Неправильная (джен)

Питер чувствует, как замедляется сознание, как разом в голове не успевают умещаться мысли, до этого едва успевавшие промелькивать, как-то разом все становится медленным, тягучим, как нуга из его любимых шоколадных батончиков. А следом он слышал голос профессора: «Все в порядке, успокойся», и погружался куда-то в пучину своей собственной памяти.

— Ты сломала! — недовольный голос ребенка. Его собственный голос. Питер открыл глаза и понял, что это говорит он сам сидящей напротив маленькой девочке. Сестре.

— Он был плохой, — упрямо заявляет Ванда, а Максимофф вспомнил чувство непреодолимого желания спрятать от нее любимую игрушку, чтобы она ее не сломала. Он всегда знал, что она все разрушает. Всегда.

«Как и отец», — почему-то подумал взрослый Ртуть, и эта мысль отдалась глухой болью от осознания того, что сестра настолько на него похожа. И как он раньше этого не замечал?

— Чарльз, сейчас, — проговорил Джимми, державший Питера за плечо, и Максимофф почувствовал, как мир вокруг сужается до одной-единственной точки, потом меркнет, и он снова оказался в своем собственном воспоминании, только рядом стоял на ногах профессор, недоверчиво мялась Лорна, как-то привычно отстранено смотрел на все Джимми, осторожно озиралась Рейвен, и Эрик задумчиво уставился на двух играющих на коврике детей. Его детей. Хэнк же остался в реальном мире, следя за их недвижимыми телами.

Питер посмотрел на маму, молодую красивую маму, на которую Ванда так похожа, и понял, что даже непробиваемому Эрику явно было от чего с ума сойти. А сестра, его сестра сейчас стала еще прекраснее, еще красивее, когда он впервые увидел ее взрослой.

— Милая, мы уже говорили, что ты не должна так делать, — тихо сказала Магда.

— Она была плохая, — возразила Ванда, а сын с отцом, не сговариваясь, присели рядом с девочкой. Ртуть вдруг посмотрел сначала на внимательно поглядывающего на дочь Леншерра, а потом на сестру, перехватывая по очереди взгляды голубых глаз. Разве двухлетний ребенок вообще может так смотреть — с такой проницательностью?

— Ты могла сломать ее руками, — повторял образ матери, а Леншерр перевел взгляд на нее, на секунду, всего на секунду задержавшись, но Питер успел это заметить. Впрочем, отец уже снова смотрел на Ванду.

— Так проще, — коротко ответила та и принялась отстраивать башню из уцелевших кубиков, а Максимофф вдруг вспомнил, что в тот момент уже забыл обиду на нее, хотя помнит, что был расстроен и хотел заплакать, ведь это он любовно отстроил башню, аккуратно и неторопливо сложив каждый кубик. Что ж, видимо быстро прощать он научился еще тогда.

— Питер, пойдем, нам с тобой нужно на рынок за продуктами. — Магда подошла к маленькому сыну и взяла его за руку.

— Тс-с, — приложил тот палец к губам, укладывая в сумку матери какой-то кубик. А взрослый Питер почему-то усмехнулся — он уже тогда все тащил. Похоже, сначала у Ванды.

Профессор подошел к Магде, что нашаривала что-то в кармане, и очень внимательно посмотрел на нее, а Эрик все еще, не отрываясь, наблюдал за дочерью, казалось, ни на кого более внимания не обращая. Магда извлекла серебряное украшение, то самое, что висит сейчас на шее взрослой Ванды, и отдала его девочке, а Леншерр, наконец, снова поднял взгляд на мать своих детей.

— Милая, надень его и спрячь под платьице. Никто не должен его видеть, — сказала Магда дочери, отдавая медальон, а через несколько секунд почти с ужасом посмотрела на Ванду. Питер понял — мать видит, как медальон исчез, но в его воспоминаниях они все его наблюдали.

В глазах Эрика, что неотрывно смотрел сейчас на Магду, на секунду что-то мелькает. Питер сначала никак не мог понять, что это, он не видел у отца такого выражения, но потом вспомнил, как тогда на Магнето так же смотрела Ванда, и понял: он отчего-то в ярости. И этим почти злобным взглядом он Магду и проводил, когда та, взяв маленького Питера на руки, вышла из комнаты, а он снова перевел взгляд на играющую в кубики дочь. Впрочем, все уже смотрели лишь на одну Ванду. Та выпустила из рук алое свечение, и осколки кубиков собрались мозаикой в ровную гладкую фигуру.

— Господи! — почти завороженно произнесла Рейвен, до этого молчавшая, неотрывно наблюдая за полетом собирающихся в единое целое игрушек. — Сколько ей здесь? Разве не косметические способности не проявляются в подростковый период?

— Два с половиной, — тихо ответил Чарльз, сам почти шокированно осматривая абсолютно ровный, без единой трещинки или царапинки кубик, до этого бывший грудой щепок. — Но Магда сказала, что и Питер начал бегать спустя неделю после того, как Ванду забрали. Редко, но, может, такое бывает.

— И она даже не подумала ее искать, — почти злобно кинул Эрик, попытавшись коснуться только что починенной дочерью игрушки, словно чтобы убедиться, не мираж ли это, но, похоже, Леншерр убедился лишь в том, что мираж — это он, потому как его рука прошла сквозь дерево, не задевая вещь.

— Она испугалась, что и меня заберут, ясно?! — вдруг вступился за мать Питер, с вызовом глянув на сидящего рядом отца, а Эрик поднял на него такой взгляд, каким, верно, смотрят на несмышленых идиотов.

— Как ты этого не видишь? — раздраженно бросил Леншерр. — Она же боялась ее и ненавидела! Поэтому не стала искать, а не потому, что за тебя испугалась.

— Да, тебе-то о ненависти и страхе моей матери явно известно куда больше, — в тон ему кинул Питер и перевел взгляд на сестру. Та поднимала в воздух кубики, плавно перемещая их перед собой и снова разнося на части, с интересом наблюдая, как они разлетаются. А Максимофф вдруг усмехнулся, глядя на то, как отец наблюдает за Вандой примерно с таким же выражением лица, как и она за кубиками, словно это какое-то исследование.

— Ты говорила, — Эрик посмотрел на молчавшую до этого Лорну, — что она боялась их использовать?

Питер бросил удивленный взгляд на младшую сестру. Когда это она успела поговорить о Ванде с отцом? Лорна ничего не ответила, молча присаживаясь рядом с Леншерром и Питером, рассматривая, как Ванда левитирует щепки, собирая их обратно.

— Так и есть, — ответила Дейн, глянув на отца. — Но сколько лет назад это было?

— Она вроде контролировала свои силы, — заметила Рейвен, с интересом рассматривая дочь некогда любимого мужчины, а может, и любимого сейчас, — Питер уже ни в чем не уверен. — Разве нет?

— Сейчас ей это дается с усилием, — ответила Лорна. — Но… но она ведь ее контролировала! В два-то года!

— Что-то произошло, — констатировал Эрик, а потом прислушался к грохоту в доме. — И, кажется, мы сейчас это узнаем.

— Здесь нет никакой Магды Кравич! — крикнула из соседнего помещения какая-то женщина.

— Гражданка, мы имеем право осмотреть ваш дом, — несколько мужчин в военной форме ворвались в комнату, и Ванда уронила кубики, уставившись большими голубыми глазами на вошедших с оружием людей. Смотрела затравленно, со страхом, словно понимая, что пришли за ней, а у Питера от вида испуганной сестры сжалось сердце, и он с горечью понял, что не мог сделать абсолютно ничего. Не спустя столько лет.

— Здесь только ребенок, — громко кинул один из военных кому-то в коридоре.

— Что ж, — в комнату вошел элегантно одетый мужчина, на вид не больше сорока лет, а за ним — красивая блондинка во всем белом, — так даже лучше.

— Не может быть! — вдруг вырвалось у Рейвен, а Питер перевел на нее встревоженный взгляд. Мистик смотрелана мужчину почти с ужасом, потом перевела взгляд на Ванду, а после на Эрика. Ртуть тоже смотрела на отца, что замер, вперив холодных взгляд голубых глаз в вошедшего незнакомца, и Максимофф вдруг понял: Магнето в ступоре и слова связать не мог, лишь смотрел с какой-то холодной яростью.

— Привет, — мужчина присел рядом с девочкой, жестом показывая всем, кроме блондинки, выйти. Он осматривает разорванные на части кубики, поднимает одну из щепок. — Знаешь, — обращается он к женщине, — когда я говорил своим людям наблюдать за всеми сбежавшими революционерами, на тот случай, если понадобится снова тут всех расшевелить, я не ожидал услышать, что у Магды Кравич есть ребенок. Тем более не ожидал услышать про странные красные всполохи.

— Им могло показаться, — фыркнула женщина, присаживаясь рядом с девочкой, а Питер отшатнулся, потому что она прошла сквозь него. — Я не вижу… — блондинка вдруг замолкла, а потом заявила: — Она же просто ребенок. Ничего особенного.

— Я полагаю, что это ребенок одного из самых сильных мутантов, что я знал. Как тебя зовут, дитя? — обратился к Ванде незнакомец, а та молчала, бросив лишь один-единственный взгляд на блондинку, что почти по-доброму ей улыбалась. — Не хочешь говорить? — усмехнулся он. — Эмма?

— Не знаю, — нахмурившись, качнула головой та. — Я не могу читать ее мысли, такое бывает с некоторыми мутантами. Как со мной, когда я в алмазном состоянии.

— А говоришь, ничего особенного, — хмыкнул мужчина. — Пойдем, малышка, у нас с тобой много работы.

— Нет! — шипит вдруг Эрик, и скорее непроизвольно, чем осознанно, попытался схватить мужчину, что взял Ванду на руки и направился к выходу.

— Эрик, успокойся, это было давно! — почему-то с ужасом в голосе крикнул Ксавьер, и Питер вдруг понял, почему.

Леншерр почему-то неожиданно схватился за голову и начал тяжело дышать, словно задыхаясь, упал на пол, отползая к стене, а Питер от неожиданности даже понять ничего не мог. Он попытался дотронуться до отца, но тот, как и он, был лишь призраком в воспоминании.

— Джим, выводи нас, срочно! — снова закричал Ксавьер, хватаясь рукой за висок, но вряд ли это нужное действие — в реальности на нем шлем от Церебро, и этот жест лишь привычка. Отголоском сознания Питер почувствовал, как их словно вырывает откуда-то. Он открыл глаза, понимая, что они в реальности, в бункере, а отец продолжал с безумным видом задыхаться, хватаясь за ворот рубашки, словно тот мешал ему дышать, и Питер тут же кинулся к Эрику в нелепой попытке хоть как-то помочь, схватил отца за плечи, но тот не реагировал вообще никак на внезапное вмешательство и словно не замечал сына.

— Пап! — металлические детали в бункере начали дрожать, а обивка противно лязгать, словно один пласт железа терли о другой. Мимо них вдруг пролетели несколько гвоздей, вырванных из стены, и Питер понял, что те сменили траекторию полета лишь из-за резко вскочившей Дейн. Но та вдруг упала на колени и тоже начала задыхаться. — Лорна! — металл начал трещать с еще более ощутимым скрежетом, а Максиммоф вдруг понял, что он без сил, он не сможет вообще ничего сделать.

— Что, мать вашу, происходит?! — прокричал Хэнк, что не был с ними в воспоминаниях.

— Сыворотку Эрику, срочно, — скомандовал Ксавьер, а Зверь немедля подскакочил к почти не сопротивляющемуся Леншерру, выхватывая из кармана халата шприц, и резко уколол его. Тот задыхаться не прекратил, но металл вдруг успокоился. Успокоилась и Лорна, что, резко поднявшись на ноги, подскочила к Леншерру, которого уже держал Маккой.

— Давайте, успокойте его, — крикнула она, обратившись к Чарльзу, а профессор, что все еще в шлеме от Церебро, мгновенно взял Магнето под контроль. Эрик вдруг резко перестал задыхаться и выравнял дыхание.

— А раньше так сделать нельзя было? — раздраженно поинтересовался Питер, встревоженно глядя на отца, которого все еще держал Хэнк, словно боясь, что непонятная эта хрень опять начнется.

— Нет, — почти удивленно заявил Ксавье, — меня блокировало.

— Эй, тихо, все хорошо, — вдруг сказала Лорна, глядя все еще шумно выдыхающему Эрику в глаза. — Все хорошо.

— Что это, черт возьми, было? — хрипло произнес металлокинетик.

— У тебя была паническая атака. Я часто видела такие — не спутаю, — сказала Лорна, все еще сидящая на коленях подле отца, что бездумно оглядывал все вокруг, словно не мог понять где он находится. — О, поверь, — саркастично заметила она, снова посмотрев Леншерру в глаза, — я в шоке не меньше твоего. Ты, оказывается, тоже человек и можешь чего-то бояться. Никогда бы не подумала, — едко продолжила она, но на Эрика смотрела уж слишком обеспокоенно, что Питер, стоящий рядом, сразу заметил.

— А с тобой-то что приключилось? — внимательно рассматривая Дейн, спросил Маккой, которого психическое состояния Лорны беспокоило явно больше, чем состояние Магнето.

— Ванда со мной приключилась, точнее, с Эриком, — усмехнулась та, как-то нелепо поежившись. — Повезло тебе, что ты под сывороткой, — обратилась она к Питеру, а потом снова посмотрела на отца, все еще бездумно осматривающего комнату вокруг. — Не знаю когда, но ты с ней умудрился установить связь, — она вдруг замолкла, словно сказала что-то лишнее, и Максимофф вдруг понял, что эти двое что-то недоговаривают. Они явно что-то обсуждали, и Лорна об этом умолчала.

— Я правильно понимаю, — вдруг сказал Джимии, до этого вообще в разговор не вмешивающийся, — вот этот, — указал он на Эрика, — словил паническую атаку, она передалась вашей Ванде, а через нее — тебе, — он присвистнул. — Ребята, у меня вопрос, а вы жить-то как со всем этим дальше собираетесь?

— Раньше такого не было, — покачала головой Лорна. — Раньше она это контролировала. Что-то явно случилось.

— Да, и случилось много лет назад. — Эрик поднялся на ноги, бросив встревоженный взгляд на Лорну. — Извини, — вдруг сказал он.

— Эмма, — вдруг сказал Питер. — Она сказала, что может быть алмазной. Это Эмма Фрост. Ведь так? Кто был… — до него наконец начало доходить. Кто же еще мог довести отца до такого состояния, как не… — Это…

— Себастьян Шоу, — мрачно закончил Ксавьер, встретившись взглядом с лучшим другом.

* * *

— Ты как? — интересуется Ксавьер, въезжая в комнату Эрика. Друг стоял у окна, задумчиво наблюдая за начинающим алеть горизонтом.

Чарльз не знал, что ему сказать, как помочь. Чарльз вообще уже ничего, наверное, не знал. Он многое потерял, о многом сожалел, но он понятия не имел о том, что сейчас может чувствовать Эрик. Сколько бы не было в школе детей, за которых он в ответе и жизнь за них готов отдать, ему все равно сложно представить, что творилось в голове друга.

— А ты как думаешь? — Эрик обернулся. — Я сегодня узнал, что этот человек умудрился насолить аж трем поколениям моей… — он на секунду замялся, но все же сказал то, что Чарльз и ожидал услышать. — Семьи. Но самое ужасное не в этом, не это так… — он снова запнулся, словно подбирая слова.

— Я понимаю, тебе трудно это принять, но это был панический приступ. А теперь рассказывай, что на самом деле к нему привело, — резко заметил Чарльз. — Не помню, чтобы Шоу так сильно тебя пугал.

— Пугал вообще-то — как Лорна и сказала, я все же человек, и был когда-то ребенком, — он вдруг умолк, словно обдумывая что-то. — Я видел ее раньше, Чарльз, — тихо ответил Магнето. — В Риме, где почти нашел его. Это было в шестьдесят первом, за год до встречи с тобой и за год до его смерти.

— Что?! — ошалело произнес профессор. — Как?! Ты уверен, что это была она?

— Он тогда убегал от кого-то или бежал за кем-то. Не знаю, — мрачно бросил Эрик. — Его там уже искала итальянская мафия, им он умудрился чем-то насолить. Но когда я пришел в номер, где он проживал, там сидела маленькая девочка, а рядом было шестеро бандитов, видимо, поджидавших, что он вернется… — Леншерр снова умолк, что-то припоминая. — Она была просто девочкой, я даже не понял, что она мутант, я тогда вообще не знал, что есть другие мутанты. Знаешь, Чарльз, что я сделал при первой встрече с дочерью? Что первое она обо мне помнит?

— Смерть тех шестерых? — спросил Ксавьер и почему-то молит, чтобы ответ был отрицательный.

— Да, — горько усмехнулся Эрик. — Это была она, дружище, теперь я понял, что это была она.

— Может, она этого не помнит. Может, она не знала, что это вообще был ты.

— О, — вскинулся Магнето, — думаю, она сразу почувствовала это. Я тогда долго не мог понять, почему я почти полгода думал об этой девочке, ребенок и ребенок, но раз уж она так сильна, то теперь все становится ясным.

— Ты не знал, что она твоя дочь, ты не мог ничего сделать, никак ей помочь, в этом себя винить не надо, — устало произнес Ксавьер, сам вообще не понимая, как все это могло быть реальностью. Как могло быть столько совпадений и нелепых упущений судьбы?

— Но Эмма знала! Эмма могла мне сказать, но она этого не сделала. Почему она этого не сделала?! Я могу понять, почему мне это не сообщил Шоу, но… Это было двадцать лет назад, Чарльз! Двадцать, черт возьми, упущенных лет. Вся жизнь могла пойти по-другому.

— Насколько же сильно тебя выводит история дочери, — вдруг понял Ксавьер. Не могло не выводить, ведь из всех других мутантов мира она умудрилась оказаться именно у Шоу, у мучителя ее отца и убийцы ее бабушки, и того, кто был причастен к расстрелу ее другой бабушки и деда. — Радуйся тому, что Шоу и в голову не пришло, что у Магды были близнецы.

— Слабое утешение, — покачал головой Эрик. — Я никогда в такие вещи не верил, но… Мы все связаны, Чарльз. Связаны какой-то чертовой извращенной судьбой, что сводит нас и опять все ломает. Все, что происходит с нами — все не так, как должно быть. Все неправильно! — он был в ярости, расстроен, потерян, и Чарльз слышал, как позвякивают какие-то металлические предметы — сыворотка Хэнка уже не действовала, но Леншерр, сейчас вообще себя не контролирующий, вроде бы еще не разнес к чертям всю школу. — И Нина… — уже спокойнее, почти с усталой грустью и с явным ужасом и осознанием чего-то ужасного произнес имя дочери Магнето. — Нина — этому подтверждение. Она умерла, потому что я был с ней. Все из-за меня! Они все страдают из-за меня, — он вдруг замолк и выдал фразу, заставившую Ксавьера удивленно вздрогнуть и попытаться прочитать его мысли: — Я все больше начинаю верить, что проклят. И все они вместе со мной, — мысли Эрика прочесть почему-то не удалось.

— Ты же не веришь на самом деле в чушь, которую сейчас говоришь? — усмехнулся Чарльз, что сейчас не узнавал лучшего друга, он даже мысли его почему-то прочесть не мог. Тогда, во время панической атаки, он вообще был закрыт от него, будто шлем надел, а теперь… Теперь Ванда обосновалась в его голове, и Ксавьер не мог понять: его ли это мысли, его ли это ощущения, не говорит ли Магнето сейчас словами дочери. А, может, Чарльз просто драматизировал и друг просто не отошел от панической атаки. Но почему он не мог прочесть его мысли? Не зачем же Ванде в самом деле скрывать Эрика?

— Не знаю, — честно ответил тот.

— Ты был прав, — вдруг понял Ксавьер, — Ванда слишком сильна и не понимает этого. Поэтому сегодня произошло все это.

— Она не принимает свою силу, — вдруг говорит Леншерр, словно сам чувствовал то, что происходило с девушкой. — Боится ее, ненавидит. Поэтому Шоу ее оставил, он думал, что она слабый мутант. Она так ее ненавидит, что… — Эрик вдруг замолк и почти с ужасом посмотрел на профессора. — Она ищет способ избавиться от силы.

— Но она знает про сыворотку, — скептически отозвался на догадку друга тот, — не проще ли просто ей пользоваться? Ну, или как вариант… — Ксавьер не хотелговорить, но все же произнес: — Некоторые мутанты, что внешне отличаются от людей, они…

— Кончают жизнь самоубийством? — усмехнулся Эрик. — Ты сейчас говоришь о девочке с моим характером, она, пожалуй, из всех остальных больше всех на меня похожа, и она на такое не пойдет. А сыворотка… — Магнето мрачно усмехнулся. — Знаешь, я пару раз встречал в книгах, что она искала, упоминание странной вещи, никак не мог связать, никак не мог подумать, что кто-то вообще может такого желать, но теперь я понимаю. Я, кажется, сейчас начинаю ее понимать… Это упоминание в книгах о «Либератио».

— Избавление, — мигом перевел полиглот Чарльз. — Ты же не думаешь, что…

— Надо ее найти, — резко заявил Леншерр. — И я найду. Пока еще не слишком поздно.

* * *

Ошарашенный Чарльз покинул комнату, а Эрик устало отвернулся к окну, вглядываясь в вечернюю темноту, и сам, наверное, не мо понять, что пытается там разглядеть.

Леншерр знал это странное чувство, будто в твоей голове кто-то есть. Помнил, ненавидел, сжимая кулаки в бессильной ярости, но… Не пытался ничего сделать. Это вмешательство в его голову какое-то другое, не такое постороннее, чужое, а до боли родное, не вызывающее желание прогнать названного гостя. И он молча согласился с присутствием дочери в своей голове — зная, что мысли та все равно читать не может, лишь эмоции, ощущения. Так пусть чувствует, пусть видит, пусть ощущает на себе, пусть хоть на чуточку поймет всю ту боль, что он испытывает!

А потом понял, что за спиной кто-то есть, словно шестым чувством, что за годы такой жизни развилось почти до сверхъестественных инстинктов.

— Знаешь, — тихо произнес он, все еще не оборачиваясь. — Есть такая замечательная вещь, как телефон. И машина. Ты могла просто приехать — мы все тебя ждем, — говорит Магнето, поворачиваясь к собеседнице.