Дети революции (гет)

Я не горжусь тем, что сделал. Даже если результат моего поступка стоил того, даже если бы он сам пришёл к этому решению, я этим не горжусь. Но, иногда у тебя просто не остаётся выбора, кроме как между злом и большим злом.

А.Таксон, отрывок из частной беседы.

Краткие периоды сознательности чередовались с долгими часами полубессознательного бреда, в котором он так и не мог понять, кто он, где находится, и что с ним произошло. В те недолгие моменты относительной ясности он слышал чей-то голос, басовитый и хриплый. Кто-то давал ему воду и, скорее всего, перевязывал раны, пульсирующие нескончаемой болью. Большего разобрать не получалось. Всё вокруг было мутным и не имеющим смысла. Голова то кружилась, то чувствовалась словно воздушный шар, то пульсировала, словно бы расширяясь и сужаясь с каждым ударом его сердца. Его бросало то в жар, то в холод, а каждый вздох порождал лишь новую волну боли.

В бреду он видел кошмары.

Он стоял перед Синдер на коленях, готовый выполнять её приказы. Он стоял напротив Блейк, обнажив клинок, а у её ног лежала светловолосая девушка, что была ей дорога. Блейк смотрела на него почти с детской обидой и недоумением.

— Ты же обещал мне, Адам! Ты же обещал!

Гира и Кали, без сомнений и вопросов принявших его в семью тогда, долгие годы назад, так же смотрели на него, и в их взглядах было видно отвращение и ненависть*.

Тела его братьев, устилающие территорию академии, погибшие не за правое дело, а как пушечное мясо, брошенное на баррикады, пока те, кто стоял за этим планом, пожинали плоды его успеха.

Он с трудом мог понять смысл этих видений, но каждое из них приходило с чувством отчаяния, потери и беспомощности. Всё было неправильно. Всё было не так, как он хотел. Блейк должна была быть в безопасности. Его братья, его Белый Клык должен быть героями, защищающими невинных и беспомощных от произвола. Он должен быть рядом с ними, сражаться в первых рядах, строя лучшее будущее...

Адам открыл глаза с коротким вздохом, и попытался приподняться с кровати, непонимающе нахмурившись. Кровать? Он лежал в кровати? Где находилась комната, в которой он лежал? Миссия пошла не по плану?

Миссия. Блейк. Воспоминания. Чужак. Синдер. Предательство.

Он моргнул, неверяще уставившись на свои руки, и нервно рассмеялся. Подобного не могло быть. Это был бред. Белый Клык, его бойцы, они не могли предать его. Они не могли склонить головы перед человеческой женщиной. Это было невозможно. Вне всякого сомнения, он просто бредил. Смех перешёл в кашель, и Адам скривился от боли, мучительно согнувшись. Опустив взгляд на грудь, он увидел наложенные на неё повязки, перекрывающие всю правую сторону, ту, куда ударил кулак Синдер. Осторожно надавив на центр ожога, он поморщился — грудь кольнуло болью. Рана была настоящей.

Значит, всё это не было ложью или бредом больного. Значит это было правдой. Как такое вообще могло быть?

Адам слепо уставился вперёд, не обращая внимания ни на интерьер комнаты, ни на свои ранения, ни на то, что он не видел рядом с собой верного оружия. Как это могло произойти? Как они могли его предать? После всего что он сделал для них, после того, как он делил с ними все лишения и тяготы, после того, как проливал свою кровь и кровь их врагов? Такова его награда? Такова их плата за его верность?

Дверь, ведущая в комнату, тихо скрипнула, и в неё шагнул широкоплечий мужчина с тёмными волосами и бакенбардами. В руках его был поднос с чем-то вроде супа. Аден Таксон. Когда Блейк уходила в город, она часто заходила к нему в лавку. Иногда она задерживалась там на несколько часов, читая книги, болтая с хозяином или помогая ему в работе. Иногда ему приходилось лично заходить за Блейк, потерявшей чувство меры и времени и вытаскивать её, недовольно ворчащую и чуть ли не шипящую на него в ответ, на улицу. То были хорошие времена. Сейчас же Адам не обратил на него внимания.

— А, ты наконец то пришёл в себя. Чудесно. Я уже устал кормить тебя с ложечки, честно говоря, — не дождавшись ответа Таксон нахмурился и поставил поднос на прикроватный столик, — Адам, ты вообще меня слышишь? Адам?

Не дождавшись от него ответа, Таксон недовольно фыркнул и повысил голос:

— Ты посреди ночи вваливаешься ко мне домой, выглядя так, будто за тобой гонялась вся атласская армия во главе с генералом Айронвудом, а затем отрубаешься у меня на пороге. Спустя день после этого, по каналам приходит оповещение о том, что Адам Таурус, лидер вейловской ячейки Белого Клыка, отстранён от должности за проявление преступной халатности и пренебрежение служебными полномочиями. В случае неявки в штаб в уставленный срок, ты будешь считаться дезертиром и предателем, со всеми вытекающими. Поправка, ты уже им считаешься, срок вышел три дня назад, — эти слова привлекли его внимание.

— Дезертиром? Предателем? — с неверием переспросил Адам, наконец очнувшись от своего ступора.

— Именно так, — кивнул Таксон, усевшись на кресло рядом с кроватью и скрестив руки на груди. Он явно был недоволен и слегка нервничал, — теперь потрудись объяснить мне, что за хрень происходит? Сейчас почти вся сеть агентов в городе гудит как улей, а основной лагерь требует поднять интенсивность вербовки практически вдвое! Когда у нас было столько оружия, чтобы вооружить каждого из новичков? Почти все боевые группы заняты на добыче праха, будто это последний день. Шахты, магазины, транспорт... — Адам недоумённо моргнул, — ах да, — спохватился Таксон, — ты уже тут пару недель валяешься. Ну, в общем, вот обстановка на сегодняшний день, — он вздохнул и недовольно передёрнул плечами, — не то, чтобы я много мог сказать, впрочем. Я же теперь у нас "нежелательный элемент", — Он обозначил последние два слова кавычками в воздухе, — слава духам, что хотя бы прикончить не решили. Нежелательный. Ха! Засранцы. Ладно, теперь-то потрудишься объяснить, что всё это значит?

Адам покачал головой, подобрав тонкое одеяло. Смысла утаивать информацию он не видел. По всей видимости, Таксон всё-таки укрыл его и выхаживал на протяжении всего этого времени. Стоило ответить ему хоть чем-то.

— Женщина в красном. Пришла вечером перед операцией. Заявила что ей нужна помощь, а в ответ она обеспечит прахом и деньгами. Я отказал. Она пришла на следующий день. В этот раз потребовала, потребовала! — он повысил голос, — присоединитесь или умрите. Я снова ответил отказом. И она разнесла нас. Меня, Амона, всех, кто был в лагере!

— Хм, — Недовольно проворчал Таксон. Он ожидал нападение крупного отряда охотников, регулярной армии или чего-то в этом духе, но одна женщина? Это было плохо, — что было дальше?

— Дальше? Вместо того, чтобы сражаться, они предали меня! Вот что было дальше! Они встали на колени перед человеком! Забыли все те клятвы, все те обещания, что давали при присяге! Склонили головы, словно послушный скот! — тон Адама, сначала тихий и опустошённый, постепенно набирал силу и ярость. Последние слова Адам холодно цедил сквозь зубы, еле сдерживая свой гнев, — Я проливал за них кровь. Я сражался и убивал во имя Дела! Такова их плата? Такова их верность?

Адам презрительно оскалился, сжав руки в кулаки:

— Быть может, Блейк была права. Они... Мы лишь превратились в банду грабителей и разбойников, готовых идти за тем, кто сильнее. Честь, гордость, все эти громкие слова о будущем нашей расы, о равенстве, о мести, такова им цена? Всё это настолько пусто и бессмысленно для них, что они согнулись перед первым же человеком, что оказался их сильнее? — Адам замолчал, глядя на собственные руки, —

Что же, пусть это будет их судьбой. Пусть это будет судьбой всего нашего дела. Пусть прогибаются перед человеком. Пусть вылизывают ему пятки. Пусть носят ошейники и поводки. Мне нет смысла бороться за то, что фавны отвергли сами.

Его голова мотнулась вбок от резкой пощёчины. Адам медленно поднял взгляд на привставшего с кресла Таксона. Губы старшего фавна были сжаты в тонкую линию.

— Я не советую делать это ещё раз. — Медленно произнёс Адам. Он принимал за оскорбление и куда менее наглые поступки.

— Тогда не неси эту хрень! — рявкнул Таксон ему в лицо, — ты хоть сам понял, что ты говоришь? Не смей плевать на дело всей нашей жизни!

— А что мне остаётся делать?! — зарычал в ответ оскалившийся Адам, — моё отстранение от должности — мы оба знаем, что это значит! Такое решение не принимается лидером одного отделения! Хан знает об этом, и её всё устраивает! Чем ещё это можно объяснить?

— И? — фыркнул Таксон, снова опускаясь в кресло, — парень, добро пожаловать в реальность. До тебя, наконец, дошло, что Белый Клык катится ко всем чертям! Думаешь, ты единственный, кто начал это осознавать? — Таксон покачал головой, — я был в Клыке с самого начала. Ты вообще знал, что раньше в нашей организации состояли и люди? Без дураков, люди! И они на самом деле готовы были защищать наши права. Немного их было, да, но всё же! А с тех пор, как пришла Хан, их попросту выжили, или сами они ушли, — фыркнув, Таксон продолжил: — сейчас никто не говорит о равенстве с людьми, нет, все словно помешались на мести и справедливости! Сколько будет стоить эта справедливость? Чем она нам обойдётся? Нравится тебе это, или нет, но именно люди основа современной цивилизации. Именно людям принадлежат фабрики, шахты и заводы. Именно люди, солдаты и охотники, защищают границы от гримм. Я не говорю, что многие из них не заслуживают мести. Я лет десять магазином заведую и уж расистов и сволочей на всю свою жизнь навидался. Но если мы просто решим их всех прикончить, то с чем мы останемся? С пустыми заводами и фабриками? С беззащитными границами? С ордами Гримм, решившихся поживиться свежим мясом? Мы не можем просто взять и перебить всех нехороших людей, не подставив под удар и фавнов!

Адам вспомнил картину разрушенного города и огромного дракона гримм, реющего над ним. Да, это была бы месть, великая месть людям. Их охотники, их солдаты, их совет — все они были бы бессильны против орд гримм, против неожиданной и кровавой атаки Адама и его братьев.

Но сколько фавнов погибло бы вместе с ними? Скольких прикончили взбесившиеся андроиды, скольких сожрали гримм, сколько погибло в панике, давке и взрывах?..

Он не пойдёт на такое. Нет. Но что ему оставалось делать дальше?

— И что ты предлагаешь, Таксон? — С сарказмом спросил он, — вернуться к протестам? Снова кричать в уши глухим? Это не сработало тогда, не сработает и сейчас!

— А что предлагаешь ты? — поинтересовался Таксон, скрестив руки на груди.

— Я пробовал протестовать, пробовал сражаться! И вот, что вышло! Я не собираюсь ничего предлагать. Белый Клык показал, насколько ценна моя служба, — Адам устало откинулся на подушку, — вот, чем они мне отплатили за верность. Я не стану сражаться за предателей и лжецов.

Всё было пусто и неправильно. От него ушла Блейк. Его бойцы, его собственный заместитель, предали его. Всё, что имело для него смысл, всё, что было ему дорого, превратилось в пыль, прах и обломки. Зачем тогда было делать хоть что-то? Зачем он вообще получил те проклятые знания, если они принесли ему лишь потери? Что ему было делать с ними теперь? Попытаться всех спасти? Зачем? Почти всем людям было плевать на страдания фавнов, на их притеснения и на наглый, неприкрытый расизм. Почему его должны волновать жизни охотников? Почему его должны волновать жизни тех, кто с оружием в руках поддерживает лживый, загнивший порядок? Пусть горят. Если он и использует эти знания, то только что-бы спасти Блейк, может быть её команду... Может быть. Остальные?

Директор, с его планами, схемами и тайнами? Ничтожества, открыто демонстрирующие расизм? Чемпионка Мистраля, смотрящая на это и не сделавшая ничего? Идиот с суицидальными наклонностями, решивший что весь прах его героических предков стоит хоть что-то?

На жизни этих людей, Адаму было абсолютно плевать.

Таксон некоторое время задумчиво молчал, поглаживая подбородок. Адам медленно оглядывал комнату, в которой он лежал. Стены с пожелтевшими от старости обоями, кровать, кресло, столик и покрытый паркетом пол. С потолка свисала лампа в некогда цветастом абажуре, выцветшем от света и оседающей на него пыли. Окно закрывала расписанная занавеска, а из открытой форточки можно было слышать крики чаек.

— Что с Блейк? — поинтересовался Таксон, — ты упоминал о ней.

— Она ушла, — объяснил Адам, — сказала, что устала от нашей борьбы. Устала от того, что наша свобода должна покупаться исключительно кровью. Я её отпустил. Думал, она зайдёт к тебе, раньше она часто это делала.

— Я её уже пару недель не видел, — Таксон покачал головой и нахмурился, — Постой, то есть ты взял, и отпустил её? Позволил ей уйти?

— Она — всё, что у меня есть, — Адам пожал плечами, — я не хотел её терять. Она бы всё равно ушла, рано или поздно. Ты знаешь Блейк. Уж лучше со спокойной душой, чем сбежала посреди ночи.

Таксон понимающе хмыкнул.

— Ты знаешь, из-за чего меня объявили неблагонадёжным, Адам?

Удивлённый внезапной сменой темы, Адам непонимающе нахмурился.

— Нет. Читал рапорт Амона, но он не вдавался в общие подробности. Просто записал тебя в предатели. Наверно поэтому сюда и приполз. Плохо помню.

Таксон фыркнул.

— Хочешь сказать, ты к этому не причастен?

Адам недовольно посмотрел на него.

— Я не хочу сказать. Я говорю. Ложь должна использоваться лишь тогда, когда она выгодна.

Таксон скрестил руки на груди.

— Именно. Поэтому ты сейчас можешь лгать, отрицая свою вину в моём, считай приговоре, чтобы я не решился выдать тебя нашим братьям.

Адам безразлично пожал плечами, отвернувшись. Он не собирался выбиваться из сил, отстаивая свою невиновность:

— Думай, что хочешь.

— Не то, чтобы я собирался это делать, — добавил Таксон с куда меньшим скептицизмом в голосе, — дважды предатель, всегда предатель, или как там говорят. К тому же, я уже решил что мне дороги назад нет. Ладно, возвращаясь к теме. Так почему, по-твоему, я предал наше дело?

— Полагаю, это связанно с твоими взглядами?

— Ага, сейчас. Я не настолько глуп, чтобы говорить об этом в открытую. Так, стариковское ворчание.

Таксон глубоко вздохнул, нахмурив брови. Из кончиков его пальцев выступили когти — его фавновская черта, обычно тщательно скрываемая от людей.

— Дочка у меня, — он поморщился, — вышла замуж за отставного военного из Атласа. Не знаю уж, как про это пронюхали, и всё, я уже предатель!

Рассмеявшись, Таксон вскинул руки в воздух.

— И что они от меня хотели? Чтобы я публично отрёкся от дочери? От единственной, кто остался от моей жены? Как же! И если бы ещё он сволочью был каким нибудь. Так нет же, они вместе счастливы. Осели в Вакуо, купили себе дом. Внучка у меня скоро будет. К себе приглашали, понянчить. Внучка. Вот как я от такого могу отречься, Адам, как?

Он не мог ответить на такой вопрос, поэтому просто промолчал. Таксон тяжело вздохнул и поднялся с кресла.

— Отдыхай. Ешь суп. Понадобится в туалет, за дверью направо. Ходи осторожно, тебе хорошенько досталось. Ожог второй степени, одежду пришлось срезать с кожи — тебе повезло, что был без сознания. Три ребра сломаны, одно из них пробило лёгкое. Ещё ты умудрился подхватить воспаление.

Адам молча кивнул.

Выйдя из комнаты и закрыв за собой дверь, Таксон покачал головой. Что за бардак.

Незнакомая женщина, вынесшая основную базу Белого Клыка. Адам Таурус на его пороге, полумёртвый. Блейк, воспринявшая его с ней разговоры близко к сердцу и решившая уйти из Белого Клыка. Адам, который спокойно отпустил её, даже не попытавшись помешать.

Он покачал головой. Не то, чтобы он хорошо знал молодого лидера Клыка. Блейк... Да, Блейк он знал хорошо. Девушка часто навещала его магазин, покупая различные книги или просто читая их, отсиживаясь в подсобке и слушая его ворчание по поводу и без. Адам же был далёким командиром, с которым Таксон перекидывался, дай духи, несколькими словами за каждую встречу. Но даже учитывая это, решение Адама отпустить Блейк выглядело неправильным. Не в его характере. Впрочем, Таксону было не о чём жаловаться, может у девчушки хоть что-то будет в порядке.

Он зашёл в подсобку, задумчиво перебирая стопки книг.

У него было два варианта. Первый — выходить Адама, дождаться, пока он встанет на ноги, и просто отпустить его с миром. Он не собирался сдавать его бывшим соратникам, это уж точно.

Но с другой стороны...

С другой стороны, Адам был талантливым лидером и бойцом. Да, юношеский идеализм мешал ему видеть вещи в реальном свете. Он делил мир на чёрное и белое, на врагов и друзей. Именно поэтому в пару к Адаму поставили более циничного и прагматичного Амона: первый был символом революции, этаким постерным мальчиком, привлекающим фавнов в организацию. Амон же рассматривал революцию с прагматичной точки зрения, видя мир как набор возможностей и препятствий. Работая вместе, они успешно компенсировали недостатки друг друга, осуществляя эффективное руководство отделением.

Именно поэтому, когда Адам был готов сражаться до собственной смерти, ожидая это и от других, Амон увидел в предложении пощады возможность продолжить дело революции, пусть даже и под началом человека. Адам был готов умереть за революцию, Амон предпочитал подход, при котором за неё умирали другие. Это не значило того, что Адам был глуп или не способен использовать ресурс, что оказался в его распоряжении. Если бы он не решил, что эта женщина является его врагом с самого начала, то, скорее всего, он бы принял её предложение. Но он отнёс её к противникам, что и стало причиной "предательства" Амона.

Сомнения у него вызывали и признание самого Адама дезертиром. Он сомневался в том, что предательство в их рядах зашло настолько далеко, до уровня самой Хан. А вот в тщательно спланированную ложь, скормленную ей тем же Амоном, за спиной которого стояла незнакомка, он поверить мог. В конце концов, лагерь был серьёзно повреждён, бойцы пострадали или вообще, были убиты, а Адам пропал с радаров. Свалить на него всю вину при таких обстоятельствах было достаточно просто. И вот, потери, финансовые и фавновские, списывались на ошибку Адама — вероятно выдуманный просчёт, связанный с его широко известным упрямством и твердолобостью. Амон же, в этой ситуации, выступал в качестве компетентного руководителя, сумевшего оперативно ликвидировать последствия действий Адама. И вот, Адам, не явившийся на слушание, становится предателем и дезертиром, а Амон занимает его место, позволяя таинственной женщине творить всё, что будет ей угодно.

Как бы не возмущалась его совесть, Таксон мог воспользоваться уязвимым положением Адама. Он не мог придумать ни одного варианта, в котором человеческая женщина, обладающая силой, деньгами и прахом, не стала бы угрозой не только для людей, но и фавнов города. В конце концов, после каждой акции Белого Клыка, люди начинали искать виновных. И если до неуловимых террористов, отсиживающихся в лесах и катакомбах, они добраться не могли, то вот простые фавны, не связанные ни с Клыком, ни с революцией, часто принимали на себя последствия борьбы их радикальных братьев. Как бы печально это не звучало, но такой ход событий был выгоден организации — чем больше притесняли фавнов, тем больше из них вступало в ряды Белого Клыка.

Надо было изменить эту ситуацию. Вырваться из цикла саморазрушения и ненависти. И Таксон не мог придумать никого другого, кто смог бы справиться с этим, кроме Адама. Белый Клык нуждался в перемене. Белый Клык нуждался в том, что бы его очистили от пагубного влияния. Белый Клык нужно было вернуть на правильный путь. Может быть это могла бы сделать Блейк, но не сейчас. Через год, два, но не сейчас. Сейчас она просто была не готова. А этого времени у них не было.

Ему ведь не нужно говорить о многом. Пара фраз, пара идей, и Адам сам ухватится за предложенное.

Да, сейчас парень не хотел ничего. Да, сейчас он был растерян и сломлен. Да, для того, чтобы остановить эту женщину, для того, чтобы изменить ситуацию, Адаму придётся обратить оружие против собственных братьев. Таксон тяжело вздохнул. Его собственные слова, сказанные парню, могут обречь других фавнов на смерть. Фавнов, виновных только в том, что они повелись на красивые речи и обещания мести.

Таксон долгие годы был вербовщиком Белого Клыка. Да, он не занимался этим уже несколько лет, занимая должность информатора и укрывая контрабанду. Но навыки ведь никуда не делись. Если он действительно хочет что-то изменить, то не только Амону придется пойти на сделку с совестью. Но будет ли хуже, если он не сделает ничего? Если он решит не вмешаться, позволит уйти из рук шансу пусть и опосредованно, но остановить женщину, возжелавшую использовать организацию, которой он посвятил всю свою жизнь, ради своих целей.

Таксон вышел из подсобки, громко хлопнув дверью.