Семейные ценности рода Блэк (гет)

— Нашел! — громким шепотом сообщил Люпин, выглядывая из-за соседнего стеллажа. — Я же говорил, что видел его где-то!

Мадам Пинс, отвлекшаяся на рэйвенкловцев с четвертого курса, не видела, как он передает Вуду копии четырех страниц из книги, что раздобыл в Запретной секции. Ему, может, как префекту школы и позволялось ходить туда, но ни копировать, ни передавать третьим лицам собственные записи и копии материалов было нельзя. Так было написано в правилах пользования хогвартской библиотекой, и за это он расписался в документе, который подсунула ему смотрительница, когда он приволок ей разрешение от Граббли-Дерга на посещение Запретки.

Мадам Пинс терпеть ненавидела, когда преподаватели шли на поводу у своих лучших студентов и подписывали им такие разрешения.

На ее языке это называлось "бдить".

— Смотри, — тут же зашептал Пьюси, склонившись над полученными листами, — если вот сюда добавить вот эту формулу, — он обвел нужную строчку зелеными чернилами, — а вот это разместить в самом начале, то эффект должен смениться на поисковый. Дай посмотреть свои записи, — требовательно протянул он руку в сторону Флинта.

Книга, из которой Флинт выписал кое-что про свой Родовой дар, была запрещена к хранению на территории Британских островов еще четыре столетия назад. К счастью, не вся библиотека его Рода была арестована Авроратом. Кое-что, помещенное в банковскую ячейку, удалось сберечь.

— Но это все равно капец опасно, — заметил Вуд, тоже пробежавшись глазами по получившемуся тексту заклятия. — Выйдет, как...

— Не каркай, дятел, — миролюбиво попросил Флинт. — Без тебя знаю.

Он, оглянувшись по сторонам, торопливо снял мантию и галстук, а Люпин так же торопливо надел их на себя, мгновенно меняя внешность. Он разом сделался плотнее и мускулистее, кожа приобрела смуглый оттенок, волосы заметно укоротились и стали почти черными, уши сильнее оттопырились, а нос сделался короче и прямее, ореховые радужки потемнели до оттенка черного кофе, губы поменяли форму и пухлость, брови выразительно изогнулись, а по скуле рассыпались родинки. Двухдневная щетина завершила преобразования. Флинт удивленно уставился на Люпина, изобразившего его, и поправил ему галстук.

— Отвратительно выглядит, — признался он. — Никогда так больше при мне не делай.

Люпин скорчил рожу, означавшую, что не больно-то и хотелось. Видеть такую на своем собственном лице для Флинта тоже оказалось мерзко.

— У тебя два часа, — предупредил Вуд. — После этого шли сообщение через галеон и возвращайся. Мы встретим на берегу за новым стадионом.

Флинт кивнул. Люпин тем временем спрятал свою тетрадь в рюкзак Флинта.

— Удачи.

— Пригодится.

Пьюси фыркнул и, бросив короткий взгляд на мадам Пинс, к счастью, занятую чем-то, наложил на Флинта Дезиллюминационное заклинание.

— Все, давай. Иди. Два часа.

Воздух там, где располагалась Флинтова голова, чуть дрогнул — тот кивнул.

Идея пришла им в голову вчера ночью. Они сидели на кухне после отбоя, когда Алекс, внимательно глядя на эльфа, появившегося у котла, сказал, что можно попробовать совместить практики некросов, направленные на Призыв, и Чары принудительной аппарации. Последние были широко распространены во время Первой Магической войны, но вот уже больше тридцати лет на них лежал официальный запрет министерства магии, ибо без должной концентрации колдующего объект аппарации перемещался в неизвестном направлении. Да и при должной Чары тоже вели себя совершенно непредсказуемо. Хрен пойми куда могли забросить, одним словом. Но если их уравновесить тем, что у Флинта как у не самого опытного, но все же слегка практикующего некроманта выходит весьма неплохо, то все может получиться, как надо.

И когда Тинки наутро доставил требуемую книгу (Флинт хранил ее в своей комнате в тайнике, хотя в их дом на его памяти ни разу не заявлялись авроры), откуда они выписали старинную формулу, дело осталось только за второй половиной заклинания. Вуд вспомнил, что у Люпина есть проходка в Запретную секцию, а уговорить его помочь не составило труда.

Электру искали уже четвертые сутки, и пока прочесывание Запретного леса ничего не дало.

Малфой не собирался посвящать их в результаты поисково-спасательных работ, хотя они требовали.

И тогда они решились затеять всё это.

Выскользая из замка в вечерние сумерки, Флинт думал о том, как будет интересно, наверное, изучать дементоров, если после сегодняшних экспериментов он попадет в Азкабан. Ну сказка же для юного некроса, чо там.

О том, что они с Блэк — как Хиггс и Крэгги, такие же, с очень высокой магической совместимостью, Флинт рассказал только Пьюси.

Макгонагалл вызывала их всех четверых (по отдельности, конечно) на беседу, но Блэк и виду не подала, когда ходила к директрисе, а его самого разговор так разозлил, что он не сдержался. Пришел в спальню и наорал на Алекса, по ходу дела вывалив на него ворох ненужной никому информации. А сейчас понимал, что если бы Пьюси не знал, то его светлая голова никогда бы не додумалась, что можно просто положиться на саму Магию. Что при должном старании она сама приведет к человеку, которого ищешь, хотя бы потому, что этот человек по всем законам Изначальной — твой.

Пускай у них ничего не получилось (врешь, Макс Флинт, получилось, просто — закончилось), но Магии плевать на мелочи вроде их конфликтов. Если звать, Блэк отзовется. Любой отзовется, где бы ни находился, по эту сторону Грани или уже по ту.

Он читал получившееся у них с Алексом заклинание по шпаргалке, проговаривая каждое слово, потому что больше всего на свете боялся облажаться. Нет, он был бы рад, если бы Блэк нашли авроры или родня. Но прошло уже столько времени, а ее все не нашли.

Это значило, как минимум, что у них есть право попробовать поискать самим. Да, он не Пространственник, и у него не получится проложить портал, как сделала Рада Крам, когда нашла их в том сумасшедшем поместье, но, возможно, он просто перенесется туда, где до Блэк будет недалеко.

А уж там-то он найдет, пожалуй.

По тому, как его вывернуло прямо на землю, в которую он приземлился на четыре кости, Флинт сообразил, что своевольное Заклинание принудительной аппарации сработало, как положено. Он в душе не знал, где находится, и только наличие реки в зоне видимости подсказывало, что невдалеке должно быть жилище человека. Отряхнувшись и прополоскав рот набранной в пригоршни водой (он потом выслушает от Алекса, что маггловские реки могут быть небезопасны, спасибо), он пометил ближайшее дерево "следилкой", которая бы развеялась уже к утру, и, сконецентрировавшись, позвал.

Поначалу ничего не происходило. Примерно так же ощущал себя Флинт, когда впал в транс, пытаясь вытащить Блэк с Грани. Она не откликалась, и только ветер шелестел железными листьями высоченных деревьев. Он ожидал что-то попроще, когда сила все-таки выбросила его в то хтоническое пространство, которое у Блэк было за Рубеж. Не эту мрачную серость и холод, окутанный плотным туманом железный

лес. Как-то это было... слишком. Он не помнил, сколько бродил по этому, несомненно, страшному месту, пока Блэк не подала голос. И тогда Флинт понял, что гора, которая виднелась сквозь стволы мертвых деревьев, ветки которых всё порывались вцепиться ему в одежду, была вовсе не гора, а черный, обожженный дракон, длинный и какой-то неказистый, свернувшийся клубком. Под крылом дракона, доживающего пожалуй, последние мгновения, лежала Блэк.

Потом он долго уговаривал ее возвращаться домой, а Блэк была почему-то уверена, что им вперед, ну, по крайней мере, ей, потому что она уже прошла какой-то золотой мост, и даже по нему не слишком гремела. Флинт никакого моста не приметил, да и река, очевидно, была далеко позади, а желания Блэк идти дальше он отнюдь не разделял. Нет, он пошел, разумеется, потому что спорить с упертой Блэк можно было и по дороге, главное — успеть до того, как они окончательно уйдут за Грань, иначе даже его таланты, к слову, пока что весьма скромные, ничем помочь не смогут. Совсем.

Флинт не знает, сколько его заслуги в том, что на полпути они все-таки развернулись и пошли обратно: сквозь тот же самый неприветливый лес, а потом и через золотой мост, и видели какого-то злобного вида пса и болтливую великаншу.

А потом он, кажется, просто уснул, и об окончании путешествия узнал, только когда Блэк потрясла его за плечо, разбудив.

И вокруг ее туловища по-прежнему обвивался дракон, красный, словно шрам от ожога, — сделанный уже после их расставания, если его можно так назвать, магический контур. Только он и не пускал Блэк идти дальше до того, как Флинт отыскал ее почти у самой Грани.

Так вот, сейчас он снова ее зовет, и, наверное, Магия думает, что это шутка, некромант зовет живую, потому ничего и не получается. Не то чтобы Флинт был против, потому что это хотя бы показатель, что Блэк жива, и это, несомненно, плюс. На том, что это единственный плюс, он старается своего внимания не заострять.

— Ну, давай, — шепчет он сквозь зубы, мысленно повторяя слова Призыва, чтобы уловить хоть что-то, хотя бы направление, куда идти, потому что минуты из отведенных ему парнями двух часов стремительно утекают. После этого его, наверное, придется вызволять Тинки, и это будет плохо, потому что отец на самом деле строго-настрого запретил утренним письмом дергать старенького домовика туда-обратно

по дурацким поводам. К тому же Тинки после книги, которую он доставлял, нехило трясло.

Когда что-то вдруг будто подталкивает Флинта в спину, он засекает время и идет вдоль реки на северо-восток. Когда тихонько запищал над ухом невидимый Темпус, отмеряя час, никакой Блэк поблизости не наблюдалось. Оставалось тридцать пять минут от второго часа, который он начал тратить еще в Хогвартсе, пока добирался до границы аппарации. Единственное, что на самом деле радовало, Блэк начала отзываться. Он явственно слышал ее — но не совсем понимал, где именно. Аппарировать снова — неизвестно куда — было рискованно.

— Эй, мистер! — услышал он где-то сбоку мальчишеский голос и немедленно развернулся, радуясь тому, что палочка спрятана в рукаве. Парнишка лет тринадцати-четырнадцати с какой-то несуразной битой, гораздо длиннее, чем бита загонщиков в квиддиче, и тоньше, и не обитой железом — словом, битой совершенно точно не подходящей для отбивания бладжеров, бежал к нему со стороны фермы, оставшейся далеко справа от реки и чуть позади от Флинта. — Эй, мистер, — повторил приближающийся

мальчишка, — вы мой мячик не видели?

Мячика Флинт не видел, к тому же уже довольно стемнело, и пока он рассчитывал, как бы потактичнее свалить, мальчишка — Дэнни Винд, очень приятно — уже увлек его поисками (Флинт аж слышал, как Темпус отсчитывает минуты), а потом сообщил, что вообще-то это частная территория, и тут чужакам бывать нельзя.

— А ты не видел здесь ничего странного, Дэнни? — спросил Флинт мальчишку, незаметно наколдовав легонький Конфундус. — Никакие... красивые девушки не появлялись здесь?

— Самая красивая девушка здесь — это моя сестра Мэри, — уверенно заявил мальчишка. — Только если вы по ее душу, мистер, то я, наверно, разобью вам нос, потому что Мэри — порядочная девчонка, ясно вам?

— Хей, успокойся, — Флинт поднял обе руки вверх, будто сдаваясь. — Я ищу свою подругу, она заблудилась тут два дня назад. — Ее зовут Электра. У нее черные волосы и синие глаза.

— Она не похожа на мою сестру, — заключил Дэнни. — Я не видел тут никаких черноволосых девчонок, мистер. Но вчера мы с Мэри на берегу подобрали собаку, она была очень слаба, и у нее такая рана была на боку! Мама еле-еле согласилась ее зашивать! Тут до города далеко, могли и не довезти до клиники, да и отец вообще-то против того, чтобы мы лечили каждую встретившуюся животину, потому что Мэри —

очень жалостливая, она бы каждую кошку в дом притащила, каждую собаку! Эту папа разрешил лечить только потому, что она породистая, и чистенькая, на ней даже блох не было, мама сказала, что наверняка чья-то потеряшка, надо будет развешивать объявления, может быть, и хозяева найдутся, вдруг там такие же подростки, или совсем малышня, рёву, наверное...

— Дэнни, — строго сказал Флинт, прерывая фонтан красноречия, — покажи мне, пожалуйста, собаку.

— Зачем? Это ваша разве? Не, это не мое дело, конечно, но...

— Дэнни, — повторил Флинт. — Покажи, пожалуйста.

Следующий Конфундус мягко прибил его по темечку, и мальчишка мгновенно развернулся, чтобы идти к видневшемуся вдалеке сараю.

— Мама сказала, что в дом собаку все-таки не пустит, так что мы ее оставили в папином сарае для всякой всячины, там и старые двигатели для моторки, которые папа все надеется пересобрать, и сети, и вообще много всякого, вы только не удивляйтесь, что у нас там бардак, мы... А, ну, вот она. Привет, — он упал перед матрасиком, на котором вытянувшись лежала крупная черная собака, и погладил ее между

ушей, — ну как ты, Блэкки?

Флинт аж закашлялся. Даже имя угадал, шельмец!

— Эй, Блэк, — присел и он рядом на корточки, на пробу позвав, — пойдем домой?

Собака внимательно посмотрела на него. Таких синих глаз ни у одной собаки не бывает.

— Я оплачу ей клинику, — сказал Флинт, отправляя в ребенка следующий Конфундус. — Показывай, где тут ближайшая дорога?

В теле собаки Блэк весила килограмм двадцать пять. И при условии, что двигаться она не могла — на переднюю лапу была наложена шина, это был солидный вес. Давно Флинт не носил здоровенных псов на руках. Примерно... никогда.

Галеон в кармане брюк нагрелся, передавая сообщение и обжег ему ногу. Отвечать времени уже не было, два часа, конечно, подошли к концу.

— Ну, держись, Блэк, — велел он и, прижав собаку к себе покрепче, аппарировал к берегу.

С берегом промахнулся, по пояс оказавшись в воде и еле удерживая равновесие. Навстречу тут же кинулись Пьюси, Вуд и Люпин, а за ними — бледный и злой, как разъяренная мантикора, Малфой.

Сейчас он меня прибьет, — подумал Флинт, глядя на декана. — Колесует.

— ...Это было безрассудно, — припечатал Малфой спустя час после триумфального возвращения Флинта с полудохлой Блэк на руках, распекая их с Пьюси, Вудом и Люпином в собственном кабинете. Блэк была сдана с рук на руки мадам Помфри, Флинт тоже осмотрен на предмет повреждений и отпущен с миром, Макгонагалл уже сняла с трех факультетов по пятьдесят баллов за излишнюю инициативность, и теперь настало время последней гневной отповеди.

А там уже и до отбоя недалеко. Колокол послушно зазвонил, оповещая, что студентам пора по кроватям. Правда, по пятницам так точно никто в это время еще не ложился.

— Это было самонадеянно, — продолжал Малфой, расхаживая по кабинету. — Безответственно. Глупо. Очень по-гриффиндорски.

Вуд фыркнул.

— Вы говорите так, сэр, будто это что-то плохое.

— Да, мистер Вуд, я говорю так, потому что Гриффиндор — это диагноз! Только безумец станет изобретать новые заклинания на основе запрещенной Магии!

— Но ведь получилось, декан, — насупился Пьюси.

— Да вы не представляете себе, куда мистера Флинта вообще могли занести эти Чары! Там могли водиться опасные твари! Там могло быть какое-нибудь болото, в конце концов! Вас выбросило еще за Каледонский лес, вы себе представляете, мистер Флинт, как это далеко от Хогвартса?! А вы, мистер Люпин? Что вы молчите, вы же, кажется, принимали деятельное участие в разработке этого авантюрного плана?

— Мы хотели найти ее, сэр, — только и сказал Люпин, нахмурившись. Он выглядел совсем необычно для себя, заметил Флинт, совершенно не был похож ни на кого виденного им ранее, и не знай он, что это барсук сидит через стул от Вуда, никогда бы не признал.

— И мы нашли ее, — добавил Вуд. — Сэр, у нас же все получилось.

— И к утру весь Хогвартс будет знать, как! Вы понимаете, что подвергаете свою семью опасности, мистер Флинт? Вы понимаете, что нарушили правило, которое еще Основатели наложили на Запретную секцию библиотеки, мистер Люпин? Вы понимаете, что вашего друга могло расщепить, бросить на скалы, утопить, а, мистер Пьюси? Вы понимаете, как вы перепугали всех?

Малфой раскраснелся. На его бледной коже румянец выглядел неестественно и некрасиво. Флинту показалось вдруг, что Малфой действительно переживал за него.

— Извините, декан, — покаянно произнес он. — Вы правы. Нам стоило посоветоваться с вами.

Малфой кивнул.

— Вы у меня слишком самостоятельные, — со смешанным чувством разочарования и гордости в голосе сказал он. — Ступайте спать, отбой уже был.

И когда они уже вышли в коридор, Флинт услышал:

— Спасибо, Максимиллиан.

Он обернулся и сочувственно поглядел на Малфоя. Тот выглядел так, будто не спал несколько суток.

Понедельничное письмо, которое Блэк сунула ему за завтраком, Флинт прочел только во вторник, когда решил, что ведет себя глупо, не распечатывая его. Ну, что там ему, в конце концов, такого мог написать Димитр Драганов?

Драганов извинялся.

Не так, как извиняются, наступив на ногу в толчее, или когда просят подвинуться, пробираясь куда-то, а... с чувством. Словно действительно считает себя виноватым. Словно ему... не все равно.

Признание Драганова, что он стирал Флинту память, прибило того пыльным мешком. Флинт часа три метался между желанием подняться в Больничное крыло и дождаться следующих выходных, когда снова отпустят в Хогсмид, потому что тогда появится возможность увидеть крестного, а ему в вопросе собственной головы он доверял куда больше, чем мадам Помфри. Третьим вариантом было пойти к Блэк и спросить, что же такое он забыл-то, она ведь должна, пожалуй, знать. Следовать этому варианту мешала гордость и то, что Блэк пошла на электив по Высшей Трансфигурации.

К лучшему.

В тот момент, когда он уже тянул на себя тяжелую створку двери лазарета, сигнальный галеон в кармане нагрелся, и интерес возобладал над всем остальным, Флинт отпустил дверь, вытащил монету — и сразу уронил.

У Блэк погибли родители. Это было... ужасно это было, вот что. Он не знает, что случилось бы с ним, если бы его отец погиб. Не может даже представить себе.

Вуд с глазами по галеону нашелся у Большого зала. Когда он сказал, что деканы собирают добровольцев с седьмого курса, которые помогут прочесать лес, куда в состоянии аффекта рванула внезапно превратившаяся в Грима Блэк, Флинт бросился к Малфою и потребовал разрешить пойти в Запретный лес. До полуночи он, Пьюси, Вуд, Люпин, Дина Дилэйн с Хаффлпаф, Джозеф Ламперт и Амалия Хат с Рэйвенкло бродили по территории школы, пытаясь отыскать хотя бы следы — и ничего. За тропой кентавров след терялся, а разговаривавший с кентаврами лесничий Хагрид ничего узнать не смог. Старшекурсников поблагодарили за помощь и отправили по кроватям, а поисками Блэк стали заниматься профессионалы. И дальше три дня совершенно никаких новостей.

Вуд, недоделанный оптимист, пытался подать отсутствие плохих новостей как хорошую новость, но нельзя сказать, что в Слизерине приветствовался такой оптимизм.

В гостиной царило уныние. Может быть, у Блэк было не слишком много друзей, но приятельствовала она со всеми, практически не отказывая в помощи никому из младшекурсников и с удовольствием включаясь в обсуждение квиддичных матчей, стратегий команд и шансов той или иной сборной на выход в плей-офф следующего Чемпионата мира. Об обновках с девицами не трындела — это правда, но зато то одна, то другая приходили к ней секретничать о каких-то девчачьих мазях-притирках-бальзамах, и Блэк, уводя каждую подальше от любопытных ушей, терпеливо и подробно рассказывала им что-то о совместимости различных средств, Флинт бы, пожалуй, охарактеризовал их как косметические. Одни вылеченные прыщи Уоррингтона чего стоили.

Гарантия качества, если угодно.

Почему-то перед Блэк было не стыдно показать свою слабость. Она умела обрабатывать раны и залечивать повреждения так, что чучелом-неумехой себя при этом не чувствовал. Флинт — нет.

Наверное, он зря соврал ей, сказав, что хотел бы остаться друзьями.

— Ну, у тебя по крайней мере может получиться, — пожал плечами Пьюси тогда на кухне. — Найти Блэк.

— Зачем это мне? — фыркнул Флинт в ответ, но лицо за стаканом тыквенного сока поспешил спрятать.

— Хватит, — скривился Пьюси. — Ты на Блэк с октября слюной капаешь. Как бы ее ни звали. И ты бесишься, что ее не могут найти, и переживаешь. Можешь прекратить держать передо мной лицо, я тебя всю жизнь знаю.

Флинт бы, может, кому-то другому и по харе съездил за такое, но Пьюси — был Пьюси, с которым они делили на двоих все детские беды и радости, с которым впервые влюбились в одну девчонку с соседней улицы (плевать, что он уже не помнит ее лица, только имя — Хелен Джонс, и что волосы у нее были русые и слегка волнистые. И, да, Хелен Джонс была старше них обоих лет на десять, и тогда это ни разу не смущало), впервые напились до рвоты паленым огневиски, и вообще у них все детство было пополам. Так что Алекс Пьюси имел право на такие слова. Пожалуй, только он и имел.

Поэтому когда в голове Пьюси появился План — именно так, с большой буквы, — попахивающий безумием и слегка отдающий вероятностью оказаться за решеткой, Флинт даже для виду отказываться не стал. Потому что завтра уже была пятница, а Блэк усвистала в Запретный лес во вторник, и Мордред знает, что там с ней произошло. Он волновался, понятно.

Имеет право вообще-то.

Они же с Блэк друзья.

Теория "Близко — это в пределах часовой доступности" принадлежала Люпину. Пока сам Флинт выписывал все упомянутые в своем некромантском сборнике формулы, связанные с Призывом, и пытался вычленить в них общее, Пьюси и Люпин обдумывали детали: сколько времени необходимо выделить для поисков после успешного перемещения, когда отправляться, откуда аппарировать, как замаскировать отсутствие Флинта в школе, чтобы его не заметили преподаватели. Всю эту бурную деятельность прикрывал Вуд, сидевший здесь же — раз, обложившийся справочниками едва ли не по всем предметам — два, то и дело привлекающий к себе внимание то библиотекаря, то сокурсников — три, ибо нет способа спрятать что-то лучше, чем положить на видном месте. В результате их пятичасовое сидение у всех на виду разве что разозлило мадам Пинс, которая полагала, что компаниям в библиотеке вообще делать нечего. Вуда выгоняли из читалки дважды за это время, но он все равно возвращался. Это обеспечило успех в подготовке операции, потому что, пристально следя за Вудом, мадам Пинс совершенно прохлопала ушедшего в Запретную секцию Люпина, который принес недостающую информацию. Пьюси мастерски совместил два заклинания в одно, философски рассудив, что если получится — круто, а не получится — так они хотя бы попытались, и Флинт под Чарами невидимости отправился к озеру.

Час вдоль берега реки он шел на автопилоте.

Наткнуться на мальчишку, который пожалел травмированную собачку, было настоящей удачей.

То, что "собачкой" оказалась Блэк, — удачей дважды, потому что, понятное дело, нельзя было быть уверенным, что у них вообще получилось. С той же вероятностью Флинта могло выбросить посреди Тихого океана, и об этом, Малфой прав, они думали в последнюю очередь.

"Ох уж эти безрассудства юности", — сказала директриса, снимая с них штрафные баллы.

Но по-хорошему, пятьдесят изумрудов за спасение Блэк — не велика цена.

В Хогсмид, наконец, зализавший раны после нескольких нападений террористов (которых до сих пор поймали не всех, и расследование практически не освещается в прессе), их все-таки отпускают, хотя Лонгботтом вчера едва ли не настаивал на том, чтобы им четверым впаяли по отработке. Малфой отмазал. В своей манере, конечно, прошелся по их способностям ("Послушай, Невилл, но заставлять их мыть Большой зал по-маггловски — это наказание скорее для эльфов, которым придется перемывать, чем для этих оболтусов"), но дополнительных санкций после того, как наорал сам, не ввел. Это было хорошо, потому что Флинт за своими переживаниями о Блэк забыл о переживаниях о себе, любимом.

Когда он вваливается в Воющую хижину, гораздо позже того времени, во сколько изначально собирался (сказалось позднее пробуждение и общее нежелание вставать с кровати), младший и средний Пьюси уже там. Эдриана нет, потому что Флинт его еще не звал, они условились лишь о том, что крестный вообще придет.

— Ты чего? — спрашивает Флинт у Алекса, лежащего пластом на жестком даже на вид трансфигурированном диване в мерзкий цветочек. Тот, по обычаю наплевав на белизну рубашки и отутюженность брюк, не убирая правого локтя с глаз, вытаскивает из кармана смятый в комок пергамент, несколько секунд раздумывает, показывать или не показывать. Пропустивший завтрак, Флинт не знает, от кого друг утром получил письмо. Явно не от Эда и Кэти.

— Это от Леди Пьюси, — говорит Арчи, отрываясь от какого-то яркого журнальчика. Флинт, заглядывая в журнальчик, видит только кучу разных картинок и мало-мало подписей. Ни картинки, ни подписи не двигаются. Это очень странно.

— Что это? — спрашивает он малого, забирая комок пергамента из руки Алекса, нахально сдвигает его ноги с дивана и усаживается там же. Смотреть он на необычный журнальчик не перестает.

— Видел у Элли на кофте рога? — спрашивает, тяжело вздохнув, Арчибальд, отрываясь от своего яркого чтива.

— У кого? — уточняет Флинт, нахмурившись.

— У Блэк, — отмахивается Арчи и продолжает: — Это рога на шлеме скандинавского бога хитрости и обмана Локи. Так его нарисовала одна американская студия, которая выпускает рисованные истории. Они называются комиксами.

— Это тебе Блэк рассказала? — удивляется Флинт, который ни разу ничего на эту тему от Блэк не слышал, хотя и видел, что на ее толстовках самые разные картинки изображены: то красная маска какая-то с черно-белыми глазами, то какие-то концентрические круги со звездой, то какой-то пацан с серебристыми волосами, то, вот, рога, прости Мерлин.

— Вообще-то я сам понял про Локи, — обиделся Арчи. — Прошлым летом мы с Энди Митчеллом из дома напротив зеленной смотрели фильм, и он сказал, что это было снято по комиксам. И это он мне почитать прислал. Просто в гостиной не очень удобно маггловское читать.

— Почему? — впервые подал голос с дивана Алекс, но особенной заинтересованности в нем не слышалось.

— Потому что вечно кто-нибудь начинает отвлекать, — заявил рэйвенкловец. — И в библиотеку не пойдешь, потому что местами очень смешно.

— Так вот почему у тебя по Чарам за допусковый тест "Выше ожидаемого", — хмыкает Алекс. — А я уж было подумал, что ты наконец-то влюбился.

— Вот еще! Вон, Макс влюбился в Элли, и кому от этого легче стало?

— Заколдую, — мрачно обещает Флинт (Арчи пожимает плечами и возвращается к чтению комикса про Локи — асгардского агента) и расправляет все ж таки пергамент. Материнские послания у Алекса Пьюси, как правило, не хранятся долго. Он предпочитает их предавать огню над ближайшей мусорницей.

После слащавых приветствий и положеных вопросов о здоровье, делах и успехах в учебе Леди Пьюси переходит к важному: список потенциальных невест для наследника Рода, которым стал Александр, когда Эдриан весьма радикально избавил себя от рабского клейма Темного лорда, пополнился одним пунктом.

"Подходящая партия", — называет это Леди Пьюси.

"Чуть запятнанная репутация, но у нас тоже не блистает", — добавляет Леди Пьюси через пару предложений.

"Наши семьи не состоят даже в отдаленном родстве: свежая кровь полезна", — делает важное замечение Леди Пьюси.

"Прощупай почву, — велит она в предпоследнем абзаце. — Я уже написала Лорду-регенту Блэку, чтобы он имел тебя в виду".

Флинт фыркает и сминает письмо в такой же комок, каким Алекс подал его.

— Это Блэк что ли подходящая кандидатура? — усмехается он. — Твоя мать ее просто не видела ни в квиддиче, ни когда она тебя завалила тем приемом и придушила!

Пьюси хмыкает в локоть.

— Да ладно тебе, не парься, — толкает его Флинт в ребро. — Скажи Леди Пьюси, что уже присмотрел себе невесту, но она пока что молода для помолвки.

— Это кого? — интересуется Арчи, не отрывая глаз от журнала.

— Гринграсс. Любая.

Алекс начинает улыбаться, только левый уголок губы ползет вверх, и Флинт понимает, что нужно продолжать нести чушь.

— Или сразу обе, можешь сказать, что еще не определился. Или что путаешь их! Или что вообще решил стать двоеженцем!

После этого пассажа Алекс Пьюси уже натурально ржет, заливисто, как редко себе позволяет, совсем по-мальчишески, сбрасывая с себя и пижонство наследника Рода, и суровость старосты факультета, и свою общую презрительность к большинству окружающих.

— Думаю, после подобного заявления мне придется принимать обязанности Главы Рода несколько раньше, нежели это запланировано, — признается он. — С чего эта женщина вообще считает, будто я должен ее слушаться? Кукушка несчастная.

Флинт слышит горечь, с которой друг говорит о матери, но понимает, что при всей абсурдности семейной ситуации в Роду Пьюси Алекс будет вынужден подчиниться, когда его действительно надумают женить. То, что он в семнадцать, почти восемнадцать уже, до сих пор ни с кем не обручен, вообще-то может вызывать кривотолки.

— Знаешь, я ведь сейчас примерно в той же ситуации, что и Ларсен накануне своей помолвки, — замечает Алекс, наконец-то садясь прямо. — Ее тогда тоже наверняка не спрашивали, хочет ли она замуж.

— А с чего Леди Пьюси вообще взяла, что Элли не выйдет за Димитра Драганова? — спрашивает Арчи, перелистывая страницу.

— "Квиддич Сегодня" написал, что помолвка Драганова расторгнута, — вспоминает Алекс. — Там какой-то скандал был даже, я не стал дочитывать. Не люблю сплетни.

Флинт молчит недолго, размышляя, как сформулировать сообщение для крестного, потому что он вообще-то сюда не матримониальные планы Алекса шел обсуждать, а получать свою законную колдомедицинскую помощь. Обливиэйт с него кто-то обязательно должен снять. А вечером можно будет и к Блэк в Больничное крыло зайти, уточнить неясные моменты, если они останутся. Ну, и там... проведать. Он даже в порыве чего-то необъяснимого купил ей пакетик перечных чертиков в "Сладком королевстве".

— Если твоя матушка будет столь же прямолинейна, как с тобой, — сказал он, наконец, доставая палочку, чтобы вызвать Патронуса, — и столь же настырна, ее и Лорд-регент Блэк не спросит. Выдадут за тебя, как миленькую.

— Иди ты, — вяло отмахивается Пьюси. — Вызовешь меня на дуэль, если это произойдет?

— Непременно, — соглашается Флинт. — На подушках. До последнего перышка!

— Кто больше забросит Вуду, — усмехается Пьюси, и они хохочут до икоты.

Серебристый медведь улепетывает сквозь стену, чтобы сообщить Эдриану Пьюси, куда ему аппарировать.

"Я не хотела этой помолвки".

"Прадед решил выдать меня за Драганова, угрожал убить моих родителей".

"Драганов умирал, и я провела единственный ритуал, который знала наизусть. Мы учили его в Дурмстранге".

"Мне было жаль, что я не могла тебе рассказать".

Флинт не помнил этого разговора, пока крестный, чуть слышно матерясь под нос, вырывал черные нити, опутавшие что-то в его голове, но слова Блэк, сказанные после их возвращения с Грани, возникали в памяти с каждым пучком той черной гадости, отброшенной Эдрианом в кюветку, словно никакого Обливиэйта не было.

— Эта хрень черная — она на гиппокампе? — спросил Алекс, подходя ближе и внимательно следя за манипуляциями старшего брата.

— Да. На правом. Ты что-то знаешь о таком? Это не Обливиэйт, кстати.

— Когда мы перед финалом просили Блэк посмотреть, все ли с Максом в порядке, — припомнил Алекс, — она смутилась, увидев небольшое пятнышко у гиппокампа и сказала, что нужно сходить к Помфри или целителям из палатки Мунго, чтобы они посмотрели.

— Но я не пошел, — добавил покаянно Флинт. — Не болело же ничего.

— Небольшое пятнышко, значит, — протянул Пьюси-старший. — Ну, что ж. Оно неплохо угнездилось в твоей голове. Надо полагать, ты вообще не помнил то, что тебя заставили забыть, даже не помнил, что что-то вообще вычистили из памяти. Так?

— Так, — согласился Флинт, в очередной раз дернувшись. Хоть крестный и залез по локти изогнутыми корнцангами лишь в многократно увеличенную проекцию его головы, больно было, как будто в мозгу на самом деле ковыряются металлической жуткого вида штукой.

— Молодец, мальчик, — похвалил Эдриан, отбрасывая в кюветку очередную порцию заклинания, разросшегося в мозгу, как опухоль. — Будешь так относиться к своему здоровью, сможешь смотреть квиддич только с трибуны. То руку он неделю не лечит, то почти месяц живет с паразитом в голове...

— Я же уже извинился! — возмутился Флинт. — Два раза!

— Лучше бы ты просто включал голову вовремя, — заметил Эдриан, бросая на него тяжелый взгляд. — Потому что ни мне, ни отцу ни горячо, ни холодно от твоих извинений, Максимиллиан. Мы хотим, чтобы ты был жив и здоров, а не вежлив и мил.

Флинт закатывает глаза и снова морщится, потому что Эдриан тянется зажимом к последней нитке. Он знает, что сейчас будет очень больно.