Прячься (джен)

— Меня аж трясет от вида этих гадов, — всегда такое расслабленное лицо Мальсибера было искажено гримасой ярости. — Не знаю, как я их не убил, пока сюда тащили.

Потому что ты на это не способен, сколько бы не пытался доказать обратное.

Жаль я о себе не могу сказать того же.

— Я все сделаю, Кэссиус, — надо было его заверить в этом, чтобы не наделал глупостей.

— Сюда, Северус, — Инвикт тоже был бледен, но не выражал свои чувства так, как Кэссиус.

Дело было серьезное. Речь шла об изнасиловании их двоюродной сестры. Инвикт уже вкратце обрисовал мне ситуацию, оставалось удостовериться, что они схватили тех, кого нужно.

Дом садовника сегодня должен был стать местом расправы. Я плохо знал Инвикта, но чутье подсказывало мне, что он найдет применение инвентарю. Особенно тем ножницам, которые норовят подравнять все, что попадается на пути.

Друг за другом братья спустились по веревочной лестнице, которая уходила в люк в полу. Глянув во тьму, я воспользовался аммортизирующими чарами и легко спрыгнул вниз. Не время было красоваться, но очень хотелось.

Отсутствие страха спровоцировало необъяснимые метаморфозы во мне: постоянно хотелось сделать что-то безумное, шагнуть под поезд, сорваться со скалы. Я питал необъяснимое желание навредить и посмотреть во что это обернется, достаточно ли у мира терпения. Потому что у меня его больше не было.

Кэссиус зажег огонь в масляной лампе.

Передо мной предстали трое неприветливых подростков. Повадки делали их похожими на мелких грызунов, они шатались вдоль стены, с явным намерением прошмыгнуть в какую-нибудь щель. У меня сразу щелкнуло: дураки по жизни, но не садисты. Двое сидели на корточках, но встали при нашем появлении. Один не особо умный индивид попытался подбежать к Инвикту с камнем в кулаке, но сразу отлетел к стене, отброшенный заклинанием.

— Все трое? — холодно спросил я у своего друга.

— Нет, — Мальсибер ткнул в того, который пытался броситься на его брата. — Думаю, насиловал сестру вот этот.

Я вгляделся в существо, на которое он показывал. Он встретился со мной глазами, дав возможность скользнуть в его сознание на несколько секунд.

— Это не он.

— Уверен? — спросил Инвикт, но я не удостоил его ответом.

Мой друг ощутимо расслабился. Не знаю, чего он боялся: того, что может сделать или того, что увидит.

Забавно. За пределами школьной скамьи все видится в ином свете: самый большой заводила и забияка вдруг оказывается слабонервным, прячущимся за чужими спинами волшебником.

— Возможно, они знают, кто именно, — рассудил Инвикт. — Ведь они были в том пабе.

Проще простого. Тут и без легилименции можно обойтись. Нужно только найти…

— Ты, — я указал на того, кто, опустив голову, рассматривал свои колени.

— А чего я-то сразу?

…слабое звено.

— Рассказывай.

Сделав страшное лицо, я наклонился ближе, нарушая его личное пространство.

Весь как на ладони.

— Ложь не поможет.

* * *

Кэссиус и я сели за столик. Инвикт остался у дверей.

Бар был вполне приличным. Во всяком случае, он отвечал на вопрос, как здесь могла оказаться двоюродная сестра Мальсибера.

Оба Мальсибера были полны решимость. А может, это мой огонь передавался им?

— Что будете заказывать?

— Виски, — сказал я, кинув пару монет на стол.

— И пиво, — добавил Кэссиус.

В официанте легко узнавался извращенец: бегающий взгляд, приторная улыбка, и какое-то еле уловимое бахвальство в движениях, говорившее «смотрите, я до сих пор не попался». Или я все это различил, потому что знал?

За стойкой был еще один: лощеный, в сверкающем белом переднике.

Ничего, скоро я подпорчу его внешний вид.

Пока готовили наши напитки, я обежал взглядом помещение: небольшое, очень опрятное, посетители спокойные, были и подвыпившие, но не буйные. В магической деревне Аппер-Фледжли в принципе селились только люди с достатком.

Но где же еще один ублюдок? Сестра Кэссиуса поведала братьям о троих. Да и схваченный впопыхах подросток тоже указывал, что промышляют подобным здесь все трое: бармен, повар и официант.

Последний как раз вернулся: перед ним висел поднос с напитками. Он аккуратно отлеветировал их на наш стол, умудрившись ничего не расплескать.

— Выше виски, сэр. И пиво, пожалуйста.

Начинается большое представление.

С ленивой уверенностью я вылил на стол содержимое стакана:

— Кэссиус, тебе не кажется, что здесь подают одни помои? — вкрадчиво обратился я к другу.

Кэссиус молча толкнул свое пиво, стоявшее на краю. Под звон разбитого стекла атмосфера в заведении ощутимо изменилась. Несколько посетителей заторопились уходить. Еще пара спряталась в углу в надежде, что пронесет.

На шум выглянула усатая физиономия повара. Я поманил его пальцем.

Сюда. Иди ко мне.

Вот.

Славно.

Его-то нам и не хватало для полного счастья.

Бармен попытался протиснуться в черный ход за стойкой.

— Стоять! — рявкнул я, и он замер, вцепившись в дверную ручку.

Наступила звенящая тишина.

— Паб закрывается, — объявил Инвикт, распахивая настежь дверь, в которую срочно устремились невольные свидетели.

Мягко ступая между осколков, я подошел к официанту.

Здесь все принадлежало мне, это пространство контролировалось только мной. И все его предметы, включая этих жалких людей подчинялись мановению моей руки.

Те самые рычаги, что всегда останавливали, заставляли чувствовать неуверенность или боязнь наказания, испарились. Уступили место спокойствию. Я мог простереть руку… И желаемое само придет ко мне: официант оторвался от пола и скромно поплыл по воздуху. Его ботинки скребли паркет, а пустой поднос рухнул вниз и покатился в угол.

Только посмотрите. Поджилки трясутся.

Легко, почти грациозно я повел локтем, — оказывается, я так умел всегда, — и из его рта потекла розовая пена.

Веселье.

— Ребята, вы чего? Мы же все свои, мы со Слизерина, — бармен соорудил дежурную улыбку, но она тут же увяла.

Резко опустив руку, я позволил официанту рухнуть на пол.

Он давился пеной.

До чего же смешно. Наконец, я оценил. Да будет благословенен этот день.

— Давайте договоримся. Чего вы хотите? — затараторил бармен. — Часть выручки? Так это мы всегда…

Инвикт пронзительно расхохотался.

В бармена полетело заклинание и разбило бутылку у него над головой.

— Это ты зря, гнида, — перешагнув через тело корчащегося официанта, я наступал на бармена, и с каждым моим шагом он словно уменьшался в размере, скукоживался.

Внезапно повара рвануло с место, словно арканом зацепив за ногу. Он заболтался, мантия съехала на глаза, открыв непомерное пузо. Я круто обернулся: Кэссиус держал повара на прицеле.

Где-то вдалеке жалобно завыл пес. Я уловил это краем сознания.

— Нет, — вырвалось у меня хриплое: — Не надо.

— Как скажешь, — пожал плечами Кэссиус, и повар тряпьем повалился вниз.

Это было слишком. Я едва не растерял весь свой запал.

Под ногами Инвикта лопнули осколки моего стакана. Он подбежал к барной стойке, схватил бармена за загривок и со всей дури приложил его о столешницу.

— Сейчас мы тебе расскажем, зачем мы здесь.

Он замолотил его башкой о дверь буфета, и та раз за разом отпружинивала.

Потом Инвикт схватил его за загривок и посмотрел на результат своих трудов.

Изо рта бармена вывались осколки зубов, губы искривились и открыли разбитые окровавленные десны. Он заплакал навзрыд.

— Вижу ты готов к диалогу, — ласково произнес я, облокачиваясь о стойку. — Два дня назад в этом баре ты насиловал девушку. Было такое?

Бармен только глупо разевал рот.

— Было такое, тебя спрашивают? — выплюнул Инвикт, снова ударив его головой, на этот раз о край столешницы.

Бармен взвыл.

— Больно, должно быть, — скривившись, заметил я. — Кто с тобой был? Эти двое? Кто насиловал девушку?

Инвикт прижал бармена щекой к деревянной поверхности, тот вяло сопротивлялся, его непомерная туша все норовила сползти вниз. Должно быть, колени подгибались. Поэтому он цеплялся руками за столешницу, и одновременно пытался вырваться из цепкой хватки Инвикта.

Жалкое зрелище.

И скучное. Будет мне уроком.

К тому же появились подозрения, что Инвикту по душе ощущение сопротивления, поэтому он работал руками, а не сковал бармена заклинанием.

— Я тепе шкашу, только опещай, что ничего мне потом не стелаешь, — захныкал бармен, шепелявя разбитыми губами.

Во мне поднялась такая злоба, что я едва не задохнулся и процедил сквозь зубы:

— Клянусь, если не скажешь, то сделаю.

Червяк. Вздумал торговаться. Я никогда до такого не опускался, находившись в его положении.

— Мне пы не хотелось… — канючил бармэн.

— Молчи! — подал голос повар.

— У меня нет времени на детские игры, — процедил я. — По-твоему, мы тут шутим?

Пора кончать с этим.

— Протяни руку, — приказ мой был безэмоциональным, даже внушал доверие.

Щека бармена по-прежнему впечатывалась в стойку, Инвикт зарылся пальцами в мясистое лицо, так что на красной коже оставались белые полосы.

Пальцы бармена разжались, он отцепился от столешницы, дрожащая ладонь потянулась ко мне, и я одним движением отсек ему кисть.

Он заорал всеми голосами, какие есть у человека. Злобой, отчаянием, болью, ужасом, мольбой.

Это ад, верно. Мы все в преисподней, и будем гореть здесь до скончания века.

И никто не услышит. Потому что у прощения нет голоса, оно — тишина. Оно ничто.

Бармен ссучил ногами, визжал, бился, и Инвикт брезгливо отскочил.

Подняв отрубленную кисть за указательный палец, — весила она всего-ничего, у меня было чувство, что держу дохлую лягушку, — я помахал ею перед физиономией бармена.

— Заспиртую на память.