Они усадили Лестрейнджа на высушенный Гарри кусочек травы под наколдованный им зонт. И пока Мальсибер заворачивал его в плед, Гарри вложил Лестрейнджу в руки кружку с чаем и, сняв крышку, попросил:
— Выпей, пожалуйста.
— Пей, — велел и Мальсибер. — Давай, — он сам придвинул чашку к губам Лестрейнджа, и Гарри услышал негромкий дробный звук: зубы застучали по краю. — Радольфус, надо, — голос Мальсибера звучал и мягко, и настойчиво. — Глотай. Давай.
Тот подчинился и медленно опустошил всю кружку. Кажется, это помогло — во всяком случае, с какого-то момента Гарри больше уже не слышал этой жуткой дроби, да и кружку Лестрейндж под конец уже держал самостоятельно. Гарри снова наложил на него согревающие чары и плотнее запахнул плед. Ему хотелось сделать что-нибудь ещё, но он не знал, что именно, и просто ждал, тревожно глядя на по-прежнему белого, как полотно, Лестрейнджа.
Прошло… Гарри не знал, сколько — ему показалось, что ужасно много — когда Лестрейндж пошевелился и хрипло спросил Мальсибера:
— Сколько раз ты это делал?
— Не знаю, — отозвался тот. — Можно посчитать, но мне, признаться, лень. Какая разница? Ты как? Встать можешь?
— Пожалуй, — Лестрейндж оперся рукой о землю. Гарри тут же протянул ему свою, тот схватился и поднялся — с некоторым усилием, но вполне уверенно.
Они пошли назад — не быстро, но и не то чтобы медленно. От руки Гарри Лестрейндж не отказался и шёл, опираясь на неё и сжимая пальцы Гарри своими — абсолютно ледяными. Мальсибер молча шёл позади и заговорил только когда они подошли к самому входу в палатку:
— Я советовал бы тебе сейчас немного полежать, а потом отправиться домой и заняться чем-нибудь… тёплым, — он подошёл ближе. — Не горячим, — добавил он с нажимом, — а тёплым. Знаешь, свет, уют, тепло… что-нибудь спокойное и милое. Друзья, дети, камин, горячий шоколад — ну и так далее.
— Пожалуй, — к огромному облегчению Гарри, согласился Лестрейндж. — А ты? — спросил он, пристально глядя на Мальсибера. — Где ты тёплое берёшь?
— Лето, солнце… кот вот есть, — легко отозвался тот — и вошёл в палатку, обрывая разговор.
— Я, пожалуй, последую совету, — сказал Лестрейндж Гарри. — Проводишь меня? -попросил он. — Не хочу сейчас сам аппарировать.
— Конечно, — Гарри, видимо, смотрел так тревожно, что Лестрейндж улыбнулся:
— Я, скорей, страхуюсь. Идём — я сперва хочу поговорить, — позвал он. — И обсушиться нужно.
Внутри палатки стояла та же тишина: дежурные авроры так и не показались, и даже невыразимка исчезла из-за их стола, где теперь остался только сиротливый трубчатый прибор. Мальсибера тоже видно не было, но Лестрейндж и Гарри знали, где его искать, и направились к крайней левой двери.
Она была прикрыта — не закрыта, и Лестрейндж, негромко стукнув, приоткрыл её и спросил:
— Можно?
Ответа Гарри не услышал, но они вошли. Мальсибер стоял спиной к двери возле дальнего окна, завернувшись во взятый с постели плед, и на звук шагов даже не обернулся.
— Ойген, я хочу поговорить, — Лестрейндж подошёл к нему, оставив Гарри неловко топтаться у двери. — Пожалуйста.
— Да, разумеется, — Мальсибер обернулся. Его лицо было спокойным — или… никаким, подумал Гарри. Вежливая, даже немного любезная маска — и больше ничего. — Чем могу помочь?
— Почему ты сразу не сказал? — спросил Лестрейндж. — Не объяснил, как это, и не разделил эту обязанность на всех?
— Я не настолько сильно ненавижу вас, — ответил тот. — Я полагал, что всё это закончится быстрее. Вот рассказал теперь — как понял, что ошибся.
— Нет другого способа?
— Я его не знаю, — равнодушно ответил Мальсибер. — И это лучше, чем кормить их напрямую. Но я об этом говорил, я помню.
— Ты этого не будешь больше делать, — сказал Лестрейндж неожиданно жёстко. — Теперь это наша проблема.
— У меня есть условие, — ответил ему Мальсибер. — Я не буду таким образом работать с кем-либо из вас дважды. У вас есть не только авроры — ДМП большой. Опять же, есть отдел магического регулирования популяций.
— А невыразимцы? — с любопытством спросил Лестрейндж.
— Я бы не советовал вам подпускать их к этому, — Мальсибер усмехнулся, и на сей раз это было органично. — Дело, конечно, ваше, но мне это представляется неправильным. Но кто я, чтобы решать.
— А почему не будешь работать дважды? — спросил Лестрейндж, и Мальсибер улыбнулся и сказал почти задорно:
— Не хочу. И смогу обосновать, не сомневайся.
— Обоснуй, — кивнул Лестрейндж.
Мальсибер вдруг вздохнул и опустился в кресло, возле которого стоял, и жестом предложил Лестрейнджу сесть на кровать. Лежащий на ней кот проснулся, поднял голову, лениво поднялся и стёк с неё на пол. Он оказался очень крупным и при этом поджарым — фунтов четырнадцать-пятнадцать мышц, пожалуй, решил Гарри. Потянулся, подошёл к Мальсиберу, запрыгнул к нему на колени, потоптался чуточку — и завалился, подставляя ему свой живот. Тот погрузил в чёрную шерсть пальцы, и кот заурчал — так громко, что Гарри даже от двери его услышал.
— Ты полагаешь, — сказал Мальсибер тихо, — что кто-то из твоих коллег заслуживает дважды пережить то, что пережил сейчас ты? Почему?
— Я не считаю, — отозвался Лестрейндж. — Но какая разница тебе?
— Долго объяснять, — сказал Мальсибер, помолчав. — Возможно, как-нибудь потом. — Лестрейндж продолжал молча на него смотреть — Гарри не видел выражения его лица, зато видел лицо Мальсибера. — Хочу остаться человеком, — сказал тот наконец. — Не так-то это просто… теперь вот вашими трудами, — он усмехнулся. — Но я стараюсь. Я был чудовищем — мне не понравилось. Это всё же не моё, — он тихо рассмеялся.
— Чудовищем? — медленно переспросил Лестрейндж, но Мальсибер, похоже, не желал продолжать этот разговор.
— Да. Бу-у! — рассмеялся он, плавно вскинув руки и помахав растопыренными пальцами. — Иди домой, а? — попросил он и снова принялся гладить недовольно приоткрывшего свои зелёные глаза кота. — И я бы подремал — мне здесь не выспаться, конечно, но дождь навевает сон.
— Почему не выспаться? — спросил Лестрейндж, и Мальсибер удивлённо вскинул брови:
— Потому что я сначала ходил к ним каждые два часа: я спал полтора часа, вставал, шёл, ложился, спал ещё полтора часа и снова шёл. Попробуй выспаться так, — в его голосе вдруг прорвалось искренне раздражение. — Затем я стал спать по два с половиной часа, потом — по три с половиной. А теперь по целых четыре! — в его голосе зазвенел сарказм. — С половиной. Как ты думаешь, так можно выспаться? Да, я понимаю, что всем наплевать — а некоторые даже рады — и что я просто инструмент для вас, но я-то ведь живой и мне тяжело! Я не жалуюсь, — резко оборвал он сам себя, — и признаю, что заслужил и всё это, и вашу ненависть — но я устал. От всего сразу. Ненависть ведь тоже убивает, знаешь — и я не хочу ей уступать, — непонятно проговорил он и закрыл глаза. Впрочем, почти сразу их открыл и добавил: — Я в самом деле хочу спать. Да и тебе бы отдохнуть — поверь, тебе это сейчас необходимо. Я не денусь никуда — если тебе нужно что-то от меня, мы можем продолжить позже. А теперь давай, пожалуйста, закончим.
— Давай, — согласился Лестрейндж. — Отдыхай, — он встал, кивнул Мальсиберу — тот ответил на кивок, но больше не пошевелился в своём кресле, и Лестрейндж развернулся и ушёл, забрав с собою, наконец, так и простоявшего всё это время Гарри. Когда они вышли в пустой зал, Лестрейндж посмотрел на Гарри и сказал: — Он прав, и это неприятно. Но я бы пока это оставил… проводи меня?
— Конечно, — Гарри с облегчением.
Выйдя из палатки, они аппарировали к Лестрейндж-холлу — вернее, Гарри аппарировал вместе с Лестрейнджем. Здесь тоже моросило, и сильный ветер с моря бросал морось в лицо, куда бы ты ни поворачивался, коварно срывая капюшон. Гарри сперва прихватил было его пальцами, но потом махнул рукой и отпустил: влага всё равно попадала и в лицо, и на волосы, и он решил, что просто высушится после.
— Я не приглашаю, — слегка извиняющимся тоном проговорил тот. — Хочу просто отдохнуть. Можно попросить тебя рассказать всё Роберту? И письмо, — он отдал Гарри полученное от Мальсибера письмо. — Его лучше сразу Гавейну. Ему, кстати, тоже нужно рассказать… ну, разберёшься, — улыбнулся он. — Спасибо, что проводил, и извини.
— Да всё в порядке! — торопливо заверил его Гарри и добавил: — У меня есть вопрос, но я его задам завтра.
— Задавай сейчас, — возразил Лестрейндж. Его самого ни морось, ни ветер, кажется, вообще не волновали, он даже плащ не стал запахивать, не говоря о парусящем сзади капюшоне.
— Что имел в виду Мальсибер под возобновляемым воспоминанием? Я честно собираюсь подготовиться.
— Воспоминание о том, что можно повторить, — ответил Лестрейндж. — Романтический ужин с супругой, игра с ребёнком, гонка на метле — всё, что угодно и тебя радует и что можно вспомнить, создавая Патронуса. И что несложно повторить. Я Миллисенту вспоминал, — он вздохнул, — но если б знал, как это, то выбрал бы другое. В идеале — не с человеком связанное. Может быть, полёт? — спросил он, и Гарри тоже спросил:
— А почему?
— Не знаю, как это точнее сформулировать, — ответил Лестрейндж. — Подумаю. Мне кажется, что легче пережить происходящее, когда это не про живого человека.
— Он мог бы и предупредить, — буркнул Гарри, и Лестрейндж заметил:
— Возможно, у него не так. Возможно, ошибаюсь я. Пойду, — он протянул Гарри руку, пожал его и пошёл к дому, а Гарри аппарировал к министерству.
В Лондоне дождь шёл уже всерьёз, и за те секунды, что прошли с момента аппарации, Гарри успел вымокнуть настолько, что уже в Атриуме с его волос вода просто лилась. Так что он первым делом высушился, и только потом отправился в Аврорат.
Сначала Гарри зашёл к Робардсу, но на месте того не оказалось, и он отдал письмо секретарю, сам написав на нём ярко-красным: «Важное» и «Срочно» и попросил отдать сразу же, как только тот вернётся. И сказать, что это передать это его попросил Лестрейндж.
А затем пошёл в отдел, готовясь к разговору с Сэвиджем — но и его там не застал. В отделе вообще обнаружился лишь Долиш.
Alteya
ansy Но те же вроде о них узнают, только когда специально запрашивают по конкретному месту в конкретное время из-за конкретного дела, а так это не их юрисдикция. То есть риски, если он меняет не так часто и берет разных в разных местах, минимальны.Не так. Исчезнувшие и вернувшиеся маггглы могут попасть в поле зрения авроров. А повитуха… у нее сплошные роды же. Кто там смотрит. |
ansy
Просто стереть одни роды, которые длились несколько часов, куда проще, чем месяцы и тем более годы жизни. |
Alteyaавтор
|
|
ansy
Alteya Но они есть.Но те же вроде о них узнают, только когда специально запрашивают по конкретному месту в конкретное время из-за конкретного дела, а так это не их юрисдикция. То есть риски, если он меняет не так часто и берет разных в разных местах, минимальны. А зачем они ему нужны? Опять же, он не маргиналов ведь берет, а учителей хороших. И детей хороших, чистых, умных, развитых. Риск есть. Nita ansy Конечно.Просто стереть одни роды, которые длились несколько часов, куда проще, чем месяцы и тем более годы жизни. Ну роды и роды. У повитухи-то. |
Alteya
Знаете, я не могу не думать, что если бы у него поднялась рука на дочь, эти сорок с гаком человек были бы живы. И один хороший поступок забрал десятки жизней. 5 |
Nita
Alteya А если бы он смирился бы со слепотой жены - эти сорок с гаком человек тоже остались бы живы. А дочь просто бы не родилась. И жене не пришлось бы делать два аборта.Знаете, я не могу не думать, что если бы у него поднялась рука на дочь, эти сорок с гаком человек были бы живы. И один хороший поступок забрал десятки жизней. А если бы он не был Пожирателем - глядишь, и жену бы никто не проклял. 8 |
Ртш
А если бы он смирился бы со слепотой жены - эти сорок с гаком человек тоже остались бы живы. А дочь просто бы не родилась. И жене не пришлось бы делать два аборта. И об этом тоже. Просто не зачинать ради такой цели. |
А вот только ли любовь к жене им двигала? Там же жена - источник политического капитала, может, отсюда такое рвение?
2 |
Alteyaавтор
|
|
Nita
Показать полностью
Alteya Так и есть. Знаете, я не могу не думать, что если бы у него поднялась рука на дочь, эти сорок с гаком человек были бы живы. И один хороший поступок забрал десятки жизней. Оно того стоило бы? Ртш Nita Да. ) А если бы он смирился бы со слепотой жены - эти сорок с гаком человек тоже остались бы живы. А дочь просто бы не родилась. И жене не пришлось бы делать два аборта. А если бы он не был Пожирателем - глядишь, и жену бы никто не проклял. Но... Nita Ртш Просто...И об этом тоже. Просто не зачинать ради такой цели. Merkator А вот только ли любовь к жене им двигала? Там же жена - источник политического капитала, может, отсюда такое рвение? Так а куда бы делся капитал? Она же не умирала. Она просто ослепла.1 |
Alteya
Merkator Так а куда бы делся капитал? Она же не умирала. Она просто ослепла. |
Alteyaавтор
|
|
Merkator
Alteya Ну зачем же всем рассказывать-то об этом? Ослепла из-за него - семья могла не простить… А может, им бы тоже было не очень важно. Сама виновата, замуж вышла. Ну или так, да. ) 1 |
Alteyaавтор
|
|
Навия
Показать полностью
Вообще это очень... Очень по-человечески. И реакция - человеческая. У всех, в общем-то. О чём задумается? У Джарвисов - нормальная человеческая реакция из "нужно же что-то делать" и "нужно же наделанное как-то прятать". Магглы тут вообще в пределах нормального для Пожирателя. Сыновьям, к слову, будет достаточно хреново, потому что они-то думали, что это семейное проклятие...а семейным проклятием оказались родители. Жалко парней в общем-то. Они может и неплохие и вот это всё. В комплекте с общественным осуждением, которое вообще не интересует, что они не при чём и на ситуацию особо влиять не могли. У Гарри - ещё более нормальная человеческая реакция на "это ужас и неправильно". При этом он не задумывается, что убиением Вольдеморта его обязали ещё до рождения и как бы Вольдеморт хуже слепоты. Не родители, но родители в общем-то особо не возражали, хотя "сделали всё, что могли". Полагаю, схожую реакцию продемонстрирует большинство. Лестрейндж думаю...задумается. Исходя из склада личности. Не потому, что он это может сделать - скорее всего нет. Но вот сверить...показания приборов - да, потянет. Я тоже думаю, что реакция человеческая. Человеки - они же такие... сложные создания. Нужно же что-то делать, да. А теперь у мамы катастрофы, у папы трагедия, а что у сыновей, мы пока не знаем и сказать не можем. |
1 |
Alteyaавтор
|
|
1 |
Alteyaавтор
|
|
1 |
Ртш
Alteya Если обозвать дракона тварью - действительно обидится...Я помню, как драконихи защищали кладку. В общем, фантастические твари обиделись бы за сравнение. А относительно названия фильма - уже столько лет негодую: вообще, вот кому в голову пришло так перевести?! В "скудном" русском языке других вариантов не нашлось? (ритор) |
Alteya
Задумается о том, "а что бы я мог". И, возможно, "а что я уже сделал". Так сказать, инвентаризация правильных поступков. Ведь Джервис свято уверен, что он - прав. Возможно - о границах своей...принципиальности. |
Alteyaавтор
|
|
Навия
Alteya Дольф очень хорошо себя знает. И очень хорошо знает, что он мог бы, и отдельно - что он сделает. Он таких уверенных в своей правоте Джервисов навидался, и в юности себе вопросов назадавался. Задумается о том, "а что бы я мог". И, возможно, "а что я уже сделал". Так сказать, инвентаризация правильных поступков. Ведь Джервис свято уверен, что он - прав. Возможно - о границах своей...принципиальности. Это не та ситуация и не тот человек, который может заставить его задуматься и засомневаться. 2 |