Честный договор, или Меньшее зло (джен)

«Что-то пошло не так». Сейчас, по прошествии трех дней после возвращения Караи, Шредер готов был признать это, хотя бы перед самим собой. Пусть и далось это крайне непросто. Грозный глава клана Фут крайне редко признавал поражения (особенно если их не на кого было списать) и верил, что любую, практически любую ситуацию можно исправить к собственной выгоде: подкорректировать план, ввести новые силы, предпринять новую попытку… Судьба улыбается тому, кто умеет ждать, благоволит настойчивому и терпеливому. И пусть последним Ороку Саки никогда не отличался, остальными достоинствами боги его не обделили. А значит — почему бы и нет?..

Шен… нет, это совершенно иная история. Трагическая случайность, от которой не застрахован никто. Но Караи же здесь, живая и здоровая… пусть и относительно. Дочь вновь принадлежит ему, как завещано судьбой. Жизнь дала новый шанс, и он использует его по полной. Строптивая девчонка уже знает, кто чего стоит, а значит, однажды поймет, что совершила неимоверную глупость, променяв его на кучку подземных уродцев, по ошибке назвав их семьей. Поймет, что на самом деле для него значит. Что он способен дать ей намного больше, чем трус Йоши. Поймет и поверит… а может быть, уже поняла, раз сама, добровольно, решила остаться?..

Ту, первую, вспышку Шредер оставил без внимания — потому что такие были свойственны его девочке. Караи всегда крайне эмоционально переживала победы и поражения, все то, что касалось ее лично. Такова уж была ее натура. Выплеснуть все вовне и лишь потом успокоиться и начать рассуждать разумно — это так на нее похоже. Почему бы и не на этот раз?

Правда, теперь Караи вела себя иначе. Сказать по правде, совершенно на себя не похоже, словно строптивую куноити подменили. Время шло, целительное время, должное все загладить и изменить, но вот менялось как раз немногое. Да, Караи перестала отказываться от пищи, однако принесенное в ее камеру оставалось почти нетронутым. Спальные же принадлежности и одежда, предоставленные ей взамен испорченных, — даже и не «почти».

Практически все время она проводила, сидя в углу, обхватив руками колени и неподвижным взглядом уставившись в противоположный, более темный и мрачный. Ни одной попытки бежать или хотя бы огрызнуться на одного из тюремщиков (в первый день Караи бросалась даже на Фут-ботов, присланных убирать камеру), ни слова, ни лишнего движения… Она словно бы закаменела в своем отчаянии, замкнувшись от ненавистного мира, — и походила скорее на статуэтку, чем на живое, нуждающееся в сне или пище существо.

Собственно, Шредер ни разу и не видел, чтобы она ела или отдыхала, хотя не раз спускался на подземный этаж. Без какой-то особой надобности, просто убедиться, что с Караи все в порядке, что она не попыталась покинуть ненавистную неволю иным, более страшным способом. Пусть даже охране было приказано следить за камерой круглосуточно, ведь разбитое стекло так и не заменили новым. Караи вольна в любой момент покинуть клетку и вернуться в свои комнаты, если того пожелает.

Она не желала. Более того, кажется, не слышала обращенных к ней слов. Шредер никогда не был силен в красноречии, а угрозы и проклятья стали за долгие годы для него привычней, чем обыкновенная речь, не говоря уж об уговорах. Да и приличны ли они великому ниндзя, хозяину клана и в будущем — всего города?

Однако для Караи Шредер постарался сделать исключение. Раз за разом, путаясь в словах и повторяясь, он обращался к дочери, точнее, чешуйчатой спине создания, в которое она превращалась всякий раз, стоило услышать его шаги. Караи упрямо игнорировала его — но это же не повод отступиться, верно? Она же его наследница, его творение, столь многое унаследовавшая от него. Даже само понятие о чести, которым так дорожит. Караи его подобие, пусть и не осознает, не признает этого. Но должна осознать. Можно ли укрыться от правды?

Никто и никогда не слышал от него признания собственной нужности, даже первый ученик, преданный мастеру с юных лет. Любой из воинов клана был для Шредера лишь исполнителем его воли, чьи чувства и желания не имели для него значения. И даже Караи не так часто доставалась скупая похвала. Когда-то. Сейчас же… сейчас важнее всего на свете казалось убедить ее в том, чего девчонка в своем упрямстве не замечала. Что она всегда была первым после матери человеком в его жизни — и остается сейчас, вопреки всему. На время был позабыт даже негодный Йоши со своими воспитанниками. Они никуда от него не денутся, наверняка зализывают раны и собираются с силами для нового нападения. Пускай. Сейчас важнее иное.

Караи не слышала — или же упорно делала вид. Тоже, казалось бы, не впервой — ведь совершенно так же она пережила и правду о кровном родстве с Хамато Йоши. А повторное предательство пережить тяжелее. Но ведь возможно же… возможно?

Сейчас в это верилось все меньше. Даже в неярком свете, падавшем из лаборатории в камеру, было видно, как похудела и осунулась Караи. Под глазами залегли темные круги, и не только от размазавшейся косметики, одежда обтрепалась, а волосы слиплись от пота и спутались. Караи этого не замечала. Казалось, ей все равно, где она и что с ней происходит. Поначалу Шредер понадеялся, что все уладится само собой, рано или поздно, но тревога заползла в душу, и, сколь он ни пытался ее отогнать, до конца не получилось и поныне.

Надо что-то делать, но вот что? Шредер сжал кулаки; гнев вспыхнул в душе с новой силой, как и всякий раз, когда он ощущал растерянность или беспомощность. И обычно это помогало. Выход находился, возможно, не всегда правильный, но кто посмеет на это указать?

Вот и сейчас, глядя на забившуюся в угол Караи (заметив его, она вновь превратилась в рептилию и лишь зло сверкала из полумрака глазами), Шредер вспомнил, что Стокман говорил об оснащении этой камеры. Хлюпик постарался на славу, и кое-что из этого должно пригодиться. Уже сегодня. Караи не желает позаботиться о себе — так значит, придется помочь ей. В очередной раз.

Недовольно покосившись на пролом в стекле, Шредер жестом подозвал Рахзара и приказал отправить в лабораторию роботов-охранников, столь много, сколько удастся найти. А также разыскать и прислать к нему Стокмана. Как можно скорее.

Ждать пришлось долго. Гораздо дольше, чем Шредер готов был позволить себе — а уж, тем более, подручному. Но, не слушая сбивчивых извинений и пояснений, он резко перебил ученого, приказав ему включить газовую установку, подающую кислород в камеру. Сейчас, правда, из-за пролома в стене дополнительная вентиляция не требовалась, но у механизма было и иное назначение. В интересах Стокмана, чтобы оно оказалось проверенным и исправным.

Тот, нервно передернув плечами, кивнул и взмыл к потолку: управляющая панель располагалась там, на приличном расстоянии от пола. Шредер же краем глаза отметил, как напряглась Караи при приближении Фут-ботов: те ровным рядом выстроились перед разбитой стеной. По крайней мере, недавняя апатия прошла. Уже хорошо.

Наконец закончив возиться с установками, Стокман повернул рубильник — и камеру начал наполнять мутноватый газ бело-голубого оттенка. Караи с шипением отпрянула в центр камеры, нервно, затравленно оглядываясь, затем метнулась к единственному выходу. Ее гнев обернулся потерей как минимум десятка роботов, однако газ действовал быстро, и спустя минуту-другую куноити обессиленно вытянулась возле прозрачной стены. Последним движением змеи-руки, вялым и неточным, оттолкнула очередного механического воина и, прошипев какое-то проклятье, потеряла сознание.

Шредер не сомневался, что относилось оно к нему. Но это не имело значения. Разгерметизировав камеру, он перешагнул порог, даже не дожидаясь, пока газ выветрится. Единственным побочным действием этого своеобразного снотворного могла стать лишь головная боль, но уж ее-то настоящий ниндзя способен перетерпеть. Наклонившись, он осторожно поднял на руки бесчувственную Караи (находясь без сознания, она не могла поддерживать змеиный облик и теперь вновь приняла привычный вид) и, закашлявшись, поспешно направился к выходу. Можно было, конечно, поручить это Фут-ботам, но уж больно грубы и неуклюжи их руки. Да и вряд ли они успеют доставить Караи до места прежде, чем закончится действие усыпляющего газа.

* * *

С тех пор прошла неделя… а может, и больше, Шредер не знал наверняка. Как отреагировала Караи, очнувшись, на с детства знакомую обстановку, порадовалась ли хоть немного — это осталось ему неизвестно. Она не пыталась покинуть комнату и даже воспользовалась кое-чем из предоставленных удобств (при очередном посещении Караи была одета уже в новую униформу, а мокрые, только что вымытые волосы прилипли ко лбу, придавая ей почти детский вид). Но при встрече продолжала вести себя абсолютно по-прежнему: шипела и отворачивалась, на глазах покрываясь серебристой чешуей. Иногда же — а со временем все чаще — была в таком виде изначально. И это пробуждало бессильный гнев. Чего еще надо этой чертовой девчонке? У нее есть все, чего только можно пожелать, а чего нет — будет, стоит лишь заикнуться. Караи предоставлено больше свободы, чем любому из клана (за исключением возможности покинуть крепость, разумеется). Ради нее он оставил в живых зеленого недомерка, за которого она переживала, и позволил врагам безнаказанно уйти — пусть и на время. Чего же еще?!

Особые времена требуют особых мер. Шредер приказал добавлять в пищу для Караи снотворное (тем более, усталый изможденный вид ее подсказывал, что лишним оно точно не будет). И посещал строптивую наследницу лишь в эти часы, молча наблюдая за ней спящей. Никого и ничего не боящийся, презиравший весь мир, он опасался потревожить ее сон. Лишь так Шредер мог увидеть прежнее, настоящее лицо Караи — и ни за что на свете не желал терять этой возможности. Последней, иллюзорной попытки вернуть прошлое.

Вот и сейчас Караи расслабленно раскинулась на футоне. Лишенное косметики лицо казалось более юным, безмятежным. Словно и не было всех прошедших испытаний. Мгновение, равное вечности… Наклонившись ближе, Шредер какое-то время всматривался в знакомые, такие дорогие черты (именно сейчас Караи была особенно похожа на Шен), затем, не сдержавшись, осторожно пригладил рукой темные волосы, убирая с лица челку.

Караи пошевелилась во сне, улыбнулась и что-то произнесла. И это «что-то» убило волшебство минуты одним выстрелом. Имя, которое проговорила Караи. Тот, к кому обращалась, кого желала видеть… И почему он не убил этого сопляка в первый раз, когда только была возможность?!

Резким движением Шредер вскочил на ноги, не замечая, как шарахнулась от него испуганная Караи. Как зашипела зло, моментально меняя обличие. Всего этого он уже не видел. Не желал видеть. Задвинув дверь так, что деревянные перекладины с громким стуком столкнулись, он стремительно шагал по коридору, и, освещенный ядовито-синим светом ламп, тот казался ослепительным. Залитым вспышкой озарения. Он найдет возможность прекратить это безобразие, и не позднее, чем сегодня. Его дочь не должна быть уродливым мутантом — и не будет им. Он разыщет Стокмана, и тот изготовит противоядие, навсегда покончив с этим кошмаром. И тогда-то Караи поверит ему. Не может не поверить.