Семейные ценности рода Блэк (гет)

В Большой зал Флинт явился злой, как армия йотунов.

Он швырнул Пьюси через стол пергамент, тот поймал, отложив приборы, развернул.

— Мерлиновы подштанники, — протянул он, передавая свиток дальше — Сольвейг, та Крегги, он Боулу, за ним — Монтегю. Последней увидела пергамент опоздавшая на обед Хиггс.

— Мордред! — она вернула пергамент Флинту, и он кивнул, подтверждая свое согласие с таким резюме. Единственное, из-за чего его лицо немного посветлело — остальные команды за своими столами были так же, как и они, исключительно обрадованы расписанием игр на Кубок Хогвартса в этом сезоне. Потому что из-за Межшкольного Кубка родной чемпионат уплотнили, решив закончить его еще до Рождества.

— По четыре недели между играми, — заметила Сольвейг. — У нас еще ничего расписание. Нет двух игр подряд.

— У гриффов матчи стоят лучше всех, — вздохнул Пьюси. — Полтора месяца между нами и воронами, а хаффлпаффцев они по-любому сделают, зуб даю.

Сольвейг нашла глазами Вуда за столом грифферов, возмущавшегося, что из-за плотного графика команда будет в постоянном напряжении, и вообще это бесчеловечно.

Вот же лицемерный засранец.

Глаза Вуда выдавали его с головой, бешеный огонь, полыхающий в них, говорил намного лучше, чем все его пространные речи, с которыми он выступал перед своими сокурсниками: странный гриффер был готов играть и в дождь, и в снег, с травмой спины, с чирьем на жопе... Это была настоящая мания, и Сольвейг понимала его, как понимал — она чуяла — Флинт, как понял бы Вуда и Петер Крам. Потому что кроме квиддича им был интересен только квиддич с командой, против которой еще не играли.

— Заткнулся бы ты, дятел, — рявкнул кто-то со стола Рэйвенкло. — У вас лучшее расписание!

— Отвали, Кармайкл, — развернулась к нему Робинс. — В том году лучшее расписание досталось вам!

— С каких мандрагор? — подключились к спору хаффлпаффцы. — Том, скажи ей!

— Вы ни разу не играли последний матч с сильным противником! — заявил капитан желтых Томас Эпплби, перелезая через лавку, чтобы обвинительно ткнуть Вуда пальцем в грудь.

— Удивительная самокритика, — заметил Вуд, отталкивая от себя чужую руку. — Что ж, в этом нам, и правда, очень повезло. Раскатаем вас перед Рождеством, чтобы было тебе, над чем в каникулы поплакать в подушку!

Сольвейг хмыкнула. Флинт, развернувшийся к остальным столам, чтобы было удобнее смотреть за перебранкой, тоже гоготнул.

— Эти вообще ни разу подряд не играют! — взвизгнула высокая рэйвенкловка, заметив реакцию притихших слизеринцев: в кои то веки все срутся не из-за них.

— Не перекладывай с больной головы на здоровую, Свирк, — посоветовал ей Пьюси, разворачиваясь обратно к столу. — Всем ясно, что Кубок школы сдвинули, чтобы сборная могла тренироваться перед международными матчами. Так что молчали бы, простые смертные.

Сольвейг едва не поперхнулась водичкой: такой наглости от прилизанного интеллигента Пьюси за пределами слизеринской гостиной она не ожидала.

— Еще неизвестно, кто попадет в сборную, Пьюси! — рявкнула в ответ девчонка, но тот даже плечами на это не передернул.

— Вуд? — протянул Кармайкл, подходя к грифферскому столу. — Мы чего-то не знаем про новые правила? Разве отбор в сборную будет не таким же, как в прошлом году?

Вуд сложил руки в защитную позу — точно в такой же стоял Флинт, вперив в него взгляд, — и состроил задумчивое лицо.

— Дай припомнить, — протянул он, — вот я получаю письмо из Хогвартса со списком учебников, вот результаты моих экзаменов, вот значок капитана гриффиндорской сборной... Нет, Кармайкл, значка капитана сборной Хогвартса я не получал. Почему бы тебе не спросить Флинта о правилах?

— Потому что этот говнюк не скажет правду! — возмутился тот, который только что наезжал на Вуда.

— Ты обвиняешь меня во лжи, Эпплби? — деланно-добродушным тоном поинтересовался Флинт, подходя к столу гриффов с другой, ближайшей к нему, стороны. Глаза его были темные, чуть прищуренные, и по ним Вуд мгновенно прочитал, что никаким спокойствием там не пахло. Флинт был в бешенстве, и по оттопыренным карманам брюк, куда слизеринец засунул руки, было видно, что кулаки его плотно сжаты, и единственное, чего ему на самом деле хочется сейчас, — это хорошей драки. Желательно, кровавой, и чтобы преподаватели не успели его оттащить от противника.

— Ты коверкаешь любую информацию, выдавая только ту часть, которая тебе выгодна. Если Хуч и впрямь разрешит тебе добрать команду единолично, ни одного человека не из Слизерина в ней больше не появится! Это бесчестно, Флинт, потому что в наших сборных тоже есть хорошие игроки, и то, что команда школы сейчас не укомплектована, говорит о том, что и у нас, и у синих, и у красных должны быть все шансы в нее попасть! Но только ты, тупой слизер, дай тебе власть, даже на поле нас не пустишь!

Ну, все, Эпплби, ты нарвался.

Флинт в мгновение ока перелетел через стол гриффиндорцев, распугав сидящих на лавке младшекурсников, дернувшихся в стороны, и почти не задев стоявшую на нем посуду, с размаху врезал капитану хаффлпаффцев по челюсти, тот отлетел на стоявшего сзади Кармайкла, но это его не спасло, потому что Флинт рванулся вперед, впечатывая кулак Эпплби в поддых, тот согнулся пополам, и Флинт уже готов был добить того локтем по загривку, но со спины на него бросился Вуд, схватил под мышками, оттаскивая. Сольвейг уже думала, что Флинт врежет и Вуду, который, в общем-то, был ни при чем, но Флинт на удивление быстро успокоился, хоть и грубо скинул с себя руки гриффера, освобождаясь из его хватки.

Пьюси меланхолично жевал, наблюдая за этой картиной.

— Мистер Флинт, мистер Эпплби, — директриса Макгонагалл быстро шла между столами к месту недавнего побоища, другие учителя стояли в немой сцене у преподавательского стола, — минус пятьдесят баллов с каждого. И неделя отработок...

— Со мной, — закончил Малфой, приближаясь с другой стороны, от дверей. — У обоих нарушителей весьма прискорбные успехи в моем предмете, я думаю, им пойдут на пользу наши ежевечерние встречи.

— Прекрасно, профессор Малфой, — поджала губы Макгонагалл. — Я надеюсь на вашу беспристрастность.

— Конечно, мэм. В семь в подземельях, — кивнул он Флинту, скривился при взгляде на разбитую рожу Эпплби и прошел к преподавательскому столу.

Флинт кивнул Вуду, с беспокойством смотревшему на него, и пошел к своему столу.

Сольвейг уже доставала из сумки любимую ментоловую мазь от синяков.

— Смажь костяшки.

— Что это, к Мордреду, было? — зашипела Хиггс. — Флинт, у нас завтра тренировка. И во вторник!

— Значит, потренируетесь без меня.

— Сейчас лишь бы значок не забрали, — пробормотал Пьюси. — Потому что тогда будет абзац.

— Не заберут, — Флинт сжал ложку так сильно, что побелели пальцы. Зеленая мазь холодила ему руки, запах ментола щекотал нос. — Ни одна желтая мантия не появится в сборной команде Хогвартса. Никогда, блять.

Неделя проходит в полусонном бреду; слизеринцы тренируются без капитана, гриффиндорцы зарываются на ЗОТИ, хаффлпаффцы опять гадят на Зельях, и вечер пятницы Сольвейг и Пьюси тоже проводят в лаборатории под присмотром Малфоя, переваривая вместе с Флинтом свои испорченные образцы Эйфорийного эликсира. Насупленный Эпплби, которого Малфой заставил перебирать картотеку ингредиентов, едва не скрежетал зубами, что его "подтягивали" по Зельям путем расстановки никому не нужных бумажек в алфавитном порядке по категориям. Сольвейг, вливая настойку горькой полыни, пока зелье не пожелтело, думала о том, что неплохо было бы припрятать остатки своего превосходного зелья до того, как Малфой уничтожит котел. Мало ли когда может пригодиться Эйфорийный эликсир?

— Мисс Ларсен, вы добавили в котел веточку перечной мяты?

— Да, профессор.

— Позвольте поинтересоваться, зачем? — не отстал Малфой, зависнув над ее котлом.

— Ну... я читала, что это может снизить побочные эффекты.

— Увлекались Зельями?

Да не то чтобы увлекалась. Просто в свое время поспорила с Петером, что прочитает все вышедшие в свет публикации самого молодого зельевара прошлого столетия. Она не помнит, почему спор зашел об этом, но помнила, как сидела в библиотеке с англо-норвежским словарем все свободное время в течение нескольких недель. Задница от этого затекала страшно. Зато английский неожиданно поддался.

— Изучала статьи Мастера Снейпа в "Зельеварении сегодня" за 1988 год, — призналась она, протягивая Малфою пузырек с образцом. Сольвейг могла поклясться, что образец великолепен.

Малфой ничего не ответил, только убрал все флаконы в шкаф и отпустил их с отработки.

— Можно я доварю завтра свою мазь, профессор? — остановилась Сольвейг на пороге лаборатории, откуда уже вылетел обрадованный окончанием мучений над пыльными карточками хаффлпаффец.

— Приходите вместе с мистером Флинтом, мисс Ларсен, — кивнул Малфой, задумчиво глядя на приведенный в порядок лабораторный стол, где стояли в ряд пустые студенческие котлы.

Сольвейг поняла, что ее вынужденный интерес к Мастеру Снейпу, гениальному зельевару и великому ученому, подарившему миру сразу несколько лекарственных зелий, настораживает Малфоя, когда он в очередной раз останавливается у ее котла вместо того, чтобы наблюдать, как Флинт готовит Бодроперцовое для Больничного крыла с другой стороны стола.

— Мисс Ларсен, откуда вы знаете этот рецепт? — вкрадчиво спрашивает Малфой, когда ее мазь от синяков и ушибов приобретает нужный цвет и консистенцию. Сольвейг выключает горелку и накрывает котел крышкой, давая ему остыть. Мазь получилась замечательная, и она надеется, что даже при том количестве драк, в которые они уже ввязались за три недели в школе, ей придется варить ее не больше двух раз до самого лета. Хотя, если вспомнить, что у них игры... Ну, может быть, три раза.

— "Тетрадь Принца-полукровки", — говорит она, принимая защитную позу. — Издание 2008 года.

Малфой расслабляется за какую-то долю секунд. Его взгляд перестает быть колючим и подозрительным.

— Это редкая брошюра, — замечает он, отходя к Флинту и его котлу. — Было всего двести экземпляров, все на английском.

— Я знаю, сэр. Это был подарок.

— Если вы закончили, можете идти, мисс Ларсен.

— Я заберу мазь, когда она остынет, профессор, — кивает Сольвейг.

— Можете зайти завтра. Не забудьте о таре.

Сольвейг еще раз кивает и уходит в гостиную.

Ее колотит после разговора с Малфоем еще пару часов.

Если бы его волновали ее успехи в зельеварении в каком-нибудь хорошем смысле, ну, например, протекции в Магический университет Лондона, Сольвейг бы еще могла понять пристальное внимание ко всему, что она варит, но Малфоя, кажется, волновало то, что она пользовалась некоторыми рецептами из редких книжек и журналов. Может быть, он думал, какие зелья она еще сможет сварить, если раздобудет рецепт? Может, боялся, что она начнет варить яды? Ну, так яды она варит и так неплохо. Особенно медленные, но этого Малфою лучше не рассказывать. Во-первых, не стоит подставлять профессоров Дурмстранга, которые включили обширную программу по ядам в обучение колдомедицине, во-вторых, мало ли как ей еще пригодится, что декан о ней этого не знает? Меньше знает — крепче спит.

В среду наказание Флинта заканчивается, и в четверг он ведет тренировку в своей уже понятной Ларсен манере. Много орет на всех, гоняет так, будто они сборная Англии и завтра финал Кубка мира, следит за каждым так, будто он им мамка родная, и — главное — хвалит редко, но за дело.

— Стал лучше бить, — будто невзначай говорит Флинт Монтегю, когда Боул пропускает его бросок и летит вниз поднимать квоффл, и Сольвейг видит, как Монтегю будто бы согревается. Потому что по его лицу уже несколько дней нельзя было понять, замерзает он, болит у него что-то или он просто не хочет ни с кем разговаривать. Но скупо брошенная реплика заставляет его, кажется, поверить в собственные силы, и Сольвейг радуется, потому что это значит, что Монтегю сделал еще один шаг в сторону сближения с командой. А это очень хорошо. У них остается чуть больше двух недель до игры с Гриффиндором; Боул уже не боится сломаться раньше, чем закончится тренировка, и потому чаще отбивает мяч, чем падает вместе с ним сквозь кольцо в попытке поймать обеими руками, Хиггс ловит снитч не раз за тренировку, ну а Флинт и Пьюси учат Монтегю играть не только самостоятельно, но и в связке. Крэгги... Крэгги просто молодец. Потому что про Астрономию он все-таки не забыл, и с углом отскока бладжера от кольца поработал.

— Ох ты ж, — выдохнул Флинт, когда Крэгги провернул этот трюк и отбил отлетевший назад через полполя мяч обратно в кольцо, — силен, пацан.

Крэгги зарделся. Сольвейг показала ему большой палец.

Она очень хорошо помнила, как ей было важно влиться в команду тогда, в одиннадцать лет, когда Драганов смеялся над ее манерой держать биту и предрекал неисправимые изменения в фигуре, свойственные всем женщинам-загонщикам. Но это было только за пределами поля и совсем недолго, пока кэп не сказал ему, что команда — это семья. Может быть, Драганов и не был с этим согласен, но больше не задирал ее на почве квиддича, кое-чему даже научил, а в свой последний год в институте очень часто летал с ней, показывая всякие фишки, которые успел выучить. Сейчас она умела делать все его финты, и, если честно, не была уверена в том, что выучила бы их без глубокой эмоциональной заинтересованности в Драганове не как в игроке национальной сборной Болгарии.

Задрало думать о Драганове.

Сольвейг ложилась спать пораньше, много читала учебники, помогала малышне разобраться с движением палочки при выполнении заклинаний — все, чтобы не думать о Драганове, но он все равно то и дело мелькал в мыслях.

А потом Драгановская сова Бьянка принесла письмо, простое, не вопилку.

"У отца какие-то мутки с твоим прадедом. Они, кажется, собираются заключать контракт на совместное производство защитных артефактов. Отец вызвал меня прямо со сборов, чтобы мы вместе нанесли визит лорду Ларсену. Я в душе не знаю, что им от меня надо, но, Ларсен, если ты что-то знаешь, пожалуйста, напиши мне. Д.Д."

Сольвейг нацарапала пару строчек о том, что Фолквэр Ларсен вроде как не хотел иметь с ней ничего общего и что она в Шотландии, поэтому вряд ли способна как-то помочь, и отправила обратно тут же. Бьянка легко клюнула ее в ладонь, прощаясь.

На душе стало мерзко, захотелось закутаться в плед и сидеть у камина, глядя в огонь, как она делала летом после Чемпионата мира. Просто сидела в гостиной, поджав под себя ноги, зажигала и гасила огонь в камине без палочки. Родители уже спали, ей было некого стесняться. Сил жалеть себя не было. Просто было противно, будто вляпалась во что-то липкое и вонючее.

Да, думать о Драганове определенно ее достало.

— Я не хочу лезть не в свое дело, Ларсен, — начал Пьюси за завтраком, — но мне кажется, что ты из-за чего-то грузишься уже почти неделю. И если бы это не сказывалось на учебе или тренировках, я бы не стал говорить об этом. Но игра уже через две недели, нет времени особенно раскачиваться. Поэтому, давай, скажи мне, что у тебя все в порядке, и никто не умер.

Он уставился на нее во все глаза, состроив самую заинтересованную рожу в мире.

— У меня никто не умер, Пьюси, — заверила его Сольвейг, намазывая тост маслом. — Но я предупрежу тебя, если что-то изменится.

Вот бы со стариканом Ларсеном что-то приключилось.

Хотя, ладно, по-хорошему, похрен на лорда Ларсена. Пускай его.

Потом они с Флинтом и Пьюси еще потратили в сумме сорок баллов на ругачку с грифферами на Трансфигурации, и старая кошка Макгонагалл оставила их полным составом драить парты в классе; самым обидным в наказании было то, что ни одного гаденыша из Гриффиндора при этом отработкой она не наказала. Да и баллов сняла меньше.

Вот она, ее хваленая беспристрастность в действии.

В итоге за неделю до игры с красными часы Слизерина в холле стояли совершенно пустые, изумруды поблескивали в верхней чаше, и Сольвейг как-то застала грустного Паркинсона за их разглядыванием во время ужина.

— Ты чего? — подошла она.

— Там были наши двадцать баллов, заработанные на Чарах, — сказала мальчик, постучав по нижней чаше. — Мы с Гринграсс из кожи вон лезли, чтобы Флитвик нас похвалил, а потом...

— Понятно, — погладила его по голове Сольвейг, не став заставлять договаривать. Нарлу же понятно, что младшекурсники обижаются на старших: с них троих снимают столько баллов, что потом всему факультету не добрать.

Паркинсон вылез из-под ее руки и пошел в подземелья.

— Паркинсон, я тебе обещаю: на квиддиче мы вернем все снятые баллы! — крикнула она через холл.

Первокурсник ничего не ответил, припустив вниз по лестнице.

Сольвейг хмыкнула и пошла в Большой зал.

Ей нравился Большой зал как место, где всегда что-то происходило. Здесь не только ели и слушали объявления директора, здесь ругались, спорили, обменивались новостями, здесь читали письма, полученные за завтраком, и листали прессу, принесенную совами, здесь мирились, обнимались, поздравляли друг друга с праздниками — и сколько бы слизеринцы не фырчали на все эти публичные проявления эмоций, Сольвейг нравилось, что Большой зал — это такое живое место, не похожее ни на одно помещение Дурмстранга, где было гораздо меньше кабинетов и залов, но зато больше студентов, и многие из них были нелюдимые и мрачные. А здесь были самодовольные умники рэйвенкловцы, трудолюбивые обормоты хаффлпаффцы, пафосные задиры грифферы... Да тут банально было веселее, чем в Дурмстранге, хотя там у нее был Петер, ее самый близкий друг, который знал ее, как облупленную.

Здесь она для всех просто Ларсен. Девчонка из Норвегии, которая колдует не так, как велит преподаватель, варит непрограммные зелья и ставит невербальные щиты.

И, ах, да, она сломала пальцы прошлому ловцу хогвартской сборной по квиддичу на групповом этапе соревнований. И на ней тогда была красная мантия Дурмстранга.

Короче, особенно ее тут не за что было любить.

Да, ладно вам, она удивилась, что слизеринцы приняли ее за свою сразу же после непонятно чем обоснованного решения Шляпы отправить ее на этот факультет. И, если послушать все, что говорят о слизерах на других факультетах, то ей вообще категорически непонятно, что на Слизерине делает Флинт, по поступкам похожий на Вуда, как отражение в зеркале, чертовски умный Пьюси, играющий сноба только на публике, маленькие Гринграсс, недавно в слезах и соплях притащившие в гостиную котенка с перебитой лапой — лапу Сольвейг зверенышу залечила, и теперь он общий, слизеринский, Хлоя назвала его Салли — в честь основателя факультета. Один Всеотец, да они все не такие, как про них говорят! Они не змеи.

Хотя, наверно, другим Домам они бы тоже не подошли.

Она бы точно не знала, как ей смотреть на все, что творится на уроках, будь на ней галстук другого цвета. А пока он зеленый, было абсолютно нормально швыряться в обидчиков неприятными заклинаниями и влезать в маггловский мордобой. Этого от нее, в принципе, и ждали. Даже провоцировали.

— Ларсен, чего задумалась? — плюхнулся рядом Флинт, пододвигая к себе блюдо с картофелем.

— Да так, — мотнула она головой. — Наши часы опять пустые.

Флинт отложил лопатку и пристально посмотрел на нее.

— Слизерин не выигрывал Кубок Школы ни разу за последние шестнадцать лет. Только квиддичный.

— Но очки плюсуются?

— Да. Мы отыграемся на квиддиче. Всегда отыгрывались.

Сольвейг достала булочку из корзинки, отщипнула кусок.

— Тебе не кажется, что в Слизерин попадают те, кто не сможет выжить на другом факультете?

— Ларсен, так можно сказать про все факультеты. Прекрати грузиться.

— Пьюси сказал мне то же самое в прошлую пятницу.

— Пьюси деликатнее меня. Но я могу на тебя лишний раз наорать.

— Как только мне это понадобится, я сразу приду к тебе, — пообещала Сольвейг и ушла в спальню.

Салли спал на ее кровати, свернувшись в серый меховой клубок. Сольвейг погладила его и вынесла в гостиную, где его с радостью забрала Адели Гринграсс. Котенок, перекочевав с матраса на девчачьи колени, даже не проснулся.

Вместо того, чтобы делать домашнее по Уходу, Сольвейг достала маггловский блокнот и обычную шариковую ручку, забралась с ногами на кровать, чего никогда не могла бы позволить себе сделать в казарме до отбоя, и принялась сочинять письмо Петеру. Когда она спросила Флинта в ту субботу, когда они ходили в Хогсмид, можно ли достать где-то маггловские географические карты, он посмотрел на нее с видом человека, никогда не ходившего на Маггловедение. И, к сожалению, ничего не смог рассказать о том, где находится ближайшая к Хогсмиду маггловская деревня. А Сольвейг, да, хотелось добраться до радостей бесплатного вайфая и позвонить домой и Петеру.

Все началось в Дурмстранге с учителя Маггловедения Хансена, кабинет которого был полностью экранирован от магии. Он предпочитал погружать слушателей своего курса в мир магглов с головой, учил чистокровных азам чужой политики и экономики, проводил параллели с магическим миром, рассказывал о маггловской культуре, заставлял читать маггловскую литературу и показывал оскароносные фильмы... А потом Сольвейг поняла, что это ее любимый учитель — потому что он принес на урок маггловский сотовый телефон, и в его кабинете мобильник — работал.

Хансен рассказал ей, как долго спорил с директором о необходимости электроподстанции и телефонной связи, как тянул Интернет и сам вместе с состоящей из одних сквибов строительной бригадой летом экранировал помещение для занятий. И разрешил приходить по вечерам подзаряжать телефон и звонить родителям. Его кабинет между своими так и назывался — Запитка.

Иногда каждому нужно было слышать голос близких людей. Сольвейг могла отправить родителям Патронуса. Они ей не могли послать даже громовещатель.

Петер быстро проникся удобством сотовой связи и тоже стал звонить матери — семья Крамов жила в маггловском районе, потому что в магических кварталах на Виктора Крама нападали поклонники с требованием автографов и совместных колдографий. Потом, когда они разъезжались на лето, Сольвейг звонила и писала другу смс, они обменивались фотографиями, скидывали друг другу маггловскую музыку... Это было единственным, что полюбил Петер в маггловской культуре и технике, но Сольвейг была рада: когда Крам был за тысячи километров, они могли общаться прямо сейчас, вслух, голосом — так, как не снилось никакой совиной почте. И сейчас ей очень этого не хватало.

Если нельзя аппарировать в Лондон, то хотя бы до какой-нибудь деревушки в шотландской глуши, где есть любой намек на сотовую связь.

Она чертовски по ним соскучилась — маме, папе и Петеру.

И никаким письмом этого не выразишь.

Сольвейг писала о Флинте и команде — ничего конкретного, просто, что ее взяли, и скоро у нее первая игра; о слизеринцах — какие они непохожие на студентов других факультетов; о том, как в Хогвартсе бурлит жизнь, как они ходили в Хогсмид, как она подлечивает знакомых по мелочам и живет — просто живет. И она знала, что Петеру это будет действительно интересно. Потому что и он писал ей о жизни Дурмстранга, будто она совсем не знала, как может жить суровый Институт магии в Ютунхеймене.

На четверговой тренировке Флинт загонял команду так, что Хиггс вытошнило, как только она слезла с метлы. Они отрабатывали, в общем-то, самые основные упражнения на координацию, но вместо положенных двух часов тренировки Флинту как-то удалось уговорить мадам Хуч разрешить им пробыть на поле до десяти вечера; Флинт бы и до отбоя продержал, но Хуч на это бы никогда не согласилась. И хотя к концу этих трех часов Флинт уже гораздо меньше орал на полорукость Боула и нерешительность Крэгги, не желающего бить по своим, даже когда они разделились (Флинт и Крэгги в одной команде, Пьюси, Монтегю и Сольвейг — в другой, Боул и Хиггс сами за себя), вся команда была взмыленной, уставшей и злой.

— Флинт, даже не подходи ко мне завтра, — взмолился Пьюси, забрасывая метлу на плечо, когда они шли в раздевалки. — Я не пойду с тобой летать. У меня завтра будут ноги дрожать до обеда.

— Позову Ларсен, — ответил Флинт.

— У Ларсен тоже ноги подгибаются, как будто ее весь вечер жестко трахали, — призналась Сольвейг. — Я бы сходила на тренажеры лучше, но здесь же нету.

Флинт пожал плечами.

Хиггс, вытирая рот носовым платком, благоразумно молчала.

Сольвейг стояла под душем почти полчаса, хотя знала, что до отбоя остается всего ничего. Мышцы, разгоряченные тренировкой, приятно ныли. Она любила тренироваться до сладкой боли в ногах, хотя и знала, что сейчас едва сможет доползти до своей кровати и завести будильник на полвосьмого.

Самые клевые штуки в этой жизни — это сон и еда, — любила повторять ей подруга и соседка по дому в Осло. Двадцатилетняя красотка Тея Сёренсен, студентка медицинского факультета UiO и стопроцентная маггла, редко появлялась на виду не в стиле мне-так-удобно-пошли-все-нахер, хотя и ненакрашенная была невероятной. Ее даже вечные темные круги под глазами не портили. "Сон даже круче, — сказала она как-то Сольвейг, когда они встретились в супермаркете на кассе. — Сон — это бесплатно".

Полет — это тоже было бесплатно. Метле было плевать, как Сольвейг выглядит и в кого она влюблена. Летать под Дезиллюминационным можно было до дрожащих ног и затекших рук. Летать — было гораздо интереснее сна и еды. Уж Сольвейг-то знала.

А еще летать было круче секса, потому что летать можно было и одной.

— Если ты не передумала насчет тренажеров, то есть идея. Приходи на восьмой этаж завтра после уроков, — приглашает Флинт, дожидаясь ее у входа в женскую раздевалку, и Сольвейг вздрагивает, увидев его на пороге. Флинт отодвигает ее в сторону и закрывает дверь раздевалки на ключ. Кто бы мог подумать, что их двери закрывают ключом, а не заклинанием?

— Заброшенный кабинет? — уточняет она, кутаясь в куртку. Носить мантии вне занятий и игр — глупость, думает Сольвейг. И если здесь нет четких требований носить эти чертовы мантии постоянно, она не будет этого делать чаще, чем необходимо, чтобы не снимали баллы.

— Лучше. Увидишь.

Чертов интриган.

— Ладно.

В пять часов она приходит на восьмой этаж и видит Флинта, стоящего у окна в тупике. Он стоит спиной к ней, навалившись на подоконник.

Последние полтора часа она писала эссе по Чарам, Пьюси помогал первокурсникам разобраться в составлении трансфигурационных формул, а Флинт был на Маггловедении. Сольвейг не нравилось, что он ходит туда один с курса, она даже просила преподавателя позволить ей присоединиться, но профессор Саммерс ей не разрешил, сославшись на разницу программ Хогвартса и Дурмстранга. Вот же принципиальная зюзя.

Сольвейг знает, что Флинт слышит, как она подошла и остановилась в шаге за спиной, но не поворачивается, продолжая глядеть за окно. На пустом поле летает кто-то в красной мантии. Сольвейг готова поклясться, что это маньяк-Вуд.

— Флинт? — тянет она его за рукав, подходя еще ближе. Парень поворачивается к ней, являя миру свой синяк на всю скулу, рассеченную бровь, залепленную куском пергамента, и лопнувшую губу с засохшей кровавой коркой.

— Пройди три раза вдоль этой стены. И думай о том, что тебе нужно прямо сейчас.

Сольвейг так и делает. Она сосредоточенно идет вдоль стены три раза, думая, что мечтает наложить на Флинта Диагностирующие чары и не обнаружить ни сломанных ребер, ни ушибов внутренних органов.

— Добро пожаловать в Выручай-комнату, — говорит Флинт, кивая на двустворчатую дверь, появившуюся в стене. — Интересные у тебя представления о тренажерном зале, — замечает он, морщась от боли в разбитом лице, едва переступив порог.

— Заходи и ложись на койку, — обрывает его Сольвейг, закрывая за собой дверь. — Почему не пошел к Помфри?

— Она продержит до воскресения. Завтра игра. Я не могу провести этот день в Больничном крыле.

Ладно, это просто еще один самодовольный мальчишка, который подрался накануне матча. Ладно, она просто посмотрит, что там с его ребрами.

Диагностические чары подсвечивают красным три ребра, лицо и руки — повреждения относительно легкие, это она залечит, это она умеет.

— Тебе повезло, что нет сотрясения, — сообщает она Флинту, — если бы было, я бы тоже настаивала на выходных в постели.

Сольвейг размахивает палочкой над его торсом, выписывая хитрые пассы. Учитель Бьёрнстад, читавший курс общей колдомедицины в Дурмстранге и бывший ожившим кошмаром всех студентов отделения, настаивал на том, чтобы применять заклинания при внутренних повреждениях как можно реже, обходясь одними зельями, но Сольвейг с ним была не согласна. Как спортсмен она отлично знала на собственном опыте, как болят сломанные ребра — и как заживленные. Ни в какое сравнение не идет. Хотя Костерост по-любому пить.

То, что она нашла в аптечке Костерост, Сольвейг обрадовало. Воровать в Больничное крыло она бы не пошла, просить у Малфоя было чревато расспросами, а самой варить было бы слишком долго. Но Костерост был, почти полбутылки, на три ребра Флинту точно хватит. Она заставила его выпить мерзкое зелье. Флинт мужественно проглотил полный бокал в два глотка, зажмурился до выступивших в уголках глаз слез, но даже не пожаловался на вкус. Сольвейг мысленно улыбнулась. Даже Петер обычно ныл, когда нужно было принимать это зелье, а нытье было вообще не в его характере. Иначе они бы никогда не сошлись так близко.

Выпоив Флинту стандартный флакон Кроветворного и треть бокала Зелья Сна-без-сновидений (настоящий колдомедик носит походную аптечку с собой даже в спортзал), она принялась его раздевать, чтобы намазать синяки и ссадины любимой ментоловой мазью. Когда она проводила пальцем по его губам, думала о том, чтобы не мазнуть случайно на слизистую: как ни крути, приятного в этом мало.

Спящий Флинт был красив. Даже с разбитым лицом. Конечно, ему было, в кого: Маркус Флинт заметно похорошел со школьных лет, о чем не без удовольствия говорил в интервью "Квиддичу сегодня", Сольвейг читала в прошлом году, когда шел групповой этап отборочных на ЧМ-2014. И его жена наверняка была очень красивой; чистокровные редко женятся по любви, но любят мужчины глазами, что маги, что магглы. Сольвейг знала, что лорд Ларсен выдаст ее замуж сразу после школы, и единственный шанс избежать этого для нее — быть изгнанной из Рода. Она была на это согласна. Она не наследница. Но Маркус Флинт, наверное, очень любил маму своего сына, раз женился на маггле, наверняка пойдя против своей семьи.

К ужину Сольвейг спустилась в Большой зал, чтобы поесть самой и принести еды Флинту. Еще надо было обеспечить себя прикрытием Пьюси.

Кажется, то, что старостой был именно Пьюси, способный заговорить зубы любому преподавателю, вытягивая время, было тем, что уравновешивало карму факультета. К слизеринцам относились с предубеждением, в отношении них никогда не действовала презумпция невиновности, но Александр Пьюси открывал рот и разделывал оппонентов под орех. Те два года, что он уже был факультетским старостой, змейкам жилось гораздо лучше, чем раньше, потому что Пьюси был готов прикрывать своих до самого конца.

Сольвейг как раз складывала печеночные котлеты в салфетку, когда за ее спиной появился профессор Лонгботтом.

— Мисс Ларсен, все в порядке?

— Да, профессор.

Она состроила самую невинную мордашку, какую могла себе представить. Сидящий напротив Пьюси скривился: невинность у Сольвейг на лице изображалась как-то особенно жалко.

— Тогда зачем вы собираете еду?

Пьюси благоразумно пришел на помощь, понимая, что Сольвейг под взглядом профессора Гербологии затупила:

— Близнецы Гринграсс нашли кота две недели назад. Его подкармливает весь факультет. Он довольно прожорливый, профессор.

— Любовь к животным — это прекрасно, — кивнул Лонгботтом. — А где мистер Флинт, вы не в курсе? Двое моих студентов и один хаффлпаффец сейчас в Больничном крыле после инцидента на Маггловедении. Боюсь, и мистеру Флинту так же необходима помощь мадам Помфри, как и остальным... участникам.

— Мы спросим об его самочувствии, как только увидим, сэр, — пообещала Сольвейг. — Если вы не против, мы хотели бы доесть и пойти писать эссе по Высшим Зельям. Завтра игра, мы можем не успеть сделать все за воскресенье.

— Конечно, мисс Ларсен, — вздохнул Лонгботтом. — Мистер Пьюси.

Когда он ушел, Сольвейг выдохнула.

— Прикрой перед Малфоем, — попросила она. — Мы будем там, в Выручай-комнате. Если в течение ночи поить Флинта зельями несколько раз, это даст хороший эффект. В принципе, лечение Костеростом у него вообще имеет положительную динамику...

— Ларсен, завтрак в восемь, игра в десять. Вылечи его, и приходите.

— Хорошо.

Она быстро вышла из Большого зала, столкнувшись в дверях с мелкой Уизлеттой. Белобрысая зыркнула на нее, как на Предателя Крови, толкнула плечом и пролетела мимо. Сольвейг хмыкнула и поспешила к Флинту.

Надо будет не забыть спросить, с кем он подрался. Или не спрашивать. Иногда Сольвейг не знала, что лучше.

Перед отбоем она влила в уже сопротивляющегося лечению Флинта вторую порцию Костероста. Даже пришлось пригрозить, что она может его обездвижить.

— Что там говорят? — спросил Флинт, опускаясь на подушку после того, как Сольвейг забрала у него бокал из-под зелья.

— Что ты отправил трех человек к Помфри. Лонгботтом интересовался, не знаем ли мы, где ты. Пьюси сказал, что не знаем.

Флинт удовлетворенно кивнул.

— Расскажи про Выручай-комнату, — попросила Сольвейг, садясь на возникшую рядом с Флинтовой койку. Видимо, комната подстраивалась подо все нужды посетителей.

Выручай-комнату, начал потихоньку рассказывать Флинт, нашла два года назад семикурсница, убегавшая от миссис Норрис Третьей, такой же полосатой, как и предыдущие, кошки уже очень пожилого завхоза Филча. На прощание она передала свое знание Пьюси, полагая, что староста найдет, как воспользоваться информацией. Пьюси рассказал Флинту, и кроме них на факультете не знал о необычном помещении больше никто. В Хогвартсе вообще думали, что Выручай-комната утрачена после Последней Битвы. Привидение на уроках Истории Магии рассказывало, что ее сожгли Адским Пламенем в ту ночь, и профессор Малфой подтверждал. Но, видимо, комната исчезла только как хламовник, где и произошли те события. Потому что и площадку для дуэлинга, и спальные места, и туалет, и чулан для швабр комната вполне себе продолжала предоставлять всем нуждающимся. И Флинт справедливо думал, что у Сольвейг может получиться попросить у Выручай-комнаты тренажерный зал. Но Сольвейг попросила медицинскую палату.

Сольвейг уже спала, когда в Выручай-комнату ворвался серебристый дымчатый орёл Патронуса. Голос был совершенно пьяным.

— "Ларсен, ты выйдешь за меня?"

Сольвейг подняла голову от подушки, посмотрела на приподнявшегося на больничной койке Флинта. Видимо, Патронус и его разбудил, по крайней мере Сольвейг слышала, как Флинт засыпал: после приема Костероста это было сложно, но тем, у кого солидный опыт — все игроки в квиддич это знают, — гораздо проще привыкнуть к боли в сращиваемых костях. Иногда Сольвейг жалела, что у Патронуса функция не только защитника, но и вот такая — коммуникационная. Стоило поблагодарить Драганова, что в этот раз он отправил ей сообщение на норвежском. Она бы со стыда сгорела, пойми Флинт хотя бы слово из этого послания. Хотя, её фамилию Флинт наверняка понял.

— "Скажи мне имя того счастливчика, что врезал бладжером тебе в затылок, я отправлю ему открытку на Йоль", — пробормотала Сольвейг, взмахивая палочкой. Её ястреб вырвался через стену и улетел к адресату. Определённо, ей не хотелось, чтобы Флинт был свидетелем этому унижению.

— Поклонники одолевают? — прошептал Флинт, и Сольвейг могла поклясться, что он улыбается поджившими губами.

— С чего ты взял?

— Ларсен, не будь дурой, слово "бладжер" я пойму на любом языке мира.

Сольвейг засмеялась тихо-тихо, поправила Флинту одеяло и подула на лицо:

— Спи, Gå å sove. Завтра игра.