Рыцари фей (гет)

Из объятий Морфея Гарри вырвало тихое сопение. Приоткрыв один глаз, он различил белое пятно на спинке кровати.

— Доброе утро, Хедвиг.

Как и Добби и Ксено, Хедвиг каким-то образом знала, что он и девочки прибыли из будущего. И она была весьма рассержена, что он не стал ее искать сразу по прибытии. К счастью, она ограничила свои мстительные клевки его ушами и пальцами, которые он залечил, как только она улетела. Учитывая, насколько была сердита его сова, он не стал даже пытаться посадить ее в клетку и попросил ее лететь в Суррей своим ходом.

Окончательно проснувшись, он пошарил в поисках своих очков. Протестующе забурчал живот. Прошлым вечером Гарри лег спать без ужина и заснул практически мгновенно, как только схлынул адреналин от стычки с Верноном: хотя последствия Круциатуса были излечены, но еще оставалась быстрая утомляемость, пока магический резерв не восполнится. Заставив себя слезть с кровати, он выглянул в окно и увидел, что обе машины Дурслей отсутствуют. Это значило, что весь дом в его распоряжении, хотя он не собирался здесь задерживаться этим утром.

Понежившись полчаса в горячей воде и переодевшись в не измятое — вчера он так и заснул в одежде — он прошел на кухню и почти не глядя бросил Финиту в узел министерских чар. Он бы предпочел отключить систему слежения полностью, но для этого требовалось выключить все узлы, наложить скрывающее магию заклинание на всю округу, а затем с помощью магического зрения разыскать все опорные рунные камни и избавиться от них. У него найдутся занятия и поважнее, особенно когда он будет восстанавливать Поттер-мэнор после отъезда девочек.

Повторное бурчание живота напомнило ему о первоочередных приоритетах.

— Добби! — позвал он.

Эльф появился с тихим хлопком:

— Хозяин Гарри звал Добби! Что Добби может сделать для хозяина Гарри?

— Можешь приготовить мне завтрак? На твое усмотрение, только не жалей бекона для Хедвиг.

Добби рьяно закивал головой:

— Добби приготовит много бекона для Ее Совейшества.

Усмехнувшись над титулованием совы — хотя с нее сталось бы потребовать подобного обращения, если бы она умела говорить, — Гарри стал наблюдать, как летают сковородки и продукты, яйца, выстроившись цепочкой, ожидают своей очереди поджариться, и сосиски кувыркаются в смазанной маслом сковороде. Довольно скоро развлечение закончилось, и он занялся замариванием червячка, а Хедвиг, которая присоединилась к нему где-то в середине представления, довольно заглатывала жирный бекон. Закончив завтрак, он встал из-за стола. Тарелка исчезла раньше, чем он успел ее поднять. Белая сова возмущенно воззрилась на Добби. Если он знал свою птицу — а он ее знал — она собиралась доесть свинину до последней крошки и устроиться вздремнуть.

Вернувшись в спальню, он разыскал ключ от своего хранилища в Гринготтсе. Мысленно представил "Дырявый котел", крутнулся на месте... и ничего не произошло. Нахмурившись, он еще раз попытался аппарировать, с тем же результатом.

"Странно. Я совершенно точно помню, что Флетчер и Дамблдор аппарировали сюда и отсюда", — он приставил конец палочки к правому виску: "Окулос магике".

Чары магического зрения дают долговременный эффект, будучи наложенными на линзы, как на его очках или омниокулярах. Но разработаны они были для краткосрочного использования непосредственно на глазах. Проявился купол кровной защиты, по его поверхности бежали цепочки чисел и символов. Не обращая внимания на показанную формулу, он покрутил палочку, как колесо настройки. Купол размылся и потускнел, но снаружи него ничего не оказалось, поэтому Гарри медленно завращал палочку в обратную сторону. Сразу внутри кровной защиты обнаружился тонкий белый купол, от которого тянулись нити к узлу министерской системы. Гарри посмотрел на лениво плывшие по белой поверхности руны и выругался.

"Так и есть. Антиаппарационная защита, с дополнением, не дающим Министерству засечь аппарирующих. По всей видимости, ее установил Дамблдор, а значит, он единственный, кто может дать право доступа. Ну что ж, он хочет запереть меня на этой помойке, но, как говорится, есть не один способ содрать шкуру с книзла".

Гарри открыл окно, впуская горячий сухой ветер. Он смутно помнил, что лето будет на редкость знойным, но сейчас это было то, что ему нужно: жара обеспечит множество восходящих воздушных потоков, на которых можно парить. Он убрал в карман палочку и сосредоточился на своем другом "я". Первоначально он боялся, что ему придется медитировать несколько дней или даже недель, чтобы вернуть свою анимагическую форму, поэтому был рад ощутить, что его тело сжимается, пальцы сливаются вместе, а нос и челюсти вытягиваются клювом. Одежда исчезла одновременно с тем, как глаза разошлись в стороны, а из кожи полезли темные перья.

После первого месяца, проведенного взаперти в поместье, они все решили стать анимагами. Он был в восторге, узнав, что его аниформа — сокол-сапсан, существо, разделяющее его страсть к скоростному пикированию за проворными летающими объектами. Для своего вида он был невелик, всего шестнадцати дюймов в длину, но здесь и сейчас это было преимуществом. Сокол над Литл-Уинингом — необычное зрелище, но его еще нужно разглядеть; летящего на метле подростка сложно будет не заметить, и почти наверняка авроры арестуют его за нарушение Статута секретности.

Он вспорхнул на подоконник и выглянул из окна. Из кустов доносился храп, поэтому он не стал таиться и спрыгнул с подоконника, его крылья подхватил горячий воздух и вознес его на головокружительную высоту с минимумом усилий с его стороны. Он расслабленно заскользил прочь от дома, снова наслаждаясь радостью полета, но через десять минут с сожалением приземлился на ближайшую крышу. Он был уже достаточно далеко от Привит-драйв, чтоб гарантированно покинуть пределы сигнальных чар Министерства, поэтому он вернулся в исходную форму и повторил попытку перенестись в Лондон. На этот раз успешно.

Через "Дырявый котел" он прошел на Диагон-аллею, кишевшую народом. Никто его не узнал, разумеется: поразительно, насколько простое перекрашивание волос в тусклый русый цвет уменьшает заметность. Он заметил по заголовкам "Ежедневного Пророка", что Министерство уже приступило к уничтожению его репутации. Зачем еще публиковать его фотографию, сделанную сразу после побега с кладбища: кровавые пятна и ошарашенный взгляд в наличии? Раздосадованно тряхнув головой, он зашагал к мраморной громаде Гринготтса.

— Я так и думал, что здесь будет целая толпа идиотов, — пробурчал он, передразнивая свою первую встречу с Молли Уизли. Он встал в конец самой дальней от гигантских бронзовых дверей очереди и нетерпеливо стал ждать.

Создание банка Гринготтс представляло интересный момент истории магической Британии. Во время гоблинского восстания 1756 года остатки войск гоблинов были отжаты к их крепости на севере Пеннинских гор, и армия волшебников потратила семь недель, безуспешно пытаясь пробиться сквозь защиту подземной твердыни. История гласит, что как раз когда Министерство взвешивало плюсы и минусы применения Адского пламени к скалам, прибыл посланник от клана Гринготт и сообщил, что вождь клана предлагает переговоры. Торг затянулся глубоко заполночь, но сделка была в итоге заключена. На следующий день по лабиринту туннелей проводники провели взвод волшебников, который открыл главные ворота перед штурмующей армией.

Когда война была окончена, единственный оставшийся клан британских гоблинов потребовал, чтобы Министерство выполнило свою часть сделки. Никто не хотел воевать снова, и гоблины получили контроль над человеческим золотом, которого они так жаждали. Но смеяться последними довелось волшебникам: вождю клана так не терпелось закончить войну, что он не удосужился внимательно прочитать магически обязывающий договор перед подписанием, и пропустил раздел, запрещающий этой жадной и воинственной расе когда-либо впредь поднимать оружие против волшебников. После победы над последним природным врагом армия вскоре была распущена, за исключением элитного батальона "Аврора", охранявшего Министра и Визенгамот. Батальон "Аврора" позднее был объединен с ДМП, чтобы защищать страну от адептов Темных искусств, и стал авроратом.

— Следующий, — высокомерно окликнул кассир через двадцать минут после прихода Гарри. Он шагнул к столу и вручил раздражительному существу свой ключ.

— Я бы хотел посетить свое хранилище и поговорить с управляющим счетами семьи Поттер.

Гоблин поглядел на ключ и вернул его:

— Випторн, проводи человека в кабинет Голдфингера.

Гоблин помоложе и — буквально — зеленее появился будто из ниоткуда.

— Сюда, человек, — процедил он, и повел его через обшарпанную дверь позади стола, сквозь вереницу коридоров, и наконец привел к простой деревянной двери с вырезанным на ней именем Голдфингера. Випторн распахнул дверь, бесцеремонно втолкнул Гарри внутрь и захлопнул дверь за его спиной.

— Сядь, мальчик, — пробурчал третий за сегодня гоблин, растолстевший от сидячей работы и непрерывного поедания закусок, судя по стопке тарелок на краю стола. — Какое у тебя ко мне дело?

— Я Гарри Поттер. И мне нужен аудит моих счетов.

— Докажи, что ты тот, кем себя называешь, тогда и поговорим об аудите, — Голдфингер вручил ему острый камень и блюдце. — Наполни этот сосуд кровью.

Он посмотрел на камень, покрытый пятнами чьей-то чужой крови.

— А просто магического обета, что я — это я, не будет достаточно?

— И поверить, что ты знаешь, кто ты такой? Ни за что, ты можешь быть сумасшедшим или жертвой ментальной манипуляции. А вот кровь не лжет. Если ты не согласен подтвердить свою личность, пошел вон из моего кабинета.

Не видя другого выхода, он сжал камень в кулаке. Его острая грань впилась в ладонь, в блюдце закапала кровь. Когда ее набралось достаточно, он положил камень на стол, и Голдфингер бросил ему тряпку из грубой серой ткани, которой он зажал кровоточащую рану. С ее заживлением придется подождать до выхода из банка: обнажить здесь палочку считалось серьезным оскорблением, а ему не хотелось портить себе утро, пробиваясь из банка с боем.

Гоблин достал из своего стола черное писчее перо, погрузил его кончик в лужицу крови, которая тут же всосалась в перо, и поставил его вертикально на лист пергамента. Перо написало: "Гарри Джеймс Поттер".

— Хорошо, — объявил Голдфингер, хотя по его тону было ясно, что он не видит здесь ничего хорошего. — Я был уверен, что ты окажешься две тысячи триста шестьдесят пятым самозванцем, претендующим на родство с Поттерами после смерти твоих родителей. Ладно, с этим разобрались. Какой счет ты хочешь проверить?

Хорошо, что Гарри однажды уже оформлял доступ к наследству родителей и знал, чем владеет. Впрочем, в тот раз он не заказывал аудит. Теперь хотелось бы убедиться, что Дамблдор не совал свои липкие пальчики туда, где им совсем не место.

— Мое трастовое хранилище, основное хранилище Поттеров, и личный счет Лили Эванс, — его мать, как и Гермиона, предпочитала подстраховаться, и держала отдельный счет для своей "заначки на черный день", как назвала это его любимая. Она ограничила список имеющих доступ к нему собой и своими детьми, и его отец никогда не смог бы прикоснуться к этим деньгам.

Гоблин, ворча на объем предстоящей работы, — хотя она входила в его обязанности — достал с полки за спиной тонкую книгу и сверился с ней:

— Твое трастовое хранилище на текущий момент содержит триста галеонов, и первого июля будет дополнено из основного хранилища до тысячи пятисот. В основном хранилище восемьдесят тысяч четыреста девяносто семь галеонов, десять сиклей и двадцать два кната. В личном хранилище твоей матери находится две тысячи галеонов и пять сиклей.

По счетам семейного хранилища и хранилища Эванс после 1981 года не было иных движений, кроме снятия комиссионных и внесения процентного дохода; и не будет движений, пока ты не станешь совершеннолетним и сможешь законно требовать доступ к ним. Единственными движениями по твоему трастовому хранилищу за последний год были перевод пятисот галеонов на счет Хогвартса первого августа, и двадцать шестого августа снятие семисот галеонов некоей Молли Уизли.

Сумма была большая. Намного больше, чем необходимо для покупки одного учебника и, как он узнал позднее, самой простой парадной мантии.

— Я не давал ей разрешения брать так много: четырнадцати галеонов было бы вполне достаточно. Есть ли возможность взыскать с нее избыточно снятую сумму?

Голдфингер хмыкнул:

— Если ты хотел контролировать, сколько люди могут снимать с твоего счета, не надо было давать им свой ключ.

Он поморщился. Крыть было нечем.

— Вы уверены, что никто не брал денег из двух других хранилищ? У меня есть основания подозревать, что... некое лицо хочет добраться до средств моей семьи.

Гоблин зарычал в ответ:

— Да мне плевать, даже если это "лицо" представится самим Кхорном. Если он не сможет доказать свое происхождение от Поттеров или Лили Эванс, доступ он не получит. Если тебе больше ничего не нужно, убирайся.

Гарри осторожно шагнул за дверь и оказался в фойе возле главного входа.

"Не люблю гоблинов, но в эффективности им не откажешь".

Заживив свою рану, он вернулся в банк и отстоял еще одну очередь, чтобы прокатиться к своему трастовому хранилищу. После чего направился к своей следующей цели, к лавке нелюдимого и, если быть честным перед собой, жутковатого Гаррика Олливандера.

Он вошел в лавку под звон колокольчиков над дверью и приготовился засечь любое движение. Он хорошо помнил, как старик застал его врасплох, когда он пришел сюда впервые, и предпочел бы в этот раз обойтись без сюрпризов.

— И снова здравствуйте, мистер Поттер.

Гарри прыгнул вперед и развернулся с палочкой наголо, готовясь создать щит свободной рукой. Хотя он стоял всего в шаге от двери, мастер палочек каким-то образом подкрался к нему сзади.

— Вам обязательно так делать?

— Нет, необязательно. Просто мне это нравится, — Олливандер зашел за прилавок и сел. — Итак, чем могу помочь?

Гарри откашлялся и подошел к прилавку.

— Вы слышали о том, что произошло после третьего задания Тремудрого Турнира?

— Слышал.

— Тогда вы знаете, что Волдеморт вернулся.

Олливандер нахмурился:

— Этого я не знаю, я знаю только, что вы утверждаете, будто Тот-Кто-Не-Должен-Быть-Помянут избежал когтей Смерти. Однако я не понимаю, зачем вы пришли ко мне.

— Ну, пока он бросал в меня проклятья, я бросил в него разоружающее, и наши заклинания соединились...

— Соединились, говорите? — теперь внимание Олливандера было полностью обращено на Гарри. — Каким образом соединились?

— Ну, лучи обоих заклинаний стали золотыми, зазвучала песня феникса и появилась клетка из света, — сказал Гарри, вспоминая то событие. Он понимал, что историю придется немного подправить: не мог же он признаться, что нуждается в новой палочке после того, как его девушка бросила в него Аваду. — Его палочка послала несколько сгустков света в мою палочку, и теперь мне трудно ей колдовать.

— Его палочка вынудила вашу подчиниться? — Олливандер задумался. — Да, понимаю. Это могло привести к утрате вами верности вашей палочки. Вам нужна новая палочка.

Гарри кивнул. Мастер встал и поспешил к полкам.

— Хорошо, дайте-ка посмотреть, что у меня есть в наличии. Попробуем эту, и эту; быть может, эту; определенно эти; сомнительно, но возможно; и вот эти.

Он вернулся с охапкой коробок:

— Ну-с, приступим. Бук и сердечная жила дракона, девять дюймов, весьма гибкая.

Гарри взмахнул палочкой, вылетели слабые искры, но Олливандер отобрал ее:

— Да, сейчас так и будет, когда вы уже привыкли пользоваться палочкой. Любой волшебник может использовать почти любую палочку, но хорошо подходящие встречаются крайне редко.

— Как насчет боярышника и волоса единорога, десять дюймов? — еще один слабый отклик.

— Шесть с половиной дюймов, орех и перо феникса, — уже более сильная реакция, но учитывая, что реакцией была молния, попавшая в упаковочную коробку, он бы предпочел что-нибудь другое.

— Сосна и волос единорога, двенадцать дюймов, — раздался вопль издыхающей кошки, и Гарри отшвырнул палочку.

Они провели больше часа, перебирая разнообразные сочетания. Гарри уже начал сильно беспокоиться о своем ближайшем будущем, когда Олливандер вынес из подсобки еще одну коробку:

— Необычное сочетание, но в одиннадцать лет вы так же меня удивили. Одиннадцать дюймов, акация и сердечная жила на редкость хитрого перуанского ядозуба.

Он взял палочку в руку и мгновенно понял, что она особенная. Она будто загудела в его руке, а короткий взмах создал сферу голубого сияния.

— Она подходит даже лучше моей прежней.

— Интересно, очень интересно. Ваша предыдущая палочка была из остролиста, дерева, превосходно подходящего для защиты, но в то же время зачастую выбирающего себе в пару волшебников со склонностью к импульсивным решениям, — он вопросительно посмотрел на смутившегося Гарри. — Акация, с другой стороны, пригодна только для волшебников, которые переросли "трах-тарарах магию", как я люблю это называть; для волшебников, которые понимают ценность незаметности и осторожности.

О да, Гарри понимал ценность незаметности. После близкого свидания со смертью его любимых и массового дезертирства членов Ордена, он осознал, что больше не может бросаться в бой так, будто он неуязвим. Он отказывался подвергать Гермиону и Луну тому, через что прошел он. К сожалению, его дуэльный репертуар состоял из одних цветных лучей, поэтому он решил отойти от привычной магии и поискать что-нибудь, что поражает на расстоянии и что трудно отследить до источника. В том числе он заинтересовался ментальной магией.

Чары памяти, легилименция, побуждения, даже Империус. Эти заклинания не имеют видимого луча и неподготовленной жертве практически невозможно их побороть. Опробовав несколько заклинаний, он обнаружил, что теперь, когда на его разуме больше не паразитирует хоркрукс, у него к ним открылся природный талант. Если честно, здесь нечему удивляться, учитывая, что у него получилось сбросить Империус, наложенный мастером Темных искусств и что Снейп не сразу смог вытолкнуть его, когда он отразил его щуп легилеменции во время их так называемых "уроков". Это даже объясняло, почему у него возникли такие трудности с изучением окклюменции. Эти две ветви ментальной магии противоположны по своей сути: невозможно быть восприимчивым к чужим мыслям, удерживая щит перед собственными.

Поэтому Пожиратели так сильно его боялись. Многие ведьмы и волшебники были способны отразить кратковременное нападение при наличии подходящего укрытия, но только он один умел превратить битву в бойню так, что враги могли даже не узнать, что он там побывал. К тому же его мантия-невидимка давала ему нечестное, но выгодное преимущество.

Голос Олливандера вывел его из задумчивости:

— С вас шестнадцать галеонов, мистер Поттер.

— Я мог бы поклясться, что моя первая палочка стоила всего семь.

— Да, верно, — ответил Олливандер, — но Министерство выплачивает меньшую дотацию на сменные палочки, в отличие от первых. Будьте добры оплатить?

Он полез в карман за деньгами, но закравшееся подозрение удержало его руку.

— Мистер Олливандер, вы же не собираетесь рассказать об этом Дамблдору? Он на удивление хорошо осведомлен о палочках Волдеморта и моей, равно как и об их родственных отношениях.

— Это мое дело, кому я рассказываю о происходящем в моей лавке. На этом все, мистер Поттер?

— Вообще-то, еще кое-что.

Ступефай был бы проще, но хук слева оказался намного приятнее. Палочкой из остролиста он отлевитировал бессознательное тело старика в подсобку и бесцеремонно уронил его на стул перед верстаком.

— Я никак не могу допустить, чтобы Дамби узнал об этом. Эпискей, Обливиэйт. Энервейт.

Пробуждающие чары быстро приводят в чувство оглушенных, но он знал по личному опыту, что при травме головы после них остаются кратковременные головокружение и дезориентация. Забрав обе палочки, он вышел из лавки Олливандера, покинул Аллею и аппарировал, когда поблизости не было прохожих.

Пора было домой.

Пора было вернуться в Поттер-мэнор.