Дом, период полураспада урана и я (джен)

Порой мое настроение останавливалось на отметке минус десять ниже абсолютного нуля, все надоедало до зелёных чертиков, хотелось послать окружающих далеко и надолго. Ничего и никого мне было не надо, хотелось уйти, чтобы меня оставили в покое. Мои безответные чувства к Иву Вотуру смешивались с фрустрацией из-за не получившихся экспериментов на работе. Я не предпринимала никаких шагов, чтобы сблизиться с Ивом, и находила справедливым, что и он их не делал. И вроде бы меня устраивала такая любовь на расстоянии, но вот только все виделось мне в мрачном свете и вызывало раздражение и досаду. Я надеялась заболеть, чтобы болезнь разрешила мне провести еще какое-то время в ничегонеделании, но даже ледяная вода, которой я напилась как-то поутру, и холодная погода не вызвали в моем крепком организме никаких патологических изменений. Я огрызалась на вопросы Даниэля, я была невежлива с коллегами, я не хотела ни с кем общаться. Я готова была признать, что наука не для меня, а ядерная физика совершенно не интересна. Все эти лептоны, босоны и фермионы были не приспособлены к нашему обычному миру. А ионизантная камера вовсе не заслуживала отданных ей часов моего свободного времени.

Мне не хотелось ничего, кроме ничегонеделания. Хотелось стать бездельницей с островов в рассказах Джека Лондона или Сомерсета Моэма. Мои мозги давно расплавились и бултыхались в черепе неаппетитным месивом. Сессия у студентов, квартальные отчеты, научные статьи — все это вызывало у меня отвращение.

А затем наступили рождественские праздники. Они всегда ассоциировались у меня с семьей. Елка, огни, подарки, свечи, смех, разноцветные елочные игрушки, чей кристальный перезвон ласкал слух. Шуршание конфет, оранжевое сияние апельсинов, семейные разговоры... И как кульминация: распаковка подарков, изумление и радость...

Но из всей семьи у меня теперь были лишь тетка и ее дочки, а остальные стали бесплотным голосом в телефонной трубке. Мне не хотелось праздновать, но и одной оставаться не хотелось, а мои соседки по квартире уехали на праздники к родителям.

К счастью, в университете устроили рождественский бал, как эрзац семейного праздника. Конечно, студенты держались от преподавателей особняком, но мы и не навязывались. Впрочем, некоторые молодые преподаватели пользовались особым спросом среди студентов, но не я. Хотя обычно меня это ничуть не расстраивало... Но Даниэль Сен-Дени предпочёл провести это время с большей пользой, чем в праздности, и теперь я горделиво восседала одна у стены, пытаясь развеселить себя бокалом вина. Рядом стояла профессор Ферруци, накрашенная до состояния воюющего индейца, и радостно передавала мне местные сплетни.

В конце концов мое состояние достигло той фазы, когда мне стало все равно. Тогда я поднялась и покинула своё насиженное место, и решительно отправилась на поиски Ива.

— Рен, дорогая?.. — вопрошала мне вслед удивленная моим неожиданным уходом Ферруци.

Найти Ива удалось не сразу. Дело в том, что, пробиваясь сквозь толпу студентов, я была внезапно отвлечена девушкой с золотыми кудрями, одетой в длинное темно-розовое платье. Она была бесподобна. Я забыла обо всем и только во все глаза смотрела на неё, вначале тайком, а после и открыто, убедившись, что она меня не замечает, будучи поглощённой разговором. Рот у неё был крупным, ярким, на ещё совсем детском лице, и этот контраст вкупе с ее зелёными глазами привлекал меня. В это мгновение мне хотелось стать такой, как она. Кто-то обратился к ней по имени — Эллен — и это сочетание звуков показалось мне прекрасным. Я мысленно повторила ее имя, радуясь, что ее зовут не Марта, Ортанс или, того хуже, Леопольдина. Это простое имя, Эллен, шло ей невероятно. Она была та самая Елена Прекрасная, из-за которой я сама была готова развязать Троянскую войну. Внезапно я вспомнила, что в греческом мифе о Елене был и Парис, это ассоциировалось у меня с «Елена в Париже», и игра слов вызывала у меня улыбку. Имя белокурой принцессы звенело у меня в ушах, сократившись до короткого «Э».

Я, кажется, даже начала что-то шептать, не сводя взгляд с прекрасной нимфы. Внезапно мои мысли перебил мужской голос:

— Рен! Рад вас здесь тоже видеть.

Я с трудом сфокусировала взгляд на ком-то кроме Эллен. Этим кем-то оказался Ив.

— О, вы... — мои ощущения, испытываемые при виде златовласой красавицы, я внезапно перенесла на Ива и замерла, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами.

Он молчал. Я тоже не произносила более ни слова. Я вдруг подумала, что он может тоже увидеть Эллен, и испугалась. Мне не хотелось делиться ни ею, ни им, ни ими обоими.

— Так забавно, мы работаем рядом, но почти не видимся, — сказала я.

— Вы всегда слишком заняты, — ответил он.

Я удивилась. Мне не приходило в голову, что в этом была причина наших редких встреч. Мне казалось, это просто я ему не интересна.

— Ах вот как... Да, возможно, — согласилась я.

Ив улыбнулся:

— Возможно, у вас найдётся как-нибудь свободная минута для меня? Тогда, в кафе, мы прекрасно провели время... То есть, мне так показалось, — слегка смутился он.

От его слов вся моя энергия перешла в потенциальную и я какое-то время тщетно пыталась использовать ее, чтобы привести в порядок свою концепцию окружающего мира.

— Да, конечно! — выпалила я и тоже смутилась.

— Когда вам будет удобно? — прямо спросил Ив.

Мне внезапно захотелось сбежать, даже не теряя туфельки. Но я усилием воли удержалась от такого сумасшедшего поступка и лишь пожала плечами:

— А когда вам удобнее?

— Завтра в шесть вечера? — к счастью, Ив был куда решительнее меня, иначе бы мы никогда не установили времени встречи. — Я могу заехать за вами, и мы поужинаем вместе.

Я была в таком смятении, восторге и потрясении, что этот калейдоскоп чувств полностью измотал меня, лишив возможности думать. Опасаясь сказать Иву что-то донельзя идиотское, после чего он бы не захотел со мной встречаться, я быстро извинилась и таки включила режим Золушки, поспешно сбежав не только от Ива, но и с бала.