Прячься (джен)

Рождественские каникулы были продлены на пять дней из-за вспышки вирусной инфекции. Держу пари, на самом деле Слагхорн поленился сварить достаточное количество зелий для Больничного крыла.

Студентам настоятельно рекомендовали покинуть школу. И я, скрепя зубы, вернулся в Тупик прядильщиков. Кажется, впервые с момента поступления в Хогвартс я проводил Рождество среди магглов.

С изумлением я обнаружил, что не так сильно скучаю по друзьям. И даже радовался, что в этом году свой день рождения проведу в одиночестве. Мне не хотелось испытывать разочарование из-за того, что Лили в этот раз не будет рядом. Она была единственной, чье поздравление радовало меня. Наверное, только ее слова и пожелания были искренними и не отдавали выполнением обременительного долга. Не будет никаких подарков от Мальсибера и Эйвери, никаких подачек, ничего, хотя бы отдаленно смахивающего на милостыню. На сей раз я смогу провести этот день без малейшего ущемления гордости.

Кроме того, в этом году мне исполнялось семнадцать, а это значило, что я впервые опробую каково это: колдовать где и когда захочешь. Эта мысль вызывала ликование. Я отсчитывал время, оставшееся до дня рождения.

Омрачало предстоящее долгожданное событие только осознание того, что мама так и не увидит этого. Я всеми силами изгонял из сознания сцены, в которых я способен спустя столько лет постоять за себя и за нее. По-настоящему поставить отца на место и стать хозяином в этом доме.

Когда я приехал, он осведомился только, не выгнали ли меня. С тех пор я его почти не видел.

Стоял один из бесконечно долгих задумчивых январских вечеров.

Черный потолок неба. Заброшенность. Беспризорное существование этого очага в мире. Не точка на карте, а ничто, песчинка.

Укрытые снегом окрестности не подпускали никого близко к дому. Я не потрудился расчистить путь от калитки до входной двери, потому что редко выходил. Встретиться с Лили я больше не пытался, а к кому мне здесь еще идти?

Сидя в гостиной, я грелся у камина. Меня посетила мысль, что было бы неплохо когда-нибудь в будущем превратить это жилище в нормальный дом. Можно будет, к примеру, заставить эту комнату книгами. Да, будет здорово. Устрою свою домашнюю библиотеку.

В невесомой тишине я услышал, как скрипит снег под чьими-то ногами. Затем застонали ступени лестницы. Он не появлялся несколько дней, я уж было подумал, что он помер под каким-нибудь забором.

Впрочем, надеяться на это не смею.

Пора было убираться в свою комнату. Но мне было слишком уютно сидеть в темноте и смотреть на тлеющие в камине угли.

Как бы то ни было, я имею такое же право разгуливать по этому дому, как и он. Неожиданно для себя я понял, что его появление не вызывает у меня никаких эмоций.

Отчасти дело было и в том, что он стал вести себя удивительно тихо, я почти не замечал его присутствия в доме.

Почему так не было всегда? Почему я был вынужден выслушивать то, как смешивают с грязью волшебный мир, маму и меня? Все, что заведомо лучше, чище, прекраснее его жизни, опостылевшей, похоже, даже ему?

Я наслаждался своей глухотой, до тех пор, как он вошел в гостиную в сапогах и скинул на пол куртку. Нет, все-таки наличие этого животного в непосредственной близости слегка раздражало. Самую малость, но тем не менее.

Он тяжело опустился на софу, затрещавшую под ним. Я придвинул свое кресло поближе к камину.

У меня возникло настойчивое желание припугнуть его магией. До дня рождения оставались считанные дни. Я был уверен, что он и понятия не имеет, когда я родился. Но мама обязана была ему рассказать, что с наступлением совершеннолетия я смогу пользоваться палочкой.

— Слушай, я тут это… — грубо нарушил он мое спокойствие.

Старая гноящаяся ненависть дала о себе знать при первых звуках его голоса.

Что эта тварь пытается пролепетать?

— Хотел вроде как… — судя по звуку, он достал бутылку и отхлебнул из нее: — В общем, ты… не становись таким, как я, — глухо выдавил он.

— Так вот он, отцовский совет, — с отвращением процедил я.

— Помолчи-ка, пока я говорю. Я тут пытаюсь попросить у тебя прощения, между прочим. Если есть шанс наладить наши отношения…

Из меня будто выпустили весь воздух. Прощение? Ему нужно мое прощение?

Мерзкая вонючая тварь. Прощение за то, что столько раз избивал меня и маму? Ей ты говорил те же самые слова, да?

За то, что в шесть лет я не выдержал ада, в котором жил и решил покончить с собой?

Я закрыл глаза. И как будто снова занес ногу над обрывом, собираясь шагнуть в пустоту. Меня не учили плавать, и я был уверен, что сразу утону в бурном желтом течении, которое шумело внизу.

О чем я думал тогда? Сейчас уже и не вспомнить. Моя психика однажды просто не выдержала, и я решил прыгнуть с обрыва. Или, может, я втайне надеялся, что моя смерть остановит их? Прекратит скандалы и наладит отношения? Ребенку вполне могла прийти подобная глупость в голову.

Я стоял там и уговаривал себя совершить этот шаг. Уверял себя, что тогда мои страдания прекратятся. Для ребенка ведь существует только настоящее, а будущее видится чем-то абстрактным, нереальным.

А потом? Что случилось?

Маленький я посмотрел вниз, испугался высоты. Вообразил, что, если закрыть глаза, станет проще.

А затем где-то вдалеке я услышал девчачий голос: «Лили, не делай так больше! Так нельзя! Если кто-нибудь увидит, как ты вытворяешь странные вещи, тебя отправят в психушку! Я слышала, так взрослые говорят!»

Этот разговор заинтересовал меня, и я решил, что постою еще минуту, послушаю. Было любопытно, какие ненормальные для маггла вещи делает эта девочка. В конце концов, смерть никуда не убежит.

Это был так легко.

Принять решение жить стоило мне всего лишь пары колебаний.

На вершине холма я беспокойно крутился на месте, пытаясь понять, откуда исходят голоса. Совсем забыв о причинах своего визита туда. Ветер бросал в лицо листья, но едва не расставшись с жизнью, я не чувствовал бившей ключом неиссякаемой энергии, которая была во всем, что меня окружало. Меня не волновало ничего, кроме девочки, которая отличалась от других, также как и я.

Что теперь? Я должен был отдать должное внезапно пробудившейся у этой скотины совести?

— Надо было с самого начала оставаться человеком, — жестко сказал я. — Ты сдохнешь так, наедине со своими мыслями. Надеюсь, это понятно?

Он снова приложился к бутылке, а я встал и направился к себе.

Не существовало другого ответа. Только не для меня. И не для мамы.

Как посмел он разговаривать со мной об этом? На что надеялся? Смыть своим лицемерным раскаянием все, что сделал со мной?

Метаясь по знакомым углам в темноте, я исступленно спрашивал себя, без устали, пытаясь постичь суть: прощение? Неужели?

* * *

В ночь перед семнадцатилетием я не мог уснуть, лежал и смотрел на стрелки часов в неясном свете.

Палочка была припрятана под подушкой.

Полчаса, и я стану взрослым. Полноправным волшебником.

Не верится, что это происходит всерьез.

Виной тому, должно быть, то что я неожиданно застрял в Тупике прядильщиков. Когда в прошлом году Улкису исполнилось семнадцать, он заставил по всем этажам левитировать огромный клубок с вываливавшимися оттуда всем на голову змеями. А потом все котлы в кабинете Слагхорна распевали «С днем рождения», когда кто-то их пытался использовать. Профессора довольно скоро избавились от вопящих котлов и змей, хотя пара младшекурсников и была напугана. Было весело. Слагхорн потом целую неделю раздувался от злости, но никого не наказал.

Что бы такое сотворить?

Можно трансфигурировать что-нибудь в огромный герб факультета и подвесить над кроватью. Почему я заранее не придумал?

Оставалось три минуты, я сел на кровати и следил за секундной стрелкой.

Вдруг вспомнилось, как я впервые сумел воспользоваться своей палочкой. Это было на первом уроке по Заклинаниям, как и любому первокурснику мне нужно было заставить левитировать перо. Кто бы сомневался, что у меня это получится с первого раза? И все равно я опасался провалиться, многие будущие студенты успели испробовать свою палочку в поезде, но я строго следовал правилу: никакого волшебства до тех пор, пока у меня не будет четкого разрешения от старших. Я улыбнулся темноте.

Оставались считанные мгновения до того, как я стану самостоятельным.

Несмотря на ледяной, обжигающий голые ступни, пол, я поднялся на ноги.

Три, две, одна.

— Виградиум левиоса.

Слова, произнесенные мной, звучали здесь по-другому: серьезно, весомо.

Перо, лежавшее на столе, поднялось под самый потолок и плавно упало на пол.

Магия здесь сила, с ней нужно считаться. Магия — преимущество. Магия — власть.

Сжимая палочку, я лег в кровать, завернулся в одеяло. Я был абсолютно, безмятежно счастлив. Кажется, впервые в этих стенах.

* * *

Трудно было освоиться с мыслью, что я встречусь с Темный Лордом. Как дать ему понять, что я хочу власти волшебников над остальными, быть может, больше чем любой из чистокровных?

Вне сомнений, сперва стоит приглядеться к Темному Лорду и его союзникам. Целиком полагаться на суждения Люциуса я не вправе. Особенности его воспитания отложили отпечаток на его взгляды, я же, выросший в иной атмосфере, смотрел на вещи шире, а в некоторых аспектах более здраво. Если на поверку Пожиратели смерти окажутся кругом для привилегированных, предназначенным для совместных званых обедов, мне придется отказаться от своей цели и искать новую. Но скудная информация, подкинутая Люциусом, позволяли склоняться к тому, что Лорд ставит перед собой вполне осуществимые задачи, подразумевающие четкий план действий.

Окружавший его ореол тайны возбуждал всеобщее любопытство, в том числе и мое. Было удивительно, что о Темной метке на руке Пожирателей знали действительно немногие. И я гордился своей осведомленностью, значит, все-таки в какой-то мере я мог считаться своим человеком.

Слухи, распространяемые о могуществе Темного Лорда, вполне могут быть частью плана. Люциус говорил, что Темный Лорд сильный волшебник. Но насколько? Легенды о силе и жестокости Темного Лорда серьезно будоражили умы, в Пророке не раз появлялись статьи с рассуждениями на тему его деяний. Провокационных, говоривших о жесткой руке и бескомпромиссном характере. Это подкупало меня, но я старался не слишком восторгаться этим человеком, так как опасался разочарования при встрече. Какой он? С неспешной рассудительной манерой говорить, с величественными, как у Люциуса, повадками? Или гиперактивный, стремящийся везде и повсюду успеть, прыткий политик? Конечно, мне хотелось представлять первое.

То, что Темный Лорд никогда не показывался на людях и никто не знал, как он выглядит, выдавало его как человека, не любящего напускной славы и всеобщего внимания. В конце концов, известности у него было не отнимать. Замашки Поттера по сравнению с ним были просто смешны.

Либо, вывод к которому я так или иначе приходил: оставаясь в тени, Темный Лорд стремился еще больше заинтриговать обывателей.

Ну и самый печальный для меня вариант: он скрывался потому, что не на шутку боялся быть схваченным, а все его могущество — фикция. Иллюзия, которая будет разоблачена, как только он окажется под прицелом колдокамер.

До встречи с Темным Лордом оставалось ничтожно мало времени — два месяца. Я составил для себя схему, чтобы освоить как можно больше заклинаний за этот срок и успевать с домашними заданиями. Послезавтра я возвращался в Хогвартс, а голова уже трещала по швам от обилия информации, которую я пытался в нее втиснуть.

Я глубоко вдохнул, очищая сознание. Внутри зарождался холод, называемый безразличием. Первая ступень в установлении ментального блока.

Вот, так лучше, не стоит психовать раньше времени. Еще целых два месяца в моем распоряжении.

В прошлом году я уговорил Слагхорна разрешить мне посещать уроки аппарации для шестикурсников, и переместиться в пространстве под присмотром преподавателя несколько раз мне все-таки удалось. В этом отношении я чувствовал себя более или менее уверенно. Конечно, разрешение я получу только в мае, но самостоятельно аппарировать смогу уже послезавтра. Наконец, доберусь на Кингс-Кросс, как полагается, а не на ужасном громыхающем автобусе. В данный момент для меня была важнее практика, а не законность моих действий.

Меня как никогда тянуло в Хогвартс, оставалось два дня до возвращения, но я уже собрал вещи. Мы с Мальсибером и Эйвери почти не разговаривали о том, что предстоит, я даже не хотел заводить бессмысленной болтовни, строить догадки и тому подобное. Скоро мы сами все увидим. И, тем не менее, общая тайна заставляла нас держаться вместе, пожалуй, даже сильнее, чем можно было предположить. Это была не дружба, а что-то намного существенней. Сговор.

Перечислив в уме занятия, которым стоит уделить внимание, я не забыл и о том, чтобы предупредить его о своем отъезде. Лучше разделаться с этой неприятной необходимостью сразу.

Где этот идиот?

Между нами была молчаливая договоренность не попадаться друг другу на глаза лишний раз, и все-таки…

Впрочем, ладно, не до этого. Я открыл дверь в спальню.

Он валялся возле кровати. Видно, не добрался до нее после очередной попойки.

В первое мгновение мне показалось, что я ничего не чувствую. Только, пожалуй, смертельную усталость. Вот и все.

Но понял я сразу. Не знаю почему. Может, по мраку, в котором утопала спальня, может, по гулу, стоявшему у меня в ушах. А может, потому, что я знал: он готов, он слишком сильно этого хочет.

Однако глупо умереть вот так. И сколько он здесь лежит?

Осторожный шаг вперед.

Не робей, Северус, это всего лишь кусок мяса, он не страшен.

С минуту я глядел на него. Пытался понять, значит ли его уход для меня что-нибудь.

Перебороть отвращение я не смог и уселся прямо на пол. Подальше от трупа.

Он лежал вниз лицом. Я посчитал это огромным плюсом: не будет сниться по ночам.

Безмолвие стен.

Только мухи под потолком нарушали идиллию. Я сбил пару из них волшебной палочкой.

Пронизывающая насквозь тишина. Как же долго пришлось ее ждать.

Внутри царила пустота. Столько раз я воображал себе этот момент, грезил о том, как почувствую себя по-настоящему свободным от злости на него. Я жаждал только возмездия, а прощать его не собирался. И вот он сдох, как последняя собака, брошенный всеми.

А легче мне не стало.

Только грустно, что все так сложилось.

* * *

— Местечко какое предпочтете? Крест аль памятник какой? У нас выбор есть, — с неподдельным удовольствием принялся рассказывать могильщик, принимая у меня маггловские деньги и гордо показывая на кладбищенскую утварь.

— Ничего не надо, — сказал я. — Закопайте его где-нибудь подальше. И поглубже.

Закутавшись в мантию, я пошел за гробом, который несли два человека. Затем лишь, чтобы удостовериться в том, что я избавился от него навсегда.

Могильщик выбрал участок земли на самой окраине. В промерзлой земле было выкопано несколько ям, явно заготовленных с осени. В нашем городке так часто умирали люди?

— Хотите что-нибудь сказать?

Он умер еще при жизни, похороны лишь формальность.

— Нет.

Гроб начали медленно опускать вниз.

— Постойте, — внезапно сказал я.

Ворча сквозь зубы, кладбищенские работники вернули гроб на место. Я извлек из кармана палочку и какое-то время крутил ее в руках. Могильщик, напустив скорбный вид молчал, но с любопытством смотрел на палочку. Его интерес вовсе не досаждал, какое мне дело до трех магглов, которых я больше никогда в своей жизни не увижу?

Предположим, я поведу себя необычно в их присутствии. Задумай они задавать вопросы, я применю Обливиэйт.

Можно испробовать на теле отца Сектумсемпру. Где еще мне найти свежий труп? С более менее сохранившимися тканями и кожей, чтобы испробовать на нем свое изобретение. А если моя формула недостаточно верна? Вдруг на человеке Сектумсемпра не действует так как полагается?

Никакого почтения к телу я, само собой, не испытывал, и все-таки испытал отторжение от собственной идеи, так некстати всплывшей в голове. Я махнул рукой, чтобы они продолжили делать свое дело.

Как только они принялись засыпать гроб землей, у меня возникло острое желание помочь им магией. Закончить это побыстрее.

Уровень земли в могиле сравнялся с промерзшей почвой, на которой я стоял.

Я повернулся к могиле спиной. Чтобы поскорее забыть обо всем.

* * *

Коридоры Хогвартс-экспресса были до отказа забиты галдящими студентами. Отыскав Мальсибера, Эйвери и Нотта, я протиснулся к ним в купе.

— Привет, Северус.

— Привет, — я дернул за собой дверь купе.

Блаженный покой.

— Как прошли каникулы? — спросил Мальсибер.

— Нормально, — пожав плечами, ответил я.

И это было правдой.

— А Науэлл нам тут рассказывает ужасные вещи, — торжественно произнес Нотт.

Эйвери метнул на него обиженный взгляд.

Мне показалось немного странным присутствие такого же необщительного, как я, Нотта в нашем купе.

— В самом деле? — без особого энтузиазма отозвался я, усаживаясь у окна.

— Да, — признался Эйвери. — Мой дед против того, чтобы я становился Пожирателем. Говорит, что лишит меня наследства.

Наверное, я должен был быть огорчен тем, что друга не будет рядом, и проявить участие. Но в глубине души промелькнуло равнодушное — каждый сам за себя. Я понятия не имел, что в таких случаях говорить, поэтому аккуратно осведомился:

— Почему?

— Ну… — мысль, судя по всему, была слишком сложной для вербального выражения. — Они не хотят портить отношения с семейством Скримджеров, Хиггсом…

— Словом, с Министерством, — пояснил Нотт.

— Благодарю, я знаю, кто эти люди, — возмущенно сказал я Нотту.

— Что теперь будешь делать? — спросил Мальсибер, вытягивая ноги.

— К черту! — пронзил кулаком воздух Эйвери. — Сделаю по-своему и никому не скажу, даже родителям.

— Так и надо, — поддержал его Нотт.

— Не раздавай тут советы, — возразил Мальсибер. — Я бы на тебя посмотрел, Маверик, попробуй родственники лишить тебя состояния.

— А откуда ты знаешь? — скрестив руки на груди, фыркнул Нотт. — Может, они уже это сделали?

После этого заявления в купе ненадолго воцарилось молчание, и возня снаружи стала отчетливей.

Невольно проникшись уважением к Нотту, я смерил его внимательным взглядом и очень легко, почти не прилагая усилий, попытался проникнуть в его сознание. Несколько образов, запечатленных будто на обратной стороне линзы, промелькнули передо мной. Слишком быстро, ничего нельзя разобрать, я сразу отвел глаза в сторону. Легилименция — сложная наука, мне только предстояло освоить ее.

Было ли правдой то, на что намекал Нотт, я так и не понял. Воодушевляло осознание того, что не для всех окружающих мир измеряется деньгами.

— Науэлл, а как твой дядя смотрит на это? Он ведь… — Мальсибер осекся на полуслове.

Усмехнувшийся Нотт благоразумно освободил нас от своей нежелательной особы и удалился, переступив через ноги Мальсибера.

Как только за ним закрылась дверь Эйвери накинулся на Мальсибера:

— Спасибо, Кэссиус, удружил.

— Ладно-ладно, — протянул Мальсибер.

— А еще клятвенно обещал: никому ни слова, — продолжал возмущаться Эйвери. — Даже Северус не в курсе, а ты сразу перед Ноттом ляпнул.

— А мне дела нет, — скучающе протянул я, доставая из кармана газету и скрываясь за ней.

Минут через пятнадцать Мальсибер осведомился у меня:

— Что-нибудь интересно? Новые покойники?

Я отрицательно качнул головой и положил газету на сиденье.

Ненароком брошенное Мальсибером слово породило во мне цепь ассоциаций.

Покойники. Нет, один труп. Промерзлая глубокая могила.

Зачем делиться с друзьями тем, что я стал сиротой? Чтобы они чувствовали себя неловко?

В моем мироощущении ровным счетом ничего не изменилось. Ненадолго отвлекшись от созерцания платформы, овеваемой пробирающими до костей ветрами, я поглядел на друзей, разглагольствующих о всякой чепухе. Их проблемы казались не столько далекими, как прежде, но, скорее, легко разрешимыми. Я впервые в полной мере ощутил, что старше их. Не по возрасту, а в том, что я всегда самостоятельно принимал решения, ни с кем не считаясь, никого не опасаясь. Я один знал, что небеса могут оставаться глухи к мольбам, что помощи провидения ждать не стоит, а тем более помощи людей.

За окном медленно поплыл пустующий перрон, припорошенный снегом.

И все-таки глубоко внутри было чувство, не похожее ни на что, испытанное мной прежде — я потерял детство. Но я не допущу, чтобы это произошло со всей жизнью.

* * *

Волнение перед встречей с Темным Лордом резво набирало обороты, но однажды напряжение спало. Либо получится, либо нет. Зачем выдумывать что-то еще? Перед самым важным шагом я затаил дыхание.

Я был собран, сосредоточен и отлично боролся с волнением.

Так, что не замечал никого вокруг.

— Что тут у нас? — прогремело над моим ухом. — Это явно не то, что задает Флитвик!

Поттер выхватил торчавший из моей тетради пергамент со списоком заклинаний, которыми я мог блеснуть перед Лордом.

Поттер прошел к доске, громко зачитывая список вслух и привлекая всеобщее внимание.

— Что за заклинания? — Поттер поцокал языком. — Фу! Какая Темная магия, подумать только! Готовишься к тому, что Волдеморт раскроет тебе свои объятия? Ты жаждешь этого больше всего, прав я или нет?

Вздрогнув, я с удивлением воззрился на Поттера. Не думал, что ему хватит духу произнести это имя вслух.

По классу пробежал возбужденный шепот.

— Не смей называть имя Темного Лорда! — воскликнул Мальсибер, вскакивая.

— А ты что, боишься? — Поттер прищурился. — Он же дружок твоего брата, верно? Вы и Снейпа примете в семью, как бедного родственника? А я все думаю, почему он так важничает в последнее время?

Поправив очки, Поттер посмотрел в дальний угол, словно бы хотел удостовериться в чьем-то присутствии. Мой взгляд метнулся туда.

Так и есть. Лили.

Мальсибер кинул в Поттера заклинание, раздались чьи-то крики, но я сосредоточился на удовлетворенном лице Поттера. Он смял пергамент и кинул в меня, но не успел бумажный шарик долететь до моей парты, как я небрежным движением палочки превратил его в пыль.

В класс вошел Флитвик.

— Все на места, пожалуйста. Начинаем урок.

Студенты рассаживались за парты под неутихающий шепот. Было очевидно, что они обсуждают произошедшее.

Бедный, несчастный Поттер: боюсь представить, как он будет трястись от страха, если повстречается с парой-тройкой настоящих Пожирателей. Тогда он точно раз и навсегда прекратит бросаться словами.

Надо быть полным дураком, чтобы сразу не разглядеть подтекст в маленьком представлении для Лили.

Все рассчитал, ублюдок. Принципы Лили, касающиеся магии, до сих пор шли вразрез с моими, и это часто приводило меня в замешательство. Наверняка Поттер в курсе, что Лили негативно относится к Темной магии, и Поттер хочет еще больше оттолкнуть ее от меня. До поры до времени Лили действительно лучше было не знать, чем я занимаюсь. При ее уме она в конце концов осознает, что зла от Темных заклинаний столько же, сколько от людей, вроде Поттера. Слизеринцы, по крайней мере, не пытаются увернуться от правды.

Мальсибер и Эйвери кипели от злости, как я, только мне с большим успехом удавалось это скрыть.

После урока я отделился от толпы однокурсников, выходивших из класса и двинулся за Поттером, скрывшимся за дверью в туалет.

Поттер мыл руки. Я бесшумно вошел внутрь и прикрыл за собой дверь.

— Давно задаюсь вопросом, — мой голос гулко разносился по помещению. — Может, ты разрешишь мои сомнения, — Поттер замер, было слышно только журчание воды, лившейся из крана. — Как Лили узнала о том, что произошло в Визжащей хижине? — я незамедлительно сам ответил на свой вопрос: — Выходит, ты ей рассказал. Хотел предстать перед ней героем? Не гнушаешься низких приемов? Снизошел до моего уровня?

Мой голос срывался от ярости, поэтому я не выдержал и кинул в него заклятие.

Поттер бросился на пол и откатился в сторону. Под прикрытием двери одной из кабинок, я осторожно выглянул.

— Как я погляжу, я попал по больным точкам. Переживаешь, что не возьмут в Пожиратели? Выходит, и ты не лишен тщеславия, — раздался глумливый сюсюкающий голос Поттера.

— Не впутывай Лили. Это только наше с тобой дело!

— Ты первым это начал! — закричал Поттер, посылая в меня заклятие.

Дверь слетела с петель, но я успел спрятаться за колонной.

— Неужели? Просвети меня, что же я такого сделал, что ты с первого дня не оставляешь меня в покое?

— Сколько мерзостей ты про меня ей наговорил?! — надрывался Поттер. — Ты годами вынуждал ее не общаться со мной!

Поттер решил совершить отчаянный рывок вперед, но я кинул еще одно заклятие. Оно разбило плитку над его головой.

— Каедам! — крикнул Поттер откуда-то из-под раковин заклятие, способное отправить человека в нокаут.

— Ступефай! — ответил я, уворачиваясь от летевшего в меня луча.

В меня полетели сотворенные из воздуха кинжалы.

Смешно. Я с легкостью превратил их в пыль.

Теперь между нами поднималась белая завеса. С трудом можно было различить очертания умывальников.

Поттер снова спрятался. Я переместился по другую сторону колонны, чтобы сориентироваться.

— Не заставляй меня ждать, Нюнчик!

Взмахнув палочкой вверх, я воскликнул:

— Игнем тоталум!

В воздухе повисли золотистые искры и ослепительно взорвались.

С потолка посыпались осколки светильников, я обезопасил голову, чтобы не пораниться.

От моего заклятия рассеялось белое марево. Ну и разгром мы тут устроили.

Хлопнула дверь, мы даже не обернулись на вошедшего, чтобы не терять друг друга из виду.

Под ногами шумела вода.

— Знаешь что, Снейп, у тебя на роже написано, что ты подонок, — выпалил разъяренный Поттер, — Лили вовремя тебя раскусила! Моя помощь не требовалась!

— Прекратите, оба! — рядом возник Люпин.

— Все лучше, чем быть тобой! — закричал я, целясь в Поттера, которого загородил Люпин.

— Не мешай, Лунатик! — Поттер оттолкнул Люпина в сторону. — Каедам!

— Сектумсемпра! — завопил я, давая волю своему гневу.

Мое заклятие ударилось в стену в дюйме от Поттера, шарахнувшегося вправо, и срикошетило в Люпина.

На какое-то мгновение мне показалось, что оно пролетело мимо. Люпин спокойно посмотрел на меня, но не успело легкое удивление отразиться на его лице, как из него обильно плеснула кровь — лицо, руки, грудь были рассечены сотнями идеальных порезов.

Тело Люпина, не он, осело на пол, а потом и вовсе повалилось навзничь.

Я похолодел.

Эта окровавленная туша зашевелилась, и я понял, что передо мной на самом деле Люпин. Завывая как зверь, он нелепо шевелил руками, и мне захотелось, тут же заставить его прекратить это. В этом зрелище больше не было совершенной красоты струившейся крови. Я брезгливо сморщился, разглядывая превратившуюся в тряпку мантию, из-под которой виднелась кожа, испещренная порезами. А лицо, алое, мокрое, грязное, походило на Люпиново, но все-таки это было не оно.

Люпин дергался, это не давало мне покоя. Почему он не полежит смирно, не даст мне удостовериться, что мое заклинанием работает, как следует?

— Помоги ему!

— Нет, — глухо сказал я.

Поттер не получит желаемого, все равно какой ценой.

— Вылечи, идиот! Ты же знаешь, как!

— Я сказал — нет! — рявкнул я, пытаясь убедить себя, не Поттера.

Люпин нелепо колотил по полу рукой.

Поттер подскочил ко мне, схватил за плечи и встряхнул со всей силой.

— Ты с ума сошел? Быстро делай, что нужно!

— Нет! — эхом разнеслось по помещению множество голосов, один из которых был моим. Или все. Или не один.

С выражением ужаса на лице, который заставил меня испытать толику желчного удовольствия, Поттер отступил.

— Да что с тобой, урод! Он умрет!

Люпин дергался, неестественно изгибая голову. Меня вдруг затрясло, и мелкими, ослепительными впышками бешенство изверглось из меня.

Поттер получит то, чего заслуживает.

— Да! Он умрет! И это будет твоя вина!

— Это безумие! Ты псих!

— Безумие? Ты думаешь? — неистово повторял я, сквозь ком в горле. — Безумие?

А что, если так и есть? Я отвернулся, сделал пару шагов в сторону. Что делать? Шатнулся было к Люпину и сразу обратно. Я не могу помочь.

Потому что не хочу.

И не должен.

Я никому ничего не обязан. Будет забавно понаблюдать за нерешительным Дамблдором: он поможет мне избежать Азкабана, найдет мне оправдание? Это чертово отродье, Блэка, Дамблдор поддержал. Конечно, гриффиндорец.

Выдавив исключительно невеселый смешок, я опомнился.

Что со мной? Я проследил за бурной струей воды, лившейся из-под раковины: петляя, она разветвлялась, к ней примешивалась кровь Люпина. Человеческая, настоящая. Такая же, как та, что внутри меня.

Люпин умирает? Все равно! Я хочу быть безразличным, и я таким стану.

Нет, не совсем, но… «Не становись таким, как я».

А каким он был? Не знаю. Он здесь вообще не причем. А с Люпином что? Он какой? Я совсем его не знаю. Он заслужил? Поттер — да. А Люпин?

Порывисто обернувшись, я увидел Поттера, пытавшегося применить к своему другу, уже почти не шевелившемуся, обычные лечебные заклинания. Я медленно подошел. Меня обуял страх, что Люпин уже умер, когда я вгляделся в то, что осталось от его лица — гротескной маски. Но он шевельнул веком, и я вспомнил, что он жив и беззащитен перед смертью. И я тоже.

Рухнув на колени перед Люпином, по другую сторону от Поттера, я извлек палочку и принялся за дело.

Голос мой то креп, то замирал, убаюкивая, утешая. Я произносил формулы правильно, нараспев, как полагалось, но откуда взялись непривычные мне интонации?

Раны затягивались вслед за движением моей палочки.

Поттер молчал, но я чувствовал его тяжелый взгляд на себе и начинал жалеть, что помогаю. Я и сам не отдавал себе отчет, почему я это делаю. А если не помогу, жалеть буду больше или меньше?

Когда я закончил, я долго смотрел на Люпина, пытаясь разобраться в собственных ощущениях. Почему я не мог поступить, так как задумал? Я изобрел Сектумсемпру не для того, чтобы всех от нее спасать.

— Шрамы на Люпине будут незаметны, — скривившись, сообщил я.

Люпин глубоко дышал, а потом открыл глаза и повернулся к Поттеру. Я тоже перевел взгляд на Поттера.

На его лице была написана безграничная уверенность в правильности моих действий. И мне безумно захотелось разбить вдребезги его убежденность в том, что я поступил достойно, честно, или какие там еще эпитеты поставляло его воображение.

— Видишь, я не прошу благодарности за то, что спас его от твоей глупости, — с гримасой отвращения и ненависти выплюнул я. — Я сейчас спасал себя от исключения. Только себя.

Поттер ничего не ответил и стал помогать Люпину подниматься. Ощутив прохладу, я посмотрел под ноги, вода, обагрившаяся кровью, подобралась совсем близко.

Встав на ноги, я поспешно вышел. Со злостью расталкивая студентов, пробирался вперед.

Поттер не понял ни слова из того, что я ему сказал. Он так и будет считать, что я ему обязан жизнью, за то, что он вытащил меня из Визжащей хижины. А с сегодняшнего дня, возможно, что мы с ним квиты. Или придумает подобную двуличную отговорку.

Я не испытывал угрызений совести за то, что случилось с Люпином. Но облегчение при мысли о том, что он жив и здоров, было огромным.

* * *

Остаться в одиночестве в Хогвартсе в последнее время было затруднительно. В особенно морозные дни гостиная была забита студентами, а сидеть в спальне, притворяясь, что занят чтением, мне представлялось глупым. Общаться с кем-то не возникало никакого желания, но как объяснить это окружающим на извечный вопрос «почему ты сидишь тут один»?

Поэтому я часто скитался по окрестностям замка, когда мне хотелось отдохнуть.

Меня потянуло в Запретный лес, но убедившись в том, что погода для этого не самая подходящая, — пришлось бы утопать в снегу по колено — я повернул обратно.

Вот бы существовал способ проверить, правильно ли мы поступаем, принимая то или иное решение.

Само собой, у меня не было других вариантов: не помоги я Люпину, меня ждало бы не только отчисление, но и Азкабан. Пренебрежение, оказанное мне Дамблдором, когда он не пожелал наказывать Поттера и Блэка, как полагалось, до сих пор задевало меня. Во мне возникло сильное желание отыскать Люпина, точно так же подвернувшегося мне под руку, как я не так давно Мародерам, и завершить начатое. Только сомневаюсь, что это избавило бы Дамблдора от привычки изрекать свои суждения тоном оракула и прощать потенциальных убийц.

Дамблдор, возможно, и нашел бы мне оправдание, подправленное напыщенной речью, но меня только теперь по прошествии какого-то времени начинала страшить мысль: я едва не убил человека.

«Не человека, оборотня», — попытался оправдаться я.

Разве Люпин не был моим врагом?

Только вот лично мне он ничего плохого не сделал.

Нет, еще как сделал. У Люпина в руках власть, он староста, но ему ни разу не пришло в голову остановить своих друзей.

Тем не менее, умри он от моей руки, я бы сожалел об этом. Одно дело сражаться с безликими врагами, другое — с теми, кого знаешь с самого детства. И сколько бы я не ратовал за справедливость, убить вот так исподтишка, ненароком… В бою, сражаясь в личном поединке — совсем иное. Тогда можно себя уважать.

Впереди, между деревьями, виднелся просвет. Поднимая низко свисавшие ветви большой ели, чтобы выбраться на открытое пространство, я напоролся на Хагрида.

Досадно.

Хагрид предстал передо мной во весь рост, уперев руки в бока. Я приготовился выслушать нравоучение. И, главное, от кого? От лесника, ладно бы еще от преподавателя.

— Я слышу, кто-то идет… Дай, думаю, погляжу, кого принесло, — пропыхтел Хагрид и, спохватившись, добавил: — Негоже тут разгуливать, не по правилам это.

— Я не разгуливаю, — все, что пришло мне в голову.

— А тогда что тут делаешь? — маленькие глаза Хагрида превратились в щелки: — У тебя голова-то, вроде, работает…

Смешно слышать подобное от полувеликана. Я прервал его, сделав скучающую гримасу:

— Если на этом разговор окончен, могу я идти?

Хагрид таращился на меня какое-то время, что начинало вызывать раздражение. Иногда, мне кажется, что Люциус прав, полулюди сильно отстают в развитии.

— Ты… эм, Северус Снейп, верно?.. Слыхал я, от преподавателей, в смысле… Не так чтобы от кого-то… У профессора МакГонагалл весь учет… как его… ведется, — начал спотыкаться Хагрид на каждом слове, видимо, складывать слова в предложения его так и не научили.

До меня начал медленно доходить смысл сказанного им.

И лучше бы я оставался в счастливом неведении о том, что бормочет этот растяпа.

— Я про отца твоего разумею… Сперва мать, теперь вот отец… Один-одинешенек, как я, стало быть…

— К твоему сведению, Хагрид, я совершеннолетний, — возразил я ледяным тоном, который, как мне казалось, должен был его смутить, но Хагрид даже не обратил внимание на мои слова:

— Это-то да… Но ты заходи, как-нибудь... На чай там… Или если поговорить захочешь…

Стоп. Хагрид жалеет меня? Этот необразованный болван?

Скептически оглядев чудаковатую шапку с помпонами и мохнатую шубу, я на некоторое время потерял дар речи. Что меня больше ставило в тупик? То, что он на самом деле не понимал, о чем говорит, не мог представить, что смерть отца для меня скорее облегчение, нежели горе? Или то, что он предлагал мне свою помощь безвозмездно? Я не мог вообразить, зачем ему было это нужно.

Досада на Хагрида сковала мне язык. Остался я один, что дальше? Почему из этого делают целое событие?

— Нет, Хагрид… Я, пожалуй, пойду в замок, — вконец растерявшись, произнес я. — Ладно?

Черт. К чему я добавил это «ладно»? Неужто хотел смягчить свой отказ?

— Пока, — пробормотал мне вслед Хагрид.

Ничего не ответив, я пошел дальше. Ноги проваливались под снег, и я несколько заторможено подумал о том, что следует воспользоваться соответствующим заклинанием, чтобы не простудиться. Мыслями я по-прежнему был рядом с Хагридом.

Почему его слова ввергли меня в ступор?

Наверное, от того, что я ни разу не разговаривал ни с кем о смерти родителей вслух. И было несколько карикатурно впервые заговорить о них с Хагридом.

Не в том проблема. Я не находил подоплеки его интереса. Я видел, как он раздумчиво выбирал слова из того запаса, к которому редко приходилось прибегать, и это сильно настораживало.

Если только…

Это многое бы объясняло.

Его подослал Дамблдор. Естественно, ему нужно знать как можно больше о том, какие умонастроения среди слизеринцев. Ему нужен шпион в Слизерине, Слагхорна мало кто уважает, и определенно, никто с ним делиться информацией не станет.

Куда я замахнулся. Под видом милых душещипательных бесед Хагрид вытянул бы из меня все, что требовалось.

Всеми силами я старался изгнать надежду на то, что Хагрид был искренен со мной.

Не удержался, посмотрел назад.

Хагрида там уже не было, но из трубы над его хижиной валил густой дым.

Всюду ложь. Разве не этому учил я себя? Не поддаваться, не питать иллюзий. Это не принесет ничего, кроме очередного глубочайшего разочарования.

Но каким немыслимым образом мне хотелось поверить Хагриду?