L+L (гет)

Начать Причард решил как раз с той самой Доркас, о которой говорила Мелиор. Хотя лично ему куда больше хотелось побеседовать, наконец, с родителями Лорелей, но раз для дела, вероятно, Доркас Феркл могла быть полезнее, значит, с неё и начинать. К тому же, слова Мелиор о том, что Тристан никому не позволяет говорить с женою без него, слегка зацепили Причарда. Он порой с таким встречался, и каждый раз допросы вот такого вот «оберегаемого» человека оказывались весьма результативны. Ну, может быть, не каждый, но это происходило достаточно часто для того, чтоб принять решение начать именно с Доркас Феркл.

Он пошёл за ней сам — большей частью для того, чтобы размяться. Невозможно же сидеть за столом часами! Ферклы ждали своей очереди в камерах, на которые было наложено одностороннее Силенцио, позволяющее снаружи слышать всё, что происходит в камерах, но заглушающее все звуки, идущие извне, для арестованных. Когда он проходил мимо камеры Тристана, тот буквально кинулся к решётке — хотел бы Причард обладать его подвижностью, когда ему тоже будет восемьдесят четыре! — и потребовал немедленно перевести его к жене. Причард постоял немного, посмотрел, послушал, ухмыльнулся — и пошёл дальше.

Как раз к ней.

Доркас Феркл была маленькой и худенькой — словно бы и не рожала четверых детей, двое из которых до сих пор так и жили в доме Ферклов. Кстати, интересно: жить там оставались только мальчики. И Мелиор. Девочки все уходили — и, кажется, не только замуж. Да и мальчики там оставались жить не все… один из братьев Лорелей ушёл, к примеру. Видно, те, кому порядки здешние не нравились, здесь всё-таки случались.

— Доркас Феркл, — Причард открыл решётку и требовательным жестом велел ей выходить. Она встала с койки, на которой сидела, и испуганно поглядела на него — маленькая сухонькая старушка в каких-то жутких тряпках, раздражавших Причарда безмерно. Ну трансфигурировали бы их во что-нибудь, если уж не могут купить новую, или хотя бы поношенную одежду! Кстати, интересно, а на что они живут? Из всех Ферклов работали лишь Пеллеас да Утер — держали маленькую зеленную лавку в волшебном квартале Эдинбурга, в которой, впрочем, продавалась далеко не только зелень. Но доход она приносила небольшой, и на более чем две дюжины Ферклов его, конечно, не хватало. У них был, конечно, огород, но…

И всё же, если это объясняло бедность, то никак не объясняло грязь и общую неряшливость.

Доркас Феркл подошла к Причарду, и он, ни капли не стесняясь, наложил на неё то самое заклятье, что прятало все запахи. Нет уж, он не собирался мучиться. Они двинулись вперёд — она шла медленно, постоянно озираясь на него, а когда они проходили мимо камеры её супруга, тот опять на редкость резво метнулся к клетке и прокричал:

— Я запрещаю! Ты слышишь? Запрещаю тебе говорить с ним без меня!

Она замерла и сжалась, а потом пошла вперёд быстрее, и Причард ощутил хорошо ему знакомый зуд азарта. Может, ему наконец-то повезло?

— Прошу вас, садитесь, — проговорил он весьма любезно, даже отодвинув стул. — Прошу прощения за столь долгое ожидание, но я начал допрос с младших.

Она села, замерев на самом краешке стула, и кивнула. Выглядела она, на взгляд Причарда, лет на сто, если не больше, и казалась по крайней мере ровесницей своей стопятилетней свекрови — хотя, если Причард ничего не перепутал, ей, как и мужу, было восемьдесят четыре. Его собственная мать была примерно в том же возрасте, однако у неё до сих пор почти не было седых волос, а уж цвету лица и осанке могли бы позавидовать и сёстры Причарда. Тут же перед ним была старуха — сухонькая, сморщенная и испуганная. Но такие вот испуганные старушки порой бывают покрепче иных бойцов — это Причард тоже знал. Что ж, веритасерум можно обойти, конечно, но не похоже, чтобы Ферклы были на подобное способны.

— Выпейте, пожалуйста, — попросил он, придвигая ей чашку.

— Я не могу, — пробормотала она. — Не могу. Пожалуйста, поймите.

— Мне бы очень не хотелось заставлять вас, — мягко проговорил Причард. — Прошу вас, не вынуждайте меня делать это.

— Но я не могу! — она подняла на него умоляющий взгляд. — Не могу… сама… — прошептала она — и пристально глянула ему в глаза.

Вот как, значит. Что ж, ему встречалось и такое — и намного чаще, чем могло бы показаться.

— Однако вам придётся, — он взял в руки палочку. — Визенгамот вынес решение — вам придётся выпить веритасерум, — он достал флакон. Если уж действовать силой, проще, да и безопаснее влить в ей в рот несколько капель, нежели всю эту воду.

Доркас продолжала на него смотреть, и когда он одним простым заклятьем открыл ей рот и влил туда зелье, даже не пыталась сопротивляться — напротив, сама сразу же сглотнула.

— Что ж, начнём, — сказал Причард, доставая чистый пергамент и приставляя к нему Прытко Пишущее перо. — Допрос Доркас Феркл, — начал он зачитывать стандартную формулу, — проводит…

— Хватит, — вдруг сказала Доркас Феркл. — Я скажу.

— Говорите, — Причард не стал ни иронизировать, ни ехидничать, хотя ему и очень хотелось. Но не тот был сейчас момент — он прекрасно это видел.

— Я понесла ещё в школе, — тут же заговорила она. — За два месяца до экзаменов. Я ужасно их сдала — мне было так плохо… всё время было плохо, особенно сначала. Иногда я думаю, что если бы не это, я бы, может быть, не вышла за Тристана замуж, и у меня бы всё было иначе. Может быть, совсем иначе…

Она сглотнула и облизнула тонкие сухие губы, а затем взяла чашку, в которой была налита неиспользованная вода с веритасерумом, и сделала глоток. Причард сидел, стараясь даже дышать потише, едва ли не в буквальном смысле целиком превратившись в слух. Если она забеременела в восемнадцать, то где этот ребёнок? Если он родился, разумеется. Старший её сын, как Причард полагал до этого момента, родился, когда Доркас было двадцать семь.

— Тристан сразу мне сказал, что это плохой признак, — продолжала Доркас. — Плохой, да… плохо, когда ведьма носит тяжело. Значит, может быть, с ребёнком что-нибудь не то… но Придери родился совсем здоровым. Здоровым сильным мальчиком, да… — она судорожно вздохнула и ещё раз отпила из чашки. — Но Тристан сразу заподозрил беду… они все сразу так о нём и говорили — что с ним кое-что не так. Не должна, мол, ведьма так страдать… Я потом болела долго, а когда поправилась — никак не могла снова понести… только через семь лет получилось, — она снова сделал глоток. — И родился Утер… с ним всё было так легко, так просто, — она поглядела на Причарда и вцепилась в чашку. — Я как в туалет сходила: раз — и всё… а когда носила, я его почти не чувствовала… а Придери… знаете, он в детстве тоже всё болел… цеплял всё на себя… вечно носом хлюпал… Анстис, свекровь, так ужасно на него сердилась каждый раз… так злилась… я старалась скрыть, когда могла, но она всё равно всё замечала… они словно знали… с самого начала… знали, — она заплакала, но, кажется, даже не заметила этого. — Вы уже всё поняли, да? — она поглядела на Причарда, и он кивнул. — У него не было ни одного выброса, у моего Придери… Ни единого… А когда из школы не пришло письмо, они дождались сентября — мол, вдруг всё-таки ошибка, вдруг за ним придут — и… Они дали попрощаться, — она поймала взгляд Причарда и уставилась ему в глаза с таким отчаянием, словно бы это произошло вчера. — Сперва с ним как… с мальчиком… а потом как со зверьком, — её голос задрожал. — Я его вижу как сейчас… он такой… такой славный ёжик получился… глазки тёмные… и нос… нос тёмный и мокрый… влажный такой носик…

Она поставила чашку на стол и опять расплакалась, на сей раз утирая глаза руками. Причард продолжал молчать, и на душе у него было препогано. Да, он получил то, что хотел — и теперь, возможно, сможет разом посадить всё старшее поколение. Даже два поколения. Вряд ли деверь был не в курсе… хоть на пару лет, да сядет. Но сейчас, когда он получил желаемое, Грэхем отчётливо понимал, что предпочёл бы, всё же, неудачу.

Если б это вправду произошло недавно! Можно было бы попробовать найти этого ежа. Но случилось это лет… сколько? Пятьдесят пять? — назад, и его давным-давно уже нет на этом свете. А и был бы, вряд ли его можно было бы расколдовать. А и удалось бы, страшно даже представлять, каким бы он был. Причард представления не имел, что бывает с человеком, пять десятков с лишним лет прожившим в облике ежа, но подозревал, что ничего хорошего.

— Я тогда как умерла, — вновь заговорила Доркас. — Я любила его очень, Придери… Я всё думаю с тех пор, почему я не ушла тогда… Да, тогда другое время было, это было сложно — взять и так уйти… но ведь я могла бы. Я могла… могла… но не ушла. Хотя могла бы… Мне бы в министерстве документы выдали… может быть, о вдовстве… я бы где-нибудь устроилась у магглов… мы бы жили с ним… а я… Я с тех пор и не любила никого, — продолжила она, снова глядя Причарду в лицо. — Не могла… забыла, как это. Ни детей, ни мужа, ни внуков — никого. Как погасло всё… Только Мэди с Ли когда сбежали, я им помогла, — на её губах мелькнула быстрая улыбка. — Мэди тоже был… таким, как Придери. Я знаю, его тоже должны были… как моего мальчика… но Ли… Леир не дал им! — проговорила она почти что с торжеством, и повторила: — Мой племянник им не дал. Они ушли — а я им помогла, да, — она снова улыбнулась. — Я думала, они меня убьют… когда они узнали, я думала, они меня убьют, — повторила она с гордостью. — Они так бесились… только поздно уже было. А я знала, что они к вам не пойдут, — она улыбнулась вновь.

— Что вы сделали? — негромко спросил Причард.

— Отдала им серьги, — ответила она. — Свои серьги, золотые, что ещё от мамы у меня остались… и цепочку отдала, и кольцо, — она вытянула руку и продемонстрировала Причарду голые пальцы. — Обручальное. Золотое… оно было золотым. Я Ли всё отдала, всё, что у меня было… думала, меня убьют, — повторила она и добавила, кажется, с некоторым сожалением: — Но нет, не убили…

Она замолчала, а потом допила воду в чашке, и посмотрела на Причарда почти спокойно.

— Кто знал о том, что случилось с Придери? — спросил Причард.

— Все, — ответила она. — Они знали все. Утеру было четыре, когда Придери… когда его унесли, — она словно не смогла произнести нужный глагол, и заменила его первым попавшимся. — А Ли и того меньше… он ведь младше на год. Ему было три… всего три года… они ещё ничего не понимали. Им мы говорили, что Придери уехал далеко-далеко и очень-очень надолго, и со временем они забыли… но мы, взрослые, все знали. Все.

— Кто именно с ним это сделал? — Причард старался говорить как можно спокойнее, чтобы не спугнуть её — хотя, в целом, никакой нужды в том не было: веритасерум всё равно бы не позволил ей солгать.

— Тристан. Гондульфус — и Тристан. Они оба… вместе, — она заглянула в чашку, и Причард наполнил её простой водой, плеснув туда из палочки. Доркас сделала пару быстрых глотков и повторила: — Вдвоём.

Уточнять Причард не стал. В принципе, вдвоём колдовать вполне возможно — в любом случае, даже если она что-нибудь забыла или перепутала, правду он узнает. Даже если они сами это позабыли, легилименция поможет. А с другой стороны, можно не усердствовать — очень может быть, что Визенгамот вполне удовлетворится таким ответом, и заставить отвечать обоих.

По всей строгости закона.

— Спросите меня ещё о чём-нибудь, — попросила Доркас. — Я никогда не говорила так. Ни с кем. Никогда.

— Как вы жили? — спросил Причард. — Расскажите мне подробно и в деталях. Как у вас живут? Как детей воспитывают? Как наказывают их?

— Да, — она улыбнулась почти блаженно. — Да, я расскажу. Всё…