День за днем - 2 (гет)

На следующее утро, после завтрака возвращаемся в Москву. Впереди еще половина воскресенья и это не может не радовать. Наконец, вваливаюсь в квартиру в охапку с сумками, портфелями и куртками. Облегченно вздыхаю:

— Фу-у-ух

Нет, все-таки, это был явный перегруз. Захлопнув за собой дверь, перекладываю портфель из одной руки в другую, ставлю свой спортивный баул с барахлом и запихнутой между ручками курткой на ящик с обувью, потом тянусь зажечь свет. Похоже, никого нет. Не переобуваясь, отправляюсь в гостиную, на ходу выкладывая ключи на полку:

— Такой отдых и работы не надо никакой.

Вроде беспорядков не наблюдается. Мои квартиранты без меня не буянили и грязную посуду с бутылками по территории не разбрасывали. Неожиданный звонок в дверь прерывает осмотр, но я все же прохожу к столу, оставить здесь портфель и сумку. Потом не торопясь возвращаюсь в прихожую, под не умолкающие входные трели. Капец, что за выходные, даже дома покоя нет.

— Ох, кого там еще….

И замираю, глядя на дисплей домофона. Сердце радостно подскакивает от вида родного лица:

— Мама!

Кидаюсь распахнуть дверь и как только мамуля заходит внутрь со своей большой красной дорожной сумкой в одной руке и с дамской в другой, такая родная и домашняя, тяну радостно руки, желая обнять и прижаться:

— Мамочка!

Как же я соскучился! Тысячу лет не виделись. Я счастливо вдыхаю запах своего детства, мамин запах и прижимаюсь теснее. Неожиданно мать отстраняется и ошарашено трясет головой, разглядывая меня диким взглядом:

— Извините, девушка, вы наверно обознались. Я не ваша мама.

У меня даже челюсть отваливается вниз и никак не может закрыться. И что теперь делать? Я кто? Анькина подруга? Соседка? Гошина приятельница? Растерявшись, могу лишь трясти головой и, с бегающим взглядом, издавать непонятные междометия:

— А…Ап…

И захлопываю рот под суровым материнским взглядом. Надо что-то срочно придумать и отбрехаться. Пытаюсь изобразить радушную улыбку:

— Да, но…. Вы же мама Игоря?

— Ну, да.

Я назвал ее мамой. Кто еще может так ее назвать, если не любящий сын? Мать, тем временем, с тревожным видом крутит головой, пытаясь заглянуть в гостиную сквозь перегораживающие полки. Зря… Нет там никого.

— Я могу войти?

Тут думать не надо, и я радостно выкрикиваю:

— Да, конечно!

И бегу закрывать наружную дверь, а потом назад, на ходу убирая волосы от лица. Привычно выхватываю на ходу у матери сумку и направляясь с нею в гостиную:

— Мам, давай я тебе сумку помогу.

Та, с прежним ошарашенным видом идет следом:

— Простите девушка.

Оглядываюсь и натыкаюсь на недоверчивый взгляд.

— А мы что, с вами знакомы?

Замираю с открытым ртом и потом опять захлопываю его. По второму кругу, а внятной версии моего здесь нахождения по-прежнему нет.

— А...Ап...

Если представиться Анькиной подругой, то жить здесь точно не получится и почему вдруг два раза назвала мамой тоже непонятно. А если подруга Гоши, то опять же, не каждая подруга будет обращаться к родителям своего бойфренда «мама» и «папа». Капец, похоже, у меня и выбора нет. Кося глазами в сторону, пытаюсь тянуть время:

— М-м-м… Ну, как бы..., заочно… гхм.

С одной стороны меня переполняют радостные эмоции, глаза сияют и смеются — мама приехала, и я не видел ее сто лет, а с другой охватывает мандраж от той роли, которую необходимо изобразить. По крайней мере, спектакль позволит остаться в квартире и вести себя хозяйкой. То, что мне предстоит сообщить рискованно и на самом деле не смешно. Тем более, что на лице у матери одно только недоверие и осторожность, она продолжает осматриваться и явно ждет появления Игоря с объяснениями.

— Хэ... Вы же Тамара Ивановна, да?

Улыбка расползается по моему лицу, но это нисколько не настраивает мать стать доверчивей.

— Ну, да, а вы?

Пора! У меня от волнения сбивается дыхание, но может от этого, получится естественней? С энтузиазмом начинаю:

— А я Марго!

А потом сбиваюсь, улыбка гаснет, и я обреченно добавляю, уже пряча глаза:

— Невеста.

Мамино лицо словно озаряется изнутри. Я даже не ожидал такого эффекта — ее глаза наполняются счастливым светом и на лице появляется долгожданная улыбка:

— Боже, мой… Не может быть!

Она мне не поверила? Или поверила? Я все еще стою с большой сумкой в руках и напряженно пытаюсь понять ситуацию. По-моему, версия была вполне правдоподобная. Невольно переспрашиваю:

— Почему?

Мать смотрит на меня с каким-то восхищением, открыв рот:

— Господи … Девочка моя золотая.

Она тянется к своей сумке и забирает ее назад, а потом обходит вокруг меня, рассматривая со всех сторон. А я как подсолнух за солнцем, поворачиваюсь тоже. Кажется, прокатило, хотя я немного растерян от такой реакции и суетливо начинаю дергать руками и убирать волосы за ухо.

— Дай-ка я на тебя посмотрю.

У матери такой восторг на лице, что моя довольная улыбка опять расползается до самых ушей.

— Ой, красавица, какая.

Мать ставит сумку на пол, и я смущенно отвожу глаза в сторону, продолжая суетливо поправлять прическу. Не знаю почему, но мамина похвала мне очень приятна.

— Ну, у Гоши губа не дура, дай-ка я тебя обниму.

Совсем другое дело! Давно уже этого хочу. Со счастливой улыбкой раскрываю объятия и прижимаюсь к матери. Все как и прежде, и когда был маленьким, и когда стал взрослым… Мама это мама… Когда спустя несколько секунд разъединяемся, мать с довольным видом вдруг интересуется:

— И давно вы?

Все еще в радостной эйфории от родных запахов и ощущений, переспрашиваю:

— Что?

— Ну, как…

Мать крутит головой, подбирая слова:

-… живете.

С кем? А, да… Я уже и забыл про невесту. Как-то я не подумал, про такие неудобные вопросы, да еще от матери. Ну, что... Живу я с Гошей уже 35 лет, а невестой Марго Игорю стала буквально пять минут назад. Смущенно отвожу глаза, срочно придумывая, чтобы ответить:

— Ну…, не так чтобы давно…, но…

Мать не выдерживает и перебивает:

— Как я рада.

Тоже смеюсь — тоже рад и ее приезду, и тому, что удалось все лихо разрулить. Мать, смеясь, добавляет:

— Я думала, что этот оболтус никогда не женится.

Чего это я оболтус? Услышать такое от матери... Невольно хмурюсь не в силах скрыть обиду:

— Почему, оболтус?

— Ну, потому что, порхал с одной на другую.

Она вдруг испуганно останавливает себя, округлив рот:

— О-о-о-ох, простите, зачем это я вам рассказываю?

Но радостные эмоции побеждают, и она уже снова смеется. Хорошее же мнение обо мне у родителей, нечего сказать. Мои брови сами лезут вверх, а потом я отворачиваюсь и отмахиваюсь:

— Да, нет, ерунда, я все знаю. Ты…

Потом вспоминаю, кто я ей, и поправляю себя:

— Вы…

Прикрываю рот рукой — так и запутаться недолго … Потом машу рукой в сторону дивана:

— Присаживайтесь.

— Угу

Мать идет к дивану и садится, ставя сумочку возле себя, ну а я присаживаюсь рядышком, на боковой модуль. Конечно, ей хочется подробностей, к которым я совершенно не готов и приходится импровизировать. Она с любопытством смотрит на меня и ждет продолжения:

— То есть?

— Ну… , мне просто… У Гоши нет никаких секретов от меня. …

Мне трудно обращаться к матери, как к чужому человеку, и я перевожу разговор на более для меня насущное:

— А, кстати, а можно я буду называть вас мамой?

Чтобы бы уж больше не было накладок. Да и Тамарой Ивановной звать непривычно, язык не поворачивается. Мать радостно подхватывает и машет руками:

— Ну, конечно, и даже на ты. Мне так комфортней.

Довольный, киваю:

— И мне тоже…. Мам, хочешь пива, у меня есть твое любимое.

Та удивленно улыбается:

— А… Откуда ты знаешь, какое мое любимое?

Мне ли не знать. Отвернувшись, хлопаю ладонью по дивану.

— Ой, мам….

Потом вскакиваю, чтобы отправиться на кухню и выдаю ей самую естественную в данной ситуации версию:

— Мне Гоша столько про тебя рассказывал, мам. Ты даже, наверно, не представляешь себе, насколько он тебя любит!

У холодильника оглядываюсь в сторону гостиной, хочу оценить впечатление от своих слов, но полки загораживают и мне не видно лица матери. Когда залезаю внутрь, до меня, наконец, доносится:

— Приятно, черт возьми.

Захватив за горлышко две бутылки, закрываю дверцу и возвращаюсь в гостиную.

— Так… Ну…

На ходу открыв первую бутылку, протягиваю ее матери:

— Держи, мам.

Сажусь сам и, открыв другую, поднимаю ее с традиционным тостом:

— Ну, что? С приехалом!

Чокаемся бутылка о бутылку, и я пью прямо из горла. Мать замирает, заворожено глядя на меня, а потом удивленно тянет:

— Хэ…, с приехалом…. И Гоша так всегда говорит.

На версию, что Гоша мне рассказал мельчайшие подробности своей жизни можно списать многое, а уж тосты, тем более. Проглотив пиво, лишь улыбаюсь… Мать вдруг начинает крутить головой:

— А, кстати, где он? Он еще не вернулся?

Настроение сразу падает — придется врать и выкручиваться, а мне этого очень не хочется делать. Отведя взгляд в сторону, судорожно смахиваю с лица щекочущуюся волосинку и что-то блею:

— Нет, э…

Так, собраться! Отбросив волосы назад, за спину, осторожно гляжу на мать:

— Вот, жду.

И облизываю мокрый от пива палец. Мать вдруг хмурит брови:

— Вот, говнюк, а? Невеста сидит, кукует, а он, видите ли, путешествует…. Тур Хейердал недоделанный.

Наезд на ровном месте мне не нравится. Поддерживать такой разговор совершенно не хочется и я, сделав виноватое лицо, прошу:

— Мам, ну хватит ругаться.

— Как тут не ругаться… Тебе то, он, хоть звонит?

Я вовсе не эгоист Как тут скажешь? Если часто, тут же возникнет вопрос и обида, почему нет времени на родителей.

Если редко, то какая уж тут невеста, так, не пришей кобыле хвост. Молчу, в раздумьях, отведя взгляд в сторону, потом осторожно утвердительно киваю, поглядывая на мать:

— Ну…, да… Иногда.

— Ага.

Мама поджимает губы:

— А матери родной…

Так я и знал, что к этому сведется! Снова приходится виниться, изображая раскаяние — то морща лоб, то щуря глаза.

— Ну… , Гоша говорил, что он звонил…, но там со связью что-то.

Кое-как выкарабкавшись из вранья, облегченно вздыхаю. Мать качает головой:

— Угу, звонил…, знаю я этого звонаря.

И скептически подводит итог, усмехнувшись и кивая:

— Как был эгоистом, так и эгоистом и остался!

Ну, это уже перебор! Когда у меня была возможность изменить голос, я сразу тебе позвонил и не надо наезжать! Возмущенно пресекаю инсинуации, повышая голос:

— Так, стоп — машина!

! Уставившись в пол, чеканю:

— Мам, может, хватит, своему сыну кости перемывать!

Мать сидит, замерев, а потом поднимается с дивана. Чувствую возникшее напряжение в воздухе и вдруг понимаю, что сделал что-то не так. Поставив бутылку на стол, поднимаюсь тоже и осторожно спрашиваю:

— Что?

— Господи, у меня даже мурашки по коже... Ты сейчас, один в один, сказала как Гоша!

Слава богу, а то я уже подумал, что она обиделась.

— Даже, те самые интонации!

Мои брови лезут вверх:

— Ну-у-у…, это.

Даже не знаю, что сказать. Пожимаю плечами, пытаясь придумать ответ, но в голову ничего не идет.

— Разве плохо?

В ее взгляде удивленный восторг.

— Да, нет, видимо действительно ты его очень любишь!

А вот это в точку! И жду не дождусь, когда он вернется. Прямо вся растекаюсь от сладких воспоминаний, полностью согласная с подобной формулировкой:

— Мам, ты даже не представляешь, просто, насколько!

Мы снова опускаемся на диван, и, кажется, маме очень понравились мои слова про любовь к Гоше, она умильно смотрит на меня и я добавляю, восхищенно подняв глаза к потолку и ни капли не соврав:

— Я его... Я его обожаю!

Из-за подступивших вдруг слез обиженно сморщиваюсь:

— Мне его так не хватает!

И это чистая правда. Мать протягивает ко мне руки:

— Дай, я тебя обниму.

Конечно! С удовольствием прижимаюсь к ней. Моя мамочка… Счастливо кладу голову ей на плечо и прикрываю глаза. Мать гладит меня по спине, как в детстве, успокаивая печали и заботы.

— Ну, ничего, ничего.

Мы разжимаем наши объятия.

— Вот Гоша скоро вернется, нарожаете мне красивых деток.

Чего-о-о? Ну, уж нет, нарожаете — это не по адресу. Напоминание,что я это не я, и никакого возвращения Игоря может и не быть, слизывают с моего лица радость. Сколько смогу обманывать родителей обещалками о его возвращении? Месяц? Полгода? Год? А что потом?... И внуков от него, увы, может так, случится, не дождутся никогда… Прячу глаза, сосредоточенно таращась в пол.

— Гхм.

Потом отворачиваюсь. Какая же, все-таки, Карина гадина!

— Что такое?

Прикладываю к горлу руку:

— Ничего, я поперхнулась что-то.

Жестом призываю мать оставаться на месте, а сам вскакиваю, вроде как отлучиться по надобности.

— Я сейчас приду.

И торопливо иду сначала на кухню попить, продолжая откашливаться, а потом в спальню и в ванную, звонить — нужно предупредить Сомову, а то, не дай бог они приедут сюда с Наумычем и устроят здесь вечер воспоминаний. Тогда точно армагеддон и полный капец. Ни работы, ни квартиры. Анька приглушенно шипит в трубку:

— Я сейчас не могу говорить.

— Ты что, в эфире?

— Нет.

— А где ты?

— Не важно, не могу и все.

Не важно, так не важно. Мотаюсь по ванной с трубой у уха:

— Ну, хорошо, а слушать хоть можешь?

— Могу.

Замолкаю на секунду, потом набрав воздуха и пафосно вздернув вверх брови, наношу резкий хук своим известием и отправляю подругу в нокаут:

— Ну, тогда я тебя поздравляю, у нас в гостях моя мама.

На том конце трубки сразу прорезается голос:

— Кто-о-о?

Похоже, у Сомовой на любовной почве совсем крыша съехала.

— Конь в пальто! Моя мама… В смысле, Гошина мама, Тамара Ивановна.

— Ты что, серьезно?

Капец, иногда она меня удивляет своим тупизмом. Почему это моя мать не может приехать проведать сына? Ехидно усмехаюсь в трубку:

— А нет, мне делать нечего, я звоню по телефону и прикалываюсь.

— И что теперь?

Что, что…Ищи Борюсику другое гнездышко, вот что. Но начинаю с самого начала:

— Ничего, пришлось представиться Гошиной невестой.

Продолжаю расхаживать вдоль ванны, сунув одну руку в карман, а другой, прижимая мобилу к уху. С того конца следует новый идиотский вопрос:

— Кем?

Невольно хмурю брови. Это уже не любовный идиотизм, а просто идиотизм в квадрате. Или Сомова всегда была такой тупой? Кем мне еще представляться то? Двоюродной сестрой что ли?

— Слушай у тебя со слухом проблемы?

Членораздельно повторяю:

— Гошиной невестой.

Наконец Анька проявляет чудеса сообразительности:

— Весело.

Весело или грустно, не знаю. У меня других вариантов не было. Вздохнув, сажусь на край ванны.

— Хэ…, а мне не очень. Я за всю жизнь, вообще, столько лапши на уши матери не вешал.

Задрав голову вверх, снова вздыхаю:

— Короче… Хэ… Твоему Борюсику с ней общаться, категорически не обязательно.

Кидаю взгляд в сторону двери.

— Поэтому ты делай что хочешь, но чтобы он к нашей квартире на пушечный выстрел не подходил!

Анька начинает протестовать:

— А как же я…

И вдруг замолкает, прерывая разговор короткими гудками. Вот Сомова, чертова эгоистка. Тут вопрос жизни и смерти, а ей, видите ли, пригретое любовное гнездышко не хочется терять. Бесплатное, большое и удобное.

* * *

Обеспечив безопасные тылы на ближайшее будущее, размашистым шагом возвращаюсь в гостиную. Без меня мама успела переместиться за диван к дальней стене с полками, где у меня японский уголок с висящими катанами в ножах и фарфоровыми статуэтками гейш. Потягивая пиво, она внимательно рассматривает коллекцию. Обхожу диван, чтобы присоединиться к ней и встаю рядом:

— Ну, вот и я!

— Скажи Марго, а Аня отсюда уже переехала?

Неожиданный вопрос застает меня врасплох. В шкафах полно ее шмоток и вряд ли это пройдет незамеченным. Тяну время, пытаясь что-то сообразить с ответом:

— Аня?

— Ну, да, Аня Сомова.

Действительно, как объяснить Анькино присутствие? При живой, можно сказать невесте? Молчу, как партизан, судорожно размышляя, но придумать ничего толкового не получается. Мать торопит с ответом, пытается объяснить, кто такая Аня:

— Гошина подруга детства.

Глядя на меня, она прикладывается к бутылке и делает глоток. А потом снова ожидающе смотрит.

— Ну, она здесь жила какое-то время…. Или ты не в курсе?

Живет или нет? Стою столбом, ухватившись одной рукой за спинку дивана, и все никак не рожу ответ, кося от стыда глазами в сторону. Потом вдруг приходит мысль, что с Анькой мне будет легче справиться с мамиными вопросами, которые выскакивают и выскакивают из нее, как черт из табакерки.

— Нет, ну, почему… Почему жила… Она и сейчас живет… Хэ…

Мать вдруг удивленно тянет:

— Серьезно?

И стоит с открытым ртом, а потом тянет горлышко бутылки к губам. Не понимаю, а что такого?

— Ну, да… Она прекрасный человек, отличная подруга.

Пожимаю плечами это — правда, тут и врать не приходится. Мать почему-то смотрит на меня круглыми от удивления глазами:

— А ты ее..., э-э-э… Не ревнуешь к Гоше?

Засовываю руки в карманы. Странный вопрос. А почему я должна ревновать Сомову к Гоше? Они же просто старые друзья. Мои брови, плечи, руки удивленно приподнимаются, прямо все сразу. Тут уж я откровенно усмехаюсь:

— Кхэ… Мам… Ну, ты даешь, а?!

Мать продолжает странно смотреть на меня, и я пытаюсь ей втолковать:

— Аньку ревновать, да? Она Гоше как сестра и мне тоже!

Мать снова присасывается к бутылке, глядя почему-то в сторону:

— Ну, слава богу.

Она вдруг с таинственным видом чуть наклоняется в мою сторону:

— Слушай, Марго, скажи, а у вас здесь есть интернет.

Сколько помню мать, она всегда шарахалась от современных веяний и гаджетов. Неожиданный переход сбивает меня с толку, заставляет вытаращить глаза и рассмеяться:

— А зачем тебе интернет? Ты же даже компьютер не знаешь, как включается.

Такое мнение ее вдруг обижает:

— С чего это ты взяла?

Она проходит мимо меня и обходит вокруг дивана. Действительно, с чего это Марго ее дразнить? Надо быть аккуратней с языком. Тащусь следом, не вынимая рук из карманов, и неуверенно мямлю:

— Ну… Ну, просто, ваше поколение… Все с компьютером, как то не очень и потом… Гоша, м-м-м, рассказывал.

Бедный Гоша, все мои промахи приходится валить на него. Мы останавливаемся возле дивана и мать, с победной улыбкой, заявляет:

— Нда, Гоша рассказывал… Если бы он звонил матери чаще, чем раз в полгода, он бы знал, что его мама закончила компьютерные курсы!

Ну, звонил он, положим, сосем недавно, всего месяц назад, кажется, или полтора, но слова матери заставляют взглянуть на нее почти с восхищением. Оп-па-на!

— Да ладно?!

Мать гордо встряхивает головой:

— Вот тебе и да ладно.

И поднимает вверх палец:

— Даже освоила азы программирования.

Ну, вообще… Ай, да мама. С восхищенной улыбкой качаю головой. Не ожидал.

— Так что, Тамара Ивановна давно уже не чайник!

Мне остается лишь подвести итог и отвернуться, пряча улыбку.

— Капец.

— Слушай, Марго.

Я снова весь внимание и смущенно взираю на посерьезневшую мать:

— Я бы не советовала тебе весь лексикон Гоши перенимать.

Потом снова возвращается к заданному вопросу и своему заговорщицкому виду. Отведя руку с бутылкой в сторону и понизив голос, она повторяет:

— Ну, так что, у вас здесь есть интернет?

Мне уже и самому любопытно посмотреть на ее успехи:

— Так да, садись.

Взяв за локоть, разворачиваю мать к столику возле дивна, где лежат моя сумка и портфель с ноутбуком.

— Конечно есть… Сейчас!

Пока она усаживается и ставит бутылку из-под пива рядом на стол, извлекаю ноут из чехла вместе со всеми проводами и причиндалами и придвигаю его поближе к матери:

— Сейчас…, вот.

Подключать к розетке, думаю, сейчас необязательно, зарядки на часок хватит, а больше маме и не понадобится — не статью же она собирается писать. Поэтому просто открываю крышку и разворачиваю к ней ноутбук:

— Дави кнопку.

Сам плюхаюсь рядышком.

— Инет быстрый, оптоволоконка, так что быстрая передача файлов, если чего-то качать.

Мама, смеясь, машет рукой:

— Нет, нет, спасибо, мне только почту проверить.

— А, ну…

Мне все же не верится, что инет для нее легко и просто и я осторожно интересуюсь:

— Помочь?

Но мать уже погружена в свое занятие.

— Да, нет.

Потом неуверенно косится:

— Ты знаешь, мне еще нужно тут письмецо черкануть.

Ну, если помощь не требуется, действуй:

— Так вперед.

Мать зависает, посматривая на меня:

— Да… Маргарита… Я…, э-э-з

Или, все-таки, стесняется попросить помочь? Или… Моя жизнерадостная улыбка сползает с лица, и я становлюсь серьезней:

— Я…, мешаю?

— Нет, нет… Просто…

Мать жмется и виновато улыбается, поджав губу. Значит, мешаю. Ну, конечно, практически незнакомая тетка сидит над душой и смущает. Поднимаю обе руки вверх, успокаивая, и отворачиваюсь:

— Понял… Самоликвидируюсь.

Пойду на кухню, посмотрю, что у меня в холодильнике на вечер, а то может в магазин смотаться надо. Начинаю вставать и тыкаю пальцем в бутылку:

— Ты…, пиво будешь еще?

— Нет, нет, спасибо.

Склонившись над столом, тянусь забрать обе емкости, но на ум приходит новая идея, и я плюхаюсь вместе с бутылками на прежнее место:

— Так, а давай, для тех, кто не чайник, мы сейчас поставим чай…. Угу?

Вопросительно смотрю с улыбкой на мать, но та уже серьезна и отмахивается, поглощенная своим письмом:

— Давай, с удовольствием, только попозже.

Не знаю, что ей еще предложить. Разочаровано тяну:

— Как скажешь.

— Угу.

Поднимаюсь и иду на кухню. Интересно, это она отцу пишет письмо или с сайтом купи-продай, переписывается?

* * *

Через десять минут возвращаюсь с двумя полными чашками крепко заваренного чая. Мать так увлеченно стучит по клавиатуре, что не хочу прерывать ее и тихонько обхожу вокруг дивана, пытаясь заглянуть на экран. Да она в переписке! Шпарит — пост туда, пост обратно. Надо же, как намастырилась… Удивленно улыбаясь, качаю головой, наблюдая, как ловко мать набирает текст. Действительно, уже не чайник, а профи!

— Мам, ну ты даешь!

Та вдруг вздрагивает и пугливо опускает крышку ноута:

— О, господи!

Такая реакция совершенно неожиданна и моя улыбка уползает. Что происходит?

— Я что, тебя напугала?

Отступаю подальше в сторону. Мать протестующе взмахивает руками, но голос ее напряжен:

— Да, нет, это… Просто я тут увлеклась.

Обхожу диван обратно и присаживаюсь на боковой модуль, удивленно посматривая на мать:

— Слушай, а ты…, в чате?

— Да нет…, э-э-э...

Она немного приоткрывает ноут:

— Просто нужно было…, м-м-м…, ответить.

Мать тихонько касается крышки компьютера, подбирая слова. Поставив одну чашку с чаем на стол, другую так и держу в поднятой руке. Ответить? Ну, конечно! Насколько я успел заметить, переписка довольно фривольная, может, поэтому она и смущается? Молодцы, предки! Расплываюсь в улыбке и понимающе киваю:

— А-а-а, папе.

Мать вдруг поджимает губы, потом протестующие пожимает плечами:

— Почему, папе?

И отводит глаза. Что-то я не понял. А кому? Моя рука с чашкой опускается вниз, и я зависаю, напряженно пытаясь сообразить, кому же еще она может писать письма. Ничего в голову не лезет, и я пожимаю плечами:

— Ну и…, не знаю, ну… Кому еще?

Сдаюсь. Смотрю на нее и жду подсказки. Матери видно и самой не терпится поделиться и она с таинственным и гордым видом косится на меня:

— Да есть тут.

И довольная, делает губы гузкой. Пытаюсь переварить информацию, но пока ничего не понимаю и лишь киваю. Что это еще у нее за друзья в Москве? Мысль об отце заставляет приподняться и переместиться поближе — совсем ни к чему моей маман забывать с кем ей действительно следует общаться:

— Угу, кстати, как там папа поживает?

Наклонившись вперед, пытаюсь строгим взглядом заглянуть в лицо матери. Та поправляет меня, переходя, на официоз, и указывая мое истинное место:

— Семен Михайлович?

Ее поведение напрягает все сильнее, и я поджимаю губы:

— Семен Михайлович, да!

И с прищуром вглядываюсь, как меняется выражение ее лица.

— Ну, спасибо, хорошо… Кстати, вас надо познакомить. Я думаю, ты ему очень понравишься.

То есть все нормально, да? Но бдительности не теряю — пытаюсь уловить в мимике или словах, какой-нибудь намек:

— Спасибо.

— Он образованный интеллигентный человек.

Потом вздыхает и качает головой:

— Ну, правда, немного скучноватый.

Это отец скучноватый? Не выдержав поклепа, протестую:

— Да, ладно!

Мать недоуменно смотрит на меня, и я добавляю:

— Чего это он скучноватый?

Мать, отодвинув чашку, встает с недовольным лицом и смотрит на меня сверху вниз:

— Слушай, Маргарита.

Тоже поднимаюсь.

— Как ты можешь судить о человеке, когда ты его совсем не знаешь?

Я не знаю собственного отца? Э-э-э… Черт! Сбиваюсь и кошу глазами в сторону:

— Да, но… Мне Гоша про него тоже очень много рассказывал.

С независимым видом засовываю руки в карманы. У меня на все один ответ. Мать отрицательно качает головой:

— Гоша мужчина! У них всегда были общие интересы. Там…, футбол, гараж.

Она со вздохом поднимает глаза к потолку, показывая, что все это от нее далеко. Ну, да, футбол, гараж, рыбалка опять же… Это было просто замечательно! Возмущенно наседаю на мать:

— А что в этом плохого?

— Да ничего плохого.

Она опять садится и вздыхает:

— Просто, нам женщинам…

Сажусь рядом и сосредоточенно слушаю — никогда не думал, что у нее могут быть интересы и мечты, отличные от наших с папой. Мать подбирает слова:

— Иногда…

Нет, мне все-таки непонятно откуда у нее такие идиотские желания — переписываться и встречаться неизвестно с кем.

— Что иногда?

Что "нам женщинам иногда"? Мне вот таких желаний даже в голову не приходит! Она вдруг бросает на меня загадочный взгляд:

— Слушай, Марго, а ты не хочешь пробежаться по магазинам?

Такой резкий переход в разговоре сбивает меня с толку:

— Прямо сейчас?

Мать игриво качает головой:

— Ну, почему, прямо сейчас.

Она поднимает чашку:

— Вот допьем чай … Или ты не можешь?

— Нет, я могу… Я ради мамы все могу!

Мы смотрим, друг на друга, и я вскакиваю:

— Я уже переодеваюсь.

На полдороге в спальню, оглядываюсь на мать, которая, пользуясь моментом, опять что-то строчит в своем чате. Что-то мне не нравится ее таинственность, и я тихонько бормочу:

— Что-то ты темнишь, мамуля.

И иду дальше — одеться для совместного выхода, ну и вообще причепуриться. Особо наряжаться некогда — выбираю светлую блузку с треугольным вырезом в горловине и брюки. Вечер обещает быть прохладным, так что прихватываю с собой и куртку.

* * *

Наше путешествие по городу и торговому центру затягивается — мы не только ходим по бутикам, но и заглядываем в местную парикмахерскую. Не по моей инициативе. Но, чтобы не сидеть без дела, в ожидании, тоже сажусь в кресло и прошу немного подравнять концы, и слегка подвить локоны. Так что дальше уже иду кудрявая и расчесанная на пробор. Тащить покупок приходится много — несколько пакетов, один из них, с купленным дамским бельем, меня даже смущает, хоть я и не ханжа. Еще раз заглядываю в него, и смеюсь, качая головой:

— Мам, мам… Ну, ты дала-а-а…

— А что здесь такого?

— Да нет, ничего…

Мне удивительно видеть в матери женщину, которой нравится привлекать к себе внимание отца вот такими вот штуками. Они с папой уже столько лет вместе, а вот, поди ж ты. Век живи, век учись. Поднимаю глаза вверх, к блестящим люстрам:

— Просто я все эти чулки, все эти пояса… Я принципиально не ношу.

Ну, если только иногда. Вспоминаю порванный чулок, заставивший первый раз сунуться с Анькой в косметический салон за эпиляцией. Даже не помню, с какой кобылы тогда я их вдруг надела, зато как пялился Калугин, когда снимала, вряд ли забуду. Это все слишком женственно и подразумевает, что кто-то будет рассматривать. Причем противоположного пола. Кошусь на мать, и она отвечает:

— Ты знаешь, я тоже не особо.

С любопытством смотрю на нее — вот оказывается почему она говорила, что отец скучноват — видимо, хочет пробудить в нем былой азарт.

— А, что? Ты папе решила сделать сюрприз?

Мать молчит и смотрит, на меня, странно волнуясь:

— Марго.

— Что?

— Скажи, ты умеешь хранить секреты?

Точно, угадал! Шутливо щурю глаз:

— Ну-у-у, это смотря какие. Вообще, если под пытками, то я боль не очень люблю…

Поджав губы, хитро смотрю на маму, но та продолжает нервничать:

— Я серьезно!

Мне остается лишь рассмеяться:

— Ну, мам, ну что за глупый вопрос. Ну, мне сказать, это как самому себе!

Пожав плечами, вопросительно гляжу на нее, ожидая раскрытия семейных секретов, скрываемых от Игорька. Мать вздыхает:

— Ты знаешь, я в Москву приехала не только для того, чтобы с сыном повидаться.

Интрига. С еще большим интересом жду продолжения:

— А зачем еще?

Мать мнется и отводит глаза в сторону:

— Я тут должна встретиться с одним человеком.

Чего-о-о-о? Даже останавливаюсь, еще до конца не веря догадке.

— С каким человеком?

— Ну, с одним мужчиной.

С мужчиной? Как это?... А как же папа? А как же я? Растерянно отвожу глаза в сторону, и шумно выдыхаю с не верящей растерянной усмешкой:

— Хэ-хэ… Весело.

К горлу подкатывает комок. Снова перевожу взгляд на мать:

— И что это за мужчина?

— Только я тебя очень прошу — ни слова Гоше!

Облизываю губы, торопя ее:

— Да, да, конечно, я могила.

— Понимаешь, если он узнает, это будет катастрофа.

Сжимаю зубы, он уже узнал и постарается, чтобы катастрофы не случилось. Гляжу прямо перед собой, и твердо повторяю:

— Мам, я обещала тебе.

Мать виновато улыбается:

— Да, но только я не хочу, чтобы ты подумала обо мне плохо.

Как я могу думать плохо о собственной матери. Я могу только думать, что это у нее временное помутнение, наваждение, которое надо рассеять, вот и все. Смотрю на маму, потом отвожу взгляд:

— Что ты такое говоришь, я скорее руку себе отрублю!

— Знаешь, я ведь пошла на эти курсы для того что бы научиться переписываться с Гошей по интернету.

Набычившись, исподлобья слежу за ее мыслью и киваю. Идея неплохая, только я никаких писем не получал!

— И?

— Ну и … Там, в чате, случайно…

Мать осторожно косится на меня. В каком еще чате? На курсах или в чате? Ее путаница заставляет мои глаза заблестеть — мне ножом по сердцу слушать о ее похождениях.

— Понимаешь, случайно, познакомилась с одним мужчиной.

Закрываю глаза. Капец, как дите малое. В чате она познакомилась. Еще бы в подворотню пошла. Надув воздухом щеки отворачиваюсь и выдыхаю:

— Фу-у-ух…

— В общем, долго переписывались…. Мне он показался интересным человеком… Честное слово, я не подавала никакого повода.

И что изменилось? Прищурив глаз, пытливо всматриваюсь в ее мимику.

— Ну, а в последнее время, он стал настаивать на встрече и…, я тебя очень прошу ни слова Гоше.

Все равно ничего не понимаю.

— Мам, по-моему, мы же договорились, да?

— Поверь, я никогда не изменяла его отцу. Но в последнее время…

Цепляюсь за ее слова.

— Что в последнее время?

Решила изменить? Мать мнется:

— Да, так… Ничего…

Она умоляюще смотрит на меня:

— Я тебя очень прошу — не сболтни!

Киваю:

— Тема закрыта.

— Спасибо.

Отворачиваюсь от нее, и молча иду дальше, сунув руку в карман и оставляя мать стоять. Та, вздохнув, плетется следом. Новость о родительских неурядицах придавливает меня как бетонная плита. Что у них стряслось с отцом такое «в последнее время», что мама решила пуститься в авантюрные приключения? И главное, зачем? Может это у них возрастное? Мне сразу становится душно, некомфортно, сумка давит на плечо, а весь интерес к шопингу быстро рассеивается. Идем к эскалатору и поднимаемся на следующий этаж. Мои размышления ничего не дают, а эмоции вырываются наружу:

— Нет, я все равно… Я все равно не понимаю!

Недовольно взмахнув рукой, шлепаю ладонью по движущейся ленте поручня и мать, с нижней ступени, подает голос:

— Чего ты не понимаешь?

— Ну, это, по меньшей мере, странно! Нормальная дружная семья…

Доезжаем и сходим с эскалатора. Я продолжаю ее вразумлять:

— Вообще столько лет прожили, взрослый сын, самостоятельный.

Поворачиваюсь к ней, тыча пальцем:

— Который, между прочим, вас обоих очень сильно любит! И все это взять и…

Поджимаю обиженно губы:

— Променять на какого-то хакера-старпера, вообще.

На секунду зависнув, возмущенно наскакиваю на нее, тыча пальцем:

— Ты же его даже не видела! Может там Чикатило какой!

Встряхнув головой отбрасываю волосы с лица и задираю подбородок вверх, набирая воздух носом и переводя дух. Эх, мама, мама… Над ухом раздается:

— Это просто с ума сойти можно.

Конечно, можно! С энтузиазмом подхватываю, широко раскрывая глаза и нервно встряхивая кудрявыми локонами:

— Вот и я о том же!

— У тебя даже мимика и жесты Гошины.

Ну, вот…. Капец, для кого я все это говорю, а? Молча смотрю на мать, потом вздохнув, стараюсь успокоиться:

— О-о-ох... Ну, извините!

Переступив с ноги на ногу, отворачиваюсь. Мать, задумчиво потупившись, начинает сокрушенно качать головой:

— Все-таки, не надо было мне рассказывать.

Расстроилась... Наоборот, очень даже надо! Хочу убедить ее в своей лояльности и подбодрить:

— Да ерунда, мам.

Обнимаю ее за плечо:

— Я все равно тебя буду очень любить.

И целую в щеку — прорвемся, как-нибудь. А потом веду ее дальше по магазину.

* * *

Вернувшись домой, отправляемся по комнатам разбирать покупки. Переодеваюсь в спортивные штаны и в только что купленную розовую обтягивающую маечку — борцовку, с открытыми плечами и спиной. Кручусь в ванной перед зеркалом, потом разворачиваюсь и оглядываю как сзади — пожалуй, низковат вырез… Надеюсь черные лямки и застежка бюстгальтера мать не смутят, как и мой домашний прикид.

Собравшись, иду на кухню — мы перекусили в кафе в торговом центре, но надо же что-то продемонстрировать и из собственного кулинарного искусства — Гошина невеста должна произвести благоприятное впечатление. Самое быстрое, теорию чего Гоша помнит с детства, а практику показала Сомова — это шарлотка из яблок. Быстро, дешево и сердито. Яблоки есть, лимон есть, масло, яйца, мука, немного корицы, миксер стоит наготове. Нам с мамой будет к чаю в самый раз.

Через полчаса открываю духовку и, свернув полотенце в несколько слоев, извлекаю из нее горячий поднос с ароматной выпечкой. Подношу ближе к носу…, м-м-м…, обалденный запах, потом ставлю на плиту. Кажется, экзамен я сдала на отлично. За спиной мать нахваливает:

— Поверить не могу, что Гоша научил тебя готовить мою фирменную шарлотку.

Оглядываюсь и вздыхаю — это одно из немногих блюд, которые у меня получаются сносно.

— Не то слово.

Прихватив тарелки, приборы и салфетки обхожу вокруг стола, и начинаю их раскладывать для себе и матери. Честно признаюсь:

— Гоша вообще очень часто сравнивает мою кухню с твоей.

— Надеюсь, я не сильно проигрываю?

Смешно.

— Ну, что ты! Гоша говорит, что в этом с тобой тягаться бесполезно.

— Лицемер.

С недоумением и обидой на лице, плюхаюсь на табуретку. С чего это я лицемер? В кухонных вопросах мне еще учиться и учиться. Пожимаю плечами:

— Почему, лицемер?

— Да это я так любя. Ты знаешь, на самом деле, я очень рада, что он встретил такого человека как ты.

Смущенно опускаю глаза в пол. С одной стороны похвала матери приятна, но напоминание о вранье, и о разговорах про невесту, которая…, кхм…, станет женой Гоши и нарожает внуков, нервируют.

— Спасибо.

Слезаю с табуретки и иду за ножом, пытаясь спрятаться от брачных обсуждений за хлопотами на кухне.

— Нет, я серьезно. Ты знаешь, ведь в этом плане Гоша был очень легкомысленным…

Прихватив режущее орудие, возвращаюсь за тарелкой, в которую собираюсь положить куски шарлотки.

— Представляешь, он мог встречаться одновременно с тремя или четырьмя девушками!

В голосе матери звучит восхищение и она качает головой. Но мне, почему-то, такая похвала уже не кажется хорошей. Игорь, может и не нагулялся еще, но зачем из него кобеля-то какого-то делать? Поместив кусок пирога на тарелку, поворачиваюсь к матери:

— Да прям, с четырьмя. С тремя было, да, это он мне рассказывал.

Поджав обиженно губы, возвращаюсь к столу и тянусь поставить тарелку в центр.

— Четыре — это уже перебор!

Мать начинает спорить:

— Но я то, лучше знаю!

Потом тихонько вскрикивает, шлепая ладошкой себя по рту:

— Ой, господи, чего-то меня сегодня несет.

Тоже мне Ванга, знает она лучше. Нахмурившись, иду назад к шарлотке с другой тарелкой. Действительно, что-то ее несет. То про своего таинственного ухажера, то про сына кобеля. Интересно, нечаянно у нее получается или нарочно? Возвращаюсь на свое место с шарлоткой теперь для себя.

Разговоры заставляют ощетиниться, и немножко поддеть с ее интернетным кавалером:

— А может быть это…, м-м-м…, наследственное?

Мать делает недоуменное лицо:

— Что именно?

Намекать в лоб на купленное неглиже для нырка в чужие объятия мне не хочется, зато можно кое-что прояснить окольным путем:

— Ну-у-у …, папа у нас как? Не гулящий?

Испытующе смотрю на мать, и та вздыхает:

— Папа? Что ты.... Семен Михайлович человек домашний.

Вот именно! Невольно срываюсь:

— А что ж ты тогда…

Жую губы, стараясь сформулировать помягче:

— Запала на этого…. Компьютерщика. Только без обид.

— Какие там обиды. Просто понимаешь…

Она сидит боком ко мне, сложив руки на столе и разглагольствует, что-то высматривая на потолке:

— После монотонной супружеской жизни хочется…

Изменить? Словно инквизитор буравлю ее прищуренным взглядом:

— Чего? Чего тебе хочется?

— Да, я не знаю.

Потом, склонив голову набок, смотрит на меня затуманенным взором:

— Похулиганить, что ли.

Похулиганить ей приспичило. Слезаю с табуретки, приборматывая под нос:

— Понятно…Тогда б рогатку себе купила.

Мать не расслышав бубнежа, переспрашивает:

— Чего?

Прихватив со столешницы чашку, несу ее на стол, но потом меня осеняет идея обо всем этом посоветоваться с Анютой. Игривое белье из магазина и желания похулиганить с чужим мужиком меня напрягают. Это вообще как? Нормально для семейных теток в ее-то возрасте? Может ей каких-нибудь таблеток дать, гормоны успокоить?

— Ничего..., это…Я сейчас приду!

Поставив чашку на стол, торопливо иду в спальню, а оттуда в ванную. Прикрыв поплотнее дверь, набираю номер и прижимаю мобильник к уху. Увы, на том конце молчание и я, все сильнее нервничая, начинаю метаться по маленькому помещению:

— Ань, возьми трубку!

— Алло!

— Алло!

— Да, Марго. Ты знаешь, я не могу сейчас говорить, извини.

— Анечка, подожди, подожди не отключайся!

— Ну, что?

— Ань, это полный капец! Ты знаешь, что учудила моя мама?

— Что, учудила?

— Оказывается, она познакомилась по интернету с каким-то хмырем, прикинь. И приехала сюда с ним тусоваться!

— Ну и что тут такого?

Как что? Даже подскакиваю, всплескивая руками:

— Ань, ты что, не понимаешь что ли? Какой-то старый пень накалякал ей письмо, и она тут же поплыла! Ты же знаешь сама, что написать можно все что угодно. Ну?!

Представляю картинку, и самой страшно становится — сморщив лоб, испуганно таращу глаза:

— Может там зэк какой!

— Марго, ну не сгущай краски, твоя мама взрослый человек, пусть встречается, с кем хочет.

— Это моя мать, понимаешь? Ма-а-ать. Ань, я не могу позволить, чтобы ее какие-то дебилы лапали!

— Почему сразу, дебилы?

Ну, маньяки.

— Ну, а кто еще знакомится по интернету под занавес жизни?

— Значит, слушай меня сюда! Во-первых…

Связь вдруг прерывается, и в трубке раздаются короткие гудки. Черт! Набираю снова, но сразу идет отбой. Вздохнув, иду назад, к матери. Остаток вечера проходит мирно и шарлотка с чаем уходит влет.