Несколько дней готовим и вылизываем номер. Выпуск обещает стать нашим триумфом, нашей победой. Даже Лазарев благосклонно раздает комплименты и ждет бомбу для инвесторов. Зимовский совершенно перестал со мной кусаться и лишь дрючит сотрудников по каждой строчке, добиваясь идеального соотношения текста, рекламы, и фотоматериалов. Егоров буквально светится от счастья — такой слаженности и трудового порыва давно наш «МЖ» не испытывал, это точно.
В пятницу, в конце дня, из типографии приносят пахнущий краской макет обложки и Наумыч с радостным воплем по интеркому, зовет меня с Андреем в зал заседаний. В предвкушении долгожданного триумфа я сегодня даже принарядилась — к черной юбке надела новую красную блузку, купленную в выходной в одном из бутиков в «Плазе». Блузка хоть и закрытая под самое горло, с длинными рукавами, но яркая и нарядная и, по-моему, мне идет. Особенно, как сейчас, с гладко зачесанными назад в классический узел волосами. Может быть, бант на шее великоват... а может быть и нет... Анюта говорит, что с завязочками интересней.
Эти дни Сомова действительно старается изо всех сил, и все мои претензии к ней потихоньку сходят на нет. Ну, действительно, если я прихожу в девять вечера, сижу с моими подселенцами пару часов, ужинаю, а потом иду спать, то какие могут быть проблемы?
Я к ним тоже не лезу — ко всем проблемам дома и на работе добавились уже почти «привычные» бабские дни — после лягушачьей отравы Куньямы из меня льется, как никогда и башка забита одной заботой — чтобы никто меня не трогал и как бы побыстрее пережить дискомфорт во всех частях тела и души. И пережить обиду на женское существование в частности.
Когда мы с Андреем заходим в кабинет, Егоров и Лазарев уже тут — Наумыч у окна дает отмашку подойти поближе, а Константин Петрович, расположившись в главном кресле, с легкой улыбкой приветствует нас кивком головы. Выслушивать приятные слова всегда позитивно — стою возле шефа, сложив ручки внизу живота и улыбаюсь, довольная, как сытая кошка. Калуга рядом со мной, возвышается, уцепившись за спинку кресла и тоже чрезвычайно доволен — все-таки, это его первый блин в качестве заместителя главного редактора и он вовсе не комом — испекся красивым и вкусным.
Егоров нежно прижимая макет к груди, стучит по нему пальцем — там молодящаяся Мэри Поппинс, уже потрепанная судьбой, куда-то улетает со своим волшебным зонтиком. У нас были по ходу дела баталии изобразить молоденькую девочку с длинными ногами, но такой образ слабо коррелирует с ударами судьбы и нелегким выбором и мы остановились на модели уже повидавшей жизнь. Масса смысла! Егоров чуть не плачет от счастья:
— Вот это... Вот это — гениально!
Он протягивает экземпляр посмотреть Лазареву, перебирающему остальные материалы будущего номера.
— Ты видел это?
Тот бросает взгляд и кивает:
— Да, симпатично.
Егоров с довольной физиономией ворчит:
— Симпатично ему. Да я не знаю, это лучшая обложка из всех, что у нас были! А содержание… Ты читал материалы, а?
Ну, про обложку я не согласна. Обложка, на мой взгляд, дело второе, хотя Егоров считает и по-другому — я прекрасно помню экзекуцию, которую он мне устроил с ведьминским номером. Наумыч склоняется над столом, пытаясь заглянуть в лицо Константина Петровича, и тот добавляет:
— Ну, скажем так, просматривал.
Егоров, красный от возбуждения, взмахивает пальцем у Лазарева перед носом:
— Просматривал… И как?
Константин Петрович одобрительно качает головой:
— Мне понравилось.
Егоров радостно рубит рукой воздух и все не может успокоиться:
— Понравилось ему… Ну, я не знаю! Я просто в восторге!
Он обнимает нас с Андреем за плечи:
— Вот ваш тандем… Он сработал просто на шесть баллов!
Калугин улыбается:
— Ну, большое спасибо, конечно, Борис Наумыч, надо еще посмотреть, как продажи будут.
Шеф, когда в эйфории его не собьешь:
— Чего тут смотреть, тут прямо к гадалке не ходи.
Он гоголем идет вперевалочку вокруг кресла Лазарева и добавляет:
— Номер разлетится, даже не заметите!
Лазарев добавляет ложку скепсиса, но ему это и полагается по статусу:
— Ну, сначала посмотрим, что конкуренты предложат.
Егоров залихватски машет рукой:
— Плевать, что они предложат, главное, что вы best!
Он вдруг становится плачуще-серьезным и начинает аплодировать и чуть ли не рыдает:
— Вы, лучшие!
Приятно слышать и мы с Андреем, улыбаясь до ушей, переглядываемся.
Ну, что ж, можно компоновать на диск и отправлять в типографию печатать сигнальный экземпляр. И обзванивать распространителей — пусть сразу готовятся ко второму тиражу.