отец меня из-за Темного Лорда чуть наследства не лишил.

— В самом деле? — невинно произнес я.

— Когда отец узнал, что я общаюсь с ним, он пришел в ярость, — его лицо озарилось при приятных воспоминаниях. — Выгнал меня. Ненадолго. Но тем не менее.

Фантастика. Представлять Люциуса, идущего наперекор родителям, было весело.

— А твой? — спросил он, наверное, из вежливости.

— Мой отец — маггл.

Мне совсем не хотелось разговаривать о нем.

— Считай, что тебе повезло, — заметил Люциус непринужденно.

Надо сказать, что я бы не рассердился за смущение на лице Малфоя при упоминании о моем происхождении. Но за отсутствие предубеждения был благодарен. Или он столь искусно притворялся?

Да и за рассказ о его отце был признателен. Захотелось отплатить той же монетой.

— Меня порой убивают простота и единство Ордена Феникса, — произнес я, освобождаясь, даря сокровенное другому. — Мир сложнее, многограннее.

— Да, их организация противоестественна, — сказал Люциус, от ставшей его второй личиной манерности не осталось и следа. — Они существуют только вопреки нам, мы же, Пожиратели Смерти, объединились сами собой.

— Но значит ли это, что мы победим? — с кривой улыбкой добавил я, снова садясь в кресло напротив Люциуса.

— А ты в это веришь?

На его вопрос еще вчера я бы ответил утвердительно, но на языке, смешиваясь с терпким вином, оказалось совсем другое:

— Не знаю.

Мы оба промолчали о самом главном. О Дамблдоре. Возможно ли, что и Люциус улавливал в своих чувствах толику жалости о том, что Темный Лорд — не Дамблдор?

Едва ли. В своем снобизме он принимает того за низшее существо. Но я не могу так поступать, не имею права. Я помню Дамблдора, который протянул руку такому ничтожеству, как Блэк, и не могу представить Темного Лорда, оказывающего помощь кому-либо. Он вознесся над всеми нами, но его сила не греет.

А потом и вовсе ко мне пришла мысль, несомненно порожденная вином: если бы у меня был выбор, я бы не сомневался на ком его остановить. Но меня оттолкнули.

Мне есть за что ненавидеть директора.

* * *

Для меня жизненно необходимо было, чтобы варил зелья для Лорда человек, который не станет вести свою игру. Что-то подсказывало, что Марлоу был именно таким.

Столько воды утекло с тех пор, как мы обменивались рецептами зелий друг с другом в Хогвартсе. Закончив школу год назад, он не терял время даром и устроился на работу во вполне приличную аптеку.

Над дверью темного дерева висела ухоженная вывеска. Заглянув в окно, которое покрывали морозные узоры, я ничего не увидел, настолько там было темно. Я постучал.

Марлоу открыл.

— Привет, — Марлоу молчал и оторопело пялился на меня, и я позволил себе потеснить его внутрь и закрыть за спиной дверь.

— Северус, как ты узнал, где я?

Чтобы не напускать тумана, я соизволил прояснить все:

— Когда кто-то очень нужен, начинаешь землю носом рыть.

— Это ты про меня? — ни огорчения, ни радости я не смог вычленить из его озадаченного тона.

— Дело в том, что мне требуется помощь. И ты подходишь, как нельзя лучше.

— Для чего?

— Для того, чтобы варить зелья, — я сделал паузу: — Для Темного Лорда.

Марлоу помрачнел.

— Тебе что-то не по душе?

До того, как прийти сюда, у меня было предчувствие, что его придется принуждать. Но сперва хотелось попробовать уговорить.

— Нет, что ты, Северус, — замялся Марлоу. — Только не уверен, что подойду для этой работы.

— Тебе не придется видеться с Темный Лордом, будешь отдавать зелья мне.

На лице Марлоу отразилось облегчение. Но все-таки он сомневался:

— У меня сейчас столько работы. Мистер Шанпайк, владелец аптеки, не будет рад.

Лучше сразу обозначить рамки: это не просьба.

— Ему об этом знать ни к чему. Пара зелий в неделю. Ты меня очень обяжешь.

— Кажется, ты не оставляешь мне выбора, — он вымученно улыбнулся.

— Не преувеличивай, — сказал я, протягивая ему руку и пытаясь понять, уловил ли он неуверенность в моем рукопожатии.

Мне вовсе не хотелось, чтобы Темный Лорд когда-нибудь узнал о нем. Но в помощи я сейчас нуждался, как никогда, и решил не размениваться на мелочи.

* * *

Где же оно. Я листал страницы одну за другой, пока не остановился на главе «Естественные парализаторы».

Большинство зелий, способных вызвать паралич, сказываются на нервной системе.

Меня жутко соблазняла мысль, взять да обойти это препятствие. Сделать так, чтобы подопытный испытывал все, что с ним происходит в полной мере.

Возможно, я слишком зацикливаюсь на результате и от того захожу в тупик?

Еще раз проглядев все, что знал наизусть об этом виде зелий, я сел за стол и крепко задумался.

Здорово было изобретать зелья чисто из научного интереса. Когда Марлоу все время находился под рукой, я скидывал на него грязную и скучную работу. Немного пугало, что я втянул в мир Пожирателей неподготовленного человека, но если я хочу когда-нибудь продвинуться в иерархии ближе к Темному Лорду, необходимо иметь свободные руки. Судя по пренебрежительным кивкам в мою сторону, некоторые по-прежнему считали меня заменой Абрахэму, такой же незначительной и жалкой. Это мы исправим.

Мне не приходилось платить Марлоу, и оставалось время на исследования.

Особенно я углубился в парализирующие и смертельные яды. Знать о том и другом досконально было своего рода моим служебным долгом.

Рано или поздно наступит такой момент, когда мне понадобится выпить яд и выжить.

Конечно, я не мог каждый день вливать в свой организм по капле той или иной отравы, чтобы вызвать привыкание. Да и срабатывало бы это лишь с небольшой горсткой ядов.

Возвращаясь к теме паралитиков, я положил книгу на колени и еще раз просмотрел ее.

На двухсотой странице я еще в школьные годы сделал закладку и теперь внимательнее вчитался в описание одного ингредиента:

«Омежник (Oenanthe crocata) как растение из описания Павсания. Это нейротоксичное растение по предположению использовалось для ритуального убийства пожилых людей на Сардинии. Согласно Павсанию, у источников на этом острове произрастает растение, схожее с сельдереем, «вкушая которое, люди охватываются конвульсиями и смеются против воли», и умирают, смеясь».

Насколько я знал выражение «сардоническая улыбка» произошло именно отсюда.

Горечь вызывает улыбку.

Надо бы запастись ядом на основе омежника.

Чтобы моим противникам было так же весело, как и мне, когда они будут подыхать.

Или на тот случай, если все обернется для меня хуже, чем я ожидаю.

* * *

Часы показывали половину двенадцатого.

Входная дверь распахнулась, и вошел мистер Баклэнд. Хозяин вернулся домой.

Он повесил мантию на крючок, засунул ноги в уютные тапки, прошел в ванную. Зажурчала вода, через несколько секунд он вернулся в гостиную посвежевшим, с полотенцем на шее.

— Вы слишком много работаете, мистер Баклэнд, — произнес я спокойно, зажигая взмахом палочки лампу.

В первую секунду я решил было: он не расслышал и даже настолько погружен в себя, что не заметил света, возникшего самого по себе. Я раскрыл было рот, но вовремя заметил, что он на самом деле смотрит на меня, держит в поле зрения, слегка скосив глаза.

Свое преимущество я потерял. Этого человека нельзя застать врасплох.

— Как вы вошли сюда? — он позволил себе отвернуться, но я заметил, как напряжена его спина.

Ждал нападения. Хотел меня испытать. Или показать, будто не боится.

— Через дверь.

Взломав защитные чары, я восстановил их. Но видимо, он все-таки почувствовал, что эту защиту создал не сам.

А я так старался быть убедительным.

— Как вы верно заметили, я много тружусь на благо этого общества, — у Баклэнда была своеобразная манера, он говорил с легким посвистыванием, будто из него выпускали воздух. — В конце трудного дня предпочитаю как следует поужинать.

— Уверяю, что не стану слишком досаждать вам.

В другой день подобные языковые изыски никогда бы не вырвались из моего рта. Но я всеми силами желал добровольного сотрудничества. И заранее был готов к уступкам.

— Благодарю, — Баклэнд взял с каминной полки старинный будильник и принялся вручную крутить стрелки.

Необходимо было менять стратегию. Этот человек не из тех, кому нужно что-то предлагать, он сам ставит свои условия.

— Вы не первый, кого присылает Тот-Кого-Нельзя-Называть. Только тот, другой, был в маске. А вы почему нет?

— Потому что я не преступник.

— То есть не считаете себя таковым.

— Неважно. Это помогает мне не совершать преступлений.

— Вы надежно защитились от своей совести.

— Как и от чужой. Мне и ваша не помеха. Желаете еще поупражняться в словесных баталиях?

Баклэнд смолк.

— Как вас зовут?

— Северус Снейп, — без колебаний ответил я. — Но мое имя вам ничего не скажет.

— Это не совсем так.

На миг я озадачился. Чтобы это значило?

Не бери в голову. Баклэнд пускает пыль в глаза.

— Я говорю с вами открыто. Мирно. Я в ваших руках. Темный Лорд как никто хочет мира. Помогите достигнуть его.

— Не надо этих пустых слов. Вы предлагаете мне поступиться честью.

— Никто не просит вас становиться плохим человеком.

— Вы просите совершать злые поступки.

Однако же Баклэнд не назвал их неправильными.

— Дурное и хорошее только в поступках, но не в нас самих, — отозвался я. — Но даже если вы придерживаетесь иной философии, за вас плохими побудут другие.

— Не пытайтесь выставить меня трусом.

— Вы говорили о чести… Позвольте спросить, что для нее важнее? То как выглядит поступок со стороны или то, как вы его ощущаете?

— Вы задаете правильные вопросы, — пораженно уставясь на меня, произнес Баклэнд. — Вы скользкий человек, Северус.

— Скажем, ловкий.

— Меня не в первый раз пытаются шантажировать.

— Шантаж? Вы сильно преувеличиваете, деловое предложение скорее.

— Позвольте уточнить, в противном случае, при моем отказе, вы и ваши люди убьете меня?

Короткая пауза для эффектности. Но не слишком цепляющая, чтобы он ненароком не подумал, что я всерьез.

— Я не исключаю такой возможности.

— Только что вы намекнули, будто не приемлите шантаж.

— Настроение поменялось.

— Это несерьезно, молодой человек. Так что вы можете мне предложить?

— Разве речь шла об этом? Скорее о том, как вы будете нам полезны. На добровольных началах.

Пора приступать к самому главному. Надавить на Баклэнда, он созрел.

— Вы не боитесь ни нас, ни авроров, — тут я слегка покривил душой, знать этого наверняка не мог. — Так чего же вы требуете от нас взамен на сотрудничество?

— Очередное попадание в точку, — Баклэнд бросил на меня быстрый прозорливый взгляд.

Часы в его руках отбили половину первого.

Когда я проник в жилище Баклэнда я первым делом обратился к колдографиям. И нашел то, что искал. Сейчас я обратил свое внимание к каминной полке.

Семья — подходящий рычаг давления.

— Это ваш сын? — мы оба посмотрели на снимок. — Чего не сделаешь ради семьи? Ради будущего своих детей?

— Сын бросил меня, — его голос был мягок. — Теперь у него нет будущего.

Промах.

Не существенно, следующий шаг будет за мной. Пустившись в откровенности, он позволил подобраться слишком близко.

— Мой сын очень радовался тому, кто его отец. Ему также, как и гоблинам казалось, что я отчасти владею всеми теми галеонами, что хранят подземелья банка.

— Но все мы знаем, кто на самом деле их хозяин.

— Да-да. Чистокровные семьи. Они распоряжаются деньгами, дают им ход. Подкупают, ублажают, заманивают. Но разве это справедливо, если кто-то по праву рождения имеет больше власти?.. А теперь, Северус, расскажите мне ваш план.

Кривая усмешка сама собой появилась на моих губах.

— Магическое общество давно нуждается в перераспределении богатств.

— Это ваша мысль? Или вы-сами-знаете-кого?

Я пропустил это мимо ушей.

— Вы работаете в Отделе по связям с гоблинами. Вы знаете, что волшебники в большинстве своем не хотят иметь дел с гоблинами. При перевозке золота из хранилища в хранилище или в другие банки, вся административная работа лежит на вас. Именно вы отмечаете прибытие груза на место и уведомляете об этом владельца. Переправить груз в другое место и отметить при этом, что он прибыл по назначению не так сложно. Беда чистокровных семей в том, что они почти никогда не знают, сколько на самом деле у них золота. Обман никогда не раскроют, потому что, согласно бумагам, вы выполните свои обязательства.

— А что будет потом в этими деньгами? — спросил притихший Баклэнд, пожирая меня глазами.

Откровенно говоря, мне было все равно.

— Главное, что они покинут своих владельцев. Они потеряют власть.

— Не знаю, правда или нет те слухи, что ходят… — начал Баклэнд, уставясь в окно за моей спиной.

— О чем именно вы говорите?

— О том, что Пожиратели Смерти сплошь чистокровные. Именно поэтому вы скрываете свои лица под масками.

— Это только часть правды, — ответил я уклончиво.

— Теперь я вижу, — Баклэнд помолчал немного, водя пальцем по губам. — Отняв деньги, мы лишим их власти.

— Ее заберет тот, кто сильнее.

Лгать и выглядеть убедительно нужно уметь.

Ограбив чистокровных волшебников, мы превратим мир в хаос. Отняв власть у тех, кто знает, как ей пользоваться, мы отдадим судьбу общества на волю случая или безумия.

Но я никогда не скажу этого Баклэнду. Пусть думает, что я тоже хочу процветания или стабильности, или любой другой чепухи.

— Вы любите наше общество не больше, чем я, не правда ли? Думаете мы поступим опрометчиво, лишив айсберг верхушки? Что вы думаете о Том-кого-нельзя-называть? — спросил Баклэнд.

— Ничего.

— Сказали бы лучше, что не желаете отвечать.

Что в таких случаях хотят услышать от Пожирателя?

Волшебники верят, что защищают магглов от того, что сильнее их — магии. Глобальный самообман. Но он питает наше самолюбие.

Дементоры едят на завтрак наши радости, и мы точно также позволяем себе надеяться, что, если собрать их всех в одном месте, это облегчит нашу жизнь. Но на самом мы подложили взрывоопасное вещество в котел, и ждем, когда он сам собой взорвется и сметет все, что мы так долго строили.

Некоторые точно так же считают, что старинные магические семьи — столпы нашего общества, на которых оно держится. А они только паразитируют из года в год. И нам этого достаточно, и кажется, что они выполняют свои функции, ведь все и так неплохо идет, правда?

Куда ни глянь — все прогнило. И труп нашего мира уже начинает попахивать. Хоть бы кто-нибудь рыпнулся, взбрыкнулся, выкрикнул правду. Нет — мы боимся быть разоблаченными. И перед кем? Магглами? А может быть, нам просто стыдно за то, какими мы стали. Во что выродилось величайшее учение человечества — учение о магии.

Он спрашивает, что я думаю о Темном Лорде? Я верю, что у него одного достаточно сил, чтобы стереть наше общество в порошок одним щелчком пальцев.

Едва ли Темный Лорд когда-нибудь сам верил во всю ту чушь про спасение нашего мира от магглов, что пытался пропагандировать. Едва ли я сам повелся на его риторику.

Моей целью было только уничтожать и разрушать.

И в чем смысл? Не стоит спрашивать меня, потому что я уже решил отдать всем Макнейрам мира карту к Отделу Тайн.

К черту общество. Оно улетит в тартарары. Там ему и место.

— Вы молчите.

— Прислушивался к себе. Я ничего не чувствую по этому поводу. Только просчитываю риски.

Очередная ложь. Нельзя никого пускать в свои мысли. Это чревато. Впрочем, в целом Баклэнд, как союзник, мне нравился.

— Сотрудничество со мной не принесет вреда Тому-Кого-Нельзя-Называть.

Как быстро мы перескочили к тому моменту, когда он сам начинает меня уговаривать.

— Вы отдадите деньги Тому-Кого-Нельзя-Называть? — поинтересовался Баклэнд на манер светского любопытства.

— Часть из них.

Мне бы не хотелось превращать Темного Лорда в такую же силу, как те, с кем я борюсь.

— Вы даже можете оставить их себе. Или выкинуть, — добавил я, что было совершенно излишне: Баклэнд поморщился.

— Я не вор.

Понимает ли Баклэнд, зачем я пользуюсь им? Наверное, какой-то частицей души он хочет надеяться, что его действия приведут к чему-то лучшему, чем то, что есть. Он не был чистокровным, поэтому я выбрал именно его.

Что сказать Темному Лорду? Пожалуй, скормлю ему версию о том, как я хотел угодить. Вряд ли ему также плевать на то, что станет с деньгами аристократов, когда они их покинут.

— Чтобы опустошить Гриннготтс уйдут месяцы. Может, даже годы, — сказал мне напоследок Баклэнд.

— Время у нас есть.

Когда-нибудь меня удивит свойство человеческой натуры, позволяющее нам верить в сказки. Мне удалось связать Баклэнда словом крепче, чем заклятием Империус.