Семейные ценности рода Блэк (гет)

В принципе, все не то чтобы шло слишком хреново.

По дороге на станцию Эл метнулась до деревни и прикупила две бутылки Огденского и два флакона Антипохмельного, и всю дорогу до Лондона они с Люпином пробухали. Огневиски шел плохо, бросало от него то в жар, то в холод. На середине пути Эл разревелась, зато потом хохотала в голос, снова ревела и орала — Люпину пришлось слушать и не мешать, обнимать крепко, пока она пускала слюни ему на плечо, — но на перрон платформы девять и три четверти Эл спустилась почти спокойная, пустая. Только на ногах едва держалась, Тедди предлагал проводить, он-то в туалете перед самым вокзалом сунул два пальца в рот и проблевался, и водичкой холодной освежился, да только у него порт-ключ в драконий заповедник был рассчитан на полчаса после прибытия поезда, так что Эл просто вызвала Кейджа, и эльф, горестно приговаривая, что женский алкоголизм развивается быстрее мужского, транспортировал ее домой. Эл сверзилась с каблуков, бухнулась на кровать, не раздеваясь, просила ее не будить и лишний раз на глаза не попадаться. Проспала до самого вечера второго июля, когда Бьянка принесла письмо от Драганова, спикировала в открытое окно спальни и больно клюнула ее в правое плечо.

Драг предлагал встретиться, мол, Веска приготовила чудесный ужин. Вообще-то никуда идти не хотелось, Антипохмельное, которое Эл в себя влила, потихонечку начинало действовать, побуждая оставаться в кровати, но порт-ключ Димитр сразу вложил в конверт, чтобы у Эл было меньше отмазок, так что она заставила себя подняться, приняла душ, кое-как расчесалась, упаковала себя в маггловское шмотье и пошла в гости.

Видимо, на морде лица у нее все-таки было написано, что произошло что-то не то, потому что вместо дружеских посиделок за капамой и пататником получился почти сеанс психотерапии.

— Я не знаю, — вздохнула Эл. — Я не знаю, что случилось. Все же хорошо было.

— А ты пробовала с ним поговорить? — спросила Веска по-болгарски, и Драганов перевел.

— А зачем? — Эл непонимающе уставилась на сноху. — Все же предельно ясно. Мы трахнулись, а потом он сбежал. Ну, как бы, знаешь, указал мне мое место. Весьма доступно. Я просто не понимаю, почему.

— Это довольно жестоко, — заметила Веска, и Димитр снова перевел.

Эл и сама думала, что это жестоко. Было похоже на месть — за то, как она сама поманила Флинта в декабре, а потом бросила. Она не знала, что он чувствовал тогда, узнав об ее помолвке с Драгановым, не догадываясь даже, что это понарошку, что это ради дела, а не по большой любви. Они же не разговаривали тогда, больше месяца и слова друг другу не сказали. А как было бы проще, объясни она все заранее. И про ритуал для родителей, и про старика Фолквэра, пусть гниет его подлая душонка в чертогах Хель, и про Драга, который — знакомое зло. Но она не сказала, потому что струсила, решила, что скажет потом, когда у нее все получится, когда она всех победит и все сможет.

Но не получилось. Не победила и не смогла. Вообще чуть не померла, истратив все силы на неправильный ритуал.

А расплачиваться пришлось Флинту, хоть он и не был ни в чем виноват, а виновата была только она, Эл, она одна.

— Хочешь, я найду твоего Флинта и сломаю ему нос? — спросил Димитр, подливая сначала жене, а потом Эл чаю в большую глиняную кружку.

— Я и сама могу сломать ему нос, Драг. Ты же знаешь. Только вряд ли мне после этого полегчает.

— Ну, да.

Веска снова сказала что-то утешительное, вроде как о том, что Флинт не показался ей весной плохим человеком, и что нужно обязательно встретиться с ним и расставить точки над i, но это Драганов переводить не стал, общий смысл Эл поняла и так.

К полуночи Эл засобиралась домой.

— Завтра у меня отбор. В "Стрелы" что ли?.. Не помню. Надо выспаться.

— Точно! — хлопнул себя по лбу Димитр. — Забыл, зачем звал вообще! Отец же поправился наконец-то! Он тебе метлу прислал, ту самую, которую Игорь тестировал, новую! — он бросился в кладовку своей палатки и скоро выбрался оттуда, вынося упакованную в почтовую бумагу с эмблемами "Молнии" метлу. — Это за то, что помогла вернуть концерн и поддерживала меня, когда никто не верил, что Ларсены нас обворовывают. Держи.

Эл аккуратно приняла из рук Драга метлу, освободила ее от обертки и с благоговением уставилась на рукоятку из черного дерева, отполированную до блеска, погладила помело из прутьев орешника, подогнанные один к другому. "Молния" была шикарная, Магия плясала в ней, рвалась наружу, Эл почувствовала ее тепло, когда приказала метле лечь в руку, и она с готовностью прыгнула ей в ладонь.

— Ты можешь попробовать сейчас. Тут магглов нет на добрые мили кругом, — предложил Драг, обнимая подошедшую к ним Веску.

Счастью полета не было предела. Эл взвилась в воздух волчком и выровняла помело только когда палатка Драгановых стала маленькой-маленькой, как комар. Она летела над ночным лесом, какой-то речонкой, в которой отражалась луна, только-только пошедшая на убыль, над скалами и лугами с пасущимися лошадьми, отпускала руки и крепко держалась за помело, когда направляла метлу к самой земле. "Молния" слушалась идеально, разгоняясь быстрее Крамовского "Чистомета" секунды на две точно. Когда Эл, заложив эффектный вираж, приземлилась перед палаткой, у нее был чистый восторг в глазах — и только один вопрос.

— Сколько?

Драганову не было нужны уточнять.

— Сто восемьдесят семь миль в час за семь секунд.

— Это невозможно!

— Ты держишь ее в руках. Знаешь, как она называется?

Эл помотала головой, и Веска передвинула ее руку на гравировку на древке, которую Эл не увидела в темноте. Эл подняла метлу выше и в свете танцующих огоньков Люмоса над головой прочитала:

— "Молния Электра"?

— Ага, — весело подтвердил Димитр. — В пятницу поступит в продажу в Софии, Лондоне и Берлине. Через месяц — в Москве и Осло, Париже, Нью-Йорке и Токио. У тебя эксклюзив, сестренка.

— Твой отец назвал метлу в мою честь?

— Посчитал, что ты этого заслуживаешь. Тем более, он в курсе, что ты спасла мне жизнь.

— Вы, болгары, бываете совершенно чокнутые, — покачала головой Эл и истерически рассмеялась.

— С этим можно жить, — заверил Димитр, и вот тогда Эл бросилась ему на шею и крепко-крепко обняла, продолжая сжимать метлу левой рукой.

...Отбор в "Стрелы" на стадионе в Эпплби проходит, конечно, идеально.

— Круто летала, — говорит ей какой-то высокий пацан, когда она выходит из раздевалки, отведенной для пришедших на пробы. Она видела его в тренерском штабе, пацан деловито записывал что-то в блокнот, то и дело поднимая голову вверх и закрывая глаза рукой, выставленной козырьком. Пацан был не очень крепкий, скорее жилистый, белобрысый и старше нее года на два максимум.

— Но возьмете вы в команду все равно какого-нибудь крепкого парня, а не меня, — принялась зачем-то кокетничать Эл. Она откинулась спиной на стену, сунула руки в передние карманы джинсов. Метлу уже Кейдж отнес домой, а вот сама она думала аппарировать в Лондон, правда, еще не придумала, что будет там делать. Может, заглянет в какой-нибудь салон и наведет по-быстренькому красоту перед свадебной церемонией Теи?.. Вообще-то это уже скоро, сова даже порт-ключ принесла уже. Мастер Эрвик расстарался для своих зарубежных гостей.

— Я бы взял тебя в команду, — сказал пацан, придвигаясь к ней ближе. — Но ты бы попала на лавку даже в запасном составе, просидела бы целый сезон без практики, обматерила нас и ушла. В "Нимбус" тестировщиком или еще куда. Девчонка-загонщик, сама понимаешь, такое... нечастое явление. В "Гарпии" тебе идти нужно. В мужской команде тебя задавят.

— Это сексизм.

— Разумеется, — согласился пацан. — Но ты все равно круто сегодня летала, — он улыбнулся. — Я кстати Дирк Дженсон, помощник второго тренера. Больше не играю из-за травмы колена.

— А танцуешь? — вдруг спросила Эл, облизнув губы.

Дирк Дженсон непонимающе хлопнул белесыми ресницами и кивнул.

— Тогда у квиддичной лавки в Косом сегодня в шесть, — заявила Эл, похлопав Дженсона по плечу. — Надень смокинг, Дирк.

Еще никогда в жизни аппарация не получалась у Эл настолько эффектно.

Надо заметить, пацан не подвел. Выглядел он изумительно, и Эл всего лишь перекрасила ему бабочку в синий — под цвет своего платья. Серые глаза Дирка Дженсона стали на тон голубее и как-то даже теплее от этого. Конечно, угодив на свадьбу магглы и чистокровного мага в Норвегии, Дженсон слегка обалдел, но потом оказалось, что он полукровка, и отец у него — простой маггл, так что выеживаться он не собирался, да и вино тут наливали отменное. Тея была прекрасна в своем белоснежном платье, Даниэль Кристофер сиял от счастья, держа в руках ладони невесты, и все вокруг были молоды, веселы и счастливы, так что Эл тоже заставила себя веселиться и отплясывала до поздней ночи под самую неожиданную музыку, какая только звучала, смеялась над шутками Дирка и под самый финал, когда молодые уже уехали, даже целовалась с ним за какими-то кустами.

Правда, на аппарационной площадке у ворот Хогвартса (единственный ее порт-ключ на острова кроме того, что вел домой) она с Дирком распрощалась, поблагодарив за хорошую компанию.

— И всё? — хохотнул Дженсон.

— Ага, — легко согласилась Эл, возвращая ему пиджак. Голые плечи на ветру тут же покрылись мурашками. — Ты классный.

— Ты тоже, — Дирк чуть смущенно помолчал. — Я правильно понимаю, что это больше никогда не повторится?

Эл пожала плечами. И так ведь все было ясно.

— Тогда удачи тебе, Электра Блэк.

— Спасибо, — улыбнулась Эл, чмокнула его в щеку — и отправилась прямиком в Виндзорский парк.

На душе было спокойно. Она на самом деле хорошо отдохнула, и этот мальчик, Дирк Дженсон, был очень славным. Наверняка по таким парням не сходят с ума толпы девчонок, но зато такие и не разбивают никому сердца. Если бы не Флинт и ее пустота, поселившаяся за грудиной, может быть, она бы заявилась в Эпплби еще раз, чтобы позвать Дирка в кино, или принесла ему кофе навынос из маггловской кофейни, и Локи знает, что бы могло из этого получиться.

Но Флинт был, и пустота была тоже, и никакого продолжения у знакомства чистокровной ведьмы Электры Блэк, Главы благороднейшего и древнейшего семейства Блэков, с бывшим квиддичным игроком — полукровкой быть не могло. Пускай даже никто и не мог теперь запретить.

В субботу утром под причитания домовиков, что хозяйка опять куда-то собралась, Эл складывает в найденную в кладовой и отчищенную Джевел корзинку полосатый плед, небольшой термос с кофе, сандвичи и яблоки, подхватывает под мышку дневник мадам Беллатрикс и аппарирует на станцию проката велосипедов. Оттуда, притворившись только что приехавшей и нацепив на нос большие солнечные очки, она идет в парк, следуя за небольшими группками отдыхающих, и устраивается на одной из лужаек, разваливаясь на животе и скинув обувь. Она совершенно ни о чем не собирается думать сегодня, в выходной, и окружающие ее магглы только лучше помогают погрузиться в мир материной жизни, такой далекой и такой неоднозначной.

* * *

... Что ж. Разговор с Рудольфусом прошел лучше, чем мне стоило бы ожидать. Надо признать, что его все же очень переменил Азкабан. Мой Руди, мой славный родной Руди, мой друг, мой соратник, мой любовник и муж. Мне жаль, что это не твоего ребенка я ношу сейчас под сердцем. Жаль, что у нас с тобой не получилось. И — радуюсь, что не получилось. Каждый раз, когда думаю о Циссе, моей милой и нежной Цисси, постаревшей за этот год, что мы на свободе, кажется, на десяток лет, я благодарю Моргану за то, что мы с тобой откладывали. Что думали: вот победим — и тогда-то, тогда!..

Я видела твои глаза. Видела, как ты смотрел на меня тогда, в нашей далекой юности, и видел — не только меня. Видел каштановые вьющиеся волосы Андромеды вместо моих смоляных кудрей. Видел ее улыбку, нежную и адресованную не тебе, тогда как моя ухмылка никогда не сходила с губ. Я видела, как ты смотрел на меня, тогда как я глядела на одного Повелителя. Душа моя, мы с тобой стоили друг друга.

Мы всегда были самой лучшей командой, Руди. Да, наша с тобой женитьба все же была совершеннейшей авантюрой, пускай и одобренной нашими семьями, но нельзя соврать, говоря, что мы были хороши вместе. Да, я была верна тебе все годы нашего брака, если не телом, то уж сердцем — точно. Ближе тебя у меня не было никого, даже Цисс стояла на втором месте. А Повелителя у меня никогда и не было. Это я у него — была. Верной шавкой за левым плечом. Моргана прародительница, как же мерзко.

Руди заметил, конечно. Мой токсикоз, к сожалению, скрывать совершенно не удавалось. Меня выворачивало часами: утром, после обеда и перед сном. Трудно было не догадаться, почему я запираюсь в комнате, когда прямо из-за стола, глотнув любимого яблочного сока, тут же аппарирую в уборную, боясь расплескаться по пути. Да я и не планировала скрывать. Даже не думала обманывать и притворяться, будто наконец-то принесу Лестрейнджам наследника — это было бы глупо и мелочно, ведь гобелен сразу же опроверг бы мои слова. Пришлось признаваться.

Я думала, Рудольфус рассердится. Я бы на его месте точно впала в ярость и огрела себя парочкой профилактических Круциатусов, но Руди... Верно говорили вокруг, что из нас двоих у тебя, любовь моя, гораздо более спокойный характер, что ты уравновешиваешь бешеную Блэк, строптивую суку, что нужна твердая рука и стальной поводок. С поводком тебя опередил Повелитель — Метка справляется превосходно. Но твердая рука у тебя была, и мне было страшно, как ты отреагируешь. Я сжималась в кресле пред тобой, пока ты молчал и курил, стоя у открытого окна, чтобы я не дышала дымом. Я боялась и готовилась защищаться самыми страшными заклинаниями, если бы ты посмел только глянуть в мою сторону недобро. Если бы ты попытался отнять у меня моего малыша. Нагулянного, незапланированного. Уже сейчас желанного.

Ты не попытался. Моргана, ты опустился передо мной на колени и стал молить о прощении: за то, что ребенок не твой. Я рыдала впервые за много-много лет, чувствуя себя девчонкой в твоих руках, сильных, нежных и дорогих. Ты не удивился, когда я призналась, кто отец — ты заявил, что это отменная наследственность. Ты пообещал принять моего ребенка в Род. Ты ни разу не назвал мое будущее дитя ни одним из тех гадких слов, которых оно заслуживало и которые бы не постеснялась произнести я, будь я на твоем месте. Ни одному человеку, живущему на свете, не понять, какая благодарность затопила в тот момент мое сердце. Я целовала тебе руки, я рыдала, прижимаясь к твоей груди, я любила тебя в ту ночь так пылко, как не любила и в наш медовый месяц. Ты брал меня так трепетно, так опасаясь навредить мне, что я почувствовала себя драгоценным сосудом — и возлюбила ребенка, теперь уже точно — нашего, — с силой тысячи матерей, которым даровано чудо, случайное, нежданное — и великое.

* * *

Вопрос стал ребром, когда мое самочувствие резко ухудшилось. Снейп являлся в Лестрейндж-холл, как к себе домой, четырежды в неделю; семейный колдомедик Рэнделл, с которым они обсуждали мое состояние с таким видом, будто я недееспособна или по крайней мере при смерти, заставлял меня злиться и сжимать пальцы на одеяле в бессильной ярости. Мне не позволялось подниматься с постели, и Рудольфус назначил мне эльфа-сиделку, чтобы я и не думала нарушать режим. Я не знаю, как он выкручивался перед Повелителем: тот лютовал. Мой племянник проваливал одну за одной попытку прикончить старикана, и на Циссу, говорил Руди, тяжело было лишний раз взглянуть. Люциус в тюрьме, наверное, изгрыз себе все локти, понимая, на что обрек жену. Что ни говори, но он любил ее. Редкость, когда договорной брак приводил к подобному, но Циссе повезло. Она тоже полюбила Люциуса. И теперь расплачивалась за его глупость: его, и мою, и Руди, и даже Регулуса. Хотя Регулуса мы оплакали, как это и полагается, дракклову прорву лет назад.

Итак, я не вставала с постели уже неделю, тогда как моей сестре была нужна была моя поддержка. Ее измученное пытками и Легиллименцией лицо казалось иссушенным горем. Я помнила, что Люциусу полагалось одно свидание с семьей. Я не знала, навещала ли уже его Цисса в тюрьме. Мне было не у кого спросить.

Снейп каждый раз приносил зелья, мерзкие на вкус и запах, но от них становилось лучше. Колдомедик Рэнделл объяснял мою слабость поздней первой беременностью и оставшимися следами Черной магии, что я практиковала всю сознательную жизнь, а положительную динамику — гениальностью Снейпа, что днюет и ночует над своими котлами, изобретая поддерживающие и очищающие снадобья, тогда как по воле Повелителя должен варить яды, способные убивать тысячи магглов единовременно и выкашивать целые города. Сейчас мне, как никому, было ясно, что Повелитель тронулся умом, и личность, за которой мы все пошли, словно крысы за Гамельнским дудочником, безвозвратно утеряна в самых Темных практиках, за какие только брался Повелитель. Меня впервые стала тяготить Метка, и я благодарила Моргану за то, что родилась в семье Блэков — за то, что Блэки были лучшими менталистами Британии. Ну, пожалуй, наравне разве что с Принцами. Никто не мог прочесть моих истинных чувств. Повелитель пока не вспоминал обо мне. Наверное, Руди как-то объяснил ему мое отсутствие. Мы не говорили об этом.

Цисса была плоха. Рудольфус подумал, что будет отлично, если он пригласит ее погостить к нам, вырвет из-под постоянного надзора Повелителя, обосновавшегося в Малфой-Мэноре, и в один из дней, когда Цисса как раз получила разрешение на свидание с Люциусом, Рудольфус перенес ее к нам в дом. Ах, Цисса! Она выцветала изнутри, мне было больно и страшно глядеть на ее тонкие руки, почти прозрачные, на ее черное платье, подчеркивающее ее бледность и... старость. Моей милой Циссе всего сорок два — она и трети жизни для волшебницы не прожила, а выглядела старухой, измученной и едва держащейся. Наверное, я выглядела не лучше, когда вернулась из Азкабана. Я думала тогда, что Циссе сейчас не страшны дементоры. Им нечего больше у нее отнимать.

Цисса увидела на тумбочке склянки со Снейповыми зельями, по запаху угадала их назначение — и с воплями, как в самом детстве, бросилась меня обнимать. У нее сын был Пожирателем, у нее муж гнил в самой страшной тюрьме на свете, у нее в доме жил психопат, планирующий геноцид, а она хохотала, обнимая меня за шею, и глаза ее светились счастьем.

Почему она отказалась от свидания с Люциусом, я уже не помню.

* * *

Когда я действительно пошла на поправку и Рэнделл позволил мне подниматься с кровати, правда, не дальше своей комнаты, Рудольфус сообщил, что исчерпал все свои ресурсы фантазии и мастерство Окклюменции, выгораживая меня перед Повелителем. Я видела новые шрамы на его коже — в том числе от Огненного хлыста, и меня брала злость. Я не хотела, чтобы кто-то дотрагивался до моего мужа, чтобы кто-то позволял себе наказывать его вместо меня. Но о том, чтобы явиться на собрание, и речи не шло. Колдомедик угрожал мне выкидышем и запрещал любые потрясения, даже приятные. Общие встречи, как и аудиенции, впрочем, с Повелителем никак нельзя было именовать иначе, кроме как потрясение. Иногда — в самом прямом смысле. Когда тебя бьет в судорогах под Круциатусом за то, что не вовремя открыл рот.

Мордред, мы стали скотом, пушечным мясом, расходным материалом. Мы, Мерлин, помоги, — дети чистокровных семей! Мы оказались такими глупцами, когда подставляли руки под Метки.

Мне нельзя было показываться на глаза Повелителю и нельзя оставаться дома, ибо Повелитель обо мне спрашивал. Покуда не вызывал — Руди удалось убедить его, что я отправилась на континент поправлять здоровье, весьма подорванное в Азкабане. Он даже намекнул, что мы собираемся завести ребенка в скором времени после победы над Поттером и его птичьей шайкой, — Повелитель посмеялся и позволил мне явиться позже, когда вернусь. Спасибо, не установил сроков.

А тем временем сроки-то уходили. В апреле стал заметно намечаться животик, и платья с корсетом, в который я утягивалась, начиная с пятого курса, стали мне недоступны. Платья нужного фасона подбирала Цисс, шили их домовички под ее неусыпным контролем. Руди запретил мне и думать о том, чтобы появиться пред алы очи Повелителя, когда я ношу под сердцем нашего ребенка. Я обмирала каждый раз, когда он говорил — "нашего". Я и сейчас чувствую, как возбуждаюсь от одной только мысли — он считает тебя, мой славный, мой хороший малыш, нашим общим. Ребенком, что продолжит Род Лестрейнджей. Он ждет тебя, ждет едва ли не сильнее, чем я сама жду, и это заставляет меня хотеть мужа больше, чем любые его поступки и жесты.

Я становлюсь похотливой кошкой — Снейп считает, что это побочка от его зелий. Вот только со Снейпом я не обсуждала регулярность своей интимной жизни!

Стала реветь часто. Ото всего: как свет красиво преломляется сквозь витражное стекло в гостиной; как пожилая эльфийка напевает, сметывая мое будущее платье — сливового, насыщенного цвета; как Руди опускается передо мной на колени и целует в живот, прикладывая ухо — еще ничего не слышно, я даже не чувствую еще, как ты шевелишься, но он — уже предвкушает и боится пропустить; как птицы щебечут за окном и как распускаются тюльпаны в оранжерее — они не росли там с самого моего заточения в Азкабан, но в эту весну показались из-под снега, и я велела установить над ними купол, и теперь у меня на прикроватной тумбочке каждое утро стоял новый букет тюльпанов, и я плачу, плачу крупными слезами, и разрывает меня на части это ощущение эфемерности счастья. Моргана, как же я счастлива сейчас. Никто не поверит.

* * *

— Что ты читаешь? — спросил кто-то, и Эл пришлось поднять голову от материного дневника. Перед ней стояла чумазая девчушка лет шести-семи в джинсовых шортах и растянутой футболке с Гомером Симпсоном. Жиденькие русые волосы на голове ее стягивала дешевая резинка с пластиковыми висюльками. Девчушка пришмыгнула и вытерла нос отработанным движением тыльной стороны ладони. Руки у нее были в грязи, и на подбородке и щеке остались темные разводы.

Пока Эл рассматривала незнакомку, та подошла ближе, уселась на плед рядышком, выставив на обозрение расцарапанные коленки.

— Я читаю книжку, — сказала Эл, захлопнув тетрадку. — Ты уже умеешь читать?

— Умею, — активно закивала девочка, и висюльки на ее резинке застучали. — Напротив моего дома написано «Аптека», и я прочитала сборник "Сказок матушки Гусыни" в прошлом месяце, а на заднем стекле машины дяди Тома Дэн Бэккер из соседнего переулка написал, что он вонючий козел.

Эл улыбнулась.

— Дядя Том действительно такой?

— От него вечно пахнет противно, — скривилась девочка. — Миссис Лэсли из дома напротив называла этот запах пе-ре-га-ром. Дядя Том каждый день, когда возвращается с работы, опрокидывает ее мусорный бачок.

Девчонка посмотрела хитро.

— А знаешь, что? — заговорщески спросила она. — Я подумываю стащить у дяди Тома из бумажника десятку, чтобы накупить всяких разных книжек на гаражной распродаже у Саммерсов завтра! Только он меня отлупит после этого точно.

Девочка приуныла, поняв, что без взбучки не обойдется.

— Но зато я смогу читать, сколько пожелаю!

И снова посветлела лицом.

— Как тебя зовут? — спросила Эл, но девчонка фыркнула.

— Ага, так я и сказала! Миссис Лэсли говорит, что незнакомым людям нельзя говорить адрес и имя!

Эл хотела уже было заявить, что вообще-то она не напрашивалась на беседу, но тогда девчонка точно убежит, а регулярно выпивающий дядя Том и жалостливая соседка миссис Лэсли точно не были идеальной компанией для ребенка. Не то чтобы она сама, конечно, была, но все же.

— Меня зовут мисс Электра Беллатрикс Блэк, — церемонно представилась Эл, поднимаясь с пледа. Девчонка смотрела на нее снизу вверх, но тоже быстро вскочила.

— Очень приятно, мисс Блэк, — затрещала она. — Меня зовут мисс Элизабет Стоун, но все зовут меня просто Бэтти. Ненавижу, когда меня называют Бэтти!

— Я буду звать тебя Лиз, — предложила Эл. — Идет?

— Да, мисс Блэк! Лиз — так меня звала моя мама, — согласилась девочка. — Но дядя Том всегда кричит: «Бэтти! Принеси стакан! Бэтти! Вынеси мусор!» Вот что ему назвать меня Лиз, как мама?..

— Он твой отчим? — догадалась Эл, тактично не спрашивая, куда делась мама. Вероятнее всего, мисс Элизабет Стоун была сиротой.

— Ну, да. Он сильно испортился, когда мамы не стало… Начал приходить домой поздно и забывать покупать продукты… И дома нет света, уже вторую неделю. А вчера приходил строгий дядька в пиджаке — сказал, что нас скоро выселят за долги. Что такое долги, мисс Блэк?

— Это когда ты не заплатил за свет, Лиз, — протянула Эл. — Ты далеко живешь? Хочу переговорить с твоей соседкой миссис Лэсли.

Лиз разом растерялась.

— А я не знаю, — протянула она. — Я бежала от собаки, которую натравил на меня Кевин Мартин — тот еще говнюк! — и пару раз упала, а потом смотрю… вы лежите и читаете книжку. А где я, мисс Блэк?

— В Виндзорском парке, Лиз. Город Виндзор. Резиденция королей Британии.

— Обалдеть! — глазенки у Лиз загорелись. — Тут живет королева Элизабет? — девочка наконец-то увидела громаду замка, возвышавшегося вдалеке.

— Нечасто, — улыбнулась Эл. — Но здесь толпы туристов, — она сделалась серьезна. — Так ты говоришь, что бежала, бежала — и оказалась здесь?

Лиз испуганно захлопала глазами.

— Вы мне не верите? Мисс Блэк, я не вру! Я не знаю, как здесь оказалась! — она снова пришмыгнула, на этот раз горестно, и Эл поняла, что девчонка сейчас заревет. Вот только ревущих маленьких девочек ей сегодня недоставало!

— Я верю, Лиз. С тобой такое первый раз?

Все-таки заревела.

— Лиз, — Эл присела перед ней на корточки, — давай, вспоминай. Что-то необычное. С тобой бывало? Царапины заживали очень быстро? Или предметы будто зависали над полом? А? — она схватила Лиз за плечи, но та не переставала всхлипывать, еще больше напуганная.

— Я не знаю! Не помню! — она содрогалась от рыданий, и Эл уже подумала отпустить ее, решила, что ей показалось. Все-таки на спонтанную аппарацию у магглорожденных волшебников редко хватает сил. Может быть, у этой Лиз вообще проблемы с памятью, или она пытается украсть у Эл кошелек — на что только не идут сейчас мелкие воришки!

— Ладно, ладно, не плачь. Я отведу тебя к полицейскому. Он поможет тебе вернуться домой. Хорошо?

— Я однажды ударила дядю Тома так, что он отлетел к другой стене и не смог подняться, — вдруг сказала Лиз, когда Эл уже была готова отдать девочку на попечение стражам порядка. — Он хотел у меня отнять вот это, — она вытащила из-под футболки тоненькую цепочку с дешевым кулончиком в виде рыбки. — Это мама подарила. Я испугалась и толкнула его. Это ничего? Мисс Блэк?

— Ничего, Лиз. Ты посидишь тут, на пледе, пару минут? Мне нужно кое-с-кем поговорить. А потом мы решим, как тебе вернуться домой, ладно?

Девочка закивала, а найденные в корзинке сандвичи вообще привели ее в полный восторг.

Драко появился буквально через пять минут. Он был слегка растрепанный, совсем не выглядел как декан Слизерина — просто молодой мужчина, которого оторвали от дел. Впрочем, он быстро наложил на ближайшее пространство Чары отвлечения внимания, достал палочку, очистил одежду и лицо Лиз, залечил ее коленки и сотворил из воздуха ромашку. Девочка перестала плакать — уже полдела.

— Держитесь крепко, мисс Стоун, — велел он, снимая с шеи шнурок с медальоном. — И ты, Эл.

Порт-ключ был дорогой, очень мягкий — даже Лиз осталась на ногах, а не свалилась мешком, когда их выплюнуло их пространства.

Если бы не та скорость, с которой Драко тащил обалдевшую ото всего Лиз к свободной стойке, они бы не вышли из Гринготтса и спустя сутки — так всё Лиз казалось интересным. И гоблины ее совершенно не напугали! Честное слово!

— Ну, что тебе сказать, леди Блэк… Навещу-ка я этого ее Тома Стоуна. Сдается мне, он будет только рад избавиться от падчерицы.

К вечеру того же дня отмытая, причесанная и переодетая мисс Элизабет Стоун сидела за обеденным столом на кухне дома 12 по Гриммаулд-плейс и уплетала овощной суп за обе щеки. Миссис Поттер сидела напротив нее и с теплотой в глазах наблюдала, как ребенок ест. Эл устроилась на кухонном рабочем столе у плиты, сидела, болтая ногами и хрустя яблоком. Драко и мистера Поттера поджидали с минуты на минуту.

— Держи, — появился Малфой на кухне первым и протянул Эл свиток пергамента. — Теперь ты официально имеешь право принять мисс Стоун в Род. Никаких претензий быть не может. Все законно даже с точки зрения магглов.

— Отлично, — Джиневра поднялась со своего места и начала накрывать на стол, споро размахивая волшебной палочкой. Лиз даже от супа отвлеклась. — Я думала позвать Андромеду…

— Я уже позвал, — отозвался Гарри, тоже появляясь в кухне. Он уселся за стол, и перед ним тут же оказалась суповая тарелка. — Спасибо, любимая. Андромеда вот-вот будет. Электра, ты выучила текст обряда?

Эл покивала. Учить-то там! Восемь строчек.

— Мерлин, ты все-таки авантюристка… — протянул Драко, отнимая у Эл яблоко и откусывая от него солидный кусок. — Найти в парке ребенка и принять в Род, ну надо же!

— Это Лиз нашла меня, а не я ее, — поправила Эл и силой вернула себе яблоко. — Послушаем, что скажет тетя. Тедди сказал, что будет рад.

— Этот паршивец выходил на связь? — возмущенно воскликнула Андромеда Тонкс, появляясь из камина. — А мне обещал писать письма раз в месяц!

— На Патронуса ответил, — пожала плечами Эл. — Тетушка, как вы смотрите на…

— Положительно! Род Блэков всегда был многочислен, и свежая кровь нам не помешает. Я готова свидетельствовать. И, если вы не против, леди Блэк, — церемонно склонила она голову, — то я готова взять на себя опекунство над Элизабет.

Эл спрыгнула со стола, встав перед миссис Тонкс, ответила кивком.

— Если Элизабет не откажется. Но вообще у меня завтра отбор в «Осы». И я вряд ли смогу забрать ее к себе насовсем. Не представляю, где буду находиться ближайший месяц.

Взгляды обратились к девочке. Она уже прикончила свой ужин и теперь с любопытством таращилась на всех взрослых, собравшихся на кухне. Это еще Кикимер не показывался, да младшие Поттеры гостили у бабушки. А то было бы совсем столпотворение!

— Лиз, это миссис Андромеда Тонкс. Ты согласна жить у нее в доме после того, как мы проведем ритуал?

Лиз придирчиво оглядела Андромеду, очевидно, сравнивая ее с Эл. Похожи, что ни говори, да только Эл была вся — жестче, напористее, резче.

— А еще у тетушки Меды дома живет ручной серебристый книззл, — как бы невзначай обронил Драко. — Красивый такой кошак...

Это и стало определяющим моментом, как потом смеялась Эл. У нее книззла не было, единственное домашнее животное — ручной боггарт — и тот уничтожен недрогнувшей рукой кого-то из профессоров.

Уже за полночь новоиспеченная Элизабет Элладора Блэк, крепко заснувшая от пережитых за день событий, была отнесена в свою новую комнату в доме миссис Тонкс, а сама Эл, пообещавшая тетке являться на ужины минимум дважды в неделю — по средам и субботам — вернулась домой.

Почему-то ей было хорошо, и за завтрашний отбор она совершенно не переживала, хотя и догадывалась, что летать хорошо ей не поможет даже суперскоростная метла.