Без вины виноватая (гет)

Первым осознанным ощущением Гермионы после истерики было облегчение, оно сопровождалось почти полным упадком сил, но все равно того стоило. Будто она носила внутри двадцатифунтовый камень, а со слезами и криками он весь вышел. Вторым было удивление, а после удивления накатила дикая неловкость — Гермиона почувствовала, что прижата к чужому телу. Осторожно обнимавшие ее руки не казались знакомыми, как и окутавший ее запах. То есть запах не был совсем незнакомым, в нем пробивались нотки зелий, что уменьшало количество подозреваемых ровно до двух человек, и оба варианта невероятно смущали. Чтобы определить, кто именно так… неожиданно заботливо предоставил себя в качестве жилетки, всего-то нужно открыть зажмуренные глаза, и откладывать это действие не было никакого смысла. Глаза распахнулись сами собой, когда над головой прозвучало тягучее:

— Успокоилась?

— Малфой?

— Ожидала кого-то другого?

Не то чтобы она ожидала… Скорее не ожидала проявления участия от него.

— Прости, — пискнула Гермиона, пытаясь подняться, но была остановлена движением руки.

— Сиди, мне не тяжело, ты весишь как полугодовалый низзл.

Снейп упоминал, что Драко интересуется низзлами… Захотелось спросить, правда ли, что эти животные чувствуют волшебную кровь и не будут держаться рядом с маглами, затем вспомнила, эээ… у кого на коленях сидит, и выпалила совсем другое:

— Не противно?

— Привык, — движение вверх и вниз возле уха подсказало, что Малфой пожал плечами, — но буду благодарен, если ты потом вычистишь и высушишь мою рубашку.

Гермиона возмутилась, смутилась, снова попробовала вскочить, но как и при прошлой попытке была прижата к мягкой влажной ткани.

— Погоди, посиди еще пару минут, приди в себя, колдовать пока не нужно, после истерики магия нестабильна.

Первым желанием было пройтись по нарочитому непониманию того, что она имела в виду, но любопытство пересилило злость.

— А у тебя такой богатый опыт по истерикам?

— Немалый, — сухо ответил Малфой, Гермиона благородно сдержала едкое замечание про истеричку Драко. В конце концов, что бы его к этому ни подтолкнуло, он с ней возился, а ведь мог поднять на смех. Драко тем временем развил мысль: — Думаешь, в этом году на Слизерине было мало истерящих девчонок?

Обозначение «истерящая девчонка» покоробило, хоть по сути своей было правдивым, затем в душе шевельнулось возмущение: да по сравнению с остальными слизеринцы при Кэрроу жили как у бога за пазухой.

— Если ты думаешь, что наблюдать за истязаниями других намного легче, чем сносить их… Стоп! — он видимо, почувствовал, как она набирает воздух в грудь для проникновенной тирады. — Я не хочу сравнивать, кому хуже. Суть в том, что плохо по обе стороны палочки, если ты не маньяк, получающий удовольствие от мучений… О черт! Прости.

До нее не сразу дошло, о чем он, а когда дошло… Гермиона с некоторым интересом прислушалась к своим ощущениям. Не было ни фантомной боли, ни ужаса, воспоминание было заключено в панцирь, отделяющий его от эмоций, словно страшное произошло не с ней. Связано ли это с тем, что все сильные эмоции покинули ее со слезами? Или таким образом работал защитный механизм? Разбираться не хотелось, похоже, со слезами ее покинуло и негасимое желание всегда докапываться до сути.

Слова о том, что плохо по обе стороны палочки, всколыхнули в памяти размытый образ Драко, находящегося в том же помещении, где ее пытали. Ей тогда было не до него и не до кого-либо другого из Малфоев. Да и после она не задумывалась, каково это — наблюдать за истязаниями в собственном доме. Было слишком много других действительно важных вопросов. Малфои сделали свой выбор, нести ответственность за его последствия — нормально. Но в голове завозилась непрошеная мысль, как бы она сама повела себя в такой ситуации, ведь утверждать, что не попала бы в подобную никогда, лицемерно… Нет. Просто нет. Она не была готова обдумывать это. Не сейчас.

— Грейнджер, эй, Грейнджер, всё в порядке? — ее аккуратно тронули за плечо, и она растерянно подняла голову. На малфоевском лице тоже застыла растерянность, она казалась странно неуместной.

— Порядок, — промямлила она и сделала то, что умела лучше всего — перешла к действиям. Палочка Беллатрикс привычно скользнула в руку, два заклинания — и рубашка Драко снова стала сухой и чистой. Гермиона краем глаза заметила, как в его глазах мелькнул испуг.

— Спасибо, — он сглотнул и прокашлялся, а Грейнджер недобро усмехнулась. За последние дни они обменялись рекордным количеством вежливых слов. Впрочем, любое положительное число больше нуля.

— Страшно? — хмыкнула она в попытке вернуться к чему-то привычному. Например, обмену оскорблениями. Малфой казался достаточно разумным, чтобы не оскорблять ту, от кого зависит его жизнь, однако не попробовать его спровоцировать она не могла. Нужно было нащупать почву под ногами, ощутить нормальность. — Понимаю, что ты привык к другим… людям, но информация на будущее: я не бросаюсь непростительными в тех, кто… — не заслуживает? Поддержал, когда было нужно? Начинал казаться не таким уж плохим? — ни в кого не бросаюсь.

Пытаться поссориться с парнем, на коленях у которого сидишь, — дурацкая затея. Гермиона резко встала и пошатнулась. Твердая рука помогла удержать равновесие. Малфой ухмыльнулся и покачал головой, а затем кивнул на место рядом. Гермиона вскинула палочку и сделала корень дерева мягким, заодно смягчая место под Малфоем. Тот снова напрягся, когда она колдовала. Это обидело.

— Необязательно использовать непростительные, чтобы причинить вред, — лаконично объяснил он.

— Тебе ли не знать, — фыркнула Гермиона.

— Ну да. Знаю, потому и дергаюсь. Я, если ты помнишь, без палочки, значит, не могу защититься. Когда захлестывают эмоции, магия может выйти из-под контроля. Однажды, пытаясь высушить мне рубашку в… похожих обстоятельствах, девушка подожгла ее. Не скажу, что был рад.

— Паркинсон? — она влила в голос пинту презрения, стараясь не препарировать мысль, что Малфой говорит так, будто утешение рыдающих девушек действительно было его рутинным занятием.

Когда ответа не последовало, Гермиона скосила глаза на собеседника. Он замер, уставившись в одну точку. Образ разметавшихся по камням волос и неподвижного, присыпанного пылью лица возник перед глазами.

— Это была она? Астория? — спросила тихо, не успев сдержать любопытства.

Малфой коротко кивнул, все еще глядя в никуда.

— Вы с ней встречались? — Грейнджер готова была отдать десять лет жизни за хроноворот немедленно. Кто ее тянул за язык?! Какое ее дело!

Малфой выпал из прострации и посмотрел на Гермиону так, словно она сморозила совершеннейшую глупость.

— С Тори?! Она же маленькая. Была.

Была. История о непрожитой жизни в одном слове. Они были. А теперь их нет. У них нет и не будет возможности выучиться и построить карьеру, влюбиться, расстаться, наделать ошибок, они не успели узнать, что весь этот кошмар закончился, что Волдеморт пал и его режим свергнут. Все они умерли, испытывая страх и отчаяние. От этого почему-то становилось особенно горько.

Разговор ушел не туда. Следовало признать, что попытка спровоцировать Малфоя на ссору сорвалась. Стоило извиниться. Пока Гермиона собиралась с духом, уже привычно гоня от себя образы умерших, привычно закрываясь от скорби, Драко заговорил:

— Мы росли рядом. Наши матери приятельствовали. До… всего этого. Тори — первый младенец, которого я увидел, — погрузившись в себя, Малфой перестал следить за выражением лица, и оно смягчилось. — Это одно из моих самых ранних осознанных воспоминаний. Мы с мамой встретили миссис Гринграсс в Косом переулке… а может, и не в Косом, могу путать. Она левитировала перед собой люльку, в которой что-то шевелилось. Мне стало безумно интересно, что там, и я заглянул внутрь. Там оказалось страшненькое существо с крошечными, хватающими воздух ручками и непрерывно двигающимися ногами. Миссис Гринграсс проворковала, что это девочка и ее зовут Асторией, и спросила, захочу ли я на ней жениться, когда мы вырастем. Помню свой ужас и недоумение (зачем давать имя такому чудовищу?). И еще хохот мам, когда отрицательно тряс головой.

Малфой уперся взглядом в землю, но Гермиона видела, что уголки его губ подрагивают, она и сама не сдержала улыбки, представляя себе маленького Драко, испугавшегося младенца.

— Не знаю, кто слил эту историю нашей компании, скорее всего, миссис Гринграсс рассказала Дафне, а у той всегда был язык без костей, но нас с Тори все детство дразнили женихом и невестой. Правда, Панс и сама Даф пытались отвоевать это звание.

Удивительно было понимать, что у Драко Малфоя было нормальное детство и… друзья? Подруги? Приятели?

— О да, быть невестой Драко Малфоя — предел мечтаний, — только проговорив это вслух, Гермиона поняла, что сказала. Собственно, если не найдется другого выхода, ей предстоит этот предел мечтаний испытать… Не то чтобы прямо сейчас эта перспектива ее пугала, но та маленькая часть сознания, которую не окутало депрессивное безразличие к собственной судьбе, шептала, что пора приступать к поискам выхода.

— Просто, когда мы собирались и играли вместе, я всегда назначал себя то королем, то Мерлином, то Министром магии, стать моей… половинкой было лестно.

Она фыркнула, но не злобно.

— Значит, это было в тебе всегда.

Он пожал плечами и сунул руки в карманы штанов, а Гермиона обрадовалась, что увела беседу от тяжелой темы, но поторопилась с выводами, потому что Малфой пробормотал:

— Мерлин, не верю, что ее нет…

Пожалуй, он относился к своей Тори гораздо серьезнее, чем признавал.

— И Винса…

Не только к ней.

— Мне сложно поверить, что их всех нет, — почему-то призналась в ответ Гермиона, прекратив попытки отогнать мысли о мертвых. Перед глазами стоял Фред, такой похожий на Джорджа. И Джордж, такой непохожий на себя.

Что-то было в этом моменте… Возможно, пресловутый эффект попутчика или какая-то из его разновидностей, потому что Малфой заговорил снова:

— С Винсом понятно, он почти всегда был рядом, а вот с Тори почти не разговаривали в последние годы. Разные курсы, всё такое... Знаешь же, как поначалу… а может, и не знаешь, грифы другие. У нас считалось неприличным показывать, что общаешься с малолетками. А потом, когда стали старше, у каждого уже была своя компания. Всего общения за пять лет — привет, пока, передай сок, да несколько недавних истерик, случайным свидетелем которых я стал. А вроде как… кого-то родного потерял.

Как он не понимает! Он и потерял родного. Человека, который пусть незримо, но всю его жизнь был на периферии. Неужели ее скорбь о Фреде имеет ту же природу, а ее мысли о том, имело ли место отрицаемое ею влечение, просто попытки разобраться в себе? Нельзя было анализировать всё это и подпускать близко к краю воспоминания о тех, кто умер.

— Как ты справляешься? — спросила с искренним участием (когда только успела им проникнуться?).

— Окклюменция… — Малфой постучал себя по макушке, — вот только после дракловых экспериментов матушки не могу полностью восстановить барьеры. И зелья, конечно.

Гермиона на секунду задумалась… но нет. Нет, нет и нет. Она сама никогда на это не пойдет.

С треском появился эльф. Гермиона стремительно отодвинулась от Драко, будто в том, чтобы сидеть рядом на корнях дерева, можно было узреть что-то предосудительное.

— Хозяйка Нарцисса просила предупредить молодого хозяина и мисс, что ждет их в столовой через полчаса на праздничный обед.

В столовой? Праздничный обед? В жизни Малфоев осталось место празднику? Как можно что-то праздновать, когда столько людей погибло?! Все вопросы легко читались по ее лицу, потому что сразу после исчезновения домовика Малфой на них ответил:

— Сегодня нам разрешили вернуться в дом.

В возвращении в этот дом Гермиона определенно не видела повода для торжества. И уж точно не видела на этом торжестве себя.

Что она вообще здесь делает?

Все, что произошло до истерики, казалось смазанным: просьба Снейпа оставить их с Кингсли наедине, странный прием в Норе, обида Рона и игнорирование Молли, идиотское решение Шеклболта. События были смазаны, но сделанные выводы обрели просто-таки болезненную четкость, ведь факты остались фактами: родители не помнят о ней и не вспомнят в ближайшем будущем, Гарри дал понять, что ему нужно пространство, Уизли практически отказали ей от дома, Шеклболт отмахнулся, как от надоедливой собачонки. Интерес тех, кто обитал в этом поместье, был корыстным, и иметь с ними что-то общее не хотелось. Для Снейпа она ключ от помещения, в которое тот желает попасть (что будет, если ключ не подойдет?), для Малфоев… ну для старших — способ спасти сына, для младшего — самого себя. Вон как заботится.

Праздничный обед. До чего же мерзко!

Никто, абсолютно никто не мог заставить ее здесь оставаться!

Она свободная совершеннолетняя ведьма, у нее есть деньги, в конце концов. Почему нужно прятаться? Гермиона не могла точно сказать, куда планирует податься и чем собирается заниматься. Она не отрицала, что нужно убедиться в окончательности смерти Волдеморта и в том, что нет никаких способов его снова воскресить, и даже призналась себе, что для исследований, которые требовалось провести, место было правильным, но это место душило, и поделать с этим она ничего не могла.

— Я не войду в ваш дом, — еще одна мысль, обретшая болезненную четкость.

— Я не тот, кто станет тебя от этого отговаривать, — Малфой состроил гримасу. — Сам туда не пошел. Вызвался встретить тебя, когда мама засуетилась с переездом из палаток.

— Обед! Лучше умереть с голоду, чем есть в том месте, где… — не видевший уже часов десять ни крошки желудок выбрал именно этот момент, чтобы издать непристойный звук.

— Твой организм с тобой не согласен, — фраза была гораздо менее едкой, чем то, что Грейнджер настроилась услышать. — Ты, учитывая обстоятельства, — Драко неопределенно махнул рукой, — на этом обеде почетный гость. Поэтому твое нежелание есть в столовой будет учтено. Поверь, входить в комнату, где… заседал… Он, никто не хочет, но остальные готовы смириться с желанием хозяйки сделать вид, что всё в порядке. Попросить перенести весь этот бедлам в парковую беседку?

Малфой предлагал компромисс… Она не была готова и к компромиссу.

Всё потом. Нужно привести мысли в порядок.

— Я…

Гермиона крутанулась на месте в попытке аппарировать, но ничего не произошло. Ее захлестнула паника. Ее удерживают силой? Будь она в себе, вспомнила бы про барьер и даже поблагодарила бы за него Мерлина, авроров или кого-то из древних Малфоев — нельзя перемещаться, не имея четко обозначенной конечной цели, но всем ее существом владел страх.

Цепкие пальцы впились в плечи у локтей, сквозь гул в ушах и накатывающие волны ужаса стал пробиваться малфоевский голос, утверждающий, что все хорошо.

Да ну?!

— Грейнджер, Грейнджер, вернись! Отсюда сейчас никто не может аппарировать, даже мы, Малфои, не могли бы. Если потребуется, Пикс перенесет тебя за пределы барьера. Хочешь, дам клятву, что перенесет? Только давай без глупостей. Ты гостья, а не пленница. Никто из нас не обидит тебя, клянусь.

Руки у Малфоя были ледяными. Его тоже трясло.

Контроль над разумом постепенно возвращался к Гермионе. Стало стыдно за свою вспышку. Она коротко кивнула.

— Можешь меня отпустить.

Он, продолжая испытующе смотреть, подчеркнуто медленно убрал свои руки.

Там, где ее сжимали пальцы, кожу пекло. Мысль о том, что скорее всего на плечах расцветут синяки, была неприятной: Гермионе не хотелось, чтобы кожа пестрела малфоевскими отпечатками.

— Давай тогда по-другому, — все еще не отводя взгляда, словно она была дикой лошадью, которая вот-вот взбрыкнет, заговорил Малфой. — Я попрошу принести нам что-нибудь из еды сюда.

Мог ли он ее отравить?

— Грейнджер, — Малфой закатил глаза.

Мог ли он читать мысли, как Снейп?

— Если леди желает, поделюсь безоаром, или буду надкусывать всё, что ты захочешь попробовать, — он усмехнулся (как только удалось так быстро прийти в себя?!), она скривилась. — Что? Просто перебираю варианты. Могу попросить Пикса притащить съестного из Косого переулка.

Это звучало наиболее приемлемо из всего предложенного. Она по-прежнему не имела желания есть в его обществе, но запутавшийся в часовых поясах организм настоятельно требовал пищи, а на акт неповиновения вроде аппарации в «Три метлы» или «Дырявый котел» (они вообще работают?) не хватало энергии. Гермиона испытующе посмотрела на Малфоя и кивнула.

Отправленный за провиантом эльф вернулся с настоящей корзиной для пикника. Попытки дать Пиксу денег успехом не увенчались — домовик молча исчез, состроив оскорбленную рожицу. Малфой наблюдал за сценой, не вмешиваясь. Он достал из кармана флягу и сделал короткий глоток, а Грейнджер в очередной раз задумалась, не стало ли бы ей проще пережить все это с зельями, но решительно затрясла головой, пытаясь выбросить мысль.

Малфой сполз со смягченного магией корня на траву и приглашающе взболтал содержимое фляги.

— Не хочешь пару капель Умиротворяющего бальзама? Сам варил, строго по рецепту, никакой самодеятельности. Знаю, что у тебя нет повода доверять мне, но в зельеварении… — демон-искуситель многозначительно замолчал.

Успокоить нервы… просто успокоить нервы. Гермиона протянула руку за флягой и поднесла ее к носу. Она внимательно понюхала зелье, наколдовала прозрачный стакан и налила в него немного жидкости. Выглядел бальзам идеально. Резким движением Грейнджер опрокинула порцию в себя. Малфой хохотнул. На секунду она замерла, ожидая признания, что во фляге был яд.

Молча спрятав зелье в карман штанов, Драко открыл корзину и пригласил ее к импровизированному столу — расстеленной Пиксом прямо на траве небольшой скатерти.

Гермиона вспомнила, что из них двоих только у нее есть палочка, и переместила продукты из корзины. От вида простой и сытной еды у нее потекли слюнки. Деля на порции восхитительно пахнущий пастуший пирог, надрывая пачку крекеров и тут же разрезая заклинанием свежайшую булочку, Гермиона чувствовала себя… Роном.

Глаза оказались более завидущими, чем желудок. Она едва осилила кусок пирога и скон. Но расправилась с ними очень быстро.

Гермиона смущенно подняла глаза на Малфоя. Она же не вела себя как варвар?

Тот меланхолично жевал яблоко.

Из ощущений остались удовлетворение и сонливость. Боль, горечь, страх и разочарование отступили. Гермиона попыталась еще раз проанализировать беспорядок, в который ее втянули. Мозг отказывался сотрудничать. Она презирала себя за то, что пошла на поводу у слабости и позволила себе крошечную дозу Умиротворяющего бальзама, но нехотя признавала, что ей это было нужно.

Лениво растянувшись на траве, Гермиона наблюдала, как Малфой подорвался, словно его оса ужалила, ощупал карман и отошел, доставая зеркало.

— Через двадцать минут нас будут ждать в беседке. Просто разговор и чай, — судя по интонации, он все еще ожидал от нее истерики или панической атаки. — Мое обещание в силе, я попрошу Пикса перенести тебя за барьер по первому требованию. И прошу прощения за приглашение на этот драклов обед. Понятия не имел, что мама собирается выкинуть такое.

Гермиона передернула плечами, стараясь подавить раздражение, которое вызвало в ней упоминание Нарциссы Малфой.

Они просидели в тишине еще несколько минут.

— Грейнджер, — она подняла голову. Бывший однокурсник смотрел на нее непонятным взглядом, словно что-то взвешивал. — Слушай, у маглов есть… — он указал на ее кофту и джинсы, — мужские аналоги такой одежды?

Гермиона кивнула и уставилась на Драко. Зелье сказывалось на силе ее эмоционального ответа. Вопрос вызвал всего лишь легкое удивление.

— Я знаю, что есть, но мне интересно, бывают ли… не такие обноски, как на Финнегане или Поттере…

Всколыхнувшееся раздражение тоже было мизерным.

— Спасибо, что мою одежду не называешь обносками, — проворчала для проформы.

Она еще не успела полностью сменить гардероб, это стояло первым пунктом в списке не самых важных, но желательных дел.

— Твои шмотки странные, но не такие страшные, — презрительно сощурился Малфой и на одном дыхании выпалил: — Ты могла бы трансфигурировать мою одежду во что-то похожее?

Ах вот оно всё к чему! Наблюдать за его внутренней борьбой было забавно.

— Хочешь вывести из себя отца?

Малфой вскинул бровь и хмыкнул, не подтверждая и не опровергая ее вывод. Что ж, если он будет продолжать навязывать ей свое общество, придется ему привыкнуть к прямоте.

Задуманный Драко детский акт неповиновения разбудил эмоцию, похожую на ту, что возникла, когда они с Роном пытались скрыть от Молли состояние Джорджа. Гермиона решила, что заслуживает хотя бы видимости чего-то нормального, и, взмахнув палочкой, превратила часть ствола ближайшего дерева в зеркало.

— Не уверена, что смогу удовлетворить высокие запросы вашего лордства, — хмыкнула она и окинула то, с чем придется работать, оценивающим взглядом: Малфой был одет в простые штаны и рубашку и сошел бы среди простецов за своего без дополнительных усилий. Умение самых рьяных маглоненавистников не выделяться в магловском мире всегда ее удивляло, тогда как более лояльные волшебники порой отчебучивали такое... Малфои, по крайней мере, носили брюки. Гермиона очень сомневалась в наличии штанов под мантией Дамблдора. Но цель, которой хотел добиться Драко Малфой, лежала в иной плоскости, чем простое подражание маглам, было забавно ему помочь.

Грейнджер взмахнула палочкой еще раз, и на целых пятнадцать минут они с Малфоем, подхихикивая, ехидничая и язвя, притворились, будто им совершенно комфортно взаимодействовать, будто такое взаимодействие — не что-то выходящее из ряда вон, будто они обычные беззаботные подростки, а не те… кем были. Это смахивало на игру в куклы, жаль, Гермиона никогда ею не увлекалась. Но одеть Драко Малфоя в широкую рубашку и шорты-бермуды и услышать его мнение о пляжном стиле было весело. Она заверила, что это элитная одежда, и ведь не соврала — воспроизвела по памяти шорты от Gucci, которые видела в показе мод по телевизору несколько лет назад. И еще заверила, что принт в цветущие антуриумы⁽¹⁾ вполне мужественный, антуриум вообще очень мужественный цветок. В безразмерной футболке с рваными джинсами Малфой выглядел смешно, в форме гвардейца тоже, а в кожаной косухе, пожалуй, даже эффектно. А еще Гермиона не отказала себе в удовольствии наколдовать ему непарные носки. Только ей было известно, что на левой ноге Драко Малфоя зеленый носок с узором из футбольных мячей по резинке (копия любимого носка Гарри), а на правой — скучный коричневый, как на ней.

В конце концов он одобрил нежно-голубую джинсовую пару, и это была, наверное, самая светлая одежда, которую она когда-либо видела на нем. Так же как в случае со Снейпом, одежда полностью преобразила Драко. Он выглядел мягче и вроде как человечнее. Впрочем, в человечности Драко Малфоя ей довелось убедиться несколько раньше. Или нет? И есть ли у нее право оценивать чью-то человечность?

1) Латинское название цветка образовано от древнегреческих слов, означающих «цветок» и «хвост». По ссылке можно на него посмотреть: https://trizio.ru/anturium-80-foto-822

Вернуться к тексту