Семейные ценности рода Блэк (гет)

Субботнее утро для команды началось с магически усиленного командного голоса мадам Хуч, велевшей всем собираться на построение в гостиной. Ребят посрывало с кроватей, и все они, как были, в пижаме, вывалились из своих спален, немного шальные от раннего пробуждения: зарядкой-разминкой с пробежкой вокруг озера перед финалом Флинт решил пренебречь, ограничившись только "воздухом", а значит, все могли поспать на полтора часа подольше.

В гостиной хогвартской палатки вместе с неунывающей преподавательницей полетов, сверкающей на всех желтыми глазами, также стояли и замдиректора Лонгботтом, и декан Малфой, и профессор Флитвик, и даже сама Макгонагалл. Оглядев свою полусонную, позевывающую команду, директриса произнесла короткую напутственную речь, заключающуюся в том, что финал — это шанс прославить Хогвартс на весь мир и снискать благосклонность квиддичных селекционеров к ним, к игрокам, и, стало быть, определить свою будущую карьеру, если кто-то до сих пор сомневается. Каждый из деканов, чьи студенты сейчас стояли здесь, поблагодарил сборников за работу, проведенную в этом семестре, а Хуч даже слегка прослезилась, сказав, как сильно она ими гордится, — чего, конечно же, никто от нее не ожидал.

— Я настоятельно советую вам прийти на завтрак в Большой зал, — добавила Макгонагалл, уже подходя к пологу, чтобы покинуть палатку. — Вам будут рады другие студенты. Они все за вас болеют.

— Как же, — буркнул Флинт еле слышно, но директриса тем не менее услышала. Вуд, кажется, говорил, что анимагическая форма Макгонагалл — кошка, подумала Сольвейг. Тогда понятно, чего она такая... ушастая.

— Вы зря сомневаетесь в патриотизме студентов, мистер Флинт, — заметила она, повернувшись к нему. — В Хогвартсе каждый, кому нужна поддержка, получает ее. Нашей команде она нужна, и вы получите ее. Даже если мне придется наложить на трибуны массовый Империус.

— Прямо таки Империус? — не поверил Пьюси.

Малфой картинно закатил глаза.

— Фигурально, мистер Пьюси, — хитро улыбнулась Макгонагалл. — Но приказать эльфам подмешать немного Эйфорийного эликсира в тыквенный сок вполне в моих силах, — заверила она и все-таки вышла на улицу. Малфой разыграл целую пантомиму, выражающую его недовольство хамским поведением слизеринцев, которое — редкий случай — обошлось без снятия баллов, и ушел последним.

Флинт оглядел по-прежнему сонных игроков и махнул всем расходиться по умывальникам и переодеваться к завтраку. Отчего бы, действительно, не сходить утром перед квиддичем в Большой зал?

Сольвейг вышла из душа последней: в этот раз они с девочками тянули спички, и ей досталась самая короткая, так что ее очередь идти в душ была после всех. Она остановилась у входа в гостиную, выжимая волосы, и услышала, как Вуд громко шипит на Флинта, удерживая его в кресле. Стоящий рядом Пьюси направлял на кэпа палочку и листал толстенную книгу, лежащую на столике между креслом и диванами.

— Алекс, резче, — попросил Вуд. — Он снимает твое Силенцио.

— Выруби его и все, — предложил Пьюси, не отрываясь от страниц. — Ступефаем.

— Какого драккла вы творите? — поинтересовалась Сольвейг, заходя в гостиную. — Совсем охренели что ли? — она махнула рукой, снимая с Флинта всякие чары, и тот мгновенно вскочил, отталкивая от себя Вуда.

— Ларсен, ну вот только тебя тут не хватало... — протянул Пьюси, разочарованно поднимая на нее голову. — Теперь он нам точно наваляет. И это утром перед финалом!

— Погоди, — попросил Вуд, жестом останавливая стенания Пьюси, больше походящие на истерику. — Ларсен же! — воскликнул он, и Сольвейг посмотрела на него с недоумением. — Ты же нам можешь помочь!

— Я не буду вырубать Флинта, — тут же заявила она, и Флинт, кажется, посмотрел на нее с благодарностью.

— Всё, все на завтрак! — сказал он. — Ларсен, одевайся.

Сольвейг почему-то после этих слов почувствовала себя едва не голой перед ним в своей длинной футболке и коротких шортах, и впервые это ощущение было почти приближено к стыду. Она сразу вспомнила, как Флинт заворачивал ее в простыню тем утром перед полуфиналом. Наверно, в приличных аристократических семьях не было принято, чтобы девушка ходила среди чужих мужчин полуголой, но Дурмстранг и ее специализация напрочь сломали у нее представление о приличиях. Неудивительно, что ни одна девушка с Боевой магии, насколько помнила Сольвейг, не была замужем за представителем старой аристократии. Вроде как, все думали, что раз она жила в казарме с мужиками, то была едва ли не порченной. Всю жизнь Сольвейг плевать на это хотела, а когда столкнулась с Флинтом, еще второго сентября решившего выйти из ее комнаты, когда она собиралась на первый урок, а не поглазеть за тем, как она одевается, впервые за многие годы снова почувствовала себя девушкой. Это было странно.

— Ларсен, погоди, — попросил Вуд. — Сольвейг. Ты же можешь наложить на Флинта Диагностирующие чары?

— Могу. А что случилось?

— Ничего не случилось! Я прекрасно себя чувствую! — заявил Флинт, направившись к выходу, но Пьюси его перехватил:

— Мы же не тащим тебя к Помфри! Пускай Ларсен скажет, все ли с тобой в порядке!

— Но все и так в порядке! — возразил Флинт. — И мне не нужно просить Ларсен это подтвердить!

— Спокойно, — поморщилась Сольвейг. — Это десять секунд займет, — и резко бросила в него Диагностическое заклинание.

Проекция фигуры Флинта, серебристая с ярко-синим, появилась в воздухе. Сольвейг придирчиво осмотрела ребра, кости рук и ног, внутренние органы: все было цело и на своем месте. Магическое ядро, золотое с красным, переливалось в районе солнечного сплетения.

— Все хорошо, — сказала Сольвейг, уже собираясь развеять проекцию, как ее заинтересовало маленькое пятнышко, чернеющее у гиппокампа. Она повела на себя руками, приближая голову проекции, повертела ее в разные стороны, рассматривая получше, попробовала дотронуться до будто бы поврежденного участка, но Флинт дернулся, и Сольвейг тут же убрала руку. — Это... Флинт, я посмотрю, что это такое. Это не травма... скорее, внешнее воздействие. Я посмотрю в своем справочнике.

— Да все же нормально!

— Ты дернулся, когда я потянулась к проекции. Тебе стало больно?

— Неприятно, — признался тот. — Но все нормально. Правда. Может, это после того раза, когда мне бладжер в лицо попал?

— Где гиппокамп — а где лицо, — пробормотала Сольвейг. — После финала зайди, пожалуйста, к Помфри. Она наверняка сможет распутать это. Оно не влияет на функционирование организма. Но все равно лучше, если это уберут.

— Спасибо, — кивнул Пьюси серьезно. — Если потребуется, я отлевитирую его в Больничное крыло.

Сольвейг хмыкнула и ушла в комнату девочек. Что ни говори, а в Большой зал она еще ни разу не позволяла себе зайти в пижаме. Парни были в тренировочной форме, и Сольвейг тоже натянула ее — слизеринский зеленый свитер вместо игрового черного, который она наденет только перед самым вылетом на поле и традиционным приветствием соперника и судьи. Школьный свитер она не любила: шерсть была довольно колючей даже через рубашку (это и было причиной, почему она под мантию часто надевала водолазки и неформенные джемперы), а игровой — обожала. Он был мягким, очень приятным к телу. Сольвейг знала, что будет носить его и после окончания школы просто потому, что он классный. Безотносительно того, что он слизеринский, и ей бы стоило чувствовать некий патриотизм, когда она его надевает.

В Большом зале было впервые за многие субботние утра полно народу. Кажется, все студенты были подняты с постелей коллективными Будильными чарами. Сольвейг даже не знала, платили ли студенты Хогвартса за билеты на трибуны домашнего турнира, если быть честной, так что ей показалось, будто это действительно то, что обещала устроить Макгонагалл, и наполненность Большого зала была исключительно ее заслугой. Так-то на завтрак в субботу мало кто просыпался, а уж в воскресенье — так вообще, считай, единицы. Сольвейг и в свободное утро на неделе тоже предпочитала завтраку возможность подольше поспать. Иногда из-за этого к концу третьего занятия живот сводило от голода.

— Хэй, Ларсен! — окликнули ее со стороны стола Рэйвенкло, когда она проходила мимо. — Удачи!

— Спасибо, — улыбнулась она Джозефу Ламперту. — Крутая шляпа!

— Сами смастерили, — довольно отозвался загонщик воронов, кивая на свой забавный головной убор, лежащий на столе на месте отодвинутых в сторону приборов. Шляпа у него была в виде головы дракона: стилизованного, китайского, красного и очень угрожающе выглядящего. — С драконами вообще шутки плохи.

— Точно, — кивнула Сольвейг. Драконов она видела вблизи на экскурсии в Шведский заповедник между Коппарбергом и Арьеплогом, одного — шведского тупорылого — ей даже довелось погладить, правда, ящер тогда крепко спал под действием нескольких сильных заклятий. И это ощущение мощи, величия — его Сольвейг никогда не забудет, как и тепла, исходящего от шкуры огромного многотонного монстра, тогда так сладко сопящего точеными ноздрями. У нее была волшебная палочка с сердечной жилой дракона — и она чувствовала себя в безопасности рядом с этим огромным хищником. Хотя, возможно, это только потому, что дракон был спящим. Бодрствующих драконов им показывали только издалека. Стоя на специальной смотровой площадке, она вместе с другими дурмстранговцами могла видеть, как летят по небу крылатые твари — свободные в небе, как никто. В какой-то степени Сольвейг тогда позавидовала драконам, потому что им для полета не нужна была метла: крылья у них были с самого рождения, и летать они учились, едва вылупившись из своего яйца. Наверно, драконы были очень счастливыми.

Но работать с ними Сольвейг, наверное, не согласилась бы. На это нужно бесконечное терпение и любовь к ящерам. В Сольвейг была любовь, но терпения — нет, его не было. Она бы сбежала из заповедника уже через полгода, так и не доучившись.

Арчи Пьюси помахал ей, и Сольвейг тоже махнула ему в ответ, садясь спиной к столам других факультетов. Краем глаза она заметила, что драконьи шляпы производства Рэйвенкло украшают головы каждого третьего, если не второго студента. Вот бы увидеть в такой директрису Макгонагалл!

Вот бы прикупить такую для папы!

Вчера Сольвейг проснулась рывком, среди сна понимая, что лежит не в своей кровати, и все тело уже болит от неудобной позы. В гостиной палатки Димитра было еще темно, а за окном только занимался рассвет. На столике перед диваном лежала записка с требованием Драганова немедленно разбудить его, как только Сольвейг проснется сама.

Поверить не могу, что уснула тут, подумала тогда Сольвейг, потягиваясь.

Они быстро обсудили с Драгом, как вести себя дальше, и, не слишком долго споря, решили назначить церемонию псевдосвадьбы, на которой Димитр при журналистах и представителях власти собрался заявить о махинациях лорда Ларсена, на первые майские выходные.

— Вас же отпустят в Хогсмид, я правильно понял?

— Должны, — согласилась Сольвейг. — Если ничего не изменится. Если больше не будет нападений на деревню.

— Ну, если что, я попрошу твоего отца написать письмо Макгонагалл с просьбой отпустить тебя из школы. И пришлю тебе порт-ключ. И вот еще, — он достал из своей папки с эмблемой Кубка две сине-зеленые карточки, — проходки для твоих родителей. Работают, как и билеты. Порт-ключи одноразового действия, туда и обратно. Инструкция на обороте. Если сейчас отправишь, к обеду сова долетит до Лондона.

И Сольвейг отправила.

Родителей она увидела совсем мельком, когда они заходили на стадион. Сама Сольвейг в это время выглядывала из-под трибуны, дожидаясь, когда на установку придут мадам Хуч и Драганов. Их присутствие, кажется, было не слишком нужным, по крайней мере Флинт считал, что он и сам прекрасно справляется с воодушевляющими речами (а если нет, то в таком случае его вполне способен заменить Вуд), но они обещались заглянуть обязательно. Трибуны были раскрашены кроваво-красными флагами с эмблемой Дурмстранга и черными полотнищами с гербом Хогвартса, и даже просто — флагами с драконами и факультетскими хогвартскими стягами. Зеленых полотнищ Слизерина было гораздо меньше, чем красно-золотых гриффиндорских, но Хиггс сказала, что все равно приятно видеть, как школа болеет за "своих". Даже если и стали они "своими" для остальных трех факультетов совсем ненадолго.

— Не кисни, малая, ты не галеон, чтобы всем нравиться, — заметил Флинт, поправив ей застежку на щитке. При этом он так выразительно посмотрел на Сольвейг, что было вполне себе ясно: она тоже не галеон, и то, что Флинт с ней последние три дня образцово-показательно холоден, не результат разовой ссоры. Просто она ему не слишком нравится, и ничего фатального в этом нет.

Впрочем, насчет фатальности Сольвейг бы поспорила.

То черное пятнышко на проекции было в его мозгу неспроста. И это было основной причиной, почему Сольвейг с самого утра тренировалась на своей метле, на "Нимбусе 2012", а не на драгановской "Молнии Суприм", как раньше после начала Кубка. Один серьезный разговор Драганов ей точно задолжал, и вероятнее всего Сольвейг просто не захочет с ним больше иметь ничего общего после того, как разговор состоится. А тогда все равно придется идти за метлой, и она решила взять свою заранее. Она вообще за время завтрака очень многое обдумала.

До игры оставалось еще пятнадцать минут, как раз чтобы сбегать в туалет или попить — дальше до самого тайм-аута никаких остановок не будет. А зная Флинта, можно было предположить, что перерыв он возьмет только в случае, если кто-то из его игроков начнет плакать кровью.

— Драг! — окликнула Сольвейг Димитра, выходящего из тренерской. — Ты не хочешь мне ничего сказать?

— Никого не жалей, — ответил Драганов: это было их обычным пожеланием друг другу, пока они играли вместе.

— Я не об этом, — помотала головой Сольвейг. — Это ты сделал?

— Что именно? — вежливо осведомился тот.

— Стер память Флинту.

По лицу Драганова стало очень хорошо понятно, что он не ожидал этих слов. Сольвейг сильно толкнула его в грудь, прижимая к стене.

— Ну ты и мудак, — процедила она парню в лицо.

— Спокойно, Ларсен, это ведь не влияет на его поведение...

— Как ты мог, Хель тебя забери!

— Тихо, тихо! — он высвободился и легонько оттолкнул Сольвейг назад. — Ну, подумаешь, забыл то, что ему и так не следовало знать.

— Ты охренел? — спросила Сольвейг настолько удивленно, что сама поразилась, как звучал ее голос. — Драг, ты совсем конченый?

— Не ори, лапушка, — поморщился тот. — Это же временно. В мае сама ему все еще раз расскажешь!

— Не надо было брататься, — выплюнула Сольвейг, отходя. Драганов схватил ее за запястье:

— Поздно локти кусать. Ты меня уже спасла.

— Клешни нахуй убрал! Или я двину тебе битой.

Драганов послушно удрал руки, подняв их и продемонстрировав капитуляцию.

— Ларсен, на поле, — рявкнул Флинт, показываясь из-за угла.

— Да, кэп, — отозвалась она, еще раз агрессивно глянула на Димитра и вылетела из ворот.

Трибуны были полными, не осталось, казалось, ни одного свободного места. Сольвейг видела всех профессоров Хогвартса — на привычном месте преподавательской трибуны, видела Драко и леди Нарциссу со Скорпиусом, размахивающим хогвартским фанатским шарфом — розеткой, как их называют фанаты; видела своих родителей на другой трибуне, где, видимо, собрались родственники игроков, потому что там же сидели и Крамы, и отец Флинта, и целитель Пьюси с женой и Арчибальдом; на том же ряду она заметила и мистера Вуда-старшего, переговаривающегося о чем-то через спину неизвестной Сольвейг рыжеватой женщины с темноволосым мужчиной с цепким взглядом. Мужчина следил глазами за кем-то из команды, и Сольвейг поняла, что это родители Мона, когда Фред помахал им и получил в ответ от матери солнечную улыбку. В ложе прессы было видно рыжую макушку миссис Поттер, а на другой трибуне — много других рыжих макушек, очевидно, принадлежащих родне Уизлетты, потому что сидели они рядом с остальными Поттерами, Тедди Люпином и его бабушкой. Сольвейг помахала Альбусу, когда пролетала мимо него, и мальчишка отсалютовал ей хогвартским черным флагом с гербом.

Интересно, на какой факультет он попадет?

Лорд Блэк аплодировал сборной Хогвартса ровно с тем же пылом, что и остальные зрители, поддерживающие британскую команду, и выглядел вполне адекватным тридцатилетним мужиком. Не то что в понедельник, когда он в очередной раз строил из себя недовольного всем на свете лорда. Аристократ у него получался совершенно никудышный. Не играть ему в театре, не играть.

Вот после родового гнезда Ларсенов, чтоб их за ногу, Сольвейг хорошо понимала, как выглядит быт современных аристократов и почему к ее приемным родителям, легко прижившимся у магглов и ставшим там действительно состоявшимися и успешными в своих профессиях, относятся, как к плебеям. Поняла — но принять, конечно, так и не сумела. И все, чему в Дурмстранге учили всех вне зависимости от выбранной специализации и дополнительного профиля, в основном, этикет и традиции, конечно, вспоминала за те бесконечно долгих три дня, чтобы ни в коем случае не опозориться перед всеми этими снобами. Это дома можно было подтянуть ногу под себя на табурете и прислониться плечом к стене, пока ешь, и локти на стол поставить — потому что так удобнее, если ты расслаблен. А в доме Ларсенов не было ни минуты, когда было позволено расслабиться. Интересно, вот леди Малфой так же воспитывает внука?

Вряд ли, конечно: очень уж Скорпиус живой, видно по нему сразу, что он, когда надо, масочку малфоевскую натянет, но пока можно обойтись без нее, будет беситься, как нормальный восьмилетка. Как и положено ребенку.

А она в восемь лет уже на второй курс Дурмстранга поступила... И там была весьма строгая дисциплина. Гораздо строже, чем в Хогвартсе.

Мысли летят со скоростью экспресса, не останавливаясь; когда она пожимает руку Краму, Сульбергу, а потом и остальным игрокам, что-то ее будто бы приспускает с небес на землю: впереди игра, которая может быть одной из решающих в ее карьере квиддичного игрока, рядом с ней — ребята, которых она может назвать друзьями, потому что очень хочется их так называть, они все прекрасно подготовлены и настроены, и у них есть все шансы выиграть сегодня Кубок. Так что думать нужно только о квиддиче. О бите, о бладжере, о том, чтобы в своих не попал вышибала, о том, что не время думать о жалости. Только о победе.

Крам и Флинт обмениваются вымпелами с эмблемами школ; Вуд и Хелльстрём занимают свои места у колец; ударом ноги по сундуку судья сегодняшнего матча выпускает бладжеры, и те устремляются вертикально вверх с невероятной скоростью; Пьюси занимает свое место в центральном круге напротив Эдегора; Хиггс привычно зависает над полем немного выше, чем охотники, Крам — напротив, чуть ниже них; Крэгги улыбается ей, вращая битой; свисток, квоффл летит вверх — и игра начинается.

Оскар Эдегор оказывается быстрее Алекса на долю секунды; он стремительно проносится мимо Монтегю, не успевшего выставить плечо, делает несколько обманных движений, обыгрывает Вуда на противоходе и забрасывает первый мяч в нижнее кольцо.

Эдвина перекашивает от злости на самого себя. Трибуны ревут. На табло высвечивается десять баллов Дурмстрангу, и Сольвейг впервые в жизни понимает, что ей не весело слышать голос диктора, сообщающий об этом. Сколько бы она не чувствовала себя выпускницей Дурмстранга, она больше не студентка Института, более того, сейчас на ней не красная, а черная мантия, и стоит думать о том, как бы выбить побольше бывших сокомандников с поля, а не о том, каково проигрывать своим. Десять очков — это что.

Флинт отыгрывается в следующей же атаке. Обокрав Сульберга, он обводит одного, второго игрока соперника, пасует назад Пьюси, получает обратную передачу и вколачивает квоффл в центральное кольцо. Бладжер пролетает мимо Мона, оставшегося играть последнего, Крэгги уверенно отбивает его в сторону Никиты Решетникова, но тот не подставляет биту под вышибалу, разрешая мячу улететь далеко за пределы поля. Сольвейг отбивает второй бладжер, метивший в ногу Пьюси, прямо в Лангенберга. Загонщик красных оказывается к этому готовым — и некоторое время они с Сольвейг отбивают бладжер друг другу, будто на тренировке какой, а не на финале Кубка. Сольвейг приходит в себя только когда Крэгги кричит ей, чтобы пригнулась: Никита Решетников отправил второй мяч ей в спину, и Сольвейг лишь чудом успевает крутануться на метле, уходя с траектории полета бладжера.

Это не нормально — так выпадать из игры.

Примерно это ей и кричит пролетающий мимо Флинт, правда, реплика его гораздо более цветистая.

— Соберись, Ларсен! — советует он зло и уже через мгновение перехватывает квоффл у Лукаса Магнуссена и атакует кольца дурмстранговцев.

Пролетая мимо трибуны, где сидят ее родители, Сольвейг успевает заметить, как Драганов что-то говорит ее матери, а отец успевает сделать снимок на свою механическую камеру. И почему она так и не подарила ему колдокамеру?.. Ведь любительский аппарат стоит совсем недорого и по карману любой семье...

— Ларсен, блять! — рычит Флинт, подлетая к ней. — Не спи! — он сильно трясет ее за плечи, так, что у Сольвейг зубы клацают. — Это финал!

— Я знаю, — кивает она, тут же отбивая летящий прямо в них бладжер в сторону Мартина Сульберга, пытающегося уйти из-под опеки Монтегю, но тот уворачивается. — Прости, прости, Флинт.

— Что с тобой сегодня вообще? — качает он головой и устремляется в погоню за квоффлом.

Счет на табло равный — 40:40, и Вуд до сих пор на кольцах несмотря на то, что Сольвейг совершенно забыла о необходимости его страховать, свалив всё на Крэгги. Будто ей Морочащей закваски в напиток подмешали.

Кстати, а что она пила в Большом зале?

— Ларсен, мать твою, мне некем тебя заменить! — орет Флинт ей в лицо, пока Монтегю пробивает штрафной, назначенный за фол Эдегора. — Тебя прокляли?

— Не знаю, — мотает головой Сольвейг. — Мне кажется, что отравили.

— Хэй, — поднимает Флинт вверх ладонь и сигнализирует судье, что им нужен тайм-аут. Команды идут на снижение, и диктор по стадиону сообщает о пятнадцатиминутном перерыве.

Уже в раздевалке под трибунами Сольвейг сует себе два пальца в рот и склоняется над унитазом. Ее обильно тошнит, и только после этого она вливает в себя пару общеукрепляющих настоек, а потом зажевывает любезно предоставленную домовиком булочку с маслом.

— Что ты пила? — допытывается Пьюси, почему-то горячее всех воспринявший новость об ее плохом самочувствии.

— Я не помню. Тыквенный сок в Большом зале?

— Я тоже его пил, — возражает Крэгги. — С ним все было нормально.

— А здесь? — вдруг уточняет Фосетт. — Здесь стоял графин с водой, — указал он на тумбочку у самого выхода. — Кто-то пил из него?

Графин стоял на месте, словно был совсем ни при чем.

Команда уверенно помотала головой.

— Я не знаю, — ответила Сольвейг после всех. — Я не помню. Я не могла сосредоточиться ни на чем, пока была в воздухе. Думала о родителях и какой-то чепухе!

Фосетт вынул палочку из кобуры и принялся шептать над стаканом. Вязь его заклинания опутала посуду, и перед ребятами замелькали картинки. Вот Флинт подходил к графину и наливал из него, но ушел, оставив стакан нетронутым. Вот к этому же стакану подходила Хиггс, но поставила на место, не донеся до рта, когда ее окликнул кто-то. Так вокруг тумбы ходила вся команда: и никто кроме Сольвейг так и не донес стакана до рта. А вот она действительно выхлебала полстакана.

— Тинки, — позвал Флинт и после того, как его домовик появился в раздевалке, добавил: — Ларсен, скажи ему, какие реактивы тебе нужны, чтобы проверить, что в этом кувшине.

— Тинки сам мочь проверить, мастер Максимиллиан, — заверил домовой эльф. — Юная мисс позволить Тинки или предпочесть сама?

Сольвейг только рукой махнула, позволяя ему творить свою эльфийскую магию.

— Зачем вы это пить, юная мисс? — горестно вздохнул Тинки через минуту. — Кто-то злой решить помешать вам играть квиддич!

— Что там было? — прервал его стенания Флинт. — Тинки?

— Смутительный настой, мастер Максимиллиан.

— Морочащая закваска, — перевел Фосетт. — Есть идеи, кому это выгодно?

— Это же саботаж! — возмутилась Уизли. — Кому из наших это могло прийти в голову?

— А кому — сломать наши метлы? — возразил Пьюси. — Нашлись желающие.

— С чего вы взяли, что воду отравили свои? — поинтересовалась Робинс. — Может быть, это дурмстранговцы?

— У игроков соперника нет доступа в нашу раздевалку. Чары же, — пояснил ей Вуд.

— Зато у Драганова есть, — заметил Монтегю. — Извини, Ларсен, он, конечно, твой жених, но он все уши прожужжал лагерю, что поставил на победу Института.

Сольвейг почувствовала жжение в руке, как только открыла рот, чтобы заявить, что Димитр никакой ей не жених, и быстро закрыла рот, глубоко вздохнула.

— Давайте вернемся на поле до того, как нам засчитают техническое поражение. Я отлично себя чувствую и больше не буду выпадать из игры.

— Теперь у нас нет права на тайм-аут на двенадцать часов, — добавил Флинт.

— Надеюсь, матч закончится раньше, чем мы начнем падать с метел, — буркнул Пьюси, перехватывая свой "Нимбус" покрепче.

Второй раз подниматься в небо было сложнее: теперь мысли так или иначе возвращались к тому гаденышу, что задумал отравить команду, и Сольвейг с усилием заставила себя очистить голову, как перед практикой Окклюменции. С чистым желудком это стало сделать значительно проще.

Сконцентрировавшись на квиддиче, Сольвейг довольно быстро поймала ритм игры, и уже через несколько минут носилки колдомедиков уносили с поля Лукаса Магнуссена. После того, как он несколько раз весьма чисто обокрал Флинта в своей штрафной, Сольвейг не долго думая отправила в него бладжер, и тяжелый мяч сбил не успевшего пригнуться охотника с метлы.

Игра пошла бодрее. Оставшись без того, кто обычно отрабатывал в защите, дурмстранговцы стали чаще ошибаться; их загонщики что есть дури молотили по вышибалам, но Крэгги, страхующий Вуда и Хиггс, всегда был начеку, а Сольвейг успевала отбить железный мяч от своих охотников, практически не вылетавших с чужой половины поля. Снитч до сих пор не показывался. Крам, несколько раз пребольно толкнувший Лору, высматривающую золотой шарик, вступал также в единоборства и с охотниками Хогвартса, и к исходу второго часа игры Флинт искренне желал тому поскорее увидеть снитч, чтобы у Сольвейг было полное право шарахнуть по нему бладжером. Даже при условии, что Флинт все же не слишком верил в то, что Ларсен сможет сбить с метлы своего лучшего друга на глазах его родителей и своих тоже.

Но она смогла.

Мяч прилетел Краму в плечо, как когда-то Уизлетте, метлу закрутило в воздухе, Хиггс не смогла выровнять свой "Чистомет", и они вместе впилились в башенку, разделяющую трибуны. Стадион ахнул, когда Лора выпала на траву, пересчитав ребрами, кажется, все деревянные балки. Крэгги бросился вниз к ней, зависнув над землей, пока колдомедики уносили девочку в медицинскую палатку; Крам встал сам, сумев вернуться в игру. Он кивнул обеспокоено глядящей на него Сольвейг, что все нормально и он не сердится, и взмыл вверх, продолжая высматривать снитч, естественно, скрывшийся из виду сразу, как только оба ловца потеряли ориентацию в воздухе.

Без Лоры стало нечего надеяться на скорое завершение матча: они опережали Дурмстранг всего на пять квоффлов, а снитч стоил как пятнадцать забитых мячей, и Флинт начал играть жестче, чем обычно. Если бы Вуд не стоял на кольцах, как будто в последний раз, отбивая все летящие в его сторону штрафные броски соперника, счет бы весьма быстро сократился; и Пьюси пришлось жестко выговорить капитану за то, что он перестал сдерживать свой разрушительный настрой.

Сольвейг подло ударила блажером по метле Хелльстрёма, когда разрыв в счете сократился всего до двадцати очков в их пользу, и Георг тоже выбыл из игры, потеряв свою "Молнию". Сольвейг надеялась, что спонсоры команды подарят ему новую; в конце концов все знали заранее, что она так уже однажды делала, а значит, на финале за ней не заржавеет.

Без воротчика Монтегю и Пьюси на двоих насовали в кольца соперника еще десять мячей, несколько добавил Флинт, чуть успокоившийся, что игра пошла в их привычном стиле, хотя оба загонщика соперника и молотили по бладжерам безжалостно; Сольвейг и Крэгги всегда были на месте, и никто из их команды не пострадал, хотя, конечно, Никита Решетников решил отплатить Сольвейг той же монетой и изо всех сил старался попасть в Вуда. Эдвин глядел в оба, несколько раз весьма эффектно уходя из-под обстрела и вызывая аплодисменты болельщиков.

К моменту, когда Крам снова увидел снитч, Хогвартс вел сто шестьдесят очков — ровно столько, сколько необходимо для победы при любом раскладе.

С больной рукой, повисшей неживой плетью вниз, не держась за древко метлы, Крам летел за златокрылым мячиком, уворачиваясь от преграждающих ему путь хогвартских охотников, даже временно бросивших лететь в сторону чужих колец, хотя квоффл по-прежнему оставался у Монтегю, и стадион, кажется, весь замер, чуть привстав со своих мест, чтобы спустя несколько секунд вскинуть руки вверх в ликовании или досаде.

Сольвейг не заметила, как это произошло: за миг до того момента, как Крам сцапал снитч за трепещущее крылышко, Сульберг обокрал Мона и, проведя блестящую контратаку, вколотил квоффл в нижнее кольцо.

Когда судья просвистел окончание матча, счет на табло оказался равным.

— И что теперь? Овертайм до первой банки? — поинтересовался подлетевший к сгруппировавшимся в центре игрокам Эдвин Вуд. — Что там по регламенту?

— Штрафные, — буркнул Флинт. — А пока перерыв на десять минут, чтобы привести себя в порядок.

Спускаясь в подтрибунные, Сольвейг думала, что этот матч уже никогда не закончится.

Бладжеры собрали в корзину, и от них с Крэгги уже ничего не зависело. Теперь остается только рулетка. Кто круче: взявший чужую метлу Георг Хелльстрём на кольцах или их парни. Кто кого перехитрит: Сульберг и Эдерог Эдвина или Вуд их обоих.

Сольвейг не знала, что почувствует она, когда всё закончится.

Сейчас у нее внутри все сжалось в один склизкий комок, мешая успокоиться. Ее запотрясывало, как во время лихорадки, и собранный, чересчур серьезный вид Флинта только еще больше волновал.

— Расслабься, Ларсен, — толкнул ее в бок Пьюси. — Теперь все дело только в том, чьи нервы окажутся крепче.

— Ты не помогаешь, — буркнула она в ответ. — И ты еще спрашивал, почему я никогда не пробовалась в охотники. У меня никаких нервов не хватит.

— Тебе хватает их, чтобы едва не сбить с метлы лучшего друга, — попыталась утешить ее Робинс, но Сольвейг и на нее посмотрела криво.

— Это совсем другое.

— Тебе виднее, — согласилась грифферша и отошла от нее.

— Хэй, мы уже пробивали штрафные, — сказал Пьюси, снова присаживаясь рядом. — Не боись, Ларсен, мы не облажаемся. Все хотят победить.

— Вообще обидно, что ты в нас не веришь, — добавил Вуд, с наслаждением почесывая спину о дверной косяк.

— Неправда, — заверила его Сольвейг. — Я знаю, что вы крутые. Просто... парни... они тоже крутые, я с ними так долго играла... Это будет равная битва.

— Мы уже сильнейшие, — кивнул Монтегю. — Мы сыграли вничью в финале. У нас столько же шансов победить, как и у них.

— Всегда так было, — согласился с ним Пьюси. — Что скажешь, кэп?

— На поле, — скомандовал Флинт вместо ответа. — И да поможет нам Мерлин.