В двух шагах от дома 84 по Чаринг-Кросс Роуд (гет)

20 июня 2000 г.

Гермиона,

Если «дружить по переписке» означает обмениваться подобного рода письмами, то я понимаю, почему у меня таких друзей нет. Какой смысл в этой банальной информации? Я удовлетворю ваше любопытство только потому, что вы были нетрезвы, когда задавали свои вопросы. Надеюсь, это состояние у вас пройдёт к тому времени, когда вы получите ответ.

Я предпочитаю Огденское, а если приходится пить вино — то красное.

Художественная литература — пустая трата времени, поэтому — нет, не читаю.

Триллеры или комедии — это про что? Про пьесы? Поскольку я никогда не ходил в театр, то у меня нет предпочтений.

Я действительно готовлю зелья, и я знаю, что вы управляете книжным магазином.

Развлечения? Какое странное словечко. Не думаю, что я «развлекаюсь».

Мне нравится экспериментировать с зельями. Нет ничего приятнее, чем создать нечто такое, чего никто до меня не создавал, и, возможно, никогда не создаст.

Мне нравится сидеть дождливым вечером вблизи горящего камина с бокалом хорошего бренди. Иногда, под настроение, я дополняю бренди сигарой. Добавьте к этому чтение какой-нибудь научной публикации, особенно, если я её давно ожидал, и вы получите описание моего почти идеального вечера.

Как по-вашему, можно ли это назвать «развлечением»?

Мое детство длилось недолго и закончилось слишком давно, чтобы я мог помнить, о чём мечтал в те годы. К тому времени, когда я достиг подросткового возраста, мой жизненный путь был уже выбран, и не было возможности с него свернуть.

Требуется ли вам зелье от похмелья?

Как всегда, ваш

Саймон

* * *

25 июня 2000 г.

Саймон,

Хоть я и не профессиональный зельевар, но я вполне способна приготовить целый котёл антипохмельного зелья... Или забежать за ним в аптеку перед работой.

Что касается переписки между друзьями, то боюсь, что в нашем с вами случае всё развивалось не совсем обычно. Как правило, люди, с которыми я обмениваюсь письмами — это те, кого я лично знала ДО того, как мы начали переписываться. Мне не нужно было задавать им вопросы для того, чтобы лучше их узнать — я их УЖЕ знала.

А вы для меня почти чистая страница. Я ничего не знаю о вас, кроме того, что вы можете одним предложением рассмешить меня, а следующим — вызвать желание вырвать себе все волосы (а заодно и вам). Читая ваши предыдущие письма, я понимаю, что вы не из тех, кто открывается кому-либо, и я не собираюсь вмешиваться в деликатные вещи, поэтому не стесняйтесь сказать мне, если сочтёте, что я слишком любопытна. Такова уж моя натура — вечное желание, задавать всё новые и новые вопросы, стараясь разузнать что-нибудь ещё.

Я обычно не имею привычки выпивать, но если уж я пью, то предпочитаю что-нибудь с фруктовым вкусом. Единственный раз, когда я попробовала Огденское, я бОльшую часть выплюнула, а потом не чувствовала своего языка в течение десяти минут. Как вы могли заметить, я много болтаю, когда напиваюсь, и это основная причина, по которой я стараюсь не пить в компании незнакомцев.

Я читаю все, что попадется мне на глаза, но особенно люблю романтические истории. Я почти вижу, как вы сейчас усмехаетесь. Вы, наверное, не хотите знать, с каким лицом я читаю романы.

Под словом «развлечение» я понимаю всё, что доставляет удовольствие. Даже если это удовольствие от хорошего бренди, хорошей сигары и хорошей книги. Замените бренди на стакан какао, а сигару на пенную ванну — и вы получите описание того, как выглядит мой идеальный вечер. Я бы предложила вам попробовать, но вы не похожи на любителя понежиться в ванне.

Вы до сих пор находитесь на выбранном ранее жизненном пути, с которого нельзя сойти? Или это вопрос, который мне не следовало задавать?

Гермиона

* * *

Тот вечер был почти идеальным. Саймон сидел в кресле перед камином, поставив ноги в домашних туфлях на специальную скамеечку, и курил сигару, дым от которой клубился под потолком.

Вместо огневиски или бренди, которые он берёг для особых случаев, в чашке был крепкий горячий чай. Получив письмо от Гермионы, он откинулся на спинку кресла и начал читать, время от времени тихо фыркая, или произнося вполголоса «вряд ли».

Отложив письмо в сторону, Саймон допил чай и задумчиво докурил сигару. Он не сомневался, что Гермиона очень расстроится, если когда-нибудь узнает, что была с ним знакома до начала их переписки.

— Ты можешь представить, Йорик, чтобы подобные письма получал профессор Снейп? Держу пари, что нет.

Подойдя к письменному столу, Саймон ухмыльнулся.

— Уверен, что тогда письма были бы предельно корректными, и содержали бы только ответы на мои запросы о книгах

25 июня 2000 г.

Гермиона,

Вы не угадали — я не усмехнулся. Я вздохнул.

Похоже, любая женщина, даже если она намного старше вас, любит читать романтическую чушь, и это меня озадачивает.

Неужели все женщины способны мечтать исключительно о том, чтобы стать рабыней какого-нибудь мужчины? Вынашивать детей, готовить для всех еду и убирать дом от рассвета до заката? Я потерял счет ведьмам, когда-то обладавшим блестящим умом, и бездарно растратившим его, выбрав этот путь. Выбрав только потому, что они решили (или им промыли мозги, чтобы заставить их так решить), что именно в этом и состоит их предназначение.

Вы не упомянули свою — я могу назвать это словом "аффилированность"? — с одним из ваших одноклассников. Некоторое время газеты твердили, что вы составляете пару. Скажите, Гермиона, вы уже стали Уизли во всём, кроме фамилии?

Насколько мне известно, Молли Уизли — прекрасная жена и мать. Окончила Хогвартс, связала себя узами брака с Артуром и всю последующую жизнь провела вынашивая и выращивая одного ребенка за другим. Кто-то сказал бы, что в этом и есть её счастье. Я бы не был в этом так уверен, потому что у меня никогда не было возможности её спросить.

А у вас такая возможность есть.

Прежде чем бросаться с головой в священный омут супружества, убедитесь, что вы действительно этого хотите.

Касательно моего жизненного пути, могу сказать, что теперь эта дорога принадлежит только мне, и я могу идти туда, куда захочу. Если вы ещё не догадались, я не женат, и никогда не был женат.

Я не «чистая страница», я — «закрытая книга», которая не готова открыться любому читателю. Пока вы не спросили ничего, что я посчитал бы неделикатным или навязчивым, но если это случится, то я просто не отвечу на такой вопрос.

И — нет, я не из тех, кто принимает ванны с пеной. Вы предпочитаете пену, а не соль? Если так, я постараюсь что-нибудь для вас изобрести, раз уж вы отвергли мое зелье от похмелья.

Как всегда, ваш

Саймон

* * *

1 июля 2000 г.

Саймон,

Романтика — это нечто большее, чем брак и кабальное рабство. Если вы когда-нибудь потрудитесь почитать любовные романы, вы обнаружите, что в основном они сосредоточены на построении отношений — романтических отношений, если хотите — а не на том, что происходит спустя десять лет после произнесения брачных клятв. Мы читаем такие истории для того, чтобы отвлечься от рутины, чтобы представить себя на месте героини, которую обхаживает и соблазняет мужчина нашей мечты. В течение нескольких коротких часов мы чувствуем себя остроумными, привлекательными и желанными, и это помогает скрасить суровые жизненные реалии.

Молли Уизли — замечательная женщина, жена и мать, и, поскольку вы с ней лично незнакомы, мне неудобно обсуждать её с вами.

После такого резкого осуждения супружеской жизни я должена была бы сообщить вам, что лично я очень счастлива в браке, и позволить вам первому поздравить меня с предстоящим рождением первенца.

Однако вместо этого я скажу, что в настоящее время у меня нет романтических отношений ни с кем — включая Рональда Уизли, который является темой, которую я, с вашего позволения, предпочла бы сейчас не обсуждать. Но если бы я была в отношениях или замужем, можете быть уверены, что Я не стала бы чьей-то рабыней. Если бы нашёлся человек, с которым я захотела бы прожить остаток жизни, я, конечно, готовила для него — если бы у меня вдруг возникло такое желание, и если бы он был достаточно храбр, чтобы есть то, что я готовлю. И убирать в доме я бы не отказалась — я предпочитаю, чтобы вокруг меня были порядок и чистота. Но у меня есть свои условия, которые я бы потребовала соблюдать взамен: вытирать ноги, не прерывать меня во время чтения, и…

И я уверена, что оставшаяся часть этого списка вам вряд ли интересна.

Вы когда-нибудь принимали ванну с пеной? Если нет, то откуда вы знаете, что вам это не понравится? Я советую вам как-нибудь вечером выделить на это один час и попробовать, только не забудьте защитить свою книгу от воды.

Вы уже побаловали меня духами и солью для ванн, поэтому я должна бы сказать вам, чтобы вы не возились с пеной, но я не стану этого говорить, потому что в последнее время чувствую себя ужасной эгоисткой.

Кстати о ваннах: у меня сейчас намечено свидание в ванне с хорошей книгой, так что письмо я заканчиваю.

Гермиона

PS. На случай, если вы не поняли, я просто пыталась вас подразнить. Я действительно ценю, что вы желаете мне не попасть в ловушку несчастливого «супружеского счастья». Спасибо вам.

* * *

6 июля 2000 г.

Юная леди,

Сообщаю вам, что сегодня ваша проклятая пена для ванн взорвалась в моей лаборатории, и испортила три других зелья. Излишне говорить о том, что ваша пена ещё не совсем готова, как и о том, что сидеть в ванне с пузырями я не собираюсь.

Судя по тому, что вы написали о себе, я делаю вывод, что вы безнадежный романтик. Должен предупредить вас, что я таковым не являюсь. Совсем.

Я пролистал в свое время пару романтических произведений, и нашёл эти истории совершенно нереалистичными. Вздымающаяся от тяжёлого дыхания грудь (потому что герой или героиня прибегают в последний момент, чтобы всех спасти), настоящая любовь и счастье навсегда (иногда наступлению счастья мешает трагическое недоразумение). Когда я читал нечто подобное в последний раз, это был стандартный набор событий. С тех пор что-то изменилось?

Мне бы очень не хотелось разрывать нашу дружбу, поэтому я долго думал, стоит ли писать следующие строки. Я несколько раз прочёл ваш постскриптум, и сейчас я не собираюсь вас дразнить. Ещё раз напоминаю вам — я не романтик. Чтобы между нами не было недопонимания: мне совершенно неважно, загнаны вы в счастливый брак, или же в несчастный. Вы обладаете довольно редким качеством для нашего времени: вы умны. А я просто ненавижу ситуации, когда выдающийся ум растрачивается впустую.

Как всегда, ваш

Саймон

PS. Получили ли вы удовлетворительный результат после завершения переговоров с мистером Пибоди?

* * *

10 июля 2000 г.

Саймон,

Давно меня не называли юной леди. Особенно странно, что так ко мне обратился человек, утверждавший, что он не настолько стар, чтобы быть моим дедушкой.

Будьте уверены, я вовсе не думала, что вы можете быть романтиком. Никогда. И я не совсем понимаю, почему вы считаете очень важным тот факт, что я — безнадёжный романтик, а вы — нет. Неужели вы не слышали фразу «противоположности притягиваются»? У нас ведь с вами не роман, и не что-то в этом роде. Если бы для дружбы требовалось полное соответствие во всём, разве могла бы я до сих пор дружить со своими школьными товарищами?

Никогда не думайте, что ваша честность может положить конец нашей дружбе. Я предпочитаю, чтобы мне говорили — пусть даже суровую — правду, а не пытались скормить мне красивую ложь, как делают другие люди, когда им от меня что-то нужно, или когда они боятся меня обидеть. В свою очередь, скажу вам вот что: может быть, вам и было бы всё равно, узнай вы, что я несчастна (в браке или по иной причине), но мне было бы НЕ всё равно, узнай я такое про вас. Да, я такая, и я не жду, что кто-то (вы или я) вскоре изменит своё мнение по этому поводу.

Гермиона

PS. Мистер Пибоди для меня стал настоящей занозой в заднице. Я ужинаю с ним завтра вечером, и это будет последний раз, когда я планирую находиться в одной комнате с этим человеком. Независимо от того, придём мы к удовлетворительному результату, или нет.

* * *

Саймон мутными глазами смотрел на письмо Гермионы. Ночь снова принесла бесконечную череду кошмаров, и наутро он — уже в который раз — думал только о том, какой же глупостью было его стремление сохранить собственную жизнь. Самочувствие было отвратительным, а самообладание никуда не годилось. Саймон понимал, что, если он в таком состоянии сядет писать ответ на вполне доброжелательное письмо Гермионы, то выдаст ей такую «суровую правду», что их дружба закончится немедленно, и очень некрасиво. По этой причине письмо было аккуратно сложено и убрано в стол.

— Как-нибудь потом, — пробормотал он, закрывая за собой дверь лаборатории.

В тот день, работая над зельями, Саймон оценил иронию ситуации. Раньше, когда он в подземельях Хогвартса пытался вложить хоть какие-то знания в головы студентов, он с тоской мечтал о такой жизни, которая была у него сейчас. Прошло уже больше года с того момента, когда он в последний раз общался с живым человеком — неважно, с волшебником или с магглом.

Письма Гермионы оказались для него чем-то большим, чем просто слова на бумаге, которыми обмениваются так называемые "друзья по переписке". С большой неохотой Саймон признался себе, что сейчас он уже скучает по человеческому общению.

«Боже милостивый! Если так пойдёт дальше, я скоро начну оплакивать чёртова оборотня!»

Убрав ингредиенты, Саймон вышел из лаборатории и направился к письменному столу.

«Она предпочитает «суровую правду»? Я дам ей немного. И тогда посмотрим, захочет ли она иметь такого «друга»».

Если бы Саймон попытался понять свои мотивы, он бы очень удивился. Фактически он решил устроить Гермионе ещё один «тест», но совершенно не из тех, какие он проводил раньше.

11 июля 2000 г.

Гермиона,

В своих предыдущих письмах вы затронули несколько моментов, которые я пропустил без комментариев. Хочу прокомментировать их сейчас.

Вы сказали, что понимаете то, что я не романтик, и что это не имеет для вас значения. Вы также сказали, что предпочитаете «суровую правду». Сейчас вы её получите.

Мне сорок лет. Я достаточно стар для того, чтобы быть вашим отцом, но недостаточно для того, чтобы быть вашим дедом. Исходя из моего возраста вы можете понять, что я жил во время первого правления Темного Лорда, так что не относитесь к тому, что я сейчас скажу, легкомысленно.

Я позволил вам поверить, что я не знаком с Молли Уизли. На самом деле какое-то время я знал её, хоть и не настолько близко, чтобы спрашивать, довольна ли она своей судьбой. Она была необыкновенной ведьмой, которая, на мой взгляд, зря потратила свою жизнь на воспитание толпы детей, унаследовавших отцовскую легкомысленность. Вы никогда не замечали, с какой лёгкостью Молли пользуется магией, умудряясь справляется со своим безумным домом?

Насколько я понимаю, она одолела Беллатрису Лестрейндж — фаворитку Темного Лорда, которая была одной из сильнейших его сторонниц.

Уже одно это должно было сказать вам, что с Молли шутки плохи. Чего она могла бы достичь, если бы не была бОльшую часть жизни обмотана кухонным фартуком?

Вы рассказали, что пытались говорить людям об опасностях повторения того, что случилось. Увы, людям суждено регулярно повторять ошибки прошлого. Возможно, был один человек, который мог предотвратить террор Темного Лорда.

Дамблдор.

Это он привел Тома Риддла в Хогвартс. Наблюдал за ним, когда тот наращивал свои силы. И, если кто и мог оценить потенциал зла в Томе, то только он.

Мне пришлось прерваться и несколько раз пройтись по комнате, прежде чем я решил вам в этом признаться. Я знал Дамблдора. Я знал его не так хорошо, как думал, и это становилось всё очевиднее, чем лучше я его узнавал.

Многие называют его «величайшим волшебником». Я называю его «великим манипулятором», потому что он таковым и был.

Люди для него не были «людьми». Это были шахматные фигуры, которые нужно было размещать там (и тогда), где (и когда) они были ему нужны для борьбы с Темным Лордом. И этим фигурам не следовало знать слишком много. Знания выдавались им скупо и неохотно.

Сколько жизней было напрасно потеряно из-за того, что великий и мудрый Дамблдор полностью расписал свой план и не хотел, чтобы хоть одна из его шахматных фигур нарушила баланс? Я говорю это неохотно, потому что были времена, когда я и сам был бессердечным ублюдком, но всё же я был потрясен некоторыми его методами.

Его сердце было не просто холодным. Оно было каменным. Так должно было быть.

Теперь вы знаете, почему я вас предупредил. Я никогда не был, не являюсь сейчас, и никогда не буду романтиком. Жизнь слишком коротка для мечтаний, когда единственная награда за всё — ночные кошмары.

Саймон

PS. Ради Мерлина, да просто подсыпьте необнаружимый яд в еду Пибоди, и договоритесь с его вдовой! Полагаю, она только поблагодарит вас, отдав бесплатно всю его библиотеку.

* * *

Гермиона сидела на кровати, переодевшись в любимую фланелевую пижаму, закутавшись в одеяло и настроив кондиционер на максимально возможный нагрев. Она никак не могла успокоиться после вечера, проведённого в обществе Пибоди, когда она изо всех сил пыталась с одной стороны уклониться от попыток её облапать, а с другой — сохранить его благосклонность ради получения необходимых книг. А ещё она пыталась осмыслить письмо Саймона.

«С книгами иметь дело проще… Книги не опасны. Они не пытаются вытащить из вас воспоминания о том, что вы хотели бы навсегда забыть. Не заставляют вас верить их рассказам, не завоевывают ваше доверие для того, чтобы потом...»

Что — «потом»?

Гермиона всхлипнула и покачала головой, снова взглянув на постскриптум письма и позволив себе на мгновение переключиться на мысль о Пибоди. «Этот ублюдок ещё и женат!».

Она осторожно сложила письмо и убрала его в верхний ящик стола, поверх других писем Саймона, которые скопились там за нескольких месяцев.

После получения его последнего письма она ни разу не написала ему, за исключением короткой сопроводительной записки к бандероли. Записка была написана на бланке «Маркс и сыновья», и содержала сообщение о том, что в посылке находится одна из книг по его заказу. Подписалась Гермиона сугубо официально, с указанием своей должности, имени и фамилии.

Перед отправкой посылки она несколько дней думала, стоит ли вообще посылать ему эту книгу. Саймон был не первым, кто заказал её, и предложенная им цена была не самой выгодной, но в тот момент, когда Пибоди упомянул, что «нашёл» её среди книг своего деда, Гермионе захотелось приобрести её именно для Саймона. Это была главная причина, по которой она заставила себя, несмотря на испытываемый дискомфорт, вытерпеть ужин с Пибоди, и даже развлекать его светской болтовнёй, пока он доедал свой десерт. Она всё это вытерпела лишь для того, чтобы Пибоди согласился поговорить с ней о деле.

Письмо Саймона выбило Гермиону из равновесия, разбередив старые раны. Теперь по ночам её снова мучили кошмары, днём не давали покоя бесконечные мысли о том, о чём она хотела бы забыть, да ещё и новые сомнения относительно личности Саймона добавляли поводы для переживаний. В итоге она дошла до такого состояния, что заснуть у неё получалось только с помощью зелья сна-без-сновидений.

25 июля 2000 г.

Саймон,

Возможно, меня ещё не было на свете во время первого правления Сами-Знаете-Кого, но я очень хорошо знаю о разрушительных последствиях его возвращения. Я была свидетельницей того, как Молли Уизли — добрейшая мать семейства Молли Уизли! — бросила Непростительное, собрав всю ненависть и тьму в своём сердце, чтобы усилить запущенное проклятье. Я была там в ту ночь, когда она потеряла сына. Я была там в ту ночь, когда Колин Криви, Ремус Люпин, профессор Снейп и многие другие погибли от руки безумца и его приспешников. Мне было восемнадцать лет, я боролась за свою жизнь с ведьмами и волшебниками, которые начали использовать темную магию ещё до моего рождения, и я отнюдь не была им ровней по своим боевым навыкам. Мне очень повезло, что я не погибла в ту ночь.

Вы написали о шахматных фигурах Дамблдора. Я была одной из его фигур. Возможно, не пешкой — думаю, что я была достаточно ценной фигурой, которой не стоило жертвовать слишком рано — ведь Гарри нужна была моя поддержка, чтобы выполнить порученное ему задание. Полагаю, что я была ладьей, очень похоже на то. Но я не питаю иллюзий: если бы я по какой-то причине перестала быть полезной для воплощения в жизнь великого плана Дамблдора, в тот же миг моя участь перестала бы его волновать.

Как вы думаете, какие меры были предприняты, чтобы обезопасить мою магловскую семью? Беззащитных родителей подруги Гарри Поттера, грязнокровки?

Отвечаю: никакие. Никто не помог мне. Я должна была сделать это самостоятельно, защитить их тем единственным способом, который смогла придумать. А теперь мои родители не могут простить меня за то, что я с ними сделала.

Но они живы, а многие другие — нет, так что я считаю это приемлемой ценой.

Я полагаю, что заслужила право время от времени помечтать, если мне этого хочется. Если это помогает мне пережить ещё одну ночь, не просыпаясь от собственного крика, когда мне вновь и вновь снится, как из кого-то уходит жизнь, а я бессильна его спасти, бессильна что-либо сделать, и могу только тихо плакать и сдерживать горечь, медленно ползущую вверх по моему горлу.

А что насчёт вас, Саймон? Вы написали о первом периоде деятельности Волдеморта, но где вы были во время второго? Вы назвали его Темным Лордом, как называли своего господина его сторонники. В дальнейшем вам лучше обращать на это внимание, друг мой. Не все же люди такие романтичные Поллианны, как я, кто-то может и догадаться, не так ли?

Прочитав ваши слова о Дамблдоре, я склонна полагать, что вы были причастны к некоторым из его планов в тот или иной момент. Каким бы манипулятором он ни был, я сомневаюсь, что он делился бы информацией с кем-то, кому не доверял, и лишь поэтому я пишу сейчас это письмо.

Ужин с Пибоди прошел вполне успешно. Я не только смогла выторговать для вас книгу, что само по себе подвиг, но мне удалось сильно запутать этого человека, упомянув ваше имя. Я пыталась отвлечь его от вопросов о моих планах на остаток вечера, и выпалила первое, что пришло в голову. Полагаю, что за это мне следует перед вами извиниться.

Похоже, он понятия не имеет, кто вы такой, и откуда вы его знаете. Сначала я подумала, что вы просто дружили с его покойным дедом, а с младшим Пибоди никогда не встречались. Но потом я получила ваше письмо, после которого у меня начались ночные кошмары, зато появилось много свободного времени, чтобы по ночам часами смотреть в потолок и думать.

Кто вы, Саймон?

Я могу сказать вам, кем вы НЕ являетесь. Вы точно не сорокалетний зельевар по имени Саймон Сопохороус. На этот раз я провела собственное расследование. Среди зельеваров есть один Сопохороус, но он слишком стар, чтобы быть тем, кем вы мне представились.

Может быть, вы его внук, который пытается заработать на жизнь и использует имя и репутацию своего родственника, чтобы выйти на рынок?

Или у вас есть другие причины прятаться под чужим именем?

Просто ответьте, Саймон, позвольте мне увидеть это на бумаге, чтобы я могла успокоиться и понять, как быть дальше.

То, что я делала в ночь битвы, я делала для Гарри. Не для Волшебного мира, не для Дамблдора, а для Гарри, Рона и для себя, чтобы положить конец лишениям и смертям, не дожидаясь момента, когда силы покинут меня и я сломаюсь.

Ответьте мне: когда Волдеморт пал, на чьей вы были стороне? На его, на стороне Дамблдора, или на своей собственной?

Гермиона

* * *

Слишком гордый, чтобы писать послание с извинениями, Саймон сначала обрадовался, получив письмо от Гермионы после двухнедельного молчания.

А потом он прочитал это письмо.

Злился он очень долго. Злился на Гермиону, и даже на бедного Йорика. Злился до тех пор, пока не признал, наконец, что в эту ситуацию он загнал себя сам.

26 июля 2000 г.

Гермиона,

Вы спрашиваете, кто я и на чьей стороне я был?

Все не так просто, Гермиона.

Печальная правда состоит в том, что я и сам уже не знаю.

В юности я принял метку Темного Лорда. Потом Темный Лорд уничтожил единственное, что я когда-либо любил, оставив от меня лишь пустую оболочку.

Дамблдор взял эту оболочку и наполнил её своими целями. Главная цель была ужасной, и я не знал этого почти до самого конца.

Моя задача выполнена. Дамблдор мертв. Темный Лорд мертв. И я снова стал пустой оболочкой.

Кто я?

Я Саймон.

Сорокалетний зельевар, который просто хочет прожить остаток жизни в мире и покое.

Как всегда, ваш.

Саймон

* * *

Разумнее было бы отнести письма Саймона — по крайней мере, самые последние — Гарри. Он закончил курсы авроров и знал, что делать с признанием Пожирателя Смерти, который, возможно, избежал наказания.

Но все её инстинкты кричали, чтобы она не делала этого. Они твердили, что Саймон заслужил шанс обрести покой. Особенно, если он был тем, о ком она думала.

«Или он просто морочит мне голову. Это гораздо вероятнее, чем то, что Снейп воскрес из мертвых, и теперь требует от меня добывать для него книги».

Промаявшись в нерешительности большую часть ночи, Гермиона встала очень рано и начала писать.

27 июля 2000 г.

Ох, Саймон,

Вы очень сильно напоминаете мне кое-кого, кто погиб несколько лет назад. Слишком сильно.

Я не понимаю, как такое возможно, и у меня так много вопросов, но...

Гермиона закусила нижнюю губу и замерла так надолго, что с кончика пера скатилась капля чернил и образовала на пергаменте кляксу. Передвинув перо пониже, она начала писать с новой строки.

Человек, о котором я думаю, трагически погиб во время финальной битвы, и, хотя я сожалела о его смерти, мне нравится думать, что теперь он находится в лучшем из миров.

Те действия, которые я должна была бы предпринять в связи с открывшейся мне информацией, я — в память о том, чем пожертвовал для нашей победы тот человек — предпринимать не стану. Надеюсь, что он не даст мне повод сожалеть о моём решении.

Думаю, вы понимаете, о чем я пытаюсь сказать. Я обнаружила, что дипломатическая тонкость — не самая сильная моя сторона. Если я ошибаюсь в своих предположениях, тогда в том, что я написала нет никакого смысла. Но если я права...

В любом случае, для меня вы — Саймон. Сорокалетний зельевар. И мой друг.

Гермиона