Посмотри в глаза чудовищ (джен)

Погода в Лондоне в субботу была отвратительной: с ночи полил дождь, и явно не собирался останавливаться. На побережье же, как ни странно, было пасмурно, но сухо — тяжёлые облака ползли над морем, раскрашивая небо во все оттенки сизого, серого, белого и тёмно-фиолетового.

Обед на сей раз был накрыт в небольшой столовой за круглым столом с удивительно удобными стульями с мягкими сиденьями и спинками, обтянутыми неожиданным у Лестрейнджа цветочным шёлком.

Мальсибер, в тёмно-серой тёплой мантии и белой рубашке, выглядел усталым и больным, и даже искренняя, вроде бы, улыбка, ничуть не скрадывала это впечатление. Он встретил всех уже в столовой, правда, не за столом, а в нише у окна, где сидел на невысокой бархатной подушке и смотрел на море.

— Это вам, — после приветствия сказал Робардс, протянув ему конверт.

— Благодарю, — Мальсибер отложил было его, но Робардс предложил:

— Взгляните.

Тот послушно распечатал конверт и, прочитав лежащий в нём пергамент, просиял вдруг — так ярко и так резко, что Гарри почти вздрогнул:

— Спасибо!

Мальсибер прижал пергамент к груди и поклонился, возможно, немного театрально, но, похоже, вполне искренне. Затем вложил пергамент назад в конверт и, оглядевшись в поисках места, где можно было бы его оставить, в итоге положил его возле своей тарелки.

— Попросить эльфа отнести к тебе в комнату? — предложил Лестрейндж. Мальсибер почему-то заколебался, и Лестрейндж полушутливо добавил: — Клянусь, с ним ничего не случится.

— Да, спасибо, — Мальсибер посмотрел на конверт и всё же протянул его Лестрейнджу, передавшего уже его эльфу.

Гарри невероятно хотелось узнать, что там такое, но спрашивать сейчас, при самом Мальсибере, он не хотел.

— В знак нашей благодарности за нашего коллегу, — сказал Робардс, и Гарри стало ещё любопытнее.

— Я не скажу «не стоило», — Мальсибер улыбался так солнечно и счастливо, как будто бы там было полное помилование. Но ведь вряд ли же? — Спасибо!

Они расселись — так, что Мальсибер оказался ближе всех к камину, хотя в комнате и было весьма тепло, а Лестрейндж занял самое неудачное место, спиной к большому окну, за которым было видно море.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Робардс у Мальсибера, пока на столе появлялись большие тарелки с мидиями, креветками… и ещё большими креветками и с чем-то белым на похожих на раскрытый веер раковинах. Возле тарелок выстроились маленькие тарелочки с маслом, половинками лимона и с каким-то желтоватым соусом… майонезом? — и Лестрейндж сам разлил по бокалам белое вино.

— Я пока не готов продолжить работу, если вы об этом, — сказал Мальсибер, с удовольствием беря с тарелки одну мидию. Руками! — Пахнет восхитительно!

— Я не об этом, — дружелюбно отозвался Робардс.

— Тогда — спасибо, я ещё довольно слаб, но теперь совершенно счастлив, — Мальсибер снова просиял улыбкой и, взяв вторую мидию, просунул краешек первой раковины в её приоткрытые створки, вытащил оттуда что-то оранжевое и с видимым удовольствием съел.

— Вы не были обязаны спасать его, — сказал Блейн, повторяя его действия с ракушкой.

— Пришлось, — Мальсибер улыбнулся озорно. — У вас ведь был всего один стажёр — на ком бы мы проверили их взаимодействие с незнакомыми аврорами?

— Вот именно поэтому он и был всего один, — заметил Блейн, и все рассмеялись.

Гарри попытался последовать их примеру с раковинами, но потом решил, что вариант Робардса, вытаскивающего мидий вилкой, ему подходит больше, и последовал его примеру.

Соус в самом деле оказался майонезом, но куда вкусней того, к которому Гарри привык в детстве — а после он его, пожалуй, и нигде не ел… Больше всего ему понравилось то белое в веерообразных ракушках — хотя вообще закуска была странной: её вроде бы было довольно много, но в итоге Гарри чувствовал себя ещё более голодным, чем до неё.

— Мы хотели обсудить с вами ваше возможное выступление в суде, — сказал Робардс, когда все более или менее закончили с закуской.

— Конечно, — кивнул Мальсибер, аккуратно разделывая огромную креветку. — Кстати, расскажите, что всё же случилось?

— Одному охраннику не понравился перевод дементоров, и он решил их выгнать таким образом. А Причард — ну, что Причард. Он всего-навсего стажёр.

— Ещё и незнакомый, — добавил Блейн.

— Надо было мне получше посмотреть на них, — сказал Мальсибер с досадой. — Но я не подумал.

— Вас никто не упрекает — даже я, — заверил его Робардс. — Сейчас этот человек арестован, и во вторник будет предварительное слушанье. Вы будете в силах выступить на нём?

— Конечно, — Мальсибер, похоже, удивился. — А какое обвинение выдвинули?

— Покушение с уверенным намерением, прерванное вмешательством третьего лица, — ответил Робардс. — То есть вас. И вас, я полагаю, захотят услышать.

— Мы все согласились с тем, — продолжил Лестрейндж, когда Робардс замолчал, — что не стоит выносить на суд эту историю как есть. Отсюда покушение. Мы скажем, что дементор напал на Причарда и поцеловал его, но ты успел его вовремя остановить. Душа вернулась.

— Что ж, разумно, — кивнул Мальсибер. — Отличное решение. Я всё подтвержу.

— Проблема в том, — сказал Робардс, — что контракт не позволит вам в суде солгать.

— Я и не стану, — возразил Мальсибер. — Сегодня суббота — я успею всё обдумать. Не волнуйтесь за меня, хотя я вам признателен за это, — он с улыбкой склонил голову. — Я бы предложил встретиться в понедельник и порепетировать — если вам удобно.

— Прекрасно, — согласился Робардс.

На горячее подали овощи и жареных цыплят с хрустящей золотой корочкой, довольно острой и солёной, и с очень нежным мясом, легко отходящим от костей — по крайней мере, с этим Гарри не пришлось возиться. Сам он в основном молчал, покуда за столом болтали легко и ни о чём: о погоде, школе, о кулинарии и тому подобных вещах.

И только когда все, наконец, поели, и откинулись на спинки стульев, Робардс вежливо поинтересовался:

— Можно вам задать пару вопросов, мистер Мальсибер?

— Вы ведь здесь для этого, — ответил тот. Он был в превосходном настроении, хотя всё равно выглядел нездоровым и измученным — радость скрадывала это, но не до конца. — Конечно, спрашивайте.

— Мы действительно вам благодарны, и я не хотел бы, чтобы это выглядело как допрос, — сказал Робардс. — Это лишь беседа, и вы вольны нам не отвечать.

— Приложу все усилия, — Мальсибер улыбнулся и предложил: — А давайте есть десерт?

— Как прикажешь, — шутливо ответил Лестрейндж и громко проговорил: — Десерт.

Перед каждым за столом возникла вытянутая овальная тарелочка с… Гарри точно знал название, но вот именно сейчас забыл. Такой полупрем-полужеле с карамельной корочкой…

— Одно из лучших крем-брюле, что я пробовал, — сказал Мальсибер, разбив корочку и подхватив ложкой нежный крем-желе. — Какая карамель!

— Ты просто отвык, — любезно улыбнулся Лестрейндж.

— Нет, правда очень вкусно, — вмешался Блейн. — Жаль, что мало, — он выразительно посмотрел на свою уже наполовину опустевшую тарелку.

— Есть ещё, — заверил его Лестрейндж.

— Так что за вопросы? — спросил Мальсибер. Он ел медленно, небольшими кусочками, и жмурился от удовольствия от каждого — нет, Гарри так есть не умел. Хотя крем-брюле и вправду было… или был? — вкусным.

— Где вы научились этому? — спросил Робардс.

Гарри подумал, что Мальсибер сейчас спросит «чему?» — это было очень в его стиле — но тот не стал:

— В Азкабане, — он погладил край тарелки пальцами и посмотрел на Робардса.

— Много раз вы это делали? — спросил тот.

— Я точно не помню, — Мальсибер снова положил в рот небольшой кусочек крем-брюле. — Раз двадцать, может, больше… сказать честно, мне бы не хотелось вспоминать, но это можно сделать, если вы настаиваете.

— Нет, — возразил Робардс. — И всё это — в Азкабане?

— Нет, конечно, — Мальсибер улыбнулся — вышло грустно. — Есть разница между «делать» и «научиться». Делал я это уже после побега — Лорда это заинтересовало.

— Как он узнал? — спросил Робардс — а Гарри хотелось добавить: «Зачем вы ему рассказали?» — но он не стал, конечно.

— Я сказал… зачем-то, — Мальсибер досадливо качнул головой. — Сейчас, отсюда, из нормальной жизни это сложно не то что объяснить — даже понять. Наверное, можно сказать, что я случайно проболтался. Его интересовало всё, что связано с душой — что с нею происходит и как её здесь удержать. И вот… вам правда интересно? — спросил он с некоторым недоверием.

— Вас это удивляет? — в свою очередь удивился Робардс.

— Да, — Мальсибер улыбнулся и кивнул. — Моя бы воля, — добавил он негромко, — я бы никогда его не вспоминал. И сделал то, чего он так всегда боялся — отправил бы даже его имя в полное забвение. Но так не будет, к сожалению, — вздохнул он. — Так что спрашивайте.

— Вы начали рассказывать, — напомнил Блейн, перед которым уже появилась вторая порция десерта, — как этим занялись.

— Да, занялся, — Мальсибер посмотрел на него с интересом. — Это очень точно. Лорд как-то сказал, что раз дементоры умеют души извлекать, возможно, так получится перенести её в другое тело — у умирающего, например. И я зачем-то… — Мальсибер вздохнул, — зачем-то влез. И попытался объяснить, что так не выйдет: даже если поместить душу в уже пустое тело, к примеру, в то, откуда душа выпита дементором, она не сможет в нём освоиться.

— Нет? — переспросил Робардс. — Почему?

— Оно чужое, — пояснил Мальсибер. — И память никуда не делась — она осталась в теле. Тот, кого вселили, очень быстро от этого сойдёт с ума: нельзя иметь две памяти.

— Разве память не с душою связана? — удивился Лестрейндж, и Гарри подумал, что он знает об этом куда больше, чем показывает. Возможно, от Мальсибера? Тот же живёт у него уже неделю — вряд ли они совсем не разговаривают?

— Связана, — Мальсибер согласился. — Но и с телом тоже. В нём тоже много остаётся — она не совсем цельная, конечно, но от этого лишь хуже: её даже не вытащить нормально. И человек сойдёт с ума, и очень быстро. Лорд не поверил, разумеется — вздохнул Мальсибер и поморщился. — И захотел проверить. Я очень пожалел, что проболтался, но было поздно.

— Пожалели? — спросил Робардс. — Почему?

— Во-первых, то, что я сделал с мистером Причардом, весьма мучительно, — сказал Мальсибер. — Для меня. На сей раз, правда, вышло не так тяжело, как тогда — мистер Уингер сумел сделать то, чего не сделал Лорд. И всё же это тяжело: я до сих пор не в форме.

— Тяжело физически? — спросил Блейн.

— И это тоже, — согласился с ним Мальсибер. — Но боль, в конце концов, всего лишь боль. Меня больше пугало… и пугает, — признался он, — то, что происходит до неё. Две памяти в одном сознании. Посторонний не может извлечь чужую память — даже Лорд не мог, — он потёр висок. — Только я сам — а для этого нужно быть в состоянии сделать это. Для этого, — он улыбнулся, — нужно банально выспаться хотя бы — а вы попробуйте заснуть, когда вас двое, — он снова улыбнулся и вернулся к своему десерту.

— Двое? — переспросил Робардс, подождав немного — и Гарри, уже довольно хорошо его знающий, увидел, что тот напряжён.

— Теперь уже один, — мягко проговорил Мальсибер, посмотрев ему в глаза… или так показалось Гарри. — Но да, несколько дней нас было двое: я и он. Я… как это объяснить… я был им, — он вновь потёр висок. — И собой. Вернее, не совсем так… я всё-таки был я, но я как будто прожил две совершенно разные жизни: одну свою, одну — его. И хуже всего то, — добавил он, продолжая глядеть на Робардса, — что я ведь был им целиком. Те секунды, когда его душа была во мне. Со всеми чувствами, эмоциями и желаниями. Конечно, если вдохнуть душу в чужое тело, всего этого не будет — но это не слишком облегчит задачу, уверяю вас. И человек сойдёт с ума.

— Это теория, или вы её проверили? — осведомился Робардс.

Мальсибер замолчал. На сей раз он молчал довольно долго. Он больше не улыбался — сидел, глядя прямо перед собой, и на его лице всё яснее проступало отвращение, как будто он увидел что-то омерзительное, что приближалось к нему, что-то вроде таракана или многоножки.

— Проверял, конечно, — сказал он наконец отрывисто — и вскинул голову. — Такие вещи узнаются только эмпирически.