Превратности жизни: Альтернативная реальность (гет)

Данная глава была написана довольно давно, она полностью посвящена Питеру. У меня были большие сомнения стоит ли вообще выкладывать это, но поскольку Питер и его судьба неотъемлемо связаны с мародерами, то я все же включила её в фанфик.

Надеюсь, это не вызовет отторжения от фика многих моих читателей (намек на то, что не всем понравилось история детства Сириуса). Но я все же рискну.

Пожалуйста, черкните мне ваше мнение об этой главе.

Питер спустился к праздничному завтраку довольно рано. Когда друзья уезжали, он думал, что будет спать до обеда, наслаждаясь полной тишиной спальни и своим одиночеством. Но это довольно быстро ему надоело. И сегодня он почти с радостью спустился к завтраку. Что происходит у Поттеров, он не знал ни Джеймс, ни Сириус не были любителями писать письма, так что Питеру оставалось только дожидаться их возвращения, чтобы узнать, что происходит с Нарциссой. Впрочем, отсутствие новостей о ней его совершенно не беспокоило, он плохо знал Нарциссу, и если и сопереживал ей, то только как сестре Сириуса. И как потенциальной девушке Джеймса.

Как только Питер принял решение остаться в школе на праздники, ему сразу стало легко на душе. Нет, безусловно, он был бы рад увидеть мать, но на отца, да и на братьев ему было откровенно наплевать. От них он с детства не видел ничего, кроме насмешек и подзатыльников. На свою беду, он был среди братьев самым маленьким по росту и силе, и те с удовольствием этим пользовались, шпыняя его. Все они пошли в отца и жили по принципу «сила есть, ума не надо!» Правда после того, как он оказался волшебником и один раз даже непроизвольно заколдовал одного из них, они стали гораздо уважительней относиться к нему и опасались бить его, но от словесных издевательств это его все равно не уберегало. Конечно, ему уже исполнилось семнадцать, и он с легкостью мог наказать любого из них, но тогда они бы пожаловались отцу, а тот отыгрался бы на матери. Питер искренне не понимал, почему та так терпеливо сносит побои мужа-маггла. Один взмах палочки и муж ей бы покорно тапочки в зубах носил, вместо этого она молча терпела. И при этом продолжала верить в то, что её муж не мог так поступить с одним из её сыновей. Вспомнив давнюю историю, Питер помрачнел и, садясь за общий стол в Большом зале, даже не улыбнулся остальным, буркнул лишь: «С рождеством!»

— Тебя тоже! — улыбнувшись, ответила девушка, сидевшая справа от него. — Ты ведь Питер? А меня зовут Хейли, Хейли Джонсон. Я подруга Анны.

— Я знаю, — нехотя ответил Питер. — Анна говорила мне про тебя.

Хейли смущенно зарделась, светлая, почти прозрачная кожа на лице покрылась красными пятнами и она выдавила из себя:

— Ты о том, что она хотела нас познакомить? Честно, я её об этом не просила, она сама предложила.

Девушка так смущенно оправдывалась, что Питер невольно хмыкнул:

— Да ладно тебе, все нормально. Тебе кстати, понравился Римус?

— Он же твой друг? — Хейли смущенно теребила в руках кусочек хлеба.

— Да, но если ты скажешь мне правду, я никому её не расскажу, — заверил её Питер. Эта полудевушка-полуребенок начала забавлять его.

Хейли вскинула испуганные глаза на него и Питер невольно обратил внимания на их цвет, светло-зеленые и очень большие. Казалось, что девушка когда-то удивленно распахнула их, да так и осталась.

— Он… — она помялась, но все же продолжила, — он кажется мне опасным! При виде него у меня возникает ассоциация, что я вижу перед собой большую собаку или нет, скорей, волка, который сейчас спокоен, но в другое время может быть опасен.

Питер удивленно посмотрел ей прямо в глаза и Хейли, снова смутившись, прошептала:

— Извини, мне не надо было так говорить.

— А я? С кем я у тебя ассоциируюсь? — тихо спросил он.

Хейли, успокоившись от его невозмутимости, ответила:

— С кем-то маленьким и почти беззащитным, вроде домашнего зверька, который ласков лишь со своими хозяевами и равнодушен к остальным. Ты такой маленький и незаметн… — увидев его помрачневший взгляд, она окончательно смутилась и замолчала.

Некоторое время оба молчали, первой нарушила неловкое молчание Хейли:

— Извини, я не хотела тебя обидеть.

— Я не обиделся, просто необычные у тебя ассоциации со мной. А Анна с кем ассоциируется? — с любопытством спросил он.

— Это странно, но Анна — она как красивая змея, — и смущенно пояснила. — Лежит себе на солнышке, и главное её не задевать, но если заденешь, держись — мало не покажется!

— Мне что-то не верится, что Анна способна кого-то обидеть? — возразил Питер.

— Сама нет, но чтобы защитить своих друзей, она способна на многое. На 3 курсе меня очень сильно оскорбил один слизеринец, пока мы ждали преподавателя, все испуганно замолчали, а Анна, она его заколдовала летучемышиным сглазом. Потом её наказали, хотя я и пыталась доказать преподавателю, что она меня защищала. Кстати, это был Слизнорт, он сначала назначил ей наказание, а потом пригласил к себе в «Клуб слизней».

Питер усмехнулся:

— А слизеринца звали Абрахас Малфой?

Хейли согласно кивнула.

Питер уже закончил завтрак, когда Хейли робко спросила:

— А что ты будешь сегодня делать?

— Заниматься, наверно, — пожал плечами Питер.

— А! — вид у девушки был такой огорченный, что гриффиндорец чуть не фыркнул.

«Неужели она хочет, чтобы я пригласил её на свидание!» — мелькнуло в голове, и он спросил:

— А ты хочешь предложить что-то другое?

— Сегодня рождество и на улице такая погода отличная, может быть, погуляем? — нерешительно предложила девушка и снова зарделась.

Питер уже хотел отказаться, но, вспомнив пустую спальню, и что до конца каникул еще больше недели, согласно кивнул:

— Давай, только после обеда.

— Я буду ждать тебя здесь, а потом сразу пойдем, — лицо девушки осветилось такой радостью, словно Питер подарил ей какой-то необычный подарок.

* * *

Через 6 часов.

… А потом кусок торта у неё в руках раз и превратился в жабу! Представляешь впечатление, а визгу сколько было! Наверно, в Лондоне было слышно, — Хейли заливисто расхохоталась, Питер охотно вторил ей.

— А потом что было?

— Потом было уже скучно: появились какие-то люди в темных мантиях. Из отдела министерства по улаживанию таких проблем. Маме объяснили, что я волшебница, память почти у всех стерли… И у этой Милдред тоже! Представляешь, она такая противная, что я до сих пор терпеть не могу это имя. Меня строго-настрого предупредили, что я не должна больше колдовать.

— Сколько лет тебе было? — полюбопытствовал Питер.

— Десять, я потом еще почти год с этой Милдред в школе училась, — Хейли выразительно закатила глаза. — Ты не представляешь, как мне иногда хотелось снова её заколдовать!

— А что не заколдовала? По закону, если ты еще не ученик, тебя нельзя наказать за использование магии, тем более без палочки.

— Не получалось больше без палочки, — вздохнула Хейли. — Я вообще-то очень добрый человек и терпеливый, но она меня довела!

— А главное, ты очень скромная, — пошутил Питер.

Хейли смутилась, но, поняв по широкой улыбке Питера, что тот шутит, рассмеялась.

— Это ты так на меня действуешь, — бесхитростно пояснила она. — Обычно я с парнями слова выдавить не могу. А ты? Как ты узнал, что ты волшебник?

Казалось, Хейли задала простой вопрос, но Питера словно подменили, смеющийся парень мгновенно пропал, вместо него на девушку смотрел мрачный незнакомец.

— Что-то не так? — встревожено глядя на него, спрашивает Хейли.

Питер закрывает глаза и мысленно приказывает себе: «Возьми себя в руки! Это просто вопрос».

— Голова заболела, — он пытается улыбнуться девушке, но вместо улыбки получается только жалкая гримаса. — Извини, я, наверно, пойду к себе.

— Конечно, иди, — продолжая смотреть на него с тревогой, соглашается с ним Хейли.

Питер поворачивается и идет к школе. В голове мелькает мысль:

« Теперь она точно будет считать меня странным и больше никогда не подойдет ко мне».

И от этого ощущения ему становится еще хуже, никакие уверения в том, что ему не очень-то и нужна эта пуффендуйка, не помогают. Впервые какая-то девушка сама проявила к нему интерес. Он никогда не пользовался у девушек такой же бешеной популярностью как Джеймс или Сириус. И даже уважением и почтением Римуса. А был для всех просто Питером Петтигрю. Раньше это почти не напрягало парня, у него были друзья-мародеры и больше ничего не было нужно. Но сейчас, глядя на друзей, ведущих активную сексуальную жизнь, он начинал им завидовать. Хотя Римусу завидовать было незачем, у него по-прежнему не было девушки, но Питер-то понимал, что девушки у Лунатика нет потому, что он сам боится её завести. Боится причинить боль, поэтому и влюбился в недоступную Нарциссу. Питер читал где-то в маминых маггловских книжках по психологии, что есть такой комплекс у человека. Он выбирает себе почти недосягаемый объект и влюбляется в него, при этом не совершая никаких попыток завоевать данный объект, придумывая себе разные предлоги, чтобы оправдать собственное бездействие. Питер считал, что все это полностью подходит его другу и пытался объяснить это Римусу, но тот упорно не хотел этого признавать, рассердившись на доморощенного психолога и посоветовав ему заняться собственной жизнью. Питер не злился на Римуса, он и сам понимал, что все это подходит и к нему тоже, потрясение, которое он получил в детстве, оставило на нем свой след, даже когда ему начали сниться обычные подростковые сны про секс, то они перемежались с кошмарами, плавно переходя из одного в другое. К примеру, Питер оказывался во сне в постели с обнаженной красивой девушкой, вот он проводит по её красивой спине рукой, потом девушка и поворачивается и это оказывается его собственный отец, который с улыбкой тянет к нему руки. От таких кошмаров становилось еще хуже. Питер тщательно скрывал эту тайну от друзей, ему казалось, что узнай они, что произошло с ним в детстве, они станут его презирать или жалеть. И только Сириусу он рассказал в прошлом году. Тот, в то время, как раз серьезно поссорился с Анной и предложил Питеру напиться вместе. Пьянка закончилась откровенным рассказом Питера о своем детстве и о своих нынешних кошмарах. Утром он пытался найти в глазах Сириуса презрение или жалость, но тот вел себя как обычно и Питер успокоился, сделав вывод, что тот забыл его пьяную исповедь. После этого Питер поклялся себе, что больше никогда не будет напиваться настолько, чтобы потерять контроль над собой.

Вернувшись в свою спальню, Питер лег на кровать и неожиданно для самого себя заснул крепким сном, мгновенно провалившись в свои детские воспоминания.

« Пусть он не придет! Господи, пусть он не придет! Пожалуйста, я обещаю, что буду хорошо себя вести! ... Но нет, мольбы не помогают, дверь медленно открывается, привычного скрипа не слышно и я тут же вспоминаю, что сегодня папа смазал её, чтобы она не скрипела, как прошлой ночью. Я с головой накрываюсь одеялом и пытаюсь сделать вид, что меня нет. Но это не помогает. Звуки шагов раздаются совсем рядом с кроватью.

А на следующий день началась моя новая жизнь в семье, отец больше настолько не обращал на меня внимания, что даже дни рождения мои больше семьей не отмечались. Старший брат и младшие очень скоро переняли его привычку и я стал кем-то вроде невидимки в семье. Меня не били, но и не любили, охотно демонстрируя равнодушие, постепенно превращающее в полное безразличие. Слава богу, что это продлилось всего два года, а потом я пошел в школу и у меня появились настоящие друзья. Но раз, испытав потерю близких, я уже стал бояться потерять новых друзей и поэтому всегда поддерживал своих друзей, даже если они были не правы.

Питер проснулся в поту, но его напугал не только сон, ставший уже привычным кошмаром. Впервые Питер заметил в своих воспоминаниях то, на что раньше не обращал внимание. По словам дяди, получалось, что Грегори Петтигрю ему не родной отец. Но это вызвало еще больше вопросов: как это получилось, почему он носит его фамилию, почему мать никогда не рассказывала ему об этом и самое главное, кто же тогда его отец?

Парень бросил взгляд на часы: три часа ночи. Сон ушел, Питеру вдруг нестерпимо захотелось узнать кто его родной отец. Почему он бросил его и никогда не встречался с ним? Размышляя над этим вопросом, Питер прислушался к своим ощущениям и вдруг понял, что он чувствует облегчение, почти счастье, что это Грегори не его родной отец, часть постыдного груза, словно мгновенно свалилась с его плеч. Конечно то, что Грегори сделал с ним это ужасно, но он не его отец. Только эта счастливая мысль заполнила все его сознание.

« Эй, успокойся, парень!» — приказал ему внутренний голос. «Твой родной отец видно тоже не сахар, бросил сына в руках этой сволочи и никогда с ним не встречался!»

— Наплевать, — громко крикнул Питер. — Самое главное, что Грегори Петтигрю не мой отец.

В тишине спальни его голос прозвучал убедительно и счастливо.

Но тем не менее Питер был отчасти согласен с этим, видно что его настоящий отец не лучший человек на земле, но все равно нужно будет узнать кто он. И Питер стал раздумывать, кто может это знать. По всему выходило, что три человека точно могут это знать: Грегори, мать и дядя. Зеркальце случайно разбилось на третьем курсе, да Питер и не пользовался им никогда. А сам дядя никогда не писал и не встречался с ним.

«Августус Руквуд» — мелькнуло в голове. « Значит моя фамилия по матери Руквуд! Где же я недавно слышал это имя?» Весь следующий час он вертелся на кровати, усердно вспоминая. Но как это всегда бывает, чем сильней хочешь вспомнить, тем больше ускользает воспоминание. Уже почти отчаявшись вспомнить, Питер расслабился и попытался уснуть, но не смог.

«Надо газету почитать, если уснуть не могу!» — мелькнуло в голове, и тут он вспомнил, старая газета, что валялась в гостиной Гриффиндора. Мгновенно слетев с кровати, он опрометью кинулся вниз по лестнице. Газета небрежно сложенная, по-прежнему лежала на одном из столов.

Питер раскрыл её, вот оно на третьей странице: «Августус Руквуд сегодня назначен начальником Отдела Тайн в Министерстве».

Глаза Питера быстро пробежали по тексту заметки. Так, краткая биография дяди, чистокровный, женат, двое детей, мальчику восемь лет, девочке шесть. Мгновенно сопоставив даты, Питер понял, почему дядя потерял к нему интерес, у него родился собственный наследник. А сам Питер, будучи еще ребенком, никогда не писал ему и не использовал зеркало.

Решив обратиться к дяде только в самом крайнем случае, Питер вернулся в спальню.

«Придется спросить мать или Грегори», — подумал он. Причем сам Питер предпочел бы Грегори, если он будет молчать, можно легко развязать ему язык с помощью заклинаний, скажем с помощью заклятия щекотки. «Или чего посильней, только нужно будет не попасться министерству. Глупо садиться в Азкабан из-за этого ничтожества». Он вдруг вспомнил, как Грегори корчился от Круцио дяди. Даже малейшей жалости Питер не испытывал к своему приемному отцу. «Жаль, что я не могу использовать Круцио!» Все преподаватели в один голос твердили, что малейшее использование непростительных заклинаний тут же фиксируется министерством. Хотя ученики шептались, что это неправда, иначе почему не спасают всех тех магглов, с которыми развлекаются пожиратели смерти? Питер тут же подумал о дяде, что с такой легкостью использовал Круцио у них в доме и не один мракоборец не появился. «Он же там работал. Может, поэтому и не зафиксировали его магию!» — сонно подумал Питер и вдруг провалился в глубокий сон и никакие сны больше его сегодня не тревожили.