Без вины виноватая (гет)

Гермиона стояла и вертела в пальцах записку, сверля сову взглядом. Сова смотрела в ответ круглыми немигающими глазами и совершенно не помогала принять решение. «Аурум не улетит без ответа», — значилось в постскриптуме. Аурум, подтверждая написанное, переступил с лапы на лапу и стал смотреть еще пристальнее. Взгляд его золотистых глаз пробирал до мурашек и напоминал взгляды автора послания. Гермиона застонала и притопнула ногой. Будто мало ей проблем!

Недели после битвы оказались очень тяжелыми. Почти целый год до этого (да что год — больше!) каждое действие было подчинено достижению цели. Теперь же, когда цель достигнута, стало непонятно, к чему себя применить, куда двигаться и что делать со своей жизнью дальше. Гермиона чувствовала себя барахтающимся посреди озера щенком, не соображающим, к какому из берегов развернуться. Восстановления Хогвартса, которое начиналось в июне и куда она сразу же записалась волонтером, Гермиона ждала как первого сентября в прошлые годы. Оставалось потерпеть две-три недели… Потерпеть, потому что отсутствие устремлений было не единственной проблемой. Хотелось отвлечься от боли, занять себя так, чтобы не осталось времени думать и вспоминать.

Когда перестал действовать анестетик переутомления, горе накатило словно волна цунами, буквально дробя на части и разъедая изнутри. Грейнджер считала себя человеком рациональным, не то чтобы лишенным привязанностей, но привязанным к очень небольшому количеству людей и в меру: ее любовь к Гарри, Рону и родителям была безусловной, с остальными же она придерживалась позиции расположения или нерасположения. Ну… так Гермиона думала до недавнего времени. А оказалось… Оказалось, что смерть Люпина, Тонкс и Фреда (особенно Фреда) подкосила ее. Грудь разрывало, а горло сводило, стоило ей вспомнить улыбки близнецов, неуклюжесть Доры или тихий голос Ремуса.

Ситуацию с Фредом усугублял Джордж, и не только своей потерянностью и безжизненностью. Невероятно мучительно было смотреть на знакомые черты, но понимать, что человек не тот. Глянешь боковым зрением — он, а потом разум догоняет глаза... И будто бы ничего, кроме приятельских отношений, Гермиону с Фредом не связывало. Или связывало? Какие-то странные моменты, которым она вообще не придавала значения, пока он был жив, несформировавшиеся мысли… а теперь… Как же это сбивало с толку! Хотелось убраться из Норы к чертям собачьим, но взявший на себя обязанности главы временного правительства Шеклболт строго-настрого запретил ей покидать защищенное место.

Как ни удивительно, свою лепту в невыносимость жизни в Норе вносил Рон. Весь этот сумасшедший год между ними маячило что-то неопределенное. Они перешагнули то, что обычно подразумевается под понятием «дружба», но не достигли того, что можно было бы назвать отношениями. Ее необдуманный поцелуй в пылу битвы вроде бы поставил точку в этой неопределенности, но… В том-то и дело, что было «но». Когда адреналин схлынул, Гермиона со всей ясностью поняла, что совершила глупость. Сейчас она категорически не хотела близости Рона. Вот совсем. От его попыток приобнять становилось не просто неловко — неприятно. Гермиону передергивало, стоило Рону — родному, знакомому до последней веснушки Рону — положить руку ей на талию. Она непроизвольно сжималась, и… его рука соскальзывала, но Гермиона видела, что в глазах друга (друга ли теперь?) мелькает обида, иногда даже неприкрытая злость. Она привыкла находить всему логическое объяснение, но здесь терялась. И не было рядом Гарри, чтобы смягчать неудобные моменты — в день похорон он отозвал их с Роном в сторону и сообщил, что собирается некоторое время провести в одиночестве на Гриммо. Попросил не трогать. Ему ничего не угрожало — на дом наложили новый Фиделиус, и хранителем тайны стал сам Кингсли. Подруга очень хорошо понимала желание Гарри побыть наедине с собой. С удовольствием последовала бы примеру, только вот где? Она даже согласилась бы остаться в доме Блэков, благо он большой и можно не пересекаться, но Гарри не пригласил. Навязываться Гермиона не стала. Она уважала чужие желания и честно переживала свою внутреннюю драму самостоятельно. А теперь еще и письмо Снейпа.

Не то чтоб она жалела, что помогла его спасти, но что-то очень похожее на «если бы умер, не назначил бы встречу» промелькнуло в мыслях.

Конечно, она не стала бы ничего менять. В глубине души, где еще теплилось что-то от той Гермионы Грейнджер, которая умела принимать решения, действовала быстро и четко в критических ситуациях и знала цену своему умению, она гордилась собой. Потом, когда сумятица эмоций отступит, Гермиона и будет гордиться. Отступит же все это когда-нибудь?

Гермиона мысленно вернулась в раннее утро второго мая. В пропахшую кровью Визжащую хижину, куда они вместе с Драко Малфоем аппарировали с запасом зелий и где они вместе с Нарциссой Малфой колдовали над едва живым профессором.

В фиале оставалось пять капель Слез феникса. Этой дозы было совершенно недостаточно для обработки обширной раны на шее, а учитывая, сколько времени прошло с момента нападения Нагайны, надеяться на то, что яд локализирован в ране, не приходилось. Ей пришла в голову идея ввести «Слезы» магловским способом — в вену («Гениальное решение», — упомянул Снейп в письме, Гермиона перечитала это место четыре раза и признала, что пусть не так ярко, как обычно, но все-таки реагирует на похвалу), благо в сумочке был запас разовых шприцев на всякий случай. Когда Снейп вдохнул, она решила, что пора и честь знать. На самом деле, чем ближе они с Нарциссой были к успеху, тем сильнее становился страх перед «зовущим» ее Снейпом. Загадка влекла, но еще больше пугала.

Малфои сказали, что заберут его к себе, и попросили пока молчать о происшествии в хижине. Гермиона согласилась — нереабилитированному Упивающемуся нечего было показываться, пока обвинения не сняты (это если Гарри захочет их снять), да и факт его выживания оставался под вопросом.

И вот теперь он пишет, что хочет лично отблагодарить и поделиться важной информацией. Что-то внутри восставало против самой идеи встречи, а важную информацию Грейнджер готова была услышать… никогда. И куда подевалось хваленое гриффиндорское любопытство? Очевидно, спряталось рядом с гриффиндорской же отвагой.

Пока часть Гермионы паниковала, вторая, видимо, та, которая откликнулась на воззвание к Гриффиндору (некоторые именно ее звали слабоумием), выводила на клочке пергамента «Я готова встретиться» и привязывала записку к лапе Аурума.

Сова вернулась так быстро, что Грейнджер почти поверила в птичью аппарацию. Аурум сбросил мешочек получательнице и был таков. Руки дрожали, пока она развязывала тонкую веревку. Здравый смысл вопил, что нужно выбросить мешочек вместе с его содержимым и забыть о нем, здравый смысл вопил о том, что нужно позвать кого-нибудь и рассказать о письме и требующем встречи живом Снейпе, но пальцы упорно продолжали теребить завязку. Внутри оказалась всего лишь линза от очков, Гермиона коснулась ее опознавательными чарами. Как и ожидалось, это был обычный портал. Линза засветилась, и Гермиона механически сжала ее в руке. Миг — и невероятная сила потянула ее через пространство, словно подцепив за пупок.

Земля устремилась навстречу, но вовремя протянутая рука удержала от падения.

Гермиона автоматически кивнула поймавшему ее мужчине и подняла на него глаза.

— Грейнджер, — кивнул в ответ Драко Малфой, рассматривая ее со смесью плохо распознаваемых эмоций на лице, но среди прочих на нем совершенно точно присутствовал ужас.

— Мисс Грейнджер, — раздался за спиной еще один знакомый голос, и Гермиона обернулась.

— Профессор, — констатировала она, но тут же поправилась: — Директор.

Снейп презрительно фыркнул:

— Надеюсь, ни то и ни другое.

Гермиона позволила себе внимательно рассмотреть его. Выглядел Снейп откровенно неважно — был бледным и осунувшимся даже с учетом своих обычных бледности и нездоровой худобы.

— Простите, что сижу при даме, — явил он бывшей студентке никогда ранее невиданную сторону. — Присаживайтесь. Нам предстоит долгий разговор.

Когда после этого Драко Малфой молча отодвинул для нее стул, Гермиона с трудом сдержалась от того, чтоб ущипнуть себя. Кто эти люди? Она спит или попала в альтернативную реальность?

Малфой обошел стол, возле которого стояли три стула и одно кресло, остановился за плечом крестного и стал нервно постукивать пальцами по спинке кресла.

— Присядь, Драко, не мельтеши! — каркнул Снейп.

Грейнджер испытала радость узнавания, даже легкую ностальгию (правда, подобный тон профессор зельеварения обычно припасал для гриффиндорцев), а вот Малфой продолжил удивлять — не огрызнулся, не фыркнул даже, пожал плечами и сел.

— Ладно, начать, пожалуй, я должен с благодарности, — только сейчас Гермиона заметила, как медленно говорит Снейп и как хрипло звучит его голос. Он уверен, что не поторопился со встречей? Задать вопрос она не успела.

— Обязан вам жизнью, мисс Грейнджер, — сказал бывший профессор тоном, которым обычно проклинают, и добавил: — Благодарю, — что прозвучало и вовсе как «Авада Кедавра». Впрочем, и это не удивило.

Вежливо было бы в ответ рассыпаться в любезностях, выразить восхищение подпольной деятельностью, упомянуть его вклад в победу и подвести к тому, что дело благое — спасти жизнь такому человеку, как он, но сил и желания лицемерить не было.

— Право, не стоит, — ответила она сдержанно.

Снейп, похоже, оценил. Он неприятно усмехнулся и пробормотал на грани слышимости:

— Точно.

— Человек настроился, а ему не дали сд... отдохнуть, — подал наконец голос Малфой. Ну вот, и этот приходит в себя.

Выпад Драко был полностью проигнорирован крестным.

— На самом деле стоит. У меня перед вами долг жизни.

Гермиона замотала головой.

— Но я не хочу, зачем мне?

Снейп снова скривил губы, возможно, в подобие улыбки.

— Раньше думать нужно было. Что сделано, то сделано. Тем более не все сделанное вы… контролировали.

Странная фраза повисла в воздухе. Профессор то ли выдерживал паузу, то ли переводил дыхание.

— Покинуть бренное тело, — Гермиона искренне понадеялась, что Снейп не испытывает к себе того презрения, которое вложил в эти слова, — мне не позволил магический контракт, заключенный Мерлинову кучу лет назад. И, как оказалось, косвенно он касался вас, — продолжил «докладчик» после театральной паузы (а может, и не театральной, может, дело было в том, что ему тяжело говорить, Мерлин разберет этих слизеринцев). — Если честно, я еще в первое… исчезновение Темного Лорда понадеялся, что… это была фантазия больного. Но, судя по всему, нет.

— Темного Лорда? — переспросила Гермиона. — Какое отношение…

— Прямое, — перебил он и опустил руки в складки мантии. Грейнджер напряглась. Какая-то часть ее сознания не до конца верила в снейповскую лояльность светлой стороне. Присутствующий на встрече Малфой не добавлял доверия. На какой стороне выступал этот... тип, тайной не было. Пока Гермиона решала, слишком ли невежливо будет вытащить палочку, Снейп извлек из недр мантии сложенный вчетверо лист. Прежде чем взять в руки, Гермиона проверила его на предмет проклятий, на этот раз даже не задумываясь, сочтет ли кто-то ее действия оскорбительными. Она с вызовом посмотрела на бывшего учителя и однокурсника и… получила в ответ два одобрительных взгляда. Ладно...

Открываться лист не желал.

— Увы, придется отдать ему каплю крови, — прокомментировал ее потуги Снейп.

— Но зачем это мне? — вскинулась Гермиона. Все, что касалось кровавых обрядов, попахивало темной магией.

— Хм, — он растянул губы в мнимой улыбке. — Вам любопытно.

Это была правда. Чувство опасности отступило, а наверх вылезло бессовестное любопытство. Комната Снейпа (кстати, где она находится и почему раньше даже не задумалась об этом? Неужели так была шокирована приемом двух бывших слизеринцев?) навевала умиротворение. Не в магии ли причина? С них станется...

— Да, я распылил здесь концентрат Умиротворяющего бальзама, чтобы вы не запаниковали, — ответил Снейп на ее мысли. — Мы в палатке, которую мне любезно предоставил Люциус. Вы в безопасности, мисс Грейнджер. Долг жизни я упомянул не зря.

За время достаточно длинной тирады Гермиона успела и разозлиться, и испугаться, и успокоиться: сначала она возмутилась тем, что гад читает ее мысли, потом дернулась при имени старшего Малфоя, но страх сменило умиротворение — чертово зелье. Захотелось очистить воздух.

— Не нужно. Это безопасно, и зелье абсолютно точно понадобится вам, да и для нас с Драко не будет лишним, — снова прочел ее мысли… аморальный гад, ничего не знающий о личных границах («ничего удивительного — чего еще ждать от Упивающегося смертью», — мстительно подумала Гермиона), и закончил невозмутимо: — Если бы вы так громко не кричали, я бы их не слышал.

Вопрос, стоит ли ее любопытство кровавого ритуала, утратил актуальность. Гермиона нервно схватила сложенный лист и порезала палец его краем. Вопрос, было ли это подстроено, перестал занимать почти сразу, потому что желтоватая бумага (а это была именно бумага, не пергамент) развернулась и глазам Гермионы открылись слова, написанные самым странным почерком из когда-либо виденных ею — некоторые буквы наползали друг на друга, некоторые находились на таком расстоянии, что его можно было принять за пробел между словами, наклон менялся от знака к знаку — но еще больше, чем манера написания, шокировал сам текст:

«Почти исключено, что ты читаешь это, ведь я уверен, что никогда не перестану существовать, и не уверен, что существуешь ты, мое продолжение и мое создание. Вероятно, ты моя фантазия, возможно, нет — проработанную идею твоего появления на свет я видел воочию. Она сгорела у меня в руках.

Думаю, нам следует встретиться. Капля крови станет допуском в любой из моих кабинетов.

Там ты найдешь материалы о том, как приблизить нашу встречу.

Твой создатель»

— Что это за… — Гермиона проглотила нецензурное выражение. Произошло это вовсе не потому, что она застеснялась присутствующих, просто прочитанное взметнуло в голове целый вихрь мыслей и эмоций, ухватиться за что-то одно не получалось. Часть Гермионы рассчитывала, что сейчас оба слизеринца разразятся хохотом (хотя хохочущий Снейп — нечто вроде чупакабры) — ладно, всхохотнут и изойдут ядом, обсуждая легковерность грязнокровок или гриффиндорцев. А вторая часть даже желала, чтобы все так и случилось.

— Что там? — отрывисто спросил Снейп.

Неужели не знает? Гермиона автоматически протянула ему письмо, Малфой зашипел, а Снейп остановил ее резким:

— Держите в руке, я сейчас.

Он грузно поднялся и, опираясь на вскочившего Драко, медленно обошел стол.

— Черт, — лаконично выругался Малфой, не преминувший тоже прочесть из-за плеча Гермионы. Бывший профессор выразился гораздо более витиевато. Грейнджер отстраненно подумала, что Рон зауважал бы его.

— Что это значит? — мертвым голосом поинтересовалась она.

— Ты не дура, Грейнджер, — резко выпалил бывший однокурсник. — Все уже поняла.

Гермиона замотала головой в отрицании. Снейп прицокнул языком, еще раз пробежал глазами письмо и с помощью Драко добрался обратно до кресла, поминая Мерлина, Салазара, предписывая обоим нетрадиционную ориентацию и бурную совместную личную жизнь.

— Не вспомню точно, когда это произошло, — медленно и сухо начал он, успокоившись. — Раз я был в фаворе, вероятно, после пророчества Трелони. Лорд вызвал меня к себе. Когда я вошел, он говорил с собой. Что-то о том, что она есть, точно есть, он ее чувствует иногда, но о ней опасно даже думать, тут же переключаясь на то, что ее нужно обнаружить и уничтожить. Знаете, если искать аналогии в литературе, все это походило на диалог Голлума со Смеаголом. Правда, был он много опаснее мелкой твари, придуманной Толкиеном.

Гермионе подумалось, что Голлум был чрезвычайно опасен, но прервать самый длинный из слышанных ею монологов Снейпа, включая объяснения на уроках, не решилась.

— А потом Лорд взял с меня клятву, что, если он «перестанет существовать», я передам этой воображаемой «Ей» его послание, тут же сообщив, что такого никогда не произойдет. Он был патологическим перестраховщиком. Параноиком. Мечтой любого психиатра. Но тогда все еще оставался гением.

Гермионе совершенно не хотелось слушать дифирамбы Волдеморту.

— Вы полагаете, она — это я? — спросила Грейнджер недоверчиво, чтобы вернуть разговор в прежнее русло.

— Десять баллов Гриффиндору, — буркнул Драко, но в его голосе не было привычных интонаций, в его голосе вообще не было интонаций, разве что какое-то подобие обреченности.

Гермиона подняла глаза. Однокурсник стискивал кулаки и челюсти и был бледен как мел. На него не действует зелье или оно уже рассеивается?

— Но ведь это не может быть…

Автор письма взял со Снейпа Обет его передать, и письмо удержало Снейпа на краю жизни, что говорило о силе Обета. Ведь именно на это намекал Снейп, когда говорил о том, что не всё в процессе его спасения было им с Нарциссой подконтрольно. Но магия того, о ком не хотелось даже думать, умерла вместе с ним. Должна была!

— Не знаю, — еще суше отрезал Снейп. — Как только с вашей помощью проверим каби…

Страшный нечеловеческий крик, прозвучавший в этот момент, проехался смычком по натянутым нервам.

Все стихло так же быстро, как началось.

— Это был отцовский павлин, Грейнджер, не нужно хвататься за палочку, — снова подал голос Драко, Гермиона с изумлением расслышала в нем истеричные нотки. Ах да, он ведь теперь считает ее исчадием своего Лорда, которого боялся до трясущихся поджилок. Вызвать в себе презрение не удалось. На это не осталось ресурса. Всем своим существом она отвергала происходящее, но прочитанное в письме буквально отпечаталось на сетчатке. Как там было? «Приблизить нашу встречу»… Неужели он все еще может вернуться?

— Надеюсь, что нет, мисс Грейнджер, — тихо пробормотал Снейп и посмотрел куда-то за спину Гермионы.

— Нарцисса, — кивнул он. — Миссис Малфой вошла и разрушила полог тишины на палатке, — объяснил он причину появления звуков извне.

Отцовский павлин… павлин… палатка, которую предоставил Люциус, Драко и Нарцисса Малфой. Паззл сложился. Она снова в Малфой-мэноре! Гермиона сделала попытку глубоко вдохнуть, но воздух отказывался проталкиваться через горло.

— Гермиона, все хорошо! Вы в безопасности, Гермиона, — голос Снейпа раздавался откуда-то издалека, ему вторил голос Драко:

— Грейнджер, мы в парке мэнора. Мы не живем в доме, он опечатан, там работают министерские.

Слова разбивались об утес паники, обтекали его, не достигая сознания, раздражали звучанием. Воздух куда-то пропал, звон в ушах становился невыносимым. Во рту стало горько, а потом еще горше, когда на язык упало несколько капель незнакомого ей зелья. Ее отравили? Она умрет, прекратит свое бессмысленное, а теперь и вовсе опасное существование в палатке Люциуса Малфоя от рук человека, которому спасла жизнь. Может, это и к лучшему… Стоп! Долг жизни не позволит… Гермиона резко вздрогнула и поняла, что гул в ушах стих. Ее окутал легкий запах роз, нежные руки опустились на шею.

— Все в порядке, мисс Грейнджер, — проворковали над ее плечом почти что ласково, и Гермиона поняла, что спереди ее предплечья удерживает ненавидящий грязнокровок Драко Малфой, а чистокровная шовинистка Нарцисса Малфой нежно обнимает ее со спины, надавливая на какие-то точки на шее.

Чтобы стать предметом заботы Малфоев, всего-то нужно оказаться… кем-то Волдеморту. Нельзя было думать о том, кем именно она может оказаться. Тогда единственный путь — бежать и сдаваться в Аврорат.

— Письмо ей открылось, мама, — не отпуская Гермиониных рук, сжимая их почти до остановки кровообращения, резко выкрикнул Драко, глядя поверх ее плеча — на мать. Грейнджер проглотила возмущение разговором о ней в третьем лице и присмотрелась к бывшему однокурснику. Таким она не видела его даже в горящей Выручай-комнате: губы дрожат, по лицу бегает судорога. Казалось, он готов разрыдаться или начать биться в конвульсиях. Его голос взвился и задрожал на высокой ноте: — Можешь сообщить этому, что он таки нашел способ угробить наследника.

Шумный выдох Нарциссы прозвучал одновременно со снейповским насмешливым:

— Не драматизируй, Драко.