Жребий (гет)

Темнота может быть разной. Мягкой и обволакивающей, холодной и опасной, уютной и безжалостной.

Темнота, в которой люди доживают свой век, всегда безысходна. А еще темнота, кажется, имеет запах.

На этот раз темнота пахла плесенью и кровью, немытыми телами и крысами. Она пахла ужасом. Бредом умирающих и напрасными надеждами. Темнота пахла болью тела и души.

Тесная каморка, куда годами, а возможно и десятилетиями,не проникал дневной свет, казалась пустой, но в то же время она кишела жизнью. Тараканы, крысы, пауки — вечные обитатели подобных мест, спутники человека как в радости, так и в беде давно облюбовали темницу.

В эти дни твари божьи делили свое убежище с узницей, одной из многих тысяч женщин, которых в Европе сжигали повсеместно по обвинению в колдовстве.

Она лежала на полу в грязных лохмотьях, которые открывали тощие до синевы покрытые кровоподтеками ноги. Спутанные волосы, когда-то бывшие темно-каштанового цвета, сейчас были наполовину седыми, всклоченными и грязными. Дыхание узницы было частым и неглубоким, глаза под закрытыми веками бегали из стороны в сторону, разбитые губы что-то безудержно шептали. Одна рука женщины была выгнута под каким-то неестественным углом, а вторая покоилась на огромном, особенно для такой тощей фигуры, округлом животе. Ведьма, которая на закате должна была встретить свою смерть на костре, была глубоко беременна.

Шли века, когда Европа полыхала кострами, на которых сжигали колдунов и ведьм, истиных и мнимых, безумных и мудрых. Женщин, юных и старых, прекрасных и уродливых, мужчин, детей и стариков, кошек, собак, крыс, черных козлов и воронов. Массовая истерия и инквизиция не щадили никого. Перед человеческой злобой и невежеством отступили владыки света и тьмы, превратившись скорее в наблюдателей, чем в судей.

В который раз Князья Света и Тьмы прекратили на какое-то время свой вечный спор и согласились, что нет существа более жестокого и милосердного одновременно, чем человек.

Люди убивали друг друга испокон веков, менялись лишь способы убийства. По им одним известным причинам, в эпоху костров инквизиции безмолвствовали и тот, чьим именем прикрывались палачи, и извечный его оппонент.

Сегодня, на закате, умереть в ярко полыхающем огне предстояло женщине по имени Рахель, дочери раввина Элимелеха — известного каббалиста того городка. Сам раввин и вся его община вместе с женой и детьми была разгромлена тремя годами ранее добрыми христианами по навету соседей. Рахель, средняя дочь, с малолетства обученная грамоте и врачеванию по настоянию отца, избежала расправы, затаившись в ветвях довольно высокого дуба. Погромщики в своем раже ее не заметили. Рахель же видела все: как забивают насмерть палками отца, как насилуют и перерезают горло матери, когда же вывели ее сестру с маленьким сыном Ноахом, разум Рахель помутнел, и это позволило ей сохранить жизнь и рассудок.

Наутро, спутстившись с дерева, понимая, что идти ей больше некуда, она просто брела, стараясь держаться подальше от больших дорог, пока не примкнула к цыганскому табору. Гонимая среди гонимых, она нашла там некое подобие дома. Цыганки учили ее гадать на картах, воровать кошельки у зазевавшихся горожан, взамен она готовила табору зелья от похмелья, для увеличения мужской силы, для облегчения желудочных колик и женских кровей, да и при родах помогала, сойдя скоро за довольно искусную повитуху.

Три года Рахель путешествовала в своей кибитке, которую делила с еще двумя цыганками, и все это время она гнала от себя воспоминания о тайных знаниях книги Зоар, которые поведал ей отец, о Псалмах Давида, которые могла прочесть на том языке, на котором они были написаны, и лишь по пятницам, когда на небе появлялись первые звезды, она зажигала свечу и молилась, хотя и сомневалась, что её молитвы хоть кто-то слышит — ведь молитвы не уберегли её семью. Кроме того, отсчитывая ровно семь дней после кровотечений, Рахель ныряла по три раза с головой в реку, несмотря на опасность этого занятия и непонимание товарок. Да еще, каждый год по лунному календарю, весной, она скребла кибитку с такой неистовостью, что протирала кровавые мозоли на руках, вытряхивала все свои одежды, не позволяя затеряться ни единой крошке хлеба, и всю неделю до пасхи пекла и ела странного вида и вкуса хлебцы, сухие, как кирпичи, напевая "В будущем году в Ершалаиме", понимая, что для нее этот год не наступит никогда. В ночь с тринадцатого на четырнадцатое ниссана Рахель читала наизусть историю о младенце, ставшим пророком, ребенке, приговоренном к смерти и победившем её, напевала песни, похожие на колыбельные, закрывала глаза и представляла себе дитя в камышовой корзинке, несущейся по свирепому Нилу [1].

— Соблюдение этих заповедей отправит меня в сад Эдемский, — немногословно объясняла она товаркам.

Однажды особо удачное выступление табора закончилось празднованием, празднование — попойкой, после которой весь табор схватили. Цыган по милосердным обычаям того времени забили плетьми, цыганок, подозреваемых в колдовстве и разврате, повесили на скорую руку, но следствие не могло не выявить истинную преступницу среди сброда — иудейку Рахель.

Казалось, она была ничем не примечательной жертвой Святой Инквизиции — одной из сотен тысяч женщин, которой предстояло умереть в огне Во Славу Его, за колдовство и сделку с Дьяволом, но преступления ее открывшиеся на следствии не знали границ. Достойное мастерство палача, которое приходит лишь с опытом, быстро развязало ведьме язык и выявило немалое количество богомерзких деяний. Самое главное и первое, в чем была виновна приговоренная, была принадлежность к преступному и порочному племени иудеев, которые непостижимым образом, вопреки стараниям церкви и добрых ее прихожан, все еще топтали Божью землю.

— Призывала ли ты Дьявола с помощью нечестивой Торы? — спрашивал судья.

— Нет, — был ее ответ. — Впрочем, да! Неоднократно, — поправлялась она, когда ей начали вырывать ногти один за другим.

В конце концов, ведьма Рахель ответила на все вопросы судей. Созналась в том, что знала и чего не знала, созналась в чтении колдовских книг и заклинаний, в сборе лекарственных трав с единственной целью приготовления ядов, как созналась и в том, что сознательно убивала младенцев и рожениц, доверенных ей, чтобы из крови их готовить мацу [2].

Созналась в почитании Дьявола и отрицании Христа — что впрочем было правдой — мессией Иешуа Га-Ноцри сыны Израиля не признавали.

Не созналась она лишь в одном, чего не знала — кто был отцом плода ее чрева.

По немыслимым причинам, несмотря на дознания, голод и заточение, Рахель тощала, жизнь выходила из нее по капле, но живот продолжал расти, вопреки всему. Судьи были уверены, что приговоренная к казни ведьма произведет на свет демона, и поэтому поддерживали жизнь Рахели до дня приговора, который должен был быть приведен в исполнение в предполагаемый день родов. Если на свет появится демон, это будет неиспоримым доказательством правоты Святой Церкви, а также поводом для окончательного уничтожения иудеев. Если же каким-то образом на свет явится обычный плод греха, то он разделит судьбу своей порочной матери в огне — так будет безопаснее всего.

И вот утром того же дня, на закате которого Рахели предстояло сгореть на костре, дитя неизвестного отца начало пробиваться на свет. Возможно, ребенок был зачат во время цыганских оргий, возможно, тогда, когда мать его была изнасилована солдатами после ареста ее и других цыганок, этого она не знала, но молила о жизни ребенка вопреки всему, как и любая мать. Когда первая кровь полилась на серые плиты пола, с первой болью, Рахель вознесла молитвы богу ее праотцов : Авраама, Ицхака и Иакова. Как она того и ждала, на молитвы никто не ответил, кроме очередного толчка ребенка, рвавшегося в этот мир навстречу смерти.

Раздираемая все растущей болью, она взывала ко всем, кто мог услышать. Она молила Иштар и Нааму, Иллу и Баалзвува, Лиллит и всех архангелов [3]. Она взывала и к Азазелю, и даже Иешуа га-Ноцри, которого не признавала. Когда дитя начало рваться особенно яростно, извергая воды из чрева матери, Рахель вспомнила о том, кто веками испытывал род человеческий, кто проверял на прочность веру Ионы, и начала молить и его тоже.

Солдаты явились за ней в положенный срок и выволокли рожающую женщину во двор к телеге, которая должна была отвезти ее к месту казни. Все боялись появления демона на свет: и судьи, и палачи, и обыватели. В какой-то момент ноги Рахель подкосились и из горла вырвался рык, разом отошли воды.

— Будьте вы прокляты, мучители, нелюди, богомерзкие! — вопила она. — Придет день и поднимется народ Израиля из пепла в пустыне, и запоет арфа Давида и настанет царство истины, и отольются вам крови наши, — разум и жизнь покидали ее в то время, как другая жизнь упрямо рвалась в мир людей. Затем ведьма надрывно и протяжно запела. — Шалом алейхем, малахей а шалом, малахей эльон, — народ попятился в страхе,будучи уверенным, что ведьма изрекает страшное проклятие,

— Кохот а ор ве кохот а Шеоль "Силы света и тьмы, молю вас если вы существуете, не дайте погибнуть моему дитя, ибо оно невинно ни перед кем из вас, Бог и Сатан, примите дитя человеческое и не дайте ему погибнуть по воле жестоких невежд".

Снова боль, невиданная ей ранее, расколола Рахель надвое и подарила измученному телу конец намного более милосердный, чем тот, что уготован был ей, и вместе с этой последней вспышкой боли на свет явилось дитя. В луже крови и в лучах заката лежал младенец, обычный человеческий младенец без всяких признаков демонического. Младенец молчал, лежа в луже крови своей матери и таком же алом свете заката. Мокрые волосы на голове ребенка, казалось, впитали в себя краски заходящего солнца и крови, ярко-синие глаза с удивлением смотрели на человеческий мир. Стояла полная тишина. Не слышно было и крика ребенка.

Все боялись приблизиться к трупу ведьмы и ее отродью, пока какой-то палач, явно смельчак, дабы сделать хоть что-то, рубанул секирой по шее матери, обезлгавливая труп. Он уже потянулся к ребенку, чтобы избавить мир христиан от еще одной угрозы, но не успел.

Там, где секунду назад лежал младенец, была лишь пустота и лужа крови.

Потому что те, к кому взывала Рахель в свои последние минуты, ответили на зов.

[1] Речь идет об обычаях празднования еврейской Пасхи — Песаха, и так называемой "пасхальной легенде" главный герой, которой Моисей.

[2] Маца — традиционные хлебцы, которые принято есть на Песах

[3] Языческие божества Иудейского Царства до принятия монотеизма

На горных вершинах звезды горят особенно ярко. В пустыне и в горах можно увидеть такое количество звезд, что сложно себе представить, возможно ли оно вообще. Человек, глядящий в ночное небо, может лишь слабо осознать бесконечность Вселенной. Постичь же истинную бесконечность времени и пространства человеку не дано вовсе.

Впрочем, единственный созерцатель ночного неба на пустынном плато человеком вовсе не являлся, хотя внешне был похож на него.

Молодой мужчина, на вид не старше тридцати лет, созерцал мириады звезд, вращающиеся сферы миров и времен. Понятия времени для него самого не существовало, но тем не менее он ждал. Подняв голову вверх, он увидел, что ожидание его наконец-то было вознаграждено.

С неба, кружась и постепенно замедляя полет, спускалась пятерка исполинских черных коней, несущих четырех всадников и одну всадницу. Приземлившись, все наездники осадили коней, но лишь один из них спешился и направился к молодому человеку. Одет он был в роскошные, цвета воронова крыла, доспехи, о которых мог лишь мечтать любой земной правитель. Все его облачение было украшено драгоценными камнями, которые сияли ярче самих звезд. За спиной у него развевался такой же черный тяжелый плащ. Тяжело ступая коваными сапогами со шпорами, он резко и далеко, словно нанося удар, направился к ожидающему его молодому человеку.

Немногим ранее предводитель всадников приказал седлать коней к Лунной Дороге как можно скорее, не объясняя причин, впрочем, ему того и не требовалось. Приказы его не обсуждались никогда.

Когда всадник ступил на ярко освещенное луной плато, стало видно, что это мужчина и что он довольно высокого роста, по виду лет сорока с лишним. Он четко и размашисто чеканил шаг по направлению к молодому человеку, так что шпага, закрепленная на его поясе, хлестала его по ногам.

Молодой человек склонил голову в приветствии и искренне улыбнулся:

— Благодарю тебя за то, что явился по моей просьбе, друг мой и брат.

Усмешка исказила рот черного всадника:

— Я неоднократно просил тебя не называть меня братом, наивный идеалист, а другом я тебе не являюсь и подавно, как тебе прекрасно известно, но я уже давно уразумел, что с тобой спорить на эту тему бесполезно абсолютно. Смею ли я надеяться, что причина, по которой ты вызвал меня сюда из моей Обители, более веская, чем обычная твоя демагогия?

Молодой человек склонил голову в свойственной себе кроткой манере, но взор его был тверд, как и голос.

— Ты слышал ее зов. Не мог не слышать. Отчаяние и мольба той несчастной даже тебя не могла оставить равнодушным.

Рот черного всадника скривился.

— Разумеется, я не мог не услышать ее зов. Нечасто смертные взывают к нам с тобой одновременно. Только не говори мне, что ты подобрал ее ребенка, о котором она так молила.

Молодой человек оставался непреклонен:

— Это наша вина. Мы оба оставили мир людской и позволяем людям уничтожать себя во имя веры и в тебя, и в меня.

— Ты сам знаешь, что это только начало. Люди будут убивать друг друга, прикрываясь верой в тебя и отрицанием меня, или наоборот. Человек по природе своей порочен и глуп за редчайшими исключениями, — голос Всадника был низок и властен. — Нечего ребенку делать тут, ему здесь не место. Отправим его обратно к людям в более спокойное время, если тебе так угодно. Прикажи своему ученику, — сказано это было с ноткой презрения, — подарить его какой-нибудь бездетной паре во славу Твою — я даже готов уступить эти души тебе.

Словно в ответ, ночную тишину прорезал младенческий крик, заставляя всадника поморщиться, а собеседника его улыбнуться. Он слегка подобрал край своего простого домотканого плаща, жестом показывая на плетеную корзину, в которой лежал младенец с ярко-рыжими волосами и вопил, что было мочи.

— Нельзя так просто давать людям то, что они с такой легкостью уничтожают и так мало ценят. Я послал Михаэля и Гавриэля за ребенком, и нам повезло, что они успели, иначе он разделил бы судьбу своей несчастной матери. Дитя это невинно, и коли мы отречемся оба от мольбы столь неистовой и отчаянной, мы оба с тобой навеки потеряем всякую власть над человеческим родом, и тогда мир людей канет в Лету... И наш мир вместе с ним, как тебе известно...

Тень глубокой задумчивости пролегла по лицу Всадника. Поспорить с этим он не мог.

— Что ж, забирай ребенка к себе, Иешуа, в Обитель Света. Трудно представить судьбу счастливее для человеческого дитя. Зачем тебе я в решении этого вопроса?

Иешуа покачал головой:

— В Обители Света дитя никогда не познает истины, не познает добра и зла. Я не могу научить его отличать свет от тьмы и истину от лжи, я не могу спуститься с ним на Землю, так как не могу сходить на нее до самого Второго Пришествия. Я прошу тебя как брата и как Повелителя Теней взять дитя под свое покровительство, обучить и воспитать его в мудрости и в ведении.

Тот, к кому Иешуа обратился как к Повелителю теней, глубоко вздохнул, обдумывая сказанное.

— В который раз я даю самому себе обещание не отвечать согласием на твои приказы, которые ты так искусно маскируешь под мольбу, и в который раз я это обещание нарушаю. Не буду тебе лгать — между нами ложь невозможна и бесполезна — мне любопытно твое предложение. Я забираю человеческого младенца в свою Обитель, но, — тут его голос стал суров, — ты будешь также участвовать в судьбе этого ребенка. И когда настанет время, мы бросим жребий.

— Мы бросим жребий, — эхом отозвался Иешуа. — До свидания, дитя, — он взмахнул руками, и ребенок, завернутый в белое полотно, оказался у него на руках, — живи счастливо и мудро, и мы с тобой свидимся в скором времени, на этой самой Лунной дороге. Пока же, прими мое благословение, — с этими словами Иешуа поцеловал младенца в лоб. — И благодарю тебя, Мессир, — склонил голову Иешуа, передавая ребенка своему собеседнику. Тот с любопытством, тщательно замаскированным под равнодушие, принял ребенка на руки. Простая, как и вся одежда Иешуа, пеленка, в которую был завернут младенец, тут же превратилась в роскошное черного цвета бархатное покрывало, расшитое золотом и драгоценными камнями.

— Уж коли ты мой воспитанник на ближайшие твои годы, будешь носить цвета, соответствующие этой чести, — усмехнулся Повелитель Теней.

— Мессир, — негромко окликнул Иешуа с улыбкой, — это дитя — девочка.

— Совсем меня опозорить хочешь перед всеми силами тьмы, подсовывая мне человеческую девчонку, — пробормотал Мессир, резко развернулся на каблуках и направился по направлению к своей свите.

Дух зла и повелитель теней, дьявол, сатана и хозяин еще многих имен шел по направлению к своей свите, держа в руках ребенка смертной женщины.

У начала дороги, где стояли, ожидая всадников, черные исполинские кони, навстречу своему хозяину вышел высокий широкоплечий огненно-рыжий человек. Точнее не человек, а демон-убийца, демон безводной пустыни, один из тех, к кому взывала мать новорожденной.

— Мессир, — Азазелло почтительно склонился перед повелителем.

— Подарок передал нам Иешуа, чувствую я, много нового мы испытаем, растя ее, — в голосе Воланда неожиданно скользнули нотки веселья.

— А давайте ее съедим, мессир! — нагло крикнул юный демон-паж, Бегемот.

— Ты смотри у меня, — сурово сказал Воланд, — ни один волосок не упадет с ее головы, пока она под моим покровительством.

— Я пошутил, как впрочем и всегда, шучу по вашему приказу, — уже серьезно ответил Бегемот.

— Гелла! — окликнул Воланд, и тут же из тени вышла молодая рыжеволосая женщина.

— Мессир?

— Лети в обитель и подготовь все для ребенка. Будешь ухаживать за этим созданием, пока я не убежусь в ее полезности, в чем я лично сильно сомневаюсь, — дьявол хмыкнул, думая о чем-то своем, изучая личико младенца. — Ты должна знать, что делать — ты единственная из нас была человеком.

— Почту за честь, мессир, исполнить любое ваше приказание, — поклонилась рыжеволосая ведьма. — Позвольте? — она просительно протянула руки к ребенку.

Воланд передал девочку на руки Гелле. Ярко-синие и ярко-зеленые глаза изучали друг друга, и тут младенец заплакал. Вся свита, и сам ее хозяин впервые видели как безжалостная ведьма-вампир, которая, встреться им на Земле, преспокойно полакомилась бы кровью ребенка, склонила лицо над младенцем с невиданным доселе выражением нежности и что-то запела.

— Как нам звать ее, мессир? — вновь подал голос Бегемот.

— Имя не имеет никакого значения, — все с тем же напускным равнодушием ответил пажу Воланд.

Гелла вскинула свои зеленые глаза на повелителя, впервые переча ему:

— Сивилла! Я хочу, чтобы ее звали Сивилла!

Воланд некоторое время молчал, изучая свою свиту, а особенно — ведьму с младенцем на руках.

— Будь по твоему, моя верная служанка, — проговорил он, — будь по твоему.

Колыбельная ведьмы

В Шеоле, обители Князя Тьмы, в главной его резиденции, исполинских размеров замке, имеющим несчетное количество постоянно меняющихся этажей, галерей и анфилад, не так давно появилась новая комната. В центре комнаты стояла хрустальная колыбель, которая мерно покачивалась сама собой.

На роскошном ковре тут и там лежали игрушки, изготовленные лучшими мастерами из когда-либо живших. Бабочки всех немыслимых цветов летали под потолком. Несмотря на постоянно пасмурную погоду и красноватое зарево Шеола, в окна комнаты всегда светило солнце днем и звезды ночью. Хрустальные призмы преломляли их лучи и окрашивали стены всеми красками радуги.

Такой детской могли лишь завидовать любой принц и любая принцесса.

Обитательница этой сказочной детской, которой минул год по человеческим меркам, сидела в своей колыбели и отказывалась засыпать, несмотря на нежное пение женщины, сидящей рядом с ней. Девочка тянула ручки к длинным рыжим волосам, которые падали водопадом по спине женщины, нисколько не скрывая ее наготы.

— Илла! — позвала малышка. — Ай!

— Гелла, — поправила ребенка женщина. — И я не дам тебе играть с моими волосами, тебе давно пора спать.

— Ай! — еще более требовательно позвал ребенок и потянулся к своей няньке.

— Ну хорошо, будь по твоему, — вздохнула Гелла, поднимая ребенка и усаживая его на руку. Девочке, одетой в тоненькую белую распашонку, нисколько не мешал ледяной холод тела ведьмы. Маленькие ладошки заскользили по огненно-рыжим волосам, перебирая их и поглаживая. Девочка прикасалась своими пальцами к щекам Геллы и к ее векам, заставляя ту закрывать глаза и блаженно улыбаться.

— Илла. Ивая, — проворковала девочка, дотрагиваясь до шрама, который пересекал шею ведьмы.

— Нет, Сивилла, этот шрам совсем не красив, — Гелла поцеловала ледяными губами чистый лоб ребенка. — Засыпай, засыпай, моя Сивилла, — она начала легонько покачивать малышку, напевая мотив, известный только им двоим. — Когда-то и я была красивой, пока люди не убили меня, но это слишком страшная сказка для тебя. Её я расскажу тебе позже. Засыпай скорее.

Сивилла еще какое-то время сидела на руках у Геллы, положив той голову на плечо и засунув прядь волос в рот. Потом она явно заскучала и сделала едва заметное движение рукой. Окно ярко распахнулось, впуская ночную прохладу и ароматы леса. Девочка оживилась и потянула лицо Геллы к себе, всем видом показывая, что она хочет смотреть в окно или гулять.

— Нет, Сивилла, тебе нельзя колдовать, Мессир запретил, помнишь? — Гелла торопливо подошла к окну и демонстративно захлопнула его без помощи магии. — Вот видишь, даже я не колдую, когда в этом нет необходимости. А теперь ты идешь спать. — И она решительно двинулась к колыбели. У Сивиллы же идея лечь спать никакого восторга не вызвала, и она скривила свое личико, предупреждая Геллу о возможных последствиях насильного укладывания себя в колыбель. И действительно, стояло Гелле ссадить ребенка с рук, как девочка разразилась таким громким криком, что, казалось, он поднимет на ноги весь Шеол, да и замок — подавно. Синие глаза в пол-лица налились слезами, в них отразилась вся мировая скорбь и жалоба на несправедливость мира.

— Плоховаты у тебя дела, дорогая Гелла, — раздался от дверей насмешливый голос. — Вампирша баюкает человеческое дитя, а несчастная боится, что станет обедом своей нянюшки. Скажи, малютка, она от тебя кусочек откусила? — спросил насмешливый юноша в одеянии пажа, наклоняясь к кроватке. Девочка, увидев его, мгновенно перестала плакать, улыбнулась лучезарной улыбкой и захлопала ручками и ножками, как птенец крыльями.

Гелла ядовито посмотрела на Бегемота и сказала сквозь зубы:

— Смотри, как бы мне кошатиной полакомиться не захотелось, может, примешь свое любимое обличье и замурлыкаешь ее сам, коль такой умный?

Бегемот состроил Сивилле рожицу, вызывая очередной приступ смеха малышки.

— Она явно не хочет спать, так что помочь тебе, дорогая Гелла, я никак не могу, — и добавил изменившимся тоном: — Мессир требует всех нас в малую гостиную.

Гелла кивнула, заколола волосы гребнем и накинула на себя некое подобие прозрачного хитона. Она вынула довольную донельзя таким поворотом дел Сивиллу из кроватки и последовала за Бегемотом. Оба они по молчаливому согласию не стали утруждать себя ходьбой по бесконечным коридорам, а просто перенеслись в нужное им помещение, несмотря на запрет хозяина злоупотреблять магией в присутствии Сивиллы. Наукам колдовства Воланд предпочитал учить девочку самостоятельно, и то не ранее трех лет, если она проявит должные способности. Способности между тем проявлялись, но члены свиты закрывали на это глаза, тем самым невольно поощряя малютку на подобные проказы. Воланд же проявлял совсем не свойственную ему снисходительность, когда речь шла о его необычной подопечной.

В Малой Гостиной собрались все, кроме Воланда.

Рыцарь пребывал в ипостаси Фагота и курил трубку, глядя в камин, Азазелло инкрустировал рукоять рапиры драгоценными камнями, периодически взвешивая клинок на ладонях и проводя пальцем по лезвию.

Гелла опустила Сивиллу на ковер, та уселась с интересом и без всякого страха разглядывать демонов. Было видно, что комната ей хорошо знакома. Демон-убийца мельком глянул на ребенка, и тут же в ее руках оказалась бутылка из хрусталя, наполненная сладким молоком. Девочка удовлетворенно приложилась к лакомству и резво поползла к камину.

— Осторожнее с огнем, — сказал Фагот, не отрываясь от созерцания пламени.

Малышка что-то пролепетала на ей одной известном языке, ухватилась за штанины демона и встала на ножки, заглядывая ему в лицо и улыбаясь. Не получив никакого ответа, она уселась прямо у камина и протянула к огню обе ладошки. Из огня соткался медвежонок, который тут же пустился в пляс. Сивилла нахмурила бровки, и медвежонок исчез, на месте его появился мяч, который начал выкатываться из камина, грозя обжечь ковер.

— Довольно, — послышался низкий голос. — Азазелло, сколько раз мне говорить тебе: не учить ребенка этим фокусам. Если она погибнет по вашей или своей неосторожности, вернуть ее к жизни даже мы не властны.

Свита почтительно склонилась перед мессиром, а Сивилла радостно взвизгнула, выползла вперед и лучезарно улыбнулась cатане почти беззубой улыбкой. Воланд прошел к своему любимому креслу, мягко шурша своей черной сутаной. Вся свита застыла почтительно, и только маленькая девочка продолжала ползти по ковру, нисколько не смущаясь напряженным молчанием.

Воланд сел в кресло и сделал знак приближенным последовать его примеру. Соединив длинные пальцы, увешанные перстнями, он медленно проговорил:

— Прошел целый год с тех пор, как мы спускались на Землю. В Англии мое внимание привлек некий астролог, который может быть нам полезен как в своем мире, так и в нашем. Я хочу, чтобы вы все были готовы как можно скорее.

— А как же, Сивилла, мессир? — спросила Гелла, которая стала намного более разговорчивой с появлением малышки в дьявольской обители. Обычно немногословная и молчаливо-свирепая ведьма словно открыла в себе материнский инстинкт и недюжинные таланты в обращении с детьми, которые так и не пробудились в ней при жизни.

Часто, становясь объектом насмешек Фагота и Бегемота из-за ее привязанности к человеческому ребенку, Гелла отвечала со всей возможной яростью и боролась за право играть главную роль в жизни малышки.

Перепалки этой троицы изрядно веселили Воланда и Азазелло, и больше всех, как казалось, саму Сивиллу.

Воланд смерил взглядом сверху вниз девочку, которая расположилась у его ног, на ковре, с хрустальной бутылкой, громко причмокивая.

— Оставить тебя здесь на попечение чертей, так ты и замок на воздух поднимешь, и сама, чего доброго, угодишь куда-нибудь — ищи тебя потом сто веков... — проворчал он. — Так ведь, рыжая бестия?

— Так! — звонко ответил ребенок, заставляя улыбнуться всех. — Илла! — требовательно позвала она.

Гелла ринулась к своей подопечной, но была остановлена повелительным жестом Воланда.

— Оставь ее здесь, а сама ступай и приготовь все, что может ей понадобиться в пути, только не переусердствуй — она должна походить на обычного человеческого ребенка, пусть и благородных кровей.

— Как прикажете, мессир, — поклонилась Гелла и исчезла из комнаты.

Воланд, протянул руки, и Сивилла взлетела в воздух на уровень глаз Повелителя Тьмы. Он долго и молча изучал лицо ребенка, а та смотрела в ответ на него, не отводя глаз, но и оставив свои проказы.

— Ты никогда не будешь обычной, дитя, великой колдуньей сможешь ты стать, если я позволю тебе это. Уже сейчас ты чужда миру людей и чужда их страхам. Это плохо. Непростая жизнь тебя ждет, когда придет время вернуть тебя. Если придет...

— Разрешите спросить, мессир, — почтительно обратился Азазелло к своему повелителю. Получив кивок в ответ, он продолжил. — Как вышло так, что дитя, подобранное слугами света, было передано вам, и более того, вы согласились взять ее под свое покровительство?

— Я давно ждал этого вопроса от кого-либо из вас. Выяснилось то, чего я с самого начала опасался. Этот ребенок родился с сильными магическими задатками, и мать его перед смертью взывала ко мне самому с такой силой, что не услышать было невозможно. Именно из-за дара этого дитя мне будет тяжело ее отпустить, когда придет время. Мать ее тоже была очень умна и талантлива — она одна из немногих представителей своего рода, которая догадалась об истинном положении вещей, хотя и слишком поздно для нее, но это еще не все.

Воланд замолчал, не отрывая взгляда от ребенка.

— Мы бесконечно долго наблюдаем, как людской род истребляет сам себя, мы, тьма, а не свет посещаем Землю и можем находиться там, выбирая эпоху. До определенного момента.

— До момента, когда нам придется столкнуться с силами Света в битве Армагеддона, — закончил Фагот.

— Верно, Рыцарь, и как бы нам того ни хотелось, исход этой битвы, если победит Свет, будет означать — конец нам, — Воланд мрачно усмехнулся. — Если же победим мы — это будет означать конец человечества. Человечество — вот что уравновешивает все миры. Мы можем помогать им и строить им козни, поощрять или наказывать, но мы зависим от них не меньше, чем они от нас. Вот почему Иешуа тоже так старается отсрочить нашу битву. Не будет меня, не будет и его. Этот ребенок когда-нибудь уравновесит добро и зло в людских деяниях, и тогда, возможно, мир не захлебнется в собственной крови еще несколько сотен тысяч лет... Что будет далее — неведомо даже мне.

В руках Воланда возник черный меховой плащ, куда он завернул притихшего ребенка.

— Ночь слишком холодна для тебя, дитя, а путь предстоит долгий, поэтому спи. Спи! — повелительно сказал он, и глаза Сивиллы закрылись сами собой.

Воланд продолжил говорить, а Сивилла легонько покачивалась перед ним в воздухе.

— В предсмертной мольбе ее матери соединились страдания всего людского рода. Дитя это станет мерилом для всех нас, мы те, кто научит ее познать и добро, и зло, с нами она вырастет вне времени и сойдет в мир людей. Ни мне, ни Иешуа их мир не изменить, и мы решили хотя бы раз позволить решать судьбу мира не демону, и не ангелу, а человеку, женскому началу.

— Но почему же все-таки они не взяли ее к себе? — спросил тихо Бегемот, печально, в совсем не свойственной ему манере, глядя на спящую девочку.

— Живя в обители света, она уже никогда не сможет вернуться в мир людей и стать там своей. Впрочем, я уже не думаю, что это будет легко. Подкидыш Иешуа имеет настолько сильные магические задатки, что если не обуздать их, принесет она много бед всем мирам. Поэтому расти она будет в ласке и в строгости, познавая истины, что стоят у истоков мира и ее рода. Наши частые визиты на землю помогут ей мудрее стать и, когда время придет, возможно, займет она свое место в своем мире и примирит наконец свет и тьму в людских сердцах.

Князь Тьмы молчал долгое время, оглядывая своих верных слуг.

Вели готовить коней, Бегемот, — приказал он, что и было исполнено мгновенно.

* * *

— Должен признаться, милорд, библиотека, собранная вами, богатейшая из виденных мной, — доктор Джон Ди с все большим интересом и опаской смотрел на своего собеседника, прохаживаясь между рядов книжных полок.

— Вам непременно следует посетить мою резиденцию в Ницце, доктор, — высокий мужчина взял наугад свиток и развернул его.

— Сократ! Но, к сожалению, копия, а не оригинал. Я полагаю, что если климат Англии претит мне и приводит в уныние, то и книгам он будет менее благоприятен. Согласитесь, доктор, книги в наше время богатство намного более ценное, чем золото.

— Не могу не согласиться, милорд, — ответил Джон Ди.

— Вот и славно, приятно общаться с мудрым человеком, особенно во время смуты! Не откажетесь разделить со мной трапезу?

* * *

Тремя днями раннее ученому доктору Джону Ди пришло приглашение, которое любой ученый его ранга почел бы за честь. В двери его дома постучался гонец, явно воин и явно не здешней внешности, имевший огненно-рыжие волосы и странные, несочетаемые с ними черные глаза. Визитер вручил доктору письмо, в котором говорилось, что некий лорд Воланд, известный в Европе покровитель ученых и университетов приглашает доктора Ди на ужин, на котором желает обсудить вопросы, касающиеся положения академий в Англии, а также взвешивает кандидатуры для ухода за своей обширной библиотекой в предместье Лондона.

В качестве доказательства глубочайшего уважения, лорд Воланд прикладывает очень редкую, отменного качества копию не менее редкого манускрипта Авицены о природе небесных светил.

Ди, снедаемый огромным любопытством и страхом одновременно — ведь за личиной Воланда мог стоять агент католической церкви, что для него, тайного протестанта, было очень опасно — всё же решил, что у него нет выбора, и тут же написал письмо с согласием. Когда доктор вручил ответ посланнику, он был очень удивлен тем, что странный человек тут же сообщил ему, что в назначенный час доктора будет ждать карета, которая и доставит доктора в имение Воланда.

Выбрав один из самых приличных нарядов, а времена для доктора были непростыми, и он испытывал ощутимые денежные трудности, Ди сел в роскошную карету, на дверцах которой вместо родового герба красовалась эмблема выложенного камнями треугольника, и неожиданно для себя погрузился в дремоту, проснувшись лишь тогда, когда карета остановила ход.

С неба хлестал ливень, но внутри особняка было тепло, стоял запах ладана и каких-то еще неизвестных Ди благовоний. Служанка, встречавшая его, заставила сердце доктора разгореться пламенем и похолодеть одновременно. Ее наряд был столь откровенен, что оставлял очень мало пространства для воображения. Прозрачные восточные шаровары были украшены золотыми монетами по самому верху и их звон будоражил. Ни платья, ни кафтана женщина не носила, лишь тонкий, едва прикрывающий грудь лиф, расшитый такими же монетами.

Служанка приняла у доктора промокшие плащ и берет и проговорила:

— Следуйте за мной в библиотеку. Мессир ожидает вас.

Голос женщины был хриплым и сладким, от него явно веяло опасностью.

"По крайней мере, меня явно не доставили агентам церкви для допроса", — успокоил себя доктор.

Теперь же, следуя за лордом Воландом в сторону столовой, Ди снова прокручивал в голове предположения — зачем он понадобился таинственному меценату.

Ужин подавала все та же служанка, заставляя доктора краснеть, бледнеть и отводить глаза, украдкой впиваясь в нее взглядом.

Убранство комнаты было очень богато, на столе стояли приборы из чистого золота, запах жареного мяса с какими-то ароматными приправами пьянил.

— Отведайте вина, досточтимый доктор, — прозвучал голос прямо за спиной у Ди. Тот от неожиданности слегка вздрогнул и обернулся. У стула с высокой спинкой стоял высокий господин худого, но мускулистого телосложения, облаченный в фиолетовые одежды, под которыми угадывалась кольчуга. На плаще незнакомца был тот же герб в виде треугольника. — Напиток этот воистину редкий, выдержка его насчитывает не одну сотню лет. Сам бог Дионис позавидовал бы нам теперь, зная, что мы распиваем бутылку, оставшуюся после его пиршеств, но я уверен, он нас простит, так как выбора мы ему не оставили, — господин от чего-то подмигнул доктору, и налил в золотой бокал вина густого словно кровь.

— Благодарю вас, сэр?..

— Фагот. Сэр Фагот к вашим услугам.

Ди пригубил вино, которое на самом деле имело божественный вкус.

— Простите, сэр, не имел чести видеть вас при дворе, полагаю, вы были посвящены в рыцари во времена царствования государя Генриха? — осторожно спросил доктор.

— Отнюдь, доктор Ди, мой доверенный приближенный Фагот, был посвящен в рыцари не в этой стране и многими годами ранее правления Генриха Восьмого, — ответил Ди сам хозяин.

Чувствуя, как пересохло во рту и сердце пропустило удар, Ди, словно во сне сделал еще один глоток вина.

— Садись, Фагот, и ты, — сказал Воланд, занимая место во главе стола.

— Благодарю, мессир, — ответил Фагот и одним махом осушил бокал вина.

Служанка, та самая, почти нагая, подала мясо, и мужчины приступили к трапезе.

— Я много путешествую, и поэтому в ведении определенных дел предпочитаю полагаться на талантливых и надежных людей, — проговорил Воланд своим низким тяжелым голосом. — Я более чем заинтересован в создании библиотеки в Англии и повышения влияния Академии, но меня немало беспокоит нынешняя политическая обстановка. Слишком много достойных протестантов сгорает на кострах по прихоти безумной старой девы, занимающей престол.

Доктор Ди боялся вздохнуть. Разговора было достаточно, чтобы обвинить его в государственной измене и отправить на плаху, а то и хуже, но интуиция и разум подсказывали, что главная опасность даже не в этом.

— А по-моему, с этой толстой дурой-королевой давно пора поговорить по-свойски! — прозвучал молодой голос, и из полумрака комнаты соткался худенький юноша в одежде пажа.

— Бегемот, помолчи, у меня важный разговор, — повысил голос Воланд, — и не смей, слышишь меня, не смей пока даже смотреть в сторону королевы. Когда придет время, я обещаю тебе высказать ее величеству все, что ты думаешь, а сейчас ступай в детскую и пришли ко мне Геллу.

Доктор Ди потерял дар речи.

— Прошу прощения за поведение моего шута и пажа, доктор, — снова заговорил Воланд, смотря непосредственно в лицо Ди, и только тут доктор заметил, что глаза у хозяина дома разные: один чернее ночи, а второй горящий ярким изумрудом, — Бегемот редко умеет вовремя остановиться.

— Слушаюсь, мессир, простите, мессир, — поклонился Бегемот и исчез.

"Господи Иисусе, спаси мою душу", — подумал Ди, в ужасе, догадываясь с кем он делит трапезу.

— Помилуйте, доктор, — насмешливо сказал Фагот. — Душа ваша сейчас никого не интересует, да и тот, кого вы просите ее помиловать, занят сейчас совсем другими делами.

Воцарившуюся на мгновение тишину, в которой было можно слышать только треск поленьев в камине да стук сердца Ди, как ему казалось, неожиданно разрезал детский крик. "Откуда тут ребенок?" — смятенно подумал доктор.

— Не пугайтесь хоть этого, доктор Ди, — Воланд снова перевел на него взгляд. — Эта моя малолетняя воспитанница, и она хворает с тех пор как мы прибыли в Англию. Уж простите за откровенность, но ваша мерзкая погода претит ей не меньше, чем мне, — хозяин усмехнулся каким-то своим мыслям и помолчал немного, — уверяю вас, доктор, на вашу душу никто не покушается, но вот хотелось бы знать ответ на один вопрос, а точнее, увериться кое в чем. Что вы цените на свете?

— Истину... — прошептал Ди. — И знания.

Рыцарь или не совсем рыцарь по имени Фагот хлопнул в ладоши:

— Абсолютно правильная позиция, доктор! Абсолютно!

— Мы догадывались об этом, — снова заговорил Воланд, — и поэтому приготовили для вас определенное предложение. Мы изучали вас довольно долгое время и пришли к выводу, что вы увлекаетесь астрологией и при необходимом изучении предмета, сможете добиться немалых успехов. Мне всегда были и будут интересны талантливые люди, но пока что уровень ваших знаний в предмете весьма слаб и соответствует лишь шарлатанам. Вы ведь не шарлатан, доктор?

Джон Ди покачал головой.

— Так я и думал. Гелла! — окликнул хозяин, и тут же в комнате появилась служанка, с легкостью неся внушительного размера прибор, значение которого Ди было неизвестно, а также несколько свитков. — Благодарю. Останься здесь, ты мне можешь понадобиться. За Сивиллой присматривает Бегемот.

— Уж этот присмотрит, за ним самим глаз да глаз нужен, — почти одновременно проворчали Гелла и рыжеволосый гонец, который до этого не подавал голоса вообще.

— Тихо, вы! — прикрикнул Воланд. — Дайте нам с Фаготом закончить разговор. За полчаса твоего отсутствия, Гелла, ничего с ребенком не случится.

Словно в ответ на эти слова из дальних комнат послышался страшный грохот и кошачий визг. Через мгновение в столовую влетел огромных размеров черный котяра, на спине которого преспокойно разместился ребенок в возрасте около года. Ребенок хныкал, держась за кошачью шерсть на загривке и крепко сжимая ногами бока кота.

— Бегемот! — сердито крикнул Воланд. — Я с тебя шкуру спущу! Что ты натворил на этот раз?

— Мессир, — жалобно проныл кот. — Клянусь вам, я ни в чем не виноват! У малышки жар, а когда я попытался дать ей микстуру по рецепту вашей бабушки, на которую, у меня, кстати, ушло полдня изготовления, словно я аптекарь какой-нибудь, эта избалованная вашей горничной девчонка, лишь попробовав, разнесла всю детскую в щепки и едва не прищемила нас обоих сорванной дверью. И лишь моя мгновенная реакция по смене обличья спасла нас обоих от серьезнейших повреждений.

— Дурень, — тихо сказала Гелла. — Давай ее сюда, — она поискала глазами, куда бы пристроить свою ношу.

— Да что же это такое, на самом деле! — Воланд ударил кулаком по столу так, что зазвенела посуда. — Совсем я вас распустил, не даете мне работать совершенно! — он рассерженно посмотрел на Геллу и на кота. — И ты сама хороша, знала, что настойка горькая как корнелист, могла и с утра приготовить впрок!

Гелла смущенно потупилась. Ее наряд никак не соответствовал стыдливому румянцу, залившему щеки, но Ди решил временно прекратить удивляться.

Маленькая девочка явно уловила гнев своего опекуна и вконец разразилась плачем. Воланд встал, снял девочку со спины кота и со странной мягкостью провел по лицу ребенка.

— У тебя лихорадка, неудивительно, что тебя снова тянет на твои фокусы, но ты должна быть осторожнее. Горькое лекарство еще не повод разносить все вокруг. Не всегда, дитя, все будет по-твоему, придется тебе это понять. Впрочем, кому я это говорю, — устало проговорил он, опускаясь в кресло, тихонько качая девочку на руках.

"Великий Боже, демоническое дитя", — подумал Джон Ди.

— Снова ошибаетесь, доктор Ди, дитя это человеческое и только чудом избежала смерти от рук представителей вашего с ней рода. Мы отвлеклись. Гелла! Покажи доктору прибор!

Служанка молча повиновалась и поставила на стол перед доктором внушительных размеров золоченый телескоп.

— Это самый сильный телескоп для изучения положения и движения небесных светил. Мощнее этого аппарата сейчас нет ни у кого в Европе, да больше вам на данном этапе не нужно. В свитках же найдете необходимую вам информацию и теорию для начала работы. При ваших природных задатках у меня нет никаких сомнений, что вы достигнете успеха.

Доктор Джон Ди молча смотрел на предложенные ему сокровища. Постичь тайны звездного неба... Что может быть прекраснее? Но какова будет цена?

— Мне необходима услуга с вашей стороны, доктор, — снова ответил Воланд на невысказанный вопрос. — Меня, как я сказал вам ранее, весьма беспокоит обстановка в вашей стране. Еще пару лет такого, с позволения сказать, правления, и ваша великая держава грянет в хаос, который будет не остановить... Если только к власти не придет человек более мудрый и уравновешенный. Не у каждого есть дар править.

— И кто же этот человек? — решился спросить Ди, догадываясь уже, о ком пойдет речь.

— Вторая дочь короля Генриха и Анны Болейн, — ответил за хозяина Фагот, — очень талантливая молодая леди, а главнoe, преданная Англии. Если помочь ей взойти на престол, страну ждут процветание и победы. Если же нет, досточтимый доктор, я бы рекомендовал вам отправиться и быть желанным гостем в нашем мире уже сейчас.

Доктор Ди разглядывал сокровища, предложенные ему. Цены они не имели, как, впрочем, не имела цены возможность осуществить давнюю мечту стать светилом астрологии.

— Вы вправе отказаться от нашего предложения, — проговорил Воланд, — если вас по какой-то причине оно не устраивает. Вас немедленно проводят и отвезут домой, вы ляжете в постель и наутро не вспомните о нашей встрече.

Ди глубоко вздохнул, закрыв глаза, и ответил:

— Я согласен... Я должен подписать с вами некий договор? — доктор запнулся на мгновение и голос его дрогнул. — Своей кровью?..

— Помилуйте, доктор, — рассмеялся сатана, — вы умный, ученый человек! Уж вам ли верить болтовне фанатиков? Вполне достаточно нашего устного согласия о взаимном, с позволения сказать, сотрудничестве. Копия моей библиотеки остается в вашем распоряжении. Фагот будет навешать вас здесь, он же и введет вас в курс дела. Мы решили, — Воланд сделал паузу, — что правильнее всего будет вам внедриться в доверие правящей церкви. Вам все объяснят позже. Будьте верны нам, и вас ждет более чем щедрая награда.

Ди вздрогнул, когда Фагот схватил его руку и затряс ее:

— Поздравляю, доктор! Очень, очень рад нашему знакомству, уж как приятно иметь дело с умными, талантливыми людьми! Я всем своим сердцем верю, что нас ждут великие успехи!

Доктор Ди очень сомневался в наличии сердца у так называемого рыцаря, который вежливо, но настойчиво, выпроваживал его из столовой. Служанка подала ему высушенный и абсолютно чистый плащ.

— Колено перед ним преклоните и обращайтесь впредь не иначе как «мессир», — прошептал Фагот на ухо доктору.

— Благодарю вас, — Ди склонился и встал на одно колено, но смотрел он прямо на Воланда. — Мессир.

«Может быть, я умер или болен и лежу, умирая, в бреду, но как поверить глазам моим, когда я вижу, как Князь Тьмы баюкает ребенка».

Словно в ответ на его мысли, младенец рассмеялся и тут же закашлялся, снова начиная хныкать.

«Я только что по своей доброй воле заключил сделку с Дьяволом».

Князь Мира Сего иронично посмотрел на Ди своими странными глазами.

— Уж поверьте мне, доктор, это не самое страшное, что могло с вами случиться.

* * *

Фагот отбыл с все еще пребывающим в состоянии крайнего изумления доктором Ди, а когда дверь за ними захлопнулась, Воланд поднялся со своего кресла, и прошелся по комнате с Сивиллой на руках.

— До чего же утомительны смертные иногда. Kазалось бы, неглупый человек, а разумом медлителен и труслив. Впрочем, он не безнадежен...

— Не могу не согласиться, мессир, — проговорил Азазелло.

Гелла, которая оставалась молчаливой с тех пор как получила выговор от своего повелителя, несмело подняла на него взгляд и сказала просительно:

— Разрешите мне позаботиться о Сивилле, мессир. У нее жар, а мне хотелось бы искупать ее в целебном отваре, пока ей не стало хуже, — гордость не позволяла ей показывать этого, но ей было стыдно за то, что она на протяжении всего дня не смогла облегчить болезнь Сивиллы. А еще она не хотела признаваться себе, что ее снедало давно забытое чувство, похожее на ревность, когда она смотрела, как любимое дитя успокаивалась на руках у Мессира, тогда как сегодня у нее на руках девочка кричала без умолку. Она показывала, как умела, что ей плохо, а помочь ей и понять, почему, Гелла впервые не могла.

— Я не гневаюсь на тебя, Гелла, — сказал Воланд, передавая ей ребенка, который уже не кричал, а просто тихо всхлипывал. — Ты прекрасно справляешься со своими дополнительными обязанностями, с появлением Сивиллы в нашей... жизни.

— Благодарю, мессир, — ответила Гелла, прижимая к себе ребенка.

Воланд развернулся по направлению к библиотеке:

— Мне необходимо закончить работу. Двинемся в обратный путь сегодня же ночью. От этого мерзкого климата колено совсем не дает мне житья. Фагот присоединится к нам позже. Азазелло, Бегемот, позаботьтесь о том, чтобы кони были готовы! Двинемся в путь в час волка. Мне хотелось бы навестить кое-кого, прежде чем мы вернемся домой.

— Как вам будет угодно, мессир, — откланялись оба демона и исчезли.

— Прикажете приготовить мазь, мессир? — спросила Гелла.

Воланд покачал головой.

— Не сейчас. Позаботься о ребенке и приготовь ее к дороге, после принесешь ее ко мне. Она обладает мощным сверхчувствительным восприятием, и обстановка в этой стране напоминает ей то, что она пережила в чреве своей матери. Управься до полуночи и можешь пойти поохотиться.

В едва услышавшей эти слова Гелле взыграл страшный голод, такой, что она закрыла глаза от возбуждения.

Коротко поклонившись, она покинула столовую.

— Мы скоро вернемся домой, — ворковала Гелла, обмывая Сивиллу отваром из целебных трав, — скоро мы поскачем по небу, и ты увидишь самые красивые звезды в небе. Они будут танцевать для тебя. А когда мы будем лететь, я расскажу тебе об огромных ледяных рысях и богине Фрейе, которая скакала на них.

— Пой, — попросила Сивилла, и Гелла запела свою колыбельную нежным с хрипотцой голосом.

В ту особо ненастную ночь страшные события, природы которых не понял никто, произошли в маленькой деревушке в предместье Лондона. Когда наутро обычные посетители постучали в дверь трактира, им никто не ответил. Взломав дверь, они в страхе обнаружили обезображенные тела трактирщика, его помощников и немногих гостей. У всех было перегрызено горло, словно их терзали исполинские волки. Солома, устилавшая пол, была пропитана засохшей кровью.

Местный лорд объявил облаву на страшного зверя, но его так никогда и не нашли.

 — Ты была такая крошечная, что могла уместиться на ладонях каждого из нас.

      — Не может быть! — в голосе ребенка слышно веселое недоверие. 

      Она смеется и смотрит на двух высоких широкоплечих братьев. Оба красивы неземной красотой. Старший — брюнет с оливковой кожей и темно-карими глазами. У младшего глаза синие, как у нее. Впрочем нет, у Гавриэля глаза голубые, а у нее похожие цветом на море. Сивилла считает, что оба: и Михаэль, и Гавриэль — очень красивые, а больше всего ей нравятся их огромные белые крылья за спиной. У лебедей в парке замка, где Сивилла проводит большую часть времени, такие же крылья, только намного меньше. Впрочем, нет, у братьев они просто огромные и, наверное, даже белее. 

      — Сейчас я ни за что не помещусь у вас на ладонях, — заявляет она.

      — А давай проверим, — в тон ей так же озорно отвечает младший из братьев-архангелов и подхватывает визжащую от восторга Сивиллу под мышки, взмывает с ней под высокие своды потолка и кружит. 

      — Что может быть прекраснее смеха ребенка, учитель? — спрашивает бородатый хмурый человек. — Она так прекрасна, она — сама невинность. Как может быть такое, что она не с нами, а там? Здесь ей место... Страшно представить, что может случиться с ее душой, в то время, что она находится на попечении Духа Зла. 

      Гавриэль между тем опускает Сивиллу из-под высоких сводов Небесного Чертога. Растрепанная и запыхавшаяся от смеха она бежит к ведущим беседу о судьбе ее души Левию Матвею и Иешуа Га-Ноцри. От возбуждения девочка подпрыгивает. 

      — Мне так здесь нравится! Я очень-очень скучала! А ты, Левий, ты скучал по мне? 

      Бывший сборщик податей краснеет, улыбаясь, и что-то бормочет на непонятном девочке языке. Он неразговорчив от природы, но зато он здорово мастерит Сивилле свистки из глины и другие игрушки. Он ей тоже очень нравится. 

      — Левий Матвей всегда говорит о тебе лишь хорошо, доброе дитя, — отвечает за своего ученика Иешуа. — Для нас большая радость принимать тебя здесь. И нам всегда жаль, когда тебе приходится покидать нас. Но мы все должны исполнять свой долг, правда?

      — Да, Иешуа, — отвечает девочка. Скоро ее четвертые именины, она уже совсем взрослая и знает, что у всех есть свой долг. 

      Иешуа и его слуги несут Свет, Добро и Мир. Сам Иешуа говорит, что у него нет слуг, но Сивилле кажется, что это не так. И архангелы и Левий служат Иешуа и должны делать то, что он им говорит. Совсем как дома, где все делают так, как приказывает Мессир. У Сивиллы тоже есть свои обязанности, конечно. Она должна учиться писать и читать, а самое главное, она должна учиться использовать свой дар правильно. Ей нельзя играть в опасные игры, нельзя заходить в очень многие комнаты замка. Нельзя выходить одной за ворота парка в их Обители. Правда, ей очень хочется посмотреть, наконец, что же там, за воротами. Она уже совсем взрослая, она не потеряется. Надо обязательно сказать Мессиру, когда она вернется домой, что она уже может гулять одна, может, он наконец-то разрешит ей?

       А еще ей очень хочется, чтобы наконец-то ей позволили быть на балу, вместе со всеми. Скоро они снова спустятся на Землю для Весеннего Бала, может ей тоже можно будет хотя бы посмотреть? Пока что Гелла укладывает ее спать и уходит куда-то. Она всегда такая красивая, потому что на ней одеты только ее лучшие украшения из блестящих камней, чтобы сразу было видно какая она красавица. Сивилла очень скучает одна во время Бала. Ей немного слышна музыка, и голоса, и смех и еще звуки, которых не разобрать. Можно тихонько выйти из комнаты и подсмотреть, но Сивилла этого не делает.

      Потом, когда Бал окончен, Гелла приходит за ней и отводит ее ужинать вместе со всеми. На ужине всегда весело, Бегемот обращается котом и всех смешит, и с ними всегда ужинает какая-нибудь человеческая Маргарита. Они всегда так поражаются, когда видят ее, будто она дракон какой-нибудь. Или единорог. Сивилла знает, что у людей не водятся ни единороги, ни драконы. Интересно, а дети у них водятся? Сивилла еще ни одного не видела... Наверное, тоже нет, иначе с чего бы тогда Маргаритам так удивляться ей.

      Все человеческие Маргариты кидаются ее целовать. Они очень красиво одеты — совсем как Гелла. Правда, Гелла красивее всех. Ни у одной Маргариты нет такого красивого шрама как у Геллы. Сивилла как-то пыталась нарисовать себе такой шрам ножом, который она стащила у Азазелло. У нее ничего не получилось. Она только больно поцарапала себе шею, а Мессир очень на нее тогда рассердился, и на Азазелло почему-то тоже...

      После ужина человеческая Маргарита загадывает Мессиру желание, совсем как Сивилла в День рождения, и уходит. Наутро Гелла одевается в людскую одежду и берет ее куда-нибудь погулять. Иногда с ними гуляют Бегемот и Фагот, и тогда они вместе творят что-то смешное и интересное. 

      Люди вообще очень смешные, еще смешнее, чем черти и бесы в замке. 

      Иногда они всей компанией после бала творят что-то такое, что приходится убегать очень-очень быстро. Мессир тогда делает вид, что гневается на них, но Сивилла знает, что на самом деле нет. Потом они возвращаются домой по звездному небу на конях и это очень красиво. У нее пока нет своего коня, да ей и не взобраться на него. Интересно, может ей подарят его ко дню рождения? Кстати...

      — Иешуа, — спрашивает Сивилла, — а ты помнишь, что мне скоро будет четыре года?

      — Дитя, — смеется Иешуа, берет ее за руку и ведет на балкон. 

      С балкона Иешуа можно видеть облака, а ангелы могут летать сквозь них. Сивилла очень любит Иешуа. Он добрый и почти всегда улыбается и говорит тихо, но так, что его все слышат. Он никогда не ругает ее, не говорит, что от ее шума у него голова раскалывается. А еще он учит ее Добрым Делам и Добродетелям. Девочка знает, что Любовь, Милосердие и Искренность — это Добродетели. А ложь и жестокость... Ммм, наоборот. Мессир тоже терпеть не может ложь, а Мессир и Иешуа очень редко соглашаются.

      — Я помню, что у тебя скоро День рождения, милое дитя. И я приготовил тебе подарок.

      — Покажи! — немедленно требует Сивилла.

      Иешуа присаживается на корточки, чтобы быть вровень с ее лицом и накрывает ее ладони своими. 

      — Один из самых больших даров, Сивилла, это дар жизни.

      От его ладоней начинает исходить свет и Сивилла чувствует как ее собственные руки теплеют. Она хочет что-то сказать, но Иешуа ее останавливает:

      — Тш-ш-ш-ш... Посмотри.

      Она смотрит как прямо из его ладоней вдруг вырастает цветок розы, увенчанный алым закрытым бутоном. 

      — Теперь попробуй ты, — говорит он Сивилле. 

      Девочка послушно закрывает глаза и дотрагивается своими руками до ладони Иешуа. Цветок распускается, наполняя воздух дивным ароматом. 

      — Умница. А теперь пробуди что-нибудь сама.

      Ей кажется, что она знает, как... Сивилла сосредотачивается и через несколько мгновений из ее ладоней взлетает ласточка. Птица делает круг над балконом и устремляется вдаль. Девочке так легко, что кажется, она сейчас сама взлетит. 

      — Спасибо, — счастливо говорит она, не забывая, что надо быть вежливой.

      Иешуа наклоняется к ней и целует в лоб:

      — У тебя великий дар, дитя, отблагодари меня тем, что будешь использовать его во благо, когда придет время. В следующий раз я расскажу тебе о даре Прощения и познакомлю с еще одним своим другом. У него есть собака по имени Банга. Тебе она понравится. А теперь пойдем. Тебе пора возвращаться домой, и я должен отвести тебя к Дороге. 

      Иешуа берет Сивиллу за руку и снова ведет через огромную залу своей Обители. Девочка машет рукой братьям-архангелам и Левию Матвею. Мрачное бородатое его лицо озаряется смущенной улыбкой:

      — Ты точно хочешь вернуться домой, дитя? Счастлива ли ты там? — спрашивает он с каким-то напряжением в голосе.

      — Да! — непоколебимо отвечает она.

      — Счастливого пути, Сивилла, — говорит ей Левий, в сторону бормочет: «Что за имя такое... Угораздило же ведьму...»

* * *

      На Лунную дорогу она выходит, держа Иешуа за руку. Увидев, что ее уже ждут, она с радостным криком бежит по направлению к встречающему, сверкая босыми пятками, и ее белое тонкое платьице светится в лунном свете. Всадник коротко кивает Иешуа, а Сивилла машет ему на прощание рукой и смотрит, как тот растворяется в тени скал. 

      Всадник, который сегодня прибыл за ней, облачен в камзол такого же серебряного цвета, как луна. Он спешивается, наклоняется к девочке и поднимает ее на руки, чтобы усадить в седло. 

      — Азазелло, — Сивилла улыбается во весь рот, — ты скучал по мне?

      — Не находил себе места ни днем, ни ночью, потерял сон и аппетит, — иронично отвечает ей рыжий демон, подсаживая в седло.

      — Как так? Совсем ничего не ел? — смеется девочка. 

      — Совсем. Я до такой степени наслаждался тишиной и отсутствием необходимости бегать за тобой по Замку, что не ел и не пил от счастья, — Азазелло окидывает наряд Сивиллы взглядом и ворчит. — Они совсем там ополоумели. Почему посылают ребенка голышом в полет? Им все баловаться, а нам лечи потом... — он закутывает Сивиллу в свой собственный серебристый плащ, пришпоривает коня, и они взмывают ввысь.

* * *

      Сивилла, видимо, задремала по дороге, прижавшись к широкой груди демона. Она вздрогнула и встрепенулась, когда копыта зацокали по каменной дороге на подъезде в Шеол. Девочка глядела на небо, озаренное с одного края красным заревом, и полыхающей грозой с другого. Ей было очень интересно рассматривать окрестности Замка, выходить за пределы которого ей не позволялось ни под каким предлогом. Она знала, что в пропастях у дороги живут огромные огнедышащие драконы, древние как сам мир, а возможно и старше. Каждый раз она старалась рассмотреть их, но ей ни разу это не удавалось. 

      Огромный подъемный мост опустился, впуская всадника. 

      Минув подъездную аллею и парк, Азазелло спешился сам и снял девочку с коня, который тут же исчез. Сивилла уже знала, что его отвели в конюшню низшие демоны из прислуги, которые двигались так быстро, что ей не удавалось их рассмотреть. Девочка шла за Азазелло по направлению ко входу, и тут под ногу ей попал острый камень заставляя вскрикнуть. Не говоря ни слова, демон поднял ее на руки и донес до самой Малой Гостиной, где как всегда уютно горели свечи в высоких канделябрах и полыхал огонь в камине. 

      — Я вернулась! — крикнула Сивилла, едва ее ноги коснулись пушистого ковра. — Я дома, дома, дома! — и она запрыгала по комнате. 

      — Вот уж мы никак бы не догадались об этом, кричи ты не так громко, — сказал Азазелло, опускаясь в кресло и вытягивая ноги. 

      Сивилла, стряхивая последние остатки усталости с дороги, тоже подошла к камину.

      — Я голодная, — заявила она, глядя в огонь. — Я до смерти голодная! Где Гелла? И где Бегемот? Почему они меня не встречают? И когда мы будем ужинать? — спросила она капризно.

      — Мы будем ужинать очень скоро. Ты же будешь ужинать, только и единственно, когда угомонишься. Что это еще за поведение? 

      — Мессир! — поприветствовала девочка Воланда, сидящего за столом с какой-то книгой, своей обычной лучезарной улыбкой. — Смотрите, что мне Иешуа подарил, — она прошлепала босыми ногами к столу. — Можно я покажу? — спросила она на несколько тонов тише, хорошо понимая, что угроза остаться без ужина вовсе не пустая.

      — Что за поведение... Обычное поведение избалованной девчонки, — пробормотал Азазелло, не отрываясь от созерцания огня в камине.

      — Ну, показывай, — отозвался Воланд, отрываясь от чтения. 

      Сивилла сосредоточилась, вызывая в себе то ощущение, которое посетило ее на балконе в Обители Света, и из рук ее расцвел цветок. 

      — Мне теперь надо отдать тебе в пользование одну из башен, чтобы ты превратила ее в джунгли? — спросил Воланд. — Но ты молодец, — похвалил он ребенка, который тут же засветился от этой похвалы. — Чему-то еще тебя Иешуа научил?

      — Он сказал, что дарить жизнь — это Добродетель. И теперь я так тоже умею. 

      — И?..

      — Еще сказал, что с другом в следующий раз познакомит. А у друга собака есть. 

      — Вот как... — медленно проговорил Воланд. — Ну это мы еще посмотрим, в следующий раз или не в следующий. Рановато тебе будет с этим другом знакомиться. С собакой который.

      Сивилла хотела было спросить почему рановато, но тут вспомнила о вопросе куда более важном для себя.

      — Мессир, — смущенно начала она, теребя поясок своего белого платья. — А у меня День рождения скоро...

      Воланд иронично глянул на воспитанницу и подмигнул Азазелло так, чтоб Сивилла видела:

      — Да быть этого не может. Азазелло, ты что-то такое помнишь?

      — Никак нет, мессир. Быть этого не может, — ответил тот, подхватывая тон повелителя. 

      Сивилла, понимая, что над ней шутят, засмеялась, но немного обеспокоенно. Вдруг и правда без подарка оставят?

      — Да говори уже, что хочешь, егоза. Ведь ты мне плешь проешь. Ну? — спросил Воланд, глядя на Сивиллу, а глаза его смеялись.

      — Я хочу своего коня, — громко прошептала она, словно выдавая огромную тайну.

      Воланд встал, захлопывая книгу, со страниц которой полетела желтая пыль. Книга тут же исчезла, оказываясь на своем месте в библиотеке, как Сивилла уже знала.

      — Будет тебе конь, — тяжелая рука взъерошила растрепанные рыжие кудри. — Научишься ездить верхом сперва, но только по парку, а дальше видно будет. Ступай переоденься и пускай Гелла тебя причешет. К ужину гости будут.

      Осчастливленная Сивилла поскакала в свою спальню, гадая, какие такие гости будут к ужину.

 Несмотря на нетерпение Сивиллы, ужина пришлось ждать. Гелла сначала запихнула ее в ванную, потом одела в новое черное шелковое платье с золотой вышивкой и, несмотря на яростное сопротивление, заплела буйные волосы в две косы. Она то и дело отлучалась: то на кухню — подогнать поваров, то в залу — подогнать лакеев. На вопрос, почему они ужинают сегодня в Зале, а не как обычно и кто будет к ужину, Гелла не отвечала, ссылаясь на то, что у нее нет времени. Про то, как Сивилла гостила в Обители Света, и про то, что ко дню рождения ей подарят собственного коня, у Геллы тоже не было времени слушать.

      Обиженная таким невниманием, девочка стащила из буфета конфету, когда Гелла выходила, но та вернулась и Сивилла получила нагоняй.

      Теперь умытая, причесанная и надутая подопечная Князя Тьмы сидела в кресле с ногами и играла своим глобусом. Стоило девочке повернуть его, как в стеклянной сфере появлялись разные живые изображения: солдатики с саблями наперевес схлестывались в яростной, но шуточной битве, единороги и маленькие цветочные феи резвились в сказочном саду — и многое другое, что Сивиллу сейчас абсолютно не интересовало.

      Наконец, дверь ее спальни открылась и Гелла позвала ее в Зал. Девочка уже умела перемещаться по Замку в сопровождении кого-то, поэтому Гелла взяла ее за руку, и в одно мгновение они оказались в Зале.

      Зал был Сивилле интересен, но и немного пугал. Он был в самом деле огромным, с такими высоким сводами, что рассмотреть не удавалось. Каждый звук в нем отзывался эхом, и это одновременно пугало и завораживало. Колонны были украшены горгульями, которые шевелились и скалили пасти, и изображениями чертей всевозможных мастей, которые, по крайней мере, уже не так пугали девочку, потому как были давно привычны. Камин в зале был сложен из человеческих черепов и горел зеленым пламенем. На полу у камина светилась пентаграмма. А еще в зале было очень холодно.

      Сивилла, как-то мгновенно оробела в совершенно несвойственной ей манере и жалась к Гелле. Несмотря на то, что на столе стояли самые изысканные яства, у девочки пропал аппетит. Ей почему-то так захотелось обратно в свою комнату, что даже глаза предательски защипало.

      Учитывая всё, что окружало юную Сивиллу, необычным столом её было уже не удивить. Он был не деревянным, как в гостиной, а каменным и очень холодным. Во главе стола стояло на большом возвышении каменное кресло, больше похожее на трон, остальные стулья стояли на отдалении и были намного скромнее.

      Сивилла насчитала всего четыре стула, кроме трона, который, по-видимому, был предназначен Мессиру, а это значило, что…

      — Гелла, — прошептала девочка. — А где здесь все мы уместимся?

      — Сегодня не обычный ужин, Сивилла. Сегодня Мессир принимает великих магов из рода людей и тем самым оказывает им огромную честь. Маги ради этого готовы на долгий и опасный путь, чтобы попасть к нам.

      На самом деле Гелла жалела, что не покормила ребенка до Церемонии. Сейчас Сивилла вела себя настолько испуганно, что, конечно же, и крошки в рот не возьмет. Все же надо попытаться подбодрить ее...

      — Одна из причин, по которым маги прибудут сюда — это Возложение Даров. Мессир делится с ними знаниями, а они преподносят ему плоды своих трудов. Возможно, там будет что-то интересное и для тебя.

      Однако Сивилла не купилась на обещание «чего-то» интересного.

      — А где же будете вы все? Разве вы не должны быть рядом с Мессиром? — «и со мной?» захотелось добавить ей. 

      Гелла взяла обе ладони Сивиллы в свои руки. Обычно у Геллы очень холодные руки, но сейчас девочка так нервничает, что у нее самой они не теплее.

      — Мы все — свита Мессира, и на Церемонии у каждого есть свое особенное положение. Это немного похоже на Бал, только намного скучнее, — пытается объяснить ведьма. — Ты не входишь в свиту — ты еще слишком маленькая. Поэтому ты сядешь вместе с Мессиром и его гостями. Ты — самая красивая девочка во всех мирах, тебе абсолютно нечего бояться, — Гелла наклоняется и целует Сивиллу в лоб. — Я буду прислуживать за столом, а Бегемот разливать вино. Мы все будем рядом. Может быть, тебе даже будет интересно.

      Где-то слышится завывание ветра, и Гелла шепчет: «Пора» — отводя Сивиллу к стене напротив камина.

      Вдруг Сивилла видит, как из мрака возникает Азазелло. Его рыжие волосы убраны в низкий хвост, лицо его необычно бесстрастно, он смотрит прямо перед собой и глаза его похожи на раскаленные угли. Он одет в один из своих доспехов, в тот, что черного цвета, и при полном вооружении. Азазелло проходит какое-то расстояние и останавливается. Вынимает из ножен тяжелый двуручный меч, с легкостью проворачивает эфес в ладони так, что лезвие описывает круг.

      Тут же от стен отделяются знакомые Сивилле Асмодей и Астарот, но и они не обращают на нее никакого внимания. Они обнажены по пояс и вооружены алебардами. Похоже, сегодня все затеяли какой-то маскарад — например, Асмодей весь сделался красного цвета, а рога у Асторота почему-то горят как пламя... И они оба выросли до исполинских размеров.

      В тишине слышно, как где-то исполинские часы бьют полночь. И это тоже странно Сивилле — обычно в такое время она уже давно спит.

      Вдруг, тоже из ниоткуда, появляются Бегемот, Фагот и сам Мессир.

      Фагот в ипостаси рыцаря мрачен и угрюм. Он занимает место у светящейся пентаграммы и тоже обнажает клинок. Бегемот становится у трона по левую руку, Гелла — по правую. Сивилла думает, что будь ей хотя бы два года, она бы уже давно забралась под стол, и поминай как звали. Но она уже взрослая. Придется терпеть до конца что бы ни было. Она тихонько вздыхает и расправляет плечики. Она не заплачет. Она никого не подведет.

      Сам Мессир тоже одет в свои доспехи, сейчас он кажется даже выше, чем обычно... Он на какой-то момент останавливает взгляд на Сивилле, и девочка понимает: он ею доволен. Эта мысль придает сил.

      Гремит двенадцатый удар, и пентаграмма разгорается так ярко, что почти слепит глаза.

      Тишину нарушает Фагот, спрашивая громовым голосом:

      — Кто идет?

      И сама пентаграмма, как кажется, ему отвечает:

      — Царь Иудейский, Соломон. Воздать почтениe Владыке.

      Пентаграмма меняет оттенок и светится уже ярко-красным цветом. И снова рыцарь спрашивает:

      — Кто идет?

      — Доктор Иоганн Вейер. Воздать почтение Владыке.

      И вновь пентаграмма разгорается, на этот раз синим.

      — Кто идет?

      — Мишель де Нострадамус. Воздать почтение Владыке.

      В центре пентаграммы появляются фигуры троих людей. Сначала призрачные, они постепенно становятся все ярче и ярче. Они уже не молоды, а один и вовсе старик в одеждах, похожих на те, что носят Иешуа и Левий Матвей, только у него они намного богаче.

      Все эти трое господ Сивилле на нравятся, но она, конечно же, этого не показывает. Три старика следят взглядом, как Фагот опускает меч, но в ножны его не вкладывает. Они рассматривают Зал, и в глазах у них столько страха, что Сивилла сразу перестает бояться сама.

      Стыдно! Такие большие, старые, а сами дрожат, как птенцы в руке, когда их вынимаешь из гнезда.

      Сивилла начинает сравнивать про себя птенцов, белок, котят и человеческих мудрецов, и ей становится смешно. Она дает этим эмоциям проплыть сквозь себя и в ту же секунду чувствует, как смеяться хочется уже всем. Какие же люди все-таки смешные, право слово! Надо им здесь завести человечка, пускай всех смешит...

      Осмелев, Сивилла смотрит на Бегемота, который тоже хочет засмеяться так, что ему приходится закусывать губы, но никто этого не видит, кроме Сивиллы и Мессира, который видит всегда все... Он какое-то мгновение смотрит на нее, улыбается ровно на долю секунды, грозит ей тихонько пальцем и продолжает бесстрастно взирать на своих гостей.

      Девочке уже совсем не страшно. Она понимает, что все вокруг спектакль, а потом, когда мудрецы отбудут туда, откуда пришли, все опять будет как всегда.

      Ей вдруг стало нравиться и неудобное платье, и даже вышивка, которая недавно так раздражала, царапая руки и грудь. Пентаграмма, меж тем, вспыхивает ярко-белым пламенем и начинает постепенно гаснуть.

      Трое мудрецов держатся с большим достоинством, надо признать. Хотя им и страшно от того, что они видят вокруг себя. Им страшно от вида камина и исполинского стола, от вида Астарота с Асмодеем, от вида потолка в их Зале с шевелящимися чудовищами. Вместе с тем, более всего их пугает Мессир, до такой степени, что все трое боятся поднять на него глаза.

      Их ужас такой навязчивый, что у Сивиллы, несмотря на все ее старания, все-таки пересыхает во рту. То, что люди думают так громко, начинает ее злить. Разве никто никогда не учил их, что думать так громко — это невежливо?

      Мудрецы выходят за пределы пентаграммы и одновременно преклоняют колена перед Мессиром. Он ждет некоторое время, изучая их, а потом делает им знак подняться.

      — Воистину, я лицезрю достойнейших магов в истории. Благодарю вас, господа. Путь, который вы проделали, опасен и не близок.

      Даже голос у него звучит не как обычно, в нем слышаться раскаты грома, и огонь в свечах и камине вспыхивает ярче. Самый старый из гостей, тот, которого зовут Царь Соломон, кланяется снова и говорит:

      — Честь для нас, о Владыка, находиться здесь. За себя могу сказать, что даже если мне не суждено пережить переход снова и вернуться в бренный мир, лицезрение Твоего величия и могущества стоит того, чтобы расстаться с подлунной жизнью.

      Несмотря на почтительный тон и склоненную голову, голос у царя полон достоинства. Сивилла не чувствует лжи, и ей это нравится.

      — Я прекрасно понимаю, сколь много сил вы потратили при подготовке к переходу и самой церемонии. Что ж. Не будем задерживаться. Позвольте пригласить вас, господа, разделить со мной скромную трапезу, — говорит Мессир. — У нас будет вдоволь времени, чтобы обсудить наши общие дела. Я с нетерпением жду рассказов о ваших новых успехах на магическом поприще. Но прежде позвольте вам кое-кого представить.

      Он оборачивается к девочке и говорит ей повелительно:

      — Подойди ко мне, дитя!

      Сивилла идет медленно, а иначе в таком длинном и тяжелом платье просто не получается, и каблучки ее маленьких кожаных туфелек стучат эхом по полу.

      — Разрешите представить вам, господа, мою воспитанницу — Сивиллу Оршели.

      Мессир кладет ей руку в перчатке на плечо, заставляя остановиться, и разворачивает ее лицом к гостям.

      Сивилла видит, как воображение гостей рисует ей хвост, рога и клыки, как у бесов, и их очень удивляет, что у нее ничего этого нет.

      — Этот ребенок находится на моем попечении со дня рождения и имеет все способности, чтобы добиться больших успехов в области вне чувствительного восприятия. Уже сейчас, в возрасте трех весен, ее умения более чем достойны.

      «Мне уже почти четыре!»

      Ее легонько подталкивают по направлению к гостям.

      — Сивилла.

      Девочка делает безупречный книксен, не сводя глаз с людей. Первым ее приветствует царь Соломон.

      — Мое почтение, Светлая Госпожа*, — она протягивает руку точно как ее учили, и старик запечатлевает на ней сухой поцелуй.

      — Доктор Иоганн Вейер к вашим услугам, — еще один поцелуй.

      Последним ее приветствует старик с самыми грустными глазами.

      — Мое почтение, мадемуазель Оршели. Для меня честь быть представленным вам, — он тоже целует ей руку.

      — Мое имя...

      И тут Сивилла понимает, что хотя бы этот господин ей знаком, и она заканчивает фразу за него:

      — Мишель де Нострадамус. Я про вас учила! Вы — французский врач, астролог и алхимик...

      — Сивилла! — почему-то говорит ей Мессир, сжимая ей плечо, но она продолжает.

      — Знаменитый своими пророчествами. Вы родились в тысяча пятьсот третьем году от Рождества Христова во Франции, а умерли двадцать второго июня тысяча пятьсот шестьдесят шестого года, — заканчивает она с улыбкой.

      Но вместо радости от знакомства по лицу Нострадамуса расползается крайнее изумление, смешанное со страхом. Он непонимающе смотрит то на нее, то на своих компаньонов.

      — Сивилла... — ей кажется, или Мессир вздыхает? — Прошу простить наивное дитя, господа. Она еще крайне юна, как вы видите, и понятия времени и пространства ей не ясны.

      Девочка краснеет. Она понимает, что сморозила какую-то глупость, но не может понять, какую именно.

      Нострадамус тем временем овладевает собой, и лицо его даже как-то просветляется. Он отвешивает легкий поклон Мессиру и снова обращается непосредственно к Сивилле, на этот раз с искренней улыбкой:

      — Что ж, я у вас в долгу, мадемуазель. С вашего позволения, я обзавелся по крайне мере единственным верным прорицанием, а информация любезно предоставленная вами о дате моей смерти позволяет мне вернуться домой и устроить свои дела как положено, — он выдавливает из себя смешок. — Ведь у меня в запасе более трех лет — не так уж и мало, если посудить строго.

      Он роется в кармане своего камзола.

      — Сивилла, почтенные господа прибыли к нам каждый из своего времени, поэтому они до сих принадлежат миру живых, — объясняет Сивилле Мессир.

      — Понятно... — рассеяно отвечает девочка, хотя ей почти ничего не понятно.

      Тем временем, Нострадамус извлекает из кармана какой-то кулон на золотой цепочке.

      — С позволения вашего господина, соблаговолите принять мой скромный дар, мадемуазель Оршели, как память о нашей мимолетной, но такой приятной для меня встрече.

      Сивилла вопросительно смотрит на Мессира. «Можно?»

      «Можешь взять. И если захочешь спросить что-либо снова, говори вслух».

      Oн кивает доктору, и тот протягивает ей кулон, инкрустированный сапфирами и бриллиантами.

      — Мадемуазель, это украшение изготовили мне на заказ как талисман на счастье. Этот символ называется...

      — Квадратура круга, — снова перебивает девочка. — Мне он нравится. А ваш — особенно красивый! Благодарю вас, господин Нострадамус, — Сивилла вспоминает о вежливости и снова делает книксен.

* * *

      Более они не задерживаются и идут к столу. Бегемот подсаживает Сивиллу на сиденье стула. В тарелке ее полно еды, но она больше занята новым подарком, поэтому она просто ковыряет мясо своей двузубой вилкой без всякого аппетита. Ничего страшного, в комнате у нее запас конфет, спрятанных от Геллы, а если она совсем проголодается, то всегда можно кликнуть Молоха, и он стащит ей с кухни что-нибудь. А пока ей намного интереснее слушать, о чем говорят за столом.

      Мессир и человеческие мудрецы ведут разговоры о свойствах рун и минералов, о календаре Ацтеков, что за жарким южным морем, о природе новолуния и полнолуния — почти то же самое, что учит сама Сивилла, только, конечно, намного сложнее.

      — Прошу, прощения, Мессир, — задает вопрос Нострадамус. — Если позволите, мадемуазель Оршели, является живым человеком, я не ошибся?

      Сивилла вздрагивает и вскидывает глаза, она готова закричать, что нет, уж она-то к людям никакого отношения не имеет и иметь не может. 

      "Покорнейше благодарим", — как сказал бы Бегемот. Ну ничего, сейчас этого Нострадамуса быстро поставят на место! Она откладывает вилку в сторону, и испытуююще смотрит и на Мессира, и на Фагота, чтобы они сказали уже, наконец, что она ни в коем случае не человек.

      Она не живет на Земле, а в самом лучшем замке, на Земле и нет таких. Нет такого парка, нет такой библиотеки. Ни у кого на Земле нет таких игрушек, как у нее, и таких замечательных друзей дома и в Обители Света. Никто на Земле не умеет летать по воздуху, и уж точно никто из людей никогда не гуляет по Лунной Дороге и не путешествует по разным мирам. Уж конечно, она — не человек. Она... Она... Она — просто Сивилла Оршели!

      Мессир откладывает и свои приборы в сторону и складывает вместе пальцы — это значит, что он скажет что-то очень серьезное.

      — Вы не ошиблись. Сивилла Оршели — смертная, которая была рождена в подлунном мире человеческой женщиной.

      — Неправда! — выпаливает Сивилла, абсолютно забыв обо всем. Сердце колотится. Глаза наполняются слезами. Она умоляюще смотрит на Мессира. «Ну скажите же им!»

      — A ну-ка, перестань дерзить! — слышит она за спиной сердитый шепот Геллы. Девочка сама понимает, что зашла далеко и это грозит ей большими неприятностями. Изумление и крайняя степень поражения вытесняют страх перед возможным наказанием. Тем не менее, Мессир почему-то на нее не сердится, но и успокаивать не спешит. Наоборот, он делает знак Гелле подойти и говорит ей:

      — Оставь сейчас это. Кликни Молоха, чтобы довел Сивиллу до комнаты.

      — Мессир, с вашего позволения, я предпочитаю сама уложить девочку в постель, — шепчет Гелла. — Она очень расстроена и...

      — Не перечь мне, — тон Мессира становится таким, что у самой Сивиллы мурашки бегут по коже от страха, а Гелла вся будто съеживается, но когда он поворачивается к Сивилле в нем нет гнева. — Ступай к себе, дитя, и не думай плохо о своей природе. Она не менее достойная, чем любая другая. Готовься ко сну и жди меня. Я зайду поговорить с тобой.

      — Но я не...

      — Ступай! — сурово велит ей Мессир, и ей не остается выбора, кроме как соскользнуть со стула с помощью Геллы и позволить вести себя ко входу в Зал. Там уже поджидает Молох, вечно взъерошенный, запыхавшийся.

      — Дай мне руку, маленькая госпожа. Да держись крепче, чтоб не утащило тебя в какой портал... Совсем Замок запустили... Им хорошо, они вечно в разъездах, за имением не следят совсем, а нам — знай починять, — сколько Сивилла помнит Молоха, он всегда ворчит, но сегодня она его слушает вполуха. — Уж и мертвых душ не напасешься, то там дыру прорвет, то там, а им все одно — на-у-ка! Библиотека им, видите-ли, важнее кладовых. Эх, не слушался я своей матушки — надо было мне в егеря идти: Лес! Свобода! Ан нет, в замок подался... Да я бы за волами для грешников ходил — так бы не упахивался. Вот зайду я к ним однажды и как есть заявлю: «Bоля ваша, Мессир, а я ухожу на другую должность, да хоть в саму Геенну Огненную». У меня сам Велиар под началом ходить будет! А что? Чай цепью тута не прикован. Да вот только, понимаешь, маленькая госпожа, не могу я совесть не дает. Совесть — эт штука такая, что все. Вот уйдет Молох, а замок как, а? Да разве господа это ж понимают? У них господские дела свои, а как ни крути в житейских вопросах наш Повелитель, что дитя малое... Вот как без Молоха будет, а?

      — Никак, — послушно отвечает Сивилла, прослушав большую часть тирады.

      — Твоя правда, маленькая госпожа. Дело говоришь! — говорит Молох, хотя Сивилла не говорит ничего.

      Маленький демон вдруг останавливается на полном ходу, так что с ним приходится тормозить и Сивилле, заставляя ее споткнуться. Молох с размаху шлепает себя волосатой ладонью по лбу и верещит:

      — Фалернское! Фалернское забыли! Ох, пропала моя головушка. Ну я этих поваров! Ух! — рычит он. — Только вот как мне теперь с тобой за вином идти? На кухню тебе нельзя, а вино задерживать не годится. Мессир у нас ждать не любит, особливо, когда гостей принимают... Решено! Иди, госпожа, за мной на кухню, только упаси тебя, ничего не трогай, а то помним, было дело, ты только ходить тогда научилась. Возьми Гелла, приди с тобой в кухню... Полдня мы потом пожар тушили, а потом столько же еще тебя искали. Думали, сгинуло дитя. В печке нашли. Вся в саже спишь. А ну-ка, печь бы затопили?

      Сивилла эту историю слышит уже много раз и помнит наизусть. Между тем, в голове у нее рождается план...

      — Не надо мне в кухню, Молох. Ты иди, а я тебя тут подожду.

      Бес недоверчиво оглядывает ее.

      — А вдруг заплутаешь? Мессир не позволят тебе одной ходить.

      Девочка снимает свой золотой поясок и демонстративно повязывает один конец к ножке подсвечника, а второй берет в руку.

      — Не заплутаю. Вот прямо тут буду тебя ждать.

      Молох чешет в затылке, и Сивилла понимает, что бой выигран.

      — А в портал не улетишь?

      — Не улечу.

      — Ну, тогда стой тут пока, я мигом.

      Бес испаряется. Сивилла оглядывается по сторонам, убеждается, что никто ее не видит, и тихонько идет к большому зеркалу на стене. Напрягшись, она сдвигает раму в сторону, оглядывается еще раз и спрыгивает в портал.

* * *

      Она не помнила сколько уже брела по бесконечным коридорам. Сивилла еще не знала об этом, но здесь, в самой настоящей Преисподней, не украшенной и не искаженной никакой мишурой, время давно потеряло свое значение. Она проходила сквозь диковинные джунгли и пустые серые комнаты с зеркалами, в которые она боялась взглянуть.

      Несколько раз ей чудилось, что кто-то зовет ее по имени, смеется безумным смехом разными голосами. Два или три раза у ее лица проплывали тени и касались ее призрачными пальцами. Бестелесные голоса шептали: «Дитя человеческое... Свет несущая. Тьму несущая... Солнцем и Луною повенчанная...»

      Eй не было страшно. Обида и разочарование оттесняли страх. Если она человек, рассуждала Сивилла, то что будет с ней потом? Она, наверняка, состарится и умрет, превратится в прах, а из ее черепа сделают отделку для камина? И, если она человек, то как она попала сюда? Как вышло, что она живет здесь, а не на Земле? И не выгонят ли ее от сюда? И почему ей раньше никто ничего не говорил?

      Чем сильнее кипела в ней обида, тем смелее она шагала вперед. Вот какой человек мог бы здесь гулять?

      Внезапно она остановилась у развилки из трех коридоров. От них явственно несло настоящей опасностью и чем-то в самом деле злым. Она оглянулась назад, где остался казавшийся сейчас таким знакомым Зал. Когда позади она не увидела дороги, по которой пришла, ей впервые стало страшно. Постояв какое-то время на развилке, и решив, что выбора нет, Сивилла Оршели сделала шаг в центральный коридор.

      В коридоре было намного холоднее, и в нем дул сквозной ветер. По обеим сторонам от нее стояли двери высотой от пола до потолка. Некоторые из них были закрыты наглухо, из-за некоторых раздавались звуки, похожие на крики и стоны или скрип каких-то машин. Из-под этих дверей пробивалось красноватое марево, заставляя Сивиллу в ужасе отшатываться и ускорять шаг.

      Над одной из приоткрытых дверей она увидела табличку, на которой были высечены буквы "X А Т А Ш А".

      Слово это ей ничего не сказало, и она толкнула дверь. За дверью оказалась исполинских размеров комната. В одном углу лежала огромная, до потолка, груда одежды. Пока она смотрела на эту груду с ее вершины ветром сдуло какой-то красный лоскуток и принесло прямо к ее ногам. 

      Девочка наклонилась к лоскутку и поняла, что это шляпка. Шляпка, которая могла принадлежать кукле или ребенку меньше ее самой.

      Вздрогнув, она посмотрела на вторую кучу, поблескивающею в свете несуществующей луны. Блеск этот принадлежал огромной груде человеческих костей. Чем дольше Сивилла смотрела на эту груду, тем больше она становилась.

      — Наше дитя... Вернись домой... — прошептали кости.

      Девочка в ужасе выбежала из комнаты, захлопывая дверь. Неожиданно она уперлась спиной в другую, которая странно легко поддалась и открылась, впуская Сивиллу.

      Сначала, она рассмотрела только ряд полок с колбами и перегонными аппаратами, потом, когда глаза привыкли к полумраку, она увидела в центре комнаты какую-то исполинскую зеленую ванну. Медленно, словно под гипнозом, она прошла к этой ванне.

      Увиденное не заставило ее закричать от ужаса, не заставило бежать. Страх, неведомый ей ранее, сковал ее тело до такой степени, что она не могла ни вздохнуть и ни моргнуть. В ванной лежали сотни, тысячи людских тел, к которым были подсоединены трубы, а они, в свою очередь, вели к колбам и перегонным аппаратам. Насосы качали кровь, и тела шевелились.

      Глаза у трупов были открыты, рты скалились усмешками или гримасами муки. Она разобрать не могла. Странный хлюпающий звук вывел ее из оцепенения. Мертвецы, завидев ее, стали бить руками по стенкам ванны, стараясь подняться. Она так напряглась, что ладони ее свело судорогой, и вдруг она почувствовала боль в пальцах руки. Раскрыв ладонь, она увидела, что все еще сжимает в ней медальон, подаренный Нострадамусом.

      В этот самый момент Сивилла рванула прочь, не разбирая дороги. Она бежала так, как не бежала еще ни разу в своей короткой жизни. Тяжелое платье хлестало ее по ногам, из груди рвались всхлипы, она хотела позвать на помощь, но не могла проронить не звука — ей не хватало воздуха. В этот момент она впервые осознала свою смертность и познала страх, который был намного больше ее маленького существа. Все ее мысли сосредоточились на беге и перед глазами она видела лишь свой дом. Тот Замок, который она знала.

      Перед ней вдруг оказалась лестница, ведущая вниз и Сивилла бросилась по ней, перепрыгивая через ступеньки. «Домой, мне нужно домой! Если я оглянусь, то со мной будет что-то страшное».

      Сквозь свой ужас и слезы она не заметила, как мир вокруг нее начал меняться, лестница покрылась ковром, красноватое марево исчезло и сменилось мягким светом сотен свечей. Она глянула по сторонам и в этот самый момент споткнулась и последние ступени пролетела, приземляясь на грудь и разбивая губы. Несколько секунд она пролежала, чувствуя металлический привкус во рту и горячие слезы, текущие по щекам.

      И тут все кончилось.

* * *

      Сильные руки оторвали ее от пола, мягко, но настойчиво разжали ее собственные, сведенные судорогой. Она на секунду подняла глаза и, поняв, кто находится рядом с ней, снова разрыдалась в голос от облегчения и стыда, совсем как маленькая девочка, каковой она и была. Она плакала, плакала и плакала, прижимаясь к черному бархату.

      Не говоря ни слова, Мессир поднял ее и понес по направлению к спальне в такой знакомой и такой уютной части замка. Он нечасто брал Сивиллу на руки, но когда это происходило, счастливее ее не было на свете. Сейчас она чувствовала, как уходит страх, как те ужасы, что она увидела, отходят далеко, что ее окатывает и обволакивает чувство полной безопасности.

      — Я... — всхлипнула она, готовясь сказать, что она специально обманула Молоха, что пошла в портал из чистого любопытства, подкрепленного обидой, но договорить ей не дали.

      — Я знаю, — сказал Мессир, и Сивилла почувствовала, как уходит боль из разбитой губы и затягивается рана. — Ты сможешь улечься в постель без помощи Геллы? Она служит проводником и ведет наших гостей обратно в их мир. Я побуду с тобой, как и обещал, пока ты не заснешь.

      Большего счастья Сивилла и представить сейчас себе не могла.

      Она блаженно улыбнулась и спрятала лицо в мягкой ткани. Через несколько мгновений она подняла голову и обеспокоенно попросила:

— Мессир, не наказывайте Молоха, пожалуйста, это я виновата, что обманула его.

      Тот на секунду остановился, приподнял ее еще выше, чтобы хорошо видеть ее лицо.

      — Я ценю твою откровенность и смелость, Сивилла. Молох держал уже ответ передо мной за неисполнение своих обязанностей. Ты знаешь, как я к этому отношусь.

      Сивилла на секунду похолодела, но ход ее мыслей был прерван:

      — Тебе не о чем беспокоиться. Я не сослал его.

      В эту ночь она действительно старалась собраться в постель безупречно быстро. Косы были аккуратно расплетены, а шпильки сложены на месте. Потолок ее спальни уже горел мириадами звезд. Сивиллу стало невыносимо клонить ко сну.

      Мессир смотрел на нее, сидя в кресле у изголовья ее кровати с балдахином. Только она откинула покрывало, все огни в ее комнате погасли, лишь в раскрытое окно светила луна, да сияли звезды на потолке.

      Сивилла положила голову на подушку и выжидательно посмотрела на Мессира.

      — У тебя был очень долгий и тяжелый день, дитя, — проговорил он. — Поэтому сейчас спи. Как я сказал тебе ранее, ты должна принять свою человеческую природу. Это займет время, но если ты не будешь лениться, то научишься этому и многому другому.

      Сивилла согласно кивнула. Уж что-что, а лениться она точно не будет!

      — Слишком многое ты пережила сегодня, слишком рано для тебя, — говорит Мессир и гладит ее по голове. — Но ты перенесла все испытания достойно.

      Сивилла улыбается, но улыбка ее меркнет, когда она смотрит, как становится жестче лицо Мессира.

      — Ты преднамеренно нарушила мой запрет, Сивилла Оршели, хуже того, ты использовала хитрость и ложь для достижения своей цели. Ты знаешь, что я не прощаю этих вещей, — он берет ее за подбородок и запрокидывает голову, чтобы встретиться с ней взглядом.

      Сердце Сивиллы, в который раз за сегодня, пропускает удар. Она уже знает, что ей может быть за подобное, и ни разу не хочет этого...

      — Однако я понимаю, что последствия твоего сегодняшнего проступка были достаточной карой за содеянное. Посему — на этот раз — довольно с тебя... Но если ты совершишь нечто подобное в будущем, то пеняй на себя. Я накажу тебя очень сурово, ясно тебе это, Сивилла Оршели?

      — Ясно, — с готовностью подтверждает она.

      Мессир велит ей засыпать, и ему не нужно повторять дважды. Глаза ее закрываются сами собой, и во сне она скачет на своем собственном коне по небесным просторам.

Одинокий силуэт на фоне яркого света полной луны, казалось, был соткан из мрака.

      Чуть поодаль стоял огромный черный конь, дожидаясь своего всадника.

      — Мир тебе, — окликнул негромкий голос.

      Воланд резко развернулся. Взметнулся тяжелый черный плащ.

      — Мы допустили ошибку, — резко перешел к делу он. — Ни ты и ни я никогда не говорили с ней о том, что она человек. Девочка узнала об этом не при лучших обстоятельствах, — его рот скривился. Сатане крайне редко приходилось признавать свою неправоту перед кем бы то ни было. Особенно не хотелось показывать сомнения этому собеседнику. — По моей вине… Новость привела ее в смятение, и она ринулась в саму Преисподнюю, — Воланд неожиданно для себя коротко рассмеялся. — Однако какая смышленая девчонка! Умудрилась выбраться оттуда сама ещё до того, как я ее нашел. Пришлось закрепить за ней слежку на одной из ее безделушек и заставить носить не снимая. Так, по-крайней мере, я буду знать все время, где она.

      Иешуа выслушивал молча — этого достоинства у него было не отнять. Молчание длилось несколько секунд, и тогда он сказал:

      — Это и моя вина в равной степени, ты прав. Сейчас главное, что дитя в безопасности.

      — О какой безопасности ты говоришь? Она находится в самом ужасном месте по представлению ее племени, она до такой степени стремится доказать всем вокруг, а в первую очередь себе самой, что она ничего не боится, что ей ничего не грозит! Ее неуемное любопытство и желание подвергать себя опасности переходит все границы! Все время смотрит на меня и на свиту, как будто ждет, что мы опровергнем то, что она человек, — в голосе Воланда явно угадывалось еще что-то помимо раздражения.

      Иешуа сделал приглашающий жест рукой, и из ниоткуда возник балкон с видом на древний город. В небе над ним светило ласковое солнце раннего утра. На столе стояли кувшин с вином и два кубка. Воланд, не заставляя упрашивать себя, наполнил себе один из них, осушил его одним махом и скривился.

      — Никуда не годное у тебя вино. Слишком сладкое.

      Иешуа налил кубок и себе:

      — Никогда в этом не разбирался, потому и спорить не буду.

      — Надо передать тебе что-нибудь стоящее в следующий раз.

      Помолчали.

      — Тебе не за что винить себя, — проговорил Иешуа. — Человеческие дети любопытны и бесстрашны по своей природе — я сам был таким в земной ипостаси. Заботиться о ребенке лучше, чем это делаешь ты — невозможно.

      Воланд с силой припечатал кубок о деревянную поверхность стола.

      — Уж не думаешь ли ты, что я привязался к девчонке?!

      — Хочешь сказать, что нет?

      — Участвовать в ее судьбе… Мне интересно. Не хотелось бы терять такой потенциал. Если она погибнет или покалечит себя, весь эксперимент пойдет крахом.

      Иешуа поднял ладони в умиротворяющем жесте, отказываясь спорить:

      — Как тебе будет угодно… Дитя любит тебя всем сердцем. В самой ее природе заложена эта бесконечная способность любить без оглядки. Она уже воспринимает равно и Свет, и Тьму, видит, как обе силы дополняют друг друга, хотя и объяснить этого пока не может — нам надо только поддерживать в ней этот баланс, и тогда она будет готова.

      Воланд медленно кивнул:

      — Это произойдет еще очень и очень не скоро по ее меркам, а торопить время мы не будем, — он налил себе еще вина, выпил и снова скривился. - Нет, это абсолютно негодное пойло! .. Все же, я вызвал тебя не только за этим. Скоро она прибудет к тебе. Учи ее чему пожелаешь, пускай творит, что её душе угодно, но… — Воланд властно поднял руку. — Никаких дополнительных знакомств. Тебе не надо объяснять, кого именно я имею ввиду. Твоей Святой Братии и этого недалекого Левия ей пока вполне достаточно. Пускай пока видит больше живых людей, а не мертвых. Особенно, мертвых, обремененных непомерным грузом вины: бывших палачей и тиранов.

      Иешуа медленно кивнул:

      — Ты прав. Я обещаю тебе это.

      — Коли так — у меня все. Пора возвращаться домой. Когда девчонка в Замке без должного присмотра, я начинаю бояться, что по прибытии обнаружу свою резиденцию в руинах.

      Иешуа рассмеялся и вновь приложился к своему кубку:

      — Хоть вино у меня и плохое, но я с радостью пью за твое здоровье и благополучие. Передавай маленькой Сивилле мои лучшие пожелания. Мы все горим от нетерпения поскорее видеть её у нас.

      Воланд так же поднял кубок.

      — Передам, — он усмехнулся. — Не думал, что меня еще что-то может удивить, а особенно в человеке, но этой маленькой бестии удается… Никогда не знаешь чего от нее ожидать. Веревки пытается вить из всех. Последний раз, когда она удрала гулять по Преисподней, обдурила моего управляющего — не великого ума бес, скажем прямо. Я решил, что если она и этого не боится, то пускай, по-крайней мере, боится меня, — он поднялся. — Мира тебе, Иешуа.

      Воланд направился к своему коню, и Иешуа проводил его взглядом. Как только всадник взмыл в воздух, сам Иешуа и ершалаимский балкон растворились в лунном свете.

* * *

      Сивилла стояла у окна и смотрела на дорожки, которые оставляли капли дождя на стекле. Ей снова было скучно. Игрушки надоели, да и не дело играть в игрушки, когда тебе уже минуло четыре года. Гелла была занята. Бегемот и Фагот пировали в Шеоле, Азазелло несколько дней назад зачем-то отправился на Землю. Мессир с утра уехал по делам, даже не позанимавшись с ней.

      После завтрака она бродила по коридорам между гостиной, библиотекой и своей комнатой. Если и раньше ее свобода в Замке была ограничена, то сейчас слуги буквально не спускали с нее глаз, да еще была и Квадратура Круга, что подарил Нострадамус, которую теперь ей было велено носить не снимая. Недавно любимое украшение уже порядком опостылело. Очень хотелось покататься верхом, но в Имении шел дождь, кроме того учил ее ездить верхом именно Азазелло.

      Она с грустью подумала о Василиске, который, наверняка, так же скучал, дожидаясь ее. Ее конь молодой, но кроткий и ласковый, стал ее любовью с первого взгляда. У нее еще болели мышцы от езды, да и каталась она только по парку, но все равно это было здорово. Даже не щедрый на похвалу Азазелло признавал, что у нее хорошо получается. Да ему и говорить не требовалось. Сивилле хватало одного взгляда на его скупую улыбку, когда он смотрел, как легко она держится в седле, как конь слушается ее поводьев.

      «A у тебя твердая рука!» — сказал он ей, и Сивилла попросила в первый раз пустить лошадь рысью. Азазелло сначала не соглашался, говоря, что у него нет сил на её плач, если она упадет, и только клятвенно заверив его, что она ни за что не упадет и ни за что не будет плакать, девочка получила его согласие. Конечно же, она оказалась права! И не упала.

      Азазелло хмыкнул и сказал, что еще немного, и она будет скакать галопом, и тогда, может быть, если она не будет надоедать ему, он возьмет её с собой за ворота Замка.

      Сивилла восприняла обещание серьезно и изо всех сил старалась ему не надоедать. Не ее вина, что она один раз обронила клинок, который он украшал, и тот погнулся. Она просто хотела стереть с него пылинки. И вовсе он чуть не проткнул ей ногу. Уж она-то помнит, где была ее нога и куда воткнулся клинок. И, конечно, она не нарочно обронила поднос с бриллиантами и рубинами для рукояти…

      С Азазелло было, пожалуй, интереснее всего. Он умел сражаться на мечах, метать клинки и стрелять, попадая в цель даже с закрытыми глазами. Он знал как готовить яды и противоядия… Он знал всё о лошадях и о драгоценных камнях.

      Гелла, например, не любила лошадей и предпочитала путешествовать на метле дома и на Земле, кроме тех раз, когда им надо было совершать переход по небу, и сколько Сивилла ни пыталась убедить ее прокатиться на Василиске, ведьма ни за что не соглашалась и немилосердно оттирала саму Сивиллу в ванне после каждой прогулки, несмотря на всегдашнее яростное сопротивление девочки.

      Сивилла снова вздохнула. Как же скучно!

      — Сколько скорби в одном вздохе… Какие же беды тебя тревожат, Сивилла Оршели?

      Она обернулась.

      — Вы сегодня уехали так рано, что даже не позанимались со мной! — сказала она обвинительно.

      Мессир, одетый по-дорожному, тихо рассмеялся и сел в свое любимое кресло у изголовья ее кровати.

      — Прости великодушно. У меня были дела. В следующий раз я обязательно согласую с тобой свои планы, — Сивилла продолжила обиженно смотреть на него, понимая, что Мессир над ней просто смеется. — Я как раз собирался выехать за пределы Замка по другим делам и хотел взять тебя с собой. Азазелло недавно очень хвалил твои успехи в верховой езде… Что ж… Видимо, не в этот раз.

      Девочка подпрыгнула на месте.

      — Как не в этот раз? Почему?

      — Потому что ты явно не в настроении и обижена, а нет ничего утомительнее хмурого спутника.

      Сивилла в два шага оказалась у кресла и сказала умоляюще:

      — Я в настроении! Честное слово, Мессир, я в настроении! Пожалуйста, возьмите меня с собой!

      Мессир изучающе посмотрел на нее, словно решая брать её с собой все-таки, или не брать. Приняв решение, он поднялся с кресла.

      — Переодевайся побыстрее и не заставляй меня ждать тебя. Когда будешь готова, ступай в Библиотеку. Мы с Азазелло будем там, — он взъерошил ей волосы.

      - Как, Азазелло тоже поедет?

      — Тоже. Живо собирайся, и смотри без фокусов, — строго добавил Мессир.

      — Без фокусов, — согласно кивнула Сивилла и ринулась к гардеробной.

* * *

      Когда высокие двойные двери в библиотеку захлопнулись за ней, Сивилла на мгновенье остолбенела и отшатнулась. Придя в себя и фыркнув, девочка недовольно сказала:

      — Какая отвратительная личина. Зачем ты нацепил ее?

      Низенький уродливый человечек с бельмом на глазу и огромным торчащим изо рта клыком ухмыльнулся ей:

      — Был на Земле и охотился на надоедливых человеческих девчонок. Может, я ее даже оставлю.

      — Не вздумай! Ты выглядишь отвратительно.

      Азазелло рассмеялся:

      — Лучше признайся, что ты меня попросту боишься, малютка. Как тебе и следовало бы.

      Сивилла уперла кулаки в бока и смерила демона сердитым взглядом. Иногда он решал позлить ее, но она очень быстро уяснила, что капризы её на него не действуют, а угрозы забавляют. Чем больше она злилась, тем смешнее делалось Азазелло.

      — Сними с него это обличье, Сивилла, — проговорил Мессир. — Ты знаешь как.

      Девочка сощурила глаза и впилась взглядом в Азазелло. Ничего сложного. Она действительно знала — как. Главное — помнить, какими вещи являются на самом деле. Колдовская личина не стойкая, а правда всегда проступает даже сквозь самую искусную ложь. Сивилла почувствовала, как по всему телу побежало знакомое тепло, кончики пальцев начало покалывать, а когда тепло добралось до глаз, она просто стала смотреть на Азазелло, не мигая.

      Она поняла, что он не то, чтобы помогает ей, скорее не сопротивляется и позволяет ей самой сделать правильно — совсем как на уроках верховой езды. Воздух вокруг Азазелло сгустился, силуэт стал прозрачным и сквозь него проступила высокая фигура и широченные плечи. Медно-рыжие волосы удлинились и собрались в хвост, перевязанный кожаным шнурком. Безобразный клык исчез. Последними вернулись глаза — темно-карие, настолько, что казались черными ночью, но вспыхивали всеми оттенками пламени всякий раз, когда демон смотрел на огонь или занимался чем-то, что было ему по душе. Прошло всего лишь несколько секунд, и Азазелло стоял перед ней в своем истинном обличье. Даже нелепая человеческая одежда исчезла — на демоне оказались привычные кожаные штаны на шнуровке, высокие сапоги и распахнутая на груди рубаха.

      «Вот так гораздо лучше», — подумала Сивилла так, чтобы ее было слышно всем.

      «Неплохо, — так же мысленно отозвался Мессир, —, но в следующий раз тебе надо будет делать это быстрее. Не всегда обстоятельства позволят тебе долго раздумывать. Личину, как и любую другую ложь, можно скрыть надолго, но не навсегда, дитя. Главное — уметь распознать обман как можно скорее».

      Девочка понимающе кивнула. Она уже прекрасно знала, что от вранья все беды и солгать — это самое страшное, что можно сделать.

      — Подойди к столу, — сказал ей Мессир, и Сивилла тут же послушалась. Перед ней лежала карта из пергамента. Замок, парк, двор, аллея — это все было знакомым.

      — Мы уедем далеко от Замка? — спросила она с плохо скрываемым волнением.

      — На этот раз — нет, но даже то, что ты увидишь сегодня, будет тебе интересно. Держись тропы и ни в коем случае не отъезжай далеко от меня и от Азазелло.

      Сивилла тщательно скрывала свое нетерпение, пока седлали коней и пока они втроем ехали по подъездной дороге. Когда же перед ними опускался мост, открывая полыхающую в небе грозу и кроваво-красное зарево, она даже привстала в седле, стараясь заглянуть подальше.

      — Сядь как положено, пока не разбила свою глупую голову! — сердито сказал Азазелло. Девочка послала демону не менее сердитый взгляд, но послушалась.

      Втроем они проехали по мосту, пуская коней легкой рысью. И Мессир, и Азазелло явно подстраивались под Сивиллу и под ее Василиска.

      Обычно спокойный конь рвался вперед сильнее, чем обычно, явно соревнуясь с двумя жеребцами. Сивилле приходилось то и дело резко оттягивать поводья на себя, но не без сожаления. Ведь ей хотелось, так же как и Василиску, скакать во весь опор, чтобы ветер бил в лицо, оторваться от своих сопровождающих и показать им на что она способна. Конь почувствовал настроение юной всадницы и рванул галопом вперед. Девочка на секунду испугалась, но скачка привела ее в восторг, заставляя широко улыбаться, подставляя лицо ветру. Расхохотавшись, она крепче сжала бедрами круп коня и ударила его пятками, подбодряя. Василиск был ровесником Сивиллы по его лошадиным меркам, и они оба прекрасно понимали друг друга на уровне эмоций.

      Веселью коня и девочки пришел конец, когда поводья Сивиллы резко выдернули у нее из рук, на ходу осаживая Василиска. Тот обиженно фыркнул.

      - Я, помнится, предупреждал тебя — без фокусов. Еще одна подобная выходка, Сивилла Оршели, и твой конь отправится в конюшни до тех пор, пока я не увижу, что ты наконец-то начала внимать словам. А ты отправишься мыть полы в своем любимом коридоре.

      Девочка смущенно потупилась:

      — Мессир, я не хотела… Честное слово. Просто мы с Василиском так хорошо… Чувствуем друг друга, ему хотелось скакать так же, как и мне, но я обещаю, что не буду больше позволять ему этого.

      Мессир продолжал сдерживать ее поводья, не спуская с Сивиллы недовольного взгляда. Подъехал Азазелло и хотел было в свою очередь отругать девочку, но был остановлен повелительным жестом Воланда.

      — Держись между мной и Азазелло. Это все, что от тебя сейчас требуется. И помни, я не повторяю дважды, — строго сказал Мессир и приказал Азазелло: — Не спускай с нее глаз.

      Сивилла и Василиск продолжали путь, окруженные с обеих сторон всадниками, высокие и мощные фигуры, которых мешали рассмотреть что-либо вокруг. Через какое-то время девочка снова привстала в седле и спросила громким шепотом:

      — А ведь правда, у меня хорошо получилось, Азазелло?

      Рыжий демон наклонился к ней со своего седла и ответил в обычной своей свирепой манере:

      — С лошадью ты управляешься неплохо. Но если еще раз сделаешь что-то подобное без моего позволения — я тебя выдеру.

      Сивилла вспыхнула от ярости и начала лихорадочно думать о том, как бы ответить поязвительнее на такую наглость, но ее размышления и неминуемую будущую перепалку прервал Мессир, остановивший своего коня у края дороги, где начинался какой-то обрыв.

      — Хватит! Оба! — прикрикнул он. — Посмотри, Сивилла.

      Девочка медленно подвела коня к тому месту, где стоял Мессир, и тихо ахнула от открывшегося ей вида.

      Насколько хватало глаз простирался ландшафт Шеола. Отвесные горы, некоторые красноватого оттенка, без единого дерева, другие — покрытые диковинными лесами, огненные озера в жерлах вулканов и заснеженные пики. Далеко на юге, на горизонте, в угольно-черном небе полыхали молнии.

      — Это прекрасно… — прошептала Сивилла.

      — В каньоне, что перед нами, находится царство огня. Начало свое оно берет на Востоке. Там же рождаются стихии — это место подарило жизнь многим демонам: в том числе Астароту и Асмодею, с которыми ты знакома. Именно здесь зарождаются катаклизмы, которые изменили много веков назад по твоим меркам, Сивилла, поверхность Земли, тут рождается страсть. Здесь же образовывается драгоценная руда и камни, которые так ценят люди, не зная их истинной природы. Ведь ты уже знаешь ее. Так, Сивилла?

      Девочка кивнула. Каждый метал, каждый минерал, каждое растение обладает душой. Если понять эту душу, то можно творить настоящие чудеса, которые Сивилле еще не под силу.

      Мессир между тем продолжил:

      — Это место — стихия Азазелло. Он как никто другой подчиняет себе огонь, лед и металл.

      Сивилла продолжала любоваться танцем огня и его отсветами на отвесных скалах. Азазелло спешился и подошел к краю обрыва.

      — Вы позволите, мессир? — спросил он почтительно и, получив кивок Воланда в ответ, стянул через голову свою рубаху. Сивилла завороженно смотрела, как из мускулистой спины вырастают огромные черные крылья, словно у летучей мыши. Два-три сильных взмаха и Азазелло парит над огненной бездной. Когда очередной всполох почти коснулся демона, девочка тихо вскрикнула и на секунду закрыла глаза.

      — Не бойся, Сивилла, — сказал ей Мессир, — огонь не может навредить Азазелло. Он — и есть огонь. Огонь, что разрушает, и огонь, что создает.

      — Без разрушения невозможно созидание, — проговорила Сивилла. Теперь, когда она глядела на буйство пламени Шеола, эта фраза наконец-то обрела для нее смысл. Вот только одно не укладывалось в голове. Созидание, дарование жизни — то, чему учил ее Иешуа было совсем иным. Чтобы сотворить по желанию цветок или птицу, надо было ощутить внутренний покой, а здесь покоем и не пахло… Как такие разные силы могут творить похожие вещи? Может, они только кажутся разными?

      Никогда раньше Сивилла не задумывалась о том сколько оттенков имеет огонь. Там, где пролетал Азазелло, он вспыхивал зеленым, желтым, фиолетовым и даже белым цветом, подчиняясь воле демона… Интересно, с этим огнем тоже можно играть, как она делает дома, заставляя свечи и камин вспыхивать и гаснуть? И что получится, если она попробует проделать с этим огнем что-то похожее? Недавняя прогулка по порталу хоть и напугала ее тогда очень сильно, но желание доказать, что она не какая-нибудь простая смертная, которую легко испугать, было сильнее. В девочке снова проснулось неуемное любопытство.

      — Я могу спуститься и посмотреть ближе, Мессир? — спросила Сивилла самым невинным тоном, пряча свои намерения как можно глубже.

      Мессир, к счастью, был погружен в какие-то свои мысли, поэтому не обратил внимания на нехороший огонек, загоревшийся в синих глазах.

      - Нет, — коротко ответил он, и Сивилла решила не спорить до более подходящего момента.

      Ничего… Она обязательно что-нибудь придумает…

      Азазелло уже приближался. Взглянув за его плечо, Сивилла напряглась. Она и раньше рассмотрела уж слишком темную черноту неба на горизонте, но тогда ей казалось, что это всего лишь гроза. Теперь же она видела, что темнота та не была грозовой. Она была… Мертвой. Совсем, как дальние коридоры портала.

      — Что там, Мессир? — шепотом спросила она, стискивая поводья крепче.

      — Это Небытие, Сивилла. Место, которого одинаково боятся и смертные, и бессмертные. Место, куда уходят души, для которых не может быть жизни после смерти. Место, куда может упасть мир людской, если это допустить.

      — А что происходит с этими душами потом? — спрашивает Сивилла так же шепотом, начиная испытывать страх. Как такое может быть, что бессмертные чего-то боятся? И почему так важно не допустить падения мира людей? Есть достаточно других миров…

      Мессир не спешит с ответом и почему-то гладит ее по голове.

      — Они исчезают навсегда, дитя. Ты поймешь, когда станешь старше.

      Сивилле не хочется думать об исчезающих душах. Совсем не хочется. В памяти всплывает жуткая комната с мертвецами, о которой у нее так и не хватает духу спросить, и она стряхивает с себя эти воспоминания, переключаясь на более приятные мысли. Например, об огне и о чудесах, которые можно с ним натворить.

* * *

      На счастье Сивиллы, они вернулись не обычной дорогой, а через портал, и ей удалось хорошенько рассмотреть и вход, и выход. Уж она шанса не упустит.

      Шанс выпал всего лишь через два дня. После утренних уроков она как обычно каталась в парке на своем Василиске. Азазелло наблюдал за ней издали, налаживая болты в арбалете. Как раз когда Сивилла развернулась на очередной круг, к Азазелло подлетел один из бесов, сказал ему что-то, поклонившись, и тот махнул девочке рукой, делая знак возвращаться.

      — Что случилось? — спросила Сивилла, когда Азазелло снимал ее с коня.

      — К Мессиру прибыли послы из Южной части Шеола. Мне необходимо присутствовать.

      — Южная часть это там, где Бездна Небытия? — обеспокоенно спросила Сивилла.

      Рыжий демон удивленно посмотрел на нее:

      — Верно. А с каких пор тебя она так интересует?

      Сивилле приходилось почти бежать, чтобы успеть за широким шагом Азазелло.

      Девочка не удержалась и дернула его за рукав:

      — Скажи мне, — попросила она, — мы ведь туда не упадем?

      Азазелло иронично посмотрел на нее сверху вниз:

      — Нашла, что спрашивать у демона-убийцы, маленький человечек.

      — Не называй меня так! — тут же вспыхнула Сивилла, вызывая смех Азазелло.

      У поворота в знакомый Сивилле Большой Зал, демон остановился.

      — Иди к себе, человечек, — сказал Азазелло уже серьезно. — Мы скоро закончим, и Гелла приведет тебя к обеду.

      — Можно мне с тобой? — попросила Сивилла, — я буду очень тихо! Вы даже меня не заметите.

      - Ну, разумеется! — ответил Азазелло.

      — Правда можно? — с надеждой спросила девочка.

      — Разумеется - нет! — рявкнул демон и подтолкнул ее к жилому крылу Замка.

* * *

      Оказавшись в своей комнате, Сивилла взяла подсвечник и поставила его перед собой. Она смотрела на свечи, и под ее взглядом вспыхнула одна из них. За ней — другая. Через несколько минут все семь свечей горели, подчиняясь ее воле. Вот так. Если можно проделать это со свечами — значит, можно и с большим огнем. Пускай тогда кто-нибудь скажет, что она простая смертная. Может, ей даже удастся превратиться в демона. Она им всем покажет!

      Вот только злополучный медальон, который показывает Мессиру, где она находится…

      Сивилла, выглянула в дверь и убедилась, что коридор пуст. Затем, почему-то на цыпочках, она прокралась к кровати, сняла Квадратуру Круга и засунула под подушку. Отошла ненамного и ничего не произошло… Прикинув, что благодаря гонцам, ее не хватятся до самого обеда, а медальон послушно будет показывать, что она в своей спальне, Сивилла, ликуя и дивясь, как ей раньше такое в голову не пришло, вышла из комнаты.

      На сей раз она точно знала, куда идти и как избежать неверных порталов. Еще один поворот, и еще один… Как хорошо, что на этот раз на ней не дурацкое длинное платье, а брючки для верховой езды и мягкие сапожки — можно двигаться намного быстрее и ступать совершенно бесшумно.

      — Попалась! Ну уж нет, во второй раз ты меня не проведешь!

      Сивилла вздрогнула от неожиданности. Молох! Только тут его не хватало!

      Девочка скрипнула зубами от досады и хотела было рвануть обратно по направлению к своей комнате, но бес на этот раз оказался проворнее и ухватил ее за руку.

      — В прошлый раз я по твоей милости чуть головы не лишился, ну ничего, сейчас я мигом Повелителю покажу, чем тут маленькая госпожа занимается! Они в Библиотеке, беспокоить не велели, но мы подождем! — Молох тащит ее, и Сивилла понимает, что это беда — не сними она дурацкий медальон, еще бы выкрутилась, а так… Она пытается подольстится к бесу:

      — Молох, миленький, пусти! Если ты меня отпустишь, я за тебя опять заступлюсь! И обязательно найду, чем тебя отблагодарить, — уже раздраженно добавляет она, не забывая изо всех сил упираться ногами в пол, — ты сам сказал, что Мессир приказал не беспокоить его! Это тебе несдобровать, а не мне! — она уже кричит, но бес непреклонен.

      — Знаем мы вас! Сами дела ваши господские решайте, наше дело — сторона. Да иди же! — кричит Молох, когда Сивилла с визгом кидается на пол и упирается руками и ногами, что есть мочи. Он наклоняется чтобы поднять ее, но девочка со всей силы вцепляется ему в шерсть на загривке, так что выдирает клочья.

      — А-а-а! Ангелы тебя раздери! .. — визжит Молох, но продолжает волоком тянуть точно так же визжащую девочку к Библиотеке. Та решает биться до последнего.

      — Отпусти, дурень! — Сивилла продолжает визжать и выкрикивает все ругательства, которые может вспомнить. Она сетует, что их слишком мало: -Отпусти немедленно или я… Я велю тебя в котел со смолой кинуть! Я сама тебя сейчас куда-нибудь кину! Или…

      — Или что? .. Вот погоди, сейчас пускай на тебя полюбуются. И чего тебя в Свете не оставляют? ..

      Сивилла изловчилась и пнула Молоха по колену так, что бес взвыл, но тут они оказались у самой Библиотеки, и от страха и злости, девочка вместо того, чтобы оттолкнуть беса взглядом, промахнулась и разнесла на мелкие куски огромную напольную вазу вместе с зеркалом в золоченой раме. Раздался оглушительный звон. Волна осколков ударила по дверям Библиотеки и усеяла пол. Запахло паленой тканью ковра.

Tреснул и рухнул на пол «Сад земных наслаждений», который Сивилла вообще-то терпеть не могла.

      Оба виновника погрома притихли, в ужасе глядя друг на друга, причем Молох продолжал держать девочку за руки, а она его за шерсть на загривке. Обоим в голову одновременно пришла мысль спасаться бегством, но тут двери Библиотеки отворились.

      Хозяин Замка, собственной персоной, сложа руки на груди, медленно оглядывал картину разрушения: разбитые вазу и зеркало, разломанный надвое шедевр Босха, опрокинутые канделябры, покосившееся картины в рамах и прожженный, усеянный мелкими осколками ковер.

       Сивилла тихонько пискнула и отпустила Молоха.

      Мессир впился в нее взглядом, не сулящим ничего хорошего. Синие глаза наполнились слезами, и личико девочки приняло скорбный и молящий вид в надежде на чудо.

      — Пошел вон, — сквозь зубы приказал Мессир Молоху, и того будто ветром сдуло. На прощанье он кинул Сивилле взгляд, отдаленно напоминающий сочувствующий.

      — Где твой медальон, Сивилла Оршели? — спросил Мессир тихим, нарочито спокойным голосом.

Девочка похолодела.

      — Я забыла его в спальне, — потупившись и заикаясь, прошептала она, начиная плакать заранее и готовясь вымаливать прощение, хотя и понимала, что это бесполезно. Неприятности в этот раз обещали быть из ряда вон… И винить, кроме себя, некого.

      — Забыла, говоришь, — его голос суров, и у Сивиллы дрожат коленки. — Значит, придется все-таки освежить твою память известным тебе способом, так как слов и предупреждений ты явно не понимаешь. Заодно, еще раз убедишься, что бывает, когда ты мне лжешь и нарушаешь мои запреты. Как бы мне ни хотелось этого не делать. Ступай за мной!

      — Не надо! — умоляюще плачет Сивилла, инстинктивно отступая назад. — Я все уберу… Честное слово!

      Слезы катятся по щекам, девочка пятится назад и пытается вжаться в стену, — Мессир, честное слово, я больше никогда-никогда-никогда не буду выходить одна, — всхлип. — И обманывать тоже не буду, — шепчет она горестно.

Сивилла пытается каким-то образом спрятаться за уцелевшую напольную вазу.

      - Так. Все!

      Он твердо обхватил локоть девочки.

      — Не серди меня еще больше!

      Как только тяжелые двери захлопнулись за ними, она начала рыдать в голос. Ну почему ей надо было быть такой дурой?

* * *

      Тем вечером Сивилла сидела в гостиной, свернувшись калачиком в кресле и завернувшись в плед, все еще тихонько всхлипывая. Гелла, когда узнала о том, что произошло, почему-то не только отказалась ее жалеть, но и рассердилась сама и ворчала весь вечер. Слезы иногда утихали, но стоило Сивилле вспомнить, как все к ней несправедливы и жестоки, она начинала плакать снова.

      — Полноте, Сивилла, — потормошила ее Гелла, — иди умойся. Скоро ужин подадут.

      — Не буду! — зло ответила девочка, стряхивая руку ведьмы.

      — Я смотрю, тебе все мало, — прозвучал голос за ее спиной. Нехотя, она покинула свое убежище под пледом, встала с кресла и хмуро посмотрела на Азазелло.

      — Тебе-то что? — мрачно спросила она демона.

      — Попридержи язычок, — ответил Азазелло, нависая над ней. — И как далеко ты на этот раз собралась? Попадись ты мне, тебе бы еще и не так влетело.

      Сивилле захотелось его ударить — влетело-то ей как следует, особенно по ее мнению. Вместо этого она снова разрыдалась от злости и бессилия, развернулась и рванула прочь, всхлипывая на бегу.

      Азазелло догнал ее в два шага, схватил за талию и вздернул в воздух.

      — Отпусти меня, — попросила она, плача. — Я не хочу…

      Рыжий демон покачал головой, грубо и неумело стиснул ее в объятиях и прижал к широкой, горячей, как огонь, груди.

      — От тебя одни беды, — пробормотал Азазелло, неловко обнимая Сивиллу.

Девочка отстранилась и глянула в лицо демона-убийцы синими глазами полными слез:

      — От тебя тоже.

В вену воткнулась толстая игла, и по тыльной стороне руки заструилась теплая кровь. Она попыталась вырвать иглу свободной рукой, но железный браслет защелкнулся на запястье, и руку ее резко вывернуло в сторону и назад. Вокруг нее была кромешная темнота. Она чувствовала обжигающий жар за собой, как будто бы она стояла спиной к костру или какой-то жаровне. 

      Еще одна игла воткнулась в район солнечного сплетения, заставив задыхаться. Боли она не чувствовала, но понимала, что это ненадолго. Скоро она закричит — не сможет не закричать, в конце концов, она кричит всегда. Как и на этот раз, когда почувствовала как третья игла впилась в шею.

      ...Резко сесть на постели... Одеяло валялось на полу, простыни были смяты, ночная рубашка промокла от пота, хотя окно было открытым. Из него несло сыростью и противным моросящим дождем. Вечно здесь дождь... Горло немного саднило от крика, и она поморщилась. Не хотелось бы, чтобы сбежался весь дом. Два этажа особняка без каких-либо пятых измерений казались ей безумно тесными. Во рту пересохло, но графин с водой был пуст. Можно было приказать подать ей воды или чаю, но видеть никого не хотелось. Она вполне может позаботиться о себе сама... Вдох-выдох... Не беда. Ничего не произошло. Дурные сны — это не дурная явь. Скоро все пройдет.

      И все же тошнота, вызванная кошмаром, никак не желала проходить, поэтому она решила, что оставаться в постели бессмысленно. Подняв сброшенную на пол шаль, она накинула ее поверх ночной сорочки и тихонько вышла в коридор. Дом спал, и лишь из-под двери библиотеки как всегда пробивалась тоненькая полоска света. Она на секунду неуверенно подняла руку, чтобы постучать, но оставила эту затею... Не хотелось мешать, и еще меньше хотелось объяснять, почему она не спит и что ей снилось на этот раз. 

      Босые ноги в миг озябли на мраморных ступенях — ковер почему-то здесь постелить никто не догадался. Тем не менее, холод странно успокоил ее, прогоняя ощущения жара из кошмара. Она глянула на огромные часы в холле. Три часа ночи. Через час начнет светать. Странно, что Гелла и Бегемот еще не вернулись с охоты...

      Промелькнул неясной тенью кто-то из слуг, окинул ее вопросительным взглядом, но она лишь покачала головой. 

      Подумав немного, она отворила дверь и вышла на каменное крыльцо. Ее не беспокоило, что кто-то может ее увидеть. Ничем не примечательный с виду дом был надежно скрыт от людских глаз. Постояв на крыльце некоторое время и видя, что дыхание никак не удается восстановить, она все же вошла в дом. Значит, надо наполнить себе ванную, такую горячую, насколько сможет вытерпеть и просидеть в ней до утра. А лучше — до самого отбытия. 

      Она уже шла по направлению к комнате, когда услышала тихий скрип приоткрывшейся двери библиотеки. 

      Скользнув внутрь, она чуть смущенно коротко улыбнулась тому, кто сидел за огромным столом красного дерева, склонившись над одним из бесчисленных фолиантов в обычной своей манере. Шаль была тут же сброшена на пол, и она уселась у камина, скрестив ноги по-турецки. 

      Наконец Сиви удалось перевести дух, она протянула руки к огню и стала разминать онемевшие от холода и ночного кошмара пальцы. 

      — Будь добра, подними свою одежду. Ты знаешь, как меня раздражает этот твой вечный бардак.

      — Прошу прощения, — сказала девочка, не отрываясь от созерцания пламени, протянула, не глядя, руку, ухватила кисть бахромы и потянула на себя. 

      — Неужели так сложно запомнить... — проворчали из-за стола. Сиви продолжила молча сидеть, машинально перебирая бахрому пальцами.

      Ее собеседник отложил книгу в сторону и сказал негромко:

      — Где тебя носило полчаса? Я прекрасно слышал, как ты вышла из спальни и бродила по нижнему этажу. 

      — Я очень старалась не шуметь, — ответила девочка, — не хотела доставлять вам неудобства. 

      — Не говори ерунды, Сивилла. Ты доставишь мне гораздо большие неудобства, если снова подхватишь лихорадку и мне надо будет переворачивать оба мира, чтобы найти подходящее лекарство. Когда уже наконец ты поймешь, что ты не только не бессмертна, но и не отличаешься крепким здоровьем?

      — Вам в самом деле не о чем беспокоиться, Мессир, — ровно сказала девочка, не мигая глядевшая в огонь. 

      — В следующий раз, когда тебе приснится кошмар, ты немедленно придешь ко мне. Это мой приказ, и я требую твоего послушания. 

      Воланд поднялся из-за стола и подошел к камину, на полу у которого продолжала сидеть Сивилла Оршели. Почувствовав на себе его взгляд, девочка оглянулась. Лицо ее было напряженно-спокойным, но в глазах плескался страх. Воланд дернул ее за руку, заставляя подняться, обхватил ее ледяные щеки своими горячими сильными ладонями с длинными аристократическими пальцами и долго смотрел ей в лицо, запрокинув ей голову. Сиви выдержала его взгляд без труда, хотя из-за малого роста она едва доставала до груди Мессира. 

      — Ты делаешь успехи. Твой самоконтроль улучшился. Я тобой доволен.

      Девочка робко улыбнулась. Сиви чувствовала, как по груди разливается знакомое тепло. Сколько она себя помнила, не было для нее слов важнее. Ничто, как похвала Мессира, не вызывало в ней такого абсолютного счастья, кроме... Нет. Она не будет думать об этом сейчас. 

      — Я стараюсь, — проговорила она. — Просто мне бы хотелось уехать отсюда как можно скорее. Я очень хочу домой, кроме того, скоро я должна...

      — Я осведомлен о том, что ты должна, — перебил ее Воланд, — ты отправишься в Свет в срок. Что же касается, улететь скорее домой — тут я полностью с тобой солидарен. Если бы не этот проклятый Бал, нас бы уже давно тут не было. Почему ты не возвращаешься в постель?

      Сиви поднялась, взяла с маленького столика кувшин с глинтвейном, наполнила стакан и вручила его Воланду.

      — Вы тоже не спите. 

      Мессир с видимым удовольствием отпил предложенный напиток и сказал:

      — Я — это, все-таки, немного другое дело. Можешь налить себе тоже, только немного. И разбавь водой. 

      Сиви послушалась. Горячий сладкий напиток побежал по животу и дрожь стала уходить. 

      — Скажите, Мессир, — начала Сивилла, — если вы так не любите Бал, почему бы вам не отменить его? Или давать его дома.

      Воланд уселся обратно за стол и снова открыл книгу. 

      — Есть традиции, Сивилла, которые мы не нарушаем. Одна из них — это проведение Бала на Земле. Кроме того, не хватало мне этого бардака в Имении. Что касается Земли, я понимаю, как тебе здесь непросто, но мы должны тренировать твою устойчивость к здешним реалиям точно так же, как тренируем и другие твои умения. 

      — Понимаю... — ответила Сиви, подавив вздох. — Но если бы я могла сама посмотреть на Бал, то понимала бы еще лучше. Хотя бы, почему его так не любите вы. 

      Воланд рассмеялся:

      — Неплохая попытка, Сивилла Оршели, но — нет. Эти сомнительные развлечения пока не для тебя. 

      — Но мне уже скоро четырнадцать!

      — Мне помнится, что тебе исполнилось тринадцать девять месяцев назад. И это тоже не имеет никакого значения, потому что тебе нечего делать на Балу. Будь тебе хоть двадцать. И больше я это не обсуждаю! — добавил он почти сердито. 

      Сиви вздохнула. Всё как всегда...

      Мессир на секунду вернулся к чтению, но, видимо, передумав, обратился к ней вновь:

      — Что ж, если ты не спишь, то займись чем-нибудь полезным. Например, составь для меня астрологическую карту этой страны на ближайшие пять лет. Если управишься быстро, то, может, я выкрою время с утра отправиться с тобой на прогулку. В этом пригороде достаточно живописная природа. Ни в какое сравнение не идет со Швейцарией, на мой взгляд, но не так уж и плохо. 

      Сиви резко развернулась, схватила с полки первый попавшийся лист пергамента, гусиное перо с чернильницей и уселась прямо на пол. На пять лет, ха! Было бы с чем возиться! Она старательно зацарапала по пергаменту, сверяясь с картами звездного неба. 

      — Сегодня у тебя будет возможность познакомиться с весьма интересным человеком, — проговорил Мессир, — он занимается астрологией и проводит весьма полезную работу для нас в этой стране.

      Сиви вопросительно подняла брови. 

      «Какую такую работу проделывает для нас человек? Есть что-то, чего мы не можем сделать сами?»

      — Я хочу показать тебе кое-что, Сивилла, — Воланд поднялся со своего места и встал рядом с девочкой. — Это ответит на твой вопрос. Принеси сюда колоду карт, — велел он. 

      Девочка послушно принесла Таро, положила их веером на стол и выжидательно посмотрела на Мессира. Он указал ей пальцем на колоду, которая тут же закружилась смерчем над столом. 

      — Расскажи мне, что ты видишь.

      Карты по мановению руки Мессира сложились в объемную фигуру Древа Жизни. 

      — Я вижу Колесницу в центре, Смерть на верхней позиции и Страшный Суд, который венчает Древо.

      — Верно, — ответил ей Воланд. — Скажи, что нужно сделать, чтобы не допустить перемен, которые влечет Колесница?

      Сиви пока не понимала, куда клонит Мессир, но нашлась с ответом:

      — В этом раскладе Смерть и Страшный Суд должны поменяться местами. 

      — Сделай это! — велел он. — Поменяй карты местами. 

      Девочка медленно протянула руку и осторожно потянула карту с изображением Страшного Суда. Как она ни старалась быть аккуратной, Древо Жизни рухнуло, едва она успела вытащить первую карту. Девочка смотрела на рассыпавшуюся по столу колоду: играющих детей Солнца, безмятежную Императрицу, фигурки мужчины и женщины, падающих с горящей Башни...

      — Если вмешиваться в жизнь на Земле слишком резко, Сивилла, очень легко разрушить все. Наша цель не в этом. Мы сохраняем баланс, иногда сдерживая людей, иногда подталкивая их в нужном направлении. 

      Сиви медленно кивнула:

      — Мы творим их будущее их же руками? 

      — Не совсем так. Равновесие на Земле, в нашем мире и равновесие в душе человека лежат в основе мироздания. Представь, что это центр пентаграммы, от которого ты ведешь все расчеты. Что будет, если ты определишь неправильно расположение центра? 

      Девочка задумчиво начертила пятиконечную звезду без всякого особого смысла. 

      — Если я ошибусь, то в лучшем случае — пентаграмма не сработает. А в худшем — сработает во вред.

      Воланд одобрительно кивнул и провел рукой по волосам Сивиллы. 

      — Ты все понимаешь правильно, дитя. Сейчас закончи мое задание, — он помолчал мгновенье и добавил. — Можешь оставить колоду Таро себе. Пришло время тебе изучить это искусство как следует.

      — Спасибо, Мессир, — сказала Сиви, завороженно перебирая карты. Она видела немало колод, но своей иметь ей до сих пор не доводилось. 

      Она собрала всю колоду и начала перемешивать. Старые, потертые карты приятно тяжелили ладони. Девочке захотелось поднести их к лицу, вдохнуть их аромат. Колода пахла старыми книгами, чуть-чуть ладаном, чуть-чуть деревом и домом в Шеоле. Она машинально вынула четыре карты наугад. Три легли в ряд, а последняя сверху посередине. Она перевернула первую. Умеренность. Вторая — Мир. Третья карта, как знала Сиви, изображала мир Шеола и силу Мессира. Что ж, это было понятно. Иешуа по одну сторону, Мессир по другую — между ними мир людей. Девочка перевернула последнюю карту.

      Все краски сбежали с лица Сиви. Она тихонько вскрикнула и тут же почувствовала нестерпимую боль в висках.

      — Мессир... — прошептала она, указывая на расклад дрожащей рукой. Он мгновенно направился к ней, и тут девочка начала задыхаться. Падая, она задела рукой всю колоду и карты упали на пол, смешиваясь. 

      Воланд взмахнул рукой, не давая Сивилле упасть, и она мягко воспарила над полом. Он подошел к ней, скидывая волосы с лица. Сивилла была очень бледной, но дышала ровно. Из прокушенной губы по подбородку стекла капелька крови. Плохо... Дьявол осторожно промокнул кровь и покачал головой:

      — Что опять увидела ты, дитя, чего не вижу я? Какое будущее уготовано тебе и мне вместе с тобою?

      Несносная девчонка так и оставила свою шаль валяться на ковре. Повинуясь едва уловимому жесту Князя Тьмы, она взлетела и укутала хрупкую фигурку Сивиллы Оршели. Воланд кинул взгляд на рассыпанные по полу карты. Сверху почему-то оказался Страшный Суд: ангелы в небесах трубили славу Сыну Господню, земля разверзлась, из могил восстали фигуры мужчин, женщин и детей, а в открывшуюся черноту так называемого Ада ссыпались грешники и черти, словно горошины в суп. Сатана презрительно усмехнулся. Если бы все было так просто! Он еще раз кинул взгляд на все еще пребывающую без сознания Сивиллу, подложил ей одну руку под лопатки, а вторую под колени и мягко опустил девочку в кресло у камина. Дыхание ее стало более ровным и тихим, щеки немного порозовели. Воланд осторожно поправил рыжие волосы и краешек шали. Простояв над девочкой несколько секунд, Сатана покачал головой, пробормотал какое-то ругательство на древнем языке, резко развернулся и вышел из комнаты. 

      Когда Сиви проснулась, солнце стояло довольно высоко. Что ж, чудесно. Теперь об обещанной прогулке можно забыть. Как ее так угораздило, заснуть прямо в кресле? Она потерла виски, пытаясь вспомнить события прошлой ночи: ночной кошмар, затем она пришла в библиотеку, сидела над картами и, видимо, усталость взяла свое... Карты! Потертая колода лежала аккуратно уложенной в деревянную шкатулку на столике возле кресла. Там же стоял поднос с кувшином горячего шоколада и свежими булочками. Девочка с удовольствием отпила сладкий напиток. Кто бы его ни приготовил для нее — вышло не хуже, чем дома. Она прислушалась — снизу раздавались голоса. Пора было вернуться в спальню и привести себя в порядок. 

* * *

      Когда-то давно, когда в груди у нее билось человеческое сердце и по жилам бежала живая горячая кровь, жизнь Геллы никто не назвал бы счастливой ни в одной из эпох. Жалкая жизнь, жалкий конец. О ней Гелла почти не вспоминала. 

      Как любая простая и неграмотная женщина своего времени, она была уверена, что ее ждут муки Ада за совершенные убийства. Да и трудно было не поверить в это, когда в последние недели жизни ей ежедневно твердил об этом священник. Смерть свою она помнила достаточно отчетливо. Деревяный помост виселицы, толпа народу, палач, связаные руки за спиной. Грубый табурет, на котором она стоит. Когда ее столкнули с него ей не повезло — шея сломалась не сразу, и Гелла умерла от удушья, но даже когда мозг ее лопался от недостатка воздуха, она верила, что никакие муки Ада не сравнятся с ее никчемной жизнью и грязной смертью.

      Она не ошиблась. 

      Теперь же, вместо незаконнорожденной дочери трактирщика и, по совместительству, финальным блюдом многих его клиентов, она поднялась на практически самую высшую ступень иерархии Шеола. Стоять на шаг позади Властелина вместе со свитою из высших демонов, управлять его Обителью, быть молчаливой, но незаменимой. Она возвысилась больше, чем Лилит — бывшая фаворитка Сатаны, попавшая в немилость к Мессиру, даже больше, чем древние демоны, маркизы и князья Шеола. Если бы Гелла могла умереть снова, она, не задумываясь, сделала бы это ради Воланда. Но не потому, что была влюблена в своего господина — о нет... Мессир дал ей гораздо больше, чем посмертие и честь служения ему. Он освободил ее от зависимости плоти. 

      До недавних пор Гелла не думала, что она способна чувствовать нечто, кроме голода и презрения по отношению к людям. Прислуживая очередной Королеве она исполняла ритуал безупречно, внутренне насмехаясь над ними — простыми смертными. 

      Впрочем, нет, была одна, которая разбудила в сердце ведьмы что-то похожее на симпатию, проявив жалость к одной из проклятых на века, но последняя их встреча заставила Геллу ощутить почти ненависть к той Марго. Больше она о ней не вспоминала.

      Теперь же, без малого четырнадцать лет назад, появилась смертная, которая разбудила в мертвом еще при жизни сердце Геллы любовь. Сивилла. Сиви. Её девочка. 

      Её девочка родилась для того, чтобы тут же умереть и за одно ее спасение Гелла была благодарна силам Света. Хотя с ней это не обсуждалось, демонесса догадывалась, какую судьбу готовит девочке Мессир. Ее Сивилле понадобится много сил. И она ей не завидовала... 

      — Как прошла твоя охота, Гелла? — спросила ее девочка, выглядывая из шкафа, откуда летели самые разнообразные предметы одежды.

      — Не очень. Крестьяне тут жилисты и худы, а лорды настолько жирные, что и крови-то почти нет. Бегемоту в этот раз повезло больше, чем мне. Недаром этот увалень обратился котом и дрыхнет в кухне, — пожаловалась Гелла и добавила. — Ты опять плохо спала ночью.

      Она подняла ворох платьев с пола и кинула на кровать. 

      — Ерунда. Очередной кошмар, которого я даже теперь не вспомню. Хотела бы я как-нибудь пойти поохотится с вами, — мечтательно проговорила Сиви, посмеиваясь. 

      Гелла сердито ответила:

      — Не смей даже думать об этом! Тебе повезло, что Мессир занят и не слышит тебя, а то опять проведешь день с тряпкой и ведром, натирая полы. 

      — Я пошутила! — наигранно возмутилась Сиви, подошла к Гелле, обняла ее и поцеловала в щеку. — Я просто хочу сказать, что если тебе очень захочется крови, а подходящей не будет, то можешь выпить и моей! Мне для тебя не жалко! — Гелла попыталась возмутиться, но Сиви лишь расхохоталась и шлепнулась животом на кровать, болтая босыми ногами в воздухе. — Когда ваш Бал кончится, — начала она, — и мы вернемся домой, ты будешь учить меня обращаться с картами Таро. Пока что у меня не сильно получается, — призналась девочка, — а еще я все-таки утащу тебя на прогулку по Востоку Шеола. Они давно нас ждут. Адромелех* обещал сделать мне новые наряды, потому что я из старых выросла. 

      — Адромелех — наглец и плут, — зло сказала Гелла, — он недавно заявил мне, вообрази, что я растолстела и лифы на мне не сходятся!

      Сиви снова расхохоталась. 

      — Ты просто не в его вкусе Гелла, — смеялась девочка, — равно как и я. Мы же не Бегемот в истиной ипостаси.

      Теперь уже и Гелла повалилась на кровать от смеха. На ведьме был лишь один передник да золотые цепи на шее и в волосах, чему Сивилла могла лишь завидовать. О том, что ей когда-нибудь позволят щеголять нагой, не приходилось и мечтать... 

      — Госпожа Гелла, госпожа Сивилла, — один из слуг материализовался в дверях, — Мессир ждет вас в столовой. Вместе со смертным — доктором Джоном Ди.

      Гелла тут же поднялась и исчезла, бросив Сивилле на прощанье:

      — Оденься!

      Нехотя девочка натянула простое шерстяное платье и пошла вниз на своих двоих — телепортировать вне Шеола она не могла вообще.

* * *

      Гелла вошла и склонилась перед своим повелителем в глубоком поклоне. Воланд ответил ей легким кивком и приказал:

      — Дражайший доктор Ди и я закончили беседу. Я намерен отдохнуть перед Балом. Подай мне вина и начинай готовиться. Что Азазелло?

      — Обещает, что королева прибудет в срок, Мессир. Одна из придворных дам. Весьма хороша собой и не глупа. По рекомендации доктора Ди, — ведьма посмотрела на собеседника Дьявола, который так же прятал от нее глаза, как и при первой встрече. 

      Гелла повернулась затем, чтобы принести вино и столкнулась в дверях с Сивиллой. 

      — Мессир, — поприветствовала девочка, — Доктор Ди. 

      — Мисс Оршели, — доктор подошел к ней и отвесил поклон, — рад вновь приветствовать вас в Англии. Мы встречались и раньше, но вы были столь юны, что не помните меня. 

      — Благодарю, доктор, — сколько Сиви ни старалась, общение с людьми все еще доставляло ей неудобства. Она годами искала что-то общее между ними и собой и все никак не находила. 

      — Доктор Ди, помимо других услуг, которые он нам оказывает, следит за этой резиденцией, пока я в ней не нуждаюсь — объяснил Мессир, — тебе наверняка будет интересно пройтись с доктором, чтобы он показал тебе, чем мы здесь располагаем.

      Сиви это было не особенно интересно, но она понимала, что так надо. Поэтому она покорно взяла доктора под руку и вышла за порог. 

      Солнце уже стояло достаточно высоко, погода была приятной, и пахло соснами. Сиви не совсем представляла, о чем говорить с астрологом Джоном Ди, и просто брела по тропинке вокруг особняка. 

      — Очень мило с вашей стороны, мисс Оршели, согласиться составить мне компанию.

      Она хотела было ответить, что у нее не было особого выбора, но промолчала. Доктор был вежлив и мил с ней. Совсем не нужно было его обижать.

      — У вас очень интересный медальон. Прекрасная работа, а еще более прекрасное значение. Гармония и равновесие — снаружи и внутри. 

      Сиви хотела сказать, что медальон этот ей подарен Нострадамусом, но передумала, так как не помнила, кто из докторов жил раньше. Начни она рассказывать астрологу о парадоксах времени, у них у обоих ум зайдет за разум. 

      — Благодарю, — ограничилась она коротким кивком и, поняв, что больше не имеет сил благопристойно гулять с Ди по саду, предложила. — Не откажитесь пройти со мной в конюшню, доктор Ди? Мне хотелось бы проверить, как там мой конь. Я не видела его с самого вечера и переживаю за него. 

      — Почту за честь, мисс.

* * *

      — Ваша забота о тех, кто зависит от вас, похвальна, мисс Оршели. Это не такое уж распространенное качество среди власть имущих. 

      Сиви на секунду оторвала взгляд от опухших колен Василиска и сказала просто:

      — Это мой конь. 

      Она встала и погладила жесткую шерсть:

      — Хороший мой... Твои колени уже не такие опухшие, а когда мы вернемся домой, они заживут совсем. Прости меня, что я не принесла тебе ничего вкусного в этот раз. Я обязательно сделаю это очень скоро.

      Ди стоял у входа в конюшню и рассматривал юную девушку в дорогом платье, хлопотавшую над своим конем. 

      — Нечасто видишь людей вашего положения и достатка, которые сами заботятся о своих лошадях. 

      — Тот, кто учил меня верховой езде, говорит, что если хочешь преуспеть в чем-то, надо научится делать правильно все с этим связанное — от начала до конца. По его словам — если хочешь ездить верхом, научись и лошадей понимать, и конюшни чистить, а коли хочешь владеть мечом — изучи сперва металлы. 

      — А вы владеете холодным оружием, мисс Оршели?

      — Нет, — ответила ему девочка. — Но скоро буду. 

      Доктор засмеялся:

      — Вы удивительная молодая леди, Сивилла. Очень напоминаете мне нашу королеву Елизавету.

      Синие, чуть раскосые глаза сверкнули.

      — Не надо сравнивать меня с королевой доктор. И с леди тоже не надо. Я никогда не буду ни той, ни другой. Я бастард. Я не знаю своих земных родителей и, если честно, они меня никогда не интересовали. 

      Джон Ди покачал головой:

      — И все же я не могу не провести некоторые параллели. Королева родилась бастардом как и вы, вы обе очень умны, причем у вас, мисс, неоспоримое преимущество — ваше образование и окружение.

      Сиви начала злиться — ее огненный нрав, сколько она ни прятала его под маской воспитания и благопристойности, все равно поднимал голову. 

      — Я не имею ни малейшего желания быть королевой чего-либо на Земле, доктор! — девочка взяла в руки поводья и приготовилась оседлать коня. 

      Доктор Ди примиряюще взмахнул руками:

      — Погодите, мисс Оршели, не будем говорить об этом, раз вам так неприятно. Кроме того, я совсем не имел ввиду, что вы можете быть королевой лишь на Земле. 

      Настала очередь Сивиллы удивляться. К чему весь этот разговор?

      — Как бы то ни было, мисс Оршели, позвольте сказать вам лишь одно. Ночные кошмары обычны для человека пытливого ума и способностей. Иногда они несут в себе посыл, но чаще всего — нет.

      Сиви вздрогнула. 

      — Это Мессир рассказал вам о моих кошмарах? Ему не следовало это делать...

      Доктор улыбнулся:

      — Признаться, вы первая, от которой я слышу, что следует, а что не следует делать Мессиру. Удачи вам, мисс Оршели, в любом вашем пути и в любом из миров. 

      Сиви захотела откланяться, но передумала. 

      — И вам, доктор, — она неловко выдернула золотые сережки из ушей и протянула пожилому человеку. — Возьмите это. Мой подарок. Пускай будет вам на счастье. Можете переплавить их по своему усмотрению. 

* * *

      Она сделала пару кругов вокруг дома на Василиске, чтобы конь не чувствовал себя покинутым, но в то же время и не слишком напрягать его. Сиви не терпела ездить в женском седле, да и Азазелло учил ее ездить точно как он, и поэтому, несмотря на то, что одета она была в платье, ноги ее были расставлены в стороны, так что обнажились и нижние юбки, и сбитые, как в детстве, коленки. На крыльце ее поджидала Гелла и неодобрительно качала головой, разглядывая беспорядок в волосах Сиви и ее туалете. Ей-то хорошо, ходит, как пожелает, и холода не чувствует...

      — Мессир ждет тебя в столовой. Ему есть что тебе сказать.

      Девочка кивнула и прошла в указанном направлении. Бояться ей было нечего. За время этого визита на Землю она не успела ничего натворить. Пока. 

      Дверь столовой распахнулась. Мессир стоял спиной к ней, глядя в окно. 

      — Приближается гроза, — сказал он, — это хорошо. 

      Сиви была согласна. Она очень любила грозу. 

      Воланд развернулся к ней. Он сменил домашнюю одежду на наряд, который собирался, видимо, использовать на Балу, ослепительно белая рубашка, черные облегающие брюки. На груди у него висело несколько амулетов сразу, пальцы были увешаны перстнями. Обычно, в их обители, Мессир любил работать в простой и удобной одежде, но вездесущий Адрамелех умудрялся доставать и Владыку Шеола... Сиви невольно улыбнулась, вспоминая последний визит демона-портного в замок. И все же, как это странно... И здорово. Сколько Сивилла себя помнила, Мессир не менялся и не старел. По человеческим меркам, как она понимала, ему можно было дать около сорока пяти лет, не больше. У ее опекуна были угольно-черные волосы, едва тронутые сединой на висках, загорелое лицо с редким морщинами, глаза, которые всегда знали о ней все, и редкая, оттого такая красивая улыбка... И все же, какие же они с Азазелло оба высокие... Сиви очень надеялась, что еще подрастет, пока же она выше, пожалуй, только Бегемота в обличии кота... Даже ниже Геллы.

      — Вам не следовало говорить о том, что у меня кошмары доктору Ди, — сердито заявила Сатане его воспитанница. 

      Мессир посмотрел на нее таким взглядом, как будто собрался отчитать, и ответил сурово:

      — О том, что мне следует делать, а что не следует делать, когда дело касается твоего здоровья, решать буду я. И советую тебе это уяснить. Ешь! — приказал он ей, указывая на накрытый стол.

      — Кто готовил? И почему я обедаю одна? — спросила Сиви, усаживаясь. 

      — Готовила Гелла, специально, чтобы тебя порадовать, несмотря на то, что у нее самой дел по горло. Поэтому будь добра, съешь все до капли. А обедаешь ты одна потому, что я передумал касательно твоих планов на сегодня. Когда гроза спустится, ты самостоятельно отправишься в Свет к своим друзьям. Не думаю, что кошмары тебя там найдут. Расскажешь Иешуа о них. 

      У девочки перехватило дыхание от радости и волнения. Отправится по небу самой? Как настоящая ведьма или демон!

      — Здорово! — воскликнула она. 

      Мессир приблизился к ней и взял ее за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза:

      — Не дай мне пожалеть о моем доверии и вере в твое благоразумие, Сивилла Оршели. Узнаю — а узнаю я обязательно! — что ты хоть на дюйм отклонилась от пути — я не посмотрю, что ты уже не ребенок. Кроме этого, на коня ты больше не сядешь до конца времен, — сказал он строго. 

      Сивилла вспыхнула от обиды и хотела что-то ответить, но все же решила смолчать. Она наконец-то летит одна! 

* * *

      Вопреки опасениям Геллы, зависти Фагота, который в глубине души любил балы совсем не так, как всем казалось, и перспектива обхаживать очередную Королеву его мало прельщала, вопреки насмешкам Бегемота, что она пропускает Бал, и даже вопреки бесчисленным суровым наставлениям Мессира, Сиви вполне благополучно добралась до Врат Небесной Обители.

      Никогда раньше полет не доставлял ей такого удовольствия. Даже слегка захиревший на Земле Василиск приободрился, опять же, прекрасно чувствуя настроение своей хозяйки.

      Врата Рая привычно распахнулись, впуская ее, но оставляя коня на Лунной Дороге — Василиск был порождением Тьмы. Яркий солнечный свет ослепил ее.

      В обители Света никогда не бывает ночи, хотя в обители Тьмы есть день и даже свои собственные светила. Не земное солнце, но и не райское. Она знает, что обитателям Света тяжело воспринимать Тьму как таковую, кроме Иешуа, и она относится к этому с пониманием.

      Ее окликает по имени женский голос:

      — Сивилла, наше дорогое дитя! — спешит к ней Богородица. Глаза у Марии полны слез, покрывало повязано кое-как.

      — В чем дело, Матушка Мария? — спрашивает она, обращаясь к святой, как та сама просила. 

      Слезы бегут по лицу Богородицы, и она влечет Сиви в Небесный Чертог. 

      Залитый ярким солнцем Зал, лазурное небо и мягкие кучевые облака никак не вяжутся с растерянными, скорбящими выражениями лиц присутствующих. Сиви видит Иешуа, ангелов и архангелов. Магдалина и Матерь Мария стоят, обнявшись, и роняют слезы. Даже вечно улыбающийся Гавриэль мрачен. 

      Иешуа отделяется от своей свиты и идет к ней, обнимает и целует в лоб. Как обычно.

      — В чем дело, — спрашивает Сиви. — Что произошло?

      — Дитя... — вздыхает он, — пойдем на балкон, и ты увидишь.

      Они проходят к балкону, Сиви касается перил балюстрады и смотрит за горизонт. Увиденное заставляет ее побледнеть от ужаса. 

      — Бездна Небытия... — шепчет девочка. — Но ведь в прошлый раз ее не было видно отсюда! — кричит она. 

      — Это еще не все, дитя, — с горечью говорит Иешуа и протягивает ей какой-то предмет. 

      Сивилла Оршели в ужасе принимает из рук Сына Божьего, огромное, белее белого перо. С крошечными капельками крови на кончике. 

      — Гамлиэль... — в ужасе шепчет она. Ангел-отрок не старше ее самой, ангел света и музыки. Он был ее вечным товарищем по играм...

      — Как?.. — спрашивает она у Иешуа.

      — Он подлетел слишком близко, дитя. Бездна засосала его. Перья принес ветер, и мы решили, что одно из них должно быть у тебя. Как память. Бедный Гамлиэль хотел бы, чтобы я отдал его тебе, дитя. Не плачь. Будь сильной. Твоя сила в невинности, возможно лишь она способна спасти миры.

      Сивилла гладит перо сгинувшего ангела и начинает рыдать на груди у Иешуа ГаНоцри. Словам Сына Божьего она пока значения не придает. 

      Конечно же, она никому не рассказала о своих кошмарах. Весь срок пребывания пролетел, как во сне. Сам Иешуа все время совещался с архангелами и ничему новому в этот раз ее не учил. Впервые ей претило находиться в Чертоге Света. Свое бездействие и бесполезность ощущать было тягостно. Сиви почти все время сидела на балконе, глядя в даль, на черную черту, которая, словно нож, резала привычный ей мир. Ей сильнее обычного не терпелось вернуться домой. Там, по крайней мере, есть кого расспросить, и она расспросит, чего бы ей это не стоило. Или будет искать ответы сама. 

* * *

      В этот раз ей пришлось прождать на Лунной Дороге одной, пока с темного неба не спустился всадник, готовый сопроводить ее в Шеол. Стоило копытам огромного коня коснуться земли, как и Сиви взлетела в седло. 

      — Ты опоздал. Я ждала тебя с самого заката, — за недовольным тоном девочки скрывалось беспокойство. Камзол и плащ Азазелло были в пыли, рукав порван в нескольких местах, из порезов на руке проступила темная кровь.

      Демон ничего не ответил ей, лишь знаком велел взлетать.

      — Что с тобой произошло? — снова настойчиво спросила Сиви.

      — Человечек, у меня выдался чертовски паршивый день. У меня нет сил на разговоры с тобой, поэтому, будь добра, помолчи до дома. 

      Голос его, еще более хриплый, чем обычно, не может ее обмануть. Она понимает, что демон говорит сквозь зубы не от раздражения, а от боли. 

      Сивилла Оршели внезапно осознает:

      — Ты был там! Ты был у Бездны!

      Демон смотрит на нее налитыми кровью глазами, и Сиви сердится:

      — Ты меня не обманешь! Я знаю, что ты ранен, и то, что ты был ранен у Бездны.

      Азазелло предпочитает молчать, и Сиви это пугает еще больше — демон обессилен, и ей это видно. 

      Едва они спешиваются, девочка бросается к нему и требует:

      — Пойдем со мной! Твои раны нужно обработать.

      Он стряхивает ее руку.

      — Не сейчас, человечек. Отвяжись от меня, мне и так плохо. Я никуда не иду. Я срочно нужен Мессиру.

      Сивилла слишком долго общалась с демонами, а с Азазелло и подавно, чтобы от нее можно было так легко отделаться. Она, не говоря не слова, хватает Азазелло за огромную ладонь и тянет его в недры замка. Ощущение такое, будто она в одиночку пытается тащить гору.

      — Будь ты ему нужен так уж срочно, он не стал бы тебя посылать за мной. Невелика от тебя польза Мессиру, если будешь едва стоять на ногах и пачкать ковер кровью! 

      Азазелло переводит дух и неожиданно для себя и для Сиви сдается.

      — Твоя взяла, человечек. Идем в мои покои, только быстро.

      В полумраке комнаты Азазелло она ориентируется прекрасно — благо, с детства она докучала ему достаточно, пока он не понял, что способ легче всего отвязаться от назойливой девчонки, это дать ей занятие по душе. Демон тяжело опускается в кресло. Сиви хлопает в ладоши, и свечи вместе с камином ярко вспыхивают. Еще два хлопка — и у входа возникает бес из прислуги.

      — Кувшин с холодной водой мне, целебную мазь и полотенца. Быстро! — приказывает Сиви, даже не глядя на дверь. Она ищет подходящий нож, который находится сразу — небольшой остро заточенный кинжал с серебряной рукоятью. Девочка приближается к Азазелло.

      — У тебя кровь засохла на ранах. Я срежу рубаху, и тогда тебе будет не так больно, когда я их промою.

      — Смотри, сама не порежься, — ворчит демон, — это тебе не игрушка.

      Сивилла игнорирует его тон и сосредотачивается на работе. Сначала она надрезает один рукав, затем другой и постепенно: лоскут за лоскутом — освобождает Азазелло от окровавленной и прожженной рубахи. Она видит две нехорошие раны на правой руке демона и одну на ключице, сбегающую на могучую грудь.

      Хвала Бытию, поднос с тем, что она велела, уже принесли. Осторожно она начинает смывать кровь ледяной водой. Азазелло стискивает зубы и откидывает голову на кровать. Рыжие волосы взмокли от пота и разметались по плечам. 

      — Я, должно быть, сошел с ума, если позволяю тебе колдовать надо мной с кинжалом, хотя, если я переживу это, и ты не оставишь меня без глаза или какой-то другой части тела, то я переживу, что угодно.

      — Заткнись! — Сиви не выдерживает и кричит на него. Она зла и напугана. Что же это такое, что убило ангела и ранило самого могущественного демона? — Ты почти сгинул в Бездне и не смей говорить мне под руку! 

      — А я бы и сгинул, — отвечает Азазелло и ухмыляется как всегда, когда ему удается разозлить ее. Глаза его горят как расплавленное золото, — Мессир оттащил меня в последний момент. 

      — Как, и Мессир был там? — тихо спрашивает Сиви, замирая от страха. 

      — Да. Я обязан ему жизнью. Снова, — говорит Азазелло уже серьезно. Он слегка морщится, пока Сиви накладывает мазь, и девочка краешком смоченного в холодной воде полотенца начинает протирать ему лицо. Легонько касаясь пальцем, она накладывает мазь на высокую скулу, промокает царапину на волевом подбородке, когда она дотрагивается до его разбитой губы, железные пальцы перехватывают тоненькое запястье Сиви.

      — Не надо, малютка. Довольно. 

      — Почему? — не понимает девочка, — если я не обработаю рану, то она не затянется скоро. И магией ты ее не залечишь — рана не такая свежая, кроме того...

      — Довольно! — рычит демон и вскакивает. — Я иду к Мессиру. 

      — Я иду с тобой, — заявляет Сивилла, — и на этот раз ты от меня не отделаешься. Мне есть, что сказать ему.

      В руке она сжимает окровавленное перо, глаза полны решимости. У нее есть вопросы. И она намерена получить ответы. 

      Они с Азазелло входят в гостиную, в которой и ждет Мессир. Глядя на него, Сиви пугается. На нем боевые доспехи и полное вооружение, но лицо... Такого выражения она у него никогда не видела. Глаза мечут молнии. Он набрасывается на Азазелло:

      — Зачем ты привел ее сюда? — гневно спрашивает он. — Отправляйся к себе, Сивилла! Немедленно!

      Девочка делает шаг вперед и протягивает руку с пером ангела. 

      — Прошу вас, Мессир, выслушайте меня. Бездна убила Гамлиэля. Перья его крыльев принесло в Обитель Света, Иешуа дал мне одно из них и сказал, что, возможно, я...

      Договорить ей не дали.

      Мессир наклонился к ней, смягчил голос, насколько мог, и спросил:

      — Что он сказал? 

      Сиви дрожит от страха, но берет себя в руки — она прекрасно понимает, что гнев Воланда направлен не на нее. Все же ей не удается сдержать слезинку, и она чувствует мокрую дорожку, сбегающую по щеке. 

      — Что моя сила в невинности, и я, возможно, могу спасти мир. Я не поняла, что он имел ввиду. И расспросить не успела. Но может, это значит, что я могу помочь? Остановить этот ужас? — в ее голосе явно слышны подступающие рыдания.

       Воланд резко развернулся и с силой ударил кулаком о стену. Раздался страшный грохот, и по стене пошли трещены.       Азазелло перехватил Сивиллу за плечи и толкнул к себе за спину. 

      — Вот как, — медленно проговорил Воланд все еще в ярости. Голос его снова напоминал раскаты грома, — хочет творить Добро чужими руками, хочет послать и тебя на крест?! Дай мне перо! Немедленно! — гремит Мессир. 

      Слезы бегут по щекам, и девочка несмело протягивает Сатане перо погибшего ангела. В его руке оно немедленно вспыхивает и сгорает.

      — Нет! — кричит Сиви, плача. — Пожалуйста, не надо! 

      — Не нужны тебе такие подарки, дитя, — говорит Мессир, — забудь о Бездне до поры. Ты слишком юна и не знаешь достаточно. 

      — Я всегда буду для вас слишком юна! Я хочу знать, что происходит! — кричит в свою очередь Сиви. 

      Рука Воланда взлетает, и Сивилла жмурится, но пощечины не следует. 

      — Отведи ее к себе, Азазелло, — приказывает он демону, — после мы продолжим разговор. 

      Обнаженный по пояс Азазелло мягко выводит девочку и проводит ее к коридору. Раны стараниями Сивиллы почти затянулись. Перед тем, как она уходит к себе, демон вкладывает ей в ладони кинжал — тот самый, которым она распарывала его окровавленную одежду — и смыкает вокруг рукояти ее пальцы. Глаза Азазелло тихо горят отблесками свечей. 

      Сиви спит с кинжалом под подушкой. Ее всю ночь мучают кошмары, и она стонет во сне, но когда она дотрагивается до согретого ее ладонями и дыханием металла, видения ненадолго отступают.

— Сто тысяч душ.

— Ничтожное количество. Нет никакой нужды извлекать их из посмертия. Моровое поветрие, не слишком кровопролитная война — этого будет достаточно.

— Она не сможет долго питаться душами мгновенно живущих.

— И это не беда. Здесь тоже есть лишние. Дополнительный способ держать всех в узде.

— Свет никогда не примет этого.

— Примет. Он боится другого развития событий точно так же как и мы.

— Но и этого не хватит надолго.

— Мы выиграем время. Для начала — Геенна. После возьмешься за Чистилище и Вечный Приют. Кроме всего, устройте на Земле все, что надо. Не медлить с этим.

— Как прикажете... Мой повелитель?

— Что еще?

— Сотни тысяч душ теперь, еще сотня тысяч после. Или одна?

— Сотни тысяч или одна. Все верно. Но не эта душа. И не сейчас.

* * *

— Эта ткань прекрасно подойдет к твоим сапфирам, вот только в талии ты располнела, да и грудь пока маловата.

— Ничего подобного! Ты заводишь разговор о моей талии и груди, когда тебе нечего сказать, и тем более — нечего предложить. Я уже сказала, что хочу платье под колье, и серьги из сапфиров, и платье, которое подойдет под мои рубины. И еще, видишь шкатулку с бриллиантами? Расшей мне ими еще одно платье, да так, чтобы ни дюйма не осталось непокрытым. Хочу сверкать в нем, как хрустальная люстра в бальной зале! Если твоя работа мне понравится, получишь такую же шкатулку себе, только вдвое больше.

— Я могу сшить что угодно, но талия должна быть уже.

— Не желаю слушать! Сделай мне подходящий корсет. Хочу лучший в мире корсет, шёлковые чулки и белое летящее платье! Пускай тоже будет из шелка. И туфельки не забудь! Обязательно из лепестков, а ещё расшитые жемчугом, и ещё одну пару из серебра и светло-голубого бархата. Нет, две пары! На твое усмотрение.

— С какой стати тебе белое платье?

— Не твое дело. Я так хочу, и ты это сделаешь.

— У тебя всё, маленькая госпожа, смею надеяться?

— Разумеется, нет. Мне нужна новая одежда для верховой езды. Черная. В сапфирах, такая, что может выстоять переходы между мирами. Обязательно с плащом. Плащ пускай будет с голубым подбоем. И сапожки расшей мне серебром. Не скупись на работу, а я не поскуплюсь на награду, — Сиви небрежным жестом указала на четыре шкатулки на столе, ломящиеся от золота и драгоценных камней. — Забирай. Если угодно — моя предоплата. Буду довольна твоей работой — получишь вдесятеро больше. Или столько, сколько сможешь унести, мне без разницы... Порадуй меня, — добавила она капризно.

Адрамелех фыркнул, откинул длинные платиновые волосы назад и сказал ей довольно презрительно:

— Я тебе не какой-нибудь портной, маленькая госпожа. Я гений, которого не знал и не будет знать ни один мир. Для меня оскорбительно выслушивать твои приказы и претензии.

Сиви насмешливо подняла брови.

— Что ж... Коли мои желания для тебя оскорбительны... — она раскатала это слово по рту, словно облизывала конфету, — то пожалуйся повелителю. Возможно, он найдет способ избавить тебя от такого неприятного занятия. Возможно, даже не один, — девочка ядовито оскалилась. — Досточтимый маркиз Адрамелех, благодарю, что почтили меня своим вниманием. Жду не дождусь наконец-то насладиться вашими гениальными творениями.

По мановению её руки в дверях возникла прислуга.

— Проводите маркиза Адрамелеха к себе. И мои подарки донесите, — велела она.

Как только дверь за портным захлопнулась, из-под балдахина на её кровати послышался удовлетворенный голос, напоминающий мурлыканье:

— До чего мерзкий высокомерный тип... Терпеть его не могу.

Девочка откинула занавеси, залезла в кровать и прижалась к теплому боку огромного кота:

— Надеюсь, тебя повеселило мое маленькое представление. В какой-то момент он даже испугался — я это явно чувствовала.

Бегемот блаженно потянулся и сказал ей:

— Теперь ты наконец-то поняла, почему мне обличье кота ближе? Я могу делать что угодно, в то время как домогательства всяческого рода мне не грозят ни здесь, ни на Земле.

Сиви вытащила шпильку из волос и начала поигрывать ею. На самом деле ей очень хотелось запустить этой шпилькой в потолок, проткнуть одну из картин, что с недавнего времени украшали её весьма расширившиеся апартаменты, или, на худой конец, воткнуть себе в руку... Что угодно, только бы заглушить чувство пустоты внутри...

Милый, милый Бегемот... Ему ни к чему это знать. Никому ни к чему это знать.

— Если хочешь, пойдем вдвоем на пир. Ты ни разу не была в Нижнем Шеоле, Сиви. Тебя это развеселит. Ведь развлекает же это меня, а я видел всё и даже больше.

Сиви фыркнула:

— Он ни за что не позволит. Между нами говоря, я не видала его уже почти неделю. И не горю желанием искать его лишь для того, чтобы спросить и услышать вечное "нет"! — она вскочила. - Нет, нет, нет и нет! Ух, как же мне все надоело! — неожиданно зло сказала она.

— Сиви, Сиви, Сиви... Маленькая наивная Сиви, ты забываешь, что я с тобой. Ты сама закрылась в своих несомненно прекрасных покоях и не замечаешь ничего вокруг. Мессир не покидает своих апартаментов уже с третьего дня. Вхожи к нему лишь Фагот да Азазелло, иногда Вельзевул с Велиаром. Ему явно не до нас. И не забывай, что я шут. Мне позволено то, что не позволено другим уже долгие века. Например, говорить повелителю одну лишь правду. Пусть и неприятную. Сейчас правда в том, что Сивилла Оршели заскучала. А всегда, когда Сивилла скучает, происходит нечто из ряда вон.

Сиви рассмеялась:

— И то верно, только не хочу тебя подставлять. Если Мессир узнает, что я была на пиру, и будет против — я возьму всю вину на себя. Амулет остаётся на мне, так что я смогу ему сказать, что на этот раз он не запрещал мне выходить.

Девочка немного воодушевилась и встала.

— Пойду велю готовить мне коня.

Огромный кот сощурился и промурлыкал:

— Сиви...

Девочка понимающе кивнула, расхохоталась, протянула Бегемоту руку и приготовилась к телепортации.

* * *

Трактир кишел нечистью всех мастей. Сиви признала некоторых слуг, которые косили на нее удивленно, но спешили отвлечься и поприветствовать Бегемота — явного завсегдатая. Ведьмы, черти, демоны и бесы веселились, как могли. Разношерстная компания располагалась за деревянными столами на скамьях, играла легкая музыка, кто-то пел нестройным хором. 

После чопорного Замка с его тишиной и степенностью, роскошью жилых комнат и мрачностью ритуальных помещений, адский трактир покорил Сиви своей непринужденностью.

Раньше она никогда не задумывалась, как проводят свой досуг обитатели Шеола, но атмосфера отчаянного веселья покорила ее. Такого она не видела ни на Земле, ни в Свете, ни, разумеется, дома. 

«Жаль, что я не попала сюда раньше», — подумала девочка.

Она испытала некую застенчивость, когда взгляды впились в нее, но Бегемот тут же шепнул ей: «Не робей, веди себя как госпожа, ты выше их по положению, хоть тут и место, где грани смываются». Посему она приветливо улыбалась, глядя по сторонам, хотя и вцепившись мертвой хваткой в лапу Бегемота.

Девушки немногим старше её подбежали, расцеловали в обе щеки и оттащили от Бегемота, увлекая за свой стол. Они представились суккубами: Фамарью, Тейлой и Роной, и тут же принялись восхищаться ее «премиленьким платьем» и «прекрасными волосами». Все трое оказались сестрами, черноволосыми, кучерявыми и темноглазыми. Одеждой они себя не особо обременяли.

Рона кликнула слугу, и на столе возник горячий, только из печки, хлеб, бутыль пива и поросёнок с жареной картошкой и луком. Сиви, у которой не было аппетита уже много дней, развеселилась, разговорилась и с удовольствием вкушала трапезу вместе с сестрами, немного подивившись простой посуде. За неполные четырнадцать лет ей доводилось вкушать из золотых, серебряных и фарфоровых приборов, но никак не из деревянных. Не пробыв в трактире и часа и не распив и второго кувшина пива, она уже знала, что сестры, в отличие от нее, не брезгуют подниматься на Землю, в основном ночами — для того, чтобы отдаваться смертным мужчинам, поддерживая таким образом жизнь в себе, любят водить хороводы с русалками и петь в море, завлекая моряков на верную гибель. Живется им весело и свободно. Почему же Сивилла не смотрит на хорошеньких молодых демонов? Как ей живется в Имении на холмах? А правда, что она великая колдунья? Неправда, и на демонов она пока не смотрела. И на людей тоже... И нет, у нее даже кровотечений еще не было.

Не беда, сказали ей, теперь, когда они видят, какая она миленькая и славная, они уж точно ее всему научат и все расскажут. Они никогда раньше не общались близко со смертной девушкой — на Земле суккубы старались их избегать.

— Как хорошо, что мы наконец-то можем рассмотреть тебя вблизи, маленькая Сивилла, — сказала Тейла, — тебя нечасто можно было видеть в наших краях. Нам было очень любопытно.

— Сиви, — машинально поправила девочка. — Я не очень-то люблю имя «Сивилла».

— Это Княгиня-что-из-Замка так ее назвала, — пояснила всем троим Рона, — ты уж прости, но мы ее здесь не очень-то жалуем. Мы и тебя не жаловали.

«Гелла что ли?» — не поняла Сиви.

— Почему не жалуете?

— Никогда сюда не сходит... А как увидит кого-то из нас, — пояснила Фамарь, — смотрит, будто мы пыль. А сама-то была смертной.

Сиви вдруг почувствовала себя не очень уютно. Голова кружилась от выпитого, в затылке непривычно гудело. Она просидела в кабаке не больше нескольких часов, а не слишком ли много разболтала?

Всё же и сёстры-суккубы, и вся веселящаяся братия были подданными Мессира, она же была из Замка и служанкой в нем ни в коем случае не являлась... Вряд ли они были ей ровней. Гелла, уж конечно, не одобрила бы подобного развлечения. Мессиру об этом лучше было вообще не знать. Фагот никогда слишком ею не интересовался, что до Азазелло... Ему, уж конечно, наплевать, где она и что делает. Если она что-то о нем знала, он мог одинаково вписаться и в роскошь бальных залов и в безумное, бесшабашное веселье кабака.

«К черту!» — неожиданно зло подумала Сиви. — «K черту! Везде я чужая! На Земле у меня трещит голова, для Света я уже слишком темная — они мне этого не говорят, но думают. Для Тьмы я еще слишком светлая, маленькая и глупенькая. В Замке на меня всем наплевать сейчас, уж конечно... Не вздохни, не охни! Уж если Бегемот может тут веселиться, а он и сам из свиты, то и я могу! И буду! Буду творить, что хочу!»

С этими мыслями, Сиви наполнила свой кубок очередной порцией пива: сладкого, тягучего, красного и пахнущего какими-то ягодами, глотнула и снова обвела взглядом кабак.

Меж тем несколько демонов сообразили оркестрик и играли на волынке и дудочках веселый мотив. Крепкий старик с пивным животом отбивал ритм прямо на столе. Несколько парочек пустились в пляс. Среди них Бегемот, подхвативший под руку какую-то ведьмочку, которая успела уже освободиться от платья и осталась в одних чулках в яркую полоску да красных туфлях на высоченных каблуках.

Сиви невольно залюбовалась женщиной — она отнюдь не отличалась безукоризненным сложением, но как же она веселилась, как хохотала! Геллу невозможно было представить даже на секунду, вытворяющей подобные дела.

— Пойдем и мы потанцуем, малышка Сиви, — потянули ее сестры, — пойдем веселиться!

Девочка, хохоча и пошатываясь, позволила суккубам увлечь себя в круг и пустилась в неловкий и неумелый пляс. Эта ситуация, при всей своей нелепости и непривычности, вызывала в ней невиданную легкость. Кто-то подхватил её и поставил на стол — там она и продолжила отплясывать. Волосы, собранные в пучок, выбились из прически, в какой-то момент ее руки перехватил Бегемот, и они с котом закружились в совсем уж диком темпе. Сиви оставалось только закрыть глаза и визжать от восторга и ужаса.

Когда она спрыгнула со стола, чтобы отдышаться и расстегнуть пару пуговок на лифе, у её стула неожиданно примостился белокурый и голубоглазый юный сатир. Он представился каким-то именем — Сиви не запомнила — рассказал, что имел честь состоять в свите самого Диониса, да вот только Диониса давно развоплотили — больно умным был. Юноша целовал ей руки и шепотом на ухо звал гулять по лесам Шеола. Он чем-то напомнил ей Гамлиэля, но захмелевшая девушка поспешила прогнать от себя эти мысли. Ей неожиданно открылась другая, новая грань Преисподней — живая, полная радостной похоти и какого-то безысходного веселья. Если где-то на Юге и разверзлась Бездна, то тут никто о ней не говорил и не вспоминал.

— Так как же тебе живется, в Имении-то? — снова спросила Тейла.

— Да прекрасно нам живется, верно, Бегемот? — Сиви говорила слишком громко, во рту пересохло, и она хлебнула еще пива. — А вы приходите и посмотрите. У меня именины скоро, и покои новые, а какие там купальни! Вот весело будет! — продолжала она, не замечая, что Бегемот ей делает какие-то знаки. Вокруг нее уже собралась довольно большая компания, которая с интересом впитывала каждое ее слово.

— А нам позволено будет в сам Замок? — вдруг несмело спросила одна из ведьм.

— С чего вдруг не будет позволено? — удивленно и возмущенно спросила Сиви. — У меня именины, я и хозяйка...

— Сивилла! — вдруг крикнул Бегемот. — Сивилла, нам пора!

Девушка тихо ойкнула, ухватилась за протянутую пушистую лапу Бегемота и нетвердой походкой пошла к выходу, цепляясь за кота. Она даже не заметила, как они оказались дома. Бегемот пробормотал что-то про срочные дела и тут же исчез. Сиви стояла в одном из входов в Замок. Стены и факелы на них почему-то качались. Она обхватила руками виски и зажмурилась. Стены качаться перестали.

— Вот и молодцы, — тихо похвалила их Сивилла Оршели.

Теперь надо в комнату. Спать. Голова у нее кружилась невыносимо. Звать кого-то, чтоб помочь ей дойти, не хотелось — страшно. Бегемот оставил ее одну. Стояла тишина.

— Сволочь он всё-таки, — подумала вслух девушка и громко икнула.

* * *

Мой горец — парень удалой,

Широкоплеч, высок и горд,

Но не вернется он домой,

Он на изгнание обречен.

Незатейливый мотив песенки из кабака крутился во рту и неприятно сверлил мозг. Сиви напевала его уже несколько минут, блуждая по коридорам. Можно было попытаться просто перенестись к себе, но в нынешнем состоянии рисковать не хотелось. Последнее, в чем она нуждалась сейчас, это загреметь в портал по ошибке. Несмотря на шум в голове, она отчаянно не хотела прибегать к помощи слуг — не позволяла гордость. И уж конечно, те не преминут доложить кому не надо.

Выйдя к парадной лестнице, Сиви возликовала. Ухватившись за перила, она начала подниматься по ступенькам на нетвердых ногах. Одну туфельку, она все же потеряла в кабаке, а каблук второй нещадно утопал в ковре и все подламывался.

На площадке второго этажа заколыхались какие-то тени, и девушка услышала голоса и чей-то тихий смех. Она привстала около балюстрады и глянула вверх. Со смешанным чувством удивления и радости, Сиви узнала свою недавно обретенную подругу. Фамарь. Суккуб была полностью обнажена, не считая легких сандалей и шелковой розы в волосах. Она поигрывала длинной ниткой жемчуга, которую Сиви не видела на ней ранее вечером. Её собеседник сказал что-то тихо и Фамарь опять рассмеялась. Длинная тень легла на лестницу. Медные волосы вспыхнули в неверном свете факелов. Азазелло? Не может быть! Что ему делать здесь с суккубом из Шеола?

Понимание пришло внезапно и так же внезапно отразилось болью. Фамарь выходила из покоев Азазелло. Она разделила с ним ложе, а он за это подарил ей жемчуг. Но почему он дарит жемчуг суккубу? Разве не одной Сивилле Азазелло приносит драгоценные камни? Разве не от него всего несколько дней назад она получила сапфиры, которые точь в точь как ее глаза? Сапфиры, рубины и бриллианты, ради которых она послала за Адрамелехом? Разве Фамарь ухаживала за ним, волновалась за него, чтобы получить этот жемчуг?

Невиданное ранее чувство обиды овладело Сиви. Она ни за что не могла бы объяснить ни себе, ни кому другому, что её так ранило. Уж конечно, она знала, что и Азазелло, и Мессир, и Фагот зовут время от времени к себе земных женщин, но это её никогда не интересовало, как не интересовало всё, что было связано с плотской стороной жизни. Голова кружилась, ее мутило, и она ухватилась за перила, чтобы не шататься. В это мгновение смуглая рука демона стиснула голую грудь Фамари, сильные пальцы нежно обвели темную окружность соска суккуба. Фамарь перехватила руку Азазелло и поцеловала его в ладонь. Острая боль кольнула сердце и заплясала по всему телу. Сивилла тихо вскрикнула, когда особо сильный спазм скрутил живот. Не следовало есть из той деревянной посуды, Силы Великие, как же больно-то...

Её услышали. Азазелло на мгновенье оторопел и отшатнулся от Фамари. Та смущенно глянула на Сиви, будто не плясала и не пела с ней ранее. Демон махнул рукой, и суккуб пропала с глаз. Азазелло пробормотал какое-то ругательство и в секунду сбежал на лестничный пролет, где стояла Сиви.

Девушка всё так же беспомощно смотрела на него, держась за живот. Больше всего её пугало, что её сейчас стошнит или того хуже, она умрет от отравления в страшных муках прямо на глазах у Азазелло. Вот будет позор... Хотя нет. И поделом ему. Не будет задаривать суккубов драгоценностями. Мысли путались и голова кружилась.

— Какого черта ты тут делаешь? — громким шепотом спросил демон. — Ты совсем ополоумела, что шатаешься по Замку пьяная в доску? Где тебя носило весь вечер?

Сивилла как могла приосанилась и, фокусируя взгляд, ответила с достоинством:

— Не твое дело, — и тут же икнула.

Азазелло снова выругался, обхватил её одной рукой вокруг талии и, без всякого усилия оторвав от пола, поволок наверх к её покоям. Не очень-то нежно. Открыв дверь, он буквально закинул её в спальню, налил стакан воды из графина и грубо приказал ей:

- Пей!

Боль в животе все нарастала, и девушка тихонько застонала, начав оседать на пол.

— Пей же, черт тебя возьми! — стакан оказался у её губ, и она машинально глотнула, а затем выпила всё до капли. 

Ледяная вода приятно охладила пересохший рот и горло, прояснила взгляд, и дышать стало легче. Вот только живот продолжал болеть нестерпимо, да и сердце кололо от обиды, которую она понять до конца не могла.

— Я умираю, Азазелло, — тихо, трагично и торжественно произнесла Сивилла Оршели.

Демон усмехнулся.

— От похмелья с непривычки ты не умрешь, но я бы скорее кинулся в Бездну снова, чем оказаться завтра утром на твоем месте, человечек. Мой тебе совет, пей побольше и как только сможешь, ныряй в свой бассейн. В нем ты не утонешь, хоть и плавать не умеешь, а так тебе полегчает. И старайся никому особо на глаза не попадаться, а то видок у тебя не лучший...

Сивилла задохнулась, на этот раз от обиды и возмущения. Да как он смеет! Демон без труда прочел ее мысли, благо, у неё на лице и так все было написано, и хмыкнул в своей обычной манере.

— Прислать к тебе кого-то? Может, Геллу?..

— Не смей! — вскрикнула Сивилла. — И сам уходи! Не хочу никого видеть, а особенно тебя! Не желаю!

— Как вам будет угодно, госпожа... — всё так же насмешливо произнес демон, отвесил ей ироничный поклон и исчез.

Сивилла кое-как поднялась на ноги и с трудом освободилась от платья. Когда на пол упала нижняя юбка, девушка начала плакать, на этот раз от облегчения. По крайней мере, она не умрет в муках от отравления. И все же ярко-красные пятна на белой ткани и на внутренней стороне бедер почему-то вызвали у нее острое чувство потери. Снова низ живота стиснуло болью. Тихонько плача, она кое-как натянула ночную рубашку и зарылась под одеяло, прячась от всех миров.

* * *

Иешуа Га-Ноцри нечасто приходилось прибывать на эту сторону междумирья. Он догадывался, почему его попросили, а если быть откровенным, скорее, приказали явиться на самую границу Шеола. Что ж, он был к этому готов и не спорил. Сын Божий пребывал в полной уверенности, что Князь Тьмы согласится, что у них нет другого пути. Срок подходит, и скоро ни у кого из них не останется времени для выбора. Ни у него, ни у Повелителя теней и ни у самого дитя.

Чистота Сивиллы Оршели, которая все же не была создана для Земной Юдоли — её мать принесла себя в жертву, преподнеся свое дитя силам Света и Тьмы — накормит Бездну. Что ж, это великая судьба. Если бы он понимал до конца свое

предназначение — он пошел бы на смерть с радостью. Юной Сивилле повезло больше. Уходя в Небытие, она будет знать, что спасает тех, кто ей дорог. Время есть — любовь, которая переполняет дитя, возрастет в разы. Дитя сойдет в Бездну с улыбкой на устах. Жертва такой силы и значимости откинет Бездну к Истокам еще на долгие тысячелетия. Кроме того, любовь, живущая в сердце Сивиллы, послужит Свету. Таким образом, Свет победит дважды — Бездна закроется, и жребий падет на сторону Иешуа.

Ему не до конца были ясны намерения Князя Тьмы на этот раз. Судьба девочки, как мерила в их вечном споре, была предопределена ещё до её рождения. Они должны были следить за тем, какое решение она примет, когда придет срок, но Разверзшуюся Бездну Небытия не мог предвидеть ни один из них.

На то время, что потребуется, Обитель Света и населяющих её Иешуа может обезопасить — вознестись ещё выше к небесным сферам и не спускаться на Землю. Нет, он не оставит род людской навсегда, но необходимы всё же меры предосторожности. Святая Братия и праведники будут вне опасности.

По мнению Сына Божьего, Князь Тьмы примет его решение. Им всем, безусловно, будет не хватать дитя, но они оплачут её и унесут память о ней и любовь к ней в вечность. Иешуа неудомевал лишь об одном — зачем Воланду понадобилось встречаться с ним здесь, в том месте, откуда был виден весь Шеол с его необъятными просторами и мощью. Зачем эта демонстрация власти?

Ураганный порыв ледяного ветра возвестил о прибытии Дьявола. Находясь вблизи от своих владений, Воланд не нуждался в своем адском скакуне, чтобы прибыть в Междумирье. Князь Тьмы материализовался в пределах видимости Иешуа и зашагал в его сторону. Иешуа невольно отступил на шаг. Ему хватило доли секунды, чтобы понять, что Сатана в ярости.

— Прими мои соболезнования по поводу безвременной кончины одного из твоих подданных, — проговорил Князь Тьмы ровным голосом, и лицо его стало каменным.

— Благодарю тебя, — сказал Иешуа. — Юная Сивилла тоже горько плакала и скорбела о несчастном ангеле. Воистину жестокий конец.

— Юная Сивилла плакала ещё горше, когда я испепелил твой своеобразный подарок у нее на глазах, — Воланд в несколько шагов сократил дистанцию межу ними, заставляя Иешуа смотреть на себя снизу вверх.

— Я верю, что это причинило сильную боль девочке...

— Бесспорно, это причинило ей сильную боль. За годы, что она находится под моим покровительством, мне не раз приходилось видеть её слезы и причинять ей боль. Я уверен, что придется и впредь. Эта необходимость меня не пугает. Советую и тебе понять, — голос Воланда стал еще жестче, — что, несмотря на самые горькие слезы Сивиллы, я калёным железом выжгу из неё все мысли о том, чтобы принести себя в жертву Бездне.

Иешуа изумленно посмотрел на Сатану.

— Недальновидно с твоей стороны было думать, что я не знаю о том, что отправив Сивиллу Оршели в Небытие, я закрою Бездну на долгие тысячелетия.

— Быть может...

— Даже не думай об этом, Иешуа, — глаза Воланда разгорелись ещё ярче, воистину адским пламенем, и земля под ногами начала дрожать, из тут же образовавшихся расщелин взметнулся огонь и повалил дым. Архангелы Михаэль и Гавриэль в мгновение ока выросли за спиной Иешуа и оба синхронно положили руки на эфесы своих мечей. Воланд будто и не заметил их.

— Сивилле Оршели всего неполных четырнадцать лет. Ещё не пришло время её полного раскрытия. Предоставь пока Бездну мне. Наш договор остается в силе при одном условии.

Сатана замолчал.

— И каком же? — спросил Иешуа.

— Никаких разговоров о жертве, которую она должна принести. Если это случится впредь, дитя никогда больше не покинет Шеола.

Воланд резко развернулся на каблуках и направился в сторону своих владений.

— Если ты попытаешься заточить её в Шеоле, то и сам потеряешь её навсегда, — сказал ему вслед Иешуа.

Воланд остановился лишь на одно мгновенье и продолжил свой путь, так и не оглянувшись.

* * *

Сиви застонала и замахала руками, когда балдахин её кровати бесцеремонно откинули.

— Ты только посмотри на себя! — воскликнула Гелла.

— Не хочу, — просипела ей в ответ Сивилла, — не хочу смотреть на себя, не хочу смотреть ни на кого. Ты тоже уходи.

Ведьма схватила её за руку и стащила с постели. Ей понадобился всего один взгляд на простыню Сивиллы и её ночную рубашку, чтобы оценить ситуацию. Она втолкнула так и не сумевшую продрать глаза девушку в появившуюся прямо посреди комнаты ванну, и принялась распутывать всклоченные волосы.

— Я все ждала, когда же ты, наконец, закровоточишь. Ты припозднилась. Теперь каждую луну жди эту напасть. Со мной при жизни это случилось, едва мне минуло одиннадцать. Прошло совсем немного лет, как я уже грела постель посетителям трактира.

— Гелла положила на голову Сивилле тряпицу, смоченную в лавандовом масле, и принялась растирать ей виски.

Тошнота и головная боль понемногу отступали. В руках у Сиви оказалась чашка с кисловатым чаем и девушка блаженно хлебнула из нее.

— Ещё раз заснешь, не распустив волосы, их придется остричь, — говорила Гелла, выпутывая шпильки по одной.

Странно, что ведьма ничего не сказала о вчерашней вылазке в трактир.

— Что в Замке? — осторожно спросила Сиви.

Вместо ответа Гелла плеснула ей в лицо водой. Когда Сивилла проморгалась, ведьма оперлась руками о края ванны, глянула девушке в лицо и сощурилась.

— Твое счастье, что все уехали ни свет ни заря. Этот паршивец Бегемот пытался тебя добудиться, но вовремя сообразил рассказать всё мне. Я послала его проверить, как дела обстоят в дальних башнях, чтобы глаза не мозолил да не проговорился. Хотя не рассчитывай сохранить всё в тайне. У челяди да нечисти язык длинный. Лучше забудь сама о том, что ты вчера натворила.

— И не подумаю! — сказала Сиви, упрямо вздернув подбородок. — Мне понравилось! Я веселилась и танцевала.

Гелла вполне ожидаемо взбеленилась.

— Даже не вздумай ходить туда больше! Подумать только, какой позор! Напиться так, что на ногах еле стояла. Как ты ещё до комнат добралась, не перебудив весь Замок...

Сивилла опустила глаза, вспомнив, что до комнат ей как раз самой добраться и не удалось.

— И не думай, что я тебя ещё раз покрывать стану, — продолжила Гелла сердито.

— Спасибо, Гелла, — смиренно сказала Сиви.

После того, как девушка вылезла из ванны, Гелла растерла её жестким полотенцем, пахнущим травами, и дала выпить ещё чаю. Сиви почувствовала себя намного лучше. Воспоминания о вчерашнем вечере вызывали в ней веселье и любопытство — она осознала, что имея почти всё, что душа могла пожелать в Замке, она видела и знала очень мало. Разы, когда ей приходилось бывать в Шеоле, можно было пересчитать по пальцам, и вчера ей открылась новая, неизведанная его сторона. Только одно омрачало ее воспоминания — вид Азазелло, ласкающего голую грудь Фамарь. При мысли об этом все внутри Сиви будто наполнялось желчью, и хотелось найти его, чтобы сказать что-нибудь язвительное и злое — например, пускай не смеет больше носить ей драгоценные камни, коль дарит жемчуг суккубу. Одновременно почему-то ей хотелось вломиться в его покои, бесцеремонно, как в детстве, и заставить наконец-то учить ее сражаться и стрелять...

Гелла сжалилась над Сивиллой и велела подать ей завтрак прямо в постель, кроме того, ведьма со знанием дела скрутила для нее тряпиц и рассказала как пользоваться ими, поэтому Сиви провела ещё несколько часов в постели, нежась и ничего не делая.

* * *

Южная граница Шеола обрывалась крутой пропастью, полной черноты со всполохами молний. Чернота эта клокотала и бурлила, не издавая ни звука — единственное, что можно было слышать — это треск пламени в высоких кострах, разведенных в форме пентаграммы. По приказу Воланда на одном из холмов собралась вся знать Шеола — так называемые князья, маркизы и герцоги Ада. Особняком ото всех, как всегда, стояла Лилит, которая даже по такому поводу не поскупилась на богатый наряд и венец в волосах. Намек на утерянное величие? Или вызов? Если так, Лилит сама не подозревает, как близка она к тому, чтобы стать непосредственной участницей действа, за коим пришла наблюдать.

Надо было признать, демонесса и вправду была хороша. Приличествующий случаю черный плащ не скрывал, а лишь подчеркивал высокую безупречную фигуру бывшей, веками неизменной фаворитки Сатаны. Она и до сих пор смотрела в его сторону. Точнее, в их сторону.

Меж тем чернота Бездны всколыхнулась, будто была осязаема, а в том, что она осязаема, Азазелло убедился не так давно. Совсем некстати вспомнились маленькие ручки человечка, порхающие над ним, тонкий прохладный пальчик, замерший на его разбитой губе. То чувство, что всколыхнулось в нем в тот момент...

Ритуал начался. Во главе процессии шел Фагот, облаченный в свои фиолетовые латы. За ним низшие демоны вывели скованные цепями совсем безнадежные души. Там были особенно злостные и жестокие растлители, мучители и убийцы детей, выдающиеся своей жестокостью палачи, выполнявшие свою работу при жизни с радостью, а также те, кто путал кровопролитие и убийство с развлечениями. Именно за это в списки первых жертв ритуала Мессир приказал включить Нерона и Калигулу.

Воланд кивнул головой, и толпа, подгоняемая кнутами низших демонов, двинулась по направлению к Бездне. Как только бывшие смертные поняли, что должно произойти, начали раздаваться крики ужаса и мольбы о пощаде. Процессия застопорилась, ни крики демонов, ни кнуты и вилы не могли заставить души грешников приблизиться к Бездне Небытия. Когда некоторые из них начали падать ниц перед Воландом, он глянул на Азазелло. Тут же налетел вихрь песчаной бури и смел всю процессию в черноту Бездны. Мгновенно воцарилась тишина, а чернота совсем немного как будто съежилась и всосалась сама в себя. Первая Жертва была принята.

* * *

Сиви тихонько приоткрыла дверь библиотеки. Никого. Она пролежала в постели почти до полудня и, почувствовав себя намного лучше, накинула красный пеньюар прямо поверх ночной сорочки и вышла из комнаты. Наслаждаясь всегдашней тишиной и запахом несчетного количества книг, девушка прошла к своей давно облюбованной полке, достала шкатулку с Таро и один из манускриптов.

Древо жизни... Она долго всматривалась в рисунок, понимая и чувствуя, что здесь таится некий посыл, предназначенный именно ей.

В шкатулке все карты лежали рубашками вверх. Сиви взяла четыре из них наугад и перевернула. Повешенный. Шут. Верховная Жрица. Смерть.

Она разложила карты по полярным краям Древа. Один человек. Одна смерть. Одна душа.

Что ей пытаются сказать? И кто?

Огонь в камине догорел, и женщина проснулась от холода.

      Снова она просыпается одна в этой огромной постели посреди ночи. Как давно?.. Трудно сказать, особенно когда значение времени утеряно. Тем не менее, уже далеко не первый раз он дождался, пока она заснет у него на плече, и исчез.

      Впрочем, она почти никогда не могла не только заснуть в его объятиях, но и проснуться. Обычно, когда все заканчивалось, он располагался в кресле, потягивая великолепное вино, глядя в огонь и деликатно молча, а она прекрасно понимала, когда наступал час уходить. Их прощание превратилось в некий ритуал, который соблюдали оба — одевшись, она подходила к нему, опускалась на шкуру огромного медведя у его кресла и клала голову к нему на колени. Он рассеянно перебирал её волосы, все так же молча, затем дверь открывалась и появлялся кто-то из слуг — всегда безмолвный и практически невидимый — чтобы сопроводить её обратно. В какой-то момент она поняла, что в провожатом отпала необходимость, и стала уходить сама, безошибочно угадывая момент, возможно, за секунду до того, как он намекнет ей словом или взглядом, что ей пора. Она так мало могла решать, столь малым могла распоряжаться — но это право — уйти самой, уйти первой, не проронив ни слова, она свято берегла. Потом у неё ещё будет время окунуться в воспоминания о часах близости, она снова будет вспоминать каково это — растворяться в любимых руках, ощущать безграничную нежность и почти пугающую беспомощность. Только в эти ночи она позволяет себе быть хрупкой, уязвимой, ранимой. Только здесь она чувствует себя по-настоящему защищенной. И живой. Женщиной. Его женщиной.

      Эти её мысли не для того, чтобы произносить вслух. Никогда она не покажет — взглядом или словом, что мечтает остаться. Она никогда не даст понять, как же ей хочется оставить свою снова опустевшую жизнь.

      Оба они слишком хорошо знали друг друга, чтобы понимать — она не явится сюда без приглашения и никогда не попросит ни о чем. Хотя бы потому, что прийти незваной в это место было попросту небезопасно. Даже для неё.

      За столько ночей проведенных здесь, она прекрасно изучила дорогу, и все время, что занимал путь домой, она позволяла себе ненадолго утонуть в воспоминаниях о былом и ещё раз пережить недавнюю ночь единения...

      Дом! Почему так стынет сердце от одной мысли, что нужно возвращаться туда? Когда-то тот самый дом, что ждал её в конце пути, был пределом её мечтаний. Что ж, винить ей некого кроме себя. Выбор был её и только её. Возможно, если бы она когда-то пожелала другого, ей бы не пришлось сегодня выскальзывать из спальни украдкой, но тот, кого она посещала по ночам, никогда никому не давал вторых шансов. Почему же она будет исключением?

      Один раз она осмелилась, нет — не попросить, а всего лишь понадеяться получить драгоценный и самый для нее желанный дар. Разочарование было неимоверно жестоким. Было непозволительно глупо с ее стороны думать, что он посетил ее, дабы во второй раз осчастливить — подарить то, чего она так отчаянно желала. Даже теперь, спустя тринадцать лет, боль от того, последнего и наибольнейшего разочарования, не отпускала ее.

      Она, конечно, могла попросить хоть взглянуть еще разок — возможно, он и не отказал бы ей. Он ведь довольно часто рассказывал об этом в моменты их встреч, иногда с весельем, иногда задумчиво, иногда будто спрашивая у нее совета — хотя думать, что она в чем-то может советовать ему, было в высшей степени самонадеянно. И все же никогда она не нарушила данного самой себе зарока в другом месте и другом времени.

      Кроме всего, она никогда не будет вправе ничего требовать от него еще и потому, что груз, лежащий на его плечах, несоизмерим с ее. Она никогда не попросит у него больше чем то, что он дает ей сейчас.

      Ее шаги быстры и легки, она не хочет быть замеченной — это и стыд, и гордость. Не хочется признаваться никому, и в том числе себе, что ей пришлось стать немой тенью там, где когда-то ее называли королевой.

* * *

      Как хорошо, что она поняла: чем меньше часов оставлять на сон, тем меньше будут сниться кошмары. Мысли в голове роились мрачноватые, а виною всему была пятерка мечей, которая мелькала во всех без исключения раскладах сегодня. Карта, не предвещающая ничего хорошего, появлялась снова и снова: и в Кельтском кресте, и в Алмазе, и в Древе Жизни, хоть и не на ведущих позициях. Все равно не стоило оставлять надежду, что злосчастная карта не отразится в сегодняшних снах, и она проспит без сновидений.

      Последние две недели Сиви предпочитала проваляться в постели все утро, а лечь спать как можно позже. Как и сегодня.

Поднявшись в жилое крыло и находясь уже по дороге к своим покоям, она вдруг краем глаза разглядела какую-то тень в коридорах, которая на мгновенье отразилась в бесчисленных зеркалах и тут же пропала. Девочка подняла лампадку повыше, но рассмотреть, что это было, так и не успела. Она была уверена, что это не кто-то из слуг — ощущение присутствия было совсем иным. Снова суккуб? Темно-каштановые брови вразлет сошлись в недовольную складку над переносицей. Тоже непохоже. Хотя ей могло и показаться.

      Когда она отворила двери, первым, что бросилось в глаза, была ваза полная свежих ирисов, которые источали тонкий аромат. Как-то давно, в детстве, она подалась выращивать цветы с помощью магии, но ей это довольно быстро наскучило, и в галерее, специально выделенной ей под оранжерею, она уже давно не появлялась. Откуда же тут взяться ирисам?

      Поддавшись внезапному порыву, Сиви распахнула окно, выходящее на лужайку, достала букет из вазы и, прикрыв глаза, вышвырнула цветы наружу. Она подождала несколько секунд и глянула вниз. Синие бутоны тихонько покачивал ветерок. Они проросли и пустили корни. Что ж, свой короткий век они проведут на свободе под открытым небом, пускай и небом Шеола. Ирисы не завянут в этой прекрасной хрустальной вазе.

      Теперь можно было попробовать уснуть.

      ...Сиви снова перевернулась на другой бок. Без толку. По ее расчетам, она провалялась в постели не меньше часа, но сон все не шел. Она открыла глаза и посмотрела в окно. Пятна лунного света лежали на полу, а сама луна стояла высоко. Она села на постели и руки потянулись к застежке медальона. Расстегнув цепочку, девочка посмотрела на Квадратуру Круга.

      За десять лет она привыкла воспринимать его как часть своего собственного тела. Даже шее стало неуютно. Что ж, она не будет так рисковать доверием и не будет по своей воле нарываться на неприятности. Снова в девочке всколыхнулась обида.

      С тех самых пор, как она вернулась из Обители Света с окровавленным пером, Мессир ни разу не позвал ее к себе, ни разу не зашел к ней. В этом, бесспорно, были и свои преимущества: та, первая вылазка в Шеол, как и еще одна после нее, остались незамеченными. Во второй раз она, конечно же, не взяла в рот ни капли, да и пробыла в трактире от силы час. Чувство относительной, вырванной и короткой свободы было диковинным и пьянило. Вместе с тем Сиви признавалась себе, что эта ситуация еще и пугала ее. Смог ли Мессир как-то продвинуться на пути к разгадке тайны Бездны? Сивилла чувствовала что-то неясное, она задавала вопросы картам Таро и получала странные, пугающие ответы, тем не менее девочка была уверена, что может помочь. Недаром же сам Мессир много раз говорил, что у Сиви прекрасно развиты интуиция и логика, и при магических способностях, она может научиться очень многому. И она ведь научилась! Зачем же он держит ее оторванной от всего?

      Кстати о способностях... Хоть и понимая, что ее дар нуждается в ежедневной практике, она, по ей самой непонятным причинам, уделяла занятиям не слишком много времени — чаще всего поздним вечером и ночью, так как дни она проводила в прогулках по парку, в купальне, в постели, перебирая наряды и украшения, и занималась чем угодно, лишь бы заполнить пустые часы.

      Изнывая от скуки и подумывая, а не стоит ли ей нанести неурочный визит в Свет или начать принимать приглашения, полученные в Нижнем Шеоле, Сиви принималась ни с того ни с сего гонять слуг, давая им нелепые приказы, а потом хохоча, когда те их выполняли... Самое интересное, что и это сходило ей с рук. Жаловаться на нее Гелле никому в голову не приходило, а к Мессиру пострадавшим от Сиви бесам и чертям теперь идти было еще опаснее. Когда двери его крыла были наглухо закрыты, как сейчас, только свите и только по приглашению дозволялось входить. Не то чтобы на Сиви этот запрет распространялся слишком строго  — в детстве закрытые двери не были для нее преградой, но сейчас гордость и обида не позволяли. Она покажет, что вовсе не несмышленое дитя и не нуждается в постоянной опеке. Кроме всего, за ней водились мелкие и не очень грешки. Зачем рисковать?

      А еще Сиви училась управляться маленьким кинжалом с серебряной рукоятью.

      Когда же сегодня, после обеда, она сидела у себя на балконе и слуга вместе с ожидаемыми фруктами принес записку, в которой ей было велено завтра с утра быть готовой к Церемонии в зале, к банкету с магами, а затем еще и к фуршету в библиотеке. Зачем нужно вести такое количество смертных в их личную библиотеку? Сиви готова была поспорить, что как только разговоры зайдут о чем-то на самом деле важном — о Бездне, например, ее сразу же отправят с глаз долой, будто надоедливого ребенка.

      Все это пронеслось у нее в голове, пока она оборачивала золотую цепочку вокруг лодыжки и застегивала замочек. С этого момента она будет носить Квадратуру Круга именно тут.

      Новый костюм для верховой езды был прекрасен. Адрамелех, по его словам, в очередной раз превзошел сам себя, но Сиви выбрала именно старый плащ с капюшоном, тунику и штаны из замши. На ноги она обула мягкие туфли из оленьей кожи без каблука. Совершенно бесшумные и удобные. Ей не хотелось делать переполох в конюшнях, а пройтись пешком не мешало совсем.

      Тот путь через портал Сивилла знала очень хорошо и могла дойти к Долине Огня и с закрытыми глазами. Ветер там был сильным, как и всегда, теплым, но не обжигающе знойным, и нес запах горячего метала. Она не ошиблась.

      Спустившись несколько кругов по серпантину горы, девочка зашла в огромную пещеру, служившую кузницей.

* * *

      В пещере было светлее обычного, и спустя несколько мгновений Сиви поняла почему. На тихом огне стоял плавильный котел, в котором крупными пузырями бурлила субстанция серебристого цвета. Огонь ревел в каменной печи. На огромном каменном столе лежали четыре клинка друг на друге, крест-накрест. Стальная форма для ковки с железной сердцевиной стояла наготове у плавильного котла.

      — Зачем тебе ковать пять мячей сразу? — спросила Сиви.

      Азазелло опрокинул в лохань ведро студеной воды и ответил, не оборачиваясь:

      — Мне не нужны они все. Я испытаю их, и те, которые будут лучшими, переплавлю в один. Кстати, ты-то что здесь делаешь? Почему не спишь?

      Сиви не удостоила его никаким ответом и подошла к готовым клинкам.

      — Отправляйся в постель, человечек — завтра будут красные глаза на Церемонии.

      — Я все равно не усну и я решила, что мне лучше побыть здесь, поэтому я останусь.

      — Как знаешь. Обещаю, что не буду смеяться слишком громко над тобой, если заснешь прямо над тарелкой.

      Сиви фыркнула:

      — Я так рада, что тебя это до сих пор веселит, Азазелло. Со мной это произошло только один раз, когда мне было шесть лет, а маги в тот раз попались наискучнейшие. У него голос был не выразительнее жужжания мухи, и сидел он прямо напротив меня. Кроме того, я знаю, что он не меня одну уморил своим занудством.

      Она кинула демону тряпицу для рук. Он поймал ее, вытер свои огромные ладони и отбросил лоскуток в сторону.

      — Ногти почистить не забудь. Они у тебя все в копоти.

      — Мне эта Церемония и так как кость в горле. Тут еще ты пристаешь со своими кулуарными замашками.

      Сиви улыбнулась.

      — Не одной же мне там страдать. Буду знать, что тебе там быть еще менее охота, чем мне — авось и полегчает, — девочка расхохоталась в голос. — Тебе легко, — продолжила она, — как закончится Церемония в зале — будешь свободен, как ветер. А мне еще развлекать эту братию в библиотеке.

      Девочка встала, подняла голову и начала медленно и жеманно наворачивать круги по пещере, сжимая в пальцах подол воображаемого платья и веер так, как будто находилась на великосветском приеме.

      — Мне надо проявлять воспитанность, учтивость, такт, сдержанность, хорошие манеры, обширные познания, — декламировала Сиви, - и, главное, быть без-уп-реч-ной! — она притопнула ногой в такт, передразнивая Геллу. Демон и девочка рассмеялись.

      — Может, тебя порадует, человечек, то, — Азазелло сделал паузу, поднимая котел с огня, — что я на этот раз буду с вами до конца приема, вместо того, чтобы заниматься чем-то стоящим.

      Он опрокинул жидкую сталь в форму для ковки. Сиви завороженно проследила взглядом за кипящим металлом огненно-желтого цвета, медленно растекающемся по углублению.

      Азазелло меж тем начал осматривать готовые клинки. С тех пор, как он был ранен, ей еще не доводилось видеть его без одежды.

      — У тебя остались шрамы после ранения у Бездны, — сказала она, глядя не мигая на две чуть припухшие белые полосы под ключицей демона.

      — У меня достаточно других шрамов, человечек. Одним больше, одним меньше.

      Сивилле почему-то вдруг захотелось дотронуться до этих шрамов, но она прогнала эту мысль и сказала сердито.

      — Это все потому, что ты не слушал меня и содрал повязки раньше срока. И еще, — добавила она тоном ниже, — я не сказала тебе спасибо за кинжал, что ты мне подарил в тот раз.

      Она отшнуровала кинжал с серебряной рукоятью украшенной резьбой из цветов и листьев и протянула демону.

      — Он очень нравится мне. Я хотела бы научиться с ним обращаться. Я уже кое-что умею.

      Азазелло взял кинжал, который почти весь умещался в его ладони и улыбнулся — наполовину сам себе, наполовину Сивилле.

      — Хорошая работа, — сказал он, — и тебе как раз по руке. Покажи мне, как ты его держишь, — велел он Сиви.

      Та послушно зажала его в кулаке и тут же получила легкий шлепок по пальцам.

      — Не так сильно! Расслабь кулак. Нож должен свободно проворачиваться, иначе ты или выронишь его, или сломаешь себе ладонь. Но и слишком слабо не держи!

      Он разжал ее пальцы и снова сомкнул их в правильном захвате.

      — Движения делай короткие: вверх-вниз, вверх вниз! И смотри не оброни!

      — Я никогда не оброню оружие, — тихо сказала Сиви. «Особенно оружие, подаренное тобой!»

      — Вот и хорошо. Если хочешь, чтоб я тебя учил, спроси сперва-наперво позволения. А теперь иди погуляй, пока я буду делать первичную ковку. Искры и стружка полетят во все стороны, а кроме того, я не хочу, чтобы мне мешали.

      Сиви послушно вышла из кузницы и пошла по направлению к обрыву — любоваться на пламя.

* * *

      — Ты испытываешь эти клинки для битвы против Бездны? — спросила Сивилла, вернувшись.

      - Да. Что бы это ни было, его возможно убить. Все возможно убить. Мы просто пока не поняли — как.

      Сиви смотрела на разложенные на каменном столе пять клинков, и ею завладело нехорошее предчувствие.

      — Ни один из них не годен для такого боя, — сказала она задумчиво, — это тебя не убережет.

      — А что убережет, человечек, по-твоему?

      — Если бы я могла подойти ближе к Границе Небытия, то, может, и узнала бы.

      Азазелло в ярости шибанул кулаком по каменной столешнице и заорал на нее:

      — Ты — наиглупейшее существо из всех виденных мною, а живу я давно! Вы только посмотрите — высшие демоны и Повелитель Теней, мудрецы и даже Силы Света не знают, как справится с Бездной, а величайшая колдунья всех времен — Сивилла Оршели — знает все! Даже не суйся в ту сторону — мне неохота по твоей милости лишиться головы. И вообще, ступай обратно в замок! Нечего мне тут молоть всякую чушь!

      Сиви схватила со стены первые попавшиеся щипцы и со всей силы, на какую была способна, запустила ими в каменный пол:

      — Если я — наиглупейшеее существо и молю чушь, то спроси у своего суккуба! Да-да, ту самую, которой ты жемчуг даришь! — заорала она в свою очередь.

      Азазелло изумленно распахнул золотистые глаза и рассмеялся.

      — Это ты из-за жемчуга так беленишься? Да погоди ты, не надо мне ломать инструмент, будет тебе жемчуг, сколько твоей душе угодно — только в замок вернемся.

      «Дурак ты, Азазелло», — неизвестно почему подумала Сиви и насупленно замолчала.

      — Человечек, — прозвучал голос прямо над ней.

      Она хмуро глянула вверх. Силы Великие, ну почему же ей надо было уродиться такой маленькой? Чтобы смотреть в лицо Азазелло ей приходилось чуть ли не запрокидывать голову.

      Демон безводной пустыни глядел в ее синие глаза своими золотыми и смеющимися.

      — Так что же меня защитит в битве, по-твоему, а, человечек?

      — Какая разница, что я думаю? — буркнула Сивилла, — ты все равно не наденешь ни амулета, ни оберега.

      У нее была в голове определенная мысль, но как применить ее к Азазелло?

      — Я могла бы попробовать, — начала она неуверенно. — Я знаю, сочетание двух рун, которые могут быть довольно мощной защитой. Вот только носить их нужно, не снимая.

      — Старик Один... — задумчиво сказал Азазелло. — Будет забавно то, что меня защитит именно его магия.

      — Почему? — спросила Сиви.

      — Потому что я когда-то давно убил его. Впрочем, не думай об этом, человечек. Это будет только твоя магия. И ничья больше.

      — Я не в силах изготовить тебе амулет, Азазелло, — сказала Сиви и погрустнела.

      Демон снова улыбнулся, похлопал девочку по бедру, на котором она носила кинжал, перевернул какую-то кувалду и уселся на нее как на табурет.

      Сиви пришла в замешательство:

      — Но я совсем не хочу делать тебе больно! Не хочу резать тебя ножом!

      Азазелло фыркнул и покрутил рыжей головой:

      — Этот клинок не делался против демона, человечек. Мне он вреда не причинит. Царапай то, что нужно, если у тебя, конечно, рука не задрожит.

      — Не задрожит, — мрачно пообещала Сиви. - Где?

      Демон указал рукой себе за спину.

      — Повыше крыла, — уточнил он.

      Сиви обнажила клинок и оперлась левой ладонью о спину Азазелло. На ощупь кожа демона была как камень, нагретый солнцем. Она провела по смуглой коже ногтем правой руки, намечая линии, а затем прочертила клинком два сплетенных треугольника. Дагаз. Защита... Единение противоположностей... Неглубокие порезы тут же наполнились алой кровью, но наружу не пролилось ни капли. Сиви на секунду остановилась, легонько и нежно провела рукой по спине демона, не желая причинять лишнюю боль.

      — Ты будешь дело делать? — недовольно спросил Азазелло. — Или заснула?

      — Тише, — проговорила она ласковым шепотом, как будто успокаивая коня, — я постараюсь не делать больно.

      — Не стоило вообще позволять тебе дотрагиваться до меня, — прорычал он с непонятной Сиви злостью.

      Девочка перевела дух. И чего он злится? Тем не менее, поддаваться на провокацию ей как раз сейчас нельзя было. Руны надо было чертить безупречно, да и мысли, которые она вкладывает, должны быть определенными. Хорошо. Теперь черед второй руны. Ингуз. Удачное продолжение и завершение начатого... Плодородие.

      А вместе — оберег в бою и в пути.

* * *

      Когда она дошла до замка, уже почти рассвело и, как назло, Сиви начало клонить в сон. Понимая, что если позволить себе прилечь на пару часов, она только устанет еще больше, девочка зашла в купальню. В бассейне можно и освежиться, и подремать.

      Как только ее одежда и пояс с ножнами упали на шероховатые плитки пола, вспыхнули десятки свечей, парящих в воздухе в стеклянных шарах, и из пастей каменных драконов, дельфинов и кувшинов в руках нимф, что стояли по периметру ванной, с шипением хлынули тугие струи воды. В воздухе поплыл аромат кокосовой мякоти и лимонной вербены — ее любимых в это время дня.

      Обнаженная девушка шагнула по вытесанным в мраморе ступенькам в воду и, выдохнув весь воздух из легких, погрузилась по самую макушку. Посидев несколько секунд под водой, Сиви вынырнула. Неуловимо и нежно играл струнный инструмент и звенели тихие колокольчики. В другой раз она бы с удовольствием послушала музыку во время принятия ванны, но сейчас девушка махнула рукой, и все стихло. Слышны были лишь шум подаваемых струй, плеск воды, да ее собственное дыхание. Она подошла к одному из фонтанов в виде дельфина и стала подставлять под тугие струи плечи, затылок, шею и грудь. Девочка зажмурилась и подняла лицо к приятной воде — не слишком холодной и не слишком теплой. "А жизнь не так уж и плоха", — подумала Сивилла, раскидывая руки и падая спиной на упругую ароматную воду.

      Солнце взошло высоко, а Сиви все продолжала плескаться. Иногда она вылезала из ванной, чтобы отжать волосы и втереть в них один из бесчисленных ароматных бальзамов, иногда для того, чтобы поваляться немного на кушетке — удобной, словно изготовленной специально по ее меркам.

      Завтрак ей принесли туда же, но к еде Сиви не притронулась, приняв решение о сегодняшнем наряде.

      Позже к Сивилле зашла Гелла, которую вовсе не обрадовал факт, что Сиви снова не ела. Ведьма поторопила девочку вылезать и начать одеваться.

      Теперь Сивилла стояла в своей купальне с распущенными мокрыми волосами в одном корсете и панталонах, держась обеими руками за мраморную колонну.

      - Туже!

      - Ты задохнешься, если будет еще туже.

      Сиви перевела дух и повернулась к Гелле.

      — Если ты не затянешь меня так, как я хочу, я попрошу кого-то другого, — мрачно пообещала она.

      Гелла недовольно покачала головой, но решила, что лучше затянуть корсет самой, чем позволить Сивилле щеголять перед прислугой в нижнем белье, и потянула на себя шнуровку.

      Сиви на секунду зажмурилась и осторожно вдохнула. Все в порядке, если не есть, не приседать и по возможности не дышать... Зато талия сделалась осиной, да и декольте приятно приподнялось и выглядело не в пример пышнее. Стоит потерпеть.

      - Какое платье ты наденешь? — с ноткой безнадежности спросила демонесса.

      - Синее. Новое.

      - Ну уж нет! У тебя в нем вся грудь наружу! Не пойдешь ты в таком виде к смертным магам.

      - Пойду! Сама-то ты перед смертными магами вообще платья не носишь!

      Гелла воинственно скрестила руки на груди.

      - В таком виде ты никуда не выйдешь.

      Сиви раздраженно фыркнула, развернулась, прошествовала в спальню и повалилась на кровать.

      — Тогда я вообще никуда не выйду! Ни на Церемонию, ни на прием не пойду!— в голосе послышались слезы.

      Гелла вошла за ней и сказала примирительно:

      — Можешь надеть его. Только шаль накинь и пообещай мне, что пообедаешь как следует. Ты уже две недели как не ешь нормально.

      - Хорошо, — тут же сказала Сиви с большой готовностью, понимая, что в настолько туго затянутом корсете уж точно не сможет проглотить ни кусочка.

      Гелла присела на рядом с ней на кровать и погладила девочку по щеке.

      - Почему ты не рассказываешь мне, что с тобой? Который день ты не спишь и не ешь? Не сиди по полночи с картами — это не доведет до добра.

      Сивилла повернулась лицом к Гелле и взяла ту за ледяную руку.

      - Если я много времени провожу в библиотеке, то мне потом не снятся кошмары, — сказала она бесстрастным голосом.

      - Что там в этих кошмарах, девочка моя? Что так мучает тебя?

      Сиви почувствовала, как к горлу подкатывает ком.

      - Я не знаю, Гелла. Я никогда не могу вспомнить.

      Она поднялась с кровати и подошла к столику, где уже были разложены украшения.

      - Все началось, когда ты угодила в портал десять лет назад. Только в последнее время это уж слишком участилось. Возможно, всему виной то, что ты за кровоточила. Теперь каждую ночь я буду готовить тебе ромашковый отвар. Он абсолютно безвреден для тебя и поможет уснуть.

      Гелла воодушевилась как всегда, когда ей удавалось найти решение какой-то проблемы, но Сиви лишь раздраженно отмахнулась.

      - Не в отваре дело, Гелла. Я ни за что не перестану бояться, если не узнаю, что именно меня пугает! Почему, ну почему я не могу вспомнить даже то, что было в портале?! Я только знаю, — добавила она тише, — что нечто хотело меня убить. Нет, даже не убить. Сделать со мной что-то ужасное, сделать меня не мною, — последние слова Сиви почти прошептала.

      Гелла положила руки ей на плечи.

      - Никто и ничто не сможет сделать тебя не тобой, Сивилла. Пока ты сама так не решишь. Пойдем, тебе пора одеваться.

* * *

      Платье и в самом деле оказалось бесподобным: ярко-синий шелк лифа перетекал в нежно-голубой на талии и снова плавно возвращался в синеву ближе к подолу. Шелковый кипенно-белый поясок был завязан причудливым бантом сзади и скреплен сапфировой брошью. Букеты фиалок, выточенные из тех же сапфиров, изумрудов и платины украшали лиф и прятались в складках подола. Рукавов почти не было — ажурные оборки спускались к декольте, оставляя плечи обнаженными. Завершал образ комплект колье и сережек каплевидной формы из сапфиров и бриллиантов. Чудесно, только очень холодно. Сиви пожалела, что позволила шали, в которую Гелла укутала ее по самые уши перед выходом, соскользнуть ненароком где-то в коридоре. Она ведь не могла сейчас блуждать по замку в поисках, рискуя тем самым опоздать, верно? От холода немного спасали синие атласные перчатки выше локтей.

      Усилием воли сдержав дрожь в зубах, девушка прошла к своему обычному месту напротив камина из человеческих черепов, уселась на какое-то сидение, раскрыла веер и постаралась как ни в чем не бывало придать себе скучающий вид. Нет, все-таки стоять будет лучше — ребра ей сдавило так, что ей показалось — еще чуть-чуть, и они треснут. Приемы никогда не устраивались с утра, но сегодняшним гостям точку соприкосновения найти было очень тяжело. Временной разрыв между их эпохами был слишком велик. Один из них вообще прибывает из тридцатых годов двадцатого века — как поняла Сиви от Геллы.

      Никогда еще ей не доводилось видеть смертного из столь раннего времени. Как она уже знала, человеческий мир развивался по заданной Высшими Силами схеме примерно до двадцатого века. Потом произошли определенные события — две огромные войны и их последствия, которые разломали всю структуру мира людей и сделали почти невозможным для представителей Тьмы и Света прибывать туда.

      Время подчиняется первородной магии, и поэтому можно как-то влиять на то, что происходит в подлунном мире, передвигаясь из эпохи в эпоху, но ангелы и демоны, имевшие неосторожность совершить переход позже тысяча девятисотого года в одиночку, остались на Земле навсегда. Какое-то время они будут продолжать оставаться бессмертными, возможно, и навеки, но вернуться домой им уже не суждено. Те, кто пришли из мира Света, не выдержали долго. Представителям царства Теней повезло больше — они оказались менее беспомощными перед земными реалиями.

      Как Сиви было прекрасно известно, сам Мессир терпеть не мог двадцатый век, «со всем его прогрессом, шумом, суетой и отвратительного качества воздухом», поэтому и сам он отправлялся туда крайне редко — последний раз был еще до рождения Сиви в другом времени — и свите сходы на Землю в этот период запретил.

      Церемония начиналась. Все как всегда. Ничего нового и ничего особенного. Отличалась от обычного лишь одежда Мессира и свиты. Никаких церемониальных доспехов, даже у Азазелло. На нем была явно адрамелехова работа — белая шелковая рубашка. И как демон-портной только заставил демона-убийцу напялить ее? Несмотря на непринужденный наряд, Сиви была уверена, что Азазелло и здесь нашел способ вооружиться до зубов. 

      Ровно в срок появился Мессир в окружении Фагота и Бегемота. Сивилла сощурила глаза — шута она ни разу не видела с той памятной ночи, как он оставил ее одну болтаться пьяной по замку. Чувства у нее были смешанные — с одной стороны, она была благодарна Бегемоту за то, что он открыл ей новую грань жизни Шеола, а с другой — Сиви вовсе не была уверена, что не вырвет тому клок волос или шерсти при встрече.

      Девочка подняла глаза на Мессира, и их взгляды встретились. Сиви сглотнула, когда он медленно рассмотрел ее от головы до пят и его губы сжались в тонкую полоску. Девочка на долю секунды пожалела о скинутой шали, но лишь упрямо вздернула подбородок, не опуская глаз. Что ж… На Церемонии он к ней не подойдет только затем, чтобы отправить переодеваться, на банкете Сиви сядет как можно дальше и тоже будет делать вид, что все в порядке вещей, несмотря на то, что с момента их последней встречи прошло две недели. Если его только ее наряд не устраивает — пусть так.

      На этот раз действительно прибыло множество магов. Часть из них Сиви были уже знакомы, но один особенно привлек ее внимание. На вид лет двадцати пяти, высокий и темноволосый со странным тяжелым, но притягательным взглядом из-под костистых бровей. В отличие от всех присутствующих, человек этот держался весьма непринужденно, почти высокомерно.

      Когда все ритуальные фразы были сказаны, а церемониймейстер пригласил всех к столу, Сивилла нацепила дежурную улыбку и прошла по направлению к гостям. Все взгляды тут же впились в нее. Неудивительно, подумала Сиви — она была единственной женщиной. Незнакомец, которого она углядела еще при появлении, как-то особенно кивнул ей головой и сделал жест, как будто он приподнимал несуществующую шляпу. Что-то было в его взгляде такое, отчего Сивилла залилась краской. То, как этот мужчина вел себя с ней, было почти непристойно! Она ему не какая-то ведьмочка из Шеола или с Земли. Пользуясь тем, что несколько гостей говорили с Мессиром, а остальные их слушали, Сиви подошла к незнакомцу.

      Она захотела поздороваться с ним первой и тем самым поставить себя в более выгодное положение, но ее опередили.

      — Нас не представили друг другу. Мое почтение, — он поднес ее руку к губам, удерживая поцелуй на долю секунды дольше, чем то позволяли приличия.

      Сивилла вопросительно подняла брови.

      — Аллистер Кроули* * *

к вашим услугам, мисс Оршели.

      — Вы знаете мое имя? — удивилась девушка.

      — Разумеется. Вы Сивилла Оршели, явление исключительное для магического мира, нет мага, который не знал бы вас, Светлая Госпожа. Разумеется, только в определенных кругах.

      — Вы отдаете себе отчет, что только что сделали мне весьма сомнительный комплимент, мистер Кроули? Обозвав меня явлением?

      Кроули в ответ громко расхохотался, откинувшись назад и заставляя головы поворачиваться в их сторону.

      — Каким бы ни был комплимент, мисс, он и вполовину не отразит ваших истинных достоинств.

      Сивилла разозлилась.

      — Вы добились приглашения на этот прием с помощью такой же грубой и неуклюжей лести, мистер Кроули? Прискорбно, но вы преувеличиваете мои достоинства. К сожалению, я сама о вас никогда не слышала, а ведь уже более десяти лет имею честь приветствовать величайших магов по нескольку раз в год в нашей скромной обители.

      Кроули удивленно поднял брови и отвесил еще один поклон. На этот раз безупречный в своей учтивости.

      — Непозволительная самоуверенность с моей стороны. Простите меня, пожалуйста. Вам знакомо чувство, когда вы нервничаете или обескуражены, вам кажется, что миру следует демонстрировать обратное?

      Сиви просто кивнула головой.

      — Это первое, что приходит в голову, — продолжил Кроули, - но, увы, неверно. Такая тактика заставляет нас выглядеть нелепо и смешно, а кроме того, мы рискуем испортить впечатление о себе у собеседника, который нам искренне интересен.

      Сивилла прислушалась к его словам. Определенно, Кроули понял, что сказал глупость, но пытался выкрутиться.

      — Я искренне прошу простить меня, госпожа. Все дело в том, что, как вы правильно заметили, я нов в этом обществе. Ваш покорный слуга — таролог, и достиг определенных успехов в этом искусстве, чем и привлек внимание Фагота, а затем и Мессира. Я изучаю карты Таро, так как чувствую большой потенциал в них, намного больший, чем примитивное предсказание будущего цыганками на рынке.

      Слово «Таро» отозвалось в голове у Сивиллы словно удар маятника.

      — Я тоже гадаю на Таро, — произнесла она.

      — И снова прошу простить меня, мисс Оршели. Таро — это не инструмент гадания, а ключ к познанию тайн, великих тайн.

      — Ключ… — повторила Сиви, рассматривая гостей невидящим взглядом. Возможно, именно этого ей недостает. — Что ж, по-видимому, я пытаюсь открыть не тот замок не тем ключом, но исход от этого не меняется. И мне он не по душе.

      — Осмелюсь спросить, какой исход вы имеете в виду, мисс Оршели?

      — Пятерка Мечей, — резко ответила девушка, — поражение. Приятно было познакомиться, мистер Кроули. С удовольствием жду продолжения нашего разговора в библиотеке.

      Сивилла развернулась, так что юбки взметнулись, засверкав драгоценными букетами, и пошла к столу. Ключ…

      И все-таки, будь проклят этот чертов корсет!

      — Дивное платье, — сказали у нее за спиной, - ты, должно быть, очень страдаешь от холода.

      Против воли Сиви скривилась. Вот прямо сейчас!

      — Мессир, — сказала девушка, подавив вздох, и обернулась к Воланду.

      — Я рад найти тебя в добром здравии, Сивилла Оршели. Также, судя по твоей немедленной и горячей благодарности, ты довольна своими новыми покоями. Ты проявляла искреннее уважение все эти долгие дни, Сивилла Оршели, я польщен твоим вниманием. Надеюсь, ты провела время с большой пользой.

      Сивилла вспыхнула. Как он может обвинять ее в неуважении, когда сам ни разу даже не заговаривал с ней все это время?!

      — Вы сами велели вас не беспокоить — все так говорили.

      — Все говорили, но только ты сама не спросила. Видимо, моя занятость была тебе очень удобна, впрочем, это мы тоже обсудим. Наряду со всем, после приема.

      — Мессир…

      — Останешься в библиотеке и будешь ждать, пока я не освобожусь! — прозвучал приказ, не допускающий возражений, и Сиви, закатив глаза, направилась к своему месту.

* * *

      Вполне ожидаемо, за завтраком Сиви не удалось проглотить ни кусочка. Она отсылала блюда одно за другим и лишь тянула из бокала ледяную воду маленькими глотками, боясь, что либо платье лопнет, либо она задохнется. Когда на десерт принесли ее любимое мороженое, подтеки ягодного сиропа показались ей похожими на кровь, и ее замутило.

      За столом, вполне ожидаемо, речь шла о Бездне. О ее возможной природе. Сивилла узнала, что за последние несколько недель в Шеоле прошло Жертвоприношение, и ей стало совестно — подробности не обсуждались, а ведь Сиви и правда не предприняла никаких стоящих усилий узнать, что происходит дома. Вместо этого она предпочитала искать ответы на неясные даже себе самой вопросы в картах и снах. Какова дурочка. Нет бы спросить в трактире — там воистину знали все: и что было, и чего не было.

      Мессир слева от нее, сидя на своем обычном месте во главе стола, с силой припечатал бокалом о стол и впился в Сиви взглядом, сулящим неприятности.

      Великие Силы! Какая же она дура! Думать так громко, что даже смертные маги могли бы ее услышать, если б захотели…

      «Я совсем не это имела в виду! — мысленно взмолилась она. — Я могу все объяснить!»

      «Молчи и не усугубляй свое и без того незавидное положение ложью. У нас будет время обсудить и это тоже».

      Сиви обреченно вздохнула, встала из-за стола и направилась в библиотеку. Там она пошла вглубь меж стеллажей книг, которые казались бесконечными… Она была напугана не только предстоящим разговором, но и картинками, которые начали появляться перед глазами.

      Она видела, как клокочет ненасытная Бездна, а к ней подводят скованных цепью людей.

      Она видела Азазелло в окровавленной одежде — в его руках были пять мечей.

      Она видела, как пять клинков упали с неба и воткнулись в землю вертикально, выросли до исполинских размеров, превращаясь в прутья решетки, через которую ей было не пробраться.

      Дышать стало очень тяжело.

      Сиви поняла, что у нее начался припадок, и только некто один может помочь ей. И он сейчас здесь, в библиотеке, рядом с нею. Неважно, что здесь находятся еще люди. Она до крови закусила губу и пошла как могла быстро.

      Сиви вырвалась из книжного коридора буквально в гущу разговоров:

      — Когда мы поймем природу Бездны — что именно в ней уничтожает и материю и эфир, то сможем изготовить антисубстанцию, которая разрушит само основание Бездны…

      — Нет! — выкрикнула Сиви, выскакивая из-за стеллажей. Она с силой вдохнула воздух, но не получилось. Виски снова сдавило знакомыми безжалостными тисками. — Нет… Она ждет. ОН ждет, когда вы атакуете, он будет питаться вашими страхом и злобой, ему никогда не будет достаточно, он ждет вас. Всех вас… Вы испокон веков оправдывали его ожидания, он хочет… — взгляд девочки сделался пустым, а речь хриплой и бессвязной. — Ни один из пяти мечей… не поможет, — Сиви захлебнулась вдохом и начала оседать на пол. Мессир схватил ее за локти и сжал их сильно, до синяков, не давая девочке упасть.

      — Все это ее чертово платье, — раздался голос. Азазелло в два шага преодолел толпу из магов и оказался возле них. В руке его появился кинжал, который тот прятал в рукаве.

      Сиви на мгновение пришла в себя и в ужасе отпрянула.

      — Нет! Нельзя разрезать на мне шнуровку. Вы и они все не можете меня видеть меня в нижнем белье! Это неприлично!

      Азазелло лишь чертыхнулся, Воланд кивнул ему резко и нетерпеливо, Сивилла зажмурилась от страха и стыда, раздался треск разрезаемой ткани. Сиви почувствовала прохладный воздух на своей обнаженной спине. Ладонями она придерживала на груди то, что осталось от платья. Она судорожно вздохнула и потеряла сознание.

* * *

      Она очнулась, лежа на вышитой оттоманке, в библиотеке. Поза была неудобной, и шея затекла. Этот диванчик Сиви не любила по разным причинам, и она поспешила сесть. Ощущение было неприятным — на теле не ощущалась одежда. Оглядев себя, она поняла, что она укрыта по самую шею плащом Азазелло, а от роскошного платья осталась лишь юбка. Наплевать. Надо было послушать Геллу и не затягивать корсет так туго.

      - Да. Надо было, — сказали за ее спиной. Сиви тихо вскрикнула и оглянулась. Краска залила ей лицо и уши.

      — Расскажи мне последнее, что помнишь, дитя, — сказал Мессир, выжидательно.

      Сиви вздохнула, опустила ноги на пол и села прямо.

      — Я помню, как познакомилась с Алистером Кроули на Церемонии. Он представился тарологом. Потом был завтрак…

      — Так.

      — Гелла затянула… Я попросила Геллу затянуть мне корсет слишком туго, и я ничего не могла есть. Я пришла сюда и думала, а потом мне стало тяжело дышать.

      — Дальше.

      — Я видела… Я видела пятерку мечей! — добавила девочка, и по коже побежали мурашки.

      Мессир поднялся со своего кресла, подошел к ней и поднял ее лицо за подбородок:

      — Это все, что ты помнишь? Говори, дитя!

      Сивилла опустила глаза и добавила:

      — Вы велели мне остаться, чтобы поговорить.

      - Ах, да, — ей показалось или в голосе Мессира в самом деле прозвучало веселье? — Теперь и я припоминаю.

      Девочка на секунду замялась и спросила:

      — Те смертные, они видели как я?.. — она не договорила от смущения.

      — Тебе не о чем беспокоиться, — заверил ее Воланд, — мы позаботились о том, чтоб они не запомнили то, чего не должны.

      Сиви вздохнула, на этот раз с облегчением, но ее воодушевление быстро прервали.

      — О чем тебе действительно стоит беспокоиться, Сивилла Оршели, так это о твоем поведении в последнее время. И это касается всех аспектов твоей жизни… — Мессир принялся расхаживать туда-сюда перед сжавшейся от страха Сиви.

      — Как только ты получила относительную свободу, вместо того, чтобы показать мне свою сознательность и зрелость, ты принялась отчаянно проверять границы дозволенного. Отлучалась из Замка без позволения, вела себя отвратительно, и только не надо мне рассказывать, что не ты не посмела спросить! Ты предпочла не спрашивать, потому как знала, что я этого не одобрю. Это принципиально разные вещи, Сивилла, — добавил он, и его тон посуровел.

      — Далее, — продолжал Мессир, словно припечатывая каждое слово. — Вместо того, чтобы продолжать занятия, ты развлекаешься самым бессовестным образом. Не желаешь ли мне продемонстрировать свои успехи в учебе за последние дни? — спросил он язвительно.

      Сиви сказать было нечего, и она продолжала мрачно смотреть в пол.

      - И, наконец, — Мессир взял ее за плечи и заставил подняться, — что я приказал тебе делать, когда тебе приснится кошмар? Ответь мне, Сивилла! — он повысил голос.

      — Вы приказывали немедленно приходить к вам.

      — А что сделала ты?

      — Я хотела попробовать сама…

      Мессир несильно встряхнул ее и прикрикнул:

      — Ты пробовала! И ты так преуспела в этом, что довела себя до припадка!

      Он раздраженно сел в кресло, а Сиви осталась стоять в ожидании приговора.

      — Итак, Сивилла Оршели, я вижу два выхода из этой ситуации. Первый — это высечь тебя за непослушание и безответственность и отправить к себе, лишив всех привилегий, пока не поумнеешь. Пускай тебе уже не десять и даже не двенадцать лет… Судя по твоему поведению, большой разницы я не вижу. Что скажешь, Сивилла Оршели? Кажется ли тебе мой вариант решения проблемы справедливым?

      Сиви вспыхнула и разозлилась. Он просто пугает ее и ничего из вышеперечисленного делать на самом деле не собирается. Он не может в самом деле… Ведь не может же?

      — Вы сами заперлись у себя в апартаментах. Откуда мне было знать, что вы ждете от меня, чтобы я пришла? — мрачно спросила она и насупила брови.

      Мессир смерил ее испытывающим взглядом.

      — Последний раз, Сивилла Оршели, я приму твои оправдания. Еще раз попадешься мне на чем-то подобном, и снисхождения не жди. Итак, поскольку нас обоих не устраивает первый вариант, мы поступим следующим образом. Начиная с завтрашнего дня, ты встаешь на рассвете. Никакой больше лени по утрам — завтракаешь со мной и затем делаешь все возможное, чтобы наверстать упущенное в учебе. Кроме того, ты начнешь заниматься с Азазелло. Твое тело должно выдерживать нагрузки разума.

      Сердце Сиви подпрыгнуло от радости, но она искусно спрятала ее под маской смирения и послушания, а Воланд продолжал:

      — Я пришел к выводу, что знаний Геллы в картах Таро недостаточно. Это только вводит тебя в замешательство. Посему этот смертный, Кроули, будет давать тебе уроки. Посмотрим, может и выйдет из этого что-то путное. Кроме всего, я подумаю, в какие из дней ты будешь сопровождать меня по делам. Пора тебе уже учиться понимать, в каком мире живешь. Меня перестало устраивать то, что от Иешуа ты узнаешь больше о Шеоле, чем от меня, — добавил он скорее для себя.

      Сиви тихо ликовала — снова вместо ожидаемого, и, откровенно говоря, заслуженного наказания, она получила награду.

      Мессир уловил отголосок ее мыслей и погрозил ей пальцем.

      — Последний раз, Сивилла Оршели, последний, я прощаю твои выходки. Я никогда не повторяю дважды. Это ясно?

      Девочка подавила в себе желание кинуться Сатане на шею — это было бы уже слишком. Она перестала позволять себе проявления подобной несдержанности чуть ли не в младенчестве.

      — Ясно, — порывисто кивнула она.

      — Тогда ступай. Гелла принесет тебе обед, и ты съешь все до крошки. Спать ляжешь рано — я проверю. Можешь быть свободна.

      Сиви собралась уходить, но тут ее внимание привлек небольшой серебряный шкаф у окна. Раньше его здесь не было. Шкаф был заперт.

      — Что там, Мессир? — спросила Сиви.

      Воланд встал и почему-то загородил собой шкаф от взгляда Сивиллы.

      — То, что никоим образом тебя не касается. Через минуту его тут уже не будет.

      Сивилла Оршели послушно вышла. Шкаф был заперт. А у каждого замка имеется ключ.

Скоро ты придешь ко Мне. Неважно, сколько Мне осталось ждать. Время для Меня не имеет никакого значения. Ждать Я умею, а особенно того, кто достоин Моего ожидания.

А ведь Мы — ты и Я — созданы друг для друга. Я предрек это. Задолго до твоего рождения.

Казалось бы, такое неполноценное существо как ты — смертная женщина!

Смехотворна сама мысль, что именно на тебя пал Мой выбор. В прошлый раз подобный эксперимент слияния материй получился не слишком успешным, но от этого он не менее любим Мною.

С тобой все будет по-другому. Я не просто наполню твое естество — Я стану самим твоим естеством. Поглощу его, познаю каждую клетку, каждую частицу тебя, заполню тебя полностью, когда физическая оболочка лопнет под натиском Моего вожделения. Только тогда ты испытаешь все наслаждение, познаешь совершенство, для которого была рождена и извлечена из своего мира.

Ты — существо низшего порядка, но только на первый взгляд. Сколько неразгаданных возможностей, воистину бесконечных. Необыкновенная выживаемость. Поразительное сочетание материи и духа. Теперь же, когда ты впитаешь в себя воздух многих миров, когда они смешаются под твоей тонкой оболочкой, вскрыть ее будет заманчиво вдвойне. Твоя кровь бесценна. Свежа и прекрасна.

Очень скоро ты будешь готова. Ты уже начинаешь слышать Мой зов, который даже твой разум — насыщенный знаниями об Истоках, о природе сущего, о Великих Силах и о тех величинах, что называют Светом и Тьмой — не может пока воспринять. Ты и не выдерживаешь. Убегаешь от Меня в омут беспамятства, глупое дитя. Такая хрупкая, такая нежная. Твое тело и дух легко уничтожить. Это нехорошо, дитя. Если ты заснешь навечно не в Моих объятиях, Мне ты тоже не достанешься. Будет очень досадно снова целую вечность ждать подходящую. Впрочем, можно не беспокоиться. Тебя хорошо охраняют. Берегут. Заботятся. Не зная, что берегут для Меня, но ведь нам это не важно, правда?

И тебя, и Меня ждет множество непознанных наслаждений. Ни одно тело и ни одна душа, коими я питаюсь сейчас, не заменит Мне сладость разрыва твоей мембраны. Я уже грежу тем, как впитаю в Себя твою кровь капля за каплей, наполню все твое естество — гораздо больше и объемнее, чем это доступно смертным и бессмертным.

О, Светлое Дитя… Ты слышишь зов, и оба брата: тот, что Светлый, и тот, что Темный, слышат его. Только вот никто из вас пока понять его не может. Один хочет спасти себя и свой народ. Подумать смешно, что он хочет спастись от Меня… Это так похоже на него, так ожидаемо: не понимает, что и от кого спасает.

Другой… Старше. Древнее. Он догадывается, начинает понимать, но понимание это приводит его в такой ужас, что он спешит отгородиться от своей собственной правды. Знай Я его хуже, мог бы подумать, что делить он тебя ни с кем не готов из вожделения, но это не так. Ему, сотворившему, можно сказать, похоть, она в отношении тебя не приемлема. Меня веселит эта его воистину святая и безгрешная любовь к тебе. Кто бы мог подумать, что он способен любить вообще? Любить чистой любовью? Совсем как ты его… 

Забавно, дитя, ты тоже оценишь всю эту горькую иронию после того как все-таки придешь ко мне и насладишься пониманием. Пускай это будет и быстро, лишь то время, что Я и ты отведем ему.

Как смешно то, что оба они подходят к догадке, каждый со своей стороны, но стоит им подойти еще на шаг ближе, и оба идут уже в противоположном направлении. Один понимает, что твоя жертва утолит Мой голод, второй понимает и это, догадывается, кто - Я, но той правды, что прямо перед его глазами? не видит. Впрочем, оба кормят Меня пока — и на этом довольно.

Ты согласишься, что когда мы соединимся, в мире больше не будет места ни для одного из них.

Все мы знаем, что Мне нужна ты. Ты сможешь сделать то, чего когда-то не смог сделать Я Сам. Вдвоем мы произведем на свет новый, дивный мир, где наконец-то вещи буду подчиняться только нашим законам. Не будет больше никаких войн пантеонов. Только ты и Я, ну и, безусловно, наши порождения.

…Терпение, терпение… Уговариваю Я Себя и немного тебя. Сейчас Я не буду торопиться. И пускай ты не проживешь долго после единения, в своей агонии ты познаешь невиданное величие. Впрочем, твоя агония может продлиться и вечность — это совсем недолго. Ты поймешь, несмотря на муку, как прекрасно то, что ты создаешь.

Самый первый раз Я был юн и нетерпелив — Я поспешил наполнить создания Своим же Светом, но они оказались не готовы вобрать его. Мой Свет выжег их, отразился от их разорванной материи и вернулся ко Мне. Я оплакал своих первых детей и создал других. Выше, ближе к Себе. Дал им ключ к тайнам. Они были прекрасны — настолько прекрасны, что Мне хотелось созидать еще и еще. Сильные, мудрые, совершенные. Иногда они убивали друг друга, и Я с восторгом наблюдал за их борьбой. Победители становились сильнее и уплотняли границы Моего мира, а проигравшие питали Меня. Что ж, мне были одинаково дороги и те, и другие. Ведь вся Моя Сущность — это любовь. На другие чувства Я попросту не способен. Несмотря на то, что Мои дети всегда подводили Меня, Я не разочаровывался. Дети плодились и размножались между собой, некоторые умирали, но они так и не выполнили Моего предназначения, как Я понял позже с долей горечи.

Прошло еще какое-то время, и Я создал новых. Представителей твоего племени, дитя. Эти были воистину великими творениями. Вобрали в себя все добродетели и пороки своих старших братьев, оказались самыми живучими, несмотря на мгновенность их жизни.

Но… они все стали скучны. Когда Я соединюсь с тобой, конечно же, придется уничтожить всех. Они уже изжили себя и будут мешать становлению нового мира.

И все же не подходи ко Мне близко. Держись пока подальше. Я совсем не уверен — хватит ли Мне сил удержаться от сладостного тока твоей крови, от сочной юной плоти. Иногда у меня уже плохо получается владеть Собой. Голод доводит Меня до безумия и начинается охота. Если Я попробую тебя на вкус, то отпустить уже не смогу, а пока время не настало, наше соитие будет означать конец нам обоим.

Но Я умею ждать. Как. Никто.

* * *

Сиви тяжело упала на спину, безуспешно пытаясь восстановить дыхание. Одежда промокла от пота, в глаза немилосердно било раскаленное до синевы солнце. Плевать. Она не встанет. Никогда. Ни за что.

— Плохо. Очень плохо. Поднимайся!

У нее сил не было даже чтобы покачать головой.

— Если хочешь пить — поднимайся.

Она продрала глаза. Силуэт, казавшийся черным на фоне слепящего солнца — и когда оно успело подняться так высоко? Они приехали еще до рассвета — покачивал в руке ее флягу с водой как раз на уровне ее роста.

Сиви, горбясь и тяжело дыша, встала на ноги и приняла воду. На какой-то момент все потеряло смысл: свинцовая усталость во всем теле, боль в натруженных мышцах и свежем ушибе на локте, пот, липкими змейками стекающий по спине и по шее — весь ее мир сосредоточился на прохладной воде, которую она пила с первобытной жадностью. Эта вода была слаще любого яства и любого питья.

— Достаточно, — Азазелло вырвал у нее флягу, и Сиви захотелось застонать, — через несколько минут я дам тебе попить еще. Когда твое сердце немного замедлит ритм и ледяная вода будет безвредна. Приводи дыхание в порядок.

Сиви, понимая, что спорить на этот раз бесполезно, послушно встала как полагается, уперев ладони в бедра и начала медленно-медленно вдыхать и выдыхать. Утерев пот с лица рукавом, она выпрямилась и оглянулась.

Насколько хватало глаз, простиралась безводная пустыня. Равнина из камней и отвесные скалы вдалеке. Раскаленно-белые на солнце так, что смотреть на них было почти больно. Вся земля под ногами была покрыта такими же белыми булыжниками — совсем мелкими и теми, что покрупнее. Одно удовольствие бегать по таким кругам.

Азазелло, как и обещал, снова вручил ей флягу с водой, и она допила ее — на этот раз медленно, смакуя каждый глоток и представляя, как живительная влага охлаждает и насыщает ее изнутри. Девушка уже перестала удивляться тому, что демон, выполняя все упражнения вместе с ней, выглядел так, как будто прохлаждался на веранде дома погожим деньком. У него даже волосы не растрепались, а после нескольких часов их занятий сама Сиви выглядела хуже, чем после недели мытья полов или работы на кухне без продыха, случись ей это делать.

Ее немного разочаровывало, что Азазелло не учил ее драться, вопреки ее ожиданиям и просьбам. Он говорил, что сначала ей необходимо укрепить тело, чтобы уметь держать оружие, и что четырнадцать лет это непозволительно поздно — даже для смертной. Но уж он попытается наверстать упущенное. Пока же она слышала о себе такие нелестные отзывы, как-то, что у нее руки и ноги слабые, контроля над дыханием нет, мышцы спины никуда не годны и только путем ежедневных тренировок что-то можно исправить. Поначалу Сиви огрызалась, но вскоре у нее перестало хватать на это сил, и она все свое раздражение и досаду выпускала в занятия.

Кроме всего, ей льстило, что Азазелло проводит это время с ней, а не с кем-то еще, и уж конечно, ни с каким суккубом, демонессой, ведьмой или черт его знает с кем, Азазелло так не возится. Не учит правильно бегать, дышать и разворачивать лошадь в галопе. Еще одна приятная неожиданность заключалась в том, что под натиском очень усилившихся нагрузок и дел, отступили ночные кошмары. Поначалу, когда ее будили ни свет ни заря, она ненавидела все миры и весь день пребывала в отвратительнейшем расположении духа, не имея желания ни с кем разговаривать и что-либо не делать. Иногда она даже принималась плакать от усталости.

Теперь же, по прошествии месяца, Сиви привыкла вставать сама и выходить к завтраку уже одетой и причесанной, с неким подобием хорошего настроения — дни были заполнены и интересны, девочка почувствовала себя причастной к жизни Шеола. Более того, и Азазелло, и Мессир уделяли ей много внимания, а именно это наполняло ее жизнь смыслом с самого детства.

Азазелло она встречала тогда же за их ранним завтраком, он всегда ограничивался чашкой кофе, такого крепкого и горячего, что у Сиви глаза заслезились, когда она его попробовала, и в отличие от нее ничего не ел, тогда как сама девочка налегала как могла на сладости, чтобы окончательно проснуться и набраться сил.

Затем они занимались. Когда в Замке, когда где-то в Шеоле, подальше от любопытных глаз. В последние дни они выходили из их мира и отправлялись на Землю в пустыню. Когда Сиви спросила почему, демон лишь пожал плечами и объяснил это данью ностальгии.

— Видишь этот булыжник? — выдернул Сиви из размышлений голос Азазелло. Он указывал на камень размером немногим меньше, чем голова Сиви, — сядь около него и поднимай на вытянутых руках, пока я не скажу, что достаточно. Когда сделаешь это, мы вернемся домой.

От одного вида булыжника, у Сивиллы заныли плечи.

Азазелло развернулся по направлению к их коням.

— А если под ним будет скорпион? — испуганно спросила Сиви.

— Ты убьешь его, — был ответ.

* * *

Несмотря на уже привычную боль в мышцах и свинцовую усталость во всем теле, Сиви почти бегом взлетела в свои комнаты и с разбегу плюхнулась в ванну, сорвав пропитанную потом одежду уже в воде. Ощущение мокрой ткани на теле не вызывало дискомфорта, а наоборот, приятно освежало. Закончив, она наспех переоделась в простую домашнюю белую блузку, а сверху надела сарафан из темно-синего мягкого бархата. Сиви продолжала любить свои бесчисленные нарядные платья, но в последнее время отдавала предпочтение одежде простой и удобной.

Даже не дождавшись того, как её волосы высохнут, девочка прошла в библиотеку.

Как хорошо, что именно в это время она была абсолютно пуста. Сиви хотелось кое-что проверить, и ей вовсе не надо было, чтобы ее видели.

Кроули, которого она успела уже встретить два раза с глазу на глаз, действительно обладал весьма интересными знаниями. Он научил Сиви принципам деления карт на масти, показал, чем фундаментально отличаются друг от друга мечи, посохи, кубки и пентакли, показал, как можно работать только со Старшими Арканами. Вел он себя безупречно вежливо и почтительно, без следа фамильярности, которую он позволил себе тогда в начале приема.

Как Сиви убедилась, он действительно не помнил ни ее обморока, ни припадка, что не могло не радовать. И все же показательная сдержанность Кроули мешала Сиви. Ей казалось, что он мог бы рассказать намного больше, и могло быть с ним куда интереснее, не дрожи он так от страха и не пытайся так произвести правильное впечатление. Его манера поведения раззадоривала девушку и вызывала любопытство. Вот бы ободрать с него всю эту манерность как шелуху… Может забавно получиться.

Сивилла разложила карты по мастям, как учил ее Аллистер, сосредотачиваясь и приводя мысли в порядок. Затем неторопливо она принялась перемешивать их, проговаривая про себя простенькие заклинания, чтобы не сбиться со счета. Когда по ладоням вверх к предплечьям побежало знакомое тепло, девочка начала расклад. На этот раз он был длинным и сложным, с множеством хитросплетений и коварных вопросов. Как только колода в ее руке стала иссякать, Сиви почувствовала знакомое ощущение паники, начинающее зарождаться в груди.

Ну уж нет! На этот раз она не позволит припадку овладеть собой! Она владеет своим телом, духом и мыслями. Только она и никто другой! Это все равно, что поднять булыжник над головой. Она совладает со страхом точно так же, как совладала с тяжестью камня и болью в руках. Сиви пыталась разозлиться на неведомую опасность вместо того, чтобы боятся ее. 

И у нее получилось. «Кто зовет меня?» — мысленно повторила она вопрос.

Сжав зубы, девочка перевернула последнюю карту.

И ничего не произошло. Никаких пугающих образов и посланий. На карте зияла чернота. Но на ней не должно было быть черноты — это обычная колода!

Сиви нахмурилась — опять какие-то загадки!

В глазах загорелись огненные искры, и карта в руке задымилась. Сиви откинула ее на столешницу красного дерева, и та тут же занялась. Нет… Только не это! От все нарастающего гнева и страха огнем полыхнул еще ряд карт, вспыхнул и сгорел вмиг глобус. Сиви беспомощно наблюдала, как пламя охватывает весь стол и грозится перекинуться на ковер. Надо бы сделать хоть что-то, в смятении подумала она. Со стены сорвался гобелен и с размаху накрыл весело плясавший огонь. Пламя погасло, и из-под гобелена повалил едкий дым и тошнотворный запах паленой ткани…

Золотая бесценная вышивка была потеряна навеки, да и прогоревший насквозь стол не спасти. Откуда у них этот стол? То ли из Версаля, то ли откуда-то из Португалии — аналогов ему не было, а теперь придется выкинуть.

Черт!

* * *

— Это несправедливо! — пожаловалась Сиви вслух, выжимая тряпку и плюхая ее об пол в последний раз, — утром я таскаю тяжеленные булыжники, днем натираю их, когда у меня руки и так отваливаются.

Девушка перевела дух. Коридор, который достался ей на этот раз, был коротким, или она двигалась быстрее от раздражения.

— Вымой зеркальную галерею заодно, — проскрипели у нее над ухом и мерзко захихикали.

Сиви выпрямилась во весь свой невеликий рост, перехватила тряпку одной рукой и гневно воззрилась на одного из чертей из прислуги. Имени его она не помнила, да оно ее и не интересовало, но некоторое время назад он был среди тех слуг, что изрядно пострадали от ее произвола. Ну и пусть! Где она и где они?

— Ты даже не думай на меня свою работу скидывать, — грозно прошипела Сиви, -, а то как огребешь от меня вот этой самой тряпкой!

Девочка замахнулась, и черт, взвизгнув, удрал. Сиви прошептала витиеватое ругательство и пнула жестяное ведро, в котором была еще вода, ему вслед. Пускай потом доказывает, что не он сам его опрокинул. Не хватало еще терпеть издевки от прислуги, находясь не в самом выгодном положении, пускай и по своей вине.

Оценив беспорядок, наведенный в библиотеке, Сиви мудро решила не сбегать с места преступления, а попытаться убрать все как могла. Чтобы избавиться от невыносимого запаха паленой ткани и дерева и дать выветриться дыму, она распахнула огромное окно. И не ее вина, что она задела рамой одну из китайских фарфоровых напольных ваз, которые почему-то Мессир так любит…На ее взгляд — полная безвкусица, а осколков от нее! О том, чтобы позвать кого-то и попытаться замаскировать последствия, лучше было не думать, а посему Сиви скромно села на одном из стульев в уголке, положив руки на колени и потупив глаза.

На ее счастье, Мессир вернулся в довольно добром расположении духа, но слегка удивился — давно Сиви не сжигала ничего в моменты раздражения и не чинила никаких разрушений. На вопрос как это все произошло, девочка честно ответила, что она разозлилась. Как и следовало ожидать, после короткой, но содержательной нотации о необходимости самоконтроля, как пристало и как не пристало себя вести девушке ее возраста и положения, и  что в первую очередь она непозволительно рискует своим здоровьем, когда ведет себя безответственно, Сивилла Оршели была немедленно отправлена мыть полы в коридоре второго этажа с приказом вернуться после обеда в библиотеку и думать о своем поведении. Если с первым заданием она справилась, то похвастаться выполнением второго не могла.

Прикинув, что не помешает еще одна ванна и что самый короткий путь к себе лежит через зеркальную галерею, она пошла сквозь нее — темную в любое время суток. Сиви знала, что зеркала оплетены бесчисленным количеством порталов, но узнать, куда они вели, ей еще не пришлось. Ее шаги эхом отдавались в галерее,и вдруг ей почудился странный и непривычный аромат.

Роза и мандарин. У одного из зеркал аромат усилился, и Сиви остановилась. Женские духи?..

Дома, кроме нее, никто не пользовался духами: Гелла их не любила, суккубам — даже рискни они каким-то образом появиться в этой части Замка — они были не нужны. Сама Сиви предпочитала ароматы полевых цветов.

Значит, здесь кто-то был. Не демон. И не ведьма. Но кто? Женщина с Земли? Невозможно.

Вспомнив о том, что она разглядела в галерее несколько недель назад, Сиви медленно прошла взад-вперед вдоль зеркал. Аромат тонким флером окутывал галерею, а у одного из зеркал ощущался особенно остро. Вытерев все еще мокрые руки о передник, Сиви подошла к огромному зеркалу и прикрыла глаза.

По гладкой поверхности словно пошла рябь, отражение галереи и самой Сиви постепенно сменялось другим видом, неявным и туманным. Спустя несколько секунд стало понятно, что на другой стороне ярко светит солнце. Уже привычно вытянув вперед руки, девушка шагнула внутрь зеркала.

* * *

На той стороне было намного теплее, и Сиви прикрыла глаза рукой, защищая их от яркого солнца. Она стояла на узеньком мшистом мосту через мелководную речку — вода в ней была настолько прозрачной, что можно было рассмотреть и гальку на дне, и маленьких рыбок. Сиви спустилась с моста и наугад пошла вперед по проторенной тропинке вглубь рощи, предварительно хорошо запомнив, где находится портал. Вдоль дороги росла сочная зеленая трава и алели ягоды земляники. Сорвав несколько, она подивилась их сладкому вкусу — ничем не хуже тех, что выращивали в Имении. Роща редела, тропинка пошла вверх, и Сиви вышла на вершину холма.

Внизу ей открылся вид на крошечную, будто игрушечную, деревеньку, с удивительно похожими черепичными коттеджами. Окна были распахнуты, ветер играл занавесками и на многих подоконниках стояли горшки с геранью. Деревушка была жилой, тем более поразительна была тишина, царившая вокруг, нарушаемая лишь жужжанием шмелей и стрекоз и пением птиц.

«Что это за место? — думала Сиви. — Это не часть Шеола, но и не Земля. Кроме того, не может быть, чтоб на Земле были порталы, ведущие прямо в Замок. И уж конечно, это не Обитель Света. Кто может здесь жить и почему эта тишина вокруг?»

Словно в ответ на ее мысли, над головой ее зажужжал шмель. Покружив над рыжими кудрями Сиви, шмель нашел их малоинтересными и полетел дальше. Проследив за его полетом взглядом, девочка увидела, как он опустился на роскошный розовый куст. За этим кустом она разглядела еще один. И еще. И только теперь увидела еще один небольшой дом, который она сразу не заметила, у самого подножия холма. Повинуясь необъяснимому чувству, Сиви пошла к этому дому.

Он был уютный и беспредельно милый, словно нарисованный. Из единственного венецианского окна на втором этаже сбегал густой плющ и начинавший наливаться фиолетовым соком виноград. Сиви подошла к розовым кустам и вдохнула их аромат. Бесспорно. Тот самый. Даже если обоняние подвело ее, то ощущение присутствия никак не могло. Кто бы ни мелькал неясной тенью в зеркальной галерее — он  (или она?)  — являлся именно отсюда.

И все же — что это за место? Из живого здесь только цветы, птицы, да шмели со стрекозами.

Еще раз оглянувшись вокруг и не увидев никого, Сиви толкнула низкую калитку и та поддалась, открывшись без единого скрипа. И тут же Сиви вздрогнула от того, как внезапно потемнело у нее в глазах от осознания.

Она была здесь раньше! Давно, очень давно, но Сиви узнала это место. Она так и продолжила стоять, мало заботясь, что кто-то может ее обнаружить — видения полились сплошным потоком.

Весь мир очень большой и видится ей исключительно радужными красками… Она еще совсем не умеет ходить, только становится на ноги — ну и ладно. Ползая на четвереньках, передвигаться гораздо удобнее.

Она помнит место, холодное и дождливое. Дождь бьет в окно ее спальни — не той, что дома, а другой. На Земле.

Ей страшно от непрекращающихся звуков дождя — они словно выбивают мрачную барабанную дробь, напоминающую ей что-то еще более давнее и пугающее. То, откуда приходят ее страшные сны.

Ее маленькое тело окутывают боль и холод — она пытается донести как умеет, что ей плохо, что это скверное место и скверное время на Земле, что слишком много людей мучаются и умирают вот в это самое время, а ей больно от этого знания, больно везде… Она не может сказать, поэтому она только плачет, плачет и плачет — пока не начинает хрипнуть.

Бегемот пытается напоить ее чем-то из ложки, но вкус и запах этого пойла настолько отвратительны, что девочка не выдерживает и ложка вместе с содержимым взрывается в руках шута, окно покрывается трещинами, а дверь летит со страшной силой на Сивиллу с Бегемотом. Она даже не успевает испугаться, как тот мгновенно меняет обличье на кошачье, перехватывает ее и пулей вылетает из комнаты.

В другой комнате гораздо теплее — там затоплен камин и горят свечи. Там Азазелло, Фагот, Гелла, Мессир и какой-то смертный. Мессир недоволен, что его прервали, но Сивилла так отчаянно взывает к нему, и в такой момент он единственный, кто понимает ее. В его руках ни боль, ни холод не имеют над ней власти. На языке, в котором нет слов и который понятен только им двоим, он объясняет, что бояться нечего, что она в безопасности, пока он рядом. Его присутствие обволакивает ее и ограждает высокой темной стеной от всех бед. В ответ она делится с ним своим светом, маленькими лучиками касается его сознания и показывает, что она благодарна, что она тоже обязательно будет защищать тех, кого любит, но ей очень плохо тут. Пожалуйста, могут они поскорее вернуться домой?

Через какое-то время нить воспоминаний теряется — видимо, она заснула так крепко, как могут спать только младенцы, успокоенные сознанием того, что их защищают и любят. Без слов и признаний — они и не нужны.

Следующее, что она помнит, это именно этот дворик с этими же розами… Их трое, она сама на руках у Геллы, Мессир и какая-то незнакомая Сивилле женщина. Не ведьма и не демон. Другая…

Она помнит ореол темных кудрявых волос вокруг лица, белое платье, зеленые глаза и аура какой-то необъяснимой тоски, которая сменяется трепетом и безграничной радостью при виде Мессира. Женщина как будто оживает. Мессир делает знак Гелле опустить Сивиллу на землю, что она делает почему-то очень неохотно.

Незнакомка следит за ней взглядом, и Сивилле хочется показать, что та нравится ей. Девочка приветливо улыбается и пытается что-то сказать. Женщина медленно, словно во сне, протягивает к малышке руки, и та ползет к ней и тянется, улыбаясь так искренне, как только умеет. Она поднимает Сивиллу и прижимает к себе, сильно — даже слишком сильно на вкус Сивиллы, но девочка не протестует. Женщина принимается покрывать поцелуями пухлые щечки и кулачки Сивиллы, ее рыжую макушку, будто бы вдыхая ее.

«Спасибо… Спасибо, Мессир», — шепчет женщина и горячие слезы бегут по ее щекам, падая на лицо самой Сивиллы.

И тут маленькая девочка улавливает разные мысли. Недоумение Мессира и его сожаление, ужас понимания и сокрушительную боль разочарования женщины, а на фоне всего черную, как грозовая туча, ярость Геллы. Если Гелла способна убить за то, что покусились на то, что принадлежит ей — она к этому близка. Мессир, который совсем не собирался отдавать дитя - ее! — этой женщине, теперь жалеет, что позволил той увидеть Сивиллу. Все это смешение чужих эмоций, слишком сильных и яростных, пугает Сивиллу, и она начинает плакать. Гелла кидается к ней, но Мессир повелительным жестом отстраняет ее и сам принимает ребенка из рук незнакомки. Девочка спешит положить голову ему на плечо, не желая видеть больше никого, зарыться личиком в его дорожный плащ с таким знакомым и родным запахом и изо всей силы вцепиться крошечными пальчиками в мягкую ткань. Она не хочет, чтобы рядом с ней так думали!

— Пожалуйста… — шепчет женщина умоляюще и начинает рыдать. — Хотя бы позвольте мне разок прижать ее к себе, умоляю, вас… Я отдам что угодно.

- Нет, — следует твердый ответ, — это было моей ошибкой — позволить тебе подумать, что я принес ее тебе. Просто забудь о том, что видела это дитя. Так будет лучше и для тебя, и для нее.

— Как вам будет угодно, — отвечает женщина голосом полным боли, скорби, но и твердости. Ее прощальный поклон безупречен в своей сдержанности.

Они удаляются и на краю сознания Сивилла слышит кипящую ярость Геллы.

* * *

Сиви тихонько охнула, приходя в себя и распахивая глаза. Небо заволокло легкими облаками, и, будто очнувшись от морока, девушка развернулась и бегом рванула обратно к мосту с порталом. Впрочем, у моста она резко затормозила, потому что навстречу ей шел первый увиденный в этом странном месте человек.

Он был уже немолод, но спина его была прямая, а походка твердая, он довольно легко нес большую вязанку хвороста. Как только он увидел Сивиллу, задумчивое выражение на лице у мужчины сменилось приветливо-дружелюбным.

Старик слегка склонил голову в приветствии и проговорил:

— Прекрасная погода для прогулки.

— Здесь очень красиво, — невпопад ответила ему Сиви, стараясь не показать, что на самом деле она не имеет представления о том, где находится.

Старик окинул ее слегка недоуменным взглядом:

— Давно ты здесь? Очень молода для нашей местности. Как так получилось, что тебя послали сюда, дитя?

У Сиви заняло несколько мгновений, прежде чем она начала понимать:

- О! Меня не посылали сюда. Я просто гуляю… Я живу в… В другом месте.

Старик вздохнул, как ей показалось, с облегчением и сделал приглашающий жест свободной рукой:

— Тогда пройдись со мной. Компания здесь редка и мы всегда ей рады, но более отрадно знать, что ты к нам не навсегда.

Он сделал приглашающий жест рукой, и Сиви пошла в обратном направлении, подстраиваясь под его шаг. Она молчала, но собеседник, на ее счастье, попался разговорчивый.

— Не обманывайся этой мирной красотой, дитя. Она может опостылеть кому угодно, а выход один — в Бездну. Все это понимают и терпят, но кто-то не выдерживает. Для страстной натуры вечный покой из награды превращается в самую жестокую пытку. Вчера ушли двое — сошли с ума. Накормили своим безумием чудовище. Их никто не держит… К сожалению.

От этих слов по спине Сиви прошел холод, и она продолжила напряженно слушать, а старик все продолжал говорить:

— Как-то давно моя хозяйка тоже не выдержала. Никто не знает об этой ее попытке, но я видел все. С утра она собралась будто в дорогу, вот только возвращаться не собиралась. Удерживать ее не было смысла — с таким отчаянием не могут жить даже мертвые. Как жестоко подшутила над ней судьба — страдать от того, чего больше всего желала. Хозяин не заметил даже — он-то вполне счастлив здесь. А ей все неймется.

— А что стало с ней потом? — спросила Сиви, невольно замедляя шаг, так как они подходили к уже знакомому ей ограждению с розовыми кустами.

— Что бы то ни было, что-то заставило ее продолжать жить дальше. Возможно, Бездна оказалась страшнее. Она никогда ни с кем тайн не делит, моя хозяйка.

— Твоя хозяйка?

— Я служу. При жизни я был господином. Зла большого никому не делал, но и доброго тоже. Вот и служу. Как давно и надолго ли, никто не знает.

Старик остановился, открывая дверь дома. Того самого дома.

— Заходи. Выпей со мной чаю.

Сиви лишь отрицательно покачала головой:

— Мне пора возвращаться. Дома будут искать меня.

Старик поднял руку в прощальном жесте:

— Иди с миром, дитя. И живи мудро.

* * *

Уже вечерело, а Сиви все никак не могла успокоиться. Слишком много вопросов остались без ответа, слишком много намеков. Поразительное место — одновременно невинное и страшное в своей безысходности, называемое Вечным Приютом… Души, которые томились там и страдали, оказывается, до такой степени, что некоторые предпочли гибель в Небытие…

Ее собственное полувидение или полувоспоминание… Легкий флер духов в зеркальной галерее, и ее неожиданное узнавание. И розы, розы. Повсюду эти розы…

Терпение не ее сильная черта, но на этот раз она будет ждать столько, сколько потребуется.

…Темноволосая кудрявая женщина привычно дотронулась до зеркала и вздрогнула, когда вместо ожидаемого зыбкого воздуха портала ее пальцы встретили идеально гладкую холодную поверхность. Она начала шарить по зеркалу, гадая, где могла ошибиться, и тут негромкий, но звонкий голос заставил ее вздрогнуть вновь.

— Он закрыт. Ты не сможешь пройти. Не пытайся.

Женщина медленно оглянулась, и зеленые глаза встретились с синими. Юная девушка в простом домашнем ситцевом платье в цветочек и свечой в руках смотрела на нее подчеркнуто-бесстрастно. Неверный огонек плясал в ярко-рыжих распущенных волосах. Сивилла!

— Не бойся. Скоро я открою портал снова, и ты вернешься откуда пришла. Я просто хочу поговорить с тобой.

Сказав это, девушка развернулась и двинулась вглубь галереи.

Женщина коротко вздохнула и в смятении снова глянула в зеркало.

— Иди за мной… Маргарита.

Сиви шла, расправив плечи, надеясь, что дрожь рук не выдаст ее волнения. Ее многодневное ожидание было вознаграждено. В тщательно расставленную и продуманную ловушку наконец-то попалась та самая женщина, которую она запомнила. Хозяйка дома с розовым садом. Женщина, которая уже подходила к Бездне достаточно близко, но вернулась. Бывшая королева бала. Маргарита. Сама Сиви робела и уже готова была пожалеть о своей затее, но шанс мог не представиться еще очень долго. Немного придавало бодрости лишь то, что женщина была подавлена и напугана не меньше ее — остальные мысли Маргариты были загадкой. Та умела превосходно скрывать их — однозначно стоило поучиться.

Пока Сиви думала, что делать и как вести разговор, ее «пленница» тонула в беспокойстве и воспоминаниях.

* * *

…Марго пришла в себя и оглянулась только тогда, когда Воланд опустил её в низкое широкое кресло у камина. Глаза женщины все ещё застилала пелена слёз по своей жизни и смерти. Отчаянное одиночество, что терзало ее душу на протяжении всей жизни, не оставило ее и в посмертии. Очень быстро, когда первая эйфория и радость прошли, Марго начала понимать, на что она обрекла себя.

Вечный Приют стал для нее вечной тюрьмой. Какое-то время она пыталась убедить себя, что любовь к Мастеру — это все, что ей нужно, но будучи запертой вместе с ним в маленьком мирке постоянно, она пришла в ужас от того, насколько они разные… Она не могла сказать, за что они когда-то полюбили друг друга… Чувствуя себя неблагодарной и неверной, Марго скрывала свое отчаяние как могла, да этого и не требовалось. Любовник был вполне счастлив. Найдя компанию по душе из таких же, как и он,непризнанных при жизни гениев, он творил очередные шедевры, которые наконец-то оценивали по достоинству, а Маргарита все искала, как заполнить зияющую пустоту внутри себя. Ей отчаянно хотелось иметь ребенка, но бесплодная при жизни не может зачать и в посмертии, как просветили ее довольно быстро. Последним ударом для нее стал визит Повелителя Теней вместе с прекрасным младенцем, который, как она ошибочно думала, предназначен ей. Ей во спасение… После этого Марго решила, что любая, даже мучительная смерть не может быть мучительнее ее нежизни. Она приняла решение бросить себя в Бездну Небытия. И однажды утром просто вышла в путь…

Теперь мысль о небытие постепенно теряла власть — гораздо больше волновали её горячие мужские руки, что оставили её тело. Повелитель Теней мгновенно переоделся, теперь вместо делового костюма на нем был бордовый бархатный халат до пола, распахнутый на груди. От вида обнаженной гладкой кожи по спине Маргариты поползли мурашки, а губы пересохли. Сама она выглядела далеко не опрятно. Она была нага — Воланд уничтожил её излохматившуюся одежду и закутал в свой плащ. Волосы Марго спутались, под ногтями была грязь, все ноги в кровавых мозолях — видимо, она истрепала туфли, когда пыталась пробираться через скалы. На щеке зудела свежая царапина. Глаза были покрасневшими и опухшими от слез. Она начала плакать задолго до того, как Воланд нашел ее, заблудившуюся, и слезы не переставали литься из глаз, пока он нес ее через мрачную безжизненную рощу, а потом через какие-то бесчисленные коридоры со множеством зеркал.

Тонкий дымок благовоний вился вокруг, и от чёрной плотной ткани шел очень похожий запах — базилик и бергамот, мускатный орех и тмин, пачули и кедр, сандал и ваниль — многогранный и сложный, жесткий и притягательный, настоящий и неземной. Женщина забывала обо всем, вдыхая будто саму суть мужчины  — мигом воскресли воспоминания о безмерно далекой во времени и пространстве московской ночи. Той ночи, когда ей казалось, что она родилась заново. Той ночи, когда она обрела все, но — как оказалось — потеряла еще больше. Когда после стольких лет пронзительного и абсолютного одиночества она почувствовала, что о ней заботятся. Что ей дорожат. Что к ее чувствам и судьбе не безразличны. Впервые ей не приходилось прятать свою истинную сущность за масками счастливой жены и любовницы.

Первый раз она вошла к Мессиру, полная надежды и страха, а вышла королевой. Сегодня же все личины слетели с нее как истрепавшаяся одежда. Она предстала перед Воландом обнаженная и телом, и духом. Сломанная, отчаявшаяся. Каждая клеточка ее тела кричала от боли и от усталости.

Она выпила залпом кубок красного вина, что оказался прямо перед ней, приняла полоску ароматного сыра, проглотила и не заметила несколько кусочков горького шоколада. Воланд что-то говорил, но она не слышала. В ушах звучало только то, что это был её выбор. И только она несёт ответственность за то, что оказалась неспособной получать удовольствие от того, чего когда-то хотела сама. А Мессир не предлагает дважды. Тоска снова взыграла в сердце. Вернулось желание умереть навечно. Исчезнуть как будто она и не рождалась никогда. Как сквозь туман до неё долетел раздраженный голос Повелителя Теней:

- Да что же такое! Ты принадлежишь мне, пойми и прими это наконец! У тебя нет права решать, жить тебе в посмертии или уйти в небытие — это решаю только я.

- Мессир… Я…

- Ты не знаешь, ради чего теперь жить. Я покажу, как ты ошибаешься, — прошептал он низким хриплым голосом, приближая свои губы к устам Маргариты.

Дьявольский поцелуй был нежным. Настолько, что женщина застыла от неожиданности. Она давно и тайно мечтала об этом, но не верила, что это когда-нибудь произойдет. Его твердые губы, обычно скривленные в усмешке, оказались ласковыми и теплыми. Само присутствие Воланда словно дарило смысл жизни, и Марго потянулась к нему, как за путеводной звездой, сбрасывая с плеч его тяжелый плащ. Она обвила его руками, ощущая бархат халата и наслаждаясь близостью. К черту все. Все к черту. Он встал на колени перед креслом и заключил ее в объятия.

Ее короткий вздох подзадорил его — она поняла давние слова Азазелло о том, что любая женщина в мире готова отдаться Сатане.

Мысли ее читались без труда - ох, ну почему с женщинами всегда так сложно? Они не могут не думать даже в такие интимные моменты. Теперь надо хотя бы заставить Маргариту забыть обо всем. Только чувствовать. Только желать. Только умолять о большем. Там, где он касался ее, оставались жаркие невидимые следы. Неверный свет свечей расплывался под полуприкрытыми веками.

Глядя в  глаза Повелителя Теней, Марго терялась. Что же происходит между ними? Что он чувствует к ней? Почему она осознала свою любовь так поздно? Слишком поздно… Черный глаз Мессира оставался неподвижен, и женщина сосредоточила внимание на зеленом. Там был словно поврежден хрусталик — радужка дергалась и переливалась неестественно зеленым свечением. Зрачок был расширен, выдавая возбуждение. Но больше ничего она так и не смогла прочесть в его глазах. Зато ее взгляд, похоже, рассказал Воланду все, что она чувствует к нему. То, чего раньше в ней не было. То, что дремало глубоко внутри. То, чего сама она не замечала или не хотела замечать.

- Это стоит того, чтобы жить, не так ли, Маргарита Николаевна? — его голос был тих и чуть заметно дрожал. Его приоткрывшиеся губы перетянули ее внимание.

- Это стоило того, чтобы умереть, Мессир… — задыхаясь от страсти, прошептала она в его уста и накрыла их поцелуем.

Воланд осторожно заставил ее подняться, обвивая ее руками свою шею.

- Пойдем, тебе скоро станет легче, — прошептал он в ее ухо, лаская его губами.

Он легко поднял ее и понес через огромную роскошную спальню, открыв одним взглядом неприметную дверь около ложа. Маргарита тихонько ахнула, когда увидела на первый взгляд необъятную купальню. Воланд опустил ее в теплую ласковую воду одного из ответвлений бассейна, освободился от халата и погрузился напротив.

- Это мои личные покои — здесь нет слуг, — начал говорить он, зачерпывая воду и осторожно поливая Марго, — у меня редко есть возможность побыть одному в тишине, — ласковые струи зазмеились по груди, заставляя Маргариту закусить губу и закрыть глаза. - И поэтому сюда вхожи только те, в чьем присутствии я заинтересован, — струи воды побежали по спине, снимая напряжение и боль.

Дивный аромат розового масла окутал Марго.

- Сегодня я хочу, чтобы ты пахла розами, как тогда на балу, — медленно и хрипло проговорил Воланд

Он взял ее лицо в свои ладони, нежно поцеловал, а потом начал перебирать волосы, распутывая их и лаская.

- Тебе нужно подкрепиться.

У губ Марго оказался спелый плод финика, но она покачала головой:

- Я не могу думать о еде, когда вы меня так целуете… — прошептала женщина.

- А тебе и не надо думать. Ешь. Тебе понадобится много сил сегодняшней ночью, — перед Маргаритой уже оказалась кисть удивительно сладкого винограда. Она ухватила губами одну ягоду и откусила ее. Сок пролился на губы.

Воланд прервал поцелуй лишь для того, чтобы взять кувшин вина и начать поливать волосы Марго, ее лицо и грудь. Она приоткрыла рот и глянула на него вопросительно, но он с улыбкой покачал головой и припал своим умелым алчущим ртом к ее шее, слизывая капли, буквально выпивая вино с ее кожи. Женщина вскрикнула.

- Вот теперь другое дело, — удовлетворенно проговорил Воланд хриплым голосом и вылез из ванной, чтобы помочь смыть липкие соки с волос и тела женщины.

Маргарита вновь оглядела его, поражаясь его совершенству. Капли воды струились по смуглой коже, под которой перекатывались тугие мышцы. Она ждала этого всю свою жизнь, поняла она. Этого момента. Этого мужчину. Он снова поднял ее, отнес обратно в спальню и опустил на широкую кровать. Почувствовав его вес на своем теле, она не смогла подавить стон и прижалась к нему еще ближе. Воланд не переставал целовать ее, заставляя извиваться под ним и мысленно молить о единении. Ни стыд, ни муки совести ее не волновали. Только Мессир имел сейчас значение, только его горящий взор, только его пылающее тело, только его обжигающие поцелуи. Его неторопливость сводила с ума, но Маргарита не смела ничего требовать. Воланд медлил. Странное чувство — ласкать женщину, которая тебя любит. Его всегда боялись, им восхищались, он мог вызывать самые различные чувства у людей и нелюдей. Но вот любовь? Нежность? Это было неожиданно. И так приятно.

...В какой-то момент Маргарита поняла, что все краски мира собрались сейчас в его спальне. Все звезды не сравнятся со светом его глаз. И что ни один звук во вселенной не станет ей дороже его единственного, но такого сладкого стона, когда он вошел в нее последний раз и замер.

Сколько раз он взял ее за ту ночь? Маргарита сбилась со счета. Кожа ее горела, тело ныло после яростных ласк, ноги сводило судорогой, спину ломило, мышцы деревенели от напряжения, а колени были стерты чуть ли не в кровь. Но душа была счастлива, как никогда — Он рядом. Он дарит любовь ей. Все будет непросто, гораздо сложнее, чем было когда-либо. Но плевать, плевать! Кому можно продать душу, чтобы разделить вечность с Сатаной? Как оказаться полезной ему? Что сделать, чтобы остаться рядом навсегда? Как сделать, чтобы он полюбил ее так же, как она его?

Под утро их тела были мокрыми от пота и горели, словно объятые пламенем. Стук сердец звучал в ушах, дыхание так не желало восстанавливаться. А потом снова пришла нежность. Спасаясь от прохлады воздуха, они оказались под тяжелым одеялом и продолжили ласки, гладя воспаленные тела, будто выражая благодарность друг другу. И молчали. Каждый думал о своем, но мысли витали вокруг случившегося. Наконец, тишину разорвал все еще хриплый голос Воланда, внезапно напрягшегося, будто кто-то невидимый его окликнул. Он сел на ложе:

- Я не могу остаться с тобой. Есть дела, которые требуют моего немедленного присутствия.

- Я понимаю, — грустно ответила Маргарита и приподнялась на постели в поисках несуществующей одежды.

- Я пришлю за тобой, когда у меня будет время, — по щелчку пальцев Повелитель Теней оделся. Тело и волосы его тоже внезапно оказались чистыми и свежими. Вытянув буквально из воздуха платье для Маргариты, он протянул его ей: 

— И запомни: ты никому не сможешь продать душу, ты ее уже продала мне. Ты принадлежишь мне.

- Мессир… — Марго будто только сейчас осознала, с кем провела эту ночь.

Подавив панику, она осторожно слезла с огромной кровати и шагнула к Воланду, чтобы принять из его рук платье. Она не смела поднять на него глаз. Ночь закончилась. И надежда снова покидает душу. Тут тело подвело ее — усталость была просто ужасной — ноги подкосились, и она бы рухнула на пол, не удержи ее сильные мужские руки. Усадив Маргариту к себе на колени и прижав ее к себе, Повелитель Теней вздохнул. Ему не хотелось, чтобы она его так боялась. Особенно после того, как он невольно подтолкнул ее к отчаянному шагу. Он провел пальцами по ее щеке, а она в ответ доверчиво положила голову ему на плечо.

- Просто обещай, что будешь меня слушаться. Только в этом случае все будет хорошо. И не ищи встречи с ребенком, — строго напомнил он и коротко поцеловал Маргариту на прощание.

- Обещаю, Мессир, — поклонилась женщина и вышла вслед за демоном, которого призвал Воланд ей в провожатые до дома. Пусть так. Пусть не Его Королева. Но рядом с ним.

* * *

Сиви сделала приглашающий жест рукой и сама опустилась в кресло.

— Присаживайся. Вина у меня нет, зато, есть лимонад. Очень вкусный.

— Сивилла… — произнесла Маргарита, так и оставаясь стоять. Как вести себя с девочкой, с которой даже видеться не позволено? Она не может ставить под удар отношения и рисковать доверием. — Прошу тебя, позволь мне уйти. Я обещала… Я дала слово… Пойми, мне нельзя разговаривать с тобой!

Сивилла подняла на женщину непонимающий взгляд.

— Здесь только ты и я. Никто не подслушивает, я об этом позаботилась. Тебе не о чем беспокоиться.

Сиви встала, налила в стакан лимонад и протянула Марго. Той ничего не оставалось, как принять питье из рук девочки и сесть. Сходство не могло не поражать. Разумеется, не внешнее, но жесты, интонации, чуть ироничный наклон головы и властные нотки в голосе. Сколько ей должно быть лет?

— Четырнадцать, — ответила Сивилла на невысказанный вопрос, — я понимаю тебя и не хочу задерживать. Мне нужно спросить кое о чем.

— Пожалуйста, — вновь обратилась к ней женщина, — если он узнает…

— Ты собираешься сказать ему? — спросила Сивилла, испытующе глядя на Марго, — от меня он ничего не узнает, и обманом это не будет. А ты прекрасно умеешь скрывать свои мысли от других.

— Я очень люблю его, Сивилла, — тихо произнесла женщина.

Лицо девочки смягчилось, она даже слегка улыбнулась.

— Мне нужно знать о… — начала она.

— Если ты о том, что происходит между нами, то как бы тебе объяснить…

— Это мне известно! — отрезала Сиви, и глаза ее сверкнули, — я хотела поговорить с тобой о том, как ты шла к Бездне и видела ли ты ее вблизи.

Маргарита вздохнула с облегчением. Да, Воланд отнюдь не преувеличивал упрямство и буйный нрав своей воспитанницы! Девочка была не из робкого десятка, мягко говоря… А ведь это могла быть ее девочка. Ее и… Не думать об этом. Не думать!

Сиви подалась вперед от нетерпения и закусила губу. Ей надо, ей очень надо знать…

— Я знаю, что это очень опасно. Что это грозит всем нам. Мне говорят абсолютно противоположные вещи. Здесь мне почти что и думать о Бездне запрещают, а… другие говорят, что только я могу ее остановить. Мне нужно знать хоть что-то.

В голосе девочки было настоящее отчаяние, очень понятное Маргарите.

— Я вынуждена разочаровать тебя, — тихо молвила Марго, — я так и не дошла до нее. Ты права. Мне очень хотелось умереть, и я пошла далеко на Юг. Я шла без остановок с рассвета до поздней ночи, потому что боялась, что если остановлюсь, то упаду и не смогу больше идти, и тогда моя мука никогда не кончится. Но Мессир остановил меня. Он нашел меня, думаю, что совершенно случайно. И привел меня сюда. Это было очень давно. Ты была совсем крошкой. Я видела тебя незадолго до всего.

— Я знаю… — тихо произнесла Сиви, чувствуя, как внутри все у нее переворачивается от разочарования, — я помню нашу встречу. Где он нашел тебя? — спросила девочка с последней надеждой.

— Я не знаю, что это было за место… Какие-то горы, абсолютно пустые. А в небе висела чернее черного туча и полыхали молнии. Вот только грома не было слышно.

— Понимаю… Я сама никогда не была так далеко на Юге.

Маргарита неожиданно для себя испуганно встала и схватила девочку за руку. Та сжала ее пальцы в ответ.

— Пожалуйста, пообещай мне, что ты никогда туда не пойдешь.

Сиви грустно улыбнулась.

— Я постараюсь, — сказала она, — теперь пойдем. Я покажу тебе другой путь. Короче.

Зеркало в старой кладовке послушно открыло выход на Вечный Приют, над которым теперь сияла полная луна и звезды. Маргарите казалось, что она может рассмотреть горящие огоньки в окнах своего дома. Опять к нему пришли гости…

Она снова сжала руку Сивиллы на прощание и была поражена, когда девочка поцеловала ее в щеку, но похоже сама смутилась от этого порыва.

— До свидания, Сивилла, — тихо проговорила Марго.

— Сиви, — ответила девочка, развернулась и быстро бесшумно ушла.

* * *

Сиви направлялась к своим покоям, как вдруг по полу пробежала дрожь, идущая будто от самого основания замка. Она подбежала к окну.

В небе полыхал пожар, и с него сыпался пепел. Во дворе кто-то упал. Со всех ног девочка кинулась вниз, гадая, что это может быть, и в ужасе понимая, что она, похоже, знает ответ. На секунду она подумала, что, может быть, надо бежать как раз к себе, но нет… Там, внизу, есть раненые,и им нужна помощь.

Во дворе было непривычно жарко, ворота распахнуты настежь. Она буквально выпрыгнула на подъездную аллею, чтобы увидеть десятки жителей близлежащей деревни, спешивших к замковому парку с ужасом в глазах. Земля под ногами снова ощутимо содрогнулась, и Сиви, как и многие, упала, но тут же поднялась.

— Не сюда! — крикнула она толпе. Ей казалось, что ее не услышат, но услышали. — В замок! В центральное крыло!

Она остановилась, указывая путь. Мимо нее прохромал старый сатир, и она подхватила его под локоть, помогая нагнать остальных.

Острый камень, упавший с полыхающего неба, глубоко порезал ей висок и щеку. Девочка вскрикнула. Как только алая дорожка заблестела в свете пожарища и закапала с шеи на грудь, какая-то сила опрокинула Сиви ничком на землю и потащила с невиданной скоростью. Живот пробило еще одним камнем, стало очень трудно и больно дышать. Несмотря на глубокие раны, кровь из них как будто сразу же испарялась, а небо вдруг приобрело багровый оттенок.

И вдруг волна ледяного холода сковала все вокруг, охватывая и отшвыривая вдаль кровавую тучу. Сиви мгновенно замерзла, и кровь из груди и живота хлынула с прежней силой. Замутненным взором она проводила тучу, улетающую далеко на Юг.

Огромная тень накрыла ее и укутала тяжелым плащом, а хриплый голос произнес:

— Все хорошо, человечек. Мы снова отбросили ее. Мы все. Вместе.

— Я умру? — спросила она, чувствуя, как ее бережно поднимают и уносят. Больно совсем не было. Только очень холодно.

— Когда-нибудь — обязательно.

Ей захотелось засмеяться.

— Ты врешь мне. Это будет очень скоро. Сейчас… — она помолчала. Воздуха не хватало и становилось хорошо и спокойно. Из уголка ее рта зазмеилась еще одна дорожка крови. — Там все-таки был скорпион — под тем камнем… И я… убила его.

— Вот и умница. Помолчи, человечек. Побереги силы, скоро мы будем дома, и все будет хорошо.

Ей кажется, или голос Азазелло на самом деле не звучал никогда так тихо, почти нежно? Значит, дела ее и в самом деле плохи.

— Я сам подложил скорпиона под этот камень, — говорит Азазелло как-то сдавленно. Ему что, тяжело нести ее? Не может такого быть, — только не засыпай. Держи глаза открытыми.

— Я так и знала, — шепчет Сиви. — От тебя одни беды.

— От тебя тоже, — следует ответ. Глаза ее все же закрываются, и она чувствует легкое прикосновение… губ? К своим волосам.

Больше она не видит и не чувствует ничего.

Свет факелов плясал на стенах и выбрасывал из темноты зала, находящегося внутри пещеры, черный каменный стол, висящий на железных цепях. По углам стола ярко полыхали факелы, но их свет отнюдь не смягчал, а лишь подчеркивал алебастровую бледность тела, лежащего на нем.

Когда-то голубое платье стало розмариновым от крови, которая упрямо не желала останавливаться, хотя и не хлестала уже потоком. Бледность лица Сивиллы Оршели практически не была различима за многочисленными синяками и глубокими порезами. Она казалась мертвее мертвого и слыла бы неживой, если бы не едва заметные подъемы грудной клетки и чуть слышное хриплое дыхание.

Несколько десятков человек опасливо жались к стенам: среди них были представители самых разных эпох - те, кто уже успел покинуть подлунный мир, и те, кто еще ни разу не пересекал его границы с тех самых пор, как заложили свою душу. Последние пребывали в таком ужасе, что проклинали минуту, когда решили, что знания, мудрость, власть или любые другие земные блага стоят сделки с Дьяволом.

В изголовье каменного алтаря стоял, скрестив руки на могучей груди, огромного роста широкоплечий человек с медно-рыжими волосами и горящими, как угли, глазами. Он напряженно смотрел в никуда. Тут же, на коленях, прижав неподвижную холодную руку к своему лицу, стояла почти обнаженная женщина, из одежды на которой была лишь туника, сплетенная из золотых цепей. Нечеловечески огромные и светящиеся зеленые глаза ее были также лишены всякого выражения.

Людская масса, жавшаяся к стенам пещеры, негромко переговаривалась и бурлила, и тут послышался одинокий голос:

— Кровопотеря была слишком сильной. Молодой госпоже не жить.

Демон в два шага оказался возле говорившего, схватил его за горло и без всякого усилия оторвал от пола. Человек захрипел, стоявшие рядом в ужасе попятились.

— Ты еще можешь быть нам как-то полезен, человеческое отродье, и только поэтому я позволяю тебе жить сейчас. Еще одна подобная фраза — и любой живой из вас умрет на редкость мучительной смертью, а каждый мертвый убедится, что есть участь похуже смерти.

— Лучше вам начать что-то делать, пока здесь только мы, — подала голос женщина, поднимаясь и обводя пещеру невидящим взором. Если ей не станет лучше, к тому моменту, когда придет он…

На этих ее словах пламя угрожающе вспыхнуло.

Прекрасное жестокое лицо женщины исказила судорога, и она поспешила вернуться к лежащей без сознания девочке.

Азазелло давно начал терять терпение. Он прошелся взад-вперед перед сжавшимися магами и врачевателями, позволяя могучим черным крыльям прорваться сквозь одежду, и таким образом выглядя еще внушительнее, чем обычно. Особенно это пугало смертных — на что он и рассчитывал.

И он, и Гелла — демоны, наивысшие в своей иерархии, были властны смести всех их в прах, но не были властны продлить жизнь Сивиллы Оршели.

Он знал, что с ней плохо — понял это, как только увидел ее, лежащую у подножья холма. Ему хватило одного взгляда на две зияющие раны — одну слева на груди, чуть пониже сердца, и вторую — прямо в центре живота. Правая рука, вернее всего, была сломана, но это пустяки, как и ее многочисленные кровоподтеки и ссадины. Когда он донес ее в пещеру, кисти его рук были мокрыми от ее крови. Той самой крови, которую с жадностью впитала в себя Бездна, перед тем, как будто опьяненная ей, поддалась магии его и повелителя, и, возможно, немного — Сивиллы.

Азазелло не мог не заметить отчаянное сопротивление девочки, ее ярко, невообразимо ярко для смертной вспыхнувшую ауру, ослепительно-синее сияние, бросающее вызов багровой тьме Бездны Небытия.

Теперь же никакого свечения не было и в помине. Сивилла Оршели умирала.

* * *

Огонь в факелах взметнулся ввысь и вспыхнул оттенками алого, зеленого и даже черного пламени.

Владыка Ада или Шеола, как называли его местные жители, ворвался в пещеру волной ледяного холода и страха.

И у смертных, и у перешедших черту вид его вызвал такой непомерный ужас, что никто не мог сказать, явился ли он в своем истинном обличье или в какой-то неимоверно ужасной ипостаси. Маги боялись поднять глаза на Повелителя Теней.

За Воландом, словно тень, следовал Фагот. Как всегда невозмутим и бесстрастен.

— Рыцарь, — проговорил Князь Тьмы, казалось бы негромко, но огонь вспыхнул еще ярче и по пещере пошла дрожь.

Фагот подошел к лежащей Сивилле, откинул черную ткань покрывала, смерил ее взглядом не дольше секунды и ровно проговорил:

— Пробито левое легкое. С правой стороны сломано два ребра. С левой - три. Печень и селезенка разбиты. Она потеряла много крови, продолжает терять и не в состоянии полноценно дышать.

Воланд кивнул, казалось, без всякого удивления и уточнил:

— Но она, тем не менее, дышит?

— Дышит, Мессир.

Повелитель Теней окинул взглядом людских магов и, принимая свой почти обычный вид, обратился к ним:

— Господа, как видите, моя воспитанница тяжело ранена. Вы здесь для того, чтобы помочь нам излечить ее. Тому, кто облегчит страдания Сивиллы Оршели, будет обеспечена моя глубочайшая признательность.

Недосказанная часть фразы повисла смертельной угрозой в воздухе.

— Итак, господа? — спросил Воланд, оглядывая всех по очереди, сверля каждого ярко горящим зеленым глазом.

— Ни один маг из рода людского не властен помочь, учитывая ее ранения, Повелитель. Ее раны несовместимы с жизнью. Молодая госпожа умрет, и любое вмешательство лишь бессмысленно продлит ее мучения. Разумнее и милосерднее будет позволить девушке уйти.

Воланд резко повернулся к говорившему, взметнулся крыльями за спиной тяжелый плащ.

Маг вспыхнул как факел, и пещеру огласили дичайшие вопли горящего заживо человека. Несколько долгих минут все молча взирали на страшную агонию: маги с ужасом, демоны с равнодушием и Гелла с каким-то мрачным удовлетворением.

Когда от незадачливого ученого осталась лишь дымящаяся кучка пепла, Воланд вновь оглядел собравшихся и с неизменившемся выражением проговорил:

— Я выслушаю еще предложения.

Тишину в пещере можно было резать ножом.

Повелитель Теней посмотрел, наконец, в ту сторону, откуда старательно отводил взгляд с того самого момента, как вернулся в Замок.

Сивилла Оршели лежала абсолютно неподвижно на холодной гранитной поверхности. Воланд коснулся ледяного и сухого лба девочки. Ни следа присутствия. Где бы она ни была сейчас — это находилось за границами Бытия и его собственной досягаемости. Слишком близко она подошла к черте. Живущая в мире бессмертных, она исчезнет навечно, едва умрет. И это никто и ничто не в силах изменить.

* * *

— Разверни младенца и положи его в центр алтаря, — приказал Воланд Гелле, едва они вернулись с Лунной дороги вместе с подкидышем Иешуа. Как только черные скакуны коснулись каменных плит двора Замка, Повелитель Теней приказал свите спускаться в пещеру глубоко внизу. Она была древней, древнее самого Воланда — остаток погибшего мира, который когда-то населяли жестокие божества.

Старых богов давно здесь не было, он сам и те немногие, кто был тогда с ним тысячелетия назад, смыли с рук их кровь, но место было наполнено первородной магией, могущей как дать ответы на различные вопросы, так и уничтожить вопрошающего. Почти любого.

Гелла покорно распеленала и положила начавшего кричать ребенка в центр очерченной зеленым светом пентаграммы. По углам вспыхнули сами собой высокие черные свечи.

Скоро Повелитель Теней будет знать все: магический потенциал, возможные перспективы и судьбу. В его Обители для него никаких тайн быть не может и не будет.

Зеленый свет вспыхнул ярче, озаряя маленькое тельце… Пророческий дар… Управление огнем… Так. Что еще?

Новорожденный ребенок на алтаре извивался и заходился криком. Странно, по дороге она не проронила ни звука. Возможно, ритуал причиняет младенцу какую-то боль, ну и что с того? Почему его это должно волновать? В конце концов, его нужды многократно превышали нужды человеческого ребенка, которого он практически позволил навязать себе.

Повелитель Теней продолжал пристально смотреть на кричащего младенца, будто считывая информацию. Видения из его собственного прошлого мелькали перед глазами. Его рождение-явление в мир, ни разу не проигранные битвы за первенство, одержанные победы. Вечное незримое присутствие третьей силы… Бездна Небытия… Ключ?.. Запертый серебряный шкаф, который он хранит вдали от чьих-либо глаз — зачем?.. И снова ключ.

Тут видения Воланда прервались самым неожиданным образом. Он услышал зов, обращенный к нему одному. Если бы не его умение владеть собой, Повелитель Теней вздрогнул бы, но вместо этого он оторвал свой взор от пустоты и вперился глазами в новорожденную.

Вне всякого сомнения, младенец взывал к нему. Не зная, кто он и что он, младенец, которого судьба, не спрашивая, определила во Тьму — как и его когда-то — просил, нет, требовал от него защиты!

Позже он сам себе не сможет объяснить действие, показавшееся единственно правильным.

Разом потухли черные свечи, побледнело и погасло зеленое свечение пентаграммы. Медленно, словно во сне, Повелитель Теней подложил руки под маленькое тело девочки и поднял ее с алтаря. Почувствовав прикосновение горячих рук Воланда вместо ледяного холода жертвенного камня, младенец начал затихать. Замутненные голубые глаза взирали на Сатану.

И он ответил на зов.

* * *

— Почему она здесь, Азазелло? — спросил Воланд. — Почему не в жилом крыле?

— Когда я нашел её за воротами замка, она уже потеряла много крови. Центральные ворота были открыты, и быстрее всего было доставить её именно сюда. Я не рискнул телепортировать.

— Как оказалось, что ворота были открыты?

Уголок рта рыжего демона дернулся в некоем подобии усмешки:

— Сивилла распорядилась, Мессир. Как только увидела землетрясение и панику в Нижнем Шеоле. Она же и направила жителей в замок, в безопасное место.

— И таким образом оказалась в эпицентре, на самом виду…

— Точно так, Мессир.

Воланд снова повернулся к магам.

— Я все еще жду, — проговорил он, и в голосе зазвучали угрожающие нотки, — и намереваюсь получить ответ немедленно. То, что вы имели удовольствие лицезреть несколько минут назад, далеко не самый жестокий конец.

Собственная тень Повелителя Теней выросла до исполинских размеров и принимала на стене причудливые и чудовищные формы. И Азазелло, и Гелла видели, что только присутствие Сивиллы усмиряет ярость хозяина и удерживает его от того, чтобы уничтожить всю пещеру вместе с находящимися в ней магами. Пока еще была надежда, что кто-то из них сможет помочь.

— Позвольте предложить, Мессир, — от толпы магов отделился высокий белобородый старик и склонился в поклоне.

Воланд нетерпеливо кивнул, и маг приблизился к алтарю.

Вытащив из одного из своих карманов перо, ученый поднес его к лицу Сивиллы, удостоверился, что та слабо дышит и произнес:

— Мадемуазель Оршели не принадлежит этому миру. Её мир — Земля. Переломы и раны можно излечить, но девушке необходим подлунный воздух, свечение истинного солнца, луны и звезд. Жизненные токи мира, давшего жизнь мадемуазель, заставят ее вернуться.

Воланд вздохнул, подавляя растущее раздражение, и процедил сквозь зубы:

— Вы предлагаете мне выселить ее из родного дома, Нострадамус? Обречь ее на изгнание? Что же за жизнь её ждет? Напомню вам, она дева четырнадцати лет.

Нострадамус снова склонился:

— Я говорю лишь о временном решении, Мессир. Поправившись, мадемуазель Оршели вернется домой и продолжит свою обычную жизнь.

- Вон! Все — вон отсюда! — крикнул Воланд, — и вы тоже, — махнул он рукой в сторону приближенных.

* * *

Иешуа Га-Ноцри стоял, опершись о каменную балюстраду, и смотрел вдаль. Небесная лазурь была безупречна — яркое солнце, золотые звезды иных времен и миров, пышные кучевые облака.

И никакой ломающей черноты — сколько хватало глаз. Небытие не исчезло — это было невозможно, но отодвинулось дальше, чем когда-либо. Обитель Света была спасена, но на этот раз спас ее не Иешуа.

Он должен испытывать благодарность. Признательность. При этой мысли Сын Божий скривился в совершенно не характерной для него манере. Вся поза его выдавала безмерную усталость и какую-то обреченность. Хотя нет… Он слишком предвзято и несправедливо относится к себе, как и всегда. Ему следовало радоваться, что изначально Бездна разверзлась ближе к Царству Теней, что Небесный Чертог принес лишь немногие жертвы, и то нечаянные.

Он не замарал рук кровью, он не смотрел в глаза тем, кого отправлял в небытие и не он уничтожал души людей, нашедших последнее пристанище в его обители. Свет останется светом, а тьма тьмой — до конца времен. Все будет так, как должно быть.

Сын Божий вздохнул и сжал зубы. Не досаду должен он испытывать — облегчение. Не его вина, что в последнем поединке схлестнулись силы более древние, чем он сам. Древность и власть над тьмой еще не делает их сильнее. Возможно, исход битвы был бы совсем иным, не oкажись Сивилла Оршели так близко.

Поразительно… Хоть дитя и пребывало теперь на грани смерти, одно ее присутствие повергло Бездну в экстаз, заставило жадное до крови и душ нечто как будто забыть обо всем и обо всех и видеть одну лишь Сивиллу.

Еще немного, и Бездна могла быть полностью уничтожена. Еще немного…

Одна жизнь могла купить бесконечное число жизней и вечность, а теперь все потеряно.

Самой судьбой этому дитя было начертано погибнуть во благо всем мирам, теперь же только вопрос времени, когда Небытие вернется, чтобы требовать еще большего.

Сейчас свершилось худшее — дитя пребывает между жизнью и смертью, и в тот момент, когда она перейдет черту, она будет потеряна для всех. И для жертвоприношения тоже.

Все силы и все молитвы Иешуа были направлены к тому, чтобы девочка выжила, и ему удалось убедить Повелителя Теней в том, что это единственный выход. Или саму Сивиллу. Девочка тщеславна и горда, но вместе с тем нежна и храбра — ее душа до сих пор балансирует между светом и тьмой. Если Иешуа придется играть на струнах ее души, пробуждая эти самые тщеславие и гордость, что ж, он пойдет на этот грех. Пускай это будет его личная жертва.

На окраине своего восприятия он мог ощутить дитя, боль в ее истерзанном теле и разум, который не мог справиться с этой болью и поэтому уходил все дальше и дальше. Ему было знакомо это ощущение. Слишком знакомо.

Иешуа вздохнул. В этом он может помочь. Свет излечивает и дает жизнь, а Сивилла нуждается в его целительстве. Редко он может даровать дитя то, что не может даровать Тьма. Или не понимает, что может — на его, Иешуа, счастье. Кроме всего, это его долг — он первым принял дитя в этом мире. Она принадлежит ему ничуть не меньше. Сивилла Оршели должна выжить именно с его помощью.

Давно, бесконечно давно он не появлялся в Обители Тьмы. Теперь самое время.

* * *

От фигуры Иешуа исходило белое свечение. Не будь этого свечения и света догорающих факелов, невозможно было бы различить ни фигуру Сивиллы, так же лежащую на алтаре, ни стоявшего неподвижно рядом с ней Повелителя Теней.

Не говоря ни слова приветствия, Иешуа Га-Ноцри медленно прошел к алтарю и воззрился на Сивиллу.

— Я должен выразить тебе свою признательность за то, что ты почтил нас своим присутствием лично, а не послал одного из своих рабов? — раздался ледяной голос Воланда.

— У меня нет рабов, — обычный ответ в обычной манере — и только он один знал, что ему стоило сохранять бесстрастность.

— Я пришел выразить тебе благодарность. Мы все обязаны тебе.

— Отрадно слышать эти слова от тебя, — ответил ему Воланд, — особенно после того, как я искал тебя на поле битвы, но никак не мог найти.

— Тебе известно, что я не успел, — проговорил Иешуа, и его свечение сделалось ярче, выдавая эмоции, которые он тщательно пытался подавить. Старший брат криво усмехнулся, без труда различая эту попытку, и снова повернул взор к Сивилле.

Воланд положил стиснутые в кулаки руки по обе стороны от головы девушки и проговорил:

— Право, не знаю, что мне более приятно слышать от тебя — твою благодарность или твою ложь.

Иешуа прикрыл глаза и вздохнул. Сейчас не время споров и отрицаний. От него не укрылось, что, несмотря на обычный сарказм и неприязнь Повелителя Теней, тот жадно следит взглядом за каждым движением Сына Божьего, не отходя ни на шаг от лежавшей на алтаре девочки.

Иешуа воспринял это как своеобразное согласие и простер ладони над телом Сивиллы, легко дотронулся до ее лица. Что бы ни было, медлить здесь нельзя ни секунды.

— Она не выживет в Шеоле, — тихо проговорил Сын Божий.

— Она не умерла за последний час, — отрезал Воланд. — И она будет жить! Если это все, что ты можешь сказать, то уходи. Мне абсолютно бесполезно твое присутствие здесь. Делай, что собирался, или я сделаю это за тебя. Не думай, что мне это не под силу.

— Ты прав, здесь я могу сделать то, что ты можешь сделать и сам. Если бы не твой страх прикоснуться к ней сейчас, — парировал Иешуа.

Лицо Князя Тьмы потемнело от гнева, но он кинул взгляд на Сивиллу и сдержался. И так слишком много времени потеряно. Он еще найдет способ выразить свое… неудовольствие. Сейчас не время.

— Делай то, зачем пришел. Или убирайся!

Иешуа не одно тысячелетие делил власть над миром с братом, поэтому не поддался на провокацию. Он глубоко вздохнул, и от его руки к Сивилле пробежали волны яркого белого света, а собственное его свечение стало чуть менее ярким.

Через несколько долгих минут какая-то сила внезапно вскинула неподвижное тело девушки, верхняя часть туловища выгнулась дугой от судороги, глаза широко распахнулись в абсолютно бессмысленном и пустом взгляде, из горла вырвался долгий хрип. Ярко-синей вспышкой полыхнула аура и вновь потухла до еле заметного, но ровного свечения. Раны на груди и животе затянулись на глазах, и сквозь прорехи на платье светилась белая кожа.

Рука в черной перчатке перехватила запястье Иешуа.

— Достаточно, — сказал Воланд глядя ему в глаза, — она живет.

— Она не проживет долго, если останется здесь, — возразил Га-Ноцри, освобождая руку, — тебе самому прекрасно известно, что сейчас ей не место во Тьме. Это не ее мир.

— Свет — это не ее мир тоже. Оставь нас. Ты препоручил ее судьбу мне много лет назад — твой выбор касательно нее был сделан давно.

Иешуа не мог позволить себе сдаться легко.

— Я всего лишь хочу сохранить ей жизнь. В Небесном Чертоге я смогу дать ей всю силу, которая потребуется.

Голос Воланда приобрел угрожающие нотки:

— Мне решать, что ей потребуется. Она будет жить. Довольствуйся моим обещанием, Га-Ноцри. Соблюдай договор.

Иешуа понял, что дальнейший спор выльется в конфронтацию, вступать в которую, находясь не на своей территории, было крайне неразумно. Но он должен сказать одну вещь.

— Ты видел, что произошло, когда Бездна столкнулась с Сивиллой Оршели. Ты не можешь отрицать мою правоту, уж конечно, не теперь.

Бешеная ярость Дьявола прокатилась рокотом по пещере, выходя далеко за ее границы. Земля в Шеоле содрогнулась снова, повергая в панику жителей, небо над Вечным Приютом заволокло тучами и вылилось злым ливнем, далеко на Юге взорвались вулканы.

Повелитель Теней, бледный от гнева, проговорил, сверля собеседника горящими испепеляющим огнем глазами:

— Глупец… Ты не понял до сих пор, с кем имеешь дело. Ты до такой степени глуп, что не понимаешь, как именно жизнь Сивиллы повлияет на Бездну. О, нет, мой недальновидный и недалекий младший брат… Если Сивилла Оршели соединится с Бездной, а точнее — с тем, кто скрывается в ней, как ядовитый паук в паутине, это не ослабит Небытие… Отнюдь, — Воланд уже чувствовал языки черного пламени, которые начинали плясать на кончиках пальцев, но нет... нельзя давать волю ярости — дитя здесь, она очень слаба и может пострадать. Повелитель Теней глубоко вздохнул, усмиряя бушующую злобу и просто сказал: — Покинь мою обитель. Немедленно. Дитя выздоровеет и прибудет к тебе в срок. Я соблюдаю договор. Соблюдай его и ты. Теперь покинь нас.

Пораженный словно громом Иешуа растворился в воздухе.

* * *

В гостиной находилось двое. Ни один из них не был хорошим собеседником, поэтому они привычно молчали. Даже вроде бы неспособной в силу своей природы на какие-либо чувства Гелле казалось, что она страдает от холода и пустоты. Впервые за вечную жизнь. Ее мысли были столь очевидны, что прошло совсем немного времени, как на них ответили:

— Ты очень обеспокоена.

Гелла вскинула вспыхнувший взгляд и проговорила глухим голосом:

— Ты не страдаешь никогда и ни от чего. Посему не говори о том, чего понять не в состоянии.

— Я живу слишком давно в обоих мирах. И, право, не помню, сколько столетий прошло с тех пор, как я отказался от всяческого рода привязанностей. А учитывая должность, которую я занимаю при хозяине, любые эмоции губительны для меня и для всех. Поэтому я отказался и от них.

Гелла поднялась и прямо глянула в холодные серые глаза Фагота.

— О нет, Рыцарь… Ты лукавишь. На самом деле ты испытываешь к ней и неприязнь, и досаду. Неудивительно: она получила столь многое, не приложив никаких усилий, она занимает положение, о котором ты, как и все мы, можешь лишь мечтать. Ей прощается все, в то время как тебя наказали столь жестоко когда-то за сущий, казалось, пустяк. И самое главное, — Гелла замолчала и добавила мстительным голосом, — ей никогда не быть твоей добычей. Что бы ни произошло — по ее душу тебе не прийти. А ты жаден до душ и жизней. Впрочем, я тебя в этом не виню. Нельзя делать то, что делаешь ты, и не войти во вкус.

Фагот не ответил ей, раскурил свою трубку и прошествовал к своему любимому месту у камина. Его флегматичное равнодушие злило Геллу и заставляло ее изнывать от беспокойства еще больше.

— Я не вошел во вкус, ты ошибаешься. Моего мнения о том, что присутствие живого человека в нашем мире неуместно и даже опасно, я никому не высказываю.

Ведьма стиснула руки в кулаки так, что длинные острые ногти впились в ладони. Ей нечего было возразить — Фагот, Рыцарь, Ангел Смерти — как его не называй — был прав. Касательно выполнения своих обязанностей. Но не Сивиллы!

И все же, почему так долго… Что, во имя Тьмы, происходит в недрах Замка?

Повисла долгая тишина, нарушаемая лишь треском поленьев в камине и шумом огня.

— Вы двое, спускайтесь вниз, — Гелла настолько погрузилась в свои мысли, что не почувствовала приближения Бегемота, пока тот не заговорил. И она, и Фагот незамедлительно растворились в воздухе, чтобы тут же оказаться в пещере.

Ни от одного из них, и уж конечно, от Геллы не мог укрыться след присутствия Га-Ноцри. Обратив взгляд на Сивиллу, Гелла увидела, что раны той затянулись, девочка по-прежнему была бледной, но дышала тихо и ровно. Первым порывом ведьмы было броситься к девушке, но она не посмела.

Воланд оглядел собравшуюся полностью свиту, задержал взгляд на Гелле и сказал ей:

— Распорядись приготовить для нее зимнюю одежду и все остальное, что может ей понадобиться в течение нескольких месяцев на Земле.

Значит, хозяин все-таки внял совету человеческого мага… Или руководствовался только одному ему известными соображениями. 

Не ее дело спрашивать.

— Как пожелаете, Мессир. Будет сделано незамедлительно. Я отдам необходимые распоряжения и касательно Замка.

- Нет, — сказал ей Воланд, — ты остаешься в Шеоле. Я забираю ее в свою резиденцию, в Брокен. После того, что произошло, ты не можешь покинуть Имение. Ты нужна мне здесь.

Если бы Гелла была человеком, у нее потемнело бы в глазах, но она не стала спорить. Она осмелилась перечить своему повелителю всего несколько раз, и только когда дело касалось Сивиллы, но сейчас это было невозможно.

— Как прикажете, — поклонилась ведьма.

— Рыцарь, — обратился к Фаготу Воланд, — я хочу, чтобы еще до рассвета на Юге стояли стражи. Во всех поселениях не должно быть ни души. Закрыть проходы туда под страхом уничтожения. И очисти, наконец, Геенну. В последнее время тех, кто верует в вечные адские муки, стало слишком много. Прекрати их страдания, — Повелитель Теней презрительно усмехнулся — впервые за ночь, — для нашего общего блага.

— Будет сделано, Мессир.

— Можешь идти. Теперь вы двое, — Воланд обратился к стоящим неподвижно Бегемоту и Азазелло. — Вы отправляетесь со мной. Подготовить портал.

* * *

Все начиналось, когда ей снилась вода. Вода в реке, вода в стакане, озера чистой, прозрачной ледяной воды. Жажда была мучительной, но стоило ей приблизить губы к источнику и сделать глоток, как вода превращалась в красный раскаленный песок, который забивался в горло и легкие так, что дышать становилось невыносимо больно. Жар жег ее изнутри и снаружи, ей виделись знакомые из прошлых кошмаров костры и цепи. Ее тело резали тупыми ножами, и она кричала, кричала, кричала, сама не слыша своих криков. Когда невидимые палачи оставляли ее в покое, чтобы она была готова к новым пыткам, перед глазами возникала женщина — молодая и миловидная, с каштановыми волосами, в которых полыхали рыжие искорки — так похожие на ее собственные. Женщина нежно улыбалась ей и простирала руки навстречу, а Сиви начинала идти к ней, понимая, что если она заключит женщину в объятия, прикоснется к ней, боль и страх больше не будут над ней властны. Она и бежала навстречу, но стоило ей приблизиться, как ласковая улыбка на лице незнакомки сменялась гримасой страшной боли — на ее глазах руки и ноги женщины ломались, лицо искажалось криком и кровь начинала хлестать изо рта и глаз. Тогда она сама начинала кричать, понимая, что ее собственная боль не сравнится с болью незнакомки, что она готова терпеть любые муки, только пускай ту женщину оставят в покое!

Потом ее собственная боль оказывалась на периферии сознания, и она погружалась в ощущение чужого, абсолютно неконтролируемого голода, который грозился ее уничтожить, даже не уничтожить — есть судьбы куда хуже смерти, и ей уготовлена именно такая судьба. Она отталкивала, как могла, чуждое, безумное присутствие и оказывалась перед какими-то серебряными дверями. Когда двери открывались перед ней, она видела свое собственное отражение на фоне незнакомых символов и заклинаний, отражение что-то говорило ей, менялось и становилось уже не ею…

Потом снова приходила боль, снова она боролась за каждый вздох, и снова все начиналось сначала…

В какой-то момент, увидев перед собой незнакомку с ласковой улыбкой, помня, что произойдет, она отчаянно оглянулась в поисках спасения и увидела позади себя розовый сад. В саду стояла уже другая женщина, в белом кружевном платье, ей было даже известно ее имя, только она не помнила его… Женщина повернулась к ней, и глаза ее наполнились слезами, которые окропили белые розы. Она так же простирала к ней руки, но нет… Слишком опасно. Она помнит, что происходит с незнакомкой, когда она пытается приблизиться к ней, поэтому она разворачивается и бежит, но попадает в какую-то багровую черноту и падает…

Незнакомое, неведомое и непонятное слово произносит она, пытаясь позвать на помощь. Ей кажется, что она кричит, но это едва слышный шепот:

      — Мама… - и, спустя секунду. — Маргарита!

* * *

Сиви закричала в голос и рванулась, широко распахивая глаза, но не видя ничего. «Я ослепла!» — подумала она в ужасе и снова сделала отчаянный рывок, пытаясь освободить свои плечи от чьего-то захвата.

— Тише, — сказали ей, — тише, дитя. Все кончилось.

Она часто-часто заморгала, глаза постепенно привыкали к мягкому свету свечей, начала различать отдельные предметы, и, наконец, смогла сфокусировать взгляд.

— Как давно? — спросила она голосом, больше похожим на карканье вороны.

— Почти три месяца, — тихо ответил ей Мессир, и у ее губ оказалась чашка, от которой шел прозрачный пар. Сиви глотнула приторно-сладкий горячий чай, закашлялась и отвернулась, но чашка снова оказалась у ее губ, и она, хотя это и было больно, выпила все залпом. Три месяца!

«Мы не дома… Где?»

Мысли путались, а в ушах шумело.

— Мы на Земле. Твои ранения не позволяли тебе оставаться дома. Пробудем здесь еще какое-то время, пока ты не окрепнешь.

«Бездна! Я помню Бездну совсем рядом с Замком. Оно пришло нас уничтожить. Всем грозила опасность… И вам тоже!»

Мессир принял пустую чашку из дрожащих рук Сиви и поднялся с ее постели.

— Ты права, но теперь оно не потревожит нас еще долго. Благодаря тебе тоже, — он погладил Сиви по голове, она на несколько секунд обхватила его руку и прильнула к ней, зажмурившись.

«Я поняла теперь… Я помню! Оно абсолютно безумно! Ему все равно, кого убивать, но меня оно хотело не убить…»

По лицу Мессира пробежала тень, или ей это просто показалось в неверном свете свечи.

— Говори вслух, дитя. Не трать силы зря. Забудь обо всем и сосредоточься только на выздоровлении. Чем скорее ты придешь в себя, тем скорее мы вернемся домой.

— Я уже пришла в себя!

Воланд тихо рассмеялся, так что его зеленый глаз заискрился, Мессир наполнил еще один стакан ароматным чаем и протянул его Сивилле.

— Я должен вернуться на какое-то время домой, но к следующему вечеру снова буду здесь. Ты не одна — с тобой остается Азазелло. Бегемот тоже тут, но его я отпустил на охоту. До рассвета еще несколько часов, постарайся поспать, а потом можешь попробовать встать и посмотреть дом. Это — моя любимая резиденция. Тебе тоже понравится, только не выходи никуда.

Он подошел к Сивилле и снова ласково потрепал ее по волосам.

— Я вовсе не хочу спать, я спала три месяца кряду! — попыталась возразить она, но почувствовала, как веки сами собой наливаются свинцом, и она падает в мягкий, словно лебяжий пух, глубокий сон. Возмущение сменилось ощущением абсолютного покоя, словно в детстве, и впервые за последние три месяца, Сиви заснула глубоко и без кошмаров.

* * *

Слуга, материализовавшийся как будто из воздуха, что было недалеко от истины, наполнил бокал еще до того, как старый прорицатель успел подумать об этом… Несмотря на весьма тесное общение с владыкой Шеола при жизни и в посмертии, были вещи, к которым Нострадамус привыкнуть никак не мог. Обед проходил не в зале, а в небольшой роскошной, но уютной приемной, в том крыле замка, где Нострадамус еще не бывал.

— Знаете, Нострадамус, — проговорил Воланд, откладывая прибор в сторону, — когда я задумываюсь о том, насколько мало вы успели раскрыть свой потенциал при жизни, при всем вашем выдающемся наследии, становится немного обидно. Вы так не думаете?

Нострадамус лишь покачал головой. Он догадывался, по какому поводу его вызвали — дело могло касаться исключительно Сивиллы Оршели, но вместо радости мудрый ученый испытывал напряжение. Он понимал, что вести этот разговор с Повелителем Теней — все равно что идти по тонкому льду. Без права на ошибку.

— Я уверяю вас, что бояться абсолютно нечего, — сказал Воланд серьезным тоном, — вы очень правильно оцениваете ситуацию, но сегодня я позвал вас не за этим. Времени у меня не так много — за мое отсутствие накопилось немало дел, как вы можете понять. Как я и говорил раньше, я вам более чем признателен. Совет ваш оказался действенным, поэтому говорите без стеснения. Чего бы вам хотелось?

— Не смею вас задерживать, Мессир, — покачал головой прорицатель, — для меня великая честь служить вам, и я чрезвычайно рад, что мой опыт и знания помогли госпоже. Желаю ей скорейшего и полного выздоровления.

По щелчку пальцев Повелителя Теней перед Нострадамусом начали возникать картины одна соблазнительнее другой.

— Не может быть такого, чтобы вам ничего не хотелось, доктор. Вернуться на Землю, имея при себе всю мудрость, а также богатство и влияние? Изволите выбрать время? Страну? — изображения поплыли словно в калейдоскопе, будоража воображение. — А может, вам угодно родиться заново? Пережить юность и новизну открытий?

Нострадамус понял, что не сможет долго сопротивляться дьявольскому соблазну, и поспешил встать и склониться в глубоком поклоне.

— Слишком щедрая награда, Мессир, для покорного слуги, который лишь исполняет свой долг.

— Что ж, доктор, и я тоже не буду вас задерживать. Ваши опасения мне известны и понятны, но, уверяю вас, они безосновательны. Сейчас в долгу у вас я, а не наоборот. Предложения пока остаются в силе. У вас есть время подумать.

* * *

Вечер был совсем обычным. Таких уже были сотни и тысячи в Вечном Приюте. Ранние сумерки спустились на сад, птицы допевали свои грустные песни, ветер словно покинул эти места, не осмеливаясь тревожить обитателей этого странного места. Все вокруг навевало покой и умиротворение. Мастер сидел в гостиной, как и всегда. К нему уже пришли друзья — такие же непризнанные при жизни гении. Вечер поэзии и прозы был в самом разгаре, и молодой шатен с водянистыми глазами зачитывал свой очередной панегирик верным друзьям по перу, слушавшим, открыв рот. Выглядели они при этом столь пафосно и комично, что Маргарита улыбнулась поневоле, но тут же поспешила прикрыть рот рукой, сделав вид, что закашлялась. Мастер относился к подобным мероприятиям более чем серьезно и того же ждал от нее. А так как Марго не имела сил на скандалы, лучше было вовсе не начинать этот разговор. Музе и верной спутнице полагалось быть идеалом женственности и быть готовой на любые жертвы во имя любви и счастья возлюбленного. Ничто иное не поощрялось. 

Она вздохнула. Как же она соскучилась, как тосковала. Так много времени — и ни весточки… До них доходили слухи, что Повелителя Теней нет в Шеоле, и Маргарита догадывалась, что связано это как-то с Сивиллой. Беспокойство за девочку также снедало ее душу, почему, ну почему судьбе угодно было устроить встречу между ними? Что же до Воланда, Марго приходила в ужас, думая о том, как смерть Сивиллы может отразиться на Повелителе Теней. И какие последствия от этого будут для всех них.

Маргарита снова терзалась. Убеждая себя, что нужно терпеть, она смотрела в сад через открытое окно. Душный воздух и отсутствие ветра явно указывали на будущую грозу. Пусть будет так — слишком редким явлением были грозы там, где царил вечный покой. Хоть и небольшая, но отрада сердцу, измученному странной дьявольской любовью и бесконечной ложью.

В свете первых молний мелькнул черный высокий силуэт. На секунду Марго показалось, что она увидела Воланда у яблони. Нет, не может быть. Он бы просто не пришел сюда, чтобы скрываться в тени. Женщина усмехнулась — ему определенно шел такой образ, если легенды не врут. Сатана возле яблочного дерева, предлагающий Еве вкусить запретный плод. Опасный и обольстительный, настолько ядовитый, что невозможно отказаться. Помотав головой, Маргарита отошла от окна и прикрыла створки — начинающийся дождь противно холодил.

Закутавшись в шаль, она опустилась на кресло-качалку в дальнем углу, чтобы закончить вышивку. Пальцы медленно водили по черной ткани, аккуратно протыкали материю иголкой с алой нитью, выводили узоры, понятные только ей одной. Марго не боялась — она знала, что хоть Мастер и владел многими языками, этот ему не знаком. И он не увидит в наборе рун имя того, кто был настоящим любимым бывшей Королевы.

Грянул гром, и она дернулась. Погруженная в свои мечты, она уколола себе палец до крови. Присосавшись к ранке, она отложила рукоделие и уже собралась было удалиться в спальню, как голос Мастера окликнул ее, попросив (или приказав?) подать чаю со зверобоем и крепкой настойкой. Презрительно скривив губы на тон сожителя, Марго не подала виду и спокойно поставила полный самовар. Посмотрев запасы, она поняла, что придется лезть на чердак, чтобы достать новый веник зверобоя, который сушился под самой крышей. Взяв в руки керосиновую лампу, она подобрала подол и полезла по шаткой лестнице наверх.

И чуть не закричав от неожиданности, хлопнула крышкой люка, когда увидела на крошечном чердаке Воланда, мирно сидящего по-турецки на полу и листающего книгу.

- Мессир… — остальные слова пропали.

Он никогда не приходил к ней так. Он вообще никогда не таился. Вопросы готовы были сыпаться градом, но в горле встал ком. Взгляд Сатаны не предвещал ничего хорошего. Даже черный мертвый глаз полыхал темной страстью и безумием. Как бы Маргарита ни соскучилась по любимому, ей стало не по себе. Она невольно попятилась, когда Воланд привстал и отложил книгу в пыльный угол. Развернуться вдвоем на маленьком пятачке в пару квадратных метров было просто негде, но Повелитель Теней ухитрился притянуть к себе на колени женщину, даже не уронив при этом керосиновую лампу.

- Ты нужна мне. Прямо сейчас. Немедленно… — прошептал ей в губы Воланд, прежде чем вовлечь в поцелуй.

Уста его были горячи, как и руки, которые без смущения быстро расстегивали лиф платья, чтобы добраться до нежной груди. Влажный глубокий поцелуй кружил голову, Марго забыла обо всем. О том, что они на чердаке. О том, что буквально внизу под ними сидит десяток человек во главе с Мастером и читают свои произведения, и любой неосторожный звук может выдать их. Воланд целовал как всегда жадно, нетерпеливо, со всей дьявольской страстью. Он дрожал, едва сдерживая свои темные желания, и его вожделение передавалось Маргарите, которая уже сбросила с плеч любимого тяжелый плащ.

Места не было, они не могли ни лечь, ни встать, поэтому Воланд развернул Маргариту к себе спиной, заставляя стоять на коленях, но не опираясь на руки. Она пыталась сопротивляться, но Сатана был настойчив. Он давно задрал подол ее платья и разорвал белье.

Маргарита стояла на коленях ни жива, ни мертва. Тело трепетало от наслаждения, а в глазах читался ужас, поскольку через щели в полу она видела Мастера и его друзей, сидящих за круглым столом и активно обсуждающих что-то. Как мог Воланд поставить ее в такое положение?! Неужели у него нет ни капли понимания, сочувствия к ней, совести, наконец? Зачем он раз за разом испытывает ее? Чем она заслужила подобное обращение? Как прогневила? Он скрывает их связь, зачем же пришел сюда?

Адреналин и возбуждение причудливо смешались в крови, по щекам текли беспомощные слезы, душа рвалась на части от обиды и любви. Но она не могла сопротивляться. Больше не могла. Тело подавалось навстречу ласкам, молило о большем. Воланд вошел резко, болезненно, и Марго не смогла сдержать вскрик. Внизу стихли голоса, и любовникам пришлось замереть.

- Все хорошо, Марго? — послышался голос Мастера, в котором угадывалось скорее не беспокойство за нее, а раздражение, что ее вскрик прервал обсуждение.

Марго испуганно молчала, прерывисто и часто дыша.

— Ответь ему, — тихо приказал ей Воланд.

- Да! — хриплым голосом сказала она и прокашлялась: — Все хорошо, просто ударилась.

Мастер ничего не сказал ей, и компания вернулась к жаркой дискуссии. А Воланд тем временем горячо прошептал ей на ухо:

- Да, все очень хорошо… Сейчас будет еще лучше… — и начал двигаться внутри нее.

Он не давал времени на раздумья. Покрытые потом в душном маленьком помещении, пропитавшемся запахом луговых трав, двое занимались любовью. Боль в сердце женщины нарастала — как мог Воланд заставить делать ее такое? Практически на виду у людей!..

Уста ее закрыла широкая ладонь Повелителя Теней, заглушая стоны. Он слишком долго ждал и сегодня он получит ее всю без остатка. В этот самый момент. Под раскаты грома и шум ливня, что дарила гроза за окном. Последнее время ему пришлось нелегко, он более чем имеет право на это удовольствие.

Возбуждение и стресс достигли высшей точки, и мучительный стон Повелителя Теней пришелся в макушку Маргариты, пока та билась в сладких судорогах. Свободная рука рванула длинные волосы, запрокидывая ей голову, и Марго поморщилась от боли, сдержав вскрик. Воланд отпустил ее и быстро покинул ее тело. Маргарита сидела рядом и часто дышала. Скоро ее начало трясти. Адреналин ушел, оставив после себя пустоту и боль. Мерзкое состояние доводило до слез. Ну почему же он так жесток с ней?..

Заметив заблестевшие от слез глаза, Воланд неожиданно мягко притянул ее к себе и стал целовать руки. Марго сидела не шелохнувшись, уставившись на него округлившимися глазами. Такое проявление благодарности было чуждо Повелителю Теней. Он никогда не целовал ей руки. Боясь открыть дрожь в голосе, она просто улыбнулась ему. Мягко, любяще, прощающе. Что-то екнуло у него в душе, заставляя устыдиться, и Воланд прошептал:

- Спасибо тебе. За то, что ты есть у меня…

Подарив прощальный нежный поцелуй, Сатана испарился, будто его и не было. И ни слова о том, когда они увидятся снова, ни одного вопроса о ней самой. Марго грустно вздохнула, покачав головой:

- Каждый снимает волнение по-своему.

По крайней мере, за судьбу Сивиллы можно было не переживать.

* * *

Kaкая тишина… Только ветер завывает. Можно было подумать, что она до сих пор спит. Глянув в окно, Сиви увидела укрытую белым покрывалом снега опушку леса, за которой чернели, покачиваясь, высокие сосны. Еще дальше виднелась Лысая Гора, о которой девочка была наслышана. Тишина, вой ветра и пустота… Как можно любить это место?

Ухватившись за столбик кровати, девочка поднялась на ноги. Голова закружилась, к горлу подступила тошнота, и Сиви прикрыла глаза. Тело ощущалась по-новому, ноги были будто ватными. Она, пошатываясь, прошла к окну. Трудно было сказать, сколько было времени, ветер покачивал деревья на фоне свинцово-серого неба. Поразительная тоска. Стекло начало запотевать от ее дыхания, но холода Сиви не чувствовала.

На тумбочке обнаружился поднос с завтраком, и хотя аппетита не было абсолютно, Сиви заставила себя съесть кусок хлеба с сыром и выпить все тот же приторно сладкий чай.

Почувствовав себя лучше, она натянула одежду, висящую на спинке стула, и вышла из комнаты.

Дом, оказавшийся много меньше, чем она ожидала, встретил ее звенящей тишиной. Не было никакого сомнения, что она была в нем одна. От ощущения этого одиночества душу Сиви будто свело судорогой, она прерывисто вздохнула. От таких чувств хотелось сбежать.

У входной двери висел один-единственный шерстяной плащ с меховой оторочкой, и хотя он был намного больше ее собственного размера, Сиви закуталась в него, практически утонув, и вышла за дверь.

За домом оказался сад с голыми деревьями и оледеневший пруд. Тишина была столь пронзительна, что у Сиви зазвенело в ушах. Она сорвала с рук перчатки и зачерпнула пригоршню снега, поднесла его к лицу. Снова налетел порыв пронзительного ветра. Оказывается, холод тоже может обжигать…

Девочка подошла к молодому деревцу и обхватила его руками, спасаясь от внезапного головокружения.

«Невозможно принадлежать всем мирам одновременно, — мелькнула мысль. — Быть такой, как я — значит, не принадлежать ни одному из них». Сквозь плотно сомкнутые веки просочились горячие слезы. Одиночество… Она никогда раньше его не осознавала, была слишком мала или слишком глупа, чтобы осознавать. Перед глазами поплыли знакомые образы из карточной колоды. Правосудие с завязанными глазами — равновесие. Повешенный — жертва. Что ж, с этим, по крайней мере, все понятно. Пятерка мечей. Нет!

Она распахнула глаза и неслышно вскрикнула, когда тяжелая рука опустилась с размаху на ее плечо и ее резко развернули.

— Ненормальная! — Азазелло потащил ее к дому, практически вырывая руку из сустава.

— Я тоже очень рада тебя видеть, — пробормотала Сиви на ходу.

Он практически зашвырнул ее внутрь, в глазах потемнело, и девочке пришлось ухватиться за демона. Он смотрел на нее сверху вниз с выражением привычного раздражения на лице. Хоть что-то никогда не меняется.

— Есть будешь? — спросил Азазелло, освобождая руку.

- Нет, — ответила Сиви, освобождаясь от плаща.

— Как знаешь. Тогда составь мне компанию. Я застрял с тобой еще надолго, а последнее время ты была чрезвычайно скучна.

Впервые губы девочки тронула легкая тень улыбки. Они прошли в гостиную, где в камине по взмаху руки Азазелло вспыхнул и заплясал огонь. Стол каким-то образом оказался накрытым. В центре стояло блюдо с кусками свежайшего мяса и молодой вареной картошки. Азазелло нацепил сочный кусок и несколько картофелин на длинный нож и сунул в огонь. Не прошло и нескольких минут, как по комнате поплыл пряный аромат розмарина, укропа и жареного мяса. У Сиви неожиданно проснулся аппетит.

Азазелло, почувствовав ее взгляд, хмыкнул и сорвал кусок кушанья прямо с ножа, разжевал и съел, удовлетворенно прикрыв глаза и пробормотав что-то непонятное. Он протянул кинжал Сиви, и та вцепилась в мясо зубами. Ей показалось, что ничего более вкусного в своей жизни она не ела… Сок потек по подбородку, и она вытерла его рукавом платья. С Азазелло о манерах можно было не думать.

- Еще! — потребовала девочка, и в руках у нее самой оказался нож, на который она нанизала мясо и картофель, а потом поднесла к огню.

Сиви уселась на пол у камина и стала с удовольствием отправлять пищу в рот прямо руками.

— Поглядел бы на тебя кто сейчас, — сказал Азазелло и протянул ей чашку черного крепкого кофе. Сиви поморщилась, но напиток был сладким, и она неожиданно для себя выпила его с удовольствием.

— Плевала я на это, — пробормотала она с полным ртом.

— Тебе явно лучше.

Какое-то время они молчали, наслаждаясь трапезой. Когда мясо кончилось, они принялись за свежайший яблочный штрудель со сливками. Сиви хотелось расспросить демона о битве и о том, что слышно дома, но от плотной еды она осоловела, и говорить было лень.

— Бегемот не простит нам, что мы ему ничего не оставили, — проговорила Сиви, оглядывая опустевший стол.

— Не переживай за него — у него была на редкость удачная охота. Сейчас он спит без задних ног. Ему повезло, народ тут пугливый и по ночам особо не шастает.

Сиви пожала плечами. То, что и Бегемот и Гелла не упускали случая выпить людскую кровь при визитах на Землю, никогда ее не волновало. Почему же должно теперь?

— Его право… — задумчиво проговорила девочка. — Я скучаю по дому, — добавила она уже другим тоном.

— О том, когда можно будет вернуться домой, человечек, решать не мне и не тебе, — вздохнул Азазелло с ноткой сожаления.

Сиви лишь согласно грустно кивнула. От нее не укрылось, что и демону было неуютно в этой стылой зимней местности.

— Я спрошу его, — сказала она, не отрывая взгляда от огня.

— Не стоит, человечек. Пока с тобой было плохо, он практически не отходил от тебя. Ему тоже надо отдохнуть. Позволь ему это.

— Безусловно, — проговорила Сиви, — только именно теперь, когда я пришла в себя, его здесь нет, а я понятия не имею, что происходит и что будет. И ты, похоже, тоже.

Азазелло встал, разминая длинные ноги, и протянул руку, чтобы помочь подняться ей.

— Приходи в себя, и, если тебе не станет хуже, я возьму тебя кое-куда. Тебе должно понравиться.

— Куда же это? — с любопытством спросила Сиви, чувствуя как внутри у нее что-то оттаивает.

— Будь умницей и не зли меня, — был ответ, — тогда увидешь. И не выходи на мороз.

Лукавая улыбка тронула ее губы.

— Хорошо, — пообещала она всерьез, — сделай для меня кое-что, — Сиви понизила голос до шепота и глянула прямиком в удивленные глаза демона, — наполни мне горячую ванну.

Расческа скользила по влажным волосам, и Марго, сама того не замечая, начала тихонько напевать в такт движениям.

Было ещё довольно светло, и поэтому женщина без труда видела в зеркале своё отражение и платье на вешалке, тщательно выглаженное и расправленное. Щёки Марго зарделись, когда она вспомнила ощущение прохладного шёлка под ладонью. Алая ткань была роскошной, а крой выгодно подчеркивал красоту бывшей королевы, заставляя ее зеленые глаза сверкать. Пять ночей не покладая рук она шила это платье, будто предчувствуя скорую встречу, а какого труда ей стоило достать шелк! Пришлось идти до самого Нижнего Шеола…

Вот уж где бурлила жизнь! Маргарита, никогда по сути не любившая скопления народа, прониклась очарованием этого места, а особенно рынка, полного всяких чудес и самого разнообразного народа. Ей довольно быстро удалось обменять горшки с рассадой на отрез ткани. Конечно же, никто не узнал ее и никто не думал расспрашивать о чем-то. Ткань она завернула поплотнее и поглубже, а сверху уложила запечатанный кувшин с бальзамом для Мастера.

Подарок сожителя удовлетворил, но от похода в Шеол Мастер предсказуемо, презрительно отказался. Мирская суета была не для него, такие низменные занятия, как совместные походы на рынок, были ни к чему уважающему себя писателю, а вот Марго ходить на рынок и продавать или обменивать розовые саженцы на что-то полезное в хозяйстве не возбранялось.

Маргарита иногда с горечью подумывала, что сгинь она тогда в небытие, Мастер обратил бы внимание, лишь когда ему понадобилось бы от неё что-то.

Рука её чуть дрогнула, когда она поднесла хрустальную пробку от духов к своей шее и вдохнула пьянящий терпкий аромат.

Его любимый аромат. Сегодня… Наконец-то после двух недель разлуки её мучительное ожидание было вознаграждено.

Выйдя во двор на рассвете, она увидела на деревянном крыльце совиное перо, к которому была прикреплена записка, запечатанная знакомой эмблемой с пятиконечной звездой и крылатой змеей в центре. Хотя крыльцо и было влажным от утренней росы, дорогая бумага, с выведенными на ней резким почерком всего двумя словами и часом, была абсолютно суха.

Марго инстинктивно оглянулась по сторонам в надежде, и, конечно же, никого не обнаружила, но все померкло перед ощущением детской, неуемной радости. Сегодня она снова увидит его… Ах! Если б она снова была ведьмой! В ту же секунду она взлетела бы в воздух от восторга, скинув одежду и все сомнения, но, увы, она была обычной женщиной. Обычной женщиной, пребывающей в странном мире посмертия и безумно, безудержно, всем сердцем влюбленной во властелина этого самого мира. Принесет ли ей когда-нибудь счастье эта любовь? Разум сомневался, но Марго давно не слушала голос разума — выбора она не имела.

Гнев и обида после её последней встречи с Сатаной растаяли. Кто она такая, чтобы требовать от него чего-либо? Как вообще возможно что-то требовать от него? Воланд почти никогда не подчеркивал этого, но она прекрасно понимала, что она всего лишь раба, а он — господин, он давно владеет её душой, сердцем и телом, он вправе требовать чего угодно от кого угодно в своих владениях и неизменно получать желаемое. А кроме всего, разве она верна ему? Разве не делит дом и ложе с другим?

Женщина грустно усмехнулась. Когда-то, в другой жизни она изменила своему законному супругу ради Мастера, сейчас она долгие годы изменяет Мастеру ради любви Повелителя Теней. Всю жизнь она лжет и прячется — видно, такова ее судьба, и другого она не заслуживает. У нее был один-единственный шанс изменить свою судьбу, и она им не воспользовалась.

— До чего ты хороша сегодня, — Мастер стоял у нее за спиной и с удовлетворением оглядывал Марго. Ей тотчас захотелось прикрыться. — Ты так прихорашиваешься перед ночными прогулками, что у меня возникает желание присоединиться к тебе, — он провел рукой по обнаженному плечу женщины.

Маргарита подавила вздох и сказала с улыбкой:

— Какая жалость, что сегодня к тебе приходят друзья. Я была бы рада, если бы ты прогулялся со мной. Но негоже заставлять их ждать.

Мужчина в зеркале облизнул сухие губы:

— До их прихода ещё целый час.

Марго мгновенно встала, увеличивая расстояние между ними.

— Не могу, — проговорила она извиняющимся тоном, — ваш ужин почти готов. Если я срочно не пойду в кухню, то испорчу его.

Женщина торопливо накинула платье поверх нижней рубашки и вышла из спальни, застегивая пуговицы на ходу.

— Завтра или послезавтра — обязательно, — сказала она Мастеру, — обещаю тебе.

По лицу его мелькнула тень неудовольствия, но только на мгновение. На счастье Марго, желание в нем просыпалось редко, иначе жизнь ее была бы совсем невыносимой. В нечастые моменты близости, сколь быстротечны они бы ни были, Маргарита пыталась отключить насколько возможно свои мысли и чувства, представляя, что это не ее тело вовсе.

Возможно, это своеобразное наказание для нее, думала она. Как говорится, бойтесь своих желаний — они имеют свойство сбываться!

* * *

— Терпеть не могу эту игру! — Сиви обреченно вздохнула и опустила коня обратно на клетку.

— Играть с тобой еще хуже, чем с Бегемотом, — заметил Мессир, делая очередной глоток глинтвейна и поглядывая на нее с иронией.

 — Не может быть хуже, — не согласилась Сивилла. — Он у вас иногда выигрывает, в отличие от меня.

 — Почему ты решила, что выигрывать всегда, без исключения, доставляет удовольствие?

 — А какое удовольствие в том, что проигрываешь?

 — Изучать противника. Учиться на собственных ошибках. Продумывать планы, расставлять фигуры и смотреть на поле уже под другим углом. После этого победа только слаще.

Сиви пожала плечами. Выводы эти на нее не произвели большого впечатления.

 — Ладно, — вздохнула она и взяла в руки офицера. Фигурка в ее пальцах ни с того ни с сего начала отчаянно извиваться и пытаться вырваться.

— Что такое? — раздраженно спросила Сиви.

— Ты уже пошла другой фигурой, Сивилла, — объяснил ей Воланд. — В тот момент, когда взяла ее в руки.

— Глупости! Так невозможно играть! — Сиви откинулась на спинку кресла и раздраженно фыркнула. — У меня никогда не получится, и вообще я это ненавижу!

— Все потому, что ты слишком нетерпелива, невнимательна и не сосредоточена. Шахматы, к тому же, прекрасно способствуют пониманию, что не всегда можно получать только желаемое, — Мессир махнул рукой над доской, и волшебные фигурки, вздыхая и неодобрительно косясь на Сивиллу, полезли обратно в коробку.

Девочка с облегчением поднялась на ноги и снова наполнила два стакана горячим глинтвейном, не забыв разбавить свой водой. 

— Вы сегодня ночью будете дома, так ведь? — тихо спросила она.

Воланд принял у нее один из стаканов, обхватил Сиви за запястье и притянул на диван, усаживая рядом с собой. Девочка ничего не говорила, просто смотрела на него широко распахнутыми глазами, не мигая.

— Когда я вернусь, дитя, со мной прибудет лекарь, — пообещал Повелитель Теней, — если мы сойдемся во мнении, что ты достаточно окрепла, то вернешься домой очень скоро. Я обещаю тебе.

— Хорошо, — сказала Сиви. Подобного ответа она ожидала, теперь появилась, по крайней мере, надежда, что ее  ссылка, которая продлилась почти год, близится к концу.

Мессир погладил ее по голове.

— Ты понимаешь, что должна сделать прежде, чем вернуться домой?

- Да, — ответила она, — понимаю. Я поблагодарю его.

— Понимаешь, почему это не терпит отлагательств?

— Он спас мне жизнь. Я в долгу перед ним.

— Мы оба в долгу перед ним. Поэтому, дитя, ты пробудешь в Чертоге Света сколько полагается и будешь вести себя со всей почтительностью и уважением, как и всегда. Я в тебе не сомневаюсь.

Сиви кивнула головой. Можно было попросить попасть домой хотя бы на денек раньше, не затягивая возвращение визитом в Свет, но зачем было портить им обоим настроение сейчас? Кроме всего, Мессир прав. Ее долг — выразить благодарность и признательность. От Иешуа она никогда не видела ничего, кроме доброты и ласки, а теперь еще и обязана ему жизнью.

Отчаянно захотелось сменить тему.

— Сегодня в венской опере дают Риголетто, — проговорила девочка. — Это недалеко, и мы вполне можем успеть. В прошлый раз мне очень понравилось.

Мессир задумался на мгновенье и согласно кивнул:

— Собирайся.

Сиви в ту же секунду поспешила наверх. Хоть какая-то отрада, а кроме того, присланное Геллой новое платье и кашемировая накидка были очень недурны и хотелось их обновить.

* * *

Морозное утро порадовало ярким солнцем и идеально гладким снежным покровом, который поскрипывал под подошвами сапог.

— И запомни, — продолжал выговаривать Азазелло, — мой конь это тебе не Василиск. Я буду держать тебя крепко, но и сама не прыгай и не вертись из стороны в сторону.

— Можно подумать, я в первый раз езжу верхом, — проворчала Сиви, — ты не думаешь рассказать мне, куда мы направляемся?

— Ты все увидишь скоро сама, зачем же болтать зря?

— А почему не через портал? — спросила Сиви.

— В то место не ведут порталы с Земли, — ответил ей демон, — я не заинтересован, чтоб вели, и давно позаботился об этом. Я мог бы полететь туда сам, но держать тебя в руках слишком опасно.

— Почему? Я могу остаться без пальчика? — спросила девушка иронично.

— Ты можешь остаться без головки, — в тон ей ответил демон.

Вороной скакун Азазелло был огромен. Глаза коня горели и переливались рубинами. Сиви кожей могла ощущать исходящую от существа мощь и опасность. Неожиданно всплыло воспоминание об огненных драконах, живущих в ущельях у Замка. Они будоражили ее воображение с самого раннего детства, но только когда ей было двенадцать лет, девочке удалось спуститься в те ущелья и рассмотреть их вблизи. Они были столь огромны, что их размеры не до конца умещались в ее человеческом сознании. Их невозможно было забыть. Как и розги, последовавшие за той вылазкой.

Сивилла понимала, что земное измерение не открывает всей силы и красоты волшебного создания.

— Учти, — сказал Азазелло, — он принимает только меня. Попробуешь сесть на него сама или тронуть поводья, и он сбросит тебя на землю, а то и дальше.

Едва они приблизились еще на шаг, как исполинский скакун встал на дыбы, тихо предупреждающе заржал, и из ноздрей его повалил черный дым. Азазелло мгновенно перехватил поводья могучей рукой и легко, без малейшего усилия взлетел в седло. Конь тут же утих. Демон наклонился и поднял девушку, усаживая ее впереди себя и крепко обхватывая за талию. Они мгновенно оторвались от земли, и у Сиви закружилась голова.

Резко вниз и влево провалились и вершина Брокена, и их дом, и деревушка вблизи, а скоро Земля вовсе исчезла с виду, скрывшись за плотным покровом облаков. Сиви прикрыла глаза, наслаждаясь ощущением полета, по которому она так соскучилась.

Расстояние оказалось незначительным для демонического скакуна, и дорога заняла совсем немного времени. Они приземлились мягко и упруго. Сиви почувствовала только легкий толчок о землю. Глянув на место их прибытия, девушка не поверила своим глазам. Она пораженно глядела вокруг и даже не почувствовала рук Азазелло, когда тот снимал ее с лошади.

— Это прекрасно… — прошептала она, — я не могу поверить своим глазам.

Она узнала это место, где была уже не раз, еще в полете и подивилась, что Азазелло решил привезти ее именно сюда. Однако ничего не подготовило ее к тому, что насколько хватало глаз безводная пустыня окажется усыпанной цветами.

Нежный свет восходящего солнца окутывал ущелье лиловой дымкой. Маки, ирисы, нарциссы и десятки других цветов, названия которых Сиви не знала, источали нежный аромат.

Девушка медленно прошла несколько шагов по мягкому ковру весенней травы и опустилась на колени. Положив раскрытые ладони на почву, Сиви ощутила ритмичную пульсацию и тепло под своими руками. Казалось, жизненная сила перетекает из земли в ее тело.

— Пустыня зацветает всего раз в году и цветение длится немногим дольше недели, — проговорил Азазелло, который так же не отрывал взгляда от цветочного великолепия. — Когда мы вернемся сюда в следующий раз, от всего этого не останется и следа. Недолговечная красота.

— И поэтому так любимая тобой, — сказала Сивилла, оглядываясь на него через плечо.

Демон протянул ей руку:

— Спустимся вниз, — сказал он.

* * *

Солнце поднималось выше, заставляя бесчисленные цветы играть новыми красками.

— Это оттого красивее, что неподвластно магии, — Сиви дотронулась до раскрывшегося бутона и нежно провела по нему пальцами, — это нечто до такой степени настоящее и первозданное, что его невозможно воссоздать.

В доказательство она раскрыла ладонь, и через несколько мгновений над ее рукой расцвела роза, идеально алая и ровная, будто сделанная из шелка. Сиви грустно усмехнулась, пожала плечами и махнула рукой, разгоняя чары.

— Ты права… — тихо сказал Азазелло. Его настроение сегодня было непривычным и непонятным Сиви. Задумчивость и меланхолия были чужды демону, или просто она раньше не хотела их замечать? — Для меня это место во многом особенное. Догадываешься, почему?

Сиви впилась в него взглядом на несколько секунд, узнавая то, что он оказался готов ей показать.

— Ты родился здесь, — поняла она.

- Да. Прорвал чрево Земли и появился на свет всполохом огня и всплеском лавы. Тогда этот мир был еще очень юн — немногим старше меня. Вокруг была лишь темнота и огонь, тот самый, с которого все начинается и которым все заканчивается. Извержение, что исторгло меня, потом сотрясало Землю еще очень долго по земным меркам.

Сивилла слушала его, боясь вздохнуть. Азазелло раньше никогда не рассказывал ей ничего о себе.

— Ветер был таким сильным, что почти сбивал с ног самого меня. Земля содрогалась ежесекундно и грозилась низвергнуть меня в Небытие. Одним из первых инстинктов в любом существе просыпается страх. Это страх заставил меня раскрыть свои крылья и взлететь. Они были еще очень слабы, но если бы я остановился хоть на мгновенье, то погиб бы.

— Я могу понять, что ты имеешь в виду, — прошептала Сиви, все так же не отводя от него взгляда.

— В какой-то момент я понял, что обессилел, и начал искать огонь, для того чтобы погрузится в него и восстановить силы. В ту секунду, что я опустился в жерло вулкана, вокруг выросли горы. Таким образом, я создал свой собственный дом на этой земле, — демон указал на виднеющиеся на горизонте скалистые пики.

Сиви проследила за его жестом. Мысли ее пребывали с юным, одиноким существом, которое отчаянно ищет пристанище, а вокруг бушует хаос. Много ли времени прошло до того, как демон полностью раскрыл свои силы и свое могущество?

— Этот мир мог принадлежать тебе, — проговорила девочка, — ты появился здесь с самого начала, ты подчиняешь себе огонь, металл и драгоценные минералы, что в недрах Земли…

— Так не бывает, человечек. Если каждый будет владеть своим миром, то миров на всех не хватит. Что-то подобное творилось во времена войн пантеонов. Мы уничтожили старых богов и перекроили Вселенную заново, наше счастье, что мы оказались победителями и после этого писали историю сами.

— Я думаю, что не все праздновали вашу победу.

— Несогласные были уничтожены, а некоторые предпочли жить и поэтому преклонили колена.

— Как Лилит и Вельзевул?

— И они тоже.

Сиви приблизилась к сидящему на земле Азазелло и положила руки на его плечи. Вопреки ее предчувствию, он не напрягся и не отодвинулся от нее. Девушку обуревали эмоции, и она вовсе не была уверена, что сможет выразить их словами, поэтому она закрыла глаза, глубоко вздохнула и впервые в жизни распахнула свой разум навстречу демону.

Он удивленно посмотрел на нее, но не оттолкнул, а наоборот, перехватил ее ладони и развернулся к ней на встречу.

Понимание, сочувствие, принятие и какая-то странная, незнакомая ему до сих пор нежность читались в ее сознании. Губы Сивиллы были чувственно приоткрыты и бессознательно шептали его имя, тихо и певуче, ресницы трепетали, грудь поднималась и опускалась в такт участившемуся дыханию. Девушка будто погрузилась в какой-то транс. Азазелло осторожно привлек ее ближе к себе, усаживая напротив. Она подчинилась движению его рук, всей своей позой излучая полное доверие. Ощущать чувства человека на этом уровне было странно. Он никогда раньше этого не делал, но неожиданно для самого себя, позволил приятному оцепенению окутать их обоих. Еще раз взглянув на лицо девушки, демон прикрыл глаза и позволил ей ощутить только одну-единственную из обуревающих его в этот миг эмоций.

Благодарность.

* * *

— Твои мысли где-то витают, дитя. Не хочешь поделиться, о чем думаешь? Впрочем, если это тайна, я не настаиваю.

Сиви улыбнулась:

— Никакой тайны нет. Я очень рада, что завтра наконец-то возвращаюсь домой.

— И все?

— Нет… Я не так давно узнала о войнах пантеонов. Не могу объяснить почему, но это никак не выходит у меня из головы. Возможно из-за того, что Бездна Небытия тогда тоже бодрствовала. Она пожирала всех павших, охотясь без разбору, и только после окончания войны ее удалось отбросить.

— Все это произошло еще до моего рождения, — сказал Иешуа Га-Ноцри медленно и задумчиво, — я думаю, к большому моему счастью. Мне не пришлось выбирать сторону. Иногда тяжелее всего — это выбирать сторону. Но чаще всего выбора у нас нет. Всем нам приходится выбирать сторону, принимать решения, и, в конце концов, брать свою собственную судьбу в руки.

Сиви кивнула — это ей тоже было понятно.

— Наверное, это самое сложное — брать ответственность за судьбу. Особенно, когда понимаешь, что от твоего решения будет зависеть не только твоя жизнь.

— Ты всегда была умна не по годам, дитя, — Иешуа жестом показал ей следовать за ним на балкон, — теперь тебе исполняется шестнадцать лет — твое детство подходит к концу, и пройдет совсем немного времени, когда уже никто не будет властен указывать тебе, как жить. В силу твоего положения тебе придется принимать решения, от которых будешь зависеть не только ты.

Сиви промолчала. От слов Иешуа веяло опасностью и свободой — мысль о власти над собой была и заманчива, и приятна, вот только кто даст ей ее? Эту свободу?

— Здесь так красиво и мирно, — девушка погладила нагретые солнцем каменные перила, — и как же хорошо, что не видно больше этой черноты.

— Мы тоже счастливы, дитя, — ей казалось или Иешуа выглядел как-то по-другому? Более напряженно, чем обычно? — А главное счастье: видеть тебя живой и невредимой. Страшно представить, что было бы со всеми нами, если бы ты погибла.

— Но я жива, — улыбнулась ему Сиви, — благодаря тебе. Не знаю, смогу ли отблагодарить тебя когда-нибудь, — добавила она серьезно.

— Я не мог поступить иначе, — ответил ей Иешуа, — и не благодари меня, дитя.

Сын Божий извлек из недр своего одеяния маленькую золотую шкатулку. Заметив вопросительный взгляд Сиви, он улыбнулся и дотронулся до крышки. В ту же секунду перед их глазами появилась удивительно искусно нарисованная карта трех миров: Небесного Чертога, Шеола и Земли, словно нарисованная талантливыми мастерами средневековья. Если приблизить глаза, можно было разглядеть крошечные города на Земле, животных в лесах, ангелов в небе и изящно выписанных красных драконов на страже у Замка. Солнце переливалось золотыми нитями как на гравюре, в лазурном небе плыли разукрашенные белой и розовой эмалью облака, мерцали звезды. Изображение жило своей собственной волшебной жизнью. Это была одна из самых красивых карт, что Сиви доводилось видеть.

— Чудесно, — прошептала девочка, не скрывая восхищения.

— Я рад, что тебе нравится, — ответил ей Иешуа, — это ключ, создающий порталы в любой точке трех миров. Ты сама поймешь, как его задействовать. Он устроен таким образом, что заставить его работать можешь только ты и никто кроме. Это мой подарок на твое шестнадцатилетие.

— Ты всегда даришь мне очень щедрые подарки, — проговорила девушка с ласковой улыбкой, — и с каждым разом мне все труднее благодарить тебя.

— Отблагодари меня тем, что будешь пользоваться ими мудро, дитя. Как и всегда. Никто из нас в тебе не сомневается.

* * *

Сиви задула свечу, и комната погрузилась во мрак. Ее последняя ночь на Земле… Сердце трепетало от радости скорого возвращения. Завтра в это время она уже будет дома. Девушка раскрыла шкатулку и снова начала рассматривать карту. Чем больше она приглядывалась, тем больше деталей открывалось взгляду. А сколько чудес она сможет натворить с помощью этого ключа!

В лунном свете блеснули драгоценности, которые она нашла на своем столике, едва вернувшись. Колье из искусно сплетенных жемчужных нитей в виде цветов с брильянтовыми капельками росы и сережки, крохотные, но прелестные. Она уже убедилась, что и колье, и серьги безумно ей идут. Завтра с утра она наденет их.

Драгоценности лежали на платке из черного бархата без всякой записки или знака, но Сиви и так прекрасно знала, кто принес ей их. Как и понимала, кто не так давно украсил ее спальню в Замке букетом земных ирисов…

От воспоминаний девушку бросило в жар и щеки разгорелись, хотя в комнате и начало холодать. С детским желанием, чтобы завтра наступило поскорее, Сиви устроилась на кровати, завернувшись в одеяло.

Едва она провалилась в сон, как ее снова начали мучать кошмары, в которых она стояла над своей картой, а та менялась и начинала бурлить безумной чернотой. Сон не вызывал ужаса такого сильного, чтоб она проснулась, и подсознательно девушка даже понимала, что спит, но все равно видения заставляли ее вскрикивать и метаться на постели.

Кто-то потормошил ее за плечо:

— Все в порядке, человечек. Тебе просто приснился дурной сон.

— Азазелло, — прошептала Сиви, приоткрывая глаза. Демон закутывал ее в теплое тяжелое одеяло взамен ее собственного, упавшего на пол.

В комнате было холодно, видимо, ударил мороз, но от тела Азазелло шли волны тепла.

Демон поднялся, чтобы уйти.

- Нет! — взмолилась Сиви, пребывающая в полудреме, — не оставляй меня одну сейчас! Если ты уйдешь, кошмар вернется.

Азазелло вздохнул и послушно опустился рядом с Сивиллой на узкую девичью постель. Через несколько минут дыхание девушки стало ровным и глубоким. Она перевернулась на бок и по-детски подложила кулак под щеку.

— Поцелуй меня, — сонно пробормотала девушка.

Азазелло на секунду буквально остолбенел: какой ещё поцелуй?! Но тут же пришёл в себя — наверняка её целовала Гелла перед сном, вот Сивилла и вспоминает это, засыпая. Облегченно выдохнув и усмехнувшись своим мыслям, он наклонился и обнял девушку за плечи. Прикрыв глаза, он потянулся губами к её лбу.

Сиви почувствовала его дыхание на своей коже, и в то же самое мгновение быстрым движением запрокинув голову, буквально впилась в его рот смелым, совершенно отчаянным поцелуем. Девушка вцепилась в могучие плечи Азазелло мёртвой хваткой, её сотрясала нервная дрожь, сердце стучало набатом. Она сама не могла сказать, бодрствует она или спит. Если это сон, то пускай он длится вечно. Если же нет… Об этом Сиви отказывалась думать.

И время замерло. И Азазелло замер вместе с ним. От неожиданности он вздохнул, приоткрывая рот, чем и воспользовалась Сиви, поддаваясь ему навстречу еще сильнее и обвивая его шею тонкими руками. Секунда. Другая. И все запретные мечты демона вырвались на свободу — он не смог сопротивляться ласковым девичьим губам, её нежному телу, прижимавшемуся к нему с таким трепетом. Тихо и коротко рыкнув, он повалил Сивиллу на подушки, подминая её под себя и целуя со всей страстью. Его пальцы утопали в ее распущенных волосах. "Как шелк", — подумал демон. Он запустил в них ладонь и приподнял затылок девушки, продолжая неистово целовать ее...

Вожделение и страх перед первой близостью с тем, о ком она так давно, страстно и тайно мечтала, так смешались в девушке, что она даже не поняла, как внезапно оказалась на полу.

Азазелло всё-таки пришёл в себя и оттолкнул ее. Он не может, не должен позволять себе это! Только что он чуть было не совершил непоправимую глупость. А всё она — несносная девчонка! Да как она смеет издеваться над ним?!

Сиви ошарашенно смотрела на демона снизу вверх, проснувшись окончательно.

Азазелло рывком поднял ее и швырнул обратно на кровать.

— Ты что натворила? — спросил он, угрожающе нависая над ней, — что ты себе позволяешь?! — ярость на нее и на себя, страх и вожделение клокотали в нем, вызывая бурю, которая вот-вот вырвется из-под контроля. — Для нашего общего блага, девочка, забудь о том, что только что произошло, и никогда не вспоминай! Я тоже забуду. Помни только о том, кем являешься ты и кем являюсь я!

Он резко развернулся и вышел, хлопнув дверью так, что вздрогнул весь дом, оставляя пораженную Сиви в одиночестве. Изумление сменилось обидой, а затем и злостью. Как, после того, что произошло между ними в пустыне, после единения душ, что испытали они оба, он смеет говорить, что она не ровня ему?

Тем более, она прекрасно чувствовала его эмоции и мысли сейчас и понимала, что он вовсе не был против, о нет! Даром, что Сиви почти спала!

Что ж…

* * *

Уже который час Сивилла Оршели сидела, скорчившись в три погибели над ветхими свитками. Какие-то были написаны на латыни, некоторые по-арабски и по-арамейски, некоторые ни на одном из знакомых Сиви языков...

В одном из них текст было не разобрать, но даже крупицы информации, которые Сиви удалось отыскать, имели для нее огромную важность. Письмена были снабжены довольно пугающими картинками, которые вызывали у девочки отвращение. Подписи ей удалось разобрать с трудом — что то вроде "Благословенного Сосуда"... А может, "Избранного Хранилища". 

Теперь, по крайней мере, она могла самой себе признаться, что все, что было в пределах ее досягаемости и касалось Бездны, в прошлом и настоящем, она перечитала. Везде говорилось о равновесии, о поглощении плоти смертных и бессмертных, но ни слова о природе самого явления и о том, откуда оно появилось. Либо этой информации не существовало, либо она тщательно скрывалась. Бездна Небытия существовала еще раньше начала времен и была краеугольным камнем Вселенной, уравновешивая миры, и это было правильным. То, что каким-то образом Бездна обрела разум и жажду крови, было противоестественно.

Еще Сиви удалось разобрать строки о некой таинственной третьей силе. Что за Третья Сила? Сиви прекрасно была знакома с двумя, но третья? И как она связана с Бездной?

Сиви тихонько водрузила свиток на место, затем начала на цыпочках спускаться с верхнего яруса библиотеки по узкой деревянной лестнице. Отчаянно хотелось поскорее добраться до купальни и просидеть в воде до самого утра, если понадобится.

Мысль о том, что для того чтобы попасть к себе надо пройти через все жилое крыло, заставила девушку скривиться.

Тягостная атмосфера последних недель, воцарившаяся между ней и Азазелло, давила на сердце. Все время, прошедшее с той самой ночи, они оба старательно делали вид, будто ничего не произошло, разговаривая лишь по необходимости и никогда не глядя друг на друга. Демон полностью отрезал от нее свои мысли и ощущения, так что в его присутствии Сиви могла ощущать только ледяную пустоту с проблесками какого-то непонятного страха.

Сама Сиви выставила вокруг себя стену злости и отчуждения. Она не простила и не забыла обидных слов, но еще тяжелее ей было ощущать равнодушие Азазелло — будто никогда не было долгих дней, проведенных вместе, созерцания пустыни, вычерчивания руны и множества других, дорогих ее сердцу воспоминаний. Как он может делать вид, притворяться перед ней и перед самим собой, что Сивиллы никогда не было в его жизни? Что такого произошло, что нельзя исправить или позабыть? Что ж, ей надо еще попотеть и над этой загадкой — главное саму себя убедить, что сопротивляться ей бесполезно… Как сказал Иешуа? Всегда приходит момент, когда судьбу проходится брать в свои собственные руки.

Поднявшись к своим покоям, Сиви уже хотела открыть дверь, как услышала нечто, заставившее ее резко развернуться. 

Стук каблуков.

Высокая стройная обнаженная фигура бросала причудливые тени на стены в неверном свете свечей, едва заметно светились золотистые волосы. Лилит.

Демонесса шла, гордо расправив плечи, поигрывая длинной золотой цепочкой в руке. Сиви не потребовалось много времени, чтобы понять, откуда она вышла.

Ярость удушающей волной поднялась в груди девушки, отметая прочь здравый смысл. Глубоко вздохнув, Сиви вышла из тени коридора и встала посреди прохода, тем самым преграждая демонессе путь.

Та остановилась и молча смерила девушку взглядом. Несколько секунд продлилось молчание.

— Ты расцвела, — проговорила Лилит низким тягучим голосом. — Довольно привлекательна для человеческой самки, хотя его уже ничем не удивишь.

Сиви ничего не ответила и продолжила молча стоять, сверля демонессу взглядом. Та высокомерно усмехнулась, медленно расправила цепочку и повесила ее себе на шею. Медальон с эмблемой в виде крылатой змеи — герба Замка — слабо поблескивал в свете свечей.

— Хозяин уже брал тебя в постель? — спросила Лилит.

Новая волна злости накрыла Сивиллу, и глаза ее нехорошо загорелись.

— Я здесь не рабыня, — тихо и медленно проговорила она и улыбнулась со всем презрением, на которое была способна, — в отличие от тебя, — девушка протянула руку, и ее пальцы сомкнулись на медальоне, покоящемся на обнаженной груди Лилит, — твоего здесь ничего нет, и ты ничего с собой не заберешь.

Сиви рванула цепь на себя, и та беззвучно лопнула.

Несколько долгих секунд они молча сверлили друг друга взглядами, после чего Лилит медленно растаяла в воздухе.

Сиви долго рассматривала медальон на толстой цепочке, что тяжелил ей ладонь. Ах, если б только она могла его испепелить!

* * *

До рассвета было еще далеко, а Сиви уже лежала без сна, уставившись в никуда и не мигая. Решение было принято, и чем скорее она примется за исполнение задуманного, тем проще ей будет не останавливаться. Все было продумано с точностью до мелочей — никто ее не остановит, как никто не увидит — все входы и выходы, все дороги на Юг закрыты наглухо.

Никто туда не ходит, а потому никто ей не помешает. Если в прошлый раз ее кровь смогла остановить Бездну, то более продуманное действие принесет еще большие результаты.

«Это убьет меня», — мелькнула мысль, но девочка отмахнулась от нее. Если поддаваться страху, то лучше вообще ничего не начинать. Значит, она ничего не стоит? Смертная не может сравняться с демоном? Посмотрим…

Ключ, ритуальный кинжал, обсидиановый сосуд и все остальное, что могло ей понадобиться, Сиви спрятала в узелок и тщательно затолкала под подушку. К завтраку она надела идеально сидящее простое платье и убрала волосы в пучок, чтобы даже наряд не выдавал ее настроения.

И все же ее напускное самообладание развеялось как дым в тот момент, когда она увидела Азазелло. Сразу же перед глазами возник образ Лилит, раскрасневшейся и разгоряченной, гордо сжимающей заслуженную награду за ночь утех. Сиви хотела было всучить медальон дарителю наедине, но внезапно она передумала.

В течение нескольких минут Сивилла умудрялась поддерживать непринужденную беседу за столом, щебеча, как птичка, успев даже сообщить, что кошмары ее не мучают с самого возвращения, и жизнь ее прекрасна как никогда.

— Кстати, — проговорила она и сжала медальон в руке под столом с такой силой, что его края впились в ладонь, — Азазелло!

Демон напрягся и глянул на нее. Впервые за много дней Сивилла обратилась к нему напрямую.

— Ты был так занят вчера, что не заметил, как обронил кое-что, — от яда в собственном голосе казалось, что горло жжет огнем, — сущий пустяк.

Сиви прицельно запустила тяжелым медальоном в полный кофейник. Золотое украшение среди фарфоровых осколков выглядело невероятно неуместно и даже жалко. Поразившись собственной наглости, девушка резко развернулась и буквально бегом вырвалась из столовой, избегая встречаться с кем-либо взглядом.

Оказавшись у себя, она несколько раз плеснула в лицо холодной водой и перевела дыхание. Медлить больше было нельзя. У нее в запасе всего несколько часов. Если все пройдет как надо, она успеет вернуться, если же нет… Нельзя ей об этом думать, нельзя, иначе все крупицы уверенности растеряются!

Сиви вышла из комнаты, тихо притворив за собой дверь и вздрогнула, когда чья-то рука ухватила ее предплечье стальной хваткой.

Она гневно сверкнула глазами на Азазелло, но промолчала.

— Что бы за игру ты ни затеяла, лучше тебе остановится сейчас, — сказал он тихо и яростно.

— Мне от тебя не нужны ни советы, ни помощь, — отрезала Сиви и тщетно попыталась вырвать руку.

— Ты играешь с огнем, — прорычал ей в лицо демон, — не вздумай приближаться ко мне и просить помочь тебе, когда обожжешься.

Девушка смерила его ледяным взглядом.

— Руку отпусти, — сквозь зубы приказала она, — больно.

* * *

В лесу было тихо и мирно. По пушистому мху ступать было приятнее, чем по ковру. Сквозь ветви вековых деревьев на землю падали рассеянные солнечные лучи. В глубине леса можно было расслышать пенье птиц. Может, такие есть и на Земле, а возможно и нет. Хотя последний визит в пустыню сильно изменил отношение Сиви к тому миру. Так ли они различались? И тут, и там жили люди, пускай и в разные периоды своего существования, в обоих мирах было место и страстям, и горю.

Девочка одернула себя. Не время предаваться пустым размышлениям и глупым воспоминаниям. То, что угрожает ей, угрожает всем мирам, и если она собралась что-то поделать с этим, то надо действовать, а не раздумывать. "Бери судьбу в свои собственные руки", — прозвучал в мыслях голос.

Ладно.

Девочка еще раз оглядела лес вокруг себя. В другой раз Сиви с удовольствием осталась бы здесь, но не сегодня. Запах листвы и хвои всколыхнул детские воспоминания о том, как Гелла водила ее сюда совсем крошкой. Ведьма создавала маленьких фэйри с прозрачными крылышками, чтобы порадовать ее, но вскоре девочка узнала, что они ненастоящие. Добрый народец — как их когда-то называли — жил на Земле бесконечно давно, но не смог продолжить существование, когда не стало их богов...

Если что-то пойдет не так, то она может никогда больше не увидеть ни Геллу, ни остальных, подумала девочка.

Не время, одернула она саму себя. Если она будет оглядываться назад, то никогда не решится, а то и пропадет. Кроме того, она не собирается производить слишком уж опасные действия.

Уже стало ясно, что Бездна разумна (точнее, безумна) в виде целостности. Если поймать в ловушку мельчайшую ее частичку, то она будет безвредна, отделенная от общего разума. Сиви попросту постарается зачерпнуть немного субстанции и заточить ее в сосуд, куда испокон веков заточали духов и демонов. Заточали смертные, как правило — губы девушки тронула легкая улыбка. Может, они наконец-то смогут понять, как связана Бездна с таинственной третьей силой. А понять — это получить возможность победить. "Все можно убить", — так говорит Азазелло, но о нем нельзя думать сейчас. 

Шкатулка послушно открыла ей вид на миры, и Сиви задержала взгляд на изображении Замка. Приблизив глаза, можно было разглядеть суетящихся во дворе слуг. Отчаянно захотелось вернуться, но вместо этого, девушка встала на колени перед картой и прошептала несколько слов. Мир вокруг нее закружился и ушел в глубокую воронку. На секунду полет остановился — Сиви натолкнулась на одного из демонов-стражей, которые теперь, как она знала, несли дозор и днем, и ночью, не пропуская не единой души на Юг. И в самом деле, никто не мог и не смел зайти за черту. За исключением той смертной, в чьих руках находился подходящий ключ.

Демон-страж на секунду поразился, увидев перед собой молодую госпожу, но тут же был сражен простеньким заклинанием, навевающим сон. Не то чтобы демон был так слаб — главным козырем Сиви была неожиданность, и она об этом знала. Когда страж рухнул без сознания, полет сквозь портал возобновился с новой силой. Чтобы не потерять равновесия, Сиви закрыла глаза.

Когда она открыла их, вокруг нее больше не было леса, а лишь безжизненные скалы кроваво-красного оттенка. На склоне одной из гор виднелась деревня, а над ней еще одна. По виду — обе абсолютно заброшенные. Так и надо. Повсюду были пепелища костров, которые используют для жертвоприношений. Она тоже пришла сюда совершить нечто подобное. Все так, как оно должно быть.

Сиви прошла вперед по направлению к обрыву. Несколько десятков шагов, и она уже глядит вниз. Там, внизу, клокочет знакомая чернота со всполохами молний. Ни звука вокруг и ни души. Живой или мертвой.

* * *

Сиви вынимает из узелка спиралевидный ритуальный кинжал, черные свечи и курильницу с ладаном, без труда разжигает огонь и чертит круг кинжалом вокруг себя. Вокруг начинает дуть резкий ветер, но она не придает этому значения.

Магический круг вокруг нее начинает гореть синеватым огнем. Это хорошо — значит, ее аура распространяется на это место. К добру ли, к беде ли, некто или нечто, что может ее почувствовать, уже знает, что она здесь. Взгляд вниз на Бездну — никакого изменения.

Теперь время ритуала. Сиви вновь берет в руки кинжал, делает глубокий надрез на ладони и тут же отрывает кусок ткани от своего платья, прикладывая его к порезу, чтобы ткань смогла сполна пропитаться кровью. Время замирает, и Сиви может слышать только стук собственного сердца. Она оборачивает пропитанную кровью ткань вокруг булыжника и достает из узелка длинный моток веревки, разумеется, не простой, а заблаговременно утащенной из лаборатории...

"У меня все получится, — уговаривает она себя. — Не может не получиться".

Сиви подходит к краю и раскрывает ладонь, отправляя вниз свое кровавое послание крепко-накрепко обмотанное веревкой. Второй конец зажат в ее руке. 

Сначала ничего не происходит, но вдруг она слышит позади себя отдаленный, стремительно нарастающий гул.

Сиви оборачивается и в ужасе видит, как гора словно оседает в ущелье с Бездной. Огромная волна черной субстанции накрывает деревни на склоне одну за другой и утаскивает их вниз. Из ущелья поднимается смерч, и Сиви видит, как он вырывает с корнем деревья. Земля под ее ногами начинает дрожать и идти трещинами, дрожь эта распространяется дальше на север. Плато, на котором стоит Сиви медленно оседает вниз, и девушка разворачивается и бежит сломя голову по направлению к пещерам.

Стройный силуэт соткался в отражениях зеркал. Сотни свечей заставляли алый шелк волшебно мерцать. Когда Марго разглядела в коридоре высокую фигуру своего любимого, лицо ее озарила искренняя, счастливая улыбка. Маргарита казалась совсем юной и будто светилась внутренним светом. Повелитель Теней, не скрывая своего собственного радостного нетерпения, сделал шаг ей навстречу, подхватил и закружил в объятиях. Их уста слились в долгом поцелуе.

Не размыкая рук, они прошли в спальню, где как всегда приветливо горел камин, небольшой стол ломился от изысканнейших закусок, а в бокалы уже было налито тягучее красное вино, сладкое, как грех.

Воланд поспешил избавить Марго от алого платья, под которым не оказалось белья, что еще больше раззадорило его. Не в силах ждать ни секунды, Повелитель Теней подхватил Маргариту на руки и в мгновенье ока бросил ее на широкое ложе. Она потянулась навстречу его ласкам будто в первый раз.

Какое-то время они просто молчали, наслаждаясь друг другом и утопая в бесконечной нежности. Позже ночью, когда они оба отдыхали после страстных объятий, а Марго осыпала его лицо и шею легкими поцелуями, Воланд вынул белую розу, украшавшую кудри женщины, и лениво проговорил:

— Не стоило мне слушать тебя тогда, алмазная донна, — Повелитель Теней перевернулся, подминая Маргариту под себя и накрыл ее губы поцелуем, — нужно было оставить тебя ведьмой и держать при себе, не отпуская.

Не без удовольствия он отметил, как вздрогнула Марго, как затрепетала от его слов. Вызывать любовь в женщине было чертовски приятно и являлось бальзамом для дьявольского честолюбия.

Воланд неспешно обрывал тонкие белые лепестки, осыпая ими Маргариту и поглаживая ее время от времени, чем вызывал в женщине новые волны наслаждения и трепета.

— Завтра ночью в это же время приходи снова, — приказал он, и Марго как всегда покорно кивнула головой, но от него не укрылась ее счастливая, даже торжествующая улыбка, — и не надевай ничего под платье.

Впрочем, нега и приподнятое настроение после ночи любви были быстро развеяны утренними реалиями.

Все началось с того, что Сивилла вышла к завтраку в каком-то болезненном возбуждении, с горящими, как в лихорадке глазами, и ее слишком страстным и искренним заверениям о прекрасном самочувствии Воланд поверил с трудом. Затем еще ее дурацкая, непозволительная выходка за столом с битьем посуды непонятно по какой причине. По крайней мере, ему не пришлось краснеть за ее поведение, так как завтракали они в тесном кругу, но тем не менее девчонку следовало строго отчитать. Разумеется, после того, как он убедится, что с ней все в порядке и все это не последствия недавних ранений — телесных или душевных.

Девочка стремительно исчезла из поля зрения Воланда. Прощупывая ауру Сивиллы, Повелитель Теней обнаружил лишь все то же болезненное возбуждение и какую-то мрачную решимость. Ему захотелось немедленно позвать Сивиллу к себе — лучше будет во всем, если в таком состоянии она будет на глазах, особенно после продолжительной болезни, однако и этим его планам не дано было осуществиться. Слуги доложили, что молодая госпожа спешно уехала на верховую прогулку в парк. Что ж, тем лучше будет, если девочка развеется и успокоится.

Напряжение и неприятное предчувствие надвигающейся грозы все нарастало. В приемную вбежал Молох с докладом, что из одной лаборатории исчезло несколько артефактов, но замок не был взломан.

— Хочешь сказать, что среди прислуги есть воры? Или в Замке завелись крысы? — раздраженно спросил Воланд.

Молох залепетал, что они и знать не могут, как такое произошло, и говорил бы еще долго, но Князь Тьмы оборвал излияния беса и прогнал его с глаз долой с приказом вернуть пропавшее к полудню, а иначе пусть пеняет на себя.

Все то же нехорошее предчувствие заставило Воланда подняться на башню в своем личном крыле. Там он какое-то время изучал небо над южной границей. Оно было как обычно затянуто облаками, но не черными облаками Небытия.

Сатане стоило многих сил заключить саму Бездну в бездонный провал, а тварь, что затаилась в ней и по какому-то нелепому стечению обстоятельств величала себя его Отцом, заковать в оковы. Воланд подавил вздох — ему потребовалось много времени для того, чтобы полностью восстановить силы после той битвы. Приходилось признать, что без помощи верных ему демонов ему было бы не победить.

И без помощи Сивиллы Оршели. Поразительная сила… Пока что можно только мечтать о том, чтобы раскрыть полный ее потенциал, ждать надо самое меньшее несколько лет, но девочка неизменно оправдывала его ожидания, оправдает и впредь. То, что он планировал и тщательно сохранял ото всех в запертом и скрытом хранилище из чистого серебра, было пока что слишком опасно… Когда все вступит в силу, можно будет не беспокоится ни о Небытие, ни о твари, точно как и о заключенном пятнадцать лет назад договоре с Иешуа Га-Ноцри, что, откровенно говоря, перестало интересовать его почти сразу.

Воланд передернул плечами. До девочки тварь не доберется, а вскоре Сивилла станет неуязвимой, и он вместе с ней. И не важно, сколько сил ему пришлось потратить.

«Какая ирония, — продолжал думать Повелитель Теней, —, а ведь Га-Ноцри так и не поверил, что за безумие Бездны в ответе наш дражайший отец. Что ж, чем дольше он будет отрицать очевидное, тем больнее будет ему признавать правду».

Несмотря ни на что, беспокойство все нарастало — что-то явно было не так, но что именно, Воланд понять не мог, и от этого было только тревожнее.

Явиться в Вечный Приют за Маргаритой? Налететь вихрем, унести ее себе в опочивальню и не отпускать? Нет… Он не позволит себе такую слабость.

Едва Воланд развернулся, чтобы спуститься с башни, как Замок с самого основания сотрясла дрожь.

За какую-то долю секунды небо над Югом стало темно-багровым, и даже отсюда можно было разглядеть черную воронку, поднимающуюся из пропасти.

Как такое возможно? Как?!

В мгновенье ока Владыка Шеола оказался внизу, на ходу отдавая приказы. Непрекращающаяся дрожь земли под ногами явно доказывала, что тревога была не ложной.

— Я немедленно отправляюсь на Юг, — Повелитель Теней отдавал последние распоряжения свите, — Гелла!

Одного взгляда на искаженное ужасом, обычно бесстрастное лицо вампирши хватило для того, чтобы он понял.

— Где Сивилла? — спросил он хрипло, понимая, что знает ответ. Его копия медальона развеяла все сомнения, и сердце Сатаны наполнилось самым настоящим ужасом.

Как она попала туда? Кто-то вывел ее обманом или колдовством, и это существо умрет в муках. Если же ее снова околдовала тварь из Бездны, то он уничтожит и ее. Даже если это будет последним из того, что он сделает в своей жизни.

А если… Нет, невозможно! Сивилла никогда не могла поступить так глупо и жестоко, особенно после того, что произошло с ней. Она не могла так попрать его запреты, не могла сознательно подвергнуть смертельному риску не только себя и окружающих, но и само мироздание. Только не его дитя.

Не разбирая дороги, круша все на пути всей своей темной мощью, Воланд перенесся на южную границу Шеола. Не видя ничего вокруг себя, он бросил всю силу, какую имел, на черную воронку, гадая про себя, выдержат ли цепи, или все бесславно закончится здесь и сейчас.

Третья сила ударила в ответ с такой яростью, что на секунду свалила его с ног. Из раны на виске хлынула темная, горячая, как огонь кровь.

Еще удар, от которого содрогнулись миры, потряс земли Шеола…

…И цепи выдержали. Черная воронка на глазах всосалась обратно в Бездну, которая яростно клокотала. В этом бурлении Воланд явно различил и ярость поражения, и угрозы, и обещания скорейшей мести.

— Сегодня снова не ваш день, Отец.

Равнодушно смерив провал взглядом, Повелитель Теней развернулся и пошел прочь. Следовало поскорее найти Сивиллу и выяснить наконец, что все-таки произошло. Девочка была жива и абсолютно невредима. Ее испуганное присутствие угадывалось где-то неподалеку.

Перед входом в пещеру Воланд обнаружил пропавшие артефакты, о которых говорил Молох. Когда же он увидел, выбежавшую ему на встречу Сивиллу Оршели, ему хватило ровно одного взгляда на нее, чтобы понять, в чем дело. Порез на ее ладони, виноватый и испуганный взгляд, ритуальный кинжал и обсидиановая ловушка неподалеку не оставили и тени сомнений.

Страх, недоумение и разочарование сменились темным гневом.

* * *

Сиви не знала, сколько времени ей пришлось просидеть в пещере, прикрывая голову руками и зажмурив глаза. Быть может, несколько минут, быть может, несколько часов. Девочка не знала. Все ощущения потонули в оглушительном грохоте вокруг, сопровождавшемся обрывками чуждой ярости и всепоглощающего голода.

Все пошло не так. Совсем не так!

Сердце колотилось как бешеное, а вокруг бушевал смерч. Сиви непрерывно ждала, что Бездна найдет ее и в этом укрытии, что вот-вот черные щупальца наткнутся на нее и утянут куда-то, где ее ждет нечто хуже смерти.

— Пожалуйста, пускай все закончится, — молила Сиви про себя.

Ах, если бы она только могла повернуть время вспять и не идти сюда! Не устраивать эту дурацкую авантюру.

Земля содрогалась и, казалось, стонала. Как же Сиви не хотелось погибнуть здесь под завалами, не хотелось сгинуть, будучи утащенной в алчущую пасть Бездны. О том, что от катаклизма такой силы пострадать могут и другие, девочка старалась не думать вовсе и гнала от себя эти мысли. Она пыталась сделать как лучше, она верила, что знает как лучше — у неё были все причины так думать! Не её вина, что Бездна взбесилась от одной единственной капли крови Сивиллы! Но что же будет теперь?...

Что теперь будет? Земля вновь вздрогнула так, что Сиви громко вскрикнула и разрыдалась от страха, без слёз, зажмурилась и попрощалась мысленно со своей жизнью. На голову девочки посыпались куски глины и песок.

И вдруг всё стихло. Сивилла медленно проморгалась и прислушалась к своим ощущениям.

Облегчение, которое Сиви испытала, почувствовав знакомое родное присутствие, было не передать словами! Она рывком вскочила на ноги, и не обращая никакого внимания на то, что порез на руке всё ещё кровоточил и оставлял следы на одежде, на то что волосы растрепались и были полны песка и мелких камней, на то что её лицо было сама перемазано пылью и слезами, она вырвалась из-под каменных сводов на встречу Мессиру с такой искренней радостью и надеждой, что едва заметила и кровь на его виске и в уголке рта и до странного тяжёлый взгляд, которым он следил за её приближением не делая ни шага на встречу. Какое что-либо имеет значение?! Главное, что все обошлось! Девочка вскрикнула от неожиданности и от боли, когда ее обожгла крепкая пощечина. За что?!

Сиви часто заморгала, сдерживая слёзы , губы задрожали от обиды, но она не сказала ничего.

— Дома я тебе объясню, — мрачно пообещал Мессир, без труда проникая в её мысли, и внутри у Сиви все оледенело от страха. Не думает же он, в самом деле, что она сделала это нарочно? Она только пыталась помочь!

Взмахом руки Воланд создал прямой портал к Замку прямо перед Сивиллой.

— Отправляйся к себе. Немедленно. И не смей ни на шаг выходить из своих покоев. Это ясно?

Сиви судорожно кивнула, не спуская с Мессира испуганного взгляда.

— Тогда сейчас иди с глаз моих долой. С тобой я разберусь позже.

Девочка мгновенно скользнула в портал, и только теперь Воланд, тяжело вздохнув, развернулся по направлению к бледному от ужаса демону-стражу, который все это время стоял позади.

Несчастный страж бормотал какие-то оправдания, но Повелитель Теней слушал его в пол-уха. Он хотел было покончить с этим быстро, но передумал. То, что произойдет с демоном, пропустившим вторжение, тем более вторжение Сивиллы Оршели, на запретную землю, полезно будет видеть всем стражам.

* * *

Сиви прикрыла за собой дверь, стараясь производить как можно меньше шума. Отчаянно хотелось зайти в купальню, закрыть, забаррикадировать за собой дверь и не выходить оттуда до конца дня. А лучше вообще никогда не выходить.

Девочка глянула на застеленную кровать. Было бы замечательно моргнуть и понять, что все события этого невыносимо длинного дня оказались сном.

Ах, будь это сном, она никогда больше не спросит и даже не подумает о Бездне, она никогда больше даже не посмотрит на Юг.

Порез на ладони некстати напомнил о себе неприятным жжением.

Как так вышло, что продуманный в деталях план обернулся полным крахом? Она просто должна была зачерпнуть кусочек черной субстанции, вернуться в Замок и пронести его в лабораторию. Такие вещи проделывались не раз до нее, почему же сейчас легкое прикосновение взбесило Небытие?

Тиканье часов действовало на нервы. Секунды растянулись в часы, а Сиви все ждала. Как ей казалось, бесконечно долго. От снедавших ее чувств беспокойства, страха и неизвестности девочка сходила с ума.

Когда двери в ее покои открылись, Сивилла вздрогнула.

Мессир вошел размашистым шагом и остановился посреди комнаты, смерив Сиви взглядом с ног до головы. Разумеется, он очень зол на нее, уж когечно, сильнее, чем когда-либо. Девочка подобралась и глубоко вздохнула, готовясь говорить, но все слова объяснений и оправданий вылетели у нее из головы.

Входная дверь хлопнула, закрываясь, и в замке сам собой повернулся на два оборота ключ.

— Ответь мне… — голос Воланда был непривычно тих и спокоен, и только от этого у Сиви пошли мурашки по коже. — Ты долго продумывала этот поступок, или это было результатом сиюминутного помешательства? Возможно, от твоего недавнего ранения разум пострадал больше, чем нам казалось?

Несмотря на страх, Сиви почувствовала негодование и у неё прибавилось сил. Гнев всегда придавал ей силы и смелость.

— Я не думала, что так будет! — она чуть повысила дрожащий голос. — Я продумала все до мелочей, — Сиви запнулась, — по крайней мере, мне так казалось, — добавила она чуть тише.

— Твой план был настолько гениален, что ты решила даже не обсуждать его со мной, — сказал Мессир ядовито, — разумеется. Твои мудрость и могущество позволяют тебе ни с кем не считаться, ни кого и ничего не брать в расчёт, идти только на поводу своих желаний. Верно, Сивилла?

Сиви отчаянно пыталась что-то возразить и, разумеется, не могла. Она прошлась по комнате взад-вперед, мучительно подбирая слова.

— Всю свою жизнь я вижу, как нечто угрожает всему, что я люблю. Уже много времени я знаю, что имею какое-то особенное значение во всем этом, но…

Договорить ей не дали.

— Молчи! — крикнул Мессир так, что Сиви вздрогнула. — Я не желаю слушать этот эгоистичный бред. Ты рассуждаешь еще хуже, чем в пятилетнем возрасте! — он налил себе стакан воды и залпом осушил его. — Скажи, по какому праву ты решила, что можешь распоряжаться судьбой моих владений?

— Я вовсе не распоряжалась вашими владениями! , — с силой сказала Сиви, чувствуя, как краска заливает ей лицо, — я всего лишь пошла туда, чтобы захватить каплю субстанции.

Воланд резко развернулся на каблуках и прошел к окну.

— И для этого ты пробралась в лабораторию, не имея никакого основания и права, выкрала — именно выкрала! — то, что могло тебе потребоваться для свершения этой вселенской и опаснейшей глупости.

Он смерил Сивиллу тяжелым взглядом и проговорил:

— И посмела же…

Сиви подошла к нему, чувствуя, как к горлу подступают слезы страха и обиды. Солнце, клонившееся к закату, било прямиком в окно, удлиняя их тени.

— Я хотела сделать как лучше, я всего лишь пыталась помочь! Как делала это и раньше! Как делала это всегда! И вам известно, что мне это по силам!

Воланда снова накрыла волна ярости. Ему захотелось разрушить замок до основания и похоронить наконец-то этот день. Поймав его взгляд, Сивилла невольно отступила на несколько шагов, падая в кресло.

— Мне ничего не известно о тебе, Сивилла Оршели! Мне никак не могут быть известны такие масштабы твоей глупости, твоей самоуверенности… Твоего безрассудства! Ты не думала, что некоторые последствия твоих поступков могут быть необратимы! Ты ничему не учишься! Ты до сих пор отказываешься понимать, что натворила и что могла натворить!

По щеке Сиви скатилась слеза.

— Что уже я могла натворить? Откуда мне было знать, что все выйдет так? Вы мне никогда ничего толком не рассказывали о Бездне, мне пришлось все узнавать самой, и я делала это как могла! Я поняла, что в моих силах повлиять на что-то, помешать Бездне... Что еще я могла поделать, я ведь всего лишь смертная!

— Ты хотя бы понимаешь, что чудом осталась жива и не погубила все, что по твоим словам, тебе так дорого? Ты не ценишь ни свою собственную жизнь, ни чужую! Ты не ценишь ничего! Ты понимаешь, что любой другой на твоем месте уже был бы мертв? — прокричал Воланд.

Сиви всем своим существом чувствовала вибрацию его гнева, никогда еще Мессир не впадал в такую ярость, во всяком случае — не на нее. Чувствуя, как от напряжения все ее тело сотрясает дрожь, прежде чем сама успела прикусить язык, Сиви вскрикнула:

— Так возьмите и убейте меня наконец! И покончим со всем этим!

Она разрыдалась.

Воланд глубоко вздохнул, запустил пальцы в волосы, закрыл глаза и замер на добрые десять секунд. Все эти долгие секунды Сиви неотрывно следила за ним взглядом.

Наконец, он открыл глаза и проговорил тихо и как-то слишком спокойно, приняв решение. В этот раз девчонка свой урок получит.

— Вот как ты мыслишь… — Он направился к Сиви. — Впрочем, уже неважно. У тебя была возможность объяснить мне, что стояло за твоей идиотской выходкой, но ты эту возможность упустила. С этого момента наш разговор продолжится в другом ключе. Ты сделала все возможное, чтобы оказаться в этой ситуации — вини свой эгоизм, упрямство и безрассудство. А теперь встань!

— Нет!, — Сиви осознала, что он имеет в виду, и слезы мгновенно высохли от новой волны страха. Девочка вскочила на ноги и неосознанно попятилась.

— Ты не желаешь слушать никого, кроме себя самой — значит, я заставлю тебя слушать! Ты не желаешь ничего знать, кроме своей собственной правды — значит, я заставлю тебя узнать, — он обхватил Сиви за плечи, глядя ей в глаза, — ты не подумала о том, что, кроме тебя, в том месте могут оказаться и другие, что только по счастливой случайности деревни, уничтоженные тобой, оказались пусты! Ты не думала, что в тот смерч мог попасть кто угодно, включая меня? Так подумай обо всем этом сейчас!

Он сорвал с плеч Сиви плащ и отшвырнул его в сторону, развернул её спиной к себе и подтолкнул ее обратно к креслу. Она споткнулась и растянулась на нем, чувствуя, как подлокотник уперся ей в живот. Нет, нет, нет!

Услышав первый свист розги и почувствовав первый жгучий удар, Сиви закусила губу. «Ни за что не буду плакать!» — пообещала она самой себе. Второй и третий пребольные удары она выдержала без единого звука, но последующие обожгли ещё сильнее. Сиви закусила губы изо всех сил, но вскоре начала вскрикивать каждый раз, когда прутья впивались в её оголенную плоть, оставляя за собой полыхающий пожар.

Ещё удар и ещё один, и ещё — не прошло и минуты, как данное самой себе обещание не плакать пришлось нарушить. Сиви рыдала и вздрагивала, почти срываясь на визг, каждый раз, когда розга опускалась на её тело.

Ей казалось, что конца этому не будет, но в какой-то момент, Мессир, замахнувшись снова, глянул мельком на распростертую перед ним, рыдающую и извивающуюся от боли Сивиллу, и вместо того чтобы снова хлестнуть её, отшвырнул розги и они сгорели на лету. Сивилла продолжала самозабвенно рыдать, когда Воланд рывком за локоть поставил девчонку на ноги и быстро вышел из комнаты, не глядя на нее.

* * *

— Что я делал не так? — входная дверь в спальню хлопнула с такой силой, что задрожали стекла.

Воланд буквально ввалился в свои покои, не смотря по сторонам. Его продолжало трясти от злости на Сивиллу и от страха за нее. Всхлипы и вскрики девочки все еще звучали в ушах, давя на сердце. Она не могла этого знать, да и не хотела, но он сам испытывал не меньшую боль.

Нет… Он все сделал правильно. Это было необходимо и по-другому было попросту невозможно. Это пойдет ей только на пользу — девчонка пренебрегла строжайшими запретами, подвергла опасности не только себя, но и других и упрямо отказывалась осознавать свои ошибки, демонстрируя лишь эгоизм и самоуверенность. Бессовестная! Он должен был заставить ее понять. Пускай и так.

Вспомнилось некстати, что и показательное убийство демона-стража не принесло облегчения, хоть и заметно отрезвило, на счастье Сивиллы и всех окружающих.

Скинув промокшую насквозь рубаху прямо на пол — чего он никогда себе не позволял — и, оставшись в одних штанах, он зацепил тяжелую вазу, и та разбилась. Звук заставил поморщиться. Висок засверлило болью, которая грозилась перерасти в мигрень.

— Еще не хватало начать бить посуду, — пробормотал Повелитель Теней и поднял, наконец, взгляд. И приглушенно выругался, потому что заметил испуганно замершую у кресла Маргариту.

Он и забыл, что велел ей явиться. Столько всего произошло за один день, что тайная фаворитка совершенно вылетела у него из головы. Она стояла в тонком кружевном пеньюаре — одним из его любимых — и смотрела на Воланда широко распахнутыми зелеными глазами, не смея приблизиться и даже заговорить. Она была не так уж неправа, учитывая состояние, в котором он находился… Марго всегда чутко слышала его настроение, никогда не навязывалась. Может, еще и поэтому он столько лет отдает предпочтение именно ей…

— Я устал сегодня, — обрывисто бросил Воланд и прошел к ложу, падая на него ничком. — Неподходящая ночь выдалась для свидания.

— Прикажете мне уйти, Мессир? — в голосе Маргариты звучала такая нежность и боль за него, что он махнул рукой, разрешая остаться.

— Можешь лечь рядом со мной, только, сделай милость, не говори ничего, — сказал он сварливо, прекрасно понимая, что это было несправедливо. Марго никогда не утомляла его болтовней, не старалась бестолково отвлечь, не кокетничала и не льстила, как остальные любовницы. Но выслушивала всегда. Без лишних вопросов, но с неизменной искренней заинтересованностью и заботой о нем. Не было никакой причины обижать ее, но он настолько устал, что не мог и не хотел ничего добавить к сказанному.

Именно сейчас, когда злость постепенно уходила, а страх отступал, он почувствовал свою бесконечную усталость. Свое одиночество. Всю свою горечь, веками засевшую в груди.

Женщина испуганно замершая на краю ложа, смотрела на своего возлюбленного. Что такое произошло с ним? Какой новый удар судьбы пришлось ему пережить? Марго протянула руку, но не посмела дотронуться до Повелителя Теней.

— Позвольте мне помочь, — тихо прошептала Маргарита, и Воланд просто кивнул ей в ответ, не открывая глаз.

Он не мог этого отрицать — любящее сердце рядом одним своим стуком успокаивало, расслабляло, дарило мир.

Женщина встала, зашуршав складками кружев, и через мгновение снова оказалась рядом с ним.

Несмотря на ужасающую усталость, Воланд чуть улыбнулся, когда Марго села рядом на кровати с золотым подносом в руках, на котором стоял маленький графин с миндальным маслом.

Маргарита потерла одна о другую свои ладони с овальными, алыми коготками и нежно, едва касаясь, провела руками по обнаженной спине Повелителя Теней.

Он вздохнул от удовольствия, когда его бедра оседлали стройные женские ноги, а по спине змеей поползла струйка ароматного масла.

В одно мгновенье избавившись от оставшейся одежды, Повелитель Теней заодно сорвал пеньюар с Маргариты и теперь наслаждался прикосновениями обнаженной гладкой кожи к своему телу. В комнате было почти темно — горел только камин, но ему было все равно — он лежал с закрытыми глазами и погружался в сладкую негу, что дарили бережные и нежные поглаживания. Разогрев кожу, Марго усилила давление рук, и одеревеневшие от напряжения мышцы стали покорно расслабляться, отпуская напряжение. С каждой минутой уходила боль, уходил страх, уходил гнев. И наступало блаженство…

Маргарита не могла не почувствовать меняющегося настроения своего любимого, и ее сердце наполнилось радостью.

Женщина тихонько весело вскрикнула, когда она не рассчитала дозы в полутьме и пролила слишком много масла. Полотенец рядом не оказалось. Лукавая улыбка озарила ее лицо. Марго медленно опустилась и легла на Повелителя Теней, впитывая излишки масла своим обнаженным телом. Она терлась о Воланда, а тот глухо рычал и выгибал спину, стремясь продлить контакт с нежной кожей. Упругие груди с заострившимися от возбуждения сосками рисовали узоры на его спине, сильный язычок Маргариты ласкал каждый позвонок, а ее руки легонько царапали смуглую кожу Повелителя Теней. В воздухе, помимо привычных ароматов бергамота, сандала и пачули, витал нежный миндаль, растворяя заботы, унося печали. Становилось все жарче, несмотря на то, что камин горел совсем не ярко.

Миг, и Воланд перевернулся на спину, заключая Марго в кольцо сильных рук. Поцелуи были наполнены страстью, словно любовники не виделись несколько лет. Намасленные тела скользили, все теснее давая приникнуть друг к другу, сжимали до боли горячую кожу, молили о том, чтобы это мгновение никогда не кончалось. Когда уже дышать стало нечем, Воланд снова расслабился на ложе, предоставляя Маргарите закончить начатое.

Повелитель Теней наслаждался сладкой пыткой — его короткие стоны музыкой звучали в тишине комнаты. Повинуясь внезапному порыву, он взял из воздуха белую розу и, вдохнув пьянящий аромат, провел бутоном по губам Марго. Она удовлетворенно застонала от нежной ласки и перехватила цветок.

Маргарита испытывала абсолютное, не омраченное ничем счастье. Ее любимый нуждался в ней, разрешал облегчить свою боль, позволял ей ненадолго стать частью своей жизни. Чувствуя, как спадает напряжение Воланда под ее ласковыми руками, как охотно отзывается его тело на ее прикосновения, Марго понимала: он счастлив быть с ней сейчас. Он хочет ее рядом с собой, и дело не только в жажде плоти. Сегодня его душа тянулась к ней наравне с телом. Только бы не вспугнуть… Не нарушить таинства, происходящего между ними.

Женщина гладила упругим бутоном eго самые чувствительные места, и Воланд закусывал губу, чтобы не застонать в голос от такой невинной и одновременно развратной ласки. Цветок скользил по гладкой коже, очерчивая одной Маргарите известные письмена, и мужчина не выдержал. Его пальцы с треском рвали шелковое покрывало кровати, голова запрокидывалась назад, а из горла рвались хрипы наслаждения. Он позволял Марго делать с ним то, что она пожелает, не в силах прекратить самую приятную на свете муку.

К розе присоединились тонкие пальцы Маргариты, доводя Воланда до безумия и настал момент, когда напряжение Сатаны достигло высшей точки и стон облегчения сорвался с его губ. В его глазах темнело, воздух не шел в легкие, а тело не слушалось хозяина. Ему казалось, что целую вечность он не мог прийти в себя, а когда открыл глаза, чуть не взвыл от новой волны возбуждения — Марго нежно облизывала хрупкие белоснежные лепестки. Не давая ни себе, ни ей время на размышления, Воланд приподнял сильными руками бедра женщины и насадил ее на себя, уже снова готового к наслаждению.

Воланд не привык быть снизу, но в такой позе ему открывался совершенно потрясающий вид на стройную фигурку Маргариты, что двигалась над ним. Женщина закрывала глаза, закусывала губы, теребила руками свою грудь и так страстно дышала, что мужчина в какой-то момент перестал двигаться, отдав ей бразды правления. Марго видела, как горят вожделением глаза Повелителя Теней, и это придавало ей сил. Поза была непривычна для нее, но она делала все, чтобы доставить удовольствие своему любимому. Она меняла угол, чуть привставала на коленях, потом опиралась на пятки и локти, открывая ему вид на совершенно развратную картину. Воланд упивался страстью и понимал, что не только он спасает Маргариту от одиночества — она точно также является его спасением…

Уставшие и удовлетворенные, перемазанные миндальным маслом, они по своему обыкновению посетили купель и залезли под одеяло. Воланд так крепко прижимал к себе Маргариту, что ей казалось, будто ее ребра сейчас треснут. Услышав ее мысли, Повелитель Теней смущенно ослабил давление, осторожно поцеловал в висок и устроил свою голову у нее на плече, аккуратно обнимая руками женское тело. Первый раз Маргарита не только осталась на всю ночь, но и наблюдала совершенно новую для себя картину — крепко спящего Воланда.

* * *

Сиви вздрогнула и подняла голову. Наверное, она сама не заметила, как заснула. Стоя на коленях у кресла и уронив лицо на руки. Наплакавшись так, что охрипла.

По-видимому, стояла уже глубокая ночь, в ее спальне не горел огонь, и девочка была слишком измучена, чтобы разжечь его. Малейшее мысленное усилие отзывалось острой болью в висках. Мигом воскресли в памяти все события дня и вечера, и Сиви судорожно всхлипнула.

Глаза ее постепенно привыкали к темноте, и она разглядела свой плащ, который так и остался валяться на полу. Дорогая ткань была порвана во многих местах и покрыта толстым слоем пыли, разумеется, она никогда больше не наденет его. Если ей вообще когда-нибудь посчастливится выйти из этой комнаты… Сиви медленно-медленно поднялась, села в кресло и скривилась от боли, с трудом подавив вскрик. Она стянула туфли и чулки и швырнула их к плащу. Хранить одежду в память об этом дне она вовсе не была намеренна.

Девочка избавилась от остальной одежды и медленно, словно старуха, прошла в купальню, которая как всегда встретила ее приветливым приглушенным светом парящих свечей и ненавязчивым цветочным ароматом. От прикосновения теплой воды с новой силой засаднили горящие огнем ягодицы и бедра. Сиви прерывисто вздохнула и, как обычно, нырнула под воду с головой. Если существовало место, где можно было всегда привести чувства в порядок, это была ванная. Но не сегодня. Сколько бы она не терлась мылом, сколько бы ни стояла под шумящим душем, легче на сердце не становилось. Смыть снедающее ее чувство вины и поздно пришедшее осознание масштабов содеянного она не могла. В голове сидела одна и та же мысль: там мог кто-то быть. Кто-то мог погибнуть по ее вине. Сотни, тысячи, о которых она и не думала. Возможно, кто-то из ее близких. Она не хотела задумываться ни о чем в погоне за желанием доказать, что она достойна принимать великие решения. Какая же она дура…

Выйдя из бассейна, Сиви посмотрела на себя в зеркало, провела ладонью по вспухшим бордовым полосам. «Я — чудовище…» — подумала девочка.

О том, чтобы заснуть этой ночью не могло быть и речи, даже ложиться в постель не было никакого желания.

Было только одно существо во Вселенной, которому она могла признаться в своих чувствах, надеясь на какое-либо понимание. Возможно, даже скорее всего, он не захочет разговаривать с ней, но оставаться в одиночестве дальше было абсолютно невыносимо.

Одевшись, она бесшумной тенью выскользнула из комнаты.

* * *

Огонь как всегда ревел в печи, проделанной прямо в скале и бросал отблески на стены и потолок. Хорошо, что есть вещи, которые не меняются никогда. Тот, кто яростно орудовал молотом, стоял спиной к входу и даже не обернулся навстречу Сиви, никак не показал, что вообще обнаружил ее присутствие. Впрочем, это не удивляло. Утром он явно дал ей понять, чтобы не смела искать у него утешения. Тем не менее, больше ей сейчас поговорить не с кем. Все прошлые обиды казались далекими и детскими. Она не помнила, когда раньше нуждалась в нем до такой степени. «Он наверняка не захочет и видеть меня», — подумала Сиви. Нет, она не будет думать об этом сейчас. Слишком много точек невозврата было пройдено сегодня.

Она прошла дальше, вглубь кузни.

— Что ты чувствуешь, когда убиваешь?

Азазелло передернул плечами и, казалось, задумался, стоит ли вообще отвечать ей.

— Удовольствие. Удовлетворение. Усталость. Когда как, — сказал он.

Сиви не мигая глядела в огонь.

— Ничего. Я не чувствовала ничего, — проговорила она.

Ответом ей было молчание.

— Тот страж. Он был казнен по моей вине. Я будто сама убила его собственными руками. Это так? — спросила Сиви хриплым голосом.

— Да. Это так, — жестко подтвердил Азазелло.

Девушка прикрыла глаза. Если бы можно было больше никогда ничего не говорить, не двигаться и просто стоять здесь, и чувствовать жар древнего огня на своем лице, и слушать равномерные удары молота. И больше ничего не чувствовать.

— Ты собираешься долго стоять здесь, ничего не делая? — вывел ее из транса раздраженный голос демона.

Сиви распахнула глаза и непонимающе уставилась на него.

— Сделанного не воротишь, — сказал Азазелло, глядя ей в глаза, — ты можешь либо смириться с этим и жить дальше, либо уничтожить саму себя. Иногда надо уметь проигрывать и идти дальше.

— Тебе легко говорить. Ты сам проигрывать не умеешь, — на лицо Сиви впервые за весь день легла тень улыбки.

— Ты плохо меня знаешь, человечек. Кроме того, не сравнивай. Я не пытался погубить мир по глупости, в отличие от тебя.

Слышать это было больно. Но это было правдой.

— Я не знаю, что мне делать дальше, — честно призналась девушка.

— Сделать милость себе и окружающим и продолжать жить. И, если у тебя есть хоть капля мозгов, запомнить, что произошло и не повторять ошибок. Другого выбора у тебя нет, человечек.

Сиви чувствовала, как глаза снова наполняются слезами. Азазелло проявлял совсем не свойственную ему деликатность, делая вид, что не замечает их. Девушка перевела взгляд на котел, стоящий тут же.

— Серебро? — удивленно спросила Сиви. — Ты очень редко работаешь с серебром.

— Я выполняю приказ, человечек, — сказал демон и как-то напрягся. Он странно смотрел на девушку, будто пытаясь разглядеть что-то.

Сиви начала испытывать головокружение и тошноту — сказывались напряжение и страхи прошедшего дня.

— Иди спать, человечек, — тихо сказал Азазелло, — ты еле на ногах стоишь. Все кончилось и ничего не вернешь.

Она медленно кивнула, слишком измотанная, чтобы задавать вопросы или спорить и, развернувшись, пошла к выходу. Как в тумане, Сиви шла по направлению к Замку, ни разу не оглянувшись. Поэтому она не видела провожающего ее неотрывным огненным взором демона безводной пустыни, не видела его сжатых в кулаки рук, не видела, как он перевел взгляд на котел с серебром, вздохнул и нахмурился еще больше.

Выйдя из портала Сиви, едва не потеряла сознание и практически упала в объятия Геллы. Ведьма довела ее до комнаты и не выпускала из своих ледяных объятий, пока обессиленная девушка не провалилась в глубокий сон. Гелла была лишена способности плакать — Сивилле ее слезы только снились.

* * *

Темные волосы разметались по подушке, дыхание Марго было ровным и тихим. Первые рассветные лучи легли на ее лицо, и женщина инстинктивно отодвинулась от них и улыбнулась во сне.

Уже несколько минут Воланд неотрывно смотрел на спящую Маргариту. Он и сам не помнил, когда позволял женщине остаться до утра в его постели, и уж конечно не помнил, когда ему самому приходилось засыпать в женских объятиях.

В любящих объятиях.

Поразительнее всего было — каким правильным, каким естественным казалось то, что Марго спит в его постели.

Хмурая складка прочертила лоб Повелителя Теней. Непривычное ощущение, которое он испытывал, глядя на Маргариту или просто думая о ней, задевало ему самому неведомые стороны его души. За свою долгую бессмертную жизнь Воланд никому не позволял проникнуть так глубоко в его сердце. За исключением одного единственного существа. Того самого существа, что вчера едва не стало причиной его собственной гибели. Хватит обманывать самого себя — привязанность делает его уязвимым, и хорошо, что об этом знает только он один. Сивилла Оршели — его уязвимое место, но с этим он научился жить. Нельзя допускать в свою жизнь еще одну слабость.

Воланд продолжал смотреть на спящую женщину, которая вдруг, будто почувствовав его взгляд, потянулась к нему и сквозь сон поцеловала в плечо. Сатана вздрогнул. Мысль о том, что его любовница делит ложе с другим, заставила его скривиться. Он мог вмиг уничтожить Мастера или сослать не моргнув глазом, но Повелитель Теней в свою очередь не мог нарушать заключенные с людьми сделки, правила которых диктовали века… Так что в этом случае и ему придется смириться с данным положением вещей.

Порвать с Марго выше его сил — и нет никакой причины делать этого. Женщина принадлежит ему и душой и телом, ему хорошо с ней и, самое главное, спокойно. Она слишком любит его и никогда не станет пытаться использовать их связь в своих целях.

Впредь он просто станет осторожнее.

Воланд тихо встал и оделся. У края кровати из воздуха соткалось аккуратно сложенное платье для Марго. Едва она откроет глаза, как поймет намек.

* * *

Дверь в приемную тихо притворилась, но Воланд не обернулся на встречу. Он и так прекрасно знал, кем был его посетитель.

Сивилла продолжала стоять у входа, не решаясь подойти ближе и, казалось, боялась вздохнуть. Приходилось надеяться, что урок, который он преподал ей накануне, девочка забудет нескоро. Он выждал еще несколько секунд и повернулся к ней.

— Ты здесь потому, что нашла новые аргументы своей правоты? Или, может быть, наконец-то придумала внятное оправдание? — спросил он сурово.

— Нет, — чуть слышно ответила ему девочка.

Она стояла ни жива ни мертва, в черном бархатном платье в пол и аккуратно заплетенными волосами. Лицо ее было бледным и как будто осунувшимся, губы дрожали.

— Тогда зачем ты здесь?

Сиви глубоко вздохнула.

— Я… — голос ее задрожал и девочка закусила губу.

Сиви, пожалуй, впервые в жизни, боялась поднять взгляд. Чувствуя, как краска заливает ей лицо, она глубоко вздохнула, попыталась сказать что-то и не смогла.

Воланд продолжал неотрывно на нее смотреть. Сегодня он не собирался облегчать ей задачу. И все же он не мог не заметить, что Сивиллу начинало трясти, что весь вид ее выдает страдание и что девочка едва ли спала несколько часов прошлой ночью. Воланд не мог не слышать ее мыслей, ее душевные муки он ощущал как свои собственные. С этих пор Сивилле придется жить с тяжелым грузом — слишком тяжелым для ее пятнадцати лет, и с этим он ничего поделать не мог. Повелителю Теней оставалось только жалеть, что она по глупости совершила такой поступок, последствия которого едва не обернулись величайшей катастрофой. Снова взглянув в заполненные слезами пронзительно-синие глаза, он не выдержал.

— Подойди! — приказал Воланд, сохраняя резкий тон. Сивилла Оршели немедленно повиновалась. Воланд подошел к ней вплотную, взял за подбородок и заставил глядеть на себя. Сиви усилием воли подавила желание разрыдаться. — Говори.

Девочка глубоко и дрожаще вздохнула. Все слова у нее в горле, казалось, превратились в камни.

— Я… — прошептала она. — Мне так жаль. Из глаз заструились слезы.

Воланд молча изучал ее, нарочно не торопясь. Все ее чувства и мысли читались предельно ясно, и он захотел вздохнуть с облегчением — она поняла все правильно.

Не говоря ни слова, Повелитель Теней взял со стола стакан воды и протянул Сивилле.

— Ты знаешь, чем хороший правитель отличается от мудрого правителя? От правителя, который никогда не хочет терять власть?

Сиви тихо опустила пустой стакан на стол и покачала головой.

— Хороший правитель, Сивилла, учится на своих ошибках. Мудрый же правитель ошибок не совершает. Ты понимаешь меня?

— Да, — тихо проговорила Сиви.

— Хорошо.

Воланд подошел к окну, отдернул тяжелую занавесь и сделал знак Сиви подойти. Ее глазам предстали хорошо знакомые виды Шеола.

— Тебе еще далеко до зрелости. Тем не менее, твое положение обязывает тебя к очень многому. Тебе пора это понять.

Сивилла кивнула головой, не проронив не звука. Подобная сдержанность была ей вовсе не свойственна.

Девочка смотрела в окно и снова сердце ее заполнял ужас — с какой легкостью она могла потерять все это. Сиви опустила голову.

Воланд хотел сказать еще многое, но внезапно передумал и, обхватив затылок Сивиллы, притянул ее к себе и крепко прижал к груди. Она предсказуемо разрыдалась.

А ведь Сиви казалось, что все слезы, которые только были, вытекли за прошедшие вечер и ночь! Рыдания сотрясали ее тело, и она не устояла бы на ногах, если бы Мессир не держал ее так крепко. Сиви прижималась к нему с такой силой, как будто от этого зависела ее жизнь, и в какой-то мере так оно и было.

Несколько долгих минут Воланд продолжал молча прижимать ее к себе, поглаживая по волосам и неосознанно покачивая ее, как будто она все еще была младенцем. Ее искренняя и безусловная любовь — та самая эмоция, которая появилась в Сивилле первой — придавала сил, особенно после того, что произошло вчера. Человеческое сознание девочки не выдержало бы полного спектра чувств Повелителя Теней, но скоро он сможет поделиться с ней и этим.

«Простите меня».

«Я тебя уже давно простил».

— Тише, — проговорил Воланд вслух, — тише, дитя.

Рыдания затихали, и Сиви накрывало такое знакомое и такое необходимое чувство защищенности и покоя.

— Я возлагаю на тебя большие надежды, Сивилла Оршели, — начал говорить Воланд, не выпуская девочку из объятий, — я рад, что ты в полной мере осознала свои ошибки. То, что мне пришлось сделать вчера, не доставило мне никакого удовольствия, и тебе это известно. Но, — строго добавил он и немного отстранил Сивиллу от себя так, чтобы она могла смотреть в его глаза, — если ты еще раз нарушишь мои запреты или только допустишь мысль о чем-то подобном, я без малейших колебаний повторю это. Ты знаешь, что я всегда держу обещания. Не совершай больше ошибок, Сивилла Оршели.

Девочка порывисто кивнула головой.

Тон Воланда снова смягчился.

— Ступай, приводи себя в порядок. Вернешься, и мы позавтракаем вместе.

* * *

Полдень был не жаркий, и Маргарита с удовольствием воспользовалась этим, чтобы провести его в саду. Распускался новый розовый куст, невероятно красивый, с алыми небольшими цветками, источавшими необыкновенно сильный аромат. Пока что роз на нем было не так много, но пройдет всего год или два, и их будет куда больше.

Марго нежно провела пальцем по гладкому бутону и повернулась, чтобы снова наполнить лейку водой из колодца. Она вздрогнула от страха и вскрикнула, когда увидела выходящую из-за кустов Сивиллу Оршели.

«Это что же у них, семейная черта? — со злостью подумала Маргарита. — Пугать меня до полусмерти? » Она гневно воззрилась не девчонку и та, как показалось Марго, смутилась.

— Что ты здесь делаешь? — сердито прошептала Марго. — Тебя кто угодно может увидеть, и тогда мне несдобровать!

Сивилла в ответ пожала плечами.

— Никто не увидит. Я глаза отвожу, — пояснила она.

Несколько секунд обе неловко молчали. Маргарита гадала, что привело сюда девушку.

Сиви вздохнула.

— Прости, что снова напугала тебя, — проговорила она, — я пришла поблагодарить тебя.

— Поблагодарить меня? — непонимающе переспросила женщина.

Сиви кивнула.

— Я хотела сказать тебе спасибо за то, что ты делаешь его счастливым.

Марго остолбенела. Это было последним, что она ожидала услышать. Сердце сжало тисками от одновременной радости и тоски.

Сиви проследила взглядом за розовыми бутонами, которые качал легкий ветерок.

— У тебя очень красивые цветы, — проговорила девушка, — и они от того красивее, что настоящие. Живые, — добавила она и ступила в тень яблони, приглашая Марго последовать за собой.

Сивилла извлекла из кармана плаща маленький платок и развернула его. Внутри оказался тонкий серебряный браслет в виде змейки со сверкающими сапфировыми глазками. Каждая чешуйка была проделана отдельно, в приоткрытом рте можно было разглядеть крошечные заостренные зубки и рубиновый раздвоенный язычок. На застежке виднелась монограмма из двух букв: С. и О.

— Он у меня с двух лет, — объяснила Сивилла, — один из моих любимых. Теперь я хочу, чтобы он был у тебя.

Маргарита медленно протянула руку, и браслет лег в ее ладонь. Она не мигая смотрела на украшение.

— Мне так давно никто ничего не дарил, — тихо произнесла женщина. На самом деле, она прекрасно помнила, какой подарок получила в последний раз и от кого.

Сивилла несколько секунд смотрела на свой браслет в руках Марго.

— Мне пора, — тихо сказала девушка, развернулась и растворилась в тени деревьев.

Марго прошла ближе к розовым кустам и обошла их. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что вокруг нет ни души, женщина опустилась на колени и нащупала ладонью гладкие доски под землей. Ровно через секунду тайник открылся, и серебряная змейка скользнула в небольшое хранилище, где на мгновение сверкнули, преломленные в бриллиантах на золотой подкове, солнечные лучи.

Дыхание спящей девушки было ровным и глубоким. Сивилла Оршели лежала на спине, подложив согнутые руки под голову. Во сне она ступала по бархатному покрову нежной весенней травы и вдыхала ароматы недолговечного цветения. Ей не нужно было оглядываться, чтобы знать, кто идет рядом. Волосы и шею ее обожгло дыхание ее спутника, и саму Сиви тут же обдало жаром. Неосознанно она швырнула одеяло и продолжила отдаваться сладостному сновидению. Только ее участившееся дыхание нарушало тишину маленькой спальни на Земле — красноватая дымка, просочившаяся в щель под ее дверью, подплывала к спящей девушке совершенно бесшумно. Призрачные змейки взвились на девичье ложе и начали опутывать и оплетать девушку.

Сиви не могла их видеть, но то, что они ей нашептывали, она ощущала очень четко, считая этот шепот частью своего сна.

«Блаженный сосуд Мой… Снова мы вынужденно разделены, но момент твоего возвеличивания близится, а вместе с тем и Моя свобода».

«Познай со Мной высшее наслаждение…»

«Отдайся своим сокровенным страстям».

«Только со Мной обретешь ты свободу. Только Я в силах дать тебе истинное величие — власть не над одним миром, а над бесконечностью миров. Приди ко Мне, дитя!»

Багровая змейка чувственно скользнула по губам девушки, и Сиви приоткрыла рот, чувствуя, не просыпаясь, как горячий огонь разгорается внизу ее живота. Призрачные путы нежным шелком опутали ее бедра и скользнули меж них, заставляя двигаться в унисон с невидимой силой. Сиви тихо застонала во сне от наслаждения, и тут перед ее мысленным взором возник образ молодого мужчины, невыразимо прекрасного, образ, который она не могла ни осознать, ни запомнить… Во сне взгляд ее выделил лишь неестественную позу юноши — он висел над какой-то пропастью, растянутый на каменных цепях.

С губ юноши сорвался стон одновременно вожделения и такой смертельной муки, что сердце Сиви вмиг наполнилось жалостью и нежностью. Ей захотелось припасть к его чувственному рту, искаженному болью, окутать своей лаской и сорвать жестокие оковы. Девушка двинулась на встречу, испытывая все растущее возбуждение.

Но тут глаза мужчины распахнулись, и на Сиви воззрилась знакомая багровая чернота. Миг — и юноша пропал из виду, а сама она оказалась распята на цепях между мирами. Странный сон заканчивался уже знакомой и пугающей пыткой.

…Девушка громко вскрикнула и зажала себе рот ладонью. Обливаясь потом, она села на постели, все еще дрожа от возбуждения и ужаса. Сиви отчаянно пыталась вспомнить, что ей снилось на этот раз, но, как всегда, не смогла.

Она встала и подошла к умывальнику. Сегодня ночь ее первого бала. Она еще не совсем поняла, почему Мессир изменил свое решение и позволил ей присутствовать на нем. Впрочем, последние месяцы в жизни Сиви произошли разительные перемены. Она намного чаще, иногда и ежедневно, посещала Шеол с Воландом, проводила много времени в лабораториях и еще больше — в библиотеке. Требования к ней со стороны Мессира возросли многократно — девушка углубляла изучение и живых языков, и языков мертвых, она должна была знать назубок ключевые события земной истории и ту последовательность, в которой они происходили на Земле. Также Сиви углубленно изучала устройство Вселенной и ее историю и узнала много. Лишь две темы были под запретом — Бездна, разумеется, и все та же Третья Сила.

Азазелло — перемирие, с которым было достигнуто с большим трудом — продолжал обучать ее искусствам боя, изготовлениям ядов и противоядий. Часы, проводимые с ним, были особенно дороги, и Сиви боялась допустить малейшую ошибку, чтобы не нарушить равновесия между ними.

Гелла тоже взялась за нее всерьез, муштруя изучением правил этикета и танцев, и, несмотря на всю свою любовь к ведьме, Сиви иногда хотелось сбежать от нее и спрятаться, но она не делала этого, боясь расстроить этим Геллу больше, чем опасаясь возможных последствий для себя.

Менее приятным времяпрепровождением были вынужденные еженедельные занятия с Фаготом о сущности жизни и смерти для людей и демонов. Сколько Сиви помнила себя, Рыцарь Смерти был единственным, кто был холоден с ней, а она, в свою очередь, старалась свести общение с ним к минимуму. Девушка понимала, что причина его неприязни не личная — само присутствие смертной Сиви в мире Шеола нарушало равновесие этого мира, за которое Фагот был в ответе. Тем не менее, Фагот был предан Мессиру, а это решало все.

Сегодня ночью наконец-то она впервые попадет на бал, а это значит, что утром и днем Сиви вольна делать, что ей угодно. Учитывая, что за последние два года Воланд прибывал на Землю непосредственно перед самим балом, как будто растеряв к ним всякий интерес, и Сиви догадывалась, почему. Как и знала о причине того, почему больше ни одна земная женщина надолго после бала не задерживалась, а получив свою плату, покидала их мир навсегда.

Подойдя к окну с видом на Испанскую Лестницу, девушка почувствовала, как по позвоночнику змеей проползла чья-то чужая мысль, заставившая ее на мгновение оцепенеть от ужаса.

«…Тебе нигде не спрятать ее от Меня. Она создана Мною для Меня…»

В другом мире еще кто-то услышал этот посыл и тоже вздрогнул.

* * *

Майское утро было еще довольно ранним, но теплым. Запах из находящихся неподалеку пекарен навевал хорошее настроение. Такое утро просто нельзя было не использовать для прогулки, даже не будучи уверенной, что экскурсия уместна для нее. Гелла будет занята до самого вечера, а это значит, что пока Сиви относительно свободна. В гостиной обнаружились Фагот с Бегемотом в своих земных ипостасях за карточной игрой с кем-то третьим. Увидев, кем был этот третий, девушка испытала смешанные чувства озорства и веселья. В голове назревал план развлечения.

— Аллистер! — воскликнула Сиви кокетливо. — Вы — гадкий, гадкий человек, Аллистер!

Кроули чуть вздрогнул, но тут же собрался, встал, отвесил Сивилле галантный поклон и поцеловал протянутую руку — как всегда, задержав поцелуй на мгновенье дольше, чем требовалось.

— Чем я вновь прогневал вас, госпожа Оршели? Быть может, мои глаза нескромно выдают то восхищение, что я испытываю? Тогда простите меня со свойственным вам великодушием. Право, мне казалось это невозможным, но вы стали еще прекраснее.

Сиви показно-трагично вздохнула, опустилась в кресло и щелкнула пальцами, затянутыми в шелковую перчатку. Подождав, пока ведьма из прислуги наполнит ее чашку кофе с молоком, она сказала:

— Вы бессовестно мне льстите, Аллистер, но я так соскучилась и почти сошла с ума от одиночества, что даже готова вас простить.

Фагот и Бегемот наблюдали за этой сценой — Бегемот с нескрываемым весельем в зеленых кошачьих глазах, выражение глаз Фагота за треснутыми стеклышками пенсне Сивилла разобрать не могла, но иллюзий не питала. Сама же девушка смотрела неотрывно на Кроули, с удовольствием наблюдая за его неловкостью в связи с ее отчаянным кокетством.

— Жаль прерывать столь милую беседу, — встрял Бегемот, — и тем более жаль оставлять прекрасную Сивиллу в одиночестве. Но, увы, нас троих ждут дела.

— Прекрасно, — сказала Сиви, — я как раз собиралась на прогулку и с удовольствием составлю вам компанию.

— Я уверен, что это нехорошая идея, — впервые подал голос Фагот.

Улыбка Сиви не исчезла с лица, лишь глаза заледенели. Зная, что Ангел Смерти не пойдет на открытую конфронтацию сейчас, она проговорила:

— А я уверена в обратном, — и добавила: — Если я собираюсь участвовать в празднестве, то будет только справедливо, что я приму участие и в подготовке.

С этими словами девушка направилась к выходу, ликуя про себя, что Геллы поблизости так и не оказалось.

* * *

Странная четверка, состоящая из высокого господина неопределенного возраста в клетчатом костюме, еще одного высокого господина в черном плаще и цилиндре, молодой девушки и вьющегося у ее ног невероятно огромного кота шествовала по Виа Венетто. Прохожих было еще немного, и еще меньше людей странную четверку замечали. Завтра в это же время все они превратятся в легенду и вернутся в Рим еще очень не скоро.

— Этот Кроули явно не промах. Интересный тип, вне всякого сомнения, — шептал Сиви Бегемот так, что слышно его было только ей, — вот только до сих пор вопрос — искренне ли он предан нам, или преследует какие-то собственные интересы. Вопреки нашим.

— Если так, он исключительно глуп, — сказала Сиви, — но одно мне в нем нравится — в нем нет страха. И он довольно хорош в том, что он делает.

— Цель нашей, с позволения сказать, прогулки — выяснить все ли цели господина Кроули совпадают с нашими, — тихо мурлыкнул кот, — вот мы и на месте!

Сиви увидела небольшой дворик, аккуратный и выбеленный, и дом в три этажа. Окна были зарешечены изящными решетками, у входа был небольшой фонтан со статуэткой купидона. На бортике фонтана сидела молодая женщина не старше двадцати лет и расчесывала свои длинные золотистые волосы.

Кроули незаметно указал Фаготу и Бегемоту на женщину, и все трое переглянулись. Сиви начала догадываться…

Двое мужчин и кот направились к приоткрытой двери, и Бегемот послал Сивилле вопросительный взгляд. Та в ответ покачала головой и показала, что подождет во дворе. Дождавшись тишины, Сиви опустилась на бортик фонтана рядом со светловолосой женщиной. Несколько секунд длилась тишина, но неожиданно та заговорила:

— Гвидо все хотел меня заставить остричься. Говорил, что от длинных волос только вши и другая зараза, а на службе мы все равно парики носим. Но я не соглашалась. И права оказалась. Богатый господин меня по волосам приметил и сегодня в гости на бал зовет. Гвидо он заплатил сколько полагается, но я-то знаю, что такой не обманет. А тебя работать устраивать пришли, что ли? Новенькой будешь заместо меня?

Сиви не хотелось спорить. Разумеется, она догадалась, о чем речь, но все же переспросила.

— Тебя как зовут?

— Мэри.

Сиви едва не расхохоталась. У Азазелло своеобразное чувство юмора — этого не отнимешь.

— Мэри — не твое имя.

Молодая женщина вскинула на Сиви гневный взгляд и отрезала:

— Зовут меня Марго. Маргарита. Вот только кто меня здесь так будет звать? Да и в деревне курей пасти и мужу еду готовить — ума большого не надо и таланта тоже.

Сиви снова захотелось рассмеяться. Окончательная потеря интереса Мессира к балу начала сказываться и на общем уровне королев.

Мэри уловила выражение лица Сивиллы, истолковала его правильно и нехорошо сощурилась.

— Кто ты такая, чтобы меня осуждать? Сама, небось, пришла чтоб денег подзаработать. Или на сцену хочешь? Или содержанкой к богатому? Вот только из головы все это выкинь. Засосет как трясина. В нашем деле главное мозги иметь, а не только мордашку смазливую. А то кончишь нехорошо. Почти все плохо кончают.

— Я ценю твою откровенность, — сказала Сиви, понимая, что сделала слишком поспешные выводы, — но как ты можешь быть уверена, что и на этот раз тебя не обманут? Не используют?

— Тот господин, что приходил ко мне — не обманет. Он заплатил Гвидо за ночь, а сам подарил мне крем в шкатулке из чистого золота и сказал, что она моя. Он до меня не дотронулся, да и вел себя как благородный, хоть сам и уродец.

— Вот как… — проговорила Сивилла. — Что же, удачи тебе сегодня ночью, Мэри.

Девушка испытующе посмотрела на Сиви.

— Ты тоже там будешь? — спросила она.

Сивилла Оршели кивнула и поднялась.

— Все будет хорошо, это совсем не так страшно и быстро пройдет. Никто там тебя не обидит и не тронет, все правда. А когда бал закончится, получишь и деньги, и славу, и сцену. Все о чем мечтаешь, — она ободряюще и немного снисходительно сжала плечо девушки.

Та проводила ее пораженным взглядом, но Сиви уже исчезла за дверью дома.

* * *

После яркого утреннего солнца глаза Сиви не сразу привыкли к полумраку, царившему в доме. Магическое присутствие Фагота и Бегемота было очень сильным, оно опутывало и поглощало все остальные энергии так, что даже Сиви было тяжело их найти. Что-то творилось в этом доме… Еще в коридоре витал какой-то запах, от которого тут же сделалось трудно дышать и закружилась голова. Эфир? Опий?

Сосредоточившись на поисках и слегка одурманенная ядовитыми парами, девушка не заметила, как грубая ладонь зажала ей рот, и ее впихнули в маленькую комнатушку. Сиви попыталась извернуться, но ее уже опрокинули на покрытую кружевным покрывалом кровать.

Сиви не испытывала особого страха — скорее недоумение и любопытство. Менее доли секунды ей понадобилось для того, чтобы определить, что перед ней простые смертные. Сильные, опасные, с отрвратительно-грязной аурой, но тем не менее — смертные.

Приводя мысли в порядок, насколько это позволял витающий в воздухе дурман, Сиви изучала своих похитителей, неотрывно пытаясь дотянуться до кого-то из свиты.

— Рыжая. Юная. Налицо смешение кровей, — проговорил один из мужчин по-итальянски, — они будут довольны. Такую можно сбыть не меньше чем за три тысячи.

— Она настолько мила, что я бы не прочь оставить ее себе — она принесет мне много больше денег здесь, да и жаль портить такой прекрасный материал. У них от нее ничего не останется.

— Да ты только посмотри! — не соглашался собеседник. — Это как раз то, что им нужно! Она — вылитая ведьма — одень ее подходяще, и у них самих слюнки потекут. Только знай, что набивать цену.

Сиви слушала этот разговор, поражаясь все больше. Разумеется, эти двое доживали на Земле свои последние часы, разумеется, она не чувствовала особой опасности, но сама мерзость ситуации и сознание того, что множество женщин претерпели в этом месте ужасную судьбу, парализовали. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы совладать с собой.

— Если вы сейчас же отопрете дверь сами и покажете мне путь к моим близким, а также упадете мне в ноги и поклянетесь всем тем, во что верите, никогда больше не вершить подобных мерзостей, я постараюсь добиться, чтобы ваше посмертие не было мучительнее необходимого, — тихо проговорила Сиви по-итальянски.

Ее незадачливые похитители не поняли намек или не восприняли ее в серьез. Ожидаемо, и это имело мало значения.

Оба тихо рассмеялись, и один из них сказал:

— Она помешанная и с легкостью сойдет за ведьму. И чем она помешаннее, тем больше денег мы за нее получим.

Этот спектакль начал надоедать Сиви, и она встала. То ли слишком резко, не рассчитав сил, то ли пары опия оказали на нее более сильное воздействие, но ноги ее ослушались и девушка пошатнулась. Ее тут же перехватили за предплечье, и в лицо ей ткнулся платок, пропитанный тошнотворно пахнущей жидкостью. На глаза Сиви навернулись слезы, дышать стало невозможно, а к горлу подступила тошнота.

Звуки отдалились, как будто Сивилла оказалась под водой, глаза слезились немилосердно, и поэтому она не слишком рассмотрела третьего человека, вошедшего в комнату. Его тихий вскрик тут же вывел ее из транса.

— Кроули? — тихо прошептала девушка, не веря своим глазам.

Аллистер вздрогнул и попятился. Все остальное произошло очень быстро: Сивилла Оршели призвала всю свою волю и энергию и сбросила с себя все остатки морока. Вспышка получилась довольно сильной — все трое мужчин оказались отброшены к стене. Двое из них ее уже мало интересовали. Гнев и недоумение придали девушке сил, и она в два шага достигла распростертого на полу Аллистера Кроули. Из уголка рта его стекала струйка крови, а в черных глазах его плескался ужас.

— Светлая госпожа… — прохрипел он. — Это все этот, — он указал на одного из мужчин все еще валяющихся на полу, — Гвидо Форчио — он держит этот бордель и иногда продает девушек религиозным фанатикам, выдавая их за ведьм…

— Чтобы они поступали с ними в угоду своим извращениям? — Сиви снова тошнило, но на этот раз от омерзения.

— Госпожа! — вскрикнул Кроули, падая перед ней на колени и цепляясь за подол платья. — Я клянусь вам своей жизнью и смертью, что не был причастен к этому! Я сам узнал об этом только недавно. Я нашел это место только из-за подходящей Маргариты! Я действовал по приказу Азазелло.

— Ты узнал недавно… — проговорила Сиви сквозь зубы. Если она сию минуту не успокоится, то весь этот злощастный дом взлетит на воздух, и она вместе с ним. — И не говорил нам только для того, чтобы поберечь наши нежные чувства?

Краем глаза девушка заметила, как покрывало кровати начало тлеть, но будучи сосредоточенной на Кроули и своей собственной ярости, пропустила момент, когда Гвидо, оправившись от шока, поднялся и обхватил шею Сиви мертвой хваткой.

В ту же секунду прогремел выстрел. Пальцы, сжимающие горло Сивиллы, медленно разжались, и тело тяжело осело на пол. Еще выстрел — и второй подельник Гвидо дернулся в последний раз. Сиви отстраненно заметила, что брызги крови забрызгали подол ее платья.

Азазелло стоял перед ней, в руке у него дымился пистолет. Тяжело было понять его настроение, когда он скрывался под личиной, но Сиви явно ощущала волны недовольства и раздражения, исходящие от демона.

Девушка подобралась.

— Вовсе не было нужды меня спасать, — сказала Сиви довольно резко, — я отлично справлялась сама даже до твоего прихода.

Азазелло неопределенно рыкнул, но спорить не стал.

— Я только что убил предполагаемую жертву для ритуального убийства, — сказал демон, — Мессир будет недоволен.

Сиви перевела равнодушный взгляд на все так же скорчившегося на полу Кроули.

— Я думаю, что у нас есть чем это компенсировать, — сказала она тихо. Этот человек казался ей привлекательным? Невозможно!

Азазелло тоже глянул на Кроули, и он исчез.

— Пойдем отсюда, человечек, — сказал демон и взял Сиви за руку. Она обхватила своей рукой его широкую ладонь, испытав неожиданное и всепоглощающее облегчение.

Едва они покинули здание, как оно тут же взорвалось, ударяя в небо огненным потоком. Вокруг началась паника, но двое не обратили на нее никакого внимания.

Отойдя на какое-то расстояние, Азазелло обратился к Сиви:

— Ты абсолютно беспомощна. Стоит оставить тебя без присмотра, как ты тут же влипаешь в неприятности.

Сиви вспыхнула от такой явной несправедливости:

— Неправда! Я прекрасно справлялась сама. Те трое и на ногах-то не стояли, когда ты пришел.

Демон покачал головой. Сивилле стоило немалых усилий, чтобы смотреть сквозь его колдовскую отталкивающую личину.

— Посмотри правде в глаза, человечек. На Земле одна ты и дня не протянешь.

— Я не буду с тобой спорить только потому, — ответила Сиви, — что не имею ни малейшего желания быть на Земле дольше, чем это необходимо. Одна или не одна — для меня значения не имеет. Я этот мир не люблю, сколько себя помню, и отношение свое менять не собираюсь. Но это вовсе не значит, что ты прав.

Азазелло только фыркнул и указал ей направление к особняку.

— В том доме, что мы сожгли, были еще люди? — через какое-то время спросила девушка.

— Да. И все они предназначены в жертву Бездне. Фагот и Бегемот как раз улаживали этот вопрос. Кроули играл в этом определенную роль, но его планы на вечер резко изменились.

— Меня не Кроули интересует, — глухо сказала Сиви.

— Нет? — насмешливо переспросил Азазелло. — Мне так не казалось.

— Меня интересуют те женщины, которые с его подачи пошли на мучительную смерть

— Тех уже не спасешь человечек. Кроме того, они сами выбрали себе судьбу, когда связались с типами, подобными Гвидо и его подельникам. Небытие всегда приходилось питать, чтоб оно не питалось нами, а в такое время особенно. Одну из девиц я приметил давно — для бала. Ей повезет больше других.

— Я хочу взглянуть в его глаза, — проговорила Сиви тихо и медленно, — устрой мне это перед балом.

— Как знаешь, — ответил ей Азазелло с нотками уважения в голосе.

* * *

Конечно же, Гелла очень сердилась за испорченное кружевное платье Сиви. Казалось бы, поправить все ничего не стоило, да и на недостаток нарядов, как и чего бы то ни было, Сивилле Оршели жаловаться не приходилось с рождения. Девушка вздохнула. Просто Гелла очень хотела видеть в ней барышню воспитанную и благородную, выдержанную и спокойную, которая никогда не ищет опасностей, не ездит в седле по-мужски, не интересуется оружием и не любит рисковать. Аура ее приглушена, манеры безупречны, а магия, коль на то пошло — направлена исключительно на созидание… В общем, Гелла была бы рада, будь Сиви полной ее противоположностью. И не только Гелла…

Ведьма отправила Сивиллу прилечь отдохнуть перед длинной ночью, но та, конечно же, не смогла сомкнуть глаз, а только еще больше устала от волнения. Поэтому Сиви облегченно вздохнула, когда Гелла вошла в ее спальню и распахнула шторы, впуская в комнату закатные краски.

Из ниоткуда возникла хрустальная ванна, и обнаженные девушки-ведьмы, призванные в резиденцию специально по случаю бала, наполнили ее парным молоком. Сиви безмолвно погрузилась в густую, матово-белую жидкость.

Ее лицо, кисти рук и стопы обливали разными цветочными отварами, втирали различные крема. Гелла нанесла на волосы Сиви распрямляющий бальзам, и в комнате разнесся аромат жасмина. Потом ее поставили у зеркала в полный рост, и в руках у Геллы оказалась крохотная бутылка со священным лампадным маслом, не имеющего запаха и цвета. Ведьма нанесла масло на запястья Сиви, в район солнечного сплетения и третьего глаза, обвела соски. Это масло должно было дать девушке дополнительную защиту от дурного глаза и намерений.

Сиви молчала и отстраненно наблюдала за всеми приготовлениями и собственным преображением будто со стороны. Ее рыжие локоны послушно легли на плечи, сами собой вплелись в них белоснежные лилии, а в волосах засверкала бриллиантовая диадема с огромным сапфиром в центре. Бриллиантовые же серьги и колье, несмотря на внушительные размеры, не имели никакого веса и не причиняли неудобств. Когда девушку облачили в белое бальное платье, усыпанное по всему подолу алмазами и жемчугом, а на ноги надели шелковые серебристые шелковые туфли на высоком каблуке, время приближалось к одиннадцати часам вечера.

Гелле пришлось спешить — прибыла королева. Она и прислужницы оставили Сивиллу в одиночестве дожидаться начала бала в спальне. Сиви снова оглядела себя с головы до ног, не понимая еще как относиться к переменам, произошедшим с ней. Девушка будто стала взрослее — из зеркала на нее смотрела какая-то новая Сиви.

Впрочем, были дела и поважней разглядывания себя. Дом уже был наполнен магией и практически не находился больше на Земле, поэтому Сиви без труда перенеслась на нижний этаж. Тот, кого она ожидала увидеть, почувствовал ее присутствие и так же бесшумно появился у двери погреба. Без слов он открыл дверь ржавым ключом. Так же молча юная девушка в белом и невысокий уродливый мужчина с огненно-рыжими волосами вошли под низкие каменные своды.

Человек с разбитым в кровь лицом скорчился в углу подвала, дрожа от страха. Его поза выглядела еще более жалкой из-за несоответствия бального фрачного наряда всему его плачевному виду. Подбитые глаза мужчины широко распахнулись, когда, как ему показалось, он увидел ангела в самом настоящем Аду. Резкий свет упал на лицо Аллистера Кроули, заставляя его снова зажмуриться. И тут ангел заговорил.

— Преступление, которое ты совершил сегодня, было не против не меня. Это не моя месть. Это месть всех тех растерзанных с твоей помощью по прихоти подонков. Этих женщин здесь нет, чтобы ты мог посмотреть на них, но ты будешь думать о них до своего последнего мгновения. А я буду последним, что ты увидишь.

В холодном юном голосе было ни капли эмоций. Ярко-синие глаза походили на жестокое море. В облике ангела с Кроули говорила сама смерть. Еще раз взглянув на Сивиллу Оршели, он потерял сознание.

* * *

Едва Сиви вышла из подвала, как она почувствовала, что дыхание перехватывает, а руки чуть дрожат. Гнев и омерзение она испытывала в большей степени, чем сама понимала. Показное равнодушие давалось ей с трудом.

Азазелло неотрывно смотрел на девушку, и даже сквозь его личину она видела, что взгляд демона напряжен и обеспокоен. Азазелло очень редко смотрел на нее так. Демон приблизился к Сиви и тихо заговорил:

— Все будет хорошо, человечек. Не робей. Мы всегда будем рядом.

— Мы? — чуть слышно переспросила Сиви.

— Я. Я не буду спускать с тебя глаз. И горе любому ублюдку — живому или мертвому, кто посмеет обидеть тебя словом или взглядом.

От его близости у Сиви перехватило дыхание, и к горлу неожиданно подступили слезы. Она с трудом смотрела на демона, изо всех сил пытаясь видеть сквозь личину. Какое-то время он сопротивлялся, но затем не выдержал и позволил наваждению упасть. В следующую секунду, Азазелло сделал нечто, чем окончательно выбил у Сиви почву из-под ног. Он обхватил тонкую, дрожащую руку девушки, поднес ее к губам и поцеловал, тут же исчезнув.

* * *

«Ты никогда не разочаруешь меня».

Игла с продетой в нее шелковой алой нитью проткнула черную ткань. Вышивка была почти готова. Руны складывались в странную, незнакомую Марго фигуру — вышивая, она видела перед собой нечто, напоминающее дерево, но на ткань переносилась иная фигура — идеально правильная и симметричная. Марго оставалось только гадать, что на сей раз подсказывало ей подсознание. Женщина подняла глаза к идеально голубому небу. Яркое солнце этого мира имело всегдашний пурпурный оттенок и стояло в зените. Почему-то такие дни давались Маргарите тяжелее всего. Тишина, бездействие и безветрие… В гостиной тихонько скрипел стул — Мастер снова работал. Возможно, их отношения не были бы столь напряженными, если бы Марго удавалось проявлять заинтересованность его творениями, но в ее жизни было так много притворства, что делать вид, что ее интересуют его развернутые сочинения на тему утопии, устройства мира и человеческой природы, было просто выше ее сил. Любовник очень быстро пришел к выводу, поддерживаемому в его кругу, что она не в силах постичь всю глубину его мыслей в силу несовершенства и ограниченности своей женской природы. Маргарита давно перестала с чем-либо спорить и доказывать обратное.

Женщина тихонько встала и неслышно подошла к дверному проему. Мастер не услышал звука ее шагов и не поднял взгляда от пергамента.

«А ведь я могу уйти, — мелькнула мысль, — я могу выйти из дома, закрыть за собой дверь и уйти… Никто меня не остановит».

Ей известно, как можно покинуть приют, ей известны дороги в Замок и в Шеол, возможно, есть множество других путей, о которых она не знает. Миры бесконечны!

Она не может просто прийти к Воланду и просить остаться рядом. Он никогда не позволит ей ничего просить у себя — он говорил об этом не единожды, да и самой ей положение безмолвной наложницы претило бы. Нет, не хочет она менять стены Приюта на стены дьявольской опочивальни — клетка останется клеткой. Кроме того, она сама никогда ни о чем его не попросит.

Нет, Повелитель Теней не поможет ей… Но, возможно, поможет кто-то другой!

Маргарита вздрогнула от внезапного чувства надежды, которая тут же погасла, когда в голове прозвучала фраза, давняя, но не потерявшая своей остроты: «Не ищи встречи с ребенком».

Тяжело вздохнув, женщина вернулась в комнату и вновь начала раскачиваться в кресле, взяла в руки пяльцы с рунами… Он не простит ей обман, если узнает. Никогда не простит… И его мало будет заботить тот факт, что встреча с Сивиллой произошла не по вине и не по воле Маргариты.

Перед глазами вновь поплыли воспоминания разговора, случившегося сегодня ранним утром.

«Ты никогда не разочаруешь меня».

Повелитель Теней тяжело вздохнул и осторожно разомкнул объятия пригревшейся на его груди Марго.

— Мне пора, — тихо сказал он и поморщился. Воодушевления предстоящее событие не вызывало у него никогда, и уж конечно не сегодня.

— Я понимаю, — так же тихо ответила Маргарита, так же страдая от предстоящей разлуки. Ей самой нужно было поторопиться — часы ее свободы стремительно истекали. Женщина натянула платье и не глядя начала застегивать длинный ряд пуговиц. В какой-то момент Воланд перехватил ее руку и заставил посмотреть на себя.

— Я хочу, чтобы ты знала, — тихо проговорил он, глядя ей прямо в глаза, — оставлять тебя сейчас особенно невыносимо, и я обещаю тебе, что увижусь с тобой, как только смогу, — он нежно поцеловал Марго в губы, — ты мне очень желанна.

— Я всегда в вашей власти, — прошептала женщина, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Редко, очень редко Воланд позволял себе подобные проявления чувств в ее адрес. Она знала, как тяжело ему даются такие слова, и от этого ценила их еще больше.

— Пора, — проговорил Повелитель Теней, и перед Маргаритой возникло зеркало с видом на Приют. Небо уже начинало сереть. Женщина сделала шаг, но ее руку на мгновенье обхватила широкая ладонь Сатаны.

— Ты никогда не разочаруешь меня, — горячо и страстно прошептал Воланд — неизвестно, констатируя ли факт либо обозначая некий приказ. Спустя долю секунды его уже не было в спальне.

* * *

Вдалеке бьют часы…

Сердце замирает. Руки леденеют. Опустить на них взгляд — не дрожат. Это хорошо.

Удар часов. Надо уговорить себя, что все будет далеко не так страшно, что ей уже довелось видеть вещи страшнее, куда страшнее.

Удар часов. Пока что в зеркале видно только ее собственное бледное лицо и неясные очертание необъятных бальных залов.

Удар часов. Когда пробьет двенадцать, все начнется. Но это еще не ее время. Она войдет позже. Пока что она будет только наблюдать.

Удар часов. Это всего лишь люди. И не люди.

Удар часов. От нее не требуется ровным счетом ничего. Она справится.

Она знает, что должно произойти — все это только спектакль. Все обман, все притворство.

…Как только часы пробили в двенадцатый раз, Сиви поняла, что уговаривала себя напрасно. Никакие уговоры не подготовили ее к тому буйству красок, звуков и массе самых разнообразных существ. Толпы нарядно одетых мужчин и обнаженных женщин заполнили залы в считанные минуты. Музыка, танцы, ритуальное приветствие Королевы.

Какая ирония, Мэри… Ты очень хорошо будешь помнить цену, которую заплатила за свою мечту.

За очень короткое время зал заполнился огромной толпой. Музыка, обилие цветов, блеск хрусталя и украшений источали магнетизм такой силы, что Сиви через очень короткое время почувствовала, как ее тянет туда, как желание стать частью этого действа становится почти непреодолимым. Тем не менее, еще не время. Она должна появиться ровно на несколько минут и исчезнуть. Стоило прилагать столько усилий ради всего нескольких минут? Сиви вздохнула и перевела взгляд наверх. На пьедестал.

В центре стояла Мэри — мозг упрямо отказывался называть эту девушку Маргаритой — обнаженная, не считая традиционных королевских украшений. Чары заставили ее выглядеть редкой красавицей. В ее ауре смешались торжество, легкое неверие в реальность происходящего и страх. Королевский венец, медальон и браслеты на запястьях и лодыжках выглядели роскошно — никто не может заметить, что драгоценности Сивиллы Оршели богаче и еще более роскошны. Почти никто. Сиви перевела взгляд на того, кто стоял непосредственно по правую руку королевы.

По белоснежной коже потекла первая струйка крови из истерзанного мертвецкими ласками колена, и Мэри заметно пошатнулась. Азазелло подхватил ее под локоть, заботливо, в совсем несвойственной ему манере, и незаметно подал ей рюмку с каким-то снадобьем. И в этот же самый момент Сиви сделала шаг вперед.

«Я поступаю глупо, — уговаривала она саму себя, — через несколько часов никто о ней и не вспомнит. Так было всегда и будет всегда. Я не могу и не буду ревновать».

Сделав второй шаг, Сивилла оказалась в самом центре зала.

Стихла музыка, и замерли гости. В центре бальной залы, ярко освещенной и полной разодетых во фраки мужчин и обнаженных женщин, Сиви почувствовала себя островом, вокруг которого бушует шторм. Легкий трепет прокатился по толпе. Некоторые видели ее впервые, большинство не знали, существует ли она на самом деле. Теперь узнали наверняка. Сердце стучало набатом, где-то на периферии сознания бился страх, но лицо девушки не выражало никаких эмоций. Как во сне она сделала шаг вперед. И еще один. И еще.

«Если я оступлюсь, если я вздрогну, если хотя бы одна слеза скатится из моих глаз — все пропало. Меня должны видеть сильной».

Когда Азазелло увидел материализовавшуюся посреди бальной залы Сивиллу, у него против воли вырвалось ругательство. По толпе гостей прокатилось изумление наполовину с замешательством. И почти через секунду он увидел, как невольно немертвые потянулись к девушке невидимыми щупальцами, изумляясь и алча. Она была живая! Единственная живая среди тысяч — не считая королевы. Разумеется, никто не посмеет покуситься на названную дочь Повелителя Теней, но их желания и мысли она не может не ощущать. И эти ощущения причинят Сивилле боль, а его долг защищать ее. Поэтому демон сделал единственную вещь, показавшуюся ему правильной — шаг вниз по ступенькам. Ей навстречу — безмерно радуясь, что личина скрывает его истинные эмоции.

Когда демон снова посмотрел на девушку, он понял, что недооценил ее. Гордо расправив плечи, Сивилла шла, не показывая ни тени сомнений или страха. Она выглядела так, будто всю жизнь провела на балах, будто была рождена повелевать. Именно Сивилла Оршели, а никто другой казалось истинной королевой бала. Правительницей.

И вместе с этим, за внешней холодностью, за безупречностью за уверенной походкой и царственной осанкой, билась жизнь — истинная, яростная и неудержимая. Жизнь Сивиллы Оршели.

«Что мы с ней сделаем? Что я помогаю сделать с ней?» Перед мысленным взором демона заблестело расплавленное серебро, но он отмахнулся от наваждения. Оказавшись лицом к лицу с Сивиллой, Азазелло медленно поклонился, не отрывая взгляда от лица девушки.

— Госпожа, — он подал ей руку, и она вложила свою недрогнувшую ладонь в белой атласной перчатке в его, и вместе они поднялись на пьедестал.

* * *

Тишина, которая на самом деле длилась не больше минуты, показалась вечностью. Первым пришел в себя Бегемот, сделав нетерпеливый жест дирижеру. Вновь загремела музыка.

Сиви непрерывно чувствовала на себе взгляды. Все гости поднимались ради того, чтобы оказать почтение Королеве и поприветствовать ее, но теперь жадное внимание и любопытство были прикованы к самой Сиви. Девушка стояла чуть поодаль, позволяя бесконечному потоку людей лавировать, не задевая ее. Поначалу все действо казалось ей чуждым, нереальным, но постепенно Сиви начала привыкать к нему. Было одновременно что-то отталкивающее и притягательное в роскоши бала, через которую неизменно проскальзывал тлен.

Сиви видела, как, едва иссяк поток гостей, ноги Мэри подломились, она упала на пол со вскриком боли и тут же была сокрыта от чужих глаз стайкой служанок. На том месте, где она только что стояла, медленно испарялись капельки крови.

Азазелло сделал ей едва заметный знак и начал спускаться в зал. Сиви последовала за ним.

— Не дело тебе ходить одной, — тихо сказал демон, и Сиви обвила рукой его локоть.

Толпы танцующих расступались перед ними, гости приветствовали их, и, повинуясь каким-то внутренним инстинктам, Сиви очень быстро стала так же улыбаться и кивать головой в приветствии. Поднявшись на площадку над точной копией фонтана Треви, в котором уже плескались обнаженные и не слишком трезвые купальщицы, они разомкнули свои руки.

— Каждый раз одно и то же… — раздраженно пробормотал Азазелло. — Из года год — и так целую вечность.

Он оперся на каменные перила, нарочно развернувшись спиной к Сивилле. Сегодня ему потребуются все силы, чтобы сопротивляться присутствию девушки, которая неожиданно открылась для него в каком-то новом свете. Ее страсть, жажда жизни и удивительные бесстрашие и безжалостность нашли немедленный отклик в душе демона — с таким трудом подавляемые чувства взыграли вновь. Но на этот раз он не имел роскоши разозлиться и винить Сивиллу — не ее вина, что одно ее существование сводит его с ума. Не ее вина, что она и есть жизнь, есть страсть и есть огонь. Не ее вина, что непонятное ему самому внутренне родство с ней — с человеком! — он испытывает практически столько лет, сколько живет сама Сивилла. И вместе с тем — нет. Он не позволит. И ради нее, и ради себя. Потому что сам Азазелло не проживет долго, если Воланд узнает хотя бы о тени его мыслей.

Сиви озадаченно смотрела в спину Азазелло. Снова он выстроил вокруг себя стену отчуждения, почему-то пытаясь отгородиться от нее. Даже его личина стала непроницаемой. Озадаченная девушка почувствовала легкое головокружение и отступила в тень, присев на скамейку.

Сиви обеспокоенно посмотрела на свои руки, которые начали дрожать. Вдруг стало тяжелее дышать. Еще не хватало, чтобы с ней случился припадок прямо здесь. Этого нельзя допустить! Не время сейчас для видений. Девушка прикрыла глаза и глубоко вздохнула. Она справится. И действительно, просидев так несколько мгновений, Сиви почувствовала облегчение.

Едва девушка распахнула глаза, как увиденное заставило ее недовольно сдвинуть брови. Со своего места она могла наблюдать, как Азазелло пытается пережить неприятную ему ситуацию… известным способом. Сиви увидела нагую женщину, сверкающую драгоценностями, которая подошла к нему, сделала книксен и что-то прошептала. Демон хмыкнул и кивнул.

— Возможно, позже. Перед рассветом.

Несколько минут, и ситуация повторилась.

Сиви резко встала. Она знала, что делает глупость. Она знала, что, скорее всего, горько поплатится за эту ошибку. Но это знание не смогло ее удержать. «Почему столь многие не получают то, что они хотят? Да потому что они не говорят, чего они хотят!»

Сиви подошла вплотную к демону и тихо, яростно произнесла:

— Мы оба знаем, что если с тобой буду я, тебе больше не нужны будут никакие самки.

Азазелло вздрогнул и резко развернулся к ней. Личина не выдержала.

Сиви беззвучно вскрикнула, когда увидела бесконечную боль в горящих янтарных глазах демона.

— Пожалуйста, человечек, — прошептал он хрипло, — не надо. Он резко развернулся и пошел вниз.

— Нет, — проговорила Сиви ему вслед, — нет.

Бал подходил к своей кульминации. Гости освобождали проход и сосредотачивались у стен. Сиви вновь подобралась, расправила плечи и пошла по направлению к центру.

* * *

Секунды перетекали в минуты перед главным ритуалом бала. Сиви молча шествовала по освободившемуся проходу. То, что должно было произойти, она знала очень давно. Ни любопытства, ни страха в ней не было. Было лишь желание исполнить зарок — посмотреть в глаза Кроули перед его окончательной и бесповоротной смертью.

Снова у девушки зашумело в голове, снова участился пульс, а на глаза опустилась какая-то пелена, но, несмотря на все это, восприятие Сиви обострилось до предела. Она всеми фибрами чувств ощущала страх, растерянность и непрерывную боль в теле королевы, заметила и то, как Воланд посмотрел на нее, недовольно поджав губы — Сивилле уже не полагалось быть на балу. Сиви незаметно покачала головой в ответ, давая знать, что с ней все в порядке.

Затем все действие будто замедлилось. Последний взгляд Алистера, в которого она впилась своими глазами. Некая частичка души самой Сиви возликовала от свершения этой страшной справедливости и правосудия. Сверкнул метал в руке Азазелло. Хлынула фонтаном кровь. Тело Кроули начало оседать на пол, и Сиви знала, что забрало это тело и населяющую его до недавнего душу.

Жертвенная кровь наполняла ритуальную чашу, и в этот самый момент вокруг разгорелось серебряное мерцание, видимое одной лишь Сиви.

Серебро — смерть. Моя смерть?

Пятерка мечей. Пять клинков. Тот, что с серебряной рукоятью — мой. Для меня.

Зал и гости осыпаются в прах.

Кровь, наполняющая чашу. Идеальная жертва? Не в этот раз.

Она смотрит в зеркало — стекло тоже мерцает серебром. Отражение уже не ее.

Азазелло стоит у черного провала, и из глаз его сочится кровь.

В детстве она раскачивается на своих качелях — все выше и выше — и летит прямо в темно-багровые небеса.

«Зови меня Шадай»,— шепчет на ухо незнакомый голос.

Сиви поняла, что через несколько мгновений потеряет сознание, и этого она не допустит. Девушка подхватила обширные юбки и рывком ринулась прочь из осыпающегося зала. Только пройдя зеркальный портал, она позволила себе прикрыть глаза и осесть на пол.

* * *

Сиви не знала, сколько времени она просидела на полу в коридоре особняка. Во рту был явный вкус крови, проведя рукой по лицу, она поняла, что прокусила губу. Кровь запятнала лиф — уже второе платье она испортила за день, и снова белое. И снова испачкав кровью. Вздохнув, девушка подняла взгляд.

— Почему ты не на ужине, вместе со всеми? — спросила она.

— Я пойду, когда пойдешь ты.

— Я не в состоянии идти туда. Я не в состоянии никого видеть.

Азазелло протянул ей руку, помогая подняться.

— Я провожу тебя до спальни.

Сиви покачала головой.

— Мне нужно подышать воздухом. Я переоденусь и выйду прогуляться.

Демон качнул головой, и резкий ответ уже готов был сорваться с губ, но что-то в лице Сивиллы заставило его замолчать. Поэтому он просто подошел к ней и, подхватив тихо ахнувшую девушку на руки, направился к выходу, позволяя на ходу крыльям прорваться сквозь одежду.

Сиви невольно прикрыла глаза от того, как резко взмыл в ночное небо Азазелло, хотя ощущение полета было ей давно не чуждо. «Какое это счастье — иметь крылья», — подумала она с восхищением. Ночной воздух и ветер бивший в лицо прогнали печали и страх наваждения. И все же…

— Серебро, — проговорила Сивилла, — в моей судьбе решающую роль сыграет клинок с серебряной рукоятью. Но не тот, что ты подарил мне. Другой.

К ее собственному страху Азазелло вздрогнул.

— Тебе известно многое об этом, но я не буду мучать тебя вопросами, на которые, я знаю, ты не дашь ответ. Кроме всего, я слишком устала.

Демон с девушкой на руках плавно славировал на верхнюю террасу древней арены.

— Посмотри, — сказал он, — что люди веками создают для того чтоб убивать других людей и смотреть, как умирают другие люди.

— Я знаю, — сказала Сиви, — не думаю, и в самом деле, что могла бы тут выжить. И хотела бы…

Азазелло присел на камень. Сиви молча развернулась к нему.

— Я устала. Так устала… — пробормотала она.

Ни один из них не запомнил, кто первым протянул руки, но спустя мгновенье Сиви оказалась сидящей у него на коленях. Могучие руки демона обвились вокруг девушки, защищая ее от ночного холода, и впервые за много лет Сиви заснула у него на груди.

Первые рассветные лучи разбудили девушку. Сиви понадобилось несколько секунд для того, чтоб понять, где и с кем она находится, и восстановить в памяти события предыдущей ночи.

Она резко отпрянула от Азазелло, который глядел на нее с улыбкой непонятным и раздражающим весельем.

— Мы?.. — Сиви запнулась.

— Что «мы», человечек?

— Прекрати валять дурака! — разозлилась Сивилла. — Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду! Скажи мне прямо — мы прелюбодействовали?

Азазелло в голос расхохотался, тем самым мгновенно приведя Сиви в ярость.

— Можешь мне поверить, человечек, — сказал он, — если бы это произошло, ты бы запомнила.

Сиви зашипела в ответ, но демон ожидаемо не придал ее злости ни малейшего значения.

— Пойдем, — сказал он, — нам давно пора возвращаться.

* * *

— Снова ты почти не притрагиваешься к еде.

— Я не голодна, Мессир, — тихо ответила Сивилла, не отрываясь от книги, — кроме того, я позавтракала в спальне, рано утром.

Воланд молча смотрел на девушку. Уж слишком спокойной она выглядела и не спешила делиться впечатлениями о первом бале.

— Ты хорошо держалась вчера. Хотя я и недоволен, что ты снова сделала по-своему и ушла и пришла не вовремя. Еще не хватало, чтобы ты лишилась чувств вовремя лицезрения убийства.

Сивилла резко вскинула голову.

— Я вовсе не собиралась лишаться чувств! И уж точно не от созерцания убийства этого негодяя.

— Вот как? — Воланд поманил ее к себе. — А от чего же?

Сиви закусила губу, понимая, что совершила ошибку. Она вздохнула и послушно опустилась на стул напротив Воланда.

— У тебя снова был припадок? И снова ты мне ничего не сказала?

— До припадка не дошло, Мессир. Видение. И я прекрасно себя чувствую.

Повелитель Теней устало вздохнул.

«Что на этот раз, дитя?»

Сиви поежилась и инстинктивно попыталась загнать чувства как можно глубже.

— Ничего особенного, — вслух сказала она, — просто серебро, клинки, багровое небо — все как всегда. Вам в самом деле не о чем беспокоится.

Взмахом руки, Воланд призвал к себе книгу, которую отложила Сивилла.

— "Декамерон", — удивленно сказал он, — и тебе нравится?

— Не особенно, — ответила Сивилла, поднимаясь, — люди, запертые в одном помещении только и делают, что разговаривают и мучаются от безответной любви , а все от того, что и мужчины, и женщины беспросветно глупы и не могут дать имена ни своим чувствам и желаниям, ни чужим… Уж я бы в такой ситуации точно не сказки рассказывала… — добавила она вполголоса и заметила, что Мессир как-то странно смотрит на нее.

— Иди к себе и отдохни, — велел он, — на закате мы отбываем домой.

Сиви согласно кивнула головой и вышла.

* * *

В самом сердце Преисподней понятия времени и формы теряются. Здесь сокрыты вещи, способные свести с ума не только смертных, но и многих бессмертных. Самые тяжкие и кровавые страницы человеческой истории — как бывшей, так и будущей. Самые страшные помыслы и изобретения. Все таятся здесь, в бесчисленных уголках этого необъятного пространства. Уничтожения целых народов, гибель цивилизаций, худшие порождения самых больных разумов — здесь есть место для всего. Верящие в адские муки пребывают в Геенне, покуда не прозреют от собственного самообмана. Или покуда Владыка Шеола не решит, что Небытие нуждается в очередной жертве.

И все же ни кнуты, ни вилы, ни котлы с раскаленной смолой не внушают никому и доли ужаса сердца Преисподней.

Бессмертный, вызванный сюда самим Князем Тьмы, шел по зыбким коридорам, все еще сохраняя самообладание. Возможно, потому, что он сам был порождением темных сил, и многие согласились бы, что он был порождением их немногим лучше, чем сама Преисподняя. Тело его в этом месте охватывало красноватое свечение, изобличаю истинную, самую глубинную его природу.

Дойдя до небольшого зала, окруженного со всех сторон бездонной пропастью, демон преклонил колено.

— Мой повелитель…

Тот, к кому обращался демон, сделал нетерпеливый жест рукой, приказывая молчать. Преисподняя так же обнажала его глубинную сущность, и немногие бы выдержали это зрелище.

— Тебе известно, зачем я призвал тебя сюда, Азазель?

Сатана обратился к демону на древнем языке, языке, которым был создан мир, и языке, могущем его разрушить. Каждая буква каждого имени несла тайный смысл, который в этом месте мог быть разрушителен.

— Нет, мой повелитель.

— Я вижу, как ты смотришь на нее.

— Мессир…

— Я вижу, как она смотрит на тебя.

— Мессир, я готов взять всю вину на себя. Сивилла юна и импульсивна, она не ведает еще, чего на самом деле хочет. С ее рождением я дал клятву защищать ее от всего, и, если понадобится, и от нее самой.

— Даже ценой собственной жизни?

— Даже ценой собственной жизни.

Азазелло помолчал.

— Молю вас, повелитель, если в вас есть гнев на нее — выплесните его на меня, но Сивилла Оршели невинна.

— Я знаю. И эта причина, по которой ты еще жив. Можешь встать.

Воланд проговорил:

— То, что должно случиться с Сивиллой Оршели, произойдет не ранее чем через два года. К тому моменту она уже будет готова. Обряд должен пройти безупречно. И ты, и я понимаем, что если будет допущена хоть малейшая ошибка, мы потеряем не только ее жизнь. Мы потеряем намного больше — возможно, все.

— Я знаю, Мессир, я забочусь о том, чтобы никаких ошибок не могло быть, — сказал Азазелло.

— Чудесно. С этого момента ты будешь продолжать заботиться об этом на Юге. Там все и произойдет, там же все и закончится.

Ни один мускул не дрогнул на лице Азазелло.

— Через год я призову тебя обратно — достаточно времени для того, чтобы ты совладал со своими чувствами. Мне не хотелось бы тебя терять.

Азазелло снова глубоко поклонился и резко направился в обратном направлении. Утром его уже не будет тут. Но впереди целая ночь, за которую он волен разрушить всю долину огня. Снести каждую гору до основания.

Воланд проводил его удовлетворенным взглядом. Повелитель Теней не потеряет самого преданного себе демона по собственной глупости последнего. А за Сивиллой он будет присматривать еще более пристально.

* * *

Сиви проснулась от того, что кто-то грубо тряс ее за плечо.

— Азазелло? — сонно пробормотала девушка.

Демон уже стащил ее с постели, его глаза горели, будто в лихорадке, а сам он немного пошатывался.

— Я пришел попрощаться, человечек, — сказал он и сильно сжал ее плечи, так что Сиви чуть не вскрикнула от боли.

— Попрощаться? — испуганно и непонимающе переспросила девушка.

— Я отправляюсь на Юг по приказу Мессира. Для меня там есть кое-какая работа.

Демон хрипло рассмеялся, тем самым пугая Сиви еще больше.

— На Юг? К Бездне?! Но она может убить тебя! — закричала девушка.

Азазелло сжал ее плечи еще сильнее.

— Я — не ты, человечек. Меня не так просто убить. Многие пытались на протяжении сотен тысяч лет, но никому пока что это не удалось.

Сиви чувствовала, что готова разрыдаться.

— Надолго? — нашла в себе силы спросить девушка.

— Возможно, навсегда. А может, всего лишь на год, — пожал плечами Азазелло.

— И ты бросаешь меня? — чуть слышно спросила Сивилла.

— О нет, человечек, — хрипло прошептал Азазелло, — о нет… — И в то же мгновение яростно впился губами в девичьи уста.

Поцелуй не был нежным. Демон будто пытался вложить в эту яростную ласку всю свою боль, все свое желание. Он теряет ее — скорее всего навечно, но хоть что-то он получит. Одна его рука крепко обхватила затылок девушки, а вторая метнулась к талии и бедрам, яростно сжимая тонкий девичий стан и прижимая себе со всей силой своего первобытного желания. Сиви на мгновенье оторопела, но поддалась напору демона, не помня себя от счастья и практически лишаясь чувств в стальных объятиях того, кто был ей так желанен. Ах, если бы он только отпустил ее! Ах, если бы он ее никогда не отпускал!

«Я хочу отдаться ему. Прямо здесь, прямо сейчас», — подумала Сивилла.

Азазелло так же мгновенно разомкнул объятия и исчез. Как будто все и правда было сном. И только неимоверный жар в распухших губах и во всем теле, да желание, от которого сотрясала дрожь, напоминали о коротком прощальном визите демона безводной пустыни. Да еще три цветка, сделанных из драгоценных камней и металлов на полу у ее босых ног: ирис, мак и нарцисс. Недолговечные цветы пустыни.

* * *

Одна за одной перед Марго появлялись книги.

— Это пока то, что мне удалось вынести, — объяснила Сивилла и начала перечислять: «Декамерон» — мне он, кстати, не особо понравился. «Мадам Бовари», «Анна Каренина», «Преступление и наказание», сонеты Шекспира, «Саломея». «100 лет одиночества», — извини, я не помню, написан он был до твоей смерти или после. «Прощай, оружие!»

Марго с благоговением гладила переплеты книг. Открыв одну из них, она с удовольствием вдохнула запах.

— Я очень благодарна тебе, — искренне произнесла женщина, — я ведь могу читать только то, что пишет Мастер и его собратья по перу…

Сивилла просто кивнула. Они сидели в одном из кабаков в Шеоле, накинув капюшоны. От Маргариты не укрылось то, что Сивилла прибывала в каком-то напряжении, глаза подозрительно блестели.

— Так тебе удалось впервые побывать на балу? — сделала она попытку оживить разговор.

— Да. Мессир был прав — на этом балу веселятся только гости.

Марго усмехнулась.

— Согласна. Я тоже не очень-то веселилась. Хотя перед самим балом… Возможно, это лучшее, что произошло со мной… Одна из лучших вещей. Только тогда, единожды в жизни, я почувствовала себя по настоящему свободной… Но и это оказалось недолговечной иллюзией — женщина не может быть свободной.

— Может! — неожиданно яростно ответила Сивилла и так резко дернула головой, что капюшон на мгновенье открыл огненную гриву волос. — Может. Надо просто знать, как потребовать и получить эту самую свободу.

— О нет! — в свою очередь воскликнула Марго. — Я люблю его, это правда, люблю его безумно, но это вовсе не значит, что я заблуждаюсь на его счет.

У Сиви перехватило дыхание, и она спешно встала.

— Мне пора, — сказала она, — я скоро приду опять. Я обязательно что-нибудь придумаю.

Женщины расстались, и каждая двинулась в своем направлении — одна в Замок, а другая в Приют.

Обе были либо слишком погружены в свои мысли, либо тот, кто наблюдал за их встречей, таился очень искусно — как мог только он. В любом случае, ни одна, ни другая не заметили ничего.

Придя к дому, Марго обнаружила на обычном месте записку с приказом явиться нынешней ночью к Воланду.

Несмотря на привычную радость, во время сборов Марго не покидало нехорошее предчувствие скорой беды, которое росло непрерывно, чем больше приближался назначенный час.

Страх возрос, когда она оказалась в зеркальном зале, а тот оказался наполнен зловещим зеленоватым светом вместо привычного уютного света свечей. Она шла по направлению к спальне Повелителя Теней и страх возрастал.

Марго вошла и прежде чем дверь захлопнулась за ней, женщина закричала от ужаса. Встретила ее кромешная, ледяная тьма.

Где-то между мирами

Есть моменты, картины, звуки, которые отпечатываются в сознании, и помнишь их потом всю жизнь до мельчайших подробностей. Как изъять их из памяти? Каким скальпелем вырезать, когда боль так сильна?

Молодая девушка тяжело вздыхает и, расправив плечи, идет по залитой сиянием луны каменистой дороге. Она не оглянется назад и никогда больше не вернется, откуда пришла. С каждым шагом ей кажется, что от сердца отрезают по кусочку, а как ещё можно чувствовать себя, когда понимаешь, что тебе лгали всю твою такую короткую жизнь? Жизнь, которая началась на этом самом месте, на Лунной дороге, перекрестке всех миров, потому что отрезку земной жизни, моменту своего появления на свет ты никогда не придавала особого значения. Ты знала, что тебя спасли от верной смерти, но как больно понимать, что спасли тебя только для того, чтобы убить позже.

Как же больно… Интересно, эта боль так сильна только потому, что она человек?

«Не оглядываться, главное — не оглядываться!» До самого дома, где можно будет укрыться ото всех и от всего в черных подземельях, где так тихо и не блестит невыносимо луна, не режет глаза.

Боль обязательно пройдет, а когда она пройдет, снова можно будет дышать, радоваться и жить. Потом, немного позже, когда золотые Врата Рая перестанут стоять перед глазами как символ краха всего, что знаешь о своей жизни.

Боль можно убить. Все можно убить.

* * *

Вечный приют

Женщина открывает глаза. Медленно-медленно садится на постели. Шторы опущены, но даже сквозь них бьет невыносимо яркое солнце. У кровати стоит графин с водой и накрытая салфеткой тарелка. О еде думать невозможно, а вот вода очень кстати. Интересно, кто позаботился о ней? Вряд ли сожитель, хотя и отрицать полностью тоже не стоит. Женщина отпивает несколько глотков и, тяжело вздохнув, поднимается с кровати и пересаживается в кресло. Оглядывается вокруг.

Забавно как, оказывается, мертвое тело может быть слабым после болезни, как мертвое сердце может снова и снова умирать от боли. Оказывается, нет никакой разницы между жизнью и смертью. Забавнее еще было бы, если бы был в жизни или посмертии какой-нибудь смысл. Может, стоит сделать этим смыслом поиск способа умереть, наконец-то, навечно? Жаль, не получилось в прошлый раз, но может быть она попытается еще?

Эта мысль вызывает у женщины тихий истерический смех. Болезненный и хриплый.

Она едва успевает промокнуть слезы, как слышит шаги.

В комнату заглядывает сожитель. Облизывает губы (отвратительная привычка, которая сохранилась еще с Земли), смотрит обеспокоенно:

— Как… ты? — неуверенно спрашивает он.

Марго пожимает плечами в ответ. Мастер приободряется или делает вид.

— Я очень беспокоился. Все очень беспокоились, — он так же неуверенно наливает в стакан еще воды и протягивает Маргарите, избегая прикасаться к ней. Она пьет, пока он продолжает говорить.

* * *

— Ты слегла с той самой ночи, как сгорел сад, никому ничего не рассказала. Очень похоже было на лихорадку, мы даже не знали, что это возможно, — он помолчал секунду. — Тебе ведь лучше?

Маргарита прислушалась к себе на мгновение и ровным голосом ответила:

— Да. Намного.

— Хорошо! — в голосе Мастера читались искренние радость и облегчение. — Я спал в гостиной все это время, чтобы не мешать тебе, и каждый день приносил еду, — добавил он с нотками гордости.

Марго подняла брови. А ведь он прав — для человека, полностью отвыкшему заботиться даже о себе, проявлять заботу по отношению к другому — немалое достижение.

— Спасибо, — сказала она абсолютно искренне. «Вот уж не ожидала…»

Мастер слегка улыбнулся и смущенно добавил:

— У нас совсем нечего есть…

«А вот это как раз очень ожидаемо».

Марго бросила на него взгляд и сказала:

— Понятно. Я посмотрю, что можно сделать, — женщина нашарила под кроватью сандалии и поднялась с постели, — но сначала я проверю, как поживает мой сад.

* * *

Сад выглядел точно так же, как она запомнила… Сожженная земля, обугленные остатки розовых кустов. Видимо, на ее счастье, прошел дождь, так как сквозь землю пробивались ростки травы. Деревья почти не тронуты, значит, когда придет срок, зацветут и они.

Надо вырвать из памяти вид полыхающих пламенем цветов, если думать только об этом, то она никогда не будет способна вырастить новые. У нее получится… Если она пережила это, то сможет пережить все, что угодно. Хотя бы потому, что у нее нет выбора. Пока что нет.

На миг ей показалось, что на одном из кустов сверкнули драгоценности, и Марго приблизила взгляд. Увиденное заставило ее тихо ахнуть от радости. У самой земли алел крохотный, один-единственный уцелевший бутон.

* * *

Шеол. Не так давно 

Сначала ей показалось, что она ослепла. Потом — что из легких выпустили весь воздух. Маргарита закрыла и снова распахнула глаза. Кромешная тьма, как оказалось, отливала противоестественным зеленым свечением. Непонятный, необъяснимый ужас вызывал тошноту. Слышно было только ее собственное прерывистое дыхание, больше напоминающее всхлипы.

— Сядь, — прозвучал голос, и из темноты возникли знакомые очертания кресел, круглого стола и камина, от которого и исходил зеленоватый свет, режущий глаза.

Воланд сидел на столе, поджав одну ногу под себя, одетый в одни лишь черные шелковые штаны, и не отрываясь смотрел на нее. Левый глаз Повелителя Теней светился все тем же жутким зеленоватым светом. Маргарита вскрикнула, когда около нее проползла, почти коснувшись подола, змея и исчезла в темноте необъятной спальни.

— Сядь! — повторил Воланд с опасными интонациями в голосе.

«Oн знает…» — мелькнула мысль, и, не помня себя от страха, Марго подчинилась.

— О чем? — спросил Сатана мягко, почти ласково, вгоняя женщину в еще более глубокий омут страха.

— О том, что… о… — Марго начала бить дрожь, и она замолкла.

Неспешно Воланд встал, подошел к ней и запустил ладонь в волосы. Нежно и властно. Почти как всегда. Почти…

— Милая моя Марго, — проговорил он тихо, — ты так боишься сегодня. Разве у тебя есть причина бояться меня?

Маргарита продолжала дрожать от ужаса, на глазах выступили слезы. Усилием воли она подняла взгляд.

— Мессир… — прошептала она умоляюще.

Длинные пальцы пробежали по обнаженной шее женщины, и кожа вмиг покрылась мурашками от ужаса и возбуждения. Из глаз Маргариты побежали слезы.

— Разве ты способна обманывать меня, Марго? — голос Повелителя Теней был нежен, но за нежностью этой проскальзывала уже явная угроза. — Разве ты не любишь меня всем сердцем? Всей душой, которой у тебя нет?

Маргарита вздрогнула как от удара, но возразить было нечего. Самое страшное — это было правдой. 

«Я не могу… не могу, — в отчаянии думала Маргарита. — Не могу признаться ему».

Воланд резко дернул вверх ее, заставляя подняться. Лицо его было напряжено от долго сдерживаемого гнева.

— Многие — смертные и бессмертные — думают, что страх мне неведом, — продолжил он,  впиваясь пальцами в плечи женщины, — это не так. Есть очень мало существ, кому я могу доверять, с кем я чувствую себя в безопасности. Ничто человеческое мне не чуждо, уж прости мне эту иронию, — Князь Тьмы недобро усмехнулся, — именно поэтому ты мне особенно дорога… Пускай я редко в этом признавался. И стоило мне подумать о том, что ты крайне влюбчива по натуре. И мужчины имеют свойство тебе надоедать... Почему же мне быть исключением?!

Все так же резко он выпустил женщину, не глядя, налил себе бокал вина и осушил его.

— Скажи мне, Марго, — заговорил Воланд, — долго бы еще продолжался твой обман? Долго ты бы находила силы приходить ко мне снова и снова? Неужеле тебе... — тебе! — не хватало смелости просто рассказать все, как есть? А как же твоя внутренняя правда?

— Мессир... — Марго разрыдалась. — Вы правы, я поступила дурно, но я безумно боялась, пожалуйста, проявите снисхождение! 

— Ты боялась признаться мне... Однако ты не побоялась нарушать данное мне слово на протяжении нескольких лет!

Марго вздохнула, силясь справиться с собой. 

— Мессир, вы правы. Я искренне, всем сердцем сожалею, что не призналась вам. Но запрет ваш я нарушила не по своей воле. Сивилла не оставила мне выбора. 

Воланд изумленно поднял брови.

— Ты пытаешься переложить ответственность за свой обман на ребенка? — пораженно спросил Повелитель Теней. 

Что-то изменилось в лице Маргариты.

— Она — не ребенок, Мессир... — тихо произнесла женщина. 

— Оставь это сейчас, — резко бросил Воланд. 

Он прошел к кровати и рывком откинул полог. Три обнаженных суккуба выскользнули оттуда и замерли в выжидательных и развратных позах, пока Марго каменела от ужаса. 

— Знаешь, почему на протяжении всех этих лет я отдавал предпочтение именно тебе, Марго? — говорил Воланд. Одна из суккубов заскользила губами по его стану, а вторая опустилась на колени подле ног. — Есть множество других женщин, и все они в моей власти. Моложе тебя, красивее тебя. Искуснее тебя в постели. Но нет, Марго, все это давно перестало производить на меня впечатление. Никто ничем не удивлял. Кроме тебя. 

Марго слушала его, замирая от страха. 

— Ты была умнее всех их, Маргарита. Тебе я мог довериться. Ты была искренней, — в голосе Сатаны огромное, непередаваемое разочарование. 

Была?.. Марго не могла поверить своим ушам. Пожалуйста, нет!

— Любимый, — она моляще потянулась к нему, но он так резко вскинул руку, что Марго споткнулась и упала на ковер. 

Воланд несколько мгновений смотрел на нее сверху вниз и проговорил, цедя каждое слово:

— Жди своей очереди.

Едва Маргарита выбежала за дверь, Повелитель Теней в раздражении стряхнул с себя суккубов и крикнул им:

— Убирайтесь вон!

Маргарита смутно помнила, как, не разбирая дороги от ужаса и боли, она бежала сквозь зеркала, не помнила, как добралась до деревушки. Когда она увидела, как полыхает пожар в ее саду, ее собственные чувства будто оцепенели.

— Что здесь произошло? — спросила она у стоящего спиной к ней деревенского садовника, который иногда помогал ей по хозяйству.

Старик обернулся к ней и ответил тихо:

— Мы нарушили обещание. 

В это мгновение силы окончательно оставили Марго.

* * *

Сивилла Оршели сидела на полу, прислонившись к каменному своду и обхватив колени руками. Девушка уставилась в пустоту. Кромешная, звенящая темнота перед глазами полностью соответствовала тому, что ощущалось внутри. Странно, но слез не было. Ни в Обители Света, ни по дороге домой и не сейчас. Может быть, смоги она выплакаться, тупая боль в груди отпустила бы ее, но слез не было. На Сиви накатила какая-то странная апатия, все ощущения отошли на край сознания. Ничего, так даже лучше.

Сиви никак не подала виду, когда в пещере оказался кто-то еще помимо нее, не подняла глаз, когда этот кто-то тяжело опустился на пол рядом с ней. Рука легла на плечо девушки и крепко сжала. Она моргнула и хрипло проговорила, почти шепотом:

— Вы знали. Вы всегда знали…

— Да… Но это был твой путь, и ты сама должна была сделать свой выбор.

Девушка ничего не ответила.

— Что он сказал тебе?

Сиви разжала кулаки и уставилась на свои ладони. Глаза понемногу привыкли к темноте, и она различила тонкие полумесяцы — следы от впившихся ногтей.

— Что это единственный путь. Что у меня нет и не было выбора, что ни у кого из нас никогда не было выбора… — она запнулась и замолчала.

— А еще он сказал, что я намеренно не пускаю тебя туда, имея скрытые, ни тебе, ни ему не известные мотивы касательно Бездны и твоей судьбы, — это не прозвучало как вопрос.

Сивилла вскочила на ноги.

— Он солгал! Я знала! Я сразу почувствовала это! Но почему? — ее дыхание сбилось, и девушка коротко и судорожно вздохнула, с трудом совладав с наконец-то подступающими к горлу рыданиями. — Он использовал меня! С самого начала! С того самого момента, как я появилась на свет, он знал! Он желал моей смерти!

— Не совсем так, дитя. Несмотря ни на что, несмотря на твой полностью оправданный гнев, нельзя сказать, что Иешуа Га-Ноцри желал твоей смерти. Он желал высшего блага, торжества добра и света, желал, чтобы ты сделала выбор пользу его доводов, а не моих, — Мессир помолчал, — в этом случае высшее благо в его понимании действительно подразумевало твою гибель — это верно. Но, как ни парадоксально, смерти тебе он не желал.

— Это не имеет никакого значения! — гневно выкрикнула Сиви. — Это одно и то же! Нет! Хуже! — По лицу пробежала одинокая злая слезинка. — Почему вы не предупредили меня?

Воланд поднялся на ноги и проговорил:

— Я никогда не вмешивался в твои с ним отношения, дитя. Выбор по праву был твой и только твой. Даже если бы он был сделан не в мою пользу, — он коротко покачал головой и тихо засмеялся, — хотя, признаться, я совсем не ожидал, что ты ринешься сломя голову прямиком в Бездну. Тогда ты меня поразила.

Сиви передернуло. Тот день она пыталась стереть из памяти.

— Он подарил мне карту… — прошептала она. — Универсальный ключ, создающий порталы…

На нее снова накатила волна гнева.

— Это тоже было частью его плана! Он намеренно сделал это, чтобы я захотела пойти туда, чтобы я поверила его словам. Надо брать судьбу в свои собственные руки, он говорил!

— Тебе следовало рассказать мне сразу, — фраза не прозвучала упреком, и от этого вызвала еще большей прилив стыда.

Сивилле осталось лишь беспомощно и разочарованно покачать головой.

— Я чувствую, будто весь мой мир перевернулся.

— Не ты одна, дитя... Не ты одна.

Мессир тяжело вздохнул в совсем несвойственной ему манере. Это на секунду насторожило Сиви, но она была слишком погружена в свои собственные переживания.

— Я не знаю, как мне жить дальше.

Воланд поднялся на ноги, вспыхнули один за другим факелы в необъятной пещере. Он сказал, тяжело припечатывая каждое слово:

— Запомни навсегда то, что ты чувствуешь сейчас, Сивилла Оршели. Каждый раз, когда тебе покажется, что ты можешь довериться кому-либо, когда захочешь впустить кого-то в свое сердце, когда кто угодно на мгновение покажется тебе родственной душой — тогда вспомни то, что чувствуешь сейчас. Помни всегда, дитя, и никогда никому не доверяй. Ни одному существу не открывай свою душу, ибо ты не знаешь, когда твое доверие обернется против тебя же.

Сиви ошарашено покачала головой.

— Но разве это возможно, Мессир? — прошептала она. — Как я смогу так жить?

Повелитель Теней мягко, но властно обхватил тонкие плечи девушки.

— Ты еще в том возрасте, Сивилла, когда естественно жить с открытым сердцем, особенно для человека. Но помни, что ты — нечто большее. Помни, кто ты есть. Помни, какое значение ты имеешь для меня. Преврати рану, нанесенную тебе Га-Ноцри, в броню и носи не снимая.

Сивилла тяжко вздохнула.

— Но ведь вам я могу доверять…

Девушка прикрыла глаза, не без труда совладав со своими чувствами, и вся будто внутренне подобралась. Когда она почувствовала ответную волну эмоций Мессира, ее охватила неизменная безграничная радость.

Воланд улыбнулся, впервые за последние несколько дней. Его дитя не подведет его. Судьба и Великие Силы были благосклонны к нему однажды, позволив одному единственному существу проникнуть в его сердце. Одно единственное существо — человеческое дитя, которое вот-вот обретет полную силу. Глупо, непозволительно глупо было разрешить еще кому-то приоткрыть дверцы в запертую наглухо душу, но эта ошибка уже исправлена, и второй он не допустит.

Сатана вздохнул и тут же чуть не вздрогнул от того, как резко вскинула голову Сивилла, уловив отголосок его мыслей, слишком поздно загнанных в подсознание.

Сиви почувствовала самый настоящий ужас. Что же она натворила?!

— Мессир… — прошептала девушка и покачала головой, плохо веря в то, что только что узнала.

Воланд раздраженно вскинул руку, приказывая ей замолчать.

— Ни слова, Сивилла Оршели, ни слова. Это никоим образом тебя не касается.

Сиви было уже не остановить. Кровь застучала в висках. Невозможно!

— Нет, касается! Она ни в чем не виновата! Это все я!

— Я сказал, ни слова больше!

— Но она действительно ни в чем не виновата, Мессир! Я на самом деле не оставила ей выбора! Все не так, как вы думаете — она никогда не хотела ослушаться вас — это я все устроила! Накажите меня, если так нужно, но Марго здесь ни причем!

Воланд обхватил подбородок девушки и запрокинул ей голову, заставляя смотреть на себя.

— Замолчи, Сивилла. Немедленно, — Мессир говорил с показным спокойствием, но Сивилла слишком хорошо знала его и не могла пропустить стальные нотки в его голосе, — больше никогда ты не встретишься с этой женщиной и никогда больше ее не упомянешь.

— Но…

— С этого момента у тебя больше не будет времени на то, чтобы творить глупости. Я позабочусь об этом, — Повелитель Теней помедлил, — я запрещаю тебе ни под каким предлогом покидать Замок без должного сопровождения и моего разрешения. Ты больше не ребенок, Сивилла, пора тебе начать исполнять обязанности, связанные с твоим положением.

Сиви хотелось кричать, визжать и топать ногами. Скрывать свои мысли она и не пыталась.

— Почему вы поступаете так с Марго? Она в самом деле очень любит вас, Мессир! Это просто-напросто глупо! — вырвалось у Сиви, прежде чем она успела прикусить язык, но вопреки ее ожиданиям, Воланд не рассердился.

— Во-первых, сейчас же отправляйся в свои покои. Я закрываю глаза на твой непотребный тон, учитывая то, что произошло в Обители Света. Когда ты отдохнешь и одумаешься, ты сама попросишь у меня прощения за свое дерзкое поведение. Я дам Гелле необходимые распоряжения. Во-вторых, когда мне понадобится знать твое мнение, Сивилла, я тебе об этом сообщу. А в-третьих, я не позволю, чтобы на тебя оказывали безнравственное, дурное влияние.

Сиви захотелось рассмеяться.

— Дурное влияние?! На меня?!

Девушка раздраженно развернулась. Эмоции хлестали через край. Обида и боль взыграли с новой силой.

— А я так надеялась, что хотя бы здесь со мной никто не будет разговаривать, — зло бросила она напоследок и спешно удалилась.

Повелитель Теней проводил Сивиллу взглядом. Ни раздражения, ни гнева на нее он не испытывал. Неудивительно, девочка перенесла значительное потрясение. Удар, нанесенный ей Иешуа, был больнее, много больнее, чем тот, что испытал он сам. Марго была всего лишь еще одной — одной из многих. Память о ней и ее лжи сотрется скоро. Возможно, стоило взять себе как можно скорее новую наложницу, или даже не одну, но мысль о том, чтобы разделить ложе с кем-то другим, неожиданно вызвала отвращение. Да что же, черт возьми, с ним происходит?!

Воланд выругался и позволил накопившейся злости вылиться огненным смерчем, метнувшимся в пещерах. Когда раздражение улеглось, Сатана переключил мысли на более приятные новости. А именно — на жребий, который был брошен с приходом Сивиллы Оршели в его мир. Сегодня он отпраздновал окончательную и полную победу. Душу сжигало нетерпение — как хотелось поскорее осуществить свой план, как хотелось поскорее посвятить в него Сивиллу! Срок, данный им Азазелло, подходил к концу — демон должен был уже закончить свою работу. Очень скоро Сивилла Оршели вступит в полную силу, а это будет значить начало новой эры, в которой абсолютную власть Повелителя Теней уже никто не сможет оспорить. И именно Сивилла приведет его к этой власти и в какой-то мере унаследует ее.

* * *

На краю Бездны. Сейчас

Широкоплечий мужчина высокого роста с огненно-рыжими волосами и черными провалами вместо глаз завершил свою работу.

Теперь он смотрит на чан с расплавленным серебром, из которого поднимается и вьется тонкая нить клинка, не толще иглы. Клинок настолько тонок, что практически невидим.

На горном плато царит звенящая тишина. Неслышно клокочет чернота в пропасти, неслышно куется сама собой серебряная рукоять клинка. Мужчина, от тела которого исходит красноватое свечение, не произносит ни звука, когда в его широкую ладонь ложится рукоять в виде треугольника из брильянтов. Длины тонкого кинжала хватит ровно для того, чтобы войти в грудную клетку человека и пронзить сердце насквозь абсолютно безболезненно, не пролив ни капли крови.

* * *

В комнате стоял приглушенный гул от болтовни и тихой струнной музыки. Нежное женское сопрано выводило романсы, прерывавшиеся время от времени тихими, но искренними аплодисментами и смехом. Балдахин кровати был откинут, и на постели лежали разнообразные платья. Горели ароматические свечи, распространяя в и так душном воздухе аромат ванили. Он раздражал — слишком сладкий. Спиной к своей свите стояла Сивилла Оршели напротив распахнутого настежь окна. На девушке был белый шелковый пеньюар, который, казалось, вот-вот начнет прилипать к телу. Сиви уже много дней ждала дождь, но в Шеоле стояла исключительно жаркая и сухая погода.

— Угодно ли госпоже партию в шахматы? — осведомилась одна из служанок. 

«Да пропади вы пропадом», — подумала госпожа, но ей полагалось быть вежливой, поэтому вслух она просто бросила: «Нет», и развернулась обратно к окну. Ведьмы, которые теперь сопровождали чуть ли не каждый ее шаг, тут же вернулись к своим занятиям. 

Эсмеральда, старшая из фрейлин Сиви и протеже Геллы, оттого и смелее чем остальные и намного надоедливее, приблизилась к девушке. 

— Госпожа, до приема всего два часа. Угодно ли вам выбрать наряд, и я сделаю вам подходящий макияж. 

— До приема целых два часа, — отрезала Сивилла. 

«Какая невыносимая жара, — думала Сиви, — и какая скука».

Дни превращались в недели и месяцы и тянулись бесконечно. При всей кажущейся наполненности они были невыносимо однообразны. Ворохи писем со всех концов Шеола и Земли, отвечать на которые теперь входило в ее обязанности, череда приемов с магами, чародеями, демонами и земными правителями, выезды и торжественные ужины — как же Сивилле все претило. Девушка чувствовала себя скованной по рукам и ногам, но больше всего ее раздражала теперь обязательная свита, от которой по большей части Сиви хотелось сбежать.

— Как в сказке живет, — сказала как-то одна из фрейлин, и Сиви услышала. 

Все так. Вот только в сказках на каждую томившуюся в заточении принцессу находился храбрый рыцарь, а Сиви надеяться на то, что ее умчит на могучем коне за горизонт к свободе какой-нибудь таинственный незнакомец, не приходилось. Ее незнакомец бросил ее без малого год назад, украв поцелуй и оставив взамен побрякушки...

Сиви как будто почувствовала, что ее глаза сверкнули при первых вспышках молний. Когда грянул гром, что-то изменилось в злом лице и, подумав ровно секунду, девушка резко развернулась и направилась к входной двери.

— Можете идти и быть свободными до приема, — бросила она фрейлинам, — соберусь я сама.

— Но госпожа не может... — начала одна из ведьм.

— Может, — заверила ее Сиви и вышла. 

* * *

Гроза возвестила о возвращении Азазелло в Шеол. Зная о подготовках к грандиознейшему по всем понятиям балу, демон не рискнул предстать в своем привычном облике перед людишками, которые в это время всегда толклись в Замке. Он был одет в приличествующие случаю белую рубашку с шелковым воротником, черный мундир и черные же облегающие брюки. Неизменные остались лишь кованые сапоги, тяжело чеканящие шаг, которые он так и не очистил от красной пыли южных гор. Не годится. Демон опустил взгляд, и черная кожа засверкала до рези в глазах. 

Азазелло пытался заставить себя радоваться тому, что наконец-то отоспится в настоящей постели и насытится яствами и вином, не им самим сотворенными. Хорошая баня тоже была бы кстати. 

Азазелло удовлетворенно усмехнулся. Работа вышла что надо — невозможно было создать клинок более тонким и прочным. И в ноже, и в чаше магические пропорции соблюдены идеально — Мессир будет доволен. Демон удовлетворенно кивнул сам себе и вошел под каменные своды Большого Зала. Он едва не вздрогнул, когда на его появление мгновенно отозвалось чужое, но такое знакомое присутствие, полное надежды, тоски, нетерпения и нежности. Азазелло резко оттолкнул сознание Сивиллы Оршели, нацепляя раздражение как броню.

Его встретило собрание из высших демонов и нескольких десятков человек — бывших полководцев, воителей и просто талантливых убийц, лично ему когда-то заложивших души. После традиционного обмена приветствиями, разговор свернул в более неформальное русло. 

— Мы спускаемся на Землю в преддверии Бала, изволите присоединиться? — задал вопрос мужчина со сломанным носом и шрамом, пересекающим лицо от левой глазницы до подбородка. 

Азазелло криво усмехнулся — было не ново, что в присутствии высших демонов способности мертвых душ на Земле усилились десятикратно. Что ж, по-своему недурная идея развлечься на Земле, хотя начнет он, пожалуй, немедленно. Стоит позвать к себе суккуба, или даже не одну. Может, Лилит? Нет... сейчас ему нужна самка, но не болтливая самка. Он возьмет себе человеческую женщину и предварительно вырежет ей язык, чтобы молчала наверняка. 

— Бал будет проходить в Брокене в этом году. Я от тамошних женщин не в восторге.

— Господин Азазелло прав, — вступил в разговор еще один мужчина, — парижанки намного лучше, хотя и провинциальные девушки нисколько не плохи.

— Ерунда, — резко сказал демон, — парижанки намного уступают римлянкам, а те, в свою очередь, не идут ни в какое сравнение с венецианками.

— А ты, стало быть, по всем прошелся? — прозвучал вопрос из-за спины.

Сивилла выглядывала из-за колонны, стараясь остаться незамеченной. Синие глаза неестественно блестели, намокшие прядки волос обрамляли лицо. Она была босиком и пахла дождем и мятой. Азазелло взмахнул рукой, отводя глаза, и приблизился к ней. 

— Уходи.

— Нет.

— Не приближайся. Ты погубишь меня.

— Я люблю тебя. 

Вот так просто. Как будто эта фраза на самом деле что-то значит, как будто может переломить судьбу. Начиталась человеческих сказок. Азазелло демонстративно отвернулся и процедил сквозь зубы:

— Не подходи ко мне. 

Пускай Сивилла разозлится, оскорбится, пускай возненавидит его — что угодно, но пусть прекратит мучить его несбыточностью желаний. Само присутствие сводило с ума. Вся темная сущность демона тянулась к ее существу — неправильное, непозволительное ощущения правильности и родства не покидало его. 

Вопреки его ожиданиям, Сивилла тихо покачала головой. Она хотела было что-то сказать, но запнулась и, резко развернувшись, исчезла в темноте коридора, оставляя влажные отпечатки маленьких ног на черных мраморных плитах.

* * *

Сиви стоило немалых усилий совладать с собой. Ее сотрясала крупная дрожь, но щеки пылали. «А ведь, в самом деле, я люблю его», — подумала она. Странно, что только сиюминутное смятение заставило ее признаться в этом и себе самой. Несмотря на безумную радость от возвращения Азазелло, Сиви не могла не обратить внимания на брошенную демоном фразу о роковой опасности ее чувств к нему. Он просто не понимает, думала она. Она любит его, сколько себя помнит... От этого никому никакого вреда не будет. Мессир, в конце концов, хочет чтобы она — Сиви — была счастлива, Азазелло его самый доверенный приближенный — все складывается идеально. Конечно же, она не станет признаваться в своих чувствах и желаниях сейчас — она ждала так долго, подождет еще, но придется действовать. Продолжать жить под замком, наблюдая как будто бы из окна, как ее собственная жизнь проходит мимо, она не хочет. И не будет. 

Размышляя, Сиви расчесывала волосы и орудовала гребнем так яростно, что рванула себя за локон. Девушка поморщилась и уставилась на свое отражение в зеркале. Конечно, все будет непросто. Азазелло — демон, а она смертная. Никогда не было случая, чтобы подобные связи длились долго и заканчивались добром. То, что такая связь обречена на бесплодие, Сиви заботило мало. Она сомневалась, что когда-либо захочет иметь детей...

— Я — Сивилла Оршели, — проговорила девушка вслух. — Я — Светлая Госпожа Шеола, и я добьюсь, чего хочу. 

Кроме всего, для Мессира нет почти ничего невозможного, он выслушает Сиви и все поймет. 

Сиви вздохнула. Взаимопонимание у них с Воландом, мягко говоря, ухудшилось за последний год. Сиви не могла простить себе, что ужаснейшим образом подставила Маргариту. Мессиру она не могла простить того, что тот порвал с Марго, причинив себе этим вред. О том, как страдает, должно быть, Маргарита, Сиви старалась не думать... И все по ее вине. Девушка корила себя за то, что не нашла возможности заглянуть в Вечный Приют. Она в свое время натворила дел — это правда, но никогда не поздно исправить ошибки... Или хотя бы попытаться. Это непросто, очень непросто, учитывая жесточайший контроль, под которым она сейчас находилась. На Сивиллу нахлынуло раздражение. Как же ей это надоело! 

* * *

Ужинали они вдвоем. Мессир молчал, будучи погруженным в свои мысли. Он стал заметно угрюмее за прошедший год, и Сиви знала причину. Ну почему он никогда ее не слушает! Сиви тихо ругнулась, когда опрокинула кувшинчик с горячим соусом прямиком себе на колени. 

Воланд недовольно поднял на нее глаза, но ничего не сказал. Молчание затягивалось и делалось неловким. 

— Не хочешь рассказать о том, что происходит в твоей жизни?

Сиви вздохнула. Не захочется рассказывать ничего, если каждый день точная копия предыдущего.

Служанка убирала приборы со стола. Мессир покачал головой, отказываясь от десерта, но Сиви никогда не отказывала себе в удовольствии побаловаться сладким. Гелла пугала девушку, говоря, что она растолстеет, но, тем не менее, этого не происходило.

— Я слышала, что Бал будет проходить в Брокене... — начала Сиви.

Мессир поморщился.

— Да. И я буду тебе очень признателен, если ты возьмешь на себя хлопоты по его устройству. У меня нет ни малейшего желания этим заниматься. Гелла и Фагот введут тебя в курс дела. Помогай им во всем. 

Сиви на секунду опешила, но и обрадовалась. 

— С удовольствием, Мессир, — сказала она.

— Вот и хорошо, — Воланд помолчал и добавил: — В Брокене, по крайней мере, прекрасные конюшни. Что не может не радовать.

— Не откажусь попробовать.

— Не думаю. То могучие, свирепые звери. Не подходят для девушки.

Сиви сверкнула глазами.

— Ну, меня-то еще ни одна лошадь не сбросила, — заметила она.

Служанка, стоящая позади нее глупо хихикнула, и Сиви недовольно на нее покосилась. 

Воланд поднялся, чтобы уйти. 

— И еще одно. Сивилла... — он задержал на девушке взгляд. — Больше в таком виде, как сегодня, ты по Замку и где бы то ни было, не разгуливаешь. Ты не шлюха из дешевого борделя.

* * *

Нежные женские руки бережно перебирали его мокрые волосы и массировали виски. Азазелло блаженно сощурился, вытягиваясь в полный рост на мраморной скамье. 

— Молодец, милочка, — проговорил демон лениво и соизволил разомкнуть веки. Оно того стоило — ведьмочка как раз выплеснула новое ведро воды, и баню заволокло клубами пара. Оливковая кожа девицы влажно блестела. Ему в самом деле всегда больше по вкусу были смуглянки. 

Он почувствовал нарастающее возбуждение, когда ведьмочка начала растирать одеревеневшие мышцы его плеч. Какого цвета у нее глаза? А, не все ли равно — главное, чтобы не синие. 

— Какой странный шрам,— сказала девица, нащупав руну. Азазелло перехватил ее руку и мгновенно перетянул лицом к себе так резко, что девушка не устояла и упала на колени перед демоном. 

— А ты хорошенькая, — медленно проговорил он, — я тебя здесь раньше не видел. 

— А я недавно здесь, — проговорила девица, распутно глядя на него, — я фрейлина Светлой Госпожи.

Зря она упомянула ее...Ох, зря!

Демон обхватил ее затылок железной хваткой. Недостаточно, чтобы причинить боль, но достаточно, чтобы она поняла, с какой легкостью он может свернуть ей шею.

— У тебя слишком красивый ротик, милая, чтобы занимать его разговорами.

* * *

— Что это?! — ошарашено спросила Сиви, когда Бегемот вывалил перед ней свиток непомерной длины.

— Список приглашенных, — сказал шут. — Каждому гостю или паре мы пишем приглашения от руки. Пользоваться магией для этого считается проявлением большого неуважения. 

Сиви раздраженно села за стол и обмакнула перо в чернила. 

— И кто только придумал эти идиотские правила? Кто придумал эти идиотские балы? Да я за неделю не управлюсь со всей этой горой писем!

Бегемот ухмыльнулся.

— С этой горой не управишься, Светлая Госпожа?

Сиви проследила за его взглядом и застонала. В шкафу лежали сложенными еще два таких же свитка.

...Когда день подходил к концу, Сиви уже прекрасно понимала, почему ни у кого из свиты Мессира балы не вызывали ни тени воодушевления. Она засадила за работу всех своих служанок, писала сама, не покладая рук, но конца-края видно не было.

На закате зашла Гелла и удовлетворенно оглядела Сивиллу Оршели, окруженную свитой из ведьм, как всегда, не обращая внимания на то, как хмуро на нее взирает Сиви. За то, что ей навязали толпу служанок, девушка почему-то в первую очередь злилась именно на Геллу. 

— Я послала за Адрамелехом, чтобы он снял мерки и подготовил тебе подходящий наряд. 

— Хорошо, — проговорила Сиви, — я хочу в этом году что-то... не такое, как в прошлый раз.

Она воодушевилась. 

— Я бы хотела завтра сходить в Нижний Шеол и сама выбрать ткани.

Гелла покачала головой:

— Не получится. Завтра собирается совет из высших демонов и великих магов. 

Сердце Сиви екнуло. Девушка вскочила.

— Я надену голубое шелковое платье... Мое любимое! Пожалуйста, причеши меня ты, — попросила она. 

— Нет, — сказала Гелла, — Мессир не желает, чтобы ты там присутствовала. Ты вместе со мной будешь принимать просителей, ну и готовить Бал, разумеется.

У Сиви опустились руки. Захотелось разрыдаться. «Он не просто не дает мне дышать. Он мне почти что жить не дает!»

Ее служанка, Бесс, снова не сдержала свой дурацкий смех. «Она беспросветно глупа... Но зато у нее доброе сердце. Или что там у них вместо сердца...»

Девушка проводила Геллу расстроенным взглядом, и вернулась к вороху приглашений. Сиви снова посмотрела на дурочку Бесс. И снова на приглашения... Ей в голову пришла мысль, одновременно простая, но и опасная. Сиви глубоко вздохнула.

* * *

Настал день, и Марго перестала плакать. Прошло еще какое-то время, и она перестала ежеминутно ждать. Сначала ей показалось, что это атмосфера Вечного Приюта начала наконец действовать на нее, принуждая к покою и смирению, но нет... То чувство, которое зарождалось и крепло в ней, трудно было назвать покоем. Скорее, Маргарита просто устала страдать. Горе от разрыва с Воландом перешло в тупую, каждодневную боль, но с болью можно было жить — к ней бывшая королева была привычна и больше не страшилась ее. Нелестные фразы Повелителя Теней продолжали ранить и спустя столько времени, потому как были правдивы.

Она на самом деле крайне влюбчива по натуре — это верно. И жизнь с Мастером, по сути, приелась ей, как и жизнь с ее законным супругом. И, наконец, ей действительно следовало признаться Воланду о встрече с Сивиллой. Его ярость была объяснима и справедлива, но... Лишь отчасти. Невозможно быть откровенным с тем, кого боишься. Невозможно вечно являться ничем для того, кто для тебя целый мир. Силы Марго тоже имели свой предел — она была лишь человеком... Сатана намеренно ударил ее в самое больное место, как мог только он, но теперь к боли и раскаянию примешивалось еще и чувство обиды, и именно оно каким-то образом помогало Маргарите выживать. 

Оживал ее сгоревший сад, и вместе с ним сама Марго находила в себе силы проживать заново каждый из похожих на предыдущий дни. 

В один из таких дней бывшая королева вернулась из сада на закате. Вошла, как обычно, в гостиную, и остолбенела. На диванчике для гостей непринужденно восседала в компании с Мастером ни кто иная, как Сивилла Оршели.

Все былые чувства разом всколыхнулись. Маргарита оторопела и на какое-то время просто замерла в дверном проеме, не в силах сделать ни шагу. На смену страху и смятению пришла злость. Ну почему ее просто нельзя оставить в покое?! В этом пресловутом Покое? 

Мастер между тем проявлял неподдельный интерес к гостье. На столе стояли кувшин с вином и три хрустальных бокала из их собственных запасов. Мастер наполнил бокалы и тут же взял свой. Взгляд девушки скользнул по Марго, кивок головы обозначил вежливое приветствие, но более Сивилла ничем не показала, что они знакомы. Маргарита потрясенно разглядывала девушку. На той была широкая блуза, заправленная в обтягивающие брюки для верховой езды, высокие сапоги до колен, в туго зачесанных волосах сверкали отделанные драгоценными камнями заколки. 

Сивилла с благодарностью приняла предложенный напиток, поиграла вином в бокале. Марго не могла не отметить про себя, что девушка заметно повзрослела и обзавелась статью, движения ее стали плавными, а манеры величественными. Мало что выдавало в ней теперь ту взбалмошную и слегка безумную девчонку, которую Маргарита успела узнать. 

Марго охватил страх, смешанный со злостью. Что на этот раз принесет ей их встреча? Какие новые горести и испытания? Какие цели преследует адская принцесса?

* * *

Сиви пригубила вино и рассмеялась шутке Мастера, выражая подлинный и неподдельный интерес, но не забывая ни на секунду следить за Маргаритой. На столе уже лежало развернутое приглашение на Бал, которое было принято с огромным воодушевлением. Они как раз обсуждали «Божественную Комедию». Мастер процитировал отрывок из оригинала и хотел было перевести его, но Сиви легко подхватила и закончила фразу так же по-итальянски. 

— Вы прекрасно образованы, — сказал Мастер с долей восхищения.

Сиви вздохнула и улыбнулась.

— Для женщины, вы хотите сказать? — с оттенком грусти спросила она. 

— Нет, что вы, конечно же, нет!, — поспешил заверить собеседницу Мастер. 

Он заметил так и стоящую в проходе Маргариту и жестом попросил ее присоединиться к столу. 

— Марго, нас посетила светлая госпожа Сивилла Оршели, — счел нужным объяснить Мастер. 

Сивилла незамедлительно встала и протянула руку в приветственном жесте. 

— Большая честь для меня, донна Маргарита, — сказала она, широко улыбаясь.

Марго осталось лишь молча ответить на рукопожатие и коротко поклониться.

— Госпожа Оршели принесла благую весть, — говорил Мастер, наполняя вином третий бокал и передавая его Маргарите, — Мессир не забыл о нас. Мы приглашены на Великий Бал Полнолуния в Брокене.

Маргарита едва не выронила стакан из рук.

— Нет! — испуганно вскрикнула она. — Это невозможно! 

Ни Мастер, ни Сивилла не придали ее возгласу особого значения. 

Марго начало это не на шутку злить. Она с силой поставила бокал на стол.

— Это невозможно, — сказала она, сверля Сивиллу гневным взглядом, — нас никогда раньше не приглашали.

Девчонка вернула ей не менее красноречивый взгляд и заговорила, практически обращаясь лишь к Мастеру:

— Я согласна. Непозволительное, грубейшее упущение с нашей стороны, — она тонко улыбнулась, — разве мог забыть Мессир того, кто угадал историю сына звездочета?

Маргарита посмотрела на Мастера и не поверила своим глазам. Тот слегка покраснел и ловил каждое слово Сивиллы. Неужели он не понимает, что Сивилла флиртует с ним! Когда девушка глянула на Маргариту, синие глаза блеснули искорками льда. 

— Мессир лично подписал приглашение, — проговорила Сиви, — мы будем чрезвычайно огорчены отказом. 

— Как ты можешь, Марго? — пораженно спросил Мастер. — Как можно отказать после всего того, что было сделано для нас?

Маргарита не нашла в себе сил ответить. 

— Замечательно! — подытожила Сивилла, поднимаясь, чтобы уходить. Она протянула руку Мастеру, и тот поцеловал ее. — Не соблаговолите проводить меня, донна? 

* * *

— Я сожалею, — сказала Сиви, едва они с Марго вышли за порог. 

— Тогда зачем ты пришла доламывать мое жалкое подобие жизни? — спросила женщина саркастичным тоном.

Сиви усилием воли подавила волнение. 

— Он страдает с тех пор, как ты ушла. По-крайней мере, у вас будет возможность объясниться. Лучшего момента не найдешь. Ты Королева — это уже ничего не изменит, так будь ей! Просто взрасти это в себе, как взращиваешь розы!

— Мой сад сгорел.

Сиви глубоко вздохнула. Настал момент, когда она действительно может помочь, и она это сделает.

— Ну, это как раз поправимо. 

Марго непонимающе посмотрела на Сивиллу, но та уже уселась на колени на землю и погрузила ладони глубоко в почву. Сиви слегка улыбнулась и прикрыла глаза, почувствовав знакомую пульсацию... Когда-то давно Иешуа Га-Ноцри научил ее Дару Жизни. Зачем было учить этому ту, что должна умереть, для Сиви было загадкой, но уроки она не забыла. Сиви вздохнула глубоко, и ладонь ее будто ударило электрическим током. 

Марго с изумлением смотрела, как сначала по почве под ее ногами пробежала легкая дрожь. Первым отозвался алый куст, начавший покрываться крошечными бутонами. За ним зацвел еще один куст — белый. Женщина видела, как ее сад возвращается к жизни, и что-то просыпалось в ее душе. Она примет вызов. Она пойдет на этот проклятый Бал. Пускай Повелитель Теней и был прав — у нее нет души и нет жизни. Тем лучше — то, чего нет, никто не может отнять. 

* * *

Как и следовало ожидать, ее свита во главе с вездесущей Эсмеральдой ожидала Сиви в покоях, будто притаившись и карауля под дверьми купальни. Право мыться в одиночестве, допуская к себе лишь Геллу, Сиви удалось отвоевать с огромным трудом. Это пришлось очень кстати, когда понадобилось активировать тайный портал.

— Госпожа, вы так задержались, мы почти что с ума сошли от нетерпения, — пропела Бесс.

— Ну, тебе-то, это не грозит, милая, — ответила Сиви добродушно. Дело свое служанка сделала, не желая и не смея отказать любимой госпоже. Нужное приглашение было отправлено Мессиру среди кипы других бумаг на подпись, не вызвав ни вопросов и не привлекая к себе ненужного внимания. Все остальное Сиви сделала сама. Если все пойдет по плану — а все должно пойти по плану — то внимание Воланда будет приковано на Балу вовсе не к Сивилле Оршели. 

— Как долго ты пробыла в купальне? — строго спросила нарисовавшаяся в дверях Гелла.

— Часа три, не больше, — ответила Сиви, бесстрастно глядя на демонессу, — я придумала себе наряд и хочу, чтобы над ним начали работать немедленно. Пожалуйста, — добавила она. 

* * *

Время приближалось к полуночи. Сивилла, отпустив всех служанок заблаговременно, сидела полностью обнаженная у зеркала. Сегодня никаких громоздких украшений — только крохотные рубиновые сережки, похожие на капли крови, мерцали в ушах. Волосы давно были уложены Геллой в низкий хвост с помощью шпилек. Ничего лишнего. Она не кукла, чтобы наряжать, не марионетка, играющая спектакль на потеху гостям. Сегодняшнюю игру сыграют по ее правилам. Предчувствие, предвидение — она не знала, как назвать это или объяснить, но вся ее душа кричала: им с Азазелло суждено быть вместе. Призывая себя к хладнокровию, девушка понимала все больше, что дело не только в ее любви и его страсти. Силы, более могучие, чем Свет и Тьма вели ее к нему со всей необратимостью. Почему — Сиви не знала. Но знала, что за свои восемнадцать лет она успела повидать многое: и жизнь, и смерть, и Свет и Тьму, и даже само Небытие, но никогда еще ей не было так страшно.

Впрочем, нет, это не совсем страх. Это неведомое ранее чувство, которое поглощает ее всю целиком. Что бы ни произошло этой ночью — оно поделит ее жизнь на «до» и «после». 

Девушка поднесла палец к губам и тронула их ярко-алой помадой. Затем встала в полный рост у зеркала, под ее взглядом откинулась крышка деревянного резного ларца. Внутри лежали алые розы, которые казались живыми. Они и были живыми. Цветы вылетели из шкатулки, закружились вихрями вокруг Сивиллы и сложились в платье. Точеные лепестки подрагивали, на хрупких листьях сияли капельки росы, от роз распространялся нежный аромат, несравнимый ни с какими духами. 

Сиви удовлетворенно кивнула головой отражению. Разом погасли все свечи, и комната погрузилась во тьму. Девушка скользнула ногами в прозрачные туфли на высоком тонком каблуке и вышла из своей спальни. 

* * *

Бал начался, как и всегда, внезапно и громко. Сиви мысленно поздравила себя — они прекрасно справились. Подданные Мессира будут довольны. Сиви надеялась, что и сам он, в конечном счете, тоже будет доволен, но это зависело уже не от нее. Фигуры были расставлены. Партия начиналась. Под непоколебимостью, внешней уверенностью, под широкой улыбкой той, у чьих ног лежат все богатства мира, в Сиви плескался самый настоящий ужас. А что, если она ошибается? Что, если Провидение, ведущее ее годами к демону безводной пустыни, окажется лишь плодом ее воображение? Что, если все чувства, которые на самом деле она вызывает у Азазелло, являются одной лишь похотью. «Это невозможно, — думала она, — я просто знаю, что это невозможно». 

А Бал шел своим чередом. Гости прибывали и уже ожидаемо спешили высказать свое почтение именно Сивилле Оршели. Очередная Королева вызывала куда меньший интерес. Сиви приветствовала гостей, смеялась, выказывала все радушие, сохраняя королевскую осанку. Куда бы она ни пошла, толпы расступались перед ней. Сивилла несла себя по бальной зале, повинуясь интуиции, и оказалась почти лицом к лицу с Азазелло. 

Демон был в своем истинном обличье и смотрел он на Сиви подчеркнуто бесстрастно. Девушка остановилась, и разом стихли все разговоры. 

— Откройте танцы, Светлая Госпожа! — послышался возглас.

— Да, госпожа, откройте Бал! — начали вторить остальные. 

Сиви подошла вплотную к демону и тихо произнесла:

— Разве можно отказать гостям в такую ночь? — и застыла перед ним в пригласительном реверансе. 

— Разумеется — нет, — прозвучал ответ, и Азазелло поклонился ей в ответ с гибкостью и изяществом, удивительными для его мощной фигуры, — госпожа. 

И под бурные аплодисменты демон уверенно повел ее в вальсе. 

— Не тешь себя напрасными надеждами и не терзай меня, — сказал Азазелло. 

— Ты обманываешь меня, — спокойно и тихо ответила Сиви, — не обманывай хотя бы себя. Мы оба знаем, что я чувствую к тебе то, что ты чувствуешь ко мне. Кто я такая, чтобы противиться судьбе? Даже тебе неподвластно необратимое. 

— Необратимое случится, если мы дадим волю нашим чувствам.

— Значит, уже случилось, — они вышли на последний круг, — я буду ждать. Даже если ты уйдешь снова — я буду ждать. Всегда.

* * *

Этот Бал проходил немного по-иному, чем запомнилось Марго. Мастер поспешил счастливо приветствовать других гостей — он был искренне счастлив, находясь средь множества величайших личностей, которые могли служить ему вдохновением. Маргарита предпочла раствориться в толпе. Легчайший прозрачный шелк накидки нисколько не скрывал наготу бывшей Королевы, а окутывал все ее тело волшебным мерцанием и подчеркивал ровный загар, здоровый румянец и спокойствие человека, который недавно понял что-то важное о себе и находится на новом пути.

Марго прислушалась к себе. Да, она все еще любила Воланда так, как не любила никого и никогда, но... себя она любила тоже. И это было неожиданно и ново. В ушах все еще звучала фраза, последняя фраза, сказанная Сивиллой Оршели на прощание: «Meня учили, что жизнь человека не так уж отличается от посмертия. Есть немало душ, которые возвращаются, когда им позволяют начать все заново в своем теле или в новом. Просто умершие могут существовать на Земле как амфибии. Им придется возвращаться сюда, чтобы не погибнуть окончательно».

Если есть цена моей свободе, думала Марго, я эту цену заплачу охотно. 

* * *

Нечто заставило Воланда выйти в бальную залу раньше обычного, естественно, не давая никому понять, что хозяин торжества уже здесь. Повелитель Теней мрачно оглядывал толпу гостей, отметив про себя, что Сивилла прекрасно справляется и выглядит полноправной хозяйкой. Что ж, он снова оказался прав. «Пожалуй, самое большее — еще год, и можно будет исполнить ритуал», — думал Воланд. Она уже будет готова. Незачем тянуть время — Бездна не станет слабее. Если не начать предпринимать серьезные меры — человеческий мир канет в лету, и тогда настанет конец всему. Тварь пожрет все, и воцарится абсолютный хаос. Хуже всего, если больное сознание кинется создавать новые миры и уничтожать их один за другим. Вечность обещает быть исключительно долгой и малопривлекательной.

Немногие вещи могли посеять страх в сердце Сатаны, но, когда величайший, первичный разум Его Самого — Отца — поначалу медленно угас, а затем сосредоточился лишь на голоде, подкрепляемым злобой и разочарованием, Воланд понял, что боится повторить его судьбу. Боится безумия и немощи. Ибо во вселенной, созданной Отцом, по-настоящему бессмертен лишь сам Он Сам... До того как обстоятельства сложились таким образом, что позволили человеческому ребенку сначала обмануть смерть, а затем впитать в себя силы трех миров. Кроме этого, Сивилла пока что обычный человек. Пока что...

Предаваясь невеселым мыслям, Воланд рассеянно скользил взглядом по толпе гостей, пока некто не привлек его внимания, заставив пораженно остолбенеть и почти выронить бокал. 

* * *

Внезапно Марго вздрогнула — Воланд стоял в нескольких десятках метров и смотрел на нее в упор. Усилием воли она заставила себя не опускать взгляд. Самое худшее она уже пережила и не раз. Повелитель Теней взмахнул рукой, и зал оказался абсолютно пуст. Музыка и шум толпы ощущались где-то вдалеке, но сейчас они были лишь вдвоем. Воланд стоял неподвижно, выжидая. Марго собрала всю свою королевскую волю в кулак и пошла по направлению к нему. Шаг. Еще один шаг — и Маргарита почтительно преклоняет колена перед Князем Тьмы. 

— Мессир.

Через несколько секунд Воланд знаком приказал ей подняться.

— Маргарита Николаевна. 

Он хорошо скрывал это, но себя обмануть не мог — едва Воланд увидел бывшую любовницу, все его чувства разом всколыхнулись. Проснулось желание обладать этой женщиной. И только этой женщиной. Сатана разглядывал Марго: темные распущенные волосы, стройная фигурка, обрамленная прозрачным мерцающим шелком, все такие же яркие малахитовые глаза, грустные, но и бесовские... Черт возьми, он не может себе позволить поддаться влечению, слишком дорогую цену он может заплатить, если снова приоткроет свое сердце! 

Маргарита вопросительно наклонила голову, и он не выдержал:

— Оставайся сегодня ночью со мной.

Марго вздохнула и склонила голову. 

— Разумеется. Мой долг исполнить любое ваше приказание, Мессир. 

Воланд не поверил своим глазам. Она...не желала его! Разумеется, она покорялась его воле, но ему не покорность ее нужна.

Будто прочитав его мысли, Маргарита тихо произнесла:

— У меня нет души, Мессир. Вы сами дали мне это понять. Но то, что осталось вместо нее, отболело. Я выполню все, что вам будет угодно, но ничто не в силах заставить меня радоваться этому после той боли, что я перенесла. 

Воланд положил руку на плечо Марго и притянул к себе. Марго вздрогнула от его прикосновения, но закрыла глаза и нашла в себе силы не поддаться дьявольскому искушению. «Я уже потеряла так много. Если я позволю вещам вернуться на круги своя, я потеряю последнее, что имею. Себя».

Воланд остолбенел. Она действительно не желала его! Как это возможно?! Испытывая растерянность и гнев, он сказал ей тихо и угрожающе. 

— Я могу и не спрашивать тебя, чего ты хочешь, знаешь ли. Более того, если я того захочу, ты сию секунду будешь изнывать от желания и умолять, чтобы я взял тебя. 

— Все так, — ответила Марго, — вы вольны делать с моим телом все, что вам заблагорассудится. И если вам нужны мои услуги — любые — я окажу их вам, как то полагается рабыне. Вы можете заставить меня чувствовать, что вам угодно. Но... Это буду уже не я, Мессир. Мы оба это знаем, и ничто не в силах изменить это. 

Воланд пораженно молчал. Темнейшая душа разрывалась на части — можно было не считаться ни с чем и поработить Маргариту — заставить весь мир перестать существовать для нее, но она была права! Черт побери, она была права! Он не может, не в силах обладать ей против ее воли. Не годится она на роль простой наложницы. Ему нужна была Маргарита! Его нежная, влюбленная, гордая и непоколебимая Маргарита! 

Воланд резко развернулся на каблуках и пошел прочь, Маргарита провожала его, видимого одной ей, взглядом. Повелитель Теней уходил, покидал Бал, который — как он знал — все же был последним. 

* * *

Комната освещалась лишь светом полной луны, огромной и золотой. В спальне никого не было, кроме нее, но она знала — он близко. Сердце грозилось выскочить из груди. Бутоны алых роз, из которых было сшито ее платье, раскрывались и закрывались в такт ее дыханию.

У Сиви вновь перехватило дыхание и подкосились ноги. Девушка опустилась в кресло. Бокал в ее руке подрагивал.

Сегодня ночью, как и год назад, большинство мужских взглядов были прикованы к ней. Сотни вожделели ее тело и душу, пускай и многие видели в ней лишь ключ к власти. Любой поплатился бы за желание использовать Сивиллу Оршели. Впрочем, мысли о всех остальных мужчинах казались нелепыми и даже вызывали отвращение, поэтому Сиви отмахнулась от них. Как и вообще от каких-либо мыслей.

Дверь скрипнула и отворилась, мощная фигура Азазелло закрыла собой весь дверной проем. Сиви поднялась с кресла, отшвыривая бокал и слыша, как тот взорвался осколками.

Он увидел ее — в поразительном платье из алых живых роз, широко распахнутые синие глаза, казавшиеся черными в неверном лунном свете.

Ему, не ведающему страха демону-убийце безводной пустыни, захотелось попятиться. Впервые он проиграет битву, даже не начав ее.

— Сивилла… — почти прошептал он с безнадежностью в голосе.

Она прошла к нему и обхватила его запястья своими маленькими прохладными ручками, вводя его в комнату.

— Пожалуйста... — прошептала она, увлекая его все дальше. — Пожалуйста, позволь мне остаться с тобой сегодня. Я ждала так долго — всю свою жизнь.

* * *

Он чувствует, что она говорит искренне — ничто в мире не может быть более правдивым, более настоящим. Ее душа распахивается перед ним, и он действительно видит ее невинную, но такую яркую страсть, ее нежность, вынашиваемую с самого раннего детства, и Азазелло во второй раз в жизни открывается перед этой женщиной.

Когда она тоже видит его, слезинки радости и узнавания стекают по ее щекам. 

 — Нет… — шепчет он. — Сиви, нет… — оба не замечают, что впервые он зовет ее неполным именем. Она все так же тихо плачет от счастья, и Азазелло поцелуями осушает ее слезы. В нем нет ни капли привычной жесткости, грубости и цинизма, как и в ней, отбросившей в себе все лишнее, как бокал с недопитым шампанским.

— Пойми, мне не жить, если ты разделишь со мной ложе, — делает он последнюю обреченную попытку.

— Это мне не жить, если я не разделю с тобой ложе этой ночью, — шепчет она, стирает рукой остатки красной помады с губ и позволяет волшебному платью из роз слететь с нее цветок за цветком.

Вид обнаженного девичьего тела, о котором он столько грезил, сводит демона с ума. Ни в ком из его бесчисленных женщин не было столько искренности, столько чистоты, желания и того чувства, имя которому он дать не может.

Он прижимает ее к себе, начинает гладить белую гладкую кожу, боится сжать ее слишком сильно — ведь она такая маленькая.

Сиви чувствует его растущее вожделение и начинает тереться об него всем телом, вырывая у него короткий стон.

Мгновение — и Азазелло так же освободился от бальной одежды. 

Ему хочется подхватить ее на руки и отнести на ложе — ведь битва уже проиграна, но она опережает его, встав на цыпочки и прижимаясь к нему, начинает покрывать поцелуями его грудь, живот, плечи — короткими и страстными.

Они идут к постели, не размыкая объятий. Демон не выдерживает и впивается поцелуем в нежные прохладные губы Сивиллы. От этого поцелуя оба теряют равновесие — и каким-то образом спотыкаются о кровать, так, что он падает на спину, и Сиви оказывается лежащей на нем.

Впервые за свою долгую бессмертную жизнь Азазелло испытывает беспомощность и даже страх, находясь с женщиной. Какими последствиями обернется для них эта ночь? Как остановить необратимое, как остановить то, что не хочется останавливать?

Ее волосы скользят по его лицу, кончики маленьких грудей касаются его тела — ее ласки неумелы и невинны, но возбуждают его сильнее самых искусных куртизанок, что ему довелось встречать.

Она вовсе не робеет, покрывает его поцелуями везде, куда может дотянуться. Он успевает лишь отвечать ей, перехватывая ее лицо за щеки и притягивая к себе. Оба слишком поглощены друг другом и не замечают, как в комнате то загораются, то гаснут вновь свечи.

В какой-то момент девушка лукаво улыбается, и от одной ее улыбки демону не удается подавить короткий вскрик. Азазелло резко хватает Сивиллу и притягивает ближе к себе, сажает на ложе. Он впивается в ее уста поцелуем, яростно и страстно, язык скользит по ее губам и проникает глубже, желание столь велико, что он чувствует, что не может сопротивляться, но что делать дальше — она же девственница?

Он проникает своей рукой меж ее бедер, горячих, словно лава, и нежных, как лепестки жасмина. Девушка начинает двигаться в такт с ним, вращать бедрами вокруг его пальцев, из ее груди вырываются сладкие короткие стоны. Вдруг она отстраняется и хватает его за могучие плечи.

— Скажи мне! — требовательно и хрипло шепчет она: — Скажи мне, что хочешь меня!

— Я хочу тебя… — рычит он ей в ответ, яростно целуя ее шею.

* * *

Никогда еще Сиви не была так счастлива, глаза ее были прикрыты, а губа закушена — все, кто когда-то рассказывал ее о Рае, ничего о нем не знали, даже те, кто жил там. Она и сама на самом деле до этой минуты никогда не бывала в настоящем Раю. Рай — это здесь и сейчас, рядом с Азазелло, в свободе от одежд и от мыслей.

Нежная и умелая мужская рука заставляла Сиви извиваться, вскрикивать и легонько царапать спину Азазелло, пальцы встретили зарубцевавшийся шрам — ту самую руну, которую она сама нанесла ему тремя годами ранее. Перед глазами возникло воспоминание о том моменте и вызвало новую волну желания, от которого закружилась голова.

Поддаваясь порыву, будто готовясь нырнуть в холодную воду, Сиви двинулась вперед.

— Нет! — вскрикнул Азазелло, поняв, что она делает. — Погоди! Тебе будет очень больно!

Она лишь покачала головой, улыбаясь ему, и приложила палец к его губам. Затем, коротко вздохнув, она резко дернулась вниз, позволяя ему проникнуть.

И тут же вскрикнула от острой боли, слезы вспыхнули в глазах и заструились по щекам. Она почувствовала, как кровь сбегает вниз, окропляя Азазелло, и гримаса боли сменилась счастливой улыбкой. О, да…

— Что ты натворила, — прохрипел демон почти с отчаянием, — теперь я не остановлюсь. Я не могу…

Понимая, что Сивилла не знает, что делать дальше, Азазелло обхватил ее широкими ладонями за бедра и начал двигать вверх-вниз, как можно осторожнее, чтобы не причинять девушке лишней боли.

— Силы Великие, какая же ты узкая…— прошептал он. Волна наслаждения закружила его сильнее и утащила в водоворот. Спустя секунду он, не в силах более сдерживаться, рванулся навстречу ей — сильно и резко, придя к опустошению, заставив себя и девушку вскрикнуть.

Демон осторожно снял Сиви с себя и уложил рядом, устроив ее голову на своем плече и не отрывая взгляда от алых пятен на своем животе и ее бедрах.

— Глупая…— прошептал он, целуя ее волосы.

В ответ она прижалась к нему всем телом:

— Не хочу думать ни о чем. Мертвые оплакивают живых, Небеса пускай принадлежат ангелам, а у нас нет времени быть наивными или мучиться чувством вины. Пускай все будет, как будет. Только бы мы оставались вместе. Ты и я.

— … Она была прекрасна... Шехина. Первородная богиня, возлюбленная Самого. Она родилась на закате, и солнце устыдилось того, насколько оно уступало ей в своей красоте, и поэтому настала ночь. Он Сам ужаснулся, что не сможет более лицезреть красоту своей возлюбленной по ночам, и создал луну и звезды, — Сивилла замолкла, прервавшись на поцелуй и зашептала снова: — Когда солнце взошло на следующий день, Первородная Богиня сошла на Землю, и Он Сам укрыл ее травой, чтобы возлюбленной было мягко ступать.

Последние слова Сиви произнесла еле различимо, нежно ведя губами по щеке Азазелло.

— Это всего лишь сказка.

— Легенда, — поправила его Сивилла.

— Глупая сказка. Мир создавался совсем не так. Это был хаос, мрак, огонь и кровь. Ничего больше, — Азазелло умолчал о том, какова была истинная роль Шехины в этом действе и ее дальнейшая судьба, да и думать о ней не хотелось. Не хотелось думать ни о чем — а просто ощущать на себе тяжесть девичьего тела, чувствовать биение сердца Сивиллы Оршели под своей ладонью и вуаль ее распущенных волос, укутавших его.

Под покровом майской ночи они оставили брокенский дом, вышли в земное измерение и несколько часов шли по проселочной дороге, не размыкая рук, как простые смертные любовники. Дорога вывела их к небольшому постоялому двору. Сиви смущенно ждала на крыльце, пока Азазелло, уладивший с хозяином какие-то дела, не увлек ее внутрь и вверх по лестнице, в комнату. Едва затворив за собою дверь, они мгновенно избавились от одежд и снова кинулись в объятия друг друга.

Демон вздохнул — близился рассвет. Пора было возвращаться самому и возвращать домой Сивиллу. Девушка уловила отголосок его мыслей и нахмурилась, прижавшись к нему еще сильнее. Ей не хотелось уходить.

Внезапно Азазелло резко сел на постели и заметно побледнел. Сиви посмотрела на него, и глаза ее округлились от ужаса. Девушка сдавленно пискнула, заползла под одеяло и укрылась с головой.

Дверь распахнулась, как от удара, и в комнату неожиданно ввалился Воланд, странно пошатываясь и обводя комнату замутненным взором:

— Ох… Азазелло! Так и знал, что ты здесь… — Повелителя Теней снова шатнуло, и он с видимым усилием сфокусировал взгляд. — Ах, ты с самкой… А я и не догадался…

Азазелло со смешанным чувством ужаса и недоумения пришлось признать, что Князь Тьмы был абсолютно… пьян?!

Между тем Воланд продолжил свою бессвязную речь:

— Считайте, что вас тут нет! То есть — меня нет!.. Нет, как это так? Я есть! Я же не поэт Иван Бездомный, чтобы утверждать, что меня нет. Я вообще… не поэт. И дом у меня есть. Получше любого из земных! И все у меня дома, — Повелитель Теней замолчал, и Сиви тихонько выглянула из-под одеяла. — Нет, не все… Сивил-ла не дома! Где она, кстати?.. И я не дома, во-от.

— У меня, похоже, не все дома… — прошептала Сивилла, косясь из-под одеяла на нетрезвого Мессира, который нарушил их с Азазелло уединение. Все опять пошло наперекосяк! Ее план был прост и исполнен гениально: Воланд должен был неминуемо встретиться с Маргаритой на Балу и таким образом абсолютно перестать следить за тем, чем занимается Сиви. Девушка, кроме всего, еще и надеялась, что встреча положит конец размолвки Мессира и Марго, но в ее планы вовсе не входило то, что Мессир застанет ее наедине с Азазелло! Благо, что за пеленой дурмана Воланд абсолютно не ощутил ее присутствия.

— У нас все дома, — твердым голосом, который не вязался с его растерянным видом, невпопад сказал Азазелло.

Воланд прислонился к стене и прикрыл глаза.

— Прости, Азазелло, — проникновенно сказал он, приложив руку к груди. — Прости, опять забыл, что ты с суккубом… Получай удовольствие, друг мой, от самок, но и помни, что от них же много бед. Оч-чень много… Ну раз все дома, а я не дома, то надо домой! На-адо. Самое главное, что я есть. Не могу же я не есть?! У вас есть что поесть?

— Дома есть, Мессир, — терпеливо пытался выпроводить господина осмелевший, но и ошарашенный Азазелло, успевший вылезти из постели и прикрыть чресла простыней, — и поесть, и попить.

— Попить — это хорошо! Надо ещё… выпить! Может, тогда поэтом стану… Буду очаровывать и завоевывать! — Воланд кивнул, прикрыл глаза руками, будто что-то его грызло изнутри.

— Что вас так гложет, Мессир? — встревожено спросил успевший уже не раз попрощаться с жизнью демон безводной пустыни.

— Меня гложет комплекс вины… вина, — начал объяснять Воланд, — три бочки греческого вина в комплексе с портвейном. Развлекайся, Азазелло. Но не слишком. Все беды от женщин! — напоследок провозгласил Сатана и поплелся восвояси, оглушительно топая и сшибая косяки своими могучими плечами.

Еще раз убедившись, что Мессир не заметил ее, и его замутненное присутствие удаляется, Сиви осмелела и вылезла, наконец, из-под одеяла. Она глубоко вздохнула и пробормотала:

— Я ожидала, конечно, что ее приход произведет на него сильное впечатление, но на это никак не рассчитывала…

— Не рассчитывала? — непонимающе спросил Азазелло.

Сиви запнулась и пробормотала что-то невнятное. Азазелло еще несколько секунд не отрывал от нее взгляда.

— Собирайся. Пора домой, — коротко велел он.

* * *

Следующие дни летели для Сиви молниеносно, но как в тумане. Ее поглотила эйфория, и хотя им с Азазелло удавалось видеться крайне редко, мечты о нем поглощали все ее сознание. Ее будто наполняла неизвестная ей до того энергия. Дни ее все так же были заняты, но ни работа в лабораториях, ни в библиотеке не утомляла ее, как и не утомляла все та же бесконечная череда приемов. Настрой Сиви передавался окружающим, заклинания и формулы давались без труда, но все равно Сиви казалось, что она оживает лишь с покровом ночи, ускользнув ото всех ей одной известными тропами в Долину Огня.

Там бушевало пламя, а Сивилла любовалась Азазелло. Через какое-то время он безмолвно открывал ей объятия и привлекал к широкой обнаженной груди. Сиви засыпала у него в руках, слушая рев первородного огня и дыхание демона, но проходило несколько часов, Азазелло будил ее, и Сиви возвращалась обратно. Она знала, что на близость идти им сейчас крайне опасно. Не терпящую промедлений и требовавшую мгновенного исполнения желаний Сивиллу любовь сделала осторожной. Она ждала подходящего случая, и он наконец-то представился.

* * *

Она блаженно потянулась, как кошка, перекатываясь со спины на живот, прекрасно зная, что ее короткая прозрачная туника без рукавов откроет ее самые сокровенные места изучающему взору демона безводной пустыни.

— Я помню, что ты рассказал и показал мне не все, — прошептала Сиви с лукавой улыбкой и облизнула губы, нарочито медленно и дразняще.

Азазелло, в который раз давший себе слово не поддаваться на провокации маленькой нахалки и в который же раз это слово нарушивший, проследил за рубиновым язычком, острым как бритва, но и сладким как мед. Он медленно, нарочно растягивая удовольствие, подошел к ней и присел на корточки рядом, все равно умудряясь значительно возвышаться над лежащей на земле Сиви.

— Я очень зол на тебя, знаешь ли, — проговорил он. Ладонь его легла на девичью ягодицу, накрыла ее целиком и сжала упругую нежную плоть.

— Зол на меня? — непонимающе улыбнулась она. — После бала ты вовсе не выглядел злым.

Она улыбнулась ему радостно и развратно.

— Да, зол, — повторил Азазелло и вдруг резко перехватил Сиви за запястья, разворачивая ее и заставляя встать на колени лицом к себе. Легкий испуг от неожиданности отразился в глазах девушки и еще больше раззадорил его:

— Я привык быть сверху, — он наклонился и легонько ухватил зубами торчащий сквозь тонкую ткань сосок.

Сиви закусила губу и запрокинула голову.

— Нет-нет, — огромная ладонь легла ей на затылок, — не отводи глаз. Я хочу, чтобы ты смотрела. Я хочу, чтобы сегодня ты видела все, что я делаю с тобой, чтобы своими глазами ты смотрела, как отзывается твое тело на мои ласки. Вот так, — он задрал тунику ей до самой шеи и продолжил играть с налившимся алым бугорком, — посмотри, как он тянется ко мне, словно бутон цветка, словно спелая вишня. Так и хочет, чтобы ее сорвали.

С этими словами он нежно-нежно, едва касаясь, обвел указательным пальцем свободной руки обе ее груди. Сиви отчаянно хотелось, чтобы он сжал их сильнее, припал к ним своими губами, но играли они сегодня не по ее правилам, и это было ей понятно.

— Видишь, человечек, как они хотят меня? Как хотят, чтобы я продолжал ласкать их. Какая же нежная у тебя грудь… Удивительно нежная. А знаешь, что я сделаю сейчас?

Он замолчал и выжидающе посмотрел на нее:

— Ответь мне! — требовательно сказал Азазелло и слегка дернул ее руки вверх, заставляя еще больше выгнуться по направлению к нему.

Сиви не хотелось говорить. Сиви не хотелось, чтобы говорил он. Она предпочитала, чтобы их рты были заняты не разговорами.

— Нет, — хриплым голосом прошептала она.

— Что — нет?

— Не знаю, что ты будешь делать со мной, — от возбуждения, усиленного чувством беспомощности, она закрыла глаза. Низ живота сладко заныл, и Сиви подавила стон.

— Я расскажу тебе, — голос демона был хриплым, Сиви уже догадывалась, каких усилий стоит ему сдерживаться. Право, он невыносим! — Я собираюсь поцеловать твою нежную ароматную шейку. Вот так, — он провел языком от самого подбородка до ложбинки между грудей, а потом вернулся и принялся целовать ее, будто вдыхая.

Стальная хватка на ее запястьях и нежные прикосновения его языка и губ дарили вместе ошеломительные ощущения. Сиви хотелось освободить руки, зарыться пальцами в его волосы и впиться поцелуем в его уста, но ей оставалось лишь тихонько постанывать. Каждый такой ее тихий стон жег Азазелло огнем и заставлял его задыхаться от вожделения. Ему хотелось взять ее немедленно, но нет… Он не прервет это удовольствие. Слишком долго он ждал.

Страх, преданность, чувство опасности и даже здравый смысл остались далеко в Шеоле. Здесь, на Земле, посреди цветущей раз в год пустыни были только он и Сивилла Оршели с ее нежным и ласковым ротиком, ее маленькими грудями с рубиновыми сосками, шелковыми объятиями и девственным до недавнего времени, манящим лоном.

Как бы ни сложилась их судьба — он навсегда будет первым для нее, и этого уже никто не в силах изменить. С этими мыслями демон приблизил губы к устам Сивиллы и провел языком по ее приоткрытым губам. Он не понимал, почему, но эта девушка будила в нем невиданную ему самому нежность. Азазелло боялся причинить ей боль — любую, боялся нарушить таинственную, завораживающую ее трепетность и вместе с тем огненную страсть. Она была удивительно свежа — в соитии с ней соединялись ароматы полевых цветов и сочных спелых фруктов. Она дарила силы и радость как сладкое вино. Удивительно невинная и страстная — она как будто заполнила в нем пустоту, о которой он сам не знал.

Словно прочитав его мысли, Сивилла сама подалась навстречу его губам, нежно целуя и с поцелуями даря ему всю себя. Страстно, без оглядки. В ту же секунду он разорвал хватку своих рук, и она обхватила его шею, прижимаясь всем телом. Азазелло прервал ее объятие лишь для того, чтобы сдернуть ее тунику через голову и самому вмиг освободится от одежд. Она попыталась оплести ноги вокруг его талии.

— Нет, человечек, — прохрипел он, — нет! — и толкнул ее на спину.

В ее взгляде одновременно отразились синева неба, страх и безудержная радость.

Азазелло мысленно выругался. Да что же с ним происходит! Он живет не одно тысячелетие и овладел не одной тысячей женщин, что, во имя Бытия, эта девочка делает с ним? Она поняла его желание и приглашающе раскинула ноги. Сдерживать себя было выше его сил. Но он справится. Справится ради них обоих — сама мысль о том, что, войдя слишком резко, он может причинить ей боль, пугала.

Сивилла потянулась к нему. Он нежно, но твердо прижал ее ладони к земле, поцеловал в губы, сказал тихо:

— Все будет хорошо. Верь мне, — и вошел. Резко, сильно, упруго — более яростно, чем он сам рассчитывал.

Она вскрикнула от секундной боли в неопытном теле, но боль тут же сменилась чувством удивительного заполнения. Сиви казалось, что она летит с огромной высоты, и полет этот вызывал у нее восторг и ужас. Ужас, что их тела могут когда-то разъединиться.

Демон продолжал размеренно, но с силой двигаться, увеличивая возбуждение Сивиллы, а затем поцеловал ее в плечо и, подложив руки под ее ягодицы, чуть приподнял их, меняя угол, вышел почти полностью и ворвался с новой силой. Он понимал, что терпение его на пределе, что вот-вот уже не сможет сдерживать огонь, который рвался из него наружу. Тот самый огонь, что когда-то породил его. Но нежность, эта проклятая нежность переворачивала все с ног на голову в его сознании. Азазелло хотел, чтобы его женщине было так же хорошо, как и ему. Он привык брать — не давать наслаждение. И это новое чувство терзало его. Сильнее сжав бедра Сивиллы, он молился, чтобы на этот раз она познала высшее удовольствие вместе с ним. Жар страсти и нежности вспыхнул в груди, горячей лавой расползся по телу, охватывая каждую клеточку, и хлынул в Сивиллу, отвечая молитвам демона. Девушка тут же почувствовала его первородную магию, что ворвалась в её тело с оглушительным потоком его чувств, его эмоций и желаний. Сиви тут же ощутила, как его наслаждение передаётся и ей. Как острая яростная волна поднимается от живота и заполняет все её тело. Она громко вскрикнула, когда в глазах ее потемнело, и весь мир взорвался в точке прикосновения их тел.

Ей казалось, она потеряет сознание, но этого не произошло. Пришло невиданное ей наслаждение, она и думать не могла, что способна испытать такое. Через несколько секунд она прошептала его имя и повалилась на спину, придавленная его могучим и таким же обессиленным телом.

* * *

— Невероятно, — прошептал Азазелло и усмехнулся.

— Что именно? — весело спросила Сиви.

— То, что я испытываю с тобой, — демон помолчал и сказал уже серьезным тоном: — Возможно, это потому, что ты очень могущественная колдунья. Одна из самых сильных из числа людей — вне всякого сомнения.

Сиви весело рассмеялась и, как была нагая, вскочила закружилась по траве:

— Да, о Азазель, демон безводной пустыни! Я — великая колдунья, и прошу тебя об этом не забывать!

Она снова повалилась на нежный травяной ковер и обняла Азазелло, прижимаясь к нему всем телом.

— Я тоже чувствую, что это необыкновенно, — призналась она, — все мои чувства обострены до предела. Запахи, звуки, цвета — я как будто только сейчас ощущаю все в полной мере. И это все ты, — Сивилла нежно посмотрела на Азазелло и поцеловала его в щеку. Затем озорно рассмеялась и снова закружилась в каком-то безумном танце.

— Мне нравится! Нравится быть великой колдуньей! Мне нравится все! Ох, Азазелло, милый, как же я счастлива. И всегда буду. Вечно!

Демон тихо засмеялся:

— Понятие Вечности сильно преувеличено, человечек.

Сивилла Оршели озорно глянула на него и прыгнула, пытаясь усесться сверху. Тот без малейшего усилия перехватил ее и подкинул в воздух, как когда-то, когда Сиви была совсем маленькой. Когда его широкие, теплые и надежные ладони поймали ее и обхватили за бедра, у Сиви перехватило дыхание от переполнившего ее восторга.

Несмотря на то, что прошло много лет, Сиви не забывала те смятение и ужас, которые она испытала, когда ей впервые открылось, что она человек. Несмотря на то, что Воланд, как Сиви прекрасно было известно, винил себя в том случае. Несмотря на то, что и Мессир, и Гелла на протяжении всего ее взросления поддерживали ее, сознание своей неполноценности по сравнению с обитателями высших сфер глодало ее. Но только не сейчас! Сивилла Оршели, величайшая колдунья из смертных, понимала, что ей дано испытать большее, но имени этому она подобрать не могла. Что владеет ей сейчас? Удовольствие и восторг? Это правда, но не вся. Поцелуи Азазелло были удовольствием, сказочным, доводящим до полуобморока удовольствием. Хорошая еда, горячая ванна, нарядные платья, скачка верхом по небу или по просторам родного Шеола — все это было удовольствием. Но владеть Азазелло на том уровне, на котором это позволяет лишь магия — это не удовольствие, а единственно возможный образ жизни. И доступно Сивилле это только благодаря ее человеческой природе.

Сиви будет наслаждаться всеми радостями жизни и всеми ее благами, когда захочет. Теперь она понимала, как то, что ее угораздило родиться человеческой женщиной, принесет ей счастье. Она сможет наслаждаться и любовью, и магией, и своим положением привилегированного дитя. И удовольствие, которое она получит от любви, будет гораздо больше именно благодаря тому, что ее природа такова. Сиви была рождена для любви и жизни, полной удовольствий. Ее тело — такое гладкое, гибкое и нежное. Она сможет наслаждаться любым мужчиной, каким захочет, но никто никогда больше не познает ее, кроме Азазелло. Она сможет обладать любой властью, какой захочет. Но ей нужен только демон-убийца, демон безводной пустыни, она хотела его всеми мыслями, каждым вздохом. И она заслуживала его. Никто не любил его так, как она, никто не знал его так хорошо, как знала его Сиви.

Тяжелый взгляд, который устремил на нее Азазелло, заставил вздрогнуть. Демон смотрел на нее не мигая, и в сердце Сиви прокралась тревога. Она подошла к нему.

— В чем дело? — спросила она тихо и нежно.

Азазелло то ли рыкнул, то ли застонал в ответ на ее ласку и резко отпрянул от нее. На Сиви накатила волна обиды. Он смотрел на нее сверху вниз и не находил слов. Так же молча он отвернулся на нее, мгновенно оделся и направился к лошадям размашистым шагом. Оставшаяся обнаженной Сиви молча наблюдала за ним.

— Ты должна понять, — заговорил Азазелло, — вечно это продолжаться не может и не будет.

Губы Сиви сжались в тонкую полоску, и глаза ее потемнели от гнева и обиды, но она ничего не сказала. Несколько секунд они молча сверлили друг друга взглядом. Азазелло хотелось схватить ее, сжать с такой силой, чтоб заставить вскрикнуть. В этот момент он готов был отдать все, чтобы увидеть, как любовь и испуг отразятся в ее глазах, как ее губы беззвучно прошепчут его имя. Ему хотелось прижать Сиви к себе с такой силой, что он кожей ощутит биение ее сердца. Но, нет… Нет! И так он позволил запретной страсти завести их обоих слишком далеко.

— Сивилла, — нарочно спокойным голосом заговорил он, — не позволяй ввести себя в заблуждение. Я по неосторожности позволил все это. Это моя вина, и я понесу за это ответственность, если понадобится. Сегодня это закончилось.

У Сиви потемнело в глазах. Усилием воли она осталась стоять на месте, а не бросилась за Азазелло, хотя ничего ей сейчас не хотелось больше, чем ринуться за ним и вцепиться в его руку, заставить смотреть на себя.

— Посмотри сама, — добавил Азазелло нарочито спокойным и чужим голосом, — у нас нет ничего общего. Мне нужны самки только для удовольствия, а с тобой я этого позволить себе не могу.

Сиви помолчала и прошла к своей оставленной на земле одежде.

— Не можешь себе позволить? — ровно спросила она. — Ты?!..

— Ты еще очень молода, Сивилла, даже по человеческим меркам. Если подумаешь, то поймешь, что с моей стороны недопустимо использовать тебя, в первую очередь из уважения к тебе же, станет легче. А твою судьбу вершить не властны ни ты, и ни я. Молчи! — грубо и зло приказал он ей, видя, что она открыла рот для протеста. — Не смей говорить мне ни слова!

Лицо Сивиллы исказила гримаса ярости, уродуя милые черты, и от этого взгляда Азазелло вздрогнул как от удара кнутом. Резко взлетев в седло, он пришпорил своего чудовищного коня и мгновенно взвился в воздух. Сиви оставалась в одиночестве. Несколько минут она просто стояла, уткнувшись лицом в гриву Василиска, намеренно позволяя горючим слезам обиды течь по щекам. Через какое-то время Сиви обратила взор к небу. Пусть так. Пламя в руке насильно не удержишь — пальцы до кости сожжешь или огонь погасишь. Но есть другой путь. Не может не быть, коль Светлая Госпожа того желает.

* * *

Обитель Князя Тьмы кажется пугающей и загадочной, но только не для того, кто прожил тут всю жизнь. Шеол пугает верующих в адские муки христиан, но не того, кто верит, что это прекраснейший из миров, дающий приют всем. Даже тем, кто отказался от Света. Даже тем, от кого отказался Свет. Шеол дает дом всем, кого избрала магия, и нет места, где знают больше и любят больше магию. Шеол — это место вечных вопросов и высшей справедливости. Что до тех, кто здесь страдает или умирает окончательно... Что ж, они получают по заслугам.

Юная девушка идет по темному коридору, гордо расправив плечи. Мягкие складки черного бархата тихо шуршат в такт ее шагам. В волосах поблескивает диадема княжны из черных бриллиантов. Сегодня ее вызвали на аудиенцию к Повелителю Теней, и она понимает, что это испытание. Испытание, кое она пройдет с легкостью. Сивилла влюблена в Азазелло, и она не так глупа, чтобы скрывать это от себя, пусть даже все самцы настолько глупы, что им свойственно отрицать очевидное, но оставим сейчас это. Мессир зовет ее к себе. Пускай Сиви и влюблена, но никто никогда не займет места Воланда в ее сердце. Никто никогда не понимал ее так, как Воланд, никто никогда не заботился о ней и не делал для нее столько добра. Всеми своими знаниями и умениями Сиви обязана Мессиру. Ей неизвестно, зачем она понадобилась ему в зале для аудиенций, но она уже спешит туда.

Как и ожидала Сивилла, зал полон. И свита, и демоны высшего сословия, даже несколько мужчин из рода людского. Всех их Сивилла видит на периферии своего восприятия, видит, как толпа расступается перед ней с поклонами, открывая дорогу. Не укрывается от нее и колючий, холодный взгляд Фагота. Он склоняет перед ней голову почтительно, но в пустых серых глазах Сиви видит только всегдашнюю подозрительность и неприязнь. Она привыкла к этому взгляду Фиолетого Рыцаря, как привыкла и к доброте и поддержке в глазах Бегемота, который сегодня почему-то использует личину кота, как и привыкла к теплоте в холодных глазах Геллы. Единственный, кого Сиви не видит, это Азазелло.

Сивилла Оршели замечает все вокруг, но не позволяет себе отвлечься ни на долю секунды. Она идет по направлению к трону, на котором восседает Воланд, смотрящий на нее неотрывно. Девушка приседает в таком глубоком реверансе, что колени почти касаются пола, но спина ее остается прямой, голова не склонена, и смотрит она прямо в глаза Владыке Ада.

* * *

— Я явилась по вашему приказу, Мессир, — обратилась Сивилла к Повелителю Теней с искренней теплой улыбкой. Ее чистый голос нарушил тишину зала, а Воланд неотрывно смотрел за ней, ожидая чего-то. И в который раз Сивилла Оршели — свет его очей — не обманула ожиданий. Служанка и подданная так не говорит. Так говорит наследница.

— Встань, дитя, — раздался властный голос Князя Тьмы. Сивилла подчинилась и приблизилась к трону Мессира. — А теперь все оставьте меня наедине со Светлой Госпожой, — приказал Воланд, что и было исполнено мгновенно.

* * *

Оставшись в одиночестве, Воланд какое-то время молча взирал на Сивиллу. Затем по мановению его руки стена за ними растаяла, открывая портал в нижние пещеры. Сатана жестом приказал Сиви следовать за ним.

— Почему мы здесь, Мессир? — спросила она, опершись на край черного гранитного стола, исчерченного рунами и кабаллистическими знаками, знакомыми Сиви лишь отчасти.

— Здесь я веду работу касательно Бездны на протяжении уже довольно долгого времени. С тех самых пор, как тебе исполнилось около двух лет. Чем больше я узнавал, тем меньше мне нравилось то, что я узнавал. Я хотел продлить твое детство, насколько возможно, но время работает не в нашу пользу.

Мрачный тон Мессира заставил Сиви испытать страх, и она подняла на него глаза, молчаливо требуя объяснений. От Воланда не укрылся ужас в глазах Сивиллы Оршели, и он смягчил голос.

— Я очень мало рассказывал тебе о своем Отце, дитя, так ведь?

— Только то, что Он не выдержал войн пантеонов. Сошел с ума и покончил с собой. Что это произошло незадолго до смерти Иешуа Га Ноцри. Но ваш Отец не успел помочь ему... — проговорила Сиви, начиная понимать, сколько недоговоренности и сколько несоответствий было в этом рассказе.

Воланд покачал головой.

— О нет, дитя, — сказал он с оттенком грусти. — Он растерял остатки разума — да. Но Он не мертв. Далеко не мертв. Вся эта Вселенная, созданная Им, исключает возможность Его смерти. Он жив и абсолютно безумен.

Сиви начала понимать, и понимание вызвало у нее самый отчаянный страх.

— О нет... — прошептала она.

Воланд кивнул с мрачной улыбкой, подтверждая ее догадку, и продолжил рассказ.

— Как только ты появилась в нашем мире, Он стал охотиться за тобой. Он считает, что с твоей помощью получит возможность освободиться из той тюрьмы, в которую я заключил Его в самых глубинах Бездны Небытия. Иешуа считал, что, принеся тебя в жертву, мы ослабим Его настолько, что сможем убить. Я никогда не допустил бы этого. Когда-то я дал своему брату обещание, что выжгу из тебя все мысли о Бездне каленым железом, но не пущу тебя к Нему. Обещание свое я сдержал по двум причинам. Первая тебе известна. Я не мог допустить твоей гибели, даже если Иешуа и был отчасти прав. Вторая причина заключается в том, что Его возможно победить только вместе с тобой.

Сиви сидела как громом пораженная. Многое прояснялось. Очень многое. Отец не спас Иешуа от гибели в мире людей. Не внял его мольбам. Иешуа понимал Его. Но не простил. А Сивилла оказалась подходящим возможным оружием. Сиви не понимала одного — как она может быть одновременно и оружием против Создателя, и возможным ключом к Его свободе?

Девушка обратила невысказанный вопрос к Мессиру.

— Есть способ, дитя, — сказал ей Воланд, — сколько ты живешь, я искал этот способ и нашел его. Но все не так просто.

Мессир подошел к Сиви, обхватил ее плечи и посмотрел в ее глаза.

— Ты должна довериться мне дитя, — сказал он, — довериться, понимая, что я не допущу того, чтобы ни единая капля твоей крови не досталась Бездне. Довериться, понимая, что я всегда желаю для тебя лучшего во всех мирах. Довериться мне, как я доверяю тебе. Ты понимаешь меня? Потому что, только если ты пообещаешь мне свои доверие и помощь, мы сможем победить Бездну Небытия, а не продолжать подкармливать ее людскими душами и моими подданными.

Сиви остолбенела, и из глаз ее ринулись слезы. Она прижалась к Воланду, ища у его груди защиты от жестокостей и невзгод всех миров на протяжении всей своей жизни, в которой, как она понимала, теперь самым страшным из того, с чем она сталкивалась, был гнев самого Мессира на нее — именно благодаря тому, как ее берегли. Ему нужна ее помощь? Ее обещания? Ее доверие? Все это Сиви без малейшего колебания подарила ему.

— Я обещаю, Мессир. Все, что угодно. Все, чтобы помочь вам.

Внезапно на глаза ей попался увиденный ей несколько лет назад предмет. То, что раньше показалось ей дверями серебряного шкафа, оказалось больше похожим на высокий тайник или проход. Снова видения текучего серебра и серебряного кинжала встали перед глазами. Она кинула испуганно-вопросительный взгляд на Воланда.

— Верь мне дитя. Тебе ничего не грозит. Только лучшая жизнь. Кроме того, есть время. На данный момент ты знаешь все, что должна знать о моем плане. Продолжай совершенствовать свои навыки. А сейчас иди. И он мягко отстранил все еще ошарашенную Сиви от себя.

* * *

Позже, глубокой ночью, Сиви беспокойно ворочалась в постели. Страх за судьбу родного мира и других миров, страх за Воланда и за всех остальных терзал ее мысли. Но больше всего ее мучило другое. Азазелло...

Днями сохранять спокойствие и придерживаться избранной стратегии равнодушия в ответ на его яростное отрицание было намного легче, но на Шеол спускался мрак, и все существо Сиви тянулось к демону. Вечное пламя звало ее к себе, манило, и тоска терзала сердце. Если она пойдет туда, а Азазелло прогонит ее снова, Сиви не переживет этого. Но много хуже будет, если он позволит ей провести с ним ночь, а наутро снова отдалит от себя. Азазелло занял главенствующую позицию, и Сивилла не была готова с этим мириться. Что-то не складывалось у нее в голове, какого-то куска недоставало в головоломке. Сивилле был непонятен страх Азазелло перед Воландом, абсолютно несовместимый с природой демона. Почему так важно, чтобы Мессир не узнал об их связи? Причина была недоступна Сивилле, и это мучило. Именно поэтому Сиви не признавалась Воланду в своих чувствах к Азазелло, хотя и была уверена, что Мессир даст свое благословение и не будет препятствовать их счастью. Почему же Азазелло ведет себя так, будто она обещана другому? Сама мысль об этом казалась смехотворной. Пусть Сиви и мучается сейчас от одиночества, пусть не желает ничего более, чем быть рядом с любимым, но первая она к нему не пойдет. Не в этот раз. Даже тихий огонь в конце концов разгорится яростным пожаром. Только не стискивать хватку — в руке пламя не удержишь.

Она пролежала без сна всю ночь, а наутро встала, полная мрачной решимости. Не вставая с постели, она наблюдала, как служанки распахивают окна, чтобы проветрить спальню, и готовят ее наряд к встрече с земными магами.

— Я не спала этой ночью, — заявила она, — после Церемонии я буду абсолютно разбитой. Пускай, когда я вернусь, меня будет ждать горячая молочная ванна с жасминовым маслом, и я захочу побыть абсолютно одна.

На первый взгляд служанки послушались. Если же нет, у нее хватит умения отвести им глаза. А не хватит у нее — хватит у одного небезызвестного демона.

* * *

— Она готова?

— Еще нет, но скоро, очень скоро будет, — один из собеседников помолчал, — я не хотел красть у нее юность. Возможно, ей будет не хватать человеческой жизни.

— Возможно и наоборот. Гелла и Фагот тому подтверждение.

— Не сравнивай их с Сивиллой. Гелла в человеческой жизни была несчастна, а Фагот сам выбрал остаться со мной, когда срок его службы истек.

Разговор происходил все в той же пещере.

— Ты видел ее на приеме? Она проявляет интерес к представителям человеческой расы. Это безусловно облегчит нашу задачу.

Азазелло был высшим демоном, находясь вне официальной иерархии бесчисленных маркизов и графов Ада. Он был достаточно силен, чтобы Воланд не мог прочитать его мысли: и иронию в том, что Мессир только сейчас заметил, что дитя давно выросло, и нечто другое...

— Я готов, Мессир. Все произойдет, как только вы отдадите приказ.

— Очень хорошо, Азазелло. Я рад этому. И рад тому, что отослал тебя в свое время, — Сатана помолчал, — будь готов свершить ритуал к следующему дню рождения Сивиллы Оршели.

Азазелло вышел, глубоко поклонившись. Едва он оставил мрачный свод пещер, как маска его сдержанности треснула. Перед его взором снова встала Сивилла, какой он увидел ее утром на церемонии. Черное шелковое платье, обтягивающее стройную фигурку. Глубокое декольте, подчеркнутое ниткой жемчуга. Россыпи сапфиров в волосах и смеющиеся сапфировые глаза. Демон не понял и сам, как ноги принесли его в крыло Сивиллы. Разметав служанок вихрем, на всякий случай отведя им глаза и стерев память, он ворвался в покои Сивиллы Оршели.

* * *

Она, будто бы поджидая его, восседала в ванной.

— Ах, Азазелло! — воскликнула девушка возмущенно, но глаза ее смеялись. — Как ты смеешь врываться в мои покои без приглашения?

— Да как ты смеешь... — начал он вне себя от ярости.

Сиви встала в полный рост, и Азазелло тут же замолчал, не отрывая глаз от ее обнаженного тела, по которому стекали густые струйки парного молока. Как при таком маленьком росте Сивилла умудрялась глядеть на него с таким вызовом?

— Этот клоун на Церемонии, — прорычал Азазелло, — ты флиртовала с ним!

Сиви злорадно хмыкнула, вспомнив тот жар ревности в груди, который она испытала двумя годами ранее, застав Лилит выходящей из покоев демона. Сейчас ее очередь!

— Ты имеешь в виду Антона ла Вэя? Такой смешной человечек из двадцатого века. Называет себя главой Церкви Сатаны, — лениво проговорила она, — мне он показался очень интересным молодым мужчиной, — она нарочно выделила последнее слово, — а флиртовала я с ним потому, что мне так захотелось. Ты не обращаешь на меня внимания, а я все равно буду делать, что хочу!

Разум отчаянно подсказывал Азазелло, что нужно развернуться и уйти, но вид нагой Сивиллы в одной лишь вуали из молока заглушал этот голос.

— Ты — всего лишь маленькая избалованная человеческая девчонка, — начал Азазелло, но Сиви его перебила.

— Совсем недавно ты утверждал, что я величайшая из человеческих колдуний, и я склонна этому верить. А теперь ты мешаешь мне принимать ванну.

— Ты — человеческая девчонка, — повторил демон, сверля ее взглядом разгорающихся углями глаз, — и тебе жизненно необходима хорошая порка.

Сиви расхохоталась, выскочила из ванны, подбежала к окну и распахнула его, подставляя влажное тело ветру.

— А ты сначала поймай меня! — весело крикнула она и через мгновение ощутила хватку стальных рук, обхвативших ее, и услышала рев могучих крыльев, уносящих ее туда, где ей надлежало быть. В Долину Огня.

* * *

Саженцы алых роз. Саженцы белых роз. Ее любимые черные розы. Записка с монограммой С.О. и адресом, куда ей можно будет податься в Нижнем Шеоле. Пять собственноручно сшитых платьев и нижних рубашек. Это все, что она забирает с собой из дома, который был ей определен, но никогда не стал домом. Завтра утром, когда проснется Мастер, она уйдет. Объяснение с ним будет мучительным, но коротким. Она уйдет не как сбежавшая жена и не как неверная любовница. Она уйдет как женщина, которая уже заплатила цену за свою свободу и, если понадобится, заплатит снова и снова. В конце концов, Вечный Покой был наградой Мастера — не ее. В этот раз ее совесть абсолютно чиста. Она договор не нарушила.

Сиви вздрогнула и проснулась с криком, машинально поднеся ладонь ко рту. Боль в безымянном пальце на правой руке, которую она почувствовала во сне, продержалась еще несколько секунд. Еще один из кошмаров, мучавших ее на протяжении всей ее жизни...

В этом сне она видела себя в зеркале в белоснежном платье. Подвенечном — подсказало подсознание. На волосы была накинута черная вуаль, закрывающая и лицо. Ощущение равнодушия и пустоты запомнились ей из того сна, но внезапно пальцы на правой руке охватила боль. Сиви опустила взгляд и увидела, как в безымянный палец впивается металлическое кольцо с острыми как бритва краями, с такой силой, что выступает кровь. Сиви испуганно попыталась избавиться от ужасного украшения, но в другой руке у нее вдруг оказался букет из роз, который она почему-то не смогла отбросить. Сивилла проснулась.

Это не было обычным видением. В одно мгновение сон оставил Сиви, и ее пронзила отчетливая мысль, подсказанная самим подсознанием. Она резко села на постели и уставилась в стену напротив невидящим взглядом.

— Я скоро умру, — произнесла Сивилла. И удивилась, каким образом эта мысль не вызвала страха.

Сиви заметила, что совершенно обнажена — скомканная ночная сорочка валялась на полу у постели. Неужели ночной кошмар вновь заставил ее так неистово метаться во сне? На своих ладонях она увидела полумесяцы — отметины от впившихся ногтей.

Странное, тяжелое предчувствие охватило Сивиллу, она встала, накинула на голое тело тонкий халат и так простояла перед окном, глядя в пустоту, пока небо не начало сереть.

Она ничего не сказала, когда зашли служанки, не притронулась к завтраку на подносе. Сидя перед зеркалом, Сиви все так же бесстрастно и равнодушно позволяла себя причесывать.

— Госпожа, вы выглядите очень усталой, — тихо произнесла прислуживающая ей ведьма и хитро улыбнулась, — вам следует лучше высыпаться по ночам и пудры не жалеть. Как бы никто не спросил, почему у вас такой усталый вид и кровоподтек на шее.

Усталость и апатия мгновенно схлынули с Сивиллы. Она больно впилась пальцами в руку ведьмы поверх локтя и резко притянула ее к себе.

— Мне не нравится твой тон. Совсем не нравится, — тихо и угрожающе сказала она, — у тебя здесь одна хозяйка, и это я. Не забывай об этом. Как ты думаешь, — хватка на руке служанки стала еще сильнее, и Сиви смотрела, как лицо той охватывает ужас, — куда ты отправишься, когда я вышвырну тебя отсюда? Если хочешь коротать свой век в Преисподней или Геенне, тебе стоит только намекнуть.

— Госпожа, — испуганно пролепетала ведьма, — клянусь, я не имела в виду ничего плохого. Я больше ничего не скажу.

Сиви подождала несколько секунд и резко ослабила хватку, отталкивая служанку от себя. Азазелло был прав. Так больше продолжаться не могло. Нужно было что-то решать.

* * *

Марго встала задолго до рассвета. Место рабства своего нужно покидать быстро. Предательская мысль, засевшая в голове, отчаянно подталкивала просто уйти без объяснений, но нет... До этого она не опустится.

Кофе в чашке давно остыл, и Маргарита безумно смотрела в стену перед собой. Этот дом. Этот сад — именно такой, какой она рисовала себе в воображении, именно то, о чем мечтала. Награда, дарованная, но не ей. Она была лишь частью чужой награды.

«Я так хотела, чтобы у меня было что-то свое. Что-то, чем я могу гордиться…»

Вечность потребовалась ей, чтобы понять: пустота и одиночество вокруг — удел красавицы королевы Марго, чья жизнь имеет смысл только если она верная спутница, муза и вдохновительница, спасительница и хранительница покоя и очага.

Или же королева на одну ночь, хозяйка чужого бала… Жалости к себе не было — она была бессмысленной и заставила бы Марго лишь презирать себя. Просто хотелось, чтобы все закончилось как можно скорее.

Медленно светало. Хотя Марго и прождала его несколько часов, скрип половиц под шагами Мастера все равно заставил ее вздрогнуть от неожиданности.

— Ты не спишь? — он прошел в кухню и сел напротив нее.

Как давно появилась отчужденность в их отношениях? С тех пор, как они поселились здесь? С тех пор, как она стала любовницей Воланда? Или с тех пор, как он вернулся из дома скорби, сломанный, разочарованный в жизни и в себе — еще там? Может, их отношения были обречены уже тогда?

— Нет, — ответила Марго и вздохнула. Нет! Если она не найдет в себе силы покончить с этим прямо сейчас, ей никогда не удастся. — Я ухожу! — выпалила она на одном дыхании.

Она ожидала, что Мастер переспросит. Ожидала, что он не поймет. Что испугается. Марго ждала протестов, но не того, как сожитель ответит ей быстро, будто и не удивившись:

— Ты не можешь. Ты, как и я, останешься здесь навечно.

Его абсолютная уверенность придала Марго сил, но и разозлила.

— Я все равно ухожу. Покой был дарован тебе, а не мне. Я — часть награды, но меня никто не спрашивал, чего хочу я.

Она знала, что лжет. Ее спросили, велели сказать, что ей нужно. Она ответила, и как же она расплатилась за необдуманный ответ!

Мастер покачал головой и все с той же непоколебимой уверенностью возразил ей:

— Оставь эту затею, пока не поздно. И ты, и я знаем, что выход отсюда лишь один — в небытие. Тебя в лучшем случае вернут, откуда ты пришла. А в худшем — ты знаешь, как поступают в Шеоле с теми, кто нарушает договор.

Марго слушала и понимала — Мастер не любил ее. Их связывало прошлое, но не настоящее, их роман был бурным, но оба сломались. Мастер — когда не смог донести свое творчество в массы, а Маргарита — когда поняла, что обеими руками оттолкнула от себя счастье. Она пришла в Приют с мыслью исцелить любовника, а когда это произошло, превратилась в некое подобие прислуги при нем… Всю ее жизнь в обоих мирах путь выбирали за нее. Теперь это прекратится.

Она повесила котомку на плечо и направилась к двери.

— Как бы то ни было — я ухожу сейчас. Если меня вернут силой — я уйду опять. Если меня казнят — пусть так, — напоследок Марго обернулась к Мастеру и произнесла: — Ты хороший человек, Мастер. И в самом деле талантлив. Я искренне верю, что у тебя все будет хорошо.

И вновь ей пришлось удивиться, когда Мастер медленно кивнул ей на прощанье, глядя прямиком в глаза.

— Что ж, Марго, удачи и тебе… — пожелал он искренне.

* * *

— Первый шаг сделан — я ушла. Я сама удивлена тем, что мне хватило смелости сделать это. Вот только я до сих пор не знаю, куда мне идти дальше.

Сивилла оглядела небольшую комнату. Из прямоугольного оконца открывался вид прямиком на рыночную площадь.

— По крайней мере, это место весьма и весьма отличается от Пристанища. Оглянись вокруг. Денег, что я заплатила хозяину трактира, хватит для того, чтобы он держал язык за зубами довольно длительное время. Узнай народ, подумай, чем тебе хотелось бы заниматься...

— А по истечению того самого длительного времени куда я пойду? К тебе в горничные? — Марго невесело усмехнулась.

Сивилла посерьезнела и покачала головой:

— Нет. Ты находишься под моим покровительством, но в Замке тебе не место... Пока. Ты хорошо вышиваешь, а ведьмы и суккубы любят себя украшать...

Марго проследила за взглядом девушки. Сверху в стопке тканей лежала так и неоконченная алая вышивка на черном полотне. Сивилла Оршели, в отличие от Мастера, язык рун читала свободно. Бывшей королеве стало не по себе.

— Спасибо за то, что помогла мне, — тихо сказала Марго, — я постараюсь научиться жить одной.

Сивилла Оршели улыбнулась:

— Я даже тебе завидую. Дорого бы я отдала за возможность жить одной и самой принимать решения, что делать, чего не делать и куда идти.

Теперь Марго искренне рассмеялась, впервые за долгое, долгое время.

— Ты могущественная колдунья, и положение твое выше, чем любому можно себе представить. А принцессам редко удается жить в одиночестве. Мне пришлось очень тяжко, когда я поняла, что есть вещи, которые, кроме меня, никто не сделает... Я росла в довольно зажиточной семье, мои родители любили меня и ни в чем мне не отказывали. Я ходила в лучшую школу, где меня не научили ничему, что могло бы пригодиться в жизни. Имей я какой-нибудь стоящий талант, умей я что-то, что помогло бы мне обеспечивать себя самой, возможно, вся моя жизнь сложилась бы иначе после Бала Ста Королей.

— Не сложилась бы, уж поверь мне, — фыркнула Сиви. — Сейчас я расскажу тебе, почему. Сразу после того, как Мессир забрал вас с Мастером сюда, грянула война. Ты не можешь себе представить, сколько людей погибло. Не бойся — я просто покажу тебе, не самое страшное, но так мне будет легче объяснить, — поспешила заверить Сивилла, видя, как Марго отпрянула, когда она потянулась к ее разуму.

Перед внутренним взором Марго бежали картины. Такого количества боевых машин она никогда не видела... Разрушенные города, стертые с лица земли деревни, машины убийств... Уничтожение массы людей другими людьми...

Видения резко прервались, и Маргарита поняла, что Сивилла не хотела травмировать ее еще сильнее. Между тем Сиви продолжила рассказ.

— Казалось бы, такая война должна была научить человечество ценить свой мир, но этого не произошло. Войны то стихали, то разгорались снова. Люди подчинили себе силу атома, так и не зная до конца, что он в себе таит. Сам Азазелло отправлялся в начало двадцать первого века один, но едва смог спастись. Жители Высших Сфер стали там очень уязвимы. Мессир запретил схождения на Землю после тысяча девятисотого года для всех жителей Шеола...

— Погоди, — прервала Марго Сивиллу, — а где же тогда родилась ты? И когда? Когда я впервые увидела тебя, тебе было около года, а это значит...

— Простое совпадение, — ответила Сивилла, — когда я еще была в утробе своей человеческой матери, ее латентная магия и моя произвели сильный резонанс, который услышали и Мессир, и Свет. Женщину, которая выносила меня, люди замучили и убили за то, что она была ведьмой, и хотели убить и меня, едва я сделала свой первый вдох... Так вот, благодаря этому резонансу меня извлекли из моей эпохи. Я привыкла считать, что родилась здесь. Другого родного мира у меня нет и быть не может. Но мы отвлеклись.

Сиви продолжила рассказ:

— Такое количество смертей сорвало цепи с... — она прикусила язык. — Взбесило Бездну, и все измерения сместились... Из-за этого смещения еще через сто пятьдесят лет после твоей смерти произошла очередная мировая война. Последняя... Мы называем это Апокалипсисом, люди назвали это Армагеддоном... Человечество почти вымерло и продолжает вымирать. Земля после этого превратилась в самый страшный из миров — страшнее только Преисподняя, ну и Геенна Огненная, возможно. Еще одна опасность для всех миров состоит в том, что жители Высших Сфер не могут восполнять свои потери. Создатель лишил их всех возможности иметь потомство. Он боялся повторения войн пантеонов, но и это его не спасло...

Маргарита была поражена — Вселенная была устроена еще более сложно, чем ей казалось.

— Это значит, что мы все со временем будем обречены? Даже здесь?

Сиви вздохнула.

— Меня судьба Земли и людей не интересовала бы, но этот мир необходим для существования нашего. Потому что, как только Бездна поглотит до конца Апокалипсис, то примется за все остальные миры...

— Ты боишься этого? — спросила ее Марго тихо и мягко.

— Да, — честно ответила Сиви, — я была бы дурой, если бы не рассматривала всерьез эту опасность. Кроме всего, Бездна охотилась за мной с тех пор, как я родилась, но хуже того — меня всегда тянуло к ней будто магнитом. Один раз она почти убила меня, и убила бы снова. Три года назад я совершила непоправимое, и неизвестно, что случилось бы, если бы Мессир не успел тогда вовремя ко мне... Меня учили магии, земным наукам и языкам — я всегда знала, что есть что-то особенное во мне... Я была зачата от двух народов, наиболее искусных в колдовстве, и чем больше я буду знать и уметь, тем меньше буду бояться... Кроме всего, время на исходе. Должно произойти нечто важное, но таких подробностей я не знаю.

— Я рада, что не обладаю такими знаниями, — сказала Маргарита честно, — это тяжкий груз. И хотя у меня не осталось близких на Земле, мне бы не хотелось, чтобы мой родной мир погиб.

— Он не погибнет, — уверила ее Сиви, — Мессир не допустит.

Сердце Маргариты дрогнуло, и она произнесла задумчиво:

— Надо же, как твое лицо меняется, когда ты говоришь о нем. Точно так же меняется его лицо, когда он говорит о тебе. — Видя, что Сивилла не совсем поняла ее, Марго продолжила: — Не знаю, насколько это выражение применимо к нему, но его лик светлел, он как будто все время улыбался про себя, говоря или даже думая о тебе... Воистину, ты свет его очей — недаром тебе дали это имя, — Марго качнула головой, вспоминая. — В детстве ты часто и очень тяжело заболевала из-за переходов между мирами, и никто не знал, как он не находил себе места, боясь, что не сможет помочь тебе... Всякий раз, когда ты шла на поправку, он не скрывал от меня свою радость. Твои первые шаги... Твои первые слова и заклинания. Он и сам не знал, что ты можешь принести ему столько счастья... — Марго рассмеялась. — Один раз — тебе тогда было около полутора лет — слуги подумали, что ты спряталась в затопленной печи, и...

— Хватит! — резко оборвала ее Сиви, которой захотелось взвыть. — Эту историю я слышу на протяжении очень многих лет, и она мне надоела!

Маргарита замолчала.

— А знаешь, что еще общего между вами? Вы оба одинаково принимаете любовь к себе как должное... И поэтому, как мне кажется, не умеете ее ценить.

* * *

Сивилле пришлось спешно покинуть трактир и вернуться в Замок — ей не нужны были лишние расспросы и привлечение ненужного внимания.

Пока еще не понимая, каким образом, но Сиви знала — их связь с Азазелло ставит под удар ее любимого. А это означало, что ей как можно раньше нужно было признаться во всем Мессиру и расставить, наконец, все по своим местам. Кроме того, Марго, покинувшая Пристанище по наущению Сивиллы и с ее помощью, находилась теперь под непосредственным покровительством Сиви.

Детство кончилось — пора была начинать строить жизнь, принимать решения и нести ответственность за них.

Едва Сивилла Оршели начала ходить, она могла с безошибочной точностью определить, где находился Воланд, если у нее возникала потребность в его присутствии. Далеко не всегда Гелла, бывшая при ней неотступно, Бегемот, вечно занимавший ее и еще несчетное количество слуг могли удержать крошечную Сивиллу в пределах детской. Общаться мысленно с Воландом она научилась много раньше, чем говорить, и именно он и никто другой был центром ее маленького мирка. Но это все было в прошлом... В последние несколько лет Мессир не единожды давал понять Сивилле, что видит в ней очень важного советника и уважает ее мнение. Значит, надо и вести себя соответственно.

Сиви обмакнула перо в чернила и написала записку с просьбой об аудиенции, безупречную в вежливости и этикете. Ответ пришел незамедлительно — ее ждали за час до полуночи.

Сивилла удалилась в свои покои и отпустила всех служанок. Внезапно ей до такой степени захотелось увидеть Геллу, что она не выдержала и попросила вызвать ее к себе. Едва та зашла, Сиви буквально бросилась к ней на шею, прижалась со всей силой к ледяному телу, чем обескуражила и немало напугала Геллу. Сиви и сама не смогла объяснить причину своего порыва — виной всему было неприятное предчувствие, что произойдет что-то страшное этой ночью. "Это просто мое воображение, — уговаривала себя Сиви, — я иду к Мессиру, а никто никогда не заботился обо мне так, как он. Все будет в порядке. Я знаю это".

* * *

Тяжелое ощущение не покинуло Сиви и поздно вечером, когда она шла по направлению к апартаментам Воланда. Молчаливые и практически невидимые слуги отворили с поклонами высокие массивные двери, и Сиви вошла в приемную, склонившись в приветственном реверансе. Ее сегодняшний визит имел сугубо официальный характер, и времена детства, когда она могла просто с разбегу взлететь к Воланду на руки и рассказать о том, что мучило ее маленькое сердечко, давным-давно прошли.

— Проходи, дитя, — сказали ей, — я тебя слушаю.

— Благодарю, Мессир, — и Сивилла приблизилась к знакомому ей исчерченному письменами столу.

Воланд окинул ее взглядом с головы до ног. Его сокровище. Истинная жизнь, энергия, бьющая через край. Слова, которые он так давно хотел сказать ей, план, который он вынашивал столько лет — сегодня она узнает все.

— Я пришла поговорить, Мессир. Мне надо сообщить вам нечто очень важное.

— Я знаю, дитя. Близится твой очередной день рождения, и тебе наверняка интересен подарок.

— Мессир...

Воланд жестом велел ей молчать.

— Ты — Сивилла Оршели. Тебе нет равных среди смертных по положению. Все драгоценности мира, все сокровища у твоих ног. Могущественнейшая колдунья из рода людского — твоя сила будет только расти. Все женщины завидуют твоему происхождению и красоте, а все мужчины готовы убить за один твой благосклонный взгляд. Чего же тебе еще желать, дитя?

Сивилла внутренне подобралась — решающий момент вот-вот настанет — и проговорила тихо:

— Свободы...

Воланд кивнул, будто этого и ожидал.

— Я дам тебе не только эту свободу, дитя. Я дам тебе нечто большее. Слушай до конца! — приказал он. — Только вместе с тобой я обрету возможность окончательно низвергнуть Отца, только вместе мы сможем спасти Вселенную от разрушения, поэтому, Сивилла, я не просто подарю тебе свободу. Я сделаю тебя подобной себе. Равной.

Воланд замолчал. Сиви обескуражено смотрела на него, не понимая, что он имеет в виду.

— Вы хотите превратить меня в демона, как Геллу и Фагота? — тихо спросила она.

Воланд улыбнулся и покачал головой.

— Все будет иначе. Уже много лет и я, и Азазелло по моему распоряжению работаем над тем, как изменить твою материю и сделать ее природой Высших Сфер. Особо заговоренный клинок остановит твое человеческое сердце и изменит состав крови. Ты ничего не почувствуешь и заснешь на одно мгновенье. А когда ты откроешь глаза вновь — будешь существом иного порядка.

К Сиви пришло понимание — так вот что означали видения серебра, вот что скрывал от нее Азазелло, вот что пугало его наряду со всем!

— Одним из самых страшных моих кошмаров с самого детства было то, что нечто делает меня "не мною". Я боялась и боюсь потерять свою природу. У меня такое чувство, что этот кошмар начинает сбываться сейчас.

Воланд мягко провел ладонью по волосам Сиви, которая уже и не пыталась скрыть нервную дрожь, сотрясавшую ее тело.

— Страх естественен, дитя. Нет нужды бояться. Шел бы я на такой риск, не будучи полностью уверенным, что ты в безопасности? Азазелло я доверяю как самому себе. Мы оба будем рядом. Боли не будет совсем. Ты очнешься бессмертной, обновленной и не в пример более могущественной.

Сивилла в ужасе и смятении покачала головой. Ей хотелось возразить, но слова не находились, кроме того, Мессир совсем не слушал ее, а лишь продолжал:

— Это еще не все. На протяжении многих лет я присматривался к достойнейшим и сильнейшим мужам из рода людского. Как только ты изменишь природу, мы найдем тебе спутников. От них ты зачнешь наследников новой расы — в их жилах будет течь кровь магов, королей и божеств, — Сатана замолчал на секунду, видя перед глазами свой собственный триумф и наслаждаясь им. — Сивилла Оршели, тебе суждено стать властительницей этого мира и подлунного, великой богиней-первоматерью. Ни одна женщина никогда не мечтала о подобном. Вот что я дарю тебе.

В гробовой тишине Сиви чувствовала, как страх покидает ее и приходит непоколебимая уверенность. Она глубоко вдохнула и спокойно и тихо произнесла:

— Нет.

* * *

— Нет, — сказала Сиви еще раз тверже и увереннее.

— Что? — спросил Воланд, и Сивилла сообразила, что он искренне не понял, что она имеет в виду.

— Я не возлягу с величайшими мужами рода людского и не зачну от них наследников для вас. Я не изменю свою природу.

Воланд помолчал несколько секунд и сказал преувеличенно спокойно:

— Неудивительно, что ты боишься. Неизвестность пугает.

— Я не боюсь, Мессир. Я просто не сделаю ничего из этого.

Раздражение захлестнуло Воланда, но он не дал эмоциям воли. Девчонка всегда имела нрав, и никогда ему не было с ней слишком легко. Необходимо было убедить ее, заставить понять.

— Это — твое предназначение, Сивилла. Тебе не избежать судьбы. Таково твое женское начало и моя воля. Такова необходимость, или ты желаешь, чтобы Небытие захватило мир?

Сиви вздрогнула, но не дала сбить себя с толку.

— Я никогда не поверю, что равновесие в мире можно купить ценой моей свободы, природы и жизни. Это нужно прежде всего вам.

Повелитель Теней смерил Сивиллу угрожающим взглядом, от которого она содрогнулась и опустила голову:

— Не забывайся, Сивилла Оршели, не забывай, с кем говоришь. Кроме всего, ты обещала мне всю свою помощь. Ты обманешь меня, Сивилла? — глаз Воланда разгорелся ледяным зеленым пламенем.

Сиви накрыла волна ужаса такой силы, что почва ушла из под ног. Злость! Вот за что она может ухватиться...

— Вы сами виноваты! Я никогда не пообещала бы этого, если бы знала, что вы задумали.

Воланд покачал головой, глядя на ее усилия в обретении самоконтроля и повторил.

— Это твоя судьба.

— Я вам не свиноматка!

Повелитель Теней глубоко вздохнул, понимая, что мало чего добьется в этом случае силой.

— Если ты сейчас же замолчишь и не заставишь меня совершить нечто, о чем я сам буду очень жалеть, я дам тебе еще один год для того, чтобы свыкнуться с этой мыслью. Как только ты обретешь бессмертие, ты сама не будешь знать, как благодарить меня. Никому никогда я раньше не предлагал столь бесценный дар — и не предложу. Не принимай это как должное, Сивилла. Ты неверно понимаешь происходящее — тебе быть не наложницей, а женой достойнейшим мужам и матерью наследников обитателей Высших Сфер. Моих наследников, пусть не по крови, но по духу. Это великая честь, и никто, как ты знаешь, ее не удостаивался.

Горячие слезы обиды и страха обожгли глаза Сиви. Азазелло все это знал, был посвящен в этот план и заведомо отказался от нее?

— Честь? — Сивилла горько усмехнулась. — Если вы мою честь имеете в виду, Мессир, то вы уже опоздали.

Губы Воланда скривились.

— Вот как, Сивилла Оршели, — проговорил он медленно. Правда была слишком очевидной. — Ты осквернила себя, глупая девчонка... — он покачал головой. — Тебе повезло... Твою ценность невесты это не слишком умаляет. Тебе повезло дважды: я не собираюсь наказывать ни тебя, ни его за этот грех прелюбодеяния. Но больше никогда ты не останешься с ним наедине.

Отчаяние неведомой силы накрыло Сивиллу. Ее продавали как товар, ее душу и тело собирались пустить в расход. Судьба мира потеряла для нее всякое значение. Вечность, лишенная любви, лишенная ее свободной воли — вот что ждало ее. И у Сиви не было выбора, кроме как покориться темной воле господина и отца, как делали до нее все женщины испокон веков и будут делать и впредь. Никакой надежды — она рушилась перед одной истиной. Женщина не может быть свободной. Ее предназначение — созидать жизнь на благо других, но не себе...

Горе захлестывало и не давало дышать. Как будто со стороны Сиви наблюдала, как Воланд смотрит на нее, с равнодушием тщательно скрываемого напряжения, ожидая ее реакции, но и зная уже про себя, что она сломлена. Что у нее нет выбора.

Нет! Выбор был. Понимание пришло к Сивилле внезапно, и с этим пониманием улетучился весь страх и гнев... И пришла спокойная уверенность. Выбор был.

— Вы ошиблись во мне, Мессир. Я не сдержу своего слова, это правда. Но я не поступлю так вопреки своей природе. Я не откажусь от своей правды и своей любви. Даже если это будет значить, что я должна уйти.

Гнев Воланда трудно было описать. Он прекрасно понимал, что не может дать ему волю — риск потерять все, включая собственную жизнь, был слишком велик. Разрушительная энергия требовала выхода, но он чудом смог взять ее под контроль.

— Тебе никуда не уйти от меня, Сивилла, — тихо проговорил он, — никто не может скрыться от меня, и уж конечно, не ты.

Невероятно, девчонка восемнадцати лет от роду бросала ему открытый вызов!

— О нет, Мессир, — прошептала она, и взгляд разных глаз Сатаны клинками скрестился с глазами цвета студеного моря, — в моей власти уйти туда, где даже для вас я буду вне пределов досягаемости. Я буду жить так, как я хочу. Или не буду жить вообще.

Воланд наотмашь ударил Сивиллу по лицу с такой силой, что она упала. Громкий крик боли и страха отразился от каменных высоких сводов. Он резко рванул ее вверх, раздался треск рвущейся ткани. В ярости Сатана сжал плечи девушки с такой силой, что казалось, что кости ее вот-вот треснут.

— Ты мне угрожаешь?! Со мной решила сыграть в игру? Думаешь спрятаться от меня в смерти? Скрыться, расставшись со своей никчемной жизнью?

Сатанинская ярость, разрушительная и абсолютная, направленная на Сивиллу, заставила ее испытывать животный, не поддающийся никакому объяснению страх. Дыхание превратилось в хрип, зубы выбивали барабанную дробь. Перед глазами Сивиллы встало зеркало, в котором она видела себя: бегущую из разбитого носа кровь, бледное, искаженное лицо. Еще она видела Воланда, дьявольская ярость которого искажала его лик, открывая первородную тьму. Тьму, лик которой никто выдержать не в состоянии. Сивилла хотела зажмуриться и не глядеть на то, во что превратилось лицо самого близкого существа, но она более не имела власти над своим телом.

Перед ее взором встали самые главные ее страхи, все кошмары будто ожили и обрели плоть. То, что она видела давным-давно в Преисподней и загнала глубоко в подсознание. То, что являлось к ней в самых страшных снах. И голос, голос, который говорил ей о том, что она презренная, порочная, недостойная...

— Посмотри хорошо, что ждет тебя, Сивилла Оршели, если посмеешь сбежать от меня. Попытайся умереть, только лишь попытайся, и я заставлю тебя пожалеть об этом. Я заставлю тебя жалеть об этом очень, очень долго.

Ужас Сиви достиг апогея, когда она вдруг ослепла, оглохла и онемела на какие-то неимоверно долгие мгновения. Когда же чувства вернулись к ней, она поняла, что практически не держится на ногах.

Воланд и Сивилла смотрели друг на друга. Она — дрожа, тихо скуля от страха и практически обезумев, и он — хрипло и тяжело дыша, отчаянно пытаясь восстановить самообладание. Сквозь загар на лице Воланда отчетливо проступала бледность. Губы его подрагивали.

Повелитель Теней резко разжал хватку на плече Сивиллы, и она чудом устояла на ногах. Воланд дернул рукой, как будто бы брезгливо отряхивая пальцы от какой-то грязи, и проговорил, цедя каждое слово:

— Убирайся вон. Больше без моего разрешения ты сюда не войдешь.

Мгновение — и массивные двери с грохотом захлопнулись за Сиви. Вокруг царила кромешная темнота, не считая отблесков бесчисленных зеркал. Именно к этим зеркалам и побрела Сиви, пошатываясь.

* * *

Нащупав в зеркальной галерее первый попавшийся портал, Сивилла призвала всю свою волю, чтобы пройти сквозь него, и явно не рассчитала сил. Переход подхватил ее, закружил и понес словно щепку, магия вырывалась из ее тела, выламывая кости и опустошая легкие. Сиви летела сквозь пустоту, направив всю свою волю и чудом теплящееся сознание на то, чтобы удержаться в потоке.

Удар о землю оглушил ее, и некоторое время она пролежала плашмя, гадая отупело, видит ли она сквозь сомкнутые веки зарево какого-то пожара или же это ее собственная кровь.

Она открыла глаза. Взору ее предстала выжженная вековая пустошь в ночи, под как будто бы окровавленным небом. Вдалеке виднелись руины, слышался грохот каких-то машин или грозы.

Тяжело дыша, Сивилла поднялась на ноги. И оцепенела от ужаса. Ей показалось, что она лишилась конечностей, но спустя какое-то время поняла, чего именно ей не хватает. Магия. Сивилла Оршели больше не ощущала никакой магии.

* * *

Все еще плохо соображая, Сиви наткнулась взглядом на какую-то человеческую женщину, стоящую у подножия холма и взиравшую на Сиви с ужасом. Плохо соображая, что она делает, Сиви направилась к ней. Женщина пустилась бежать, и Сивилла, гонимая первобытным инстинктом, бросилась вдогонку. Женщина была худа и измучена, и очень скоро Сиви ее догнала. Догнала и вцепилась в тщедушное горло железной хваткой.

— Где я?! — требовательно прорычала Сивилла. — Где?! Говори, самка! — она тряхнула женщину, и та стала отчаянно вырываться. — Что это? — продолжала кричать она. — Что это? Какой сейчас год?!

Женщина захрипела, глаза вылезли из орбит.

— Две тысячи сто... — дальше Сиви уже не слышала.

— Нет! — закричала она голосом полным боли и ужаса. — Нет! Нет! Нет!

Она так и продолжала кричать, тряся свою жертву и сжимая свою хватку все сильнее, и только потом поняла, что женщина больше не дышит. Сивилла в ужасе разомкнула руки. Женщина была мертва.

Громкий гул привлек ее внимание, и над Сиви выросла исполинская тень незнакомого ей летательного аппарата. Луч прожектора ударил в лицо. И она бросилась бежать.

Конец второй части

Инстинкт. Любое живое существо сделает все, что угодно ради выживания.

Будет бороться. Будет изворачиваться. Будет прятаться от опасности.

Будет стараться всеми силами избежать боли, голода и уничтожения.

Будет убивать.

Боги. Люди. Твари земные. Нежить. Даже сорняки, пробивающиеся сквозь скалы. Все стремится к выживанию.

Даже когда на самом деле стремится к гибели.

* * *

Марго вздрогнула на своем узком ложе, резко села, подтянула ноги к груди и инстинктивно запахнула ночную сорочку как можно плотнее. В дверь снова робко постучали.

— Войдите, — хриплым от страха голосом позвала бывшая королева. Дверь приоткрылась, и вошла худенькая, на редкость миловидная ведьма лет двадцати.

— Хозяин сказал, что сегодня я могу переночевать тут, хотя комната и сдана, — извиняющимся тоном сказала девушка и поставила керосиновую лампу на пол, — просто я жила тут раньше.

Маргарита растерянно кивнула и сделала приветственный жест, прекрасно отдавая себе отчет, что не имеет ни малейшего права занимать эту комнату в одиночку, коль скоро Сивилла не сочтет нужным позаботиться об этом. Рука Марго замерла в воздухе, потому что вдруг она поняла, что узнает эту девушку.

— Фрида? — пораженно спросила она.

Ведьма несколько секунд смотрела на нее.

— Ты... — пораженно сказала девушка. — Королева Марго!

Пару секунд обе изучали друг друга взглядами. И тут, вопреки ожиданиям Маргариты, девушка быстро подошла к ней и крепко-крепко обняла.

— Спасибо тебе, — сказала она, — я запомнила тебя. Их были десятки, и всем было наплевать. Спасибо тебе еще раз.

Марго молчала, чувствуя себя крайне неловко, и попыталась вырваться из объятий. Фрида тут же разомкнула руки, сделав вид, что ничего не произошло.

— Странно, что я не встретила тебя здесь раньше, — продолжила Фрида, — все приходят сюда.

— Все? — переспросила Маргарита.

— Все королевы балов, когда приходит их черед. Неважно, сколько лет им было при смерти, сюда они попадают в том возрасте, в котором заключили сделку. И живут, живут, живут... Как, ты этого не знаешь?

— Я на самом деле очень мало знаю об устройстве этого мира, — сухо сказала Марго. Разговор начал ее напрягать. В ее интересах было сохранять анонимность как можно дольше.

Фрида нервно хихикнула.

— Мне надо выпить. Когда мне страшно, я много болтаю, а если страшно, то надо выпить.

На свет был извлечен небольшой кувшин с пивом. Фрида наполнила маленькую деревянную кружку, осушила ее залпом и вопросительно глянула на собеседницу. Та покачала головой, после чего ведьма приложилась к кружке снова.

— Я боюсь, — призналась она, — такого никогда раньше не было. Ночью мы разошлись спать как обычно, когда княжна нас отпустила, а потом стража из нижних демонов постаскивала нас с постелей и поволокла куда-то... Мы так испугались — похоже было, что в темницы, а оттуда сейчас прямая дорога Бездне в глотку.

Маргарита видела, как дрожит кружка в руках Фриды, и как побелели пальцы рук от напряжения, и в ее собственное сердце закрались страх и предчувствие беды.

Фрида перевела дух и заговорила снова. В глазах у нее стояли слезы.

— Нас всех заперли в маленькой темной комнатенке. Никто ничего не рассказывал. А через какое-то время пришел Фиолетовый Рыцарь и велел всем нам уходить и никому ничего не рассказывать под страхом смерти. А первое, что я делаю, это вываливаю все начистоту тебе!

Теперь уже Фрида плакала. Маргариту посетила ужасная догадка, она подскочила к молодой ведьме и сжала ее холодные влажные ладони.

— Тс-с-с, — прошипела она, — продолжай. Пожалуйста!

— А нечего продолжать, — покачала головой Фрида, — нам всем, фрейлинам Сивиллы Оршели, велели убираться из Замка и молчать. Мы сами не знаем, что стряслось с нашей госпожой, но ее больше в Замке нет, и это не похоже на ее визиты в Свет в детстве. Краем глаза я увидела, как даже ее покои исчезли. Для наших глаз точно. Ходят слухи, что она оступилась, и Бездна пожрала ее. Ходят слухи, что она погибла во время какого-то эксперимента с магией, и теперь Мессир приказал собрать неведомую ранее жертву... Мы ничего не знаем, клянусь тебе, а Фиолетовый Рыцарь пригрозил нам, что сейчас дает нам шанс уйти, но убьет всех, если будем болтать... Что с тобой? Тебе плохо? — испуганно спросила Фрида, видя, как бывшая королева Марго побледнела от ужаса и медленно осела на пол.

* * *

Страшная, страшная ночь прокатилась по мирам, временам и измерениям.

Где-то мудрые и справедливые правители были отравлены на балах самыми верными советниками или заколоты во сне любовницами. Где-то сотни детей, прижимаясь к своим испуганным матерям, умерли одновременно, вдыхая пары ядовитого газа. Где-то летательный аппарат, повинуясь больному, извращенному разуму, с десятками людей на борту врезался в огромное здание высотой до неба. Взрыв этот через короткое время унесет жизни не одной тысячи человек. Где-то вулканическая лава похоронила под собой процветающие поселения.

Во всей необъятной Вселенной, созданной Творцом, хаос и Бездна одержали сегодня верх. Вот такая это была ночь.

Картины одна за другой проносились перед взором пустых черных глаз.

Между тем, как одно из видений сменяло другое, он задавал себе всего лишь один вопрос. "Она жива?"Но ответа не находилось. Ее присутствия не ощущалось вовсе. Только пустота.

На Азазелло нашел некий транс — мускулы рук и ног одеревенели, и демон прибывал в состоянии полусна или полуяви. Он лежал, облокотившись на каменный свод кузни, скрестив руки на груди и просто смотрел в никуда.

Более подходящего занятия, чтобы скоротать часы, оставшиеся до его безусловной гибели, он найти не мог.

Азазелло не знал, сколько времени прошло, когда он очнулся под взглядом немигающих кошачьих глаз.

— Ты правильно делал, что не попадался ему все это время.

Азазелло разомкнул воспаленные веки. Бегемот неотрывно смотрел, как глаза демона-убийцы утрачивают черноту и наливаются знакомым цветом углей, пусть и тусклых.

Гонец и сам будто бы казался старше — хотя и трудно по нему судить. Серьезное выражение редко омрачало вечно юный кошачий лик пажа, но сейчас он выглядел как в трауре.

Усилием воли Азазелло заставил себя сесть полностью.

Бегемот, не говоря ни слова, протянул ему некий предмет. Когда демон взял в руку золотую цепочку с массивным медальоном, у него снова потемнело в глазах от неведомого ранее ужаса. Квадратуру Круга Сивилла Оршели носила, не снимая, долгие годы. А это значило...

— Никогда, — сказал Бегемот резко и даже зло, — ты не одно тысячелетие служишь ему и являешься его правой рукой. Кому не знать его, как не тебе? То, о чем ты подумал, невозможно. Он не имеет к этому отношения, — повторил Бегемот уже спокойнее. — Медальон нашли в зеркальной галерее. Она могла и сорвать его сама, но вернее всего, его выбросило из того портала, в который она сорвалась.

Азазелло все так же продолжал молчать. Сивилла... Вынесло в портал. Сорвалась... Медальон потерян... Это значит, что найти ее будет непросто, очень непросто. Если она вообще пережила переход.

— Как давно это произошло? — спросил Азазелло хриплым голосом.

— Таких подробностей я не знаю, — отрезал Бегемот.

Азазелло невесело хмыкнул.

— Не знаешь подробностей... — медленно проговорил он.

Глаза Бегемота загорелись холодным зеленым огнем. От шута до хищника его отделяло очень немногое.

— Я ценил твою жизнь явно больше, чем ты сам ее ценил. Я видел, что происходит, раньше, много раньше, чем и ты, и она это заметила. Что же до хозяина, я опять не удивлен. Если хочешь что-то скрыть — оставь его на самом виду...

Азазелло встал и повел могучими плечами. Разум отказывался воспринимать, что Сивилла может быть мертва. Мертва — значит, исчезла. Растаяла в тонкой матрице бытия, будто ее никогда не существовало... Смертная в мире бессмертных. Если до нее добралась Бездна... Что ж, это они бы уже знали.

Демон понял, что бездействовать он более не может. И только лишь он развернулся по направлению к выходу из пещеры, дорогу ему гибким прыжком преградил Бегемот, мгновенно обернувшийся котом.

— Не смей! Не делай этого! Если ей еще можно помочь, не делай этого. Встречу с ним сейчас ты вряд ли переживешь. И тогда у нее не будет ни малейшей надежды.

* * *

— Ты потерял ее. Упустил. Упустил последний шанс.

— Уxoди.

— Я предупреждал тебя, что так и произойдет.

— Убирайся.

Мироздание вибрирует. Битва — если она состоится по их общей неосторожности — увлечет за собой в Бездну и мир Шеола, и Обитель Света.

Оба это понимают.

Оба сдерживают себя невероятными усилиями.

— Она никогда больше не придет к тебе по доброй воле. Если она жива.

Ярость. Раскаленная добела ярость. Разрушение, стихия, тьма. О, как же ему необходимо выплеснуть все это. Выплеснуть, чтобы не чувствовать, выплеснуть, чтобы не уничтожить.

— Она жива. И она придет. И мне вовсе не нужна ее добрая воля.

В своем гневе и в своей боли он не замечает, не успевает воспротивиться мысленному натиску младшего брата.

— Ты все еще чувствуешь ее... — в голосе Иешуа удивление и нотки разочарования. Ему почувствовать Сивиллу Оршели давно не удается. Но если может старший брат, может и он. Сейчас время его хода.

Великие Силы, он никогда не желал зла своему брату. Не желал гибели. Желал лишь гармонично править подлунным миром и защищать свою обитель. Но на карту поставлено слишком многое. И если он не сделает ход первым, то точно так же потеряет все. И Воланд также это понимает.

— Я буду искать ее. И если я найду ее первым, то никто не сможет помешать мне забрать ее себе, в Свет. И ты знаешь это, брат мой.

Мгновение, и Сын Божий покидает обитель мрака.

* * *

В следующий раз ее разбудило землетрясение. Повинуясь инстинкту и общей панике, царящей в трактире, Марго вместе с остальными выбежала на площадь и теперь с ужасом наблюдала, как камни мостовой ходили ходуном.

По площади прокатился крик ужаса, когда посреди нее разверзлась трещина, из которой метнулся столп пламени незнакомого Маргарите раньше ярко-красного оттенка. Похожего и не похожего на солнце Шеола, но явно смертельного.

Пламя взметнулось и снова ушло под землю, оставив за собой запах серы и дым. Тревожная тишина длилась несколько минут, и люди, и прочие обитатели Ада начали медленно и удрученно расходиться.

— Жди беды, — услышала от кого-то Марго.

— Жди беды, — согласился второй голос, — облавы и очередное жертвоприношение не за горами.

Испуганная и озадаченная, Маргарита поднялась в свою комнату, которая, на счастье, была снова пуста. Что ей было делать? Куда податься? Оставив Пристанище, она поставила себя вне закона. В лучшем случае, ее должны были вернуть обратно.

"Нет, ни за что", — подумала она. Что бы ее ни ждало, мысль о том, чтобы вернуться к Мастеру, была невыносимой.

В другом случае ее могла ждать Геенна или уничтожение... Смертная казнь. Судя по всему, на милосердие и снисхождение Мессира сейчас не рассчитывал никто. А Марго достаточно было наткнуться на один из демонических патрулей, и ее судьба будет печальна. Когда-то ближайшая свита Воланда оказывала ей всяческую поддержку и почтение, но это было бесконечно давно. Стоило ли ей полагаться на защиту со стороны высших демонов? Ответ был очевиден.

Она обхватила себя руками и села на пол, подперев деревянную стену. Она ушла в поисках свободы, а пришла к постоянному страху. «Зачем я существую? — думала она. — Зачем я когда-то родилась на свет?» Мирозданию угодно было дать ей жизнь и смерть, полную одиночества и мук.

Затем ее невеселые мысли обратились к Сивилле.

Она вспомнила их первую встречу. Сивилла Оршели тоже ворвалась в жизнь Марго болью. Как же она мечтала о ребенке...

Перед глазами вновь встала картина — солнечное дитя в ее розовом саду. Дитя, принадлежащее Воланду. В мире, принадлежащем Воланду. Маргарита, которая тоже всегда принадлежала ему. И принадлежит до сих пор... Нет, ей нельзя думать о нем сейчас. Она рискует потерять разум от боли и тоски, а ей нельзя терять единственное, что у нее осталось.

«Кто же ты, Сивилла Оршели? Кто ты, человеческое дитя, взращенное магией между Светом и Тьмой, надежда Света и сокровище Тьмы? Кто же ты? Где же ты?»

Из-под сомкнутых век бывшей королевы покатились горькие слезы.

И тут Марго вздрогнула как от удара. Она оглядела комнату. Сквозь щели в стенах сочилась кровь. Кровь как из глубокой, смертельной раны. Маргарита моргнула, и видение исчезло, но вместо него на нее накатила волна страшной, нестерпимой боли, от которой перехватило дыхание. Не ее боли...

Она судорожно всхлипнула и постаралась отдышаться. Стоило ей моргнуть, как она снова увидела кровь, сочащуюся из стен и из щелей в полу. Марго дотронулась до алых дорожек, и снова ее пронзило ощущение невыносимой муки и одиночества.

И она поняла, чья эта боль.

* * *

Сколько времени прошло? Он не мог сказать. Время перестает существовать, когда понимаешь, что обречен.

Он бессмертен. Немногое способно уничтожить его. Повелитель Теней способен, и Азазелло понимал, что полностью заслужил это.

Мысли о собственной неминуемой и скорой смерти не задерживались в голове надолго. Перед глазами один за другим вставали образы.

Маленькая, хохочущая девочка с перьями и листьями в волосах, скачущая на лошади.

Девочка, обрабатывающая его раны с заботой и нежностью. В синих глазах юного существа боль и тревога за него. Никто никогда не смотрел на него с болью и тревогой. Никто никогда не дарил ему безграничную нежность. Сивилла Оршели была первым и единственным существом, открывшим ему свой разум и душу. Никогда и ни с кем не ощущал демон безводной пустыни родства и единства духа, и так было правильно. Могущество и бессмертие — это всегда одиночество. Он совершил ошибку, а жестоко поплатилась за нее Сивилла.

«Ты полюбила меня, Сиви. А я погубил тебя. Тебе суждено было стать великой богиней, и где же ты теперь?»

По полу и стенам пещеры прошла дрожь, и раздался глухой гул. Его призывают, понял Азазелло.

Он развернулся к выходу, но помедлил. Нацепил ближайший к себе ремень с ножнами и только тогда распахнул могучие крылья. Вероятнее всего, он идет на смерть, на справедливую и заслуженную казнь. Но демон-убийца нигде и никогда не появляется безоружным.

* * *

Князь Тьмы стоял на горном плато на краю пропасти и смотрел далеко вниз, в Геенну. Через несколько часов она будет пуста от всех душ. Резкий ветер трепал черный плащ Повелителя Теней. Небо над головой было чернильно-черным с частыми всполохами молний, но грома слышно не было. Лишь отголоски криков в ущелье.

Место, куда Воланд вызвал Азазелло, было выбрано не случайно. В сердце Преисподней ему было бы намного сложнее мыслить здраво и позволить гневу перерасти в безумие. Он чувствовал приближение самого верного своего соратника. Одного из первых приспешников. Могущественнейшего демона, уступающего лишь ему самому. И предавшего его.

— Мессир, — прозвучал голос за спиной.

Воланд выждал несколько секунд, чтобы повернуться к коленопреклоненному демону. Глаз Повелителя Теней жег Азазелло ледяным зеленым пламенем, вырывая мысли, чувства, обнажая все.

Несколько минут длилось молчание, после которого Воланд проговорил:

— Что ж... Ты в самом деле полюбил ее, Азазелло. Я узнал об этом не от тебя — от нее. С момента ее рождения ты поклялся мне защищать ее, повторил свою клятву однажды... и нарушил ее. Как мне следует поступить с тобой, Азазель? Кому, как ни тебе, известно, что я делаю с теми, кто нарушает данные мне обещания.

Азазелло призвал все свое мужество, весь холод пустыни в ночи и ровно ответил:

— Я заслужил смерть, мой Повелитель. Я полностью осознаю свою вину и покоряюсь вашей воле. Но молю об одном.

Губы Воланда сложились в тонкую полоску, и он выжидающе посмотрел на Азазелло.

— Ты не в том положении, чтобы молить меня сейчас о чем-либо, но продолжай. Терять тебе, как ты знаешь, практически нечего.

— Сивилла Оршели, Мессир. Только скажите мне — она жива? Я прошу лишь сохранить жизнь ей.

Волна огромной мощи сбила Азазелло с ног и впечатала в скалу. От удара потемнело в глазах. Любого другого демона подобная волна сатанинской ярости убила бы. У Азазелло перехватило дыхание, и рот заполнился кровью.

Воланд медленно, чеканя каждый шаг, приблизился к демону, корчившемуся на земле от боли, и проговорил:

— Единственное, что сохранило тебе жизнь сейчас, это особая связь, возникшая между тобой и разумом Сивиллы Оршели. Она жива. Хуже всего, Иешуа Га-Ноцри знает, что она жива, но не знает, где искать ее. Ты найдешь ее первым и вернешь мне. Вернешь мне ее целой и невредимой, чтобы ни один волосок не упал с ее головы, если хочешь, чтобы она жила. И если хочешь жить сам.

На этом Повелитель Теней отвернулся и вновь воззрился в ущелье, показывая тем самым, что разговор окончен.

Азазелло поднялся на ноги и, пошатываясь, побрел в обратном направлении.

* * *

Он шел по следу. От прошлых апатии и бездействия не осталось и следа. Он был тем, чем был — демоном-убийцей, и он, как охотник, искал след. След этот привел его в зеркальную галерею. Выход в бесконечное количество миров. И где-то в этих мирах и измерениях сейчас находится Сивилла, и она жива. В глубине галереи по меньшей мере пять зеркал были разбиты.

Азазелло окинул осколки взглядом. Затем посмотрел на расколотое пополам разрушительной силой магии зеркало, стоявшее в глубине.

Это был худшим из всех вариантов, и, конечно же, Сивилла выбрала именно его. Это будет очень сложно. Очень сложно — значит, возможно.

Демон двинулся в путь.

* * *

Она опять была в пути. Что ее вело? Безусловная, истинная, неподвластная времени и смерти любовь. Ее вела боль. Чужая боль, настолько сильная, что пронизывала все ее существо.

Ее вело ощущение, что тот, кого она любит, нуждался в поддержке, и никто в целой Вселенной, негласным правителем которой он являлся, эту поддержку ему не окажет.

Боль и любовь были настолько сильны, что сводили на нет прошлые обиды. Марго, как она понимала, не дано было испытать то, что чувствовал сейчас Воланд. Он был один. Его раздирала боль. И только она одна чувствовала это. Поэтому она просто шла, повинуясь зову боли и любви.

Впервые в жизни Маргарита шла по своей воле к Повелителю Теней. Впервые в жизни она шла, потому что сама так решила.

Время потеряло значение.

Пространство и расстояние потеряли также всякое значение.

Марго шла легко, как будто знала дорогу, как будто знала, что делает сейчас единственно возможную правильную вещь. Она шла к нему, так как была ему нужна.

* * *

Безжизненная роща, та самая, где он нашел ее когда-то.

Тишина, нет и дуновения ветерка.

Воланд стоял к ней спиной, и, почувствовав ее присутствие, медленно развернулся навстречу.

Что на самом деле связывает двоих вместе? Тень правды. Тяжесть прошлого. Путь одиночества и страха. Она устала от одиноких странствий. Устала постоянно желать несбыточного. И если есть выбор между платой за свои решения и отказом от принятия их, она предпочтет платить до конца.

Она — женщина. Ей дана власть и привилегия быть мудрее и уступать, когда они оба так нужны друг другу. Поэтому именно Марго сделала первый шаг. И еще один.

Несмотря на страшную, накатившую вдруг усталость, во всем теле Маргариты ощущалась необыкновенная легкость, как будто ноги вот-вот оторвутся от земли.

Воланд, не говоря ни слова, смотрел на нее. Все так же молча просто раскрыл объятия ей навстречу.

Чужая боль схлынула с Маргариты внезапно, полностью опустошив и оставив обессиленной. "Он освободил меня от нее", — поняла она.

Последнее, что она почувствовала перед тем, как провалиться в глубочайший, как обморок, сон, были сильные руки, обхватившие ее и не дающие упасть.

Сбившееся, хриплое дыхание. Сердце будто увеличилось в размерах и болезненно пульсирует не только в груди, но и во всем теле.

Ее дыхание. Дыхание преследователей. Они слишком близко. Они сильные, здоровые самцы, совсем не похожи на ту самку-доходягу…

Охота.

На нее ведется настоящая охота.

Ее загоняют, как зверя.

Несколькими минутами, а может, и секундами ранее летательный аппарат — дирижабль, вспомнила название Сивилла — снизился и завис над ней.

Она спиной чувствовала колебания воздуха от пропеллера. Можно было различить крики, но Сиви некогда было думать. Она только бежала. Она только пыталась выжить.

Бросив лихорадочный взгляд через плечо, она увидела, как с борта дирижабля спрыгнули трое мужчин и побежали за ней. Дорога пошла в гору, и силы Сиви стали иссякать.

— Держи ее! Это она — убийца! — крики стали складываться в слова, и это было очень плохо. Это значило, что расстояние между ними неумолимо сокращается.

Тело вспомнило само, вместо того чтобы выжимать большую скорость из измученного организма, Сиви застыла как вкопанная, заставив тем самым наиближайшего к ней преследователя резко сбросить темп. Она рванула в обратном направлении — вниз, и, теперь ноги сами понесли ее с горы.

Конечно, ни о каком спасении речь не шла. Разум будто покинул Сивиллу, как ранее покинула магия. Тренированное тело помнило суровую науку возлюбленного, и тело это не хотело умирать.

«Никогда не выставляй свою силу против превосходящей силы, — учил ее Азазелло, пока она растирала синяки, шипя от боли. — Только скорость против силы. Особенно когда точно знаешь, что ты слабее».

Воспоминание коснулось ее и исчезло, а Сиви сгруппировалась и прыгнула на ближайшего к себе преследователя, метя ему в живот. Удар удался. Сиви сбила его с ног. Но кое-что она не рассчитала. Теперь они оба катились вниз по склону, и Сивилла различила ругательства на каком-то странном диалекте латинского языка.

Расчет и уроки демона-убийцы не подвели — остальные двое мужчин в военной форме девятнадцатого века с античными шлемами на головах запнулись на несколько столь дорогих Сиви секунд. Ей удалось привести их в замешательство. Хорошо, но этого мало. Скорость теперь ей развить много легче, а значит, легче и им. Судя по звукам за ее спиной, один из солдат споткнулся и упал. На лице Сиви возникла безумная, злая ухмылка. Что ж, долго радоваться ей не пришлось — третий солдат оказался расторопнее и подскочил к потерявшей бдительность на мгновение Сиви сзади.

— Попалась! — торжествующе заорал он. Сиви мгновенно извернулась и умудрилась врезать мужчине коленом в пах. Тот согнулся от боли. Сиви вырвалась и понеслась дальше, но тут удача окончательно повернулась к ней спиной.

— Осторожней с ней — она абсолютно чокнутая! Мало, что убийца! Ведьма!

Мужчины отрезали ей путь с трех сторон, вынуждая повернуться к ним лицом. Сивилла предприняла последнюю, отчаянную и провальную попытку рвануть сквозь их звено, но ее перехватили.

— Ишь ты! — прокомментировал ее действия тот солдат, которого она ударила. И крепко приложил ее затылком о ствол дерева. Все стало черным. Благословенная темнота.

* * *

Маргарита открыла глаза, и первое, что она увидела, был солнечный свет, бьющий в окно на всю стену. Окно было украшено витражом, и за ним виднелись парк и холмы, покрытые лесом чуть поодаль.

Она полулежала на кушетке, укрытая пледом. Марго медленно перевела взгляд на Воланда, неподвижно сидящего напротив нее и молча изучающего ее.

Ей нечего было сказать. Она абсолютно не представляла, что делать теперь и что ее ждет. Но страха не было. Было с удивлением обнаруженное Маргаритой чувство, которое появляется после глубокого сна и полноценного отдыха.

Тишину нарушил Воланд.

— Ты проспала почти шестнадцать часов. Полагаю, тебе лучше.

Маргарита кивнула.

— Это так, Мессир. Благодарю вас за заботу.

— Ты голодна? — спросил он, и Марго отрицательно покачала головой.

Повелитель Теней кивнул. Настрой его был не до конца понятен Маргарите. С одной стороны, он явно выглядел напряженным, но и нарочно сохранял сугубо деловой тон.

— Ты голодна, — произнес он на этот раз утвердительно и добавил: — В этом мире, и особенно здесь, полагается делать то, что я считаю нужным. И ты, Марго, не исключение.

По щелчку пальцев перед ней возник стакан ароматного чая. В воздухе поплыл запах мелиссы и бергамота. Она сделала глоток, понимая, что лучше не спорить, и не имея никаких сил и желания на это. Так же, со спокойной покорностью, Маргарита съела появившийся из ниоткуда кусок ароматного свежеиспеченного хлеба.

Это было так неожиданно и странно — не ощущать страха и боли.

После непродолжительного молчания Воланд снова заговорил:

— Я плохо обращался с тобой. И, возможно, я буду продолжать плохо обращаться с тобой. Но тем не менее, у меня есть для тебя предложение.

Маргарита удивленно подняла брови. Какое еще может быть предложение для нее у Сатаны, который властвует над ее душой и жизнью уже давно?

— Я хочу предложить тебе стать моей официальной фавориткой. Мой дом станет твоим домом. В разумных пределах, разумеется. Тут есть много, слишком много мест, куда не следует попадать никому, и особенно тебе. Ты будешь моей женщиной, я дарую тебе свое безусловное покровительство, необходимую — какую пожелаешь — свиту, а взамен обещаю тебе свою верность. Ты будешь единственной, с кем я буду делить ложе и чувства.

Марго ошарашенно молчала. Она ожидала многого, но не этого. А какой у нее был выбор?

Воланд без труда прочел ее мысли и усмехнулся. Маргарита смотрела на него, и ей казалось, что морщины Князя Тьмы стали глубже, на висках прибавилось седины, но это могло быть и неверной игрой карминного адского солнца.

— Полагаю, вечности и покоя с тем, о ком ты меня однажды просила, тебе хватило с лихвой, — усмешка исказила его рот, — я могу вернуть тебя на Землю, но не позднее начала двадцатого века. Никто из моих подданных не уходит в это измерение. Поэтому не проси меня начать свою жизнь заново — этого ты не получишь. Если угодно, я могу дать тебе прожить жизнь той самой Маргариты де Валуа, твоей прапрабабки, хотя вряд ли тебе и это понравится. Хочешь стать королевой на Земле? Станешь. Хочешь быть повелительницей острова в античной Греции — будешь. Выбирай. И забудешь все, что было. Либо оставайся со мной и будь моей женщиной. Я предлагаю лишь один раз, Марго, и тебе это очень хорошо известно. Я давал тебе больше шансов, чем кому-либо, — тень мгновенной горечи легла на лицо Воланда и исчезла. Он снова вернулся к своему деловому, суховатому тону, — Это последнее предложение. В любом случае, никто никогда тебе не причинит никакого зла. Я обещаю тебе уважать твой выбор.

Сатана выдохнул незаметно для сидящей напротив него женщины, которая так искренне, страстно и странно любила его. Ему это чувство было не до конца понятно, но это ее чувство было единственным на сей момент, что стояло между ним и безумным горем.

Он боялся ее отказа, но он никогда этого не покажет. Слишком высокую цену он уже заплатил за свой страх потерять… Второй ошибки он не допустит, он просто не имеет более права на ошибки подобного рода.

Марго молчала. И сказала наконец:

— Я люблю вас, Мессир. И я выбираю остаться подле вас. Когда-то вы сказали мне, что тот, кто любит, должен разделять участь того, кого любит. Я была слишком глупа и слепа тогда, чтобы вникнуть в значение этой фразы. Это в прошлом. Теперь я осознанно выбираю быть с вами.

Воланд кивнул, будто бы не удивился, поднялся со своего кресла и протянул руку Маргарите.

— Тогда ступай за мной.

Она поднялась и прошла, влекомая Князем Тьмы к окну. Под его взглядом оно превратилось в провал, где царила темнота, не считая редких факелов на стенах. Марго шла за Воландом, и каменный пол холодил ее босые ноги. Через некоторое время они вышли на плато, окруженное со всех сторон бездонной, как казалось, пропастью. Вокруг была лишь тьма. Тьма и тишина.

Воланд повернулся к ней. Взгляд его горел страстью.

— Не бойся, — прошептал он ей, лаская губами ее ухо и приводя ее в такой родной и знакомый, но почти позабытый трепет, — ничего не бойся. Тебе нечего бояться, пока я рядом. Лишь доверься мне, — Повелитель Теней накрыл уста Маргариты поцелуем.

Она не знала, сколь долго их уста были сомкнуты. Страсть, надежда, одиночество, боль и желание — в этом поцелуе было все. Маргарите казалось, что она задыхается, что он никогда ее не отпустит. На мгновение объятие прервалось, и Марго открыла глаза.

Воланд через голову снял рубаху и освободился от остальной одежды. Руки Повелителя Теней накрыли груди Маргариты, обвели налившиеся бугорки сосков, и тут он резко разорвал платье Марго, оставляя ее в одном белье, которое тут же упало к ее ногам от одного его взгляда.

— Не бойся, — повторил Воланд и повел ее к краю пропасти.

Он вновь приблизил свои губы к ее устам, и вновь поцелуй закружил ее ураганом и понес куда-то за пределы всех миров, захватывая дух и крадя дыхание. Одна рука Воланда обвила ее запястье и нежно, но властно отвела ее руку вверх и в сторону, затем то же самое он проделал и со второй ее рукой. Подхватив женщину, Повелитель Теней приподнял ее, буквально усаживая на воздух и раздвигая бедра. Маргарита с ужасом поняла, что она висит над пропастью, абсолютно нагая и обездвиженная, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой.

Она испуганно вскрикнула и в панике возрилась на Воланда. «Не бойся», — снова прошептал он ей в ее сознании и принялся неистово и страстно ласкать ее живот, бедра и груди своим алчущим ртом.

Марго изнывала от его ласк, она хотела умолять его о соитии, но не была в силах произнести ни слова. Из ее горла вырывались лишь стоны мучительного наслаждения.

Он резко вошел в нее на той тонкой грани ощущений, где соединяются любовь, страх, боль и наслаждение. Он любил ее. Яростно. Страстно. Как же долго он этого ждал. Как же долго они оба этого ждали.

«Вот это моя судьба — думала Марго, — в сердце тьмы, над пропастью, над началом и концом всего и всея, отдаваться ему, существовать для него и быть с ним единым целым».

Она изнывала, ей казалось, что она теряет сознание, что она вот-вот сорвется, но все это не имело никакого значения, пока он был рядом.

Мучительный, одновременный стон обоих, и пришло долгожданное избавление.

Маргарита не знала, как долго потом он еще простоял, держа ее на весу и обвив ее ногами свою талию. Лицо Повелитель Теней спрятал на груди у Марго, а она просто обхватила его голову ладонями и перебирала пальцами его густые, темные с проседью волосы.

Она не помнила, как они вернулись в покои Воланда. Ей казалось, что он ее нес, а может, и нет. Единственное, в чем Марго была уверена — они ни разу не разомкнули рук.

* * *

Командор округа до недавнего времени считал себя довольно успешным человеком. Он умудрился дожить до сорока шести лет, в его распоряжении находился склад с патронами, оставшийся еще после Третьей Мировой, через округ проходило несколько действующих веток с паровозными составами, и у него были неплохие связи в угольной шахте.

Город насчитывал около двух тысяч жителей, ресурсов в виде воды и почвы, пригодной для засева, не то чтобы хватало на всех, но никто особо не жаловался. Под началом его было три роты крепких ребят, беспорядки в городе возникали не слишком часто, и Командор имел все шансы дотянуть до шестидесяти, не бедствуя и сохраняя положение.

К его услугам так же был бордель, в котором десять женщин из пятнадцати не имели явных физических дефектов и не страдали заразными заболеваниями.

И, самое главное, ему принадлежали два воздушных судна — дирижабль и настоящая летучая парусная шхуна, оснащенная пушками.

День, когда воздушные пираты похитили шхуну, стал началом конца.

Все началось с того, что у командора по утрам и вечерам появились острейшие желудочные боли. Они длились месяц, второй, третий. На четвертый месяц, потеряв около трети веса и страдая от бесконечной тошноты, Командору удалось получить из соседнего округа древнейший аппарат ультразвукового исследования и старика-целителя, умеющего с ним обращаться, взамен на двадцатилетнюю, потенциально пригодную к размножению проститутку.

Целитель долго настраивал аппарат, который не работал на пару, а лишь на электрической энергии, которой хватило ровно на час. Старик бормотал себе что-то поднос на латыни, исследуя Командора и вглядываясь на непонятное серое мельтешение на древнем экране. Когда целитель касался живота Командора или его груди, тот едва сдерживал крики.

— Рак, — произнес старик равнодушным тоном, — метастазы пошли в легкие и печень. Тебе остались три месяца, мой господин. Может, два.

Из лекарств в округе после обысков в домах жителей нашли только парацетамол две тысячи двадцать третьего года выпуска. Командор глотал его пачками, но боли это никак не облегчало. Сколько Командор ни искал травницу в окрестных городах, он никого не нашел. Заместитель предложил убить нескольких здоровых человек, чтобы использовать их кровь, лимфатическую жидкость и желчь для восстановления поврежденных тканей. Целитель яростно возражал, и Командор решил использовать этот шанс, приказав умертвить целителя.

Когда же и это не помогло, Командор принял окончательное решение. Решение последней пули.

Сегодня с утра его рвало сначала желчью, а затем кровью. Кое-как нацепив на себя форму и все регалии, Командор нетвердой походкой пошел в свою приемную. И тут дело приняло совсем скверный оборот.

Командора, оказывается, ждал суд.

Дело было пустяковым, убийство нищенки Барры, ничем не примечательной, но чем быстрее покончить с этим делом, тем быстрее можно наконец-то пустить себе пулю в лоб и оставить округ решать свои проблемы без него.

В зал суда волоком втащили обвиняемую. Одного взгляда хватило на нее, чтобы понять — молодая рыжеволосая женщина, которой не было еще и двадцати, была абсолютно невменяема.

— Закон подразумевает смертный приговор в таком случае, — тихо сказал Заместитель.

— На нее жалко пули, — рявкнул в ответ Командор.

— Тогда — вздернуть.

— Зачем? — встрял секретарь суда. — Она молода и потенциально фертильна. Кроме того, она может работать.

— Эй! Девушка, — крикнул обвиняемой секретарь, — ты нас слышишь?

Ответа от рыжеволосой не последовало никакого. Она тупо смотрела в пол. Охранник резко дернул цепь кандалов, и девушка упала на колени. Глаза были покрыты белесой пленкой безумия. В них не отражалось ни капли мысли.

— Она была побойчее, шибко бойчее, ваше превосходительство, — смущенно сказал охранник, — но она билась с нами как дикая львица, и пришлось ее угомонить. Мы кидали ей в камеру картофельные очистки, как и всем, но она даже не притронулась к ним.

— За то, что угробили рабочий материал, получите каждый по пять суток гауптвахты, — раздраженно бросил Командор, — обвиняемую не кормить. Через неделю проверить, сдохла ли. И пустить на топливо, — Командор кивнул секретарю.

— Позвольте, ваше превосходительство, — возмутился солдат, которому пять суток на гауптвахте абсолютно не улыбались, — руки-ноги у нее целы. Хребет тоже. Чего ж мы там угробили?

Командора вновь охватил такой приступ боли и тошноты, что ему показалось, что его сию минуту вывернет прямо на рабочий стол.

— Тогда в шахты, добывать уголь, — прохрипел он, — сами не догадались бы, идиоты?

Он поочередно смерил взглядом и Заместителя, и секретаря, и охранника, и подсудимую. Та казалось, никогда не имела ни малейшей связи с реальностью.

— А ежели снова начнет буянить? — подал голос вновь охранник.

— Значит, на шахты, и приковать цепью к телеге пожизненно, — с ненавистью выплюнул Командор секретарю и всему этому проклятому миру, развернулся на каблуках и покинул последнее в своей жизни заседание суда, вынеся последний приговор.

Как охранник за цепь тащил на выход приговоренную, он уже не видел.

* * *

— Мессир, — Бегемот был в обличии юноши, но Маргарита его тут же узнала. Демон-паж приветственно кивнул ей, узнавая, вне всякого сомнения, и она склонила в ответ голову. Он тут же продолжил: — Я искренне прошу прощения за беспокойство, мой повелитель, но в Замке неспокойно.

— Не спокойно? — переспросил Воланд нейтральным тоном, но у Марго от этого тона явно прошел холодок по спине.

— Гелла подвергла слуг наказанию, — проговорил Бегемот, — тех, что его пережили, она сослала.

— Полагаю, у Геллы имелись веские причины для подобного решения, — сказал Воланд.

— Мессир, мы никогда так не поступали со слугами, — упрямо повторил юный демон, — ведьмы и черти всего лишь обсуждали, что делать с покоями в крыле…

Лицо Воланда потемнело от гнева. Бегемот отпрянул, и Маргарита зажала себе рот ладонью, чудом сдержав вскрик.

— Не смей никогда больше упоминать ее имя, — произнес Воланд. Бегемот прикрыл зеленые горящие глаза и поклонился.

— Слушаюсь, Мессир.

Паж обернулся котом и направился к выходу.

— Пришли ко мне Геллу, — приказал Воланд, — у меня есть распоряжения для нее, касающиеся донны Маргариты.

* * *

Демонесса вошла и почтительно склонилась перед Повелителем Теней, не удостоив Марго и взглядом. Маргарита смотрела и не верила глазам. Немногословная ведьма, готовящая ее к балу, растирающая ее истерзанное тело под кровавым душем, Гелла, приветливо улыбающаяся ей в далекой московской ночи, исчезла без следа.

Истинная Гелла была холодной, жестокой и неимоверно могущественной.

— Скажи мне, что ты сделала со слугами, Гелла? — спросил Воланд.

— Ничего такого, чего бы они не заслужили, Мессир, я всего лишь приказала забить их плетьми.

— Насмерть? — уточнил Воланд. Маргарита почувствовала, как к горлу ее подкатывает тошнота.

— Они позволили себе непозволительные высказывания, Мессир, — ровно произнесла Гелла. — Больше такой ошибки никто не совершит.

— Мне абсолютно все равно, какова была причина сего уродливого происшествия, Гелла. И мне все равно, каковы были последствия.

Демонесса продолжала молчать.

— Мне так же все равно, как ты будешь управляться в Замке, и меня не интересует способ, которым ты будешь держать нечисть в узде, — проговорил Воланд, — но больше я о подобных инцидентах слышать и знать не желаю.

Рыжая ведьма снова сдержанно поклонилась.

— А теперь, Гелла, — Повелитель Теней явно считал, что разговор окончен, — позаботься об устройстве и должных апартаментах для моей женщины.

Он сделал знак рукой, и Маргарите ничего не осталось, кроме как последовать за Геллой.

* * *

— Это слишком большая комната, — тихо сказала Марго.

— Ты хочешь, чтобы она была меньше? — резко спросила Гелла. — Или больше? Тебя не устраивает вид из окна? Хочешь отдельную башню или отдельный замок?

Маргарита подавленно и пораженно молчала. Она искренне не знала, как себя вести в этой ситуации.

— Меня все устраивает, — быстро сказала она, и Гелла кивнула.

— Я пришлю к тебе демона-портного, чтобы подготовить тебе наряды, и свиту из служанок.

— Пожалуйста, не надо! — почти вскрикнула Марго.

Гелла удивленно и чуть презрительно вскинула брови.

— Я бы хотела побыть одна. Просто побыть одна. Мне не нужна прислуга. И, пожалуйста, — снова тихо попросила Марго, — могу я получить ткани и швейные принадлежности? Я бы хотела сшить себе одежду сама.

Рыжая ведьма недолго помолчала.

— Как тебе угодно, донна, — наконец сказала она, — мне все равно, что ты делаешь и как. Ты здесь с единственной целью — служить Мессиру. И ты будешь ему служить, и будешь делать это хорошо. Остальное меня не касается.

* * *

Она лежала и изучала потолок уже довольно длительное время. Потолок был ржавый, покрытый паутиной, но на него было очень приятно смотреть,потому что не надо было думать ни о чем. Мысли плыли отдельно от рыжеволосой девушки, которая лежала на полу вагона, когда-то служившим для перевозки скота, а сейчас — в качестве временной тюрьмы. Ни о чем не думать было приятно, ни о чем не думать было правильно и безопасно.

Если она начнет думать, то она вспомнит, кто она такая. А ей совсем не хочется вспоминать, кто она такая. Это нехорошо. Опасно. Мысли могут ей не принадлежать. Мысли могут ее выдать. Если она вспомнит кто она, если она будет думать, случится нечто страшное. Сейчас она забыла или заставила себя забыть свое имя. Свое прошлое и свое настоящее.

Боль в голове постепенно угасала, и рыжеволосая девушка то проваливалась в дремоту, то вновь выплывала на поверхность. В реальности было не так красиво, как во сне. Во сне она лежала на роскошной постели, перебирала пальцами прекрасные и мягкие на ощупь ткани. Во сне играла приятная, ненавязчивая музыка, рыжеволосая девушка нежилась в теплой ванне, танцевала и делала множество других вещей. Это было похоже на сказку. Скорее всего, это и было сказкой. Кроме всего, рыжеволосой девушке снился голос, который звал ее по имени, что она не хотела помнить.

«Нельзя думать», — говорила она себе. «Нельзя помнить». Хорошо было бы закрыть глаза и больше никогда не открывать их, но угаснувшее сознание начинало отчаянно сопротивляться. «Ты не можешь умереть!» — кричало оно. — Тебе нельзя, нельзя умирать!»

Ей приносили какую-то еду, но у рыжеволосой девушки не было в ней потребности. Во всем теле ощущалось легкость. Ей было абсолютно безразлична ее дальнейшая судьба, и все силы уходили на поддержание этого безразличия.

Время от времени ее мучило неприятное сознание жжения на лодыжке, как будто годами там находился некий предмет, который рыжеволосая девушка теперь потеряла. Ну и пусть.

Она не знала, сколько времени прошло, когда двери темницы открылись, и вошел человек, который приносил ей еду. Он смотрел на нее со смесью равнодушия и отвращения.

— Пойдем, — сказал человек, — ты отбываешь сегодня.

Рыжеволосая девушка не пошевелилась. Человек в военной форме, грязной и дурно пахнущей, надо сказать, подошел к ней и несильно ткнул ее под ребра сапогом. Рыжеволосая девушка поняла, что если она не подчинится, он продолжит бить ее снова и снова, и поэтому ей пришлось встать.

На нее снова надели цепи и повели.

Яркое солнце ослепило глаза. Солнце было странного цвета. Она запомнило его ярко-алым, а сейчас оно было блеклым и серым. Это было неправильно.

От человека несло чесноком и перегаром, и девушка пыталась максимально отстраниться от него, насколько позволяла длина цепи.

— Ты отправляешься в колонии, шлюшка, — говорил человек в форме, — жаль… У тебя красивое личико, на которое тебе поставят клеймо с номером. У тебя было имя?

У нее было имя. Она не хотела его помнить, и поэтому снова промолчала.

— Ну как знаешь. Тогда пока будешь просто шлюшкой. И знаешь что? Хоть ты мне и врезала, я тебя все равно отымею, пока мы будем ехать.

Человек втолкнул рыжеволосую девушку в крытую повозку.

Напарник, сидевший на козлах, окликнул его:

— Да успокойся уже! Не видишь, девка абсолютно чокнутая, не ввязывай нас обоих в неприятности. Она теперь собственность колоний, а их трогать нельзя. Кроме того, тощая, доходяга. Она там и недели не протянет.

Человек в грязной форме сплюнул и огрызнулся:

— Ты бы видел, как она резво бежала от патруля. И как успела вломить и мне, и Джейкобу! Да и Барру она придушила голыми руками, можно сказать. Ну, не то чтобы придушила, а тряханула так, что у старой карги шея сломалась. Эта рыжая дрянь — опасная шлюшка, помяни мое слово.

Кучер недоверчиво и брезгливо оглядел рыжеволосую девушку.

— Ну коли так, а она явно ненормальная, и к тому же еще, как видно, немая — так уж и быть. Тогда уж и меня позови, когда с ней закончишь, — он хмыкнул.

Человек в грязной форме обхватил девушку сзади и навалился на нее. Она почувствовала, как некий твердый предмет ткнулся ей в бедро, и чуть не задохнулась от острой вони и тошнотворного ощущения чужой похоти. От приступа рвоты ее спасло видение.

…Скорпион, прятавшийся под камнями, был огромен, почти с девочкину ладонь, желтого цвета и отвратителен на вид. С крюка, покрытого острыми щетинками на хвосте, стекла капля яда. Девочке хотелось завизжать, но она знала, что если она и вправду завизжит, ее спутник просто заставит ее бегать кругами по проклятому оврагу еще и еще, а ей немедленно хотелось домой, принять ванну и спать, а не продолжать бегать. Поэтому скорпиона следовало убить, и делать это нужно было быстро. Преодолевая брезгливость и страх, девочка схватила булыжник и что есть силы опустила его на насекомое. Она ожидала, что это будет противно. Она боялась, что все-таки взвизгнет. Но убить ядовитого гада оказалось неожиданно очень приятно. Девочка довольно улыбнулась и стерла пот с лица ладонью…

— Ты умеешь ласкать мужчину, шлюшка? — вернул девушку к реальности голос человека в форме.

— Да… — сказала она, впервые произнеся что-то за много дней хриплым и незнакомым голосом. Во рту было очень сухо, но не от жажды, а от предвкушения. — Умею, — повторила рыжеволосая девушка, потянувшись рукой к твердому предмету, на боку у мужчины.

— Умеешь и руками, и языком? — хватка на бедрах стала жестче, и мужчина явно повеселел. — А мы с тобой можем и найти общий язык, и неплохо провести время в дороге.

— Хорошо, — сказала девушка. Ей нужно было то, что было у человека в грязной форме, воняющего перегаром, очень нужно было. — Только ты должен будешь освободить мне руки.

Мужчина довольно хмыкнул и облизнул губы. Он вынул из кармана отвертку и освободил скованные руки рыжеволосой девушки.

Отвертка и цепь со звоном стукнулись об угол крытой повозки.

— Тогда жди меня. А потом Гастингса. А потом мы, наверно, отымеем тебя вдвоем. Мы часто делим женщин, — он расхохотался. На рыжеволосую девушку попали капли его слюны, но она не заметила или уговорила себя, что не заметила.

Человек принес ей кружку с водой и тарелку с заплесневелым хлебом. Она съела все, до крошки, так как знала, что ей понадобится много сил.

Если бы она хоть краем глаза увидела такую еду, предназначенную ей, то приказала бы заживо содрать кожу с того, кто осмелился бы ей это подать.

Нежданная, непозволительная мысль. Об этом нельзя было вспоминать. Об это нельзя было думать. Не сейчас. Потом. Позже.

* * *

Повозка тронулась. Ее ощутимо трясло на каменистой дороге. Рыжеволосая девушка сидела, облокотившись на стенку, закрыв глаза и вытянув ноги. Иногда она проваливалась в дремоту и грезила о мире, где солнце алое, луна золотая, а звезды бесчисленны. Повозка встала.

Колеса заскрипели, тормозя.

Человек в грязной форме вошел в повозку.

— Мы в двух милях от Авалона. При въезде в Авалон мы проедем блок-пост. Поэтому развлечемся с тобой сейчас, шлюшка. А если скажешь хоть слово на блок-посту, мы вырвем твой язык. Так что лучше тебе вновь притвориться немой, шлюшка. Тебе ясно?

Рыжеволосая девушка кивнула головой.

И поползла к углу повозки, не спуская с мужчины ярко-синих глаз. Она уселась на цепь и принялась расстегивать пуговицы на лифе грязными, с обломанными ногтями пальцами.

Мужчина хохотнул. Он опустился рядом с ней на четвереньки. Он выглядел как шелудивый пес, а смердело от него и того хуже. Его язык торчал сквозь зубы.

Медленно шли секунды. Медленно и хрипло дышал мужчина. Где-то закаркал ворон.

Рука девушки, грязная, с обломанными ногтями, мгновенно обхватила так и оставшуюся валяться у цепи отвертку. Молниеносное движение — и острие воткнулось под углом в глотку человеку в грязной форме. Прямиком над адамовым яблоком, повредив сонную артерию и голосовые связки.

* * *

— Пройдет около минуты, прежде чем ты захлебнешься собственной кровью, — тихо, почти шепотом произнесла Сивилла Оршели, — я хочу, чтобы эту минуту ты провел с пользой.

Она как кошка прыгнула на мужчину и уселась на него сверху. Портупея с пистолетом и кинжалом на его бедре теперь была в непосредственной ее досягаемости. Она неспешно начала отстегивать ее, продолжая шептать:

— Ты бил меня. Ты лапал меня. Ты называл меня шлюшкой. Так? — глаза мужчины вылезли из орбит, изо рта хлестала кровь. Но он все еще был в состоянии слушать, поэтому Сивилла продолжила: — Ты хотел меня отыметь, а сейчас ты сдохнешь. Когда ты сдохнешь, я убью твоего подельника, который тоже хотел меня отыметь. Тебе ведь и во сне не могло присниться, что тебя убьет женщина, так?

Мужчина попытался выдернуть из горла отвертку, но Сивилла перехватила его руку, усаживаясь поудобнее.

— Твой напарник слышит сейчас возню и думает, что это ты меня имеешь, — она усмехнулась, -а на самом деле ты подыхаешь. Слишком быстро, но я все равно успею тебе сказать… Я могла бы сделать так, что, проснувшись после смерти, ты бы варился в котле с кипящей смолой. Долго… Очень долго. Дольше, чем ты можешь себе представить… Или с тебя бы сдирали кожу. Каждую ночь она нарастала бы заново, и все происходило бы по новой. Тебя бы разрубали на части и жарили бы на медленном огне… Но ничего этого не будет. Сейчас тебя пожрет нечто, и от тебя не останется ничего. Ты — никто и ничто. Ты — часть небытия. А я — Сивилла Оршели. Запомни меня. Запомни это имя. Это последнее, что ты видишь и слышишь.

Мужчина был уже мертв. Сивилла резко поднялась на ноги. От недоедания и недосыпа закружилась голова, но мысли работали четко и ясно. Пистолет был заряжен. В нем было семь пуль. Значит, она может рассчитывать на шесть. А еще — теперь у нее был кинжал, отвертка и обрывок цепи. Очень скоро у нее будет лошадь. Все это теперь принадлежит ей. Не Воланду. Не Иешуа Га-Ноцри. Только ей.

Беспамятство, куда она себя загнала, отступало. Что ж… Вся ее жизнь оказалась сказкой. Лживой, сладкой и подлой сказкой. Тот, кому она больше всех доверяла, мечтал только об одном — использовать ее и сломить ее. Тот, кого она любила — знал это и лгал ей.

Сказка кончилась. Детство кончилось. У нее нет ничего, кроме пистолета, шести пуль, ножа, обрывка цепи. И ненависти. Тотальной, чистой ненависти. И если эта ненависть поможет ей выжить — пусть так. Ее лишили магии. Ее лишили дома. Но кое-чего ее лишить нельзя — это воли к жизни.

Если она оглянется назад, то пропадет. Если она вернется, ей придется либо вымаливать помилование в ногах у Повелителя Теней, чтобы ей позволили исполнить свое предназначение — рожать бойцов его темного воинства.

Либо ее кинут в Преисподнюю, где живут ее худшие страхи, и ей так же придется вымаливать помилование в ногах Повелителя Теней. Этого не будет. Никогда, никого и ни о чем Сивилла Оршели не будет молить. Сивилла Оршели будет выживать всеми силами. А когда силы кончатся, что ж, на этот момент у нее останется последняя пуля. Она знает, куда целиться для мгновенной смерти. Выстрел в висок — и ее будто никогда и не было на свете. Ни одна сила не сможет успеть перехватить ее между мирами. Ее смерть будет мгновенной.

Повозка продолжала стоять. Кучер, привлеченный тишиной, сошел с козел и поднялся в повозку. В ужасе отпрянул, когда увидел залитого кровью, распростертого на полу человека в грязной форме. Кучер медленно оглядел повозку. И отпрянул в ужасе, когда позади себя увидел ангела смерти из легенд. У смерти были синие глаза, горящие нечеловеческой, неземной злобой.

Короткая вспышка. И все кончилось.

* * *

Сиви распрягла лошадь. Это была немолодая, норовистая кобыла. Ехать на ней было неудобно, но Сиви справлялась. Она не знала, почему и зачем, но держала путь к городу на холмах, следуя вывескам с надписями «Авалон». Ее влекло одно — желание выживать. Она не знала, сколько еще она проживет. Не знала, что ее ждет. Не знала ничего. Но какой бы ни была теперь ее жизнь — она была одна и свободна.

* * *

Где-то на севере, довольно далеко от дороги, по которой ехала Сиви, в городе, где только что похоронили покончившего с собой Командора, на улице показался человек. Он сильно отличался от местных жителей высоким ростом, крепким сложением и необычным для Европы времен Пятой Мировой войны цветом волос. Этот мир пожирал его сущность, и даже ему необходимы были магические артефакты, которые он нес в холщовой суме за плечами, вместе с парой двуручных мечей. Здесь его демоническая сущность одного из первородных божеств слабела и почти сходила на нет. Этот мир уже успел убить магию. Но это был его родной мир — и уничтожить его инстинкт и умения охотника даже этот мир не мог.

Целый день она была предоставлена сама себе. Нитки, иголки, несколько сундуков с разнообразными тканями, свечи и лампадки, и даже ручную швейную машинку принесли спустя всего лишь час после того, как Гелла оставила Маргариту в одиночестве.

Пустота слишком большой спальни давила на Марго, но, обескураженная и подавленная приемом, который ей оказала управительница Замка, она не хотела ничего просить.

Так Марго и просидела целый день, раскраивая ткани на полу. Когда начало смеркаться, к ней вновь зашла Гелла и вежливо, но крайне сухо и все с тем же оттенком неприязни сообщила Маргарите, что Мессир желает видеть ее к ужину.

— Я пришлю служанок, чтобы ты могла принять ванну, — сказала Гелла.

— Это обязательно? Я вполне в состоянии справиться сама. Мне не нужно готовиться к Балу, — Марго сделала робкую попытку улыбнуться.

— Вовсе нет, — ответила Гелла и медленно покачала головой, — вовсе нет… Как угодно, — проговорила она напоследок и исчезла.

Маргарита судорожно вздохнула. Воланд пообещал ей то, о чем она и мечтать не могла. Он практически дал ей понять, что ни одна женщина больше ему не интересна. Именно ее — Маргариту — сделал Мессир своей избранницей, но… Как ей жить, простой смертной женщине, ставшей ведьмой лишь на одну ночь под влиянием магии полной луны и колдовской мази в средоточии магии? Как быть госпожой, достойной спутницей Мессира, в месте, где кто угодно из слуг обладает силами, которых у Марго нет в помине?

«Мне не надо даже думать о себе как о госпоже, — сказала себе Марго, — он назвал меня своей женщиной, не своей королевой. Не буду искушать судьбу».

Будто из ниоткуда возникли ванна и купальные принадлежности. На туалетном столике появились ее духи — уж их она с собой взять и не подумала. Интересно, а Мастер знает, что Воланд открыто признал их отношения? Догадывался ли он раньше? Стало ли это неожиданностью для бывшего любовника? Что он испытывает сейчас к ней — гнев, презрение или равнодушие?

«Как забавно, — думала Марго, погружаясь в ароматную воду, — я не была способна быть счастливой ни с кем, кого встречала. А вдруг со мной что-то не так? Вдруг все дело во мне — я не умею быть счастливой. Я неправильный человек. Или человек, который не заслуживает счастья ни в одном из миров…»

Но это было не так… Она всегда была сильной. Красивая, обожаемая, интересная жена видного чиновника. Ею восхищались, ей ни в чем не отказывали. Но муж никогда не мог дать ей чувство защиты… Мастер, на которого она когда-то излила всю свою страсть, накопившуюся годами, нуждался в ее силе, а когда перестал нуждаться в ней, их любовь умерла.

Она была рождена, чтобы быть рядом только с Повелителем Теней. Только на него она могла опереться, только ему она могла довериться полностью и отпустить себя. Она всю жизнь искала того, кто бы мог владеть ей, того, кому она может отдать себя без остатка. Да, она познала вкус власти и поклонения однажды на Балу… Но не это ей было нужно. Ей нужен был мужчина, которому она может отдать всю себя без оглядки, не думая о том, как быть сильной.

«Пока я рядом, тебе нечего бояться», — вновь прозвучали в мыслях его слова. Да! Это именно то, чего ей не хватало, кроме того, ни единым словом Повелитель Теней не обмолвился о той боли, нить которой привела ее к нему. Насколько Марго помнила, лишь однажды любимый показал при ней свою слабость. Она нужна ему, она любит его, и с ним ей надо просто быть собой. А этого уже достаточно, чтобы найти в себе силы.

Маргарита вздохнула. Близилась ночь, и этой ночью она сделает все возможное, чтобы оба они были счастливы хотя бы на несколько часов и забыли о своих бедах. Он рядом, и он останется рядом. Пока больше ничто ей не подвластно, но этого пока достаточно.

Бывшая королева вздохнула, расправила плечи и с улыбкой пошла к любимому, который ждал ее.

* * *

Азазелло стоял на вершине горы и оглядывал мир, который когда-то породил его. Остатки мегаполиса времен двадцать первого века. Остовы небоскребов. Засыпанные землей останки самолетов. Люди подчинили себе атом, затем атом подчинил себе их. Сейчас людей еще меньше, чем на заре истории рода людского. Одичалые, забывшие все свои достижения, живущие разбоем. Забывшие всех богов и уничтожившие все храмы. Сейчас они ведут свою последнюю войну, а на краю этого мира поджидает Небытие, и как только исчезнет род людской, сместятся все измерения, канут в хаос, и процесс этот будет необратим… Когда придет черед Шеола и его обитателей — лишь вопрос времени.

Не один год прошел с тех пор, как обезумивший Создатель подчинил себе Небытие — свою темницу. И так то, что уравновешивало все миры и измерения, принялось их уничтожать. Не один год Воланд ломал голову над этой задачей, лишь очень немногие, включая самого Азазелло, было посвящены в нее. А затем Сивилла…

Лишь она одна могла произвести на свет новых богов, которые бы взяли власть над этим рушившимся миром, могущие выжить в нем… Лишь те, в чьих жилах текла бы уникальная кровь Сивиллы Оршели, могли дать бой Создателю наравне с Воландом… Ради этого Повелитель Теней был готов бросить к ногам Сивиллы Шеол… и занять место Отца в заново перекроенной, но спасенной Вселенной.

Но Сивилла Оршели, глупая человеческая девочка, почему-то полюбила Азазелло. И отказалась от самого щедрого из даров, которые когда-либо существовали. Отказалась становиться величайшей богиней, которую знали миры. И все это из-за него. Теперь эта любовь вполне может стоить ей жизни… А ее жизнь — не только самое ценное из того, что имеет Азазелло. Жизнь Сивиллы Оршели — самое ценное из того, что когда-либо имел Воланд. И сейчас главное — найти Сивиллу, сохранить ее жизнь и вернуть домой.

Виски пронзила боль. Здесь и сейчас он немногим отличается от человека. Только физической силой и знаниями, да возможностью ограниченно использовать магию. Он пока еще сам не знает, сколько сможет пробыть здесь за раз, но это не главное. Главное — найти Сивиллу.

* * *

Авалон встретил Сиви запертыми железными воротами, которые немного, со скрипом, приоткрылись навстречу одинокой всаднице. Сиви восприняла это как своеобразное приглашение и медленно поехала по направлению к входу. Она разглядела вдали редкие газовые фонари.

Стражником оказался вооруженный немолодой человек, вставший у нее на пути. Сиви спешилась и молча воззрилась на него.

— Кто ты и как твое имя?

— Сивилла Оршели, — «и я никто».

Стражник странно посмотрел на нее.

— У тебя нездешнее имя.

Сивилла промолчала. Сказать ей было нечего. Она просто надеялась, что сможет въехать в город, интуиция подсказывала ей, что это именно то место, где ей надлежит быть.

— Ты с южных континентов? — последовал очередной вопрос.

Сиви глубоко вздохнула и ответила честно — насколько могла.

— Я не помню, откуда я. На меня напали в дороге, и я сильно ударилась головой. Потом мне удалось отбиться. И вот я здесь.

Старик молчал, молчала и Сиви.

— Покажи, что у тебя есть, — приказал он.

Сиви указала на моток цепи, примотанной к седлу, и портупею с кинжалом и пистолетом.

— Что ж, проезжай, чужестранка, Сивилла Оршели. Ты избежала скверной судьбы. Здесь у нас, в Авалоне, женщина не торгует собой, только если сама того не захочет. И нам всегда пригодится человек, хорошо владеющий оружием.

Вот так Сиви попала в Авалон. В очередную неизвестность.

* * *

Темнота, тишина и объятия. Это так много. Уверенность, что скоро все повторится, что это — навсегда. Нет нужды больше прятаться, лгать, скрываться. Откуда же это чувство тревоги, снедающее ее?

Маргарита крепче прижалась к горячему телу любимого. Он тоже не спал, хотя она видела его спящим всего лишь раз... Он лежал, обнимая ее обеими руками и глядя в темноту. Что он видит в ней? О чем думает? Когда взойдет солнце, Марго ждет размеренный, спокойный день, который она проведет в ожидании вечера. А что ждет его? Какие битвы и испытания?

Из того, что успела сообщить Марго Сивилла, та поняла, что само мироздание находится в опасности. Кто может разделить с Воландом сей тяжкий груз? Уж конечно, не она...

Повелитель Теней напрягся и отвлекся от своих раздумий, видимо, уловив в отголосках ее мыслей имя той, что запретил произносить, и Марго вздрогнула. Прошло несколько секунд, и Воланд обнял Марго еще крепче, прижал к своей горячей груди ее голову и ласково погладил по волосам.

— Все хорошо, — шепотом сказал он и поцеловал Маргариту в лоб, — спи, моя Марго.

Она ожидаемо провалилась в крепкий здоровый сон без сновидений.

Когда Маргарита проснулась, Воланда предсказуемо уже не было в спальне. Эта комната, когда она была в одиночестве, всегда давила на Маргариту своими размерами и роскошью, и Марго поспешила одеться и уйти к себе. Впереди снова ждал еще один длинный день в опочивальне, куда ей подадут завтрак, а позже обед. Там же было шитье, платья... И больше ничего. За те дни, которые она провела в Замке, Марго ни разу не удосужилась спросить Воланда, можно ли ей покидать свою комнату и куда ей идти. Повелитель Теней ни разу не удосужился спросить ее о том, как протекает ее новая жизнь — знания и уверенности, что о ней должным образом заботятся и у нее есть все необходимое, ему было достаточно. Во время ужина они говорили на нейтральные темы, а очень быстро им становилось и вовсе не до разговоров.

Изредка к Маргарите заходила Гелла — убедиться, что та ни в чем не нуждается. Гелла была последней, у кого Маргарите хотелось что-либо просить и спрашивать. Остальных слуг Маргарите никогда разглядеть не удавалось.

"Не может быть, что все свое вечное существование я проведу в заточении в спальне, — подумала Маргарита, — он говорил о "разумных пределах".

В спальне Воланда было четыре видимые глазу Марго двери. Через одну заходила она, другая вела в купальню. Неожиданное любопытство, смешанное со страхом и опаской, взыграло в ней. Она подошла к центрально двери и робко коснулась ручки. Вряд ли любимому понравится, что она расхаживает по Замку, не получив позволения, но... дверь неожиданно легко поддалась и без скрипа распахнулась.

Перед Марго открылся давным-давно знакомый коридор, ведущий в зеркальную галерею. Повинуясь порыву и вечному женскому любопытству, Маргарита медленно прошла в ту самую галерею.

Тысячи зеркал... Возможно больше, если смотреть слишком много по сторонам — голова закружится. Но когда-то это галерея должна кончиться? Что-то же есть на другой стороне.

Внезапно Марго остолбенела, когда увидела, что не одна.

Некто, стоя к ней спиной, внимательно изучал то, что происходило в трех вертикально стоящих рядом зеркалах. Когда этот некто развернулся и направился к ней, Маргарита испуганно замерла, но ничто ее не подготовило к тому, что высокий человек в фиолетовом рыцарском облачении встанет перед ней на одно колено и поцелует руку.

— Добро пожаловать домой, Королева Марго.

Разумеется, она тут же узнала его. И вскрикнула от испуга, смешанного с удивлением и облегчением.