Прячься (джен)

Ничего страшного в этом нет.

Взяться за ручку и повернуть.

И только.

Не думать о том, что последует дальше. Не пытаться представлять. Совладать со злостью, приносившей бессилие.

Я протянул руку, сжал холодный металл так, что побелели костяшки пальцев.

Но дело не продвигалось.

Не получалось контролировать свои реакции. В ушах стоял глумливый смех. Мне хотелось сжимать этими, не совсем моими, пальцами чье-нибудь горло. Желательно — Поттера или Блэка.

Отодрав ладонь, мертвой хваткой вцепившуюся в дверную ручку, я вернулся к кровати и плюхнулся на нее. Из сумки, которая лежала на покрывале, выскользнул учебник по Зельям за шестой курс, который всюду таскал с собой.

Учебник неприятно напомнил мне кое о чем. Я взял его в руки, которые по-прежнему плохо мне подчинялись.

Перед новогодними каникулами Лили согласилась со мной, что было бы странно, если бы ей не удалось получить по зельеварению оценку, необходимую, чтобы продолжить курс. Правда, как я догадывался, Слагхорн возьмет ее в свой класс вне зависимости от оценки. Думать о причинах этого было выше моих сил.

Свою курсовую для шестого курса я написал, коротая долгие рождественские дни в библиотеке, поэтому разрешил ей позаимствовать учебник с моими пометками.

Глубоко вздохнув, призывая себя наконец успокоиться, я открыл учебник в середине и перелистал пару страниц. Заклинание сразу попалось мне на глаза. Левикорпус было выведено моей рукой. Я не счел нужным писать внизу, что контрзаклятие должно начинаться с Либера. Это было яснее ясного. Выходит, Поттер сам догадался? Элементарной Финитой заклинание не снималось.

А Левикорпус он, конечно, взял отсюда. Больше неоткуда.

И как это произошло? Лили позволила ему пользоваться моими личными вещами? Мало кто из студентов заранее осваивал учебники для следующего курса, спутать со своим он не мог. Или... воображение четко нарисовало себе картинку: они сидели плечом к плечу в гриффиндорской гостиной, и Поттер случайно подглядел… Например, наклонившись поближе к Лили, чтобы что-нибудь…

Кровь застучала в висках. Я швырнул несчастный «Расширенный курс» в стену!

Случившееся снова нависло надо мной всей своей необратимостью.

Может, Поттер и его дружки не в первый раз проделывали это? Лили вернула учебник после каникул, а потом я так был занят подготовкой к экзаменам, что почти не вылезал из библиотеки. И не заметил, как мое изобретение своровали. А теперь еще и использовали против меня. Новая судорога ужаса от пережитого унижения опустошила разум.

Выйти из этой комнаты, прийти в Большой зал, снова находиться среди людей? Да никогда в жизни!

На меня снова навалился удушливый страх, как в первые минуты. Я боязливо поглядел на часы, оставалось не более сорока минут до практической части экзамена. Внутри зародилась робкая надежда, что удастся сказаться больным, а сдать экзамен можно будет и c теми, кого отправят на пересдачу.

Я сцепил зубы, едва не круша эмаль.

Вот еще. Столько сил потрачено на подготовку. Нельзя сдаваться. Тем более сейчас.

В голове немного прояснилось.

Невероятным усилием воли я заставил себя сосредоточиться. Осталось пережить последний экзамен, а затем наступят каникулы. Я помирюсь с Лили, и все останется по-старому.

Нет, это ложь. Теперь, когда я понимаю, что именно к ней чувствую, будет не так-то просто скрывать это. И сможет ли она когда-нибудь увидеть во мне не только друга?

Ужас от мысли, что я могу потерять ее, что она больше не захочет со мной общаться, пронзил меня словно стальным клинком. Извинюсь сегодня же. Как ей должно быть плохо сейчас от моих слов! А я сижу тут и раскисаю.

Только теперь я заметил, что из упавшего учебника выскользнул кусок пергамента и приземлился у моих ног. Чтобы отвлечься, я взял его в руки, рассеяно разглаживая. Провел пальцем по инициалу — огромной «В», увитой змеей с раскрытой пастью, внизу страницы был оттиск, изображающий колдуна в мучениях. Откуда этот пергамент тут взялся? Я вчитался в слова и вспомнил, что сделал себе дубликат одной страницы из фолианта «Секреты Темного волхования», который притащил Эйвери из домашней библиотеки, чтобы похвастаться. Там подробно описывались прародители Круциатуса, а поскольку в школьной библиотеке или в темномагических книгах, которые переходили на факультете из рук в руки, нельзя было найти такой точной информации о формулах этих заклятий, я сделал себе копию. Надо будет и про наговоры себе скопировать, может, удастся что-нибудь самому придумать.

От громкого хлопка дверью я нервно дернулся.

В спальню ворвался Мальсибер, за ним неспешно вошел Эйвери.

— Вот ты где! — воскликнул Мальсибер, бросая свою сумку возле кровати. — Поторапливайся, скоро экзамен начнется.

Сердце подскочило куда-то на уровень кадыка.

Уже?

— А с лицом что?

— В каком смысле? — спросил я, наклоняясь за учебником, который упал с колен. Не хотелось смотреть им в глаза.

— Случилось чего? — уточнил Мальсибер. — На тебе лица нет.

— Он всегда такой, — театральным шепотом произнес Эйвери за моей спиной.

— Ты на солнце перегрелся, Северус? — обратив внимание на учебник, который я рассеяно крутил в руках, заметил Мальсибер. — Мы Зельеварение сдали неделю назад.

На солнце. Они все знают.

— Спасибо Мерлину, — вставил Эйвери, выкатив глаза и скорчив рожу.

Наверняка уже по всей школе разошлась история у озера. Хотят тоже надо мной посмеяться, вот и отпускают туманные намеки.

Дверь они оставили открытой. Я схватил палочку и двинулся к выходу, не глядя на них.

Дверь, которая казалась еще несколько минут назад камнем преткновения. Как просто. Не стоит позволять себе думать.

И все-таки взять себя в руки, чтобы достойно выступить на экзамене, пока не представлялось возможным. Мои познания в окклюменции были обширны, но не подкреплены навыками. Я пытался соорудить щиты, блокирующие любые мысли, которые не относились к экзамену, но они быстро разрушались.

Слетев по ступеням вниз, я едва не столкнулся с каким-то младшекурсником. Пересек гостиную, почудились ли поворачивающиеся вслед мне головы?

Не размышлять. Не оглядываться.

Там, у озера, в какой-то момент я ощутил себя поганым сквибом, необходимо было побороть это отвратительное чувство до того, как придется выступать на экзамене.

Найдя пустую классную комнату, я сразу бросил невербальное Протего в пространство. И снова. И опять.

Попробовал применить заклинание посложнее, но, что неудивительно, произнести его вслух не получалось. Голос дрожал.

Я умел только защищаться. Но чтобы нападать нужна большая собранность. Или отсутствие совести?

Аплодисменты и смех тех, кто насмехался надо мной у озера — я слышал их отголосок в своей голове.

Но я забуду. Клянусь.

* * *

— Рассел, Аннабель! Саведж, Гейб! Селвин, Вулфхард! Снейп, Северус! — громко зачитал Флитвик и затем подсказал подходящим студентам, кто из экзаменаторов свободен.

— Мистер Снейп!

— Я здесь, сэр, — сказал я, выступая из тени, ведущего в подземелья, спуска.

— Очень хорошо, профессор Марчбэнкс свободна.

Я украдкой оглянулся на открытую дверь комнаты, где вызова ожидали мои однокурсники. Один хафлпаффец, заметив меня, начал размахивать руками, словно его подвесили в воздухе. Чувствуя, что бледнею, я направился к столу, за которым сидела Марчбэнкс, на ходу пытаясь разом вспомнить все заклинания, которые, похоже, выветрились из головы.

Марчбэнкс поощрительно мне улыбнулась:

— Не волнуйтесь, юноша.

Подавив в себе ненужные эмоции, я заставил себя собраться, хоть это и было сейчас затруднительно. В конце концов, не к этому ли я стремился? Всегда быть наготове.

— А теперь я попрошу вас отразить несколько моих заклятий, — произнесла Марчбэнкс, поднимая палочку. — Петрификус тоталус!

В молчании я выставил щит. Он получился не очень сильным, и я слегка отпрянул от силы ее заклятия.

— Освоились в невербальных заклинаниях? Похвально, и все-таки еще разок, пожалуйста. Остолбеней!

Следующее заклятие удалось отразить с большим успехом.

— Очень хорошо, — пробасила Марчбэнкс.

И тут за ее плечом я увидел Поттера, которого экзаменатор уже отпустил. Как только я встретился с ним взглядом, глаза мне застила красная пелена.

— Мистер Снейп, продемонстрируйте теперь Чары помех, пожалуйста.

Спохватившись, я взмахнул палочкой, но слишком неловко:

— Импедимента, — голос показался мне чужим.

Попытка была откровенно слабой, кроме того, я промазал и угодил в стул, вместо летящего в меня круглого предмета, кинутого Марчбэнкс. Он проехал по полу несколько дюймов и даже не упал. Когда я показал по просьбе Марчбэнкс Петрификус тоталус и Экспеллиармус, ее палочку поймать я так и не смог, палочка закатилась за стол, отчего я почувствовал себя ужасно глупо. Вытащив ее Манящими чарами, я вернул ее владелице. Марчбэенкс попросила вызвать заклинание для захвата противника и потом освободить ее, я применил Инкарцеро, а затем Релашио.

Выпутавшись из веревок, профессор Марчбэнкс подошла к своему месту и постучала по крышке небольшого футляра.

— Здесь боггарт, — сказала она. — У вас будет ровно минута, чтобы расправиться с ним.

С ужасом представив, во что может превратиться мой боггарт после сегодняшнего, я покачал головой. Да и не сказать бы, что до этого у меня получалось с ним справиться. На третьем курсе боггарт обратился в моего отца и мне потом пришлось выслушивать насмешки других. Я больше не боялся того, что он может превратиться в отца, теперь я ожидал увидеть кое-что похуже, и все-таки найти в этом хоть малую толику смешного не получалось.

— Нет, — резко сказал я, когда Марчбэнкс потянулась к крышке, намереваясь выпустить боггарта. — Я считаю, что показал все, на что способен, профессор.

Марчбэнкс, судя по всему, приняла мое заявление как должное и поставила свою оценку в ведомость.

Выступил я неважно, я и сам это понимал. Но мне было не до того, чтобы расстраиваться по этому поводу.

Недалеко догорал стол другого профессора, и весь красный Петтигрю, не переставая, извинялся перед ним, от этого мне немного полегчало.

Марчбэнкс отпустила меня, и у дверей Большого зала я с удовольствием толкнул плечом Петтигрю.

И только спустившись вниз, в коридор, ведущий в слизеринское подземелье, на меня вновь навалилось осознание, как я оскорбил Лили.

* * *

Караулить у гриффиндорской башни я не решился, еще одного столкновения с гриффиндорцами за сегодня моя психика просто не вынесет.

В то же время подзывать Лили из группы однокурсников, возвращавшихся с экзамена, не было никакого желания. Однако я прождал около двух часов, за это время закончился ужин, а Лили так и не появилась ни на пути к портрету Полной дамы, ни на обратном.

После ужина один за другим гриффиндорцы потянулись в свою гостиную. Я подошел ближе к лестнице, чтобы не пропустить ее. На меня стали обращать внимание, некоторые тыкали пальцами и наклонялись друг к другу, шепча что-то на ухо. Самообладание стало подводить, я старался выглядеть невозмутимым, но руки предательски подрагивали. Я сцепил их за спиной, чтобы никто не заметил.

Мне показалось, что мелькнул знакомый затылок. Вот мой шанс.

— Мэри! — негромко окликнул я, радуясь, что Макдональд одна.

Она оглянулась, прищурилась.

— Чего тебе?

— Позови Лили, пожалуйста. Мне очень нужно с ней поговорить сегодня.

— Она не хочет тебя видеть.

— Передай ей, что я хочу поговорить, что я буду ждать здесь, сколько угодно.

— Ты слышал, что я сказала? И вообще, с твоей стороны свинство доставать ее сейчас, — с отвращением процедила Макдональд. — Я, между прочим, тоже была днем у озера и все слышала!

— Прекрасно! — выпалил я. — Тогда я простою здесь всю ночь, пока она не выйдет!

Макдональд отвернулась и поспешно потопала к портрету. У меня мелькнула безумная мысль подойти ближе и подслушать пароль. Но это было бессмысленно, Лили вполне может быть в своей спальне, а туда мне хода нет.

Прошли последние студенты, подозрительно на меня косясь. Лили все не появлялась, а я начинал паниковать. Не знаю почему, но мне казалось важным объясниться с ней сию минуту. Будто промедление давало ей повод считать, что я на самом деле не жалею о сказанном.

Попытки сформулировать, каким способом лучше попросить прощения, не увенчались успехом. В мозгу до сих пор не укладывалось, как у меня с языка сорвалось слово "грязнокровка". Даже в те редкие моменты, когда мы ссорились, я не мог долго сердиться на Лили, не то чтобы подумать о ней так. Лили была необычайно сильной колдуньей, мне бы и в голову не пришло равнять ее с другими магглорожденными.

Постепенно начали гаснуть факелы, за огромными стрельчатыми окнами небо налилось темной синевой. Загорались редкие звезды.

Глупо было полагаться на Макдональд, она меня терпеть не могла, особенно после того случая с Мальсибером, и постоянно капала на мозги Лили.

Я подошел ближе к портрету, расхаживая перед ним туда-сюда.

— Без пароля хода нет, — обратилась ко мне Полная дама.

Я проигнорировал ее.

В оглушающей давящей тишине раздался скрип, и я с замирание сердца увидел, как Лили выбирается из проема за портретом. На ней был халат, и она внезапно показалась мне донельзя хрупкой и ранимой. Я шагнул ей навстречу.

— Прости меня, — с затаенной надеждой сказал я, глядя ей в глаза.

Мы стояли в нескольких шагах друг от друга, но я вдруг ясно осознал, что никогда она не была так далека от меня.

— Мне это не интересно, — разглядывая меня так, будто перед ней был незнакомец, бросила Лили.

— Прости меня! — настойчиво повторил я.

Лили обхватила себя руками, словно защищаясь от меня. Этот жест вызвал во мне изумление.

— Можешь не стараться. Я пришла только потому, что Мэри сказала, будто ты грозишься проторчать здесь всю ночь…

— Да. Я бы так и сделал. Я вовсе не хотел обзывать тебя грязнокровкой, это у меня просто…

— Сорвалось с языка? — в голосе Лили не было жалости. — Слишком поздно. Я много лет находила тебе оправдания. Никто из моих друзей не понимает, почему я вообще с тобой разговариваю.

Много лет?

— Ты и твои дружки — Пожиратели смерти… — я в шоке уставился на нее, не в силах вымолвить ни слова, для нее это повод не общаться со мной? — Ага, ты этого даже не отрицаешь. Ты даже не отрицаешь, что сам собираешься стать таким же. Тебе не терпится присоединиться к Сам-Знаешь-Кому, да?

Немыслимый бред. Причем здесь мои убеждения? В растерянности я открыл было рот, но способа в двух словах объяснить ей столь многое не существовало. Если только нормально обсудить, она поймет… Но Лили не дала мне слова.

— Я больше не могу закрывать глаза. Ты выбрал свою дорогу, я — свою.

— Нет… послушай, я не хотел… — охваченный отчаянием тонущего человека пробормотал я, но Лили прервала меня.

— Обзывать меня грязнокровкой? Но ведь всех, кто родом из таких семей, ты именно так и зовешь, Северус. Почему же я должна быть исключением?

Лили бросила презрительный взгляд, пригвождая меня к месту, повернулась и скрылась в проходе за портретом.

Не в силах связно мыслить, я глядел ей вслед.

Поздно… Много лет… Нам вместе безумно хорошо! Или…только…мне?

Неужели она не хотела общаться? Никто ее не принуждал… Это она со злости ляпнула… Я слишком сильно ее обидел.

Никто из ее друзей… А я тогда кто? Кто я?

Она сказала, что наши пути расходятся, но это не могло быть так. А что если?

Я отступил от портрета и неистово замотал головой.

Неправда!

Полная дама что-то сказала мне, но я не понял ни слова.

Внутри все горело от обиды, разочарования и раскаяния. Я бросился бежать от этого кошмара. От безразличия, сквозившего в ее голосе.

— Постой! Не расстраивайся, сынок! — кричала мне вслед Полная дама.

Прочь. Долой, не нужен, ну и пусть!

Мчась вперед, я без разбору поворачивал.

Мелькали блестящие двери классов, потухшие факелы на стенах, доспехи, горгулья перед учительской, мне хотелось укрыться там, в клубящемся по углам мраке, которого не касался лунный свет.

Задыхаясь, я сбавил темп и теперь шагал куда глаза глядят.

У меня было ощущение, что я нахожусь в страшном сне. Я давно понимал, что тот факт, что мы с разных факультетов, даст о себе знать рано или поздно. Но раньше Лили была выше этого. И тем не менее она послушала своих гриффиндорских друзей, а мое раскаяние ничего для нее не значило.

«Конечно, она так говорит. Я бы тоже сразу не простил», — пытался успокоить себя я, но ощущение, что связь, которая всегда была между нами, разорвалась, вызывало настоящий ужас. Я опасался любых разногласий с Лили, поэтому в последнее время мы мало что обсуждали, кроме учебы. То есть я, конечно… Нет, если подумать, мы никогда не разговаривали о Темном лорде. Лили здорово напрягалась, когда речь заходила о Темных искусствах, поэтому с какого-то момента я перестал касаться этой темы. Она не понимала, для чего нужна Темная магия, а я молчал вместо того, чтобы аккуратно переубедить ее, объяснить, что магия гораздо обширнее и глубже, чем нас учат в школе. Но когда я только заводил об этом речь, Лили начинала меня отчитывать, будто я в чем-то провинился, и я бросил свои попытки.

Много она понимает. Начиталась газет, где Пожирателей выставляют монстрами. Конечно, кому нужна оппозиция? Власти выставят врагов в невыгодном свете при любом раскладе.

А убивают не только Орден феникса и авроров, но и Пожирателей. Так кто же, спрашивается, уничтожает Пожирателей? Да, пожалуй, мне стоило бы спросить у тех самых гриффиндорских друзей. Интересно, что они на это ответят?

И когда и кого я называл грязнокровками? Конечно, на Слизерине это было расхожее выражение, я не мог запретить кому бы то ни было использовать его. Тем более своим друзьям, для которых чистота крови превыше всего. Но ведь и они общались со мной, несмотря на то, что я полукровка!

Ее нападки на моих друзей абсолютно нелепы. Что мне теперь — бросить своих единственных друзей, если они ей не нравятся? Это слишком с ее стороны. А если я потребую того же от нее? Нет, конечно, ее узколобые гриффиндорцы настоящие ангелы по сравнению с Мальсибером и Эйвери.

Чушь полнейшая.

В конце коридора появился Пивз. Приметив меня, он довольно закудахтал. Не дав Пивзу возможности и пискнуть, я заткнул ему рот Селенцио.

Когда Пивз, показывая мне неприличные знаки, уплыл, я устало опустился на постамент к находившимся в нише доспехам.

Избавиться от гнетущего чувства несправедливости не получалось. Я оскорбил Лили, она больно ударила по мне. Вроде, мы должны быть в расчете.

Однако она говорила о наших отношениях, как о давно наболевшем, словно они ее угнетали. В груди заныло, заворочалось и полоснуло острой болью.

Лили недостаточно меня ценила. Да, именно так. Чтобы использовать такой невразумительный довод, как связь с Пожирателями, — а как можно не хотеть к ним присоединиться, если знаешь, за что они борются, что они могут повернуть вектор истории в правильном направлении? — нужно желание иметь хотя бы видимость повода к разрыву.

Выкинула, как ненужный хлам. Я ей не позволю так со мной.

Ее милая беседа с Поттером стоила моего унижения? Что дальше? Мое растерзанное человеческое достоинство станет залогом для ее прогулки с ним под звездами?

Кровь бросилась в лицо, хотя краснеть тут было не перед кем. А я имел смелость думать… Ну разумеется, я иногда представлял себе, как мы, скажем, держимся за руки… Но это было не то, чтобы серьезно. До сегодняшнего дня я не до конца понимал, что означает трепет внутри от присутствия Лили, и в страхе сторонился ее временами. Не нужно было замыкаться в ее присутствии, я мог быть уже не просто другом.

А теперь она не хочет видеть меня. Я закрыл лицо руками и долго просидел так.

Из этого можно извлечь пользу. И вообще, Северус, старайся мыслить позитивно.

Никому не нужен слабак, с которого могут стянуть подштанники на потеху публике.

Прикусив кулак, чтобы подавить горестный рев, я направил мысли в другую сторону.

Хорошо, что Лили не видела самого ужасного позора. Положение не такое плохое, верно? Через два дня все уедут на каникулы, будет целое лето, чтобы забыть.

Мой тайный страх, что Лили наконец обратит внимание на Поттера, который вовсю вьется вокруг нее, сегодня снова дал о себе знать. А может, мне все это показалось? Я был так унижен и разбит, что мне запросто могло померещиться. Мы с Поттером оба знаем, в чем между нами дело, но раз он решил напасть, то со стороны Лили нет и намека симпатию? Не будь так, он давно не видел бы во мне соперника.

Она оттолкнула меня, но и Поттера тоже.

Я не Поттер и не Блэк, мне ничего не дается просто так, Лили не исключение, пора было к этому привыкнуть. А когда придет время, я буду настолько выше его во всем, что ей и выбирать не надо будет.

Ничего катастрофичного.

Расслабившись, я уперся затылком в каменную стену, вытянул ноги и зевнул.

Надо в спальню вернуться.

Но там сейчас празднование в честь окончания экзаменов, а участвовать в этом балагане нет совершенно никакого желания.

И чего Лили так взъелась на Пожирателей?

Снова зевнул.

Филчу бы не попасться.

Стало намного легче, шок наконец-то сошел на нет. Я устало прикрыл глаза. Хорошо, что этот день закончился.

Я шел по твердой потрескавшейся от засухи терракотовой земле, с редкими клочками высохшей травы. Под ногами поднималось облачко пыли. Безмолвие, казалось, распространялось в бесконечность. Куда ни глянь — чистый безоблачный горизонт. Но солнца не было, все словно потускнело.

Впереди виднелось пустое русло реки, я пошел прямо по нему, по мягкому с извивающимся рисунком илу, отложившимуся на дне. Впереди в неясном свете поблескивало что-то продолговатое. Я приблизился, это была сброшенная змеей шкура, разложившаася от времени.

И тут я увидел их.

Змеи — черные, ядовито-зеленые, оранжевые, белые. Они ползли вдоль русла, сворачивались кольцами, с любопытством обращали в мою сторону свои приплюснутые головы. А дальше, там, куда я шел, их было великое множество. Русло, кишащее этими благородными тварями, они тянулись прямо друг по другу, сплетая между собой свои упругие скользкие тела. Они сползались туда, шептались друг с другом. Можно было только следовать за ними, идти рядом с ними. Они задевали меня на удивление сильными ударами хвоста. Я ступил в их гнездо, мои ноги тут же оказались обвиты, точно жгутами.

Из самой гущи, изящно изгибаясь, поднялась на дыбы кобра.

В глаза ударил яркий свет, и я зажмурился.

За верхушками Запретного леса брезжил рассвет, растопляя черноту. Я поднялся со своего места, все тело ломило от сна на холодном камне, и побрел в свою спальню, пытаясь вспомнить, что мне снилось.

Это было что-то необыкновенное.

* * *

За окном проплывали бесчисленные, выжженные солнцем поля. Погода стояла неустойчивая, внизу колыхалась ярко-желтая пшеница, а совсем близко, за очередным подлеском, низко висела темно-серая туча. Я уперся лбом в оконное стекло и смотрел вниз на мелькающие шпалы и белый паровозный дым, который исчезал под вагоном.

Мне впервые хотелось вернуться в Тупик прядильщиков. Мальсибер и Эйвери никогда не приглашали меня погостить на лето. Впрочем, я не напрашивался, там я буду чувствовать себя неуютно. Ведь кроме школьной формы, у меня нет нормальной мантии.

Может статься, за лето мы с Лили наладим отношения, хотя я не был уверен, что даже примирение с ней избавит меня от висящего камнем на шее чувства неудовлетворения. Я давно замечал, с каким непониманием пялятся на меня ее друзья с Гриффиндора, и теперь полностью отдавал себе отчет почему. Рядом с ней должен быть кто-то сильный, уверенный в себе, известный.

Впрочем, ее отчужденность я замечал и раньше. Там, у озера, я глядел, как она сидит на берегу и опускает ноги в холодную воду, а сам не мог представить себя с ней рядом. Я только прятался в тени.

Не умею я быть у всех на виду. Надеюсь, мне удастся вытравить это из себя. Темному лорду нужны яркие личности, такие как Люциус.

Прислушавшись к разговору, я ухмыльнулся.

— …А если родители и дальше будут настаивать, чтобы я изучал Руны, я уйду из дома.

— Ага, и что будешь делать? — саркастично осведомился Мальсибер.

— Не издевайся, Кэссиус, не умею я как вы корпеть над книгами. Я больше по заклинаниям.

— Да, в этом ты преуспел, — с легким оттенком иронии сказал я.

— А вот и Северус очнулся! — весело воскликнул Мальсибер. — Сыграешь с нами в шахматы?

Отрицательно качнув головой, я потянулся к своему чемодану и извлек оттуда «Расширенный курс» Бараго, перо и чернильницу.

— Только не говори, что будешь сейчас готовиться к ЖАБА, — фыркнул Эйвери.

— Вовсе нет, Науэлл, — загадочно произнес я. — Не совсем к этому.

— Изобретаешь что-то? — догадался проницательный Мальсибер.

Ограничившись небрежным кивком, я открыл учебник. Оно должно быть где-то ближе к концу. Я не хотел, чтобы кто-то видел его, тем более Лили, поэтому оставил свои заметки на полях нетронутой части учебника.

Вот оно.

Secturaaltum.

Идиот. Sectura — это существительное, а не глагол. В Темной магии заклинания — почти всегда глаголы, повелевающие чему-либо свершиться безвозвратно, потому что, когда «маг творит его, он уподобляет себя Создателю». Во всяком случае, такое объяснение дается во всех книгах по истории Темной магии. Поэтому и Поттера мое режущее заклинание только слегка задело. Все равно что ножом порезать. Вид его крови порадовал, хотя и вызвал странное онемение внутри.

Больше со мной этого не случится, они не боятся бить в спину, вдвоем-втроем на одного, почему я должен опасаться причинить им вред? Да и мне хватит ума не попасться. В отличие от них.

Значит, Sectumaltum?

Нет, и еще раз нет. Получу очередной аналог Диффиндо.

Порубить этих подонков на куски. Sectus?

Если я хочу создать по-настоящему сильное заклятие, я могу использовать арамейский язык. Кедавра — «Как я сказал».

Sectum Kedavra.

Не чересчур ли это сильно сказано? Я не посмел занести такую фразу на поля учебника и какое-то время глупо пялился в пространство.

Мальсибер над чем-то громко засмеялся, хлопнула дверь.

Сбросив оцепенение, я огляделся. Друзья ушли.

Захлопнув книгу, я снова открыл наугад.

Поперек длинного перечня противоядий я как-то накорябал:

«Просто суй им в глотки безоар».

А чуть ниже было добавлено карандашом почерком Лили: «Хо-хо, очень смешно, Северус».

Бархатное тепло от ее нежданного привета вытянуло меня из мрачных размышлений.

Ты сделал свой выбор, я — свой. Лили оставила на бумаге добрый знак, а в лицо предпочла сказать мне это. Что случилось с той Лили, которую я знаю, до сих пор вызывало ступор, но о себе я теперь могу сказать кое-что с определенностью.

Прежде чем убрать учебник поглубже в чемодан, я промокнул перо в чернильнице и вывел на обратной стороне обложки:

«Эта книга является собственностью Принца-полукровки».

К вечеру, когда багровое предзакатное солнце освещало купе последними лучами, а поезд сбавил ход, вернулся Мальсибер. Его присутствие заставляло меня чувствовать себя скованно: моим друзьям предстояло воспользоваться порталами, чтобы добраться домой, чистокровные семьи крайне негативно воспринимали любые контакты с маггловским миром, а я собирался ехать на автобусе, поэтому уже облачился в уродливые брюки с протертыми коленями и старый пиджак отца. Лишь одно придавало мне сил — Мальсибер и Эйвери вряд ли имели полное представление о том, как одеваются магглы, и могли посчитать мой вид естественным.

— Пойдем, — позвал Мальсибер.

— Куда? — буркнул я, разгуливать в этом тряпье по поезду — удовольствие ниже среднего.

— Нам с Науэллом есть что тебе показать, — Мальсибер настойчиво придерживал дверь открытой. — Тебе понравится, серьезно, — подтвердил он в ответ на мой немой вопрос.

Нехотя я покинул купе. Коридоры опустели, через считанные минуты мы прибывали на Кингс-кросс, во всех купе было полно суматохи и возни. Наши передвижения остались незамеченными. Сдается мне, что Мальсибер неспроста выбрал именно этот отрезок путешествия.

Сектум, сектур, сектум. Я как по наитию продолжал думать о своем заклинании.

Мы быстро переходили из вагона в вагон по подрагивающему полу, после уютного купе в лицо бил холодный воздух из открытых окон. Через три вагона Мальсибер остановился возле купе с задернутой шторой. Не выказывая лишнего любопытства, я терпеливо ждал, пока он дернет ручку, но вместо этого Мальсибер постучал. Один короткий стук, три быстрых.

Дверь отворилась, открыл Эйвери с поразительно довольной физиономией. Мы зашли внутрь, и только тогда я огляделся.

На полу, лицом вниз, и на двух сиденьях лежали оглушенные студенты. Гриффиндорец Дирк Крессвел и хаффлпаффец Уэйн Прис с нашего курса, а третий, судя по всему скованный Петрификусом, с младших курсов.

— Надо отдать должное Науэллу, — сказал Мальсибер, — уложил сразу двоих.

Эйвери поклонился.

— И что вы ждете от меня? — бесстрастно осведомился я, несмотря на то, что определенные догадки у меня имелись.

— Нам требуется твоя фантазия, — сказал Эйвери, цепляясь за багажную полку, поезд резко дернуло. — Во что превратить этих типов? Так чтоб родная мать не узнала.

Поезд затормозил и остановился. В соседних купе с грохотом вытаскивали чемоданы и негромко переговаривались.

— Кэссиус предлагает применить Лачерарио рурсус. Но мне кажется, что это слишком просто для них.

Заклинание Лачерарио рурсус по своим эффектам походило на расщепление, которое происходит при неудачной аппарации. При умении оно могло заставить тело расчленяться и снова собираться до тех пор, пока заклятие не будет снято.

— А ты хоть раз применял его? — спросил я Мальсибера и сразу продолжил: — Вопрос был риторический. Так или иначе мы можем их случайно убить, и тогда нам не избежать неприятностей.

Я опустился рядом с тем, кто лежал на полу, пошарил в карманах и нашел палочку. Потом взял палочки остальных, они валялись рядом с владельцами. Переступил через тело и выкинул их в окно.

— Ничего мы делать не будем.

— Но они наши враги! — возразил Мальсибер.

Я глянул на того, кто лежал ничком на полу. Враги. Но это не повод бить в спину.

Улыбка Мальсибера увяла, Эйвери открыл рот, но я опередил его:

— Времени нет. Уходим.

Мальсибер отпер дверь, Эйвери тоже вышел, недовольно бормоча себе под нос. Я лениво повел палочкой в сторону обездвиженного:

— Финита.

Когда я пробирался по коридорам, заполненным студентами с чемоданами и орущими в клетках совами, я с сожалением глядел в спины друзей.

Неужели они могли решить, что мне придется по вкусу издеваться над уже поверженными врагами?

А потом я подумал: а поступил бы я так, будь на месте этих троих Поттер и Блэк? И пришел бы мне вообще в голову этот вопрос?

«Сектум, сектур, сектум», — крутилось в голове.

Может быть, необходимо производное от…

Semper — «всегда»?