Без вины виноватая (гет)

— Зелья Мориса я поставила возле коробочек с чаем. Тебе нужно их принимать минимум месяц за полчаса до сна. Создай себе напоминалку.

— Я не Лонгботтом.

— А если забудешь?

— Гермиона!

— Хорошо, ладно. Дай слово, что и близко не подойдешь к океану!

— Угу.

— И на скалы! На скалы тоже не поднимайся. Если будет сильный ветер…

— Я, конечно, не твой любимый Хагрид, но ты, кажется, недооцениваешь мой вес.

— Драко, пообещай мне, что не полезешь на утес!

— Грейнджер, я не идиот.

— Поспорила бы, — она поджала губы и после паузы затараторила снова: — И если тебе станет тоскливо, если тебя вдруг накроет… Ну, ты знаешь, как тогда. Сразу связывайся со мной. Не впадай в уныние. Пожалуйста…

— Я тебя тоже, — сказал Малфой и улыбнулся половинкой рта.

Гермиона захлебнулась воздухом. Он чмокнул ее в нос и не стал давить сильнее.

— Продуктов, которые вчера доставил Голдштейн, тебе должно хватить… наверное, на месяц. Будь осторожен с плитой.

— Да, мам.

— Не ерничай! Если замерзнешь, за телевизором я видела калорифер. Его нужно включить в розетку, как тостер или чайник, и он прогреет помещение.

Обычно температура в домике была комфортной. Интересно, в результате ли наложенных чар? Но зачем тогда обогревательный прибор? На холодное время года? Задержится ли Драко здесь так надолго? Гермиона перенаправила мысли: лучше думать об обустройстве дома, чем о сроке их грядущей разлуки. Каким образом сюда подается вода? А электричество? Как все это работает на незаселенном острове? Здесь проложена настоящая канализация? А отходы куда? В океан? До вылазки Грейнджер была уверена, что коттедж стоит в череде магловских домиков в одном из районов Нью-Йорка средней руки. Неужели работу магловских коммуникаций обеспечивает магия? Ведь если наладить подачу воды из какой-нибудь скважины еще реально, то остальное…

— Закончила раздавать указания, м?

— Уделяй внимание Кру.

— Все мое внимание будет сосредоточенно на нем. Чем мне еще заниматься?

— Тут есть книги, журналы, твоя любимая кухня. Может, перестанешь наконец бояться телевизора…

— Обойдусь без него. Буду сидеть на кровати рядом с Круассаном и чахнуть над зеркальцем, как этот страшный нарисованный… из твоего телевизора. Помесь козла со львом.

— Чудовище?

— Ага.

— Кроме зеркальца у тебя скоро будет телефон. Сотовый. Морис принесет и покажет, как пользоваться. Этот способ связи изобрели сравнительно недавно…

— Гермиона!

— Что? Я волнуюсь!

— А я нет?! — Малфой перевернул ее на спину и навис сверху.

— Прекрати! Он может появиться в любую минуту.

— А может и не появиться. Голдштейн не обещал, что все будет быстро, — резонно заметил Драко. — Поскольку мне предстоит неопределенное время жить воспоминаниями, мне нужно больше воспоминаний.

Проворные пальцы забрались в ее трусики. Промежность сократилась от первого же прикосновения и выплеснула порцию смазки, которую Малфой тут же размазал вдоль половых губ, выбивая из Гермионы короткий всхлип. Довольный собой, он вынул палец, поднес к лицу и втянул ноздрями запах. Она сморщила нос.

— Что? — Драко посмотрел на нее наглющими глазами. — Я должен запомнить всю тебя, — раньше, чем он продолжил, она знала, что он сделает, но все равно залилась краской, когда он сунул палец в рот.

Продолжившийся некоторое время контакт глаза в глаза привел к ожидаемому результату: рубашка осталась на мятых простынях, трусы полетели куда-то в угол. Со вчерашнего дня похожий сценарий разыгрывался уже в пятый раз, а может, и в шестой. Гермиона подняла раздвинутые ноги так высоко, что почти уперлась Малфою под мышки коленями. Драко скользнул туда, где, кажется, теперь всегда было влажно. Удовольствие смешивалось с болью в переутомленном, умоляющем о перерыве теле, но кто его слушал. Перерыв будет. Скоро. И, вероятно, долгий. Поэтому она тоже запоминала: жадные поцелуи, нежные подушечки пальцев, резкие отчаянные толчки, теплую кожу, скользящую по ее коже, линию шеи, пересеченную двумя шнурками, холеные руки, на которых абсолютно органично смотрелись массивные кольца, мягкие волосы, изящные движения на грани манерности. Когда все это стало таким необходимым?

Вчерашний день отпечатался в памяти удивительнейшим образом: периодами, когда на месте происходившего зияло размытое пятно с россыпью ярких эмоций, и периодами, когда она могла воспроизвести последовательность событий практически поминутно, но сухо, как строчки из ежедневника.

Короткий разговор с Кингсли, по завершении которого Драко получил магические гарантии безопасности, а Министр ее согласие на возвращение.

Сделанный вывод: Шеклболт либо о чем-то догадывается, либо в курсе... всего.

Визит Голдштейна ровно через полчаса после этого разговора (совпадение?).

Малфоевское условие: он даст Гермионе свою фамилию только после Непреложного Обета от Мориса о непричинении ей вреда.

Ее резонное замечание: в отличие от Драко, она будет на виду, следовательно, фигурантом Непреложного Обета надлежит стать ему.

Поспорив для проформы, они остановились на двух Обетах. Голдштейн выслушал их со своей обычной нарочито искренней сияющей улыбкой и согласился с оговоркой, что клятвы будут взаимными. После ритуала Грейнджер поняла, о чем толковали Нарцисса и Драко, отговаривая ее от этого метода решения проблем с доверием. Ожог на запястье был незначительным побочным эффектом, почти незаметным в сравнении с неприятной тяжестью, которая легла на грудь. Клятва, которую она дала Министру, несколько недель назад, не шла ни в какое сравнение с Нерушимой. Но не в ее характере было жалеть о сделанном.

Гермиона ожидала, что Морис доставит их в штаб-квартиру МАКУСА⁽¹⁾. Голдштейн же наклеил на лицо знакомое снисходительное выражение и сообщил, что перемещение не понадобится, потому что он запросто сочетает их браком сам и места для обряда лучше не придумать. И… это просто произошло. Они не произносили пафосных клятв, у них даже не было свадебных нарядов, Драко выделил ей свою новую тонкую белую рубашку с круглым воротником и сам облачился в похожую в комплекте со светлыми простыми штанами. Рубашка надевалась через голову, Гермиона удлинила ее до щиколоток и распустила волосы.

Морис вывел их на утес с видом на море, попросил взяться за руки и разуться, чтобы магия вольно текла сквозь них, задал ровно по одному вопросу и, получив утвердительные ответы, объявил мужем и женой. Браслеты налились новой магией, сначала руку дернуло вниз, будто земное притяжение многократно усилилось, затем от того места, где запястье охватывала полоска серебра, разлилось тепло, распространилось по всему телу к ногам и медленно ушло в камни под ними. А потом она оказалась над землей, потому что Малфой подхватил ее на руки. Где-то на заднем плане Морис изрек что-то вроде «какая свадьба без торта и шампанского?» и раздался хлопок аппарации, а в голове промелькнуло, что здесь и сейчас эти банальности совершенно неуместны. Но Гермиона не особенно вслушивалась и вдумывалась, она смотрела в сияющие светлые глаза своего теперь уже мужа и не могла отвести взгляд, а может, и могла, но точно не хотела. Несмотря на внешнюю хлипкость, Драко донес ее до домика, поставил на пол и медленно, наслаждаясь каждым движением губ, целовал, пока не вернулся Голдштейн с магловским шампанским и каким-то чудовищем из крема и меренги, провоцирующим выброс инсулина одним своим видом. Фужерами послужили трансфигурированные чашки, шампанское было кислым, а торт — очень сладким и жирным, больше в голове ничего не отложилось. Морис отбыл, пообещав вернуться, как только до гоблинов донесут информацию о ее новом статусе и они откажутся от обвинений, и сообщил напоследок, что в кухне остались сумки с продуктами для мистера Малфоя. Для Драко. Уже не для них обоих.

Это было последней ее осмысленной мыслью, прежде чем разум заволокло дымкой похоти. Кажется, новоиспеченный муж задался целью изучить губами каждый участок ее тела. До того как Малфой наконец закончил всю увлекательную «инвентаризацию» и довел ее до пика, она успела известись и истерзаться от перевозбуждения. Но когда они немного поспали, вернула все сполна. Наверное. Вот здесь память подводила. Отчетливо запомнились отчаянные протяжные стоны, когда она пыталась применить на практике советы из журналов. Потом было что-то еще, что-то растворившееся в эйфории.

Вчерашний день плавно перетек в сегодняшний. Друг от друга они отрывались, только чтобы перекусить, накормить оскорбленного невниманием к его личности Круассана, превратить что-нибудь в очередную мышку, чтобы занять его на некоторое время и подремать. И еще обменяться наставлениями. И опасениями. И снова наставлениями.

Хлопок аппарации, за которым последовал характерный звук вытирания ног о коврик, раздался, когда Гермиона нежно перебирала светлые волосы Малфоя, снова прикорнувшего у нее на плече и сопящего в шею, и лениво размышляла, как быстро затечет рука.

Остро осозналось, что она не одета, не собрала сумочку и… не готова никуда двигаться. Ей хорошо здесь, с Драко, и ничего другого не нужно. Идея с возвращением в Британию показалась дикой нелепостью. Но тут же вспомнилось, что она нужна Кингсли, чтобы расположить к себе общественность, нужна Гарри, чтобы доказать юным оппозиционерам: поддержка Снейпа не обусловлена давлением тех, кто похитил Гермиону Грейнджер. Внутренний голос строго поинтересовался: разве не ради возвращения она вышла замуж в неполные девятнадцать за человека, с которым нормально стала общаться два месяца назад и пробыла в отношениях чуть больше недели? Осмысление этих, собственно, лежащих на поверхности фактов чуть не спровоцировало истерику. Но та истаяла, не родившись. Голдштейн.

Словно по мановению волшебной палочки он появился в проеме двери. Как всегда нелепый, как всегда с яркими голубыми глазами.

— Простите, я сейчас, — тихо пискнула Гермиона, стараясь не разбудить Малфоя.

Морис подмигнул, чем смутил еще сильнее, и вышел, притворив дверь. Первым порывом было сразу же растормошить Драко, но она не умела прощаться. Поэтому, стараясь двигаться очень осторожно, переложила белокурую голову со своего плеча на подушку и стала бочком сползать с кровати. Цепкая рука ухватила ее за запястье.

— Ты действительно собиралась так со мной поступить? — не изучи Гермиона малфоевскую манеру говорить, ни за что не услышала бы в ровном голосе обиженных и порицающих ноток.

— Просто…

— Просто что?

— По-английски уходить легче. Я бы сразу же связалась с тобой. И свяжусь. Как только окажусь в Лондоне, заберу снейповское зеркало у Кингсли и вызову тебя.

— Сначала переместись в безопасное место. Я подожду. Первым делом отправь патронус Поттеру. Сообщи золотому мальчику, что собираешься жить с ним.

— Что за тон? Мы уже выяснили, что…

— ...он тебя любит? Точно.

— Прекрати! Чтобы ты знал, я его тоже люблю. Как друга. Дом Гарри — это оптимальный вариант, он скрыт Фиделиусом, только Министр…

— Да знаю я, знаю, просто…

— Просто что? — вернула она вопрос.

— Страшно тебя отпускать. Страшно тебя потерять.

Она не имела права говорить, что ей тоже страшно — и уезжать, и оставлять его. Страшно, несмотря на Непреложный Обет, каменной плитой давящий на ребра.

— Понимаю, — кивнула она.

Гермиона призвала разбросанные вещи в сумочку, достала из нее свежее белье и поношенные джинсы, а сверху накинула рубашку Драко, валяющуюся под его головой на подушке. Рубашка была мятой, зато хранила его запах.

Малфой тоже сдвинулся с места, Гермиона ожидала, что выходка с рубашкой снова его заведет, но он не пытался приставать. Натянул штаны и уселся на уголок кровати, не сводя с нее глаз, — несчастный и растерянный.

Ждать было незачем.

— Ну всё... — начала она, не представляя, как продолжить.

— Я провожу, — напряженно ответил Драко, вставая и открывая перед ней дверь.

— Конечно.

— Мистер Голдштейн, — поприветствовал он гостя.

— Мистер Малфой, — кивнул в ответ тот.

— Вы помните про Обет, — Драко посмотрел на Мориса таким тяжелым пробирающим взглядом, какой она видела только у Люциуса, но на малфоевского визави взгляд особого эффекта не произвел.

— О таком не забывают, — хмыкнул Голдштейн, потирая косточку на запястье.

— Откройте секрет, зачем вы на него согласились? — жестко спросил Малфой.

— Очевидно и не собирался причинять вред вам и вашей супруге.

— Но вы могли надавить, заставить нас выбрать то, что вам нужно.

— Мог. И все еще могу, — подтвердил Морис высокомерно. — Вот только… это неспортивно. В юности сложно было устоять, мама кое-как сдерживала меня. Но не всегда, не всегда. Ах, как она кричала, как ругалась на меня, когда я... злоупотреблял, — пустился он в воспоминания. — Со временем оценил прелесть более тонкой работы.

— Сила не искушает? — в голосе Драко в равных долях смешались недоверие и яд.

— Искушает, — с напускной искренностью ответил Голдштейн. — Поэтому я ограничиваю себя вот такими Обетами. К чему эти наводящие вопросы? Можно спросить в лоб. Даже я не смог бы внушить Гермионе чувства к вам, любовь — тонкая материя, здесь неуместно вмешательство, ее невозможно воссоздать. Не волнуйтесь.

— Я не об этом…

— Простите, молодой человек. Нам с вашей женой нужно попасть в магическую часть Вулворт Билдинг⁽²⁾ до начала рабочего дня. Не стоит светиться перед местной публикой. Нас уже ждут в зале международного каминного сообщения.

— Мы отправимся каминами?

— Да, мисс… миссис Малфой.

Это обращение применительно к ней было абсурдным. Грейнджер не примеряла его на себя, даже не задумывалась, что брак — это смена статуса и фамилии. Вообще. Миссис Малфой — Нарцисса, она сама не может быть ни миссис, ни Малфой. Панический припадок не случился только благодаря быстрому вмешательству Мориса. Гермиона очень медленно, порциями выпустила воздух и вернулась в настоящее.

Слева от нее, протягивая руку ладонью вверх, стоял Голдштейн, справа — очень бледный Драко, выпрямившийся настолько, что казался еще на полголовы выше. Она бросилась ему на шею.

— Уже скучаю. Ты еще не уехала, а я уже очень-очень сильно соскучился, — пробормотал он ей в волосы, резко отстранился и отшагнул, словно почувствовал: если не сделает этого сейчас, уже и не отпустит. Грейнджер поняла, что сама готова вцепиться в него и отказаться от всех планов, но Морис схватил ее за запястье и без предупреждения аппарировал.

Они сразу двинулись вперед, перешли какую-то бесконечную дорогу, вошли в здание, пересекли границу между магловским и магическим миром, поднялись на лифте, спустились по лестнице. Мелькали какие-то комнаты и залы, Голдштейн с кем-то здоровался, перебрасывался незначительными фразами. При других обстоятельствах Гермиона уже шею свернула бы, разглядывая всех и вся, и задавала бы бесконечные вопросы, но теперь мир вокруг совершенно не трогал. Она испытала облегчение, когда путешествие закончилось в огромном зале с каминами по периметру.

— Нужно подождать несколько минут, пока настраивают перемещение, — уронил спутник, получил в ответ безразличный кивок, но надежды завязать беседу не потерял.

— Гермиона, я рад, что вы встанете рядом с Кингсли и Джонни. И я рад, что не пришлось использовать другие аргументы.

— Другие аргументы? — неохотно переспросила она.

— Да. Не люблю опираться на гипотезы, в которых не уверен. Помните, я взял для изучения забавный журнал? Единственный, уцелевший из тех…

Точно. Каким-то непостижимым образом «Магический потенциал» оказался в руках Голдштейна.

— Не исключено, что ваше уникальное свойство с помощью брачных уз будет передано мужу. Гарантий нет, потому что свойство не магическое, да и вся эта теория — смесь науки и мифологии, но вероятность существует. Хотел использовать это как довод в пользу брака, однако… не пришлось.

Гермионе совершенно не хотелось думать о своем «уникальном свойстве». Но кое-что царапнуло, выбило из тоскливой задумчивости. Зачем Морису уговаривать ее на брак? Она собиралась спросить в лоб, но он не дал на это времени.

— Я ведь не успел вам поведать о последних новостях! — Голдштейн всплеснул руками, и звук гулко прокатился по пустому залу. — Следует ввести вас в курс дела прежде, чем мы окажемся в Британии... Произошла неприятность, — он изобразил нерешительность, адски раздражая спутницу. — Не хотелось бы, чтобы вы узнали об этой новости из прессы... Ваш друг…

— Гарри?

— Нет, другой.

— Рон?

— Да-да, мистер Уизли. Он попал в больницу святого Мунго.

Темная магия... Снейп помогал ему восстановиться после использования медальона. Что-то произошло после ареста Северуса, ситуация вышла из-под контроля?

— Что с ним?

— Ну… Столкнулся с последствиями необдуманного поступка. Дело молодое…

— Что с ним? — яростно переспросила она.

— Кажется, его серьезно заколдовала девушка, которая живет в их доме.

Девушка? Не Джинни же... Невеста Перси? Флер? Чушь! Северус говорил, что Джордж и Гестия, то есть Флора, находятся под надзором Молли. Но при чем здесь Рон? Магия связала ее с Джорджем. Вот только… Гермиона судорожно перебирала в памяти прочитанное о магических близнецах. Было ли там утверждение, что выжившие должны стать парой?

— Кэрроу?

— Она с того же факультета, что и ваш супруг. Инцидент может несколько усложнить его возвращение. Не хотел говорить при нем.

Желание аппарировать назад снова охватило Грейнджер. Почему ей вдруг так захотелось в Англию? Не прав ли был Драко, предполагая, что не обошлось без магического принуждения?

— Наш камин, мисс… простите, миссис Ма…

— Не надо!

Голдштейн галантно подставил руку, Гермиона машинально оперлась на нее и переступила решетку.

— Великобритания, Лондон, Косой переулок,18/а, — скороговоркой произнес Морис, и… они полетели. Воздух выдуло из легких, иначе она кричала бы во все горло. Из-за резко меняющихся направлений и мелькающих ответвлений кружилась голова, их мотало и бросало в разные стороны, каналы схлопывались, что-то подхватывало под пупок, как при перемещении портключом, и выбрасывало в новом месте, а потом полет продолжался. Когда она вывалилась наружу, готова была целовать землю. Но вместо земли под ногами была зола, добрая горсть которой взметнулась вверх, потревоженная движением. Грейнджер зашлась в приступе кашля, желудок скрутило, но времени, чтобы прийти в себя, ей не дал вышедший следом Морис. Он схватил ее за локоть и аппарировал.

Они вывалились из аппарационной воронки перед чугунными воротами. Гермиона узнала их раньше, чем причудливые завитки решётки Малфой-мэнора зашевелились, складываясь в свирепую морду, которая с металлическим лязгом прошамкала:

— Цель посещения?

Первобытный неконтролируемый ужас разлился по венам расплавленным свинцом, воздух, только-только заполнивший легкие, с шумом их покинул, рот открылся в беззвучном крике. Удивительно, но, несмотря на полноценную паническую атаку, в уголке сознания осталось место злорадству. Не такая уж самоизлечивающаяся у нее психика, как хотелось бы некоторым. Ждать, когда Гермиона справится с паникой своими силами, Голдштейн не стал. Сделалось легче.

— Зачем мы тут? — процедила она, громко стуча зубами.

— Это самое безопасное место, Кингсли решил…

— Хозяин вашего «самого безопасного места» находится на другом материке.

— Вы теперь его супруга.

— Жаль вас разочаровывать, но никто не может пересечь границу владений, когда отсутствует хозяин. Жена, мать, троюродный дядя...

— Насколько я помню, авроров через эти ворота пропустила миссис Малфой. Вы что-то путаете, милочка, — не поверил ей спутник.

— Вот только тогда мы с Драко были на территории, — бросила Гермиона и увидела невероятное — Голдштейн растерялся. У нее не было времени насладиться его растерянностью но, чтобы отвлечь от своей задумки, она позволила мстительному удовлетворению разлиться на душе, а затем... аппарировала.

Гермиона переместилась на знакомую опушку королевского леса Дин, из леса — в проулок за музеем мадам Тюссо, оттуда к знакомой с детства кофейне в Лондонском сити и наконец в малопосещаемую часть парка Хампстед-Хит, cочла это достаточным количеством перемещений, чтобы сбить со следа легилимента, если он вдруг усмотрел у нее в голове намерение сбежать, и наконец позволила себе восстановить дыхание. А затем отправила Гарри патронуса.

Друг появился через четверть часа. Время ожидания Гермиона потратила на анализ. Она не была уверена в своих выводах, но ей стало не по себе. Голдштейн говорил о безопасности мэнора, вот только в этом ли причина? Не является ли он одним из тех, кто хочет с ее помощью добраться до наследия Волдеморта, спрятанного в недрах старинного дома? Снимает ли с Мориса подозрения то, что он позволил записям и книгам из зала сгореть? Ведь Голдштейн и вправду раз за разом небрежно подталкивал ее к браку и отъезду. Имеет ли это значение, если Гермиона не рассматривала его слова всерьез? Ну упомянул, что кошмары Малфоя могут отступить, если они перестанут проводить рядом все свое время, ну предположил, что ее способности могут быть переданы через брачные узы. Второе было сказано уже после отбытия, первое ничуточки не повлияло на желание вернуться и помочь навести порядок в магическом мире. Или повлияло? А что, если Драко прав и решение вернуться навеяно? Грейнджер тряхнула головой. Да нет, глупости! Ей надоело быть ведомой. Это ее желание, ее и ничье больше. Подозрения не помогали разобраться в ситуации.

Друг налетел как тайфун и закружил, не убрал рук и когда поставил на землю — смотрел и смотрел, словно силился оживить в памяти каждую ее черточку. Она тоже рассматривала его. Гарри сильно загорел, синяки под глазами, увеличенные стеклами очков, диссонировали с бронзовым цветом, неравномерный загар на сухой и плотно натянутой на кости черепа коже откровенно его старил. Глаза сверкали жизнью, как прежде, до срыва, но в их глубине таилось что-то мрачное, какая-то неизбывная тоска и темнота.

— Вау, ты даже не требуешь у меня подтверждения личности? — улыбнулся он одновременно знакомой и незнакомой улыбкой. — Если бы не твоя выдра, потребовал бы у тебя. Зачем вернулась? Тебе же небезопасно тут. Снейп сказал, что ты еще некоторое время будешь далеко.

Об отношении Северуса ко всей этой авантюре с возвращением она не задумывалась, впрочем, ему не обязательно как-то к этому относиться. Она встанет рядом с Гарри и докажет, что Снейп невиновен, хочет тот или нет. А подтверждение личности… Она так обрадовалась другу, что даже не подумала об этом. Какая дура! И как теперь быть? Недоверие оскорбит его. Гермиона наклеила улыбку и сказала:

— Ну давай будем вести себя как взрослые ответственные волшебники и убедим друг друга в том, что мы — это мы. Патронусы на три-четыре, да?

Два возбужденных выклика «Экспекто патронум» взметнулись к вершинам деревьев, вот только рядом с оленем образовалось легкое облачко серебристого пара. Вот ведь зараза! Когда вызывала Гарри, Грейнджер даже не задумывалась, что может не получиться, а теперь…

— Экспекто патронум! — упрямо повторила она. Шар света сформировал выдру и истаял, а олень Гарри продолжал гарцевать рядом. И это несмотря на поттеровскую изможденность. Гермиона яростно отогнала накатившие мысли о том, что это все из-за того, кто она есть. Она владеет заклинанием патронуса с пятнадцати, все остальное глупости. У Снейпа есть патронус, а на его век пришлось гораздо больше сомнительных решений.

— Экспекто патронум!

— Всё-всё, верю, — замахал руками Гарри, попутно развеивая оленя, — иначе мы задержимся здесь навсегда, а я выскочил буквально на минутку.

В подтверждение его слов в том месте, где еще висели искорки, возник серебристый ворон и резким голосом произнес:

— Поторопитесь, мистер Поттер, начинаем без вас.

— Давай впущу тебя на Гриммо и оставлю ненадолго. Я убежал перед самым допросом, боюсь, если не вернусь, не позволят присутствовать на остальных.

Сразу возникло столько вопросов, но все они требовали обстоятельной беседы. Гермиона выбрала самый важный:

— На Гриммо безопасно?

— Доступ в дом есть у Кингсли, но я… потом поговорим, а то ты обвинишь меня в паранойе.

Гермиона невесело хмыкнула. О да, обвинит, сразу после того, как они померятся паранойями. Гарри взял ее за плечо и аппарировал в дом.

— На этаж со спальнями никто подняться не может, только я или со мной. Займешь спальню Регулуса.

— Проклятая грязнокровка запачкала…

Грейнджер точным движением наложила Силенцио на портрет Вальбурги Блэк.

— Хозяин Гарри и его... о, простите, миссис Ма…

— Шшшш! — шикнула Гермиона, благо объясняющий принцип ограничения доступа к верхним комнатам друг не обратил на слова эльфа никакого внимания, продолжая тащить ее за собой.

— Что-то вроде дактилоскопии, — закончил он объяснение и взялся пятерней за перила перед площадкой, второй рукой продолжая удерживать ее плечо, и втащил на этаж.

— Я живу в комнате Сириуса. Можешь подождать меня там, можешь в своей, — прокричал Гарри на бегу и с хлопком исчез с нижнего пролета лестницы.

Гермиона было направилась в свободную спальню, но развернулась к двери напротив, когда еще представится возможность посмотреть, чем живет друг. Комната ее разочаровала. В ней отсутствовали детали, указывающие на владельца, она оставалась такой же, как и год назад: плакаты, развешанные по стенам еще Сириусом, застеленная кровать, радиоприемник на тумбочке, ни колдографий, ни блокнота, ни раскрытой книги. Грейнджер включила радио, чтобы не было так тихо. Плакаты с полуодетыми девицами почему-то заставили вспомнить про подборку журналов в коттедже на острове, мысли перепрыгнули на Драко. Как он там? Наверное, с ума сходит, ведь она пообещала сразу же с ним связаться. Нужно как можно скорее забрать зеркальце у Шеклболта. А что, если в заговоре против нее участвует и Министр? Безопасно ли аппарировать в Министерство? Гермиона заставила себя успокоиться и, вызвав с третьего раза телесного патронуса, попросила Гарри забрать у Кингсли или Уотсона зеркальце, через которое они разговаривали.

Монотонный бубнеж приемника убаюкивал, и она откинулась на подушку. Из полудремы выдернуло отчетливо прозвучавшее слово «Круциатус». Грейнджер села и прислушалась. Кажется, передавали какое-то интервью.

— ...поправку, принятую в прошлом месяце?

— Считаю. Все просто: если направить на человека палочку и произнести «Круцио», не стремясь причинить боль, эффекта не будет. Для того, чтобы сотворить любое из непростительных, недостаточно знать движение и вербальную формулу. Необходимый компонент — желание сделать больно, подчинить своей воле или убить. О какой дополнительной мотивации или предпосылках может идти речь? Что за лицемерие этот их «индивидуальный подход»? — с пафосом произнес обладатель очень знакомого голоса.

— Я услышал вас, мистер Уизли, — вежливо откликнулся диктор.

Мистер Уизли… «Перси», — идентифицировала Гермиона.

— Хочу добавить как колдомедик, — вклинился мелодичный женский голос. — Клятва Мунго Бонама не позволит мне привести конкретные примеры, поэтому обрисую ситуацию в целом. У большинства обследовавшихся за последние два месяца подростков диагностированы серьезные отклонения в работе нервной системы. В анамнезе у многих из них Империус и Круциатус. Они новые жертвы непростительных, однако есть и те, кто до сих пор страдает от последствий таких заклинаний, полученных во время первой войны с Тем, Кого Нельзя Называть.

— То есть последствия носят долговременный характер?

— Зависит от организма ведьмы или волшебника, силы и длительности воздействия. Непростительное может разрушить личность, может разрушить жизнь, — изрекла гостья студии с пафосом, достойным Перси. — К примеру, у моего наставника есть постоянные пациентки — женщины, лишенные радости материнства. Они наблюдаются второй десяток лет после того, как были подвергнуты череде Круциатусов в конце семидесятых. Беременность наступает, но вскоре происходит выкидыш. В первом триместре тонус матки…

Желание послушать своих будущих оппонентов растворилось в осознании того, чем чревато произошедшее с ней в марте. Не то чтобы она планировала детей в обозримом будущем, но... И почему-то в первую очередь стало обидно за Малфоя.

«Если выживу, когда-нибудь у меня будет сын».

«Ты беременная моим ребенком».

Неужели, став ему женой, она лишила Драко возможности сделаться отцом? Никогда они не назовут сына в честь героя последней прочитанной книги, не спросят имя у прохожего на улице.

— Мистер Уизли, как объяснить то, что судья Маклагген забрал предложение через несколько дней после того, как внес на рассмотрение? Полагаете, на него оказали давление? — спросил ведущий.

— Скорее всего. Вчера стало известно, что Тиберий вместе с племянником спешно покинули Британию.

— Можно ли ожидать, что кто-то из судей внесет подобное предложение повторно?

— К сожалению, после случившегося подобная инициатива не найдет поддержки. К тому же действующий Министр считает...

Гермиона не вслушивалась дальше, она сосредоточилась на дыхании. Нет, она не поддастся панике, ей требуется холодный разум. Итак, очевидно убеждать Визенгамот в нецелесообразности законопроекта Маклаггена не нужно. Кингсли и не собирался озадачивать ее этим? Врал ли он и в остальном? Зачем она здесь на самом деле? А еще… кажется, она знала причину, по которой Тиберий отступил. Шантаж. А предмет шантажа — фрагмент отданного ею воспоминания. По времени все сходится. Она сама дала Министру в руки козырь, и он решил избежать скандала с участием члена Визенгамота. Аврорат не стал обвинять Маклаггенов, их заставили отозвать предложение. А ведь Драко напоминал о том, что десятое число позади. Похоже, ее таки заманили в Британию.

---

Примечания:

https://t.me/Velena_d

---

1) Магического конгресса Соединённых Штатов Америки

Вернуться к тексту

2) небоскрёб в Нью-Йорке. Если войти в него через секретный вход, он становится штаб-квартирой МАКУСА

Вернуться к тексту