Воскресенье, первое августа две тысячи четвёртого года, было жарким. Около полудня младший аврор Гарри Поттер и стажёр второго года Грэхем Причард сидели в отделе Особо тяжких преступлений и прямо из белой в серебряных и золотых звёздах коробки ложками ели лимонную меренгу, подаренную первому из них на только что прошедший день рождения старшим аврором Радольфусом Лестрейнджем. Кроме них, в отделе никого не было: все остальные ночью отправились в Азкабан на процедуру возвращения дементоров, которая обещала быть долгой и непростой. И хотя Гарри предстояло в ближайшее время тоже побывать там и пройти инструктаж по обращению с дементорами на месте, он был рад тому, что его, по крайней мере, не включили в первую группу, и он не увидит самого процесса, как выразился Праудфут, а остальные подхватили, «заселения дементоров».
— Ты тоже это слышишь? — спросил Причард, вдруг перестав жевать и, чуть щурясь глядя на дверь. — В коридоре.
Вообще-то, его тоже не должно было тут быть: у Причарда начался второй год стажировки, и сейчас он проходил её в отделе мошенничеств, краж и похищений, где его, разумеется, оставили дежурным. Но торчать там в одиночестве ему было скучно, так что он повесил на дверь объявление «дежурный в отделе Особо тяжких» и сидел тут с самого утра.
Гарри обернулся к двери, прислушался — и действительно услышал в коридоре шум, который, впрочем, близко приближался, так что через пару секунд напрягать слух уже не было необходимости.
— Кажется, у нас будет дело, — ноздри Причарда расширились от предвкушающего возбуждения.
— Или скандал, — возразил Гарри, на всякий случай сдвигая коробку с остатками меренги к стене и набрасывая на неё дезиллюминационные чары.
Шум быстро приближался, и Гарри только успел подумать, что, кажется, узнаёт некоторые голоса и интонации, как дверь отдела распахнулась, словно от пинка, впуская сперва возмущённо-взбудораженного Сэвиджа, а затем и остальных.
— …видите ли! — Сэвидж прошёл к своему столу напротив двери и с размаху швырнул на кресло странно смотрящийся посреди жаркого лета тёплый плащ. — Рачки! У них там уникальные рачки!
— Ещё тритоны, — почему-то весело сказала Гор, вешая свой плащ на вешалку у двери. — Уникальные.
— И вообще земноводные, — добавил Праудфут, вешая свой плащ рядом с плащом Гор.
— Ещё членистоногие, — напомнил Лестрейндж, следуя его примеру.
— Черви, тараканы и так далее, — раздражённо добавил Долиш, тоже вешая свой плащ.
— И летучие мыши, — с иронией продолжил Лестрейндж, садясь за свой стол, и пояснил вопросительно глядящим на них всех Гарри и Причарду: — Нас с дементорами пока что завернули. Хотите подробности?
— Хотим, шеф! — тут же отозвался Причард. — Хотя я понял, что…
— Нас заблокировали твАрцы! — возмущённо сообщил им с Гарри Сэвидж.
— Отдел регулирования магических популяций и контроля над ними, — зачем-то педантично уточнил Лестрейндж, хотя сотрудников этого отдела все в аврорате называли только «твАрцами», и пояснение требовалось разве что для только что пришедших стажёров.
— Я представить никогда не мог, что однажды тварцы заблокируют нашу работу! — продолжал возмущаться Сэвидж, но уже, скорее, напоказ, хотя возмущение его было вполне искренним.
— Да что нашу, — подхватила Гор. — Это же приказ Визенгамота!
— Любопытно, как у них это вышло, — сказал Лестрейндж, но его, похоже, не услышали.
— В Азкабане, как оказалось, существует уникальный животно-растительный мир, и мы не можем его потенциально уничтожить! — язвительно продолжил Сэвидж и, наконец, уселся за свой стол, отлевитировав плащ на вешалку. — И обнаружилось это почему-то вот именно сейчас… сегодня! Теперь в подвалах работают тварцы, а нас отправили разрабатывать другой план размещения дементоров.
— Нас? — переспросил Гарри. — А почему именно нас?
— Нас в глобальном смысле, — отмахнулся Сэвидж, и все рассмеялись. — Не конкретно.
— Вот пусть серые и думают, — весело заявила Гор. — Зато нам всем оплатили командировку в выходной, и лично я не против. Пойдёмте есть мороженое?
— Я предлагаю сходить к Фортескью и принести сюда, — сказал Лестрейндж, кивнув на Гарри с Причардом.
— Я схожу! — вскочила Гор. — Кому какое?
— Шоколадное! Лимонное! Малиновое! — послышалось со всех сторон.
Когда Гор ушла, Долиш лениво подошёл к шкафу, открыл створку, выдвинул ящик, коснулся его палочкой… и, обернувшись, спросил с недоумённым недовольством:
— А где банка?
Речь шла о банке, куда время от времени все скидывали мелочь на всяческие общие нужды — от вкусностей вроде сегодняшнего мороженого до закончившихся за пару дней до конца квартала пергаментов.
Присутствующие переглянулись, и Праудфут высказал общий вопрос:
— Нас что, обокрали?
— Да вряд ли, — Сэвидж встал и, подойдя к Долишу, заглянул в ящик. Затем поколдовал, проверяя его на наличие различных чар, и, отодвинув Долиша, принялся методично открывать другие. Потом перешёл на полки и, проверив даже обувные, обернулся к наблюдавшим за ним коллегам и больше удивлённо, нежели недовольно, констатировал: — Похоже, да. Но посмотрите у себя в столах.
Проверка почти ожидаемо закончилась ничем, и в кабинете воцарилось недоумённое молчание.
— Конечно, остаётся ещё стол Лисандры, — резюмировал Сэвидж. — Но если её там нет, то… я даже не знаю.
— Откроем дело? — с усмешкой предложил Праудфут.
— И опозоримся на всё министерство? — тут же парировал Сэвидж.
— Сколько там хоть было-то? — спросил Праудфут. — Галлеонов десять?
— Шестнадцать галеонов, девять сиклей и три кната, — ответил Долиш, даже не взглянув в какие-нибудь записи.
— Не так уж и мало, — заметил Праудфут.
— Чтобы лезть за ними в аврорат? — с сомнением спросил Сэвидж.
— Причард, что вы думаете? — спросил Лестрейндж,
Тот озадаченно нахмурился и покачал головой:
— Пока не знаю, шеф.
— Ну вот и выясните, — заявил Лестрейндж. И пояснил невозмутимо на недоумённые взгляды Сэвиджа, Причарда и Долиша: — Это как раз профиль его нынешнего отдела, а нас тут официально сегодня вообще нет. Вот пусть дежурные и поработают, а завтра нам доложат. Сейчас Лисандра принесёт мороженое, мы его съедим — и разойдёмся. У нас выходной.
— Ты полагаешь? — Сэвидж с сомнением покосился на Причарда и Гарри.
— Ну не руководителю же отдела Особо тяжких расследовать кражу шестнадцати с половиной галлеонов, — ответил Лестрейндж. И добавил после крохотной паузы: — Строго говоря, мы этим вообще не можем заниматься. Не должны. Мы потерпевшие, и это не наш профиль. Можно написать заявление в отдел краж — как раз есть, кому принять, — кивнул он на Причарда.
— То есть позориться с размахом, — хмыкнул Праудфут. — Ребят, на вас вся надежда, — проговорил он проникновенно, сжимая свои руки и почти молитвенно покачивая ими.
Потом он посмотрел на Лестрейнджа, и Гарри поймал себя даже не на мысли — на уверенности, что тот знает, что случилось с банкой. И что Праудфут, похоже, догадался тоже.
— Да уж, нас тут засмеют, — согласился враз успокоившийся Сэвидж, окончательно убедив Гарри в том, что произошедшее с банкой больше не является секретом, кажется, ни для кого, кроме них с Причардом, тем более что Долиш тоже, кажется, потерял к этому вопросу интерес. — Грэхем, я надеюсь, что вы справитесь. Вы с Гарри, — добавил он, как тому показалось, усмехнувшись.
— Утром доложите, — ласково проговорил Лестрейндж.
Гарри бросил быстрый взгляд на Причарда и, кажется, успел заметить, как едва заметно дёрнулась его верхняя губа. Он тоже что-то знает? Или знает, как узнать?
— А что там всё-таки произошло? — спросил Гарри. — В Азкабане?
Июльское солнце в Пьемонте было жарким даже в девятом часу утра, когда портал перенёс Радольфуса Лестрейнджа к дверям прячущегося среди холмов и виноградников старинного поместья Кустодини. Впрочем, не так уж оно и пряталось, это поместье — даже увидь его кто из магглов, вряд ли они выделили его среди соседей, особенно если бы им не пришло в голову приглядываться слишком пристально: такой же кремовый трёхэтажный дом под красной черепичной крышей, окружённый кажущимися бесконечными виноградниками.
Формально Лестрейндж мог просто войти, но он, разумеется, воспользовался дверным молотком, представлявшим из себя греющуюся на лозе ящерицу. Дверь почти сразу распахнулась, и весёлая эльфийка поприветствовала его на — Лестрейндж это просто знал, хотя и не понял ни слова — пьемонтском. Хотел бы он знать, понимают ли здесь эльфы итальянский, успел подумать Лестрейндж, входя в приятно прохладную прихожую, вымощенную терракотовой плиткой.
— Buongiorno, signore… или правильнее будет сказать доброе утро, — услышал он, и из вроде бы не такой и густой полутьмы прихожей вышла высокая седоволосая женщина с резкими чертами лица. На ней было длинное светлое платье, открывающее её жилистые, коричневые от солнца руки. Она и теперь ещё была красива, а в юности должна была и вовсе производить на мужчин ошеломляющее впечатление, подумал Лестрейндж, кланяясь и гадая, имеет ли он дело с бабкой или прабабкой Мальсибера. Или, может, с тёткой? Семейство у Кустодини было большое…
— Доброе утро, синьора Кустодини.
— Моего внука сейчас разбудят, — сказала она, не двигаясь с места и не делая никаких приветственных жестов. — Полагаю, он скоро спустится. Или вас интересует синьор Эйвери?
— Я пришёл к мистеру Мальсиберу, — вежливо ответил Лестрейндж и представился, наконец: — Британский аврорат, старший аврор Радольфус Лестрейндж.
— Можете подождать здесь, — сказала синьора Кустодини, указывая куда-то в сторону.
— Благодарю, — почти церемонно ответил Лестрейндж, следуя за ней в наполненную ярким утренним солнцем гостиную.
Его спутница сразу же ушла, и он мог оглядеться. Мебели здесь было на удивление мало: две касса-панка(1) с прекрасной резьбой, на чьих сиденьях, впрочем, лежали подушки, с дюжину савонарол(2) и дантесок(3), тяжёлый большой стол с тяжёлыми же стульями с высокими резными спинками возле окон, да ещё пара небольших креденца(4) тёмного дерева. На полу, отдельные терракотовые плитки которого были расписаны цветами и птицами, даже не было ковра — хотя для чего ковёр летом? Здесь и так жарко…
В ожидании Лестрейндж подошёл к одному из окон. Ставни были уже открыты, и перед ним открылся чудесный вид на позолоченные утренним солнцем холмы, покрытые аккуратными рядами виноградников. Словно тихое зелёное море, подумал он, вдыхая сладкий тёплый воздух. Думать о том, насколько справедливо тому, кого он сейчас ждал, видеть из окна эту картину вместо отблесков неба на стене Азкабана, ему не хотелось.
Шорох за спиной заставил его обернуться. Это оказался не Мальсибер, а появившиеся на столе тарелки со свежим, едва ли не горячим ещё хлебом, розовым окороком со слезой и прозрачными лепестками сыровяленой ветчины, несколькими видами колбас и сыров и с десяток плошек с разными соусами и джемами, а также, кажется, мёдом. И кофе, конечно, но без всякого кофейника, просто в маленьких белых чашках. В двух фарфоровых белых кувшинах обнаружились также чистая вода и молоко. Стол был накрыт на двоих, и Лестрейндж усмехнулся: теперь ему, определённо, будет сложно отказаться от завтрака… а значит, и дорогой внук синьоры Кустодини тоже голодным не останется. Что же, Лестрейндж не спешил…
Мальсибер, впрочем, появился быстро, и выглядел бодрым и свежим. Мантии на нём не было, лишь светлые брюки и белая рубашка, и белые же сандалии.
— Доброе утро, — поприветствовал он Лестрейнджа с таким видом, будто тот по-соседски заглянул к нему в гости. — Рад тебя видеть. Что я могу для тебя сделать?
— Не для меня, — возразил Лестрейндж, протягивая ему пергамент. — Твоё предписание.
— У нас есть полчаса, чтобы позавтракать? — спросил Мальсибер, забирая пергамент и небрежно пряча его в карман брюк. Его палочка, висевшая в ножнах на поясе, чуть качнулась от этого движения.
— Это дело не одного дня, полагаю, — ответил Лестрейндж, — так что мы не спешим.
— Расскажешь? — спросил Мальсибер, любезным жестом приглашая его к столу на лучшее, лицом к окну, место. Сам он сел напротив и, разломив булочку, принялся намазывать на неё жёлтое масло.
— Не хочу портить тебе завтрак, — любезно возразил Лестрейндж, тоже разламывая тёплую ещё булочку и кладя прямо на неё, без масла, прозрачный лепесток прошутто.
— Если ты не пришёл отправить меня в Азкабан, ты мне его не испортишь, — улыбнулся ему Мальсибер. Он прекрасно выглядел: загорелый, с отросшими до плеч густыми чёрными волосами, с ясным взглядом и яркой улыбкой, Мальсибер производил впечатление человека, проводящего жизнь на свежем воздухе и живущего в своё удовольствие, и разглядеть в нём тот полутруп, что авроры повстречали полтора года назад, было невозможно.
— Угадал, — спокойно кивнул Лестрейндж, глядя на Мальсибера.
Тот поверил мгновенно — и, побледнев, замер с лепестком ветчины в руке, так и не донеся её до булочки, на которой, помимо масла, уже лежал треугольник сыра.
— Навсегда? — Мальсибер, впрочем, быстро взял себя в руки и задал этот вопрос с улыбкой.
— Нет, — ответил ему Лестрейндж.
На лицо Мальсибера вернулись краски, и он, шумно выдохнув, положил ветчину на сыр и заметил с упрёком:
— Ты меня напугал.
— Я сказал правду, — пожал плечами Лестрейндж. — Ты оправишься в Азкабан.
— Зачем? — на сей раз Мальсибер задал вопрос с любопытством.
— Визенгамот принял решение вернуть в Азкабан дементоров, — проговорил Лестрейндж серьёзно. — Ты говорил, что понимаешь их. И можешь договориться.
— Могу, — Мальсибер, тоже посерьёзнев, отложил бутерброд и нож. — Хорошо, что сейчас лето, — проговорил он негромко.
— Рад, что это тебе поможет, — чуть кивнул Лестрейндж. — Это не подарок, — добавил он. — Так сложилось.
— Повезло, — тоже кивнул Мальсибер. — Это потребует времени. И работы.
— Тебя никто не торопит, — ответил Лестрейндж.
— Вы собрали их? — Мальсибер взял бутерброд и неторопливо откусил. Хрустнула хлебная корочка, и крошка застыла в уголке его рта. Мальсибер слизнул её кончиком языка, продолжая жевать, и по-прежнему глядя на Лестрейнджа.
— Нет, но мы знаем, где их найти, — спокойно ответил тот. — Мы полагаем, тебе это будет проще сделать. Скажи, что тебе понадобится.
— Я хочу жить в своём доме, — подумав, сказал Мальсибер. — Больше ничего.
— Исключено, — качнул головой Лестрейндж. — Тебе закрыт вход туда, пока ты в изгнании.
— Тогда где я буду жить? — Мальсибер, кажется, не расстроился — или, по крайней мере, не стал демонстрировать это.
— Твоя камера тебя ждёт, — слегка улыбнулся Лестрейндж. — Там, у нас.
— Исключено, — сказал, на сей раз, Мальсибер, тоже улыбнувшись.
— Строго говоря, ты не можешь выбирать, — заметил Лестрейндж, тоже хрустнув булочкой.
— Так ничего не выйдет, — Мальсибер пожал плечами. — Я просто не смогу так работать. Мне нужно место для отдыха, камера в аврорате не подойдёт. Я быстро выдохнусь, и не смогу быть вам полезен. Физически. Нужен дом.
— Что ж, мы найдём дом, — согласился Лестрейндж. — Но не твой.
1) Касса-панка, ларь скамья со спинкой и подлокотниками (предок дивана). Спинка касса-панки делалась высокой, а ящик под подъемным сидением использовался для хранения денег и драгоценностей.
2) Савонарола (итал. savonarola) — тип мебели, раскладной деревянный стул с серповидными, перекрещивающимися под сиденьем ножками на шарнире и небольшой спинкой.
3) Дантеска (итал. dantesca) — тип мебели, кресло с высокой спинкой, локотниками, украшенными резьбой, готическим орнаментом, и сиденьем, обитым бархатом, обычно красным.
4) Кредéнца (итал. credenza — вера, доверие) — тип мебели позднего средневековья и эпохи Возрождения. Шкафчик с дверцами. Вначале предмет церковного обихода, шкаф для ритуальных принадлежностей.
— Ну что… мы прилетели, — заговорил Праудфут под громкое неодобрительное фырканье Сэвиджа. — По десять человек в карету набились! Как только долетели… — покачал он головой.
— Надеюсь, в ближайшие пару дней никакого срочного дела в Азкабане у нас не будет, — заметил Долиш.
Сэвидж демонстративно зашуршал бумажным пакетом, откуда на наколдованное им блюдце звонко посыпались ядрышки фундука.
— А я предлагал запрячь в кареты этих тварей, — заметил он.
— И ты бы в неё сел? — недоверчиво спросил Долиш.
— Мы прилетели, — почему-то вздохнул Праудфут — и тут вернулась Гор с заявлением:
— Там собирается гроза! Так что мы можем никуда не торопиться. Я ещё взяла немного лимонада, есть лимонный и малиново-имбирный, кому что?
Покуда она рассылала каждому его мороженое и лимонад, Лестрейндж почему-то наблюдал за Причардом, и тот то ли под этим взглядом, то ли ещё почему мрачнел буквально на глазах. Получив своё мороженое с ромом и изюмом, он вроде бы повеселел, однако, на взгляд Гарри, принялся за него с преувеличенным энтузиазмом.
— У нас тут банка… потерялась, — сказал Праудфут, снимая крышечку со своей порции.
— Если завтра Гарри с Грэхемом не разберутся, мы тебе всё возместим, — добавил чрезвычайно серьёзно Сэвидж.
— Удачи вам, ребята, — не менее серьёзно сказала им обоим Гор, и Гарри до зуда в ладонях захотелось узнать то, о чём они все знали и так выразительно молчали.
И ведь наверняка они не просто так молчали! Пришлось брать себя в кулак и пообещать себе дождаться завтра, так что Гарри решил удовлетворить если не это любопытство, то другое, и взмолился:
— Ну расскажите, что у вас случилось!
— А, действительно, — охотно подхватил Праудфут, посыпая своё фиолетовое — кажется, черничное — мороженое разноцветной крошкой из маленького пакетика. — Так вот, мы прилетели — а там нас встречают Прикл и этот… как его? — он неопределённо пошевелил пальцами.
— Римус Брэгг, — подсказал Лестрейндж. — Это его мы отыскали в Азкабане, — напомнил он, и Причард вскинулся:
— Как «отыскали»?
— Да, — подхватил Праудфут, — расскажи, как именно? До сих пор простить себе не могу, что тогда вернулся!
— Гоменум Ревелио, — невинно пояснил Лестрейндж, и Гарри улыбнулся. Кажется, Лестрейндж дразнил Причарда, и у него это отлично получалось.
— Мы ловили беглого убийцу, — сказал Сэвидж, — а поймали недомагозоолога. Он уже второй год работает у Прикл.
Пеймилия Прикл заняла пост руководителя отдела регулирования магических популяций и контроля над ними после ушедшего на покой Диггори. Поначалу её назначение было принято не слишком хорошо: тут сказалось и родство с Гефсиманией Прикл, когда-то занимавшей это место, и весьма неприятные слухи о её старшем сыне, по неизвестной причине покинувшим Британию в самом начале мая девяносто восьмого, однако же со временем к ней все привыкли и сработались, а потом и зауважали.
— На самом деле, это не очень весёлая история, — сказал Лестрейндж. — Брэгг — магглорождённый, и он сумел сбежать из камеры утром второго мая.
— Уй, — не удержался Причард, а после уточнил: — Девяносто восьмого?
— На следующий день их выпустили, — кивнул Лестрейндж. — Конечно, мы сверяли списки, но он был уже отмечен как «умерший».
— То есть его что, вообще не искали? — Причард нахмурился.
— А зачем? — тоже спросил Лестрейндж. — Зачем искать магглорождённого — да и куда он денется? Из Азкабана? Найдётся, если выживет.
— И что? — Причард продолжал хмуриться. — Потом исправлять запись?
— А зачем? — снова спросил Лестрейндж. — Это же магглорождённый. Свернуть шею и закинуть в море. Перкинс не страдал сентиментальностью.
— Мысль о том, с кем он скоро встретится, немного примеряет меня с личностью нашего… консультанта, — признался Сэвидж, и Причард, конечно, не удержался:
— Что за консультант? Сэр.
А ведь он не застал арест Каплана, сообразил Гарри. И фамилия Мальсибера ему вряд ли много говорила. Или нет?
— Увидишь, — буркнул Сэвидж. — Но определённо примиряет.
— А где он сейчас? — осторожно спросил Гарри. Если все вернулись, значит, они должны куда-то поселить Мальсибера? Или его пока вернут в Италию?
— Возвращает дементоров на место, — засмеялся Праудфут. — Их же надо деть куда-то — не над морем же их выпускать летать. Решили, пусть пока вернёт, потом, когда придумаем, куда их, чтоб рачки и мышки не погибли…
— Гипотетические мышки! — тоже смеясь, вмешалась Гор.
— Какие мышки? — тоже засмеялся Гарри.
— Летучие, — охотно пояснила Гор. Своё банановое мороженое она уже доела и, похоже, с радостью бы повторила это. — Тварцы считают, что там могут жить какие-нибудь летучие мыши: еды там предостаточно, а этот Брэгг утверждает, что что-то такое порой вцеплялось ему в волосы.
— Эдак они до осени провозятся, — заметил Праудфут. — И что, наш консультант всё это время будет здесь?
— Зачем это? — удивился Сэвидж. — Вернём пока назад — как будет нужен, заберём.
— Куда вернёте? — громко спросил Причард — и получил ответ от Лестрейнджа:
— В Италию. Мороженое было превосходным, — он поднялся. — Рад был всех видеть, и на этом я всем предлагаю разойтись и насладиться остатком выходного, — предложил он.
Лестрейндж ушёл первым, за ним засобирались и другие, и через несколько минут Гарри с Причардом остались одни. Когда за уходящим последним Сэвиджем закрылась дверь, Причард яростно почесал лоб и с каким-то остервенением распахнул лежащую перед ним папку.
— Не хочу тебе мешать, — мирно проговорил Гарри, — но что будем делать с банкой?
— Я сам разберусь, — отрезал Причард. — Сейчас закончу и займусь. А ты, кстати, иди, хочешь? — предложил он очень дружелюбно. — Мне тут всё равно торчать, а раз все вернулись, я пришлю Патронуса, если вдруг что. Хотя вряд ли кто-то будет убивать в такую-то жару.
— Да у меня тут всё равно дела, — не менее дружелюбно улыбнулся Гарри. — Я же тут торчать до вечера рассчитывал и всё отложил с позавчера. Так что составлю тебе тут компанию.
Новость эта Причарда, судя по выражению его лица, не слишком-то обрадовала, но он удержал лицо — разве что улыбка превратилась в хищную ухмылку.
Часа два они оба работали — Гарри и вправду было чем заняться, и он почти забыл о банке, когда Причард позвал его обедать. Ничего такого в этом предложении не было, и Гарри почти согласился, но в последний момент сообразил:
— Вдвоём? Нельзя же оставить аврорат совсем пустым.
— Да мы быстро, — заспорил Причард, но Гарри упёрся, и тот в конце концов ушёл один, явно взбудораженный и недовольный. Что он сделал с этой банкой? И зачем? Гарри мысли не допускал о краже, однако Причард точно знал, что с ней случилось, и, по всей видимости, хотел исправить это и вернуть её назад — и присутствие Гарри ему мешало. Конечно, Гарри не собирался подставлять его всерьёз, но удержаться от того, чтобы подёргать Грэхема за усы, было выше его сил. Так что он попросил Причарда принести ему чего-нибудь поесть, а теперь сидел и неспешно заполнял страницы, и на звук открывшейся двери подчеркнуто не отреагировал — только глянул коротко, проверяя, кто пришёл.
А то мало ли.
Причард принёс маленький сэндвич с ветчиной и салатом и бутылку сливочного пива, а затем уселся за свой стол — который, строго говоря, уже не был именно «его», однако в этом году других стажёров в отделе не было, и стол пустовал.
Так они вдвоём просидели ещё пару часов, когда дверь приоткрылась, и в проём заглянул невысокий парнишка в форме ДМП. Его тёмные… или, может, тёмно-русые волосы были тщательно причёсаны, а в правом ухе болталась ярко-зелёная эмалевая, кажется, капля.
— Тук-тук, ты занят… о, привет, Гарри, — он широко улыбнулся и вошёл.
— Привет, — ответил Гарри, пытаясь вспомнить его имя.
— Привет, Малк… Это Малькольм Бэддок, — пришёл ему на помощь Причард.
Бэддока Гарри по Хогвартсу не помнил, но был про него наслышан через Причарда: кажется, уже весь Департамент знал, что эти двое были единственными четверокурсниками, что остались в школе во время битвы — да ещё и со Слизерина.
Стоп.
Четверокурсниками.
До Гарри почему-то только сейчас дошло, что Причард младше его отнюдь не на два, а на три года. И должен был бы закончить академию лишь в этом году. И как так вышло?
— Я тут ещё занят, — сказал Причард. — Кажется, до ночи.
— Я пришёл сказать тебе о том же, и чтоб ты не ждал, — обрадовался Бэддок. — Как закончишь, заходи, а то мне тут даже ночевать, похоже, можно. Пока, Гарри! — он махнул ему рукой и ушёл так же тихо, как и появился, а Гарри повернулся к Причарду и спросил:
— Слушай, а тебе сколько лет вообще?
— А что? — в глазах Причарда тут же заплясали огоньки.
— Да странно, — Гарри развернулся вместе с креслом и положил руки на его спинку. — Ты же ведь заканчивал четвёртый курс во время битвы, так?
— Так, — Причард широко заулыбался.
— И как тогда ты так успел? — Гарри сплёл пальцы.
— Ты не представляешь, какой там был бардак, — засмеялся Причард. — После битвы. Вас-то не было, а мы остались, все. И мы же ещё целый май учились и июнь — хотя там… ну, честно, учёбы толком не было. Половину разобрали по домам, а те, кто остался, кто чем занимался. Там же ещё Хогвартс восстанавливали… в общем, был бардак, и мы с Малком рискнули и подали заявления на СОВ. И их приняли, — он снова рассмеялся.
— А зачем? И что? — Гарри думал было, что Причард перепрыгнул через шестой курс, или, возможно, сдал экстерном седьмой — но с четвёртого на СОВ?
— Ну мы хотели в Академию, — заявил Причард. — Очень хотели. И ждать три года не желали. Подучились те два месяца и сдали. Там же не такой большой набор: чары, зелья, ЗоТИ и трансфигурация, остальное для Академии не нужно.
— И что? — недоверчиво спросил Гарри. — Вы всё это сдали на Превосходно? Чтобы взять на старших курсах?
— Ну, во-первых, там хватало Выше ожидаемого, — возразил Причард. — А во-вторых, что там сдавать-то?
Гарри недоверчиво осмотрел Причарда. Тот не производил впечатления заучки — Гарри подозревал, что в школе тот далеко не всё своё время тратил на учёбу. Он вспомнил себя и свой четвёртый курс... а ведь он участвовал в Турнире Трёх волшебников и даже… можно сказать, победил в нём, если это можно было так назвать. Да, не без помощи — он знал теперь — Крауча-младшего, и всё-таки он кое-что смог, не так ли?
Зря он всё же вспомнил это. Ему даже расхотелось болтать с Причардом, но тот сам продолжил:
— Нет, мы сдали остальное, и неплохо — но ты знаешь, я считаю, что нам просто повезло. Всем было не до нас, да там сам факт наших заявлений всплыл только перед экзаменом! Я думал, Слагги нас убьёт.
Это прозвучало так довольно, что Гарри невольно улыбнулся.
— Почему у вас их вообще приняли? — спросил он. — Списки же деканы подают.
— Можно и самим, — возразил Причард. — Это не запрещено, просто обычно так не делают.
— И как вы сдали? — Гарри подумал о том, как хорошо, что он знает Гермиону. После неё вряд ли чьи-либо успехи могли вызвать у него чувство неполноценности.
— Про Малка я не помню, — явно соврал Причард, — а у меня «Выше» было только по истории и УЗМС, и мама мне чуть голову за это не оторвала.
— То есть остальное ты на «Превосходно» сдал? — недоверчиво уточнил Гарри.
— Ну да, — слегка рисуясь, пожал Причард плечами. — Да что там учить-то было, кроме астрономии? С ней мне, правда, повезло, — признался он, — как и с рунами. И с зельями немного: попалось то, что я отлично знал — а я боялся «Удовлетворительно» по Астрономии. Меня тогда бы тётка превратила в ступку и всё лето пользовалась бы.
— Она у тебя кто? — улыбнулся Гарри.
— Астролог, — хмыкнул Причард. — Но вообще я сын аптекаря — с гербологией и зельями у меня никогда не было проблем, руны я ещё до школы знал немного. А трансфигурация мне нравится. Так что это было не так сложно — вот ТРИТОНы сдать… — он покачал головой.
— А что вам МакГонагалл сказала? — спросил Гарри, и Причард демонстративно передёрнулся:
— Сказала, что много идиотов повидала, но таких — впервые. И что следовало бы нас отчислить, потому что мы нарушили всё, что вообще возможно, и она воспользуется первым же предлогом, чтобы сделать это. Вот ты ржёшь, а мы с Малком весь шестой курс дрожали, — проговорил он с упрёком — и расхохотался сам.
— Как же вы учились? — сквозь смех спросил Гарри.
— Погано, — Причард неожиданно скривился и смеяться перестал. — Представь Слизерин сразу после войны. И мы там младшие у старших, да ещё, — он хмыкнул, — герои. Хорошо хоть это только два года продлилось, — он с шумом втянул воздух и спросил, меняя тему: — Слушай, тебе ещё много?
— Да нет, — Гарри остро захотелось сделать ему что-нибудь хорошее. — Я, вообще, закончил. Подождать тебя?
— Да нет, — повторил за ним Причард, на глазах повеселев. — Нет, иди — я тут ещё часа на три. Я же стажёр, — он состроил рожу, очень шумно вздохнул и демонстративно уткнулся в какой-то бланк.
В понедельник банка со всем своим содержимым была уже на месте — это обнаружил Сэвидж сразу после утренней планёрки у Робардса, большую часть которой заняло бурное обсуждение вчерашнего возвращения из Азкабана и на которую Гарри, к своему огромному стыду, немного опоздал. Отдел регулирования магических популяций честили на все лады, и Гарри, в целом, разделял возмущение коллег: в самом деле, почему они раньше не заявили об этом уникальном микромире азкабанского подвала? И как им удалось обойти приказ Визенгамота?
Об этом Гарри и спросил, и даже получил разъяснение от Робардса:
— Другим приказом, разумеется. Более поздним. Они получили его в воскресенье утром — или, по крайней мере, он датирован вчерашним числом.
— Как можно получить приказ Визенгамота в воскресенье? — возмутилась Флэк.
— Можно получить в пятницу, — ответил Робардс. — И попросить датировать вперёд.
— Зачем? — спросила она. — Чтобы нас щёлкнуть по носу?
— Хороший вопрос, — настолько серьёзно ответил Робардс, что даже Флэк притихла. — На Прикл это не похоже.
Это в самом деле было так: Пеймлия Прикл была довольно дружелюбна и старалась поддерживать с аврорами не просто рабочие, а товарищеские отношения. Зачем бы ей так всё портить?
— Значит, серые, — решительно заявил Сэвидж. — Как раз их стиль.
— Зачем им с нами ссориться? — спросил Дабхглас Блейн, нынешний наставник Причарда и руководитель отдела мошенничеств, краж и похищений, неприметный худощавый мужчина лет пятидесяти со странным круглым шрамом на щеке, имеющий в аврорате репутацию миротворца и переговорщика.
— За Каплана, например, — тут же предположила Флэг. — И за то, что они не получили Мальсибера.
— Не приписывай нам чужие победы, — добродушно упрекнул её Робардс. — Мальсибера им не отдал Визенгамот — мы лишь немного поспособствовали. Думаешь, Кронк затаил обиду?
— Почему нет? — ответила она, и вокруг зашумели, соглашаясь.
— Слишком мелко для него, — возразил Блейн. — Всего-то выходной испортить и кареты погонять. Из нас всех наибольшие претензии должны быть у пегасов.
Вокруг засмеялись, и Робардс сменил тему — всё равно ответа на интересовавший всех вопрос ни у кого не было.
А по возвращении в отдел Сэвидж сразу пошёл к шкафу, отпер ящик и, достав банку, молча всем её продемонстрировал, а затем так же молча опустил обратно. Повисла весёлая тишина, в которой Праудфут заметил:
— Вот паршивцы.
— Невезучие паршивцы, — хмыкнул Сэвидж.
— А мне кто-то что-то объяснит? — спросил Гарри, глядя на ухмыляющиеся лица коллег.
— В ДМП есть давняя традиция, — посмеиваясь, проговорил Праудфут. — Новые стажёры проходят что-то вроде посвящения: они должны что-то незаметно… кхм… позаимствовать у нас, а потом вернуть, всё так же незаметно. И вчера мы их поймали.
— Но не стали портить развлечение, — добавил Сэвидж.
— Думаете, Грэхем знал? — спросил Гарри.
— Полагаю, знал, но не участвовал, — ответил Лестрейндж. — Может быть, узнал случайно.
— Думаете? — спросил Гарри, и тот пояснил:
— Это против правил, просить кого-то своего помочь. Но мы можем всё узнать из первых рук, — предложил он, и на Гарри уставилось пять пар любопытствующих глаз.
— Да зачем? — пожал плечами Гарри. — Банка же нашлась, и это главное.
— Выучил, — хмыкнул Сэвидж, глянув на Лестрейнджа.
— Мне вот что интересно, — проговорил тот, вроде бы ни к кому не обращаясь, и Гарри ответил заинтересованным «Хммм?». — Кто из них снял чары.
— Кто из кого? — уточнил Сэвидж.
— Из стажёров ДМП, — Лестрейндж посмотрел на Гарри. — Они не такие сложные, конечно, как на наших личных ящиках, но всё же. Было бы полезно знать, кто с ними справился.
— И что с ним надо сделать, по-вашему? — улыбнулся Гарри.
— Ничего, — Лестрейндж пожал плечами. — Наблюдать. Но мне это не узнать, а вы могли бы. Неофициально и по-дружески. В ДМП не так часто идут такие способные к чарам люди. Талант стоит поддержать.
— Вы не злитесь? — улыбнулся Гарри.
— Юность склонна к риску, — добродушно пожал плечами Лестрейндж. — Пусть уж лучше так, чем… — он рассмеялся и махнул рукой.
— Чем что? — Гарри даже напоказ подпрыгнул, всецело демонстрируя своё любопытство.
— Чем то, что было принято у нас, — Лестрейндж, продолжая улыбаться, покачал головой. — Я не расскажу вам, — он с показательным предостережением поглядел на Праудфута, и тот, беззвучно рассмеявшись, поднял руки вверх. — Эта идиотская традиция, похоже, прервалась, и не я буду тем, кто возродит её.
— Но я никому не расскажу! — воскликнул Гарри, и Лестрейндж, подумав, отозвался:
— Может, позже. Нам завтра, вероятно, предстоит одна любопытная сцена… но посмотрим.
Видимо, по случаю жары работы у всех было немного, так что время тянулось медленно. Разошлись все рано: Лестрейндж и вовсе ушёл в пять с молчаливого согласия Сэвиджа, который вместе с Праудфутом покинул отдел в полшестого. Долиш ушёл следом, и в отделе остались Гарри с Гор, которая, кажется, забыла о времени, зарывшись в какие-то схемы и таблицы.
— Что твоя свинья? — вдруг спросила она, отрываясь от работы и обернувшись к Гарри, который как раз заканчивал оформлять дело о погрызшей маггловских цыплят и кур волшебной кистеухой свинье. Видимо, с цыплятами и курами было что-то не так, потому что когда нарушительницу — вероятно, в наказание за приличный штраф, выставленный владельцу сотрудниками Сектора борьбы с неправомерным использованием магии — зарезали на мясо, которое затем распродали, съевшие его волшебники серьёзно заболели. В Мунго с проблемой долго разбирались, и поначалу мясника обвиняли в намеренном отравлении, причина которого выяснилась совсем недавно. Обвинения в итоге были сняты, и дело снова свелось к штрафу и к возмещению ущерба пострадавшим — а ещё на горизонте маячило разбирательство с сотрудниками сектора борьбы, не проверившими ни саму свинью, ни остатки её жертв. Дело было муторным, хоть и не слишком сложным, и не срочным, так что Гарри только рад был отвлечься.
— Завтра думаю закончить, — Гарри покосился на недоделанный протокол и решительно захлопнул папку.
— Почти шесть, — заявила Гор, потягиваясь. — Ну что, по домам? — спросила она, и тут дверь распахнулась, и в комнату буквально ворвалась заплаканная и растрёпанная женщина с длинными русыми волосами. Её жёлто-коричневое платье было испачкано чем-то тёмным — может быть, землёй или песком.
— Вы отдел убийств, и вы должны помочь мне! — заявила она с порога, и Гор бросила на Гарри совершенно убийственный взгляд, а потом поднялась навстречу посетительнице и сказала:
— Старший аврор Лисандра Гор. Чем мы можем вам помочь, мэм? У вас кого-нибудь убили?
— Убили! — воскликнула женщина, в бессильной ярости сжимая кулаки, и Гарри понял, что она сейчас заплачет.
— Мэм, прошу вас, расскажите, что случилось, — Гор вышла из-за стола и подошла к женщине. — Присядьте, — она придвинула ей стул и даже помогла сесть, и только потом вернулась на своё место, по дороге выразительно кивнув Гарри присоединяться.
— Мой сын сегодня утонул, — сказала женщина. — То есть, его утопили. Утопили и… — она судорожно всхлипнула и заплакала, но, помотав головой, продолжала: — Келпи. Его утащил келпи. И… вы знаете, что они делают…
— Ужасно, — сочувственно проговорила Гор, протягивая ей белый носовой платок. У всех авроров в верхнем ящике стола лежала стопка чистых — как раз для таких случаев. Платки, конечно же, не выдавали, их приходилось покупать самим, но обходиться без них было совершенно невозможно. — Мэм, я очень вам сочувствую, но келпи — это не к нам, это в отдел…
— Я знаю! — воскликнула женщина. — Они у нас были, но они меня не слушают! А я знаю, знаю, что Мэта убили! Келпи на него натравили, и я знаю, кто!
— Кто, мэм? — спросила Гор.
Гарри видел, что посетительница едва сдерживается, и прекрасно понимал её. Если она только что… сегодня потеряла сына…
Он наколдовал стакан и наполнил его водой из палочки.
— Может быть, воды? — протянул он его ей.
— Вы издеваетесь?! — она вышибла стакан из его рук, и тот упал, расплёскивая воду, но не разбился, а развеялся, оставив только лужицы и мокрые пятна на одежде Гарри. — Хватит с меня воды! На всю жизнь хватит… — её голос упал, и она прижала к лицу платок.
Гор с упрёком глянула на страшно смутившегося Гарри и проговорила мягко:
— Мэм, мне и вправду очень жаль. Пожалуйста, представьтесь, для начала.
— Кордула Стамп, — она пригладила волосы.
— Старший аврор Лисандра Гор, — представилась она ещё раз. — Младший аврор Гарри Поттер. Скажите, как звали вашего сына?
— Мэтью, — тихо проговорила женщина. — Мэт. Мэтти…
— Сколько ему лет? Когда он родился?
— Пять, — ответила она. — Ему пять… было, — её голос и губы задрожали, и она часто заморгала. — Пять…
— Когда он родился? — мягко спросила Гор.
— В мае. Он родился в мае… девятнадцатого…
— В девяносто девятом?
— Да, — женщина зажмурилась. — Да…
Послевоенное дитя. Гарри знал, что в следующий после войны год, и тот, что был за ним, родилось очень много детей — люди будто праздновали возвращение жизни. И вот…
— Мэм, скажите, ваш муж знает? — продолжала Гор, и женщина вдруг… испугалась. Или Гарри показалось.
— Нет, — ответила она. — Нет… я… его нет сегодня, и я… Мерлин…
— Если вы хотите, — предложила Гор участливо, — мы можем сами сообщить ему.
— Да! — воскликнула она. — Пожалуйста! Да. Я… я не знаю, как ему сказать, — прошептала Стамп.
— Может быть, сказать ещё кому-то? — предложила Гор. — Вашим родителям?
— Вы можете? — спросила Стамп с надеждой, и Гор пообещала:
— Да, конечно. А сейчас скажите, кого вы подозреваете и почему?
— Я не подозреваю! — женщина опустила руки на колени и сжала платок так, словно это была шея убийцы. — Я точно знаю, что это сделала эта стерва! Сука, ненавижу, — прорычала она глухо и дёрнула стиснутый в руках платок так, что тот затрещал.
— Кто она, мэм? — перед Гор уже лежали блокнот и карандаш.
— Патриция Мюррей, — она буквально выплюнула это имя. — Тварь… как я её ненавижу!
— Почему вы полагаете, что это сделала она? — спросила Гор, и женщина выкрикнула ей в лицо:
— А кто? Кто ещё?!
— Это мог быть и несчастный случай, — очень сочувственно проговорила Гор.
Глаза женщины сузились, и она медленно покачала головой:
— Не-ет. Не-ет, это Патриция!
— Ну хорошо, — не стала спорить Гор и положила перед ней чистый пергамент и перо, и придвинула чернильницу. — Напишите заявление, пожалуйста.
Стамп придвинулась к столу, придвинула к себе пергамент и начала писать так торопливо, что порой цеплялась за него кончиком пера. Пока она писала, Гор посмотрела на Гарри, прикрыла их заглушающими чарами и шепнула:
— Как нарочно. Опять мы с тварцами сейчас столкнёмся.
— Сходить к ним? — предложил он.
Гор задумалась на пару секунд, а затем решила:
— Нет, лучше я сама. Солидней будет — а ты лучше с ней закончи, — она скосила взгляд на пишущую Стамп. — Если они не ушли ещё, конечно… Миссис Стамп, — сказала она громко, убрав чары. — Я сейчас схожу в отдел регулирования магических популяций и вернусь, наш младший аврор вас пока опросит.
Стамп, не отрываясь, кивнула, и Гор, похлопав Гарри по плечу, ушла, оставив их наедине.
Стамп закончила очень скоро, и размашистым жестом по столу придвинула пергамент к Гарри.
— Я хочу, чтоб эту суку посадили, — её голос прозвучал ниже прежнего, а губы сжались добела. — Навсегда! Убийство — это навсегда же? Да?
— Мэм, если вы не против, я открою протокол и опрошу вас официально, — сказал Гарри. Он не обязан был об этом спрашивать, но ему казалось, что это немного приведёт Стамп в чувство. И, похоже, не ошибся, она кивнула и вздохнула глубоко, и вновь пригладила волосы.
— Да. Хорошо. Давайте, — она снова провела по волосам ладонями.
Гарри приманил со своего стола чистый пергамент и Прытко Пишущее перо, посмотрел на часы и начал протокол:
— Второе августа две тысячи четвёртого года, восемнадцать часов семнадцать минут. Британский Аврорат, младший аврор Гарри Поттер. Опрос потерпевшей Кордулы Стамп. Миссис Стамп, расскажите, что произошло.
— Мы были на озере, — начала она, вновь комкая платок. — Пошли на озеро с утра — жара такая… Мэт… Мэтью… — она громко всхлипнула и прижала платок ко рту.
Гарри чувствовал себя ужасно. Он так хорошо мог теперь себе представить, как это — потерять сына, что от её слёз у него внутри всё скручивалось в узел. И он очень хотел поговорить с этой Патрицией Мюррей — и вспомнить, где он слышал это имя. Проходила она у них, что ли, по какому-то делу? Или, скорее, не у них, а в каком-нибудь другом отделе. Во время практики.
А ещё Гарри чувствовал себя жутко неловко, потому что очень бы хотел найти слова, чтоб поддержать Стамп, но не мог. Он просто не умел кого-то утешать…
— Простите, — она покачала головой. — Простите… я… мы, в общем, пошли на озеро. Купаться. М… он так любил… купаться, плавать… — она глубоко и прерывисто вздохнула. — Мы пошли вдвоём — муж на работе, и мы просто… да у нас там в жизни келпи не было! — воскликнула она. — Я это озеро с детства знаю, там нет келпи, оно безопасно! И там мелко, и на нём же были чары! — она вдруг схватила Гарри за руку и выкрикнула снова: — На нём были чары!
Стамп сжимала руку Гарри до боли, но он легко согласился бы на то, чтобы она её ему даже сломала, если бы ей от этого стало хоть немного легче. Но он знал, что ей не станет, и мог только обещать себе сделать всё, чтобы убийца ответила за сделанное.
— Какие чары, мэм? — спросил Гарри.
— Удерживающие на воде. Он бы не утонул! — она отчаянно замотала головой. — Го бы удержало на поверхности… но келпи! Их там никогда, никогда не было!
— Вы видели, как это произошло, мэм? — спросил Гарри, думая, что знает ответ. Взрослая волшебница бы справилась с келпи! Их даже в школе этому учили — он не помнил, на каком именно курсе, но точно не на старшем. Она мать, она любит… любила сына — она справилась бы, безусловно. Сложно ли наколдовать уздечку и наложить заклятье подчинения?
Она ответила не сразу — долго молчала, словно то ли не решаясь, то ли не находя в себе сил заговорить. Но потом всё же проговорила:
— Нет. Я… я на секунду задремала… на секунду!
— Вы ничего не слышали? — спросил Гарри, и она закрыла лицо ладонями и прошептала:
— Нет… нет, вы понимаете?! — вдруг крикнула она, отнимая руки и с грохотом обрушивая ладони на стол. — Не слышала! Они должны же были там плескать… бороться! Ни-че-го! Только… красное… — она вдруг побелела, и Гарри подумал, что она сейчас лишится чувств. И он не был уверен, что сам бы не лишился их на её месте — увидеть, как на воде расплывается красное пятно, а потом всплывают внутренности… твоего ребёнка…
Стоп.
Если она задремала на секунду, ничего такого не случилось бы. Келпи ведь сначала спину подставляют и катают — а потом уже ныряют. Ну и на то, чтобы объесть жертву, время тоже нужно.
— Ужасно, — тихо проговорил Гарри.
Стамп всхлипнула и прикусила кончик данного Гор платка.
— Почему вы думаете, что это именно убийство?
— Да потому что я не слышала же ничего! — воскликнула она. — И я же выспалась — и почему заснула? Это всё Патриция, — она дёрнула платок с такой силой, что, кажется, немного порвала. — И я её убью, — её глаза фанатично блеснули, и Гарри на всякий случай достал палочку.
— Почему вы так считаете, миссис Стамп?
— Потому что это она! Она меня всегда ненавидела, — она снова сжала губы, и в её голосе и взгляде была одна ненависть.
— За что? — мягко спросил Гарри.
— Да потому что она тупая жирная корова, — к ненависти на её лице теперь примешалось презрение. — И всегда завидовала мне и гадила по-мелочи! А вот теперь… теперь…
— Расскажите всё с самого начала, — быстро проговорил Гарри, не давая ей отвлечься. Он очень сочувствовал Стамп и хотел помочь, он понимал её, и именно поэтому не хотел позволить ей опять сбиться на проклятья в адрес Патриции Мюррей — это нечего бы не дало, только время заняло. — Когда вы познакомились с Патрицией Мюррей?
— В школе, — Стамп сжала кулаки. — Там эта дрянь училась!
— Она училась вместе с вами? — уточнил Гарри. Стамп кивнула. — На каком факультете и когда?
— Хаффлпафф, — ответила она.
— Вы обе там учились? — уточнил Гарри, и она кивнула:
— Но из неё такая же хаффлпаффка, как из вас!
— А где бы ей следовало учиться? — спросил Гарри, и Стамп отрезала:
— Нигде. Таким вообще нельзя быть среди людей. Тем более, в школе.
— Почему?
— Потому что она тварь, — предсказуемо ответила Стамп.
Гарри кивнул и попросил:
— Расскажите, с чего начался ваш конфликт?
— Я сказала же: она просто чокнутая и завистливая дура, — сказала раздражённо Стамп. — Умалишённая. Она всегда старалась мне нагадить! Мне и всем — её все терпеть не могли, да!
— За что?
— Да за всё! — воскликнула она, и Гарри помолчал пару секунд, формулируя следующий вопрос:
— Расскажите о самых острых ваших конфликтах с Патрицией Мюррей. И серьёзных. За что, на ваш взгляд, она может вас особо сильно ненавидеть? Не вообще? Конкретно?
— За всё, — отрезала Стамп, и Гарри решил отступить пока. — За то, что я умней, красивей и успешней — она даже не замужем! — а я… а у меня…
Её подбородок снова задрожал, и она прижала к губам скомканный платок.
Гарри бы налил ей воды, но вместо этого лишь проговорил, и даже на его взгляд это прозвучало как-то заученно:
— Мне очень жаль, мэм.
Его спасло возвращение Гор, пришедшая в компании высокого худого молодого парня с длинным лицом того типа, о которых говорят «породистое». На вид он был ровесником Гарри, но тот был уверен, что не помнит его по школе — то ли он был, на деле, старше, то ли просто обучался дома. Или за границей.
— К опросу присоединяются старший аврор Лисандра Гор, — громко, под протокол, проговорила она, — и Натаниэль Ашен, сотрудник отдела регулирования магических популяций и контроля над ними.
Она придвинула Ашену стул, а сама села в своё кресло и, быстро пробежав глазами имеющийся протокол, спросила:
— Миссис Стамп, вы помните мистера Ашена?
— Наверное, — та посмотрела на Ашена, и тот кивнул ей.
— Мистер Ашен, скажите, вы поймали келпи?
— Да, конечно, — ответил тот. — Сейчас наш специалист на выезде, когда он вернётся, он изучит келпи на предмет наложенных заклятий.
— И когда он вернётся? — резко спросила Стамп.
— Как только сможет, — флегматично заверил её Ашен.
— А если он через неделю сможет? — возмутилась Стамп. — Или через месяц?!
— Келпи мы пока придержим, — заверил её Ашен. И добавил: — Как я вам уже сказал сегодня днём.
— Но ведь чары-то спадут! — воскликнула Стамп. — Развеются за месяц!
— Мэм, он сразу им займётся, как только будет здесь, — повторил Ашен. Было похоже, что просходящее его волнует очень мало.
— Моего сына убили, — она подалась к нему. — Убили, понимаете? Заколдовали эту вашу лошадь и убили! Да я сама порву мерзавку, я от неё…
— Мэм, — оборвала её Гор. — Если вы расскажете нам о самых ярких конфликтах с миссис Мюррей, нам будет легче предъявить ей обвинение даже без материалов по обследованию келпи. И мы попробуем найти специалиста, который сможет сделать это.
— Она сожгла мой учебник чар! — воскликнула Стамп. — Испортила одежду!
— А вы ей?
— А я что, терпеть должна?! — возмутилась Стамп. — Она вываляла мою мантию в фикусном соке! Вы пробовали отчистить сок плотоядного фикуса?
— Нет, — призналась Гор, — но слышала, что это невозможно.
— Вот именно! И я должна была это терпеть?!
— Конечно, нет, мэм, — сочувственно сказала Гор. — А что вы сделали?
— Я декану жаловалась, — шумно выдохнула Стамп. — Я не понимаю, почему мы вспоминаем эти школьные дрязги? Она же не цветок убила мой и даже не кота!
— Я понимаю, мэм, — кивнула Гор и обратилась к Ашен: — Когда вас вызвали, мистер Ашен?
— В одиннадцать тридцать четыре, — ответил тот. — Я был на месте без четверти двенадцать, но мальчик уже погиб, — он качнул головой, но у Гарри не было ощущения, что он испытывает хоть какие-нибудь эмоции.
— Мэм, — снова обратилась Гор к Стамп. — Куда вы обратились, когда всё случилось?
— В Мунго! — воскликнула та.
Ну конечно.
Пострадавшие в подобных случаях чаще всего обращались в Мунго, и у привет-ведьмы даже была доска с Протеевыми чарами, парная к которой находилась у дежурного аврора. Почему пострадавшие обращались не к нему, Гарри не знал, но подумал, что, наверное, если б в Министерство можно было по-прежнему попасть камином, многие бы сразу приходили к ним, а не дёргали целителей. С другой стороны, тех всё равно пришлось бы вызывать…
— Но они уже ничего не смогли сделать… арестуйте её!
— Мы всё проверим, — пообещала Гор. — Мистер Ашен, когда будет заключение?
— Рабочий день уже закончился, — сообщил он едва ли не сонно. Он вообще производил впечатление человека, засыпающего на ходу с открытыми глазами. — Завтра к полудню.
— Миссис Стамп, — сказала Гор. — Я приношу нам наши соболезнования. Мы немедленно займёмся вашим делом, а вам, вероятно, нужно в Мунго?
— Вы должны арестовать её, — потребовала Стамп, вставая. — Я проверю завтра, и, если вы этого не сделаете, имейте в виду, я так это не оставлю.
— Конечно, мэм, — кивнула Гор, тоже вставая.
Она вышла проводить её, видимо, до лифтов, и когда Гарри с Ашеном остались наедине, тот спросил на удивление нормально:
— У вас чая нет? Или воды? Я на жаре весь день.
Гарри очень удивился, но, стараясь не подавать вида, наколдовал стакан, наполнил его водой и поставил на стол перед Ашеном:
— Пожалуйста.
— Мне это не даётся, — признался тот, беря стакан и осушая залпом. — Акваменти. Могу потоп устроить или смерч, — он слегка развёл руками. — Так что даже не рискую, давно уже. А кстати, там есть чары, — добавил он. — Какие-то. Я написал Скамандеру — может, он подойдёт завтра с утра, посмотрит, если сможет. Жду ответа. Наши-то в Азкабане все. Я не стал пока что этой говорить, — он кивнул на протокол, и Гарри согласился:
— Да, разумно. Не любите общаться с пострадавшими? — спросил он понимающе, и Ашен согласился:
— Ненавижу! Не знаю, что им говорить. Особенно в подобных случаях. Ну всё уже… ведь не исправить.
— Я понимаю, — кивнул Гарри — и спросил, не удержавшись: — А что там нашли-то? В Азкабане?
— Да там куча всякого! — оживился Ашен. — Мы же уже второй год добиваемся возможности там поработать, но до сих пор нам только экспедиции время от времени согласовывали. Тюрьма же, — он скептически приподнял брови.
— А теперь? — с любопытством спросил Гарри.
— Я точно не знаю, как, но Прикл добилась разрешения открыть там временную постоянную стоянку — буквально в последний момент. И заблокировала этих тварей, — он поморщился.
— А чем дементоры опасны этим… существам? — спросил Гарри. — Ну, всяким тритонам и…
— Да всем! — у Ашена вдруг обнаружился темперамент. — Они же всё уничтожают, рядом с ними ничего нормально жить не может. А там даже мыши есть! Летучие. Три вида минимум! Они же теплокровные, у них всё есть — и чувства, и эмоции… как, между прочим, и у рыб, и у тритонов. Вы вообще их видели? — спросил он, и Гарри коротко кивнул. — С ними даже некоторые растения не могут жить — а тут живые твари! Я не знаю, как их там устроят, но точно не в подвале, — горячо закончил он. И буркнул: — А келпи жалко.
— Этого? Который…
— Он же правда его съел, — сказал Ашен. — Его ликвидируют теперь. А жалко — он красивый. Молодой совсем, три года или четыре. Их осталось не так много, — он вздохнул и Гарри негромко напомнил:
— Но он съел ребёнка.
— Съел, — согласился Ашен и вздохнул опять.
Когда Гор вернулась, Ашен уже ушёл, пообещав сообщить новости, едва они появятся.
— Страшное дело школьная вражда, — сказала она, глядя на часы, показывающие без четверти семь. — Страшнее только ты.
— Я не при чём! — запротестовал Гарри.
— Я больше никогда с тобой в отделе не останусь, — пообещала Гор. — Наедине. Вот что бы мне не уйти на две минуты раньше? Ты Роберта бы вызвал, — она вздохнула. — Ну идём, поговорим с мисс… раз она не замужем — Мюррей. Но что-то тут не то, — добавила она, убирая со стола бумаги.
— В смысле? — спросил Гарри, тоже очищая свой стол.
— Мы у Стамп так и не добились ответа на вопрос, о чём же они так повздорили, — сказала Гор. — Одни общие слова. Я понимаю, она в горе, в шоке, но по опыту скажу, что есть там что-то… должно быть — не слишком её красящее. Я не оправдываю эту Мюррей, если она виновна, но там что-то явно больше сожжённого учебника и грязной мантии. Кто, кстати, жжёт учебник? — добавила она. — И зачем? В чём вообще смысл сожжённого учебника? Вот у тебя же были школьные враги? — спросила она полуутвердительно, и Гарри согласился:
— Были.
— Ты убил бы их ребёнка?
— Нет, — очень серьёзно сказал Гарри.
Они как раз вышли из отдела и шли к лифтам. В аврорате было пусто: лето, и все старались уйти домой как можно раньше, да и дел было — может быть, из-за жары — меньше обычного.
— Вот и я не стала бы, — согласилась Гор. — Хотя, честно говоря, волосы я бы кое-кому спутала, — она хищно усмехнулась, и Гарри спросил с любопытством:
— Почему именно волосы?
— По старой памяти, — она взъерошила свои. — Была у меня в школе заклятая одна подружка. Как-то спутала мне волосы перед одним очень важным свиданием… и отбила парня. Пикси с ним, конечно, но тогда я была в бешенстве — и мне пришлось побриться, потому что ни учителя, ни фельдшер волосы распутать не смогли. Вот это — школьная вражда, я понимаю, — она нажала кнопку лифта. — Но за такое детей не убивают, — добавила она уже серьёзно. — А мальчик погиб. Тут должно быть нечто большее.
Патриция Мюррей жила неподалёку от Дерби вместе с родителями и семьёй брата в большой семейном доме, назвать который «особняком» мешали, пожалуй, лишь традиция и отсутствие большого парка или сада, обычно прилагающихся к особнякам. Ну и простота архитектуры: дом был построен без изысков и изяществом отделки не блистал.
На всякий случай Гарри с Гор накрыли дом антиаппарационным куполом, хотя особенного смысла в этом не было: каминная сеть работала, и уйти камином было даже проще аппарации.
Дверь Гор и Гарри открыл эльф в светло-серой наволочке. И спросил довольно неприветливо:
— Что вам угодно?
— Британский аврорат, — представилась Гор. — Старший аврор Лисандра Гор, младший аврор Гарри Поттер. Нам нужна Патриция Мюррей.
— Мисси Патриция сегодня отдыхает, — заявил эльф. — Я позову мисси Флоэллу.
Он хотел было закрыть дверь, но Гор шагнула вперёд, закрывая собой вход, и повторила:
— Мы авроры. Подождём здесь.
Эльф спорить не стал — хотя Гарри приготовился уже воевать с ним — и ушёл, ворча, Гор же так и осталась стоять на самом пороге, и когда он скрылся из вида, шепнула Гарри:
— Всегда в таких случаях чувствую себя дура дурой. Сейчас эта Патриция сбежит камином, и мы полгода будем её ловить. А потом её поймает Стамп — и будет у нас труп.
— Можно было перекрыть камин, — заметил Гарри, и Гор возразила:
— Вечер пятницы, дело не громкое — никто б нам не санкционировал до понедельника. Раньше проще было, — вздохнула она. — А сейчас на всё нужна бумажка. С Фаджа началось — и с каждым годом только хуже.
Ждать им пришлось недолго: очень скоро в доме раздалось шарканье эльфа в пару с цоканьем явно женских каблуков, и к аврорам вышла высокая худая женщина в шёлковом светло-розовом платье. Её русые волосы были уложены в высокую причёску, венчавшую узкое холёное лицо. На вид ей было лет, наверное, сорок, но Гарри почему-то сразу подумал, что ей за пятьдесят — возможно, из-за взгляда.
— Что угодно господам аврорам? — поинтересовалась она, не обнаруживая никакого желания пригласить их в дом.
— С кем мы говорим? — не слишком-то любезно осведомилась Гор.
— Флоэлла Мюррей, — уронила она. — Что вам угодно?
— Кем вам приходится Патриция Мюррей? — спросила Гор в ответ.
— Племянницей, — сказала Мюррей. — Какое у вас к ней дело?
— При всём уважении, миссис Мюррей, — сказала Гор, и Гарри почудилось в этой «миссис» некоторая издёвка, хотя произнесено это было вполне вежливо, — Патриция — совершеннолетняя и, насколько мне известно, дееспособная. Нам нужно её увидеть. Позвольте нам войти.
— Приходите завтра, — велела Мюррей, но Гор покачала головой:
— Мне жаль, миссис Мюррей, но мы поговорим с ней именно сейчас. Мы можем войти?
— Нет, не можете, — ответила Мюррей. — Это наш дом, и у вас нет никакого права сюда врываться.
— Мне жаль, но есть, — сказала Гор, просто перешагивая через порог с палочкой в руке, которая теперь была направлена на Мюррей. — Жалобу можете отправить на имя Гавейна Робардса, — любезно добавила она.
— Вы очень пожалеете о вашем самоуправстве! — возмутилась Мюррей, и её тонкие, выкрашенные тёмной помадой губы сжались так, что та почти исчезла. — Я не разрешаю вам входить!
— Мы зафиксируем это в протоколе, — пообещала Гор.
Гарри зашёл вслед за ней и огляделся. Они оказались в большом холле, в центре которого уходила вверх мраморная лестница, разветвляясь на площадке на два рукава, полукружьями поднимающихся дальше. Холл был почти пуст, исключая портреты, развешенные по стенам, и скамьи вдоль них и рыцарские доспехи между ними. Здесь, пожалуй, было мрачновато, хотя, если сравнивать с Гриммо…
— Мэм, всем нам будет проще, если вы проводите нас к Патриции, — сказала Гор стоящей, обхватив себя руками, Мюррей. — Иначе нам придётся искать её самим.
— Не зарывайтесь, милочка, — бросила она и перевела взгляд на Гарри. — Но из уважения к вам, мистер Поттер, я вас провожу, — она кивнула церемонно, и Гарри, проглотив вертящуюся на языке резкость, произнёс:
— Благодарю.
Мюррей, не оборачиваясь, пошла к лестнице, и Гарри с Гор последовали за ней под странный сухой… не-шорох, как определял для себя Гарри этот звук, переходящих с полотна на полотно портретов. Строго говоря, они делали это беззвучно, но когда их было много, Гарри чудилось, что их движение сопровождает тихий шорох, словно бы полотна трутся друг о друга.
Они начали подниматься по лестнице, и чем дальше они шли, тем более странное впечатление производил на Гарри дом. Он был богатым и пробирающе до костей холодным — просто ледяным. Настолько, что у Гарри даже замёрзли руки, хотя на самом деле, и он это понимал, в доме было лишь слегка прохладно.
Здесь не было ни украшений, ни ковров — даже никаких картин, кроме портретов, и единственным цветным пятном являлось розовое платье Мюррей. Остальное — стены, лестница, даже портреты почему-то — казались серыми, хотя Гарри прекрасно видел краски на картинах. Да что там — даже наволочка на эльфе, вспомнил Гарри, была серой!
Они поднялись на третий этаж и свернули в коридор, такой же серый и пустой, и пошли вдоль ряда закрытых дверей. Коричневых, сказал сам себе Гарри, потому что воспринимались они тоже какими-то обесцвеченными. И ведь даже окна были чистыми, отметил он, и солнце за ними было ярким — но это не помогало, всё вокруг всё равно казалось серым.
И очень, очень чистым.
В конце коридора их снова ждала лестница, на сей раз винтовая, узкая и тоже каменная. Они поднялись и Мюррей, не постучав, открыла дверь и вошла в комнату, впуская и авроров. И сказала громко:
— Патриция, к тебе пришли. Имей в виду, если ты что-то натворила, будешь отвечать сама. Мы штраф платить не будем.
Комната, в которой они оказались, была огромной. Не просто большой, а действительно огромной: Гарри от двери даже не видел её дальних стен, которые терялись в полумраке. Располагалась она под самой крышей, так что потолок в комнате заменяли её высокие своды и балки. Окон, пусть и не особенно больших, здесь было много, однако света почему-то не хватало — как, впрочем, и во всём доме.
Комната была почти пустой: возле ближайшего к двери окна стоял большой стол со стулом, у следующего — кровать под пологом, очень похожим на те, что были в спальнях Хогвартса, но, кажется, коричневым, и большой тяжёлый комод. Дальше, в следующем проёме, стоял шкаф, за ним, кажется, книжные полки, но их видно было уже не очень хорошо.
Кроме этого, в комнате стоял большой станок, на котором была натянута белая ткань с незаконченной вышивкой обрамлённого рыбами и волнами келпи. За станком стояла полноватая светловолосая женщина в простой светло-серой мантии — видимо, до того, как к ней пришли, она сидела на деревянном стуле с высокой спинкой, но встала навстречу.
— Мисс Мюррей? — спросила Гор.
— Я же вам сказала, это Патриция, — раздражённо ответила Флоэлла Мюррей.
— Мисс Патриция Мюррей? — проигнорировав её, снова спросила Гор.
— Да, я, — тихо и торопливо проговорила женщина, кивая. — Я Патриция. Мюррей.
— Старший аврор Лисандра Гор, младший аврор Гарри Поттер, британский аврорат, — представилась Гор по всей форме и обратилась к Флоэлле Мюррей: — Мэм, нам нужно поговорить с Патрицией наедине.
— Я вам не мешаю, — сказал та, не шевельнувшись. — Разговаривайте.
— Мисс Мюррей, — обратилась к той Гор, — пройдёмте с нами. Поговорим в аврорате.
— Никуда она с вами не пойдёт, — отрезала Флоэлла. — Я запрещаю.
— При всём уважении, мэм, — очень, очень вежливо ответила Гор, — не вам это решать. И нам бы очень не хотелось драться с вами, но, если вы нам станете мешать, мы будем вынуждены.
Она вполне красноречиво кивнула на свою палочку, которой указала на Флоэллу. Та глубоко втянула воздух, и её губы снова сжались в нитку:
— Вы пожалеете, госпожа Гор, — пообещала она и велела Патриции: — Иди с ними. В своём доме я себя из комнаты выгнать не позволю.
— Мисс Мюррей, — сказала Гор. — Прошу вас.
— Я… мне нужно переодеться? — спросила Патриция почему-то у Флоэллы. — Что мне взять с собой?
— У них спрашивай, — велела та, подбородком указав на Гор. — Но имей в виду, что ты идёшь в присутственное место.
— Тогда я переоденусь, — полувопросительно проговорила Патриция, но Гор возразила:
— В этом нет нужды, мэм.
— Но я… — она так и смотрела на Флоэллу, словно загипнотизированная.
— Мэм, просто пойдёмте с нами, — Гор решительно подошла к ней. — Положите, пожалуйста, иголку.
— Будь любезна вернуться к ужину, — сказала Флоэлла. — Мы ждать тебя не будем.
— Да, тётушка, — ответила Патриция. И Гарри подумал, что тётя Петуния, на самом деле, была вполне заботливой и любящей не только Дадли, и даже дядя Вернон был не так уж плох.
Но ведь Гор сказала, что Патриция живёт с родителями — значит, те, по крайней мере, были живы, и дом принадлежит им. Ну, или всей семье. Интересно, где они?
Патриция тем временем очень аккуратно вколола иголку в край ткани и вздрогнула, когда Гор сказала:
— Вашу палочку, мэм. Пожалуйста.
Патриция опять посмотрела на Флоэллу, но та просто стояла и глядела на неё с таким выражением, словно наблюдала на званном вечере за разбившей ценную тарелку неумелой эльфийкой: скандалить неудобно, но та точно знает, что произойдёт потом, когда гости уйдут.
— Мэм, дайте вашу палочку, пожалуйста, — негромко проговорил Гарри.
Он понимал, что они с Гор нарушают процедуру: они не могли требовать палочку без предъявления обвинения. Но ему — как, видимо, и ей — отчаянно не хотелось делать это здесь, сейчас, под неприязненно-брезгливым взглядом тётки, и Гарри надеялся, что никто здесь про обвинение не вспомнит.
— Ладно, — сказала Патриция.
Она подошла к столу и выдвинула верхний ящик, достала из него вложенную в кожаные ножны палочку и протянула её Гор. И это было странно: кто держит дома палочку в ножнах? Это же банально неудобно! Для чего? Зачем?
— Благодарю, — сказал Гарри, забирая, но Патриция никак не отреагировала. Она посмотрела на свою тётку и спросила:
— Мы можем идти?
Та демонстративно промолчала, и Гор ответила за неё:
— Да, мэм. Пойдёмте.
Патриция вздохнула, и на её лице появилось виноватое… нет, извиняющееся выражение, на которое, впрочем, её тётка никак не отреагировала. Она подошла к шкафу, открыла его, сняла с плечиков тонкий белый кардиган и надела его — хотя зачем он ей в такую жару, Гарри не понимал. Затем сняла мягкие домашние туфли и переобулась в тёмно-коричневые кожаные, на невысоком каблуке. Затем закрыла шкаф и посмотрела на свою тётку.
Гор шагнула к Патриции, и та послушно пошла к выходу — и Гарри показалось, что она сжалась, проходя мимо Флоэллы.
Они все спустились вниз — на сей раз Флоэлла Мюррей шла последней, и Гарри чувствовал спиною её взгляд — и, не останавливаясь, вышли на улицу, где Гор просто молча взяла Патрицию за локоть и так аппарировала. И Гарри лишь оставалось последовать за ней. На прощанье он обернулся и, взглянув на дом, увидел, что входная дверь закрыта — Флоэлла Мюррей не пожелала потратить на племянницу даже лишний взгляд.
Оформление задержанной легло, конечно же, на Гарри, и он тихонько заполнял бумаги прямо в допросной, куда Гор отвела Патрицию. Он уже повидал таких, как она, и был уверен, и невольно ей сочувствовал: хотя здесь не было ничего действительно угрожающего, люди часто нервничали в комнате, где не было ничего, кроме металлического стола и стульев.
— Второе августа две тысячи четвёртого года, — начала допрос Гор — двадцать часов двадцать шесть минут. Британский Аврорат, старший аврор Лисандра Гор, младший аврор Гарри Поттер. Допрос Патриции Мюррей. Мисс Мюррей, где вы были сегодня в одиннадцать утра?
— Я? — переспросила Патриция Мюррей. Она сложила руки в замок и прижала их к губам. Губы у неё были полные и бледные, с как будто бы слегка размытым краем, а зубы, которыми она прикусила край костяшки одного из пальцев, крупными и желтоватыми. Патриция погрызла палец, отняла руки ото рта и вздохнула. И сказала: — Ну… не знаю. А что.
Она произнесла это именно так, ровно, безо всякого вопроса. Просто «а что». Словно место называла, а не спрашивала.
— Нам важно это знать, — сказала Гор, и Гарри бросил на неё короткий удивлённый взгляд. Она почему-то так и не предъявила обвинение, и он хотел бы знать причину. Ну не забыла же она. Мюррей же пожала плечами и снова начала грызть уже чуть покрасневшую костяшку, на которой теперь поблёскивала её слюна и виднелись небольшие вмятины от зубов. — Ну хорошо, — словно бы согласилась с нею Гор. — Расскажите нам про ваше утро. С самого начала. Когда вы встали?
— В пять, — ответила Мюррей.
— Вы всегда встаёте так рано? — спросила Гор, и Мюррей помотала головой:
— Только летом. И не в воскресенье.
— А когда вы встаёте в воскресенье? — голос Гор звучал вполне доброжелательно, и даже с любопытством.
— В шесть, — ответила Мюррей. И пояснила: — Это выходной.
— А зимой? — Гарри не очень понимал, зачем Гор её об этом спрашивает. — В будни вы когда встаёте?
— В шесть, — ответила Мюррей.
— А в выходные — в семь? — полуутвердительно спросила Гор, и Мюррей кивнула. — Ага, — Гор кивнула тоже. — Что вы делали потом? Вы проснулись, встали — а потом?
— Оделась, — сказала Мюррей, и Гарри отложил недозаполненный бланк, внимательно на неё глядя и пытаясь понять, издевается она над ними, или с ней что-то не так.
— А потом? — доброжелательно спросила Гор.
— Умылась, — принялась перечислять Мюррей. — Причесалась, — она расцепила руки и дважды пригладила правой ладонью свои собранные в тугой пучок волосы, тонкие и светлые, но не золотого, а мышиного оттенка. — Спустилась вниз.
— Зачем? — подбадривающе спросила Гор.
— Готовить завтрак.
Это было странно. Гарри видел в доме эльфа… хотя, возможно, тот всё время занимался наведением той стерильной чистоты, что там царила.
— А потом?
Гарри всегда раздражала в допросах необходимость много раз задавать один и тот же вопрос. Гор, насколько он понимал, это тоже не любила, но держалась превосходно, воплощая сейчас собой дружелюбное сочувствие. И если бы ещё Гарри понимал, зачем она вообще расспрашивает о таких деталях эту Мюррей!
— Все спустились, — кажется, такой формат разговора Мюррей вполне устраивал. — И мы позавтракали.
— А потом?
— Я вымыла посуду.
— Как? — задала довольно странный, на первый взгляд, вопрос Гор, и получила не менее странный ответ:
— Просто помыла.
— Какое вы использовали заклинание?
— Никакое, — Мюррей пожала плечами. — Я так вымыла. Руками.
Гарри пришлось приложить усилие, чтобы удержать свои удивлённо дёрнувшиеся брови на месте. Даже он знал пару заклинаний для мытья посуды! Зачем, Мерлина ради, волшебнице мыть посуду руками?
Кажется, Гор это тоже удивило, потому что и она спросила:
— Почему руками? А не заклинанием?
— Тётушка настаивает, чтобы я так делала, — ответила Мюррей. — Она говорит, посуда так лучше отмывается. И что магия не для этого нужна.
— А для чего? — задала Гор тот вопрос, что возник и у Гарри.
— Магия для дела, — серьёзно ответила Мюррей. — А это просто грязная посуда.
Это было странно. Мюрреи были старой волшебной семьёй, откуда у них вообще могла взяться подобная идея?
— Понятно, — Гор кивнула. — Вы не помните, сколько было времени?
— Полседьмого, — Мюррей ни на секунду не задумалась. Видимо, решил Гарри, у них там всё происходило по часам, по расписанию — и посуду следовало закончить мыть в половине седьмого утра.
— Что вы делали потом? — продолжила Гор.
— Вышивала, — ответила Мюррей.
— Как долго?
— До десяти часов, — сказала Мюррей тоже без запинки.
— А потом?
— Потом пошла на пруд, — ответила Мюррей, и Гарри подобрался. Пруд?
— Зачем? — Гарри ожидал, что Гор задаст совсем другой вопрос, и даже сморгнул от неожиданности.
— Смотреть на келпи, — ответила Мюррей.
— Зачем? — спросила снова Гор очень дружелюбно.
— Я его вышиваю, — ответила Мюррей и вдруг спросила: — Вы не видели?
— Видели, — кивнула Гор. — Очень красиво. Вы каждый день так делаете?
— Да, — Мюррей кивнула. — Каждый.
— А потом?
— Мы аппарировали с ним, — в голосе Мюррей внезапно прозвучала гордость — и это была первая эмоция за весь допрос.
— А потом?
И снова Гарри промахнулся и не угадал! Он сам бы задал совсем другой вопрос… даже, наверное, два.
— Мы поиграли, — возможно, Гарри показалось, но в неярких серо-голубых глазах Мюррей мелькнуло что-то.
— А потом?
— Мы утопили Мэтью.
Вот и всё.
Так просто…
Гарри с какого-то момента понял, что к этому идёт, но всё же быстрота и лёгкость, с которой Гор вывела эту странноватую Мюррей на признание, вызвали у него что-то вроде зависти. Так просто! И так точно — а вот сам бы он, наверно, не сумел так, потому что дважды промахнулся бы с вопросами. И ничего не получилось бы.
Во всяком случае, так быстро.
— А зачем? — спросила Гор всё с той же интонацией доброжелательного любопытства.
Мюррей снова дёрнула плечами.
— Потому что она выбросила моего. А я её. Вот так! — вдруг воскликнула она, и это было так внезапно, что Гарри вздрогнул.
— Вашего Мэтью? — переспросила Гор, и Гарри увидел, как она слегка нахмурилась.
— И даже назвала его точно так же, — проговорила Мюррей с внезапной ненавистью. Её полные губы сжались и потемнели, и крылья большого, похожего на вытянутую каплю носа, раздулись.
— Кем был Мэтью? — мягко спросила Гор. — Ваш Мэтью. Расскажите.
— Он был… — Мюррей сощурилась и глянула на неё странно, исподлобья. И вдруг выкрикнула: — Ну и что, что он был просто котом! Он был моим котом! А она его убила! Выбросила — и убила! — она сжала кулаки и с силой ударила ими по своим коленям.
— Откуда выбросила? — спросила Гор.
— Из поезда, — неожиданно тихо проговорила Мюррей.
И заплакала, шумно втягивая носом воздух.
— Расскажите, — негромко попросила Гор, протягивая ей платок. — Как это случилось? И когда?
— На четвёртом курсе, — Мюррей прерывисто вздохнула, но платок не взяла. — Мы ехали на пятый курс. На поезде. И она просто его выбросила. В окно.
На четвёртом курсе? Сколько уже лет прошло? Пятнадцать?
— Вашего кота? — сочувственно уточнила Гор. Мюррей несколько раз кивнула, и Гор снова спросила: — Что он сделал ей?
— Он ничего, — Мюррей на секунду замерла и зажмурилась. Прижала к лицу ладони с такой силой, будто бы пыталась их в него впечатать навсегда и помотала головой. И повторила: — Он ничего. Я… я… я не хотела! — она резко оторвала руки от лица, сжав кулаки и снова ударив ими по своим коленям. — Не хотела! — и ещё один удар. — Это была просто вода!
Гарри не успел обдумать услышанное, когда Гор спросила:
— Вы ехали в одном купе с мисс Стамп… или как её тогда звали, и намочили какую-то её вещь, когда она не видела? А она решила, что это сделал ваш кот, и вы её не разубедили?
— Я же не думала, — прошептала Мюррей. — Не думала! Окно было открыто…
— И он погиб, — сочувственно и мягко проговорила Гор.
А Гарри пытался разобраться с собственными чувствами. Он вроде и сочувствовал Мюррей, и когда он представил, как юная Стамп выбрасывает в окно несущегося Хогвартс-экспресса живое существо, прямо на глазах его хозяйки, его передёргивало от отвращения, ярости и сочувствия. Но когда он вспоминал о том, как отомстила Мюррей за питомца, его мутило от чудовищности несоответствия масштаба мести. Он бы даже понял, может быть, если бы Мюррей утопила саму Стамп — но мальчик?
— Его три дня искали, — голос Мюррей дрогнул. — Но он умер, понимаете? И ей ничего не было! А он… он был мой…
— Я понимаю, — мягко проговорила Гор. — И очень вам сочувствую. И вы решили отомстить?
— А что мне было делать? — горячо спросила Мюррей. — Он был моим единственным, вы понимаете? У меня никогда и никого не было, а потом мне подарили Мэтью! На школу. И когда он… умер… я опять одна осталась. Навсегда, вы понимаете? — она снова стукнула себя по коленям с такой силой, словно бы пыталась их сломать.
— Но у вас же есть родители, — сказала Гор, а Гарри понял вдруг, что понимает, о чём говорит Мюррей.
У него вот тоже были… не родители, конечно, но дядя и тётя. И формально они были же его семьёй — но… Если у Патриции Мюррей с родителями были те же отношения…
Да, он мог её понять.
— У них Филипп есть! — воскликнула Мюррей. — А я так… я некрасивая, неумная и неталантливая — я даже Мэтью не уберегла!
Слёзы снова брызнули из её глаз, и Гарри поймал себя на ощущении, что перед ним подросток, может быть — совсем юная девушка, а не женщина… сколько, кстати, ей лет? Ну никак не меньше двадцати пяти, решил он, скорее, даже тридцать. Она, вообще, в себе?
— И больше вам домашнего питомца завести не разрешили, — сказала Гор, и Мюррей кивнула. И сказала, снова шумно всхлипывая:
— Я его любила.
— Мисс Стамп тогда не наказали? — спросила Гор, и Мюррей помотала головой. — Совсем?
— Ну, ей что-то запретили, — неохотно признала Мюррей. — Ходить в Хогсмид. Это разве честно?
— Когда это было? — негромко проговорила Гор. — В каком году? Вы помните?
— В восемьдесят девятом, — тут же ответила Мюррей.
Если в восемьдесят девятом ей было четырнадцать, быстро посчитал Гарри, значит, сейчас ей… двадцать девять? Или почти. Нет, что-то с ней не так… очень не так.
— Пятнадцать лет назад, — сказала Гор. — Вы ждали пятнадцать лет.
— У неё никого не было! — сердито отозвалась Мюррей. — Даже совы!
— А если бы была? — спросила Гор.
— Я бы… я не знаю, — Мюррей вдруг задумалась. — Сова… её же тоже жалко.
— А мальчика нет? — спросила Гор всё с той же интонацией понимающего сочувствия — и Гарри накрыла острая волна отвращения ещё до того, как он услышал:
— Нет! Теперь она, по крайней мере, поняла!
— То есть, — уточнила Гор, — вы признаётесь, что убили Мэтью Стампа, чтобы отомстить его матери за гибель вашего кота в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году?
— Да! — Мюррей гордо вздёрнула подбородок. — Да, я отомстила за него! Вот так!
— Вы понимаете, что за убийство вас отправят в Азкабан? — спросила Гор, и Мюррей пожала плечами:
— Ну и что?
— Навсегда, — добавила Гор.
— Ну и что? — повторила Мюррей. — Зато там никого не будет. Ни Филиппа, ни тётки. Ну и что.
— Вы убили маленького мальчика, — медленно проговорила Гор. — И келпи. Чтобы отомстить за…
— Келпи? — переспросила Мюррей. — Почему?
— Что почему? — переспросила Гор.
— Почему келпи? Он живой, — Мюррей нахмурилась.
— Он убил ребёнка, — возразила Гор. — Его казнят.
— За что? — воскликнула Мюррей, и Гарри почувствовал, как внутри него разливается холод. Мюррей, похоже, действительно заботила судьба келпи, но она просто взяла и лишила жизни маленького мальчика, который даже ничего не сделал ей. Она его вообще не знала! Он для неё, пожалуй, даже не был мальчиком — он был для Мюррей сыном Стамп, той самой Стамп… или как её тогда, на пятом курсе, звали, что в глупой детской жестокости отняла у Мюррей единственное дорогое ей живое существо.
Всё было просто — и чудовищно. Гарри проще было бы понять, если бы это была месть за сына или дочь — но за кота? И через пятнадцать лет? Когда ему было четырнадцать, он очень любил Хедвиг, но даже если бы у Волдеморта был ребёнок, Гарри бы просто в голову не пришло так за неё мстить. Даже тогда, сразу — а уж через пятнадцать лет…
И всё же ему было жаль эту Мюррей, пусть даже эта жалость смешивалась с отвращением.
— Он съел ребёнка, — терпеливо объяснила Гор. — Да, натравили его вы — но съел он. За убийство человека его казнят.
— Не надо! — Мюррей помотала головой. — Пожалуйста, не надо! Он не виноват! Это я сделала.
— Вы съели Мэтью? — уточнила Гор, и Гарри не мог не восхититься тем, насколько спокойно и естественно прозвучал этот вопрос. Разве что с лёгким любопытством.
— Нет, — Мюррей часто заморгала. — Но он просто… он играл.
— И тем не менее, — Гор провела рукой по волосам, убирая чёлку назад, и Гарри понял, что она устала. Она провела весь допрос одна — и это было правильно, он сам бы всё испортил, потому что она, что называется, поймала волну Мюррей, а он нет, но Гор устала, а от него, Гарри, толку не было. — Вы приручили его? Келпи?
— Не я, — призналась Мюррей. И прошептала: — Филипп меня убьёт.
— Я сомневаюсь, что у него будет такая возможность, — возразила Гор. — Филипп — ваш брат?
— Да. Старший. Он же у вас работает, — сказала она с удивлением, и тут Гарри понял, наконец, где слышал фамилию Мюррей.
Ну конечно! Филипп Мюррей, сотрудник того самого отдела регулирования магических популяций и контроля над ними. Гарри даже доводилось как-то с ним работать — отличный парень, ни капли не похожий на сестру. Ничем — ни внешне, ни манерами: приятный, может, чуть задумчивый блондин, ловкий, расторопный… Гарри вспомнил, как Мюррей сказала: «У них есть Филипп!» — теперь он лучше понимал, что она имела в виду. Родители, наверное, любили и гордились сыном — и всё время сравнивали их с сестрой, и вряд ли в её пользу.
— Филипп приручил келпи? — кажется, удивилась Гор.
— Чтобы я могла его вышить, — кивнула Мюррей.
— Так это он на вышивке? — спросила Гор, и Мюррей призналась вдруг:
— Он. Я специально попросила.
— Специально? — переспросила Гор, и когда Мюррей кивнула, попросила: — Расскажите. Как вы всё это придумали?
— Филипп часто рассказывает про всяких тварей, — ответила Мюррей. — И про всякие случаи. Он однажды рассказал, как какой-то келпи маггла утопил и съел. И я поняла, что нужно сделать.
Она сумасшедшая, подумал Гарри. Не в том смысле, чтобы её нельзя было судить, наверное, но определённо сумасшедшая. Может быть, она сошла с ума от мести — от самой идеи мести. Если жить с ней много лет…
— Откуда вы узнали, что у миссис Стамп есть сын?
— Я за ней следила, — Мюррей даже кивнула. — А она издевалась надо мной!
— Она знала, что вы за ней следите? — Гор словно читала Мюррей как открытую книгу.
— И издевалась! — повторила Мюррей. — Она даже сына назвала нарочно!
— Вы считаете, что миссис Стамп назвала сына в честь вашего погибшего кота, чтобы вас позлить? — уточнила Гор, и Мюррей твёрдо сказала:
— Да.
Допрашивать Мюррей Гарри с Гор закончили в одиннадцатом часу. Пока Гор устраивала её в камере, Гарри оформлял бумаги, так что освободились они около одиннадцати.
— Вот такое меня всегда больше всего выматывает, — призналась Гор, протягивая Гарри чашку принесённого дежурным эльфом кофе. — Вроде мы и дело за один вечер закрыли, а такое ощущение, что провозились месяц. И без выходных.
— Угу, — согласился Гарри, вытягивая ноги и откидываясь на спинку своего кресла. — Ты знаешь, у меня ощущение какого-то бреда. Как такое вообще может быть? Из-за кота!
— Ну, — Гор вздохнула очень глубоко. — Она, как я понимаю, одинока. Если я не ошибаюсь, у них с братом разница пять-семь — и, в отличие от неё, он явно удался. Слишком большая разница в возрасте для дружбы и слишком маленькая — для настоящей близости. Ну и тётка эта — ты же её видел. Кот был её единственным близким существом — может быть, вообще единственным, кого она любила. Ну и плюс чувство вины: она отчасти тоже виновата.
— В том, что с ним случилось?
— Лужа, помнишь? Мюррей намочила вещи Стамп… кстати, надо выяснить её девичью фамилию — и не призналась, когда та подумала на кота. Я думаю, эта вина грызёт её и сводит с ума. Тебе не показалось, что она немного сумасшедшая?
— Показалось, — согласился Гарри. — Но не настолько, чтобы её нельзя было судить.
— Нет, конечно, — Гор кивнула и, допив кофе, с сожалением посмотрела в свою пустую чашку. — Тьфу, две идиотки, — она скривилась зло. — Дуры, обе! И нет, мне никого не жалко, включая Филиппа-придурка, кроме Мэтью. Да, обоих, — она с грохотом поставила чашку на стол и встала. — Всё, пошли домой. Завтра надо будет поднять то дело о коте — найдёшь? Восемьдесят девятый, какое-то из первых сентября — глянь по календарю. Да ты сам сообразишь… извини, — она потёрла лицо ладонями. — Устала.
— Я найду, — пообещал Гарри.
— Пошли домой, — Гор встала и широко зевнула. — Выспимся и закончим завтра. Ничего себе август начался, — проворчала она, снова зевая.
— Это всё я, — пошутил Гарри.
— Это всё две идиотки, — отрезала она. — А страдают дети… и коты. Домой.
Они почти подошли к лифтам, когда Гарри вдруг сообразил:
— Слушай, вышло как-то… я всё понимаю, она убийца — но она же без ужина осталась. Надо ей хоть чая принести.
— Какой чай? — Гор глянула на него как на психа. — Гарри, двенадцатый час. Где ты чай возьмёшь? Я эльфов вызывать не буду!
— Ну в отделе есть, — ответил Гарри. — Знаешь, мне кажется, она не совсем в себе. Но даже если нет, всё равно нехорошо.
— О Мерлин, — пробормотала Гор. — Ты ещё потребуй выдать ей матрас. С подушкой.
— Так хозяйственный отдел закрыт, — возразил Гарри. — Так бы надо бы, конечно…
Гор шумно вздохнула и, остановившись, развернулась и сказала:
— Ну, вообще-то у нас в кладовке есть. Раз уж.
— Да? — вот это была новость. — У нас в кладовке?
— Грэм нашёл, — Гор улыбнулась. — Оказалось, что там три комплекта «матрас-подушка-одеяло для задержанных».
— А почему он мне не рассказал? — Гарри состроил обиженную гримасу.
— Так он просто их сложил, — она засмеялась. — И подписал коробки. Я увидела случайно надпись, когда как-то там… сидела. Посмотрела — а они действительно лежат. Грэм аккуратист, — она забавно фыркнула и пошла назад по коридору. — Он пока не понимает степень нашего бардака и искренне считает, что мы знаем, что там есть. В кладовке.
— А ты знаешь, — Гарри догнал её, — я никогда не интересовался. Что там? Вроде всякое старьё, от тряпок до посуды?
— Да я тоже, — она снова засмеялась. — Туда складывают всё, что нельзя пока списать, а пользоваться невозможно. Ну, или просто жалко выбросить. И я не знаю, как туда попали эти комплекты — я проверила, они вполне нормальные. Попользованные, но нормальные.
Гарри стало интересно. Может, в кладовке ещё что найдётся? Необычное? И — или — полезное?
— А что, её никто до Грэма не разбирал?
— На моей памяти никто, — они дошли до кладовки и Гор распахнула её, просто коснувшись палочкой двери. — Ну, то есть мы тут иногда порядок наводили, но никто не разбирал коробки и мешки — их просто складывали. Как могли. Я думаю, когда-нибудь тут должны были разбираться, но я такого не помню. Это же кладовка. Тут точно где-то есть моя старая мантия, — зажгла лампу под потолком и огляделась. — И пара ботинок, которые мне было жалко выбросить, но они мне надоели до икоты. И жуткие шарф с шапкой, что мне подарили. А матрасы здесь, — она указала палочкой на одну из коробок, ловко выцепив её из середины аккуратной стопки, в которые Причард выстроил коробки вдоль дальней стены.
Гор опустила её на пол, открыла, извлекла оттуда маленький свёрток, закрыла коробку и вернула на место. Затем вручила свёрток Гарри и сказала:
— Белья нет. Поспит одну ночь так. Еды тут толком нет, но раз ты так о ней заботишься, там чай есть и печенье, — она распахнула тумбочку, вытащила из неё жестяную прямоугольную коробку, выложила несколько печений на блюдце, затем плеснула в чашку воды, бросила туда немного заварки из другой жестяной банки, вскипятила воду и с громким фырканьем велела: — Всё, пошли. Курочка ты наша.
— Почему курочка? — улыбнулся Гарри, выходя вслед за левитирующей чашку с блюдцем Гор.
— Наседка потому что, — отозвалась та, закрывая кладовку их фирменным аврорским запирающим. — Ко-ко-ко-ко, бедняжка всего-то на всего мальчишку утопила, как же она будет ночевать на голой койке и без чая!
Гор продолжала ворчать, но Гарри с ней не спорил — в конце концов, она ему не помешала, и даже помогла, а уж соглашаться была вовсе не обязана. С формальной точки зрения они оба были правы: с одной стороны, правила их вовсе не обязывали отыскивать для так поздно задержанной матрас и ужин, а с другой, задержанные имели право и на то, и на другое.
Мюррей они нашли спящей: она лежала на деревянной койке на спине, сложив руки на груди и положив под голову свой аккуратно сложенный белый кардиган. Её туфли стояли возле койки — тоже очень аккуратно, ровно посередине.
— Я бы её не будила, — сказала Гор. — Нечасто тут так спят в первую же ночь.
— Угу, — не стал с ней спорить Гарри.
Они вернулись в кладовку, где Гор просто оставила чашку и блюдце с печеньем на тумбочке. Гарри же не поленился убрать матрас с подушкой назад в коробку: наверняка со временем наведённый Причардом порядок самоуничтожится, но сам он не хотел вносить в это свой вклад.
Наконец, они закончили, и отправились домой — и Гарри, слушая возмущённое сопение Гор, вдруг вспомнил, о чём хотел её… или кого-нибудь ещё спросить.
— Слушай, — спросил он. — А куда дели дементоров, не знаешь?
— Отправили обратно под надзор Мальсибера, — хмыкнула она. — Не одного, конечно — там сэндвич из тварцев, серых и нас… а тебя разве не включили? — удивилась она.
— Нет, — ответил Гарри, сам не зная, что он чувствует, досаду или благодарность. Он не хотел встречаться с этими тварями, но ведь ему всё равно придётся рано или поздно. — Ну, я всего-то младший аврор, — пожал он плечами.
— А точно не включили? Ты уверен? Ты график видел? — спросила она. — У секретаря после планёрки? Мы там по двое дежурим по полсуток. Робардс же просил в нём расписаться.
— Я опоздал, — Гарри почувствовал, что краснеет. Значит, он не расписался в важном документе — видимо, это следовало сделать в течение понедельника, а значит, завтра получит нагоняй. Может быть, даже взыскание. Видно, никто не заметил его опоздания, и поэтому не рассказал.
— Правда? А я не заметила… ты приди завтра пораньше и быстро подпиши, — посоветовала она. — Главное — успеть прежде Робардса, вряд ли он станет разбираться, когда именно ты подписал.
Домой Гарри вернулся уставшим, но спал плохо, то и дело просыпаясь то ли от жары, то ли от крутящихся в голове обрывков допроса Мюррей. Дело это было совсем простым, но, Гарри был согласен с Гор, ужасно мерзким именно этой своей абсурдной простотой. Простая школьная вражда, простая месть… вот только смерть у Мэтью была вовсе непростая. У обоих…
В итоге Гарри поднялся почти с рассветом, и в министерстве был уже к шести утра. Проверявший палочку дежурный выглядел сонным и, возвращая её, проворчал:
— У вас что опять случилось?
— В каком смысле? — сразу подобрался Гарри.
— Шесть утра, — буркнул дежурный и зевнул. — А ваши уже шастают туда-сюда.
— А кто ещё тут? — удивился Гарри, но дежурный просто вернул ему палочку и снова зевнул:
— Проходите, мистер Поттер.
Во исполнении совета Гор и в надежде избежать взыскания Гарри первым делом пошёл к Робардсу, однако же секретаря, конечно, не застал — тот приходил хотя и рано, но всё-таки не в шесть утра. Так что Гарри решил пока что добыть то старое дело, понимая, впрочем, что ждать ему наверняка придётся долго: вряд ли дежурный архивариус обрадуется, когда его в шесть утра поднимет младший аврор, так что торопиться он (или она) явно не станет. А попросить у Гор выписать срочный допуск Гарри вчера забыл.
У себя в отделе Гарри не застал никого, но в отделе контрабанды, куда он заглянул из любопытства, кипела жизнь: в кабинете, кроме Флэк, было ещё трое, и они все, обернувшись, молча уставились на Гарри.
— А ты что тут делаешь? — высказала всеобщий вопрос Флэк.
— Я даже не знаю, — признался Гарри. — Не спалось. А вы могли бы, — сообразил он, — подписать мне срочный допуск в архив?
— Зачем? — тут же сощурилась Флэк.
— У нас убийство по следам пятнадцатилетней давности, — не стал скрывать Гарри. — Мне полдня будут его искать — а Гор придёт только в девять. Жалко времени.
— Ну давай, — немного подумав, согласилась Флэк — и Гарри не сомневался ни секунды, что она сегодня же расспросит Гор, действительно ли есть такое дело. — А то позже там будет толкотня.
— А что у вас случилось? — спросил Гарри с любопытством, но ответа, разумеется, не получил. Зато получил допуск с яркой красной пометкой «срочно», который мог ему дать только старший аврор — к счастью, любой, а не только из его отдела.
В архиве Гарри не повезло: дежурила сегодня самая медлительная архивариус из всех — а ведь никто из них особой быстротой не отличался. Она довольно долго изучала допуск, кажется, едва ли не понюхала его, потом спросила:
— А почему допуск подписан руководителем не вашего отдела?
— Какая разница? — ответил Гарри, но она вдруг заупрямилась:
— Так не делают.
Гарри подавил глубокий вздох и посмотрел прямо в её неяркие серо-голубые глаза. И подумал, что здесь бы очень пригодился Долиш — а он, Гарри, пока не научился договариваться с такими, как она.
— Дело нужно срочно, — сказал он наконец. — Иначе я бы просто пришёл к вам, и всё.
— Зачем это такая срочность для такого дела? — она подозрительно сощурилась.
Гарри очень хотелось спросить что-то вроде: «Вам-то что? У вас до конца смены ещё три часа почти!», но он промолчал, решив, что, кажется, он просто разбудил её, вот она ему и мстила.
— Я не могу сказать. Вы принесёте дело?
— Куда вы так торопитесь? — недовольно спросила она и переспросила: — Какое, значит, дело? Какой год?
— Восемьдесят девятый, — терпеливо повторил Гарри. — Одна тысяча девятьсот восемьдесят девятый. Четвёртое сентября. Происшествие в Хогвартс-экспрессе.
Первое сентября в тот год выпало на пятницу, это Гарри посмотрел по вечному календарю, валявшемуся на верхней полке шкафа в их отделе, и поэтому первым учебным днём решили сделать понедельник.
— Кто-то у кого-то съел конфеты? — неожиданно язвительно поинтересовалась архивариус. — И вот сейчас вы, наконец, нашли виновника?
— Пожалуйста, принесите дело, — Гарри начал раздражаться. Он, конечно, понимал, что никакой особой срочности тут нет, и что он, в некотором роде, напрасно разбудил мисс… или миссис Карасу, как было написано на табличке на стойке, но ей-то какое дело?
— А вы на меня не кричите, юноша, — нахмурилась архивариус. — То, что вы Гарри Поттер, вам не даёт такого права.
— Я не кричу, — терпеливо сказал Гарри. — Пожалуйста, принесите дело.
— Доброе утро, — услышал Гарри за спиною голос Лестрейнджа и едва ли не подпрыгнул от удивления. Он-то что тут делает в такую рань? — Гарри, идёмте со мной — возьмёте дело сами. Извините, что вас потревожили, — любезно обратился он к состроившей крайне недовольную мину архивариусу, которая, судя по её лицу, с удовольствием бы их не пропустила, но это было не в её власти: старшие авроры имели право самостоятельно входить в архив и, при необходимости, могли взять с собой и младших коллег.
— Доброе утро, — сказал Гарри, когда они с Лестрейнджем свернули из главного коридора в один из боковых. — Вы сегодня рано.
— Как и вы, — невозмутимо согласился тот. — Вам какой год нужен?
— Восемьдесят девятый. Одна тысяча девятьсот.
— Вам туда, — Лестрейндж махнул рукой вперёд и, обернувшись, усмехнулся и добавил: — Я вас провожу. Чем-то вы очень не угодили миссис Карасу.
— Я клянусь, — Гарри даже прижал руки к сердцу. — Я просто попросил принести дело. Срочно.
— Никому, пожалуй, не понравится, если его в шесть часов разбудят, — кажется, согласился с ним Лестрейндж. — А что за срочность? Когда вы успели?
— Вчера вечером, — вздохнул Гарри.
— Один? — в голосе Лестрейнджа ясно слышалась ирония.
— Нет, с Гор, — покаянно проговорил Гарри, и они оба рассмеялись.
— Ну, кому-нибудь должно было не повезти, — философски заметил Лестрейндж. — Что за дело? Или я зря спрашиваю?
— Нет, наверное, — ответил Гарри. Обычно они не делали секрета перед коллегами из тех дел, что вели — и вряд ли на этот раз Гор будет против. Он обернулся — скорее, рефлекторно — и увидел в конце коридора идущую за ними архивариуса. — Я вам расскажу потом, — ответил он, и Лестрейндж тоже обернулся.
— Разумеется, — согласился он, и на его лице промелькнуло озадаченное выражение.
Они дошли, наконец, до коридора с отметкой 1980-1989 и свернули. И Гарри снова задался вопросом, кому и как когда-то при создании архива пришла в голову идея располагать коридоры в таком странном порядке: сначала нулевые годы всех веков, начиная с одиннадцатого века, затем — десятые, двадцатые и далее. Таким образом, коридор с делами за тысяча девятьсот восемьдесят девятый год располагался очень далеко от входа — спасибо, что не дальше всех.
Коридор, в который они свернули, предсказуемо имел десять ответвлений — на чём упорядоченность данного архива и заканчивалась, и начинался хаос.
Потому что внутри каждого года дела располагались не в хронологическом порядке, а в алфавитном.
Вернее, не совсем так.
Сами ящики и впрямь располагались в алфавитном порядке в соответствии с фамилиями обвиняемых (таким образом, если в деле обвиняемых было несколько, оно могло находиться или в ящике на букву с фамилией того обвиняемого, что шла раньше всех по алфавиту, или в ящике на букву фамилии главного обвиняемого — и Гарри пока не понял, по какому принципу принимается решение), однако, к счастью, существовала картотека и по датам. Туда-то Гарри и полез — тем более что они с Гор вчера ведь так и не выяснили девичью фамилию Стамп.
Дело он нашёл легко: в картотеке на четвёртое сентября карточка с пометкой «Хогвартс-экспресс» была только одна. Папка оказалась совсем тонкой — да и откуда там было взяться толщине? Лестрейндж деликатно ждал Гарри у каталога, и Гарри сразу открыл папку, пролистал — ну так и есть, бумаг немного. Заявление и протокол осмотра купе, опрос Пател — так звали тогда Стамп — Мюррей и остальных детей в купе… ещё протокол…
Лестрейндж кашлянул, и Гарри, смутившись, виновато закрыл папку и почти бегом вернулся.
— Извините, — виновато проговорил он.
— Ничего. Проводите меня — я не знаю, чем вы так насолили Карасу, но она вас может одного с делом не выпустить. Замучает формальностями.
Гарри с Лестрейнджем вернулись в главный коридор, дошли до ответвления «1990-99», и потом повернули в ответвление с табличкой «1997». Лестрейндж пошёл вдоль рядов шкафов, не останавливаясь, открыл ящик, забрал несколько толстых папок — и пошёл назад, левитируя их перед собой.
Архивариус ждала их за стойкой, и весь вид её выражал крайнее неудовольствие. Пока Лестрейндж заполнял журнал, она молчала, однако стоило ему передать его Гарри, архивариус не удержалась:
— Что за срочность выдавать младшему стажёру дело в шесть утра?
— Уже шесть тридцать восемь, — невозмутимо поправил её Лестрейндж. — Если у вас есть вопросы или возражения, направьте запрос на имя Гавейна Робардса.
Она проворчала что-то — что ещё она могла сделать?
До аврората Гарри и Лестрейндж дошли вместе, однако тот вместе с папками свернул в отдел контрабанды. Чем заинтриговал Гарри ещё больше — и тот только надеялся, что узнает детали позже. А сейчас ему самому было, чем заняться — не зря же он, в самом деле, пришёл сегодня так рано!
Папка, которую он с таким неожиданным трудом добыл, была совсем тощей. Первым в ней лежал протокол с описанием собственно произошедшего. Итак, в купе было шесть подростков, среди них — Кордула Пател (будущая Стамп) и Патриция Мюррей. С ними ехали их одноклассники, две девушки и два парня, однако толку от них было немного: никто из них толком ничего увидеть и понять не успел. Пател сидела, разувшись и забравшись с ногами на сиденье, потом — по словам свидетелей — они с Мюррей, как всегда, начали пререкаться, потом вроде перестали, а затем Пател решила сходить за сладостями, спустила ноги, сунула их в туфли — и завизжала. Мюррей съехидничала что-то про то, что ноги у неё так воняют, что даже кот перепутал её туфли с лотком… а потом всё случилось: Пател схватила сидящего напротив неё кота Мюррей и просто вышвырнула его в открытое по случаю жары окно.
Кажется, в первый момент никто даже не понял, что произошло — а потом все начали кричать, Мюррей вцепилась в Пател и чуть не придушила её прямо там, их разняли, побежали за дежурным… и в конце концов кто-то вызвал сопровождающего поезд аврора.
Расследовать там было особо нечего, так что в деле было ещё заявление пострадавшей, написанное крупным округлым почерком, отчёт аврора о найденном им спустя три дня теле погибшего животного и квитанция об уплаченном родителями Пател штрафе в размере пятидесяти галлеонов и отчёт о наложенных на неё школьных санкциях в виде запрете посещения Хогсмида в течении всего учебного года и еженедельных отработок по субботам.
Всё.
Гарри два раза перечитал эти бумаги. Казалось бы, дело было исчерпано: преступление подтверждено, виновница наказана. Аврор даже потратил целых три дня на то, чтобы найти зверя… а кстати!
Гарри, наконец, обратил внимание на фамилию аврора — Карасу. Джеймс Карасу. Вот теперь он понимал причину странного поведения архивариуса. Интересно, кто она ему? Мать? Жена? Тётка? Неужели она знает все дела, в которых он принимал участие? Аврора с такой фамилией в аврорате не было — значит, он уже уволился или ушёл на пенсию. Или погиб. Надо бы поговорить с ним, если это возможно… хотя зачем, собственно? Что он скажет полезного? Дело было простым и ясным, и всё, что Гарри прочёл в нём, они с Гор и так вчера выяснили.
Гарри посмотрел на часы. Без четверти восемь. Секретарь Робардса уже, наверное, пришёл, решил он — и отправился туда, надеясь, что самого главного аврора ещё нет.
Ему повезло: в приёмной секретарь как раз заваривал себе свой утренний кофе.
— Ты успел, — сказал он, едва завидев Гарри.
— Я что, последний? — спросил он, и секретарь кивнул.
График дежурств прозрачно намекал на то, что сложившаяся ситуация может затянуться до осени: он был составлен на весь август. Гарри не изучал график слишком пристально, но, вроде бы, на каждого выпадало по три дежурства — его собственные стояли, разумеется, по воскресеньям. Кто бы сомневался… хотя нет — два воскресенья и суббота. Ну зато хоть все во второй половине месяца. Один раз в паре с Флэк, второй раз с Блейном и последний — с Сэвиджем. А вот Причарда, по-видимому, сочли недостаточно подготовленным и в график не включили, и Гарри был уверен, что тот страшно оскорбился.
— Ты чего так рано? — спросил его пришедший в половине девятого Сэвидж, заставший Гарри за перечитыванием скудных материалов дела по третьему кругу. — Спешишь добить свою свинью?
— Нет, — показно вздохнул Гарри. — У нас дело с Гор.
— Когда вы успели? — вскинул брови Сэвидж.
— Вчера вечером, — вежливо ответил Гарри. — Когда вы ушли.
— Я с тобой один в отделе не останусь, — заявил Сэвидж. — Никогда. Что за дело, доложи.
Он доложил — и спросил в конце:
— Дело вёл Джеймс Карасу. Вы его застали? Я, правда, не уверен, что с ним есть смысл разговаривать, но…
— А, — скривился Сэвидж. — Да, застал — он у мошенников работал. Ушёл после войны — и слава Мерлину. Так себе аврор был… нет, я не знаю, где он, — ответил он на незаданный вопрос. — Но адрес старый есть — не думаю, чтобы он переехал.
— Его в чём-то обвиняли?
— Н-ну, — протянул Сэвидж. — Я скажу так: до этого просто не дошло. Он сам ушёл — а обвинять… не до него было. Но ты про него лучше спроси у Дольфа — меня-то здесь не было в войну.
— Я видел его в архиве утром, — признался Гарри. — У него дело в Флэк?
— Да выцепили они, вроде, ещё партию тех зачарованных зеркал, — ответил Сэвидж. — Может, выйдут на кого… посмотрим. Тебе срочно?
— Разве что адрес, — возразил Гарри — и тут сообразил. — Каких зеркал? Тех, из-за которых Миллисент…
— Или таких же, — кивнул Сэвидж. — Дольф потом расскажет. Адрес… адрес, — он задумался и хмыкнул: — Нет, всё-таки тебе к нему. Сходи — если Дольф на месте, он, наверное, помнит. А нет — это к Гавейну, у него все адреса, и бывшие, и нынешние, ну, или к транспортникам. Хотя я смысла, честно говоря, не вижу. Но сходи, почему нет. Бедняга Фил, — негромко добавил он.
— Филипп Мюррей?
— Да. Боюсь, у него будут серьёзные проблемы с этим ручным келпи — хотя если у него есть лицензия, может быть, и обойдётся. Хотя вряд ли.
— Думаете, его уволят?
— Разумеется, — с некоторым удивлением ответил Сэвидж. — Хотя, — задумчиво протянул он, — у его семьи большие связи… и деньги. Если есть лицензия, может быть, и обойдётся… хотя вряд ли, — повторил он.
Гарри повезло: Лестрейндж обнаружился в отделе контрабанды за заваленным бумагами столом, по другую сторону которого сидела Флэк с таким выражением лица, которое, скорее, ожидаешь увидеть за пытками врага, но уж никак не за канцелярской работой. Над столом висела прозрачная карта Британии, на которой светились разноцветные точки, и Гарри увидел, как Флэк, почти не отрываясь от бумаг, ткнула палочкой в карту где-то в районе Манчестера, и там загорелась очередная голубая искорка.
— Извините, — виновато проговорил Гарри, подходя к Лестрейнджу. — Вы очень заняты?
— Весьма, — ответил тот, впрочем, подняв голову и вопросительно посмотрев на Гарри.
— Вы не помните адрес Джеймса Карасу? — быстро спросил Гарри.
Лестрейндж кивнул и просто поставил на карте ярко-зелёную точку — таких там ещё не было.
— Пароль в камин не помню — уточните у транспортников, — ответил он и вернулся к бумагам.
Поставленная им точка замигала — и погасла, но Гарри запомнил место: миль десять севернее Йорка, в лесу. Так жили многие волшебники…
Из отдела контрабанды Гарри пошёл сразу к транспортникам и… ну да, конечно — оставил там заявку на получение каминного и даже — на всякий случай — обычного адреса. Дежурный с извиняющимся видом пообещал всё сделать побыстрее — «постараемся к обеду», и Гарри сердито пообещал себе поговорить хотя бы с Робардсом о том, что надо что-то делать с нынешней системой заявок. Да, у них с Гор дело срочным не было — а если б было? Гарри знал, что старшие авроры получают в транспортном отделе адреса немедленно, и можно было попросить сходить к ним саму Гор — но это же абсурд! Что, у младших и обычных авроров срочных дел не может быть?
Когда Гарри вернулся, Гор уже была на месте и на предложение навестить Карасу согласилась, добавив:
— В деле может быть не всё. Я ещё хочу поговорить с её родителями — после обеда — и со Спраут, может быть — знаешь, это всё же ненормально, то, что сделала Мюррей. Я бы поняла ещё, если бы она эту Пател убила сразу — ну, или через пару недель. Через месяц. Но убить её ребёнка через пятнадцать лет? Тут должно быть ещё что-то. Даже если она чокнутая, я хочу в этом убедиться.
— А ты застала Карасу? — с любопытством спросил Гарри по дороге к лифтам.
— Конечно, — она поморщилась.
— Расскажешь? — попросил Гарри, и она опять поморщилась, но не отказываясь, а, скорее, давая характеристику:
— Ну, аврор он был так себе. Считал себя всегда правым… очень старался раскрыть каждое дело, — она хмыкнула и нажала кнопку вызова лифта. Рядом почти сразу же остановилась пара клерков из канцелярии, так что Гарри с Гор пока что замолчали, и свой следующий вопрос он занял уже на улице:
— А почему ушёл?
— А его Дольф ушёл, — ответила она. — Спроси его сам — он расскажет… ну и, в конечном счёте, он правильно ушёл — в конце концов, его взгляды никогда ни для кого секретом не были, так что всё равно потом пришлось бы. А так обошлось безо всяких обвинений и с пенсией.
— У вас с ним, — осторожно спросил Гарри, — не было конфликта?
— Да нет, — она пожала плечами. — Так, цапались порой… немного, но ничего такого, что мне помешало бы пойти. Вот Дольфа он да, не любит. Скорей, тебе ходить не надо, — она хмыкнула, — но ничего. Нельзя же постоянно прятаться, а дело не такое и серьёзное. Ну не захочет говорить — и ладно.
Гарри был с ней согласен, но задумался о том, что будет, когда он начнёт самостоятельно вести серьёзные дела. Как ему справляться с теми, кто просто не захочет говорить с ним потому что он — это он? Не с преступниками или с подозреваемыми, а с такими вот свидетелями, заставить говорить которых, в сущности, нет никакой возможности. Они скажут, что не помнят ничего, и доказать обратное не обязательно получится — и что тогда? Всё время прятаться за спины коллег? Нет, ему нужно научиться делать это самому, и он собирался начать обучение прямо сейчас.
Дом Карасу стоял на опушке дубовой рощи и больше всего напоминал поставленные друг на друга два разных домика: один узкий, каменный и двухэтажный, а второй, одноэтажный, деревянный, куда шире первого. Крыша же была ещё шире, выступая фута на три, и весь дом в целом напоминал какой-то странный гриб с широкой острой шляпкой.
Стены каменного дома были выкрашены в голубой, однако это странным образом только усиливало сходство дома с грибом. Дверь дома располагалась почти вровень с землёй, безо всякого крыльца или ступеней, и когда Гор постучала в неё, распахнулась настежь — причём наружу, едва не сбив её с ног.
— Оу, — сказал стоявший на пороге дородный… нет, скорее, полный мужчина лет пятидесяти с густой чёрной бородой и длинными, почти до плеч, не слишком ровно подстриженными волосами. — Ух ты. Господа коллеги, извините. Не ждал.
Мантия на мужчине была хотя и чёрная, но весьма застиранная и кое-где заляпанная, и она обтягивала его живот так, как это делают ставшие слишком маленькими вещи. Впрочем, её хозяина это явно не смущало — он поскрёб не очень чистой рукой бороду и уставился на Гарри.
— Привет, Карасу, — сказала Гор, выходя из-за двери. — Есть четверть часа?
— Это смотря зачем, — ответил тот, бросив на неё не слишком заинтересованный взгляд и снова переведя его на Гарри.
— Спросить хотим про одно старое дело, — сказала Гор. — Никаких претензий, — добавила она через секунду, — просто пару вопросов уточнить.
— Валяйте, — он сложил на груди поросшие густыми чёрными волосами руки, открываемые закатанными до локтей рукавами. В дом он их приглашать явно не собирался, но им этого и не требовалось.
— Скажи, ты помнишь дело восемьдесят девятого … — начала Гор, и Карасу фыркнул:
— А чего не шестьдесят восьмого? Пятнадцать лет прошло! Мне надо дело почитать, тогда, может, и вспомню. Принесла?
— Четвёртое сентября, Хогвартс-экспресс, девочка выбросила в окно кота другой девочки, — невозмутимо закончила Лисандра.
— А, — к некоторому удивлению Гарри ответил Карасу. — Ну было, да. А что, кота, что ли, нашли? — спросил он, и Гор переспросила озадаченно:
— В каком смысле нашли?
— Шучу, — ухмыльнулся Карасу, но Гор уже зацепилась за его слова:
— Ни пикси ты не шутишь, — уверенно возразила она. — Ни вот на столько, — она показала ему кончик своего короткого ногтя. — Карасу, это важно — что там с котом?
— Да я не помню, — возразил Карасу. — Двадцать лет прошло.
— Пятнадцать, — возразил Гарри, за что и удостоился раздражённо-презрительного взгляда:
— Ну, это всё меняет, — хохотнул Карасу. — Если пятнадцать, помню как вчера. Шучу — не помню.
— Ну идём тогда, — согласилась Гор. — Дело почитаешь.
— Я бы пошёл, да некогда, — покачал головой Карасу. — Извини. Дела. Или я задержан?
— Убит пятилетний мальчик, — сказал Гарри, глядя прямо на Карасу. Даже если он и был плохим аврором, даже если и поддерживал идеи Волдеморта — всё равно он был аврор. И служил он долго.
— И что? — нахмурился Карасу. — В смысле, при чём тут кот?
— Из мести, — жёстко сказал Гарри. — За того кота.
— Чего? — Карасу больше не смеялся. Гор почему-то молчала, и Гарри продолжал:
— Хозяйка того кота убила сына девочки, которая когда-то его выбросила. Из мести.
Карасу тихо и грязно выругался, и Гарри показалось, что на сей раз тот был искренен. Карасу почесал мощную шею, потом поскрёб бороду и выругался снова.
— Она считала, что ту девчонку мало наказали, — добавила негромко Гор. — И ждала момента. Все пятнадцать лет.
Карасу вновь ругнулся, ещё гаже.
— Я думал, она успокоится, — сказал он тихо и сплюнул наискось, попав в слегка пожухшую от стоящей жары траву. — Вот же.
— Расскажи, — попросила Гор как-то очень по-человечески. — Даже если что — срок давности давно прошёл. Да и ты не служишь.
— Да я… вот гадство, — он оглядел Гор и Гарри и, махнув им приглашающе рукой, закрыл вдруг дверь и пошёл вдоль дома. Они двинулись за ним и, обойдя дом, увидели пару деревянных скамей и стол, стоящие под старым раскидистым дубом.
Карасу уселся на скамью поближе к дереву, а Гор и Гарри сели на другую. Карасу поднял руку, сорвал с нависающей над ним ветки лист и сунул черешком в рот. Пожевал немного, негромко цыкнул и побарабанил пальцами по доскам стола.
— Она там так рыдала, — сказал он. — Та… не помню, как её. Хозяйка. Я потом и в школу приходил — сидит вся в соплях, рыдает… я прошёл вдоль хода поезда, конечно, но поди найди в лесу — упал, сожрали, клочка не осталось. А эта рыдает… жалко её было, понимаешь? — спросил он у Гор, и та кивнула. — Ну и я подумал, что она так и зациклится на нём — видно было, что она такая… — он пощёлкал пальцами. — Зацикленная. Это же всю жизнь искать можно. А так заведёт другого, отойдёт со временем… вот же гадство, — он вынул лист с разжёванным черешком и сплюнул подальше от стола.
— То есть ты погибшего кота не нашёл? — спросила Гор на удивление спокойно.
Гарри хотелось побиться головой о стол. Пожалуй, он даже понимал этого Карасу — но… но, но! Если бы он сделал не как лучше, а просто как положено, возможно, ничего сейчас и не было бы! И мальчик Мэтью был бы жив. А Мюррей… надежда лучше ненависти, пусть даже несбывшаяся. Никакого другого кота у неё всё равно не было, а так она бы хоть могла себе сказать, что её друг жив. Просто, может, где-то потерялся. Может, его кто-то приютил… Пусть бы Мюррей даже вдоль путей ходила, или по лесу — да даже и в дома заглядывала бы!
Карасу мотнул головой:
— Да нет, откуда? Ладно бы она его в поля — но там лес был. Сплошной. Шотландия… поди найди в лесу дохлого кота. Его же там сожрали моментально.
— А если он не умер? — спросил Гарри, и Карасу постучал себя по лбу согнутыми костяшками:
— Вы, мистер Гарри Поттер, идиот? Обыкновенный кот, даже не книззл. Скорость, деревья, насыпь — кто там бы выжил? Размазало его о дерево, конечно — но ищите дохлого кота через полсуток. Даже больше! Пока мы доехали, темно уже было — я утром пошёл. Потом ещё назавтра. А так и дело бы повисло — мне там сколько, год бродить? Серьёзно?
— Если бы вы, — начал Гарри, но тут Гор больно пнула его под столом в лодыжку.
— А вы ещё стажёр или уже аврор? — спросил Карасу. — Или нашему всея герою вместе с орденом выдали старшего?
— Я младший аврор, — сухо ответил Гарри.
— Вот с такими мозгами младшим и останешься, — пообещал Карасу. — Хотя вы ж герой — вам всё простят. Зачем же думать.
— Ладно, спасибо, — Гор встала и толкнула Гарри. — Ты помог. Пойдём мы, — она выбралась из-за стола.
Карасу — как и Гарри — тоже встал.
— Да ну как я мог знать, — сказал он с каким-то упрямым выражением.
— Ну да, — не стала спорить Гор. — Давай, спасибо.
И аппарировала, взяв Гарри за локоть.
— Сволочь! — выдохнул Гарри, когда они с Гор появились возле министерства. — Да если бы он…
— Да что теперь-то, — буркнула Гор. — Как думаешь, сказать Мюррей? Или не надо?
— Не знаю, — помолчав, ответил Гарри. — Мне кажется, она тогда повесится.
— Угу, — Гор тяжело вздохнула. — Идём и будем думать.
Гор с Гарри сидели в отделе — каждый в своём кресле за своим столом — и мрачно смотрели друг на друга. Дело можно было закрывать, но на душе у них обоих было скверно.
— Ну, что делать будем? — спросила наконец Гор. — Скажем ей? Не скажем?
— Не знаю, — хмуро отозвался Гарри. — Вообще, она имеет право знать.
Больше никого сейчас в отделе не было, так что они могли говорить совсем свободно.
— Имеет, — согласилась Гор. — А если она действительно повесится?
— А если обрадуется, что кот мог выжить? — спросил Гарри, и Гор вздохнула:
— Я даже не знаю, что, на мой взгляд, хуже. Как я ненавижу такие дела, ты бы знал, — на этих словах в отдел зашёл Лестрейндж и, обернувшись на неё, спросил сочувственно:
— Какие?
— Идиотские, — в сердцах воскликнула Гор. — Две идиотки — а в итоге труп ребёнка и кота… наверное. Тьфу. Дуры.
— Наверное труп или наверное кота? — уточнил Лестрейндж, и Гор рассмеялась с нервным облегчением:
— Наверное, труп кота. Когда-то был. Рассказать тебе, или торопишься?
— Расскажи, — к удивлению Гарри, предложил Лестрейндж, садясь в своё кресло лицом к Гор и боком к Гарри.
Короткий рассказ Гор Лестрейндж выслушал с внимательным сочувствием, и когда она закончила, сказал:
— Ужасно. Такова цена несправедливости.
— А что с той Пател надо было сделать? — огрызнулась Гор. — В тюрьму отправить?
— Я бы исключил её из школы, — серьёзно сказал Лестрейндж.
Гор с сомнением приподняла брови:
— За кота?
— За сознательное убийство невиновного, — всё так же серьёзно проговорил Лестрейндж. — Выбросить кота в окно равно его убить, и в четырнадцать лет это обычно понимают. У неё было множество вариантов реагирования: она могла превратить кота во что-то, заколдовать его хозяйку, выбросить, в конце концов, в окно какие-нибудь её вещи. Но не живое существо. Палочку за это не сломаешь, но из школы я бы выгнал. Она или понимала, что творит — и тогда это умышленное убийство, или нет — и тогда она слишком плохо умеет контролировать себя, и обучать её и дальше попросту опасно. Но Дамблдор, — он чуть слышно хмыкнул, — конечно, пожалел её и дал ещё шанс.
Гарри удивлённо посмотрел на Лестрейнджа. Но ведь правда, с какой стати, если подумать, тому любить Дамблдора? До сего момента они никогда о нём не разговаривали, и, похоже, Гарри, не задумываясь, распространил своё собственное отношение к своему директору на всех, кто был ему… ну… близок. А ведь это вовсе не обязательно должно было быть так.
— Вы не любили его? — негромко спросил он, и Лестрейндж повернулся:
— Дамблдора? — Гарри кивнул, и Лестрейндж качнул головой:
— Я уважал его как мага и как человека. Как того, кто много лет противостоял Волдеморту. Как верховного чародея Визенгамота. Но мне не нравилось то, что он делал как директор Хогвартса. Даже когда я сам учился.
— Почему?
— Он слишком верил в нас, — ответил Лестрейндж. — В детей. И часто зря. По-человечески, мне это даже симпатично — но то, что симпатично в человеке, не обязательно приемлемо в директоре. Для кого-то второй шанс — это действительно шанс. А для кого-то — попустительство и подтверждение права творить что хочется. На мой взгляд, Дамблдор слишком часто их давал. Но, — Лестрейндж дёрнул углом рта, — я никогда не работал в школе. Возможно, оттуда это видится иначе.
— Выгнать из школы за такое? — с сомнением проговорила Гор. — Ну, я не знаю…
— Никто не запретил бы ей самостоятельно сдавать СОВ и ТРИТОНы, — заметил Лестрейндж. — Я не предлагаю ломать за такое палочку. Но она убила ни в чём неповинное животное — и ей было в этот момент не два года. А заплатила за это отработками и лишением пары прогулок в Хогсмид. Я понимаю возмущение Мюррей.
— Ты бы сказал ей? — спросила Гор. — О том, что тогда нашли тело не её кота?
— Не знаю, — сказал Лестрейндж. — И я рад, что решать не мне. Поганая история.
— Угу, — Гор вновь насупилась. — Вот наказали бы ту Пател серьёзно, Мэтью был бы жив. Наверное.
— Но где та грань, да? — спросил вдруг Лестрейндж. — Я очень вам двоим сочувствую, — добавил он, разворачиваясь к своему столу, — но я зашёл буквально на минуту.
— Нашли поставщика? — Гор, кажется, только рада была отвлечься.
— М-м-м-м, — неопределённо протянул Лестрейндж и, растопырив пальцы, несколько раз быстро качнул ими из стороны в сторону. Потом открыл средний ящик стола и начал в нём рыться.
Гор шумно вздохнула и уставилась на Гарри с таким видом, что тот ощутил какой-то холодок внутри. Кажется, он знал, что она сейчас скажет…
— Раз я вела допрос одна, — заявила Гор, — ты тоже должен что-то сделать. Так что решать тебе, — закончила она довольно и, развернувшись к своему столу, демонстративно достала из ящика папку с делом и принялась оформлять какой-то протокол.
А Гарри было и досадно, и чуть-чуть смешно. Он понимал, что Гор почему спихнула неприятное решение на него — не потому что ей просто не хотелось принимать неприятное решение. Она тоже — как они все тут — его… как бы это сказать… воспитывала. Готовила к будущему. Учила принимать решения. Поначалу Гарри это раздражало, но теперь, скорее, веселило: в конце концов, ему это и вправду помогало. Давало ценный, пусть и сложный, опыт. Без которого конкретно сейчас он бы, честно говоря, вполне обошёлся.
А может, он всё выдумал, и Гор действительно банально переложила на него ответственность. И все остальные тоже просто перекладывали на него то, что им не хотелось делать.
Но так или иначе, а ему нужно было принять решение. С одной стороны, если Мюррей узнает о том, что тогда тело кота не отыскали, она, скорее всего, уцепится за надежду и будет жить ей. А с другой, сейчас она уверена, что совершила акт возмездия и забрала за жизнь единственного близкого ей существа другую жизнь. Конечно, дико даже сравнивать ребёнка и кота — но это для него. Для них: для Гарри, Гор, Лестрейнджа и остальных. Однако сама Мюррей могла смотреть на это и иначе, и Гарри, как ни странно, понимал её. Если она и вправду была настолько одинокой, как ему казалось, тот кот был для неё не просто зверем, пусть и любимым. Он был близким, и она его любила, может быть, даже не меньше, чем Стамп сына. Как ни дико всё это звучало.
А теперь, если она будет считать, что кот мог выжить, выйдет, что она убила мальчика напрасно. И как ей с этим жить?
Но ведь убила же.
И разве не будет справедливым рассказать ей всё?
Зачем, зачем Карасу сделал это? Правда пожалел? Или не хотел потом возиться с «висяком»? Да, дело мелкое, его не наказали бы никак, но это же ведь каждый год по новой оформлять отчёт. Гарри подозревал, что дело было в этом, а отнюдь не в жалости. Хотя какая уже разница? Карасу за это не наказать: если бы он служил, то получил бы выговор, серьёзный, возможно, даже понижение, но он ушёл в отставку. Добровольно. Ему ничего не будет.
У Гарри даже голова заныла, и он решил пройтись. В конце концов, близилось время обеда — мог он поесть чуть пораньше? Есть ему, правда, не хотелось, но он всё же поднялся наверх и пошёл по раскалённой улице, вдыхая жаркий, насыщенный запахами горячего асфальта, бензина и уличной еды воздух. Он шёл всё крутил в голове, рассказывать ли Мюррей о словах Карасу или нет. Как будет лучше и как правильней? Ему вдруг пришло в голову, что июль выдался настолько жарким потому, что всех дементоров — ну хорошо, не всех, но тех, кого смогли — поймали и собрали в одном месте, и теперь некому замораживать всё вокруг… и нет, ему ни капельки не было жаль, хоть Гарри и не слишком-то любил жару.
Впрочем, через полчаса Гарри почти готов был передумать. Обтерев совершенно мокрые лоб и шею, он тихонько наложил на себя охлаждающие чары и, оглядевшись, обнаружил, что почти дошёл до Темзы. Пара минут — и Гарри вышел на набережную и остановился, облокотясь на парапет и глядя на прохладную тёмную воду. Сейчас бы искупаться… но нельзя. А как бы было здорово…
Он неспешно пошёл вдоль парапета, скользя ладонью по тёплому камню. Мюррей вызывала в нём смесь жалости и отвращения, и Гарри всё надеялся, что в какой-то момент какое-нибудь из них перевесит, но пока что этого не происходило. Он мало знал о ней, но то, что знал, вызывало даже не просто жалость — настоящее сочувствие. В семье Мюррей явно не любили… да нет, не не любили, поправил он себя, а презирали. Правда, Гарри не видел пока её родителей — Гор собиралась вызвать тех сегодня после обеда — но по тому, как Мюррей жила и как смотрела на свою тётку, вряд ли те так уж защищали дочь. Гарри полагал, что представляет себе, как она жила — с явно любимым старшим братом, которого, похоже, всё время ставили ей в пример. Насколько же ей было одиноко, если она так любила своего кота! Когда Гарри об этом думал, у него внутри что-то сжималось. Несчастная, никому не нужная некрасивая маленькая девочка — каково ей было?
Вот только эта девочка выросла и убила маленького мальчика.
И это всё меняло.
Вообще всё.
Гарри почувствовал, как его руки на парапете коснулось что-то мягкое — и, глянув, успел увидеть что-то синее, падающее вниз, к воде. Почти что машинально он подхватил это нечто чарами и поднял назад — по счастью, никто из окружающих его людей не обратил на эту мелочь никакого внимания. Это оказалась синяя плюшевая игрушка дюймов десяти-двенадцати, изображающая какое-то динозаврообразное существо с длинными ушами и большими чёрными глазами, обведёнными бирюзовыми кругами. Такой же бирюзовой были и его грудка с подбородком. Игрушка была пыльной и немного грязной, её тёмно-синий нос был перепачкан чем-то грязно-белым, а на одной задней лапе — они обе торчали вперёд, потому что динозаврообразный монстрик сидел — один из плюшевых когтей слегка порвался. Её забыли тут явно не вчера и не сегодня — и, похоже, хозяин уже вряд ли за ней явится.
Этот запылённый брошенный зверёк вдруг почему-то напомнил Гарри Мюррей, и ему стало его жалко. Ещё немного, и тот отправится в мусорный ящик — а ведь его кто-то купил, и какое-то, скорее всего, не слишком долгое время он даже радовал кого-то. А когда перестал, его оставили — наверное, у его хозяина или хозяйки полно было игрушек, как у Дадли.
Гарри решительно сунул монстрика в карман — тот был мягким и отлично смялся, чтобы поместиться — и, оглядевшись, решительно пошёл к деревьям. Пора было возвращаться, и ему нужно было место, откуда он мог бы незаметно аппарировать.
В отделе обнаружился только Сэвидж — остальные, видимо, или ещё не вернулись, или были на обеде. Перед ним на столе стояло блюдце с фундуком, на которое он приглашающе кивнул Гарри. И спросил, когда тот подошёл:
— Что Карасу?
— Сказал, что на самом деле не нашёл тогда труп кота, — ответил Гарри со вспыхнувшей надеждой.
— Побоялся висяка и принёс другой? — кажется, Карасу Сэвидж недолюбливал.
— Возможно, — пожал Гарри плечами. — Он сказал, что пожалел Мюррей — решил, что если она решит, что кот погиб, она потом другого заведёт и успокоится. А так всё будет ждать, искать… зациклится, как он сказал.
— Добряк какой, — неприязненно заметил Сэвидж. — Ты хочешь его привлечь соучастником?
— Нет, — удивлённо сказал Гарри. — А так можно? За что?
— Ну как за что, — Сэвидж гадко ухмыльнулся. — Вполне возможно, что, скажи он правду, мальчик был бы жив. Скорей всего бы был. Если Мюррей так скажет, Карасу может прокатиться в Азкабан года так на три. А то и на все пять. Подделка улик и протоколов — это серьёзно. Тем более, при таких последствиях.
— Да нет, — подумав, твёрдо сказал Гарри. — Не хочу. Нет.
— Ну, дело твоё, — не стал спорить Сэвидж. — Что Мюррей?
— Я вот как раз думаю, рассказывать ли ей. Сэр.
— Рассказывать, конечно, — кажется, даже удивился Сэвидж. — О чём тут думать?
— А если она повесится? — тихо спросил Гарри. — Когда поймёт, что… ну… убила зря? Возможно?
— Ну, может, ты и прав, — с сомнением ответил Сэвидж. — Ладно, это дело ваше — вам решать. Тебе с Лисандрой. Ты пообедал?
— Да… в смысле, нет, — спохватился Гарри. Вот теперь есть ему хотелось.
— Так иди, — Сэвидж поглядел на него с удивлением и вернулся к таблице, с которой работал при его приходе.
В столовой Гарри встретил Гор — она болтала с сотрудницей отдела спорта, и он не стал к ним подходить, а только махнул издалека рукой. Сам он сел отдельно, и когда заканчивал с рагу, в котором присутствовал явный избыток кабачков и тыкв, Гор подошла к нему, положила на его поднос большое красное с жёлтым яблоко и сказала:
— Я на два часа вызвала Мюрреев. И мы открываем второе дело — на Филиппа.
— Отдельное? — Гарри кивком поблагодарил за яблоко.
— Мне кажется, так будет лучше, — сказала Гор. — Если рассматривать их с сестрой дела вместе, Филипп наверняка поедет вместе с ней. Не уверена, что это будет справедливо. Хочу дать возможность Визенгамоту посмотреть на его дело… м-м-м… беспристрастно. Ну, не так пристрастно. Если до него дойдёт, — добавила она.
— А может не дойти? — удивился Гарри. — Человек погиб. Ребёнок.
— Ну, если у него есть лицензия на тварей четвёртого класса опасности, — протянула Гор. — И он докажет, что водоём с келпи был достаточно защищён, а сестра это взломала — может быть, отделается понижением и штрафом.
— Даже не увольн… вы знакомы? — сообразил Гарри, чем, кажется, ужасно возмутил Гор:
— Да при чём тут? — вспыхнула она. — Разумеется, я с ним работала! Мы все. Ты тоже, кстати. И правда, он хороший профи, — она вздохнула. — И без особенных амбиций. Просто любит всяких тварей. У них там таких немного — все обычно или лезут наверх, или изображают из себя ищеек. А он добрый.
— Вообще, странно, — он нахмурился. — Если он такой добряк, почему тогда его сестра… ну… такая? Одинокая, несчастная ну и так далее?
— Не знаю, — призналась Гор. — Я до вчера вообще не знала, что у него есть сестра. Но он любит животных. Он сейчас в Азкабане, но его уже вызвали — должен вернуться вечером. Но если ты против, — добавила она слегка официально, — то мы можем это обсудить. Как именно открывать дело.
— Да нет, — Гарри до сих пор так и не решил, рассказывать ли Мюррей о коте, и вешать на себя ещё одну проблему не хотел. В конце концов, отдельное дело — это нормально, и, кстати, совсем не факт, что это приведёт к более мягкому приговору. Вполне возможно, что и наоборот.
— На два часа я вызвала Мюрреев, — сказала Гор. — Пойдёшь?
— Угу, — Гарри бросил взгляд на большие часы на стене. Без двадцати два. — Доем только сейчас.
Гор ждать не стала и ушла, оставив Гарри в компании кабачково-тыквенного рагу и яблока. Впрочем, ненадолго: довыловив остатки мяса из рагу, Гарри закусил яблоком — оно оказалось сладким и очень сочным — и отправился на встречу с Мюрреями.
При одном взгляде на родителей Патриции Мюррей становилось очевидным, что Флоэлла Мюррей была его тёткой по отцовской линии: мистер Мюррей был так же высок и худ, и у него было такое же узкое лицо с такими же холодными светлыми глазами. Обрамляли его густые тёмные волосы, идеально уложенные и, кажется, покрытые каким-то специальным средством, добавляющим им особенный здоровый блеск и, возможно, заставляющем держаться на месте. Его супруга, тоже высокая и стройная, зеленоглазая блондинка с красивым и ухоженным лицом, ему очень подходила. Гарри помнил Филиппа Мюррея — тот, пожалуй, был похож одновременно на двоих родителей, а вот в кого пошла Патриция, было непонятно. На первый взгляд, ни одной общей черты у неё с родителями не было — может быть, ещё и поэтому её так не любили? От них она взяла разве что цвет волос — скорее, материнский, чем отцовский, и больше ничего.
— Ужасно, — проговорила миссис Мюррей, когда Гор рассказала им с супругом, в чём обвиняется их дочь. — Какой кошмар… Патриция…
— Никогда бы не подумал, что она способна на такое, — сказал мистер Мюррей, и Гарри показалось, что эта, в общем-то, вполне обычная в устах родных подследственного фраза прозвучала с некоторым пренебрежением.
— Чудовищно, — миссис Мюррей покачала головой. На ней было лёгкое светлое платье, и она нервно скомкала край горлового выреза. — Патриция… поверить не могу…
— А целители её осматривали? — спросил мистер Мюррей. — Мне кажется, она… немного не в себе.
— Да-да, — подхватила его жена. — Возможно, её кто-то сглазил? Или заколдовал? Ну это же представить невозможно, чтобы девочка такое сделала. Из-за кота!
— Всякое бывает, — сказала Гор. — Вы не замечали за вашей дочерью чего-то странного в последнее время? Дни? Недели?
Мюррей переглянулись.
— Нет, — сказала миссис Мюррей. — Всё было как обычно. Патриция любит вышивать — она почти всё своё время посвящала вышивке. Она вела весьма размеренную жизнь — как и мы все.
— А что будет с Филиппом? — спросил, нахмурившись, мистер Мюррей. — Его же не накажут?
— Разумеется, накажут, — сказал Гарри. — Даже если келпи он держал легально…
— Разумеется, легально! — воскликнул мистер Мюррей. — Конечно, у нас есть лицензия!
— У вас? — уточнила Гор. — Она, насколько я знаю, именная.
— У Филиппа, — поморщился мистер Мюррей. — Что вы к ерунде цепляетесь. Конечно, есть лицензия. Всё как положено. Так что с ним будет?
— Как я уже сказал, — вновь вступил Гарри, — мистеру Мюррею в любом случае придётся отвечать. Меру его ответственности определит Визенгамот.
— Вот дрянь, — пробормотал мистер Мюррей. — Она никогда ни о ком, кроме себя, не думала.
— Вы это о дочери? — прохладно осведомилась Гор.
— Она всегда была очень эгоцентричной, — поддержала супруга миссис Мюррей. — Никогда не умела думать о других. Не сумела позаботиться даже о своём коте, хотя так его выпрашивала!
— И поэтому вы не позволили ей завести другого? — полуутвердительно спросила Гор.
— Одного кота она уже угробила, — раздражённо ответил мистер Мюррей. — Вы полагаете, следовало дать ей сделать это со вторым?
— Послушайте, но ведь Филипп же не имеет ко всему этому никакого отношения, — просяще проговорила миссис Мюррей. — Он же понятия не имел, что она задумала.
Где-то здесь Гарри и принял, наконец, решение. Он расскажет Мюррей о коте — она имеет право знать. Он сделает всё так, как должен — потому что когда не знаешь, как поступить, действуй по закону. Возможно, он так сделает ей только хуже, возможно, она не сможет жить с той уже наверняка не сбудущейся надеждой — потому что обычные коты столько просто не живут — но она имела право на неё. И имела право самостоятельно решить, готова ли она с ней жить дальше.
— Скажите, — сменила тему Гор, — вы знакомы с семьёй Пател?
— Разумеется, — ответила с таким недоумением миссис Мюррей, словно Гор спросила, умеет ли она читать.
— Как давно? — невозмутимо поинтересовалась Гор.
Миссис Мюррей слегка пожала плечами:
— Лет, наверное, тридцать… я не помню. Дорогой? — она взглянула на супруга, и тот пояснил:
— Наши матери — школьные подруги. Мы всегда дружили. И это чудовищно — я не представляю, как я теперь посмотрю им в глаза.
— Да, это ужасно, — с трагическим выражением произнесла миссис Мюррей. — Патриция… я просто не представляю, что им говорить. Это просто кошмар.
— Так девочки… ваша дочь и Кордула были знакомы с детства?
— Ну конечно! — воскликнула миссис Мюррей. — Они же вместе выросли! Мы так мечтали, чтобы они дружили — Кори была совершенно замечательным ребёнком, — она вздохнула. — Но Патриция просто не желала с ней играть — всегда ходила букой, даже огрызалась!
— Мы объясняли ей, что ей повезло: есть, с кого брать пример, — добавил мистер Мюррей.
— Кори всегда была такой активной девочкой, и вежливой и аккуратной — не так сложно было просто повторять за ней, не так ли? — подхватила миссис Мюррей. — Чудо, а не девочка. И она так старалась! Всегда была готова объяснить всё, показать — вы знаете, мне иногда казалось, что Патриция нарочно всё делала ей наперекор… я этого никогда не понимала. А теперь… я даже не представляю, — прошептала она и прижала пальцы к губам. — Бедная девочка… Как, как Патриция могла?! — воскликнула она, посмотрев на мужа, и тот пожал плечами:
— Она всегда всё делала наперекор. Нам показалось, — обратился он уже к Гор, — что в последнее время она немного успокоилась. По-видимому, мы были неправы. Ей всегда доставляло удовольствие ставить нас в неловкое положение.
Когда Мюрреи вышли из допросной, Гор скривилась и пробормотала:
— Вот кого бы стоило выбросить в окно из поезда. Уроды.
— Знаешь, я скажу ей, — тихо проговорил Гарри. — Мюррей. Про кота. Я понимаю, чем это может закончится, но я скажу. Она его любила.
— Давай, — не стала спорить Гор. — Ненавижу такие дела. Тогда надо Карасу опрашивать официально, — она вздохнула. — Хотя можно протокол по воспоминаниям оформить, и если он его подпишет, этого должно хватить, — она вздохнула и спросила: — Сделаешь? Я омут принесу.
Конечно, Гарри согласился.
Следующие пару часов Гарри возился с протоколом, то и дело ныряя в омут, чтобы записать всё слово в слово. Интуиция ему подсказывала, что Карасу может докопаться до чего угодно, и Гарри тщательно фиксировал даже его «угу» и «кхм». Ну и ругательства, конечно, в которых тот, похоже, был настоящим мастером.
Он заканчивал, когда Гор тронула его за плечо и шепнула:
— Филипп Мюррей здесь. Пойдёшь с ним разговаривать?
— Конечно! — Гарри закивал. — Дай мне ещё десять минут, я почти закончил.
— Да хоть полчаса, — отмахнулась Гор. — Пусть подождёт.
Но Гарри всё равно поторопился: ему и вправду было интересно. Но как он ни спешил, он дописал всё до конца всё с той же тщательностью — и, закончив, вручил Омут Гор и попросил:
— Вернёшь сама? Меня там наверняка задержат.
— Пусть тут пока стоит, — решила Гор, отправив Омут в шкаф и тщательнейше запечатав ящик с ним. — Сдам вечером дежурному — быстрее будет.
Филипп Мюррей ждал их в первой допросной, которая была комфортнее других — её, как правило, использовали для бесед со свидетелями. И хотя и стол, и стулья там были тоже металлическими, последние были действительно удобными, а ещё в ней имелось, пусть и небольшое, фальшивое окно.
Мюррей поднялся им навстречу и сказал скорее удивлённо, чем взволнованно:
— Привет, Лисандра… Мистер Поттер, добрый вечер. Что стряслось? Меня так срочно вызвали…
— Садись, — кивнула Гор. Затем достала пергамент и Прытко пишущее перо, но протокол открывать не стала, а сказала, тоже садясь: — Боюсь, у меня скверные новости.
— Ты меня пугаешь, — сказал Филипп. Он был похож разом и на мать, и на отца, но черты его, в целом, были мягче, чем у них, а лицо казалось более открытым. Сейчас его щёку пересекало несколько тонких царапин, на вид довольно свежих, но это, кажется, ни капли не тревожило Мюррея.
— Сперва я допрошу тебя, — сказала Гор. — Потом всё объясню. Идёт?
— Ну, если ты считаешь, что так лучше — идёт, — не стал он спорить.
— Третье августа две тысячи четвёртого года, семнадцать часов сорок пять минут. Британский Аврорат, старший аврор Лисандра Гор, младший аврор Гарри Поттер. Допрос Филиппа Мюррея. Мистер Мюррей, имеется ли у вас лицензия на содержание животных четвёртого класса опасности?
— Келпи? — мгновенно понял Мюррей. — Он что-то натворил? Но я же… да, — тряхнул он головой, и Гарри заметил, что его светлые волосы уже какое-то время не мыли. — Да, конечно, у меня есть лицензия. Она дома… сказать, где?
— Предъявишь позже, — очень официально проговорила Гор, и Мюррей как-то сник. Он волновался, Гарри это видел, и… и он не понимал, как у таких родителей мог вырасти такой нормальный сын. — Скажи, где и как ты содержал келпи?
— В пруду, — ответил он. — Я вырыл пруд недалеко от дома… всё официально, — он тревожно нахмурился. — Он был защищён… всё как положено. Я даже вызывал специалистов, у меня есть подтверждение… он никак не мог оттуда выбраться! И там стояли чары, и сигнальные, и магглоотталкивающие… а для волшебников — таблички с предупреждением. И тоже чары — они не дали бы так просто даже подойти к воде… их кто-то снял?
— Да, — подтвердила Гор. — Сняли.
Вряд ли его осудят, решил Гарри. Если всё, что он говорит, правда, его нельзя судить за то, что сделала его сестра. Пожалуй, Гор была права, выделив это дело отдельно.
Мюррей и прежде Гарри нравился, сейчас же он ему сочувствовал — тот выглядел действительно встревоженным и искренним. Возможно, он играл, конечно, а, может быть, переживал скорее за себя, а не за келпи, но…
— Кто? — расстроенно спросил Мюррей. — Зачем?
— Твоя сестра, — сказала Гор.
И замолчала.
— Зачем? — недоумённо спросил Мюррей. Было похоже, что он совсем не ожидал такого. Гор продолжала молчать, и он проговорил: — Нет, правда, я не понимаю, зачем? Он ей так нравился, да… она его даже вышивала — так красиво… но как?
— Чтобы убить ребёнка, — тихо проговорила Гор, пристально на него глядя. — К сожалению, успешно.
Мюррей побелел, словно его кто-то перекрасил заклинанием — Гарри ещё не доводилось видеть, чтобы это происходило с такой скоростью. Почти мгновенно.
— Что? — непослушными губами пробормотал Мюррей. — Что? — повторил он. — Как… зачем? Кого? Да нет, — покачал он головой. — Нет, это бред какой-то… Рики? Нет, — повторил он уже увереннее. — Лисандра, это ерунда. Рики? Ни за что!
Рики.
Он был первым, кто назвал Патрицию Мюррей не полным именем, а кратким. Видимо, домашним. Рики. Родители ни разу её так не назвали — в отличии от Кордулы, которую миссис Мюррей называла «Кори». Что-то очень не так было со всей этой семьёй, думал Гарри, глядя на ошарашенного Мюррея — первого, кто, на его взгляд, отреагировал нормально.
— Мне жаль, — Гор, как показалось Гарри, несколько расслабилась. Он и сам поверил Мюррею — конечно, опыта у Гарри было не слишком много, но шок у того выглядел вполне настоящим. — Она забрала келпи из пруда и переместила его в озеро. Подманила мальчика, и келпи утащил его под воду и убил. И, — она слегка вздохнула, — съел.
— Мерлин, — прошептал уже белый, как бумага, Мюррей. — Мерлин. Господи, — он прижал к лицу ладони, и Гарри увидел у него под ногтями тёмную грязную каёмку. — Зачем? Что с ней случилось? Почему? Как?
— Боюсь, келпи казнят, — сказала почему-то Гор, и Мюррей дёрнулся:
— Да, — он отнял руки от белого и искажённого болью лица. — Я понимаю, да. Он же… — его лицо исказилось ещё сильнее, — но да. Я понимаю… Но почему? — спросил он снова. — Зачем? Зачем Рики это сделала?
— Из мести, — теперь голос Гор звучал сочувственно.
— Какой мести? — глаза Мюррей широко раскрылись. — Мерлин мой, кому? Мне?
Последнее слово прозвучало так растерянно, что Гарри ощутил острый укол жалости. Вот кто тут был настоящим пострадавшим. И вот кому ещё Патриция Мюррей разбила сердце.
— Нет, не тебе, — Гор вздохнула. — Она мстила за кота. Той девочке, которая когда-то выбросила её кота из поезда. И скормила её сына келпи.
Мюррей молчал, потрясённо глядя на неё. Его губы шевельнулись, словно он пытался подыскать слова, но с них так ничего и не слетело. А потом его светлые глаза наполнились слезами, и он вновь закрыл лицо ладонями.
Гор, морщась так, словно у неё заныли зубы, наколдовала стакан, налила в него воды из палочки и придвинула к Мюррею, а затем туда же положила и чистый платок.
Мюррей, кажется, этого даже не заметил. Он сидел на стуле, и его плечи вздрагивали. Гор и Гарри ждали, и, наверное, через минуту Мюррей пошевелился, обтёр лицо слегка дрожащими руками и отнял их. Потом увидел стакан с водою и платок, взял последний и прижал к лицу. Затем смял его и бросил себе на колени, взял стакан и сделал несколько неровных глотков.
— Можно мне её увидеть? — очень тихо попросил он.
— Нет, конечно, — тоже негромко сказала Гор. — Ты же сам знаешь, это не положено.
— Я знаю, — согласился Мюррей. Он вдруг запустил руки в волосы и резко потянул за них, как будто бы пытался вырвать. — Я просто… я не понимаю. Рики. Это же…
— Она очень его любила, да? — спросила Гор.
— Кого? Келпи? — Мюррей явно пытался собраться, но, похоже, ему не хватало сил сейчас думать о чём-либо кроме того, что он только что узнал.
— Нет, — мягко возразила Гор. — Кота.
— Да. Мэтью, — Мюррей посмотрел на стакан, но пить больше не стал. — Любила, да. Я сам его любил. Родители так и не разрешили потом завести другого. Даже мне. У меня уже была сова, сказали они. Зачем мне ещё животное.
— Они винили в его смерти твою сестру?
— Винили, — согласился Мюррей. — Я не знаю, почему. Но они вообще всегда её во всём винили. Даже в том, что делал я, хотя я был прилично старше. Я, правда, ничего такого и не делал, но… — его голос прозвучал чуть виновато.
Нет, Гарри определённо не понимал, как у Мюрреев получился Филипп. Может быть, там была бабушка? Тётя? Дядя? Эльф какой-нибудь особый? Тот, кто вырастил его нормальным? Почему же это не сработало с Патрицией? У неё, оказывается, был всё-таки тот, кто её любил, и искренне — она не была совсем одна. У неё был брат — пусть даже разница у них была немаленькая, ну и что?
Хотя его-то они как раз любили, напомнил себе Гарри. Ну, насколько они на это вообще были способны. Видимо, даже такой любви хватило, чтобы парень вырос тем, кем вырос. А на дочь их не хватило.
— Твоя сестра сказала, что каждое утро ходила на пруд к келпи, — сказала Гор после небольшой паузы, и Мюррей кивнул. — Кто вписан в лицензию кроме тебя?
— Никто, — почти прошептал Мюррей.
— В таком случае, почему она могла общаться с ним одна? — спросила Гор. — По правилам…
— Она не могла, — тихо проговорил он. — То есть, она могла его увидеть… позвать, поговорить… но она не могла войти в воду. Не… не должна была мочь, — покачал он головой. — А он не мог выйти… чары по воде стояли. По её границе. Никто не мог… не должен был… Господи, — прошептал он, снова прижимая ладони к своему лицу.
— То есть, без тебя на келпи можно было только посмотреть? — уточнила Гор, и Мюррей кивнул. — Но она как-то сняла чары… и ты не знаешь, как. Верно?
— Я не знаю, — сказал он негромко. — Рики всегда была… я даже подумать не мог, что…
— Тебе предъявят обвинение, — сказала Гор. — Но если с охраняющими заклинаниями всё обстояло так, как ты говоришь, я думаю, их снимут. Ты не в ответе за сестру.
— Если бы я знал, — прошептал Мюррей. — Мне даже… Мерлин, да мне даже в голову такое не могло… не приходило. Рики. Боже мой.
— Мы отправили к тебе… к вам домой комиссию, — сказала Гор. — Я полагаю, они уже там — пусть всё осмотрят — а ты принеси пока что нам лицензию. Не думаю, что следует тебя задерживать, — добавила она. — Я думаю, следящего браслета хватит.
— Как скажешь, — тихо и совсем убито проговорил Мюррей. Потом тряхнул головой и добавил: — Да. Спасибо. Мне нужно домой, на самом деле. Хоть на время.
— У тебя ещё животные? — понимающе спросила Гор, и он кивнул:
— Моуки(1). Родители животных не выносят… никаких, но мне позволили их поселить в садовом доме. Они не будут их кормить… я найду, куда пристроить их.
— Зачем? — спросила она мягко. — Филипп, я не думаю, что тебя арестуют. Если всё обстоит так, как ты говоришь, ты невиновен.
— Если бы я не завёл его, — тихо проговорил Мюррей, качая головой.
— Но это неподсудно, — она тоже покачала головой. — Иди сейчас… и дай руку, — она достала браслет и свою палочку. Мюррей равнодушно вытянул вперёд обе руки, она надела браслет на правую, застегнула и коснулась его палочкой. Тот исчез, как будто растворившись в коже, но Мюррей на это никак не среагировал. — Всё, — сказала Гор. — Ты можешь идти… мы сообщим тебе, что дальше. Но, в принципе, ты можешь пока вернуться на работу.
Мюррей посмотрел на неё, словно бы ему потребовалось некоторое время, чтобы понять её слова, потом кивнул и вышел.
— Н-да, — проговорила Гор, закрыв протокол. — Вот дерьмо.
— Угу, — хмуро согласился Гарри.
— Я с тобой больше работать не буду, — проворчала Гор, и Гарри согласился:
— Угу.
Они немного помолчали.
— Не такая уж она и одинокая, — очень зло сказала Гор, одним резким жестом забирая протокол. — У неё был старший брат. Он её любил и любит. И он нормальный.
— Ну, его родители любили, — сам не зная почему заступился за Патрицию Гарри. — А её нет. Это очень обидно.
— Но…
— Очень, — твёрдо повторил он. — Ты просто не понимаешь.
— Только ты вырос нормальным, — с той же злостью сказала Гор. — Не защищай её.
— Ты знаешь, — вздохнул Гарри, — ко мне намного лучше относились. Ну, по крайней мере, в детстве.
— Не защищай её, — повторила Гор — и вышла, хлопнув дверью.
— Я и не защищаю, — сказал Гарри двери и тоже пошёл в отдел.
На душе у него было так погано, словно он был в чём-то виноват. Он настолько скверно себя чувствовал, что, поскольку шесть часов уже давно сравнялось, ушёл домой сразу же, как только выяснил, что на сегодня Гор больше ничего не запланировала. И, придя, отдал все вещи Кричеру и попросил почистить: на них как будто бы налипло это дело, а Гарри не хотелось, чтобы даже его тень попала в дом.
И, поскольку он вернулся непривычно рано, Гарри забрал охотно согласившуюся Джинни и, конечно, Джеймса, и они с нагруженной едой корзинкой для пикника отправились на море и остались там до самой темноты. И Гарри даже удалось выбросить это мерзкое дело из головы.
Ну, почти.
Утро следующего дня Гарри с Гор начали с повторного допроса Патриции Мюррей. Ничего нового они, впрочем, не узнали — Мюррей подтвердила все свои прежние показания. Она, кажется, не только не раскаивалась, но даже гордилась тем, что всё-таки сумела отомстить.
— Как вы сняли чары с пруда с келпи? — спросила Гор.
— Я знала заклинание.
— Откуда? — Гор по-прежнему говорила очень благожелательно.
— Я подслушала.
— Как?
— Ушами.
— Какими? — кажется, Гор смутить было невозможно.
— Розовыми, — ответила Мюррей, и Гарри с некоторым удивлением осознал, что понимает, что она имеет в виду.
— Вы имеете в виду удлинители ушей Уизли? — спросил он.
— Да.
— Откуда они у вас? — продолжил Гарри.
— Подарили.
— Кто? — спросила Гор, поскольку Гарри молчал, не будучи уверен в уместности именно этого вопроса.
— Одноклассник.
— Когда? — не отставала Гор.
— В школе, — последовал довольно предсказуемый вопрос.
— Одного заклятья недостаточно, — продолжила Гор. — Что вы ещё сделали?
— Зелье выпила.
— Какое?
— Оборотное.
Вот теперь это укладывалось в схему, подумал Гарри. Он не слишком разбирался в защитных чарах, но из полученного аврорами короткого их описания знал, что, помимо прочего, они были настроены на конкретного человека — а значит, оборотное зелье было необходимой составляющей их прохождения.
Гор продолжила расспрашивать, и из коротких ответов Мюррей постепенно вырисовалась картина: она, видимо, задумала содеянное уже очень давно, ещё когда её брат только завёл келпи. И наблюдала за установкой чар — а после ещё нашла недостающую информацию в домашней библиотеке. Сложнее всего для неё оказалось достать оборотное зелье, но и с этим она справилась с помощью совы и каталога.
— Но ведь этот мальчик вам ничего не сделал, — сказала в какой-то момент Гор.
— Она сама виновата, — упрямо ответила Мюррей. — Кордула. Теперь она поняла.
— Мы разговаривали с тем аврором, что вёл ваше дело, — сказал Гарри. — Карасу.
— Он нашёл его, — тихо проговорила Мюррей. — Мёртвого. Я… я так молилась, — её голос зазвенел. — Я просила, чтобы он вернулся. Я сделала бы что угодно. Всё, что угодно. Но он умер. И она его убила.
— Мы не можем это точно знать, — медленно проговорил Гарри. — Тот аврор признался, что это было не его тело.
— Как это? — непонимающе спросила Мюррей. Она нахмурилась и заморгала.
— Это был не Мэтью, — Гарри не хотелось объяснять детали. По крайней мере, не сейчас. — Просто очень похожий кот.
— Он что, — помедлив, спросила Мюррей, — он что, обманул меня?
— Он его не нашёл, — ответил Гарри. — Пожалел вас и принёс другого. Вряд ли ваш кот мог выжить.
— Пожалел? — переспросила Мюррей. — Пожалел?!
Её лицо каким-то невероятным образом разом побледнело и потемнело, а зрачки расширились. Секунду или две её губы беззвучно шевелились, а потом Гарри увидел, как она медленно сжимает кулаки, и порадовался тому что Гор не стала пренебрегать правилами и пристегнула руки Мюррей к скобе на столе.
— Мисс Мюррей, — позвала Гор — и этим словно прорвала плотину.
— Пожалел?! — как-то визгливо выкрикнула Мюррей. — Как пожалел?! Мэтью выжил! Выжил! А он просто не искал его! Просто не искал!
Она попыталась ударить сжатыми кулаками по столу, но это ей толком не удалось. Тогда Мюррей вцепилась в скобу, к которой были прикованы её руки, и с силой начала её дёргать, как будто бы пыталась выдернуть.
1) Англ. Moke, в русском переводе Ишака, моко и дуриворан. ⅩⅩⅩ класс опасности. Это серебристо-зелёная ящерица длиной до десяти дюймов. Встречается по всей Ирландии и Британии. В случае необходимости, способна уменьшаться в размерах, поэтому её никогда не смогут заметить маглы.
Кожа моуков высоко ценится среди волшебников. Из неё делают кошельки и сумочки. Чешуйчатая шкурка точно также, как и живая ящерица, уменьшается при приближении чужака, поэтому украсть кошелёчек из кожи моука крайне сложно.
Больше ни о чём с Мюррей поговорить не удалось: она словно обезумела и на разговор способна не была, и Гарри с Гор отвели её в камеру. Когда за ней закрылась дверь, Гор мрачно призналась:
— Что-то не уверена я в правильности твоего решения. По-моему, если её однажды выпустят, она убьёт кого-нибудь из детей Карасу. Надо бы предупредить его.
— Почему её должны выпустить? — возразил Гарри. Он и сам уже не был уверен в том, что следовало рассказывать Мюррей о том, что на самом деле никто не знает, что произошло с её котом. Он, конечно, был готов к тому, что это вызовет у неё очень бурную реакцию, но… наверное, не такую. Хотя, возможно, когда Мюррей придёт в себя, она поймёт, что, может быть, убила мальчика… Гарри даже сам с собою не нашёл верного слово. Напрасно? Не совсем справедливо? Ни за что?
— Ну как — помилование, — Гор посмотрела на него с удивлением. — Лет через двадцать. Она же не массовая убийца, хотя, конечно, дело будет шумным. И это если её будут судить, — добавила она. — Потому что выглядит она немного сумасшедшей, если честно. И если её семья нажмёт на рычаги…
— Вряд ли, — сердито возразил Гарри. — Был бы это их драгоценный Филипп…
— Кстати о нём, — спохватилась Гор. — Мы выдвигаем обвинение? Или отправим дело в их отдел?
— В отдел, — без колебаний сказал Гарри. — За что его наказывать?
— Он и так наказан, — хмуро согласилась Гор. — Давай-ка я его оформлю — не обижайся, но опыта у тебя пока что маловато, а тут нужно сделать идеально.
Вторую попытку поговорить с Мюррей Гарри с Гор сделали ближе к вечеру. Мюррей расхаживала по камере, что-то возмущённо бормоча, и когда дверь камеры открылась, остановилась и сложила руки на груди.
— Его же наказали? — спросила Мюррей.
— Кого? — осведомилась Гор.
— Того аврора. Наказали?
— Он больше здесь не служит, — ответила Гор абсолютно честно, и Мюррей кивнула:
— Хорошо.
— Мисс Мюррей, нам нужно закончить допрос, — сказала Гор, наколдовывая ей наручники. — Идёмте с нами.
Мюррей подчинилась, но посередине пути в допросную вдруг остановилась и спросила:
— Так вы знали? В аврорате? Вы всё знали?
— Мы продолжим разговор в допросной, — с некоторым напряжением сказала Гор.
К счастью, Мюррей подчинилась, но едва они дошли, и Гор приковала её руки к скобе, спросила снова:
— Так вы знали? Раз его уволили? Все знали, что мой Мэтью жив? И все молчали?
— Этого нельзя сказать с уверенностью, — возразила Гор. — То, что тело вашего…
— Если бы он умер, его нашли бы, так? — спросила Мюррей, и Гор, как Гарри показалось, с несколько излишней жёсткостью сказала:
— Нет, не так. У него фактически не было шансов выжить, будучи выброшенным из окна на такой скорости. Поиски начались, по сути, только через сутки — за это время хищники его просто съели без остатка. Он же маленький.
— Неправда! — горячо возразила Мюррей. — Если его не нашли — он жив!
— Был бы жив — нашли бы, — холодно и жёстко возразила Гор. — Даже если бы он выжил, убежать бы он не смог — был бы переломан весь. Значит, отыскали бы — если бы было, кого.
— Так вы знали? — упрямо спросила Мюррей, и Гор, незаметно для неё сжав в кулак лежащую на колене руку, ответила:
— Нет.
— Вы ему поверили? — спросила Мюррей.
— Да.
А что она должна была сказать? Соврать? Какое же дело мерзкое…
— Значит, его накажут? — настойчиво спросила Мюррей.
— В любом случае, Визенгамот будет это решать после рассмотрения вашего дела, — ответила Гор.
— Но ведь накажут? — повторила Мюррей, и Гор задала в ответ вопрос:
— Вы понимаете, что, может быть, напрасно убили мальчика?
— Почему? — Мюррей и вправду удивилась.
— Если ваш кот выжил, за что умер мальчик?
— А если нет? — вопросом на вопрос ответила Мюррей.
Ничего другого Гарри с Гор от неё не добились. В итоге они просто вернули её назад в камеру, и по пути назад Гор съязвила:
— Ну видишь — никто не повесился. А ты переживал.
— И хорошо, — хмуро отозвался Гарри.
— Давай готовить дело в суд, — решила Гор. — А Мюррей — к Азкабану: всё равно до осени Визенгамот не соберётся, уже август начался. Пусть сидит и ждёт. Зато пока что без дементоров.
С делом Гарри с Гор закончили задолго до шести — и, поскольку уходить домой пока что было рано, оставалось или изображать какую-то деятельность, или слоняться по аврорату. Гарри выбрал второе, и почти сразу наткнулся на тащащего куда-то большущую, почти что с него высотой, коробку Причарда. Делал он это с явным усилием и почему-то без всяких чар — просто тащил её по полу.
— Помочь? — предложил Гарри. Причард что-то пропыхтел в ответ, и Гарри, пристроившись с другой стороны, начал толкать коробку, весившую фунтов сто, если не больше.
Дело пошло веселее. Они с Причардом бодро дотащили коробку до дверей и свернули к лифтам.
— Мы вообще куда? — пыхтя, спросил Гарри.
— К международникам, — Причард слизнул нависшие над верхней губой капельки пота.
— Что там у тебя? — всё-таки не выдержал Гарри. — Труп их руководителя?
— Не труп, — ответил Причард, и Гарри против воли рассмеялся.
— Что, сам руководитель? Живой?
— Угу, — Причард оглянулся, прикинул оставшееся до лифтов расстояние и снова потянул.
— Серьёзно? — недоверчиво переспросил Гарри.
— Почти, — Причард фыркнул, словно лошадь. — Потом расскажу. Чарами нельзя, — добавил он зачем-то.
— А я-то думал, ты так развлекаешься, — не удержался Гарри. — Мышцы накачиваешь.
— И срываю спину? — они как раз дотащили коробку до лифтов, и Причард с наслаждением выпрямился и нажал на кнопку. — Хорошо, что я тебя встретил. Я думал, сдохну.
— А чего ты тащишь её один? — спросил Гарри.
— Больше некому, — досадливо ответил Причард. — Там на месте только Блейн и Марвуд, но она женщина, а он не в форме.
— А что случилось? — спросил Гарри, и Причард осклабился:
— Его слегка побили. Заживёт, — добавил он с таким профессиональным видом, что Гарри рассмеялся:
— Ну, раз ты обещаешь, значит, волноваться не о чем.
Подошёл лифт, пустой, по счастью, и Гарри с Причардом затолкали в него коробку, а затем спустились на пятый уровень.
И выплелись из лифта то ли в карнавал, то ли в бардак.
По всей площадке перед лифтами парили флаги. Разные — здесь, кажется, были представлены все существующие в мире флаги и, может быть, даже некоторое количество несуществующих. Обычно они украшали здешние стены, но сейчас носились хаотично друг за другом, совершенно игнорируя попытки маленькой кругленькой волшебницы утихомирить их.
— Туда, — Причард указал в сторону коридора, ведущего к отделам Международного совета по выработке торговых стандартов, и крикнул растрепавшейся волшебнице: — Держитесь! Вам помочь?
— Ничего! — крикнула она в ответ, ловким взмахом палочки обездвиживая очередной флаг. Тот замер и упал на пол, где, впрочем, не замер, а пополз куда-то в сторону. — Вы проходите, проходите!
Гарри с Причардом протащили коробку через коридор, затем по коридору, и остановились возле двери с табличкой «Склад-секретариат».
— Чего? — Гарри, разминая затёкшую спину, озадаченно прочёл название вслух. — Это как?
— Какая разница? — ответил Причард и громко постучал. Дверь распахнулась, и сидящая за столом девушка в светло-зелёной мантии изумлённо на них воззрилась. — Здравствуйте, мы из аврората, — радостно заявил Причард. — Принимайте.
— Что это? — спросила девушка. Она была довольно симпатичной, даже хорошенькой, и забавно морщила свой небольшой, чуть вздёрнутый носик.
— Не могу знать, мэм! — бодро отрапортовал Причард. — Я вообще стажёр, мы просто это вам доставили.
— Нам? — переспросила девушка. — Зачем? Нет-нет, я не возьму! — она даже вышла из-за своего стола. — Мне ничего про это неизвестно.
— Ну мы это назад точно не потащим, — уверенно ответил Причард. — Вот направление, — он вытащил из воздуха бумагу и протянул ей. Но, поскольку девушка осталась стоять на месте, ему пришлось к ней подойти — и терпеливо ждать, пока она прочтёт бумагу.
Читала она её так долго, слово по слогам — но наконец закончила и недовольно заявила:
— Но это не к нам! Идите в секретариат!
— Тут, видите, написано «склад-секретариат», — возразил Причард.
— Но мне ничего не говорили! — воскликнула девушка. — Ни про какое… что у вас там?
— Образцы.
— Вот, про образцы мне ничего не говорили! Я не возьму, — она обхватила свои локти ладонями.
— Дженис, что у вас за шум? — раздался женский голос, и в поле зрения Гарри откуда-то из недр кабинета выплыла фигура. Женская, в мантии такого же светло-зелёного цвета, как у девушки, но куда лучшего покроя — да и сама фигуры выглядела не в пример величественней. — Что ты раскричалась? — спросила дама, забирая у неё из рук бумагу. — А, — сказала она. — Да, заносите вот сюда, — она царственно указала длинной, с унизанными перстнями пухлыми пальцами рукой, куда-то вправо, и коснулась ладонью своей высокой причёски. — Она всегда кричит, — сказала она Причарду. Тот понимающе кивнул, а девушка немедленно возмутилась:
— Я просто говорю! Что мне ни про какие образцы не говорили!
— Ну извините, мисс младший секретарь, что вам не доложили, — ехидно протянула дама. Девушка метнула на неё яростный и возмущённый взгляд и демонстративно вернулась за свой стол, очень громко повторив:
— Мне никто не говорил!
Но Гарри с Причардом было не до их пикировки: они пытались пропихнуть коробку в дверь. Та влезла, но не сразу, и им пришлось изрядно поднажать, чтобы она прошла.
Взмыленные, они допихали коробку до угла, подписали накладную и вышли, наконец, сопровождаемые недовольным:
— Ну а что, я должна была принять незнамо что? Мне не говорили!
Законченное, по сути, за один, и закрытое за два дня дело Мюррей вымотало Гарри сильней многих длинных расследований, так что, когда на следующий день Сэвидж его подключил к делу, которым Праудфут занимался уже второй месяц, оставив Гор самостоятельно общаться с семьями Пател и Стамп, это показалось Гарри почти подарком. Пускай оно и требовало нуднейшей бумажной работы в архиве и библиотеке, зато было… как бы сказать… нормальным. Наложение сложных фамильных проклятий и похищение артефактов — что может быть лучше?
Впрочем, не расспросить Гор Гарри всё-таки не смог, тем более что вернулась она от Стампов с крайне странным выражением лица.
— У тебя такой вид, словно бы ты съела крысу, — прокомментировал его Сэвидж.
— Лучше б съела, — ответила Гор, морщась. — Они там все психи. Знаете, кого я встретила у Стампов?
— Мюрреев? — предположил Гарри, и она кивнула:
— Да. И Пател — но это хоть понятно. Не знала бы — решила, что все они родня. Ты знаешь, Мюрреи, оказывается, могут быть нормальными — они так сочувствовали матери… Кордуле. Очень искренне. Не видела бы я, как они о дочери говорили — решила бы, что милые люди. Они с детства дружат семьями ну и так далее — там есть ещё два брата, младших, выглядят тоже вполне нормальными.
— Выражать сочувствие нормально, — заметил Сэвидж. — Что-то принципиально важное есть?
— Да нет, — ответила она. — Я думаю, мы дело закрываем — дождёмся только заключения по келпи.
Остаток недели для Гарри буквально пролетел, а во вторник вечером Сэвидж вручил ему предписание о сопровождении Патриции Мюррей в Азкабан, где она будет дожидаться суда по своему делу.
— Полетишь один — все заняты, — сказал Сэвидж. — И потом, для такого дела одного сопровождающего вполне достаточно. Скуёшь её и наложишь сонные чары — долетите спокойно.
— Да, сэр, — Гарри подавил вздох. С другой стороны, а кому ещё терять целый день? Не старшим же аврорам, если есть младший?
— Есть деталь, — добавил Сэвидж. — С вами полетит её брат.
— Филипп Мюррей? — даже переспросил Гарри.
Вообще, правила этого не позволяли. Они даже прямо содержали прямой запрет на подобное.
— У нас, знаешь ли, нет регулярных рейсов в Азкабан, — ворчливо проговорил Сэвидж. — Мистер Мюррей возвращается на работу — его там ждут. Идиотизм гонять ради этого вторую карету.
— Понимаю, — кивнул Гарри.
Видимо, кто-то из семейства Мюрреев всё же надавил куда-то и устроил-таки встречу брата и сестры. А отдуваться снова, разумеется, Гарри. Если это выплывет — он младший аврор и герой, ему, видимо, спишется. Ну, дадут взыскание…
Если выплывет.
Гарри уже достаточно долго проработал в аврорате, чтобы научиться понимать подобные вещи.
— Вот и хорошо. Так что никаких дел с собой не бери, — предупредил Сэвидж.
— Разумеется, сэр.
Формально сопровождающие не имели права отвлекаться на что-то, кроме собственно сопровождения. Все, конечно же, нарушали это правило, но раз с Гарри летит хоть и сотрудник министерства, но не аврората, лучше было подстраховаться. Это Гарри понимал тоже, и ему было немного обидно, что Сэвидж с чего-то решил ему об этом напомнить.
— Ещё раз сэром назовёшь — отправлю улицы патрулировать, — всё тем же деловым тоном предупредил Сэвидж, и Гарри чуть слышно фыркнул и невинно осведомился:
— Прямо завтра? С… кхм.
— Зачем завтра? — ласково удивился Сэвидж. — С понедельника. На следующую неделю. Как раз от дежурства до дежурства.
Ох.
Гарри вообще забыл об этих дежурствах — настолько, что чуть было не спросил, о чём речь, но, к счастью, вовремя вспомнил. Дежурство в лагере, где пока держали собранных для возвращения в Азкабан дементоров. Первое было с Флэк, если Гарри ничего не перепутал. Или с Блейном?
Спасибо хоть днём, а не ночью.
— А можно вместо? — шутливо взмолился Гарри. — Можно даже на две недели.
— Что, не хочешь встречаться с нашими новыми стражами? — усмехнулся Сэвидж.
— Не хочу, — честно признался Гарри.
— Тебе всё равно придётся, — неожиданно сочувственно сказал Сэвидж. — Спасибо хоть днём и летом. Всё, иди домой.
— Да я понимаю, — вздохнул Гарри и пошёл к своему столу — собираться. Пожалуй, решил он, надо зайти к Фортескью и купить мороженого и лимонада — может, Джинни разрешит наконец Джеймсу хоть немного попробовать? До сих пор она строго держалась правила «детям до трёх лет незачем давать сладости», но Гарри это казалось слишком жестоким. В конце концов, ему уже было почти полтора года! Ну, без двух месяцев.
— Там есть фейри, — вдруг сказал Сэвидж.
— Фейри? — Гарри развернулся. — Рядом с дементорами? Откуда?
— А пикси их знает, — хмыкнул Сэвидж. — Завелись откуда-то где-то через неделю после того, как возвели лагерь — магозоологи считают, что мы потревожили место их обитания, хотя вроде бы выбирали тщательно. Летают в палатке и ужасно жужжат — теперь те больше похожи на оранжереи. Цветущие растения их вроде как успокаивают. Так что советую взять с собой головной убор.
— Зачем? — Гарри невольно улыбнулся.
— Они любят дёргать нас за волосы. А на магическую защиту обижаются. Расспроси Джона, — Сэвидж широко улыбнулся и махнул: — Иди уже.
К огорчению Гарри, ни мороженого, ни лимонада Джеймс не получил — Джинни налила ему только домашний, а когда малыш потянулся к её стакану, строго заявила, что это только для взрослых. Зато вечером, когда воздух стал пусть и не прохладным, но по крайней мере не таким раскалённым, они вышли пройтись — и вернулись уже в темноте, и Гарри нёс спящего сына на руках, и старался запомнить это тёплое ощущение лежащей на его плече детской головки и лёгкого сонного дыхания на шее получше.
Утро четверга выдалось слегка туманным, что обещало очередной жаркий день. Чтобы успеть обернуться за день, вылетать следовало пораньше, так что карета ждала Гарри в семь — а ему ещё нужно было успеть забрать Мюррей, и сделать это пораньше — лучше всего было привести её до того, как к карете придёт её брат. Гарри так и не решил для себя пока, позволит ли он им пообщаться: никаких инструкций или хотя бы просьб на сей счёт он не получил, а значит, Сэвидж отдал это ему на откуп.
Так что встал Гарри в шесть. Ещё вечером он попросил Кричера собрать ему завтрак, причём на двоих, с собой, так что ему оставалось только умыться, побриться и одеться — всё равно в дороге особенно делать будет нечего, так он хоть спокойно поест и убьёт часть времени.
В аврорате Гарри появился в двадцать минут седьмого. На его плече болталась сумка с завтраком, запасной рубашкой, парой белья — на всякий случай, ибо кто знает, что внезапно может случиться — и книжкой по редким растительным ядам, одним из которых, кажется, были пропитаны страницы некой кулинарной книжицы, проходившей по делу Праутфута. Но официально это был просто справочник, и к работе напрямую не относился, так что Гарри счёл, что его чтение не будет нарушением запрещающего отвлекаться на рабочие материалы правила перевозки ожидающих суда в Азкабан.
Дежурный на входе вручил Гарри конверт от Сэвиджа и сказал, подавляя зевок:
— Вас просили посмотреть сразу.
— Срочно? — Гарри посмотрел на конверт безо всяких отметок.
— Ну, ваш шеф сказал «сразу», — ответил дежурный, с любопытством глядя на Гарри.
Тот кивнул и, сунув конверт пока в сумку — не открывать же его здесь, прямо на посту, мало ли, что там — пошёл в отдел.
— О, привет, Гарри, — сказала едва не столкнувшаяся с ним на входе в Аврорат Флэк. Выглядела она встрёпанной, невыспавшейся и голодной. — Ты же сейчас в Азкабан?
— Вы со мной? — улыбнулся ей Гарри. — Доброе утро.
— Я не успеваю, — досадливо ответила Флэк. — Можешь оказать мне услугу?
— Поработать совой? — спросил Гарри. — Без проблем!
— Ну не то что совой, — она махнула ему идти следом. — Нужно кое-кого привезти. Сопроводишь?
Так вот, видимо, чего хотел от него Сэвидж: чтобы Гарри зашёл к Флэк. Вообще, осуждённых сопровождать должны двое…
— Возьмёшь в сопровождающие одного из охраны, — Флэк словно прочла его мысли. — Кого выдадут. Да ты не волнуйся, там тихий контрабандист, проблем не будет.
— Без проблем, — заверил Гарри её. — А я думаю, что за послания от начальства с утра пораньше.
— Спасибо, — она завела его в свой отдел, сейчас больше похожий на отделение какого-нибудь архива. — Сейчас, где-то тут было предписание… погоди, — она зарылась в бумаги на своём столе. — Вот, — она протянула ему несколько бумаг. — Ты его, главное, усыпи и цепи проверь — и долетите нормально. Потом к нам его.
— Договорились, — кивнул Гарри, засовывая бумаги в сумку.
— Спасибо, — Флэк протянула ему большую шоколадку в фиолетовой фольге с золотыми звёздами. — И мы с тобой в это воскресенье дежурим.
— Я помню, — вяло ответил Гарри, и она рассмеялась:
— Боишься их? Бу-у! — она подняла руки и помахала ладонями с растопыренными пальцами.
— Просто не люблю, — Гарри сунул в сумку и шоколадку. Золотые звёзды — это, кажется, с миндалём.
— Возьми что-нибудь голову прикрыть, — посоветовала она. — Там откуда-то поналетела куча фей, они стрекочут и таскают всех за волосы — зато домой придёшь весь в пыльце, я её потом несколько дней отовсюду выгребала.
— Мне Сэвидж сказал, да, — кивнул Гарри.
— И там море сладкого, — добавила она весело. — Особенно шоколадного. Мы в прошлый раз доедали трёхслойный муссовый торт — это сказка! Заберёшь часть домой — его там больше, чем можно съесть. Малыш Джеймс любит шоколад?
— Он пока что его не пробовал, — Гарри тоже улыбнулся.
— Вот это нервы у твоей жены, — восхитилась Флэк. — Ну всё, не буду тебя задерживать — до вечера! — она махнула ему рукой и с некоторым остервенением придвинула к себе какой-то разграфлённый лист.
Мюррей ещё спала, когда пришёл Гарри, и тому на миг стало немного неловко. Впрочем, он решил, что она всё равно проспит почти всю дорогу, а на обед в Азкабане они как раз успеют — должны успеть, если в дороге ничего не случится. Погода стояла отличная, так что долететь они должны были часов за пять.
Услышав, что они летят в Азкабан, Мюррей спросила:
— Меня, значит, не будут судить?
— Будут, — пообещал Гарри. — Разумеется, вас будут судить, но Визенгамот не будет собираться ради только вашего дела — и потом, они сейчас на каникулах. Вам придётся подождать осени.
Больше она ничего не спросила. Гарри вышел, позволив ей спокойно одеться, затем заковал в кандалы, наложил Силенцио, накинул на голову капюшон и вывел из камеры.
У кареты они были без четверти семь. Гарри как раз успел усадить туда Мюррей, пристегнуть кандалы и наложить сонные чары, когда услышал снаружи характерный хлопок аппарации.
Филипп Мюррей.
Дверца скрипнула, карета качнулась, и в неё поднялся Мюррей в форменной мантии отдела регулирования магических популяций и контроля над ними. Гарри показалось, что с прошлой встречи он побледнел и осунулся, но, в целом, выглядел Мюррей нормально. Он поздоровался с Гарри, огляделся, дошёл взглядом до того угла, где спала под сонными чарами, отгороженная невидимым барьером от остального пространства кареты, его сестра — и замер.
— Регулярных рейсов в Азкабан нет, — с улыбкой повторил Гарри слова Сэвиджа. — Так что полетим все вместе. Она спит и нас не слышит. Доброе утро.
— Рики будет там ждать суда? — спросил Мюррей, садясь напротив сестры рядом с Гарри.
Тот кивнул и спросил:
— Вы завтракали?
— Да, спасибо, — Мюррей посмотрел на него и почти улыбнулся — одними губами.
И вновь посмотрел на Патрицию.
— Как вы сами? — спросил Гарри, закрывая за ним дверцу и дёргая за небольшой рычаг, чтобы дать сигнал кучеру — мол, мы готовы. Взлетаем.
— Нормально, — пожал Мюррей плечами. — Было внутреннее расследование, меня оправдали.
— Я вполне с этим согласен, — искренне проговорил Гарри. — Я тоже думаю, что вас не в чем винить. Я читал, вы даже поставили там дополнительную защиту.
— Не знаю, — негромко проговорил Мюррей. — Что бы я ни сделал, этого оказалось недостаточно, чтобы защитить мальчика. И её, — добавил он совсем тихо, снова посмотрев на сестру. — И…
Карета качнулась и начала двигаться. Минута — и они взлетели, и в приоткрытые окна повеяло тёплым воздухом, который, впрочем, постепенно становился всё свежее.
— Вы сделали всё, что были должны, и даже больше, — уверенно сказал Гарри. — И не можете отвечать за злонамеренные действия другого человека.
— Наверное, — не стал спорить Мюррей и уставился в окно.
Они замолчали, и минут через десять Гарри поднял стол и начал доставать из сумки свой завтрак. Он искренне сочувствовал Мюррею, но, в конце концов, Гарри был голоден, и как бы тому помогло, если бы это так и осталось?
— Кофе хотите? — предложил Гарри, беря в руки большой синий кофейник.
— Спасибо, — неожиданно согласился Мюррей, и Гарри, разлив обжигающе горячий кофе по чашкам, протянул одну из них своему спутнику.
— Угощайтесь, — предложил он, указав на тарелку с сэндвичами с говядиной и огурцом и ветчиной с сыром. На второй лежало шоколадное печенье, в котором шоколада, на взгляд Гарри, было куда больше, чем собственно печенья, от чего оно безбожно крошилось, и оторваться от которого не было никакой возможности.
— Спасибо, — повторил Мюррей, но ничего брать не стал — кажется, не из принципа, а просто потому что кусок ему в горло явно не лез.
Они вновь замолчали. Гарри завтракал, Мюррей пил кофе, и похоже было, что вся их дальнейшая дорога пройдёт в тишине.
Гарри доедал второй сэндвич, когда Мюррей заговорил:
— А я ничего не видел. Даже не представлял, что с ней творится.
— Кто бы мог такое представить, — искренне сказал Гарри.
— Рики никогда не говорила о Мэтью после школы. И о Пател. Я думал, она успокоилась. Отпустила всё это… Я ничего не видел.
— Не вините себя, — Гарри почувствовал себя беспомощным. Он так и не научился толком утешать… а ведь это, пожалуй, тоже часть его работы, подумал он вдруг. Как ни странно. Вот только в академии к этому не готовят, и курсов таких нет. Он не знал, что сказать, чтобы Мюррею стало легче — Гарри очень хотел бы найти слова, но ничего, кроме этого дурацкого «не вините себя» ему в голову не приходило.
— Рики всегда была замкнутой, — сказал Мюррей. — Очень закрытой, особенно с чужими и с родителями. Родители этого не понимали и раздражались… Но мы дружили. Ей нравилось слушать мои истории о работе. И ухаживать за моуками. И я так обрадовался, когда она заинтересовалась Бр… коньком. Келпи. Она словно бы… ожила, что ли. Стала почти такой, как была в школе… Начала его вышивать… ходила к нему каждый день. Они вместе плавали… Я… я даже не думал.
— Почему вы его завели? — Гарри доел сэндвич и брать новый не стал.
— Подобрал раненого жеребёнка, — тихо и очень грустно ответил Мюррей. — Ему было месяца четыре или, может быть пять… я его сам выкормил. Выходил его… научил трюкам… он любит играть в прятки и катать меня на спине… знаю, его казнят заслуженно, — он кивнул и прикрыл глаза, и его губы сжались, словно от боли. — Просто… он животное, да, но я его полюбил. Я понимаю, что он убил мальчика, — он снова кивнул.
— Когда казнь? — тоже тихо спросил Гарри.
— Экспертиза ещё не готова, — ответил Мюррей и грустно взглянул на Гарри. — Это трусливо, но я… не знаю, как сказать… рад? Рад без радости, — он печально улыбнулся, — что меня снова отправили в Азкабан. У нас нет палача сейчас, знаете?
— Нет, — этого Гарри не знал. Странно… — Слушайте, ну вас бы в любом случае не заставили, — уверенно сказал он.
— Нет, конечно, — согласился Мюррей. — Просто я… это как такое маленькое трусливое предательство, — он зябко обхватил чашку ладонями. — По-хорошему, это должен бы сделать я. Последнее. Только я бы не смог, — признал он. — А так я вроде и не струсил: у меня как бы нет такой возможности.
Он вздохнул и допил свой кофе. Гарри вопросительно тронул ручку кофейника, Мюррей кивнул, и Гарри наполнил его чашку снова.
— Я не думаю, что я сам смог бы, — признался он.
— Всё это какой-то дикий сон, — сказал Мюррей. — Мне всё кажется, что меня заколдовали, и сейчас я проснусь в Мунго, и всё будет как прежде. Я даже не представлял, что ей так невыносимо, — он посмотрел на сестру. — Или, может быть, не хотел представлять. Я всё думаю: может быть, я просто не хотел понимать, что с ней происходит. Как все остальные. И вот, — он замолчал и сделал глоток, кажется, чтобы успокоиться. — Рики останется в Азкабане. Мальчик умер. И Брика казнят. А я ничего не видел.
— У вас в доме было довольно людей, которым было бы положено это увидеть, — сказал Гарри. — Например, мама с папой.
— Они Рики не любят, — просто возразил Мюррей. — И никогда её не понимали. И не слушали меня, когда я им говорил, что незачем навязывать ей Кори… Кордулу в подружки. И не стоит постоянно приводить её в пример. Извините, — добавил он, чуть помолчав. — Я просто… мне некому всё это сказать. Вы знаете, почему-то друзьям говорить такое сложно. А вы… ну, вроде как это почти допрос, — он вымученно улыбнулся. — Дополнение показаний. Тем более, вам.
— Почему тем более мне? — улыбнулся Гарри.
— Я помню министерство при Тикнессе, — Мюррей посерьёзнел. — Я помню войну и всё это. Я помню, как пропадали люди. И как их арестовывали. Вы спасли нас. И мне стыдно за то, что это был восемнадцатилетний юноша, а не мы все.
— Не все разделяют ваше мнение, — дружелюбно возразил Гарри. Ему даже хотелось сейчас перевести разговор на эту тему и отвлечь Мюррея.
— Да, мои родные смотрят на это по-другому, — согласился Мюррей. — Но они — это они, а не я.
— Вы уж точно за них не отвечаете, — Гарри постарался вложить в эти слова как можно больше уверенности.
— Ну да, — согласился Мюррей и вновь отпил кофе.
— Возьмите сэндвич, — предложил Гарри. — Они очень удались, особенно с говядиной.
Мюррей явно хотел было вновь отказался, однако, поколебавшись, всё же кивнул и взял сэндвич, и благодарно кивнул.
Они вновь замолчали.
— У меня был коллега, — вдруг негромко проговорил Мюррей. Гарри посмотрел на него — тот глядел в окно и водил указательным пальцем по краю рукава своей мантии. — Мы, пожалуй, дружили. Приятельствовали, по крайней мере. Порой пили пиво в пабе… Магглорождённый, — он повернулся к Гарри. — Когда… когда всё это началось — с этой комиссией, с Тикнессом — он отдал мне своих моуков. Попросил присмотреть за ними. Больше я его не видел, — горько закончил он. — Не знаю, что с ним стало. Он так и не вернулся. У меня остались моуки и кое-какие вещи — и всё.
— Как его звали? — спросил Гарри.
— Эндрю, — ответил Мюррей. — Эндрю Беннет.
— Напишите заявление о его пропаже, — сказал Гарри серьёзно. — У меня есть чистый пергамент. Напишите, и мы дадим делу ход. Обещаю.
— Думаете, сейчас можно что-то узнать? — недоверчиво спросил Мюррей. — Семь лет прошло… и потом, я же ему не родственник…
— Он магглорождённый, — пожал Гарри плечами. — Конечно, никто из родственников не может подать нам заявление о его пропаже. А у вас его моуки и вещи. Мы попробуем. Пишите.
Он достал из сумки пергамент, перо и чернильницу и придвинул Мюррею. Тот посидел немного, видимо, формулируя, начал писать, зачеркнул что-то и виновато спросил:
— У вас нет другого листа? Я тут…
Гарри молча придвинул ему другой, но Мюррей сперва набросал текст на старом, несколько раз что-то в нём исправляя, и только затем переписал начисто и отдал заявление Гарри. Написал он довольно много, постаравшись изложить всё, что могло помочь в поисках, от факультета, который закончил Беннет, до его адреса и даже адреса его родителей — правда, примерного, но описанного весьма точно.
— Вы сказали, что у вас остались некоторые его вещи, — сказал Гарри. — Когда вы вернётесь, отдадите их нам?
— Да вы сами заберите, — предложил Мюррей. — Они у меня в шкафу, дома.
— Вряд ли мы получим ордер, — с сомнением проговорил Гарри.
— Я вам дам письмо к отцу, — сказал Мюррей. — Напишу, что это по работе. Они не станут мешать.
На чистом листе он быстро написал записку, сложил и отдал её Гарри — а потом они выпили ещё кофе с печеньем (обсыпав при этом всё вокруг, начиная с самих себя, крошками) и, устроившись каждый в своём углу, мирно замолчали.
Полюбовавшись немного на пейзаж внизу — в ясную, как сегодня, погоду, было очень любопытно смотреть на землю с такой высоты — Гарри всё-таки решил заняться чем-то полезным, например, открыть справочник. Мюррей молчал, глядя то в окно, то на сестру, и Гарри даже подумал было спросить, не хочет ли он поговорить с ней, но не стал. И не потому что это стало бы прямым нарушением правил, а потому что загнал бы этим вопросом Мюррея в ловушку: а что, если тот не хотел? Или, может, не мог? Так что Гарри решил не вмешиваться и заняться делом.
В сумке он первым делом наткнулся на переданный дежурным конверт. Вскрыв его, он увидел короткую записку от Сэвиджа: «Решай сам. И можешь его порадовать.» и сложенные вдвое листы, кажется, от какого-то протокола. Он раскрыл бумаги: наверху был гриф Отдела регулирования магических популяций и контроля над ними, а под ним — заключение экспертизы осмотра келпи по кличке Брик. Гарри пробежал его глазами, сморгнул и вернулся к началу, и на сей раз прочёл уже очень внимательно.
А потом посмотрел на свою сумку, где лежала смена белья, и почувствовал, что вот-вот начнёт нервно хихикать.
Почему Сэвидж не обозначил конверт как срочный? Хотя почему не обозначил, возразил сам себе Гарри — очень даже обозначил. Передал же через дежурного открыть конверт сразу! Надо же было Гарри наткнуться на Флэк и решить…
— Брика, может быть, не казнят, — сказал Гарри.
— Что? — Мюррей, вздрогнув, резко повернулся к нему. — Почему?
Гарри молча протянул ему копию заключения экспертизы, в которой вполне ясно говорилось о том, что никаких частей погибшего Мэтью Стампа или волокон его одежды ни в желудке, ни в кишечнике, ни в межзубном пространстве келпи не обнаружено.
— То есть, — медленно проговорил Мюррей, поднимая голову от зажатых в руке бумаг, — Брик его не ел?
— Определённо нет, — уверенно сказал Гарри. — Правда, мы не знаем, топил он его или нет, но точно не ел. Так что, может быть, его не казнят.
— Но ведь кто-то это сделал, — нахмурился Мюррей. — Я читал протокол: тело объели. Характерным образом, — он с шумом выдохнул воздух через нос.
— Кто бы это ни был, это не Брик, — констатировал Гарри очевидное — и они оба, не сговариваясь, посмотрели на Патрицию.
— Можете меня заколдовать, — предложил вдруг её брат. — Усыпить, или ещё что.
— Некуда спешить, — сказал Гарри. — В Азкабане поговорим.
— Конечно, — согласился Мюррей, но Гарри буквально кожей чувствовал, до какой степени ему хочется получить ответ. В принципе, он ведь всё узнает рано или поздно… на суде…
Гарри теперь и самому очень хотелось поговорить с Патрицией. Но нельзя же делать это прямо здесь, да ещё в присутствии её брата! Даже если Гарри его усыпит, к протоколу всё равно очень просто будет придраться.
— Я не могу проводить допрос здесь при вас, — сказал Гарри. — Он просто будет недействителен.
— Я понимаю, — Мюррей посмотрел на сестру, потом на копию протокола, что так и держал в руке, а потом на Гарри.
— Я скажу вам, — помолчав, твёрдо проговорил тот. — Перед тем, как возвращаться, я вам скажу. Обещаю.
Гарри смотрел в окно на блестящее под солнцем море, над которым они теперь летели, и думал о предстоящем разговоре с Патрицией Мюррей. Он пытался представить, как, так сказать, технически, можно было имитировать поедание ребёнка. Наверняка существуют какие-нибудь подходящие заклятья — это раз. Но он не знал их. И, конечно, можно сделать проще: создать макет челюсти келпи и им как бы обгрызть тело. А оторванные куски плоти, например, превратить в воду и в ней растворить. И не найдёт никто, даже если начнёт искать — всё равно там много крови.
Желудок свело, и Гарри замутило так остро, что жгучий комок подобрался к горлу. Гарри несколько раз сглотнул и торопливо вытащил из кармана жестянку с мятными конфетами — такими мятными, что от них, кажется, замерзал нос. Он сунул в рот сразу две ярко-голубых конфетки и разгрыз их — и чихнул от ударившего в нос ледяного мятного торнадо. Это помогло: тошнота почти что отступила, оставив, впрочем, мерзкий привкус, перебить который даже конфеты смогли далеко не сразу.
Гарри посмотрел на спящую Патрицию. Могла ли… нет — по силам ли ей было подобное? Пожалуй, решил он. Судя по всему, она готовила свою месть долго, а время позволяет привыкнуть к любой мерзости. Даже такой. Но вот хватило бы у неё сил?
Нет, нужно было разворачиваться.
Гарри потянулся было к рычагу, и даже взялся за него — но замер. Они же ведь должны были доставить в Азкабан Мюррея! И половина пути уже проделана.
Гарри посмотрел на часы. Нет, не половина — треть.
Но Мюррея-то ждут. А сам Гарри должен привезти кого-то для Флэк в Лондон.
Кучер его убьёт, подумал Гарри, держа руку на рычаге. А потом и Сэвидж. И неизвестно, кто из них сделает это больнее.
Дело было не в том, что Гарри боялся не справиться с допросом, нет. Но тут явно нужен будет не один, что же, вызывать её потом? И поговорить со Спраут нужно, да и с Флитвиком, наверное. Или… или, может, она в самом деле это имитировала? Трансфигурировать что-либо в челюсть просто…
«Решай сам».
Ну почему он не открыл этот дракклов конверт на месте?!
Гарри посмотрел на Филиппа Мюррея, тоже смотрящего в окно. Затем перевёл взгляд на его сестру. Вспомнил, как проводила допрос Гор — идеально! Ни одной ошибки. Гарри бы ошибся дважды — минимум, и это только то, что он успел заметить.
С другой стороны, эта Патриция ведь не какой-нибудь Каплан.
Гарри убрал руку с рычага. Ладно. Уж если ошибаться — то по полной. Они доставят Филиппа Мюррея в Азкабан, и Гарри там сам проведёт допрос. А если не добьётся ничего, или добьётся не до конца — ну что ж, они вернутся. Вместе — карете возвращаться так и так. Какая разница, с двумя пассажирами или с тремя?
Так что справочник так и остался лежать в сумке, и всю дорогу Гарри обдумывал предстоящий ему допрос.
В Азкабан они прибыли в самом начале первого. Встретивший их комендант пожал им руки и пообещал:
— Через час обед. У нас сегодня великолепное куриное рагу с грибами и молоденькой картошкой.
— Отлично! — Гарри улыбнулся, стараясь очень глубоко дышать. Он уже, наверное, должен бы был привыкнуть к Азкабану, но всё равно каждый раз, когда он после полёта ступал на старые каменные плиты треугольной площадки, его охватывал мерзкий, скручивающий внутренности страх. И хотя Гарри научился с ним справляться, избавиться от этого ощущения у него пока не вышло. — А грибы какие?
— Местные, — гордо сказал комендант, и Гарри, незаметно сглотнув, подумал, что вовсе не уверен, что желает это есть. — У нас тут плантация внизу — и такие шампиньоны! А навозники какие!
— Навозники? — переспросил Гарри. Вот теперь он точно расхотел есть.
— О да, — довольно кивнул комендант. — Это великолепные грибы! Молоденькие! Попробуете, — пообещал он.
— Копринусы, — вмешался Мюррей с улыбкой. — Они и вправду вкусные, когда молоденькие. Главное, не пить с ними алкоголя, даже пива. Существует несколько видов копринусов, здесь выращивают белые навозники, или чернильные грибы.
— Мы берём только яйцеобразные, — заверил Гарри комендант. — Ни один даже не начинает раскрываться и темнеть! Белейшие, — он даже кивнул.
— Попробуйте, — поддержал его Мюррей — и что оставалось Гарри? Лишь кивнуть.
— Я не уверен, что вам имеет смысл спускаться, — сказал комендант Мюррею. — Пока вы туда дойдёте, придёт время подниматься на обед. Я бы предложил вам отдохнуть с дороги и расположиться — комната готова.
— Да, пожалуй, — Мюррей бросил очень быстрый взгляд на Гарри.
— Мне бы пока с ней в допросную, — сказал тот коменданту. — Хочу поговорить.
— Конечно, — чего-чего, а лишних вопросов аврорам комендант не задавал. — Давайте документы — мы пока её оформим.
— Мне нужно ещё забрать у вас кое-кого, — добавил Гарри, протягивая коменданту отданные ему Флэк документы.
— Сделаем, — пообещал комендант.
Допросная здесь была совсем маленькой — видимо, переделанной из камеры. Стол со скобой, три стула: один по одну сторону, два — по другую, и всё, больше сюда ничего и не помещалось.
Сонные чары с Патриции Мюррей Гарри снял ещё в карете, но взамен снова накинул ей на голову капюшон, и не стал снимать его даже когда повёл её по лестнице. Идти, правда, пришлось медленно, но они ведь не спешили никуда — в конце концов, обед мог подождать.
Мюррей ступала неуверенно, и Гарри пару раз пришлось её подхватывать, когда она оступалась, чарами, но он упрямо не хотел ей открывать глаза. Так что капюшон с Мюррей он снял лишь когда усадил её в допросной и приковал руки к скобе.
И только потом снял Силенцио.
— Четвёртое августа две тысячи четвёртого года, двенадцать часов семнадцать минут. Британский Аврорат, младший аврор Гарри Поттер. Азкабан. Допрос Патриции Мюррей. Мисс Мюррей, как вы убили Мэтью Стампа?
— Келпи, — ответила она, всё ещё щурясь от довольно яркого здесь света, проникающего через окно под потолком.
— Как именно? — ровно спросил Гарри.
— Я забрала его из пруда, — Мюррей не была особо разговорчива.
Гарри помнил технику допроса Гор: серия совсем простых вопросов. Точных вопросов — и сейчас он должен был быть аккуратным.
— А потом?
— Аппарировала с ним на озеро.
— А потом?
— Пустила его в воду.
— А потом?
— Он поплыл.
Она казалась снова такой же полузамороженной, какой была до того, как узнала о своём коте. Такой же, как когда её допрашивала Гор в начале.
— А потом?
— Мы с ним поплавали.
— А потом?
— Я их ждала.
— Кого? — ну хоть какое-то разнообразие.
— Кордулу. С сыном.
«Кордула». Не «Кори».
— А потом?
— Он пошёл купаться. А её я усыпила.
— Как?
Эта часть была простой: Гор всё это уже проделала, и Гарри, в сущности, пока лишь повторял за ней.
— Сонные чары наложила.
— А потом?
— Я утопила Мэтью.
А вот здесь уже начинались расхождения. Он справится.
— Не торопитесь, — попросил Гарри. — Что именно было потом? Что вы сделали?
— Позвала келпи.
Она не называла его Бриком, подумал Гарри. Ни разу не назвала келпи по имени. Они с Гор даже и не знали его кличку — или, может быть, она и знала из бумаг от тварцев, но не от Мюррей.
— А потом?
— Утопила Мэтью.
Ну нет, так не пойдёт.
— Не торопитесь, — повторил Гарри. — Что именно было после того, как вы позвали келпи?
— Они стали играть.
— А потом?
— Я утопила Мэтью.
Всё-таки если чему-то Гарри и научился за время своего стажёрства — так это терпению.
— Не торопитесь, — снова сказал он спокойно. — Что конкретно вы сделали после игр?
— Утопила Мэтью.
Ладно. Гарри решил попробовать иначе.
— А потом?
— Келпи испугался.
Получилось! Гарри очень, очень постарался ничем не выдать своё возбуждение и спросил:
— И что вы сделали?
— Отозвала его.
— А потом?
— Разорвала его.
— Вы разорвали Мэтью? — произнести это спокойно было непросто, но Гарри справился.
— Разорвала, — согласилась Мюррей.
— Как именно?
— Куклой.
Куклой?
— Какой куклой?
— Моей куклой.
Как же сформулировать вопрос? Гарри потребовалось на это пять или даже десять секунд.
— Куклой келпи?
— Да.
Так вот что она сделала! Так просто…
— Где она сейчас?
— Сожгла.
Это плохо. Значит, придётся брать воспоминания, а Гарри сделать этого не мог: он просто не умел, не говоря о том, что у него не было лицензии.
— Где сожгли?
— В плите.
Сколько раз за это время разжигали плиту в доме Мюрреев? Достаточно, чтобы даже если там что-то оставалось в первый раз, оно сгорело полностью. Но, может быть, осталось что-нибудь на дне? Или на теле. Хоть что-нибудь.
Тело Мэтью пока не отдали родителям — не должны были, по крайней мере. Будь бы Гарри сейчас в Лондоне, он бы отправил письмо в Мунго с просьбой с этим подождать — нет, надо, надо было возвращаться! До сегодняшнего утра — до окончания экспертизы — тело точно было в Мунго, но сейчас, когда она закончена, его могли уже отдать родителям. Но вряд ли те мгновенно похоронили сына — скорее всего, похороны будут завтра или послезавтра. Значит, Гарри успеет их остановить.
Он представил, каково будет Стампам, когда перед самыми похоронами у них снова заберут сына, и ему захотелось себя стукнуть. Надо, надо было возвращаться! Ну да что теперь…
— Если вы не собирались убивать Мэтью с помощью келпи, зачем он вам вообще понадобился? — спросил Гарри. Ответ был очевиден, но он хотел, чтобы это прозвучало.
— Я думала, подумают на келпи, — ответила Мюррей.
— Почему вы не дали ему сделать это самому?
— Я пыталась, — она чуть-чуть нахмурилась.
— И что?
— Он не захотел, — она нахмурилась сильнее.
— Почему? — настырно спросил Гарри.
Он хотел, действительно хотел оправдать келпи. И хотел сделать это наверняка.
— Филипп его научил. Выдрессировал, — она кивнула.
— Не обижать людей? — уточнил Гарри.
— Да.
— И не топить их?
— Да.
— И не кусать?
— Да, — она опять нахмурилась. — Он славный.
— Кто?
— Келпи, — Мюррей, похоже, удивилась.
— То есть, вы пытались вынудить его утопить Мэтью, а он не стал?
— Не стал, — сказала Мюррей.
— А потом? — вернулся Гарри к главному. — Что было после того, как вы сожгли куклу?
— Я приготовила обед.
Гарри пришлось встряхнуться.
— Нет. Что вы сделали после того, как разорвали Мэтью?
Кукла могла его порвать, но ведь не съесть. Хотя…
Если у Патриции Мюррей получилось так зачаровать игрушку, что та на самом деле съела Мэтью Стампа, речь шла уже не просто об убийстве. Это уже была по-настоящему тёмная магия.
— Собрала его.
Гарри выдохнул. Нет, всё-таки так далеко Мюррей не зашла. Это просто убийство. Обычное убийство. Мерлин, он никогда не думал, что когда-нибудь почувствует облегчение от того, что будет расследовать убийство.
— Вы собрали остатки тела Мэтью Стампа?
— Да.
— А потом?
— Я приготовила обед.
Что?
Гарри задохнулся. Мюррей спокойно смотрела на него, а по его телу разливался холод, а волоски на теле вставали дыбом.
— Вы приготовили обед из Мэтью?
— Да.
Мерлин.
Гарри почувствовал, как дрожит его нижняя челюсть, а через секунду дрожь прокатилась по всему его телу. Странно, но его не замутило, нет, но во рту сделалось горячо и горько, а свет в камере… в допросной чуть померк.
— Кто его ел? — услышал Гарри словно бы со стороны.
— Все.
— Кто именно? — уточнил Гарри — и только сейчас увидел, что его руки мелко, едва заметно дрожат. Он опустил их на колени, пряча от глаз Мюррей. Его трясло — несильно, и вряд ли это было заметно со стороны, но мышцы Гарри напряглись, и их как будто бы сводило судорогой, не до боли, но до изнеможения.
— Родители. Мама и папа. И тётушка. И я.
— А ваш брат?
— Его же дома не было, — в голосе Мюррей послышалось нечто вроде удивления.
На Гарри вдруг накатила тёплая волна, и он понял, что дрожь прекратилась. Конечно, от того, что Филипп Мюррей не участвовал в этом чудовищном обеде, по сути, не менялось ничего, но Гарри стало легче. Намного легче почему-то.
Возможно, потому что он совсем не представлял, как жил бы с этим знанием Филипп Мюррей.
Закончив допрос, Гарри снова наложил на Мюррей сонные чары и застыл за столом.
Он бы очень хотел прямо сейчас подняться вместе с Мюррей, сесть в карету и вернуться в Лондон, но, к сожалению, это было невозможно: пегасы должны были отдохнуть хотя бы два часа. Поесть, попить и отдохнуть. И, кстати, Гарри тоже ждал обед, участвовать в котором он был хоть и формально не обязан, но по сути должен, если не хотел обидеть коменданта. И даже если он здесь просидит все два часа, он всё равно не избежит обеда — разве что потратит меньше времени. Ну, или комендант расстроится, а ссориться с ним было глупо.
Но как заставить себя проглотить хоть что-то, Гарри попросту не представлял.
В конце концов он решил себя не мучить, а в самом деле просидеть здесь с Мюррей пару часов, а обед попросить с собой. Сказать, что он торопится вернуться до заката… или как можно раньше. Да, как можно раньше — лето, закаты сейчас поздние.
Он посмотрел на женщину напротив, спящую сейчас под чарами. Обычная… немного полноватая фигура. Черты лица, пожалуй, миловидные, но словно слегка смазанные — видимо, Патриция Мюррей относилась к тому несчастливому типу женщин, у которых одним из первых полнеет именно лицо. Но, в целом, милая… обычная. По которой никогда и ни за что не скажешь, что она способно на подобное.
Как нужно было ненавидеть, чтобы сотворить такое?
Она же мстила им, вдруг понял Гарри. Не только Стамп — им всем. Тем, кто всю жизнь её мучал. Родителям и тётке. И никакая это не случайность, что Филиппа не оказалось дома — она ждала именно этого момента. Хотела знать наверняка, что он случайно не появится, не вырвется на полчаса домой обедать — и дождалась.
Из Азкабана на обед не прилетишь.
Гарри снова достал пергамент и перо, запустил протокол, снял с Мюррей чары — она сонно заморгала, просыпаясь — и спросил:
— Мисс Мюррей. Почему вы выбрали именно это время для убийства?
— Лето, — ответила она.
Гарри глубоко вздохнул. Нет, он поторопился. С ней нельзя так. Просто бесполезно.
— Келпи был у вас три или четыре года, — сказал он. — Это не первое лето, когда вы могли отомстить. Я понимаю, что зимой на озеро никто не ходит, но у вас было много времени. Почему именно сейчас?
Она молчала.
Гарри тоже молчал, пристально глядя на неё и ловя взгляд светлых, будто бы слегка сонных глаз.
— Почему именно сейчас, мисс Мюррей? — повторил он. — Чего вы ждали?
— Я ждала, — повторила она за ним, и Гарри вновь спросил:
— Чего?
— Когда всё сложится как надо.
— Как именно? — они говорили сейчас без протокола, но Гарри не хотел подсказывать. Что, если он ошибся? А она схватится за его версию, и он не узнает правды? Которая, конечно, не имела никакого значения для суда, но ему лично была очень важна.
— Как надо, — повторила Мюррей.
— А как было надо? — упрямо спросил Гарри.
— Чтобы собрались все.
Ну же!
— Кто «все»? Мисс Мюррей, назовите их, — попросил Гарри.
И она ответила:
— Тётушка. Мама. Папа.
— А Филипп? — негромко спросил Гарри.
— Нет, — в глазах Мюррей что-то мелькнуло, и она качнула головой. — Нет. Ему нельзя.
— Почему? — спросил Гарри.
И услышал неожиданно тихое:
— Он не заслужил. Они его все любят, но он всё равно не заслужил.
— И это было бы несправедливо? — он всё-таки не удержался.
— Да, — неожиданно уверенно сказала Мюррей.
— Он вас не обижал? — спросил Гарри.
— Нет, — ответила Мюррей. — Не по-настоящему. И келпи.
— Что?
— Келпи, — повторила она.
— Что келпи?
— Он о нём заботится. Родители не будут. И моуки.
— Моуки?
— Они не при чём, — сказала Мюррей. — Родители их выкинут.
— А Филипп позаботится?
Наверное, в её заботе о моуках и келпи было нечто трогательное, но сейчас у Гарри это вызывало лишь холодные мурашки. Эта женщина убила, расчленила и потом съела маленького мальчика — и заботилась о моуках и келпи.
— Да.
— Но ведь его не наказали бы за это, — подумав пару секунд, сказал Гарри. — Их всех не наказали бы. И не накажут. Они не знали, что едят.
— Им будет мерзко, — по её губам скользнула довольная улыбка. — Очень. Очень мерзко.
— А Филипп?
— Он не заслужил, — повторила она твёрдо и кивнула.
— И вы ждали, когда будете уверены, что он случайно не придёт к обеду?
— Да, — она опять кивнула. И добавила: — Отсюда далеко лететь.
Ну вот и всё.
— Спасибо, — сказал Гарри. — Допрос закончен в тринадцать часов двадцать три минуты, — официально проговорил он добавил уже когда перо остановилось: — Мисс Мюррей, мы возвращаемся в Лондон.
— Зачем? — спросила она, и Гарри задумался.
Действительно, зачем?
С убийством всё оказалось совсем просто. Жутко, да — но просто. Никакой особо чёрной магии: зачаровать подобным образом куклу несложно. Обыск в доме они сделают и так. Тут разве что обследовать Мюррей и взять воспоминания — но это можно сделать позже, а её экскременты им и так доставят. Почтой. Сейчас среда — а в понедельник в Азкабан доставляли почту и провизию. И вывозили всё, что было нужно. Спешки-то уже нет никакой. Ну, в крайнем случае, после воскресного дежурства Гарри снова прилетит сюда, уже за ней.
— Вы не хотите? — спросил он, и она сказала:
— Я хочу. Здесь холодно.
— Ну, значит, здесь останетесь, — ответил Гарри — и под удивлённый её взгляд вновь усыпил Мюррей.
Обедать совершенно не хотелось, но напряжение, охватывавшее его, прошло, и отзывалось разве что слабым нытьём в мышцах. К тому же, была уже почти половина второго — ещё немного, и можно будет возвращаться, тем более, налегке. Гарри посидел ещё немного, потом собрал бумаги и разбудил Мюррей, после чего вывел её из допросной в коридор. Дежурящий охранник проводил их в её камеру и скучно рассказал о правилах — подъём, еда, прогулка, не шуметь, не пытаться колдовать, ну и так далее — после чего Гарри снял с Мюррей кандалы, и они с охранником ушли, тщательно заперев дверь и ключом, и заклинанием.
На приделанной со стороны коридора табличке Гарри палочкой написал «Подозрение в убийстве с особой жестокостью малолетнего ребёнка». Стражник скривился:
— Вот же сука. А так по виду и не скажешь.
— Поосторожней с ней, — предупредил Гарри, хотя отнюдь не думал, что Мюррей может быть опасна. — И следите, чтобы руки на себя не наложила.
— Да там чары, — отмахнулся стражник, но под суровым взглядом Гарри добавил: — Ладно, ладно, обратим внимание. Да не волнуйтесь вы, дождётся.
Они поднялись наверх. Обед в столовой уже почти закончился, однако же и комендант, и кучер, и Мюррей, и ещё несколько охранников ещё возились с десертом.
— Ну наконец-то! — радостно воскликнул комендант, вставая навстречу Гарри.
— Я спешил как смог, — заверил тот его и сказал кучеру: — Нам нужно возвращаться, и скорее. Хорошо бы в семь быть в Лондоне.
Тот состроил скептическую гримасу, но возражать не стал — впрочем, он вообще был весьма неразговорчив.
— Ну вы хоть пообедаете? — спросил комендант, и Гарри, хоть и чувствовал некоторую неловкость, возразил:
— Мне очень жаль, но я и вправду тороплюсь. Разве что, — он улыбнулся, — вы завернёте мне с собой. Начальство, — он чуть закатил глаза.
— Ох, понимаю, — посочувствовал ему комендант и заверил: — Я сейчас распоряжусь.
Кучер проворчал что-то насчёт отсутствия совести и жалости у нового поколения авроров, однако же поднялся, взял пять кусков — из семи оставшихся — фруктового пирога, завернул каждый в салфетку и ушёл, буркнув что-то вроде:
— Десять минут.
— Спасибо! — как можно искреннее сказал Гарри — и подошёл к напряжённо следящему за ним Мюррею. — Брика не казнят, — уверенно проговорил он, присев на соседний стул.
— Точно? — Мюррей неуверенно заулыбался.
— Абсолютно, — заверил его Гарри, с тоской думая о том, что сейчас, похоже, в очередной раз испортит Мюррею настроение… мягко говоря.
— Он, значит, не топил ребёнка? — спросил Мюррей, и Гарри едва успел укрыть их звукозаглушающими чарами. Пусть здесь и остались кроме них только подчёркнуто не интересующиеся разговором охранники, рисковать не стоило.
— Нет, — ответил Гарри, ощущая, как слюна во рту снова становится горькой. — Он отказался. Вы здорово его выдрессировали, правда.
Какое же отвратительное дело. Даже хорошие новости здесь приносили только боль. И горечь.
— А как же… — начал было Мюррей, и Гарри ужасно захотелось избежать продолжения. В конце концов, он даже права не имел с ним это обсуждать! Узнает на суде.
— Она сама всё сделала, — ответил Гарри и поднялся. И повторил, уже почти снимая чары: — Брика не казнят. Я думаю, вам отдадут его — вам только нужно будет всё оформить. В понедельник будет почтовая карета — вы сможете отправить запрос с ней, — последнее он произнёс уже без звукоизолирующих чар.
Мюррей явно хотел спросить о чём-то ещё, но сил продолжать этот разговор у Гарри просто не было, и он, поднявшись, подсел к одному знакомому охраннику и заговорил с ним о погоде. Вскоре подошёл и комендант с большой плетёной корзиной в руках, и Гарри проболтал с ним минут десять — только бы не разговаривать больше с Мюрреем, на чьём лице он видел всё яснее проступающее понимание того, что произошло на озере.
Заключённый, которого Гарри предстояло сопроводить в Лондон, уже ждал в караульной. Это был маленький худенький человечек лет, пожалуй, сорока. А может, и шестидесяти… Мышиного цвета волосы отросли уже до лопаток и свисали тонкими немытыми сосульками, обрамляя круглое и какое-то пожухлое лицо с маленькими неясного цвета глазками и клочковатой бородой. Выглядел, впрочем, человечек вполне бодро, и даже весьма радостно Гарри поприветствовал. Что ж, в этом не было ничего странного: конечно, прокатиться на карете в Лондон, а потом ещё и поучаствовать в допросах, куда веселее, чем торчать здесь. Очевидно, человечек никаких особых неприятностей от этого путешествия не ожидал, так что оно представляло для него неплохое развлечение.
Но болтать с ним Гарри не собирался, так что строго последовал букве инструкции и, усадив заключённого в карету, проверил надёжность кандалов, приковал их к скобам, а затем и наложил на заключённого сонные чары. Не о чем им было разговаривать, а Гарри хотел побыть один… впрочем, ему это не светило: он совсем было забыл об этом, но, к счастью, комендант тоже знал правила, и стражник, что должен был сопровождать заключённого на пару с Гарри, влез в карету и захлопнул за собою дверь.
Обратная дорога показалась Гарри бесконечной. Он боялся поначалу, что его спутник окажется болтливым, но тот сразу же достал подушку, завернулся в плед, облокотился о неё удобно и через пару минут уже довольно громко захрапел — Гарри даже, помучившись с четверть часа, наложил на него заглушающие чары и с облегчением вздохнул: по крайней мере, от пустых разговоров он был избавлен.
Он долго оформлял протоколы обеих допросов Мюррей, а затем взялся за справочник. Гарри несколько раз пытался его читать, но взгляд скользил по строчкам, не понимая ничего, кроме первой пары слов, так что в конце концов он бросил эту безнадёжную затею и уставился в окно. Ему, наверное, достанется от Сэвиджа… Как ни странно, перспектива неприятного разговора, а может, даже и взыскания сейчас совсем Гарри не трогала. Но он сглупил, поторопился, не выполнил вполне понятную инструкцию — и это волновало его куда больше. Правда, зато они поговорили с Мюрреем, и Гарри даже кое-что узнал… да.
В самом деле.
Эндрю.
Гарри открыл сумку и отыскал в ней заявление Мюррея.
Эндрю Беннет.
Мюррей написал о нём довольно много. Тот был на пару лет постарше, и поступил в Хогвартс в год рождения Гарри. Закончил Гриффиндор, так что познакомились толком они с Мюррейем только на работе, в девяносто третьем. Интересно, где был Мюррей четыре года после школы? Скорее всего, просто жил дома, решил Гарри — работать ради денег ему явно не было никакой необходимости. Работали Мюррей с Беннетом, правда, в разных подотделах: если первый служил в комиссии по обезвреживания опасных существ (которая как раз и занималась сейчас изучением волшебной азкабанской фауны), то второй был сотрудником Сектора по борьбе с домашними вредителями. Но, видимо, они нередко сталкивались в коридорах, там познакомились и вот сдружились.
Беннет жил один недалеко от Гатвика. Наверное, довольно шумно жить возле аэропорта, подумал Гарри — зато есть некоторая гарантия, что там внезапно не начнётся стройка. Встречался с девушками — Мюррей указал целых три имени, но Гарри заинтересовала последняя, та, с которой, судя по всему, Беннет расстался незадолго до своего исчезновения. Впрочем, эти два события могли и не быть связаны: первого августа девяносто седьмого Пий Тикнесс стал министром магии, затем были приняты законы о краже магии и учреждена та самая Комиссия, а исчез Беннет уже восьмого августа.
Хм…
Гарри задумался.
А когда вообще была учреждена Комиссия по учёту магловских выродков? И приняты законы? Он помнил, что в начале августа — но вот когда? Накануне своего исчезновения, то есть седьмого, Беннет передал своих моуков Мюррею, а вместе с ними — сумку с вещами и немного денег на содержание животных… сто сорок галлеонов. Деньги, впрочем, Мюррей — по его словам — не взял.
И всё. На следующий день Беннет на службу не явился — что было с его стороны весьма разумно, потому что в отделе все, конечно, знали о его магглорождённости.
Кому поручат дело, Гарри понимал, и был вовсе не против. Опыта в розыске давно пропавших людей у него не было, но ведь нужно же с чего-то начинать? Если Беннет не вернулся и до сих пор никак не дал о себе знать — значит, мёртв. Ну, или, возможно, память потерял… или ему её стёрли. Но скорее всё же мёртв — был бы жив, хотя бы моуков забрал. Надо будет для начала поговорить с его семьёй… родителями. Больше ни о ком в заявлении Мюррей сказано не было, хотя, конечно, вероятности существования братьев или сестёр это не отметало.
За этими раздумьями Гарри даже поесть забыл, тем более что долетели они быстро: ещё не было семи, когда карета опустилась, и уставшие пегасы, громко фыркая, весьма неодобрительно покосились на выводящего заключённого из кареты Гарри.
К министерству они аппарировали вместе, держа так всё и спящего заключённого под руки. Заходить, конечно, пришлось через будку — втроём они там, разумеется, не поместились, так что Гарри с заключённым отправились вперёд, и охранника ждали уже внутри. Затем последовала длинная и нудная процедура оформления, после которой азкабанский стражник отправился домой, Гарри же пошёл в отдел, чтобы оформить заявления Мюррея.
И наткнулся на громко споривших о чём-то Сэвиджа и Гор, которые, впрочем, мгновенно замолчали при появлении Гарри и уставились на него так яростно, словно он им очень помешал.
— Извините, — сказал Гарри. Гор фыркнула, Сэвидж спросил:
— Ну? Что решил?
— Я доставил Патрицию Мюррей в Азкабан и допросил её, — отрапортовал Гарри, и Сэвидж кивнул:
— И что?
— Как она это сделала-то? — спросила Гор.
— Игрушкой, — ответил Гарри. — Говорит, сожгла её потом.
— А почему? — Гор шумно выдохнула, видимо, успокаиваясь после спора с Сэвиджем, и провела руками по своим коротким волосам. — Ну, в смысле, чем ей лошадь-то не угодила?
— Он не стал, — хмуро сказал Гарри. — Мюррей его выдрессировал. Он и топить не стал, не то что есть.
Гор выдохнула ещё громче и пробормотала что-то не совсем цензурное.
— Ну продолжай, — велел пристально глядящий на Гарри Сэвидж. — Я так понимаю, это не все новости?
— Нет, — согласился Гарри. — Кукла же есть не может.
— Ну? — дёрнул углом рта Сэвидж.
— Она приготовила обед, — ну почему, почему нельзя было просто показать им протокол допроса? Почему он должен снова всё это переживать? — Из Мэтью. И скормила всей семье. Кроме Филиппа.
На сей раз выругались оба — Сэвидж грязнее и громче.
— А ты знаешь, — сказала после короткой паузы Гор, — а я хочу увидеть их рожи, когда они узнают. Идём? — предложила она хищно.
— Пригласи их завтра к нам, — велел Сэвидж. — Я тоже посмотрю.
— Без проблем, — Гор уселась за свой стол, достала официальный бланк и принялась за оформление официального вызова. — К полудню, полагаю, будет в самый раз? — спросила она, и Сэвидж хмыкнул.
Это было… наверное, неправильно, но Гарри чувствовал что-то вроде мстительного удовлетворения. Он был уверен, что если бы Мюрреи относились к дочери нормально, ничего этого бы не случилось, и они были виновны в смерти Мэтью Стампа ничуть не меньше дочери. Или не виновны, неохотно сказал Гарри сам себе, но, во всяком случае, ответственны.
Он подумал о тёте Петунии. Сейчас, став взрослым, он лучше понимал её. Даже если отбросить её сложные отношения с сестрой, каково ей было обнаружить на пороге мальчика-волшебника? С её… с их с мужем отношением к приличиям, к нормальности — каково было жить в одном доме с маленьким волшебником? Который не контролировал свои выбросы. Конечно же, она боялась! За себя, за Дадли, наконец, возможно, за самого Гарри. И, конечно же, за репутацию. И всё-таки она была не так плоха — да, Гарри доставалось от неё любви, заботы и внимания не слишком много, и всё же она о нём заботилась. И Гарри, хотя и ощущал всегда несправедливость и обиду за родителей, ни одного мгновенья в детстве не чувствовал себя в семье Дурслей по-настоящему чужим. И точно знал, что, если что, тётя, хотя и подожмёт губы, но заступится. Да, он был не слишком любимым, но племянником — тоже членом семьи. Потом, конечно, стало хуже, особенно когда ему пошёл одиннадцатый год — и всё же… Он же вырос таким как вырос. И ему никогда в жизни не приходило в голову, к примеру, убить сову Драко. Не то чтобы он решил не поступать так — он просто не рассматривал саму эту возможность.
Насколько тяжелее должно было быть Патриции Мюррей, если она…
— Эй, Гарри! — окликнул его Сэвидж. — Тебя Флэк искала.
— А, да, — Гарри встряхнулся. — Я привёз ей… эм… кого-то.
— Сходи к ней, а то она четыре раза заходила, — сказала Гор. — И, вообще, можно по домам, — добавила она полувопросительно, искоса взглянув на Сэвиджа.
— У меня тут заявление, — вспомнил Гарри, уже идя к двери. — От Мюррея.
— Гарри, — Сэвидж показал ему кулак. Гор весело фыркнула и вопросительно воззрилась на Гарри.
— Да нет, это вообще про другое! — заверил их Гарри.
Он вернулся к своему столу, извлёк из сумки заявление Мюррея и отлевитировал Сэвиджу. Тот пробежал текст глазами и вернул пергамент Гарри со словами:
— Ну забирай. Перспектив я не вижу, но ты же Гарри Поттер. Вдруг найдёшь.
Гор демонстративно уткнулась в свой пергамент, всем своим видом говоря, что не желает иметь с этим ничего общего, однако, когда Гарри уже выходил из кабинета, он услышал, как она спросила у Сэвиджа:
— А что там было?
В отделе контрабанды было шумно. Карта, что уже видел Гарри, так и висела на своём прежнем месте, но теперь она была испещрена не только разноцветными точками, но и линиями. В воздухе парили большие листы пергамента и разноцветные самолётики, подлетавшие то к одному из них, то к карте, и там, где они тыкались в неё носом, загорались бледно-жёлтые точки.
Лестрейндж обнаружился там же, и они с Флэк синхронно подняли головы и посмотрели на Гарри с требовательным вниманием.
— Привёз, — сказал тот, и Флэк тут же поднялась со своего места и махнула Лестрейнжжу рукой:
— Идём! Спасибо, — она кивнула Гарри, и они с Лестрейнджем очень быстро ушли.
Гарри было ужасно любопытно, и он пожалел, что уже не является стажёром и не может ходить за Лестрейнджем тенью. Неужели они наконец нашли источник тех жутких зеркал? Гарри до сих пор чувствовал холодок внутри, когда вспоминал тот серебристый кокон, внутри которого едва угадывалась маленькая девочка.
Но стажёром Гарри уже не был, и мог только ждать рассказа и надеяться, что Флэк с Лестрейнджем…
Стоп.
Он наконец понял, что его в первый момент так удивило в увиденной в прошлый, да и в этот раз здесь картине.
Гарри и прежде доводилось видеть сотрудничество Флэк и Лестрейнджа, и, хотя оба всегда вели себя вполне профессионально, между ними всегда ощущалось напряжение. А сейчас его не было — коллеги и коллеги. Словно это была не Флэк, а, к примеру, Гор. Интересно, когда и почему её отношение к Лестрейнджу изменилось?
Когда Гарри вернулся, Гор на месте не было. Сэвидж же сидел за своим столом и с кислым видом палочкой листал какую-то зелёную тетрадь.
— Что делать думаешь? — спросил он, потирая, видимо, уставшие глаза.
— Найду его родных для начала, — ответил Гарри. — Поговорю с МакГонагалл — она должна знать точный адрес.
— И что дальше? — спросил Сэвидж довольно скептически. — Думаешь, он просто уехал?
— Ну вдруг, — безо всякой надежды ответил Гарри.
— С твоим везеньем может быть и уехал, — согласился Сэвидж. — Иначе тебе придётся переговорить с полусотней людей, а толку будет ноль.
— Ну, я ещё думал о мистере Крокде, — добавил Гарри.
Сэвидж с удивлённым одобрением хмыкнул:
— Отличная идея. У них порой получается.
— Я не думаю, что Беннет умер — если умер — мирно, — сказал Гарри. — Он, я думаю, вполне может явиться на призыв и рассказать, что с ним случилось.
— Я бы на его месте непременно явился, — заявил Сэвидж и посмотрел на часы. — Иди домой — тут спешить точно некуда.
— А вы? — улыбнулся Гарри, радостно начиная убирать все бумаги со своего стола.
— А я вот, — Сэвидж ткнул в тетрадку. — Попытаюсь дочитать хотя бы эту. В Хогвартсе следует ввести чистописание, — проворчал он и пожаловался: — А их там четыре.
— Это первая? — с весёлым сочувствием спросил Гарри, и Сэвидж кисло усмехнулся:
— Вторая. Полдня вожусь. Ты иди и… а кстати, — спохватился он. — Вы там с Причардом зачем секретарю склада-секретариата нахамили? Неделю назад. У меня на тебя заявление.
— Мы? — возмутился Гарри. — Да мы просто приволокли туда коробку! А секретарь заявила, что не будет её принимать, потому что ничего про неё не знает.
— Я тоже не знаю ничего, — Сэвидж вынул из стола бумагу и показал Гарри. — Завтра напишешь объяснительную.
— Но…
— Меня очень просили разобраться, — с чрезвычайно официальным видом проговорил Сэвидж. — Напишешь завтра объяснительную и получишь дежурство. Внеочередное.
— Сэр! — от возмущения Гарри даже забыл наложенный Сэвиджем на это обращение запрет — и тут же услышал:
— Два дежурства. У тебя их всё равно три, — добавил Сэвидж — и рассмеялся.
Что ж, если Патриция Мюррей хотела отомстить своим родителям и тётке, ей это удалось: новость о последнем приготовленном ею обеде Мюрреи перенесли очень тяжело. Миссис Мюррей даже стошнило, а её супруг с сестрой позеленели и были к этому весьма близки. Впрочем, слегка придя в себя, Флоэлла процедила сквозь почти что сомкнутые зубы:
— Вот мерзавка.
Гор беседовала с Мюрреями в отделе, не в допросной: в конце концов, это был просто разговор, а не допрос. Все сотрудники отдела Особо тяжких были на своих местах — кроме Лестрейнджа: утром Сэвидж пошутил, что тот временно, похоже, перешёл работать к Флэк — и всем хотелось пронаблюдать финал этой истории.
Когда Мюрреи ушли, Сэвидж кратко резюмировал:
— Весёлый будет суд.
— Да там много дел будет, — заметил Праудфут. — За два месяца-то.
— Но это имеет все шансы стать гвоздём программы, — возразил Сэвидж. — Особенно если мы опять не разберёмся с этими ларцами.
— Что, ещё один? — вскинул голову что-то внимательно считавший Долиш.
— Угу, — выражение лица у Сэвиджа стало таким, словно ему в рот засунули лимон.
— Что за ларцы? — спросил Гарри.
— Мы их называем ларцы смерти, — ответил Сэвидж. — Старая история, лет… сколько уже тянется? Восемь?
— Около того, — согласился Праудфут.
— И что? — Гарри не помнил никаких ларцов ни за время своего стажёрства, ни за прошлый год работы. Хотя, может, они просто прошли мимо него: перед ним же никто о ведущихся делах не отчитывался.
— Шкатулки, — сказал Сэвидж. — До сих пор мы встречали только деревянные. Чаще резные, но попадались и инкрустированные. Джон, расскажи ты лучше, — попросил он Долиша, и тот заговорил:
— На данный момент есть тринадцать штук — ты говоришь, новую нашли? — спросил он Сэвиджа, и тот кивнул:
— Вот только что эксперты подтвердили. Прямо перед Мюрреями, — он поднял со стола пергамент и слегка им помахал.
— Мы не знаем деталей техники изготовления, — продолжил Долиш. — Но известно, что шкатулка делается рядом с умирающим и как бы вбирает в себя его смерть. Жертва выпускает её, открыв шкатулку, и умирает точно так же. Проблема в том, что это может быть болезнь, например, или проклятье — и чрезвычайно сложно обнаружить само преступление.
— Но вы же обнаруживаете, — утвердительно проговорил Гарри.
— Это сейчас, — ответил Долиш. — Когда знаем, что искать. Первую нашли случайно.
— А как? — нетерпеливо спросил Гарри.
Долиш не был слишком разговорчив, и о своих делах распространялся реже остальных, так что с него сталось бы отделаться парой фраз, но Гарри надеялся на нормальный рассказ.
— Умер один из близких родственников одного из членов Визенгамота, — ответил Долиш. — Заподозрили яд — очень уж характерные были признаки. Дело отдали нам. Стали разбираться, провели экспертизы — ничего. Дважды ничего. Стали искать проклятья, и сперва не нашли, а потом наткнулись на нечто странное. Потом пошли изучать все предметы в доме. Нашли. Дело не раскрыли, но докопались до источника смерти — и на этом застряли. С тех пор при любых неочевидных смертях мы осматриваем дом на предмет наличия резных или инкрустированных деревянных шкатулок, проверяем, если находим. Но от этого толка чуть: мы всегда позади. Кто их делает, мы не знаем.
— И что, так ни разу и не нашли того, кто купил их? — недоверчиво спросил Гарри.
— Нет, — недовольно ответил Долиш. — Я бы на их месте тоже не стал признаваться, — добавил он. — А улик нет. Найдём источник — найдём покупателей. Тогда и дела закроем. А пока всё без толку.
— Заберёшь дело? — спросил Сэвидж, и Долиш кивнул. Сэвидж достал из стола папку и переправил её Долишу со словами: — Ума не приложу, кому понадобилось её убивать.
— Кого? — спросил Гарри.
— Милая пожилая леди. Одинокая. У неё есть племянники, но у них отнюдь не бедные родители — куда богаче почившей. Жила уединённо, кормила птичек, собирала и продавала грибы, травы и редких мелких тварюшек — тем и жила. Сочувствую, — сказал Сэвидж Долишу, и тот пожал плечами:
— Ну, кому-то точно понадобилось. Скорее всего.
Дверь открылась рывком, и в кабинет вошёл Лестрейндж — и выражение его лица красноречиво свидетельствовало о том, что история с зеркалами ещё не закончилась.
— Не нашли? — всё же спросил Сэвидж, и Лестрейндж мотнул головой:
— Нет. Хотя получили, полагаю, большую часть оставшихся.
— Уже результат, — сказал Сэвидж, и Лестрейндж согласился:
— Результат. Мы были близко, — его верхняя губа чуть дёрнулась.
— Но они опять ускользнули, — добродушно проговорил Праудфут. — Просто магия какая-то.
Лестрейндж усмехнулся.
— Ну, на то они и волшебники, — заметила Гор, и в комнате раздались смешки. — Много нашли?
— Четырнадцать, — ответил Лестрейндж, и Гарри внутренне вздрогнул. Четырнадцать? Сколько же всего их было? — Мы не все коробки пока открыли. Но это уже не моё дело, и я ушёл. А вы как? Закрыли дело? — спросил он у Гор, и та удивилась:
— А ты откуда знаешь? Тебя же тут не было?
— Ну зачем-то же ведь Гарри у меня адрес Карасу спрашивал, — ответил тот. — Вряд ли ему захотелось заглянуть к нему в гости на чай. И об аресте речи не шло — тогда не пришлось бы идти ко мне.
— А за что его уволили? — спросил Гарри. В конце концов, ни у него самого, ни у Лестрейнджа сейчас не было никакого срочного дела.
— Я его не увольнял, — возразил Лестрейндж, и его глаза повеселели. — Он ушёл сам.
— Да расскажи ему, — вмешался Сэвидж. — Весьма поучительно же.
— Он был слишком… ретив, — ответил Лестрейндж. — И при этом не способен признавать свою неправоту — скверное сочетание для аврора. Серьёзных причин уволить его у меня не было, но и оставлять его на месте я не считал возможным — так что я искал повод. И нашёл, — закончил он, садясь, наконец, в своё кресло.
— Мне, может, тоже интересно, — вмешался Сэвидж. — Нас тут уже не было тогда.
— Я поймал его на том, что он выбил показания из одного подозреваемого, — ответил Лестрейндж. — Ложные, как выяснилось. Дело было мелким, на увольнение это не тянуло, но я же знал, что это не в первый раз. Мы с ним побеседовали, и мне удалось донести до него свой взгляд на подобную практику. И мы согласились, что его отставка будет лучшим выходом. Я полагаю, моё имя этому способствовало, — он чуть усмехнулся. — Не уверен, правда, что он понял.
— Мысль, что, сажая невиновного, он оставлял на свободе виноватого и давал ему возможность продолжать, оказалась слишком сложной для него? — удивился Гарри.
— По-видимому, — согласился Лестрейндж.
— Это не такая уж и редкость, — сказал Сэвидж. — Встречается намного чаще, чем хотелось бы.
— Но ты так никогда не делай, — проникновенно проговорил Праудфут, погрозив Гарри пальцем, и все рассмеялись.
Остаток дня Гарри занимался оформлением дела Мюррей. Оставалось только сообщить Стамп результат расследования — и это стало тяжёлым окончанием этого тяжёлого дела. Стамп рыдала и кричала, и клялась убить Мюррей, а Гарри с Гор стояли и держали в руках палочки, чтобы отразить возможное случайное заклятье. Что они могли сказать ей в утешенье? Ничего.
На следующий день, в пятницу, Сэвидж отпустил Гарри пораньше — скорее всего, помятуя, что в это воскресенье Гарри ждёт отнюдь не отдых — и тот, забрав с собою Джинни с Джеймсом, отправился с ними на море, где они провели весь длинный вечер, а потом и следующий день, лишь аппарировав домой на ночь.
Гарри так отчаянно не хотелось тратить воскресенье на дементоров! Да ещё такое жаркое — возможно, последнее по-настоящему жаркое воскресенье в этом году! Но его никто не спрашивал, и в половине девятого утра он уже был в аврорате. Флэк была на месте — и, похоже, страдала в своей форменной аврорской мантии от жары.
— Ты плащ взял? — спросила она вместо приветствия, и Гарри в ответ молча продемонстрировал ей сумку. Он тоже был в форме, но ему почему-то жарко не было — возможно, от неприятного волнения. — Рядом с ними холодно, — Флэк поёжилась и стёрла со лба пот, — а ведь ты же в первый раз? Тебе придётся… кхм… увидишь, — оборвала она себя, и Гарри это совершенно не понравилось. — Идём?
— Мы разве не будем ждать других? — удивился Гарри.
— У тварцев с серыми свои графики, — возразила Флэк. — У них времени полно — они там просто поселились. Это мы себе подобного позволить не можем, а им-то что?
— А ты хотела бы? — удивился Гарри.
— Ну, — улыбнулась Флэк, — если бы не работа, это могло бы быть даже неплохо. Там такие сладости!
— Я бы обошёлся, — буркнул Гарри, но Флэк лишь хлопнула его по плечу — может быть, даже сочувствующе.
Когда они выбрались из министерства, Флэк взяла Гарри за локоть и аппарировала.
Они оказались, насколько смог понять Гарри, на болоте недалеко от большой палатки. Здесь было куда прохладнее, чем в Лондоне — и Гарри полагал, что особенности местного климата тут вовсе не при чём.
— Мы где? — спросил Гарри, оглядываясь.
— Пеннинские гора и болота, — ответила Флэк и направилась ко входу. — Идём!
Палатка, даже снаружи выглядевшая немаленькой, внутри была просто огромной. Войдя, Гарри с Флэк оказались в большой комнате, центр которой занимал большой стол. Какой тут только еды не было! Впрочем, прежде всего бросались в глаза сладости: торты и пирожные, и шоколад, и даже мороженое! Здесь, конечно, были и фрукты, и сыр, и джемы, и даже мясо — но господствовал над всем этим шоколад.
— А вот и смена! — услышал Гарри, и Флэк толкнула его в спину, указывая куда-то влево:
— Иди, знакомься.
— Вот так просто идти? — спросил Гарри… нет, не в панике, конечно. Он не боялся встретиться с дементорами, но… он просто не ожидал, что это произойдёт вот так, с порога.
— Да нет, сначала с их хозяином, — засмеялась Флэк, а у Гарри от её шутки по спине пробежали неприятные мурашки. — Это же твоё первое дежурство.
Хозяин дементоров. Гарри считал, что это жутковатое определение ему вполне подходит. И поэтому, наверное, вид загорелого мужчины в белой льняной рубашке с коротким рукавом и светлых брюках, вышедшего к Гарри навстречу из боковой комнаты, показался ему… неправильным.
— Мистер Поттер! — Мальсибер подошёл к нему с улыбкой радушного хозяина, искренне обрадованного визитом долгожданного гостя. — Доброе утро! Мадам Флэк, — он учтиво поклонился, но Флэк отвечать не стала — лишь кивнула коротко и направилась к столу, бросив:
— Я здесь уже второй раз, мистер Мальсибер. Меня знакомить не надо.
— Разумеется, — ни капли не смутился тот и снова посмотрел на Гарри. — Пойдёмте? Или вы сперва хотите оглядеться?
— Да нет, — отказался Гарри. Всё равно же ему это предстоит — зачем оттягивать? — Идёмте.
— У вас есть плащ? — спросил Мальсибер.
— Разумеется, — Гарри огляделся и, подойдя к столу, отодвинул один из стульев и поставил на него сумку. Достал свой плащ и накинул пока на руку — потому что даже представлять себе, как это, надеть тёплый зимний плащ в такую-то жару было неприятно — и вернулся к Мальсиберу. — А у вас? — спросил он, потому что у того в руках ничего такого не было.
— А мне не поможет, — улыбнулся Мальсибер и огляделся.
У дальней от входа стены стоял письменный стол, возле которого сидели двое, судя по серым мантиям, невыразимцев. Больше в комнате никого, кроме стоящей у стола Флэк, не было.
Мальсибер громко спросил — у него оказался неожиданно сильный голос:
— Кто-нибудь сопроводит нас на знакомство к дементорам?
Невыразимцы и ухом не повели. Флэк постояла несколько секунд, затем развернулась и тоже очень громко проговорила:
— Как я понимаю, наши коллеги из отдела Тайн чрезвычайно заняты. Я провожу.
— Мне нельзя ходить туда с кем-то вдвоём, — пояснил Мальсибер Гарри. — Только одному или втроём. Ну, или больше. Вдруг я скормлю кого-то своим подопечным.
Подошедшая к ним Флэк хмыкнула, но Гарри смешно не было. Он хорошо помнил историю Мальсибера и на месте тех, кто принимал решения, тоже был бы осторожен. Да, того, конечно, связывал контракт, но нет контракта, который нельзя обойти — он это помнил тоже. Пусть даже ими все и пользовались.
Они втроём вышли из палатки и пошли по высокой и сочной даже в такую жару траве — да, чего-чего, а воды здесь было довольно. Как и вереска, и травы. Дорожка была обозначена яркой красной чертой, парившей над самыми кончиками травинок, и над ней почему-то вилась мошкара.
— Вам предстоят несколько не самых приятных минут, — заговорил Мальсибер, когда дорожка расширилась достаточно, чтобы он смог идти рядом с Гарри. — Вам совершенно ничего не угрожает, если вы будете точно следовать моим инструкциям. Вечером, когда стемнеет, мы с вами сходим туда снова — и это всё, что нужно будет сделать. В целом, вы почти весь день свободны.
— Поблагодарить вас? — спросила сзади Флэк.
— Не обязательно, — мирно отозвался Мальсибер. И продолжил, обращаясь к Гарри: — Вы их хозяин. Их руководитель. Они служат вам и подчиняются. Думайте о них именно так сейчас — это важно. Вам не человеку, но аврору. В Азкабане редко бывают люди не в форме — у всех или робы, или форменные мантии. Я пока приучаю их к этому, гражданские посетители — это следующий этап. Вы, кажется, один из последних авроров — они к ним уже вполне привыкли, и проблем быть не должно. Они к вам подлетят и… проще всего сказать «обнюхают» — это займёт от силы минут десять. Потом мы уйдём. И важно, — он остановился и повернулся к Гарри. — Если что-то вас наспугает, или вы ещё по какой-то причине захотите уйти раньше, чем всё закончится — просто скажите: «Мы закончили».
— Я не боюсь, — возможно, слишком резко сказал Гарри.
— Все боятся, — спокойно возразил Мальсибер, глядя прямо на него. — Таковы их сущность и природа.
— А вы нет, — ехидно сказал Гарри.
— А я нет, — спокойно подтвердил Мальсибер и вежливым жестом пригласил Гарри продолжить путь. Несколько минут они шли молча, а затем он предупредил: — Мы сейчас свернём, и вы увидите на траве жёлтую черту. Это барьер — когда вы его перейдёте, вы почувствуете их, а они — вас. Вам нельзя браться за палочку — знакомство должно быть мирным.
— Не волнуйся, — громко проговорила Флэк. — Я буду готова.
— Они не причинят вреда аврору, — заверил Гарри Мальсибер, и тот пожал плечами:
— Я уверен.
Они свернули влево, и Гарри увидел пересекающую дорожку футах в сорока от них широкую ярко-жёлтую линию. Что ж, по крайней мере, шансов промахнуться у них не было.
Мальсибер сказал правду: едва Гарри переступил эту жёлтую черту, он всем своим существом ощутил присутствие дементоров — а потом и увидел.
Их было много — штук, наверное, двадцать или тридцать, высоких худых фигур в оборванных, истлевших балахонах. Часть из них парила над поблёскивающей в траве водой и невысокими кустами, часть же на этой траве сидела… если это можно было так назвать. Потому что она под ними даже не примялась, хотя и покрылась инеем.
— Позвольте взять вас за руку, — серьёзно проговорил Мальсибер, протягивая Гарри раскрытую ладонь. Гарри молча положил сверху свою и силой заставил себя не вздрагивать — настолько горячей сейчас была рука Мальсибера. — Я вас им представлю.
Теперь они шли очень медленно. Гарри всё ждал, когда Мальсибер дементоров окликнет, но тот молчал — однако их и так заметили. Дементоры пришли в движение и двинулись навстречу — и Гарри стоило немалого труда взять себя в руки и просто продолжать идти вперёд, навстречу к ним. Даже без волшебной палочки в руке. Конечно, позади шла Флэк, но Гарри за руку вёл к дементорам один из самых страшных Пожирателей — и что она одна сумеет с ними сделать, если Мальсибер отдаст приказ? Он, конечно, до сих пор никому из авроров не навредил — но, возможно, он ждал именно Гарри Поттера? Чтобы поквитаться с ним за смерть своего хозяина?
Нет, это не он так думает, сказал себе Гарри. Это они. Дементоры всегда заставляли его ощущать именно это — безнадёжность. Но тогда он был ребёнком — теперь он не поддастся. Ни за что.
Мальсибер, между тем, остановился, и теперь они с Гарри просто стояли и смотрели, как к ним приближаются дементоры. От них веяло льдом, и на фоне этого ладонь Мальсибера казалась Гарри обжигающей. Он обернулся и увидел, что Мальсибер протянул к дементорам вторую руку, и его ладонь чуть ощутимо светится тёплым золотистым светом.
— Это Гарри Поттер, — уверенно и твёрдо проговорил Мальсибер, когда дементоры приблизились так близко, что вполне могли бы коснуться его руки своими. — Он аврор. Знакомьтесь.
Дементоры приблизились.
Мальсибер выбрал очень точное слово, когда описывал то, что произошло потом. Они действительно обнюхивали — вот только не тело, а… как будто душу. Нет, они не прикасались к ней, как, собственно, и к Гарри, но ощущение вынюхивания чего-то внутри него было настолько сильным, что его замутило.
Они кружили и кружили вокруг Гарри, и в какой-то момент тому показалось, что во всём мире не осталось ничего, кроме них — и человеческой руки, что одна связывала его с реальностью. И хотя Гарри ни на миг не забывал о том, чья это рука, в какой-то момент это потеряло всякое значение: важно было только то, что он был человеком, как и Гарри. Единственным среди всех этих мёртвых тварей.
А потом жуткий хоровод вокруг начал редеть, и Гарри смог вздохнуть нормально. А дементоры, словно вдруг потеряв интерес к нему, начали хаотично подниматься вверх и разлетаться в стороны, и когда они отодвинулись достаточно далеко, Гарри, наконец, ощутил холод и понял, что совершенно окоченел.
— Замёрзли? — сочувственно спросил Мальсибер, отпуская его руку. — Сейчас мы всё закончили и можем уходить.
Гарри молча завернулся в упавший с его руки на траву плащ и спросил:
— А вы?
— Благодарю вас, я в порядке, — Мальсибер улыбнулся, развернулся и быстро пошёл вперёд.
— Ты как? — спросила Флэк, подходя к Гарри и тихонько накладывая на него согревающие чары. — Я в свой первый раз заледенела. Бр-р, — она передёрнулась и взяла Гарри под локоть. — Ну пошли. Я видела там огромный шоколадный торт и собираюсь съесть хотя бы четверть.
Гарри ничего ей не ответил — лишь кивнул. Ему было холодно и тошно, и больше всего хотелось где-нибудь спрятаться и замереть. Он понимал, что это не его желание, а влияние дементоров, но легче от этого понимания ему не становилось.
— Там есть спальни, — сказала Флэк, словно бы прочитала его мысли. — Там можно отдохнуть. Формально это не очень приветствуется, но все так делают.
Гарри вновь лишь кивнул, и дальше они шли молча. Едва они перешагнули жёлтую линию, стало легче — мир словно вновь раскрасили, и воздух перестал быть ледяным и наполнился запахами вереска, травы, торфа, влажной почвы и ещё чего-то, чем пахнет на болотах. И Гарри словно проснулся — ему по-прежнему было тоскливо, но теперь он, по крайней мере, ощущал помимо этого ещё усталость, раздражение… и голод. Да, он, определённо был голоден — и, поскольку это чувство было самым нормальным и приятным из всех, он ухватился за него. Так что к тому моменту, как они вернулись в палатку, Гарри был готов съесть всё, что увидит на столе.
Как оказалось, там находились не только холодные закуски: жареные куриные ножки, например, были восхитительно горячими, так же, как и кофе, и какао. Флэк от Гарри не отставала, и когда они добрались до торта, она, кладя на свою тарелку очень большой кусок, призналась:
— В меня не влезет. Но я его съем.
— В меня тоже, — согласился Гарри, отламывая от своего куска ложкой кусочек поменьше. — М-м-м.
Ничего более шоколадного он, кажется, не ел никогда в жизни. Влажное, пропитанное сиропом и каким-то сладким алкоголем тесто таяло во рту, растекаясь по телу теплом и нет, не удовольствием, а самой жизнью. Хотел бы Гарри знать, что такого было в шоколаде, что он так легко возмещал украденное дементорами!
Что-то плюхнулось ему на голову — он занёс руку, чтобы это смахнуть, но Флэк предупредила:
— Аккуратнее! Не раздави фею.
И тут же в подтверждение её слов это нечто зашевелилось, и на лицо Гарри посыпалась разноцветная мерцающая пыльца. Гарри чихнул, и копошение в волосах усилилось, а едва он уже осторожнее поднёс руку к голове, нечто больно дёрнуло его за волосы — и исчезло.
— Они это любят, — засмеялась Флэк. — Ты весь в пыльце! Теперь омолодишься…
— Куда ещё-то? — Гарри стёр ладонями пыльцу с лица. Она стиралась плохо — кажется, теперь она просто размазалась ещё и по рукам и попала даже на губы. Гарри механически их облизал — пыльца была чуть сладковатой и похожей по структуре на крахмал. Он вдруг ощутил на себе чей-то взгляд и, посмотрев в его сторону, увидел стоящего с другой стороны стола Мальсибера. Он ел шоколадное пирожное, и его губы были перемазаны глазурью.
— Не хотел мешать вам, извините, — сказал он, взглядом указав на пирожное на своей тарелке. — Но не удержался.
— Вы же тут хозяин, — ответила Флэк. — Что ж вы извиняетесь.
— Хозяин здесь министерство, — возразил Мальсибер. — Я же просто… временно живу, — он улыбнулся. — И консультирую. Во исполнение контракта. Признаю: кухня здесь прекрасная. И фейри забавные.
— Всё для вас, — съехидничала Флэк. — Вы к ним когда пойдёте?
— Через три с небольшим часа, — ответил Мальсибер. — Сейчас шаг — четыре часа. Будет сигнал — вы не пропустите. А пока, с вашего позволения, я вас оставлю, — он поклонился коротко, положил на тарелку ещё два пирожных, взял чашку с кофе и ушёл в ту комнату, откуда выходил навстречу — и Гарри увидел, что налетевшие в комнату феи облетают его стороной.
— Каждые четыре часа? — безрадостно спросил Гарри, и Флэк его тут же утешила:
— Не переживай — ты пока сопровождающим быть не можешь, так что это моя повинность. По протоколу, с ним должен быть один аврор как минимум — остальное вариативно. Пусть наши серые друзья немного поработают — и тут где-то должны быть тварцы.
— Хочу, — с искренней признательностью согласился Гарри.
Вероятно, Гарри съел слишком много, потому что вместе с приятным чувством сытости и тепла его начала охватывать сонливость. И он, чтобы перебить её, решил пройтись — Флэк заверила его, что это не запрещено:
— Но ты не должен заходить за жёлтую черту, — предупредила она, и Гарри горячо её заверил, что уж чего-чего, а этого он делать точно не собирается.
Выйдя из палатки, Гарри огляделся. Он прежде толком никогда и не был на болотах. Перед ним простиралось огромное открытое пространство, обрамлённое горами и поросшее высокой травой и вереском, а также редкими невысокими кустами и деревьями. Трава шумела, тинькали и свистели какие-то птицы, жужжали и звенели насекомые, и, в целом, ничего не выдавало присутствие одних из самых жутких тварей, что когда-либо встречал Гарри. Кое-где под солнцем поблёскивала вода, и Гарри, постояв немного, расстегнул пару пуговиц на форменной мантии — потому что солнце всё же оказалось жарким — и пошёл туда, подальше от палатки и того, что за ней скрывалось. Земля пружинила под ногами всё сильнее и сильнее, и в какой-то момент, не дойдя до воды, наверное, футов десять, Гарри замедлил шаг и остановился. Потом сделал несколько шагов назад и пошёл вдоль берега, медленно вдыхая тёплый терпкий воздух. Стало жарко, и Гарри пожалел, что не взял с собой ничего переодеться, а потом задумался, не снять ли мантию. В конце концов, под ней у него были брюки и рубашка…
Оглядевшись и предсказуемо не увидев никого, Гарри снял мантию и вытер мокрую от пота шею, кажется, оставив теперь и на ней разноцветные потёки от пыльцы фей, которая категорически не желала отмываться. Так определённо было гораздо лучше! Гарри вновь двинулся вдоль берега, слушая такой непривычный гомон, свист, стрёкот и шелест и думая, что день, похоже, будет очень длинным.
Звук колокольчика заставил его вздрогнуть — он был таким громким, словно позвонили совсем рядом. Видимо, тот самый сигнал к посещению дементоров… Гарри огляделся и удивился, насколько далеко он успел уйти — и ведь никого не встретил! Колокольчик зазвонил снова, и Гарри со вздохом аппарировал к палатке и только когда вошёл, сообразил, что так и не надел мантию.
— …есть авроры, — услышал Гарри недовольный голос от дальней от входа стены.
— Один аврор, — это уже говорил Мальсибер. — Второй с ними только познакомился — представление не завершено, я не поведу его туда сейчас.
— Мы здесь работаем, — ещё более недовольно сказал невыразимец.
— Как угодно, — Мальсибер пожал плечами. Гарри видел его со спины. — Я не имею права ходить туда вдвоём с кем-либо — значит, мы этот визит пропустим. Я отмечу это в отчёте.
— И я тоже, — добавила Флэк. — И подам рапорт. Мы здесь тоже, знаете, не в отпуске, а на работе.
— Там есть представители отдела Тварей, — проворчал второй невыразимец. — Позовите их.
— Я никого звать не могу, — сказал Мальсибер, — да и не должен. Вы обязаны обеспечить моё сопровождение. Если его нет — я остаюсь здесь. И всё. Я здесь не распоряжаюсь.
Один из невыразимцев — постарше, на вид лет, наверное, пятидесяти, высокий, худощавый и начинающий лысеть — поднялся и с крайне недовольным видом подошёл к Мальсиберу.
— Идёмте.
Мальсибер развернулся и, увидев Гарри, улыбнулся ему и спросил негромко, почти шёпотом:
— Как вы?
— Отлично, — ответил Гарри. — Я могу вас проводить.
— Нельзя, — возразил Мальсибер. — Ваше представление не закончено — будет ещё вечер. После захода солнца. Пока вы для них не совсем хозяин, и мы не будем рисковать. Так что третьим сопровождающим вам пока быть нельзя — но если вам любопытно посмотреть кормление, идёмте просто так, четвёртым.
— Кормление? — Гарри вмиг перестало быть жарко.
— Им же нужно что-то есть, — легко сказал Мальсибер. — Вам их показали, а попробовать не дали — им обидно, и они проголодались. После каждого знакомства их приходится кормить.
— Чем? — хрипло спросил Гарри — и разозлился на себя за эту хрипоту.
— Эмоциями, — Мальсибер улыбнулся неожиданно озорно. — Не души же им скармливать. Пойдёте?
— Да, — решительно ответил Гарри, и Мальсибер сделал приглашающий жест, но предупредил: — Не подходите слишком близко — держитесь футах в десяти за нами. Не дразните их.
Вот зачем он это сделал, думал Гарри, идя следом за Мальсибером, Флэк и невыразимцем, чья спина невероятным образом очень ясно выражала недовольство тем, что его оторвали от работы. Гарри меньше всего на свете хотел лишний раз встречаться с вытягивающими из всего живого жизнь и радость монстрами — как так вообще вышло, что он добровольно сейчас их увидит? И не просто увидит, а пронаблюдает то, что Мальсибер назвал «кормлением»?
Гарри на ходу надел мантию и очень пожалел, что не забрал из палатки свой плащ. Сейчас он замёрзнет… но ему хотя бы не запретили браться за палочку.
— Мистер Поттер, — сказал Мальсибер, остановившись перед жёлтой линией. — Я настоятельно прошу вас не брать в руки палочку, если, разумеется, не случится чего-либо, что станет угрожать вам или вашим товарищам. Сейчас вы для дементоров не до конца аврор — они воспримут этот жест как угрозу. И мы, конечно, с ними справимся, но мне не хотелось бы создавать конфликт из ничего.
— Как скажете, — ответил Гарри как можно равнодушнее.
Флэк обернулась и посмотрела на Гарри вопросительно-встревоженно, и он кивнул ей, успокаивая. А потом они все перешли жёлтую черту, и Гарри вновь увидел дементоров — совсем рядом. Они все будто ждали посетителей — Гарри кожей ощутил их внимание, холодное и всеобъемлющее.
— Я пойду вперёд, — сказал Мальсибер, доставая палочку. — Ждите здесь.
Повторять не пришлось: никто из его сопровождающих не испытывал большого желания приближаться к этим тварям. Так что они втроём остановились почти у самой черты, а Мальсибер пошёл дальше — и когда подошёл к дементорам почти вплотную остановился, неторопливо поднял правую руку с зажатой в ней палочкой и… выпустил Патронуса.
Серебряная птица с довольно длинным прямым и очень острым клювом вылетела из палочки — и влетела прямо в самую гущу дементоров. Она не выглядела хищной — скорее, певчей, наверное. Дрозд? Те мгновенно сгрудились вокруг него — каждый старался оказаться как можно ближе — и через пару секунд серебристое сияние исчезло за их тёмными телами. Мальсибер так и стоял, вытянув вперёд руку с палочкой, и лишь через минуту, наверное, медленно опустил её и так же плавно сел на траву. Роящаяся толпа дементоров становилась всё беспокойнее, и Гарри вдруг понял, что там, в этой толпе происходит.
Они питались.
Патронусом.
Это было настолько противоестественно, что Гарри захотелось зажмуриться и сбежать как можно дальше, но вместо этого он почему-то стоял и смотрел на копошащуюся в воздухе толпу высоких фигур в драных балахонах. А потом его вдруг оглушила мысль — а что чувствует сейчас Мальсибер? Когда его Патронуса в буквальном смысле едят?
Гарри перевёл взгляд на сидящего на траве человека. Тот сидел, слегка расставив ноги, согнув колени и прислонившись к ним лбом. Рука с зажатой в ней палочкой лежала на траве, вторую Гарри не видел. От этой позы веяло усталостью, и Гарри захотелось подойти и, может быть, хотя бы помочь Мальсиберу подняться, но едва он сделал шаг вперёд, в его живот упёрся локоть Флэк.
— Стоять, — приказала она.
И Гарри подчинился.
К счастью, извращённая эта трапеза закончилась довольно быстро, и дементоры, покружившись ещё вокруг места кормёжки, разлетелись. Когда последний из них покинул это место, Мальсибер спрятал палочку, поднялся, опершись на одно колено, и пошёл к своим сопровождающим. Он больше не улыбался и был бледен, и Гарри показалось, что его кожа на щеках блестит от влаги — но, возможно, это так бликовало солнце. Мальсибер прошёл мимо невыразимца и авроров и пошёл вперёд, не оборачиваясь. Невыразимец последовал за ним, а Флэк, переглянувшись с Гарри, чуть притормозила, позволяя им уйти подальше, а потом сказала:
— Мерзость. Меня в прошлый раз чуть не вывернуло.
— А это часто… так? — спросил Гарри, обхватывая себя ладонями. Он дрожал от холода и очень старался умерить хотя бы бьющиеся друг о друга зубы.
— Я один раз видела, — сказала Флэк. — Он вроде делает так только после того, как кого-то им представит. Нового. Хотя кто его знает, — она бросила мрачный взгляд вперёд. — Всё, пошли отсюда — в следующий раз пусть с ним идут невыразимцы, тварцы и кто угодно. С меня хватит на сегодня. Шучу.
Когда они с Флэк вошли в палатку, невыразимец уже сидел за столом у дальней стены, и казалось, что он вовсе никуда оттуда и не выходил — разве что сейчас рядом с ним стояла тарелка с кусками чёрного шоколада. Мальсибера же нигде видно не было.
Флэк при взгляде на невыразимцев скорчила гримасу и, усевшись за большой стол в центре палатки, налила себе кофе и отрезала большой кусок шоколадного торта, который щедро полила карамельным соусом. Гарри не раздумывая последовал её примеру, и пару минут они с ней сосредоточенно жевали. Когда Гарри наконец почувствовал, что его пальцы разморозились достаточно, чтобы он не боялся выронить вилку, он спросил:
— А что с теми зеркалами, что вы ищете?
— А что с ними? — спросила Флэк в ответ.
— Вы же нашли кого-то?
— Очередного сбытчика, — ответила она. — Но, к сожалению, он тоже перекупщик. Причём даже не прямой: он купил ту партию примерно через полгода после того, как зеркала тут появились. Клянётся, разумеется, что ничего не знал, но мы его посадим.
— Думаете…
— Да всё он знал, — отмахнулась Флэк. — Мы каждые полгода объявления печатаем. Да и не просто же так их не продают открыто — хотя вроде бы формально они вполне законны. Знал он всё прекрасно — может, без подробностей, но знал. Хуже всего, что мы не знаем, сколько их изначально было — и неясно, сколько нам ещё искать.
— А сколько вы уже нашли?
— Тридцать восемь, — Флэк поморщилась. — Ни в десятки, ни в дюжины не укладывается. Так что мы пока предполагаем, что там есть ещё. Где-то. Столько людей погибло уже, — она нахмурилась.
— А сколько? — тихо спросил Гарри.
— Одиннадцать, — ответила она. Мгновенно. — Ещё пятеро выжили, но… Миллисенте повезло больше всех. Но ты Дольфа расспроси — это же уже ваши дела были. Мы-то просто ищем эту дрянь. Знаешь, а пойду я поработаю, — сказала она, доедая торт. — У меня с собой тут… кое-что. Пойду в комнату, — она указала на одну из дверей справа. — Если что — зови.
Флэк налила себе ещё кофе, сложила на тарелку несколько персиков и абрикосов и ушла, левитируя всё это перед собой.
Некоторое время Гарри сидел за столом один, доедая торт. Он поймал себя на том, что ждёт появления Мальсибера — тот ведь должен был, как и в прошлый раз, тоже поддержать себя чем-нибудь сладким? Или он уже всё взял, когда вернулся, и унёс к себе? Или, может, ему плохо? Он же должен быть в порядке — случись что, кто исполнит его роль? Кто вернёт дементоров… и кто просто будет их держать здесь?
Пара фей, стрекоча крыльями, пролетела прямо перед его лицом, осыпая то и остатки торта пыльцой, и Гарри спохватился, что забыл взять с собой какой-нибудь головной убор. Гарри зажмурился и, удержавшись от чихания, с сомнением посмотрел на ставший радужным торт. Интересно, его можно есть? Он осторожно отломил маленький кусочек и попробовал. На вкус пыльца не повлияла — наверное, можно? Он вспомнил, что знает об этой пыльце — её использовали в омолаживающих зельях и в косметике. И ею, кажется, украшали сладкую глазурь… если он не путает, конечно. В конце концов, если феи носятся тут над столом, обсыпая всю еду пыльцой, и никого это не тревожит, вреда не будет, решил он и доел торт. А затем решительно поднялся, пересёк комнату, подошёл к самой левой от входа двери и постучал.
— Входите! — донеслось оттуда, и Гарри, приоткрыв дверь, спросил:
— Мистер Мальсибер, вы в порядке?
— В целом, да. Да вы входите.
Гарри открыл дверь до конца и остановился на пороге. Комната Мальсибера была не очень большой, но весьма уютной: напротив одного окна стояла довольно широкая кровать с высоким деревянным изголовьем, возле второго — голубое георгианское кресло с такой же, в пару, подставкой для ног. На тумбочке возле кровати стояла ваза с травами — похоже, местными — и тарелка с фруктами и недоеденная плитка шоколада. Сам Мальсибер полусидел на кровати, завернувшись в зеленовато-голубой пушистый плед и оперевшись спиной на пару больших подушек. У него в ногах лежал, свернувшись, крупный чёрный кот.
— Я просто зашёл узнать, как вы, — сказал Гарри.
— Ну… это неприятно, — признал Мальсибер. Он был всё ещё довольно бледен и выглядел не так хорошо, как утром. — Хотя я почти привык. Их ведь нужно поощрять — и я не знаю, чем ещё.
Гарри очень хотелось спросить, что Мальсибер чувствовал, но это было неуместно — так что он просто кивнул и спросил:
— Вам нужно что-нибудь?
— Нет, спасибо, — Мальсибер потёр висок основанием ладони, словно у него болела голова. И вдруг спросил: — Прогуляетесь со мной?
— Конечно, — Гарри, откровенно говоря, немного растерялся. Он не знал, имеет ли Мальсибер право выходить один, и могут ли они пойти не к дементорам вдвоём. Ему никто об этом не сказал — но ведь вряд ли об этом забыли? Значит, видимо, таких инструкций нет — но почему тогда Мальсибер вообще его позвал?
— Спасибо, — Мальсибер откинул плед и встал. На нём теперь был ещё и светлый свитер — похоже, шерстяной. Кот недовольно поднял голову и приоткрыл один ярко-зелёный глаз, посмотрел на них неодобрительно и вновь уснул. — Я знаю, что вы не обязаны, — добавил Мальсибер, — но мне не хочется сейчас быть одному. А вы, похоже, меньше всех меня здесь ненавидите, — он улыбнулся и подошёл к Гарри.
— Да никто вас тут не ненавидит, — неприязненно ответил Гарри. Его покоробили эти слова — хотя бы потому что уж кто-кто, а Мальсибер это заслужил. Да и чего он ожидал? И почему?
— Когда я представляю им кого-то, — сказал Мальсибер, — я чувствую почти что то же, что они. И точно знаю, как тот, кого я держу за руку, ко мне относится. Я понимаю эту ненависть — у вас у всех есть право. Но сейчас это неприятно.
Они вышли из комнаты — сперва Мальсибер, затем Гарри — а потом и из палатки, и пошли туда же, куда уже ходил Гарри. Мальсибер шёл медленно и, пройдя футов сорок, остановился и обернулся к Гарри.
— Хотите спросить меня о чём-нибудь?
— Что вы чувствовали?
Гарри не собирался задавать этот вопрос, но Мальсибер разозлил его своим вопросом. Словно он не предлагал, а давал своё позволение!
— Когда кормил дементоров? — спросил Мальсибер. Гарри продолжал пристально смотреть на него, и он продолжил: — Это легче, чем кормить их с рук. Собой. Намного легче. Хотя и неприятно.
— Что значит «с рук»? — Гарри нахмурился.
— Так, как они обычно это делают, но добровольно, — объяснил Мальсибер. — Не так просто вспомнить что-то радостное и отдать им, когда они совсем близко. Патронус проще. Да и связь с ним не такая сильная.
— Вы считаете, им место в Азкабане?
— Я ничего не считаю, — пожал Мальсибер плечами. — Я инструмент. И у меня контракт.
— И всё же?
— Я бы предпочёл дементоров, чем никого, — ответил он. — А вы нет. Мы с вами…
Раздался громкий звон колокольчика, и Мальсибер с Гарри одновременно обернулись к палатке. Колокольчик зазвонил опять, и Мальсибер со вздохом пояснил:
— Кому-то что-то нужно от меня. Не провожайте.
Он быстро ушёл, но Гарри за ним не пошёл. Возвращаться ему было незачем и не хотелось — он, правда, взял с собой всё тот же справочник, чтобы спокойно почитать, но настроения не было. Так что он просто побрёл дальше, позволяя мыслям течь свободно и разглядывая тихонько колышущуюся под ветром траву и розовые поля вереска.
Звон следующего колокольчика Гарри пропустил. Просто не сдвинулся с места — он лежал на траве недалеко от воды и думал о том, кто и зачем мог сделать те зеркала. Что они давали сделавшему? Должен же быть в этом смысл. Для чего их сделали? Вряд ли кто-то просто решил убить некоторое количество людей вот таким странным способом. Если бы зеркало было одно, пусть даже два, то можно было бы счесть их результатом эксперимента. Возможно, неудачного. Но их было уже больше четырёх десятков! Нет, должна быть цель… Но какая? Зеркала должны что-то давать волшебнику — возможно, силу? Энергию? Но связь должна быть — возможно, так выйдет его найти?
Воодушевлённый этой мыслью, Гарри вернулся в палатку. День уже начинал клониться к вечеру — или к обеду, и Гарри проголодался. И не он один: когда Гарри вошёл, обед в палатке был в разгаре.
— А я уже думала искать тебя, — сказала Флэк, помахав ему рукой. — Ты куда пропал?
— Я думал, — сказал Гарри, садясь рядом с ней и кладя себе на тарелку большую баранью отбивную. — О тех зеркалах. Зачем они вообще?
— Мы уже всю голову сломали, — согласилась Флэк с досадой. — Вот только нет никакой связи. Зеркала просто убивают. И вся выкачанная из жертвы сила уходит на плетение кокона. В этом должен быть ещё какой-то смысл, но я его не вижу. Ничего, кроме самого убийства. Больше всего похоже на обычного маньяка. И поди найди его. В этом и проблема! Была бы связь — давно уже нашли бы. Но нет связи. Мы и воду учитывали — всё равно нет ничего.
— Воду?
— Мы полагаем, их завезли к нам контрабандой с материка, — Флэк доела свою отбивную и задумалась. — Мы даже ездили на материк и изучали их там — нет ничего. Знаешь, они вообще странные, — она нахмурилась.
— Вы сказали, — Гарри свою отбивную пока не доел, но изо всех сил над этим работал, — что нашли на данный момент тридцать восемь зеркал. Погибло одиннадцать, пятеро выжило… Остальные зеркала вы конфисковали?
— Вообще-то, — Флэк остро посмотрела на него, — я не должна с тобою это обсуждать. Я понимаю, для тебя то дело стало первым, да ещё и Миллисент — но всё же. Поверь, мы разберёмся, — она улыбнулась, но улыбка это ясно говорила, что разговор на эту тему завершён.
И это было абсолютно правильно, но донельзя досадно.
Они заговорили о другом, потом пошли пройтись — а потом солнце село.
Гарри понимал, конечно, что с заходом солнца дементоры никуда не денутся с определённого им места, однако оставаться снаружи, похоже, теперь не хотел никто — даже пропадавшие где-то весь день сотрудники отдела Тайн вернулись, и теперь сидели небольшой группой вокруг того стола у дальней стены. Остальные устроились кто где — пара тварцев пили чай за большим столом и тихо обсуждали что-то, Флэк снова ушла работать в спальню, а Гарри, послонявшись, устроился в кресле возле окна и даже почитал немного справочник.
А потом колокольчик снова зазвонил.
— Готовы? — раздался рядом негромкий голос Мальсибера. Он был почему-то в тёмном и выглядел очень серьёзным.
— Разумеется, — Гарри захлопнул книгу и поднялся.
— Я попросил бы вас тщательно убрать пыльцу, — сказал он. — Дементоров она привлекает, и я не хотел бы проверять, что будет, если они её на вас сейчас обнаружат.
— Давай я сделаю, — сказала Флэк, подходя к Гарри уже с палочкой в руке. — Покажи ладони.
Она несколькими точными движеньями очистила его и недовольно посмотрела на Мальсибера.
— Когда они признают вас хозяином, пыльца значения иметь не будет, — сказал тот. — Но не сейчас, во время окончательного представления.
— Как скажете, — пожал плечами Гарри.
— Сейчас мы с вами будем там вдвоём, — серьёзно заговорил Мальсибер. — Нас проводят, разумеется, но черту пересечём только мы с вами. Потом я отойду, и вы останетесь один. Стойте спокойно и позвольте им делать всё, что им захочется. Я буду рядом. Главное — не доставайте палочку и не бегите. Просто стойте. А потом прикажите им отойти. Настаивайте — и они отступят.
— Когда «потом»? — хмуро спросил Гарри.
— Когда поймёте, что вам надоело, — ответил Мальсибер, и Гарри нахмурился:
— Мне, честно говоря, уже надоело. Заранее.
— Нет, — качнул тот головой. — Будет момент, когда вы поймёте, что вам именно надоело там стоять. Всё остальное не исчезнет, но ослабнет, и на первый план выйдет это чувство. Тогда вы потребуете, чтобы они ушли. Придётся повторять, но в конце концов они послушаются — и на этом ваше представление закончится. И если с вами что-нибудь случится, я отправлюсь в Азкабан навечно, так что если придётся, я вас буду защищать как самого себя, — закончил он так же серьёзно. — А я умею защищаться, — добавил он совсем тихо — и улыбнулся, сразу же напомнив Гарри о тех переговорах, что вёл когда-то — и выиграл. — Идёмте, — сказал он уже спокойно и сделал вежливый приглашающий жест.
Едва они с Гарри вышли из палатки, как Флэк ткнула своей палочкой в Мальсибера:
— Предупреждаю вас. Один неверный шаг.
— Моя возможная неприязнь к вашему коллеге определённо меньше моей неприязни к Азкабану как возможному пожизненному приюту, — с улыбкой ответил ей Мальсибер. — Поверьте, старший аврор, я как никто заинтересован в том, чтобы всё прошло нормально.
Флэк недоверчиво хмыкнула и чуть подтолкнула его вперёд. Мальсибер послушно пошёл, и остальные двинулись за ним. Вместе с Флэк на сей раз шли аж два невыразимца, но Гарри такой эскорт не успокаивал, а, скорей, наоборот. Значит, опасность была реальной, иначе те и пальцем бы не шевельнули.
Когда они добрались до черты — та светилась в темноте, так же, как и красные линии, обозначавшие дорожку — Флэк повторила:
— Мистер Мальсибер, мы все здесь надеемся на ваше благоразумие.
— Я вас не подведу, — заверил тот, а Гарри просто постарался как можно уверенней кивнуть.
И перешагнул через жёлтую черту вслед за Мальсибером.
На сей раз тот не брал его за руку. Ночь была ясной и довольно светлой, и света этого хватило, чтобы Гарри увидел сразу устремившиеся к ним тёмные фигуры. Мальсибер куда-то делся — возможно, он был рядом, но Гарри его не видел и не ощущал. Зато он видел и чувствовал дементоров — и не просто чувствовал. Потому что они теперь были не то что рядом — они трогали его. По-настоящему: Гарри ощущал прикосновения их рук к своим, к лицу и к шее, к телу, и не кричал от омерзения и ужаса лишь потому, что попросту не мог издать ни звука, не говоря уже о том, чтобы схватить палочку и отогнать их.
Однако время шло, и Гарри с нарастающим удивлением начал понимать, что откуда-то знает, что эти твари не желают причинять ему вреда. Они вдруг чем-то напомнили ему собак — чудовищных, опасных и голодных, но понятных. И сколько ему ещё тут стоять? Гарри раздражённо поморщился, когда очередная рука дементора коснулась его лица, и спросил — поскольку ему никто, вроде бы, не запрещал разговаривать:
— Сколько мне тут ещё стоять?
Ответа он не получил. Что ж, ладно… постоять нетрудно. Гарри постарался сосредоточиться на чём-нибудь, но мысли путались, и перед глазами мелькала мешанина образов — то Патриция Мюррей со своим: «Я приготовила обед», то поющий песнь Орфея Лестрейндж, то те две мёртвые женщины в гостиной, то Анжела Харрис и её: «Я их ждала», то дом, в котором исчез Лестрейндж, то Джагсон и четыре связанные женщины у его ног, то мама Миллисент с её «оно сломало мою Милли…» и тот кокон, через который проглядывали очертания Милилсент… Гарри тряхнул головой и зажмурился, и уже хотел повторить вопрос, когда вспомнил: «Будет момент, когда вы поймёте, что вам просто надоело там стоять».
— Отойдите! — громко приказал Гарри, но ничего не произошло.
Ему пришлось повторить это раз пятнадцать, покуда его слова не возымели действие. Дементоры отступали неохотно, но в конце концов послушались и отодвинулись достаточно, чтобы Гарри смог уйти — просто повернуться и уйди, и не обернуться, пока не перешёл черту.
Едва Гарри переступил жёлтую черту, как Флэк буквально на него накинулась:
— Ты в порядке?
— В полном, — заверил её Гарри, оглядываясь. — Где Мальсибер?
— Да куда он денется, — пожала она плечами. — Сейчас придёт. И мы свободны, — она потёрла руки. — Нас там уже должна ждать смена.
Она замолчала, нетерпеливо глядя за черту. Прошла минута… Две… Три…
Гарри нахмурился:
— Так должно быть?
— Ну да, — без особенной уверенности ответила Флэк. — Он, вроде, там задерживается… но что-то долго.
— До пятнадцати минут, — произнёс голос рядом с ними, и Гарри вздрогнул. Ну да, невыразимцы.
— Тогда отлично, что сейчас август, а не январь, — сказала Флэк.
Ждать им пришлось ещё минут, наверное, пять — Гарри про себя считал, но не был уверен, что не сбился. Наконец, Мальсибер появился, чуть шатаясь, и, едва перешагнув черту, сел на траву и слабо махнул рукой:
— Всё на сегодня.
— Вы идите, — предложил невыразимец. — Мы тут подежурим.
— С вами всё в порядке? — спросил Гарри Мальсибера, шагнув к нему, но невыразимец заступил ему дорогу:
— Ступайте, господа авроры. Мы тут сами. За черту не пойдём.
— Пошли, — Флэк потянула Гарри за рукав. — Они тут разберутся. Тут это повторялось уже раз пятьдесят. Идём.
— Стойте! — хрипло выкрикнул Мальсибер, и Гарри с Флэк разом к нему шагнули.
— Что-то не так? — грозно спросила она, наводя на него палочку.
— Нет, — помотал он головой, и Гарри показались, что его волосы мокрые. — Всё прошло как надо. Я про другое. Я… извините, — он посмотрел на Гарри и покачал головой. — Это само вышло. Я вам говорил, я вижу то же, что они.
— Ну говорили, — Флэк нахмурилась и всё ещё не опустила свою палочку.
— Вы вспоминали разное… картинки, — Мальсибер, бросив взгляд на стоящую перед ним Флэк, перевёл взгляд на Гарри и мотнул головой. — Простите. Я их тоже видел.
— Если это в самом деле произошло само собой, то почему вы извиняетесь? — спросил Гарри. — Вы не виноваты, а мне не за что стыдиться.
— Нет, конечно, — Мальсибер на сей раз кивнул. — Нет, я просто… там был один образ… такой… как большой кокон.
— Был, — с недоумением ответил Гарри, а тут же Флэк спросила — и её голос напряжённо зазвенел:
— Он вам знаком?
— Я такое видел, — Мальсибер, потёр лицо правой ладонью. — Я забыл совсем… мне нужен омут, и я вспомню больше. Но я видел — мне потом кошмары снились. Я запомнил.
— Омут вы получите, — Флэк к нему шагнула и протянула руку. — Поднимайтесь.
— Не могу, — Мальсибер виновато улыбнулся. — Дайте прийти в себя. Я всё равно сегодня не готов работать. Завтра.
— Что вы помните? — она присела перед ним на корточки.
— Я помню, кто-то говорил, что… нет, не помню, — мотнул он головой. — Не помню, что именно готово. Игрушки, кажется. Или что-то такое… И говорил, что скоро акромантулы покажутся всем милой мелочью. Лорд… показывал.
— Кто «он»? — спросила Флэк, и Мальсибер качнул головой:
— Не помню. Я его не знал.
— Мистер Мальсибер, — отчеканила Флэк — и тот уверенно повторил:
— Я не помню. Я покажу вам завтра всё, что смогу достать.
— Нет, не завтра, — отчеканила она. — Сегодня. Через час, если угодно, или два — когда вы там в себя придёте. Но сегодня.
— Нет, — покачал Мальсибер головой. — Мадам Флэк. Не в ваших силах меня вынудить, и в голову ко мне вы не залезете. А я не стану это делать сейчас, когда у меня от слабости перед глазами всё плывёт, и я не до конца понимаю, где заканчивается моя рука и начинается трава. Поверьте, сегодня от меня не будет проку. Я готов помочь, но сегодня ничего не выйдет. Извините. Принесите Омут — как только я завтра проснусь, я всё сделаю.
— Хорошо, — неохотно согласилась Флэк. — Завтра в девять мы здесь будем с Омутом — надеюсь, к этому времени вы будете готовы.
— Я и сам надеюсь, — заверил её Мальсибер.
— Идём, — велела Гарри Флэк и сама пошла к палатке быстрой и размашистой походкой — и Гарри не стал спорить и пошёл за ней. Уходя, он обернулся, и увидел, что Мальсибер лёг на землю, раскинув руки, а невыразимцы, наколдовав себе по стулу, уселись с таким видом, словно собирались долго ждать.
В палатке ждали уже двое других авроров: никого из них Гарри не знал, они были, видимо, из дублинского или эдинбургского отделения. А вот Флэк с ними была знакома — они перебросились парой фраз и попрощались. Гарри забрал плащ и сумку, и они с Флэк вышли и пошли прочь от палатки, чтобы аппарировать: Гарри не знал наверняка, но был почти уверен, что она защищена антиаппарационным куполом.
— Хочешь попасть завтра сюда — приходи пораньше, — сказала Флэк, когда они с Гарри отошли достаточно далеко для аппарации.
— Меня вряд ли пустят, — вздохнул Гарри.
— Я замолвлю за тебя словечко, — подмигнула ему Флэк — и аппарировала.
Это обещание воодушевило Гарри, и домой он вернулся в куда лучшем расположении духа, чем сам ожидал.
Утром он проснулся рано, и на всякий случай в восемь уже был на месте. Впрочем, всем им поначалу предстояло совещание у Робардса — по счастью, в этот раз не слишком долгое. Едва оно закончилось, как Флэк перехватила Лестрейнджа и заговорила с ним — и Гарри подозревал, что знает, о чём именно. Затем они вдвоём подошли к Сэвиджу, и тот, выслушав их, тоже очень оживился и кивнул — и Гарри, потеряв терпение, к ним подошёл.
— А, кстати, — спохватилась Флэк. — Он может пойти с нами? В конце концов, с него всё началось.
— Поттер знает, какие картинки когда кому показывать, — согласился Сэвидж. — У тебя сейчас нет, вроде, дела? — спросил он, и Гарри кивнул. — Ну иди. Дай Мерлин, что-нибудь выгорит.
К палатке они трое аппарировали вместе. Флэк несла завёрнутый в светлую ткань омут, Лестрейндж — папку, и только Гарри был без ничего. Они попали в пересменку — и их появление вызвало некоторое замешательство, впрочем, быстро разрешившееся. Мальсибера они не застали: он ушёл к дементорам с очередным… что он там делал буквально за пару минут до их прихода.
Пришлось ждать. И надеяться, что он вернётся в лучшем состоянии, нежели был вечером.
— Зато позавтракаем, — бодро заявила Флэк, направившись к столу и так и не выпустив Омута из рук. — Я не успела.
— Давай подержу, — предложил Лестрейндж, забирая его. — Я позавтракал.
— Гарри, поддержи меня, — она уселась за стол, а Лестрейндж, оглядевшись, пошёл к комнате Мальсибера, но не вошёл, а сел на стул недалеко от его двери.
Мальсибер и авроры вернулись, когда Флэк допивала кофе — здоровые и бодрые. Мальсибер выглядел отлично и заулыбался, увидев Флэк, Гарри и Лестрейнджа.
— Доброе утро, мадам Флэк, — любезно поприветствовал он их. — Мистер Поттер. Радольфус, — он склонил голову, и Лестрейндж в ответ вежливо кивнул. — Вижу, вы всё принесли. Где мы будем работать?
— Я полагаю, удобней будет у тебя, — предложил Лестрейндж. — Если ты не против.
— Нет, конечно, — Мальсибер распахнул дверь своей комнаты. — Проходите.
Внутри было солнечно и жарко — окна выходили на, если Гарри верно ориентировался, восток и юг. Здесь весь день должно было быть солнце.
Кровать была застелена, но кота на ней не было — впрочем, его вообще в комнате не было. Интересно, чей он? Тварцев?
За неимением стола, которого здесь почему-то не было, Лестрейндж поставил Омут на тумбочку возле кровати — тарелка с фруктами и стакан с водой при этом перекочевали на комод — и выложил рядом с ней несколько небольших флаконов.
— Этого достаточно? — спросил он, и Мальсибер кивнул:
— Да одного хватит. Там, на самом деле, совсем мало. Я действительно его не помню, да и не видел толком — но, может быть, вам это поможет. Можно немного тишины, пожалуйста, — попросил он, садясь на край кровати.
— Мы можем выйти, — предложил Лестрейндж, и Флэк метнула в него яростный взгляд.
— Да нет, — возразил Мальсибер. — Просто помолчите. Располагайтесь, — он сделал любезный приглашающий жест и отвернулся к Омуту.
Некоторое время он просто сидел, сосредотачиваясь, а затем медленно и плавно коснулся кончиком волшебной палочки своего правого виска, замер так ненадолго — и потянул. Тонкая, похожая на паутинку, серебристая нитка потянулась из виска за палочкой, затем оторвалась и повисла на ней, словно клочок тумана. Мальсибер осторожно опустил её в Омут, затем нагнулся и погрузил в него своё лицо.
Потом выпрямился и сказал:
— Да, это оно. Смотрите. Больше всё равно нет ничего.
Флэк с Лестрейнджем переглянулись, и тот, подойдя к Омуту, коснулся палочкой его поверхности. Та зарябила, а затем над ней стали подниматься облачка тумана, довольно быстро собравшиеся в начавшие расти полупрозрачные фигуры.
Это была комната с камином, обставленная старинной мебелью, но безо всяких картин на стенах. Возле камина стоял низкий прямоугольный стол, на котором лежала открытая книга и листки с записями и рисунками. Вокруг стола на мягких стульях расположились люди — Гарри узнал, прежде всего, Волдеморта. Затем Яксли, Долохова… остальных он или видел глазами Мальсибера со спины или не знал. Всего вокруг стола сидели семеро. Мальсибер же стоял довольно далеко, в дверях, и, похоже, колебался, заходить ли. Говорил один — сидящий аккурат спиной, и из-за высокой спинки виднелась лишь его светловолосая или седая голова:
— …это напугает. Акромантулов многие боятся — представьте, что начнётся.
— Мне кажется, это можно было бы использовать рациональнее, — заметил Яксли. Осторожно.
— Тебе кажется, — мягко подтвердил Волдеморт. У него был удивительно высокий голос, и сейчас, на контрасте с остальными, это было слышно очень хорошо. — Покажи мне, — велел он, щёлкнув своими длинными пальцами.
Над столом возникла связанная женщина — да нет, даже не женщина, а девушка-подросток. Почти ребёнок. Ей было, наверное, лет тринадцать или четырнадцать — заплаканное, искажённое ужасом лицо, короткие тёмные волосы…
Волдеморт кивнул.
Говоривший попросил:
— Она должна сама взять это. Мой Лорд, пожалуйста, освободите ей одну руку.
Ещё один щелчок — и девушка упала прямо на стол. Путы с неё спали, но она, похоже, только ещё больше испугалась, и сидела, в панике глядя на сидящих за столом и на Волдеморта, и даже не пыталась убежать.
— Возьми это, — сказал мужчина, протягивая ей что-то маленькое. — Возьми это и открой. И посмотри в него. И всё — сможешь уйти.
Гарри стиснул руки с такой силой, что хрустнули суставы. Он знал, что сейчас произойдёт, он не хотел этого видеть, но стоял и смотрел. Девушка тем временем перевела полный страха взгляд на говорящего и посильнее обхватила себя руками.
— Возьми, — повторил мужчина. У него был довольно низкий голос и, кажется, широкие плечи, и терпения ему явно недоставало: Гарри слышал нетерпение в его словах. — Бери же! — он сунул что-то маленькое ей почти что прямо в руку, и девушка со всхлипом сжала это. — Открывай! — велел мужчина, но она смотрела на него, словно загипнотизированная. — Лучше открой сама, — пригрозил он. — Поверь мне. Так будет намного лучше для тебя же. Открой и посмотри.
Она наклонила голову и посмотрела на то, что держала в руке, затем коснулась этого второй рукой и…
Гарри знал, что она держит, но так и не сумел разглядеть эту вещь, когда из неё вырвались сотни тончайших нитей и прилипли к рукам и к лицу девушки. Мальсибер — не здешний, а тот, стоящий в дверях — вздрогнул и тихо охнул, Волдеморт мгновенно обернулся и, увидев его, спросил неожиданно мягко:
— Ойген? Что ты хотел?
— Н-нет, мой лорд, — Мальсибер слегка задохнулся. — Простите. Я не знал, что вы заняты. Это не срочно.
— Зайди через пару часов, — Волдеморт лениво махнул рукой, и Мальсибер, поклонившись, закрыл дверь — а нити тем временем уже успели окутать замеревшую девушку первым, ещё тонким, слоем.
Картинка побледнела и развеялась.
— Ты действительно помог, — сказал Лестрейндж. — Спасибо. Ты его не видел — но видели Яксли и Джервис. Оба в Азкабане.
— Вы ведь нам поможете разговорить их? — спросила Флэк, и Мальсибер отозвался с равнодушным видом:
— У меня нет выбора.
— Отлично, — начала было Флэк, но Мальсибер продолжил:
— Но есть одна проблема. Я сейчас не могу покинуть это место.
— Какая разница, кого куда везти? — возразила Флэк. — Вы не можете — значит, мы их привезём сюда. И вы не совсем правы, — добавила она. — Вы можете покинуть это место на целых четыре часа. Я полагаю, этого времени достаточно, чтобы вы нам помогли, не так ли?
— Я сделаю всё, что смогу, — пообещал Мальсибер.
Флэк поймала взгляд Лестрейнджа, демонстративно посмотрела на свои наручные часы и заявила:
— За сим я откланяюсь и пойду оформлю нам доставку. Дольф, ты не будешь так любезен забрать Омут?
— Разумеется, — пообещал тот.
Флэк, кивнув всем, вышла, и когда они остались втроём, Лестрейндж сказал:
— Ойген, ты не был обязан это делать.
— Не был, — согласился тот. — Я не сказал бы, но, если я не ошибаюсь, вы не всё нашли. И люди умирают.
— Если повезёт, — Лестрейндж подошёл ближе и присел в изножье кровати. — Иногда они, к несчастью, выживают. Впрочем, иногда и к счастью, — признал он, — но редко.
— Не люблю смерть, — сказал Мальсибер, задумчиво проводя ладонью по краю чаши Омута. — Если это спасёт хоть кого-нибудь, я их разговорю. Во всяком случае, я сделаю всё, что в моих силах. С Джервисом будет попроще — но я не уверен, что он или Яксли знают автора. Лорд, конечно, знал — но он не любил делиться информацией. Спроси ещё Эйвери, — предложил он. — Он мне никогда ни о чём подобном не рассказывал, но он очень много знает — возможно, он сможет чем-нибудь помочь.
— Ты полагаешь…
— Нет, — резковато оборвал Мальсибер. — Нет, он в этом не участвовал — иначе был бы в комнате.
— И ты не предложил бы мне обратиться к нему, если бы подозревал, что это его рук дело, — спокойно закончил за него Лестрейндж.
Мальсибер усмехнулся и кивнул:
— Не предложил бы. Но Эйв обычно занимался несколько иным.
— Это ведь входит в соглашение, — заметил Лестрейндж.
Мальсибер слегка склонил голову к левому плечу:
— Разве? Если кто-то погибает и сегодня, уже нет. Я ошибаюсь?
— Вопрос сложный, — ответил Лестрейндж. — Тут как повернуть. Что ж, я спрошу Эйвери. Спасибо за подсказку и за помощь. Нам пора, — он кивнул на Омут, и Мальсибер, подцепив воспоминание, положил его в один из флаконов. — Позже кто-нибудь из нас занесёт тебе протокол на подпись.
— Всегда пожалуйста, — любезно проговорил Мальсибер.
Когда Лестрейндж с Гарри вышли, тот спросил:
— Вы думаете, этот Эйвери и правда не при чём?
— Я думаю, Мальсибер так считает, — ответил Лестрейндж. — Иначе никогда не подал бы эту идею. В целом, я с ним согласен: это немного не тот профиль, Эйвери никогда не был артефактором. Он без труда может создать заклятье, но артефакты — не его сфера. Хотя быть может всякое. Желаете участвовать? — он улыбнулся, и Гарри закивал:
— Конечно!
— Идёмте и попробуем добыть портал в Пьемонт.
Добывать портал — а, вернее, разрешение им воспользоваться — Лестрейндж, заглянув в отдел, вернулся оттуда с папкой и пошёл к Робардсу один, оставив Гарри ждать результата в приёмной. Вышел он быстро, улыбнулся Гарри и сделал ему знак идти следом.
— Были когда-нибудь в Италии? — спросил он, пока они ждали лифт.
— Я нигде не был, — в возбуждённом предвкушении ответил Гарри.
— Там жарко, — предупредил Лестрейндж. — Пьемонт, конечно, не Сицилия, но жарко. Зато увидите виноградники. И, может быть, попробуете хороший кофе.
Они поднялись наверх, вышли из министерства, огляделись — и аппарировали. Мир схопнулся, а когда развернулся, Гарри окутал горячий, напоенный незнакомыми ароматами воздух. Гарри открыл глаза и огляделся.
Они стояли почти на вершине холма, покрытого рядами невысоких зелёных кустов с резными листьями — виноградники. Они были везде, нечасто перемежаясь стоящими в маленьких рощах домами с красными черепичными крышами и другими рощами, побольше. Воздух был горячим и плотным, и солнце почти обжигало — до сих пор Гарри не думал, что оно может быть таким жарким.
— Август — пик жары, — сказал Лестрейндж, указывая куда-то вбок. — Нам туда. В доме куда прохладнее.
Гарри повернулся — они стояли на гравийной дорожке, ведшей к высоким деревьям, за которыми виднелась черепичная крыша. К удивлению Гарри, ворота были распахнуты, и они с Лестрейнджем спокойно подошли к кремовому трёхэтажному дому с белыми ставнями, большая часть которых была сейчас закрыта. У крыльца лениво развалился большой бело-чёрный кот, не удостоивший гостей своим вниманием.
— Странно, — шепнул Гарри. — Почему ворота открыты?
— У них всегда так, — пожал Лестрейндж плечами. — Здесь живут иначе.
Он взялся за дверной молоток в виде большой ящерицы, и постучал.
Несколько секунд внутри было тихо, а затем дверь распахнулась, и улыбчивая эльфийка проговорила что-то непонятное. На ней было что-то вроде светло-зелёного платья с вышитой на груди виноградной гроздью.
— Buongiorno, — произнёс Лестрейндж. — Британский аврорат. Мы к сеньору Эйвери.
Эльфийка отступила, приглашая их в дом, и исчезла. Зато почти сразу в глубине раздались шаги, и навстречу аврорам вышла высокая седоволосая женщина с резкими чертами лица в светлом с голубой каймой платье.
— Сеньора Кустодини, — поклонился Лестрейндж, и Гарри счёл правильным повторить его поклон. Он ещё не успел оглядеться, и увидел только, что пол довольно просторного то ли холла, то ли прихожей выстлан маленькими коричневыми плитками, а стены просто выбелены. — Это Гарри Поттер, младший аврор. Мы к сеньору Эйвери.
— Его сейчас позовут, — сказала женщина по-английски. У неё был заметный итальянский акцент, но говорила она абсолютно правильно и понятно. У неё было резковатое, но всё ещё красивое, хотя и покрытое морщинами, лицо, и острый, пронзительный взгляд очень тёмных глаз. — Прошу вас пока в гостиную. Кофе?
— Будем вам очень признательны, — любезно проговорил Лестрейндж.
— Значит, вы — Гарри Поттер, — сказала женщина, внимательно глядя на Гарри.
— Да, мэм, — ответил тот — потому что а что тут можно было ещё сказать?
— Фредерика Кустодини, — она подошла к нему и протянула руку, и Гарри пожал её, чувствуя себя при этом немного неловко. Она ответила сильным и уверенным пожатием. — Добро пожаловать в дом Кустодини. В этом доме вам рады всегда.
— Спасибо, — этого Гарри совершенно не ожидал и не то чтобы растерялся, но не нашёл, что ещё ответить. Разве они не должны были бы его… ну… не любить?
— Прошу вас, господа, располагайтесь, — она повернулась и повела их за собой.
Они вошли в ближайшую дверь и оказались в большой комнате, просторной и светлой. Гарри заинтересованно огляделся. Здесь было много окон и мало мебели, а та, что была, показалась ему забавной — особенно стулья, похожие на буквы Х, в верхнюю часть которой положили подушку. Пол был покрыт тоже коричневыми плитками, некоторые из которых были расписаны цветами и птицами. Несмотря на то, что окна были закрыты ставнями, здесь было вполне светло — возможно, потому, что в них било яркое солнце.
— Кофе, — произнесла женщина… сеньора Кустодини, и на большом, покрытом белоснежной скатертью, столе возникли маленькие белые же, уже наполненные чашки, а так же масса тарелок с сыром, ветчиной, булочками и нарезанным на маленькие ромбы, кажется, кексом. — Прошу вас, — она сделала приглашающий жест.
Лестрейндж подошёл к столу и отодвинул тяжёлый стул с высокой спинкой. сеньора Кустодини на него опустилась, и Лестрейндж придержал его, помогая ей устроиться поудобнее. Затем он обошёл стол и сел сам, положив себе на колени салфетку, а папку устроив рядом с собой на соседнем стуле, и Гарри последовал его примеру.
— Вы впервые в Пьемонте? — спросила сеньора Кустодини, взяв чашку и сделав глоток, и Гарри кивнул — от аромата кофе его рот наполнился слюной, которую пришлось срочно сглатывать:
— Да, мэм. Впервые.
— Мы здесь по делу, а не на экскурсии, к сожалению, — вежливо сказал Лестрейндж.
Сеньора Кустодини кивнула.
— Надеюсь, в другой раз вы найдёте время и заглянете к нам просто в гости, — сказала она Гарри. — Мы с радостью покажем вам Пьемонт. И вы тоже, конечно, — добавила она, повернувшись к Лестрейнджу — и Гарри, улучив момент, наконец взял чашку и сделал глоток кофе. Лестрейндж оказался прав: это был лучший кофе, который Гарри доводилось пробовать. Ароматный, горький, едва уловимо отдающий орехами и какими-то фруктами, он был плотнее того, к которому привык Гарри.
— Мы авроры, мадам, — ответил Лестрейндж. — У нас мало выходных, и все их я обычно провожу с дочерью.
— Полагаете, ей здесь не понравится? — осведомилась она, и Лестрейндж слегка улыбнулся:
— Я не знаю. Она ещё не видела Италии. Благодарю вас за приглашение, вы очень добры, — он слегка склонил голову, и Гарри ощутил лёгкий толчок в лодыжку.
— Благодарю вас, — повторил он вслед за Лестрейнджем. — Вы очень добры.
Сеньора Кустодини улыбнулась — и тут Гарри спас вошедший, наконец, в комнату Эйвери. Он был чисто выбрит и выглядел моложе, чем в последнюю их с Гарри встречу. Его длинные пушистые волосы падали почти что до плеч и касались воротника лёгкой бежевой рубашки с недлинными, до локтей, рукавами. Вид у него был слегка заспанный — видимо, несмотря на то, что уже был одиннадцатый час, он недавно, или даже только что проснулся.
— Доброе утро, — сказал он, улыбаясь, правда, не слишком уверенно. — Сеньора Кустодини. Радольфус. Мистер Поттер.
— Мы по делу, — сказал Лестрейндж, салютуя ему чашкой с кофе.
— Не стану мешать вам, — сеньора Кустодини допила свой кофе и встала. Лестрейндж тоже поднялся, и Гарри последовал его примеру. — Хорошего дня, господа.
— Доброго дня, сеньора Кустодини, — ответил Лестрейндж.
Когда она вышла, он сел и, посмотрев на Эйвери, куда менее официально указал на стол:
— Садись с нами. Ты завтракал?
— Нет, я только проснулся, — признался Эйвери, подходя к столу, на котором теперь появились стаканы и графины с водой и апельсиновым соком. — Вы ко мне? Почему?
— Есть вопрос, — Лестрейндж кивнул лежащую рядом с ним папку. — Скажи, тут есть Омут памяти?
— В библиотеке, — Эйвери сел за стол, положил себе на колени салфетку и вопросительно взглянул на Лестрейнджа.
— Давай сначала позавтракаем, — мирно предложил тот. — Как ты живёшь здесь?
— Прекрасно, — Эйвери улыбнулся и, взяв булочку, разломил её надвое. Затем щедро намазал маслом, положил сверху три кусочка ветчины и откусил. — Мне тут всегда очень нравилось. С детства.
Гарри решил последовать примеру Эйвери и тоже сделал себе бутерброд, добавив к ветчине ещё сыр.
— Вы разве не в школе познакомились с Мальсибером? — спросил Лестрейндж, и Эйвери, жуя, кивнул:
— Да, на первом курсе. Я, когда его увидел, сразу решил, что от него будут проблемы, знаешь, — улыбнулся Эйвери, и Лестрейндж спросил:
— Почему?
— Я, вообще-то, не люблю таких шумных, — признался Эйвери. — Но он почему-то сразу сам уселся ко мне на кровать в первый же вечер и начал болтать. Так что это он со мной подружился, сам.
— Твои родители одобрили? — спросил Лестрейндж. Он почти не ел — отрезал от кусочка сыра на своей тарелки крохотные части и аккуратно отправлял их в рот. Вилкой — но пил кофе.
— Отец не был в восторге, но сказал, что из всех жителей нашей спальни это лучший вариант, — сказал Эйвери. — Отец говорил, что у нас очень неудачный набор. Так что, в общем, одобрил. Меня даже в гости к нему отпускали. Хотя отец предпочёл бы кого-то из вас, но вы все были старше.
— Тут тебе повезло, — Гарри не понял, всерьёз или в шутку сказал это Лестрейндж. — Скажи, ты когда-нибудь занимался артефакторикой?
— Нет, — возразил Эйвери. — Отец меня пытался учить, да толку не было, — его лицо на миг приобрело виноватое выражение. — Никогда не умел делать что-то руками. Я же не ты.
— Тебя просто это не интересовало, — отмахнулся Лестрейндж. — Таланта и усидчивости тебе бы хватило. Скажи мне, — он положил вилку, — Волдеморт имел доступ к вашей библиотеке?
— Да, конечно, — Эйвери нахмурился и даже перестал жевать. — Я же не мог отказать ему.
— В обе войны? — продолжал Лестрейндж. — Я знаю, во вторую ты уже жил не в родовом доме.
— Он же всё равно был… ну, вроде как моим, — Эйвери нервно облизнул губы. — Я там не бывал… практически, но Лорд… ему-то что было бояться?
— Я просто выясняю обстоятельства, — успокаивающе проговорил Лестрейндж. — Я прекрасно понимаю, что ты бы не стал возражать ему. Скажи, — он взял папку, — тебе говорят о чём-нибудь эти рисунки?
Он протянул папку Эйвери. Тот открыл её и некоторое время очень сосредоточенно листал страницы, иногда беззвучно шевеля губами и качая или кивая головой. Затем поднял взгляд на Лестрейнджа и сказал:
— Я не могу поручиться, но мне кажется, я знаю, из какой книги это может быть взято.
— У вас в библиотеке была такая?
— Была, — согласился Эйвери — и, слегка побледнев, спросил: — Ты… Ты хочешь, чтобы я… ты хочешь туда пойти?
— С тобой вместе, — кивнул Лестрейндж. — Если ты считаешь нужным, мы возьмём ещё пару авроров. Надо бы найти книгу.
— Я… Ты понимаешь, — нервно проговорил Эйвери, — я не уверен, что могу гарантировать безопасность. Дом же… он же не только мой.
— Я прекрасно понимаю, — заверил его Лестрейндж. — Мы возьмём взломщиков. И вообще специалистов. Помоги нам.
Гарри молча слушал всё это с возрастающим недоумением. Он помнил, Лестрейндж говорил что-то жуткое про отца Эйвери — но неужели тот может быть опасен до такой степени? Собственному сыну?
— Я впущу вас, конечно, — сказал Эйвери. — И пойду с вами, и попробую эту книгу найти. Но я правда не могу обещать ничего. Просто если с кем-то из вас там что-то случится, я же… — он сглотнул.
— Нет, — возразил Лестрейндж. — Пока жив твой отец, ты не хозяин этого дома. Нам прекрасно это известно. Мы оформим все твои предупреждения, не тревожься об этом. Давай лучше продолжим завтрак, а потом я тебе покажу кое-что — может быть, ты кого-то узнаешь.
— Я, на самом деле, не хочу туда, — тихо сказал Эйвери.
— Сожалею, — кажется, искренне проговорил Лестрейндж. — Но у тебя нет выбора. Разве что нам повезёт: ты вспомнишь название книги, а мы найдём её ещё где-то.
— Я попробую, — вздохнул Эйвери. — Но не думаю, что получится.
Он грустно посмотрел на свою недоеденную булочку, потом всё-таки взял её и откусил. Выглядел он очень расстроенным, и у Гарри в голове это очень плохо сочеталось с тем фактом, что перед ним сидел вовсе не обычный обыватель, а Пожиратель Смерти, тот, кто когда-то одним из первых ответил на призыв Волдеморта и явился на кладбище Литтл-Хэнглтона. Ему тогда, правда, досталось первое Круцио едва возрождённого Волдеморта, и в тот момент Эйвери показал себя не то чтобы храбрецом, но бояться просто войти домой? Да ещё в сопровождении авроров?
Эйвери грустно ел, однако печаль, похоже, не испортила его аппетит. Некоторое время над столом висело молчание, которое нарушил, опять-таки, Лестрейндж:
— Расскажи, чем ты здесь занимаешься?
— Сейчас? Или вообще? — спросил Эйвери.
— А есть разница? — улыбнулся Лестрейндж.
— Когда Ойген здесь, он всё время меня куда-то вытаскивает, — признался Эйвери. — А сейчас я, в основном, работаю в библиотеке… скажи, он скоро вернётся?
— Не могу, — возразил Лестрейндж. — Могу только сказать, что тебе не стоит за него беспокоиться. На самом деле, я с трудом могу представить себе действительно опасную для него ситуацию.
— Ты предвзят, — возразил Эйвери.
— Он тебе не рассказывал? — кажется, удивился Лестрейндж. — Где провёл пять послевоенных лет?
— Рассказывал, — Эйвери упрямо сжал полные губы. — Но ты всё равно предвзят.
— Я аврор, — усмехнулся Лестрейндж. — И поверь, я к нему отношусь намного лучше любого из моих коллег.
— Почему? — спросил Эйвери, и это был тот вопрос, который очень хотел бы задать Лестрейнджу и сам Гарри. Потому что это было, судя по всему, правдой, и правда эта Гарри давно удивляла.
— Потому что ему фатально не повезло с отцом, — ответил Лестрейндж. — Как, впрочем, и тебе — хотя и по-разному.
— Почему? — изумился Эйвери до того, что даже перестал жевать. — Ты же знал его родителей! Они же были… да они были лучшими родителями, которых я видел!
— Пожалуй, — согласился Лестрейндж, и Гарри вообще перестал понимать что-либо. — В этом и беда. Это не оправдывает ни его, ни тебя, но, по крайней мере, я могу понять, почему вы стали теми, кем стали. Случись мне столкнуться с кем-то из вас тогда в бою, я убил бы вас, не испытывая сожалений — но есть так, как есть.
— Ну, со мной вряд ли, — покраснел Эйвери. — Хотя это, наверное, ещё хуже.
— Пожалуй, — подумав, согласился Лестрейндж.
Эйвери решительно допил сначала свой сок, затем залпом выпил кофе и сказал:
— Я готов.
— Веди, — предложил Лестрейндж, и Эйвери замялся.
— Я не знаю, сможете ли вы туда попасть, в смысле, без хозяев дома, — сказал он. — Может быть, я просто принесу Омут сюда? Или позову сеньору Кустодини?
— Принеси, — согласился Лестрейндж. — Не хочу тревожить сеньору Кустодини.
Эйвери кивнул и торопливо ушёл, и Лестрейндж с Гарри остались одни.
— Дольф, — осторожно проговорил Гарри.
— М-м? — отозвался тот.
— Можно спросить? Я не понял.
— Спросите, — Лестрейндж повернул голову и посмотрел на Гарри.
— Про родителей Мальсибера. Почему ему с ними не повезло? Если они были хорошими родителями?
— Потому что к Волдеморту его привёл любимый и прекрасный папа, — ответил Лестрейнджа. — Буквально за руку. Впрочем, окончательное решение Мальсибер принял сам — и, насколько я знаю, без каких-либо душевных мук и сомнений.
— То есть, по сути, у него не было выбора? — хмуро спросил Гарри.
— Выбор всегда есть. И у нас есть пример человека, который думал своей головой, а не семейной, — возразил Лестрейндж, и Гарри улыбнулся:
— Конечно, есть. Вы…
— Я имел в виду вашего крёстного, — возразил Лестрейндж. — Ему было куда сложнее, чем мне. Я против семьи открыто не шёл. Тем более, в одиннадцать лет.
Гарри кивнул и молча уставился в окно, за которым виднелись ряды виноградников. Он не был готов говорить о Сириусе, тем более вот так мельком. А что было бы, если бы Шляпа всё-таки определила его в Слизерин? Учитывая, что Шляпа обычно уступала настойчивым просьбам, а Сириус, видимо, на Слизерин не хотел, это было маловероятно — но если бы всё же она отправила его именно туда? Каким бы он вырос? Вряд ли он подружился бы тогда с его отцом… хотя кто знает — он был упрямым. Если Снейп пять лет дружил с Лили, почему Сириус не мог тоже дружить с мальчиком с Гриффиндора?
Или нет? И Сириус сдружился бы, скажем, с тем же Мальсибером? Тот был, судя по словам Эйвери, общительным, а с Джеймсом Сириус познакомился только в поезде… И тогда…
Нет, решительно сказал себе Гарри. Сириус уже тогда сделал выбор, и даже если бы Шляпа его не послушала, ничего бы это не изменило. И уж к Волдеморту Сириус бы точно не пошёл. Ни за что.
Вернулся Эйвери с Омутом, и, сдвинув тарелки, поставил его на стол рядом с Лестрейнджем.
— Ты садись, — дружелюбно предложил тот, кивнув Эйвери. — Я покажу тебе одну сцену, а ты посмотри — может быть, узнаешь автора по голосу. Или кого-нибудь из присутствующих.
— Да, конечно. Давай, я посмотрю.
Лестрейндж вынул из кармана флакон и вылил из него воспоминание. Поверхность омута потемнела и пошла лёгкой рябью, Лестрейндж коснулся её палочкой, и над Омутом начал собираться туман.
Гарри уже видел эту сцену, и, когда девушка упала на стол, смотреть дальше не стал и перевёл взгляд на Эйвери. Тот смотрел очень сосредоточенно, но в его лице не было страха — видимо, он действительно не имел к происходящему отношения. Когда девушка открыла зеркальце, Эйвери сморгнул и тихонько вздрогнул.
— Что скажешь? — спросил Лестрейндж, когда картинка развеялась. — Знаешь автора?
— Нет, — покачал головой Эйвери. — Но я ведь мало кого знал. Я и тут не всех знаю.
— Кого знаешь?
— Лорда… да, — Эйвери смутился. — Рядом с ним Яксли, затем Долохов, потом Джервис… остальных не видно.
— Кто рядом с Джервисом? Кто дает ей зеркало?
Гарри вспомнил — того человека он видел сбоку: короткие волосы, довольно низкий лоб, крупный нос картошкой, небольшой, сильно выступающий вперёд подбородок… черты довольно запоминающиеся, но ему незнакомые.
— Я не знаю, — Эйвери вновь покачал головой. — Он не из ближнего круга, кажется. Хотя Лорд в последнее время многим метки давал — мы даже не все знали друг друга. Я правда не знаю. Но вот голос…
— Что голос? — подбодрил его Лестрейндж, когда тот замолчал.
— Вернее даже не голос… не знаю, — Эйвери решительно взял булочку и, разломив, намазал маслом и апельсиновым джемом, положил сверху сыр и откусил. — Голос незнакомый, но интонации… я их точно уже где-то слышал. Кажется.
— Вспомни, пожалуйста, — попросил Лестрейндж. — Маркус, это важно.
— Да я понимаю… Я… дашь мне время? — попросил он.
— Думай, — согласился Лестрейндж и встал. — Мы пока попробуем разговорить Яксли с Джервисом — а к тебе я зайду, скажем, завтра. Или послезавтра. Спасибо за завтрак, — он улыбнулся и, подцепив в Омуте воспоминание, убрал его обратно во флакон.
Гарри тоже поднялся. Они попрощались — Эйвери, жуя, им ответил, и снова сосредоточенно уставился прямо перед собой — и вышли на улицу. За то время, что они провели в доме, жара стала ещё сильнее, и Лестрейндж, оттянув воротник, признался:
— Не люблю такую жару. Я всё же северянин. Идёмте — можно аппарировать и отсюда, но здесь это считается невежливым. Мы с вами не спешим — пройдёмся до ворот.
— Странно, что здесь всё такое зелёное, — заметил Гарри, вытирая уже выступивший на верхней губе пот.
— Вода близко, — ответил Лестрейндж. — У лозы корни длинные. Поливают, опять же… получается чудесное вино. Здесь недалеко и Бароло, и Барбареско — хотите, зайдём? Да и Асти недалеко.
— Зайдём? — улыбнулся Гарри. Названия эти ему не говорили абсолютно ни о чём, но он был совсем не против немного попутешествовать. Пусть даже по такой жаре.
— Аппарируем, — послушно уточнил Лестрейндж. — Это тоже Пьемонт — формально мы даже не выйдем за границу территории нашей с вами командировки. Я знаю пару отличных небольших виноделен — такое вино вы в Британии не купите. И я бы советовал вам принести домой здешний ореховый пирог.
— А давайте, — Гарри широко заулыбался. Это маленькое приключение было совершенно неожиданным, и от этого ещё более интересным. — Только у меня с собой одна мелочь — я могу…
— Разумеется, — отмахнулся Лестрейндж, не дослушав.
Они как раз дошли до ворот, однако выйти из них не успели, услышав крик Эйвери:
— Подождите!
Лестрейндж с Гарри обернулись и увидели бегущего к ним Эйвери, размахивающего руками.
— Не беги! — крикнул в ответ Лестрейндж. — Мы ждём.
Двигаться так быстро заметно с последней их с Гарри встречи располневшему Эйвери было непросто, но он не остановился, и до последнего момента бежал — и когда добрался до авроров, заметно запыхался.
— Я вспомнил! — тяжело дыша, сказал он. — Магазинчик в Эдинбурге! Есть… там есть такой маленький магазинчик — там можно иногда найти редкие книги и рукописи. Там два владельца, и вот один из них… — выпалил он на одном дыхании. — Уф. Один из них говорит очень похоже, только голос у него выше. И он не похож. Он лысый.
— Оборотное? — задумчиво произнёс Лестрейндж и досадливо скривился. — Я не могу тебя прямо сейчас взять с собой и попросить показать магазин и владельца. Жди нас — я добуду разрешение и вернусь.
— Только можно мне тоже… ну… оборотное зелье? — попросил Эйвери, и Лестрейндж очень удивлённо спросил:
— Зачем? Не говори мне, что ты его боишься.
— Нет, — помотал головой Эйвери. — Просто… ну, понимаешь, — он обтёр пот с раскрасневшегося лица. — Это же сразу станет известно, если это он, и вы его арестуете.
— Это и так станет известно, если это он, — возразил Лестрейндж. — На суде.
— Это совсем другое, — возразил Эйвери. — Не то же самое, что я привёл к ним магазин авроров. Вспомнил и вспомнил… мне же больше никогда никто ничего не продаст, понимаешь? И не купит.
— Хм, — на лице Лестрейнджа появилось выражение недоверчивого недоумения и иронии. — Ты мне сейчас предложил прикрыть тебя перед букинистами? Я верно понял? Перед букинистами, торгующими отнюдь не школьными учебниками?
Эйвери смешался, густо покраснел и опустил глаза.
Гарри смотрел на Лестрейнджа, на Эйвери, и буквально кожей ощущал, что что-то упустил, что-то совсем простое.
— Маркус, — со вздохом произнёс Лестрейндж. — Я пошутил. Наверное, мне даже следует извиниться. Тебе не нужно никуда идти, разумеется — просто покажи мне этого человека. В Омуте. И лавку заодно покажи. И путь к ней покажи тоже.
— И всё? — недоверчиво переспросил Эйвери.
— Я не потащу тебя в Британию только ради того, чтобы ты показал мне магазин и его владельца, — вздохнул Лестрейндж. — Это просто не стоит того количества бумаг, что мне придётся заполнить. Идём в дом — покажешь. Да?
— Конечно! — просиял Эйвери. — В самом деле, так просто… извини. Я не сообразил.
— Скорее, ты извини мне эту шутку, — возразил Лестрейндж.
А Гарри подумал, что ему самому ведь тоже не пришло в голову просто посмотреть это в Омуте. И решение отвезти Эйвери в Эдинбург показалось ему вполне логичным.
Они вернулись в дом — со стола ещё не убрали, и Эйвери первым делом налил себе стакан воды и залпом выпил. Гарри последовал его примеру — вода была восхитительно холодной и вкусной, и он с удовольствием почувствовал, как она течёт по его горлу и пищеводу, охлаждая его изнутри.
Лестрейндж снова поставил Омут на стол и убрал покрывавшую его ткань. Эйвери достал палочку и, придвинув Омут к себе, начал сосредоточенно вытягивать из своего виска серебристую нить воспоминания.
— Покажи, — попросил Лестрейндж, когда он закончил. Эйвери опустил воспоминание в Омут, и Лестрейндж не стал поднимать картинку, а просто опустил в него голову.
Эту процедуру они проделали несколько раз, а затем Лестрейндж показал продавца и Гарри, попросив Эйвери отправить в Омут первое воспоминание. Затем Эйвери принёс несколько флаконов и аккуратно сложил в них свои воспоминания.
— Это всё, кажется… там несложно — только вы лучше в форме не ходите, — предупредил он. — Там может оказаться закрыто.
— Да уж наверняка окажется, — согласился Лестрейндж. — Ничего, мы что-нибудь придумаем. Спасибо.
— Скажи, — Эйвери то ли занервничал вдруг, то ли смутился, — а вы обыскивали дом Джервиса?
— Разумеется, — Лестрейндж вопросительно на него посмотрел. — Почему ты спрашиваешь?
— Вы нашли его дочь? — тихо спросил Эйвери.
— У него нет дочери, — медленно проговорил Лестрейндж, нахмурившись. — У него два сына. Ты с кем-то путаешь.
— Есть, — ещё тише возразил Эйвери. — Ну, или была. Тогда.
— Стоп, — Лестрейндж стал очень серьёзен. — Какая дочь? У него два вполне взрослых сына. Насколько я знаю. Рассказывай, — потребовал он.
— Ей было лет шестнадцать, — Эйвери тоже нахмурился, но это выглядело не строго, а взволнованно. — Примерно. Он её ото всех прятал… я случайно узнал.
— Почему прятал?
— Она слепая, — ответил Эйвери и нервно потёр пальцы. — Она волшебница, но слепая. Наверное, он не хотел, чтобы кто-то знал.
— Ничего себе новости, — Лестрейндж потёр висок. — Расскажи мне это под протокол — оформим заявление. Без него я ничего не смогу сделать.
— Да, конечно, — тут же согласился Эйвери.
— Только у меня нет пергамента, — сказал Лестрейндж. — Одолжишь? И перо… хорошо бы Прытко Пишущее, если есть.
— Есть, конечно, — кивнул Эйвери и поднялся. — Я сейчас принесу. Тебе какой пергамент?
— Да обычный. Любой. У нас в аврорате ягнячью кожу не выдают.
Когда он ушёл, Лестрейндж тоже налил себе воды и медленно выпил. Затем подумал немного, взял булочку, разломил, намазал маслом и мёдом и положил сверху сыр.
— Поешьте, — сказал он Гарри. — Похоже, день нас с вами ждёт напряжённый. Не уверен, что доведётся пообедать. И вино пока придётся отложить.
— Кто это, Джервис? — спросил Гарри, послушно беря булочку и тоже начиная сооружать себе бутерброд — правда, на него он постарался положить побольше ветчины. — Ну, то есть, я знаю, что он тоже был Пожирателем и носил метку. Но больше не помню ничего.
— Их, собственно, двое, — ответил Лестрейндж. — Джермейн — тот, о котором идёт сейчас речь, и Элдреда, его мать. И он, и она носили метки — но она погибла в битве, а он выжил и теперь обитает в Азкабане.
— Мать?
Почему-то это оказалось совершенно неожиданным для Гарри. И диким. Как мать могла привести к Волдеморту собственного сына? Хотя почему, собственно, его это так удивляет, сказал он сам себе. Если она искренне разделяла его идеи, если искренне восхищалась им — а такое ведь вполне могло быть — почему ей не отдать ему сына? Она, наверное, ещё и гордилась этим. Наверняка гордилась…
— Не могу сказать, чтобы Джервис — я говорю сейчас о сыне — чем-то особенно отличился, хотя кровь на его руках есть, и Авад на палочке хватало. Старинная и весьма богатая семья, жена, дети… сыновья, как я до сих пор считал. Они старше вас лет на пятнадцать, и формально им никаких обвинений не выдвигали. Их, вроде бы, даже в Британии с весны девяносто седьмого не было — всё, в общем, как у всех, — он неприятно усмехнулся. — Как и его супруги. Сейчас они все вернулись, живут спокойно… мадам Джервис даже весьма влиятельна в некоторых кругах. Дом мы в своё время, разумеется, обыскали, нашли много разного — но никакой слепой девушки. Вы не представляете, что нас с вами ждёт, если мы откроем дело, — он покачал головой, снова хмурясь.
— Что? — спросил Гарри.
— Проблемы, — ответил Лестрейндж. — Очень много проблем. А результата мы, скорее всего, не получим. Подумайте, хотите ли вы в это ввязываться, — серьёзно сказал он. — Не отвечайте сейчас — просто подумайте. Потому что проблем будет много, а в итоге на нас с вами, скорее всего, повиснет нераскрытое дело. А уж сколько мы с вами насмешек соберём, и скольких людей против себя восстановим… хотя последних, возможно, будет не так уж и много в вашем случае — ибо чего ещё ожидать от вас, мистер Гарри Поттер?
— Жить не даю приличным людям, — поддакнул Гарри. — Преследую невинные семьи.
— Страшный человек, — согласился Лестрейндж.
— Я хочу участвовать, — твёрдо сказал Гарри. — Должно же быть у меня хоть одно нераскрытое дело!
— Погодите ещё, — предупредил Лестрейндж. — Нам ещё не дадут его открыть.
— Почему? — удивился Гарри.
— Да потому что показания одного человека, да ещё такого, почти ничего не значат. Одно дело ваш Беннет: он как минимум в министерстве служил и в школе учился, иначе говоря, он точно существовал. Но девушка, которую ото всех прятали — поди докажи, что она вообще существовала, и что это была она. И что Джервис не разыграл Эйвери. Но мы, конечно, попробуем.
Вернулся, наконец, Эйвери — на нём была другая, белая, рубашка — и положил перед Лестрейнджем пачку пергаментов, чернильницу и длинное разноцветное — похоже, фазанье — перо.
— Ну садись, — вздохнул Лестрейндж. — И давай под протокол — подробно, в деталях, всё, что ты о ней знаешь. Секунду, — он поднял перо, и оно само прыгнуло в чернильницу, отряхнулось и застыло над пергаментом. — Шестнадцатое августа две тысячи четвёртого года, — он достал карманные часы, — одиннадцать часов сорок шесть минут. Британский Аврорат, младший аврор Гарри Поттер. Опрос заявителя Маркуса Эйвери, Пьемонт, Италия. Мистер Эйвери, расскажите, кого и когда вы встретили в доме Джервисов.
— Это был конец лета девяносто седьмого года, — заговорил Эйвери. Он сидел на своём прежнем месте и выглядел предельно серьёзным. — Или, скорее, начало осени… я не помню. Но было ещё совсем тепло. В тот вечер Лорд… Тёмный Лорд собрал нас у Джервисов — был небольшой приём, только для своих. Мы засиделись, и я… в общем, я уснул там. Случайно. Я тогда ещё не очень хорошо чувствовал себя после тюрьмы, и я… в общем, я пошёл подышать, а потом вернулся не в зал, а в соседнюю комнату, хотел посидеть немного в тишине — и сам не заметил, как там уснул. И меня, видимо, не заметили. Решили, что я уже ушёл.
Он налил себе воды и сделал несколько глотков.
— Я проснулся от того, что замёрз, и даже не сразу понял, где я. Потом мне стало так неудобно… я решил уйти потихоньку. Но я заблудился, — он вздохнул. — У них дом вроде бы и не очень большой, но старый, и там такие… своеобразные коридоры — я думал найти камин, потому что аппарировать я тогда ещё опасался. Я заглядывал в комнаты, но там были обычные камины — мне никак не попадался подключённый к сети. В зале камин тоже был закрыт… в общем, я ходил, ходил, и уже хотел было позвать эльфа и попросить разбудить хозяев, когда меня вдруг спросили, кто я и чего ищу. Я так перепугался, вы не представляете, — он качнул головой. — Обернулся — стоит девушка, молоденькая совсем, лет, наверное, пятнадцати… младше Драко. Светловолосая, в светлой мантии, высокая и такая тоненькая — почти призрак, — он улыбнулся. — Так мы познакомились с Эннорой Джервис.
— Заблудились?
Эйвери от неожиданности подпрыгнул на месте и, развернувшись, в свете своего Люмоса увидел высокую светлую фигуру. В первый миг он даже принял её за призрак, но потом разглядел, что это совсем юная девушка, лет, наверное, пятнадцати, в светлой мантии и с длинными светлыми, волнистыми и очень густыми, распущенными по плечам волосами. Она смотрела прямо на Эйвери огромными светлыми глазами с совершенно бесстрастным выражением, и от её странного взгляда по его коже побежали мурашки.
— Ох… простите, пожалуйста, — краснея, смущённо проговорил он. — Я искал подключённый к сети камин, но заблудился.
— Камины всегда закрыты, — сказала девушка. — Их открывают редко. Только гостям. И при папе.
— Я как раз гость, — подтвердил Эйвери. — Я был сегодня вечером на приёме, но вышел немного отдохнуть и задремал в кресле… и вот, — он развёл руками. — Мне не хотелось бы аппарировать, я, видите ли… слегка нездоров. Да. Вы не могли бы открыть мне камин?
— Нет, — ответила девушка. — Мне нельзя.
— Конечно, — Эйвери смутился ещё сильнее. — Я просто… ну, я могу подождать утра.
— А вы кто? — спросила она, продолжая всё так же бесстрастно глядеть ему прямо в лицо. Это было неуютно, но Эйвери никак не мог понять, почему — что-то было не так в её лице. Или, может, во взгляде. Тонкие черты её лица однозначно свидетельствовали о её родстве с Джервисами, и её, наверное, можно было назвать красивой — Эйвери неловко было её разглядывать, а Люмос давал слишком резкие тени.
— Я — Маркус, — ответил он. — Маркус Эйвери. А вы?
— Я Эннора, — ответила девушка, протягивая ему руку. — Эннора Джервис.
Эйвери взял её руку и поцеловал тонкие пальцы с коротко, под корень подстриженными ногтями.
— Приятно познакомиться, мисс Джервис.
— Только мне нельзя с вами разговаривать, — сказала она, убирая… нет, почти отдёргивая руку. — И вам нельзя быть здесь. Простите меня, пожалуйста, — сказала она виновато. — Я думала, что вы новый раб. Я не знала, что вы гость.
— Раб? — непонимающе переспросил Эйвери.
— Ну да, — ответила девушка. — Мой новый раб. Но вы не он, да?
— Я точно не он, — подтвердил Эйвери.
— Ох, — она покачала головой. Голос прозвучал немного озабоченно, но на её красивом лице не отразилось ничего. — Это плохо. Это очень-очень плохо, — она прижала руку ко рту, и лицо дрогнуло, но Эйвери не смог считать это выражение. — Папа теперь вас убьёт.
— Почему? — непонимающе спросил Эйвери, начиная нервничать. Не то чтобы он боялся Джервиса… хотя да, пожалуй, боялся. Тот, конечно, не был таким жутким, как Долохов, но он был опасен, и Эйвери это знал.
— Потому что вам нельзя было знать меня, — сказала девушка. — Никому нельзя.
— А давайте ему не скажем? — предложил Эйвери.
Кем бы она ни была, он не собирался лезть в дела Джервиса. Совершенно точно не собирался. И выяснять, что тут за рабы, он не желал тоже.
Девушка задумалась.
— Не скажем? — переспросила она, и Эйвери замотал головой:
— Не скажем! А я сейчас просто тихонько уйду и никому не скажу, что вас видел. Подожду до утра, а потом скажу, что проспал всю ночь.
— Здесь сейчас никого нет, мне кажется, — подумав, сказала девушка. — Я не слышу никого и не чувствую. А вы?
— Я не вижу никого, кроме нас с вами, — сказал Эйвери, оглядевшись. — Я тут давно хожу и не встретил никого.
— У папы были сегодня тайные гости, — девушка чуть подняла голову, будто принюхиваясь. — Эльфы до утра заперты в кладовой. Я была уверена, что все давно ушли, вот и вышла. Можно мне вас потрогать? — вдруг спросила она, и Эйвери замер.
Как ответить на такой вопрос?
— Простите? — спросил он.
— Пожалуйста, — попросила она. — Я ещё никогда не трогала волшебников, кроме мамы с папой и братьев. И ещё магглов, но они другие.
Эйвери сглотнул.
Мамы с папой и братьев? Выходило, что перед ним дочь Джермейна Джервиса — но ведь у него нет дочери? Все знали, что у него лишь два сына. Она сквиб? Да, наверное, она сквиб, решил Эйвери, и ему стало совсем страшно. Если Джервис узнает, что он узнал его тайну, он точно его убьёт. И никакого Лорда не побоится — тем более что он, Эйвери, у Лорда отнюдь не на хорошем счету. И ведь никто не знает, что он здесь… Убьёт и закопает где-нибудь. Или растворит.
— Ну… только если немножко, — сказал Эйвери — потому что нужно было что-то сказать, а просто взять и отказать ей он попросту побоялся. А что если она обидится на отказ, разозлится и, например, закричит? А он не успеет ничего сделать, её услышат — и… и всё. Никто не знает, что он здесь остался, никаких видимых причин убивать его у Джервиса нет — кто его тут станет искать? Да и какая ему будет уже разница, если и станут? Лорд, например? И потом, даже если он его найдёт… вернее, его тело, что с того? Даже он его не воскресит. А в открытой драке с Джервисом у него, Эйвери, нет никаких шансов.
— Спасибо, — девушка… Эннора сделала пару шагов вперёд и, остановившись прямо перед Эйвери, протянула руку и осторожно коснулась его пальцами.
И тогда он понял, что не так с её взглядом: в её голубых глазах не было зрачков. Вообще никаких — только голубая радужка, и от этого они казались нарисованными.
И это было жутко. Тонкие тёплые пальцы аккуратно скользили по лицу Эйвери, обводя его брови, а затем — глазницы, а он стоял, почти окаменев, и смотрел на красивое, в остальном, лицо совсем юной девушки, совершенно лишённое какого-либо выражения, и пытался понять, что он чувствует, кроме страха.
Жалость?
Она, между тем, сделала второй рукой характерный, очень хорошо знакомый Эйвери жест, и он увидел, как она прячет в висящие на поясе ножны волшебную палочку. Странно — это должно было бы его напугать ещё больше, но вместо очередной волны страха он ощутил изумление. Она умела колдовать? Слепая волшебница?
— Можно, я обеими руками? — попросила она, и он кивнул. И только через секунду сообразил, что она не видит и открыл рот, чтобы сказать «да», но она уже потянулась второй рукой к его лицу и сказала: — Спасибо.
Она долго ощупывала его, так тщательно, словно собиралась потом слепить его маску, а когда перешла на волосы, сказала:
— Какие у вас волосы интересные. Никогда не трогала таких.
— Ну да, — он не знал, что ещё сказать.
— У меня был пудель, — сказала она. — Они похожи.
— Был?
— Он умер в прошлом году, — её голос стал грустным, а подбородок дрогнул, но в остальном лицо не изменилось. — Теперь у меня басенджи. Они не лают. Он чудесный, но я скучаю по Мею. Вы на него немножко похожи.
— Мне ещё никто не говорил, что я похож на пуделя, — улыбнулся Эйвери.
— Мне кажется, похожи, — подтвердила Эннора, продолжая гладить и слегка вытягивать его волосы. — Я ещё никогда не говорила с волшебником, — она слегка потянулась вперёд, принюхиваясь, и Эйвери понял, что на сей раз она обнюхивает его. — А почему вы меня боитесь?
— Я не вас, — тут же ответил он.
— Нет? — переспросила она, вновь принюхиваясь. — Родители сейчас спят. И эльфы заперты. Я решила, что никому про вас не скажу. Правда. Если вы не скажете.
— Я не скажу! — заверил он её и не удержался он от мучающего его вопроса: — А что за рабы? Вы сказали, что подумали, что я ваш новый раб.
— Папа мне приводит рабов, — сказала она так обыденно, словно говорила об эльфах или собаках. — Потом они иногда пропадают, и тогда он приводит других. Но они всегда магглы. Они меня учат и рассказывают мне всякое интересное. Им нельзя выходить из моих комнат — я решила, что я вас не заметила, когда выходила, вы пошли за мной и заблудились. Папа обещал привести нового как раз. Но вы точно не маггл, — она улыбнулась.
— Почему вы так думаете? — спросил Эйвери, и она ответила:
— Вы совсем по-другому пахнете. Почти как папа и мама. И братья. А вы правда меня не боитесь? — спросила она недоверчиво.
— Правда, — он даже кивнул. — Почему я должен бояться? Вы же пообещали, что не расскажете обо мне отцу.
— Нет, меня самой, — возразила она, и её пальцы замерли в волосах Эйвери. — Я разве вас не пугаю? Сама я?
— Нет, конечно, — удивлённо ответил Эйвери. — Почему вы должны?
— Ну, я же чудовище, — она пожала плечами. — Люди на таких обычно охотятся. А вы, значит, нет?
— Нет, — серьёзно ответил он. — Я ни на кого не охочусь.
— Правда? — в её голосе отчётливо прозвучала радость, и она улыбнулась. — А хотите тогда посмотреть, как я живу?
— Хочу, — твёрдо ответил он.
Она тут же схватила его за руку, удивительно точно определив, где та находится, и повела за собой, шепнув:
— Только тише. На всякий случай. Хорошо?
— Конечно, — заверил её Эйвери. Он уж точно не хотел, чтобы Джервис обнаружил его тут.
Девушка повела было его за собой, но через пару шагов остановилась и сказала недовольно:
— Вы очень шумный. Вы умеете ходить тихо?
— Я стараюсь, — вздохнул он, и она вздохнула удивительно по-взрослому:
— Ладно. Тогда я вас спрячу.
Она достала свою палочку — длинную, слегка изогнутую, не слишком светлую и не слишком тёмную — и уверенно указала на ноги Эйвери. Он почувствовал дуновение тёплого воздуха, волна которого поднялась от ног к макушке, слегка шевельнув волосы, после чего девушка снова потянула его вперёд — и Эйвери через секунду или две понял, что не слышит ни своего дыхания, ни шагов. Он не знал подобного заклятья…
— У вас свет? — спросила девушка, когда они дошли до места, где коридор разветвлялся на две ветви. Эйвери кивнул, потом ответил:
— Да.
— Погасите, — потребовала девушка, и он послушался. И провалился в темноту — и теперь только надеялся, что его провожатая знает, что делает, и они не на что не налетят и не споткнуться.
Они несколько раз свернули, затем девушка предупредила:
— Двадцать ступенек вниз, — и двинулась по лестнице, не сбавляя темпа.
Удивительно, но Эйвери удалось не споткнуться. Они спустились и опять пошли по коридорам, снова несколько раз свернули, спустились на двадцать семь ступенек, прошли по коридорам, вновь спустились, прошли ещё — и наконец остановились.
— Я потом сама вас отведу, — предупредила девушка. — Вы тут заблудитесь, и вообще ко мне нельзя войти — так папа говорит.
— А как же вы решили, что я…
— Я вас не слышу, — предупредила девушка. — Сейчас мы войдём, и я сниму заклятье. Вы только ничего не двигайте, — предупредила она, и Эйвери услышал звук открываемой двери. — Тут порог. Высокий.
— Ты знаешь, там такая комната была… красивая и странная, — Эйвери наконец налил себе не воды, а сока, и сделал несколько глотков, а затем взял ломтик ветчины и быстро съел. — Окна под самым потолком, полуподвальные. И все предметы разные… в смысле, не парные, и все — разной структуры. Разного дерева, металла, ткани тоже разные — ни одна не повторялась. Даже ковры разные, — он улыбнулся. — То ли кабинет, то ли гостиная — такая смесь. Большой стол, стулья, кресла… И ты знаешь, что меня сразу поразило — книги! И пергаменты. Я не ожидал.
— Ей, видимо, читали? — спросил Лестрейндж.
— Я тоже так подумал! Но оказалось нет — я сперва подумал, что они пустые, чистые. Но оказалось, есть такой специальный шрифт выпуклый — для слепых. Шрифт Брайля. Магглы придумали.
— Я слышал, да, — кивнул Лестрейндж.
— Я только от неё узнал, — увлечённо сказал Эйвери. — Мы с ней проговорили почти до утра — и договорились… в общем, мы решили переписываться.
— Как? — не удержался Гарри.
— Ну, я сначала выучил шрифт Брайля, — ответил Эйвери с заметным удовольствием. — Это оказалось не так сложно — главное было отыскать учебник. Они у магглов продаются не везде — я нашёл не сразу. Это такой специальный шрифт, он выглядит как выпуклые точки… я покажу, — он взял салфетку и очень быстро кончиком ножа выдавил там справа налево полоску из точек из трёх рядов. — Вот, — он протянул салфетку Лестрейнджа. — Это твоё имя. Радольфус.
— Интересно, — Лестрейндж взял салфетку. — Ты до сих пор помнишь?
— Конечно, — удивился Эйвери. — А ты разве не помнишь руны?
— Справедливо, — согласился Лестрейндж.
— Там немного другая пунктуация, но, в целом, всё несложно. Но она пользовалась и обычными книгами: есть заклятия озвучивания, и их, ты знаешь, как оказалось, довольно много. Это очень интересно.
— Я знаю два, — сказал Лестрейндж. — Но если её прятали от всех, как вы это делали?
— Самолётики, — улыбнулся Эйвери довольно. — Я аппарировал к их дому ночью, наколдовывал стремянку, залезал и пускал в её окно самолётик. А она отправляла мне — по прямой. Нужно было только вычислить траекторию и найти правильное место.
— А зачем? — с любопытством спросил Лестрейндж. — Ты ведь рисковал — смертельно. Джервис бы тебя убил, я полагаю. Зачем?
— Ну… — Эйвери смутился. — Ты понимаешь, я просто таких никогда не видел. Она совсем другая. Совершенно особенная! С ней было очень интересно!
— Интересно, — повторил Лестрейндж, с любопытством глядя на него, и Эйвери кивнул:
— Ну да.
— Вы виделись ещё?
— Нет, что ты, — покачал он головой.
— Её вообще из дома не выпускали?
— Нет, почему, — удивился Эйвери, — она гуляла. Дом уединённый, ну и сад у них отдельно чарами укрыт. Она гуляла каждый день, но всегда с эльфом или с кем-то из родни. А уже за пределы сада она не выходила.
— Ясно. Давай вернёмся к чудовищу, — сказал Лестрейндж. — Ты знаешь, что она имела в виду?
— Ей говорили, что она чудовище, — вздохнул Эйвери. — В древнегреческом смысле. Ну знаешь, как Горгона или Минотавр. Говорили, что другие волшебники за такими охотятся, и что они стоят очень дорого. И что если кто-нибудь узнает о её существовании, за ней придут. И что Министерство обязывает сообщать о рождении Чудовищ — но они не стали, но ей нужно прятаться всю жизнь. Иначе её посадят в клетку, и она там будет жить всю жизнь.
— Мордред, — пробормотал Лестрейндж. — Она верила, конечно.
— Конечно, — кивнул Эйвери. — Она же больше никого не знала. До меня.
— М-да, — Лестрейндж посмотрел на лежащую перед ним салфетку с точками. — Когда ты ей писал в последний раз?
— Двадцать девятого апреля девяносто восьмого, — ответил Эйвери, не задумавшись. — Я приходил в ночь со вторника на среду, в половине третьего. Последняя среда перед битвой была двадцать девятого. Она, наверное, думает, что мне просто надоело, и я её бросил, — проговорил он тихо.
— Может быть, — сказал Лестрейндж. — А может быть, считает, что ты умер. Или болен. Или что-нибудь ещё случилось — в конце концов, отец её исчез тогда же. Для неё. Как-то ведь ей это мать и братья объяснили.
— Ну да, — с некоторой надеждой согласился Эйвери. — Да, ты прав. Значит, может, и не думает.
— Если… впрочем, думаю, пока что мы закончили, — сказал Лестрейндж. — Опрос закончен в, — он посмотрел на часы карманные, — двенадцать часов тридцать семь минут, — он остановил Прытко Пишущее Перо и положил его на стол. — А теперь не под протокол. Скажи, если я это устрою, ты пойдёшь с нами за мисс Джервис? К ним домой?
— Пойду, конечно! — не колеблясь ни секунды сказал Эйвери. — Но я же… меня разве пустят?
— По идее, не должны, — ответил Лестрейндж. — Насколько она сильная волшебница?
— Ну, я точно не знаю, — подумав, сказал Эйвери. — Но мы с ней переписывались… мне кажется, она хорошая волшебница. И она колдует очень необычно — в смысле, у неё заклятья необычные. Она сама их составляет, или переделывает те, что есть. Не все, конечно. Она писала мне.
— Попробую уговорить их, — сказал Лестрейндж, вставая, и Гарри последовал его примеру. — Потому что слепая волшебница, которая считает, что за ней охотятся, да в своём доме… дешевле будет убедить позволить взять тебя с собой. Она же нас поубивает там по одному. Или с собой что-нибудь сделает. Тебя она, по крайней мере, знает. Хотя… — он задумался и решительно поднялся. — Мы все сроки пропустили. Я с тобой свяжусь, когда будет принято какое-то решение. И если мы решим проблему сами, ты узнаешь, обещаю. Скажи, а её письма сохранились?
— Нет, конечно, — Эйвери тоже поднялся. — Я сжёг всё, когда готовился сдаваться. Спасибо. Я… я о ней волнуюсь. И сейчас… Сейчас ведь нет ни Джервиса, ни его матери — может быть, можно её как-нибудь… освободить? Она же уже давно совершеннолетняя, они не могут её удерживать!
— Кстати, — Лестрейндж, уже собравшийся было выходить из-за стола, остановился. — Ты сказал, она знала только родителей и братьев. А бабку? Элдреду?
— Она никогда о ней не говорила, — покачал головой Эйвери. — Мне кажется, она о ней не знала.
— Хм. Может, он изначально дочь от матери прятал? — задумчиво проговорил Лестрейндж. — Ну да не важно. Всё, нам действительно пора, — он сделал Гарри знак и быстро пошёл к выходу. — Я свяжусь с тобой, надеюсь, скоро.
— Передай Ойгену привет, — попросил Эйвери, провожая их, и Лестрейндж кивнул:
— При случае.
Они с Гарри снова вышли на улицу и быстро пошли к воротам. Жара за этот час стала ещё сильнее, и Гарри подозревал, что за те полминуты, что они шли по незатенённой дорожке, солнце обожгло его. По-настоящему. Воздух был плотным и горячим, и Гарри, стирая пот над верхней губой, проворчал:
— Как они тут так живут?
— Привыкли, — отозвался Лестрейндж. — Полдень — пик жары. Вечером тут лучше. Однако у нас с вами полно дел сегодня — а так тихо начинался день. Сначала разберёмся с магазином, потом займёмся Джервисом. Как удачно всё сложилось… завтра его к нам привезут, я надеюсь. Я предлагаю сделать вот что…
Они вышли за ворота и сразу аппарировали — к министерству, и Гарри постоял пару секунд, глубоко вдыхая тёплый воздух и думая, что в Лондоне совсем не так и жарко. Ну то есть жарко, конечно, но здесь вполне можно жить и действовать, а не жариться, как отбивная.
А уж в министерстве было просто замечательно: прохладно, пусть даже и людно. Пока Лестрейндж оформлял показания Эйвери, Гарри просто сидел, наблюдая за Праудфутом, аккуратно расставлявшим на своём столе маленьких жёлтых в крапинку пушистых цыплят. Цыплята пищали и норовили разбежаться, но он с непонятным упорством собирал их и опять и опять пытался расставить явно по какой-то схеме. Цыплята не сдавались.
— Что так долго? — спросил Лестрейнджа зашедший в кабинет Сэвидж. — Он вам всю свою жизнь рассказывал?
— Только два эпизода, — возразил Лестрейндж, протягивая ему протокол. — На, почитай. И ужаснись.
— Зачем мы взяли Поттера, скажи мне? — спросил Сэвидж. Дойдя до своего стола, он уселся на него, не доходя до кресла, и начал читать. Очень скоро его брови взлетели вверх, он оторвался ото чтения и переспросил:
— Дочь?
— Дочь, — подтвердил Лестрейндж. — Сейчас ей должно быть года двадцать два — вполне совершеннолетняя. Таким образом, у нас есть право обвинить их в похищении, порабощении и убийстве магглов, а также в том, что они держат её силой — то есть удерживают взрослую волшебницу в плену. Оба преступления достаточно тяжёлые, чтобы получить ордер на обыск.
— Джервисов, — скептически уточнил Сэвидж. — Со слов Пожирателя Смерти.
— Я к Робардсу пойду — пусть поспособствует, — ответил Лестрейндж. — Основания есть.
— Опять поднимут вой про несправедливые преследования уважаемых семейств, — скривился Сэвидж. — Погоди, дай дочитаю.
— Что там про дочь? — спросила Гор, отвлекаясь от бумаг. — Чья дочь?
— Маркус Эйвери заявляет, что у Джервисов была ещё и дочь, — ответил Сэвидж. — И пока это секрет.
Один цыплёнок свалился со стола и бодро побежал к центру комнаты. Праудфут со вздохом наклонился, подхватил его рукой и вернул назад.
— А они её зачем прятали? — спросила Гор, но читающий протокол Сэвидж повторил:
— Пока секрет.
— С другой стороны, — сказал Лестрейндж, дождавшись, пока Сэвидж дочитает, — я не уверен, что обыск — хорошая идея.
— Объясни, — Сэвидж отлевитировал ему протокол и побарабанил пальцами по столу, а затем достал из кармана орешек и кинул его в рот.
— Что она подумает и что сделает, когда мы придем в её дом? За ней? — ответил Лестрейндж.
— Что предлагаешь? — спросил Сэвидж, и Лестрейндж пожал плечами:
— Думаю пока. Но к Робардсу зайду — пусть тоже думает, что я один мучаюсь. Впрочем, это позже, а сейчас нам нужно в книжный магазин. Как думаешь, какую бы личину выбрать? — спросил он, подходя к шкафу и выдвигая ящик с коллекцией для оборотного зелья. — Нам с Гарри?
— Возьми девочку с косичками, — предложила Гор. — Для Гарри. Девочка с косичками всегда выглядит безопасно.
— У магазина не тот профиль, — возразил Лестрейндж, рассматривая образцы. — Но вообще… Гарри, как вам мысль побыть дамой?
— А можно просто школьником? — попросил Гарри. — Своего пола? Дамой можете быть вы. Сэр, — ехидно добавил Гарри.
— Ну могу и я, — добродушно согласился Лестрейндж. — Но, пожалуй, мы с вами изобразим двух школяров, разыскивающих что-нибудь по очень чёрной магии, — он усмехнулся и достал две пробирки. — Тем более, изображать недолго. Сходите за зельем и за антидотом, — попросил он, быстро заполняя заявку. — И приходите к Робардсу — мы с ним пока поговорим.
Цыплёнок — возможно, тот же самый — опять свалился со стола и снова побежал к центру комнаты. Лестрейндж подхватил его — тоже рукой — и вернул на стол, поинтересовавшись:
— Решил податься в фермеры?
— Угум, — невнятно отозвался Праудфут.
— Он тут с утра сидит, — наябедничала Гор. — Кормил их уже — такие забавные. Мне нравятся! Пусть останутся пока, никто не против?
— У меня есть птичник, — сказал Лестрейндж. — Обращайся, если что, — любезно предложил он. Праудфут кивнул меланхолично, и Лестрейндж, вручив Гарри заявку, ушёл.
Зелье Гарри получил быстро, и ему пришлось ждать Лестрейнджа в приёмной Робардса. Впрочем, недолго: минут, наверное, через пять дверь открылась, и Гарри услышал:
— …это определённо абсолютно идиотская идея.
— Предложи лучшую, — Лестрейндж вышел первым. Следом за ним появился чрезвычайно недовольный Робардс.
— Из всех твоих идея эта ярко выделяется своим идиотизмом, — сказал он. — На порядок.
— Что говорит о том, насколько я, как правило, разумен, — ответил Лестрейндж. — Я ведь с тобой не спорю. Предложи план лучше.
— Иди отсюда, — буркнул Робардс, запирая дверь. — Иди-иди. Работай.
Он обогнал Лестрейнджа и ушёл, махнув секретарю, и Гарри с Лестрейнджем последовали за ним — к лифтам, а затем наверх.
И в Эдинбург.
Гарри был здесь всего раза три, и всегда этот город вызывал в нём смешанные чувства. Он, пожалуй, Гарри нравился, но казался тёмным и излишне мрачным — наверное, из-за сильно потемневших от копоти домов. Волшебный квартал здесь был несколько меньше, чем в Лондоне, но куда более, как Гарри это определял про себя, извилистым. Главная улица здесь тоже была, но она ветвилась, пересекалась с другими, переулки переходили в проулки, закоулки, тупики и тупички, и всё вместе сверху должно было напоминать сплетённую пьяным пауком паутину. И при этом здесь было очень живописно, и Гарри каждый раз, попадая сюда, говорил себе, что нужно бы прийти сюда специально, просто так, не по работе, погулять и посмотреть здесь всё.
Перед тем, как аппарировать, Лестрейндж с Гарри выпили оборотое зелье, и теперь выглядели как два довольно рослых старшеклассника. Лицо Лестрейнджа сейчас украшали багряные юношеские прыщи, и Гарри был искренне ему признателен за то, что для него он выбрал внешность поприятнее. И даже не в приятности было дело — но ведь это всё должно мучительно чесаться! Одежду их Лестрейндж сам трансфигурировал в обыкновенные чёрные мантии — самый универсальный наряд, однако, не в такую жару.
Лестрейндж уверенно шёл по улицам и переулкам, и вскоре они остановились возле неприметного домика почти в конце одного из них. Грязные потёки придавали стенам вид неряшливый и даже несколько заброшенный, этому же способствовали и висящие не слишком ровно ставни, сейчас открытые, и облупившаяся коричневая краска на двери. Вывеска со скромным «Книги» тоже покосилась и уже подвыцвела, и в целом магазинчик производил впечатление доживающего свои последние дни, или, возможно, месяцы.
Но вряд ли кого-нибудь из его клиентов это могло обмануть.
Дверь заскрипела, когда Лестрейндж её открыл — видимо, этот скрип заменял собою колокольчик — но открылась вполне легко. Лестрейндж с Гарри вошли — и сразу поняли, что им повезло: за прилавком стояли оба владельца, и один из них был лыс и без сомнения похож на того, кого Гарри видел в Омуте.
Лестрейндж с Гарри вошли и остановились, оглядываясь.
— Давай, — шепнул Лестрейндж Гарри, пихнув его в бок.
— Чего я-то? — тоже шёпотом возразил тот. — Ты давай. Твой старик же.
Лестрейндж невнятно и не слишком прилично ругнулся, хихикнул, подтащил Гарри к ближайшей книжной полке и уставился на неё.
Продавцы их явно заметили, однако ничем этого не продемонстрировали и продолжали негромко обсуждать что-то. По-видимому, прилавок окружали какая-то разновидность звукозащитных чар, потому что, хотя Гарри и слышал голоса, разобрать слов он не мог. Весьма разумная мера, если есть желание обеспечить в таком небольшом помещении приватность.
Некоторое время Гарри и Лестрейндж потолклись у полок, пихая друг друга и подзуживая:
— Давай ты!
— Нет, ты!
Пока, наконец, Лестрейндж не решился и не направился к прилавку с преувеличенно самоуверенным видом.
— Здрасьте, — сказал он. — Добрый день.
— Добрый день, — ответил ему лысый. Вполне доброжелательно.
— Нам сказали, что у вас есть «Необычные заклятья и зелья» Эвереда Броуди, — сказал Лестрейндж. — Мы бы хотели купить.
— Кто вам такое сказал? — удивился лысый, и они с партнёром переглянулись очень удивлённо.
— Отец, — очень, очень уверенно ответил Лестрейндж.
— Он наверняка что-то перепутал, — не менее уверенно ответил ему лысый. — У нас тут такого просто быть не может.
— Ну тогда заказать, — настырно сказал Лестрейндж.
— Возможно, молодые люди не в курсе, — предположил второй мужчина за прилавком, которого Гарри пока определил как кудрявого. — Эта книга не разрешена для свободной продажи. Разумеется, у нас её нет, и заказать её мы не можем.
— Но она нужна нам, — с некоторой растерянностью настырно произнёс Лестрейндж и посмотрел на Гарри, и тот очень выразительно кивнул на его лицо, и даже ещё более выразительно скосил на него глаза — мол, вы посмотрите, как он выглядит! — Понимаете, — Лестрейндж потянулся к лицу почесать щёку, но едва начал делать это, остановился с досадливо-несчастно-яростным выражением лица. — Мне нужно снять это! — выдохнул он и уже сам указал на своё лицо.
— Обратитесь в Мунго, — предложил лысый. — Что бы это ни было, уверен, вам там помогут.
— Не могу! — воскликнул Лестрейндж.
— Почему? — невинно поинтересовался лысый.
Лестрейндж покраснел — и Гарри неимоверно хотел бы знать, как это ему удалось.
— Ну… это личное, — сказал он.
И покраснел ещё сильнее. Как?! Он же даже не прикасался к лицу!
— Целители обычно сохраняют тайну, — возразил лысый.
— Но не от родителей, — заметил кудрявый.
Лестрейндж буркнул что-то неразборчивое и слегка истерично спросил:
— Так вы сможете достать книгу? Мы заплатим! Сколько скажете!
— Ну, если это такое личное дело, — полувопросительно проговорил кудрявый, обращаясь к своему партнёру, — может быть, помочь молодому человеку?
— Эту книгу продавать нельзя, — недовольно проговорил лысый. — Но, возможно, мы могли бы вам её одолжить… на время.
— Пойдёт, — радостно сказал Лестрейндж.
— Но её придётся заказывать, — добавил лысый. — Это будет стоить денег.
— Да сказал же, что мы заплатим! — нетерпеливо воскликнул Лестрейндж. — Сколько? — спросил он с тем самым видом, с которым — Гарри это видел — расплачивались те, кого принято было называть золотой молодёжью.
— Двести за заказ, — сказал лысый лениво. — И сто — аренда. В сутки.
Гарри внутренне охнул, а Лестрейндж извлёк из кармана шитый золотом кожаный кошель — где и когда он его взял, интересно? — и продемонстрировал его лысому.
— Двести за заказ, — повторил лысый.
— Ну я заплачу, когда книга будет, — сказал Лестрейндж.
— Мы закажем — а вы не придёте, — усмехнулся лысый. — Двести.
— Ага, я заплачу — а вы не закажете, — с подозрением нахмурился Лестрейндж.
— Ваши риски, — пожал лысый плечами.
— А вы расписку нам дайте, — вмешался Гарри, и все трое — оба продавца и Лестрейндж — уставились на него как на идиота. — Ну… — смутился он. — А как мы должны вам поверить?
— Ваши риски, — повторил лысый.
— Ладно, — сказал Лестрейндж и высыпал из кошеля груду галлеонов на прилавок.
Гарри ошашело смотрел на то, как сыплются на тёмное дерево золотые монеты и у него в голове был только один вопрос: где Лестрейндж их взял? И когда успел?
— Считайте, — с подчёркнутой небрежностью бросил Лестрейндж.
— Я вам верю, — лысый одним движеньем палочки смахнул монеты в мгновенно выдвинувшийся ящик и закрыл его. — Зайдите через пару недель.
— Что-о?! — буквально возопил Лестрейндж, побагровев и сжимая кулаки. — Вы… Да вы… мне нужно завтра!
— Шутите, молодой человек, — вскинул брови лысый. — Её ещё найти надо.
— Какие две недели?! — воскликнул Лестрейндж, и его голос в самом конце сорвался почти на фальцет. — Да вы что, — сказал он уже тише. — Я не могу… мне нужно завтра! Или послезавтра хотя бы.
— Послезавтра, — сказал лысый, склоняя голову к правому плечу. — Шестьсот. Принесёте сегодня оставшиеся четыреста — получите книгу в среду после обеда.
— Вы мне её лично отдадите, — с яростным отчаянием прошипел Лестрейндж и с размаху ударил кулаками по прилавку. — Лично, ясно?!
— Мы в пять закрываемся, — сообщил ему лысый. — Принесёте завтра — получите только в пятницу. И учтите: мы по выходным закрыты.
Лестрейндж грязно ругнулся и буркнул:
— Ладно. Но вы лично мне её отдадите!
— У вас три часа осталось, — заметил лысый.
— Ладно! — повторил Лестрейндж, развернулся и резко дёрнул Гарри за рукав: — Пошли!
Он буквально вытащил его из магазина и так же остервенело потащил по переулку — а потом неожиданно аппарировал, даже не оглядевшись.
К удивлению Гарри, они оказались перед Лестрейндж-Холлом — и Лестрейндж тут же протянул Гарри флакон с антидотом. Они оба выпили, и когда их внешность вернулась, Гарри первым делом спросил:
— Как вы это сделали?
— Что именно? — поинтересовался Лестрейндж. — Я предлагаю быстро перекусить — у нас есть, я думаю, минут сорок.
— Давайте, — согласился Гарри. — Вы покраснели. Трижды. Как?!
— А, это, — улыбнулся Лестрейндж, возвращая их одежде первоначальный вид. — Это легко. Нужно резко потужиться — главное, сделать это незаметно. Потренируйтесь — это полезный навык. К тому же, выбранное мной обличье этому способствовало.
Они пошли к дому, и Лестрейндж указал палочкой на дверь — та открылась, и оттуда буквально вылетели два сеттера и запрыгали вокруг них. Лестрейндж приветственно потрепал собак и, свистнув, крикнул:
— Гулять!
Сеттеры радостно унеслись куда-то в сторону сада, а Лестрейндж с Гарри смогли, наконец, войти.
— Я дома, — громко проговорил Лестрейндж. — У меня гость. Накройте ланч в малой столовой прямо сейчас — подайте, что есть. И кофе.
— У меня есть ещё вопрос, — сказал Гарри, когда они шли через холл к лестнице.
— Задавайте, — кивнул Лестрейндж.
— Это были настоящие галлеоны?
— Разумеется, — с некоторым недоумением ответил Лестрейндж.
— Двести галлеонов?
— Двести пятьдесят.
— Но откуда? Извините, если это слишком личный вопрос, — Гарри было несколько неловко спрашивать, но и ходить и мучиться от любопытства он не хотел.
— Я храню на работе запас для подобных случаев, — спокойно пояснил Лестрейндж. — И несколько подходящих кошелей. Обращайтесь, если понадобится — иногда нет времени идти в банк. Я потом всё верну — после задержания, — добавил он.
— Но они же не нарушили ничего формально, — заметил Гарри.
— Нарушили, — возразил Лестрейндж. — Во-первых, мы с вами были в телах несовершеннолетних — но это, конечно, не очевидно. Во-вторых, закажи они книгу бесплатно — они бы и вправду не нарушили закона. Но они её, фактически, купили — как бы для себя, да, но тем не менее. А это незаконно. Для возврата денег этого хватит — я сейчас всё оформлю.
— Оформите?
Они начали подниматься по лестнице, и Гарри увидел справа, на самом краю лестнице, рассаженные на каждой ступеньке маленькие фигурки самых разных животных.
— Можно оформить «временный займ на нужды аврората», — пояснил Лестрейндж. — Так иногда делают, когда для какой-то операции внезапно и срочно нужны возвратные средства — сами знаете, как это, выбить их у финансового отдела. А так оформляется заявление — и всё. Потом составляется акт о возврате. Многие этим пользуются — это куда удобнее, чем выпрашивать каждый кнат. Как раз покажу вам, как это делается, а потом вернусь и принесу нашим книголюбам недостающее — у меня есть дома нужная сумма.
После импровизированного обеда Гарри вернулся в аврорат и застал в отделе только Праудфута с цыплятами — и с удивлением обнаружил, что тому удалось-таки рассадить их по нарисованной на столе схеме. Правда, сами цыплята при этом уже не гомонили, а, кажется спали — по крайней мере, они сидели на месте с закрытыми глазами, втянув головы в плечи.
— Т-с-с, — беззвучно прошептал Праудфут, прижимая палец к губам и указывая на свой стол. Гарри было невероятно интересно, что же там происходит, но он отложил расспросы и даже вышел из кабинета, стараясь ступать как можно бесшумней. В конце концов, срочных дел у него не было, а мешать Праудфуту не хотелось.
В коридоре Гарри столкнулся с Сэвиджем, который при виде его остановился и спросил:
— Ну? Что думаешь?
— О чём? — честно говоря, именно сейчас Гарри думал о цыплятах, но сомневался, что Сэвидж имел в виду именно это.
— О Джервисах, — ответил Сэвидж, накрывая их звукоизолирующими чарами. — Как бы ты действовал?
— У нас есть заявление об их дочери, которую держат, по сути, в плену, — ответил Гарри.
— От преступника, — кивнул Сэвидж. — Безо всяких доказательств.
— Почему без доказательств? — возразил Гарри. — Можно взять воспоминание у Эйвери — я думаю, он отдаст.
— Отдаст, — согласился Сэвидж, прислоняясь спиной к стене. — Тому воспоминанию семь лет, и в то время она была ещё несовершеннолетней. Кто сказал, что они всё ещё её удерживают? Кто сказал, что она вообще жива? И в Британии? И что её именно удерживают и именно против воли? Нет у нас ничего, — раздражённо сказал он. — Пшик. Ноль.
— Но она же говорила, что она — чудовище, и что ей нельзя выходить, иначе её посадят в клетку, — сказал Гарри. — Мне кажется, это и есть удержание силой. Даже если формально она свободна.
— Кто сказал, что ей это сказали именно родственники? — возразил Сэвидж. — Может быть, она сумасшедшая? С такой интересной формой бреда. А родители просто позволяли ей жить так, как ей было комфортно. И никто её не прятал — просто как бы она в школе училась? Никак. Вот её туда и не отправили. А что не рассказывали никому — так мало ли. Может, и рассказывали, да не всем. Тоже не обязаны. Нет у нас ничего не то что для ордера — даже для беседы.
— А вы верите Эйвери? — спросил Гарри.
— Верю, — вздохнул Сэвидж. — Я верю, что он искренне верит в то, что говорит. Ну и что? Даже писем — и тех нет. О них тоже, конечно, можно взять воспоминания — но и это не доказательство. Письма из воспоминаний физически не изучишь — да и о чём они бы свидетельствовали? О том, что была вот такая девушка вот с такими идеями. Возможно, девушка, возможно, и была. И, кстати, кто сказал, что она и вправду их дочь? Кроме неё самой? Может, она их родня из какой-нибудь Новой Зеландии — вот, приютили сиротку. Например. Может, у неё родители пару лет назад умерли — а Джервисы её благородно забрали. Вот такую безумную и слепую. А потом отвезли обратно, как выросла. Например. Наконец, кто сказал, что Джервисы просто не разыграли Эйвери? И это не преступление. С чем идти-то к ним? Вот и думай, — велел он, снял чары, махнул рукой и ушёл в сторону лифтов.
А Гарри наколдовал себе стул и сел думать. И чем дольше он думал — тем больше убеждался в правоте Сэвиджа: у них и вправду ничего не было. И если Эннору просто убили, или вывезли куда-то, доказать само её существование будет невозможно. Мало ли, что там видел Эйвери? Даже писем — и тех нет. А Джервисы скажут, что и впрямь разыграли его — вот и Лестрейндж такой вариант упоминал. И всё.
И что делать?
Нельзя же оставить всё как есть!
— Сидишь? — шепнул кто-то прямо у самого уха Гарри, и тот, обернувшись, увидел Праудфута. — Огромное спасибо за понимание. Заходи.
Теперь на столе Праудфута обнаружилась большая коробка, откуда раздавался весёлый цыплячий гомон.
— А что вы делали с ними? — с любопытством спросил Гарри.
— Пытался понять, как их так рассадили без всяких чар и механических ограничителей, — ответил Праудфут.
— Поняли?
— Понял, — рассмеялся он. — Теперь пытаюсь понять, кому и зачем это вообще понадобилось.
— Расскажете? — спросил Гарри, и Праудфут, заглянув в коробку, вытащил оттуда одного цыплёнка и посадил себе на ладонь.
— Скажи, вот куда их теперь девать? — спросил он. — Это же обычные цыплята — тварцы их не возьмут. Тут их оставлять? Они уже всё загадили. И дома у меня места нет… не вольер же им строить.
— Мне точно некуда, — торопливо ответил Гарри. — У меня вообще дом в городе, и двора нет.
— Да я знаю, — он вздохнул. — А там все мёртвые, — он посмотрел на попискивающий жёлтый с крапинками шарик на ладони. — Насколько я пока знаю, вся семья: родители и двое детей. Причём волшебник там только старший мальчик — остальные магглы. И вот эти, — кивнул он на коробку, — сидели на столе, когда я пришёл. Спали себе. Никаких зелий, никаких чар. Вот пытался понять, можно ли их так утомить, чтобы они вырубились все разом. Оказалось, можно. Но долго. И, главное, совершенно непонятно, кому и зачем это понадобилось. Выясню — расскажу, — пообещал он.
Лестрейндж вернулся только часа через два, и пришёл он заметно взбудораженным. Объяснять, впрочем, он никому ничего не стал, и, устроившись за своим столом, начал что-то писать.
— И куда ты их? — спросила Гор у Праудфута. — Решил уже?
— Нет, — уныло ответил тот. — Дольф, тебе не нужны цыплята? Тридцать четыре штуки? В твой птичник?
— Нет, — отозвался тот отстранённо.
— Ну хоть сколько-нибудь, — попросил Праудфут.
Лестрейндж оторвался от работы, посмотрел на него и спросил:
— А что, больше совсем некуда?
— Некуда, — сокрушённо проговорил тот. — Как только я найду наследников — я им передам. Но конкретно сейчас некуда.
Лестрейндж глубоко вздохнул и развёл руками:
— Хорошо, я заберу на пару дней. Только это не куры, а перепела, если тебе это важно.
— Перепела? — удивился Праудфут. — Я пока не знаю, важно ли… я был почему-то уверен, что это куры.
— Куриные цыплята по-другому выглядят, — Лестрейндж поднялся и подошёл к коробке. Спросил: — Можно? — и, получив согласие, достал из коробки одного цыплёнка. — Смотри — они мельче и не чисто жёлтые, да и жёлтый не такой. У куриных цыплят не бывает такого окраса — они бывают пятнистыми, да, но не такими. И головка другая. И лапы.
— Я не фермер, — буркнул Праудфут. — Как будто я знаю, какого размера новорождённые цыплята.
— Они не новорождённые, — возразил Лестрейндж. — Я держал перепелов одно время, — Лестрейндж опустил цыплёнка назад. — Потом они как-то закончились… в принципе, должна была у меня остаться мелкая сетка. Но доставить будь добр сам. Я даже не знаю, как лучше — камином, наверное? Аппарировать с таким выводком…
— Да камином, конечно, — Праудфут сразу повеселел. — Вот спасибо.
— Они забавные, — Лестрейндж посмотрел в коробку. — Миллисент будет счастлива. Придётся, видимо, потом завести ей своих. Ладно, раз так — приглашаю всех поужинать, — решительно заявил он. — Сегодня в восемь. Просто поужинаем, никакого приёма. И обсудим кое-что, — добавил он невинно. — Предлагаю разобрать цыплят — на семерых выйдет по пять- штук и одному четыре, с этим можно аппарировать.
— Так нас шестеро, — сказал Праудфут, и Лестрейндж ответил:
— Ещё Гавейн. Давай мне пятерых — схожу, приглашу его. Тридцать четыре, говоришь? — спросил он и нахмурился.
— Тебе это говорит о чём-то? — спросил Праудфут.
— Да нет… не то чтобы, — Лестрейндж почесал переносицу. — Совпадение, скорее всего.
— С чем? — настойчиво спросил Праудфут.
— В битве за Хогвартс погибло тридцать четыре Пожирателя и кандидатов в них. Но просто совпадение, я думаю.
Кандидатов в Пожиратели? Гарри о таких даже не слышал. Впрочем, он не интересовался этой темой, а в Академии им об этом не рассказывали.
— Ты и кандидатов посчитал? — спросил Сэвидж.
— Погибло двенадцать Пожирателей и двадцать два кандидата, — сказал Лестрейндж. — Легко запомнить.
— Полагаешь, у нас мститель? — мрачно спросил Праудфут. — Перепела и дети — за кандидатов, нормальные цыплята и взрослые будут за Пожирателей?
— Я надеюсь, это просто пессимизм и привычка ждать беды, — ответил Лестрейндж. — Я бы предложил считать это просто маловероятной версией. Иначе мне придётся открывать курино-перепелиную ферму, — он улыбнулся и, наколдовав небольшую коробку, пересадил туда пять цыплят.
Когда он ушёл с этой коробкой, Сэвидж спросил:
— Сколько лет ребёнку-волшебнику? Магглорождённый, как я понимаю.
— Двенадцать, — вздохнул Праудфут. — Он только первый курс закончил. Да, магглорождённый. Его брату даже года не было.
— Я буду надеяться, что Дольф перемудрил, — решительно заявил Сэвидж. — Но отбрасывать совсем эту версию нельзя. У тебя ведь есть другая?
— Нету, — признался Праудфут. — На самом деле, эта версия даёт хоть какое-то объяснение этой глупости с цыплятами. Я их проверял и так, и эдак — ни заклятий, ни зелий, ни маггловских, ни наших — ничего. Они просто утомились и уснули, и их рассадили, должен сказать, странно. Я понять не мог, что это, но если Дольф прав, то, по-моему… погоди, проверю.
Он сдвинул коробку, взял свою палочку и соединил нарисованные на столе точки — и действительно, вышла согнутая тупым углом ровно посередине линия, перечёркнутая двумя другими.
— Ну да, — мрачно подтвердил Сэвидж. — Вполне похоже на перечёркнутую и сломанную палочку.
— Вот как сейчас выяснится, что это эта самая Эннора Джервис мстит за папу с бабушкой, — сказала Гор.
— Слепая? — возразил Праудфут. — Да вряд ли.
— А ей братья помогают, — не сдавалась Гор. — С матерью. А что?
— Угу. С Малфоями, — поддакнул Сэвидж. — Организация Возрождённые Пожиратели.
Все рассмеялись, и Праудфут вздохнул:
— Да если бы. Когда так просто было? Ну что, начну я список составлять подозреваемых, хотя, конечно, смысла в этом чуть: это может оказаться вообще кто угодно… из тех, кто знал про кандидатов, — он почесал голову концом рукоятки палочки. — Гарри, пойдёшь со мной к Малфоям? Они к тебе так хорошо относятся.
— Пойду, — собственно дела сейчас у Гарри не было, зато имелось полусобственное, с Эйвери — но вряд ли этот поход ему помешает.
— Сейчас напишу им — напрошусь на завтра, — Праудфут достал из ящика чистый пергамент. — Прямо часов на девять утра, если ты не против.
В восемь вечера весь отдел Особо тяжких вместе с Главным Аврором собрался за столом в малой столовой Лестрейндж-холла. Здесь было восхитительно прохладно — даже стоящая с начала августа жара не смогла прокалить его толстые стены. Их ждали запечённый поросёнок с апельсинами и брусникой, картофель с беконом, сливками и травами и сидр — и пришедший последним Робардс прокомментировал это меню коротко:
— Гастрономический разврат. Дольф, у тебя должна быть очень веская причина устраивать такое в понедельник.
— На самом деле, это одно из самых простых блюд, если ты про поросёнка, — ответил тот, приглашающим жестом давая сигнал для начала ужина. — Намного проще, нежели с рагу возиться. Проще только запечь рыбу, но ты не любитель — и я выбрал мясо.
— Не любитель, — согласился Робардс. — Ну рассказывай.
— Давайте поедим сперва, — предложил Лестрейндж, и минут, наверное, на десять над столом повисла тишина, прерываемая, в основном, звоном приборов о тарелки.
Гарри до сих пор не доводилось пробовать настоящего молочного поросёнка, и это оказалась самая нежная свинина, которую он когда-либо ел. И сытная — и хотя наелся Гарри быстро, остановиться оказалось очень сложно. Тем более что он никак не мог определиться с соусом и выбрать между жгуче-острым, ягодным — брусничным, кажется — и перечным, и, сдавшись, просто их чередовал.
— Итак, — сказал, наконец, Робардс. — Начинай. Я думаю, мы все довольно сыты, чтобы слушать.
— Я, собственно, хотел поговорить о Джервисах, — вполне предсказуемо начал Лестрейндж. Он вкратце рассказал историю Энноры и закончил: — Строго говоря, у нас ничего нет — заявление Эйвери не даст нам даже темы для беседы, об обыске я даже не говорю.
— Ну, повод для обыска выдумать несложно, — заметил Сэвидж. — Одних рабов достаточно.
— Я тоже думал в этом направлении, — кивнул Лестрейндж. — Но просто так мы эту Эннору не найдём — если она, конечно, до сих пор там. Я предлагаю сделать по-другому. Правда, предложение это… — он поглядел на Робардса и замолчал с улыбкой.
— Ну говори уже, — разрешил тот, проглотив очередной кусочек поросёнка.
— …я бы сказал, на самой грани закона. Но на грани.
— Ты прогрессируешь, — заметил Праудфут. — Лет десять назад от тебя подобное услышать было невозможно.
— Расту, — согласился Лестрейндж. — Эйвери с ней переписывался, отправляя самолётики в окошко, так? — спросил он, и продолжил только дождавшись подтверждающих кивков. — Значит, он точно знает как минимум одно окно, ведущее к ней в комнату. Пока я исхожу из того, что Эннора в доме.
— Хочешь залезть к ней в окно? — спросил Сэвидж. — В рамках обыска?
— Я жить хочу, — улыбнулся Лестрейндж. — Думаю, если кто-нибудь из нас полезет к ней, она приложит все свои умения, чтоб уничтожить явившегося за ней охотника. Нет, я хочу взять Эйвери с собой. Пусть с ней поговорит — она же знает его голос. Может получиться. Если ты дашь санкцию.
— Хм, — Робардс задумался и даже положил приборы. — В этом есть резон. Окно даже может быть не зачаровано… хотя… мы там так часто проводили обыски — могли зачаровать. Но да, ты прав, это шанс.
— Но? — спросил Лестрейндж.
— Но я пока не знаю, как это оформить, — признался Робардс. — Повод-то имеется: заявления о магглах-рабах достаточно. Но аврорский рейд — и с нами Пожиратель? Под видом одного из нас? Никакое дезиллюминационное тут не поможет. Просто так его присутствие я ещё мог бы как-нибудь обосновать — но вести его туда как одного из нас… Навряд ли.
— А вообще хорошая идея, — поддержала Гор. — Мне правда нравится. Я как представлю, как она живёт… б-р-р, — она передёрнула плечами.
— А если ей сказали, что он умер? — спросил Долиш.
— С чего бы? — спросил Лестрейндж. — Никто не знал об их знакомстве. Если она не призналась, почему бы её мать и братья стали вообще о нём упоминать? Они даже не дружили — так, были знакомы. Я предположу, что ей сказали, что отец в тюрьме из-за неё — мол, за ней пришли охотники, он отбивался и вот сел. Но это просто предположение. Или, возможно, она думает, что его вообще убили.
— Мысль с Эйвери удачная, — поддержал Сэвидж. — Но я согласен, официально под оборотным зельем нам его туда никто не позволит привести. Можно, в принципе, — он остро глянул на Робардса, — и обойтись… без разрешения. Ну кто узнает?
— Нельзя, — возразил тот. — Если всё получится, узнают: я сомневаюсь, что Эннора промолчит об обстоятельствах освобождения. Или что станет лгать… она же нас не знает. Нет, Эйвери нужно вводить в операцию официально.
— Личина? — предложил Долиш. — И назвать его в отчёте «консультантом» или «специалистом». Мало ли.
— А можно, — поддержал Лестрейндж и вопросительно посмотрел на Робардса.
— Можно, — подтвердил тот. — Это я представляю, как оформить. Консультант, пожалуй, звучит лучше, да и ближе к истине. Тем более, ты говоришь, они его не слишком близко знают. Изменим только лицо.
— И волосы, — добавил Лестрейндж. — Уж очень характерны. А когда подойдём к окошку, я сниму личину.
— Я думаю, за вами будут следить эльфы, — сказал Робардс. — Лучше вам в какой-то момент воспользоваться дезиллюминационным.
— От эльфов? — скептически спросил Лестрейндж. — Зачем? Мы же придём с обыском — и пойдём и сад обыскивать. Это нормально.
— Я могу дать мантию! — вмешался Гарри, и все посмотрели на него. — У меня есть мантия-невидимка, — объяснил он.
— Эльфы всё равно… — начал было Лестрейндж, но Гарри перебил:
— Она особенная. Поверьте, под ней никого не видно. Я завтра принесу и покажу.
— Принесите, — согласился Лестрейндж. — Если в самом деле она так хороша, будет разумно ей воспользоваться. Хорошо бы, кстати, выяснить у Джервисов, сколько у них эльфов и как их зовут. Может пригодиться.
— Можно попробовать получить разрешение на допрос эльфов, — сказала Гор полувопросительно и посмотрела на Робардса.
— Вы моего увольнения хотите, — проворчал тот, но пообещал: — Подумаю.
— А почему эти Джервисы так влиятельны? — задал-таки Гарри тот вопрос, что мучал его уже несколько часов. Если целых двое оказались Пожирателями, их влияние должно бы было уж как минимум заметно сократиться? Как, к примеру, у Малфоев. Разве нет?
— А их мать — жена Джермейна — Фадж, — ответил Робардс. — Да, сестра Корнелиуса. Семья весьма влиятельная. Между прочим, её брат до сих пор является кавалером ордена Мерлина первой степени. У них пол министерства друзей, родни, друзей родни, ну и так далее. Урсулу ни в чём не обвиняли, она — вообще жертва. Была в ужасе, когда узнала, что муж и свекровь носили метки, долго болела где-то на курортах Австрии. Сыновья болели вместе с ней, — он хмыкнул. — И, по-моему, даже вместе с невестками.
Вот это была новость.
В принципе, в ней не было ничего невероятного: почему бы Фаджу не иметь сестру, а той — супруга? И детей? Но у Гарри в голове всё равно плохо всё это укладывалось. Нет, конечно, брат с сестрой могли и не дружить, и не общаться близко, и он мог не знать о том, кем был её муж — но… С другой стороны, когда Фаджа сместили, с ним ведь ничего дурного не случилось, и при Пие, насколько Гарри знал, его не тронули. Но почему тогда Фадж так рьяно отрицал возвращение Волдеморта? Хотя если он действительно не знал о Джервисе… и Амбридж! Она же ведь была к нему близка.
— Кстати, — заметил Лестрейндж. — Сыновья живут отдельными домами, но часто навещают мать, насколько мне известно. На мой взгляд, это говорит в пользу того, что Эннора ещё в доме, но невесткам о ней не рассказали. Я списывал это на непростой характер Урсулы, но, возможно, это не единственная причина.
— А у неё сложный характер? — весело поинтересовалась Гор, доедая своего поросёнка.
— Я её плохо знаю, — признался Лестрейндж. — Но из того, что знаю — да. Не лёгкий. Если выбирать, я бы, пожалуй, предпочёл ту невестку, что имел.
Гарри недоверчиво посмотрел на Лестрейнджа. Кто может быть хуже Беллатрикс Лестрейндж?
— Ого, — с каким-то даже уважением проговорил Праудфут. — До такой степени?
— Нет, как аврор я, конечно, отдам предпочтение Урсуле Джервис, — улыбнулся Лестрейндж. — Но как родственник — увольте. Беллатрикс была чудовищем, но в качестве невестки — не самым скверным вариантом. Она не лезла ни во что, что не касалось Волдеморта — моя семейная жизнь её интересовала мало. В отличии, насколько мне известно, от Урсулы, которая весьма… общительна. И принимает горячее участие в судьбе своих племянников, племянниц и кузенов всех возрастов и видов.
— У-у-у-у, — понимающе протянул Сэвидж.
— У-у-у-у? — переспросил Праудфут под общий смех.
— У-у-у-у, — подтвердил Сэвидж, и смех перешёл в хохот.
— Поэтому наш план не должен выйти за пределы этой комнаты, — сказал, отсмеявшись, Робардс. — Кингсли, конечно, с Фаджами никак не связан, но я не хочу создавать ему проблем. Что ж, я подумаю, как правильно оформить Эйвери — и, главное, обосновать его явление в дом к Джервисам. Дай мне время.
— Да всё равно завтра нам будет не до этого, я думаю, — ответил Лестрейндж и спросил, оглядев стол: — Мы можем перейти к десерту? У нас сегодня абрикосовый пирог с заварным кремом.
Ему ответили одобрительными возгласами, а когда они отзвучали, и Лестрейндж поднял руки, чтобы хлопком в ладоши вызвать эльфа, Гор, выглядящая непривычно смущённо, спросила, косясь на остатки поросёнка на блюде:
— Дольф, мне очень-очень стыдно, но это так вкусно, что я решусь. Можно мне…
— Я скажу, чтобы тебе собрали с собой корзинку, — мягко оборвал её Лестрейндж. — И передам повару — ей будет очень приятно.
— Я тогда требую сидра! — заявил Сэвидж.
— Корзинки будут всем, — пообещал Лестрейндж. — Пирог большой. Я видел. Всем кофе?
— Нет, мне чай, — решительно заявил Робардс. — Я сегодня выпил на два дня вперёд.
Пирог и вправду был большим — наверное, дюймов двадцать в диаметре. Абрикосов в нём было больше, чем крема, а крема — куда больше теста, и он пах ванилью, абрикосами… и коньяком, которого для крема тоже явно не пожалели.
— Разврат, — подтвердила Гор, облизывая вилку. — Я подтверждаю.
— Это ты в честь Эйвери? — засмеялся Робардс. — Очень в его духе, если я не ошибаюсь.
— Это тематический ужин, — тоже засмеялся Лестрейндж. — Я решил, что нас ждёт сложная неделя, и мне хотелось вас порадовать. Если нам повезёт, мы у нас будет два больших дела.
— Последствия второго я пока даже спрогнозировать не возьмусь, — заметил Робардс. — Если мы найдём Эннору, вой поднимется на всю Британию.
— У меня нет цели предъявить обвинение Урсуле или её сыновьям, — сказал Лестрейндж. — Если рабов там больше нет, я даже соглашусь на то, чтобы во всём обвинили мужа — он всё равно сидит пожизненно. Я хочу помочь Энноре. Никто не заслуживает провести всю жизнь в подвале, даже прекрасно обустроенном.
— Хочешь, мы тебе подарим на день рождения лошадку? — ласково осведомился Робардс. — Белую? Всем авроратом скинемся.
Все, включая Лестрейнджа, расхохотались, и он ответил:
— Можно. Миллисент понравится, я думаю.
Больше о работе они не говорили. Разошлись около десяти, и на прощанье каждый получил корзинку с бутылкой сидра, куском пирога и ещё каким-то свёртком, вызвавшим у Гарри большое любопытство. Это не мог быть поросёнок — там не так уж много оставалось, точно не на шестерых. Так что, едва вернувшись домой, Гарри развернул его — под вощёной бумагой обнаружился большой, фунта на два, кусок белой копчёной рыбы с тёмной шкуркой. Пахла она совершенно сумасшедше, и на вкус оказалась превосходной — много Гарри, конечно, съесть не смог, и пообещал себе завтра обязательно узнать название подарка.
Помятуя о завтрашнем визите к Малфоям, Гарри пришёл в отдел к половине девятого и застал там Флэк. Оказалось, час назад доставили Джервиса и Яксли, и она нетерпеливо ждала Лестрейнджа — и Гарри захотелось разорваться. Он очень хотел поучаствовать в их допросе — но, во-первых, его не звали, а во-вторых, его ждали Малфои. И Праудфут… который ещё не пришёл, так что дожидаться предстояло Гарри.
— Удачи, — пожелала ему Флэк. — Я надеюсь, мы его с двух сторон достанем — а потом Джервис ваш. Вам-то он зачем? — Гарри смущённо улыбнулся, и она легко кивнула: — Понимаю. Ладно, забирайте, — она махнула рукой и повернулась навстречу вошедшему Лестрейнджу: — Где тебя носит? Их давно доставили!
— Не убегут, — ответил тот. — Всё равно сначала нужно привести Мальсибера, а у него в девять часов очередной визит к дементорам. В девять, в час, в пять, в девять — и далее. Мне одному за ним сходить, или присоединишься?
— Сходи один, — попросила она, поморщившись, и он кивнул, а Гарри улыбнулся. Вот теперь они общались как нормальные коллеги, и Флэк больше не цепляла его по поводу и без, и вообще перестала делать разницу между Лестрейнджем и остальными. Теперь в их отделе от неё доставалось только Долишу, но того это, похоже, вообще не волновало.
Пришёл Праудфут, и Гарри стало не до посторонних разговоров — тот оглядел его, подумал и сказал:
— И правильно. Нечего парадно наряжаться.
— Надо было надеть форменную мантию? — спросил Гарри, и Праудфут махнул рукою:
— Обойдутся. Идём, — он посмотрел на часы. — Четверть часа. Пока поднимемся, пока туда аппарируем… будем вежливы и точны. Лифты переполнены.
Именно поэтому Гарри и старался приходить пораньше: минут за десять до девяти утра у лифтов скапливалась толпа, и тогда ждать приходилось очень долго. Почему здесь лестниц нет? Этот вопрос Гарри записал туда же, что и отсутствие каминной связи — то есть в разряд необъяснимого. И того, чем нужно будет обязательно заняться.
Ждать и вправду пришлось долго — но без пяти девять Праудфут и Гарри всё же выбрались на улицу. Они аппарировали к дому Малфоев, подошли к воротам, и Праудфут нажал на нос одной из украшавших их львиных морд. Где-то вдалеке раздался звон небольшого колокола, и через несколько секунд ворота распахнулись.
Ведшая от ворот дорожка была посыпана мелким гравием, громко шуршавшим под ногами. Высокие деревья затеняли её от утреннего солнца — идеальное место для прогулки. Да и весь парк, сквозь который шла дорожка, тоже казался идеальным — ни одной некрасиво торчащей ветки или выросшего в неправильном месте цветочка. Сквозь деревья Гарри увидел высокую каменную поилку, на борту которой прыгали и сидели маленькие птицы. Идиллия…
Входная дверь особняка была приветливо открыта, и авроров ждал там эльф в идеально белой выглаженной наволочке. Он поклонился, поздоровался и любезно пригласил авроров за собой в гостиную. Праудфут состроил гримасу и подмигнул Гарри, и тот улыбнулся ему в ответ.
Малфои на сей раз ждали их в большой — возможно, даже парадной — гостиной. Всё здесь было слегка слишком — слишком посеребрёное дерево кресел и диванов, слишком зелёный шёлк обивки, слишком мягкий и белый ковёр… нет, в этой комнате не жили. Гарри был готов съесть собственную шляпу, что эта комната была создана специально для того, чтобы побыстрее вынуждать уйти отсюда. В данном случае — их, авроров.
Малфои встретили их стоя. На Люциусе была строгая чёрная мантия, совсем простая, без отделки — просто мантия. Почти как школьная. Нарцисса же была одета в светло-светло-серое, почти что белое длинное льняное платье без рукавов, лишь слегка прикрывающее плечи. Никаких украшений на ней не было — только обручальное кольцо и крохотные жемчужины в ушах. Волосы она собрала в простой пучок, и из её гладкой причёски не выбивалось ни одного волоска.
— Доброе утро, господа, — сказал Люциус. — Прошу, располагайтесь, — он любезно указал на кресла, стоящие напротив дивана, возле которого Малфои стояли. — Чем мы можем вам помочь?
Они сели, и Нарцисса сразу предложила:
— Кофе?
— Было бы отлично, — неожиданно для Гарри согласился Праудфут, кладя принесённую с собою папку себе на колени. Впрочем, быстро сообразил Гарри, так он просто подавал сигнал о том, что разговор будет не слишком формальный, и что настроены авроры дружелюбно.
Нарцисса щёлкнула пальцами и, подозвав эльфа, что-то ему шепнула, а затем указала палочкой на невысокий столик с ножками в виде львиных лап и отлевитировала его, поставив между ней с супругом и аврорами. Почти сразу же на нём возникли чашки и три блюдца — с аккуратно нарезанными кусочками светлого кекса, шоколадным печеньем и с маленькими капкейками с розовыми кремовыми шапочками.
— Прошу вас, — улыбнулась она вежливо, любезно и приветливо. — Кекс лимонный совсем свежий — к завтраку пекли. Капкейки с малиной.
— Спасибо, — Праудфут взял чашку, кекс и откусил. — И правда вкусно, — кивнул он.
Гарри тоже взял кофе и кусочек кекса. Тот был в меру влажным, мягким и очень, очень лимонным. Минут пять они вежливо жевали — Малфои последовали их примеру — а потом Праудфут, доев свой кекс, сказал:
— Спасибо, миссис Малфой. Кекс прекрасный.
— Благодарю вас, — улыбнулась она.
«Миссис Малфой», отметил Гарри про себя. А не «мадам». Впрочем, сказано это было вполне вежливо и даже с некоторой теплотой, так что на оскорбление — по крайней мере, откровенное — никак не тянуло. Скорей, на невоспитанность. Зачем, интересно?
— Нам бы, на самом деле, с вашим мужем побеседовать, — продолжил Праудфут. — Ничего такого тайного, но мне кажется, вам будет скучно.
Зачем Праудфут разыгрывал из себя неотёсанного мужлана, Гарри пока не понимал. Сам он просто молча сидел, и когда его взгляд пересёкся со взглядом Нарциссы, едва ощутимо улыбнулся ей. Мол, мы вовсе не с войной. Мы с миром.
— Разумеется, — Нарцисса встала. — Не буду вам мешать.
Она кивнула им, сжала плечо мужа — он на секунду накрыл её руку своей — и ушла.
Когда она вышла, Праудфут расслабленно откинулся на спинку и положил руки на папку — однако открывать её не стал.
— У нас всего один вопрос, — сказал он. — Но большой, — он довольно улыбнулся своей шутке. Малфой тоже улыбнулся, и у него это вышло довольно натурально — даже морщинки появились в углах глаз, выражение которых, впрочем, осталось настороженно-прохладным. — Расскажите нам о кандидатах в Пожиратели. Метки у них не было — а что было?
— Была просто татуировка, — ответил Малфой, и, хотя его поза не изменилась, он стал выглядеть расслабленней. Словно бы ему вдруг стало, наконец, по-настоящему удобно сидеть. — Обычно на запястье, — он поднял левый рукав и коснулся пальцами своего запястья.
— Что рисовали?
— Даббл ю, — в глазах Малфоя прозвучало нечто вроде иронии, но голос звучал вполне обычно, — как крылья.
— Можете нарисовать? — Праудфут достал из папки пергамент и карандаш и протянул Малфою. Тот пожал плечами и, сдвинув чашки в сторону, положил пергамент на столик. Рисовал он неожиданно неплохо, и буквально несколькими линиями смог изобразить рисунок — W и вправду вышла весьма похожей на раскрывающиеся крылья. — На орла похоже, — глубокомысленно проговорил Праудфут, и Гарри не сумел сдержать улыбку. Малфой тоже улыбнулся:
— Да, пожалуй.
— Чья идея?
— Я не знаю, — это прозвучало искренне. Лгать Малфою смысла не было: за сам рисунок не наказывают. — Не моя, — добавил он и слегка улыбнулся.
— Ну, не важно, — Праудфут убрал рисунок и карандаш в папку. — Мистер Малфой, а кто знал о них? О кандидатах?
— Да все знали, — удивился Малфой. — Они не скрывали.
— Мне нужно конкретно, — возразил Праудфут. — Имена.
— Всех, кто знал о них? — переспросил Малфой.
— Да, всех.
— Мне нужно время, — сказал Малфой. — Я так с ходу и не вспомню. Если можно, я пришлю вам завтра.
— Я бы предпочёл сейчас, — сказал Праудфут, устраиваясь в кресле поудобнее. — Я понимаю, что вам нужно вспомнить. Ничего, мы не торопимся.
— Я, разумеется, могу вам список написать прямо сейчас, — сказал Малфой чрезвычайно терпеливо и даже дружелюбно. — Но я наверняка кого-нибудь забуду.
— Покойных можно опустить, — широко улыбнулся Праудфут. Достал новый пергамент, карандаш и снова протянул их Малфою: — Пишите. Тех, кто в Азкабане, можно тоже опустить… хотя нет. Включите. А, ещё напишите тех, кто кандидатом был, но получил отказ. Наверняка такие были. И их друзей и родственников.
— Послушайте, — Малфой взялся за карандаш. — От них никто не требовал хранить секрет. Я напишу о тех, кто мне известен, но их может быть намного больше. Я же не отслеживал их связи.
— Нет? — как-то озадаченно переспросил Праудфут, и Гарри старательно изобразил крайнюю степень серьёзности на лице.
— Нет, — вежливо повторил Малфой.
— Хм-м, — протянул Праудфут и посмотрел на Гарри, словно бы советуясь. Тот вкинул брови, начиная опасаться, что Праудфут сейчас переиграет. — Ну, напишите тогда для начала список этих самых кандидатов, — предложил он. — Потом известные вам имена их друзей и родственников. И их друзей, пожалуй, — добавил он задумчиво.
Малфой метнул в него очень короткий и совершенно убийственный взгляд, но спорить не стал — что спорить с мужланом? Тот только упрётся.
Так вот зачем Праудфут изображал из себя то, что изображал!
— Ещё, наверное, нужен список тех, кто ими занимался — их же кто-нибудь учил? Чему-нибудь? Да, и когда будете писать первый список — самих кандидатов — там добавьте всё, что знаете про каждого.
— Вы тут хотите провести весь день? — очень, очень вежливо осведомился Малфой. — Я буду только рад — но позвольте мне, по крайней мере, воспользоваться письменным столом!
— Весь день я не могу, — деловито возразил Праудфут и поправился: — Мы не можем. Пожалуй, мы зайдём в обед — вы успеете?
— Всё? Нет, — уверенно ответил Малфой. — Я говорю вам, здесь работы на весь день. И это в лучшем случае.
— Ну тогда к обеду подготовьте пока только список кандидатов с краткими заметками о них. И список их друзей. И близких родственников. Всё остальное завтра.
— Я постараюсь, — с сомнением ответил Малфой. — Послушайте, я их не слишком знал — я в то время…
— Да-да-да, мы знаем — жили пленником в собственном доме без волшебной палочки, — хохотнул Праудфут. Прозвучало это грубовато, но Малфой даже не поморщился. — Но я считаю, что вы знали, — Праудфут подался вперёд. — Что-то же вам нужно было делать. Помогите нам, — очень серьёзно сказал он, пристально глядя на Малфоя. — Я ведь не просто так пришёл, вы понимаете?
— Догадываюсь, — усмехнулся Малфой. — Я искренне хочу помочь и расскажу вам что смогу — но мне нужно время. Это же огромная работа.
— Ну вот и поработайте, — заявил Праудфут. — Я к вам зайду часа через четыре — примерно в час-два. Пошли, — бросил он Гарри, поднимаясь.
Малфой, конечно, тоже встал. Он проводил их до двери — и когда Гарри с Праудфутом отошли достаточно далеко, тот поинтересовался:
— Не очень грубо вышло?
— Нормально, — заверил его Гарри. — А я поначалу всё гадал, почему вы вдруг изображаете болвана.
— С такими, как Малфой, это порой работает. Зато он постарается всё написать, чтоб побыстрее от меня отделаться. Заметь — он даже вопросов никаких не задал! Идём и озадачим тем же Джервиса и Яксли — и я надеюсь, что Мальсибер сейчас в аврорате. Пусть тоже поработает. Больше списков — больше информации. Вон ещё этого Эйвери надо подключить, — он потёр руки. — Ты как, кстати, не хочешь в это дело ко мне в напарники?
— Хочу! — ответил Гарри, даже не подумав о том, что вообще-то одно дело у него уже имеется. Но ведь с этой Эннорой всё должно скоро закончиться…
Когда Гарри и Праудфут вернулись в аврорат, Флэк и Лестрейндж вместе с Мальсибером допрашивали Джервиса. Посмотреть допрос не получилось: Гарри попытался, но стена упрямо отказалась менять свою непроницаемость. В этом был смысл: здесь было слишком много тех, кому вряд ли бы понравилось присутствие Мальсибера в той роли, в которой тот сейчас выступал. Да и незачем было всё-это всем демонстрировать — а уж Гарри обойдётся и рассказом.
Заняться Гарри было, в общем, нечем, так что он пока что начал помогать Праудфуту оформлять запрос на сотрудничество с маггловской полицией: большинство погибших были магглами, и, конечно, их полиция тоже вела расследование.
— А как вы вообще узнали об убийстве? — спросил Гарри.
— Я сначала думал, что случайно, а теперь уже не знаю, — признался Праудфут. — Сообщила мама друга мальчика погибшего: тот должен был прийти к ним в гости, и она за ним аппарировала. И нашла их — днём, в обед. Хотя убили их ночью.
— И за пол дня никто не спохватился? — удивился Гарри.
— Воскресенье. Я как раз дежурил. Повезло: успел до маггловской полиции, потом им сообщил.
— Как их убили?
— Заавадили, похоже, — мрачно ответил Праудфут. — Всех четверых. Быстро и чисто. Магглы удивятся, — добавил он, скривившись.
— Всю семью? — тихо переспросил Гарри.
— А что? — зло спросил Праудфут. — Заклятье-то несложное. И быстрое.
— А вы, — ещё тише спросил Гарри, — когда-нибудь его использовали? При Крауче же разрешили…
— Нет, — отрезал Праудфут. — Да, это быстро и наверняка. Но нет. Ты сам-то пробовал? Не на людях?
— Нас учили в академии, — хмуро сказал Гарри.
— И как тебе? Понравилось?
— Нет, — Гарри вновь нахмурился.
— Вот и мне не нравится, — Праудфут недовольно засопел. — Есть много других способов. Такая дрянь. Но делается просто.
— Что делается просто? — спросил Лестрейндж, входя, и Гарри подскочил на месте:
— Вы закончили?
— Авада, — ответил Праудфут. — И быстро. Мы тут о цыплятах… и их прежних владельцах.
— Заавадили? — спросил Лестрейндж.
— Похоже. Её же просто так не обнаружить. Но ничего другого не было, и выражение лиц похоже.
— Авада делается просто, да, — подтвердил Лестрейндж, глядя на Гарри. — Хотите посмотреть наш разговор с Джервисом об Энноре?
— Хочу, — Гарри вскочил.
— Что зеркала? — спросил Праудфут. — Он что-нибудь сказал?
— Сказал, — на лице Лестрейнджа промелькнуло нечто вроде мрачного торжества. — Это не означает, что мы их все найдём, но у нас есть автор.
— Да ты что? — глаза Праудфута загорелись.
— После расскажу, — Лестрейндж махнул рукой Гарри. — Идите в соседнюю допросную — там можно открыть стену. Внешнюю мы запечатали пока. Та допросная свободна — мы её зарезервировали для следующего разговора, с Яксли, но решили, что до часа не успеем — Флэк пока проводит Мальсибера и приведёт обратно, и там пообедает. А я поговорю с Джервисом. Вас не приглашаю: некоторые разговоры эффективнее вести с глазу на глаз. Но посмотрите — дело общее.
Гарри с Лестрейнджем вышли из отдела и пошли к допросным. Лестрейндж зашёл в пятую и указал Гарри на шестую — самую маленькую из всех и примыкающую к кладовой. Тот зашёл туда, коснулся палочкой стены, отделявшей её от соседней допросной, и увидел, как Лестрейндж усаживается за металлический стол, по другую сторону которой сидел прикованный к скобе в нём мужчина в полосатой робе. Худощавый и светловолосый, он даже сейчас сохранил некоторую привлекательность, а в прежнее время его, наверное, можно было назвать красивым. Его светлые волосы были приглажены и заплетены — довольно аккуратно — в несколько растрепавшуюся уже косу, своей бороде он постарался также придать приличный вид.
— Ещё что-то? — спросил он, когда Лестрейндж устроился на своём стуле. — Что же ты один и без подружки? И без вашего цепного взломщика мозгов?
— Они сейчас у Яксли, — любезно сообщил ему Лестрейндж. — Я пришёл поговорить с тобою о другом. Наедине. Без протокола.
— А у нас с тобой есть темы для обсуждения наедине без протокола? — изумился Джервис. — Ну расскажи мне, а то я таких не знаю. Что за тема?
— Эннора, — негромко проговорил Лестрейндж.
Гарри видел Джервиса не совсем прямо, но достаточно, чтобы заметить, как дёрнулись его губы и брови, и на лице на полсекунды появилась растерянность. Впрочем, Дженкинс сумел взять себя в руки на удивление быстро.
— О ком? — переспросил он.
— Об Энноре, — повторил Лестрейндж.
— Кто это?
— Не стоит, — Лестрейндж качнул головой. — Я… мы знаем о её существовании. Мы знаем, что вы прячете её. Мы знаем, что она слепая, но волшебница. Мы знаем это — и найдём её. Если понадобится, мы разберём твой дом по камню. Я лично разберу. Ты меня знаешь, я пустыми обещаниями не разбрасываюсь. Есть два способа решения проблемы. Ты можешь нам помочь — и тогда мы тихо войдём в дом и выведем её. Никто об этом не узнает, не будет ни суда, ни прессы, не будет обвинений ни твоей жены, ни сыновей. Возможно, их не будет вовсе — или мы ограничимся тобой. А может быть иначе. Я лично приведу в твой дом Скитер. Я лично организую интервью Энноры ей. Я лично прослежу, чтобы колдографы попали всюду, куда им захочется. И я лично предъявлю твоей жене и сыновьям обвинения в незаконном удержании в плену волшебницы и — главное . Да, срок будет не пожизненный, и даже не такой уж и большой — но от их репутации камня на камне не останется. У тебя уже есть внуки — они вырастут под сенью «их отцы держали у себя в подвале их тётку». Тебе решать, как будет. Не захочешь помогать — не нужно.
Он замолчал.
Молчал и Джервис.
— А что ты не натравишь на меня Мальсибера? — спросил Джервис. — Он же мозголом. Пусть и нашёл бы всё, что нужно — все ходы и выходы.
— Я так и сделаю, — кивнул Лестрейндж. — Но за этим последует всё то, что я сказал: Скитер, обвинения и Азкабан. Я лично, сам могу беседовать с тобою неофициально, но я не могу привлечь Мальсибера вне протокола.
— Ну-ну, — Джервис откинулся на спинку стула. — Давай, пусть ищет. Давно хотел узнать, как это ощущается.
— Есть одна проблема, — сказал Лестрейндж, немного помолчав. — Мне не жаль ни твою супругу, ни детей — они были уже достаточно взрослыми, когда всё это началось, а уж потом тем более, чтобы осознавать, что происходит. Но мне жаль девушку. Она считает, что она чудовище, — он чуть понизил голос, и тот звучал совсем негромко и неторопливо. — Она нас примет за охотников, которые пришли за ней. И попытается, я полагаю, защитится. И, может быть, погибнет, или пострадает.
— Откуда? — выдохнул вдруг Джервис, подавшись к нему. — Откуда ты знаешь про чудовище?
— Ещё мне жаль раба или рабов, которые тоже могут пострадать, — продолжил Лестрейндж, словно не услышав. — Я, видишь ли, смотрю на магглов несколько иначе.
— Откуда?! — Джервис, бледный, с блестящими глазами, буквально впился ими в лицо Лестрейнджа. — Откуда ты про это знаешь?
— И к списку обвинений добавляется похищение, порабощение и убийство магглов, — продолжил Лестрейндж. — А это, как ты понимаешь, совсем другой срок. Для твоей жены и сыновей. Я знаю, что вы о ней заботились и обучали, — продолжил Лестрейндж мягче. — Даже выучили маггловскому шрифту Брайля. Это вызывает уважение — поэтому я здесь. И говорю сейчас с тобой один, без протокола.
— Мальсибер, — прошипел Джервис. — Тварь.
— Отнюдь, — возразил Лестрейндж. — Вот кто-кто, а он к этому не имеет никакого отношения. Он о ней не знает.
— Хочешь мне сказать, это не он вынюхал? — Джервис сощурился.
— Даю слово, — твёрдо сказал Лестрейндж. — Нет. Не он.
— Тогда кто? — Джервис снова дёрнулся вперёд. — Кто?
— Мы теряем время, — Лестрейндж качнул головой. — А у меня его немного. Решай, как будет.
— Ты не понимаешь, — после длинной паузы проговорил Джервис. Его лицо вдруг стало очень усталым и словно постарело, и он откинулся на спинку своего стула и прикрыл глаза.
— Так расскажи, — предложил Лестрейндж.
— Её нельзя оттуда выпускать. Просто нельзя.
— Почему? — мягко спросил Лестрейндж.
— Нельзя, — повторил он и закрыл глаза совсем. — Я не буду помогать тебе.
— Ты понимаешь, что твоя дочь может погибнуть? — спросил Лестрейндж, и Джервис кивнул:
— Пусть лучше так. Ей выходить нельзя. Давай, тащи сюда своего ручного менталиста — пускай ищет. Лихо он сменил хозяина, однако, — усмехнулся он. — Бесхозным жить, по-видимому, так и не научился.
— Он тебя волнует больше дочери? — удивлённо спросил Лестрейндж.
— Забавно просто, — Джервис открыл глаза. — Я-то считал его давно покойным — а тут такие вещи выясняются. Скольких он вам сдал?
— Нискольких, — пожал плечами Лестрейндж. — Когда мы его нашли, некого уже было сдавать. Ну хорошо, — он встал. — Как скажешь. В конце концов, это твоя дочь, не моя. Будет как будет.
Он вышел, и Джервис останавливать его не стал — но, оставшись в комнате один, он сморщился, словно от боли, и зажмурился — а когда открыл глаза, на них блестели слёзы.
Гарри продолжал его рассматривать, когда к нему в допросную зашёл Лестрейндж.
— Неудачно, — сказал он, подходя к прозрачной стене и тоже разглядывая Джервиса. — Как думаете, почему?
— Может быть, на ней проклятье? — спросил Гарри. — Которое сработает, когда она покинет дом?
— Может быть, — согласился Лестрейндж. Он положил руку на стену — выглядело это, словно бы он оперся о воздух. — Я, кстати, об этом не подумал, — он посмотрел на Гарри и кивнул, и тот почувствовал внутри приятное тепло. — Но почему тогда он просто не предупредил меня об этом?
— Ну… не знаю, — признал Гарри.
— Мне кажется, там должно быть что-то посложней, — Лестрейндж убрал руку со стены и задумчиво обхватил пальцами подбородок. — Возможно, освобождение Энноры запустит некое событие… или цепочку оных. И события эти коснутся его близких. Проклятье, может быть. Я бы поставил на жену, но может быть, и сыновей. Не знаю.
— Почему вы так решили? — Гарри тоже подошёл к стене, за которой Джервис так всё и сидел, откинувшись на спинку своего неудобного стула и глядя в пространство прямо перед собой.
— Потому что Эннора ему явно небезразлична, — сказал Лестрейндж. — О ней не просто заботились — её по-настоящему учили, и даже снизошли до магглов. Зря смеётесь, — он посмотрел на усмехнувшегося Гарри. — Для людей вроде Джервисов чему-нибудь у них учиться всё равно что для вас уйти из аврората и наняться уборщиком в… не знаю. В Теско(1).
— Вы знаете про Теско? — изумился Гарри.
— Ну я же не слепой, — мягко упрекнул его Лестрейндж. — Мы с Миллисент и Тедди каждое воскресенье путешествуем. Эннора много значит для него — и всё же он не хочет помогать. А значит, есть ещё кто-то…. или что-то поважнее, кому её освобождение нанесёт вред. Он даже скандала не побоялся — настолько важным ему кажется не выпустить её из дома. Но, может, правы вы — эту версию в любом случае следует учесть. Значит, нам понадобится взломщик заклинаний и, пожалуй, медик… впрочем, их можно позвать уже после того, как мы её отыщем. Таким образом, мы возвращаемся к нашему первоначальному плану.
— А почему бы, в самом деле, не попросить Мальсибера… ну, посмотреть? — осторожно предложил Гарри. — Узнать, как к ней войти?
Лестрейндж качнул головой.
— Во-первых, это незаконно без санкции Визенгамота, — напомнил он. — А санкцию мы не получим — нам даже дело не открыть пока, какая уж тут санкция. Во-вторых, возможности легиллименции сильно преувеличены: очень сложно найти то, что неизвестно где искать. Особенно если объект сопротивляется. И в-третьих, мне кажется, вы несколько недооцениваете что Урсулу Джервис, что Натаниэла с Эбенизером. Вы полагаете, они за шесть прошедших с момента ареста их супруга и отца лет ни разу чар не обновили? Ну и в-четвёртых, это попросту неэтично, — он улыбнулся. — Я, кстати, убеждён, что сам Мальсибер с лёгкостью бы согласился сделать это, так скажем, частным образом, если бы я попросил и объяснил ему, в чём дело. Не знаю, что бы он нашёл, но он бы не испытывал этических проблем. Но я — не он, и вы, надеюсь, тоже.
— Вы думаете, он бы согласился? Почему?
— Для него это любопытная задача — и непростая, как я уже говорил. И дело ведь благое: спасти деву. Мне кажется, он любит белых лошадей, — он улыбнулся. — А уж если бы он узнал, кто всё это затеял, он бы побежал вприпрыжку, — Лестрейндж усмехнулся.
— Вы про Эйвери?
— Он собственным освобождением рискнул, его вытаскивая, помните? — Лестрейндж, наконец, вернул стене её нормальный вид. — Я полагаю, он к нему привязан. Сильно. Но идёмте — я верну Джервиса в камеру, и нужно пообедать, там дальше допрос Яксли, и это, я подозреваю, будет долго. И пора готовить операцию вторжения, — он улыбнулся, — и поставить наружное наблюдение за нашими книжниками… хотя об этом я ещё подумаю.
— Ещё маленький вопрос, — остановил уже пошедшего к двери Лестрейнджа Гарри. — Почему вы сразу отмели подозрения Джервиса по поводу Мальсибера? Что это он узнал всё про Эннору?
— Джервис — сильный волшебник, — ответил Лестрейндж. — С него бы сталось и проклясть — в том состоянии, что он был в тот момент, могло и получиться. Я счёл это недопустимым.
— Его? А почему не вас?
— Меня что ненавидеть? Я аврор и честный враг. Мальсибер был ему своим — теперь он для него предатель. К тому же, я на службе, — добавил Лестрейндж, направляясь к двери. — Сложно проклясть аврора в аврорате. И потом, это его право — это было бы, по крайней мере, справедливо в моём случае. Ну, идёмте.
1) Tesco — крупнейшая сеть магазинов в Великобритании, нечто вроде нашего Перекрёстка.
Выйдя из допросной, Лестрейндж с Гарри разделились: первый отправился сначала отводить Джервиса в камеру, а затем — на допрос Яксли, Гарри же пошёл обедать. И обдумывать всё то, что произошло сегодня.
Итак, думал Гарри, стоя в непривычно длинной очереди, он умудрился буквально за один день обзавестись двумя делами в дополнении к тому, что у него уже имелось, и о котором он сумел вообще забыть. Дело Эндрю Беннета, конечно, срочным не было, но всё же требовало внимания — для начала, его надо было бы открыть официально. Дело, которое начал Праудфут, обещало быть хлопотным и долгим. А вот дело Энноры Джервис должно было закончиться довольно быстро — значит, решил Гарри, нужно сосредоточиться на нём.
Он как раз добрался до прилавка, когда подумал, что мог бы принести мантию-невидимку уже сейчас — а заодно и пообедать дома. Он же явно не понадобится никому в ближайшие полчаса — а значит…
— Вот ты где! — услышал он голос Праудфута. — Только отошёл, — добавил он, обращаясь к очереди. — Гарри, мы же пришли вместе?
— Да, конечно, — подтвердил Гарри.
Очередь недовольно заворчала, но спорить не стала. Гарри почувствовал себя несколько неловко, а вот Праудфут, поулыбавшись с извиняющимся видом, преспокойно поставил свой поднос перед подносом Гарри и уверенно указал раздатчице на на три четверти уже пустой лоток с рагу из кролика. Впрочем, когда они с Гарри устроились за небольшим столом возле стены, Праудфут всё-таки сказал:
— Извини. Но жрать хочется — нет мочи, а толкаться тут нет времени. Сходишь к Малфоям?
— Да, конечно, — Гарри поглядел на очередь. — Не знаешь, что случилось и откуда они все?
— Так конференция, — ответил Праудфут. — Международная. По грядущему чемпионату плюй-камней. Британия не принимала его у себя лет сто — событие.
— А, — Гарри снова поглядел на очередь, тянущуюся почти до входа в столовую. — А она надолго?
— До конца недели, — Праудфут хищно вонзил вилку в кусок кролика. — Зато нам обещают кухню разных стран — я сперва радовался, но сейчас думаю, что обошёлся бы. Ты как?
— Думал сейчас сходить за мантией, — ответил Гарри, — но вы меня перехватили.
— Да не до неё сейчас всем, — отмахнулся Праудфут. — Кажется, вы не зря ходили к книжникам, — сказал он, понизив голос. — Похоже, завтра утром будет весело — но нужно подготовиться.
Гарри кивнул. Лестрейндж уже сказал ему, что показания от Джервиса получены, и Гарри не видел ничего особенного в предстоящей операции ареста. Почему же Праудфут так взбудоражен?
— Это же просто арест? — произнёс Гарри полувопросительно.
— Арест артефактора такого уровня! — поправил Праудфут. Было похоже, что он взял двойную порцию рагу, оставив для гарнира скромный край тарелки. — Ты представь, что там творится в магазине, и что может быть у него с собой. Там весь район перекрывать придётся. Кстати, мантия твоя там тоже может пригодиться. На самом деле, если выгорит, проблему это не решит: зеркала-то давно проданы. Но мы, может, хоть будем знать, сколько осталось. Хотел бы я участвовать, — добавил он с откровенной завистью.
— Думаете, вас не позовут? — удивился Гарри. — Даже если вы попросите?
— Да у меня дежурство у дементоров, — кисло скривился Праудфут. — Как раз завтра целый день. Что мы там торчим — не понимаю, — он вспомнил, что отвлёкся от еды, и немедленно исправил это.
— А правда, кстати, — поддержал Гарри. — Зачем мы там нужны?
— А пикси знает, — недовольно проворчал Праудфут. — Положено. Дементоры не разу даже не попытались покинуть отведённую им зону — да и куда они оттуда денутся? Там чар наверчено почти как в Азкабане! И этот тоже — консультант — за ним же всё равно, по сути, не следят, захочет деться — денется. Не понимаю, — он замолчал, жуя особенно большой кусок крольчатины. — Ладно серые — у них там дело, они работают. И тварцы. А мы-то там чего торчим? Чем им ДМП для этого не угодило?
— Угу, — поддакнул Гарри.
Он был вполне согласен. Допустим, смысл «представления» он понимал — Мальсибер, очевидно, привязывал дементоров к аврорам, обязывая их служить им. Ладно, в этом смысл был — хотя что делать потом с новенькими? Мальсибера таскать для каждого? А через сто лет? Двести? Когда он умрёт? Впрочем, это дело будущего. Но вот их познакомили — и что? Зачем они, действительно, торчат там? Если уже очевидно, что дементоры не разбегаются, да и Мальсибер не обнаруживает стремления исчезнуть.
— Нашли охранников, — буркнул Праудфут, и Гарри вновь ему поддакнул и спросил:
— А долго нам ещё дежурить?
— А поди знай, — ехидно отозвался Праудфут. — Вот серые придумают, как спасти уникальный подземноводный азкабанский мир — и всё закончится. А вот когда придумают — иди, спроси. Они невнятно что-то говорят, что постараются «скоро закончить». Вот, ждём.
Гарри помрачнел. Он-то надеялся, что всё закончится довольно быстро, и ему даже график дежурств до конца августа казался избыточным — а тут, оказывается, всё это может продолжаться хоть до Рождества. И вот на это деньги у министерства почему-то есть — нашлись мгновенно, — а восстановить камины они не могут, хотя тут восстанавливать-то — только подключить и чары снова наложить.
Гарри с Праудфутом почти доели, когда к ним на столик упал служебный самолётик, угодив носом аккурат в одну из грязных тарелок. Праудфут взял его за краешек крыла и как-то хитро так встряхнул, что тот сразу раскрылся — и, быстро прочитав под восхищённым взглядом Гарри, выругался.
— Опять цыплята, — он сложил самолётик и сунул в карман. — Теперь тридцать три. Я оставил запрос маггловской полиции, чтобы они сообщили, если будет что-нибудь подобное. Вот — прислали. Труп на сей раз один — и тридцать три цыплёнка. И снова спящих. Идёшь? — спросил он, залпом допивая сок.
— Ежедневные убийства? — тихо-тихо спросил Гарри. Праудфут резко поднялся, одним взмахом палочки сложил подносы и погрузил на них всю их посуду и пошёл к стойкам, где всё это оставляли.
— По-видимому, да, — мрачно согласился он. — У нас, оказывается, вообще нет времени. Сейчас зайдём к Малфоям — и вперёд. Вот дерьмо… ещё дежурство это, — пробормотал он и скомандовал: — Сперва в отдел.
В Отделе было тихо: Долиш заполнял какие-то бумаги, Сэвидж правил, кажется, чей-то отчёт, а Гор вообще листала какой-то цветной журнал.
— Второе убийство, — сказал с порога Праудфут. — Магглы сообщили. И тридцать три цыплёнка. Роберт, я всё понимаю, но моё завтрашнее дежурство вообще не ко времени.
— Работай, — тут же сказал Сэвидж. — Я найду замену. Я тебя пока с этих дежурств снимаю. Кто убит?
— Девушка, шестнадцать лет — больше ничего не знаю, — ответил Праудфут. — Мы с Поттером идём сейчас на место.
— Давай я подежурю, — предложил Долиш. — У меня сейчас нет дела — я свободен.
— Ты завтра пригодишься в другом месте, — возразил Сэвидж. — Найдём кого-нибудь попроще. Но спасибо.
— Что, два дня подряд? — уточнил Сэвидж, и Праудфут, уже выходя из отдела, бросил:
— Угу.
— Мантию сними! — крикнул ему в спину Сэвидж. Гарри-то был в брюках и рубашке, а Праудфут почему-то сегодня явился в мантии.
— Сам знаю, — буркнул он, выйдя, потом резко остановился, обошёл Гарри и вернулся в отдел, откуда, впрочем, вышел через минуту. — На, — он сунул что-то Гарри в руку и почти бегом пошёл по коридору.
Гарри побежал за ним, и только у лифтов рассмотрел то, что держал в руке. Это оказалась закатанное в пластик удостоверение «сотрудника службы специальных расследований» на его имя и неожиданно даже с его фотографией. Именно что фотографией — обычной маггловской. Интересно, откуда её взяли?
Праудфут выглядел сердитым и сосредоточенным и напоминал Гарри собаку, взявшую очень слабый след. Он больше не шутил и не болтал, как к этому привык Гарри, и от его обычного добродушия не осталось и следа. Они молча поднялись на лифте и, выйдя на улицу, аппарировали к Малфой-мэнору. И Гарри только надеялся, что Малфой список подготовил, потому что если он этого не сделал, его ждут большие неприятности.
Малфою повезло: список был готов. Сам он, впрочем, к аврорам не вышел, отправив со списком даже не жену, а сына — и Драко встретил Гарри с Праудфутом на пороге с пергаментом в руках. Праудфут молча выхватил его, развернул, пробежал глазами и сказал:
— Передайте вашему отцу, за остальным мы зайдём утром.
Развернулся — и быстро зашагал к воротам.
— Спасибо, — вместо него сказал всё-таки Гарри. — Передай отцу, чтобы к утру всё было готово.
— Передам, — кивнул Драко. Он выглядел ужасно взрослым — Гарри давно его не видел и как-то не ожидал увидеть перед собой не юношу, а вполне взрослого мужчину. Гарри тоже кивнул ему — и побежал догонять уже довольно далеко ушедшего Праудфута.
Когда они вдвоём вышли за ворота Малфой-мэнора, Праудфут снял мантию, сложил её, уменьшил и сунул в карман брюк, оставшись в них и в бежевой рубашке с маленькими тёмно-коричневыми терьерчиками. Затем взял Гарри за плечо и аппарировал в какой-то довольно грязный переулок между разрисованных не слишком приличными граффити опущенным металлическими жалюзи и переполненными мусорными баками.
— Туда, — Праудфут огляделся и уверенно свернул направо.
Они прошли по пустому переулку, свернули за угол и почти сразу оказались возле полицейского участка. Праудфут, похоже, тут уже бывал, потому что вошёл вполне уверенно, продемонстрировал своё удостоверению полицейскому у входа и пошёл дальше. Гарри тоже показал своё удостоверение и прошёл за ним, стараясь не слишком оглядываться по сторонам. Здесь было шумно и полно народу, но в целом, как показалось Гарри, это место напоминало аврорат, только было куда грязней и многолюднее.
Они поднялись по лестнице на второй этаж и пошли по коридору мимо закрытых дверей. Здесь было тише, но у дверей на стульях сидели люди, и не все из них делали это тихо. Праудфут дошёл почти до конца коридора и постучал в дверь с номером 219, а затем, не дожидаясь ответа, распахнул его и сказал:
— Добрый день, Катберт Праудфут из службы специальных расследований, это мой коллега Гарри Поттер. Мы по поводу убитой утром девушки с цыплятами.
— Да, мне о вас звонили, — женщина средних лет поднялась ему навстречу. Комната была разделена низкими, чуть ниже человеческого роста, перегородками на четыре части. В каждой стоял стол с компьютером и пара стульев, и за каждым сидели люди. Заговорившая с Праудфутом женщина занимала ближний к двери слева. Она выглядела несколько замотанной, а на её светлой блузке у воротника виднелось не очень тщательно затёртое пятно. — Вы заберёте это дело?
— Если наши с вами начальники договорятся, — вполне доброжелательно ответил Праудфут. — А нам бы сейчас на тело посмотреть и выехать на адрес. И где цыплята?
— Пока в отделе улик, — ответила она. — Не представляю, что с ними делать. Сара МакКоннел, — представилась она.
— Можем забрать, — предложил Праудфут. — Но нам бы посмотреть сначала. Они куриные или перепелиные?
— А хрен их знает, я не ветеринар, — ответила она. — Сходите, посмотрите.
Праудфут записал адреса морга и убитой, поблагодарил МакКоннел, и они с Гарри отправились в хранилище.
— Отправим сюда обливиаторов, — сказал Праудфут. — Почистят всё тут. Им всё равно дело не раскрыть — теперь я убеждён, что Дольф был прав. У нас мститель. Быстрый, сука, мститель, и хорошо бы нам его завтра опередить.
— Как? — спросил Гарри, и Праудфут ответил мрачно:
— Я не знаю.
Цыплята предсказуемо оказались перепёлками — во всяком случае, выглядели они точно так же, как вчерашние. Они сидели в большом пластиковом контейнере и отчаянно пищали, и когда Гарри сунул туда руку, они заверещали громче и начали тыкаться в неё своими маленькими клювами. С трудом — потому что сидеть на месте они не желали — пересчитав их, Гарри с Праудфутом вернули контейнер дежурному и отправились назад в Министерство — за обливиаторами.
Отдел магических происшествий и катастроф находился сразу под ДМП, на третьем уровне. Лифт выходил в полукруглый холл, откуда отходили три коридора, ведшие в отдел группы аннулирования случайного волшебства, в штаб-квартиру обливиаторов и к комитету по выработке объяснений для магглов. Выйдя из лифта, Праудфут с секунду помедлил, решая, куда лучше обратиться, и направился прямо — к обливиаторам.
Недлинный коридор заканчивался небольшой приёмной, которой никто и никогда не пользовался, и где возле одной из стен сиротливо притулилась одна-единственная древняя на вид скамья. Праудфут толкнул высокую деревянную дверь, и они с Гарри оказались в большой круглой комнате, устланной огромным ковром в сине-зелёных тонах. Здесь было четыре письменных стола, на которых громоздились груды папок и стояли вычурные лампы под зелёными абажурами. У стен располагалось три больших и очень уютных на вид дивана, на одном из которых сейчас спал кто-то, завернувшись с головою в плед.
— Ко мне! — помахал из-за левого стола мужчина — Арнольд Миргуд, заместитель руководителя группы, приятный улыбчивый мужчина средних лет с густой каштановой шевелюрой. У него был очень приятный голос — как, впрочем, почему-то и у всех его коллег. Специально их тут, что ли, отбирали? — Праудфут! Поттер! Что у вас случилось?
— Убийства, — Праудфут с размаха плюхнулся на стул возле стола Миргуда. — У магглов, но я уверен, что убили магглорождённую волшебницу. Времени почти нет — прошлое было вчера ночью, сегодня это. Завтра будет следующее, видимо.
— Ох, — Миргуд перестал улыбаться и положил перед Праудфутом бланк их группы. — Пиши заявление — я сейчас соберу людей.
— Там маггловская полиция уже работает, — сказал Праудфут. — А тело в морге — нам бы забрать для начала. Срочно.
— Охохо, — деловито пробормотал Миргуд, задумавшись. — Так-так-так… дай мне минуту, — он задумался, беззвучно шевеля губами. — У нас почти все на месте — повезло вам… в некотором смысле. Я надеюсь, всё успеем. Завтра тоже быть готовыми?
— Угу, — безрадостно подтвердил Праудфут. — И послезавтра. Очень сомневаюсь, что мы всё успеем. Ещё и лето это дракклово — все школьники дома.
— Пойду группу соберу, — Миргуд поднялся. — Ты дописывай и, если вы спешите, вы идите — потом только ко мне зайди, я ордера оформлю.
— Спасибо, — кивнул Праудфут, продолжая торопливо писать. Миргуд куда-то тихо ушёл — Гарри заметил, что он пересёк комнату и скрылся за одной из дверей, скрытых в стене так хорошо, что, не следи Гарри взглядом за Миргудом, он бы её просто не увидел.
Праудфут закончил, встал и, махнув рукою Гарри, сказал, идя с ним к выходу:
— Повезло. Арнольд всё отлично сделает. Они и тело заберут, — добавил он, когда они с Гарри вышли от обливиаторов. — Отправят в Мунго — там осмотрят, но я думаю, Авада. Идём пока осмотрим её дом.
— Как её зовут… звали?
— Маргарет Ричи, — Праудфут посмотрел на Гарри и передумал: — Нет, так не пойдёт. Нет времени. Я осмотрю жильё, а ты давай-ка в Хогвартс — возьми списки магглорождённых с адресами. Или наоборот — что выбираешь? — Гарри открыл было рот, когда Праудфут сам же решил: — Да, наоборот будет лучше: мне быстрей дадут. Закончишь — возвращайся, — он нажал на кнопку лифта, вынул из кармана уменьшенный полученный от Малфоя список, скопировал его и отдал копию Гарри. И снова передумал: — А лучше иди-ка ты пока в архив, найди, кто мёртв, кто арестован, а кто на свободе… а то найди Дольфа и спроси — он должен помнить. Потом — к транспортникам и выясняй адреса последних. Давай, давай — нет времени, — поторопил он. — И если кто свободен — пусть помогут… выловишь Причарда — задействуй, если у него нет ничего срочного. Объясни всё Блейну, он мужик нормальный и поймёт. Жильё подождёт — я загляну туда по-быстрому и экспертов сейчас сам отправлю.
Лифт, наконец, подошёл. Гарри вышел на следующем этаже и почти побежал в Отдел.
Сэвиджа на месте не было, но Гор и Долиш так и сидели за своими столами.
— Тебе помочь? — спросила она, откладывая свой журнал, и Гарри с благодарностью кивнул:
— Ага. У нас есть список всех выживших кандидатов в Пожиратели — нужно проверить, сидят ли до сих пор сидящие и не пропустил ли кого Малфой, и узнать адреса тех, кому не предъявили обвинений или уже выпустили. Наверное, последнее даже важнее.
— Я присоединюсь, — предложил Долиш. — Зайди к Дольфу — они там с Яксли всё сидят, может, он сможет отвлечься? Быстрее будет — он, наверное, всех помнит.
— Спасибо, — Гарри сделал две копии списка и раздал коллегам. — Они в какой допросной?
— В той же, наверное, — предположил Долиш. — Идёмте вместе?
Он оказался прав: Лестрейндж обнаружился вместе с Мальсибером и Яксли в пятой допросной. Долиш заглянул туда и поманил к себе Лестрейнджа, тот — Гарри видел это в приоткрывшийся проём — качнул было головой, но Долиш не отставал, и Лестрейндж всё-таки вышел, крайне недовольно поинтересовавшись:
— В чём дело?
— У нас второе убийство и тридцать три цыплёнка, — скороговоркой проговорила Гор. — Малфой список написал — все кандидаты в Пожиратели. Посмотри, кто из них на свободе? — она протянула ему список и карандаш. — Кого недавно выпустили — вдруг ты знаешь? Мы подумали, ты можешь знать их адреса, к примеру… — когда она договорила, Лестрейндж уже изучал список, делая пометки. — Быстрее будет, чем через архив.
— Всё, этих я не знаю, — сказал он наконец, вернул ей пергамент и скрылся в допросной.
— Ну вот, совсем другое дело, — сказала Гор, перенося заметки на другие копии. — Осталось опознать троих и добыть пять адресов.
— Я схожу в архив, — предложил Долиш, и Гарри горячо его поблагодарил: способность Долиша быстро и эффективно преодолевать практически любые бюрократические препоны была почти что легендарной не только в их отделе, но и во всём аврорате. Никто не мог быстрее его улаживать дела не только с бухгалтерией, но и с хранилищами, и с архивами.
— Ну что, — сказала Гор, провожая взглядом Долиша, — всё не так плохо. К транспортникам? Пусть возьмут камины под наблюдение и отдадут пароли. Но мы всё равно вряд ли успеем до завтра, — добавила она расстроенно, и Гарри оставалось лишь кивнуть.
Пока Гор в Транспортном отделе писала одну длинную заявку, Гарри сидел рядом с ней, смотрел на список и думал.
Малфой и правда постарался. Он даже расположил фамилии по алфавиту — правда, Гарри смысла в этом не видел — и рядом с каждой изложил, когда её обладатель появился в окружении Волдеморта, когда стал кандидатом в Пожиратели, с кем дружил и вообще, похоже, указал всё, что знал. Вышло не так много, как хотелось бы, но всё же с этой информацией можно было работать.
В списке было всего одиннадцать фамилий — но вместе с перечнем родных и друзей цифра выходила куда более внушительная.
Вернее, не так.
Фамилий в списке было тридцать девять. Однако напротив двадцати двух стояла отметка «погиб 2 мая 1998 года», а напротив ещё шести отметка «арестован 2 мая 1998». Рядом с двумя уже Лестрейндж дописал «возм., осв.».
И вот эти шестеро-то и заинтересовали Гарри больше остальных.
— Можете, прежде всего, дать адреса вот этих семей? — спросил Гарри, переписывая шесть фамилий на листок. Дежурный транспортного отдела кивнул и приложил его к заявке Гор и пообещал «управиться часа за два».
— За час, — отрезала она. — Я к вам зайду через час, и если вы не успеете, пойду к главному аврору. Это на самом деле срочно.
— За час мы не успеем! — как-то вяло возразил дежурный, но Гор проникновенно проговорила:
— А вы попробуйте.
— Начните с этих шестерых, — настырно сказал Гарри, и дежурный — долговязый совсем молодой парень — буркнул:
— Мне что, разорваться?
— Было бы отлично, — язвительно сказала Гор и вдруг посмотрела на Гарри и как-то подозрительно ласково предложила: — Слушай, ты, может, пока иди? Работай? А я тут подожду. Чтобы о нас не забыли.
— Правда пойду, — не стал спорить Гарри. Что она задумала, он не понимал, но и мешать, конечно, не желал — она точно знала, что делает. Так что Гарри ушёл — и, вернувшись в отдел, уселся за свой стол, положил перед собою список, взял чистый пергамент и написал на нём в шесть столбиков шесть фамилий.
Информации о каждом Малфой выдал не так много: у троих были известны родители, у двоих — лишь матери, рядом с ещё одной фамилией стоял лаконичный прочерк и три вопросительных знака. Про него вообще ничего известно не было, кроме фамилии — Малфой даже не был в курсе, учился ли тот в школе. Ну наверное учился — должен был, иначе как бы он, вообще, стал кандидатом в Пожиратели? Метку всё-таки не ставили первым попавшимся. Нет, наверняка учился. Но пока у Гарри никакой информации больше не было.
Отметки Лестрейнджа о возможном освобождении стояли напротив тех, у кого были оба родителя, но адрес был только у одного.
Ещё одиннадцать фамилий Гарри выписал на другом листе, оставляя между ними место.
И задумался.
Самыми подозрительными выглядели, разумеется, те, кто был освобождён — и Гарри ждал Долиша, чтобы посмотреть, когда их выпустили. Но даже если и недавно, убийца должен был ведь как-то выяснить и адреса своих жертв, а на это нужно время. Допустим, он следил за ними… или же не он, а, например, они. Убийц могло быть несколько. Эти недопожиратели вообще вполне могли после войны организоваться в группу — и, к примеру, выжидать, а теперь начать действовать. Возможно, потому что к ним вернулся некто из тюрьмы, а может, просто набрали достаточно информации — если они планируют убить тридцать восемь магглорождённых, вряд ли они выяснили всё про них за месяц или за неделю. Нет, им пришлось готовиться, и долго — тем более если они… ну, или он, решили убивать по одной жертве за раз.
Опять же, где они взяли цыплят? Зачем, и почему именно цыплята, Гарри решил пока не разбираться — не до этого.
А ведь их нужно много, причём маленьких. Растут они, наверное, быстро, так что вряд ли их купили сразу для всех убийств вперёд, а значит, они будут покупать их снова — но в Британии наверняка есть куча мест, где можно это сделать. А может быть, они вообще выводят их из яиц самостоятельно… наверняка, для мага это не так уж и сложно.
Гарри потёр виски. Для начала можно проверить всех волшебных фермеров, но он не верил в перспективность этого — да и потом, у них совсем не было времени. Но отследить семнадцать человек… тут нужно задействовать половину аврората, а на завтра назначено задержание того лысого книжника, чью фамилию Гарри, к своему стыду, забыл. И что делать?
Гарри так глубоко задумался, что не услышал, как вернулся Долиш.
— Занят? — спросил он, и Гарри, встрепенувшись, повернулся к нему:
— Нет. Вы что-то выяснили?
— Адреса, — Долиш положил ему на стол пергамент. — И дела, — шесть папок легли к Гарри на стол. — Сверху — те, кого не так давно освободили. Ещё нужна помощь?
— Пока, наверное, нет, — ответил Гарри. — Я тут сидел и думал, где можно взять столько цыплят. Я бы на их месте у магглов покупал.
— Я тоже, — согласился Долиш. — Но я думал больше об адресах жертв. Откуда убийца о них знает.
— Проследил? — предположил Гарри. — Они же все из маггловских семей — значит, с вокзала добирались безо всякой аппарации. Волшебнику совсем несложно проследить.
— Несложно, — согласился Долиш. — Значит, готовились заранее. Тогда почему только сейчас начали? Это нелогично.
— Почему нелогично? — вскинулся Гарри.
— Семнадцатое августа, — ответил Долиш. — До отъезда детей в школу — четырнадцать дней. Плюс два уже свершившихся убийства — это шестнадцать. А кандидатов в битве погибло двадцать два. Взрослых можно убивать и после — но детей в школе не убьёшь, нужно успеть до их отъезда.
— Тогда, возможно, будет несколько убийств за раз, — ответил Гарри. — И надо найти семьи, где есть сразу два волшебника.
— Это редкость, — сказал Долиш. — Хотя, пожалуй, на шесть курсов три семьи может найтись. Не знаю. Деканы могут знать… похоже, нужен доступ к Книге.
— Почему на шесть? — спросил было Гарри — и тут же сам ответил: — А, ну да. Семнадцать же на седьмом курсе.
— Нужна будет помощь — обращайся, — Долиш сел за свой стол и вернулся к бумагам, с которыми работал.
А Гарри вписал в список Малфоя недостающие адреса и открыл верхнюю папку.
Он успел прочитать все шесть дел до возвращения Праудфута. Они все были очень похожи: всех их фигурантов задержали во время или сразу после битвы за Хогвартс. Они все были ранены — кто сильнее, кто полегче, но достаточно тяжело, чтобы не суметь уйти. Для двух освобождённых в мае этого года это было единственным обвинением: больше ничего конкретного им не инкриминировали. У четверых, всё ещё остающихся в Азкабане, ситуация была иная: один из них был осуждён пожизненно за убийство школьницы, другая — за нападение на школьника, и ещё двое — за нападение на авроров, правда, без смертельного исхода, и потому сроки были не такие уж большие.
— Ну что? — вернувшийся Праудфут подсел к Гарри. — Это, я так понимаю, наши арестованные?
— И отпущенные, да, — ответил Гарри. — И Долиш говорит, что…
Он пересказал высказанные Долишом соображения, и Праудфут кивнул:
— Разумно. Я предлагаю сосредоточиться на этих двоих, — он указал на вышедших из Азкабана в мае. — Ну и остальные… всего тринадцать человек. За всеми установим наблюдение… официально я оформить не успею — придётся справиться самим. Нас семеро, но минус Дольф — он там застрял — шесть человек… возможно пять — нельзя же оголить отдел совсем. Пойду найду тех, кто сейчас свободен.
— А мне что делать? — спросил Гарри.
— Сейчас, — пообещал Праудфут и обратился к Гор и Долишу: — Вы ведь участвуете?
— Я предлагаю начать с выпущенных, — сказала Гор. — Мы пойдём к ним — присмотримся на месте, последим.
— Тогда тебе, как даме, дама, — решил Праудфут. — Берёшь Пейдж. А ты к Борну, — сказал он Долишу. — Вдруг нам повезёт…
— Слушайте, — сказала Гор, уже вставая, — а у нас же есть ещё один источник информации! Прямо тут, под боком. Ты Мальсибера спроси — вдруг он тоже что-то знает?
— Разумеется, спрошу, — Праудфут посмотрел на часы. — Его всё равно как раз должны вернуть к дементорам — я его перехвачу сейчас как раз, пускай пока подумает. И Яксли с Джервисом спрошу — чего им просто так сидеть. А ты, — сказал он Гарри, — сейчас сядешь тут и будешь разбираться с этим, — он вручил ему вытащенный из кармана блокнот. — Здесь все связи — родственные, дружеские — что дала МакГонагалл и деканы. Добавь к этому информацию от Малфоя и сделай схему — а потом пойдёшь следить за… я как раз распределю.
— Мы пошли, — Гор заглянула в свой список. — Амалия Пейдж, семьдесят седьмого года — ей сейчас, значит, двадцать семь. Вышла восемнадцатого мая, — и, поскольку Долиш молчал, она сказала за него: — Эдриан Борн, семьдесят пятого года, двадцать девять лет, вышел вместе с ней. Идём, и пусть нам повезёт!
Они ушли, а Праудфут и Гарри отправились к той допросной, где до сих пор, похоже, допрашивали Яксли. Время приближалось к пяти вечера — очередного часа, когда Мальсибер навещал дементоров, значит, его должны были отпустить даже если с Яксли не закончили.
Праудфут постучал, и дверь допросной сразу распахнулась, словно бы за нею ждали. Стоящая на пороге Флэк выглядела уставшей, и довольно невежливо буркнула:
— Яксли дай в камеру вернуть.
— Извини, — Праудфут отступил, выпуская сперва её, а затем и Яксли в кандалах и с накинутым на голову холщовым мешком. За ним вышел Лестрейндж, глянул вопросительно на Праудфута и остановился, молча передавая контроль за Яксли Флэк.
— Что происходит? — спросил Лестрейндж, когда те ушли из коридора.
— Мальсибер ещё тут? — спросил в ответ Праудфут. Лестрейндж чуть вскинул брови и отступил в сторону, открывая взгляду Гарри и Праудфута как раз встающего из-за стола Мальсибера. — Есть дело, — Праудфут протиснулся мимо Лестрейнджа и вошёл в допросную.
— Через десять минут я должен быть у дементоров, — сообщил ему Мальсибер чрезвычайно вежливо, не дав сказать и слова. — Если у вас ко мне дело, вам придётся подождать до завтра. Сегодня я больше…
— Вам приходилось иметь дело с кандидатами в Пожиратели Смерти? — перебил его Праудфут.
— Совсем немного, — Гарри показалось, что Мальсибер сдержал вздох.
— Тогда я подожду ровно полчаса, — сказал Праудфут. — А потом вы вернётесь от дементоров, возьмёте вашу палочку, Омут памяти и сядете работать. И если будет нужно, просидите так до ночи.
— Разумеется, — после короткой паузы склонил голову Мальсибер. — Кто сейчас меня проводит?
— Я провожу, — ответил Лестрейндж, переглянувшись с Праудфутом.
— А пока вы ходите, вспомните, — продолжил тот, обращаясь к Мальсиберу, — всех кандидатов в пожиратели. Всё, что вы знаете о них. Абсолютно всё. Начните с этих, — он подошёл к столу, достал из воздуха пергамент и перо и написал на нём две фамилии, следом — ещё, Гарри посчитал через плечо, одиннадцать, и отдельно ещё четыре. — Затем остальные. Омут я вам принесу через полчаса.
Мальсибер потёр своё лицо ладонями и повторил своё:
— Разумеется, — и у Гарри возникло нехорошее ощущение, что толку от него не будет. Контракт его обязывает, разумеется, сотрудничать, но делать это можно ведь по-разному. Ну вот будет Мальсибер честно сидеть над Омутом и искать нужные воспоминания. Неделю. Мало ли — искал всё, абсолютно всё, что знает. Боялся ошибиться. Сотрудничать он явно не рвался, да и выглядел уставшим — и было, от чего. Вот только ждать, пока он отдохнёт, времени не было.
— Я скоро вернусь, — пообещал Лестрейндж, и они все разошлись: он увёл Мальсибера, Праудфут отправился к Робардсу за визой для транспортников, брать под контроль камины, Гарри же вернулся в отдел и занялся составлением схемы — дело муторное, но необходимое.
И быстро понял, что Малфой дал слишком мало сведений. Может быть, сходить к нему опять? Что-то он же написал ещё — пускай не всё, но всё же. Пока что никакой схемы толком не выходило: все кандидаты в Пожиратели вполне ожидаемо более или менее друг с другом общались. Некоторые вместе учились — по крайней мере, были одногодками, и, конечно же, здесь было много слизеринцев. Представители остальных факультетов, впрочем, встречались тоже, и Гарри каждый раз невольно хмурился, выписывая рядом с очередной фамилией маленькую букву «Г». Хотя — твердил он сам себе — ведь тот же Петтигрю был с Гриффиндора…
— Сходи к Мальсиберу, — голос Праудфута заставил Гарри вздрогнуть. — Отнеси Омут. Ты, может, здесь останешься — Роберту решать, но кто-то должен быть в отделе, нельзя его совсем пустым оставить. А ты пока что в слежке так себе… сам знаешь.
— Угу, — наверное, это прозвучало слишком расстроенно, потому что Праудфут сказал:
— Это с опытом приходит. А нам сейчас нельзя ошибиться.
— Да нет, — Гарри мотнул головой. — Я не про это… я сам знаю, что слежу пока не очень. Схема не складывается. Может, я зайду ещё к Малфою?
— Зайди, — согласился Праудфут. — Омут только отнеси сначала.
Гарри, пожалуй, и сам был рад проветриться. Ему всё время казалось, что он то ли что-то упускает, то ли пытается сложить то, что не нужно складывать — вот факты и не укладываются ни в какую схему. Ну дружили… ну учились вместе, ну и что? Вот он, к примеру, и тот же Невилл. Да, они учились вместе, у них было много общего, они даже… ну, нет, не дружили, но были товарищами. Много Гарри знает о Невилле? О его нынешней жизни? Да что о нынешней — о жизни в школе? Много он тогда знал? А Дин Томас? Да, они шесть лет делили спальню — ну и что? Знает Гарри, например, хоть что-нибудь о его девушках? Да и девушками ли он интересуется? Вообще, думал Гарри в ожидании лифта с завёрнутым в льняную ткань Омутом в большой коробке, приди в голову тому же Томасу тайно влиться в ряды кандидатов в Пожиратели, Гарри в жизни не узнал бы. Нет, конечно, эти кандидаты в Пожиратели были куда больше связаны друг с другом, чем школьники, волей шляпы оказавшиеся в одной спальне, но…
…На болотах было ветрено и куда свежей, чем в Лондоне. Погода, что ли, начала меняться, наконец? Гарри с удовольствием подставил лицо ветру и пошёл к палатке — и, войдя, попал на грандиозный скандал… фейри, за которым увлечённо наблюдали все, и тварцы, и невыразимцы, и дежурные авроры. По палатке летали мелкие предметы и клубы разноцветной пыльцы, и отовсюду раздавалось стрекотанье и высокий громкий писк. Гарри даже постоял несколько секунд, во все глаза глядя на это — до того момента, пока ему в лицо не прилетел комок пыльцы. Гарри заморгал, торопливо протирая глаза от щекочущей мельчащей пыльцы, несколько раз чихнул и торопливо пошёл в комнату к Мальсиберу, которого среди зрителей не наблюдалось. Что-то стукнуло его в спину — он обернулся и увидел лежащую на полу вилку. Спасибо, что не нож…
Мальсибер, к счастью, был на месте — лежал с закрытыми глазами на кровати, завернувшись в плед, несмотря всё ещё не спавшую жару. Впрочем, услышав Гарри, он открыл их и со вздохом сел.
— Передайте старшему аврору Праудфуту, что было бы намного эффективнее дать мне выспаться и подождать до завтра, — сказал он. — Я сегодня несколько часов работал со своими бывшими товарищами, в промежутках навещал дементоров и даже не обедал. От меня сейчас немного проку.
Гарри молча поставил коробку на комод, достал оттуда Омут и, повернувшись к Мальсиберу, сказал:
— У нас ежедневные убийства. И мы пытаемся успеть до завтрашнего. Извините, но вам придётся потерпеть.
— Я не знал, — сказал очевидное Мальсибер и откинул плед с колен. — Я очень постараюсь сделать всё до девяти, — пообещал он. — Если вы добудете мне Прытко Пишущее перо, я все воспоминания прокомментирую — думаю, вам так будет удобнее. Писать вручную очень долго.
— Я достану, — оживился Гарри.
— У сотрудников Отдела Тайн есть, — Мальсибер подошёл к нему, забрал Омут и поставил его на тумбочку. — И у сотрудников отдела регулирования магических популяций — я у них видел. Но они мне не дадут, я думаю.
— Я поговорю, — пообещал Гарри. — Спасибо!
— Это моя работа, — Мальсибер улыбнулся, словно пошутил, и подтянул подушки на тот край кровати, что был ближе к тумбочке с Омутом. — Им сейчас немного не до вас, — добавил он, устраиваясь на кровати с пледом и подушками.
— А что случилось, вы не знаете? — спросил Гарри — и тут же пожалел об этом, но Мальсибер уже ответил:
— Тут подобное бывает регулярно. Это очень странные фейри — я таких прежде не видел. Обычно они капризны и плаксивы, или очень веселы, но, в целом, скорей, добрые — а эти агрессивны и… не знаю, как иначе объяснить — недобрые. Новеньких они не трогают обычно, а тех, к кому привыкли, порой изводят: могут выдрать клок волос или облить горячим кофе, или сунуть в сэндвич камень — один невыразимец так зуб сломал на днях. Может быть, дементоры так действуют… я их там видел рядом.
— Фейри? — недоверчиво спросил Гарри. — У дементоров?
— Да, как ни странно. Они все знают, разумеется — добавил Мальсибер, кивнув на дверь. — Я им показывал.
— А на вас они тоже нападают? — спросил Гарри, уже уходя.
— На меня? — Мальсибер усмехнулся и мягко проговорил: — Нет. Меня не трогают.
От Малфоя — и снова через Драко, очень удивлённо посмотревшего на его засыпанную пыльцой одежду, да и волосы — Гарри получил довольно большой пергамент с действительно подробными описаниями, касавшимися, правда, только шестерых арестованных и пятерых оставшихся на свободе кандидатов в пожиратели. Жаль, что Малфой успел написать не обо всех, но здесь, по крайней мере, была довольно подробная информация, по большей мере, о родне — а также не только о времени обучения и факультетах, но и, например, участии в квиддичных коммандах. У Гарри даже начала вырисовываться какая-никакая схема, он даже успел было этому обрадоваться — когда, разглядывая её, понял, что, на самом деле, она не даёт им ничего конкретного. Схема стремительно разрасталась, но пересечений никаких полезных не давала — а время утекало.
Перед Гарри вдруг опустилась тарелка с большим сэндвичем и кружка с кофе, и голос Сэвиджа велел:
— Поешь. Ты остаёшься завтра за дежурного. Ты бы почистился, — добавил он, широким движением стряхнув с его плеча пыльцу.
— Спасибо, — Гарри повернулся к нему и показал исчерченный линиями пергамент. — Я пока ничего полезного не вижу.
— Сейчас пойдёшь к Мальсиберу, потом — к Малфою. А что мы будем делать завтра — я не знаю, — признался Сэвидж.
Он выглядел усталым и ужасно злым, и Гарри даже не сразу рискнул задать вопрос:
— Вы думаете, мы не успеем?
— Да я не об этом, — отмахнулся Сэвидж. — Завтра же ещё этот артефактор-букинист. На него ещё пол аврората надо. И тоже утром! Гавейн обещает подтянуть ирландцев, но всё равно на грани. Кто же знал, что всё так совпадёт… — он скривился.
Гарри только кивнул. К своему стыду, завтрашнее задержание возможного автора зачарованных зеркал просто вылетело у него из головы — а ведь оно тоже ждать не могло. И правда, как всё нехорошо сошлось! Словно специально. Хорошо хоть с этой непонятной дочкой Джервиса пока не начинали.
— Ешь и иди к Мальсиберу с Малфоем — тебе ещё схему дорабатывать, — велел Сэвидж. — Нам сегодня никому не спать. Зайди потом, кстати, к Джервису и Яксли — они тоже что-то там писали. Вроде. Я пока посмотрю, что тут у тебя.
Гарри посмотрел на часы — почти девять. Он быстро съел сэндвич — тот оказался с бараниной, и довольно жёсткой — выпил кофе и отправился в палатку, гадая, завершилась ли там битва.
Внутри палатки было тихо — и очень, очень ярко. Разноцветная пыльца покрывала вообще всё, от еды на столе до пола, и её никто не собирал — Гарри подумал, что некоторые зельевары и аптекари бы поседели при взгляде на такое расточительство. Одолжившие Мальсиберу Прытко Пишущее перо и заодно пергаменты невыразимцы, почти привычно сидевшие возле дальнего от входа стола, посмотрели на Гарри и вернулись к своим бумагам, среди которых сейчас стоял ещё и странный, незнакомый ему прибор, состоящий из тонких палочек и дисков, и над ним тихонько вращалось небольшое облачко пыльцы.
Мальсибер обнаружился в своей комнате: сидел в изножии кровати с тарелкой на коленях и ел курицу — обычную, не радужную. У его ног на полу устроился крупный черный кот с порванными ушами и ярко-зелёными глазами, с которым Мальсибер щедро делился своим ужином.
— Добрый вечер, мистер Поттер, — он обернулся на звук открывшейся двери. Мальсибер выглядел ещё более уставшим, и Гарри поймал себя на мысли, что на месте судьбы он бы прямо сейчас подкинул тому ещё какую-нибудь срочную задачу. — Я, вроде бы, закончил с теми, кто остался жив и начал умерших — посмотрите, там у тумбочки флаконы с воспоминаниями и записки. Воспоминания лучше переместить — из меня трансфигуратор так себе, я очень устал, а нужно было много и быстро.
— Спасибо! — вполне искренне ответил Гарри.
На тумбочке обнаружилось… Гарри пришлось считать — восемнадцать одинаковых флаконов, к счастью, подписанных, и несколько листов пергамента. Гарри взял верхний и кивнул: Мальсибер даже подчеркнул фамилии и имена, выделяя их из сплошного текста. Весьма любезно с его стороны.
— Я понимаю, вы торопитесь, — сказал Мальсибер. — Дайте мне поесть, и я продолжу. Постараюсь закончить к часу ночи. И я молю Мерлина, чтобы на её остаток у вас снова не нашлось работы для меня, — он чуть улыбнулся.
— Мы бы тоже обошлись, — заверил его Гарри. — Омут я вам пока оставляю. Если бы вы сказали про флаконы, я бы вам принёс.
— Я думал, это очевидно, — мягко проговорил Мальсибер. — Но не важно. Я всё сделаю. Я хочу помочь, — добавил он серьёзно.
— Вы обязаны, — возразил Гарри, собирая флаконы в уменьшенную им коробку от Омута.
— Обязан, — согласился Мальсибер. — И хочу. Люди умирают. — Гарри посмотрел на него вопросительно и недоверчиво, и тот пояснил: — Я не люблю смерть. И мне нравится её обыгрывать.
— Вы не думаете, что предаёте их? — тихо спросил Гарри.
— Нет, — равнодушно ответил Мальсибер. — Я им ни в чём не клялся.
— Но они вам верили.
— И зря, — он отставил тарелку с недоеденной курицей на кровать и встал. — Вы ведь его не знали. Волдеморта.
— Знал лучше, чем хотелось бы, — отрезал Гарри. Вот зачем он вообще завёл этот разговор? — Не буду вам мешать — работы много, — он развернулся и ушёл.
У Малфоев его снова встретил Драко и, отдавая пергамент, поинтересовался, могут ли они ещё хоть чем-нибудь помочь. Получив отказ, он любезно попрощался, а Гарри с ворохом бумаг и с коробкой воспоминаний отправился в отдел.
Там было пусто. Как, впрочем, и во всём министерстве: кто сидит тут летом в десятом часу вечера? Зато в его распоряжении был весь кабинет, и Гарри первым делом увеличил свой стол втрое, а затем разложил на нём пергаменты, устроился поудобнее и принялся их изучать.
В отличии от списков Малфоя, в которых содержалась куча сведений о родных, друзьях и соучениках кандидатов в Пожиратели, в пергаментах Мальсибера говорилось об их взглядах, интересах, способностях и навыках, и ещё немного тоже о друзьях и близких — совсем не обязательно родных.
И о мотивах, которые привели этих кандидатов к Волдеморту. И хотя это не имело никакого отношения к расследованию, Гарри не смог удержаться, чтобы не прочесть. И чем больше читал — тем меньше понимал: что им всем сделали магглорождённые? Они все в самом деле верили в этот идиотизм с кражей магии? О возрождении каких традиций они все так мечтали? У волшебников традиции и так, на его взгляд, не менялись со времён Статута! Достатутные?
Гарри с раздражением отложил пергамент и закрыл глаза. Об этом он может почитать и позже — сейчас нужно закончить схему. Мальсибер, кроме прочего, указывал и склонность подчиняться или лидерствовать — и это было важно в данном случае. Или вот ещё организаторские способности…
Гарри увлечённо достраивал схему, раскидывая новые фамилии и добавляя характеристики к старым, когда очередная заставила его буквально поперхнуться.
Гарри замер. Потом даже зажмурился — и снова посмотрел на написанные на пергаменте идеальным почерком Прытко Пишущего пера два слова: «Патриция Мюррей».
Ему потребовалась целая секунда, чтобы вернуться к началу предложения и прочитать: «Из соучеников дружил с…» — это Гарри уже поместил на схему — и вот: «…с Патрицией Мюррей».
Гарри перевёл взгляд выше. Эдриан Борн. Это за ним сейчас следил Долиш, и это он вышел из Азкабана три месяца назад.
А потом Патрицию арестовали, и… и, видимо, это подтолкнуло Борна… нет, стоп.
Стоп.
Гарри встал и прошёлся по кабинету. Кровь шумела у него в ушах, и руки, кажется, дрожали, и ему нужно было срочно успокоиться. А ещё связаться с Праудфутом — только не совой и не Патронусом, потому что если тот тоже за кем-нибудь следил, то какой уж Патронус.
Так. Где-то должен быть список, кто за кем следит. Где-то на столе у Сэвиджа, наверное.
Список там и вправду был, рядом с доской с Протеевыми чарами и парой небольших дощечек с ними же, которые, при необходимости, можно было взять с собой. Но с их помощью толком не поговоришь, и Гарри, сообщив Праудфуту, что скоро будет с важной новостью и сверившись с картой, решил всё же аппарировать к Праудфуту — тем более что тот сейчас должен был быть совсем недалеко от Лондона.
Аппарировать прямо на место Гарри не мог, потому что никогда там не был, да он и не стал бы делать это, чтобы не привлечь ненужное внимание. Так что он сначала аппарировал домой, взял мантию-невидимку, закутался в неё — и аппарировал на окраину Лондона. Дальше он аппарировал лишь в пределах видимости, перебираясь с одной пригородной улицы на другую. Затем улицы закончились, и Гарри, сосредоточившись, аппарировал к небольшой роще — и когда оказался почти на месте, набрал на своей дощечке: «Я здесь».
Воздух впереди и слева, на другой стороне улицы, сгустился, и Гарри, придерживая мантию, почти побежал туда. Потом замедлил шаг и начал осторожно приближаться, пока не ощутил вытянутой под мантией рукой упругий дезиллюминационный барьер.
— Это я, — громко прошептал Гарри, и только затем шагнул вперёд.
И оказался внутри небольшого прозрачного кокона, окружающего участок между деревьев, на котором в удобном кресле сидел Праудфут.
— Ну? — спросил он. — Что у тебя?
— Вот, — Гарри протянул ему пергамент, на котором красным выделил два слова. «Патриция Мюррей».
— Ух ты ж, — пробормотал Праудфут и резко встал. — Так. Сиди здесь, следи… вон дом, — он указал на стоящий за какими-то кустами двухэтажный дом. — Фото, — он вложил Гарри в руку небольшой прямоугольник. — Это не Малфой… Мальсибер? — он встряхнул пергаментом.
— Ага.
— Жди. И постарайся, если что, и себя не обнаружить, и его не упустить. Камины мы отслеживаем, аппарацию закрыли — ему придётся взять метлу. А тебе — следить за ним с земли и аппарировать. Если доведётся.
Праудфут внимательно вгляделся в дом, затем огляделся по сторонам — и аппарировал.
А Гарри остался сидеть в кресле.
Первым делом он разглядел оставленное ему колдофото и описание. Ничего выдающегося или привлекающего к себе внимание: среднего… нет — немного выше среднего роста, обычного сложения, да и лицо без каких-либо особенных примет. На колдофото волосы казались тёмными, но в описании стояло «тёмно-русые». Правильные черты лица — разве что лоб великоват, а подбородок слишком узкий. В целом, ничего особенного…
Это было ужасно скучно — сидеть здесь и просто ждать. В доме явно не спали: несколько окон на втором этаже были пусть не сильно, но освещены, и иногда за закрывающими их шторами даже виднелись смутные силуэты — и это было всё. Время тянулось невероятно медленно, особенно на контрасте со всем сегодняшним безумным днём. Гарри даже наколдовал часы, и теперь следил, как большая стрелка очень медленно двигалась к двенадцати. Затем она переползла её, и маленькая начала свой путь к одиннадцати — так медленно, что улитка рядом с ней показалась бы стремительнее самого лучшего ловца.
Одиннадцать… Половина двенадцатого…
Полночь.
Полночь минула, но ничего по-прежнему не произошло — кроме того, что Гарри пришлось решать проблему с туалетом. Было так скучно, что даже такое предельно бытовое действие показалось ему почти развлечением.
Час ночи…
Все окна в доме постепенно погасли. Там, внутри, похоже, спали, а Гарри торчал здесь — и, вероятно, будет торчать дальше, до утра. Оставалась лишь одна проблема — не заснуть.
Ночь была тёплая и довольно тёмная: новолуние едва прошло, и Гарри, полив себе из палочки, умылся. Прохладная вода его немного освежила, но проблему не решила, и он принялся считать листья на ближайших ветках.
Два часа…
Спать хотелось просто неимоверно. Глаза слипались — Гарри то и дело тёр их, но это помогало секунд примерно на пятнадцать. Ещё ему хотелось есть, и это хоть чуть-чуть, но отвлекало — но, к сожалению, не слишком. Гарри уже пересчитал все листья и даже все ветки, и теперь пытался представить себе внутренний план дома. Чтобы не уснуть, он даже развеял кресло и теперь стоял, пальцем рисуя в воздухе невидимые линии.
Три часа… Светать начинает часов в пять — ещё два часа. Потом должно стать легче…
Четыре часа… Нет, это определённо было совершенно невыносимо. Лучше б Гарри всё это время сидел в архиве или оформлял запросы на чернила и пергаменты — да даже мыл полы!
Воздух вдруг чуть вздрогнул, и весь сон с Гарри слетел. Так бывает при попытке преодолеть антиаппарационный купол. Гарри замер, вглядываясь в тёмный силуэт дома и отчаянно жалея, что не может сделать стену прозрачной — но так рисковать было нельзя. Что там происходит?
Его сердце билось так сильно, что Гарри слышал шум собственной крови. Ну же! Выходи! Вот будет забавно, мелькнула у него мысль, если это окажется не подозреваемый, а его мама, например, решившая с утра пораньше заглянуть на соседнюю ферму — как раз к утренней дойке.
Дверь дома бесшумно приоткрылась, выпуская тёмную фигуру с метлой в руке. Разглядеть черты лица в такой темноте Гарри не мог, но внешне фигура, вроде бы, под описание подходила. Человек — Гарри полагал, что это всё-таки мужчина, и вообще подозреваемый — аккуратно прикрыл дверь, спустился с лестницы, оседлал метлу, взмыл вверх — и понёсся прочь от Лондона.
А Гарри, поплотнее завернувшись в свою мантию, аппарировал за ним. И надеялся, что ему придётся добираться так не до Ирландии — потому что аппарировал-то он, конечно, без проблем, но на это всё же уходили силы, и он не был уверен, что сумеет сделать это пару сотен раз подряд. Однако выбора у него не было.
В некотором смысле, ему повезло: возле Лестера фигура на метле начала снижаться, и Гарри поспешил приблизиться, чтобы его не потерять. Пара минут — и Гарри оказался посреди города. Всадник опустился, и Гарри, постаравшись как можно точней запомнить место, схватил деревянную дощечку и подрагивающими от возбуждения пальцами набрал: «Лестер».
И тут же получил ответ: «Данверс-роуд 73». Неужели сейчас всё закончится, и они успели?!
Карты Лестера у Гарри не было, но он помнил, куда опустился тот, кого он преследовал. Если б у него была метла! Гарри сконцентрировался и аппарировал в конец улицы, на которой он стоял, затем свернул на перекрёстке и аппарировал опять, и потом ещё раз — и, к огромному своему облегчению увидел табличку «Данверс-роуд».
Это была улица из двухэтажных домиков с эркерами и крохотными, с носовой платок, палисадниками, тихая и симпатичная, заставленная припаркованными на ночь машинами и абсолютно пустая. До нужного дома Гарри пришлось идти, и когда он подошёл совсем близко, он остановился и снова набрал на дощечке: «Поттер здесь».
«Рядом с 68».
Гарри огляделся. Дом номер 73 по Данверс-роуд стоял — как, впрочем, и все остальные здесь — тёмным и тихим. Рядом никого не наблюдалось — вероятно, визитёр… или визитёры собирались во дворе. Очень разумно с их стороны.
Гарри тихо подошёл к шестьдесят восьмому дому, пригляделся и, увидев место, где воздух чуть дрожал, решительно шагнул туда, приподнимая мантию.
За дезтллюминационным куполом стояли Праудфут, Долиш, Гор и ещё шестеро авроров из других отделов.
— Они там? — возбуждённо спросил Гарри.
— Только вас ждали, — ответил Праудфут. — Готовы? Ты остаёшься здесь, — безапелляционно велел он, и Гарри кивнул:
— Есть.
— Начали, — велел Праудфут, накладывая на стоящего рядом Долиша дезиллюминационные чары. Гарри успел увидеть, что тот делает то же с Гор и так — по кругу, когда они все исчезли, растворившись в предрассветной тьме.
Гарри вновь остался один, но теперь не чувствовал ни скуки, ни усталости. Только с каждой минутой возрастающее нервное напряжение. Гарри понимал, почему в доме так тихо: пришедших нужно было взять с поличным. Глупо и бессмысленно было ловить их прямо сейчас: за что их было бы арестовывать? Мало ли, зачем они пришли сюда. И принесли с собой цыплят — если принесли. Начались бы бесконечные допрос, и кто знает, чем бы всё закончилось — нет, намного проще было бы поймать их за руку. Тут главное — успеть…
В верхнем окне полыхнуло зелёным — этот цвет Гарри бы ни с чем не спутал. Неужели не успели?! Он рванулся было к дому, когда внутри засверкали вспышки и раздался шум, и Гарри, успев уже перебежать улицу, остановился. Всё равно он больше ничего не может сделать… теперь оставалось только ждать.
Прошло ещё минут, наверное, десять, когда входная дверь открылась, и появившийся на пороге Праудфут велел:
— Гарри, в аврорат.
Повторять не было нужды: Гарри тут же аппарировал к министерству и даже не стал занимать телефонную будку, а воспользовался туалетом, хотя ненавидел это. Но сейчас ему было не до того: он остановился в Атриуме и едва успел снять мантию, когда через вход в будке появился Праудфут с деревянным ящиком, который он немедленно вручил Гарри и велел:
— Неси в отдел. И посчитай пока — должно быть тридцать два. Надеюсь.
Гарри ящик взял, конечно, но двинулся к лифтам весьма неторопливо — и успел увидеть, как прибывают авроры и задержанные. Он насчитал пятерых, когда нажал на кнопку вызова лифта — и тот сразу же открылся. Гарри вздохнул с досадой, но вошёл — в конце концов, он получил приказ. И всё равно скоро всё узнает.
Гарри успел донести ящик до отдела и, наколдовав второй, досчитал до двадцати шести цыплят, когда дверь открылась, и вбежавшая Гор широко развела руки и воскликнула:
— Ты невероятен! Дай я обниму тебя!
— Я-то что? — заулыбался Гарри, но она подошла к нему и обняла. — Я просто прочитал и доложил. И всё.
— Иди с Мальсибером обнимайся, — раздался голос Долиша, и Гор шутливо огрызнулась:
— Сам иди — вы вместе будете смотреться замечательно! Тем более, за этим Борном следил ты!
— Ну расскажите же! — взмолился Гарри, но Гор с Долишем велели хором:
— Считай!
— Цыплят считай, — добавила она. — Потом расскажем. А то нам Катберт голову откусит.
Гарри торопливо досчитал — цыплята трепыхались и даже пытались его клюнуть, но он закончил и торжественно провозгласил:
— Тридцать два! Я в окно видел Аваду — вы успели? Нет?
— Конечно, мы успели, — с горделивым упрёком сказал Долиш.
— Там наши вошли сразу, как только мы определили адрес, — сжалилась над Гарри Гор. — Всех спрятали и подсунули иллюзии. Одну из них и заавадили, — закончила она довольно. — И Азкабан пополнится теперь на восемь человек как минимум.
— Восемь? — переспросил Гарри.
— Восемь, — подтвердила Гор. — Может быть, те два убийства совершали не они — мы это выясним. Но этих восемь. — Она посмотрела на показывающие без двадцати пять часы и досадливо вздохнула: — Какое время идиотское: спать поздно, а работать вроде рано… может, Роберт нас отпустит раньше?
— Нас ещё ждёт букинист сегодня, — напомнил Долиш. — Вообще, можно ещё часа три поспать, — он тоже посмотрел на часы.
— Вы не дождётесь узнать, что там и как? — спросил Гарри удивлённо, и Долиш пожал плечами:
— Днём узнаю. Я свою часть работы сделал.
— Вообще, да, — согласилась Гор. — Три часа сна лучше, чем ноль часов… даже почти четыре. Пошли? — предложила она. — Гарри, если что — скажи, что мы ушли и будем в девять.
Они с Долишем ушли, оставив Гарри изнывать от любопытства и непонимания, как они так могут. Просто взять и пойти спать! Хотя, возможно, Праудфут уже успел им что-то рассказать, да и в задержании они участвовали — это он, Гарри, всё пропустил.
Изнывать ему пришлось недолго: Праудфут появился буквально через несколько минут. И спросил с порога:
— А где остальные?
— Спать пошли, — честно сказал Гарри. — А не надо было?
— Да нет, — возразил тот, подумав. — Правильно, наверное… у нас завтра день долгий. А ты что тут сидишь?
— Я вас ждал, — Гарри нетерпеливо облизнул губы и попросил: — Ну расскажите!
— Да пока что нечего, — ответил Праудфут. — Строго говоря, Мальсибер нам не так уж много дал пока — мы тут не благодаря ему, однако толк от него всё же был. Я просто не стал сменять тебя после разговора с ним, — улыбнулся он. — Следить — тоска тоской… а ты отлично справился. С его показаниями завтра будем разбираться — а пока, как видишь, слежка дала результат. Уж не знаю, почему не все тринадцать, но мы это тоже завтра выясним… вернее, утром. У меня пока что всё равно вопросов больше, чем ответов, и за оставшимися тремя наши коллеги всё ещё следят. Но думаю, сегодня ничего больше не будет. Ну что — спать или поработаем? — спросил он, и Гарри уверенно ответил:
— Поработаем!
— Ну идём, поговорим с этим Борном, — согласился Праудфут. — Я не поручусь, что он зачинщик, но с кого-то начать надо. А у него хотя бы триггер был.
Эдриану Борну было, как помнил Гарри, двадцать девять лет, но выглядел он от силы на двадцать — и это через три месяца после шести лет в Азкабане! Худощавый, с торчащим кадыком, длинным узким носом и небольшим скошенным подбородком, он напоминал птицу — взъерошенную и очень взбудораженную. Праудфут усадил его за стол в первой допросной, пристегнул руки к скобе и начал допрос:
— Восемнадцатое августа две тысячи четвёртого года, четыре часа пятьдесят шесть минут. Британский Аврорат, старший аврор Катберт Праудфут, младший аврор Гарри Поттер. Допрос Эдриана Борна. Мистер Борн, что вы делали сегодня между четырьмя и половиной пятого утра в доме номер семьдесят три по Данверс-роуд в Лестере?
— А вы как будто бы не знаете, — дерзко заявил тот. — Вы же там были и всё видели. Давайте, отправляйте меня назад — вы думаете, я боюсь?
— Это, — Праудфут положил на стол перед собой волшебную палочку, — ваша палочка. Вам известно, что применение любого непростительного к человеку карается пожизненным заключением в Азкабан?
— И что? — спросил Борн в ответ. — Ну да, известно. А вы докажите, что убила именно моя!
— А зачем? — удивился Праудфут.
И замолчал.
— В смысле, зачем? — нетерпеливо спросил через несколько секунд Борн. — Вы же должны знать, кого сажать!
— Так всех восьмерых, — ответил Праудфут, и Гарри навострил уши. Почему сразу восьмерых? То есть восьмерых, конечно, посадить придётся, но не за одно убийство же!
— Почему вдруг восьмерых? — Борн сощурился. — Убийство же одно! Одна Авада — один виновник!
— Почему? — снова удивился Праудфут. — Вы выстрелили разом. Намерение очевидно, а кто попал первым технически — значения не имеет. Вы все имели намерение убить при помощи Авада Кедавры, вы все выпустили заклятье в человека, которого полагали живым — вы все отправитесь пожизненно в тюрьму. Всё элементарно — оформлять дольше, чем судить.
Все восемь разом? Лицо Гарри удержал, конечно, хотя был очень удивлён. Впрочем, если подумать, их стратегия имела смысл: и правда, поди докажи, кто именно убил. Вот только это не имело никакого значения: достаточно намерения, а не результата. Особенно в случае с Непростительными.
— Нет, погодите, — Борн нахмурился. — Так не пойдёт. Это неправильно! Нет закона, запрещающего применять Аваду к трупу!
— Так когда вы выстрелили, она трупом не была, — возразил Праудфут. — Это всё, что важно.
— Ну и пожалуйста, — вдруг заявил как-то обиженно Борн. — Я не боюсь. Там всё равно дементоров нет больше.
— Ну, это пока, — заметил Праудфут. — И ненадолго.
— Их убрали! — возразил Борн. — Я там был целых шесть лет — ничего такого жуткого. Ну, скучно. Я переживу, — он даже фыркнул. С презрением.
— Так мы их возвращаем, — Праудфут слегка покивал для достоверности. — Уже скоро. Я думаю, к Хэллоуину всяко успеем.
К Хэллоуину?! Гарри посмотрел на Праудфута, пытаясь понять, назвал он этот срок так просто, или что-то знает.
— К Хэллоуину?! — вскрикнул Борн. — Какому? Этому? Вы что?!
— Ну, мы попробовали и решили, что без них в тюрьме нет смысла, — охотно объяснил Праудфут. — Никто больше не боится туда попасть. Это неправильно. Так что мы их возвращаем — вот, сейчас проходим обучение. Так что вам с вашей подружкой будет там не скучно.
— С какой подружкой? — удивился теперь Борн.
Гарри замер. Если Праудфут ошибся, Борн замкнётся, а то и поймёт, что у них не так уж много есть. В конце концов, Мальсибер же не говорил, что Мюррей — подружка Борна. Ну дружили в школе, мало ли.
— Мисс Патрицией Мюррей, — ответил Праудфут.
— Она-то тут при чём? — быстро спросил Борн и облизнул губы.
— Это тот самый вопрос, который мы хотим с вами обсудить, — сказал Праудфут. — Какое отношение мисс Мюррей имеет к вашим трём убийствам.
— Она тут не при чём вообще! — воскликнул Борн. — Её же с нами даже не было! Вы сами знаете — вы её арестовали!
— Разумеется, — согласился Праудфут. — С вами её не было. Но ведь вы готовились, и долго.
— Она вообще не при чём! — повторил Борн. — Она не имеет к этому никакого отношения! Она вообще не с нами!
— Полноте, — возразил Праудфут. — Конечно же, имеет. Разве это не вы помогли ей достать оборотное зелье?
Гарри знал… нет — был почти уверен, что это лишь предположение, однако Праудфут произнёс это так уверенно, что даже он засомневался — может быть, тот что-то знает? И откуда он вообще знает про оборотное зелье? Не он же вёл дело Мюррей!
Гор, сообразил Гарри. Видимо, пока они там ждали, она рассказала всё, что знала по делу.
— И что? — спросил Борн с вызовом. — Это не запрещено! Я купил в аптеке.
— Вы знали, для чего оно ей нужно?
— В смысле «ей»? — спросил Борн и ухмыльнулся. — Ну вы прям как маленький, господин аврор. Сами, что ли, так не делали?
— Как «так»? — уточнил Праудфут, и Борн несколько натужно рассмеялся:
— Ну зачем может быть нужно оборотное парню и девчонке?
— И в кого вы превращались? — спросил Праудфут, пока Гарри молча рассматривал Борна. Он вспоминал Мюррей, и у него никак не складывалось. Не выходило у него представить, как она с Борном… Хотя почему бы нет? Они оба были взрослыми и молодыми — почему бы им не заниматься любовью? Но Мюррей… Гарри вспоминал её односложные ответы, её опущенные глаза, её заторможенность… нет, определённо, у него не получалось это всё представить.
Праудфуту было проще: он её не видел и не говорил с ней. Для него она была абстрактной двадцатидевятилетней женщиной, незамужней и свободной.
— Вам какая разница?! — возмутился Борн. — Это всё при чём тут?!
— Конкретно это — не при чём, — согласился Праудфут. — Вы ведь не всё зелье использовали?
— Слушайте, при чём тут оборотное? — возмутился Борн. — Это всё законно!
— Я пытаюсь разобраться в роли мисс Мюррей, — сказал Праудфут. — Она вам помогала в подготовке — это очевидно. Но…
— Да она вообще ничего не делала! — воскликнул Борн. — Оставьте вы её вообще в покое!
— Тогда расскажите нам, как вы готовились, — предложил Праудфут. — Подробно.
— Ничего я не скажу, — буркнул Борн, тут же замкнувшись. — Вы авроры — вы и думайте. Раз умные такие.
— Что тут думать-то? — пожал плечами Праудфут. — Пачка недопожирателей сидела и бухтела о том, как несправедливо всё сложилось и как они не должны были проиграть. И как бы отомстить и показать всем. Но всё не решались — а тут вы вернулись с мисс Пейдж. Умудрённые тюремным опытом.
Нет, что-то тут не складывалось, думал Гарри. Если б Праудфут был прав, они бы просто не успели: их было всего тринадцать, и им нужно было проследить за двадцатью двумя магглорождёнными школьниками. Однако сделать это они могли только когда те возвращались домой на летние каникулы — один раз. Но тринадцать человек не могут проследить за двадцатью двумя!
— Да не так всё было! — воскликнул Борн.
— И вы их возглавили, — продолжил Праудфут. — Нам, собственно, осталось найти тех, кто помогал вам, кроме мисс Мюррей — и всё. Найдём, — пообещал он. — Начнём, пожалуй, с мистера М-м-м… — протянул он, и Борн возмущённо вскинулся:
— Малфой тут вообще не причём! Эта крыса белобрысая всех предал! Ур-род! — он сжал кулаки и дёрнул приковывающую его к скобе цепь.
— Кто сказал «Малфой»? — удивился Праудфут.
— Вы сказали! — крикнул Борн.
— Я? — ещё больше удивился Праудфут. — Гарри, я сказал «Малфой»? — спросил он, поглядев на Гарри.
— Нет, — покачал тот головой. — Вы сказали «М-м».
— Сказал, — подтвердил Праудфут. — При чём здесь Малфой?
— А кто ещё? — Борн слегка растерялся. — Кто там ещё на «м»?
— Да, — кивнул Праудфут. — Кто там ещё на «м»? Такой… худой… черноволосый… черноглазый… менталист.
— Он же умер, — Борн немного побледнел. — Он же умер в мае!
— Да? — с искреннем удивлением спросил Праудфут и снова посмотрел на Гарри. — Он разве умер? В мае?
— Нет, — уверенно ответил Гарри. — Точно нет.
— Вот видите: он не умирал, — сказал Праудфут Борну. — И вот теперь мы его посадим. Потому что кто ещё мог вас организовать? Никто.
— Он тут не при чём, — помотал головой Борн. — Он же правда умер! Его не судили даже!
— В том-то и беда, что не судили, — проникновенно проговорил Праудфут. — Но теперь… но мы начнём, пожалуй, с очной ставки, — решил он. — Гарри… мистер Поттер, можно попросить вас привести его? Сейчас?
— Разумеется, — Гарри решительно поднялся.
Побледневший Борн смотрел на них обоих расширенными глазами, и когда Гарри встал, вздрогнул.
— Он тут вообще… — повторил он громко. — Да я… мы даже не знали, что он вообще жив! Вы что?!
— Так мы это сейчас выясним, — сказал Праудфут. — Позовём его, представим вас… расспросим. Всё равно вы не сотрудничаете — а он, если и не виноват, сам всё посмотрит. Там, — он выразительно постучал себя по лбу согнутым указательным пальцем, а затем им же указал на голову Борна. — Поможет следствию.
— Вы всё врёте, — уверенно заявил вдруг Борн. — Мальсибер умер, я точно знаю. И я вам уже сказал: Патриция тут вообще не при чём. Мы всё сами сделали.
— А вот кстати и с ней пусть тоже поработает, — спохватился Праудфут.
— Да оставьте вы её в покое! — крикнул Борн, снова дёрнув цепь. — Хватит, ясно? Она не при чём! Она вообще ничего не знала!
Гарри сел тихонько, стараясь не привлекать к себе внимания.
— Ну конечно, — саркастично усмехнулся Праудфут. — Именно поэтому убийства начались через пару недель после её ареста. Так обычно с ничего не знающими людьми и бывает.
— Это не поэтому, — буркнул Борн.
В этот момент дверь допросной приоткрылась, и заглянувший сказал — довольно громко:
— Всё, мы там закончили. Есть показания!
Он отлевитировал к Праудфуту папку, и тот поймал её и положил на стол перед собой.
— Кто?! — дёрнулся Борн, с яростью обернувшись, но дверь уже закрылась, и тогда он обратился уже к Праудфуту, сверля взглядом папку: — Кого он допрашивал?
— Да я не помню, — отмахнулся тот. — Какая разница? Кто-то из ваших товарищей уже признался, — слегка рассеянно проговорил Праудфут, открывая папку и пробегая взглядом лежащие в ней бумаги. — Можем, собственно… — пробормотал он, переворачивая лист. — А, вот как… Гарри, а ты чего ещё тут делаешь? — спохватился он, захлопывая папку. — Мальсибера кто приведёт? Тут вон…
— Да нет там никаких показаний на него! — крикнул Борн, не отрывая глаз от папки. — Его тут вообще не было, понятно! И Патриции не было! Я же сказал, это не поэтому всё было!
— А почему? — спросил Праудфут, кладя закрытую папку перед собой на стол, и Борн ответил:
— Да потому что вы уроды! Я вообще был против поначалу, ясно? Так что это вы всё виноваты!
— Мы?! — возмутился Праудфут. — Это с чего вдруг?
Бледное лицо Борна покраснело.
— Да потому что мы хотели пожениться! Да, её родители не согласились бы, но мы думали уехать — она только хотела закончить одно дело, вот и всё! А потом вы её посадили! Вы, уроды! — он снова дёрнул цепь. — Мы завтра должны были уехать — а вы посадили её!
— И вы решили отомстить? — спросил Праудфут, и Борн крикнул:
— Да! Да, я решил! Потому что кто-то должен это сделать — и я знал, как! Я шесть лет об этом думал — а эти так и не решились! Но когда я вышел, мы с Патрицией решили, что… и я решил… а вы! — задыхаясь, проговорил он.
— А как вы узнали об аресте мисс Мюррей? — спросил Праудфут.
— Узнал… вот, — если первое слово Борн почти выкрикнул, то второе произнёс намного тише. — Не ваше дело.
— В какой-то момент она пропала, — сказал Праудфут. — Вы стали, разумеется, её разыскивать. Кто вам сказал о её аресте?
— Не ваше дело, — снова буркнул Борн, и Праудфут вдруг взял папку и оглушительно хлопнул ей о стол. Борн подпрыгнул, да что там Борн — даже Гарри вздрогнул.
— Шестой час утра, — рявкнул Праудфут. — Мы всю ночь не спали, носились, задрав хвост, по всей Британии за вами, а вы тут выкобениваетесь. Поттер, в камеру его! — приказал он, вставая и с грохотом отодвигая стул. — На кой он нам сдался — пусть сидит! Пойдут с этой Мюррей организаторами — пусть этот Мальсибер с ними поработает, наверняка найдёт чего. Всё, отправляй его, — велел он и пошёл к двери.
— Да не трогайте вы её! — закричал Борн, приподнимаясь — цепь его не пустила, и он снова дёрнул за неё, недовольно сев обратно. — Оставьте Патрицию в покое!
— Тогда отвечай уже нормально! — снова рявкнул Праудфут, развернувшись к нему и в два шага оказавшись возле стола. Он навис над Борном и раздражённо швырнул папкой в Гарри — тот поймал её и, втянув голову в плечи, положил на стол. Кажется, его испуганный вид произвёл впечатление на Борна, и в его глазах наконец-то мелькнула неуверенность. — Ну? Как вы узнали о её аресте?
— Выследил родных, — буркнул Борн. — И подслушал. Думаете, они мне что-нибудь сказали бы?
— Как выследили жертв?
— С вокзала, — пожал Борн плечами. — Они же на каникулы приехали, а аппарировать не могут. Волшебники все аппарировали, а эти добирались по земле.
— Не сходится, — возразил Праудфут. — Вас на всех бы не хватило.
— А, — с пренебрежением ответил Борн. — Так мы к ним следилки прилепили. Они же встречались с другими летом — ну и набралось как раз. Мы думали, не хватит, но с семикурсниками как раз было.
— Так они же уже совершеннолетние, — Праудфут наконец сел. — Не подходит.
— Школьники же, — сказал Борн. — Мы решили, что нормально.
— Идея чья? Твоя?
— Ну… общая, — Борн поглядел на него исподлобья. — Меня же посадили сразу! Прямо в школе взяли. Наших мало осталось… ну, они всё время думали, что что-то надо сделать. Потому что…
Он замолчал.
— Потому что что? — раздражённо спросил Праудфут.
— Потому что это правда, — буркнул Борн. — А вы струсили.
— Что «это» правда? — Праудфут очень громко вздохнул.
— Магия, — Борн нахмурился. — И вы все знали же. А потом конечно… вам плевать. Вас не касается — и ладно.
— Понятней говори, — потребовал Праудфут. — С меня на сегодня загадок хватит.
— Ну, кража магии, — ответил Борн неохотно.
Гарри обалдело глянул на него, потом на Праудфута — тот сморгнул, и его брови медленно поползли вверх.
— Чего? — переспросил он. Медленно.
— Они её крадут! — зло сказал Борн. — И все всё знают — но вам всем плевать!
— Кто «они»? — спросил Праудфут, и хотя вопрос этот он задал абсолютно тем же тоном, что и предыдущие, Гарри видел, что теперь ему стало по-настоящему любопытно.
— Магглы, кто, — буркнул Борн. — Только не рассказывайте мне все эти сказки, что это враньё! Другим головы дурите, а мы тоже знаем, что это правда!
— И откуда же вы это знаете? — спросил Праудфут с насмешливым любопытством.
— Да мы видели, как это происходит! — воскликнул Борн. — Нам показывали!
— Что показывали? — уточнил Праудфут, и Борн нахмурился:
— Как они это делают. Как магию крадут. Мы видели.
— Это очень интересно, — посерьёзнел Праудфут. — Расскажите.
— А зачем? — раздражённо поинтересовался Борн. — Будто вы сами не знаете. Вам об этом год твердили! Знаете вы всё.
— Нам твердили в целом, — возразил серьёзно Праудфут. — Никто никогда не говорил о технологии.
— Да ну прям, — недоверчиво сказал Борн.
— Хотите — поклянусь, — ещё серьёзней сказал Праудфут.
Что ж, он ничем не рисковал: даже если в аврорате и распространяли подобную информацию при Тикнессе, Праудфута здесь тогда не было. Почему и не поклясться?
— Что, вам правда не говорили? — ещё недоверчивее спросил Борн.
— Ни полслова никогда не слышал, — заверил его Праудфут.
— Ну, — подумав, всё-таки решился Борн, — ладно. И вы мне поверите, если я скажу вам?
— Мы как минимум проверим ваши слова, — ответил Праудфут.
Абстрактное обещание. И точное: те или иные слова Борна они разумеется проверять будут.
Борн нервно оглянулся на дверь, словно бы боялся, что их подслушивают, потом наклонился к Праудфуту и вполголоса проговорил:
— Они кровь переливают. Магия в крови же — а они берут волшебника-ребёнка и переливают его кровь в маггла. И тот становится волшебником, а первый ребёнок умирает: нужно перелить всю кровь. До капли. Но главное, — он сглотнул и сжал губы, — так и со взрослым можно. Тоже. Нужно перелить всю кровь до капли — и маггл станет волшебником. Вот так.
Это было… странно и очень неожиданно. Гарри даже не стал пытаться скрыть своё изумление — в конце концов, Борн же рассчитывал их удивить, и у него это отлично вышло. Конечно, Гарри знал о переливании крови, но ему никогда в жизни не приходило в голову задать себе вопрос, как могут воспринять эту привычную уже для магглов процедуру волшебники. И что на самом деле будет, если перелить кровь волшебника магглу — и наоборот. Что будет, если перелить его кровь Дадли? До сих пор Гарри не задавался вопросом о том, где, собственно, в человеке находится магия, и версия с кровью показалась ему вполне логичной. Возможно, это и неправда, но в этом была логика.
— О, — сказал Праудфут.
— Они и здоровье так крадут, уже друг у друга, — снова заговорил Борн. — И разные таланты. Понимаете? Но это их дело, что они друг с другом делают, но они же убивают нас! Жду, пока у ребёнка выброс будет — чтобы точно знать, что он волшебник — и крадут его. И убивают, и забирают магию. Что, вы не знали?
— Нет, — Праудфут покачал головой. — И что, вы видели, как они это делают? Как переливают кровь?
— Да! — воскликнул Борн. — Да, мы видели! Нам показали. В их больнице. И мы потом проверили — они все рождаются в больницах! Понимаете, никто из магглорождённых дома не родился, вообще никто — все только в их больницах! И им там сразу заменяют кровь — и всё!
— То есть, — помолчав, медленно проговорил Праудфут, — вы решили сделать гибель волшебников бессмысленной? И уничтожить их волшебство окончательно? Я верно понимаю?
— Чего? — озадаченно переспросил Борн.
— Вы, по сути, их убили второй раз, — Праудфут сощурился и медленно покачал головой. — Так ведь получается?
— Чего? — повторил Борн.
— Кто вам это показал? — спросил Праудфут, и Борн растерянно ответил:
— Мадам Кэрроу…
— Алекто Кэрроу? — уточнил Праудфут, и Борн кивнул.
— Что именно она вам показала?
— Как кровь переливают, — Борн почему-то сглотнул. — В маггловской больнице. Они её в пакеты собирают! А потом через трубку льют, — его передёрнуло. — На ней даже пишут, какой там талант или ещё что! Прямо на пакетах! Я сам видел эти надписи!
— Да? И что там пишут?
— Плюсы, минусы… А, В… я же не знаю их шифры! А магглы разбираются. Вы просто не видели — но сходите! Сходите сами в их больницы!
— Так какая связь между арестом мисс Мюррей и тем, что вы решили начать мстить? — спросил вдруг Праудфут, и Борн ответил — может быть, от неожиданности:
— Да потому что мы хотели с ней уехать подальше от всех магглов. Туда, где они ничего у наших детей украсть не смогут. И родить их. И я… когда вы её арестовали, — он судорожно вздохнул, — я понял, что нам нужно действовать. Не ждать — чего мы ждём? Мы же выследили всех, но всё никак решиться не могли. Ну и я тянул… а чего тянул? — он нахмурился.
— А где вы цыплят брали? — спросил Праудфут, и Борн сморгнул:
— Цыплят? А… на ярмарках у магглов покупали. Смешно, да? — спросил он. — Маггловские цыплята для убитых магглов! — он хихикнул.
— В Азкабане, — сказал Праудфут, — обычным узникам разрешены прогулки.
— А я знаю, — заявил Борн. — Я там был. Шесть лет! Так что скоро мы с Патрицией встретимся.
— Обычным, — повторил Праудфут. — Но не тем, кто осуждён пожизненно. Вам прогулки не положены. Так что вряд ли, — он поднялся. — Допрос окончен восемнадцатого августа в пять часов пятьдесят три минуты. Встать, — велел он, кладя Прытко Пишущее перо на стол и указав на Борна палочкой. — Силенцио. Наговорились уже, — он отстегнул наручники от скобы и повёл Борна в камеру.
Когда Борн был заперт в камере, Праудфут обтёр платком лоб, затем лицо и пробормотал:
— Чокнутые. Но оригинально. Я такую версию ещё не слышал.
— Вообще, магглы правда кровь переливают, — сказал Гарри.
— Да, я слышал, — кивнул Праудфут. — Только не говори мне, что они так магию крадут, — предупредил он.
Они неторопливо шли по коридору к отделу мимо камер с задержанными. Гарри их разглядывал — обычные… Они всегда обычные, думал он. Ещё ни разу Гарри не довелось увидеть здесь кого-то, при одном взгляде на которого он мог бы с уверенностью сказать, что тот преступник. Сейчас за решётками Гарри видел обычных молодых женщин и парней — возможно, он даже встречал их на Диагон-элле или ещё где-нибудь.
— Я не говорю, — возразил он и признался: — Хотя я задумался: что будет, если магглу перелить кровь волшебника?
— Сомневаюсь я, что что-нибудь изменится, — ответил Праудфут. — Хотя не знаю… если тебе очень любопытно — спроси какого-нибудь целителя. Главное — не подкидывай идею Серым, — засмеялся он и хлопнул Гарри по плечу. — А то с них станется. Что скажешь в целом?
— Они всё равно бы стали убивать, — ответил Гарри. — Не сейчас, так позже. Может, вообще убили бы всех разом, за одну ночь. Слушайте, они же правда в это верят! — он повернулся к Праудфуту. — На самом деле!
— Верят, — согласился тот. — Люди во что только ни верят… сам со временем узнаешь. Вообще, конечно, наша недоработка, — он кисло скривился. — Надо было нам после войны работать с ними… хоть поговорить нормально, что ли. Но не до того было, а потом забылось.
Они вошли в пустой сейчас отдел, и Праудфут достал из стола плоский кусок гранита и медную турку, насыпал туда кофе, налил воды из палочки, и начал подогревать воду, одновременно извлекая из ящика две чашки.
— А что остальные? — спросил Гарри. — Мы арестовали восьмерых, а их тринадцать.
— Задержали пока тоже, — Праудфут зевнул. — Завтра… в смысле, днём сегодня разберёмся. Или вечером. Может быть, они и не при чём — тогда отпустим, но пусть лучше посидят пока. Цыплят, по крайней мере, с ними не нашли. Шесть утра, — он зевнул. — Сейчас пьём кофе — и идём домой. Часа три спим — и возвращаемся. Нас ждёт арест артефактора… и я надеюсь, что мы не разнесём пол Эдинбурга. Жалко будет.
— Мне кажется, вы преувеличиваете, — Гарри подавил зевок.
— Ты же эту штуку видел, — упрекнул его Праудфут. — Насколько опасен тот, кто это придумал? И создал.
— А если это не он? — тихо спросил Гарри.
— Тогда нас засыплет жалобами, — усмехнулся Праудфут. — И Дольфа погребёт под ними.
— Интонации — это же… ну… — Гарри неопределённо повёл рукой. — Это даже не голос!
— Ты так говоришь, — назидательно проговорил Праудфут, — потому что не знаешь ты библиофилов. Никогда не сталкивался.
Над туркой поднялась тёмная пенистая шапка, и Праудфут тут же убрал палочку и разлил дымящийся кофе по чашкам и отлевитировал одну из них Гарри.
— А что библиофилы? — с любопытством спросил тот.
— О-о-о, — протянул Праудфут. Он откинулся на спинку своего кресла и с выражением блаженства на лице сделал глоток. — М-м-м-м. Да, библиофилы… библиофилы, Гарри, это такая особая порода… Хороших торговцев книгами и рукописями мало. И библиофилы их ценят… м-м-м… — он сделал второй глоток, и Гарри последовал его примеру. Кофе был великолепен, — на вес бриллиантов. Я уж не знаю, почему Эйвери решил его сдать — возможно, потому что путь в Британию ему уже заказан — но я очень удивлюсь, если выяснится, что он ошибся. Это как… нет, я не могу ни с чем сравнить, — покачал он головой. — Ты, Гарри, не фанатик и не коллекционер. Ты просто не поймёшь. Ты же не коллекционер? — уточнил он, и Гарри улыбнулся:
— Нет.
— Значит, не поймёшь, — Праудфут допил свой кофе. — Нет, я склонен ему верить… контракт, опять же. Он не стал бы лгать.
— Он мог ошибиться, — возразил Гарри.
— Ну, посмотрим, — Праудфут очистил свою чашку и сунул её в ящик. — Всё. Идём сейчас же спать. Ты в задержании участвовать не будешь.
— Почему?! — возмутился Гарри, и Праудфут ухмыльнулся:
— Это к Роберту. Ну, кто-то должен быть в отделе. Опять же, тобой рисковать нельзя, — добавил он шутливо, и Гарри показательно насупился:
— Я так никогда не научусь!
— А ты нам нужен не обязательно обученный, — назидательно проговорил Праудфут. — Ты нам живой нужен. Ты же символ. Вот, живи. — Гарри выразительно зарычал, и Праудфут его утешил: — Да ты не переживай, — он вставая. — Мы тебе потом расскажем всё. И даже разберём всю операцию. Идём спать.
Сам сон Гарри не запомнил: ему показалось, что, добравшись до дома, он просто разделся, лёг закрыл глаза — и тут же запищал будильник. Джинни дома не было: они с Джеймсом были в Норе, где, Гарри подозревал, его жена уже начинала потихонечку работать, вручая сына маме. Гарри совсем не возражал — в конце концов, вечерами они обычно виделись, а что толку Джинни тут сидеть одной целыми днями?
Гарри с трудом разлепил глаза и заставил себя сесть. Душ его взбодрил, но ненадолго: уже за завтраком Гарри снова начал засыпать. Впрочем, сказал он себе, раз его всё равно с собой на задержание не берут, он вполне сможет подремать в отделе. Если срочных дел не будет.
Он почти не опоздал: операция по задержанию Генри Уилсмита ещё не началась, хотя все задействованные уже собрались у главного аврора. Секретарь отправил Гарри в отдел, предупредив, что все ужасно заняты, и что если у него нет срочных дел, к главному аврору сейчас лучше не соваться, и тот с чистой совестью отправился исполнять это распоряжение. Зевая, Гарри вошёл в отдел и, устроившись в своём кресле поудобнее, задремал.
— Здравствуйте! — раздался очень громкий женский голос, и Гарри, вздрогнув, торопливо открыл глаза и увидел стоящую в дверях женщину лет тридцати или, возможно, сорока. На ней было тёмно-голубое шёлковое платье абсолютно безупречного покроя, шёлковые же — похоже — туфли, а её чёрные волосы были уложены в идеальные волны. На красивом и очень ухоженном лице отражалось смесь озабоченности, нетерпения и недовольства. — Я могу оставить заявление?
— Разумеется, — Гарри даже поднялся ей навстречу. — Гарри Поттер, младший аврор. Прошу вас, — он достал из ящика стола стул, увеличил его и поставил возле своего стола. — Что у вас случилось? И как к вам обращаться?
— Вивиан Кэппер, — представилась она, подходя ближе. — Я нашла в своей кладовой труп — к кому мне с этим обратиться?
— Можно ко мне, — вежливо предложил Гарри, доставая пергамент и Прытко пишущее перо. — Прошу вас, мэм, присядьте и всё расскажите поподробнее. Восемнадцатое августа, — открыл он протокол, пока она садилась, — две тысячи четвёртого года, девять часов сорок пять минут. Опрос заявительницы Вивиан Кэппер. Мадам Кэппер, расскажите, что произошло?
— Как я уже сказала, — ответила она, — я нашла в своей кладовой труп. Вот только что. И сразу пошла к вам. Можете его забрать?
— Чей труп? — уточнил Гарри.
— Я с ней незнакома, — пожала Кэппер плечами. — Никогда прежде её не видела. Совершенно незнакомый труп, — она чуть развела руками.
Выглядела Кэппер недовольной и немного озадаченной, но ни капли не расстроенной — на первый взгляд казалось, что она и в самом деле ничего про свою находку не знает.
— Это женский труп?
— И довольно пожилой, — подтвердила Кэппер. — Слушайте, вы можете пойти и посмотреть сами — и забрать её! Пожалуйста, — она посмотрела на свою ладонь, на которой из воздуха материализовались золотые часы, — вы не могли бы поторопиться?
— Вы спешите? — спросил Гарри с некоторым удивлением, и она кивнула:
— Видите ли, у моего супруга сегодня юбилей, — она развеяла часы и положила руку на колено. — Мы с эльфами начали украшать дом, я открыла кладовую — а там это. Гости будут к восьми вечера, но нам ещё очень много нужно сделать.
Пожалуй, решил Гарри, она и вправду ничего больше не знает. Ну, или блестящая актриса. И, скорее всего, видит умершую в первый раз — всё-таки обычно смерть знакомых вызывает большие эмоции.
— Да, пойдёмте, — Гарри встал и указал палочкой на шкаф. Тот открылся, Гарри выдвинул один из ящиков и приманил к себе колдокамеру — на всякий случай. Не то чтобы это было обязательно, но в последнее время они старались ею пользоваться в похожих случаях. — Опрос закончен в девять часов сорок восемь минут. — Одну секунду, мэм.
Кэппер тоже поднялась, и нетерпеливо смотрела на Гарри, пока он писал записки: одну — Сэвиджу, и вторую — на дверь.
— Ваш адрес, мэм, и камин для пароля, — попросил он. — Эксперты должны изучить место преступления.
— Так берите их с собой, — сказала она нетерпеливо, но он возразил:
— Я их сейчас вызову, они придут чуть позже. Иначе вам придётся ждать — вы же торопитесь?
Она вздохнула, но адрес назвала — в лесу недалеко от Биминстера. Что ж, по крайней мере, магглов вокруг не было…
Служебный запрос экспертам Гарри составил на розовом — срочном — бланке и, сложив из него самолётик, запустил его в полёт. Если у них там нет аврала, через полчаса-час они будут на месте. Быстрее всё равно не выйдет.
Наконец, Гарри закончил. Они с Кэппер вышли из министерства вместе, она взяла Гарри за предплечье и аппарировала вместе с ним. Они оказались на зелёной — несмотря на стоящую жару — лужайке, окружённой кустами кремовых и жёлтых роз. Воздух был наполнен их ароматом, и яркое солнце освещало большой четырёхэтажный особняк с башенками, сложенный из светло-серого камня. Гарри огляделся — за лужайкой перед домом располагался большой розовый сад, в котором была явно не одна сотня кустов. Над кустами вились пчёлы — их было очень много, и Гарри решил, что здесь где-то стоят ульи. Интересно, какой мёд получается из роз?
Они поднялись по шести мраморных ступеням, полукругом ведущим к двери, Кэппер коснулась палочкой двери и, открыв её, пропустила Гарри вперёд, впуская его в огромный просторный холл.
Гарри огляделся.
Мраморные плиты пола в холле были отполированы миллионами шагов. Впереди виднелась мраморная же лестница, расходящаяся на высоте футов десяти на два рукава, мягкими полукружьями поднимающимися ко второму этажу. В холл выходили три двери: две справа и всего одна слева, но Кэппер не открыла ни одну из них, а повела Гарри вперёд, за лестницу. Там обнаружилось ещё четыре двери, Кэппер распахнула одну из них, и Гарри увидел лежащий на самом пороге труп пожилой женщины. На ней было зелёное в жёлтую и голубую полоску платье без рукавов и кожаные зелёные же туфли с перемычкой. Женщине на вид было лет восемьдесят, и её короткие, но весьма густые волосы были почти седыми. Украшений на ней не было, однако уши, обратил внимание Гарри, были проколоты. Выглядела она, если можно так сказать о трупе, весьма неплохо: казалось, она только умерла, во всяком случае, Гарри не увидел никаких следов разложения.
Он присел на корточки и, достав палочку, принялся было за изучение тела, когда Кэппер нетерпеливо проговорила:
— Господин Поттер, вы бы не могли её забрать? И потом изучайте, сколько вам захочется. Я вам говорила, у меня сейчас очень мало времени.
— Всё равно экспертов ждать, — ответил он. — А вы не можете пока заняться остальным домом?
— Разумеется, могу, — она посмотрела на него с некоторым осуждение. — Но ведь это кладовка — мне нужно сюда войти и всё забрать!
— Что именно? — уточнил Гарри, готовясь её сильно разочаровать.
— Тряпки, — она произнесла это с каким-то укором. — Вёдра, швабры… моющие средства… О Нимуэ, это кла-дов-ка! — произнесла она по слогам. — Там хранятся средства для уборки, понимаете?
— Вам придётся подождать с уборкой, — Гарри постарался вложить в свой голос как можно больше сожаления, — пока мы с экспертами не осмотрим дом. Я надеюсь, они здесь появятся в течении часа. А пока позвольте мне осмотреть тело.
Гарри приготовился к скандалу, но Кэппер лишь вздохнула тяжело и проговорила:
— Ну я так и знала. Осматривайте, ладно… я вам тут нужна?
— Мне нужно, чтобы вы всё осмотрели здесь, но ничего не трогали, — ответил Гарри, — и сказали, не пропало ли чего. Только ничего не трогайте, пожалуйста.
— Хорошо, — не стала она спорить. — Только уберите… это, — она кивнула на труп и поморщилась. — Куда-нибудь, пожалуйста.
— Давайте, я вас лучше левитирую через неё, — предложил Гарри: тело лежало у самого порога, и свободного места за ним было предостаточно. — Посмотрите повнимательнее.
Кэппер вздохнула и закрыла глаза на целых две секунды.
— Хорошо, — решила она. — Я верно понимаю, что пока что мы здесь делать ничего не можем? В доме?
— Верно, — согласился Гарри.
— Вы даже не представляете, насколько это ужасно, — проговорила она с глубоким вздохом.
— Я правда сожалею, — заверил её Гарри. — Я понимаю: юбилей — это очень важно. Но…
— Да я сразу поняла, когда её увидела сегодня, что всё пойдёт наперекосяк, — махнула рукой Кэппер. — Когда, вы полагаете, вы сможете закончить?
— Я не могу сказать, — ответил он. — Попробуем к обеду.
— О Нимуэ, — пробормотала Кэппер. — Ладно. Так. Тогда придётся праздновать в саду, — сказала она решительно. — Сад ведь вам не нужен?
— Нет, — подумав, решил Гарри.
— Хорошо, — она опять вздохнула. — Но вы постарайтесь всё же побыстрее. И давайте, я там осмотрюсь… да я сама, — она нервно сжала руки, но мужественно перешагнула через ноги трупа и вошла в кладовку. Постояла, внимательно разглядывая содержимое открытых полок, заполненных бутылками и стопками чего-то вроде тряпок или полотенец, повернулась, потом снова повернулась и сказала: — Мне кажется, всё на месте… но я не поручусь. Лучше позвать Марси.
— Ваш эльф? — уточнил Гарри.
— Эльфийка, — Кэппер кивнула. — Можно я уже отсюда выйду?
— Разумеется, — Гарри протянул ей руку, помогая снова переступать через ноги трупа. — Кто ещё о ней знает? — спросил он, указывая на тело.
— Никто, — Кэппер вздохнула. — Но теперь придётся рассказать, — она опять вздохнула и прижала пальцы к щекам. А затем трижды быстро хлопнула в ладоши и позвала: — Марси!
Раздался хлопок, и рядом с Гарри и Кэппер возникла эльфийка в голубой наволочке в цветочек.
— Хозяйка Вивиан звала Марси? — спросила она.
— Да. Посмотри, что здесь…
«Пропало» она договорить не успела: взгляд эльфийки упал на труп, она охнула и вдруг заголосила, упав на колени:
— Хозяйка Марион!
Гарри увидел, как расширились от изумления глаза Кэппер. Прошло, наверное, секунд пять, пока она пришла в себя — за это время рыдающая эльфийка успела доползти на коленях до ног трупа и обнять их.
— Ты её знаешь? — спросила опомнившаяся Кэппер. — Марси! — строго прикрикнула она. — Отвечай немедленно!
Это помогло: по крайней мере, эльфийка подняла голову и, рыдая и всхлипывая, пробормотала:
— Да, хозяйка.
— Кто она такая? — всё с той же строгостью спросила Кэппер. — Отвечай!
Не было похоже, чтобы она злилась: скорее, строгий тон должен был помочь эльфийке собраться. И это получилось: хотя рыдать та не перестала, но ответ дала, правда, совершенно бесполезный:
— Хозяйка Марион.
— Поподробнее, — приказала Кэппер. — Кто такая хозяйка Марион?
— Моя старая хозяйка Марион, — проплакала эльфийка.
Кэппер с Гарри переглянулись, и прежде, чем он успел задать вопрос, она наклонилась, взяла эльфийку за подбородок и спросила:
— Марси. Кто такая Марион? Чья она жена?
— Хозяина Элайджи, — всхлипывая, проговорила та.
— Элайджи? — удивлённо переспросила Кэппер, выпуская эльфийку, тут же вновь припавшую к ногам умершей, и вновь посмотрела на Гарри. — Если я не ошибаюсь, это жена дедушки моего супруга… но она же умерла давным-давно.
— Ваш муж дома? — спросил Гарри, и она качнула головой:
— Нет, он ещё утром по делам ушёл. Но вернётся к ланчу… или можно написать ему, — предложила Кэппер без особенной уверенности.
Эльфийка продолжала горько плакать, обнимая ноги трупа, но, по крайней мере, делала это теперь тихо.
— Вы не знаете, где он?
— Нет, — она снова покачала головой. — Он ведь не работает в кабинете.
— А где? — спросил Гарри с полуулыбкой: в конце концов, похоже, Кеппер погибшую действительно не знала и скорби не испытывала. Во всяком случае, не больше, чем от известия от смерти кого-то ей чужого — если она верно поняла, то это была бабушка её супруга, даже не родственница ей.
— Он же лётчик, — улыбнулась Кэппер, и Гарри округлил глаза:
— Простите? В каком смысле?
— Он бывший гонщик. Теперь тренер, — объяснила она, и Гарри посмеялся про себя своей неожиданной ассоциации. Забавно было бы, если бы Кэппер и вправду оказался лётчиком. Обычным, маггловским. — Всё официально, — добавила она. — У Пола есть лицензия первой категории и всё такое. У них сегодня тренировка — они летают… где-то. Я не знаю, где. Но к ланчу он вернётся.
— Когда у вас ланч?
— В час, — ответила она. — Мы встаём поздно.
— А что вы сами знаете про его дедушку и бабушку?
— Да ничего, — она слегка пожала плечами. — Его дед уехал из дома ещё до рождения Пола — они даже не знакомы, и я тоже, разумеется. Я даже не знала до этого момента, как звали его жену.
— У вас нет портретов? — удивился Гарри, и она покачала головой:
— Вообще есть, конечно, но конкретно портретов дедушки и бабушки Пола нет — не знаю, почему. Честно говоря, мне никогда не приходило в голову спросить…
— А свёкры ваши живы?
— Ну конечно, — она даже чуть-чуть вздрогнула. — Что вы, с ними всё прекрасно — только их сейчас здесь нет, они только к торжеству прибудут. Мы надеемся, — она улыбнулась.
— Надеетесь? — переспросил Гарри, и она кивнула:
— Они живут в Испании. Им климат наш не нравится. У них дом на берегу Средиземного моря — его в окна видно. Изумительное место. Здесь они бывают всего несколько раз в год… Но вообще с ними ведь связаться можно! — сообразила она.
— Сова пока долетит, — вздохнул Гарри, — они уже вернутся.
— У нас есть портал, — оживлённо проговорила Кэппер. — Мы же родственники — портал постоянный. Официальный, — она улыбнулась. — Принести?
— Чуть позже, — с большим сожалением отказался Гарри. Как младший аврор, он не имел права без разрешения главы отдела или главного аврора использовать чужие международные порталы. Вот если бы он был просто аврором… Разрешение ему дадут, конечно, в этом не было сомнений, но сейчас и Сэвидж, и сам Робардс были заняты на операции задержания артефактора, так что Кэппер вновь не повезло.
Хотя, может, Робардс у себя? Ну неужели же он сам туда пошёл? Дело очень важное, конечно, но ведь это всего один артефактор…
— Марси, — Кэппер присела на корточки и вновь взяла эльфийку за подбородок. — Что ты о ней знаешь? О хозяйке Марион. Когда она… пропала, вероятно?
— Давно, — всхлипывая, ответила эльфийка. — Очень давно.
— За сколько лет до рождения Пола? — спросила Кэппер, и Гарри отметил, что она умеет задавать вопросы.
— За много, — эльфийка опустила уши. — Хозяин Амос только закончил школу.
— Прямо только что? — уточнила Кэппер. — Хозяйка Марион пропала в тот же самый год?
— Он даже домой не вернулся, — эльфийка вновь заплакала. — Она так его ждала… Он так расстроился…
— Что его отец ему сказал? — продолжала расспрашивать эльфийку Кэппер, и Гарри подумал, что из неё бы мог выйти хороший аврор. Сам он не вмешивался: эльфы обычно куда охотнее общаются с хозяевами, особенно при нормальных отношениях. Здесь всё было, если Гарри не ошибся, хорошо, и он просто позволил Кэппер делать его работу. — Про мать?
— О-о-о! — воскликнула эльфийка — и снова разрыдалась.
Кэппер вздохнула и посмотрела на Гарри снизу вверх. Он ей кивнул и даже показал большой палец, она улыбнулась и погладила эльфийку по плечу.
— Марси, это очень важно, — проговорила она мягко. — Мне очень нужно это знать. Что сказал хозяин Элайджа хозяину Амосу о хозяйке Марион?
— Что она… уехала… — выдавила из себя эльфийка.
— Куда? — спросила Кэппер. — И почему?
— О-о-о-о, — снова зарыдала эльфийка.
— Мне кажется, торжество всё равно испорчено, — сказала Кэппер, вставая. — Вы знаете, мне нужно прямо сейчас сообщить об этом свёкрам — я полагаю, они должны знать. И нам нужно решить, как быть с юбилеем. Вы позволите? — попросила она. — Я думаю, они захотят вернуться, и вы поговорите с ними. Вы меня отпустите?
Задерживать её у Гарри причин не было. И если она действительно может привести тех, кто что-то знает о покойной, почему бы этим не воспользоваться? С другой стороны, Гарри следовало пойти с ней, конечно — потому что Кэппер могла лгать.
— Я должен попросить вас дождаться экспертов, — решил он. — И меня — пойду потороплю их. А вы никуда, пожалуйста, пока не уходите, и здесь ничего не трогайте.
— Разумеется, — согласилась Кэппер. — Делайте всё, что нужно.
— Закройте пока кладовку, — попросил он. — Я вернусь, и мы разберёмся с телом, но пока…
— Конечно, — Кэппер понимающе кивнула и похлопала плачущую эльфийку по плечу, вставая:
— Марси, отойди, — приказала она, и, поскольку та не среагировала, повторила строго: — Марси! Отойди немедленно!
Вопреки прозвучавшей в голосе жёсткости, лицо Кэппер выражало сострадание. Эльфийка, всхлипывая и шепча что-то вроде: «Бедная моя дорогая хозяйка», отползла, и Кэппер аккуратно закрыла дверь кладовой, чуть подвинув ею тело. Гарри тут же эту дверь и опечатал, а потом спросил:
— Я тут осмотрюсь вокруг? — спросил он, и Кэппер кивнула.
Гарри улыбнулся ей, кивнул — и вышел из дома. Ему было неловко делать это, но он просто должен был — и Гарри, мысленно извинившись, спустился с крыльца, отошёл чуть в сторону, так, чтобы его не было видно в открытую дверь, и закрыл дом антиаппарационным и антипортальным куполом. А затем аппарировал к министерству, надеясь, что Робардс у себя, а эксперты ещё никуда не собрались.
Гарри очень, очень надеялся, что Робардс будет на месте, и когда его секретарь сказал:
— Туда нельзя, он очень занят, — радостно возразил:
— Но это очень срочно! У нас труп, и мне нужно…
Секретарь закатил глаза и, указав Гарри на стул возле стены, вышел из-за своего стола и, постучав, вошёл в кабинет к Робардсу. Потом вышел и махнул Гарри рукой:
— Входите. Но поторопитесь, — уже шепнул он, и Гарри, благодарно кивнув, в кабинет почти вбежал.
Робардс встретил его весьма нетерпеливым:
— Кого там опять убили?
— Я не уверен, что убили, но нашли труп Марион Кэппер. В кладовке.
— Кэппер… был такой гонщик, — вспомнил Робардс. Его стол был завален бумагами, некоторые из которых имели красный гриф «срочно» и «секретно». — Марион ему кто?
— Бабка, видимо. Сэр, её…
— Доложи, но быстро, — велел Робардс. Выслушав Гарри, он почесал макушку: — Бери экспертов — пусть начнут работать, а сам отправляйся с этой Кэппер к свёкрам. Как неудачно, что сейчас нет никого из ваших.
— Понял, сэр, — весело ответил Гарри.
— Зайди к экспертам, скажи, я просил отправить с тобой кого-нибудь прямо сейчас, — распорядился Робардс и махнул рукой: — Иди уже. Не до тебя.
От Робардса Гарри побежал к экспертам и в дверях столкнулся с Платт. По случаю жары на ней было широкое оранжевое в чёрных и зелёных завитках платье с коротким рукавом, а тёмные с сединой волосы были собраны на затылке в пучок.
— Извини, что припозднилась, — она показала Гарри свой легендарный саквояж из потёртой тёмно-зелёной кожи. — Пока собралась…
— Вы одна? — спросил Гарри, и Платт улыбнулась:
— Тебе мало?
— Тогда нужно взять кого-нибудь из ДМП, — качая головой, ответил Гарри. — Я вас там одну оставить не могу, а мне нужно быть в другом месте.
— Ну идём, возьмём, — согласилась Платт покладисто. — Что там такое хоть?
— Нашли в кладовке труп, — сказал Гарри. — Внезапный. Но, похоже, старый, хотя выглядит как свежий.
— Случается, — кивнула Платт. — Идём, посмотрим.
В ДМП Гарри вытребовал двух сопровождающих — на всякий случай. Кто знает, какие там ещё сюрпризы могут быть, и что, к примеру, сделает несчастная эльфийка, когда тело её хозяйки начнут изучать. Аппарировать вчетвером было не так просто, так что когда они оказались перед домом, Гарри пришлось пару секунд постоять, унимая головокружение. Затем он убрал поставленный им антиаппарационный и антипортальный купол, поднялся вместе с остальными по ступеням и постучал.
Дверь открылась сразу. Кэппер, впуская их, сказала:
— Не представляю, что с ней делать, — она указала на рыдающую у двери эльфийку. — Марси вообще эмоциональная, но такой я её никогда не видела.
— Попробуйте какое-нибудь успокоительное зелье в половинной дозировке, — предложила Платт, и Кэппер озадаченно нахмурилась:
— У нас нет такого… потом зайду в аптеку, но пока не представляю, что можно сделать прямо сейчас. Подскажете, какое лучше?
— У вас нет успокоительных? — с интересом переспросила Платт, и Кэппер развела руками:
— Нет… зачем нам? Никогда ничем таким не пользовались.
— У вас дети есть? — весело поинтересовалась Платт, оглядываясь.
— Взрослые уже, — ответила Кэппер.
— А где они? — спросил Гарри.
— Саймон где-то в Австрии, в горах, с друзьями — но вернётся к вечеру, конечно, — сказала Кэппер, — Стефан в Аргентине, но тоже обещал вернуться, а Саломея у свёкров.
— Вы с тремя детьми и ничего не знаете об успокоительных? — шутливо удивилась Платт. — Вы истинная ведьма!
— Мне было двадцать, когда они родились, — улыбнулась Кэппер. — Это было даже весело.
— У вас тройняшки?! — восхитилась Платт, и Кэппер рассмеялась и кивнула:
— Да, очень удобно получилось. Раз — и всё. Хотя учителей, конечно, жалко было.
Они все рассмеялись, и Гарри спросил:
— А где они учились?
— Рейвенкло, — она раскинула руки и помахала ими, словно крыльями. — Это семейное — мы все оттуда. Я, честно говоря, боялась, отправляя их в школу, что они разнесут башню, но обошлось… Но давайте к делу, — попросила она, ведя их к кладовке, возле которой рыдала эльфийка. — Простите, что я тороплю вас, но у мужа юбилей сегодня… хотя празднования, видимо, не будет. Я ему сову отправила, — сказала она Гарри, — ничего?
— Конечно, — заверил её Гарри.
— Сколько же ему? — спросила Платт.
Они подошли к кладовке, и Гарри снял чары с двери. Кэппер просто наклонилась и оттащила эльфийку в сторону, позволяя ему открыть дверь.
— Сорок пять, — ответила Кэппер. — Это не совсем, конечно, юбилей, но мы не праздновали сорок — Пол тогда сильно разбился и только выздоравливал, какой там праздник. Решили возместить сейчас, но, кажется, не вышло… — она вздохнула.
— Прошу прощения, мэм, — сказал Гарри, — а сколько лет вам?
— Сорок три, — ответила она легко. — Так как мы со свёкрами поступим: мне позвать их? Или вы со мной?
— Я с вами, — сказал Гарри.
Конечно, пользоваться незнакомым портключом было рискованно, но Гарри сейчас не видел в этом опасности: слишком многие уже об этом знали, да и странный был бы способ навредить ему.
— Тогда я сейчас принесу портал, — предложила она, — а вы, — обратилась она к Платт, наколдовавшей себе маленькую скамеечку и усевшуюся на неё рядом с телом, — работайте, и если будет что-то нужно, позовите Сматти… я вас познакомлю, — она хлопнула в ладоши трижды и позвала: — Сматти!
Хлопок — и рядом с ними появился довольно крупный эльф в серо-голубой наволочке безо всякого рисунка.
— Сделаешь, что она скажет, — велела Кэппер, указав на Платт. — И позаботься о Марси — она очень расстроена, её нужно утешить. Кстати, — она сделала было шаг к холлу, но остановилась и снова повернулась к Сматти, — скажи, ты знал хозяйку Марион?
— Сматти знал хозяйку Марион, — ответил эльф, внимательно глядя на Кэппер своими большими круглыми глазами.
— Расскажи ему, что знаешь, — велела она, указав на Гарри.
— Лучше вы, — негромко предложил тот. — Эльфы лучше отвечают своим хозяевам. А у вас здорово выходит.
— У меня тройняшки. Опыт, — улыбнулась Кэппер и предложила: — Может быть, пойдём в гостиную? Не будем им мешать?
Гостиная была уже украшена к празднику гирляндами кремовых роз. Это была большая солнечная комната с четырьмя высокими окнами, уютная и изысканная, обставленная обитой болотно-зелёным и коричневым бархатом мебелью. Больше всего Гарри поразил покрывающий большую часть пола шёлковый ковёр, огромный и похожий на цветочную поляну. Цветы и листья были вытканы настолько искусно, что казались нарисованными и почти живыми.
— Пожалуйста, садитесь, — предложила Кэппер, опускаясь в одно из кресел возле дальнего окна. — Лимонад?
— Мы же торопимся? — улыбнулся Гарри, садясь в соседнее, и она махнула рукой:
— По-моему, уже не очень. Вряд ли две минуты решат что-то.
Она палочкой подманила большой прозрачный кувшин, наполненный розоватой жидкостью и кубиками льда, и два стакана. Разлила лимонад, протянула один стакан Гарри и, оставив себе второй, вернула кувшин на место. Затем подозвала остановившегося поодаль эльфа, отлевитировала поближе невысокую мягкую скамеечку и указала ему на неё:
— Садись.
Гарри сделал глоток. Грейпфрут с мятой, да ещё со льдом — кажется, придумать что-то лучше было просто невозможно! Он отсалютовал Кэппер стаканом:
— Это восхитительно!
— Спасибо, — она улыбнулась, но как-то невесело. — Не представляю, что делать с уже готовым угощением… о чём я думаю, — перебила она себя. — Сматти, расскажи господину Поттеру всё, что знаешь об исчезновении хозяйки Марион. Как она пропала?
— Сматти не знает, — сидящий на скамеечке эльф расстроенно сморщился и дёрнул себя за ухо. — Хозяйка просто ушла.
— Расскажи про этот день с самого начала, — попросила Кэппер. — Хозяин и хозяйка проснулись… что было потом?
— Хозяйка Марион проснулась раньше, — ответил Сматти. — Она всегда вставала раньше, чем хозяин Элайджа. Потом они позавтракали, но Сматти этого не видел. Он убирал дом к приезду хозяина Амоса.
— Он должен был вернуться из школы, верно? — спросила Кэппер. — Прямо в этот день?
— Хозяйка Марион очень ждала хозяина Амоса, — ответил эльф. — Марси готовила его любимую еду, а я убирал дом.
— А потом? — нетерпеливо спросила Кэппер. — Они не ссорились?
Эльф вдруг опустил глаза и с силой дёрнул себя за ухо.
— Подождите, — остановил Гарри открывшую было рот Кэппер. — Можно, я спрошу?
— Конечно, — она сделала приглашающий жест. — Сматти, ответь на все вопросы господина Поттера.
Эльф кивнул, настороженно и хмуро поглядев на Гарри.
— Хозяин Элайджа запретил тебе рассказывать об этом? — спросил тот.
Эльф нахмурился ещё сильнее и с силой хлопнул себя по лбу ладонью.
— Сматти плохой эльф! — воскликнул он. — Он очень плохой эльф! Он не может выполнить приказ хозяйки Вивиан!
— Перестань, — поморщилась Кэппер и вопросительно взглянула на Гарри.
— Что сказал тебе хозяин Элайджа про хозяйку Марион? — спросил тот.
Эльф снова хлопнул себя по лбу и начал раскачиваться на своей скамеечке.
— Он не скажет, — Гарри покачал головой. — Ему запретили, и он не может нарушить этот запрет. Я подумаю, что можно сделать, а пока что пусть идёт.
— Ступай, — Кэппер жестом отпустила эльфа. — Я на тебя совсем не сержусь, — добавила она, — не наказывай себя. Всё хорошо. И что теперь? — спросила она, повернувшись к Гарри и отпив из своего стакана.
— Поговорим с вашим свёкром, — решил Гарри. — Может быть, он что-то знает — или эльф его послушает.
В Испании было жарко.
Портал перенёс Гарри с Кэппер на мощёную глиняной плиткой площадку возле двухэтажной, белой с красной черепичной крышей, виллы, прячущейся среди кедров, пальм и каких-то незнакомых Гарри деревьев с плотными кожистыми листьями. Первым, что услышал Гарри, был шум моря — обернувшись, он его увидел, совсем рядом: нужно было лишь спуститься по сбегавшей вниз среди камней тропинке.
Оглядываться дальше времени не было — Кэппер подошла к деревянной двери, взялась за молоток в виде собачьей лапы и постучала. Дверь почти мгновенно распахнулась, и наряженная в ярко-зелёную наволочку эльфийка радостно воскликнула:
— Хозяйка Вивиан! Хозяева будут рады!
— Да, позови их, — сказала Кэппер, входя и приглашая с собой Гарри. — Быстрей, у нас важное дело.
Они вошли в широкий светлый холл, выложенный коричневой плиткой. В самом его конце виднелась уходящая вверх лестница с коваными перилами, а возле стен стояли рыцарские доспехи — Гарри насчитал целых восемь штук. Они все были очень разными, похоже, разных эпох и стран, и пока Гарри с любопытством их разглядывал, раздались шаги, и в холл вышли двое — мужчина и женщина за пятьдесят. Они были удивительно друг на друга непохожи: он был высоким, плотным блондином со светлыми, слегка навыкате глазами, а она — худой темноглазой шатенкой, часть прядей которой были выкрашены в фиолетовый, синий, голубой и зелёный. Впрочем, оба были одинаково загорелыми и улыбчивыми, и придавало им некоторое сходство.
— Вив! — воскликнул мужчина, раскрывая было руки для объятья — но потом его взгляд упал на Гарри. Мужчина — видимо, мистер Кэппер — остановился и спросил очень удивлённо: — Мистер Поттер? Какими судьбами?
Хотел бы Гарри знать, к добру ли или к худу его узнали?
— Я здесь по работе, — ответил он и представился официально: — Младший аврор Гарри Поттер, британский аврорат.
— По работе? — изумился мистер Кэппер. — Я — Амос Кэппер, это — Барбара, моя жена… А что, собственно, случилось? Вив?
— Дорогая, — миссис Кэппер подошла к невестке и встревоженно заглянула ей в лицо. — Что-то с Полом?
— Нет, — заверила её та, и Гарри увидел облегчение на лице старшей миссис Кэппер. — Нет, всё в порядке — кроме, разве что, того, что, кажется, праздника не будет. Дело в том, — она вздохнула, — что час назад я обнаружила в кладовке тело Марион Кэппер — так, по крайне мере, утверждают эльфы. Мне очень жаль, Амос, — она подошла к ошарашенно глядящему на неё мужчине и сжала его руки.
— Что? Как? — пролепетал он. — Мама?
— Эльфы так сказали, — повторила Вивиан. — Я ведь её никогда не видела: портрета нет, а колдографии… мне стыдно, но я не помню.
— Милый, — встревоженно проговорила миссис Кэппер, приманив из-за ближайшей двери стул. — Сядь, пожалуйста, — она усадила не сопротивляющегося супруга и, положив руки ему на плечи, посмотрела на Вивиан. — Я не понимаю. Что ты нашла?
— Эльфы говорят, что это Марион Кэппер, — повторила Вивиан расстроенно. — Мы хотели попросить вас посмотреть… в смысле, мистер Поттер хотел, разумеется, — поправилась она. — Мне ужасно жаль, — она подошла к свёкру и, присев рядом с ним на корточки, взяла одной рукой за руку его, а другой — свекровь.
— Сэр, мне тоже очень жаль, — сказал Гарри. — Но мне очень нужно, чтобы вы опознали тело, а затем рассказали всё, что знаете про исчезновение вашей матери.
— Да я ничего не знаю, — медленно проговорил мистер Кэппер. — Я… я в тот день домой вернулся после школы… летом. Я закончил школу — а она исчезла. Боже мой, — пробормотал он, обтирая лицо свободной ладонью.
Они выглядели настоящей семьёй, подумал Гарри. Нормальной человеческой семьёй, с какими ему как аврору не так уж часто доводилось сталкиваться, и от этого ему было грустно. Гарри так пока и не привык приносить дурные вести — жили себе люди, к празднику готовились… и вот в одну минуту всё закончилось. А кто разрушил это? Он, Гарри. Пусть и без вины.
— А что ваш отец? — спросил Гарри. — Что он вам сказал об этом?
— Сказал, что… что у неё… поклонник, — мистер Кэппер снова обтёр лицо. — И что она… ну, вы понимаете. Больше мы это не обсуждали. Но это… я тогда ему… это было так на маму не похоже, — покачал он головой — и вдруг побледнел: — О, Боже. Это что же… она что, всё это время… что же, была там? В кладовке?!
— Мы пока не можем это утверждать наверняка, — ответил Гарри. — Но мы разберёмся. Сколько вашей маме было лет, когда она пропала?
— Сорок… сейчас, — он помотал головой и замер, беззвучно шевеля губами, потом снова мотнул головой и сказал: — Никак не соображу…
— В каком году она родилась, ты помнишь? — пришла ему на помощь жена.
— Да, конечно, — с облегчением ответил он. — В шестнадцатом. Мама родилась в шестнадцатом году.
— Амос родился в тридцать шестом, — сказала Гарри его жена, успокаивающе гладя мужа по плечу. — Школу, значит, закончил в пятьдесят четвёртом. Да? — спросила она мужа, и тот кивнул:
— Точно. В пятьдесят четвёртом.
— Значит, вашей маме в том году было тридцать восемь, — констатировал Гарри. Вивиан обернулась и недоумённо посмотрела на него, и он едва заметно качнул головой. Пусть лучше они сами всё увидят — а он посмотрит на реакцию. Гарри не думал, что мистер или миссис Кэппер имеют какое-то отношение к смерти старшей миссис Кэппер, но даже его не слишком большой опыт говорил ему о том, что кажущееся далеко не всегда бывает правдой.
— Да, — согласился с ним Амос Кэппер. Он выглядел как будто слегка оглушённым — и Гарри очень хотел верить, что причиной этому была неожиданность известия, а не наоборот. — Да, ей было тридцать восемь, точно. Мы шутили, что мы можем праздновать наши юбилеи вместе, — он высвободил руку, которую так и держала Вивиан, и сжал руки своей жены. Вивиан поднялась и, подойдя к свекрови, обняла её за плечи. — Боже мой, — прошептал он. — Я… я тогда на неё злился, но потом… я так надеялся, что мы однажды с ней увидимся…
Его губы дрогнули, а глаза наполнились слезами, и он заплакал, утирая их рукой. Жена почти сразу сунула ему платок, и попросила:
— Вив, дорогая, дай воды.
Вивиан наколдовала стакан, налила в него воды из палочки и вложила в руку свёкра. Гарри молча ждал, стараясь держаться как можно незаметнее — и думал о том, почему найденное тело выглядело так, как выглядело. Видимо, её убили только что — и точно не тогда, когда она пропала. Хотя существуют ведь и старящие заклинания, и зелья — ими можно и убить… но это Платт найдёт. А что не найдёт она — отыщут в Мунго. Но пока было похоже, что первая версия Гарри оказалась очень шаткой: он-то думал, что Марион Кэппер убил её супруг, потом спрятал труп, а теперь заклятье почему-то спало, и оно нашлось. Но если ей в момент исчезновения было только тридцать восемь, видимо, произошло что-то другое.
— Мама? — раздался откуда-то из дома молодой женский голос. — Я ещё не готова!
— Мей, боюсь, что праздника не будет, — громко ответила Вивиан. — Можешь не спешить.
— Почему не будет? — Гарри услышал звук быстрых шагов, и через несколько секунд по лестнице сбежала девушка в летящем жёлтом платье. Она была очень похожа на мать, вот только волосы у неё были не чёрные, а золотисто-русые, и сейчас они были наполовину — правую — завиты в крупные локоны. — Мама? Гарри?! — ахнула она, и Гарри её вспомнил: она действительно училась на Рейвенкло… вот только, кажется, не в одной параллели с Джинни? Или он забыл… сказать по правде, он не слишком-то общался с младшими с других факультетов. Но эту девушку он точно помнил. — Ты чего тут делаешь?
— Работает, — ответила за Гарри Вивиан. — Он младший аврор, и здесь по делу.
— Да?! — девушка округлила синие, как у матери глаза, и подошла к ним. — Мам, он меня не помнит, — рассмеялась она. — А я вот его отлично помню!
— Мей, я нашла тело твоей прабабушки у нас в кладовке, — сказала Вивиан. — И думаю, что праздника не будет. И об этом пока говорить нельзя. Никому. Понятно?
— Прабабушки? — переспросила Мей… Саломея, вспомнил Гарри. Мей, на его взгляд, ей подходило больше. — Это… Это…
— Марион, — подсказала Вивиан. — Милая, мы сейчас все возвращаемся, но тебе не обязательно — можешь тут остаться.
— Нет, я с вами! — тут же возразила Саломея. — Я сейчас! — воскликнула она, развернулась — и исчезла на лестнице.
— Она не злая девочка, — сказала Барбара, провожая её взглядом и обнимая медленно пьющего воду мужа. — Просто ничего про неё не знает.
— Да я понимаю, — ответил тот. — Конечно. Ладно, — он развеял опустевший стакан и обтёр лицо платком. — Надо идти. Сейчас, мы только всё закроем, — сказал он Гарри, поднимаясь.
Они ушли с женой, обнявшись, и Вивиан, проводив их расстроенным взглядом, повернулась к Гарри и спросила:
— Вы подождёте тут один? Я потороплю Мей, а то она полчаса прособирается.
— Конечно, — заверил её Гарри.
Она пошла было к лестнице, но потом остановилась и вернулась:
— Извините, всё это немного… обескураживает. Пожалуйста, пойдёмте в гостиную — что же вы тут будете стоять.
— Да я порассматриваю их, — улыбнулся Гарри, указывая на доспехи. — Если вы не против.
— Конечно, — она улыбнулась и ушла, а Гарри подошёл к ближайшим к двери доспехам и остановился рядом с ними, разглядывая их. Они были немного ниже Гарри — на ладонь, наверное, или полторы — но в остальном вполне могли бы подойти ему. Блестящий отполированный металл на груди был покрыт сложным узором, складывавшимся в незнакомые Гарри символы. Интересно, как это — ходить в таком? Гарри слышал, что доспехи были куда удобней, чем казались, но ему никогда не приходило в голову примерить их. Но раз эти штуки существовали сотни лет, они должны быть практичны…
Кэпперы вернулись быстро. Мистер Кэппер выглядел получше — по крайней мере, он явно взял себя в руки и казался собранным. Многие бы даже решили, что он успокоился — в конце концов, его мать пропала полвека назад, и за это время всё, что могло болеть, уже должно было пройти — но Гарри точно знал, что время в таких делах далеко не всегда залечивает раны. Если бы сейчас кто-то обнаружил тело его мамы в кладовке, сам он точно не чувствовал бы себя нормально — почему бы с Кэппером должно было быть иначе? Нет, конечно, Гарри допускал, что всё не так, и что Амос Кэппер вполне может иметь самое непосредственное отношение к случившемуся, и сейчас не переживать, а нервничать, но ему хотелось верить в то, что он всё понял правильно.
— Боюсь немного, — признался Амос, и Гарри обратил внимание, что они с женой крепко держатся за руки.
— Понимаю, сэр, — кивнул он. — Мне на самом деле очень жаль.
— По крайней мере, я теперь узнаю, что случилось, — ответил он. — Я… знаете, я ведь всю жизнь не мог поверить, что она вот так просто меня бросила. Нас с сёстрами.
— У вас есть сёстры? — встрепенулся Гарри. — Как их найти?
— На кладбище, — мрачно отозвался Амос. — Остался я один.
— Извините, — сказал Гарри, — но я должен спросить. — Как они умерли? И когда?
— Нет, ничего такого, — ответил Амос. — Агнес умерла первыми же родами, уже давно очень … а Марджери, — он нахмурился, — в войну. В последнюю. Схватилась с егерями — ну и… Вот так.
— С егерями? — переспросил Гарри. — Она была замужем за магглорождённым?
— Нет, почему? — возразил Амос. — Нет, просто увидела, как они кого-то тащат — и вступилась. Она всегда была горячей. А они её убили, — его брови дрогнули. — Ублюдки.
— Извините! — раздался громкий голос Вивиан. — Мы уже идём.
Они спустились вместе с дочерью — в руках та держала сумку. Волосы Саломеи были собраны в пучок, и вместо шёлкового платья на ней была короткая белая юбка и синяя футболка.
— Отправляемся, — сказал Амос, беря Гарри за руку. Его жена взяла за плечо подошедшую к ним внучку, и Вивиан, которая держала дочь за руку, продемонстрировала всем лежащий на её ладони игрушечный домик, а затем сжала его в кулаке — и мир свернулся.
Они вернулись к дому с розами, как Гарри про себя обозначил особняк Кэпперов, оказавшись на лужайке перед входом. Дверь была закрыта — они поднялись на крыльцо и вошли в дом. Первым на сей раз шёл Гарри — его просто пропустили вперёд, и Вивиан лишь коснулась двери палочкой, открывая её.
— А у нас тут новости! — глаза Гарри даже не успели ещё привыкнуть к переходу от яркого света к здешнему даже не полумраку, но некоторой притенённости, когда он услышал голос Платт. Она быстро подошла к ним, и Гарри отметил, что Платт выглядит… весёлой. — Вы, как я понимаю, мистер Кэппер, — обратилась она к Амосу. — Вы сын.
— Да, — ответил тот, сглотнув. — Я… я хотел бы посмотреть. Она…
— Жива! — воскликнула Платт. — Мы сейчас отправляем её в Мунго, но она жива. Хотя и в… я бы сказала, в сложном состоянии.
Последние её слова потонули в восклицаниях:
— Как?
— Что?!
— Как жива?!
— Ура! — последнее принадлежало Саломее, которая подпрыгнула и даже захлопала в ладоши. — Это же здорово!
— Это… невероятно, — проговорила Вивиан, с радостным изумлением глядя то на Платт, то на Гарри, то на свёкра, то на дочь. — Я же видела… О Нимуэ, как же здорово! — её лицо буквально просияло, и она обняла ошарашенного свёкра. — А как так вышло? — спросила она уже Платт. — Я видела её, и она… ну… выглядела… живой не выглядела.
— Трансфигурация, — сказала Платт. — Очень длительная трансфигурация живого в неживое даёт такой эффект. Ей предстоит весьма длительное и тяжёлое восстановление.
— Но она поправится? — жадно спросил Амос. — Я могу её увидеть?
— Разумеется, — Платт кивнула. — Но сейчас она выглядит, как точно заметила эта милая леди, неживой. Однако это обманчиво, — она улыбнулась и похлопала Амоса по плечу. — Но чудес не ждите, — предупредила она. — Пройдёт не один месяц, прежде чем ваша матушка полностью поправится, а поговорить с ней вы сможете, я думаю, не раньше Хэллоуина.
— Но она поправится? — с такой надеждой, что у Гарри сжало горло, спросил Амос.
— Если не случится ничего внезапного, должна, — пообещала Платт. — Вот так, — сказала она уже Гарри. — Я очень давно… возможно, даже никогда не встречала примера такой длительной трансфигурации.
— Так значит, праздник будет? — спросила Саломея. — Даже двойной праздник! Да?
— Я думаю, что да, — Амос привлёк внучку к себе и так крепко обнял, что та охнула. — Я думаю, что да, — повторил он, целуя её в волосы.
Затем отпустил и медленно пошёл вперёд. Платт держалась рядом с ним, жена шла следом, а Вивиан подошла к Гарри и тихонечко спросила:
— А вы что скажете? Про праздник? Вам же нужно тут, наверное, всё осмотреть?
— Я думаю, в этом нет особенного смысла, — признал он. — Разве что кладовку — а в остальном… судя по всему, всё произошло полвека назад, и сейчас дом изучать бессмысленно. Я попрошу экспертов, конечно, но, в целом, я не вижу причин всё отменять.
— А вы придёте? — улыбнулась она, и Гарри удивлённо ответил:
— Нет, конечно… что вы, зачем?
— Ну хоть зайдите ненадолго, — попросила она. — Просто… ну, всё так внезапно счастливо закончилось — мне кажется, вы тоже заслужили торт. И мы вам будем рады. Приходите, ладно? — она протянула ему руку, и Гарри просто пришлось её пожать. — А теперь я побегу всё делать, потому что времени осталось катастрофически мало — а вы чувствуйте себя свободно, — она улыбнулась ему и, взяв дочь за руку, быстро увела её куда-то вглубь дома, что-то тихо говоря ей.
А тем временем Амос Кэппер вместе с Платт подошли к уже лежащей на носилках пожилой женщине. Выглядела она точно так же, когда Гарри её видел — ничего не изменилось. Она так и не дышала, и Гарри пришлось сказать себе, что Платт никогда не ошибается — по крайней мере, не тогда, когда она говорит с такой уверенностью. Раз сказала, что жива — значит, жива. Как бы это ни выглядело.
Амос наклонился, а потом присел на корточки и долго так сидел, вглядываясь в абсолютно неживое лицо матери. Потом протянул руку, видимо, желая его коснуться, но замер, не донеся её совсем чуть-чуть, и в конце концов дотронулся лишь до её руки. И прошептал:
— Холодная…
— Я понимаю, что она не выглядит живой, — участливо проговорила Платт. — И тем не менее это так. Я осмотрела кладовую — здесь больше нет ничего интересного. Гарри, тебя можно на минуту? — позвала она, и когда они с ним отошли в сторону, шепнула: — Я рискну предположить причину, по которой заклинание спало, если желаешь. — Гарри кивнул, и Платт продолжила: — Я полагаю, сотворивший его умер. И поскольку это, вероятно, сделал её муж, я думаю, сегодня мистера Кэппера можно от этой новости избавить. Пусть порадуется. Скажешь завтра или послезавтра.
— Я думаю, да, так будет лучше, — согласился Гарри. — Вы будете осматривать дом?
— Зачем? — спросила она. — Через пару месяцев мы всё узнаем, так сказать, из первых уст.
— Она точно очнётся? — немного неуверенно уточнил Гарри.
— Ты мне не доверяешь? — укоризненно спросила Платт, и Гарри помотал головой:
— Конечно, нет. Просто… А она будет… ну… нормальной?
— Сложно сказать, — призналась Платт. — Зависит от слишком многих факторов. И от её желания, конечно. Должна, пожалуй… более или менее. Честно сказать, я никогда не сталкивалась со столь длительной трансфигурацией. Ни разу. Но сегодня у них праздник, а мы с тобой сейчас отправим миссис Кэппер в Мунго. Давай, идём, — она подтолкнула его и спросила: — Умеешь аппарировать с носилками?
Гарри, разумеется, умел — не так уж это отличалось от обычной парной аппарации. Впрочем, в Мунго они отправились не только с Платт, но и со старшими Кэпперами. И застряли там надолго — когда Гарри закончил всё оформление, было уже почти два часа дня. Платт осталась в Мунго, Гарри же вернулся в отдел — и застал там радостное оживление. Все уже вернулись — и, судя по их лицам, задержание прошло успешно.
— А ты куда делся? — осведомился Сэвидж, увидев Гарри. — Вроде бы я оставлял тебя дежурным.
— Я как раз дежурил, — согласился Гарри. — Я же вам записку оставлял.
— Так кого убили? — спросил Сэвидж, и тут Праудфут вмешался:
— Только не говори, что Пола Кэппера! Я был его фанатом.
— Да, на самом деле, никого, — ответил Гарри и заявил: — Меняю свою историю на вашу. Как прошло?
— Ну, Эдинбург цел, — глубокомысленно проговорил Праудфут, и все расхохотались.
— Почти, — уточнил Долиш, и это было встречено ещё одним взрывом хохота.
— Снесли всего парочку углов и кусок улицы, — добавил Праудфут, и его слова утонули в общем смехе.
— В общем, мистер Генри Уилсмит сидит в закрытой от всех камере, — подытожил Сэвидж. — Верней, лежит, конечно — пока спящий. Сейчас мы пообедаем и Гавейн с Флэк и Дольфом пойдут его допрашивать. А мы… пойдём обедать, — закончил он. — А потом займёмся недопожирателям — надо с ними всё-таки заканчивать. У нас вон Джервис на носу... как её? — спросил он Лестрейнджа, и тот подсказал:
— Эннора. А что там с дементорами, ты ничего не слышал?
— Ти-ши-на, — ответил Сэвидж. — У меня такое ощущение, что всех сложившаяся ситуация устраивает: решение вроде принято, а исполнять его не так уж обязательно. Ну мы идём обедать или нет?
Обедать они все отправились в министерскую столовую, где, поскольку было уже начало третьего, было почти пусто. Сдвинув пару столов вместе, они устроились возле фальшивого окна, за которым ярко сияло солнце и порхали птички, и предусмотрительно закрылись звукопоглощающим куполом. Впрочем, поначалу все просто ели, и только потом, отчасти насытившись, перешли к рассказам.
Задержание и вправду оказалось непростым: едва Лестрейндж под прежней своей личиной вместе с Сэвиджем, занявшим место Гарри, вошли в магазин, Уилсмит словно кожей ощутил подвох и попытался первым делом использовать портал — что, разумеется, у него не вышло. А дальше началось настоящее сражение, результатом которого стало несколько полуразрушенных домов и огромная дыра перед книжным магазином, из которой бил фонтан горячей воды: взрыв повредил маггловские коммуникации.
Как они оказались под пусть и окраиной, но всё-таки волшебного квартала, никто сказать не мог, однако факт был налицо — и что с ним делать, было непонятно. Там, конечно же, работали ликвидаторы, но все присутствующие дружно выразили серьёзные сомнения в том, что те умеют чинить маггловские трубы.
— Ну а ты? — спросил наконец Сэвидж. — Кто там у тебя не умер?
— Марион Кэппер, — ответил Гарри. — Но не до конца.
Когда он закончил пересказывать свою историю, Долиш вдруг спросил:
— Барбара Кэппер? Такая темноглазая шатенка… возможно, с разноцветными волосами? Ей сейчас под семьдесят должно быть, но, полагаю, выглядит она моложе?
— Да-а, — протянул Гарри заинтересованно. — Вы её знаете?
— Не то чтобы, — ответил Долиш. — Говоришь, тебя позвали в гости?
— Да, позвали, — Гарри взглянул на Сэвиджа. — Но я не…
— Сходи, — сказал Долиш так уверенно, что все с любопытством на него воззрились.
— Объясни, — потребовал Сэвидж. — Лично мне имя Барбара Кэппер ни о чём не говорит.
— У меня в юности было одно дело — я её запомнил, — пояснил Долиш. — Она свидетелем была, но ярким… Так вот, — продолжил он, — она — четырёхюродная тётка Огдена. А Огден — один из тех, кто подписал разрешение тварцам притормозить нашу работу. Я благодаря родству её и запомнил. Сходи, — повторил он Гарри.
— Точно, — подтвердил Лестрейндж, — четырёхюродная тётка. А я сижу и думаю, откуда же я это имя знаю. Мне кажется, хорошая идея, — поддержал он. — Они сейчас должны быть в отличном настроении — пожалуйтесь им там на нашу долю. Возможно, она сможет что-то сделать.
— Иди-иди, — поддержал Сэвидж. — Домой только зайди переоденься.
— И вина купи, — подхватил Праудфут. — К столу. Неловко с пустыми руками приходить.
— По-моему, это несколько неловко, — попытался отказаться Гарри, понимая, впрочем, что шансов у него нет.
— Неловко третью неделю к дементорам таскаться! — возразил Сэвидж. — Кэпперы — не самая влиятельная семья в Британии, конечно, но они довольно дружные, а у Пола много связей — он отличный тренер. Пригодятся.
— Кстати, Вивиан Кэппер в девичестве Коклфорд, — заметил Лестрейндж. — Семья старая, и хотя и не богатая, но довольно многочисленная. И щитовые чары мы все знаем, — он чуть улыбнулся. — Хорошее знакомство. Если желаете, я могу вам предложить какое-нибудь достойное вино для ужина.
— Хочу! — почти взмолился Гарри. — Я в нём плохо разбираюсь.
— Я вам принесу или пришлю, — пообещал Лестрейндж.
— Как ты их всех помнишь? — буркнул Сэвидж.
— А у меня есть дома схема, — невозмутимо отозвался Лестрейндж. — Каждый раз, когда я читаю в «Пророке» о чьей-то свадьбе или о рождении, я её дополняю. Весьма удобно.
— Мог бы и поделиться с коллегами, — шутливо проворчал Сэвидж.
— Там нет ничего секретного, — возразил Лестрейндж. — Любой может её повторить.
— Ты перенимай опыт-то, — сказал Сэвидж Гарри, — перенимай. Начинай прямо сегодня свою схему рисовать — лет через двадцать пригодится.
По возвращению в отдел Гарри на столе ждало официальное приглашение на два лица на юбилей Пола Кэппера. «Сегодня в восемь вечера в Кэппер-хаус», — прочёл он написанное тёмным золотом на очень плотном пергаменте, и Сэвидж прокомментировал:
— Вот и отлично: тебе даже раньше уходить не надо.
— Я правда не уверен, что мне нужно там быть, — сказал Гарри. — Это же семейное событие.
— Помилуйте, — возразил Лестрейндж. — Юбилей известного в прошлом гонщика и ныне — одного из лучших тренеров конечно не семейное событие. Там наверняка будет хорошо если полсотни человек — предположу, что большую их часть ваша супруга знает. Надеюсь, ей там будет весело.
— Ну ладно, — вмешался Сэвидж. — Можешь уйти раньше. У тебя же нет сейчас ничего срочного?
— Нету… — согласился Гарри.
— Если нужно, я могу вам Лиззи одолжить на вечер, — предложил Лестрейндж.
— Спасибо, — искренне поблагодарил Гарри. — Я думаю, мы Джеймса к Молли отнесём, но если что, могу я написать вам?
— Разумеется. Я вам к семи часам домой пришлю вино, — пообещал Лестрейндж.
— Иди, — махнул рукой Сэвидж. — Поспи пару часов — вечер у тебя длинный, а утром на работу. Иди-иди — нехорошо твоей жене сообщать о приглашении за два часа до события. Моя жена бы меня за такое превратила в котелок и в нём потом готовила.
Послышались смешки, и Праудфут заметил:
— Я надеюсь, нас бы угостила?
— Чего сидишь? — спросил вместо ответа Сэвидж. — Гарри, иди уже. И подумай, как ты будешь жаловаться Барбаре. Это же должно выглядеть естественно.
Вот так Гарри оказался дома днём. Джинни он нашёл в гостиной: она валялась на ковре и одним глазом следила за летавшим вокруг неё на игрушечной метле счастливо хохочущем Джеймсом, а вторым читала, если Гарри не ошибся, «Спортивный вестник».
— Гарри? — недоверчиво спросила она, приподнимаясь на локте. — Ты почему дома? Что случилось?
— Мы с тобой приглашены сегодня на юбилей к Полу Кэпперу, — ответил он. — Прости, я толь…
— Да?! — воскликнула она, подскакивая. — К Кэпперу? Серьёзно? Гарри, как ты это сделал? — она вскочила на ноги и буквально бросилась на шею к Гарри.
— Ну… — одно мгновенье… или даже два он был готов соврать, сказав, что он старался и просто очень хотел её порадовать, но всё-таки ответил: — Честно говоря, это случайно получилось. Так ты рада?
— Гарри, я сто лет нигде не была! — радостно сказала Джинни. — Я сейчас готова пойти даже на выставку улиток, а не то что на юбилей Кэппера! Так как так вышло?
— Ну… я был там по работе, — аккуратно проговорил он, — и меня, в итоге, пригласили, — он протянул ей приглашение. — Лестрейндж обещал прислать вино для подарка.
— Так, — Джинни отпустила Гарри и деловито огляделась. — Сейчас я отведу Джейми к маме и буду думать, что тебе надеть.
— А тебе? — улыбнулся он, и она отмахнулась:
— Про себя я уже знаю.
— Слушай, — осторожно проговорил Гарри, — я хотел поспать немного… часа два. Я же пришёл под утро и…
— Иди, — легко махнула рукой Джинни. — Иди, конечно — я тебя разбужу часов в шесть. Ты лучше всех! — она опять его поцеловала и пошла ловить кинувшегося прочь от неё Джеймса — а Гарри отправился спать.
Но заснул не сразу. Он лежал и думал о том, что пропускает допросы кандидатов в пожиратели, а ведь ему хотелось в них участвовать. И что, наверное, потребуется ещё один допрос Патриции Мюррей, хоть Гарри и не думал, что она действительно имеет к этому какое-то отношение. Он пытался представить себе их отношения — Мюррей и Борна — но у него не получалось. Он вообще не мог соединить в сознании Мюррей и романтику. У него не выходило представить, как она, ну например, целуется с ним. Или не просто целуется… Борн упоминал оборотное зелье — Гарри мог представить, что Мюррей согласилась на такие игры потому что оно требовалось ей для осуществления плана, но… но ведь это игра. Представить Мюррей играющей Гарри не хватало никакой фантазии.
Впрочем, как бы ни было, как оказалось, не только брат был к ней привязан. Был ещё этот Борн — да, довольно странный, но он был! Потом его, правда, арестовали на шесть лет… И вдруг у Гарри в голове всё сложилось. Борна не было шесть лет, а потом он вышел и предложил Мюррей уехать, и у неё возникла реальная возможность освободиться от своей семьи. Но прежде чем сделать это, она хотела отомстить — «закончить одно дело». Вот почему всё произошло именно сейчас, именно этим летом — наверняка же у Филиппа Мюррей командировки случались и прежде, и если бы Патриция ждала только того момента, когда он точно не мог прийти домой обедать, она могла бы сделать это раньше. Но её прежде ничего не подгоняло, а тут всё сошлось: и орудие возможного убийства, и возможность побега, и отсутствие Филиппа наконец.
А ведь они могли бы не найти её. Если бы они с Борном уехали, её могли бы не найти — просто потому что не узнали бы про их связь. Хотя… возможно, Филипп знал? Или…
Гарри понял, что потратил уже довольно много времени на эти мысли и просто запретил себе продолжать. Всё это уже не имело смысла, а ему нужно было если не выспаться, то поспать, по крайней мере — и он начал думать про Джинни и про то, что она и вправду почти нигде не бывает уже год, наверное, и что это должно быть ужасно тяжело. И нужно что-нибудь придумать… может, эльфа завести ещё… обратиться в бюро эльфов… Гермиона их убьёт, наверное, за это… но, с другой стороны…
Он сам не заметил, как уснул — а проснулся от того, что Джинни трясла его за плечо.
— Я тебя сейчас оболью водой, — пообещала она. — Семь часов — Лестрейндж вино прислал. В красивом деревянном ящике, — она указала на стоящий на тумбочке деревянный ящик, в которых иногда хранят бутылки. — Вставай!
— Как семь? — Гарри резко поднял голову. — Я же просил разбудить в шесть!
— А зачем? — спросила Джинни. — Раньше полдевятого туда идти бессмысленно — ты что, собираться будешь два часа?
— Почему бессмысленно? — Гарри сел.
— Потому что это светское мероприятие, — назидательно проговорила Джинни и велела: — Иди в душ пока, а я ещё немножко поваляюсь.
…Одеваясь перед зеркалом, Гарри похвалил себя за то, что когда-то купил эту мантию, а также брюки и рубашки к ней. В ней даже сейчас оказалось не жарко, и никакие охлаждающие чары не понадобились, и выглядел в ней Гарри… ну, и вправду хорошо. А ещё она подходила к любому платью Джинни, которая на сей раз выбрала — довольно неожиданно — не синее или зелёное, а бледно-бледно-бирюзовое. Гарри это платье у неё не помнил, и, оглядывая обнажённые плечи Джинни, поинтересовался:
— Мне кажется, или оно новое?
— И туфли тоже, — подтвердила Джинни, демонстрируя ему белые замшевые… Гарри даже не назвал бы это туфлями: несколько тонких ремешков, подошва и каблук. — Тебе не нравится?
— Нравится, — честно ответил Гарри. — Просто ты в нём такая элегантная и взрослая, что я вспоминаю себя на четвёртом курсе, когда мы репетировали вальс, и чувствую себя хромым на две ноги и даже на руки.
— Ну, я детная жена… даже супруга, — с ужасно напоминающим Молли выражением проговорила Джинни — и рассмеялась. — Это, между прочим, мой первый выход после родов в свет. Гарри, там же будут все! Вот просто вообще все, ты понимаешь?
— Я буду тебя слушаться, — пообещал он — и получил шутливый пинок в бок.
— Я тебе, наверное, скоро кое-что расскажу, — сказала Джинни. — Но попозже. Ты даже не представляешь, как этот визит кстати!
— Я буду паинькой! — заверил её Гарри. — Обещаю тебе общаться с кем тебе потребуется.
— Я тебя превращу в жабу и отдам Невиллу, — пообещала Джинни и решительно отправилась к зеркалу. — И попрошу кормить только тараканами.
— Пожирней, пожалуйста, — попросил Гарри, — и выбери мне запонки. И объясни, зачем их вообще придумали, — буркнул он себе под нос.
В Кэппер Хаус они аппарировали в двадцать минут девятого — и, похоже, вовремя: гости уже собирались, но ещё не собрались. Было ещё светло, но возле дома уже парили крохотные фонарики, которые сейчас казались солнечными зайчиками. Дверь была распахнута, но гости, в основном, предпочли лужайку, на которой сейчас был сервирован стол с напитками и блюдами с закусками.
— Мистер Поттер! — услышал Гарри голос Вивиан Кэппер и увидел, как она быстрым летящим шагом идёт к ним. — Миссис Поттер! — она буквально просияла. — Как чудесно, что вы всё-таки пришли!
— Миссис Кэппер, — улыбнулась ей Джинни, и они по-светски обнялись. — Благодарим за приглашение, это было так приятно!
— Мы всегда вам рады, — заверила её Вивиан. — Вы знакомы с моим мужем? Вы-то точно нет, — добавила она, посмотрев на Гарри, и тот кивнул.
— Лично нет, — сказала Джинни.
— Давайте же это немедленно исправим! — воскликнула Вивиан, и Гарри отметил, что роль хозяйки дома… или даже бала ей удаётся очень органично. На ней было винно-красное платье в пол, а открытую шею украшало серебряное… или, может, платиновое колье с тёмно-красными камнями — видимо, гранатами, и всё это шло ей невероятно. — Идёмте, — позвала она и повела их в дом.
Пол Кэппер был похож на мать, пожалуй, больше, чем на отца: шатен чуть выше среднего роста, скорей подтянутый, нежели атлетичный, он был, определённо, привлекательным, хоть и даже вполовину не столь ярким, как его супруга. Когда они подошли, он беседовал с Кеннилуорти Уиспом, отказавшимся — то ли ради элегантного наряда, то ли из-за жары — от своей знаменитой шапочки-тюрбана и щеголявшим такой же, как и его бородка, растрёпанно-аккуратной шевелюрой.
— Дорогой, это мистер и миссис Поттер, — сказала Вивиан. Мужчины повернулись, и Уисп воскликнул:
— Боже мой! Мистер Поттер! Миссис Поттер, — он прижал руки к груди и поклонился. — Миллион лет вас не видел! Пол, это тот самый Поттер — я тебе рассказывал! Мы с ним познакомились на прошлый Новый год.
Что ж, так тоже можно было сказать, подумал Гарри, здороваясь. Они и вправду познакомились, тут не поспоришь.
— Как дела у Норы? — спросил он с улыбкой.
— О, чудесно! — заверил его Уисп и добавил, чуть понизив голос: — Я потом вам расскажу. Вы пока знакомьтесь.
— Очень рад знакомству, — тепло сказал Пол Кэппер, целуя Джинни руку и пожимая руку Гарри. — Рад, что вы смогли к нам выбраться. Этот день такой невероятный только благодаря вам.
— Я вообще тут не при чём! — возразил Гарри. — Я всего лишь…
— Всё равно вам, — рассмеялся Кэппер. — Миссис Поттер, а я, между прочим, ваш фанат.
— А я — ваша, — просияла Джинни.
Уисп выразительно глянул на Гарри и скосил глаза, предлагая отойти, что тот и сделал с радостью: Джинни явно стоило воспользоваться случаем и немного поболтать с Кэппером наедине, тем более что его супруга уже куда-то отошла.
— Как Нора? — снова спросил Гарри, когда они с Уиспом остановились возле одного из открытых сейчас окон.
— Может думать и говорить исключительно о школе, — ответил тот с улыбкой. — Она так и осталась у меня — мы ничего официально не оформляли, она иногда навещает родителей и сестру, но живёт со мной. И я, кажется, буду по ней скучать, когда она уедет, представляете?
— Вполне, — ответил Гарри. — Нора замечательная. Они с мамой помирились?
— Ну… отчасти, — вздохнул Уисп. — Во всяком случае, они общаются. Я думаю, им нужно ещё время. Но зато Нора замечательно сдружилась с вашим крестником и юной мисс Лестрейндж, — он вновь заулыбался. — Так что в целом всё неплохо.
— А что мистер Старди? — спросил Гарри
— Жив, — заверил его Уисп. — Прекрасно у меня прижился. Мы с Норой решили, что он в школу не поедет — всё-таки староват он уже для таких приключений. Купили ей сову, и знаете — они с котом даже, в некотором роде, подружились.
Отправляясь к Кэпперам, Гарри рассчитывал быть тенью Джинни и, улыбаясь незнакомым ему людям, спокойно обдумать, во-первых, дело кандидатов в пожиратели, а во-вторых, составить наконец-то план по поиску Эндрю Беннета. К некоторому стыду Гарри, у него так до сих пор и не дошли руки даже затребовать его дело у тварцев! И тем более побывать у него дома… правда, квартира была съёмной, и там наверняка жили уже другие люди, но, возможно, хозяин или соседи что-то могли знать. Ну и следовало наконец добраться до его родителей.
Однако думать Гарри весь вечер было совершенно некогда: совершенно неожиданно для самого себя он оказался почти в центре внимания. К нему всё время кто-то подходил, с ним знакомились, болтали, жали руки — и уже к середине вечера Гарри тихо мечтал о срочном вызове на работу. И что самое досадное — он так и не сумел пока поговорить с тем единственным человеком, с которым собирался это сделать: Барбара и Амос Кэпперы хотя и подошли к нему в начале вечера, но их почти сразу отвлекли, и с того момента они оба постоянно была занята. А потом начался банкет, и они с ней оказались слишком далеко друг от друга, и Гарри оставалось рассчитывать только на танцы, а пока что наслаждаться ужином, который был действительно великолепен… если бы не устрицы.
Гарри ел их не впервые — и не понимал. Нет, он мог себя заставить проглотить это скользкое сопливое нечто, особенно если как следует залить их лимонным соком, но категорически отказывался понимать, что в них хорошего. Ну, сейчас они были, по крайней мере, хотя бы холодными — но честно говоря, Гарри предпочёл бы вместо них мороженое.
Но мороженого не было — приходилось обходиться тем, что есть.
Зато Джинни, он это видел, была счастлива. Нет, определённо, нужно что-нибудь придумать, думал Гарри — ей бы чем-нибудь ещё заняться, кроме Джеймса. Может быть, она уже могла бы вернуться в команду? Или, например, сотрудничать с газетой поактивнее? Бывать на играх… в конце концов, Джеймса она уже не кормит грудью… Гарри представил себе разговор с Молли на эту тему и внутренне вздохнул. Вряд ли та её поймёт… хотя Молли любит дочь — нет, наверняка можно с ней договориться. Или правда нанять эльфа в Бюро. И, похоже, начинать этот разговор с Молли следует ему — и принять на себя первый удар. Если он, конечно, будет.
К Барбаре Кэппер Гарри сумел пробраться только в конце вечера, когда часть гостей осталась танцевать, а другая разошлась по саду, куда он и последовал за ней, оставив Джинни танцевать с Уиспом. Вечер был тёплый, но не душный, и от земли даже слегка тянуло прохладой. Парящие в воздухе фонарики слегка мерцали, озаряя лужайку и сад тёплым мягким светом и светлые лепестки роз, отражая этот свет, казались золотыми.
Барбару Кэппер Гарри поймал в тот момент, когда она подошла к столу с напитками.
— Мистер Поттер, — улыбнулась она ему. — Я рада, что мы с вами познакомились — и именно сегодня.
— Ну, моей заслуги в этом нет, — тоже улыбнулся Гарри. — Это просто случай — и, — он рассмеялся, — Визенгамот немного.
— Визенгамот? — удивилась Барбара. На ней было длинное золотисто-коричневое платье, и сейчас, в свете фонариков, оно казалось сотканным из жидкого золота. — При чём здесь он?
— Ну, часть моих коллег была на задержании, часть — на дежурстве, и в итоге я сидел один. Иначе, думаю, сюда прислали бы кого постарше.
— Всё равно не поняла, — Барбара сделала глоток вина, за которым и подошла к столу. — Чудесное. Вы пробовали?
— Это пока нет, — Гарри тоже взял бокал, отпил и похвалил: — И правда замечательное.
— Так что Визенгамот? — настойчиво спросила Барбара. Она была слегка навеселе — совсем чуть-чуть, Гарри даже опьянением бы это не назвал.
— Я не могу вам раскрыть все детали, — вздохнул Гарри, — но мы уже почти что три недели готовим… некоторую операцию. И вот дежурим. А они никак нам не дадут сигнал, — он слегка развёл руками. — И вот... мы ждём.
— Как интересно! — воскликнула она. — Поверить не могу, что Визенгамот может мешать аврорам!
— Да нет, — возразил Гарри. — Нет, конечно, не мешают — просто мы устали ждать. Операция не срочная, но… честно? — он ей улыбнулся. — Надоело. Хочется уже нормальных выходных, а то мне, как младшему, вечно выпадают там дежурства. И уже серьёзно опасаюсь, что мой сын меня забудет.
— У вас сын? — восхитилась Барбара. — Сколько ему?
— Второй год, — Гарри улыбнулся и слегка вздохнул. — Скучаю по нему ужасно — всё мечтаю полетать с ним, но что можно успеть в один-единственный выходной?
— Это безобразие, — наконец, обратила на его жалобы внимание Барбара. — Почему вас всё время заставляют дежурить в выходные?
— Я же младший аврор, — удивлённо ответил Гарри. — Разумеется, мне достаются выходные. Ну не старшим же дежурить в это время — им и в будни не продохнуть, так тоже нельзя. Ничего, — он улыбнулся с чуть-чуть вымученной бодростью. — Когда-нибудь же Визенгамот даст нам всё это закончить, наконец, и мы с Джеймсом ещё полетаем.
— И давно они вас маринуют? — Барбара нахмурилась, став чем-то неуловимо, но отчётливо похожей на МакГонагалл.
— С начала августа! — почти воскликнул Гарри. — Почти три недели!
— Действительно безобразие, — она нахмурилась. — Я думаю, всё дело в том, что лето. Они-то на каникулах сейчас.
— Возможно, — согласился Гарри и добавил слегка грустно: — Это-то и жаль, вы понимаете? Лето — а я тут… в смысле, не сейчас тут, — он улыбнулся, — а на дежурствах.
Они ещё немного поболтали, и Гарри рассказал ей пару забавных историй — из тех, которые аврорам негласно разрешается рассказывать, конечно, без имён. Потом Барбара куда-то отошла, а сам Гарри пошёл гулять по саду, любуясь огоньками и розами, которые сейчас почему-то пахли так сильно, словно их обрызгали для этого розовым маслом. Ему ужасно хотелось сбежать хоть ненадолго на работу и узнать, как там дела, но он не мог здесь бросить Джинни. Вот бы его вызвали, мечтал он, очень, очень медленно передвигаясь от одного розового куста к другому. Ну хоть ненадолго!
Что-то вдруг ударило его точно по макушке, потом перед глазами промелькнула какая-то тень, и Гарри увидел почти под ногами светлый прямоугольник. Письмо! Он наклонился и, увидев на конверте своё имя, распечатал его — и расплылся в благодарственной и счастливой улыбке, прочитав: «Страдаешь? Спасти тебя? Тогда можешь сказать, что тебя срочно вызывают. Хотя кому ты тут нужен! Твоя ЛГ»
Гарри с некоторым трудом удержался от того, чтобы расцеловать письмо и поклялся себе, что купит Гор самую большую корзину фруктов, которую вообще сможет отыскать с утра на рынке, а затем, сложив письмо так, чтобы невозможно было прочесть текст, побежал искать сначала Джинни.
Та обнаружилась в компании Уиспа и ещё троих незнакомых… или почти незнакомых — Гарри совершенно точно их где-то видел — мужчин, и они все так весело болтали, и её глаза так сияли, а улыбка была такой яркой, что он даже ощутил некоторый укол ревности. Может быть, ему не уходить? Да глупости, сказал он сам себе. Уж если Джинни решит ему изменить, у неё есть… да почти всё время мира. Вряд ли она станет делать это прямо на приёме.
— Извините, — сказал Гарри, улыбаясь и беря Джинни под локоть и отводя её в сторонку. — Извини, — сказал он с ужасно покаянным видом и показал ей письмо. — Понимаешь, тут…
— Тебя вызывают? — она расстроилась. Действительно расстроилась, и Гарри стало очень стыдно.
— Но ты оставайся, если хочешь, — сказал он быстро. — Правда! Хоть немножко прикроешь моё бегство, а? А то неловко — ужас.
— Да? — спросила Джинни и заулыбалась. — Ну, если тебя нужно прикрыть…
— Конечно, нужно! — Гарри закивал. — Я плохо разбираюсь в этикете, но так, наверное, можно?
— Можно, — она уверенно кивнула. — Постараюсь спасти твою репутацию. Только ты десерт пропустишь.
— Ну что делать, — Гарри поцеловал её в щёку и сжал руку. — Съешь мою порцию и повеселись тут за меня! — попросил он и убежал искать хозяев.
Те обнаружились в большом зале возле окна — стояли с полудюжиной гостей и что-то оживлённо обсуждали. Гарри напустил на себя виновато-покаянный вид, подошёл к ним, извинился и сказал, что его, к его большому сожалению, срочно вызывают — служба! Но его супруга будет счастлива… Они обменялись парой любезных подходящих фраз и попрощались — впрочем, разумеется, не навсегда. Им точно предстояло ещё встретиться — уже вовсе не на празднике. И вскоре.
А потом Гарри с лёгким сердцем вышел на лужайку — и аппарировал к министерству. Вошёл, спустился на второй этаж — и с удовольствием услышал смутный шум и свет увидел тоже. В аврорате, судя по всему, кипела работа.
— Ты чего тут делаешь? — встретил его в кабинете Сэвидж. — У тебя приём сегодня!
— Я всё сделал! — довольно возразил Гарри. — С Барбарой поговорил. Джинни там осталась. Ну я правда больше не могу! — взмолился он. — Я сделал вид, что меня вызвали, и вот… у вас же тут допросы? — спросил он так жадно, что Сэвидж рассмеялся.
— Иди переоденься, — велел он. — Был бы ты постарше лет на двадцать — было б даже хорошо. А так ты на допросе будешь выглядеть как ряженый… или как идиот. Там в кладовке должна быть пара мантий.
Гарри радостно кивнул и побежал в кладовку — и в очередной раз возблагодарил Причарда, когда вместо бесконечных поисков просто нашёл коробку с надписью «мантии, рубашки, свитера», открыл, извлёк три мантии, взял наиболее подходящую ему по размеру, убрал остальные в коробку, даже вернул её на место — и ушёл… оставив свою мантию валяться… ладно, почти лежать на скамейке. Но ведь он за ней вернётся, подумал Гарри — а уменьшить и вообще что-либо изменить в ней чарами было, как он уже проверил, невозможно.
Когда он вернулся, Сэвидж хмыкнул и взял со своего стола из невысокой стопки папку.
— Ну идём, поговорим с мистером Свирком. Может быть, мы даже и закончим с ними, — он покосился на свой стол, где оставалось, кажется, ещё три папки. Или две.
— Кто это? — с любопытством спросил Гарри.
— Кандидат очередной. Задержанный, — Сэвидж махнул Гарри рукой, и они отправились работать.
Гриффин Свирк оказался очень симпатичным… даже, пожалуй, красивым молодым человеком двадцати шести лет с длинными, по плечи, золотистыми волосами. Он был одет в недешёвую рубашку и элегантные брюки, и вообще весь его вид вполне ясно свидетельствовал о достатке. И вот что ему спокойно не жилось, недоумевал Гарри, пока они с Сэвиджем вели Свирка по коридору. И если Борна Гарри мог понять, но этому-то чего не хватало? Его ни в чём не обвиняли — жил бы себе да и жил. Но нет — он пошёл убивать магглорождённых. Скучно ему, что ли, было?
Вот и семья у него была нормальная, думал Гарри, слушая первые вопросы Сэвиджа и ответы Свирка. Родители, сестра, брат старшие… любимый младший мальчик? Семья Свирков была вполне состоятельной, работать Гриффину было не надо — и он в целом производил впечатление человека, не слишком-то обеспокоенного своим положением. Как будто его задержали за пьяный дебош на Диагон-элле, а не за применение Непростительного к человеку.
Кажется, Сэвидж тоже этого не понимал, и в какой-то момент просто спросил:
— Вот я смотрю на твоё дело — и не понимаю: чего тебе спокойно не жилось? Семья, деньги, дом — всё есть.
— Конечно, вы не понимаете, — снисходительно обронил Свирк. — Вы — и такие, как вы — слишком погружены в банальную реальность.
— Да? — Сэвидж удивился. — А ты, как понимаю, нет?
— Вас вообще что-нибудь, кроме работы и еды, волнует? — осведомился Свирк.
— Куда мне, — фыркнул Сэвидж. — Я приземлённый человек. И я как-то связи не улавливаю между банальностью реальности и убийствами магглорождённых.
— Вся проблема в том, — доверительно проговорил Свирк, — что они не магглорождённые. «Магглорождённый» — это вообще оксюморон. Их не существуют, это невозможно. Попробуйте подумать, — дружелюбно предложил он, — откуда вообще может взяться магия у маггла? Если в крови матери и крови отца её нет — откуда ей взяться у ребёнка? Они просто воры: в лучшем случае: их родители, в худшем — сами. Магглы, которые украли нашу магию. И убили — заметьте — при этом настоящего волшебника.
Гарри слушал этот бред и ломал голову, где он слышал уже эту фамилию — Свирк. Она была достаточно необычной, чтобы он её запомнил, но недостаточно, чтобы ещё и помнить, кто это.
— А, — ответил Сэвидж. — Ты про это. А если у них, например, отец — волшебник?
— Нет, конечно, — снисходительно ответил Свирк. — Мы, разумеется, проверили. У всех них отцы — магглы.
— А как вы проверяли? — деловито уточнил Сэвидж.
— У них есть документы, — Свирк даже вздохнул. — Там всё написано.
— Ну документы да, — согласился Сэвидж. — Вы заклинания использовали или зелья? И где их брали?
— Какие заклинания? — Свирк слегка нахмурился. — Я вам сказал: мы посмотрели документы.
— Ну как бы… — Сэвидж усмехнулся как-то масляно, — дети-то рождаются не от документов. Понимаешь? — он неплотно сжал левую руку в кулак, оставив между согнутыми пальцами и ладонью небольшое пространство, и совершенно непристойно потыкал в него указательным пальцем правой жестом, абсолютно недвусмысленным. — Мало ли, с кем их мама путалась.
— Вы можете вообразить волшебника, имеющего с магглой секс? — искренне, похоже, удивился Свирк. — Это же хуже, чем с эльфийкой!
— Так полукровки существуют, — хохотнул Сэвидж. На лице Свирка отразилось недоверчивое отвращение, и Сэвидж добавил: — Я про эльфиек и волшебников. Обычно. Обратный вариант я, правда сказать, и не припомню.
— Фу! — воскликнул Свирк. Его передёрнуло и на его лице отразилось выражение крайней брезгливости. — Неправда! Быть не может, — уверенно сказал он.
— Я что тебе, врать буду? — удивился Сэвидж. — Много чести. Но мы отвлеклись. Так вы проверили? Отцов? Магически?
— Н-нет, — в голосе Свирка впервые с начала допроса прозвучали неуверенные нотки.
— Мо-лод-цы, — отчеканил Сэвидж. — То есть ты понимаешь, да, что вы запросто могли убить волшебника?
— Мы не могли! — отрезал Свирк. — Я же сказал: мы проверяли!
— Вы бумаги проверяли, — повторил ему, как глупому ребёнку, Сэвидж. — А я про людей. Кровь, понимаешь, не в бумагах.
— Они все в больницах родились, — красивое лицо Свирка стало упрямым. — Мы это проверяли! А скажите — какой нормальный человек пойдёт рожать в больницу? Для чего, если не для того, чтобы влить в младенца кровь волшебника?
— У них так принято, — вмешался Гарри. — У магглов. Они все рожают в больницах.
— Все? — скептически переспросил Свирк. — Зачем?
— Они же не волшебники, — Сэвидж смотрел на него как на идиота. — Случись что, они же даже кровь не остановят сами. Врачи нужны. Целители. А они там по домам не ходят — все сидят в больницах.
— Да у них там даже наследная принцесса рожала! — Гарри сам не знал, откуда в его памяти взялось это знание. Но вспомнил, как читал где-то, что принцесса Диана чуть ли не первой из королевской семьи рожала сыновей в… он не помнил название, конечно, но в каком-то госпитале.
— Чего?! — возмутился Свирк. — Докажите!
— Я вам завтра принесу газету, — пообещал Гарри. — Маггловскую.
Где, ну где же он уже слышал это «Свирк»?! Ведь точно было же… Действительно, прав Лестрейндж: нужно начать делать схему всех волшебников!
— Так они же вроде не волшебники, — заявил Свирк. — Принцы. Или от нас скрыли?
— Так поэтому и не волшебники! — воскликнул Сэвидж раздражённо. — Они все рожают в больницах — и не потому что магию воруют! А потому что у них! Так! Принято! — он с оглушительным треском стукнул кулаком по столу. — Хватит строить идиота! — рявкнул он. — Что непонятного в понятиях «все» и «всегда»?!
Свирк вжался в спинку своего стула и захлопал своими красивыми голубыми глазами — похоже было, он совсем к такому обращению не привык… или, может быть, не ожидал? Вряд ли Волдеморт был всегда мил с ним, сказал себе Гарри. Но, вероятно, одно дело Волдеморт, и другое — аврор.
— А зачем они это делают? — нервно воскликнул он.
— Что «это»? — переспросил Сэвидж.
— Идут рожать в больницу! — с вызовом ответил Свирк, и Гарри захотелось побиться головой о стол. Ведь только что об этом говорили!
— Ты дебил? — осведомился Сэвидж. — Пять минут как это обсуждали. Они не волшебники, и им нужны врачи, лекарства, техника вся эта, потому что в родах что угодно может пойти не так, а они сами ничего не могут. Совсем ничего, ты понимаешь? Они не колдуют! Не могут кровь остановить или, например, запутавшуюся пуповину размотать в утробе!
— Запутавшуюся что? — переспросил Свирк — он, похоже, искренне не понял.
— Пуповину, — повторил Сэвидж. — Ну ребёнка с матерью что связывает? Ещё не родившегося?
— Что? — спросил Свирк — и Гарри понял вдруг, что в школе это не проходят.
В Хогвартсе вообще нет анатомии. Да, на продвинутой трансфигурации — которая учит превращать людей — конечно, её изучают, и весьма детально. Но если ты на старших курсах её не берёшь — ты анатомию не учишь. И не знаешь…
— Ясно, — констатировал Робардс. — Ты хоть ТРИТОНы сдал?
— Естественно! — Свирк даже обиделся.
— Какие?
— Какие? Много! — почему-то возмутился Свирк. — Вам какая разница?
— Для общей картины, — ответил Сэвидж. — Ты как рождается ребёнок, представляешь?
— Разумеется! — Свирк обиженно фыркнул. — Получше вас!
— Тогда что тебя удивляет в необходимости целителя поблизости? — спросил Сэвидж. — Если, например, у матери таз узкий, а у ребёнка голова большая — ты хоть представляешь, что без них будет? Тут даже не всякий волшебник справится — но он хоть в Мунго аппарирует и через две минуты приведёт специалиста. А магглу что прикажешь делать? Конечно, они все идут в больницу!
— Почему вдруг у ребёнка будет голова большая? — спросил Свирк.
— А почему бы нет? — вопросом на вопрос ответил Сэвидж. — Может, умным будет. Мало ли.
— Да вы просто голову мне морочите! — вдруг крикнул Свирк. — Я знаю, что они все были магглы — и украли нашу кровь! Понятно? Просто знаю! Они все воры — нет никаких магглорождённых! Быть не может!
— Дебил, — констатировал Сэвидж, выслушав его тираду. — Я тебе о чём сказал? О том, что вы даже не проверили, не были ли их отцы волшебниками. Заклинаний или зелий для этого полно — вам денег, что ли, жалко стало?
— Мы проверяли, — Свирк упрямо поджал губы.
— Ну всё, — Сэвидж не выдержал. — Допрос закончен в двадцать два сорок. Пошёл вон обратно в камеру, — он отстегнул руки Свирка от скобы, рывком поднял его, сковал и погнал перед собой в камеру.
Заперев его, Сэвидж посмотрел на Гарри и хмыкнул:
— Грубо, да? Надеюсь, он к утру дозреет.
— Вы думаете, он что-нибудь поймёт? — недоверчиво спросил Гарри. Свирк, Свирк просто крутилось у него на языке, однако из памяти всё время ускользало.
— Ну должно же в его башке поместиться что-то кроме «кражи магии», — ответил Сэвидж. — Просто время нужно. Навидался я таких, — он поморщился. — Серебряные детки. Тьфу. Но он завтра должен расколоться, полагаю.
— Почему серебряные? — с любопытством спросил Гарри.
— Потому что до золотых не дотягивают, — хмыкнул Сэвидж. — Золотые — это Малфой. А этот — так. Серебряный. И подражает.
— А Лестрейндж? — шутливо спросил Гарри.
— И этот, — согласился Сэвидж, рассмеявшись. — Тоже золотой. Из них порою что-то путное выходит — а вот из серебряных ни разу. Ну, или я не видел. Это не про деньги, — добавил он. — А про отношение. Всё, — заявил он. — Домой. Ночь на дворе.
— А где Уилсмит? — спросил Гарри, и Сэвидж, двинувшийся было в сторону отдела, остановился и спросил с хитрой улыбкой:
— Что, мечтаешь посмотреть на артефактора-злодея?
— Да, — признался Гарри.
— Рано, — вздохнул Сэвидж. — К нему доступ перекрыт — тебя не пустят. И даже я не помогу: не я дело веду. Флэк и Робардс — других не пускают.
— А Дольф? — Гарри стало обидно за Лестрейнджа.
— Так он пострадавший, — напомнил ему Сэвидж. — Хоть и косвенно, но мы не можем рисковать. Не дай Мерлин вывернется — ты представь, какие связи у него. Так что держимся закона — буквы, духа, тени и намёка, и Дольфа к нему не подпускаем. Как что будет — мы узнаем. Всё — домой.
— Да мне неловко как-то, — признался Гарри. — Я же всем сказал, мол, срочный вызов… как я уже через час вернусь домой? Тогда нужно возвращаться на приём, а я… ну…
Они переглянулись понимающе и рассмеялись.
— Ну сиди, — разрешил Сэвидж. — Можешь чем-нибудь заняться… а хотя… а лети-ка ты, друг, в Азкабан, — сказал он вдруг. — Я думал завтра кого-нибудь отправить, но раз тебе деваться некуда, лети. Да и нехорошо людей обманывать, — добавил он ехидно. — А так всё будет по-честному. Сейчас дам предписание — придётся только подождать, пока карету подготовят.
— А… зачем? — поинтересовался Гарри. Он ничего не имел против того, чтобы слетать туда-сюда и к утру вернуться — нужно будет только отправить сову Джинни. — Нет, я могу и так слетать, — заверил он, — но просто любопытно.
— Привезёшь эту Мюррей, — они как раз дошли до отдела, и Сэвидж пошёл прямо к своему столу. — Надо всё-таки доразобраться, что там с ней и с этими недопожирателями. Я вообще склоняюсь к тому, что она просто стала триггером — но вдруг нет. В любом случае, поговорить с ней надо. Но ты просто привези её пока и ничего не говори — а мы подумаем с Лисандрой. Завтра. Держи, — он протянул ему пергамент и напомнил: — Переодеться не забудь. И тут, и после — ты сто раз домой успеешь переодеться, пока карету запрягут.
И даже сова не понадобится, подумал Гарри, отправляясь в кладовку переодеваться. Он просто оставит Джинни записку, да и всё.
Насладившись взлётом кареты — Гарри нравилось это ощущение отрыва от земли и плавного набора высоты, намного более медленного и ровного, нежели обычно на метле — он, наконец, отбросил все дела и мысли и принялся вспоминать, откуда же ему известна фамилия Свирк. Этого Гриффина Гарри не знал точно, но ведь фамилия-то ему была известна! Значит, видимо, оно мелькало в каком-то деле. Но в каком? Это точно был не фигурант — скорее, свидетель, или, может, родственник?
Гарри начал методично вспоминать дела, к которым имел отношение. Но он же точно слышал это «Свирк»! И ему даже показалось, что эта фамилия как-то гармонирует с владельцем… Мерлин, с чем может гармонировать «свирк»?! Не слово, а как будто свист какой-то!
Свист…
В памяти вдруг всплыли забавные пушистые зверьки, похожие на кроликов, но с меньшими ушами и длинными хвостами с кисточкой. Шиншиллы. Деннис Криви! Орла Свирк! Его подруга — рейвенкловка Орла Свирк.
Гарри даже ахнул.
Если Орла — сестра Гриффина, ситуация становилась просто чудовищной. Каково ей будет! И знала ли она? Она, похоже, младше — и встречается с магглорождённым… человеку со взглядами Гриффина это должно было быть невыносимо отвратительно.
Вот теперь Гарри хотел сам поговорить со Свирком — пожалуй, он вернётся, решил он, и сделает это. Наверное, вместе с Сэвиджэм.
Мюррей Гарри почему-то совсем не удивилась — видимо, решила, что её везут судить. Гарри ничего с ней не обсуждал — просто сковал, забрал из камеры и посадил в карету. Поскольку они прилетели неожиданно и ночью, ужина Гарри удалось избежать, зато в дорогу ему вручили корзинку с третью пирога, какой-то частью кролика и чечевицей, а также большим термосом с чаем. А ещё Гарри нагрузили горой образцов от тварцев и кучей каких-то документов — спасибо хоть в карету складывать всё это пришлось не ему. Но вот в министерство транспортировать коробки и корзины Гарри предстояло самому — а их ведь ещё и уменьшать было нельзя, по крайней мере, несколько коробок с образцами! Пришлось оставить всё на станции и вместе с одной Мюррей аппарировать к министерству, оформлять её, а затем брать пару крепких ребят в ДМП и возвращаться за всем остальным — хорошо хоть рабочий день как раз начался, и найти кого-то оказалось просто. Можно было, разумеется, спуститься к тварцам, но Гарри мало кого знал там и не был уверен, что не застрянет на пару часов с официальным оформлением помощника — намного проще было попросить своих.
— Смотрите, кто вернулся, — прокомментировал его возвращение Сэвидж. — Ну что, тебя отпустить отсыпаться?
— Да я спал в карете, — отказался Гарри. — И у меня есть новости о Свирке.
— Из тюрьмы? — удивился Сэвидж. — Ну-ка.
— Не из тюрьмы, — возрази Гарри. — Я вспомнил. Орла Свирк — подруга Денниса Криви, мы с ней там познакомились. Не знаете, кто она ему?
— Сестра, — ответил Сэвидж. — Интересно складывается… его сестрёнка младшая, значит, путается с магглорождённым, — покачал он головой. — Спасибо, это ценно — потом обсудим, что с этим можно делать. Чуть попозже. У тебя какие планы?
— Никаких, — бодро ответил Гарри. — Я выспался и хочу работать.
— Он работать хочет, — повторил Сэвидж, и Праудфут и Долиш рассмеялись — а больше в кабинете никого сейчас не было. — Ну иди работай, — Сэвидж протянул ему какую-то бумагу. — Раз человек хочет — кто я, чтоб ему мешать? Так?
— Так! — подтвердил Праудфут, и Гарри это всеобщее веселье совсем не понравилось. Он, вообще-то, предполагал допросить Мюррей, к примеру, или поучаствовать в допросе Свирка — а вместо этого…
Он посмотрел на полученную бумагу, потом перечитал внимательнее и посмотрел на Сэвиджа. Тот ответил невозмутимым взглядом и осведомился:
— Да?
— Сэр? — спросил Гарри. — Это шутка такая, да?
— Нет, что ты, — возразил Сэвидж. — Какая шутка — ты что, не видишь: заявление по форме. Свежее — вон стоит число. Сегодняшнее. Сова только принесла. Иди, работай.
— Но это заявление, — Гарри склонил голову к плечу и слегка сощурился. — Вернее, жалоба. На вас.
— Ну да, — ещё невозмутимей кивнул Сэвидж. — На меня. Расследуй.
— О, — Гарри сверился с пергаментом, — превышении вами полномочий в девяносто шестом году.
— Да, так и есть, — подтвердил Сэвидж.
Праудфут не выдержал и рассмеялся в голос, Долиш же держался, но у Гарри было ощущение, что это ненадолго. Сволочи!
— Во время, — Гарри снова посмотрел в пергамент, — задержания.
— Ну да, — Сэвидж выглядел воплощением невиннейшей серьёзности.
— Вы, сэр, разбили вазу, — продолжил читать Гарри.
— Там так написано? — уточил Сэвидж. Гарри кивнул. — Ну, видишь. Там написано.
— Китайскую, — прочитал Гарри. — Династии Мин. Синюю. С изображением дракона. В волнах.
— Ну видишь, как ты быстро разобрался, — довольно сказал Сэвидж. — Молодец какой. Работай — адрес там внизу.
— Но…
— Давай-давай! — безапелляционно заявил Сэвидж. — Работай тщательно — вещь дорогая. Если выяснится, что я виноват — не расплачусь же.
— Так они же её склеили Репаро, — Гарри никак не мог отделаться от ощущения, что его разыгрывают. — Тут же. Тут тоже написано.
— Так и что? — возразил ему Сэвидж. — Я же её разбил. Факт-то был. Наверное. А уж что они потом сделали с осколками — их дело.
— Вы серьёзно?! — воскликнул Гарри, и вот тут уже не выдержал и Долиш. — Ну вы издеваетесь же, да? — спросил он, переводя взгляд с одного хохочущего коллеги на другого.
— Да нет, что ты, — утирая выступившие слёзы, сказал Праудфут. — Всё серьёзно. Дело муторное жутко — а ты младший. Вот, возись.
— К сожалению, семья весьма известная, — сказал уже нормально Сэвидж. — И хотя все понимают весь идиотизм, просто выгнать их нельзя. Не могу я заявление не принять — и не отработать тоже не могу. Собственно, я вообще им заниматься не могу, — он засмеялся. — А у тебя есть время. Иди, поговори.
— А что за семья? — вздохнул Гарри. По совести, конечно, Сэвидж был прав: если кто-нибудь из их отдела и должен это дело разбирать, то это Гарри: у него действительно не было больших и важных дел, да и кому же спихивать такое дело, как не младшему? Раз нет стажёра? Хотя, наверное, стажёру его и давать нельзя, раз семья известная.
— МакЛеоды, — ответил Сэвидж. — Старинная шотландская семья. Типичные шотландцы: мрачные, упёртые и жадные, — проворчал он. — Шучу. Не типичные, а квинтэссенция шотландскости. Так что тебе предстоит море писанины в ближайшие лет… наверное, до пенсии.
Они втроём снова рассмеялись, и тут дверь распахнулась, и вошедший Лестрейндж заявил:
— У нас есть показания Джервиса. Про Уилсмита. Доброе утро, Гарри, как слетали?
— Нормально, — нет, это было невероятно, просто чудовищно несправедливо! Почему он должен заниматься этой вазой, когда тут сейчас наконец разрешается история зеркал, с которых, между прочим, вообще началась его серьёзная работа?!
— Заняты? — спросил Лестрейндж, заметив у него в руках бумагу.
— Угу… А что он сказал? — спросил Гарри с таким несчастным видом, что Сэвидж вдруг заметил:
— Ну, в принципе, это не настолько срочно. Потом сходишь. Ну, что там? — спросил он Лестрейнджа, и Гарри счастливо заулыбался и закивал. Он всё сделает, конечно — но он должен был узнать, что сказал Джервис.
— Он даст показания против Уилсмита, — коротко ответил Лестрейндж. — Вкратце: это Уилсмит сделал зеркала. Джервис утверждает, что их было двести.
— Сколько? — охнул Праудфут, и Лестрейндж повторил:
— Двести. Нам их ещё искать и искать. Сделал по заказу Волдеморта: тот хотел что-нибудь жуткое. Согласитесь, получилось. И главное: у зеркал есть, оказывается, дополнительный эффект: по сути, все погибшие… и пострадавшие — жертвы. В том смысле, что это нечто вроде жертвоприношения — а божка, если так можно выразится, нам только предстоит найти. Тот был у Волдеморта, а где находится сейчас и что он делает — бог весть. Джервис то ли не знает, то ли говорить не хочет. Он утверждает, что никогда его даже не видел. Зашёл вам рассказать — пойду сейчас к Флэк, они с Гавейном сидят с Уилсмитом. Возможно, им поможет.
— Час от часу не легче, — пробормотал Сэвидж. — Жертвы. Артефакт.
— Возможно, нам повезёт, и тот найдётся у Уилсмита, — предположил Лестрейндж. — Но вряд ли.
— Зато это уже, вероятно, к нам? — спросил Праудфут. — Раз Волдеморт? Или хоть совместно?
— Я бы предложил совместно, — сказал Лестрейндж. — Мы только помирились с Аннис, — он улыбнулся, — а она добром это дело не отдаст. Не хочу ссориться на ровном месте.
Гарри придержал улыбку: он впервые в жизни слышал, чтобы Лестрейндж назвал Флэк по имени. Как, впрочем, и она его не так давно — это он тоже помнил. И вправду, видимо, вражда закончилась, подумал Гарри — и повеселел. Флэк ему нравилась, и её отношение к Лестрейнджу всегда вызывало у Гарри досаду.
— Ну совместно так совместно, — не стал спорить Сэвидж. — Как по мне, так пусть и вовсе забирает — нам что, заняться нечем? — но ведь не позволят. Не их профиль.
— Не позволят, — подтвердил Лестрейндж.
— Ты как разговорил его? — спросил Сэвидж.
— Ты знаешь, — не стал ничего скрывать Лестрейндж, — он после того разговора об Энноре стал таким задумчивым… я думаю, его это мучает. Я бы подержал его у нас подольше — всё равно понадобится, когда мы с этим делом разберёмся. Мне кажется, он может ещё что-нибудь сказать. Ну и менталист помог, конечно. Воспоминания-то у него достали.
— Эннора, — Сэвидж это почти простонал. — Мы не доживём до осени. Я наверняка не доживу! Где мой отпуск?
— Ну, это терпит, — утешающе проговорил Лестрейндж. — Днём позже, днём раньше — думаю, что это несущественно.
— Ты бумаги-то оформлять начал? — спросил Сэвидж, и Лестрейндж с укором возразил:
— Когда? Я ночью спал. Сейчас и сяду. Вообще, всем не до того — я думаю, мы обойдёмся разрешением Гавейна.
— Надеюсь, — с некоторым скепсисом проговорил Сэвидж.
— Полагаю, я знаю, как всё это оформить, — утешил его Лестрейндж. — Тем более, Визенгамота нет — все на каникулах.
Он ушёл, и Сэвидж вновь взялся за Гарри:
— Ну? Чего стоишь? С этим разберутся без тебя — а ты давай к МакЛеодам. Там адрес, — Сэвидж указал пальцем на дверь. — Иди-иди.
— Да я иду, — что ж, ладно, решил Гарри. Он тоже так умеет. — А вы пока что приготовьте объяснительную. Сэр. Или предпочитаете допрос?
Праудфут фыркнул и расхохотался, и показал Гарри оба больших пальца.
— Вот стервец, — Сэвидж довольно усмехнулся. — Ладно, будет объяснительная. Или ты допрос предпочитаешь? — вернул он ему вопрос.
— Я прочту, а там решу, — любезно улыбнулся Гарри. — Если у меня останутся вопросы, я вам сообщу — тогда и побеседуем.
— Конечно, — кротко согласился Сэвидж. — Как решишь. Займусь немедленно.
На этом под хохот Праудфута Гарри и ушёл, раздумывая, как удобнее попасть к МакЛеодам. Шотландию он знал не слишком хорошо — но в заявлении был каминный пароль, и Гарри решил, что проще всего будет им воспользоваться. Так что он поднялся наверх, аппарировал домой, и уже оттуда вышел из камина в дом МакЛеодов.
И оказался в полутёмном холле, где, кроме камина, ничего не было. Вообще ничего — даже коврика у двери, до которой, впрочем, было футов двадцать.
— Доброе утро! — почти прокричал Гарри. — Младший аврор Гарри Поттер! Я по вашему заявлению!
Края холла терялись в полумраке, но где-то впереди угадывалась лестница — или, возможно, свет так падал? В воздухе веяло сыростью — и это посреди жаркого лета! А что тут, например, зимой?
Что-то пролетело прямо перед лицом Гарри — он отшатнулся, но, сколько ни приглядывался, в полумраке разглядеть ничего и никого не смог. Ему стало не по себе — а вдруг это ловушка? Пускай Сэвидж и смеялся, но он мог и ошибаться. Ошибаться могут все…
Гарри достал палочку и, держа её наизготовку, медленно пошёл вперёд, прислушиваясь и не слыша ничего.
— Эй! — снова крикнул он. — Младший аврор Гарри Поттер! Есть дома кто-нибудь?
Он сделал ещё шаг — и вдруг ударился коленкой о что-то невидимое, но весьма твёрдое… возможно, дерево? Но перед ним ничего не было… абсолютно ничего, кроме огромного пустого холла.
Раздался грохот, будто разбилось что-то крупное и… нет, определённо не стеклянное — керамика? Нет, слишком звонко… — и за ним в холле буквально прогремел низкий мужской голос:
— Вы что творите?!
— Извините, — сказал Гарри, старательно скрывая раздражение. — Я не видел.
Кажется, он угодил в дурацкую ловушку — и кто знает, что он разбил. Как окажется сейчас ещё какая-нибудь ваза Мин… или какие там ещё бывают?
— Ну конечно, вы не видели! — сердито сказал голос, и вдали раздались быстро приближающиеся шаги. — Что вам надо?
— Младший аврор Гарри Поттер, — терпеливо повторил Гарри. — По вашему заявлению.
— Я что-то непонятно написал? — шаги приблизились, да и голос звучал совсем рядом но Гарри по-прежнему никого не видел. — Вы хоть знаете, что вы разбили?!
— Нет, конечно, — язвительно ответил Гарри.
— А я вам скажу, — голос раздавался совсем рядом. — Я вам сейчас скажу! — воскликнул он — и холл наполнился… предметами.
Здесь было много ваз. Очень, очень много ваз, самых разных, от больших, в которых свободно мог бы поместиться Гарри, до крохотных, меньше ногтя, и каждая располагалась на своей подставке, представляющих из себя разной высоты и толщины деревянные колонны — кажется, дорические, если Гарри ничего не путал, такие, самые простые, безо всяких завитушек наверху или внизу — которые не выглядели особенно устойчивыми. Одну из этих ваз Гарри и разбил, и она была, судя по количеству и размеру черепков, довольно крупной и, похоже, бело-синей.
— Вы понимаете, что вы наделали?! — воскликнул стоящий в паре шагов от Гарри крупный костистый мужчина лет, наверное… ну, Гарри бы дал ему от шестидесяти до девяноста. В этом возрасте волшебники почти что не меняются — поди пойми. Лицо с резкими чертами обрамляли тёмные и удивительно густые, отчасти седые волосы, что называется, соль с перцем. — Ей же семьсот лет!
— Репаро, — сказал Гарри, указав на черепки. Те закружились, собираясь, и через пару секунд на полу стояла в пару футов высотой белая с ажурным синим рисунком ваза, похожая на вытянутый несколько неправильный овал.
— Думаете, всё решили? — возмутился мужчина. На нём была широкая тёмно-тёмно-фиолетовая мантия. — Нет уж, вам придётся заплатить за вазу — вы её разбили!
— Докажите, — скучным голосом проговорил Гарри.
— Что тут доказывать? — мужчина вскинул седоватые кустистые брови, под которыми возмущённо сверкали глубоко посаженные серые глаза. — Покажу воспоминания!
— О пустой комнате? — Гарри чуть склонил голову к правому плечу. — Показывайте.
— Там всё прекрасно слышно! — возразил мужчина.
— И что? — пожал плечами Гарри. — Мало ли, какие звуки могут быть. Я ничего не разбивал. Вы мошенник, — он сощурился. — Сложили тут осколки и решили на мне заработать. Я сам на вас заявление напишу.
— Чего-о?! — мужчина даже задохнулся.
— Заявление о мошенничестве, — тон Гарри был скучен как заявка на чернила. — Вы пытались меня подставить. Доказать это сможет даже студент Академии — я тоже покажу воспоминания. Срок заключения зависит от размера предполагаемо инкриминируемо мне ущерба и варьируется от двух до десяти лет заключения в Азкабане. Если срок будет больше шести лет, вы будете его отбывать в одиночном заключении. Дополнительно вам может быть присуждён штраф в двукратном размере возможно инкриминируемого мне ущерба.
— Ух ты, — вдруг сказал мужчина совершенно нормально. — Вот это профессионал, вот это я понимаю, — он подошёл к Гарри и протянул ему широкую и мощную ладонь. — Атайр МакЛеод.
— Гарри Поттер, — Гарри пожал руку, не позволив себе дрогнуть даже в тот момент, когда ему показалось, что ему сейчас сломают кости. И суставы заодно.
— Добро пожаловать к МакЛеодам, — мужчина сделал широкий пригласительный жест, ловко обогнув одну из ваз. — Пошли наверх, — распорядился он, и быстро двинулся вперёд, лавируя между колоннами и вазами.
Спорить Гарри не стал и двинулся за ним, стараясь больше ничего тут не задеть. Ситуация его смешила, но он старательно сохранял на лице скучновато-равнодушное выражение — и очень, очень хотел бы знать, кто и кого тут разыграл на самом деле. С Сэвиджа бы сталось… хотя с чего бы вдруг именно сейчас? Да и с этого МакЛеода, похоже, тоже.
Они дошли до неожиданно узкой винтовой лестницы из серого камня — такой же, как сам дом… или, возможно, замок? — и двинулись наверх. Ступеней через сто Гарри задался вопросом о высоте дома и пожалел, что использовал камин. Надо было аппарировать — возможно, даже взяв с собой метлу.
Сто пятьдесят…
Выносливостью МакЛеода можно было только восхититься. Гарри уже запыхался, но старательно держал дыхание. Ну нет уж, он не сдастся и пощады не попросит — что, лестниц в своей жизни мало видел?
Двести… да сколько уже можно?
Гарри прикинул высоту ступеней, перемножил — вышло уже больше ста тридцати футов. Они в башне?
Освещавшие лестницу окошки были узкими, но в них в них всё же можно было рассмотреть лес и поблёскивающую на солнце воду — то ли речку, то ли сеть небольших озёр, и это было действительно красиво. Вдалеке виднелись горы — не особенно высокие, похоже, во всяком случае, они были, большей частью, зелёными, а не серыми.
И голубое небо.
На двести двадцать первой ступеньке лестница закончилась, и Гарри оказался на открытой площадке, окружённой простым широким парапетом. Здесь было солнечно и ветрено, и мантия МакЛеода раздувалась и вздувалась, словно крылья.
— А? — спросил тот, широко поводя рукой. — Красота же?
— Вид великолепный, — согласился Гарри.
— Хорошо, что вы зашли, — сказал МакЛеод. — Гости редко тут бывают.
— Ну, мы получили ваше приглашение, — Гарри иронично улыбнулся, и МакЛеод разразился громким хохотом.
— Да! — сказал он. — Приглашение! Вот! Точно! Ну что, как вам тут?
— Мне нравится, — ответил Гарри. Честно — здесь и правда было красиво. А лестница… что лестница. Вниз будет проще.
— Славно, — МакЛеод потёр руки. — А почему прислали вас?
— Ну а кого? — спросил Гарри. — Все заняты. И заинтересованы — а я там новенький. Вы ведь на главу отдела жалуетесь.
— А он уже глава отдела? — удивился МакЛеод. — Этот же был… как его… Лестрейндж.
— Больше нет, — сдерживая любопытство, сказал Гарри. — Вы его ждали?
— Вообще-то да, — он поскрёб в затылке. — Вы тоже неплохо, да молоды. Мне б кого поопытней.
— Ну, дело-то несложное, — иронично заметил Гарри. — Прислали кого попроще.
— Несложное?! — вспыхнул МакЛеод. — Вы с чего так взяли?
— Ну, разбитая восемь лет назад ваза — дело не очень сложное, — Гарри ничего не мог с собой поделать, но ему было смешно. Кажется, он понял — более или менее — что тут происходит, и МакЛеод вызывал у него иррациональную симпатию.
— А что случилось с Лестрейнджем? — спросил МакЛеод. — Жив хоть? — он нахмурился.
— Жив, — с некоторым удивлением ответил Гарри. — Теперь он просто наш сотрудник. Ну, вы же понимаете, что после войны он не мог в начальниках остаться.
— Какой войны? — озадаченно спросил МакЛеод.
— Второй магической, — не менее озадаченно ответил Гарри. — Ну, штурм Хогвартса…
— Чего-о? — МакЛеод округлил глаза. — Штурм чего?!
— Хогвартса, — обалдело повторил Гарри. — Ну, школы…
— Я знаю, что такое Хогвартс! — рявкнул МакЛеод. — Какой штурм? Зачем? Когда?
— В девяносто восьмом, — недоверчиво ответил Гарри. — В мае.
Да ну нет, так же не может быть, сказал он сам себе. Не может быть, чтобы в Британии был волшебник, который просто ничего не знал об этом. Может, он и о Волдеморте ничего не слышал? Да нет. Бред. Так просто не бывает.
— А сейчас какой? — нахмурился МакЛеод.
— Две тысячи четвёртый, — осторожно сказал Гарри. — Девятнадцатое августа.
— Ух ты, — похоже, МакЛеод и правда удивился. — Ну дела… так что за штурм-то? Похоже, — признался он, — я что-то пропустил.
Гарри даже сглотнул. Он был ко многому готов, но никогда в жизни не предполагал, что ему когда-нибудь придётся рассказывать кому-то из британцев о Волдеморте, штурме школы и всём том, что происходило здесь, в Британии, в те годы.
— Похоже, да, — ответил Гарри. — Пропустили.
Слушал его МакЛеод крайне серьёзно и внимательно. Он хмурился, что-то беззвучно бормотал себе под нос, качал головой и сжимал свои внушительные кулаки, а когда Гарри закончил, резюмировал:
— Ишь ты. Какие тут дела творились. Да-а, дела, — протянул он. — Давненько я не выходил… Ну давай так сделаем, — деловито предложил он. — Ты мне сюда приведи Лестрейнджа, и я вам обоим расскажу. Тут дело непростое — уж не обижайся, но ты не потянешь. Мы с ним работали когда-то — он толковый.
— Может быть, вы просто заявление нормальное напишете? — безнадёжно предложил Гарри. — Хотя бы в самых общих чертах.
— Заявление? — переспросил МакЛеон. — Да там непонятно, что писать-то… приведи — я посоветоваться хочу.
— Я не могу пока, — упёрся Гарри. — У нас другое ваше заявление в разработке. То, о вазе.
— А, это? — отмахнулся МакЛеон. — Да ты его порви просто.
— Я не могу просто порвать зарегистрированный документ! — немного показно возмутился Гарри. — Он же у нас уже зарегистрирован.
— Ну принеси мне — я порву, — неожиданно покладисто согласился МакЛеон.
— Не могу, — упёрся Гарри. — Заявления нельзя из аврората выносить. Идёмте вместе — и порвёте там на месте. И Лестрейнджа позовёте.
— Чего, идти к вам? — МакЛеон нахмурился и почесал в затылке. — Да мне и не с руки…
— Это быстро! — заверил его Гарри. — Зайдёте просто и порвёте — иначе пока мы то дело не закончим, как нам за другое взяться? — произнёс он редкостную по бредовости фразу. К его крайнему удивлению, это сработало: МакЛеод снова почесал в затылке и махнул рукою:
— Ну идёмте. Дурацкие у вас порядки, — добавил всё же он, и Гарри даже не стал спорить:
— Абсолютно.
Когда Гарри с МакЛеодом спустились, тот пошёл к камину, и Гарри пришлось его остановить:
— Нам придётся аппарировать — сейчас в министерство так попасть нельзя.
— Почему? — задал совершенно логичный, на взгляд Гарри, вопрос МакЛеод, и Гарри пожал плечами:
— Я не знаю. При Волдеморте эту возможность закрыли, и так и не открыли до сих пор. Придётся аппарировать и пользоваться будкой.
— Идиотизм, — припечатал МакЛеод, но, к облегчению Гарри, не стал спорить и послушно пошёл к двери. — Вы там подождите, — велел он, когда Гарри вышел вслед за ним. — И отвернитесь.
Гарри отвернулся, признавая за МакЛеодом право на свои тайны и надеясь, что успеет хотя бы вскользь увидеть, где он, собственно, только что был. А пока он смотрел на заросший высокой, кажется, по пояс, травой луг, за которым начинался смешанный лес. Ближе к середине луга виднелась груда больших серых камней, почти скрытых высокой травой и поросших серо-голубым лишайником и тёмно-зелёным мхом, и на них сейчас сидела ярко-рыжая белка. Звенели кузнечики, в лесу свистели, пели и чирикали птицы, и день казался идиллически спокойным. Образцовый августовский день…
Что-то пролетело мимо Гарри, стрекоча, и вцепилось ему в волосы. Гарри сморщился и, схватив это нечто, начал осторожно выпутывать, но оно сопротивлялось и отчаянно пищало.
— Вот! — гаркнул МакЛеод так, что Гарри даже подпрыгнул и инстинктивно слишком сильно сжал руку — и в неё немедленно впились крошечные, острые как иглы, зубы. — Стоять! Замри! Сейчас я эту пакость вытащу — заодно и пригодится, — он подошёл к Гарри.
Тот послушно стоял, пока МакЛеод освобождал его от неизвестного создания, но, когда его наконец освободили и Гарри обернулся, он мгновенно узнал существо, возмущённо бьющееся в огромном кулаке.
Те самые странные фейри, что летали по палатке Мальсибера. Они были несколько крупней обычных, и пыльца с них сыпалась раз в десять больше, чем с обычных.
Гарри открыл было рот, чтобы сказать, что знает, что это — и закрыл его. Ну нет. Пусть МакЛеод всё-таки порвёт то заявление — а то кто его знает, вдруг упрётся, раз загадка разрешилась. И останутся они с дурацким делом. Нет уж, сперва надо его разрешить — а потом уж разбираться с фейри. Опять же, а что Гарри ему скажет? Если лагерь с дементорами, вроде бы, секретный?
— Эта тварь вас тяпнула! — возмутился МакЛеод и предупредил: — Ну теперь держитесь.
— А что будет? — спросил Гарри, глядя на неожиданно сильное кровотечение из крохотных, вроде бы, проколов. Руку дёргало, и боль была довольно сильной — неадекватно сильной такой лёгкой ране. Это же ведь, в сущности, царапина.
— Распухнет, — со знанием дела сообщил МакЛеод. — Болеть будет хуже зуба и дёргать. А потом оно оттуда вылупится.
— Что? — переспросил Гарри.
— А вот это, — МакЛеод тряхнул кулаком, в котором был зажат фейри. Видимо, на кожу были наложены какие-то защищающие чары, потому что сколько тот ни пробовал кусаться, ничего не получалось: его острые зубы не оставляли на коже ни царапины. — А ну иди сюда, — он ткнул палочкой во что-то в траве, трансфигурируя это в банку, куда и засунул яростно извивающегося фейри и завинтил крышку. Потом задрал рукав и продемонстрировал ему своё предплечье, на котором красовался совсем свежий струп кажется, ещё даже не до конца засохший, крупный и уродливый, кожа вокруг которого была воспалённой, синевато-красной: — Вот что остаётся. А я не последний знахарь, я лечить умею. Только ничего не помогает — ни колдовство, ни зелья. Месяц заживало.
Вот теперь Гарри уже не было смешно. Это МакЛеод не представлял масштабов катастрофы, а Гарри-то знал, как этих фейри много — и они, оказывается, уже разлетелись по окрестностям. Интересно, тварцам об этом уже известно? И невыразимцам? Они вообще думают с этим что-то делать?
— Об этом нужно сообщить, конечно, — серьёзно сказал Гарри. — Я вас провожу, мы всё оформим, и я схожу в Мунго. Хотя странно, — добавил он негромко. — Это же укус. Я знаю, фейри откладывают яйца — но как…
— Да богган знает, — отозвался МакЛеод, — может, у них яйцеклад во рту.
Гарри представил это, и ему стало совсем не по себе. Он покосился на бьющегося в стекло банки в разноцветоном облаке пыльцы фейри, потом посмотрел на свою руку и стёр кровь платком.
— Идёмте? — спросил он, и МакЛеод решительно схватил его за предплечье — Гарри показалось, что на сей раз он ему таки ломает кость — и аппарировал с ним прямо к министерству.
Предлагать МакЛеоду воспользоваться входом в туалете Гарри даже не помыслил, так что они спустились через будку. Рука и вправду дёргала и здорово болела, да и кровь так и текла — платок ей потихоньку пропитывался, но Гарри не желал залечивать ранку магически. Нет уж — пусть в Мунго разберутся, и чем меньше он будет вмешиваться, тем лучше. Только бы Сэвидж был на месте!
Но его там не было. В отделе вообще никого не было — и Гарри, попросив МакЛеода немного подождать и усадив его возле своего стола, решительно отправился на поиски начальства, на всякий случай заперев дверь отдела.
Сэвидж обнаружился в третьей допросной с незнакомым Гарри парнем — кажется, он видел его среди кандидатов в пожиратели. Гарри постучал и, приоткрыв дверь, сказал довольно громко:
— Сэр, извините. Это очень срочно.
— О, ну вот, — удовлетворённо бросил Сэвидж парню. — Я тебя предупреждал — теперь не жалуйся.
И вышел.
— У меня тут... — начал Гарри, но Сэвидж оборвал:
— Ты очень вовремя. Как знал. Ну, что у тебя?
— МакЛеод, — быстро сказал Гарри. — Он готов отозвать жалобу, но у нас проблема посерьёзней.
— Отозвать? — изумился Сэвидж. — Как ты добился?
— Потом, — отмахнулся Гарри и продемонстрировал ему свою пострадавшую руку. — У него там фейри из лагеря дементоров. И они опасны.
— Твою ж мать, — мгновенно посерьёзнел Сэвидж. — Ты ему сказал?
— Конечно, нет, — заверил его Гарри. — Пойдёмте? Я потом хотел бы сходить в Мунго: меня укусили, и МакЛеод говорит, что они туда откладывают яйца, из которых потом и вылупляются. Я не хочу быть… кхм… инкубатором.
— Тут как повезёт, — обнадёжил его Сэвидж. — Но идём. Беда, конечно, — пробормотал он. — Мне-то что ему сказать?
— Ничего, — заверил его Гарри. — Только ему нужен Лестрейндж. Он вообще-то ожидал его… и знаете, — он нервно усмехнулся, — он вообще не знает ничего о том, что тут у нас происходило лет, наверное, последних десять.
— В смысле? — переспросил Сэвидж.
— Он про штурм Хогвартса ничего не слышал! — выплеснул, наконец, всё своё изумление Гарри. — И про возвращение Волдеморта. И всё остальное. Он вообще-то думал, что Лестрейндж до сих пор глава нашего отдела.
— Шотландия — она такая, — ухмыльнулся Сэвидж, кажется, не слишком удивившись. — А что Ирландия вообще… ты не поверишь… в общем, да — бывает. Он вообще мужик-то неплохой — настырный только и упёртый как… не знаю, что. Я в сравнении с ним — приспособленец и образец двуличности. Дольф в четвёртой — позови… хотя я сам — быстрее будет, — он развернулся и, заглянув в соседнюю дверь, сказал: — Лестрейндж, на выход. Всё, он нам не нужен.
Лестрейндж вышел сразу, но, в отличие от Сэвиджа, доволен этим не был:
— Ты совсем не вовремя, — с досадой сказал он. — Он…
— Ну извини — тут дело поважнее, — оборвал Сэвидж. — Ты нам нужен. С этими всё ясно, а там МакЛеод — по твою душу.
— МакЛеод? — изумился Лестрейндж. — Сам? Пришёл сюда? — спросил он недоверчиво.
— Нет, его Гарри привёл, — усмехнулся Сэвидж.
— Гарри? — удивился Лестрейндж ещё больше. — Каким образом?
— Вот видишь, — удовлетворённо сказал Сэвидж. — Вот тебе и интересно. Можешь с ним закончить, если хочешь, но ты нужен срочно.
— Секунду, — Лестрейндж вернулся в допросную. Гарри очень хотелось посмотреть, что там такое, но Сэвидж стену не трогал, а ему самому не хотелось демонстрировать своё любопытство. Так что они просто подождали — совсем недолго — а потом Лестрейндж вернулся, запер дверь, и они все вместе направились в отдел.
— Что с рукой? — спросил Лестрейндж.
— Фейри укусил, — ответил Гарри и пообещал: — Сейчас всё узнаете.
МакЛеод обнаружился там же, где Гарри его оставил — за его столом: сидел и костерил на все лады так и бьющегося в стекло фейри. Пыльцы с него уже нападало так много, что в её клубах его фигурку еле можно было различить, и Гарри подумал, что ни за что не даст открывать банку в отделе. Потому что если эти фейри кладут яйца в человеческое тело, неизвестно, что получится, если в его рану попадёт пыльца — и он абсолютно не желал об этом узнавать.
— Дольф! — воскликнул МакЛеод, едва завидев Лестрейнджа. — А я-то сколько пропустил, оказывается! Мне тот мальчик рассказал, — он ткнул пальцем в Гарри. — Ты, значит, уже просто тут работаешь? Уже не начальником?
— Нет, хвала Мерлину, — улыбнулся ему Лестрейндж, протягивая ему руку.
— Молодец, — одобрил его МакЛеод, пожимая руку. — Правильно. Нечего бумажки перекладывать. Ну что, у нас проблема, — он указал ему на банку. — Во, — задрал он свой рукав, демонстрируя уже знакомый Гарри струп. — Я таких фейри ещё никогда не видел.
— И как это связано? — Лестрейндж подошёл и наклонился к струпу. — Выглядит не очень.
— Меня укусила вот такая тварь, — сказал МакЛеод. — Болело — жуть, раздуло так — я думал уже в Мунго сдаться. А потом оттуда вылезло такое же и улетело, — он скривился.
— И давно? — нахмурился Лестрейндж.
— Вчера, — МакЛеод потрогал струп пальцем и скривился. — Я травы собирал и не сразу понял, что там чешется — еле успел поймать.
— И где же пойманное? — спросил Лестрейндж, и Гарри бессовестно шагнул поближе — ему тоже очень хотелось посмотреть.
— Во, — МакЛеод сунул руку в, судя по всему, весьма большой карман, и извлёк оттуда в точности такую же банку — вероятно, тоже трансфиругированную — на дне которой в клубах пыльцы сидел чрезвычайно недовольный и злой фейри. Едва увидев, что на него смотрят, он набрал пыльцы и швырнул её в стекло — та разлетелась разноцветным облачком — а затем заверещал что-то, потрясая сжатыми кулачками и щеря острые, как иглы, зубы.
Сэвидж кашлянул и тоже подошёл к ним.
— Простите, что перебиваю, — сказал он, — но что там с заявлением? На меня?
— А, — обернулся к нему МакЛеод. — А вот он сразу догадался! — заявил он, ткнув пальцем в Гарри. — А ты тогда разнылся — как было удержаться? — он громко расхохотался, грозя ему пальцем. Сэвидж тоже рассмеялся и сказал:
— Гарри у нас талант. Так что с заявлением-то?
— Этот ваш сказал, что рвать его непременно нужно тут, — заявил МакЛеод и потребовал у Гарри: — Ну давай уже сюда. Видишь уже — не до шуток.
— Пожалуйста, — Гарри отдал ему заявление, и тот размашисто порвал его, а затем ещё и палочкой развеял.
— Всё, — сказал, как припечатал, МакЛеод. — Займёмся уже делом. Вы нам не понадобитесь, — сообщил он Сэвиджу и Гарри, — а тебе бы вообще в Мунго, — добавил он. — А вот ты думай, — обратился он уже к Лестрейнджу.
— Думаю, — согласился тот. — Я считаю, в Мунго нужно вам обоим — пусть посмотрят и сравнят, — сказал он безапелляционно. — Это тоже отнесём туда, — он показал на банки. — Но вообще это не столько к нам, сколько в Отдел регулирования магических популяций и контроля над ними, — добавил он, и МакЛеод велел:
— Ну вот и сходи к ним сам. Я, что ли, этим заниматься должен? Мне, ты знаешь, недосуг.
— Займусь, — покладисто согласился Лестрейндж. — Но сначала провожу вас в Мунго.
— Слушай, не люблю я их, — скривился МакЛеод. — Мне-то туда зачем? Всё уже, он вылез.
— А если там ещё яйцо? — спросил Лестрейндж.
МакЛеод задумался.
— Ещё? — спросил он, поднимая рукав и ковыряя толстым ногтем струп.
— Или что-нибудь ещё, — добавил Лестрейндж. — Давно они у тебя там появились?
— Точно не скажу, — подумав, ответил МакЛеод. — Года… вот не знаю, — он задумался, а Лестрейндж с Сэвиджем и Гарри переглянулись. Если «года», то их лагерь не при чём. — Так. Нынче лето, так? — спросил МакЛеод.
Лестрейндж подтвердил:
— Да. Лето. Уже заканчивается.
— Так-так… прошлым я их уже видел… Лето назад… или два… не вспомню, — он с досадой качнул головой. — Что-то такое. Ты знаешь, я особо не слежу за временем.
— Не важно, — успокоил его Лестрейндж. — Прошлым летом они точно были, говоришь?
— Пыльца точно была, — уверенно ответил МакЛеод. — Она странная такая… я понять не мог, что это такое. Собрал себе побольше… очень перспективная вещь, должен сказать. Вроде их я тоже видел, но домой они не залетали. В лесу были, да — подальше от нас. Но там кто только ни водится — я даже дементоров встречал.
— Дементоров? — переспросил Сэвидж, а Гарри поразился тому, насколько буднично сказал о них МакЛеод.
— Да, стали попадаться, представляешь, — ответил тот. — Уже давно. Вот где-то как ты ту вазу грохнул, — он снова рассмеялся.
— Насколько «где-то»? — спросил Сэвидж, улыбнувшись.
— Да богган знает, — МакЛеод почесал макушку. — Где-то сразу. Может, в ту же осень… или вскоре.
— Я разбил её весной девяносто шестого, — сказал Сэвидж. — С лета эти твари начали летать по всей Британии. Всё сходится.
— И что ты с ними делал? — вдруг спросил Лестрейндж. — С дементорами?
— Ты знаешь, из них отличное снотворное выходит, — деловито проговорил МакЛеод. — Почти как зелье сна без сновидений, только лучше. И успокоительное. Очень хорошо лечит истерию и младенцев беспокойных успокаивает.
Гарри просто онемел. Настойка? Из дементоров?
Судя по выражению лиц Сэвиджа и даже Лестрейнджа, те были потрясены не меньше — даже МакЛеод, кажется, заметил это, и удивился искренне:
— А что такое? Дать попробовать?
— Ты делаешь настойку из дементоров? — очень странным тоном переспросил Лестрейндж.
— А что ещё с ними делать? — спросил в ответ МакЛеод. — Вытяжка, кстати, ещё от жары спасает очень хорошо — я её выпариваю, паром мантию пропитываю и хожу по солнцепёку преспокойно. Не запрещено же.
— Вообще, это логично, — прокомментировал Лестрейндж, и они втроём с Гарри и Сэвиджем расхохотались — может быть, немного нервно.
— Настойка от истерики, вытяжка от жары, — выговорил, еле успокоившись, Сэвидж. — Мерлиновы подштаники. Настойка!
— Я пришлю, — пообещал МакЛеод. — А у этих пыльца странная, — добавил он, возвращаясь к фейри. — Интересная такая.
— Давай ты это потом расскажешь, — попросил Лестрейндж. — Я вас сейчас в Мунго провожу, а потом попрошу тебя всё это изложить в свободной форме — я к тебе зайду и заберу. Наверное, завтра.
— Зайди, — согласился МакЛеод. — Только будь уж добр, займись всеми этими учёными сам. Лето — не до них. Каждый день что-нибудь да вызревает.
— Понимаю, — кивнул Лестрейндж, кладя банки во взятую в шкафу небольшую сумку. — Ну, идёмте. А что ты мне просто так не написал? — спросил он, когда они пошли к двери. — Я пришёл бы, ты же знаешь.
— Да хотел его пощекотать, — МакЛеод с ухмылкой ткнул пальцем в помахавшего ему рукою Сэвиджа. — Смешной он.
— Ты заявление совой прислал? — уточнил Лестрейндж, когда они вышли в коридор. — Личной?
— Ну не официально же писать вам, — добродушно огрызнулся МакЛеод, и Гарри про себя только вздохнул. Он так и знал, что это розыгрыш! Пусть и отчасти, но всё же розыгрыш. И что вышло? И кого теперь Сэвидж будет винить, подумал он с улыбкой. Его, Гарри! Опять скажет, что он виноват во всём. Вот как так получается всегда, а?
Рука болела всё сильнее, и платок уже полностью пропитался кровью — Гарри обнаружил это, когда капля плюхнулась на пол возле лифтов. Но залечивать рану Гарри не хотел — жаль, второго платка у него не было, а в отделе взять он попросту забыл.
— Можно одолжить у вас платок? — тихо попросил он Лестрейнджа, убирая кровь с пола. — Не хочу пока залечивать, а мой промок совсем.
— Конечно, — Лестрейндж протянул ему искомое. — Согласен, думаю, не нужно ничего трогать. Сильно болит?
— Прилично, — признался Гарри. — Даже странно — там же зубы крохотные.
Лестрейндж, хмурясь посмотрел на обмотанную платками руку Гарри и качнул головой, однако комментировать не стал.
В Мунго их появление вызвало подлинный переполох. Дежурная медиковедьма ахнула, увидев их, всплеснула руками и буквально вылетела из-за стойки.
— Мистер МакЛеод! — воскликнула она. — Ой, здравствуйте! А вы как здесь? А к кому вас проводить?
— Нам на второй этаж, — сказал ей Лестрейндж, но она его, похоже, вообще не услышала.
— Абаси тут? — спросил МакЛеод.
— Конечно! Да! — воскликнула медиковедьма. Она была совсем молоденькой и милой, а сейчас, разволновавшись и раскрасневшись, стала совсем хорошенькой. — Давайте, я вас провожу!
— Что значит «провожу»?! — возмутилась стоящая возле стойки дородная дама лет пятидесяти. — Милочка, вы не забыли про меня?
— Конечно, не забыла, — ответила медиковедьма, не сводя глаз с МакЛеода. — Я подойду сейчас. Пойдёмте, я вас провожу!
— Мы сами как-нибудь дойдём, — ответил тот, оглядываясь. — Где тут лестница?
— Тут лифты! — воскликнула медиковедьма. — Пожалуйста, пойдёмте — я вам покажу!
— Чего это она? — шепнул Гарри Лестрейнджу.
— МакЛеод — один из… да нет, пожалуй, даже лучший травник, фармацевт и зельевар медицинского профиля в Британии, — ответил Лестрейндж. — У него покупают лучшие аптеки — и он продаёт им далеко не всё. Кое-что он продаёт лишь Мунго… или же отдельным его представителям. А некоторые вещи достать можно только у него — и то если ты ему понравишься. Вы понравились, — он улыбнулся. — Роберт вам, на самом деле, сделал подарок — вы со временем оцените.
— Он поэтому…
— Да, — оборвал его Лестрейндж тихонько. — Вы ему понравились — дружите с ним. Вам пригодится.
— А как?
— Ходите в гости, — улыбнулся Лестрейндж. — Писать ему бессмысленно, а в гости пару раз в году заглядывайте. Можно без предупреждения — рискуете наткнуться на закрытую дверь, конечно, но не страшно. Если что-то нужно срочно — можно написать, конечно.
— Что, так просто взять и заходить? — недоверчиво спросил Гарри.
— Да, так просто, — подтвердил Лестрейндж. — МакЛеод мыслит… нестандартно — приглашения вы не дождётесь. Просто мне поверьте.
— Вообще-то, он меня не звал…
— И не позовёт, — заверил его Лестрейндж. Они уже стояли возле лифтов, и медиковедма что-то возбуждённо щебетала щурящемуся от её болтовни МакЛеоду. — Мне вы верите?
— Верю, — решительно кивнул Гарри.
— Тогда навещайте его время от времени. Приносите что-нибудь к столу — всё, что угодно. Он всеяден и любит разнообразие. Просто заходите со словами — мол, мне тут захотелось угостить вас. Только крепкое спиртное не несите: у него своё, другое он не признаёт. Вино и пиво можно. Лучше заходить зимой, конечно — летом его редко можно найти дома. И не говорите ему пока ничего про фейри, — шепнул он совсем тихо, и Гарри кивнул. — Он вообще авроров любит, — добавил Лестрейндж. — Я не знаю, почему.
Наконец, подошёл лифт, и они вошли, отделавшись от порывавшейся провожать их дальше медиковедьмы.
— Вот сорока, — сморщился МакЛеод. — Та-та-та-та-та — а люди ждут!
— Она тебя увидела вживую впервые — будь к ней снисходителен, — благодушно заметил Лестрейндж, но МакЛеод отмахнулся:
— Не люблю таких. Рука болит? — спросил он вдруг у Гарри, и когда тот кивнул, велел: — Адрес дай. Что пропишут, я тебе пришлю.
Гарри открыл было рот, чтобы спросить, сколько он будет должен, но тут Лестрейндж незаметно толкнул его краем ботинка, и Гарри просто сказал:
— Спасибо.
— Раз ты пострадал из-за меня, бесплатно будет, — заявил МакЛеод. — А на будущее пиши, если что надо — тебе продам.
— Спасибо! — радостно повторил Гарри.
Лифт остановился, двери распахнулись, и молодая медиковедьма радостно произнесла:
— Добро пожаловать, мистер МакЛеод! Целитель Абаси уже ждёт вас.
МакЛеод медиковедьме, похоже, вовсе не обрадовался и сказал Лестрейнджу:
— Вот за это я сюда и не хожу. Придёшь — и начинаются все эти прыжки.
— Они так выражают уважение, — глубокомысленно проговорил Лестрейндж.
Они вышли из лифта и пошли за то и дело оборачивающейся медиковедьмой по коридору.
— Они даже не знают, что это такое, — отрезал МакЛеод, и Лестрейндж спорить с ним не стал.
К счастью, медиковедьма довела их только до кабинета, внутрь же заходить не стала. Целитель — довольно молодой мужчина восточной внешности с аккуратной небольшой бородкой и то ли абсолютно лысой, то ли начисто выбритой головой — поднялся им на встречу:
— МакЛеод! Лестрейндж! Мистер Поттер, полагаю, — он кивнул Гарри и представился: — Омар Абаси. Что у вас случилось?
— Да тут завелась такая пакость, — МакЛеод посмотрел на Лестрейнджа и велел: — Покажи ему.
— Пусть сперва посмотрит Гарри, — возразил тот, доставая, впрочем, из сумки обе банки.
— Мистер Поттер? — Абаси бросил взгляд на банки и перевёл его на Гарри. — Что произошло?
— Он меня укусил, — ответил Гарри, демонстрируя ему руку в уже заляпанном красными пятнами платке Лестрейнджа.
— Надо же, сколько крови, — заметил Абаси. — Вы накладывали что-то? Зелья? Заклинания? — он придвинул стул к другому, обитому металлом столу, стоящему почти что в центре кабинета. — Садитесь и давайте посмотрим вашу руку. Вы как чувствуете себя? Голова не кружится?
— Нормально, — честно ответил Гарри. — Рука только болит. Довольно сильно.
— Посмотрим, — повторил Абаси, касаясь палочкой своих рук. — Ваши спутники могут остаться? — спросил он, и Гарри кивнул:
— Конечно.
— Лестрейндж, устраивайтесь, — предложил Абаси. — МакЛеод, вы присоединитесь?
Тот немедленно взял стул и уселся через стол напротив Гарри.
Абаси указал палочкой на руку Гарри, и платки плавно раскрылись и сложились на столе — при этом вся кровь из них и с кожи собралась в соткавшийся из воздуха стакан с мерными делениями.
— Не очень сильная кровопотеря, — прокомментировал Абаси и склонился над опухшей и заметно покрасневшей рукой. Сами ранки были крохотными и напоминали булавочные уколы, но глубокими и здорово кровили.
Абаси начал медленно водить над ними палочкой, шепча что-то непонятное. Поначалу Гарри ничего не чувствовал, но в какой-то момент руку словно обожгло, и он поморщился.
— Вам придётся потерпеть, — мягко проговорил Абаси. — Я знаю, это неприятно. Там антикоагулянт, — добавил он задумчиво. — Какой-то незнакомый… мне кажется, чем-то похоже на пиявок…
— Точно, — подтвердил МакЛеод. Абаси вопросительно на него глянул, и тот сказал: — Меня эта дрянь кусала тоже. Хочу сравнить выводы.
— Потом покажешь? — спросил Абаси, и МакЛеод кивнул.
— Потерпите, — попросил Абаси Гарри. — Ещё немного, и я наложу обезболивающее.
— Да сколько угодно, — заверил его тот. — Мне не настолько больно.
— Посмотри на инородное, — подсказал МакЛеод, и Абаси кивну:
— Как раз смотрю… там что-то непонятное… ты думаешь?..
— Смотри-смотри, — подтвердил МакЛеод.
— Смотрю, — так же задумчиво проговорил Абаси. — Там что-то органическое? — спросил он, и МакЛеод подтвердил:
— Оно. Смотри давай.
— Смотрю, — покладисто сказал Абаси. МакЛеод говорил с ним словно со своим учеником, но Гарри подозревал, что никакого ученичества там нет и не было — видимо, такой была его манера, и за ним все признавали это право. — Хм, — сказал Абаси наконец и посмотрел на Гарри, а после — на МакЛеода. — Я полагаю, там яйцо. С личинкой.
— Яйцо, — довольно подтвердил МакЛеод.
— Вы можете его достать? — немного нервно спросил Гарри.
— А нужно? — уточнил Абаси.
Лестрейндж тихо хмыкнул.
— Да! — воскликнул Гарри. Он, конечно, понимал, что многим захотелось бы провести такой эксперимент, но полагал, что эти многие вполне могут разозлить фейри и получить яйцо себе. И пусть растят сколько угодно. — Нужно!
— Я знаю пару дюжин человек, которые бы вас сейчас не поняли, — заметил Лестрейндж. — И настаивали бы…
— Так пусть себе яйцо заводят, — ехидно заявил Гарри. — Я не инкубатор!
— У тебя тоже было яйцо? — спросил Абаси МакЛеода.
— И из него вылезло вот это, — тот указал на банки.
— Как интересно! — в голосе Абаси прозвучало опасное восхищение, и Гарри громко потребовал:
— Выньте это из меня!
— Конечно, — успокаивающе пообещал Абаси, указывая палочкой на банки и накрывая их салфеткой. — Одну минуту… я думаю, а не пересадить ли его куда-нибудь? Это же какой-то подвид фейри?
— Вроде новый, — сказал МакЛеод. — Я про таких раньше не слышал.
— Как ты думаешь, им нужен человек? — спросил Абаси. — Или можно взять животное?
— Свинью можно, — предположил МакЛеод. — Есть свинья?
— Найдём, — пообещал Абаси. — Сколько оно зреет?
— Две с половиной луны, — ответил МакЛеод.
Два с половиной месяца! Кажется, у Гарри выступил холодный пот на лбу. Два с половиной месяца носить в себе такое!
— Когда вас укусили? — спросил Абаси Гарри.
— Да час назад, — ответил Гарри. — Если не меньше. Вот только что.
— Это славно, — Абаси даже улыбнулся. — Да, пожалуй, может получиться… но придётся подождать, пока мы найдём свинью.
— Я не буду ждать! — возмутился Гарри. — Вытаскивайте это немедленно!
Лестрейндж снова хмыкнул, и это было даже обидно: Гарри ничего смешного тут не видел.
— Нет? — переспросил Абаси — и улыбнулся широко. — Конечно. Извините, это была глупая шутка. Конечно я его сейчас достану. Начнём с изучения собственно яйца, — сказал он МакЛеоду, и тот сперва скривился, а затем махнул рукой:
— Можно. У меня они там появляются — я наловлю.
— Ещё секунду, — Абаси навёл палочку на так и кровящие ранки и медленно потянул. Гарри ощутил, как что-то внутри его руки шевелится, и как что-то рвётся — очень тонкое и очень больно, так, что он даже зашипел — а потом увидел, как из ранки появляется крохотное нечто, круглое и желтоватое, похожее на зёрнышко, и медленно плывёт за палочкой. Оно казалось мягким, и внутри него что-то темнело. — Подержишь? — попросил он МакЛеода, и тот перехватил яйцо, пока Абаси занимался рукой Гарри. — Сейчас я удалю антикоагулянт… на редкость сильный, должен вам сказать… и заложу мазь. Зайдите ко мне вечером — я посмотрю динамику. Повязку не снимайте. Может пощипать, но, в целом, боль должна пройти — если снова заболит, начнёт дёргать или отечёт, немедленно ко мне.
— Обещаю, — радостно заверил его Гарри.
Боль утихла — рана слегка ныла, но теперь это казалось адекватной повреждениям. Абаси ввёл в неё зеленоватую мазь — стало холодно, и это было очень приятно — затем сверху положил другую, белую, и наконец одним ловким движеньем палочки забинтовал Гарри руку.
— Поскольку мы не знаем, с чем имеем дело, никакие заклинания накладывать не буду, — сказал Абаси. — Так что берегите от воды и грязи.
— Разумеется, — Гарри поднялся. — Спасибо!
— Жду вас вечером, — Абаси тоже встал.
— Спасибо вам за помощь, — Лестрейндж последовал их примеру. — Атайр, я к тебе зайду на днях.
— Заходите, — кивнул тот. Лестрейндж очень выразительно посмотрел на Гарри, и тот сказал:
— Спасибо!
Они вышли, оставив Абаси и МакЛеода склонившимися над вынутым из Гарри яйцом. Улыбка тут же спала с лица Лестрейнджа, и тот спросил:
— Вы с уже работали с Прикл?
— Лично нет, — ответил Гарри. — Но мы знакомы.
— Теперь поработаем, — он не выглядел довольным, и Гарри осторожно поинтересовался:
— А что с ней не так?
— С ней всё так, но мы утонем в писанине, — он коротко вздохнул. — Она отличный специалист и человек очень порядочный, но она любит всё фиксировать. Писанина упадёт на вас — готовьтесь, — он всё же улыбнулся, и Гарри продемонстрировал ему свою пораненную руку и заявил с улыбкой:
— Но я не могу!
— Я могу позвать на помощь Джона, — невозмутимо предложил Лестрейндж. — Он прекрасно всё оформит.
— Ну это я прямо сейчас не могу, — тут же заявил Гарри. — А пока мы дойдём до Прикл, уже смогу.
Они рассмеялись и Лестрейндж спросил:
— Как ваша рука?
— Нормально, — Гарри демонстративно пошевелил пальцами и даже слегка сжал кулак — ранки саднило, но совсем чуть-чуть. — Правда нормально. Жаль, конечно, что она правая, но я и колдовать могу.
— Я думаю, начнём мы с вами с Роберта и главного аврора, — сказал Лестрейндж. Они наконец дошли до лифтов, где им пришлось замолчать, потому что там толпились люди.
— Ой, это же Гарри Поттер! — воскликнула темноволосая девочка лет двенадцати с узким личиком, и начала лихорадочно рыться в своей сумочке. — Мистер Поттер, это же вы, правда? — она выудила оттуда, наконец, блокнот с блестящей переливающейся обложкой, на которой плавали разноцветные рыбки, и подошла к нему. — Дадите мне автограф?
— Конечно — только чем писать? — спросил Гарри дружелюбно. Девочка ужасно растерялась, и тут Лестрейндж протянул им карандаш:
— Пожалуйста.
Гарри взял блокнот и спросил:
— Как вас зовут?
— Мэйси Кроткотт, — сияя, ответила она.
«Мейси Кроткотт от Гарри Поттера на память», — написал Гарри и подписался — но не той подписью, что ставил в документах, а просто именем с фамилией. Лифт, наконец, добрался до их этажа, двери открылись, и они все вошли в него. Девочка не сводила с Гарри настолько восхищённых и счастливых глаз, что тому стало неловко, и он бросил умоляющий взгляд на Лестрейнджа, однако тот сделал вид, что ничего не понял. Хорошо хоть, думал Гарри, томительно считая секунды — ну сколько нужно времени, чтобы спуститься со второго этажа на первый?! — они с этой девочкой тут не вдвоём. Вот что он делал бы, если бы она взяла и на него накинулась? Ей же уже не пять… и почему она вообще одна тут? Без родителей?
Двери наконец открылись, и Гарри почти выскочил наружу, провожаемый звонким:
— До свидания, мистер Поттер!
Он, не оборачиваясь, помахал рукой и едва ли не побежал к выходу, готовясь к шуткам Лестрейнджа — и вдруг вспомнил.
Кроткотт. Реджинальд и Мэри Кроткотт! Это же его изображал Рон, когда они втроём устроили набег на министерство за медальоном, в результате которого случайно освободили дюжину магглорождённых! А это, значит, его дочь… так вот почему она так на него глядела!
Гарри стало очень стыдно и приятно разом, и он, остановившись, обернулся, едва не столкнувшись с шедшим за ним Лестрейнджем, и помахал счастливой девочке рукой. Воспоминание буквально его переполняло, и он сбивчиво пересказал Лестрейнджу эту историю, пока они зачем-то вместо того, чтобы аппарировать, неторопливо шли по улице.
— И вот это — их дочь, вы понимаете! Значит, тогда всё получилось! Они нас послушали!
— Я помню тот переполох, — ответил Лестрейндж. — А что вы, собственно, тогда искали в министерстве? Если это не секрет, конечно.
— Искали одну вещь, которая попала к Амбридж, — ответил Гарри. — Медальон.
— Неудачно, видимо? — спросил Лестрейндж. — Она, во всяком случае, не жаловалась, что её ограбили.
— Как сказать, — Гарри улыбнулся. — Мы его подменили. Но это не было, по сути, кражей — вообще-то, медальон был мой. Я его унаследовал. Но… там, в общем, долгая история.
— Хотите знать, что было дальше? — улыбнулся Лестрейндж, и Гарри закивал. — Во-первых, вы мне дали повод задержать Ранкорна. Потом его, конечно, отпустили, однако должность и влияние он потерял: раз он позволил так собой воспользоваться и попался вам, подросткам, разве можно было ему доверять? — он усмехнулся. — Его репутация погибла, а я конфисковал его личный архив, вполне официально. Должен вам сказать, в его лице комиссия по выродкам потеряла одного из лучших своих членов — мало кто был настолько сведущ в наших министерских делах. Амбридж была в ярости, конечно… А во-вторых, тогда-то нам камины и закрыли.
— То есть, — спросил Гарри, пытаясь удержать смех, — это я виноват в том, что у нас нет каминов?
— То есть вы, — согласился Лестрейндж, и они расхохотались.
— И что, — спросил сквозь смех Гарри, — все это знают?
— У нас — да, конечно, — согласился Лестрейндж. — Про другие отделы не скажу.
— Ох, — от смеха у Гарри даже заболела челюсть. — Слушайте, я хочу это исправить. Камины — это же удобно!
— Попробуйте, — согласился Лестрейндж. — А то ни у кого из нас руки не доходят. Вам нужно отыскать в архиве тот приказ — я только помню, это был сентябрь девяносто седьмого. И обосновать необходимость его аннулирования — но тут мы вам поможем. Допуск в архив просите у Гавейна — вряд ли он откажет. Я только, к сожалению, не помню, кто подписал приказ — Тикнесс или Яксли. Он тогда возглавил ДМП. Если Яксли — будет проще. Однако же мы с вами загуляли, — он остановился. — Как ваша рука?
— Отлично! — заверил его Гарри. — По-моему, вообще прошла!
— Не трогайте пока повязку, — попросил его Лестрейндж, и Гарри кивнул — ему тоже не хотелось глупо рисковать. — В министерство? — спросил он, и они аппарировали.
В министерстве Лестрейнджу с Гарри повезло: в приёмной у Робардса они встретили выходящего из его кабинета Сэвиджа.
— Стоять, — велел ему Лестрейндж. — Кругом и назад. У нас разговор к вам обоим.
— Я спешу, — попытался возразить Сэвидж, и Лестрейндж ответил:
— Ну тогда не жалуйся потом. Я пытался.
— Чтоб тебя, — буркнул Сэвидж, но назад пошёл.
Робардс встретил их удивлённым:
— Забыл что-то? А вам тут что нужно? — спросил он с обречённым видом.
— А у нас тут фейри, откладывающие в людей яйца, — ответил Лестрейндж. — Интересно?
— Чего? — Робардс посмотрел сперва на Лестрейнджа, затем перевёл взгляд на Гарри, а с него на Сэвиджа — тот сразу заявил:
— Я не при чём. Сам ничего не знаю. Какие яйца?
— Маленькие, — любезно сообщил Лестрейндж им обоим. — Такие… кремовые.
— Кремовые, — уточнил Робардс. — Садитесь и рассказывайте нормально. Что за фейри?
— Полагаю, те, что поселились в лагере дементоров, — ответил Лестрейндж, когда они все расселись. — Я сперва подумал, что они оттуда разлетелись по окрестностям — но нет. Они по ним летали раньше — уже год как минимум. МакЛеод их видел. И они в него… я, честно говоря, не знаю, как это правильно назвать… снеслись?
— Ну, что фейри откладывают яйца — не новость, — заметил Робардс. — Что значит «в него»?
— Знаешь ос-наездниц? — спросил в ответ Лестрейндж. Робардс кивнул, и Гарри вздохнул тихо: он не знал. Спросить он не успел: Лестрейндж заметил и пояснил коротко: — Они откладывают яйца в гусениц. Из тех вылупляются личинки и едят их — очень удобно. Принцип тот же. В результате через два с половиной месяца из человека вылезает фейри. МакЛеод, разумеется, провёл эксперимент. Вчера тот вылупился, и МакЛеод решил нам сообщить.
Сэвидж чуть слышно фыркнул, но Робардс расспрашивать его не стал: ему явно было не до шуток:
— Уоучоп-форест довольно далеко от Пеннинских болот, — сказал он хмуро. — Когда, ты говоришь, они там появились?
— МакЛеод с уверенностью может лишь сказать о прошлом лете — ты же знаешь его отношения со временем, — ответил Лестрейндж. — Для нас эта новость отчасти хорошая: по крайней мере, мы можем быть уверены, что не поспособствовали их возникновению с нашим лагерем. Скверно то, что непонятно, сколько их вообще, и чем их появление обернётся в долгосрочной перспективе. Но это к тварцам — мы с Гарри собирались потом к Прикл.
— Тварцы в лагере работают — значит, наверняка изучают этих фейри. И ведь никому полслова не сказали! — возмутился Робардс. — Не предупредили никого. А если бы… Гарри, что с рукой? — прервал он сам себя, и Гарри, чуть смущаясь, рассказал о том, что с ним случилось, не забыв упомянуть и про гипотетическую свинью, о которой рассуждал Абаси.
— Какой ты нелюбопытный, — укоризненно засмеялся Сэвидж. — Свинью в Лондоне найти недолго — подождал бы.
— Вы тоже можете попробовать, — тут же предложил Гарри. — Теперь мы знаем их секрет — вам только надо поймать кого-нибудь в палатке и сжать покрепче.
Робардс с Лестрейнджем расхохотались, и Сэвидж, присоединяясь к ним, буркнул:
— Ну ты обнаглел совсем. Откуда что взялось. Интересно, это дементоры на них так повлияли?
— Знаешь что, — сказал задумавшийся было Робардс. — К Прикл вы не пойдёте. К ней пойду я — но мне нужны медицинское заключение и показания МакЛеода. Он там не остался часом? В Мунго?
— Они там сидят с Абаси с фейри и яйцом, — согласился Лестрейндж.
— Я схожу к ним, — решил Робардс. — Это безобразие, что тварцы никого не предупредили.
— Если они знали, — заметил Лестрейндж.
— Если знали, — согласился Робардс. — Могли и не узнать пока, конечно — месяца не прошло. Но с Прикл я сам поговорю. А ты будь готов свидетельствовать, — велел он Гарри, и тот закивал. — Где ты умудрился-то? — спросил Робардс. — У тебя дежурство было в воскресенье — ты четыре дня покусанный ходил?
— Нет, — ответил Гарри. — Я же был у МакЛеода — меня там и укусили.
— А что ты там делал? — заинтересовался Робардс. — И почему ты?
— А кого мне было посылать? — спросил Сэвидж. — Он снова жалобу прислал. На ту вазу.
Так что, это произошло не в первый раз?! Гарри с показным возмущением уставился на Сэвиджа, но на того это, конечно, не возымело никакого действия, тем более, что Робардс согласился:
— В самом деле.
— Вообще, он меня так вызывал, — заметил Лестрейндж. — Он не в курсе был, что я больше не начальник. Он же несколько лет не выходил в мир — совами общался.
— Подружились? — спросил Робардс, и все трое уставились на Гарри.
— Ну… он сказал, что раз меня укусили у него, он мне бесплатно пришлёт всё, что нужно, — осторожно проговорил Гарри. — Я не знаю… мы с ним подружились?
— Ты дурачка-то из себя не строй, — сказал Сэвидж. — Видишь, — добавил он, глядя на Робардса.
— МакЛеод — отличное знакомство, — кивнул тот. — Цени его, — сказал он Гарри и поднялся. — Всё, работаем. У вас ведь есть, что делать? — вопрос был, конечно, риторический, но все трое закивали. — Гарри, постарайся до вечера побыть в отделе — ты можешь мне понадобится.
Они вышли вместе, но Робардс ушёл к лифтам, а остальные отправились в отдел, где буквально взмыленная Гор сидела на своём столе и с ожесточением жевала огромный сэндвич, из которого норовил выпасть салат, и запивала его кофе.
— Кого убила? — весело осведомился Сэвидж, и Гор в ответ огрызнулась:
— Тебя могу. Прямо сейчас.
— Убийство недоеденным сэндвичем? — спросил тот, опасливо поднимая руки.
— Я говорила с Мюррей, — начала перечислять она, — потом с Борном, а потом с ними обоими. И очень хочу кого-нибудь убить. Но сэндвич не отдам! — она яростно оторвала от него зубами большой кусок и очень выразительно принялась его пережёвывать.
— Ну расскажи! — взмолился Гарри, едва дождавшись, пока она этот кусок проглотит. Он очень хотел сам поучаствовать в допросе, и ему было даже немного обидно, что она его не дождалась. С другой стороны, откуда ей было знать, когда он вернётся?
— Да там нечего рассказывать, — отмахнулась Гор. — Мюррей, как мы и думали, никакого отношения к этой компании не имеет. У них с Борном был… кхм… ну, роман, — скептически проговорила она. — Я, правда, с трудом могу себе это представить, но они оба странные такие… мне даже кажется, у них могло получиться. Но она была не с ними, а сама по себе. И уши эти ей подарил, конечно, Борн — но уже не в школе, а попозже.
— А она что, тоже верит в эту кражу магии через переливание крови? — спросил Гарри, и Гор вдруг задумалась. А потом сказала:
— Да ты знаешь, ей, по-моему, всё равно. Но ей нравилась идея уехать куда-нибудь подальше.
Лестрейндж кашлянул негромко и сказал:
— Я прошу прощения, у меня вопрос не такой пафосный, но всё же. Что будет с перепёлками?
— А, они же у тебя, — сказала Гор и озадаченно поглядела на Сэвиджа. — Я, честно говоря, не знаю… по идее, они принадлежат тем, кто их купил… с другой стороны, они — улики, найденные на месте преступления… а сколько их вообще?
— Звучит немного нарочито, но девяносто девять, — улыбнулся Лестрейндж. — Никто не рассматривал возможность ферму завести? Они неплохо размножаются и хорошо несутся — когда подрастут, конечно. Они разнополые — несушек больше, чем самцов, почти в два раза.
— Вообще-то, до суда девать их некуда, — сказал Сэвидж. — Извини, но тебе придётся подержать их у себя ещё — спасибо, что согласился.
— Ты собираешься их предъявить? — с любопытством осведомился Лестрейндж. — На суде? Всю сотню? Перепела вырастают примерно за два месяца — если Визенгамот соберётся, по традиции, в конце сентября, у нас будет почти сотня почти взрослых перепёлок, и в коробку они не поместятся.
— Хм, — ответил Сэвидж. — В любом случае, до вынесения приговора мы их списать не можем. Ты совсем не можешь их держать?
— Да почему, могу, — вздохнул Лестрейндж. — Но до суда. Я не шутил про ферму: сотня птиц — это много. Они съедобные, конечно, — добавил он задумчиво, — но есть улики… мне в этом чудится что-то неправильное.
— А по-моему, это отлично! — засмеялась Гор. — Но правда — куда их? Обратно продать магглам?
— А что вообще обычно в таких случаях делают? — спросил Гарри.
— Да ты знаешь, — сказала Гор, — обычно таких случаев не происходит. Животные случаются, конечно, но чтобы сотня?
— Формально родственники могут их затребовать, — напомнил Сэвидж. — Но от них можно получить отказ. Тогда они станут невостребованными уликами, и их действительно можно будет продать или передать кому-то безвозмездно. Писанины только много — хорошо, что у нас есть, кому ей заняться, — он выразительно поглядел на Гарри, и тот возмутился:
— Вообще-то, у нас есть стажёр!
— Уже не наш, — напомнил Сэвидж. — Ты же до сих пор не оформлял такое? Вот и будет случай.
— Это вы мне мстите за объяснительную с вазой, — заявил Гарри.
— Мщу, — согласился Сэвидж.
— Я могу отдать их Морриган, — предложил Лестрейндж. — У них огромное хозяйство — пригодятся. Оставлю для Миллисент дюжину — они ей нравятся — и хватит.
— Отлично, — резюмировал Сэвидж. — Так тогда и сделаем — ну а пока терпи.
— Как думаешь, — задумчиво проговорил Лестрейндж, — подать заявку на возмещение расходов? По содержанию улик?
— А и подай, — с энтузиазмом согласился Сэвидж. — Пусть министерство раскошелится. Гарри тебе поможет, — решил он. — Раз это его дело.
— Ну да, — кротко согласился Гарри. — Я помогу. Конечно.
— Да там немного, — утешающе сказала Гор. — Главное — обоснование подробно расписать… нужны цены на корма и их расчёт.
— Я напишу, — пообещал Лестрейндж. — Вы, Гарри, просто всё оформите.
— С этим всё? — спросил Сэвидж. — Мюррей можно возвращать?
— У меня в эту субботу дежурство, — на всякий случай напомнил Гарри.
— Ну отлично, — кивнул Сэвидж. — Завтра отвезёшь её назад — у нас тут уже места нет её держать — и заодно захватишь кое-что для тварцев… и обратно. Мне кажется, они там до чего-то доработались — глядишь, к зиме закончат.
— К зиме?! — буквально возопила Гор.
— А куда им спешить? — ехидно спросил Сэвидж. — Их всё устраивает: у них и финансирование дополнительное, и тритоны интересные. А всё ты, — он вдруг ткнул пальцем в Гарри. — Да, ты! Я помню — тогда с тебя всё началось! Когда мы нашли этого любителя тритонов!
— Будете на меня кричать — я вам ещё кого-нибудь найду, — пригрозил Гарри, вызвав этим дружный хохот. — Но вообще они хоть объяснили, зачем вообще были эти цыплята? И почему перепелиные? И почему обездвижены без магии?
— Так они же образованные, — усмехнулся Праудфут. — Там двойное дно, как оказалось, было. С одной стороны, перепела — за кандидатов в пожиратели, такие маленькие куры. С другой — это же символ магии и справедливости.
— Перепёлки? — недоверчиво переспросил Гарри. — Почему?
— Да кто их знает… почему-то, — отмахнулся Праудфут.
— Не магии, а колдовства, — вмешался Лестрейндж. — Хотя думаю, что для наших недопожирателей это не существенно.
— А почему спящие? — не отставал Гарри, потому что этот вопрос его давно мучил. — Да ещё без магии.
— Ну без магии понятно, — сказал Праудфут. — Они же считают, что магглорождённые волшебники на самом деле родились без магии — а значит, пользоваться ей не могут. Права не имеют.
— Всё равно не понимаю, — признался Гарри.
— Да психи они, — в сердцах ответил Праудфут. — Они оставляли нам послание такое. Мол, фальшивым магам — фальшиво усыплённые цыплята. Всё ложь и фикция.
Остаток этого сумасшедшего дня прошёл спокойно: Гарри оформлял бумаги на возвращение Мюррей и слушал разговоры о задержанных кандидатах в пожиратели. Вроде выходило, что оставшиеся на свободе трое отношения к убийствам не имели: так твердили все задержанные, да и они сами. Доказательств против них никаких не было, а сами по себе подозрения авроров веса не имели. Вообще, им, конечно, повезло, думал Гарри: всех восьмерых взяли с поличным, и если бы не их пафосная идея одновременного убийства, да ещё с помощью Непростительного, часть из них вполне могла бы выкрутиться, выступив свидетелями или же пособниками, а не убийцами, которыми они все были. Допросы, впрочем, ещё продолжались, но исход дела был понятен.
Оставался вопрос со Свирком, который Гарри всё-таки хотелось прояснить. На второй допрос Сэвидж взял его с собой, и они когда упомянул Орлу, Гриффина буквально перекосило:
— Эта мелкая дрянь всегда всё делает назло!
— Вам? — уточнил Сэвидж.
— Да, мне! — раздражённо подтвердил Гриффин Свирк. — Она и с этим недопоттеровцем спуталась назло!
— Кем? — с любопытством переспросил Сэвидж.
— Недопоттеровцем, — скривился Свирк. — У них же там была какая-то организация с ним во главе, — он с презрением кивнул на Гарри. — Они тогда назывались дамблдоровцы. Но недопоттеровцы лучше — что бы с ними было без него?
— То есть вы знали, что ваша сестра дружна с… — начал было Сэвидж, но Свирк перебил:
— Она не дружна, она с ним спит! Спит! — скривился он. — Как те ваши с эльфийками! Жаль, что его не нашли тогда, — проговорил он с отвращением. — Или не убили вместе с братцем.
Гарри сжал кулаки под столом и даже не попытался удержать на лице хоть сколько-нибудь нейтральное выражение. В конце концов, он тоже имел право на эмоции, да и не он вёл допрос.
Но как странно, думал он, когда они закончили и вернули Свирка в камеру. Почему в одной семье брат и сестра выросли такими разными? Как и у тех же Мюррев. Ответа Гарри не нашёл, конечно же, и этот вопрос осел в его сознании некой нерешённой задачей.
Делом возможно существующей Энноры Джервис Сэвидж постановил начать заниматься с понедельника — а за конец недели завершить допросы кандидатов в пожиратели и… и всё.
Про Уилсмита он не сказал ни слова, так что Гарри оставалось лишь вздохнуть. Он, конечно, понимал, что делом занимается не только их отдел, и что оно, похоже, очень непростое, и что никто не просто не обязан держать его, Гарри, в курсе, но даже и не должен — но всё это ничуть не мешало любопытству его грызть.
Робардсу Гарри так и не понадобился — к сожалению, потому что он надеялся узнать, чем закончились его переговоры с Прикл. Так что уходил Гарри слегка расстроенным, однако визит к Абаси слегка поднял ему настроение — потому что когда тот снял повязку, выяснилось, что от раны не осталось и следа. Тот, однако, попросил зайти к нему ещё и завтра, а потом и в понедельник, и ещё через неделю — Гарри обещал, предупредив, что завтра может не успеть, и Абаси согласился на понедельник, попросив, впрочем, следить за рукой, и в случае любых непонятных ощущений непременно идти в Мунго.
— Меня вызовут с выходных, если вы зайдёте, — сказал он. — Я надеюсь, что такого не случится, но прошу вас, не стесняйтесь: мы имеем дело с неизученным видом, и мне не хотелось бы сюрпризов. Но я думаю, что всё будет нормально.
Гарри тоже так считал, однако Джинни об этой истории рассказал — больше чтобы её повеселить, и потом, он вообще любил рассказывать ей то о своей работе, что можно было рассказать.
— Ты мог родить Джейми братика или сестричку! — воскликнула она, смеясь. — С крылышками!
— И яйцекладом, — напомнил Гарри, но Джинни это не смутило:
— Это только если будет девочка. А если мальчик — без! Но ты не захотел всего два с половиной месяца ходить беременным! И даже не в животе, а просто в руке!
— Ну извини, — ответил он и предложил: — Вообще, я иногда бываю там, где они водятся — хочешь, я снова забеременею? Только лучше левой рукой — а то как я работать буду?
— Я подумаю, — пообещала Джинни.
Пятницу Гарри провёл в дороге, заодно заполнив все необходимые бумаги. Из Азкабана он опять привёз кучу коробок, разгружать которых снова подрядил коллег из ДМП. И ушёл домой, потому что был уже вечер, а на утро ему предстояло дежурство у дементоров — и Гарри хотелось хотя бы выспаться.
На дежурство он аппарировал на сей раз сам, и с Дабхгласом Блейн, руководителем отдела мошенничеств, краж и похищений, встретился уже в палатке. Жара сегодня, к счастью, спала, и утро было даже почти прохладным, хотя и солнечным, что обещало приятный тёплый день.
— Тут новый график, — встретил его Блейн, указывая на висящий с внутренней стороны двери белый листок. — Шаг между визитами к дементорами сменился на пять часов. Нам выпадают всего два — в одиннадцать и в шесть. Предлагаю поделить их — выбирай, тебе какое?
— Можно первое? — попросил Гарри. У него с собой была работа, и идея сразу же исполнить свою неприятную обязанность, а потом спокойно заниматься ей до вечера, выглядела очень привлекательно.
— Бери, — легко согласился Блейн.
— Вам правда всё равно? — на всякий случай уточнил Гарри, и тот кивнул:
— Конечно. У меня тут столько писанины — буду только рад отвлечься ближе к вечеру. Если ты не завтракал — как умный я — тут фантастический пирог. Я не большой фанат орехов, но он потрясающий.
— Я, к сожалению, позавтракал, — признался Гарри. — Но, пожалуй, кофе выпью. С пирогом.
Нечто — фейри — пронеслось прямо над головой Гарри, дёрнув его за волосы и осыпав облачком пыльцы. Гарри инстинктивно от него шарахнулся, и Блейн заметил:
— Странные они, да? Никогда прежде таких не видел.
— Они не просто «странные», — мрачно заявил Гарри. — Вообще-то, я не знаю, насколько это тайна, но с меня никто обязательства молчать не знал, так что я вам расскажу сейчас, что это за твари, — пообещал он мстительно, и они с Блейном пошли к столу — за пирогом и кофе.
Пирог и вправду был прекрасен: с мелкими кусочками лесных орехов и тончайшей хрупкой корочкой, он напоминал смесь кекса и миндальных коржей, из которых Флёр собирала свой фирменный торт и был настолько ароматным, что Гарри даже кофе показался лишним. Впрочем, и в дуэте они выступали превосходно, и Гарри с Блейном, кажется, даже не заметили, как уничтожили половину довольно большого пирога.
— Ничего себе, — прокомментировал рассказ Гарри Блейн. — МакЛеод! Ты везунчик, — подмигнул он Гарри.
— Мне уже об этом все сказали, — согласился Гарри.
— Странно, что нам тварцы не сказали, — заметил Блейн. — Видимо, сами не знали… представляешь, что будет, когда они долетят до городов? И магглов?
А вот об этом Гарри не подумал. Да и остальные тоже — а вот Блейну эта мысль пришла в голову первым делом. Интересно, почему?
— Я об этом не подумал, — признался Гарри. — Робардс должен был позавчера всё Прикл рассказать — наверное, они об этом говорили тоже.
— Должны были, — согласился Блейн. — Какой-то сумасшедший август, да? — спросил он, потянувшись. — Ещё и фейри эти, — он ловко увернулся от налетевшего на него фейри, и тот, недовольно завизжав, метнул ему в лицо комок пыльцы. — Сейчас как выяснится, что эта пыльца тоже что-то делает, — улыбнулся Блейн, отфыркиваясь и стирая её салфеткой. — Прорастает в нас, как плесень — и мы все вскоре превратимся в фейри. Очень больших фейри с огромным яйцекладом, — рассмеялся он.
Гарри тоже засмеялся, хотя ему стало несколько не по себе. Что они про эту пыльцу знают? По сути, ничего! Ну вот МакЛеод её изучал и вроде ничего плохого не нашёл — иначе бы сказал, наверное — но мало ли! Может, она действует не сразу? А лет, скажем, черед пять?
А вот Блейн был настроен благодушно — но он в целом был спокойным человеком, Гарри даже почти не помнил его в скверном настроении. Он даже не ругал обычно никого — Гарри вспоминал своё короткое стажёрство у Блейна как самое спокойное время в аврорате. Они ещё немного поболтали, а потом разошлись по комнатам — и Гарри не пропустил своё дежурство только потому, что Блейн без пяти одиннадцать любезно постучал ему в стену.
На сей раз дежурство прошло, в некотором роде, скучно: Гарри в компании с незнакомым — и даже не представившимся! — ему невыразимцем просто проводили Мальсибера к дементорам и даже не стали пересекать жёлтую черту. Поглядели на дементоров, дождались возвращения Мальсибера — и пошли назад.
И всё.
Мальсибер выглядел отстранённым и каким-то бледным, но был привычно вежлив и даже улыбался, хотя веселья в этой улыбке было примерно столько же, как жизнералостности в его подопечных. С сопровождающими он не разговаривал — только поздоровался и попрощался — и сразу же ушёл к себе, и больше в этот день Гарри его не видел. Впрочем, ничего странного в этом не было: Гарри весь день проработал, выходя из комнаты всего-то пару раз — пообедать и потом, ближе к вечеру, пройтись немного. Зато Гарри полностью разобрался со всеми бумагами, и с понедельника готов был приступить к новому делу.
Утро понедельника привычно началось с общего совещания у Робардса, после которого они у него остались всем отделом, за исключением дежурящей сегодня в лагере дементоров Гор.
— Ну что, — сказал Робардс, запирая дверь и накладывая на неё дополнительные звукозащищающие чары. — Рассказывайте, что у вас там с Джервисом.
— Начну с зеркал, — заговорил Лестрейндж. — Он дал показания на Уилсмита — но тот пока молчит. И есть у меня ощущение, что так молчать и будет, во всяком случае, пока мы не найдём тот артефакт. Джервис о нём мало знает: говорит, что сам его не видел никогда. Не знаю, врёт ли… не уверен. Хорошо бы получить разрешение на легиллименцию.
— Зачем? — удивился Праудфут. — Он же осуждён уже.
— Так не по этому же делу, — сказал Робардс. — Да, согласен, лучше бы подстраховаться. Это не проблема, я разрешение достану. Ну да Мерлин с ним — давайте дальше. Дочь.
— Дочь, — повторил Лестрейндж. — Исходя из реакции самого Джервиса, дочь есть — или была: мы не можем быть уверены, что она не умерла, допустим, вчера, или что её не увезли куда-то. Но он сам считает, что она по-прежнему жива и, вероятно, дома, и отчаянно не хочет, чтобы мы её нашли. Я бы сказал, пожалуй, что он этого боится.
— Не за себя? — понимающе спросил Робардс.
— Определённо, — согласился Лестрейндж. — Ему чего бояться — он из Азкабана так и так не выйдет.
— Боится, полагаю, за жену, — сказал Робардс. — Возможно, и за сыновей — им всем можно инкриминировать как минимум пленение волшебницы.
— Да нет, — покачал головой Лестрейндж. — Нет, мне кажется, там что-то глубже. Плен всегда можно списать на мужа и отца — а потом девушка уже, мол, сама не была готова выходить. Она и подтвердит, я полагаю… а они её признают невменяемой. Рабов тоже можно мужу приписать — хотя если мы сейчас найдём там кого-нибудь из них, то так уже не выйдет. Нет, тут что-то ещё — я чую, если хочешь.
— Не хочу, — буркнул Робардс. — Да кто же меня спросит. Продолжай. Идеи есть, как её там отыскать? Если она нас будет считать охотниками на чудовищ?
— Для начала нужен ордер, — заметил Лестрейндж. — Я не знаю, как ты будешь добывать его.
— Не нужен, — улыбнулся Робардс. — Вернее, нужен, но при наличии заявления от Эйвери и зафиксированных показаний Джервиса довольно моего. Мы идём искать возможно порабощённых магглов. Точка.
— Тебя потом сожрут, — заметил Лестрейндж. — И показаний нет. Фиксированных.
— Подавятся, — возразил Сэвидж, а Робардс просто слегка вскинул брови и пожал плечами.
— Если девушку найдём, то не сожрут, — ответил он. — Показания сам запиши и приложи воспоминание — их хватит. Ну так какой план?
— Нам понадобится Эйвери — и это самая узкая часть плана, — сказал Лестрейндж. — Причём Эйвери не как он сам, а с личиной — мы ему лицо подправим. И не будем представлять хозяйке. Он должен выглядеть как всех как один из наших экспертов, а в бумагах мы его запишем консультантом. Мы объявляем цель визита, задаём вопрос — не знаю, как пойдёт беседа, но полагаю, что нам вряд ли девушку покажут. Тогда мы делимся: Гарри будет их бесить, — он улыбнулся Гарри, и тот важно кивнул, — Роберт с Джоном к нему присоединятся и начнут бесконечный спор с хозяйкой, Катберт с одной группой и Лисандра — с другой демонстративно уходят осматривать дом, а мы с Эйвери тихо, по возможности, выходим, тоже в рамках обыска, на улицу, обходим дом, и он попробует позвать Эннору через окно в её комнате. Если выйдет — хорошо.
— А если нет? — Робардс побарабанил пальцами по столу.
— Мы во всяком случае туда заглянем. Мне бы не хотелось выбивать окно, но в крайнем случае придётся это сделать — по крайней мере, мы попадём прямо в её комнаты. Я постараюсь оглушить её Петрификусом, но это в самом крайнем случае: я приложу все усилия к тому, чтобы не применять к ней силу.
— А я где в твоей схеме? — осведомился Робардс, когда Лестрейндж замолчал.
Повисла неловкая пауза, прерванная фырканьем Праудфута.
— А ты тоже хочешь поучаствовать? — спросил Лестрейндж, и вот тут уже все рассмеялись.
— Да хотелось бы, — кротко проговорил Робардс. — Можно?
— Можно, — разрешил Лестрейндж под общие смешки. — Тогда ты присоединишься к главной группе с Гарри, Робертом и Джоном и её возглавишь. Хотя, думаю, тогда можно организовать третью группу для обыска — её возглавит Гарри, но только после того, как хорошенько разозлит хозяйку. Нам важно не позволить ей предупредить сыновей, — сказал он очень серьёзно. — Она драться с нами вряд ли будет, а вот в них я не уверен. Не хотелось бы.
— Может быть, убрать их временно куда-нибудь? — предложил Сэвидж.
— В каком смысле? — быстро спросил Робардс.
— Мы не слишком много о них знаем, — ответил Сэвидж, — но они не производят впечатление затворников. Мало ли, чем можно привлечь их внимание.
— Арестовать за драку накануне? — скептически хмыкнул Робардс. — Нет, определённо нет. Что о них вообще известно?
— Они живут отдельно, — отрапортовал Сэвидж, — каждый своим домом. Оба женаты, у обоих — будете смеяться — сыновья. По двое.
— Интересно, — заметил Робардс. — Совпадение или семейное проклятье? Или они избавляются от девочек?
— Я хочу думать, что это совпадение, — сказал Лестрейндж. — Так бывает: есть семьи, где рождаются только дети одного пола. По крайней мере, первые шесть раз, — он чуть улыбнулся. — Мы все знаем совершенно нормальные примеры. Вообще, у Джервисов и вправду девочки рождаются нечасто — они есть, но их очень немного. Я бы просто перекрыл в доме камины и аппарацию — как думаешь, транспортники нам пойдут навстречу?
Робардс очень тяжело вздохнул.
— Ну… Нам же нужна тайна. А в один день такие дела не делаются — и им кто-то непременно сообщит. Ордер-то я выдам, но как это сделать день в день…
— В связи с острой необходимостью? — спросил Сэвидж.
— Откажут, — Робардс поморщился. — Они в последнее время совершенно обнаглели. Я поговорю, пожалуй, с Кингсли — может, он подпишет… тогда им будет никуда не деться.
— А ты его с собой возьми, — предложил шутливо Праудфут.
— А что, — внезапно поддержал его Лестрейндж. — Отличная идея. Я удивлюсь, если они ему откажут.
— Смешно будет, если девушки там нет, — ворчливо проговорил Робардс. — Но идея… да, мне нравится. Попробую. Но давайте дальше. Вопрос первый: куда селить Эйвери. Вопрос второй: куда, опять же, селить девушку.
— Эйвери можно сюда, — тут же предложил Сэвидж. — У нас весь реквизит остался.
— Это невежливо, — улыбнулся Лестрейндж. — Приглашать человека консультантом и селить к нам в камеру. Опять же, непонятно, как это по бумагам проводить.
— Да поселить его к Мальсиберу, — предложил Праудфут. — Какая разница — тот всё равно узнает. А комнат там полно.
— Можно, — согласился Робардс. — Но девушку туда нельзя.
— Конечно, нет, — тут с ним согласился даже Сэвидж.
— Девушку первым делом мы отправим в Мунго, — сказал Лестрейндж. — И мне представляется, что Эйвери нужно будет оставить с ней.
— Эйвери? — удивился Робардс. — Почему?
— Девушка слепа, — ответил Лестрейндж. — Она знала в жизни только мать, отца братьев и рабов-магглов — и немного ещё Эйвери. И всё. Она вообще никогда больше не встречала никого. И не была нигде. И полагает, что другие люди будут за ней охотиться. И тут приходим мы и изымаем её из того места, которое она, по крайней мере, знает. Просто представьте, в каком ужасе и шоке она будет. Я думаю, с ней должен быть хоть кто-то, кого она знает. Хотя бы Эйвери, раз мы не можем допустить ни мать, ни братьев. И это наша главная проблема — я не знаю, как это оформить.
— Очень просто, — сказал Долиш. — Он ведь консультант. Пусть консультирует.
— Кого? — спросил Робардс, и Долиш пожал плечами:
— Целителей, конечно. У него это записано в контракте. Он даже обязан.
— Ты гений, — сказал ему Лестрейндж даже без улыбки.
— Гений, — подтвердил и Робардс.
— Можно тогда премию? — так же серьёзно поинтересовался Долиш, и все рассмеялись.
— Премия всем будет, если всё получится, — пообещал Робардс. — А что дальше?
— Дальше — это когда? — уточнил Долиш.
— После Мунго. Что будет с девушкой?
В кабинете повисло растерянное молчание: никто из присутствующих к этому вопросу оказался не готов.
— Она же не сможет жить одна, — продолжил Робардс. — По крайней мере, далеко не сразу. Да и где ей жить? Возможно, её отец именно этого боялся, — он снова побарабанил пальцами по столу и признался: — Вот и я не знаю.
— Но и оставлять её так жить нельзя, — сказал после некоторой паузы Лестрейндж. — И, может быть, нам повезёт спасти кого-то из магглов-рабов.
— Нельзя, — согласился Робардс. — Давайте думать. Все. Но уже не сейчас, — он посмотрел на часы. — На какое-то время мы, конечно, можем поселить её в какой-нибудь из наших домиков и эльфа в бюро выписать — но ведь не навсегда же. Думайте — а ты готовь бумаги, — велел он Лестрейнджу. — И дату назначай.
— Сегодня понедельник, двадцать третье, — сказал тот. — Нам всё равно нужно ещё несколько дней, чтобы закончить с недопожирателями. Потом нужно будет отвезти их в Азкабан — тут половина отдела с ними полетит на двух каретах — в общем, я бы предложил следующий вторник. Тридцать первое.
— Почему вторник, а не понедельник? — спросил Робардс.
— Потому что в воскресенье мы толком подготовиться не сможем — а нам нужно всё отладить и бумаги подписать, — ответил Лестрейндж. — И привезти Эйвери — не на выходных же это делать.
— А чего тогда не первое сентября? — спросил Праудфут. — Красиво: первый день осени как первый день новой жизни…
— …и первый день моего отпуска, — ответил вместо Лестрейнджа Сэвидж весьма ехидно. — Да?
— Да, — засмеялся Лестрейндж. — А нам нужны все.
— И ты не хочешь отвечать за операцию, — проворчал Сэвидж. — Как временный и. о.
— Не хочу, — согласился Лестрейндж.
В бытность свою стажёром Гарри не задавался вопросом о том, кто исполнял обязанности главы отдела во время отпуска Сэвиджа, и сейчас обрадовался и немного удивился. И. о. Лестрейнжу, значит, быть можно, а возглавлять отдел нельзя. Какая замечательная логика!
— Давайте на тридцатое тогда, — потребовал Сэвидж. — Хуже нет уходить в отпуск на следующий день после такого.
— А мы не можем, — возразил Лестрейндж. — У тебя двадцать девятого дежурство в лагере дементоров.
Гарри про себя вздохнул: у него в это воскресенье тоже было там дежурство.
— Могу найти замену, — тут же предложил Сэвидж.
— Строго говоря, Роберт нам для оформления не очень нужен, — разочаровал его Робардс. — Там всё на мне — останется поставить пару подписей, и это можно будет сделать в понедельник утром. Я тоже за тридцатое — мало ли что. Но я тбя всё же заменю, и замену сам поставлю — вам обоим, — он посмотрел на Гарри, и тот кивнул. — И кстати — кто в этом году дежурит в Хогвартс-экспрессе? Ты, наверное, будешь занят, — сказал он Лестрейнджу, и тот кивнул:
— Возможно.
— А что, непременно нужен кто-нибудь из нас? — недовольно поинтересовался Сэвидж. — Кто-нибудь попроще не подходит?
— Причарда отправь, — вдруг улыбнулся Лестрейндж. — Ему будет полезно.
— И ещё кого-нибудь пусть Блейн найдёт, — добавил Праудфут. — Стажёр один сопровождать не может.
— Пусть найдёт, — согласился Робардс. — Ладно, всё, закончили. Операция тридцатого августа, готовимся в воскресенье. Попробую даже выбить сверхурочные, — пообещал он. — Но не обещаю — Джон, ты мне понадобишься с этим, — закончил он, и Долиш кивнул.
Стоило только Гарри сесть за дело Беннета, как его ждал не то чтобы сюрприз — скорее, то, что он позволил себе немного отложить.
— Ты Кэппера-то старшего нашёл? — осведомился вернувшийся с обеда Сэвидж. — Элайджу?
— Нет, — печально отозвался Гарри. Его ждала самая неприятная часть расследования с совершенно невнятным и даже, скорее всего, неблагополучным прогнозом. В заключении целителей вполне ясно было сказано, что, по всей вероятности, заклятье спало в связи со смертью «или сильным ослаблением» наложившего его. И как искать исчезнувшего полвека назад покойника? Хотя кто вообще сказал, что Марион трансфигурировал Элайджа Кэппер? Гарри так предположил, да — потому что это было самое логичное предположение — но доказательств не было.
— Как ищешь? — спросил Сэвидж, и Гарри обречённо признался:
— Пока никак.
— Семью расспрашивал? Эльфов? — продолжил Сэвидж, и Гарри качнул головою и вздохнул:
— Нет ещё. Я как раз к ним собирался.
— А, ну работай, — Сэвидж сразу потерял к Гарри интерес, а Гарри запустил в волосы пальцы и подумал, что, похоже, судьба просто не хочет, чтобы он искал Беннета. Но он её обыграет всё равно, пообещал он себе — но позже. А сначала всё-таки закончит с Кэпперами.
К дому Кэпперов Гарри аппарировал, и несколько секунд позволил себе постоять, наслаждаясь видом и ароматом роз. А потом поднялся по ступенькам крыльца к двери и постучал, надеясь, что ему откроет Вивиан — просто потому что ей, наверное, будет легче всех с ним разговаривать. И когда она возникла на пороге, искренне обрадовался.
— Мистер Поттер! — она обрадованно отступила, пропуская его в дом. Сегодня на ней было лёгкое бело-голубое платье на тоненьких бретельках. — Какими судьбами?
— Надо же закончить ваше дело, — улыбнулся он.
— Хотите лимонада? — спросила она, провожая его через холл в гостиную. — Грейпфрутового с мятой?
— Хочу! — день был не слишком жарким, но Гарри помнил их лимонад.
Гостиная сегодня выглядела не совсем как на приёме: мебели тут стало больше, но, в целом, общее ощущение уюта сохранилось. Мебель здесь была солидной, из тёмного дерева, обитая болотно-зелёным и коричневым бархатом, однако, несмотря на обитые деревянными панелями стены, комната не выглядела тёмной — то ли из-за больших окон, то ли благодаря довольно светлому ковру, закрывавшему почти весь пол.
Вивиан отправила за лимонадом эльфа и усадила Гарри в кресло, сама устроившись в другом напротив.
— Итак, что я могу для вас сделать? — спросила она.
— Как Марион? — сначала спросил Гарри.
— Пока так же, — Вивиан чуть вздохнула. — Но нас же предупредили, что она придёт в себя нескоро. Ничего, — она улыбнулась. — Главное — придёт. Амос, знаете, так счастлив, — её улыбка стала ярче. — Он даже помолодел, по-моему!
— Я надеюсь, у них с отцом были не очень близкие отношения, — аккуратно сказал Гарри, ожидая «почему» — однако Вивиан кивнула:
— Они и вправду не были близки. Ужасно, — она нахмурилась и покачала головой. — То, что он сделал со своей женой. Если это он, конечно.
— Я как раз хотел поговорить об этом, — с некоторым облегчением проговорил Гарри. — Вы не знаете, где он сейчас? Элайджа.
— Нет, — ответила она. — Он давным-давно уехал, ещё до рождения Пола. Пол его не знает, и я тоже. Но вы поговорите с Амосом — они с Барбарой вот-вот вернутся из больницы. Навещают Марион, — она чуть улыбнулась.
— Я бы эльфов расспросил пока, — предложил Гарри. — Я так понимаю, См… ох, простите, — он смутился. — Я забыл, как зовут вашего эльфа, которого мы с вами допрашивали.
— Сматти, — подсказала Вивиан. К лифу её платья была приколота голубая эмалевая бабочка с украшенными бриллиантами крыльями, и они сверкали с каждым её вздохом, рассыпая по комнате сияющие брызги света. — Позвать его?
— Мне нужно выяснить, где Элайджа Кэппер и что с ним произошло, — ответил Гарри. — Может быть, он ничего не делал и ни в чём не виноват.
— Конечно, нужно, — согласилась Вивиан.
Вернулась эльфийка с лимонадом — Марси, вспомнил Гарри. Да, кажется, это она рыдала над своей хозяйкой.
— Спасибо, — сказала Вивиан, разливая розовую жидкость по высоким стаканам. — Скажи Сматти, что он нужен нам прямо сейчас. Я так понимаю, если тот, кто отдал приказ эльфу, умер, запрет теряет силу? — спросила она, отпивая лимонад. Когда она отняла от губ стакан, те блестели, и она слизнула с них остатки влаги розовым кончиком языка, который на секунду мелькнул — и исчез.
Гарри кивнул:
— Магически теряет, да. Но если эльф об этом не знает, он всё равно может молчать.
— Давайте, я вам попробую помочь? — предложила Вивиан, и Гарри благодарно согласился. Появившегося эльфа она снова усадила на невысокую скамеечку и, наклонившись к нему, проговорила: — Сматти, нам нужна твоя помощь.
Вырез в её платье был довольно низким, и сейчас, когда она сидела так, Гарри видел ложбинку и даже часть её груди, ещё вполне высокой и красивой, и от этой картинки ему стало жарко.
— Сматти рад служить хозяйке Вивиан! — радостно закивал эльф, кажется, и вправду искренне. — Сматти рад помочь самому Гарри Поттеру!
— Чудесно, — благодарно улыбнулась Вивиан. — Сматти, ты знаешь, что произошло с хозяйкой Марион, — начала она, и эльф кивнул. — Мне не хочется тебя расстраивать, — продолжила она сочувственно, — но ты ведь знаешь, в каких случаях обычно спадают тщательно наложенные заклинания?
— Сматти знает, — сказал эльф.
— Тогда ты понимаешь, что, раз заклинание с хозяйки Марион спало, тот, кто его наложил, умер, — сочувственно проговорила Вивиан.
Эльф сморгнул. Его большие глаза начали медленно наполняться слезами, и Вивиан протянула ему свой платок, для чего ей пришлось наклониться ещё сильнее, и Гарри увидел мелькнувший в вырезе бело-голубого платья край тёмного круга, и ему стало уже не просто жарко: в брюках было тесно, и он пожалел, что не носит форменную мантию: сейчас она была бы очень кстати. Это было вообще не вовремя и неуместно, и смущало Гарри, но что он мог с собой поделать? Вивиан Кэппер была и вправду очень, очень привлекательной женщиной… может, в ней есть вейловская кровь? А на Гарри нет того амулета, что им подарила мадам Гранион…
Да нет, что за бред, одёрнул себя он. Никакая Вивиан Кэппер не вейла, ни на каплю — она просто очень привлекательна. И всё.
Эльф, между тем, заплакал, и Вивиан, немного помолчав, сказала:
— Нам очень нужно знать, что тогда случилось с хозяйкой Марион. Теперь ты можешь рассказать. Запрет хозяина Элайджи больше не действует. Расскажи нам.
Она выпрямилась наконец, и Гарри слегка выдохнул.
— Хозяин Элайджа велел Сматти забыть, — сквозь слёзы признался эльф. — Сматти плохой эльф! — воскликнул он, яростно дёргая себя за ухо.
— Невозможно забыть что-то по приказу, — разумно возразила Вивиан. — Ты ни в чём не виноват. Расскажи нам, что ты помнишь.
— Хозяйка Вивиан очень добра к глупому Сматти! — воскликнул эльф.
— И очень хочет, чтобы ты ей всё рассказал, — терпеливо сказала Вивиан. — Сматти, нам нужно это знать.
— Хозяин Элайджа и хозяйка Марион поссорились, — заговорил, всхлипывая после каждого слова, эльф.
— Из-за чего? — мягко спросила Вивиан.
— Они часто ссорились, — сказал эльф и снова с силой дёрнул себя за ухо.
— Из-за чего? — спросила снова Вивиан.
— Хозяин Элайджа часто сердился на хозяйку Марион, — всхлипнул эльф, но Вивиан не отставала:
— Но почему?
— Он говорил, — эльф всхлипнул особенно громко, — говорил… что всё… из-за неё-о-о…
Он разрыдался, и Вивиан бесшумно вздохнула и бросила на Гарри взгляд, говорящий что-то вроде: «Вот видите, какой он!» — и продолжила:
— В чём хозяин Элайджа винил хозяйку Марион?
Гарри напряжённо вглядывался в эльфа. Вивиан задавала очень правильные вопросы, он бы сам не сделал лучше, и сейчас Гарри очень ждал ответ.
— В том, что их сын умер, — тихо-тихо прошептал эльф.
— Какой сын? — спросила Вивиан, не сумев скрыть изумления.
— Не родившийся, — ещё тише, хотя это и казалось невозможным, прошептал эльф.
— У неё был выкидыш? — догадалась Вивиан, и эльф, плача, закивал. — Когда? Сколько лет тогда было Амосу?
— Хозяин Амос уже второй раз уехал в школу, — сказал эльф.
— Второй год? — уточнила Вивиан, и он кивнул. — А почему случился выкидыш, ты знаешь?
— Сматти не знает, — печально сказал эльф. — Хозяйка Марион всегда была такой… слабой…
— У неё ещё бывали выкидыши? — спросила Вивиан, и он помотал своей ушастой головой:
— Нет-нет-нет. Хозяин Элайджа хотел много сыновей…
— А родился только один, — полуутвердительно сказала Вивиан. — Но он же мог с ней развестись?
— Нет! — эльф даже подпрыгнул и отшатнулся в ужасе, как будто Вивиан предложила ему убить своего мужа. — Нельзя! — он быстро-быстро замотал головой, так что кончики его ушей мотались, словно тряпочки. — Нельзя-нельзя-нельзя!
— Понятно, — успокаивающе сказала Вивиан, наклоняясь к нему и касаясь его плеча своей рукой.
Так вот что тут произошло, думал Гарри, покуда она успокаивала эльфа. По какой-то причине развод для Элайджи Кэппера был невозможен, а жена его оказалась не способна родить ему второго — как он хотел — сына. Видимо, они пытались, в результате после Амоса родились ещё две дочери, а потом последовал тот выкидыш, и рожать Марион больше не смогла. И Элайджа ощущал себя в ловушке, вот и злился — и, возможно, даже без особого намерения и трансфигурировал жену… во что, кстати? А потом… возможно, сразу снять заклятие не смог, или же внезапно ощутил себя свободным, и ему это ощущение понравилось.
Хотя, в сущности, что это меняло для него? Если для него развод не был возможен, так же, видимо, как и внебрачное потомство, какая разница, в каком виде существует его супруга? Если она всё равно есть?
— Скажи, — спросила Вивиан, когда эльф немного успокоился, — куда хозяин Элайджа мог уехать?
— Сматти не знает, — грустно сказал эльф, вновь дёргая себя за ухо. — Сматти плохой эльф…
— Что ты, ты нам очень помог, — заверила его Вивиан. — Мы тебе очень благодарны.
Однако Гарри вовсе не считал разговор законченным.
— Могу я спросить? — Гарри вопросительно посмотрел на Вивиан, и он кивнула:
— Сматти. Ответь на все вопросы господина Поттера.
Эльф воззрился на Гарри с такой преданность, что тому захотелось сделать или хотя бы сказать ему что-нибудь очень хорошее.
— Ты видел, как хозяин Элайджа трансфигурировал хозяйку Марион?
— Нет, — испуганно помотал эльф головой. — Нет, Сматти ничего не видел!
— А что ты видел? Или слышал? — уточнил Гарри, и эльф поник печально.
— Хозяйка Марион с хозяином Элайджей громко ссорились, — сказал он. — Потом хозяева замолчали. А потом в кладовке появилась табуретка.
— Табуретка? — тихо переспросила Вивиан и еле слышно выдохнула: — Ох…
Гарри вопросительно взглянул на неё — она выглядела почему-то слегка пристыженной и донельзя расстроенной.
— Всё в порядке? — тихо спросил Гарри, и она шепнула:
— А я на неё всегда вставала, когда что-то ставила или брала со слишком высокой полки… просто не задумываясь…
— Вы же ничего не знали, — убеждённо сказал Гарри, и она кивнула, но всё равно осталась очень расстроенной.
— Спасибо тебе, Сматти, — сказал Гарри ужасно несчастному эльфу и сказал уже Вивиан: — Я думаю, мы закончили.
Вивиан отпустила эльфа и вопросительно посмотрела на задумавшегося Гарри:
— Вы хотите поговорить с Амосом? Дождётесь его?
— Да, конечно, — согласился Гарри. — Спасибо.
— Они уже вот-вот должны быть, — пообещала Вивиан и снова взялась за свой стакан с лимонадом.
Разговор с Амосом Кэппером мало чем помог: единственное полезное, что Гарри узнал, были имена друзей Элайджи Кеппера. Гарри сомневался, что они могут что-то знать о его местонахождении: с момента исчезновения Элайджи прошло уже полвека. Хотя, строго говоря, он никуда не исчезал: просто уехал в путешествие, когда его сыну было чуть за двадцать, и сперва писал довольно регулярно, затем стал делать это всё реже, и в конце концов письма прекратились. Но их тон не вызвал у Амоса подозрений в том, что с его отцом что-то произошло: он искренне считал, что отец просто обзавёлся «новой жизнью», и потерял интерес к своему прошлому.
— Вы не были близки? — спросил его Гарри.
— Не особенно, — ответил Амос. — Отец был суровым, — он даже продемонстрировал Гарри сжатый кулак. — Разговаривал с нами, с детьми, в основном о деле. Мы и переписывались больше о делах, а когда мы с Барбарой женились, он мне написал, что не приедет — ему недосуг сейчас, дел много — но поздравляет и надеется, что я выбрал себе порядочную женщину.
— Так что вы не удивились, когда он перестал писать?
— Я даже не сразу это понял, — признался Амос. — Просто письма стали всё реже, а потом закончились — и всё.
— А откуда он писал вам, знаете? — спросил Гарри — и услышал удручающее:
— Откуда-то из Нового света.
Новый свет! Туда Гарри точно не попасть: никто не станет оформлять ему командировку. С другой стороны, Амос не выглядел слишком озабоченным судьбой отца, и не было похоже, что его смерть стала для него ударом. Что, в общем-то, не удивительно: за прошедшие почти полвека к ней вполне можно было морально подготовиться.
Письма Амос пообещал найти, но прямо сейчас отдать их готов не был:
— Я, честное слово, просто не помню, куда я их дел. Лежат в каком-то ящике… я прямо сейчас займусь поисками. Там на конвертах адрес должен быть… как только я найду, я вам сову пришлю. Сова же к вам попадёт? — спросил он, и Гарри заверил его, что совы в Аврорат прекрасно прилетают.
В отдел Гарри вернулся лишь к обеду и потратил часа два на то, чтобы выяснить у транспортников адреса названных Амосом друзей Элайджи Кэппера, заодно узнав, что двоих из них уже скончались. Так что оставался только Фиск Поллингтониус, и его адрес Гарри у транспортников и выцарапал — и отправился к нему в Сюррей, благо, этот район был ему знаком.
Прямо к дому, правда, аппарировать не вышло, но обошлось всего-то тремя аппарационными прыжками в пределах видимости — и Гарри очутился… в ельнике.
Здесь повсюду были ёлки, разных возрастов, и видов и сортов. Некоторые были даже фигурно подстрижены в виде разных фруктов: Гарри опознал грушу, яблоко и то ли сливу, то ли персик. Сам дом Поллингтониусов выглядел бы вполне обычным двухэтажным, сложенным из серого камня коттеджем, если бы не крытая соломой крыша, подстриженная тоже в виде ёлки.
Гарри постучал в выкрашенную зелёным дверь с маленьким зарешеченным окошком и громко позвал:
— Мистер Поллингтониус! Вы дома?
— Не ори, — услышал Гарри позади и, обернувшись, увидел выходящего из-за невысоких голубоватых, с очень густыми ветками, ёлок пожилого волшебника в немного потрёпанной светло-коричневой мантии. Его от рождения, похоже, русые волосы заметно поседели и поредели на макушке, но на затылке и с боков остались густыми и падали до плеч, обрамляя с боков загорелое круглое лицо. — Чего тебе?
— Гарри Поттер, британский… — начал было представляться Гарри, но волшебник махнул слегка перепачканной в, кажется, земле рукой:
— Да знаю, знаю. Надо-то чего?
— Вы — мистер Поллингтониус? Фикс Поллингтониус? — уточнил Гарри.
— Я Поллингтониус, — согласился тот. — Фикс. Что от меня понадобилось господину Гарри Поттеру?
— Хочу задать вам несколько вопросов об Элайдже Кэппере, — ответил Гарри.
— О ком? — кажется, искренне изумился Поллингтониус.
— Элайджа Кэппер, — терпеливо повторил Гарри. — Вы же его знали?
— Тыщу лет назад, — ответил тот и разрешил, не обнаруживая ни малейшего желания приглашать Гарри в дом: — Ну спрашивай.
— Когда вы с ним в последний раз общались?
— Хм, — ответил Поллингтониус. — Вот так даже и не скажешь. — Лет… Хм… Хм… наверное, уже полвека как. А что такое?
— Вы с ним переписывались? — спросил Гарри без особенной надежды — и услышал:
— Ну, переписывались поначалу, — с некоторым недоумением ответил Поллингтониус, — но потом забросили. Он обосновался в Новом свете — где-то… где тепло, — он развёл руками. — Слушайте, прошло полвека. Вы помните, что было полвека назад?
— Не очень, — улыбнулся Гарри. — Я не слишком хорошо учил историю.
— Вот видите! — Поллингтониус наставительно поднял вверх указательный палец. — Для вас это уже история! А я тогда был уже взрослым человеком. И женатым! И отцом! — он словно перечислял свои награды. — Как вы полагаете, могу я помнить, где там именно Элайджа поселился?
— Я полагаю, нет, — улыбнулся Гарри. — А у вас не сохранились письма? С адресом?
— Хм. А может быть, и сохранились, — подумав, согласился Поллингтониус. Должны быть где-то там в коробках. Хочешь поискать? — спросил он, и Гарри согласился, разумеется:
— Я был бы вам очень признателен!
— Ну поищи, — согласился Поллингтониус и решительно пошёл к двери.
Если бы Гарри представлял, что его ждёт, он бы, вероятно, отказался. Но он даже помыслить не мог, что Поллингтониус отведёт его на полный пыли, паутины и птичьего помёта чердак и скажет:
— Вот. Ищи — где-то там в коробках должны быть. Но только чтоб мне безо всяких этих Акцио, — предупредил он. — Я бардака не потерплю!
И ушёл копаться в своих ёлках.
Коробок здесь оказалось… много. Гарри начал было их считать, но примерно на пятом десятке сбился и просто начал поиски, методично раскрывая одну коробку за другой. Чего там только ни было! От старой битой посуды и потускневших ложек до одежды, журналов и газет, каких-то жестяных коробочек от леденцов, наклеек, фантиков и тысячи подобных мелочей. Пыли здесь было столько, что Гарри миллион раз пожалел о том, что никогда не интересовался бытовыми заклинаниями — наверняка ведь есть такие, что убрали бы её в два счёта! В конце концов он сдался и наколдовал себе головной пузырь, потому что дышать очень скоро стало просто нечем, тем более что окна здесь хотя и были, но открыть их у Гарри не вышло.
Часа через четыре Гарри уже совершенно разуверился в успехе, но упрямо решил довести свой поиск до конца даже если ему придётся здесь заночевать — и в конце концов в очередной довольно старой коробке он был вознаграждён: там оказались письма! Не только, правда, от Элайджи Кэппера — их, признаться, было не так много, зато все в конвертах с адресами! Правда, большинство были отправлены ещё из Кэппер-хауса, но в перевязанной бечёвкой стопке имелись и другие.
Перед тем, как спуститься по откидной лестнице вниз Гарри очень долго чистился, и всё равно у него осталось ощущение, что он пропитался пылью. В доме было пусто: Поллингтониус либо жил один, либо же его семья сейчас отсутствовала — лето… август — время отпусков. На зов Гарри внутри дома хозяин не отозвался и обнаружился снаружи, внимательнейше изучающим огромный, со шляпкой с ладонь взрослого мужчины, боровик под высокой ёлкой.
— Нашёл? — спросил у Гарри Поллингтониус, и тот радостно продемонстрировал ему пачку писем:
— Да! Нашёл! Я могу взять…
Он хотел было сказать «конверты», но не успел — Поллингтониус кивнул:
— Бери. Только потом верни — это всё-таки архив. История!
— Спасибо! — благодарно сказал Гарри. Он абсолютно не рассчитывал на подобную удачу и теперь надеялся, что сможет выяснить что-то полезное из текстов.
— Грибы ешь? — спросил вдруг Поллингтониус, и Гарри кивнул. — Бери, — Поллингтониус сорвал боровик, осмотрел его, обнюхал и сказал: — Чистый. Я слежу.
— Спасибо, — Гарри даже слегка растерялся.
— Всё, иди, — велел Поллингтониус и повторил: — Письма потом верни!
— Верну, конечно, — пообещал Гарри — и аппарировал.
Домой — потому что не тащить же было такой гриб в отдел!
Боровик Гарри вручил Джинни, и они решили поужинать сегодня грибной пастой. Но сначала Гарри всё-таки вернулся в отдел и, хотя и решил отложить изучение писем на завтра, просмотрел конверты и нашёл американский адрес Кэппера.
Флорида.
Да уж… придётся оформлять запрос. Командировку во Флориду Гарри точно не получит.
Утром следующего дня Гарри немного опоздал и явился предпоследним: в отделе не хватало только Лестрейнджа. Впрочем, Гарри подозревал, что тот уже давно пришёл и просто вышел — возможно потому что в кабинете было шумно.
— …я, честно, тогда думала, что целую неделю есть не буду! — пылко говорила Гор, отставив в сторону чашку с кофе. На маленькой тарелке на её столе виднелся недоеденный черничный маффин. — И была уверена, что больше это не увижу, знакомства же закончились — а вчера прихожу, а там опять!
— Что там опять и где? — весело спросил Гарри, здороваясь со всеми.
— Корм-ле-ни-е! — отчеканила по слогам Гор и сморщилась. — Ну с Патронусом… привет, Дольф, — бросила она вошедшему Лестрейнджу и продолжила: — Оказывается, он ими кормит — брр, меня от одного термина переворачивает! — их не просто после представления им кого-нибудь, а вообще! Периодически. У меня перед глазами стоят эти фигуры — и как они рвут эту птицу… фу, — она опять скривилась.
— Прости, что? — спросил только вошедший Лестрейндж. — Я случайно услышал что-то странное — ты не повторишь? А то я не смогу работать от любопытства, — он очень убедительно кивнул.
— Мы обсуждали это мерзкое кормление, — сказала Гор. — Я вчера дежурила в лагере дементоров.
— Кормление? — переспросил Лестрейндж.
— А ты не видел, как он их кормит? — переспросила она, передёрнувшись.
Сэвидж сплюнул.
— Кто «он» и кого «их»? — уточнил Лестрейндж.
— Мальсибер дементоров, — Гор состроила гримасу.
— Нет, — Лестрейндж нахмурился. — На самом деле, я об этом не задумывался, — произнёс он медленно. — А ведь они и впрямь должны… питаться. Так как?
— Патронусом, — Гор снова передёрнулась. — Он скармливает им своего Патронуса. Я когда увидела, меня чуть не стошнило. Фу. И вот вчера опять.
— Скармливает Патронуса? — негромко переспросил Лестрейндж — и замолчал. Он неторопливо дошёл до своего стола, сел и замер там с очень странным лицом — как будто обдумывал нечто очень сложное и неприятное.
— Хотела бы я знать, кто это придумал, — продолжала, меж тем, Гор.
— Сам и придумал, — сказал Сэвидж. — Кому ещё такое в голову вообще может прийти? Кто, мать его, может такое сделать со своим Патронусом?
— С собой, — сказал вдруг Лестрейндж. Громко. И добавил: — Мне это не нравится.
— Потому что ты с ним одной крови и жалеешь, — съязвил Сэвидж. — Что «с собой»?
— Да нет, — не подхватил шутку Лестрейндж. — Нет, я просто думаю, чем это закончится. Кого мы вырастим в итоге. То, что он делает не со своим Патронусом, а с собой, — ответил он на заданный вопрос.
— В смысле? — теперь Сэвидж уже нахмурился.
— Я, разумеется, не знаю, что происходит с человеком, когда его Патронус… поедают, — неторопливо заговорил Лестрейндж. — Возможно, моё предположение неверно. Но если предположить, что вложенное в него воспоминание уничтожается, или, по крайней мере, гаснет и становится непригодным для создания Патронуса, то есть теряет свою эмоциональную силу для владельца, оставаясь просто формальной картинкой, то мы с вами растим монстра, — он обвёл их внимательным взглядом. — Фактически, мы забираем у Мальсибера то лучшее, что есть в нём. Убираем свет — и оставляем тьму. И силу, потому что к силе всё это не имеет отношения. Мне кажется, что это неразумно. Не потому что я его жалею — а потому что мы фактически растим холодного, недоброго и тёмного волшебника. Жестокого, возможно. Я не уверен, что это верная стратегия.
В кабинете воцарилась тишина, в которой голос Праудфута прозвучал оглушающе громко:
— Объясни.
— Я не философ, — ответил Лестрейндж. — И плохо разбираюсь в человеческой душе. Но человеческую натуру знаю — и считаю, что во всех нас есть и свет, и тьма. Если Патронус, погибая, забирает свет, из которого его соткали, с собой, на освободившееся место придёт тьма. Которой у Мальсибера и так в избытке. Я вообще-то удивлён, что он всё ещё может сотворить Патронуса.
— Ну, Амбридж могла, — напомнил Праудфут.
— А мои братья нет, — возразил Лестрейндж. И уточнил в ответ на удивлённые взгляды: — Во всяком случае, после их возвращения из Азкабана не могли. В юности — конечно… И невестка не могла — и её это бесило. Малфой мог, что характерно, — он чуть дёрнул углом рта. — Но я был уверен, что никто из сбежавших этого не может — и тем более Мальсибер. После его дементоров и Каплана. Я очень удивлён.
Повисла пауза.
— И что ты предлагаешь? — спросил наконец Сэвидж.
— Поговорить с ним, — ответил Лестрейндж. — Для начала. А потом подумаем, что можно сделать. Я схожу, — он встал и вопросительно их оглядел. — Кто-нибудь со мной?
— Я! — вскинулся Гарри, и Лестрейндж кивнул.
Других желающих не нашлось. Сэвидж выглядел ужасно хмурым, и лишь махнул рукой и буркнул:
— Идите. Без вас справимся.
…На болотах моросило, и небо было затянуто тем мерзким ровным светло-серым покрывалом облаков, от одного вида которого хочется нахохлиться и налить себе горячего и сладкого чая. И хорошо бы ещё при этом разжечь камин и плеснуть в этот чай чего-нибудь того же цвета, но иной крепости.
Внутри палатки было тихо. За дальним столом невыразимцев сидела только одна женщина, кажется, снимавшая показания с того странного прибора из трубочек, а больше никого видно не было — даже фейри попрятались. Лестрейндж с Гарри свернули налево, к крайней двери, и постучали.
— Заходите! — тут же раздалось оттуда.
Мальсибер полулежал на кровати, завернувшись в плед и высоко подняв подушки, и держал на руках большого чёрного кота, который урчал так громко, что его было слышно от двери. Камина здесь, конечно, не было, но зато на комоде перед кроватью горели пять свечей — несмотря на то, что было всего три часа дня.
— Чем могу помочь? — спросил Мальсибер вполне любезно — впрочем, не улыбаясь и вообще не шевелясь.
— Мы на минуту, — сказал Лестрейндж, опуская капюшон своего плаща. — Просто поговорить. Позволишь?
— Разумеется, — Мальсибер чуть заметно усмехнулся и добавил вполне вежливо: — Прошу, располагайтесь. Стулья там, — он взглядом указал на зал, откуда они пришли.
Лестрейндж прилевитировал им с Гарри стулья и, поставив их возле комода, первым сел, сняв влажный плащ и высушив его, и только потом повесив на спинку. Гарри последовал его примеру и опустился рядом, чувствуя спиной лёгкий холодок от окна.
— Итак? — спросил Мальсибер.
— Хочу задать тебе вопрос, — сказал Лестрейндж. — Ты часто кормишь их Патронусом? Дементоров?
— Теперь — два раза в неделю, — ответил Мальсибер. — Прежде добавлялось каждое знакомство, но теперь они закончились, по счастью.
— Два раза в неделю? — переспросил Лестрейндж.
Гарри молчал, ощущая, как похолодели и взмокли у него ладони.
Два раза в неделю.
Плюс… сколько этих знакомств было? Тридцать? Сколько раз вообще Мальсибер это уже проделал?
— На самом деле, раз в три дня. И хорошо, что ты заговорил об этом, — вполне деловым тоном проговорил Мальсибер. — Очень скоро я потеряю способность делать это, — буднично сообщил он. — И тогда вам придётся эту проблему решать. Как-то.
Он умолк, спокойно на них глядя, и в его чёрных глазах Гарри почудилось нечто вроде отстранённого любопытства: так смотрели на них в школе учителя, когда они тренировались делать что-то. Кот на руках Мальсибера громко урчал и мял лапами его грудь, и казался куда более живым, чем тот, кто его держал.
— Что ты имеешь в виду, говоря, что потеряешь способность делать это? — уточнил Лестрейндж.
— Сотворять Патронуса, — сказал Мальсибер. — Телесного, по крайней мере. Я полагаю, меня хватит ещё раза на три. Возможно, на четыре. Материал закончится, — он улыбнулся одними губами, и это почему-то выглядело жутко.
— Объяснишь? — попросил Лестрейндж.
— Когда они его съедают, — любезно пояснил Мальсибер, — вложенное в него воспоминание становится простой картинкой. Не более чем пунктом в биографии, таким же интересным, как оглавление учебника истории магии. У меня не так много воспоминаний, из которых можно его сделать, в принципе — и они уже почти закончились. Моя жизнь не была наполнена любовью, счастьем, радостью и светом последние лет, — он задумался, — двадцать два. И у меня есть только первые лет двадцать… восемнадцать, если быть точнее — значит, там двадцать четыре — и последний год. Не так уж много, учитывая, что большую часть подходящего я оставил в Азкабане.
Гарри стало холодно. В спину дуло, и довольно ощутимо, и от этого, наверное — от этого же? — его пробирал озноб. Он решительно обернулся и наколдовал между спинкой своего стула и окном обычную доску и снова сел.
— Когда следующее? — спросил, меж тем, Лестрейндж.
— Как раз сегодня, — Мальсибер любезно улыбнулся — это вышло немного менее жутко, чем в прошлый раз, и всё равно улыбка смотрелась на его лице невероятно чужеродно. — Хочешь посмотреть? Ты ведь не видел. Как раз через, — он посмотрел на комод, на котором обнаружились небольшие часы, — час, в четыре: днём это немного легче. Жаль, солнца нет сегодня.
— Хочу поучаствовать, — спокойно возразил Лестрейндж. — Это ведь решит проблему?
— Поучаствовать? — Мальсибер усмехнулся, и усмешка эта вышла неожиданно живой и органичной. — Ты уверен?
— Да, — кивнул Лестрейндж.
Они замолчали.
— А потом я, — решительно произнёс Гарри. — В следующий раз.
— О, — негромко произнёс Мальсибер. И спросил так же негромко: — Почему?
— Ты сам сказал, что проблему всё равно решать придётся, — напомнил ему Лестрейндж. — Вскоре. Почему бы не начать сейчас?
— То есть нам тут торчать ещё больше двух недель? — уточнил Мальсибер. — Я сказал — три или четыре раза. Это полторы или две недели.
— Полагаю, что с тебя достаточно, — прохладно проговорил Лестрейндж. — Оставим эти три или четыре раза на самый крайний случай. Напиши, пожалуйста, сейчас официальное письмо на имя Гавейна Робардса и опиши проблему.
— Напишу, — согласился Мальсибер. — Можно через полчаса? Или вы спешите?
— Разумеется, — Лестрейндж поднялся. — Я сейчас принесу тебе пергамент и перо — и встретимся в пять.
— Почему в пять? — осведомился Мальсибер. — Ты передумал?
— Мне казалось, ты их навещаешь в час, пять и девять, — сказал Лестрейндж.
— Я сказал «в четыре», — напомнил Мальсибер, и Гарри услышал, как Лестрейндж чуть слышно выдохнул с досадой. — Я увеличил шаг до пяти часов. И всем стало неудобно, — он чуть улыбнулся, но глаза остались неподвижными, — кроме меня. Там есть график, возле входа — и я вашим его передавал. Или на комоде посмотри. Сейчас кормление в четыре.
— Как скажешь, — Лестрейндж взял свой плащ и сделал Гарри знак, и тот тоже поднялся, забрал плащ и развеял доску, что прикрывала ему спину — кстати, безуспешно: он всё равно замёрз. — Значит, через час.
— Выбери, пока есть время, что-нибудь попроще, — сказал уже в спину им Мальсибер. — Что-нибудь не очень дорогое и возобновляемое. Потому что это воспоминание ты потеряешь.
— Выберу, — кивнул Лестрейндж и обернулся. — Спасибо, — сказал он негромко. И спросил: — Почему ты мне не показал?
— Что? — Мальсибер вскинул брови, и Гарри отметил, что, кажется, никогда и ни у кого, кроме него, не видел такого равнодушного и вежливого лица и взгляда.
— Кормление, — ответил Лестрейндж. — Все видели, как я понимаю. Я — нет.
— Не захотел, — пожал Мальсибер плечами и напомнил: — Можно мне пергамент и перо с чернильницей?
Они с Гарри вышли и, не сговариваясь, подошли к входной двери, возле которой теперь висел белый лист с датами и временем. Шаг в пять часов между посещениями дементоров и впрямь всё усложнил: если до того сутки ровно делились и на три, и на четыре часа, то теперь это не получалось, и время визитов менялось каждый день. Сегодня они выпадали на четыре часа дня, затем на девять вечера, потом на два часа ночи, на семь утра, ну и так далее. Как Мальсибер не путается, подумал Гарри?
Лестрейндж расписание скопировал и, забрав себе одну копию, отдал другую Гарри.
— Вы тоже подумайте, — сказал Лестрейндж, — раз уж решили поучаствовать. И выберете что-нибудь не очень дорогое и возобновляемое. Время есть.
— Так вы не против? — спросил Гарри, и Лестрейндж удивлённо вскинул брови:
— Почему я должен быть против? Это во-первых, — добавил он. — А во-вторых, какое я имею право? Я вам не начальник, а коллега. Это ваше решение.
— Ну у вас же может быть мнение, — улыбнулся Гарри.
— Странно мне бы было быть против того, что я сам делаю, — ответил Лестрейндж и Гарри показалось, что он улыбается. — Но вот Роберт может возражать, вы правы, — добавил он. — Готовьте аргументы.
— Давайте я тогда сейчас, а вы потом? — быстро проговорил Гарри, но Лестрейндж отказался:
— Нет.
И всё. Просто «нет». Но спорить было бесполезно, Гарри знал — и он не стал, признавая его право первенства.
Лестрейндж пошёл вглубь палатки и постучал в дверь к невыразимцам — интересно, почему не к тварцам, подумал Гарри. От стола с едой так вкусно пахло, что он не утерпел и, взяв одно жареное крылышко, торопливо, буквально в пару укусов, обглодал его. Затем, косясь на дверь, за которой скрылся Лестрейндж, съел второе — и тут тот вышел, и Гарри с сожалением вытер пальцы салфеткой.
— А хорошая идея пообедать, — сказал Лестрейндж, проходя мимо него и левитируя свой плащ на вешалку. — Я к вам присоединюсь через минуту — смысла возвращаться нет.
Он занёс пергамент и перо с чернильницей Мальсиберу и действительно присоединился к Гарри, успевшему и плащ свой повесить, и руки вымыть, и придвинуть себе пустую пока тарелку. Есть они начали молча, а потом Лестрейндж заоглядывался и спросил:
— А кто сегодня здесь дежурит? И где?
— В комнатах, я думаю, — Гарри указал на комнату, в которую когда-то уходила поработать Флэк. — Что им тут сидеть?
— И правда, — согласился Лестрейндж.
Они продолжали есть, и Гарри так увлёкся крылышками, что остановился только когда косточка с его тарелки, не удержавшись, вывалилась на скатерть. Он покосился на блюдо, с которого таскал их, и подумал, что, похоже, уничтожил половину того, что было рассчитано на всех — с другой стороны, здесь ведь было полно другой еды, вот те же бараньи рёбрышки, которыми обедал Лестрейндж. Гарри тихонько отодвинул свою полную костей тарелку в сторону, приманил себе чистую и положил на неё всего-то пару крылышек. Потом подумал, и добавил ещё два. Да, так, пожалуй, хватит.
Лестрейндж вдруг улыбнулся ему весело и озорно, а затем сам отлевитировал ему в тарелку ещё пару крылышек. И заметил:
— Они превосходны. Здесь полно еды — даже если вы съедите все, голодным никто не останется. Вы ешьте, а я сейчас, — он отставил свою тарелку, на которой громоздилась горка костей, и направился направо, туда, где, как предполагал Гарри, могли находиться дежурные авроры.
Его долго не было. Гарри успел закончить свой обед и придвинуться поближе, прислушиваясь — но, похоже, там внутри наложили звукозащищающие чары, потому что оттуда не доносилось ни звука. Время, меж тем, шло, и Гарри просто извёлся от любопытства, когда Лестрейндж вышел, наконец, и, наткнувшись на его взгляд, спросил с усмешкой:
— Что?
— Всё в порядке? — спросил Гарри, и Лестрейндж кивнул:
— Да, всё хорошо. Я взял на себя смелость договориться с нашими коллегами о маленькой замене на нас с вами — нужно было вас спросить, конечно, но я подумал, что вам стоит посмотреть, как это выглядит, и уже потом принимать окончательное решение.
— Я видел, — возразил Гарри.
— Но не на постороннем человеке, — тоже возразил Лестрейндж. — Впрочем, если…
— Я пойду, конечно! — перебил его Гарри. — Спасибо. Я сам хотел вас попросить, но подумал, что, возможно, вам не захочется, чтобы…
— Туда нельзя идти вдвоём, — напомнил ему Лестрейндж, и Гарри стало стыдно. — И я предпочитаю вас.
Гарри попытался, но так и не сумел удержать счастливую улыбку. Он даже не помнил, когда и кто ещё говорил ему что-нибудь настолько же приятное — отдельно и особенно тем, что, кажется, Лестрейндж вовсе не собирался делать это. Просто… просто констатировал факт.
Они выпили по чашке кофе — и на часах уже было без десяти четыре.
— Идёмте? — Лестрейндж салфеткой вытер губы, встал и, неторопливо подойдя к двери комнаты, постучал негромко.
— Да, иду! — ответили оттуда, и Лестрейндж не стал входить, а просто отошёл, и они с Гарри остановились недалеко от входа.
Мальсибер и впрямь вышел почти сразу, но пошёл не к ним, а, кивнув, прошествовал почему-то в одну из дальних комнат, откуда вернулся с каким-то свёртком, который вручил… Гарри, а затем вложил ему же в руки закрытую крышкой кружку.
— Держите — это понадобится по окончании, — сказал он, и Гарри кивнул.
— Что это? — спросил Лестрейндж.
— Плед и чай, — ответил Мальсибер. — Горячий. — Затем он вручил Лестрейнджу сложенный пергамент: — Твоё письмо.
Лестрейндж, помолчав, кивнул, и они, надев плащи, вышли под по-прежнему моросящий дождь. На Мальсибере, впрочем, никакого плаща не было — только куртка с капюшоном, который он тут же накинул на голову. Он ёжился и выглядел то ли недовольным, то ли очень серьёзным, и вперёд пошёл очень быстро, так что Гарри пришлось почти бежать.
Когда они дошли до жёлтой черты, Мальсибер остановился и повернулся к ним.
— Я много думал о том, как это сделать, — сказал он, — но до сих пор не пробовал. Поэтому прошу вас выслушать меня очень внимательно и сделать всё как можно точнее. Я менее всего хочу вам навредить — кому-либо из вас. Контракт, опять же, — растянул он губы, и Гарри подумал, что если он так сделает ещё раз, не выдержит и попросит Мальсибера не улыбаться.
— Мы слушаем, — ответил Лестрейндж.
— Нам придётся идти всем, — сказал Мальсибер, и Гарри почувствовал себя намного лучше: он абсолютно не хотел отпускать с ним Лестрейнджа вдвоём. — Когда ты выпустишь Патронуса, — обратился он к Лестрейнджу, — тебе нужно будет сразу отдать палочку мистеру Поттеру. Потому что когда они начнут его есть, ты захочешь защитить его и кинешься туда — и ему проще будет останавливать тебя, если у тебя не будет палочки.
— Ему? — переспросил Лестрейндж. — А ты?
— Я не стану нападать на аврора даже по его приказу, — отрезал Мальсибер. — У меня контракт. И я не желаю проверять, что будет, если я нарушу его даже таким образом. Магия — не Визенгамот, и рассуждать не будет. Так что останавливать тебя придётся твоему коллеге. Справитесь? — спросил он, и Гарри уверенно ответил:
— Разумеется.
— Сложность в том, что он должен быть в сознании — иначе Патронус просто развеется, и они недоедят, — сказал Мальсибер Гарри. — А этого допустить нельзя. Петрификус и его аналоги тоже не подойдут. Тебе придётся прочувствовать всё до конца, — он снова обратился к Лестрейнджу. — И это больно. Это очень больно — я даже не могу представить до конца, насколько. Для тебя, — он… нет, не усмехнулся, а вздохнул едва ли не сочувственно, и это почему-то было жутко. — Я к ним привык, а ты всё это ощутишь впервые. Я потому так долго и тянул…
— Я не боюсь боли, — возразил Лестрейндж.
— Ты с такой не сталкивался, — спокойно возразил Мальсибер. — Итак — вам, — сказал он Гарри, — нужно будет удержать на месте вашего коллегу, когда он побежит к ним, и в идеале привести его в себя — но это как получится. И следить, чтобы он всё это время оставался в сознании. Я помогу, конечно — если выйдет. Хотя, скорее всего, буду занят. Но держать его придётся вам. Я надеюсь, ты выбрал что-то не слишком яркое и ценное, — сказал он опять Лестрейнджу. — Чем ярче и дороже — тем больнее.
— Что ты им отдал? — тихо спросил Лестрейндж, но Мальсибер на его вопрос внимания не обратил и обратился к Гарри:
— И последнее. Когда мы закончим, ему будет плохо. Мы усадим его здесь и дадим отдохнуть — вам нужно будет высушить траву, наколдовать зонт и укрыть вашего коллегу пледом. А затем чаем напоить. Я помог бы, — добавил он с некоторым сомнением, — но я не уверен, что это окажется уместным. Так что рассчитывайте на себя.
— Я думаю, проще будет сделать всё это в палатке, — возразил Лестрейндж, и Мальсибер тоже возразил:
— Не проще. Время, — он отвернулся и посмотрел на показавшихся дементоров. — Ещё раз: произносишь заклинание — и сразу отдаёшь палочку. Мгновенно. После просто не отдашь.
Руки у Гарри были заняты пледом и чашкой, и он, торопливо высушив траву, наколдовал большой зонт и положил их под него и едва успел догнать уже перешагнувших жёлтую черту Мальсибера и Лестрейнджа, когда последний вскинул руку с палочкой и выпустил Патронуса.
Серебряная птица взмыла вверх и понеслась к устремившимся к ней дементорам, и Мальсибер отчаянно воскликнул:
— Палочка!
Лестрейндж опустил руку, и Гарри успел выхватить у него палочку до того, как первые дементоры коснулись птицы. Лестрейндж вздрогнул, и Мальсибер почти побежал вперёд, к дементорам, которые всё быстрей облепляли уже почти скрывшуюся за их телами птицу. А потом Лестрейндж вдруг вскрикнул, громко и отчаянно, и рванулся следом, и Гарри, ненавидя себя за то, что делает, обвил локти и талию Лестрейнджа выпущенной из своей палочки верёвкой. Его палочку он сунул в свои ножны, и только потом подумал, что если они начнут драться, она может в них сломаться — тем более, что они были, кажется, слегка коротковаты.
Но Лестрейндж не дрался — он пытался выпутаться и всё рвался вперёд, туда, куда ушёл Мальсибер, которого уже тоже не было видно в толпе дементоров. Лестрейндж кричал что-то и, Гарри видел, плакал — и ему казалось, что он чувствует через палочку с верёвкой его боль. Гарри трясло, и ему больше всего на свете хотелось то ли чтобы всё закончилось, что ли оказаться на месте Лестрейнджа, то ли просто не быть здесь — то ли всё и сразу. Палочку удерживать было непросто: Лестрейндж был сильным мужчиной, а зацепиться Гарри было не за что, покуда он не догадался обернуть верёвку ещё и вокруг своей талии. Теперь, по крайней мере, случись что, они были связаны, и Лестрейнджу бы пришлось тащить его с собой — а это не должно было быть просто.
Теперь Гарри предстояла вторая часть: ему нужно было каким-то образом привести Лестрейнджа в себя. Он, конечно, попытался, и для начала сумел подойти почти вплотную, сокращая длину верёвки — однако тот его не слышал. На его залитом слезами лице была написана такая мука, что у Гарри стало горячо в горле и в носу. Что, что он мог сделать? Сказать? Он стоял как идиот и пытался удерживать упрямо рвущегося к дементорам и своему Патронусу… вернее, к тому, что от него осталось, Лестрейнджа ещё и за плечи — и не мог найти слова. Никак и никакие.
А потом всё кончилось — клубок дементоров стал менее плотным, а Лестрейндж замер, тяжело дыша, а затем просто опустился на траву, и Гарри не успел его удержать.
— Идём, — попросил Гарри почему-то севшим голосов — хотя ведь он-то не кричал. — Дольф, надо встать. Здесь мокро, — сказал он удивительную глупость. — Отсюда уйти надо. Встань, пожалуйста… ты можешь?
Лестрейндж посмотрел на него и просто помотал головой, а затем закрыл глаза. Он был не просто бледным — серым, или, может быть, таким казался в бледном свете дня и под дождём, и его лицо было залито слезами, а губы в кровь искусаны. И Гарри оставалось лишь беспомощно стоять и на него смотреть — и чувствовать себя до омерзения бесполезным.
— Как ты? — услышал он голос Мальсибера и вдруг обнаружил, что тот сидит на корточках перед Лестрейнджем. Когда он успел? И как? Лестрейндж молча покачал головой, не открывая глаз, и Мальсибер снизу посмотрел на Гарри. — Нужно увести его отсюда, — сказал он, ловко подставляя своё плечо подмышку Лестрейнджу. — Помогите мне его поднять — и выйдем. Посидеть можно и там. И одежду ему высушите, — добавил он, когда они вдвоём с Гарри помогли Лестрейнджу встать. — Хорошо бы ещё согревающие чары, — сказал он уже тише, обхватывая Лестрейнджа за талию. — Идём, — мягко произнёс он. — Отсюда нужно выйти, Радольфус. Давай уйдём от них.
Гарри подставил под другую руку Лестрейнджа своё плечо, и они втроём медленно пошли к жёлтой черте.
Они усадили Лестрейнджа на высушенный Гарри кусочек травы под наколдованный им зонт. И пока Мальсибер заворачивал его в плед, Гарри вложил Лестрейнджу в руки кружку с чаем и, сняв крышку, попросил:
— Выпей, пожалуйста.
— Пей, — велел и Мальсибер. — Давай, — он сам придвинул чашку к губам Лестрейнджа, и Гарри услышал негромкий дробный звук: зубы застучали по краю. — Радольфус, надо, — голос Мальсибера звучал и мягко, и настойчиво. — Глотай. Давай.
Тот подчинился и медленно опустошил всю кружку. Кажется, это помогло — во всяком случае, с какого-то момента Гарри больше уже не слышал этой жуткой дроби, да и кружку Лестрейндж под конец уже держал самостоятельно. Гарри снова наложил на него согревающие чары и плотнее запахнул плед. Ему хотелось сделать что-нибудь ещё, но он не знал, что именно, и просто ждал, тревожно глядя на по-прежнему белого, как полотно, Лестрейнджа.
Прошло… Гарри не знал, сколько — ему показалось, что ужасно много — когда Лестрейндж пошевелился и хрипло спросил Мальсибера:
— Сколько раз ты это делал?
— Не знаю, — отозвался тот. — Можно посчитать, но мне, признаться, лень. Какая разница? Ты как? Встать можешь?
— Пожалуй, — Лестрейндж оперся рукой о землю. Гарри тут же протянул ему свою, тот схватился и поднялся — с некоторым усилием, но вполне уверенно.
Они пошли назад — не быстро, но и не то чтобы медленно. От руки Гарри Лестрейндж не отказался и шёл, опираясь на неё и сжимая пальцы Гарри своими — абсолютно ледяными. Мальсибер молча шёл позади и заговорил только когда они подошли к самому входу в палатку:
— Я советовал бы тебе сейчас немного полежать, а потом отправиться домой и заняться чем-нибудь… тёплым, — он подошёл ближе. — Не горячим, — добавил он с нажимом, — а тёплым. Знаешь, свет, уют, тепло… что-нибудь спокойное и милое. Друзья, дети, камин, горячий шоколад — ну и так далее.
— Пожалуй, — к огромному облегчению Гарри, согласился Лестрейндж. — А ты? — спросил он, пристально глядя на Мальсибера. — Где ты тёплое берёшь?
— Лето, солнце… кот вот есть, — легко отозвался тот — и вошёл в палатку, обрывая разговор.
— Я, пожалуй, последую совету, — сказал Лестрейндж Гарри. — Проводишь меня? -попросил он. — Не хочу сейчас сам аппарировать.
— Конечно, — Гарри, видимо, смотрел так тревожно, что Лестрейндж улыбнулся:
— Я, скорей, страхуюсь. Идём — я сперва хочу поговорить, — позвал он. — И обсушиться нужно.
Внутри палатки стояла та же тишина: дежурные авроры так и не показались, и даже невыразимка исчезла из-за их стола, где теперь остался только сиротливый трубчатый прибор. Мальсибера тоже видно не было, но Лестрейндж и Гарри знали, где его искать, и направились к крайней левой двери.
Она была прикрыта — не закрыта, и Лестрейндж, негромко стукнув, приоткрыл её и спросил:
— Можно?
Ответа Гарри не услышал, но они вошли. Мальсибер стоял спиной к двери возле дальнего окна, завернувшись во взятый с постели плед, и на звук шагов даже не обернулся.
— Ойген, я хочу поговорить, — Лестрейндж подошёл к нему, оставив Гарри неловко топтаться у двери. — Пожалуйста.
— Да, разумеется, — Мальсибер обернулся. Его лицо было спокойным — или… никаким, подумал Гарри. Вежливая, даже немного любезная маска — и больше ничего. — Чем могу помочь?
— Почему ты сразу не сказал? — спросил Лестрейндж. — Не объяснил, как это, и не разделил эту обязанность на всех?
— Я не настолько сильно ненавижу вас, — ответил тот. — Я полагал, что всё это закончится быстрее. Вот рассказал теперь — как понял, что ошибся.
— Нет другого способа?
— Я его не знаю, — равнодушно ответил Мальсибер. — И это лучше, чем кормить их напрямую. Но я об этом говорил, я помню.
— Ты этого не будешь больше делать, — сказал Лестрейндж неожиданно жёстко. — Теперь это наша проблема.
— У меня есть условие, — ответил ему Мальсибер. — Я не буду таким образом работать с кем-либо из вас дважды. У вас есть не только авроры — ДМП большой. Опять же, есть отдел магического регулирования популяций.
— А невыразимцы? — с любопытством спросил Лестрейндж.
— Я бы не советовал вам подпускать их к этому, — Мальсибер усмехнулся, и на сей раз это было органично. — Дело, конечно, ваше, но мне это представляется неправильным. Но кто я, чтобы решать.
— А почему не будешь работать дважды? — спросил Лестрейндж, и Мальсибер улыбнулся и сказал почти задорно:
— Не хочу. И смогу обосновать, не сомневайся.
— Обоснуй, — кивнул Лестрейндж.
Мальсибер вдруг вздохнул и опустился в кресло, возле которого стоял, и жестом предложил Лестрейнджу сесть на кровать. Лежащий на ней кот проснулся, поднял голову, лениво поднялся и стёк с неё на пол. Он оказался очень крупным и при этом поджарым — фунтов четырнадцать-пятнадцать мышц, пожалуй, решил Гарри. Потянулся, подошёл к Мальсиберу, запрыгнул к нему на колени, потоптался чуточку — и завалился, подставляя ему свой живот. Тот погрузил в чёрную шерсть пальцы, и кот заурчал — так громко, что Гарри даже от двери его услышал.
— Ты полагаешь, — сказал Мальсибер тихо, — что кто-то из твоих коллег заслуживает дважды пережить то, что пережил сейчас ты? Почему?
— Я не считаю, — отозвался Лестрейндж. — Но какая разница тебе?
— Долго объяснять, — сказал Мальсибер, помолчав. — Возможно, как-нибудь потом. — Лестрейндж продолжал молча на него смотреть — Гарри не видел выражения его лица, зато видел лицо Мальсибера. — Хочу остаться человеком, — сказал тот наконец. — Не так-то это просто… теперь вот вашими трудами, — он усмехнулся. — Но я стараюсь. Я был чудовищем — мне не понравилось. Это всё же не моё, — он тихо рассмеялся.
— Чудовищем? — медленно переспросил Лестрейндж, но Мальсибер, похоже, не желал продолжать этот разговор.
— Да. Бу-у! — рассмеялся он, плавно вскинув руки и помахав растопыренными пальцами. — Иди домой, а? — попросил он и снова принялся гладить недовольно приоткрывшего свои зелёные глаза кота. — И я бы подремал — мне здесь не выспаться, конечно, но дождь навевает сон.
— Почему не выспаться? — спросил Лестрейндж, и Мальсибер удивлённо вскинул брови:
— Потому что я сначала ходил к ним каждые два часа: я спал полтора часа, вставал, шёл, ложился, спал ещё полтора часа и снова шёл. Попробуй выспаться так, — в его голосе вдруг прорвалось искренне раздражение. — Затем я стал спать по два с половиной часа, потом — по три с половиной. А теперь по целых четыре! — в его голосе зазвенел сарказм. — С половиной. Как ты думаешь, так можно выспаться? Да, я понимаю, что всем наплевать — а некоторые даже рады — и что я просто инструмент для вас, но я-то ведь живой и мне тяжело! Я не жалуюсь, — резко оборвал он сам себя, — и признаю, что заслужил и всё это, и вашу ненависть — но я устал. От всего сразу. Ненависть ведь тоже убивает, знаешь — и я не хочу ей уступать, — непонятно проговорил он и закрыл глаза. Впрочем, почти сразу их открыл и добавил: — Я в самом деле хочу спать. Да и тебе бы отдохнуть — поверь, тебе это сейчас необходимо. Я не денусь никуда — если тебе нужно что-то от меня, мы можем продолжить позже. А теперь давай, пожалуйста, закончим.
— Давай, — согласился Лестрейндж. — Отдыхай, — он встал, кивнул Мальсиберу — тот ответил на кивок, но больше не пошевелился в своём кресле, и Лестрейндж развернулся и ушёл, забрав с собою, наконец, так и простоявшего всё это время Гарри. Когда они вышли в пустой зал, Лестрейндж посмотрел на Гарри и сказал: — Он прав, и это неприятно. Но я бы пока это оставил… проводи меня?
— Конечно, — Гарри с облегчением.
Выйдя из палатки, они аппарировали к Лестрейндж-холлу — вернее, Гарри аппарировал вместе с Лестрейнджем. Здесь тоже моросило, и сильный ветер с моря бросал морось в лицо, куда бы ты ни поворачивался, коварно срывая капюшон. Гарри сперва прихватил было его пальцами, но потом махнул рукой и отпустил: влага всё равно попадала и в лицо, и на волосы, и он решил, что просто высушится после.
— Я не приглашаю, — слегка извиняющимся тоном проговорил тот. — Хочу просто отдохнуть. Можно попросить тебя рассказать всё Роберту? И письмо, — он отдал Гарри полученное от Мальсибера письмо. — Его лучше сразу Гавейну. Ему, кстати, тоже нужно рассказать… ну, разберёшься, — улыбнулся он. — Спасибо, что проводил, и извини.
— Да всё в порядке! — торопливо заверил его Гарри и добавил: — У меня есть вопрос, но я его задам завтра.
— Задавай сейчас, — возразил Лестрейндж. Его самого ни морось, ни ветер, кажется, вообще не волновали, он даже плащ не стал запахивать, не говоря о парусящем сзади капюшоне.
— Что имел в виду Мальсибер под возобновляемым воспоминанием? Я честно собираюсь подготовиться.
— Воспоминание о том, что можно повторить, — ответил Лестрейндж. — Романтический ужин с супругой, игра с ребёнком, гонка на метле — всё, что угодно и тебя радует и что можно вспомнить, создавая Патронуса. И что несложно повторить. Я Миллисенту вспоминал, — он вздохнул, — но если б знал, как это, то выбрал бы другое. В идеале — не с человеком связанное. Может быть, полёт? — спросил он, и Гарри тоже спросил:
— А почему?
— Не знаю, как это точнее сформулировать, — ответил Лестрейндж. — Подумаю. Мне кажется, что легче пережить происходящее, когда это не про живого человека.
— Он мог бы и предупредить, — буркнул Гарри, и Лестрейндж заметил:
— Возможно, у него не так. Возможно, ошибаюсь я. Пойду, — он протянул Гарри руку, пожал его и пошёл к дому, а Гарри аппарировал к министерству.
В Лондоне дождь шёл уже всерьёз, и за те секунды, что прошли с момента аппарации, Гарри успел вымокнуть настолько, что уже в Атриуме с его волос вода просто лилась. Так что он первым делом высушился, и только потом отправился в Аврорат.
Сначала Гарри зашёл к Робардсу, но на месте того не оказалось, и он отдал письмо секретарю, сам написав на нём ярко-красным: «Важное» и «Срочно» и попросил отдать сразу же, как только тот вернётся. И сказать, что это передать это его попросил Лестрейндж.
А затем пошёл в отдел, готовясь к разговору с Сэвиджем — но и его там не застал. В отделе вообще обнаружился лишь Долиш.
Гарри не хотелось говорить ни с кем, но нужно же было что-то сказать Сэвиджу, да и остальным. Даже Долиш поглядывал на него с явным ожиданием, но Гарри точно не был готов повторять рассказ ещё раз, так что он сидел за своим столом и упрямо изображал, что работает с письмами Кэппера, хотя даже букв не видел на конвертах.
Наконец, вернулся Сэвидж, причём не один, а с Праудфутом, и спросил с порога:
— Гарри, вы куда пропали? И где Дольф?
— Дома, — хмуро сказал Гарри — и постарался пересказать произошедшее как можно покороче и побезэмоциональнее — но у него не вышло.
— Вот дерьмо, — прокомментировал его рассказ Сэвидж.
— Дольф был прав, похоже, — неохотно признал Праудфут. — Но… — он скривился, — я, признаться, не готов. К такому подвигу.
— Надо пнуть этих уродов, — зло сказал Сэвидж. — Совсем охренели — прошёл почти месяц, а они всё возятся. Они решили там обосноваться до зимы?
— Пусть Гавейн им письмо напишет, что ли, — предложил Праудфут и повторил: — Я точно не готов. Я тоже это видел — мне хватило.
— А куда ты денешься? — ещё злее спросил Сэвидж. — Если этот сказал правду, никакой контракт тут не поможет: когда человек не может что-то сделать, он не может. А кормить их надо. Значит, это должен делать кто-нибудь другой — ты предлагаешь серых посвятить в такое?
— Я всё равно не буду, — Праудфут набычился упрямо.
— Куда ты денешься? — спросил — довольно громко — Сэвидж. — Уволишься?
— Уволюсь! — воскликнул тот сердито.
Они оба замолчали, и в кабинете повисло неприятное, тяжёлое молчание, прерываемое их тяжёлым дыханием. Гарри хотел было сказать, что готов сделать это вместо Праудфута, но вовремя прикусил язык, просто представив, как это будет выглядеть и не желая делать положение того ещё безвыходней.
— Я думаю, мы будем тянуть жребий, — сказал Долиш. — По крайней мере, мне это представляется логичным.
— Я. Не. Хочу, — отчеканил Праудфут, а потом встал, собрался — и ушёл, хлопнув дверью так, что мебель в комнате взрогнула.
— Пусть с этим переспит, — мрачно заметил Сэвидж. — Какая дрянь, а… Вот я как знал, что если мы с ним свяжемся, то рано или поздно вляпаемся в некое дерьмо!
— Я уже пообещал, что пойду в пятницу, — сказал негромко Гарри.
Сэвидж бросил на него тяжёлый взгляд и буркнул:
— Я даже не сомневался. Нет, надо как-то пнуть этих уродов! А что ты тут сидишь? — напустился он вдруг на Гарри.
— Да я работаю, — тот даже письма показал, но Сэвидж рявкнул:
— Пошёл домой отсюда! Увижу тут до завтра — дело заберу!
— Да я в порядке, правда, — начал было Гарри, но ничего не вышло: Сэвидж метнул на него настолько яростный взгляд, что спорить дальше было просто неразумным.
Зато у него внезапно появился целый свободный вечер, чем было очень глупо не воспользоваться — тем более, ему следовало поговорить с Джинни.
И разговор этот вышел очень непростым. Ни лгать, ни скрывать что-либо Гарри не стал — разве что не стал рассказывать о лагере дементоров и называть имя Мальсибера и просто попросил:
— Ты не расспрашивай меня подробней, ладно? Потом, когда наконец станет можно, я тебе всё расскажу.
— Не буду, — пообещала Джинни расстроенно. — Я даже представить не возьмусь, как это — скормить дементорам Патронуса… это даже звучит мерзко.
— Ну, это я тебе как раз рассказать смогу, — с улыбкой пообещал Гарри.
— Ох, Гарри, — Джинни крепко обняла его. — Я в пятницу отдам Джейми маме и…
— Ты понимаешь, — вздохнул он, — я не уверен, что это надо сделать. Я… мне посоветовали потом «поделать что-то тёплое», — почти что процитировал он. — И я не знаю… вдруг мне захочется как раз побыть с вами обоими? Мне кажется, мне будет не до страсти, — добавил он чуть виновато.
— Я понимаю, — ответила она серьёзно. — Тогда мы просто будем ждать тебя.
— Лестрейндж пообещал прислать к нам Лиззи, — Гарри тоже её обнял и уткнулся лбом в её плечо. — На случай, если всё-таки я выберу тебя, — он улыбнулся. — Прости, что я такой дурак и сам не знаю, чего я хочу.
— Ты не дурак, — глубокомысленно проговорила она, гладя Гарри по волосам. — Ты пока неопытный. В следующий раз ты лучше будешь знать.
— Я надеюсь, — искренне возразил Гарри, — что следующего не будет.
Спал этой ночью Гарри плохо: ему всё время снилось то, что он сегодня видел, и он просыпался, а потом долго лежал, не в силах успокоиться и вновь заснуть. Когда Гарри в очередной раз проснулся и увидел, что на улице уже светло, он решил больше не мучиться и встал — ещё не было семи, и он позволил себе подольше постоять под душем, потом особенно тщательно побрился, позавтракал, оделся, и в министерство вошёл без нескольких минут восемь.
И встретился у лифтов с Робардсом.
— Ты что так рано? — удивился тот.
— Да не спалось, — признался Гарри. — Вы письмо видели? От Дольфа — я передал вчера.
— Видел, — на лице Робардса отразилась явная досада. Лифт открылся, и они вошли в него — вдвоём. — Неприятно ощущать себя придурком, — признался он и пояснил: — Я-то, в отличие от всех вас, процедуру знал. И про кормления эти тоже знал прекрасно — но у меня даже не зародилось мысли, чем это чревато. Строго говоря, я не придурок — это по-другому называется, — но я предпочитаю этот термин. Не так бьёт по самолюбию.
Лифт остановился, они вышли и неторопливо пошли к аврорату.
— Зайдёшь? — спросил Робардс, и Гарри кивнул, прекрасно понимая, что ему сейчас предстоит опять рассказывать о том, что произошло вчера. — Поговорим. Расскажешь всё, — подтвердил он мысли Гарри — и тот, конечно же, не отказался.
Секретарь был уже на месте и вручил Робардсу стопку корреспонденции, но тот, войдя в кабинет, не стал заниматься ей, а просто положил к себе на стол и занялся приготовлением кофе, махнув Гарри на диван:
— Садись.
Потом они долго пили кофе, и Гарри вновь рассказывал о том, как рвали на клочки дементоры серебряную птицу, и снова чувствовал, как рвётся у него из рук Лестрейндж.
— По-моему, мы сделали нечто чудовищное, — негромко проговорил Робардс. — Прежде всего, я сделал, — он обхватил свой подбородок и так замер, глядя в пространство перед собой. — Ты сказал, что пойдёшь в пятницу? — спросил он, и Гарри кивнул. — Значит, в понедельник моя очередь. Как быть дальше, мы обсудим вместе в тот же понедельник. На планёрке.
— Джон предлагает жребий, — сказал Гарри. — И я не думаю, что это ваша вина, — добавил он.
— Моя, — спокойно и уверенно ответил Робардс. — Как минимум ответственность — моя. Я видел весь расклад — и мне даже в голову не пришло, что так и вправду можно создать монстра. Тем более что работы там не так уж много, — он потёр лоб. — Ты же помнишь его дело?
— Помню, — тихо сказал Гарри.
— А ведь мы, по сути, делаем примерно то же, что Каплан и Волдеморт, — Робардс взял в руки свою чашку и посмотрел на Гарри.
— Почему, сэр? — спросил Гарри, и Робардс на это «сэр» поморщился. — Ну просто «почему»? — поправился Гарри.
— Потому что мы его расчеловечили, — ответил Робардс. — Превратили в инструмент, а всё, что кроме — ненавидим. Причём справедливо, но Дольф прав: результат мы можем получить премерзкий. Врага можно ненавидеть, — сказал он со вздохом, — но в нём нужно видеть человека. Иначе выйдет Крауч, — он опять вздохнул. — А от него полшага до Каплана. Но идея со жребием мне не нравится, — неожиданно сменил он тему. — Я думаю, что в данном случае всё должно быть строго добровольно. Я подумаю, как это лучше организовать, но заставлять я точно никого не буду. В конце концов, нас уже четверо, — улыбнулся он, и Гарри удивился:
— Вы, я, Дольф… а кто четвёртый?
— Ты не понял? — улыбнулся Робардс. — Роберт. Джон, я полагаю, пойдёт тоже. И ещё найдутся. Но не все готовы на такое, и это нормально. Хотя стоп, — спохватился он. — Какой же понедельник — в понедельник у нас Джервисы. Видишь, как ты меня потряс, — он улыбнулся. — Значит, соберёмся на совещание завтра, а я пойду вместо понедельника в четверг.
— Думаете, найдётся кто-нибудь в других отделах? — с некоторым сомнением спросил Гарри. — Мы-то все задействованы.
— Ты настолько плохо думаешь о своих коллегах? — шутливо упрекнул его Робардс — и тут в дверь постучали. Затем она открылась, и заглянувший секретарь сказал:
— К вам Флэк.
— Зови, — согласился Робардс и сказал Гарри: — Ну всё, тебе пора. Иди работай — завтра соберёмся и поговорим все вместе. Если Дольф сегодня не появится, скажем, до полудня — скажи мне.
Но Лестрейндж обнаружился в отделе, когда Гарри туда всё-таки дошёл, и выглядел он вполне обычно — словно ничего вчера и не случилось. И Гарри, повеселев, всё же принялся за письма Элайджи Кэппера, которые ждали его в ящике стола.
Их было не так много, и большинство Кэппер написал ещё в Британии. По большей части это были поздравления и приглашения на Рождество или на день рождения; встречались и записки с сугубо хозяйвственными вопросами, в основном, по части ухода за деревьями. Письма из Нового света были интереснее: их них следовало, что Элайджа обосновался где-то на внешнем побережье Флориды — вернее, Гарри предположил, что побережье внешнее, потому что автор пользовался словом «океан», а не «залив» и «море». На конвертах было, кроме названия страны и штата, название дома, в которым жил Кэппер — Гарри смутно представлял себе устройство американского аврората, но полагал, что там должны помочь. А значит, нужен официальный запрос. Полезной информации в флоридских письмах было немного: по большей части те состояли из расспросов об особенности культивации тех или иных культур в местном климате. Это говорило о том, что Элайджа Кэппер обосновывался во Флориде всерьёз — и это было важно, но больше ничего в тех письмах не было. Один он жил? Завёл семью?
Гарри даже сделал небольшой конспект, который выглядел, на первый взгляд, абсолютно бессмысленным — но кто знает, что потом понадобится — а затем приступил к составлению запроса. И застрял — потому что в справочнике обнаружилось целых две формы, одна — для общеамериканского аврората, а другая — для местного, флоридского (как выяснилось, формы разных штатов различались). И кому писать?
Инструкция ничего об этом не говорила. Вернее, говорила: в случае убийства запрос делался в общеамериканский аврорат, а в случае обычной смерти — в местный. Вопрос о том, что делать, если причина смерти неизвестна, да и сама смерть под вопросом, инструкция деликатно обходила.
— Сэр! — страдальчески обратился наконец Гарри к Сэвиджу.
— М-м? — откликнулся тот, жуя очередной орешек.
— Я знаю, что об этом должно быть написано в инструкции, но там не написано, — пожаловался Гарри. — Кому тут писать?
Он пересказал Сэвиджу свою проблему. Тот отлевитировал к себе инструкцию со стола Гарри, прочитал её и ответил:
— Пиши местным.
— Почему? — задал Гарри именно тот вопрос, который бы сам Сэвидж ему задал, прими он решение самостоятельно.
— Ты убийство подозреваешь? — спросил Сэвидж.
— Нет.
— Ну вот и пиши местным — пускай разбираются. Опять же, если ты напишешь федералам, местные могут это воспринять болезненно — а если они на тебя обидятся, ты замучаешься с ними переписываться. А вот федералы вряд ли станут обижаться. Пиши местным.
— Ладно, — мирно согласился Гарри и поблагодарил: — Спасибо.
С запросом Гарри провозился до конца рабочего дня и, уходя, подписал его у Сэвиджа и оставил у секретаря Робардса — дальше в действие уже вступала канцелярия всего Департамента. Гарри же оставалось только ждать — и наконец заняться делом Беннета, перед которым он уже ощущал неловкость: прошло уже недели две с тех пор, как Мюррей написал своё заявление, а дело даже не было открыто.
Утро четверга нестандартно началось с совещания у Робардса, и Гарри, привычно сидя позади всех, у стены, ловил себя на приятном ощущении: ему, в отличие от остальных, был известен повод, по которому их всех собрали.
— Доброго всем утра, — начал Робардс, и авроров такое начало сразу успокоило: это пожелание, по крайней мере, говорило о том, что никакой катастрофы не случилось. — У нас обнаружилась проблема, и нам нужно — всем — её решать, — он вдруг встал из-за своего стола, и в кабинете воцарилась абсолютная тишина. — Скажу сразу и серьёзно: решать будут строго добровольцы. Я даю вам слово, что, во-первых, моё отношение к тем, кто не сочтёт для себя возможным в этом участвовать, не изменится. Ничуть. Я их понимаю и охотно сам бы обошёлся — но меня обязывает должность, — он улыбнулся. — Во-вторых, даю всем слово, что никто и никогда не будет знать без вашего желания, участвовали ли вы в этом или нет — я не запрещаю участником рассказывать об этом, но я запрещаю, и категорически, выяснять у коллег, принимают ли они участие. В любой форме. Узнаю — буду считать это подлостью и относиться соответственно. А я узнаю. Надеюсь, все меня услышали, — серьёзно, даже сурово проговорил он, обводя всех пристальным взглядом.
— Услышали, — ответил за всех Блейн.
— Есть вещи, которые каждый может сделать только доброй волей, — продолжил Робардс, — и это — точно одна из них. И я настойчиво прошу вас всех подумать, прежде чем принять решение, и честно рассчитать собственные силы. Засим начнём, — он улыбнулся и, наконец, сел. — Итак, проблема наша заключается в дементорах, — он сделал небольшую паузу. Раздались смешки, и по кабинету прошёл шёпот.
— Кто бы сомневался, — проворчала Флэк.
— Вернее, с их кормлением, — продолжил Робардс — и снова замолчал, давая всем возможность осознать сказанное.
По реакции авроров Гарри понял, что это самое кормление видели все — как же Лестрейндж умудрился проскочить? Гарри посмотрел на него: он видел Лестрейнджа сбоку — тот тоже имел обыкновение сидеть возле стены, — и заметил на его лице недоумение: похоже, его эта мысль тоже удивила. Это же не совпадение и не случайно, подумал Гарри. Видимо, Мальсибер выделял Лестрейнджа и не захотел ему показывать, наверное, самое омерзительное из того, что делал — не хотел терять лицо в его глазах? Или…
Додумать Гарри не успел, потому что Робардс продолжил:
— Поясню. Дементоров, как выяснилось, следует кормить — в Азкабане они будут питаться, как и прежде, эмоциями узников, но в лагере их нет, и пищу они получают по-другому. Как я понимаю, вы все видели, как это происходит. Выяснилось, что при этой процедуре то воспоминание, благодаря которому был создан телесный Патронус, теряет свою эмоциональную наполненность для своего носителя и превращается в безэмоциональную страницу его жизни. И у Мальсибера нужные воспоминания заканчиваются, поэтому кормить он больше их не может.
Робардс замолчал, давая всем присутствующим время осознать сказанное.
— Закончились или заканчиваются? — уточнил кто-то справа — Гарри голос не узнал, а говорящего увидеть не успел, потому что разглядывал своих коллег, и прежде всего Гор и Праудфута.
— Заканчиваются, — ответил Робардс. — Но я полагаю категорически недопустимым довести его до состояния «закончились» — объяснения нужны?
— Нужны, — сказали уже слева.
— Мы имеем сильного — надеюсь, с этим никто не будет спорить? — спросил Робард и, немного помолчав, продолжил, — волшебника, которого никто из нас, я полагаю, не назовёт добрым, высоконравственным и законопослушным. И методично отбираем его светлые воспоминания, не затрагивая остальное, включая его магическую силу. И что мы получим, когда отберём всё?
— У него контракт, — неприязненно сказала Флэк.
— Который он, конечно, ни за что не сможет обойти, — усмехнулся Робардс. — Например, набрав себе учеников — конечно, неофициально. Я согласен, теперь это будет, в основном, проблемой итальянцев, но я лично не хочу растить… такое. Но даже если отвлечься от всей этой философии, есть практическая плоскость: сам он утверждает, что ему осталось раза три-четыре. И я склонен ему верить, потому что, — он чуть улыбнулся, — у него контракт. И обманывать нас напрямую он не может. Он просто не может нам сказать, что не в состоянии создать Патронуса тогда, когда он может это сделать. И ещё мы должны учитывать, что они ему — по его словам — могут понадобиться в Азкабане, когда мы туда, я верю, — он снова улыбнулся, и по кабинету прошла волна скептических смешков, — всё же попадём. Так что реквизируются добровольцы, готовые пожертвовать воспоминанием о чём-нибудь хорошем… Дольф, — обратился он к Лестрейнджу. — Пожалуйста, продолжи.
— На самом деле, это не так жутко, как звучит, — Лестрейндж поднялся и вышел к столу Робардса. — Я пробовал и жив, как видите, — он улыбнулся. По комнате снова прошёл шёпот, то ли удивлённый, то ли заинтересованный, то ли встревоженный. — Это действительно тяжёлый опыт, но долговременных последствий я не ощущаю — просто нужно потерпеть, и обязательно потом восстановиться.
— Их кормят всегда днём, — вмешался Робардс. — Разумеется, потом вы отправляетесь домой, и до завтра на работу не выходите.
— Процедура крайне неприятная, я бы сказал, даже болезненная, — продолжил Лестрейндж. — Но есть новость и хорошая: для создания Патронуса можно — и даже нужно — выбирать возобновляемое воспоминание. То, что можно повторить: семейный вечер у камина, свидание, ну и так далее. Никто не требует потратить на него нечто сокровенное.
— Когда ты успел-то? — спросил Блейн, и Гарри по одному его тону понял, что он уже принял решение участвовать.
— Позавчера, — ответил Лестрейндж и признался: — Спонтанно вышло, но я не жалею. Если кому-нибудь понадобится помощь или совет — буду рад. Хотя я, в целом, всё уже сказал. И я согласен с Гавейном: на это нужно идти только добровольно. Есть вещи, на которые человек может пойти только сам и действительно по своей воле. Я уверен, это — одна из них. И не потому что не всем она по силам — мы все тут люди взрослые и жертвовать собой умеем — а потому что не у всех таких воспоминаний много. И не все могут себе позволить потерять одно из них.
— В конце концов, у нас ещё есть наши коллеги из ДМП, — добавил Робардс. — Они же обижаются на нас за то, что мы их ни к чему не привлекаем — вот, пусть поучаствуют.
Это разрядило напряжение: многие засмеялись, и кто-то даже пошутил:
— Просили — пусть получат!
— Разумеется, тоже строго добровольно, — вмешался Робардс. — Собственно, на этом всё. Идите думайте — и я с сегодняшнего вечера жду самолётики от всех желающих. Решать не обязательно сегодня: время есть. Сам я пойду в четверг: пошёл бы в понедельник, но я, к сожалению, занят в этот день. На эту пятницу кандидатура есть — а дальше я сам буду всех распределять. Индивидуально. Предупрежу на всякий случай, — он возвысил голос, потому что в кабинете начался гул обсуждения, — самолётики присылать только самые обычные и без пометок. Я отвечу в точности такими же — и настоятельно прошу после получения ответа убрать их с глаз.
На этом совещание закончилось, и все начали расходиться. Гарри всё смотрел на Праудфута — тот был непривычно мрачен, и на его лице застыло выражение глухого упрямства. Он ни с кем не разговаривал и ушёл одним из первых — и когда Гарри добрался до отдела, то застал его погружённым в какую-то бумажную работу.
И, наконец, Гарри положил перед собой на стол тоненькую папку, в которой пока было только заявление Мюррея о пропаже Беннета и копия дела из его отдела, толку от которого было немного. Начать Гарри решил с письма МакГонагалл с просьбой выдать ему адрес родителей Беннета — он надеялся, что они не сменили место жительства, потому что иначе придётся связываться с маггловской полицией, и дело вновь застопорится.
Отправив письмо, Гарри отправился в сектор борьбы с домашними вредителями, надеясь найти там бывших коллег Беннета — возможно, кто-то что-то знает? Он спустился на четвёртый этаж — и на входе в Отдел регулирования магических популяций столкнулся с Филиппом Мюрреем.
Тот выглядел — или так показалось Гарри — похудевшим, а ещё, похоже, начал отпускать бородку, неожиданно ему идущую. Хотя, возможно, он просто очень давно не брился?
— Мистер Поттер! — кажется, обрадовался ему Мюррей. — Вы к нам?
— К вашим соседям, — улыбнулся ему Гарри. — Добрый день. Как вы?
— Я съехал, — ответил Мюррей. — Всё хотел зайти сказать вам или написать хотя бы, но не доходили руки. Живу в Бредфилде — это недалеко от Шеффилда — там очень удачно продавался небольшой старинный домик. Там река недалеко, ключи — я для Брика вырыл пруд, даже больше прежнего. Там всё защищено, конечно, — в глазах Мюррея промелькнуло что-то болезненное, — и я добавил сигнальные чары: теперь, если человек подходит к пруду, я узнаю, — он продемонстрировал ему серебряный браслет.
— А знаете, я никогда не видел моуков вживую, — вдруг признался Гарри. — Может быть, вы как-нибудь покажете?
— Конечно, — тепло улыбнулся Мюррей. — В любые выходные — вы мне только напишите, что придёте.
— В эти выходные я занят, — сказал Гарри, — может быть, в следующие? Или через одни? Я вам напишу?
— Конечно, — кивнул Мюррей. — Я сейчас живу размеренно и уединённо и буду рад вам. Я вам не могу помочь?
— Я, собственно, по делу Беннета — хочу поговорить с его коллегами, — ответил Гарри.
— Так вы правда дело завели? — Мюррей обрадовался.
— Конечно, — даже удивился Гарри.
Они попрощались, и Гарри всё-таки отправился в Сектор по борьбе с домашними вредителями.
— Прости, что лезу не в своё дело, — сказал, наконец, Лестрейндж.
Они остались в кабинете вдвоём — было уже довольно поздно, и все давно разошлись.
— Ну? — буркнул Праудфут.
— Не делай этого, — очень серьёзно сказал Лестрейндж.
— Чего не делать? — Праудфут набычился, и между его бровей пролегла складка.
— Не участвуй в этой истории с кормлением, — Лестрейндж попытался поймать его взгляд, но у него не вышло: Праудфут упрямо смотрел в бумаги на своём столе.
— Это почему ещё? — спросил он с вызовом.
— Потому что я тебя знаю, — негромко проговорил Лестрейндж. — И я знаю, чего тебе каждый Патронус стоит. Цена несоразмерна.
— Ты да, знаешь, — Праудфут вдруг усмехнулся и, запустив пальцы в волосы, с силой потянул их.
— Оно того не стоит, — уверенно проговорил Лестрейндж. — И ты этого не заслужил.
— Ты старый манипулятор, — сказал вдруг Праудфут, поглядев, наконец, на Лестрейнджа, и в его глазах была почти добродушная насмешка.
— Я старый, — согласился Лестрейндж. — И у меня слишком мало друзей, чтобы разбрасываться их Патронусами. У каждого из нас своя красная черта — не пересекай свою. Пожалуйста.
Приёмная Сектора по борьбе с домашними вредителями представляла собой не очень большую полукруглую комнату с огромным мягким сиреневым диваном справа от входной двери и тяжёлым письменным столом напротив неё, за которым сидела худощавая дама лет, что называется, за пятьдесят. Её тёмные волосы были затянуты в тугой пучок почти на самой макушке, узкие губы украшала бордовая помада, а на правой щеке была нарисованая крохотная лиловая бабочка. В приёмную выходили ещё четыре двери: коричневая, белая, зелёная и жёлтая, и все они сейчас были закрыты.
— Добрый день, мистер Поттер, — сказала дама. — Гризельда Хиллшир, чем могу помочь?
— Добрый день, — поздоровался с ней Гарри. — Мы проверяем, что случилось с Эндрю Беннетом — он исчез в августе девяносто седьмого и так и пропал. Я хотел поговорить с его коллегами.
— О, Эндрю, — скаала дама. — Да, он действительно пропал… мы все боимся, что ему не повезло, — она вздохнула. — Он был чудесным, и его здесь все любили.
— Вы же его знали, правда? — спросил он, садясь.
— Конечно, знала! — воскликнула она и повторила: — Он был чудесным. Очень воспитанный и чистоплотный молодой человек, — она окинула Гарри быстрым пронзительным взглядом, и он буквально кожей ощутил, что его внешний вид только что оценили и признали удовлетворительным, но далеко не идеальным. — Отзывчивый — всегда готов был всем помочь и взять лишнюю смену. И такой серьёзный — предпочитал не болтать, а делать. Но у нас никто не знает, что случилось, — она вздохнула. — Он просто не пришёл однажды на работу — и всё.
— А с кем он дружил? — спросил Гарри и получил вполне ожидаемый ответ:
— С Мюрреем. Филипп Мюрей, такой приятный молодой человек из Комиссии по обезвреживанию.
— Да, я знаю мистера Мюррея, — согласился Гарри. — А ещё?
— Вы знаете, я не скажу — не знаю, — ответила она. — Но вам поможет, полагаю, Арктурус — он у нас тут всё знает и сейчас, кажется, на месте. Пройдите вон туда, — она указала на выкрашенную в белый дверь.
— А как зовут Арктуруса? — спросил Гарри, вставая.
— Патриций, — ответила она, и Гарри, поблагодарив, пошёл к белой двери.
Он постучал, но изнутри не донеслось ни звука. Гарри постучал ещё раз, и потом ещё, но ответом ему была тишина.
— Да вы так входите, — сказала Хиллшир. — Он вас вряд ли слышит — наверное, сидит со своей музыкой.
Гарри послушался совета и вошёл — и оказался в маленьком и тесном помещении, сплошь заставленным металлическими стеллажами, на которых стояли коробки, банки и какие-то непонятные приборы, за которыми угадывался стол и сидящий за ним человек в больших наушниках, напомнивших Гарри те, что они когда-то надевали на уроках Гербологии для работы с мандрагорами.
— Добрый день! — почти что прокричал от двери Гарри, но человек не среагировал. Пришлось подходить поближе — Гарри намеревался обойти стол и встать так, чтобы человек его увидел, но, приблизившись, засомневался, что сможет туда пробраться, потому что и сам стол, и всё вокруг было завалено… всем. Включая пустые молочные бутылки и коробки от пирожных Фортескью. — Извините! — сказал Гарри, осторожно касаясь плеча ковыряющегося в каком-то непонятном механизме человека, и тот спокойно обернулся и, сдвигая наушники, спросил:
— А? Да? Чего?
— Здравствуйте, — вежливо ответил Гарри. — Я Гарри Поттер, мл…
— Узнал, — перебил мужчина. Ему было, наверное, лет сорок… а может, и все шестьдесят. Его не слишком чистые светлые кудрявые волосы в беспорядке торчали во все стороны, а форменная тёмно-зелёная мантия была заляпана — а может, и просто засалена. Выбрит он был довольно небрежно, и на фоне этого всего его лицо с образцово-классическими, прямо-таки античными чертами и ясными голубыми глазами казалось трансфигурированным. Пахло от него какими-то довольно резкими травами и розовым маслом. — Привет, я Патриций Арктурос, — представился он. — Чем могу помочь?
— Вы знали Эндрю Беннета? — спросил Гарри, и Арктурос кивнул:
— Конечно, знал. Я всех тут знаю. Вы садитесь, — он огляделся, отлевитировал груду чего-то плохоопределяемого на один из дальних стеллажей — внизу обнаружился вполне нормальный табурет, на который Арктурос и указал Гарри. Тот уселся — табурет оказался удивительно удобным — и сказал:
— Мы расследуем его исчезновение, и я пытаюсь выяснить, с кем он тут общался больше, чем с другими. И вообще каким он был.
— Исполнительным, — тут же ответил Арктурус. — Вообще, мне кажется, он был не очень доволен этим местом: он хотел работать в комиссии по обезвреживанию, а оказался тут. По-моему, ему было обидно, — в его голосе прозвучало недовольство. — Нет, он отлично со всем справлялся, но я знаю, искал способы перевестись. Он и дружил-то, в основном, с ними — что с Мюрреем, что с МакНейром. Таких совпадений просто не бывает.
— С кем? — переспросил Гарри — потому что ну ведь быть такого не могло.
— С МакНейром, — повторил Арктурус. — Уолденом МакНейром. Ликвидатором. Его ещё потом как Пожирателя уконопатили — правильно, конечно, — добавил он, кивнув, но Гарри вовсе не был убеждён, что это было искренне. Но разбираться с политическими взглядами Арктуруса ему сейчас уж точно было недосуг, так что он подчёркнуто не обратил внимания на это и только спросил:
— МакНейр, вроде, был постарше?
— Ну, он любил болтаться с молодёжью, — ответил Арктурус — а Гарри вспоминал, как высокий широкоплечий мужчина держал Невилла там, в Отделе Тайн. И как заносил топор над Бакбиком. Конечно, эта тварь болталась с молодёжью, думал Гарри — нужно же было где-то брать новых последователей. Наверняка он тех же кандидатов в пожиратели и набирал… а кстати, можно их спросить. Для дела это несущественно, конечно, но теперь Гарри хотелось знать, как те вообще такими стали. Не с улицы же они приходили к Волдеморту?
— Так прямо и дружили? — спросил Гарри, очень стараясь, чтобы это не прозвучало неприязненно. — С МакНейром.
— Точно вместе рыбачили, — ответил Арктурус. — Беннет это очень уважал. МакНейр — тоже. По-маггловски, на удочку — чуднЫе, — прокомментировал он, пожав плечами.
— Понятно. Спасибо, — у Гарри версия уже сложилась. Скорее всего, МакНейр просто убил Беннета — возможно, даже из благородных побуждений: не желая отправлять того в тюрьму. Убил и, например, превратил в воду, да и вылил где-то в реку во время рыбалки — вот и всё. И никто никогда его и не найдёт: идеальное преступление.
Они ещё поговорили с Арктурусом, но больше ничего полезного Гарри не выяснил и, попрощавшись, отправился опрашивать других коллег Беннета. Он проторчал здесь часа три, а результата получил не больше, чем от разговора с Арктурусом. Странно, что Мюррей не рассказал ему про МакНейра, думал Гарри, возвращаясь. Хотя, кроме Арктуруса, ему об этом больше не сказал никто… возможно, Беннет это не афишировал? Хотя что он гадает, оборвал Гарри себя, уже стоя у лифтов. Можно же спросить того же Мюррея.
Гарри развернулся и вернулся в Отдел регулирования, свернув на сей раз в ведущий к дверям Комиссии по обезвреживанию опасных существ.
Приёмная у них была обычной: никаких сиреневых диванов и цветных дверей. Самого обычного вида комната с обычным же столом и стульями для посетителей вдоль стен. Секретарь — пожилой грузный мужчина с пышными пшеничными усами и густыми соломенного цвета волосами, обрамлявшими типичное саксонское лицо ценителя ячменя и хмеля — первым с Гарри поздоровался:
— Добрый день, мистер Поттер. Элвин Венделл, — он указал на стоящую на краю его стола табличку. — Чем мы можем вам помочь?
— Я к мистеру Мюррею, — ответил Гарри. — Он сейчас здесь?
— Здесь, — Венделл указал Гарри на вторую слева дверь — самую обычную коричневую дверь, правда, без всяких табличек.
Гарри аккуратно постучал, и изнутри сразу раздалось:
— Войдите!
— Это снова я, — сказал, заходя Гарри.
Этот кабинет тоже был обыкновенным: три стола, разделённых невысокими перегородками, шкафы, стулья… Всё здесь было солидным, скучным и безликим — интересно, почему так?
— Заходите, — заулыбался Мюррей, вставая ему навстречу. — Кофе хотите?
— Да я на минуту, — отмахнулся Гарри. — Скажите, а с кем тут ещё дружил Беннет? Кроме вас?
— Да вроде бы ни с кем особо, — ответил Мюррей, подумав.
— А с МакНейром? — спросил Гарри, и Мюррей, похоже, удивился:
— С Уо… с МакНейром? Да вроде нет… не знаю, — он недоумённо посмотрел на Гарри. — А почему вы так решили?
— Сплетню проверяю, — улыбнулся Гарри. — Враньё, значит? Они вообще были знакомы?
— Ну, мы все были знакомы, — ответил Мюррей. — У… МакНейр был отличным профессионалом — а вообще… вы знаете… они могли, наверное, сойтись с Эндрю на рыбалке: они оба это любили.
— А какой он был? МакНейр? — Гарри обратил внимание, что Мюррей то и дело норовил назвать того по имени. Они тоже дружили, что ли? Хотя они же ведь коллеги — Гарри тоже называет всех своих по имени. Дружить для этого совсем не обязательно.
— В каком смысле? — Мюррей слегка смешался, и Гарри очень бы хотел знать причину этого. Конечно, его вполне мог тревожить этот разговор сам по себе: он… сколько, кстати? Если он пришёл сюда в девяносто третьем, то выходит шесть — шесть лет работал вместе с Пожирателем, имя которого всплыло вдруг в связи с исчезновением его же друга по его же заявлению. Понятно, почему тут можно нервничать. А если нет? И дело не только в этом?
— Ну, просто, — как можно легче пожал плечами Гарри. — Как коллега.
— Он был хорошим профессионалом, — ответил Мюррей. — С ним было легко работать.
— Почему?
— Такой… — Мюррей задумался, — не формалист. Довольно жёсткий, но… не знаю, как сказать. Вовсе не жестокий. Был всегда готов взять на себя неприятную работу. И с юмором. Он был нашим ликвидатором, но он не любил животных убивать — всегда старался обойтись, если возможно.
Ну да, подумал мрачно Гарри. Животных — не любил. Зато с убийством людей у МакНейра, похоже, проблем не было. И неприятную работу себе брал. Какой замечательный коллега! Гарри снова вспомнил Невилла, а затем Бакбика и подумал, что, похоже, ему придётся снова в Азкабан лететь — но уже, конечно, не сейчас, а после операции с Эннорой Джервис.
Они с Мюрреем перебросились ещё парой фраз, а потом Гарри попрощался и вернулся в свой отдел — и, едва дождавшись Сэвиджа, рассказал ему о результатах своего похода к тварцам и о своей версии случившегося, закончив:
— Я думаю, МакНейр вполне мог это сделать. Я бы хотел допросить его.
— Без вопросов мог. Лети, — согласился Сэвидж. — Но уже на той неделе — сейчас не до того. Беннет не убежит, если ты прав, да и МакНейр тоже. Ты к его родителям ходил?
— Я написал МакГонагалл сегодня утром, но она пока что не ответила.
— Ну вот тем более, — Сэвидж посмотрел на часы и велел: — Иди-ка ты домой. У тебя завтра сложный день. И можешь завтра сразу прямо туда являться — нечего тут болтаться по утру.
— Но это в два часа! — попытался возмутиться Гарри, но Сэвидж отрезал:
— Завтра ты приходишь к двум прямо туда. Не желаю тебя тут утром видеть.
— А как же тайна? — съехидничал Гарри. — Робардс обещал…
— Так про тебя все уже знают, — хмыкнул Сэвидж. — У нас, по крайней мере. Всё, иди отсюда, — опять велел он — и Гарри подчинился.
Для кормления Патронусом Гарри подготовил два воспоминания — на выбор: одно — про Джеймса и их вчерашнюю игру с метлой, и вторую — про один из товарищеских матчей по квиддичу между авроратом и ДМП. Выбрать он так и не смог, и решил посоветоваться с Лестрейнджем, который без малейших колебаний заявил:
— Конечно, матч. Но можно у Мальсибера спросить.
— А он не скажет… ну, наоборот? — спросил Гарри с сомнением, но Лестрейндж сказал весьма уверенно:
— Не думаю. Не должен. Ну, или не спрашивать, — он улыбнулся ободряюще, и Гарри улыбнулся в ответ тоже. В самом деле, он был склонен согласиться с Лестрейнджем.
На сей раз кормление выпало на два часа дня, и Гарри повезло: сегодня было солнце, да и день выдался совершенно летним, тёплым и тихим. Мальсибер вышел к ним навстречу в общий зал, и явившуюся вместе с Гарри небольшую делегацию из Робардса, Сэвиджа и Лестрейнджа встретил вопросом:
— Вы все желаете пойти?
— Решать не нам, — ответил за всех Робардс, кивнув на Гарри. — Но у нас в любом случае потом будут к вам вопросы.
— Разумеется, — Мальсибер кротко склонил голову. — Так кто идёт? — осведомился он. — Осталось минут десять.
— Мы пойдём втроём, — ответил ему Гарри, старательно не обращая внимания на недовольный выразительный взгляд Сэвиджа. Он бы вовсе не хотел там видеть никого, но понимал, что, во-первых, это нарушение правил, а во-вторых, ему действительно понадобится помощь. И потом, позволить Лестрейнджу увидеть его таким же, как он сам видел его, будет просто честно. — Я, мистер Лестрейндж и вы.
— Как скажете, — кивнул Мальсибер. — Я бы порекомендовал взять с собой плед и горячий сладкий чай, — он посмотрел на Лестрейнджа. Тот молча подошёл к столу и занялся завариванием чая, Сэвидж же зашёл в одну из свободных комнат и принёс оттуда плед. Мальсибер ждал с привычным уже Гарри отсутствующе-вежливым выражением лица, и когда тот заметил: — Вам, мистер Поттер, повезло с погодой. При солнце это легче, — пожал плечами:
— Просто повезло.
Странно, но никто почему-то не пошутил про его вечное везение: видимо, все слишком нервничали. Лестрейндж, между тем, закончил, и подошёл к Гарри с накрытой крышкой кружкой. Забрал у Сэвиджа плед, сунул его подмышку, и сказал Мальсиберу, переглянувшись с Гарри:
— Мы готовы.
— Я тебя предупреждаю, — мрачно сказал Сэвидж, глядя на Мальсибера сузившимся глазами.
— Разумеется, — Мальсибер склонил голову, но в его голосе не слышалось ничего, кроме вежливого равнодушия.
Они втроём вышли из палатки и пошли к дементорам, и когда они почти дошли, Гарри, хотя всё уже для себя решил, неожиданно даже для самого себя спросил Мальсибера:
— Что вы посоветуете выбрать: матч по квиддичу или игру с ребёнком?
— Зависит от игроков, — неожиданно сказал Мальсибер. — Кто вам дороже — они или ребёнок? Выбирайте тех, кто значит меньше. В целом, лучше матч.
— А если одинаково? — зачем-то спросил Гарри, хотя, конечно, он не ставил знака равенства между коллегами и сыном.
— Тогда ребёнок, — неожиданно сказал Мальсибер. И пояснил: — Один лучше нескольких. Однако, если ребёнок ваш, я бы не советовал, даже если в матче участвует ваша супруга. Настойчиво, — он посмотрел на Гарри, но тот отвернулся, и Мальсибер сменил тему: — Я надеюсь, оба воспоминания можно повторить? — спросил он, но Гарри не захотелось отвечать ему, и он промолчал. — Итак, — они остановились возле жёлтой черты. — Как только вы выпускаете Патронуса, — сказал Мальсибер Гарри, — вы немедленно отдаёте вашу палочку коллеге. Прошлый опыт показал, что я буду занят, и ему придётся сдерживать вас самостоятельно — с палочкой это опасно. И потом, с ней вы сможете развеять своего Патронуса, а это допустить нельзя. Они должны поесть, и отнимать еду нельзя. Я, конечно, постараюсь заменить его своим, если это случится, но, признаюсь, не уверен, что у меня выйдет сделать это прямо среди них.
— Вам не придётся, — резковато сказал Гарри. — Я отдам палочку и никуда не побегу.
— Вы постараетесь, — спокойно констатировал Мальсибер. — Но я верю в вашего коллегу. Готовы? — спросил он, и когда Гарри и Лестрейндж кивнули, первым перешёл черту.
Гарри шагнул вслед за ним. Он твёрдо был намерен никуда не бегать и стоять на месте — в конце концов, Мальсибер же так делал, значит, и он сможет! Лестрейндж просто не был к этому готов и не сдержался — а он знает, чего ждать.
И сможет.
Дементоры почувствовали их и начали слетаться — пока медленно — и Гарри ощутил холодок внутри. Он сосредоточился, вспоминая, как стоял здесь, а они кружили и трогали его, и как он велел им отойти.
— Готовы? — спросил Мальсибер.
Гарри поднял зажатую в руке палочку — и… и понял, что не может ощутить то, что предшествует Патронусу. Матч он помнил, помнил, как тренировался, и как легко выходил с воспоминания на Патронус — но сейчас, ощущая близость этих тварей, не мог сделать ничего.
— Хотите, я это сделаю за вас? — услышал он тихий шёпот Мальсибера — и это подействовало на него словно пощёчина. Нет, он не желал, чтобы этот человек делал что-то за него!
Вспыхнувшая в Гарри злость помогла ему сосредоточиться и отстраниться от того иррационального ужаса, что вызывали в нём дементоры — и через секунду из его палочки вылетел серебряный олень и широкими прыжками полетел к дементорам. Гарри ещё следил за ним, когда почувствовал, как кто-то забирает у него палочку — он инстинктивно дёрнулся и услышал тихий голос Лестрейнджа:
— Это Дольф. Я подержу её пока.
Гарри разжал пальцы — и в этот момент олень достиг дементоров, и Гарри ощутил их прикосновение: жадное, довольное, голодное. А потом почувствовал, как нечто неживое, но живущее и очень реальное впивается в него — и отрывает часть. Он словно бы увидел это со стороны: вот он, вот Сэвидж, Праудфут и Причард, вот солнце, мётлы и зелёная трава внизу — и вот Смерть. Небытие, впивающее в себя часть их всех. И вот ещё одно… нет, так нельзя. Так просто невозможно!
Гарри ринулся было вперёд, но что-то задержало его, потянуло назад — вполне живое нечто, и он задёргался, пытаясь вырваться. Он не хотел вредить ему — оно было живым, а если он хочет справиться с небытием, нельзя вредить живому. Ничему! Но оно его удерживало и мешало — а Гарри нужно было быть там, впереди, где его и его близких превращали в серое ничто, и они тихонько исчезали.
И это было больно.
Гарри бы не смог сравнить эту боль ни с чем другим — хотя боли в своей недолгой пока жизни он узнал достаточно. Больше всего это напоминало то, что он почувствовал, когда осознал, что Сириус из-за завесы никогда не выйдет, и что его больше в этом мире нет — или когда он лежал под Петрификусом там, на башне, с которой падал Дамблдор, и ничего не делал. Ни-че-го. Из него вынимали что-то основное, главное, саму суть Гарри, и медленно и с удовольствием её… что? Ели?
И переваривали.
Гарри чувствовал, всем существом своим ощущал, как растворяется в этих рваных сухих тварях, как заполняет своим естеством их дыры, и как сам в них превращается, он ощущал их голод и их удовлетворение от сытости, и как в них превращаются его коллеги и друзья — просто потому что он их отдал. Да, это он, Гарри, отдал их дементорам — и теперь те тоже превратятся в них… как он.
И в этот момент всё вдруг кончилось.
Связь прервалась, и Гарри разглядел сквозь пелену слёз, как отяжелевшие дементоры медленно разлетаются, открывая стоящего с поднятыми руками Мальсибера, от которых исходил неяркий золотистый свет. Который, впрочем, почти сразу начал меркнуть, и стоило последнему дементору отлететь от него, как свет погас, и Мальсибер руки опустил. Обернулся — и Гарри увидел, как его глаза буквально сияют глубоким чёрным светом. Гарри как-то отстранённо удивился: разве свет бывает чёрным — когда тот померк, и на Гарри обрушилось ощущение своего пустого тела — оболочки без опоры и без содержания. Просто тело… и оно было очень тяжёлым и чрезвычайно неустойчивым.
Гарри, кажется, упал, но его поймали — и поймавший оказался оглушающе живым. Гарри словно бы поймала сама Жизнь, и он вцепился в неё, обхватил и вжался, дыша ей, впитывая её — и тут его жестоко оторвали и отбросили назад, на что-то жёсткое… но тоже живое. Не такое, как та Жизнь, но живое — и Гарри приник к нему, впивая кожей это ощущение.
Он не знал, сколько пролежал так — кажется, недолго, но этого хватило, чтобы он начал понимать, кто он и где находится. Он, правда, до конца не осознал, когда почувствовал, как его поднимают и, открыв глаза, увидел Лестрейнджа и с недоумением понял, что тот просто поднял его на руки и несёт. Пока Гарри пытался собрать какие-нибудь нужные слова, всё кончилось: тот снова опустил его, дав ощутить траву и землю, такие тёплые и настоящие.
И только сейчас Гарри понял, что заледенел. Буквально. Ему было настолько холодно, что даже дрожать не выходило: тела он почти не чувствовал. Он хотел сказать об этом, но слова не находились — или ему так казалось, потому что кто-то вдруг словно окунул его в восхитительно горячий воздух, и Гарри ощутил, как его замёрзшая в жилах кровь проснулась и задвигалась тихонько, унося вглубь тела это дивное тепло.
Кто-то приподнял его и помог сесть, и он был тёплым, этот кто-то, и волшебно правильным, своим, большим и сильным. Его губ коснулось что-то твёрдое, и оно было горячим, а потом этот жар очень медленно втёк к нему в рот и, сглотнув его, Гарри ощутил, как бежит по горлу и по пищеводу согревающая мягкая волна. Он сделал ещё один глоток, потом ещё, и каждый из них размораживал его и возвращал в нормальный мир.
Вместе с которым вернулась пережитая им боль, переплетённая с виной. Он отдал этим тварям лучшее, что было у него — так просто отдал! Кажется, Гарри заплакал, но что это меняло? Что вообще он мог переменить теперь?
Кто-то его обнял, и Гарри ткнулся головой в чьё-то тёплое спокойное плечо и прошептал:
— Я так не должен… так нельзя…
— Это не живые люди и не ты, — услышал он. — Просто воспоминание. На самом деле, ни с кем не случилось ничего.
Этот спокойный уверенный голос словно разорвал ту паутину, которой Гарри даже и не замечал, но в которой накрепко запутался. Он открыл глаза — и обнаружил, что сидит на траве, уткнувшись лицом в плечо Лестрейнджа, и плачет. И сжимает его плечи с такой силой, что для разжимания пальцев Гарри пришлось приложить усилие.
— Живой? — спросил Лестрейндж, вкладывая ему в руку белый носовой платок.
— Да, — ответил Гарри — в горле засаднило, а сам голос звучал хрипло.
— Хорошо, — Лестрейндж опустился, наконец, с колен и просто сел на траву рядом с Гарри. — Придёшь в себя — и двинемся тихонько. Нас там ждут.
— Да я… нормально, — Гарри потянулся снова вытереть лицо. Обтерев его платком, он обессиленно уронил руку. Он ощущал себя разбитым… даже, может быть, избитым — впрочем, нет, невозможно избить человека так, чтобы ныло вообще всё, от ногтей на ногах и до макушки. Гарри ужасно хотелось просто лечь и вытянуться — но не здесь же? Его же… их ждут в палатке и волнуются, вспомнил он. Те люди, которых Гарри только что скормил дементорам…
Идти куда-то сразу расхотелось, и Гарри просто взял и лёг на траву, закрыв глаза. Нет, он пока был не готов их всех увидеть — точно не сейчас. Тёплое солнце приятно согревало кожу, и свет под веками казался красным. Как ни странно, это успокаивало и расслабляло, и Гарри почти задремал… а может, даже не почти — и вдруг услышал голос Сэвиджа:
— Что с ним такое?!
— Отдыхает, — отозвался Лестрейндж. — Роберт, всё в порядке — ему просто надо отдохнуть, и, поскольку погода замечательная, я не стал его тащить отсюда.
Гарри открыл глаза и увидел с одной стороны сидящего рядом с ним Лестрейнджа, а с другой — стоящих почти над ним Сэвиджа и Робардса. Он улыбнулся им и подтвердил смущённо:
— Правда. Я в порядке.
Он сел, а потом и встал, схватившись за протянутую в одно движение поднявшимся Лестрейнджем, и улыбнулся хлопнувшему его по плечу Сэвиджу, уточнившему:
— Уверен?
— Да, — заверил его Гарри и добавил смущённо: — Извините. Я как-то…
— Вот ещё, — оборвал его Сэвидж. — В порядке — и отлично. А где этот? — спросил он.
А в самом деле, сообразил Гарри. Где Мальсибер?
— Пошёл пройтись, — ответил Лестрейндж. — Не желая мешать нам. Где-то на болотах, — он махнул рукой куда-то в сторону.
— Там есть колокольчик, — вспомнил Сэвидж. — Идём, позовём его. Гарри, ты дойдёшь? Уверен? — спросил он заботливо, и Гарри отмахнулся:
— Да дойду, конечно.
Он и вправду чувствовал себя нормально — разве что уставшим и донельзя в себе разочарованным. Он-то собирался удержаться и стоять на месте — а на деле даже до палатки не добрался и всех перепугал. Молодец!
— А, нет, вон он, — сказал Сэвидж, вглядываясь в ту сторону, куда указал Лестрейндж. — Мальсибер, возвращайтесь в палатку! — велел он, коснувшись своего горла палочкой, чтобы усилить звук. — Идёмте, — позвал Сэвидж и посмотрел на Гарри.
И они пошли: Сэвидж впереди, за ним — Робардс, а следом Гарри с Лестрейнджем.
— Тебе домой бы, — тихо сказал тот. — Я провожу.
— Да я нормально, правда, — вяло запротестовал Гарри, хотя домой ему хотелось. Очень! Но и узнать, что будет тут происходить, хотелось тоже…
До палатки они дошли одновременно с Мальсибером: хотя тот находился дальше, видимо, он шёл быстрее. Уже внутри Сэвидж тоже первым прошёл в комнату к Мальсиберу, не спрашивая никакого разрешения, и распахнул дверь, приглашая войти Робардса. Хозяин комнаты никак не среагировал: на его лице застыло привычная вежливо-отстранённое выражение, однако же, войдя, он просто прошёл к дальнему окну и уселся в кресло, не обращая ни на кого внимания. А вот Гарри Сэвидж просто не пустил, велев:
— Домой. И до завтра я ничего не хочу про тебя слышать.
— Но я… — начал было Гарри, но Сэвидж просто закрыл дверь перед его носом.
— Идём, — Лестрейндж мягко потянул его за локоть. — Я после расскажу, если там будет что-то интересное. Я пришлю Лиззи, как договорились.
— Я сам хочу поговорить с ним, — сказал Гарри. — Потом. Как думаешь, он станет?
— Полагаю, да, — Лестрейндж слегка кивнул на выход. — Ну, идём.
Наверное, это было правильно, но Гарри мучила оставшаяся недоговорённость. Впрочем, попав домой, Гарри обо всём забыл — ему отчаянно хотелось оставить за порогом вообще всё, что хотя бы просто напоминало о тех жутких тварей, которых вообще бы не должно было существовать в этом мире. И он оставил — пусть только и на этот вечер.
И как же ему утром не хотелось просыпаться! Выключив будильник, Гарри очень долго лежал, слушая дыхание Джинни и вдыхая запах её волос — а потом в комнату радостно пробрался Джеймс и, забравшись на кровать, улёгся между родителями, однако спать не стал. Они начали возиться с Гарри — сначала тихо, очень стараясь не разбудить жену и маму, но, конечно, их хватило ненадолго, и Джинни проснулась, и они устроили борьбу в кровати… и в итоге Гарри безобразно опоздал, добравшись до министерства только в одиннадцатом часу утра.
И только тогда понял, что на дворе… суббота, и ему вообще не нужно было никуда идти. Эту новость сообщил ему дежурный, и Гарри поспешил сбежать, потому что с его везением поймать сейчас какое-нибудь дело было легче лёгкого, а ему было ужасно жалко тратить так свой последний, между прочим, летний выходной.
Так что он вернулся, и они с Джинни и Джеймсом отправились на море, гулять по пляжу, купаться и есть мороженое. Потому что воскресенье Гарри — и всех его коллег — ждало рабочее, и не самое простое.
Так что утром в воскресенье Гарри постарался прийти вовремя — благо, Робардс милостиво собирал всех в десять, а не в восемь, как обычно делал в понедельник. Хотя в аврорате, да и в министерстве в целом было почти пусто, они собрались в кабинете Робардса: операция была секретной, и конференц-зал не представлялся безопасным даже в нынешней сонной пустоте.
Робардс начал с того, что всех обрадовал требованием явиться в форме.
— Спасибо, не парадной, — прокомментировал Праудфут. — Награды надевать?
— Нам нужно ошеломить и напугать миссис Джервис, — ответил Робардс. — Форма этому способствует.
— Можно маски страшные надеть, — предложил Праудфут под общий смех.
— Маски — это не совсем к нам, — заметил Лестрейндж. — Ты роли перепутал.
Все опять расхохотались и Робардс со вздохом попросил:
— Серьёзнее, пожалуйста. Я понимаю, что мы завтра займёмся отчасти театром, но сейчас давайте всё обсудим. Итак, завтра у нас три группы. Мы собираемся здесь в семь, чтобы в девять быть у Джервисов…
Всё это заняло часа, наверное, три — и в конце, когда разобрали, кажется, вообще все возможные варианты, включая вторжение сыновей с боевиками и попытку подрыва особняка, Робард сказал:
— И последнее. Для Эйвери нужна максимально похожая на нашу форму мантия — но такая, чтобы миссис Джервис не смогла бы подать потом жалобу. Есть такая?
— Есть, — сказал Лестрейндж и, видимо, напомнил: — Личину тоже подобрали.
— Ты отвечаешь за него, — продолжил Робардс строго. — Завтра утром перед тем, как мы туда пойдём, я подпишу приказ — считай, что у тебя карт-бланш на Эйвери. Убьёшь — никто не станет плакать.
Лестрейндж кивнул, но Робардса это, похоже, не слишком впечатлило, и он продолжал пристально на него смотреть, пока тот неохотно не сказал:
— Я понял.
— Дом будет закрыт для аппарации и перемещению каминами, — продолжил Робардс, — по контуру поставим ДМП, они готовы. Гарри, — тот посмотрел на Робардса, — эльфы будут защищать свою хозяйку, и, возможно, нам придётся с ними драться.
— Да, я понимаю, — с лёгким удивлением ответил он.
— Я надеюсь, завтра никаких потерь не будет, — сказал Робардс. — Но будьте к ним готовы.
— Она там одна с эльфами, — сказал Сэвидж. — Мы же поставили наружку за её сыновьями.
— Эльфы — серьёзные противники, — Робардс нахмурился. — И главное: мы понятия не имеем о навыках Энноры. Она вполне может оказаться серьёзной противницей — и она на тебе, — он снова посмотрел на Лестрейнджа, — потом на мне и на тебе, — он кивнул на Сэвиджа. Остальные, разумеется, тоже участвуют. Имейте в виду, что она может оказаться очень серьёзным противником — и велика вероятность, что она может владеть Авадой, например.
— Слепая девушка? — с некоторым сомнением спросила Гор. — Как она поймёт, куда стрелять?
— Вот именно, — негромко проговорил Лестрейндж. — И это будет страшно. Всё же понадеемся на то, что она хотя бы непростительных не знает — хотя с нас хватит и чего попроще. Я почти уверен, что она будет защищаться, если у нас не получится поговорить с ней.
— Но, возможно, нам всем повезёт, и дело обойдётся миром, — закончил Робардс. — На самом деле, наши шансы на такой исход вовсе не нулевые: миссис Джервис прежде не была замечена в боях. Итак, мы просто начинаем с обыска, — повторил он то, с чего они начинали. — И мы ищем рабов-магглов и их тела — хотя я очень удивлюсь, если последние найдутся. Если повезёт, вы отыщете Эннору сами, мы — рабов, и миссис Джервис будет не до жалоб. Чувствую себя Краучем, — он чуть заметно улыбнулся.
— Вот он как раз сейчас бы не испытывал ничего, кроме праведного гнева, — заметил Праудфут. — И с удовольствием бы разгромил весь дом.
— Потому что мы хорошие ребята, — сказала Гор, разряжая атмосферу. — Слушайте, ну мы же закончили уже, да? — спросила она нетерпеливо, и Робардс махнул ей рукой:
— Иди. Завтра в семь быть у меня — мы начинаем в девять.
— Пока, — Гор помахала всем рукой и ушла.
— Давайте расходиться, — сказал Робардс. — Выходной я вам испортил, но половина от него осталась — используйте её. А ты останься, — велел он Лестрейнджу.
Гарри мялся, уходя: ему неимоверно хотелось остаться и послушать, но его не звали — и он очень медленно поплёлся к выходу, пропустив Долиша, Сэвиджа и Праудфута вперёд.
— А ты что там застрял? — спросил Робардс, и Гарри, быстро обернувшись, увидел, что и он, и Лестрейндж смотрят на него с насмешкой. — Что, так интересно, да? — спросил Робардс, и Гарри закивал. — Садись тогда и не мешай, — вдруг разрешил он, и Гарри буквально метнулся к стене, сел на стул в самом углу и замер, стараясь даже дышать тише. — Ну что, нашёл кого? — спросил Робардс, доставая из стола кофейник.
— Нашёл, — ответил Лестрейндж. — Но там довольно дальняя родня — я не уверен, что Эннора их заинтересует. Скорее, нет чем да. Но вообще, судя по рассказам Эйвери, она вполне дееспособна. Да, ей будет сложно адаптироваться — а ещё у неё есть братья, и не факт, что мы сможем предъявить им обвинение. Попробуй докажи, что они про этих магглов знали. И мы в жизни не докажем, что они знали о том, что Эннору держат взаперти насильно — они скажут, что считали, что сестра больна, или что она сама не желала ни с кем встречаться, и что мы возразим? Они её и заберут.
— Это если мы не найдём живых магглов-рабов, и они не дадут показания против них. И если Эннора показания не даст, — заметил Робардс, разливая кофе по двум чашкам: Гарри в комнате ведь как бы не было. — О чудовище.
— Зачем бы ей? — возразил Лестрейндж. — Ты знаешь, — он взял чашку, — я, на самом деле, не уверен, что она захочет уходить из дома. Ей двадцать два, она привыкла жить так, как живёт, она вообще не знает другой жизни — и единственное, что меня заставляет думать, что она, может быть, захочет большего — это её мгновенное знакомство с Эйвери. Меня это крайне удивило. Тебя нет?
— Ну, — Робардс поставил на стол коробку с небольшими треугольными сэндвичами — к счастью, они ничем особенным не пахли, потому что Гарри для страданий и так хватало аромата кофе, которого ему хотелось до сухости во рту. Он, конечно, понимал, что он сейчас просто деталь интерьера, которой здесь вообще быть не дожно бы, но организму это объяснить не выходило. — Откровенно говоря, в первый момент мне это показалось нормальным: запертая девушка-подросток встречает незнакомца — конечно же, ей было интересно. Но потом подумал… поговорил с тобой… пожалуй, это странно. Или необычно.
— Она должна была бы испугаться, — сказал Лестрейндж. — Особенно с той легендой, с которой выросла. Но не испугалась — это первое. И второе — на удивление легко согласилась обмануть родителей. А потом почти год переписывалась с, по сути, незнакомцем — тоже тайно. Думаю, она не так проста — и помоги нам Мерлин, если она станет драться.
— Ну так уж и Мерлин, — с сомнением возразил Робардс.
— Гавейн, она слепая от рождения, — в голосе Лестрейнджа неожиданно прозвучала досада. — И она волшебница, владеющая палочкой. Для того, чтобы колдовать, ей не нужно видеть — только слышать. А вот мы так не умеем — и представь, что она сможет с нами сделать, если сумеет погасить свет.
— Погасить свет? — переспросил Робардс. — Так вот что ты имел в виду, — медленно проговорил он, явно поняв что-то, чего Гарри не знает. — Ты знаешь подобные заклятья?
— Нокс не подойдёт? — усмехнулся Лестрейндж.
— Слишком просто отменить, — возразил Робардс.
— Вот именно, — ответил Лестрейндж. — Я ничего экзотического не знаю — и не нашёл, хотя искал. Но Эннора может знать — и что тогда? Но, в общем, будем надеяться на лучшее… и, Гарри, что ты там сидишь? — добавил он, оборачиваясь к Гарри. — Здесь сэндвичи и кофе. Присоединяйся.
— Иди сюда, — махнул ему и Робардс, и Гарри с радостью вскочил и направился к столу.
Джервисы жили недалеко от Бьюдли. Их трёхэтажный особняк в тюдоровском стиле стоял на небольшом и скрытом от магглов притоке Северна, больше похожим на широкий ручей, нежели на реку. Ворота были, разумеется, закрыты, но авроров это не смутило: они просто постучали. К этому моменту по периметру ограды уже был установлен антиаппарационный и антипортальный купол и стояло оцепление из отряда ДМП. Камины тоже были перекрыты. Если сведения наблюдавших за домом в последние несколько дней были верны, внутри должны были быть только миссис Джервис и, возможно, её дочь, рабы-магглы и, конечно, эльфы — пятеро.
Эйвери, которого Лестрейндж привёл в аврорат ещё в его собственном обличье, но в мантии, действительно чрезвычайно напоминающей аврорскую, уже был под личиной, не так уж, в общем-то, и сильно изменившей его лицо: оно просто было более худым, нос стал вздёрнутым и больше, а подбородок — меньше, волосы же ему, кажется, просто прилизали, воспользовавшись средством для укладки. Эйвери ужасно нервничал, и Гарри задался вопросом, настоящая ли палочка сейчас лежит в висящих в красивой кабуре ножнах — и хотел бы он, чтобы это было так. И решил, что нет: кто знает, чего ждать от такого нервничающего Пожирателя? Держался Эйвери поближе к Лестрейнджу, откровенно сторонясь других авроров, и Гарри, глядя, например, на то, какой взгляд бросил на бывшего Пожирателя Сэвидж, прекрасно понимал его.
Открыли им не сразу, но открыли — более того, к распахнувшимся воротам уже спешил эльф в белой наволочке.
— Вы разбудили госпожу Урсулу! — кричал он, запыхавшись. — Госпожа Урсула ещё не вставала! Госпоже Урсуле нездоровится! — он подбежал к ним и остановился, тяжело дыша.
— Сожалею, — официально проговорил Робардс, первым входя в ворота и просто обходя эльфа.
— Госпожа Урсула сейчас не сможет вас принять! — воскликнул эльф, и Сэвидж вдруг наложил на него Петрификус.
— Четыре, — сказал он.
Эльфа они забрали с собой — не оставлять же его было без присмотра у ворот. Левитировала его Гор, хотя, конечно, это должно было быть обязанностью Гарри — и он честно попытался это сделать, но она его просто отогнала.
Дверь в особняк тоже была открыта, но внутри их встретил снова эльф, в такой же белой наволочке, и снова возмутился:
— Хозяйка Урсула ещё не встала!
— Проводи нас к ней, — потребовал Робардс, но эльф заупрямился:
— Хозяйке Урсуле нездоровится! Хозяйка Урсула не может вас принять!
— Главный аврор Гавейн Робардс, — ответил тот, делая знак Гарри подойти — и тот прекрасно понимал, почему: со времён битвы за Хогвартс эльфы выбрали его своим героем. Может быть, и с этими получится? — Мы авроры. Нас не надо принимать. Просто проводи нас к хозяйке.
— Хозяйка никого не принимает, — хмуро сказал эльф — и стоящий сзади Сэвидж наложил Петрификус и на него.
— План номер два, по-видимому? — спросил он и Робардс кивнул.
К сожалению, плана дома у них не было: Джервис показания дать отказался, а Эйвери бывал только в парадной части дома. Впрочем, скорее всего, хозяйская спальня должна была располагаться где-то на втором этаже — но где? С другой стороны, отсутствие встретивший авроров хозяйки, в сущности, развязывало им руки: они могли просто разойтись по дому в её поисках, и всё. Однако же старинный дом наверняка содержал неприятные сюрпризы, да и эльфы тоже были в доме — это не говоря о Урсуле Джервис, которая вряд ли сейчас действительно просто хворала в своей постели.
— Миссис Урсула Джервис! — Робардс усилил свой голос заклинанием, и то буквально загремел по своему дому. — Британский аврорат. Я — главный аврор Гавейн Робардс. У нас есть сведения о том, что шесть лет назад в этом доме убивали магглов, и мы намерены это проверить. Мы сделаем это с вашей помощью или без неё, но предпочли бы первое.
Гарри понимал, почему Робардс выбрал именно такую формулировку: скажи он о магглах-рабах, миссис Джервис с гораздо большей вероятностью попыталась бы или сбежать, или как-нибудь противостоять им. А так Робардс и не солгал, и создал иллюзию того, что самой миссис Джервис ничего не угрожает. Мало ли, чем занимался её муж? Она за это не в ответе.
Как ни банален был этот приём, он сработал: сверху почти сразу раздался женский голос, тоже, видимо, усиленный заклятьем:
— Конечно, господа авроры. Господин Робардс, я спускаюсь.
Ждать им пришлось недолго: буквально через пару минут в холл, где они все стояли, вышла невысокая полная женщина в длинном фиолетовом шёлковом платье, и даже не знай Гарри о её родстве с Корнелиусом Фаджем, он бы обнаружил его сейчас, потому что брат с сестрой были действительно очень похожи.
— А вы не могли меня предупредить? — недовольно спросила она, складывая руки на груди. — Вы же знаете: я понятия не имела о делах своего мужа! А теперь вы являетесь ко мне, словно к преступнице. Это безобразие, и я напишу на вас жалобу!
— Нам нужно осмотреть дом и сад, — официально произнёс Робардс, отдавая ей ордер. — Мэм, проводите старшего аврора Гор в вашу спальню.
— Зачем вам моя спальня-то? — искренне изумилась Джервис. — Я там давно всё переделала.
— Мы обязаны осмотреть всё, — немного дружелюбнее пояснил Робардс, и Джервис пожала плечами:
— Как угодно. Идёмте, — она кивнула Гор.
Кажется, пока всё складывалось идеально, но Гарри даже думать так боялся, чтобы не спугнуть удачу. Так что он просто отправился на второй этаж, уже краем глаза заметив, как Лестрейндж с Эйвери выходят из дома.
В общей суматохе Лестрейндж с Эйвери тихо вышли из дома и, не слишком старательно изображая поиск, пошли вдоль него.
— Ты слишком сильно нервничаешь, — сказал Лестрейндж. — Я не думаю, что если мы сейчас встретимся с Эннорой, ей это поможет.
— Я пытаюсь успокоиться! — почти умоляюще проговорил Эйвери, теребя край рукава своей мантии. — Просто я не знаю… Что я ей скажу?
— Мы с тобой репетировали, — доброжелательно напомнил Лестрейндж. — У тебя всё отлично получалось.
— Это было дома, — нервно сказал Эйвери. — Семь лет уже прошло! Вдруг она меня уже забыла?
— Забыла единственного волшебника, которого встречала, кроме родственников? — улыбнулся Лестрейндж, вороша палочкой траву для поддержания иллюзии производимого обыска. — У меня есть кое-что, — он достал из кармана коричневый стеклянный флакон и протянул его Эйвери. — Это очень мягкое успокоительное — наш фамильный рецепт. Без снотворного эффекта. Если не боишься, что я отравлю тебя — выпей.
— Что ты, не боюсь, конечно, — улыбнулся ему Эйвери. Он открыл флакон и выпил, и с некоторым удивлением прокомментировал: — Сколько мяты!
— Она забивает остальное и тоже успокаивает, — сказал Лестрейндж и снова улыбнулся: — И дыхание освежает.
— Ты считаешь, у меня изо рта пахнет? — встревоженно спросил Эйвери, и Лестрейндж подавил вздох:
— Нет. С тобой всё в полном порядке. Ты так нервничаешь, словно у тебя свидание, — заметил он, и Эйвери искренне возмутился:
— Я просто не хочу что-нибудь испортить! Я же понимаю, что второго шанса не будет!
— А ты не порти, — ответил ему Лестрейндж, подмигнул, хлопнул ободряюще по плечу и слегка подтолкнул вперёд: — Идём — нам нужно наконец исчезнуть из видимости из тех окон, — он указал на открывшееся на втором этаже окно, в которое высунулась Гор, осматривая его снаружи — и так демонстрируя Лестрейнджу, на какую сторону оно выходит. Кажется, им повезло: окна спальни миссис Джервис и те окна, к которым они шли сейчас, смотрели в разные стороны дома.
Они обогнули дом, потом свернули ещё раз — и остановились. Лестрейндж снял личину с Эйвери и несколькими движениями палочкой убрал с его волос фиксирующий их эликсир, и они привычно распушились и теперь чуть шевелились на несильном ветерке.
— Ну, иди, — Лестрейндж слегка подтолкнул Эйвери. Сам он прятаться не стал, а просто отстал от него на несколько шагов и, когда тот пошёл медленнее, остановился и прислонился к стене дома.
Эйвери же прошёл ещё немного и остановился возле одного из цокольных окон, ничем не отличающегося от соседних — разве что оно было немного приоткрыто. Он немного постоял, потом вынул из кармана заранее приготовленный самолётик, постоял ещё немного — и аккуратно просунул его в щель и подтолкнул.
А потом сделал пару шагов в сторону и сел прямо на траву, глядя во вроде бы прозрачное стекло, сквозь которое, тем не менее, совершенно невозможно было что-то разглядеть.
Потянулось время — кажется, секунды можно было ощущать. Ничего не происходило: всё так же порхали бабочки над клумбами с разноцветными цветами, и всё так же шелестели листьями яблони и вишни. На последних уже не было плодов, а ветви первых опускались почти до земли под тяжестью розовых и жёлтых яблок.
А потом окно открылось, и женский голос произнёс:
— Сейчас не ночь, и сегодня не среда.
— Эннора! — воскликнул Эйвери. — Это правда я. Прости, что я пропал, я…
Лестрейндж у стены, похоже, даже перестал дышать, замерев на месте и напряжённо глядя почему-то именно на Эйвери.
— Подойди сюда, — произнёс голос.
Эйвери вскочил и, подбежав к окну, опустился возле него на колени и подался вперёд. И почувствовал, как его лица касается… не рука, нет, и даже не палочка, а магия.
— Докажи, что это ты, — произнёс, наконец, голос. — Я знаю, что к нам в дом пришли охотники.
— Они не охотники, — сказал Эйвери. — А я… Ну, я прислал тебе на рождество девяносто седьмого улитки с кремом и изюмом, — сказал он — и ощутил, наконец, на своём лице тонкие ловкие пальцы с очень короткими ногтями.
— Заходи, — произнёс голос.
И Эйвери, кажется, вообще позабыв про Лестрейнджа, сел на землю, а затем осторожно сполз, коснувшись в какой-то момент ногами чего-то… стула, кажется. Да, это был стул, поставленный на подтащенный к окошку стол, рядом с которым стояла Эннора.
В тот единственный раз, когда он её видел, ей было пятнадцать, сейчас же перед ним стояла взрослая девушка в простом светлом льняном платье, с собранными волосами — он не видел, заплела ли она их или просто стянула в конский хвост, а может, кто-то их собрал в причёску. Эту женщину можно было бы назвать действительно красивой, если бы не её нечеловеческие, лишённые зрачков глаза, и странная, какая-то неуверенная улыбка.
— Я думала, ты в тюрьме, — сказала девушка, подходя к нему и снова тщательно ощупывая его лицо и волосы, и её улыбка стала ярче.
— Я нет… откуда ты узнала? — спросил он, невольно улыбаясь скользящим по его лицу пальцам.
— Из газет, — ответила она. — Я ведь знаю, где библиотека. И где там хранят прочитанные газеты. Мне их не давали, но я и не спрашивала разрешения, — она задержалась пальцами возле его правого уха, там, где у него остался с детства крохотный шрам, о которым даже сам Эйвери забыл.
— Ты читала газеты? — зачем-то переспросил он.
— Ты мне рассказал о них, — ответила она. — Мне стало интересно, и я спросила папу — он спросил, откуда я про них знаю, и я сказала, что от нового раба. Папа рассердился и сказал, что это маггловские вещи, и они мне не нужны, и я пошла искать сама.
— Рабы, — Эйвери огляделся, но кроме них, в комнате никого не было. — У тебя сейчас есть… кто-нибудь?
— Да, конечно, есть, — ответила она спокойно. — Я им велела запереться у них в комнате вместе с Риком, пока охотники здесь. Но ты сказал, что это не охотники, — она коснулась пальцами его губ и лба. — И я не знаю, кому верить.
— Они не охотники, — твёрдо сказал Эйвери. — Они авроры.
— Авроры же и есть охотники, — ответила Эннора. И добавила, помедлив: — Так мне говорили.
— Понимаешь, — осторожно начал Эйвери, и она резко перебила:
— Не лги мне!
— Я не собирался! — испугался он и замотал головой. — Я правда не…
— Так говорят, когда лгут, — она прижала пальцы к его рту, не давая ему говорить. — Ты до сих пор не лгал мне. Как мои родители и братья.
— Я не лгу, — промычал Эйвери — вышло что-то вроде «а-не-уу», но она поняла и отпустила руку. — Я не лгу, — повторил он. — Я могу тебе поклясться чем угодно. Они не охотники. А ты — не чудовище.
— Почему ты не в тюрьме? — напряжённо спросила она — и он ей рассказал.
Всё, что с ним случилось.
Когда после начала обыска прошло полчаса, Робардс подозвал к себе Гарри и тихо спросил:
— У тебя мантия-невидимка с собой?
— Конечно, — Гарри похлопал себя по груди, потому что помещалась мантия только у него за пазухой, не влезая ни в какой карман.
— Надень и сходи проверь, что там у них, — велел Робардс. — Что-то они долго — и Дольф молчит. Я начинаю волноваться.
Лестрейндж должен был передать сообщение через зачарованный протеевыми чарами браслет, но, видимо, так и не сделал этого — и никакого хорошего объяснения Гарри отсутствию известий от него не видел.
Так что он завернулся в мантию и тихонько вышел — они с Робардсом так и остались на первом этаже и осматривали уже третью гостиную, небольшую, но заставленную старинной деревянной мебелью, среди которой, на взгляд Гарри, было многовато ларей.
Едва Гарри второй раз свернул за угол дома, он увидел прижавшегося к стене совершенно недвижного Лестрейнджа и остановился, размышляя, что ему сейчас делать — и, главное, что сейчас делает Лестрейндж. Он следит или его заколдовали? Эйвери нигде не было видно, и Гарри тоже не знал, как это трактовать — может, он уже был у Энноры? Или же сбежал? Погиб? Попал в ловушку?
Гарри очень тихо подошёл к Лестрейнджу, скинул капюшон и прошептал:
— Это я, Гарри. Вы как?
Лестрейндж предостерегающе поднял ладонь, затем повернул голову и, покачав головой, прижал палец к губам, а потом указал им на окно и вновь прижал его к губам. Сказать понятней было невозможно, и Гарри кивнул. Лестрейндж несколько раз быстро махнул рукой, прогоняя Гарри, и отвернулся, вновь глядя туда, куда смотрел прежде. Гарри же пошёл назад, накинув капюшон.
Робардса его новость, в общем-то, обрадовала, хотя он сказал с досадой:
— Сколько же нам ждать? Мы, в принципе, можем возиться с обыском весь день, но хочется конкретики. Ну, продолжим, — он указал Гарри на очередной тяжёлый старинный ларь с окованными железом углами, и они принялись за изучение наложенных на него заклятий.
Время шло — минуло ещё полчаса. Гарри чувствовал, что Робардс нервничает, но они продолжали изучать дом — и не находили ничего. Что, в общем, было и не удивительно, потому что дом Джервисов буквально перевернули сверху донизу ещё в девяносто восьмом. Правда, Эннору в то время так и не нашли… но ведь разве сложно было превратить её в какую-нибудь брошь и нацепить на… а нет, стоп, вспомнил Гарри, ни супруги Джермейна Джервиса, ни его сыновей в то время в Британии не было. Но где была тогда Эннора? Как он её спрятал — да и спрятал ли? Её в самом деле увезли? Или? Что вообще тогда произошло здесь?
Когда Эйвери закончил свой рассказ, Эннора некоторое время ничего не говорила. А потом сказала:
— Я знала, что родители мне лгут.
— Они пытались защитить тебя, — возразил Эйвери.
— Они пытались защитить себя, — отрезала она. — Мне даже не сказали, что случилось с папой. Сказали, что за мной пришли охотники, и он погиб, сражаясь с ними. Чтобы защитить меня. Но я потом прочла в газетах, что случилось. И с ним, и с тобой. Ты рассказываешь то же, что там было. Ты не лжёшь.
— Не лгу, — подтвердил он и начал взволнованно: — Эннора, я тут…
— Я бы давно ушла, — перебила она. — Но мне некуда идти. И я не смогу выжить одна.
— Я понимаю, — сочувственно ответил Эйвери. Она протянула руку, и осторожно сжал её.
— Что будет с мамой? С Натаном и Эби? — голос Энноры звучал напряжённо. Она вдруг опустила взгляд… глаза, словно бы пыталась рассмотреть что-то у себя под ногами.
— Я не знаю, — сказал Эйвери. — Это ведь не от меня зависит. Я думаю, тебе лучше спросить это у Дольфа, — проговорил он очень осторожно.
— Кто это? — спросила она, продолжая словно смотреть в пол.
— Аврор, — Эйвери осторожно сделал шаг к ней. — Он… Он очень хороший человек. Он никогда тебя не обидит. Правда.
— Меня сложно обидеть, — она вскинула голову. — Этого я не боюсь. Ты будешь со мной? — спросила она, сжимая его руку.
— Я изгнанник, — тихо проговорил он. — Я же рассказал тебе.
— Ну и что? — пожала она плечами. — Будешь?
— Сейчас точно буду, — пообещал он немного нервно. — Эннора, меня ждут… я не знаю, сколько авроры ещё будут ждать. Давай, пожалуйста, к ним выйдем?
— Ты даёшь мне слово, что они правда не охотятся за мной? — спросила она, высвобождая руку и вновь касаясь пальцами его губ и лба.
— Даю, — уверенно ответил он. — И сейчас вообще никого не сажают в клетки.
— Я не знаю, кому верить, — помолчав, сказала Эннора. На её обычно ничего не выражающем лице сейчас отражались сомнение и внутренняя борьба. — Но они все мне лгали. А ты нет. Я бы хотела узнать, что там, снаружи, — проговорила она медленно.
— Ты узнаешь! — заверил он её. — Я думаю, тебе понравится.
— Я боюсь, — призналась она, и он почувствовал, что её пальцы стали влажными и похолодели. — Но, наверное, другого шанса у меня не будет?
— Не бойся, — попросил он. — Они тебя правда не обидят.
— Я никогда не смогу вернуть всё как было, — сказала Эннора. — Но они же всё равно здесь.
— Да, — подтвердил Эйвери. — И я здесь уже так долго…
— Кто это — Дольф? — спросила она вдруг. — Он главный у охотников?
— Не самый главный, но…
— Я хочу поговорить с самым, — решительно сказала Эннора. — Ты можешь привести его сюда?
— Могу, — тут же согласился Эйвери. — Я могу попросить его позвать через окошко, хочешь?
— Да, хочу, — она отпустила Эйвери и достала палочку. — Ты здесь останешься? — то ли спросила, то ли констатировала она, и он кивнул, а потом торопливо проговорил:
— Конечно. Я только передам, что ты хочешь, чтобы он сюда пришёл, ладно?
— Да.
Она сама подвела его к столу, и даже помогла взобраться — и замерла, сжимая в правой руке палочку и выставив вторую вперёд с раскрытой ладонью.
Эйвери же, выглянув в окно — высунуться ему не хватило роста — позвал:
— Радольфус!
Лестрейндж, так всё и стоящий у стены, отмер, но с места не сдвинулся и громко сказал в ответ:
— Я здесь. Ты долго. Всё в порядке?
— Она хочет поговорить с главным аврором, — сказал Эйвери, сглотнув и облизнув вдруг высохшие губы.
— Я позову, — пообещал Лестрейндж и повторил: — Всё в порядке?
— Да… наверное, — Эйвери оглянулся на стоящую рядом со столом Эннору и сказал увереннее: — Да.
— Я сейчас вызову его, — сказал Лестрейндж, берясь за свой браслет. — Ты выйдешь?
— Я там подожду, — ответил Эйвери и осторожно начал спускаться обратно. — Он сейчас придёт, главный аврор, — пообещал он, и Эннора ответила:
— Я слышала. Ты его знаешь?
— Да, — Эйвери вздохнул.
— Какой он? — спросила она, и Эйвери немного растерялся.
— Он хороший аврор, — сказал он, наконец.
— Ты его боишься, — уверенно произнесла Эннора. — Почему?
— Я же преступник, — ответил Эйвери. — И это правда. Авроры ло… ищут преступников и арестовывают их.
— Как маггловские полицейские? — спросила она вдруг, и Эйвери растерянно сморгнул:
— Ну… да. Да, как маггловские полицейские. А откуда…
— Мне рабы рассказывали, — ответила она и неожиданно добавила: — И папа тоже был преступником.
— Но ты здесь не при чём! — горячо воскликнул Эйвери.
— Я знаю, — Эннора глубоко задумалась и снова опустила глаза в пол.
Они замолчали, так и стоя возле стола. Эннора перекинула через правое плечо свою длинную, едва не до колен, толстую светлую косу и закусила её кончик. Кажется, она прислушивалась, и когда Эйвери пошевелился, обернулась к нему так быстро, что он замер испуганно, словно бы она поймала его за чем-то стыдным.
— Там есть стул, — сказала она. — Садись.
Он обернулся и увидел в конце стола стул с высокой спинкой. Он хотел было придвинуть его, но в последний момент остановился и сам подошёл к нему и сел на гладкое кожаное сиденье, почти такое же жёсткое, как дерево. Минуты всё тянулись и тянулись, и Эйвери всё сильнее начинал нервничать. Что, если Робардс не придёт? И когда возле окна раздался его голос, Эйвери с облегчением выдохнул, и только тогда понял, что у него слегка подрагивают руки.
— Мисс Джервис, это Гавейн Робардс, главный аврор. Мне спуститься?
— Да, — ответила Эннора, наводя на окно палочку. — Только медленно. Вы можете взять Дольфа.
Это прозвучало настолько естественно и неожиданно, что Эйвери хихикнул и закашлялся, ощущая, что краснеет.
— Почему ты смеёшься? — спросила у него Эннора, и он окончательно смешался:
— Ты это так сказала… я сейчас подумаю и объясню, — пообещал он, и Эннора согласилась:
— Хорошо.
Она тоже нервничала, теребя кончик своей косы левой рукой, однако палочку в другой держала вполне уверенно, и направлена она была на окно, через которое уже начинал спускаться Робардс.
— Добрый день, мисс Джервис, — сказал он, замирая на столе. — Гавейн Робардс. Я могу спуститься?
— Да, — ответила она. — Только оставайтесь там, на месте.
Робардс подчинился, остановившись вплотную к столу, на который уже ступал Лестрейндж.
— Здравствуйте, мисс Джервис, — сказал он. — Я — Радольфус Лестрейндж, старший аврор.
— Вы не Дольф! — сказала она резко, и Эйвери воскликнул:
— Дольф! Дольф — это сокращение от Радольфус… извини, пожалуйста, — попросил он у Лестрейнджа. — Я просто…
— Да, всё верно, — невозмутимо повторил Лестрейндж. — Дольф — это сокращение от Радольфуса. Вы можете называть меня как вам удобнее — Дольф вполне подходит.
— Вы Лестрейндж, — сказала Эннора. — Я слышала про них. Но их звали по-другому.
— Это мои братья, — пояснил Лестрейндж спокойно.
— Можно мне потрогать вас? — спросила она их обоих — и, конечно получила разрешение.
Первым Эннора подошла к Робардсу и, прежде чем его коснуться, сказала:
— Дайте вашу палочку.
— Простите, — очень вежливо и мягко сказал он. — Не имею права.
— Я её не заберу, — возразила Эннора. — Только изучу.
— Я не могу, — повторил он. — Я сейчас на службе и не имею права давать свою палочку кому-либо.
— Тогда уберите её в ножны, — решительно потребовала она, и он, к удивлению Эйвери, послушно это сделал.
— И вы тоже, — сказала она Лестрейнджу, и тот, обернувшись к Эйвери и поймав его встревоженный настороженный взгляд, кивнул ему, как показалось, ободряюще, и подчинился.
Свою палочку Эннора тоже убрала в ножны и начала очень внимательно и тщательно ощупывать лицо Робардса. Тот стоял спокойно, в свою очередь, пристально её разглядывая — и в какой-то момент стало ясно, что Эннора прекрасно понимает, что он делает, но её это совершенно не смущает.
— Вы другой, — сказала она, наконец. — Волшебник, но вы не похожи ни на моих родных, ни на Маркуса. Но вы меня не ненавидите и не боитесь.
— Нет, конечно, — согласился Робардс.
— Вы можете пока пойти к нему, — решила Эннора, указав на Эйвери, и подошла к стоящему в паре шагов от Робардса Лестрейнджу. Робардс же послушно отошёл и встал возле так и сидящего у стола Эйвери.
Почему-то Лестрейнджа Эннора изучала дольше, и в конце концов сказала:
— Вы похожи на Гавейна Робардса и немного на папу. Но на Гавейна Робардса больше. И вы тоже меня не боитесь, но охотитесь. Зачем?
— Это не охота, — сказал Лестрейндж очень мягко. — Не в том смысле, как это обычно понимают. Я действительно очень хотел найти вас, но не для того, чтобы опять пленить или причинить вам другой вред. Я хочу вас отпустить. И вернуть вам право распоряжаться собой и вашей жизнью.
— Почему? — спросила Эннора, и в её голосе прозвучало напряжённое внимание.
— Потому что никого нельзя держать в плену, — ответил он серьёзно.
— Почему? — спросила она снова, и тут, кажется, растерялся даже Лестрейндж.
— Потому что люди рождены свободными, — ответил он, подумав. — И не другим людям забирать у них свободу.
— А как же Азкабан? — спросила Эннора. — И маггловские тюрьмы? Я знаю, у них есть.
— Вы правы, — согласился Лестрейндж. — Я был неточен. Нельзя делать это без суда за преступления.
— Почему нельзя? — Эннора произнесла это очень серьёзно — казалось, что она и вправду пыталась в этом разобраться.
— Потому что в этом случае свобода кончится, — ответил уже Робардс. — И наступит право сильного и хаос — и, к примеру, мистер Эйвери в нём точно проиграет. Да и вы, пожалуй. Это будет скверный мир, мисс Джервис.
— Но вы же сильный, — она коснулась края стола и с силой его сжала. — Вы оба. Вам это выгодно.
— Но сколько я им буду? — возразил Робардс. — Я состарюсь или заболею, или меня ранят. Или мои дети будут не так сильны.
— Опять же, — добавил Лестрейндж, — ум и сила не всегда равны, к примеру. Как и талант. На их развитие тоже нужно время — что будет, если все станут только силу развивать?
— Но сильным неприятно подчиняться слабым, — сказала, помолчав, Эннора. — Они не думают, что это справедливо.
— Не все, — возразил Лестрейндж. — И раз мы оба сильные, то по праву сильного мы утверждаем наши правила. Не так ли?
Она опять задумалась, на сей раз настолько надолго, что Робардс в конце концов прервал её:
— Мисс Джервис. Мы вас просим выйти вместе с нами.
— Я пойду с ним, — она быстро подошла к Эйвери и сжала его плечо.
— Хорошо, — согласился Робардс, переглянувшись с Лестрейнджем. — Конечно. Скажите, мисс, у вас сейчас есть рабы?
— Да, — ответила она спокойно.
— Вы можете их взять с собой? — спросил Робардс, и она в ответ спросила тоже:
— Зачем? Они мои.
— Они люди, — негромко проговорил Лестрейндж. — Пусть даже и магглы. Никого нельзя лишать свободы.
— Вы их у меня отнимите? — спросила Эннора, и Лестрейндж ответил:
— У них была жизнь, которой их лишили. Её нужно им вернуть.
Она опять задумалась. Робардс и Лестрейндж терпеливо ждали, а вот Эйвери нервничал всё сильнее — что будет, если она сейчас откажется? Она почувствовала это, видимо, и спросила:
— Маркус, чего ты боишься? Ты сейчас чего-то испугался, — она положила руку на ножны с палочкой.
— Я просто… я очень хочу, чтобы ты их отпустила, — быстро проговорил он. — Пожалуйста!
— Почему? — Эннора отпустила палочку и коснулась пальцами его лба.
— Просто… ну… так будет правильно, — сказал он, страдальчески глядя на невозмутимых Лестрейнджа и Робардса. — Давайте просто все отсюда выйдем?
— Ты думаешь, так будет правильно? — спросила она. — Как в Билле о правах?
Все трое мужчин ошеломлённо переглянулись. Лестрейндж отмер первым:
— Вы знаете о Билле?
— Да, конечно, — ответила Эннора. — Я его читала.
— И что вы о нём думаете? — спросил Лестрейндж — и она, наконец, решила:
— Я их приведу сейчас. Но мы не сможем выйти через дом: мама всё закрыла. Изнутри не всё можно открыть.
— А почему она не закрыла ваши окна? — спросил Робардс.
— Она закрыла, — спокойно отозвалась Эннора. — Но я сняла заклятье. Я давно научилась снимать его с окна — это несложно, если подложить что-нибудь.
— Подложить? — с любопытством переспросил Лестрейндж.
— Да, подложить что-нибудь, когда мама их закрывает, — повторила она. — Контур нарушается, и заклятье разрушается, если это что-то вынуть.
Это было очень просто и логично — и очень, очень странно. Лестрейндж с Робардсом переглянулись, и последний поинтересовался:
— Вы давно это придумали?
— Лет в двенадцать, — ответила она. — Когда окна совсем закрыты, здесь очень душно. Мне не нравится. Я просила так не делать, но родители не слушали — пришлось что-то придумать.
— Вы очень умны, — заметил Робардс, и она спокойно согласилась с ним:
— Да. Я приведу сейчас рабов, но они вас испугаются, наверное. И я хочу забрать мою собаку.
— Разумеется, — заверил её Робардс. — Собака тоже пойдёт с нами. Можно, кто-нибудь из нас проводит вас?
— Маркус, — сказала Эннора, и авроры с ней не стали спорить.
К тому моменту, как Эннора в сопровождении Эйвери и Робардса, ведшего, вместе с Лестрейнджем, ещё двоих людей примерно её лет: очень красивого мужчину и неприметную женщину, вошли в главную гостиную Джервис-холла, там собрались все авроры и сама хозяйка дома — очень, очень недовольная хозяйка, раздражённо и зло им выговаривавшая:
— …сегодня же. Немедля! Подумать только, что вы позволяете себе! Я прямо отсюда сейчас отправлюсь к брату и…
Она поперхнулась, словно бы к ней в рот влетело что-то, и застыла, глядя на входящую в комнату в сопровождении авроров Эннору.
— Уходи! — вдруг закричала миссис Джервис так пронзительно, что у Гарри почти заложило уши, и выхватила палочку, но стоящий неподалёку Долиш тут же её выбил и, поймав, сунул себе в карман. — Беги!!! — завизжала она дочери. — Беги, Эннора! Это охотники! Скрывайся!!!
— Хватит, мама, — тихо проговорила та, останавливаясь. — Прекрати мне лгать.
Гарри смотрел на неё во все глаза. Она была… прекрасна — это было первое слово, что пришло ему на ум. Прекрасна — если не вглядываться в её странные, лишённые зрачков яркие, пронзительно-голубые глаза. На ней было простое платье небелёного льна чуть ниже колен с просторными рукавами почти до локтей, подпоясанное тонким белым поясом, на котором висели ножны с волшебной палочкой, и мягкие светлые же кожаные туфли совсем без каблука. У неё был глубокий и очень выразительный голос, странно звучавший в таком молодом и тонком теле — он словно бы принадлежал женщине намного старше и… сильнее. Да, сильнее, потому что выглядела Эннора совсем не сильной.
У её ног стояла небольшая рыже-белая гладкая собачка с закрученным кольцом хвостом, большими стоящими ушами и умной мордой со складками на лбу.
— Беги! — продолжала кричать миссис Джервис — а потом бросилась к дочери, но Долиш ловко перехватил её и приказал — и Гарри никогда в жизни не слышал, чтобы он говорил так жутко:
— Стоять. На. Месте.
— Беги!!! — она замерла было, но рванулась из его рук — правда, абсолютно безуспешно. — Беги, Эннора! Клетка!!!
Эннора вдруг подняла руки и с оглушительным звоном хлопнула в ладоши — никто ничего не успел ни понять, ни сделать — и в комнате повисла абсолютная тишина. Гарри не сразу даже понял, что её мать продолжала кричать что-то, но её не было слышно — звуков вообще не было. Они просто исчезли. Эннора развела руки в стороны и, не обращая внимания на уже наставленные на неё палочки — впрочем, она и не могла бы это сделать, просто не имея возможности их видеть — начала сводить ладони, и вскоре Гарри снова начал слышать… или, вернее, звуки — почти все — вернулись. Почти все, потому что по-прежнему орущую миссис Джервис слышно так и не было.
Эннора замерла, остановив свои ладони на расстоянии, наверное, трети фута друг от друга, и сказала:
— Она не замолчит. Когда мама так кричит, её невозможно успокоить.
— Пусть кричит, — сказал Робардс, медленно и громко подходя к ней — Гарри понял, что он специально старается ступать как можно более шумно, чтобы не напугать Эннору. Хотя, похоже, это и было не так просто. — Какое интересное заклятье. Никогда даже не слышал о таком.
— Я сама придумала, — ответила Эннора — очень просто, словно говорила о рецепте лимонада. — Мама иногда кричит ужасно громко — у меня хороший слух, и это тяжело.
Она продолжала держать руки перед собой, так и не сводя ладони, и Робардс спросил с любопытством:
— Вы так регулируете расстояние, которое им покрываете? Заклятьем?
— Да, — она смотрела прямо перед собой, и на её совершенном, по мнению Гарри, лице не отражалось ни одной эмоции, и это было жутковато. — Если их соединить, оно исчезнет, и маму снова станет слышно. Я бы хотела подождать, пока она успокоится.
— Если вы позволите, я с этим справлюсь, — сказал Робардс. — Зачем же вам самой.
— Спасибо, — ответила она серьёзно, и просто тихо соединила свои ладони.
Звук обрушился на них с такой силой, что Гарри захотелось зажать уши.
— …гай! Дурочка, не стой! — кричала миссис Джервис, и в её голосе уже звучала хрипотца. — Беги!!! Уходи, немедл…
— Силенцио, — громко произнёс Робардс, и миссис Джервис вновь стало не слышно. — Мисс Джервис, — он повернулся к ней. — Позвольте целителям вас осмотреть.
— Зачем? — спросила она. — Я здорова.
Она явно удивилась — это прозвучало в голосе, однако же её прекрасное лицо осталось удивительно бесстрастным, заметил Гарри.
— Это обязательная процедура, — сказал Робардс. — Вас, в сущности, держали в плену — мы не можем не дать им убедиться, что с вами всё в порядке.
— А что будет с рабами? — спросила Эннора.
Гарри их как раз разглядывал. Они были одеты как волшебники: в светлые же мантии — но выглядели разительно по-разному. Если мужчина смотрел только на Эннору тем влюблённым взглядом, что обычно бывает у опоённых чем-то вроде Амортенции, то женщина испуганно оглядывалась и стояла, нервно обхватив себя руками и переминаясь с ноги на ногу.
— Их тоже осмотрят, — ответил Робардс. — А потом, я думаю, вернут назад.
— Мама чем-то поит Даймонда, — сказала Эннора. — Она считает, что мне пора иметь мужчину, и всё время мне кого-нибудь приводит и поит их зельями, чтобы они влюбились. Я не разбираюсь в зельях, но я чувствую их запах и могу понять, когда кто-то зачарован. Я так не хочу, но она меня не слушает.
— Амортенция, похоже, — сказал Лестрейндж. — В Мунго это легко снимут.
Миссис Джервис вдруг осела на пол, закрыв лицо руками и, похоже, разрыдалась.
— Когда ваша мать привела Даймонда? — спросил Робардс.
— Наверное, недели три назад, — ответила Эннора. — Она часто их меняет.
Она сказала это вполне буднично, а у Гарри от её слов пополз холодок по позвоночнику. Что, Мерлина ради, миссис Джервис делает с не подошедшими рабами? Хорошо, если обратно возвращает, стерев память — а если нет? Уж не говоря о том, зачем она всё это делает — но об этом Гарри думать было просто до того противно, что он пока это отложил.
— А женщина? — спросил Робардс, видимо, не желавший произносить слово «рабыня».
— Я думаю, примерно год, — на сей раз Энноре пришлось подумать. — Я не помню точно.
— Вы нам потом о них расскажете? — спросил Робардс, и она сказала:
— Да.
— Мы вас проводим в Мунго, — сказал Робардс, и Эннора быстро отступила назад и на удивление безошибочно схватила за руку Эйвери:
— Он пойдёт со мной!
— Конечно, — успокаивающе проговорил Робардс. — Вы когда-нибудь аппарировали?
— Нет, — ответила Эннора. — Мне говорили, что чудовищам, вроде меня, это опасно: мы можем перекинуться в кого-то.
— Это не так, — спокойно заверил её Робардс. — Сразу по двум пунктам: во-первых, вы не чудовище, а человек. Волшебница. А во-вторых, аппарация вам вреда не причинит. Я даю слово. Хотя она может показаться вам неприятной.
— Ты ведь умеешь, — сказала она Эйвери, и Гарри понял, что она боится — скорей, по общей позе, чем по тону.
— Да, конечно, — заверил её тот. — Это очень быстро, хотя и правда неприятно.
— Ты там останешься со мной? — спросила она, и вот на сей раз в её голосе уже отчётливо прозвучал страх. Но лицо! Лицо по-прежнему было почти бесстрастно — разве что губы чуть сжались, а брови сдвинулись — несильно, но достаточно, чтобы Гарри это заметил.
— Конечно, — ответил Робардс вместо Эйвери. — Он будет с вами столько, сколько нужно.
— Я буду! — подтвердил тот, ободряюще накрывая её руку своей.
— Сейчас купол снимем — и аппарируйте, — сказал Робардс и что-то сдвинул на своём браслете с протеевыми чарами. — Радольфус, сопроводи, пожалуйста, мисс Джервис и мистера Эйвери. Катберт — Даймонд, Лисандра… мэм, как вас зовут? — спросил он магглу, но та только вздрогнула испуганно и сделала маленький шажок к Энноре.
— Её зовут Челси, — сказала та.
— Лисандра с Челси, — продолжил Робардс. — А ты сам решай, тут оставаться или с ними, — добавил он внезапно, взглянув на Гарри.
Эннора наклонилась и одной рукой подняла собаку — та… или тот — вроде бы это был мальчик — послушно устроился на её руке, положив морду на плечо, и чуть помахивая своим завитым в кольцо хвостом. Другой рукой Эннора накрепко сжимала руку Эйвери.
А Гарри не знал, что выбрать. Он очень хотел в Мунго — но, с другой стороны, наверное, его же всё равно не пустят на осмотр? И будет он торчать там в коридоре… С другой, ему категорически не хотелось пропускать допрос Урсулы Джервис — а кто сказал, что Робардс станет ждать? Зачем?
Праудфут, между тем, подошёл к Даймонду, так всё и глядящему затуманенным счастливым взглядом на Эннору
— Купол снят, — сказал Робардс. — Радольфус, ты главный.
Сэвидж отсалютовал ему сжатым кулаком, и на его лице отчётливо читалось: «Удачи! А я вообще в отпуске». Раздались аппарационные хлопки: сперва исчез Лестрейндж, взяв за плечи Эннору и Эйвери, за ним последовали Праудфут и Гор со своими подопечными — а Гарри подошёл к Робардсу и сказал:
— Я останусь. Сэр.
— Отлично. Тогда в отдел — подготовь для неё камеру. Закрытую и всё такое — как при высшей секретности. Без тебя не начнём, — пообещал он.
— Есть, — ответил Гарри и, посмотрев на практически бьющуюся в истерике на полу Урсулу Джервис, аппарировал.
Странно, думал Гарри, идя по коридорам аврората и выбирая камеру — они все были, вроде, одинаковыми, и всё же некоторые были удобнее или неудобнее других: где-то из-за решётки здорово сквозило, где-то цепи, на которых крепилась койка, поскрипывали при любом движении, а где-то волшебное окно сбоило и порой показывало солнце в полночь. Это всё, конечно, исправляли, но весьма неспешно, и сейчас Гарри ловил себя на желании использовать одну из них. И думал о том, как странно-буднично и почти скучно прошла операция, к которой они так готовились: сначала они час изображали обыск, потом слушали брань миссис Джервис, а затем всё кончилось.
Проходя мимо камеры Джермейна Джервиса, Гарри на секунду остановился — тот лежал на своей койке, но не спал, а смотрел в окошко под потолком. Пусть отдыхает, подумал Гарри, чувствуя начинающийся внутри него мандраж. Вот сейчас начнут раскрываться все секреты.
Камеру он выбрал, разумеется, нормальную. Добавил заклинания, зачаровал решётку так, чтобы изнутри она казалась сплошной стенкой, положил на койку матрас, одеяло и подушку и даже поставил на стол кружку с водой — и отправился разыскивать уже наверняка вернувшегося Робардса.
Искать долго не пришлось: на двери второй допросной горела красным подпись Робардса. Гарри улыбнулся и вошёл — и когда он открыл дверь, подпись погасла.
Видимо, здесь ждали исключительно его: миссис Джервис уже сидела за большим железным столом, и её руки были прикованы к скобе. Напротив неё расположились Робардс с Сэвиджем — и Гарри, садясь по другую сторону от главного аврора, подумал, что здесь очень не хватает Лестрейнджа — ведь это было его дело. Но кто-то должен был быть сейчас с Эннорой, а откладывать допрос её матери не стоило: сейчас, пока та в шоке, она могла сказать намного больше, чем потом.
Урсула Джервис больше не кричала. Растрёпанная, бледная, заплаканная, но уже не плачущая, она молча сидела за столом и отрешённо смотрела прямо перед собой в пространство.
— Тридцатое августа две тысячи четвёртого года, двенадцать часов двадцать три минуты. Британский Аврорат, главный аврор Гавейн Робардс, старший аврор Роберт Сэвидж, младший аврор Гарри Поттер. Допрос обвиняемой Урсулы Джервис, — начал Робардс, и Прытко пишущее перо запорхало по пергаменту. — Мадам Джервис, — почему-то сейчас Робардс стал официально-вежливым. — Вы арестованы за похищение и удерживание в плену и магглов, а также сокрытие и воспрепятствование пользование свободой вашей дочери Энноре Джервис. Вам есть, что сказать нам?
Она посмотрела на него и сказала каким-то мёртвым голосом:
— Вы даже не представляете, что вы наделали.
— Расскажите нам, — предложил Робардс.
— Вы даже не представляете, — повторила она и закрыла глаза. — Я больше ничего не буду говорить.
— Это ваше право, — согласился Робардс. — В сущности, ваши показания нам не так уж и нужны — хотя, конечно, судьба магглов требует расследования.
— Магглов? — спросила она с некоторым удивлением и даже глаза открыла. — Вас интересуют магглы?
— Магглы нас интересуют, да, — подтвердил Робардс.
Она издала какой-то странный звук, напоминающий смешок и проговорила:
— Это уже не важно.
— Вас в любом случае ожидает Азкабан, — сказал Робардс. — Вопрос в том, что будет с Эбинезером и Натаниэлом.
— Ничего не будет, — как-то равнодушно проговорила Джервис. — Ничего не будет… с ними. Ничего.
— Это спорно, — возразил Робардс. — Вопрос в том, знали ли о том, что происходит в доме. И участвовали ли в этом.
— Это всё не важно, — сказала Джервис. — Вы просто не понимаете. Вы же её в Мунго отвели? Да? — спросила она, и Робардс подтвердил:
— Да. В Мунго.
— Вот и всё, — проговорила Джервис — и вновь закрыла глаза.
Робардс с Сэвиджем встревоженно переглянулись.
— Что «всё»? — спросил с нажимом Робардс. — Что там с ней произойдёт?
Но Джервис не отвечала, и он, встав, быстро вышел, мельком скользнув взглядом по Гарри. Тот посыл не понял, но решил пойти за ним — так что в допросной остались только Джервис с Сэвиджем.
Робардс же почти добежал до камеры Джермейна Джервиса и, рывком распахнув дверь, спросил с порога — тот даже не успел подняться и просто замер, обернувшись и оперевшись на локоть:
— Мы нашли вашу дочь. Эннору. Она сейчас в Мунго. Что с ней там произойдёт? Ну? Живо!
— Нашли, — тихо повторил Джервис.
— Что с ней будет в Мунго? — требовательно и громко повторил Робардс, но Джервис молча сел и закрыл лицо руками.
И заплакал.
Робардс побледнел и, отступив назад, запер дверь и коротко велел:
— В Мунго!
Они побежали к лифтам. И, ожидая их, Гарри как никогда жалел и злился на отсутствие здесь лестницы. Почему так? Мало ли, что тут произойдёт — лифты могут и сломаться! И они все просто будут заперты тут и застрянут — почему же здесь нет лестниц?!
Один из лифтов наконец открылся, но он шёл вниз, однако Робардс рявкнул, нажимая сперва «стоп», а затем кнопку с цифрой 0:
— Нам вверх — и это срочно! — и это прозвучало так, что никто из пятерых пассажиров даже не подумал возражать, благо, речь шла всего-то об одном этаже.
Выскочив из лифта, Гарри с Робардсом бросились к выходу и, поднявшись, аппарировали к Мунго. Где почти угодили в счастливую толпу — кажется, семейство -радостно покидающую Мунго. Покуда они там толкались, Гарри всем своим существом ощущал утекающие драгоценные секунды — а ведь дальше их там снова ждали лифты, а потом коридоры пятого этажа. И ведь здесь тоже не было лестниц!
Наконец, они с Робардсом добрались до пятого этажа и снова побежали — и буквально ворвались в кабинет к Уингеру, оттолкнув ступившую было им навстречу медиковедьму и даже не постучав.
И увидели крайне изумлённое лицо целителя… хотя нет — сначала направленную на них его палочку, затем — палочку Лестрейнджа и его не менее удивлённое лицо, и уже за ними — перепуганное лицо Эйвери и… наверное, вернее всего было бы сказать «встревоженное» лицо Энноры.
— Здравствуйте, господа главный и младший авроры! — громогласно пробасил Уингер. — И какого Мордреда?
— Прошу прощения, — сказал Робардс, старательно выровняв дыхание. — Можно вас на пару слов?
— Простите, мисс, — любезно проговорил Уингер. — У нас тут невоспитанный глава аврората — я отойду буквально на минуту. Не тревожьтесь — это наши местные дела.
Он вышел, буквально выдавив их в приёмную, закрыл дверь и прорычал, ткнув пальцем в грудь Робардса:
— Если ты ещё раз так сделаешь, я на тебя такую жалобу накатаю, что ты даже младшим аврором не останешься. Понятно?
— Извини, — Робардс взял его за палец и отодвинул руку в сторону. — Надо было постучать. Но я боялся не успеть.
— Успел? — осведомился Уингер, демонстративно вытирая палец о свою лимонно-жёлтую мантию.
— По-видимому, — Робардс любезно протянул ему платок, но тот поморщился и извлёк из кармана собственный и продолжил протирать свой палец. — Я не знаю, что там с этой девушкой, но её отец — Пожиратель смерти, на котором крови море. И Авад. И он заплакал, когда узнал, что мы отправили её сюда. В Мунго. А мать изображает инфери и твердит, мол, вы не представляете, что сделали, и теперь всё. Конец. И больше ничего не будет.
— Ух ты, — сказал Уингер. — Интересно как. Ну заходите, — разрешил он, но тут же снова ткнул только что вытертым пальцем в грудь Робардса. — Научись стучать, главный аврор. А ну как она была бы внутри голой? А ты не бери с него пример, — велел он Гарри, и тот кротко кивнул.
— При Дольфе и при Эйвери она была бы голая за ширмой, — разумно возразил Робардс. — Здесь их не было — следовательно, они внутри. А значит…
— Мне-то не ври, — пренебрежительно бросил Уингер и, открыв дверь, вернулся в кабинет, и Гарри с Робердсом тихо вошли следом. — Извините, дорогая, — пророкотал Уингер, подходя к Энноре. — Эти господа о вас переживают и желают проследить, что я вас не обижу.
— Я — Гавейн Робардс, — сказал тот. — Со мною Гарри Поттер.
— А где мама? — спросила Эннора. Она сидела на кушетке рядом с Эйвери и держала его за руку — и это почему-то не вызывало у Уингера ни малейших возражений. Более того — по другую сторону от Энноры прямо на кушетке лежал и её пёс.
— В аврорате, — коротко ответил Робардс. — С ней мой коллега.
— Продолжим? — спросил Уингер, подходя к Энноре. — Поднимите голову, пожалуйста… вот так, — проговорил он удовлетворённо, когда она слегка запрокинула её, подставляя под его направленную на неё палочку лицо. — Прошу тишины, — предупредил Уингер, и Гарри вместе с Робардсом тихонько прошли к сидящему возле стола Лестрейнджу и остановились рядом — стульев больше не было.
Эннора сидела молча и вроде бы спокойно — если бы так не сжимала руку Эйвери, что её ногти и его кожа побелели. Похоже, руки у неё были сильные, потому что на лице Эйвери отражались терпение и боль, но он молчал и даже гладил иногда её по тыльной стороне руки.
— Мисс не возражает, если я приглашу коллегу? — вдруг спросил Уингер очень доброжелательно, и Эннора спросила:
— Если я скажу вам «нет», то вы не станете?
— Конечно, стану, — Уингер рассмеялся.
— Тогда зачем вы спрашиваете? — сказала она резко, и он засмеялся:
— Виноват. Пытался быть повежливее. Я сейчас — мне требуется помощь… чаю?
— Нет, — отрезала она.
Уингер, разумеется, другим ничего подобного не предложил и вышел — и едва за ним закрылась дверь, Эннора вдруг закрыла глаза и, выпустив руку Эйвери, подхватила пса и прижала его к себе — и замерла так. Эйвери начал было тихо растирать свою руку, но почти сразу перестал и очень осторожно прикоснулся к плечу Энноры, и она слегка к нему приникла.
— Что он делал? — спросила она тихо. — Со мной? Что?
— Можно, я отвечу? — так же тихо спросил Лестрейндж. — Это Радольфус.
— Можно, — Гарри видел, что тонкие пальцы девушки подрагивают, когда она гладила собаку.
— Уингер — специалист по проклятьям, — проговорил Лестрейндж. — Он проверяет, нет ли их на вас. Каких угодно — от наследственных до приобретённых. Если он найдёт их, он вам скажет, и вы вместе с ним решите, что вам делать.
— Я здорова, — вновь сказала Эннора. — Остальные так сказали.
— Здесь были и другие целители, — пояснил Лестрейндж Робардсу и Гарри. — Эннора действительно физически и ментально вполне здорова. Они чуть позже пришлют заключение.
— Это замечательно, — ответил Робардс. Впрочем, выглядел он всё равно встревоженным, и, хотя его голос прозвучал вполне спокойно, Эннора, видимо, что-то услышала, потому что спросила настороженно:
— Что-то не так? Почему вы вдруг пришли?
— Это… — начал было Робардс, однако Лестрейндж вдруг тронул его за руку и покачал головой, а затем проговорил, указав взглядом на Эннору:
— Скажи как есть.
— Меня встревожила реакция ваших родителей на известие о том, что вы в госпитале святого Мунго, — ответил Робардс. — Скажите, вас когда-нибудь показывали целителям?
— Родителей? — переспросила Эннора. — Папа ведь в тюрьме?
— Сейчас он в аврорате, — сказал Робардс, и Лестрейндж одобрительно кивнул.
Она что, живой детектор лжи? Чем иначе объяснить такую странную реакцию Лестрейнджа? Гарри ужасно хотелось задать все эти вопросы, но пока что приходилось ждать — и он молчал.
— Я хочу поговорить с ним! — заявила Эннора. Она даже, кажется, немного успокоилась — по крайней мере, перестала с такой силой прижимать к себе собаку. — И с мамой тоже.
— Сейчас это невозможно, — ответил Робардс. — Ваш случай, безусловно, уникален и, возможно, позже я смогу это устроить — но обещать не стану. И это будет точно не сейчас.
— Обещайте, что я с ними поговорю, — упрямо потребовала Эннора, и Робардс вдруг сказал:
— Без палочки. Я позволю вам поговорить, но без волшебной палочки и только в моём присутствии.
— Хорошо, — неожиданно легко согласилась Эннора — и тут вернулся Уингер с двумя незнакомыми Гарри целителями: индианкой лет, наверное, сорока и довольно молодым мужчиной. Они подошли к Энноре и, столпившись возле, быстро и тихо заговорили на латыни — и вот тут Гарри ощутил себя неполноценным, потому что, кажется, все остальные латынь знали. Все! Хотя, возможно, Робардс… Гарри вглядывался в его лицо, но ничего понять не мог — а вот на Лестрейнджа смотреть было намного интересней: чем дольше он вслушивался в разговор, тем сложнее становилось выражение его лица. Ни саму Эннору, ни Эйвери Гарри за целителями не видел, но он был уверен, что тот точно латынь знает — и от понимания этого ему было ещё более досадно.
— У меня есть новость! — провозгласил, наконец, Уингер. — У нас тут очень, очень интересное заклятье — и мы точно можем его снять. Мисс Джервис, — серьёзно проговорил он, — на вас при рождении было наложено заклятье. Вернее, если быть точным, ещё в утробе, но сработало оно в момент рождения. И мы можем его снять.
— Но за что? — тихо спросила Эннора — которую, к вящей досаде Гарри, закрывала от него целительница-индианка — и её голос прозвучал растерянно. Она не удивилась, а расстроилась, подумал Гарри, потому что всё уже услышала и поняла.
— Скорее, почему, — возразил Уингер. — Господам аврорам пояснения нужны? — осведомился он, и, к радости Гарри, Робардс сказал:
— Да, пожалуйста. Моя латынь слегка несовершенна.
— На мисс наложено заклятье переноса, — сказал Уингер. — Но не болезни, а заклятья на болезнь — невероятно тонкая работа, должен сказать. Однако — как любой перенос — его можно отменить, и вернуть заклятье той, кому оно предназначалось.
— Той? — переспросила Эннора, и её вопрос заставил Гарри вздрогнуть. И, кажется, не только его, потому что голос Робардса прозвучал отрывисто и глухо:
— Почему вы полагаете, что это женщина?
— Потому что перенос такого рода возможен только на дитя того же пола, — ответил Уингер. — И дитя близкородственное, — подчеркнул он.
Тишина, воцарившаяся после его слов в кабинете, напоминала ту, что возникает в судебном зале прямо перед оглашением приговора. И нарушила её Эннора:
— У меня есть только мама, — сказала она чётко. — Папа, братья и племянники. Кроме меня с мамой у нас женщин нет.
— Насколько близким должно быть родство? — спросил Робардс. — Скажем, тётка? Или кузина?
— К сожалению, — ответил Уингер, — родство должно быть прямым. Хотя племянники возможны — иногда и в крайнем случае — если переносят не на младенца, разумеется. Но не тётка. И не при этом варианте переноса.
— Что произойдёт, если умрёт та, с которой было перенесено заклятье? — спросил вдруг Лестрейндж.
Бабка, вспомнил Гарри. У Джермейна Джервиса ведь была мать — и она точно была жива, когда родилась Эннора.
— Тогда, к сожалению, заклятье навсегда останется на месте, — ответил Уингер. — С переносом фокус «умер-спало» не работает. Мертвецу же ничего вернуть нельзя.
— Мать её отца была жива, когда заклятье наложили, — сказал Лестрейндж. — Она умерла в девяносто восьмом.
На лице Энноры — чуть ли не впервые на памяти Гарри — появилось вполне ясно различимое выражение. Надежда.
— Не получается, — возразил Уингер. — Мисс Джервис, мне очень жаль, но не выходит: я сказал, мы можем снять заклятье. А это значит, что женщина, с которой его перенесли на вас, ещё наверняка жива.
— Она нужна для ритуала? — спросил Робардс, и Уингер вместе с Лестрейнджем в унисон ответили:
— Нет.
— И её согласие не нужно тоже, — добавил Уингер. — Нужно только ваше, — сказал он Энноре, чьё лицо вновь словно погасло и казалось бесстрастным.
Снова стало тихо, но теперь эта тишина была печальной — напряжение ушло, и после него осталось только горечь… и необходимость принять тяжёлое решение.
— Вы можете подумать, — мягко проговорил Лестрейндж. — Мисс Джервис, вам не обязательно решать прямо сейчас. Вы можете побыть одна, если хотите, или с кем-нибудь… как вы решите, так и будет. И можете домой вернуться — только…
— Нет, — ответила она. — Я не хочу домой.
— Вы можете пока остаться здесь, — предложил Уингер. — Мы найдём палату.
— Или можете остановиться в нашем доме, — сказал Робардс. — У аврората есть небольшой домик для гостей — он сейчас пустует и ещё довольно долго будет нам не нужен. Можете остаться там.
— Мне всё равно, — ответила Эннора. — Я хочу, чтобы они со мной остались, — она так и прижимала к себе пса и снова держала за руку Эйвери. — Это всё.
— Это можно сделать здесь, — решил Уингер. — Вам, наверное, будет неловко ночевать вдвоём с… — начал он, но Эннора перебила:
— Почему?
— Как скажете, — покладисто ответил Уингер. — Тогда найдём сейчас палату с двумя кроватями и ширмой — и кому-то нужно будет погулять с вашей собакой. Кто это обычно делает?
— Я сама, — ответила Эннора. — Или рабы.
— Рабы? — переспросил Уингер, и Робардс сделал ему знак не спрашивать. — Я полагаю, кто-нибудь из младшего персонала с этим справится. Он с незнакомцем-то пойдёт?
— Если я сама передам поводок — да, — сказала Эннора и попросила: — Можно нам уже уйти?
— Пару минут — мы найдём палату, — заверил её Уингер. — Господа авроры, — он поманил их, и они послушно вышли, оставляя Эннору в кабинете Уингера в компании собаки, Эйвери и двух целителей. — Что делаем? — спросил Уингер, когда они вышли в пустую сейчас приёмную и закрыли дверь. — Палату мы найдём, конечно — но у нас тут не гостиница. Одно дело, если мы заклятье снимем — тогда, разумеется, ей придётся побыть здесь, пока зрение восстановится.
— Это разве произойдёт не сразу? — спросил Робардс.
— Технически, так сказать, да, — ответил Уингер. — Зрачки, зрительные нервы, кора мозга — всё будет в порядке. Но привычки нет. Нет связей. Младенцы поначалу почти ничего не видят — думаю, у неё тоже будет некоторый адаптационный период. Я не знаю, сколько он займёт, — ответил он на незаданный вопрос. — Но всё это время она, бесспорно, может оставаться тут.
— Отлично, — кивнул Робардс. — А потом решим, что делать. Мы возле палаты пост поставим — Эйвери, конечно, связан и контрактом и, похоже, личным интересом, но он всё же Пожиратель, хоть и бывший.
— Их не выпускать? — осведомился Уингер, и Робардс задумался:
— Да нет… пожалуй, из палаты пусть выходят — но в сопровождении. И не дальше этажа — незачем им тут бродить или тем более выходить из клиники. Придётся двоих ставить, — добавил он, — но это ненадолго. И мы сейчас уйдём — но я прошу, как только она примет решение, позовите нас. Меня, — уточнил он, — или Лестрейнджа. Это его дело.
— Да я думаю, всё разрешится к вечеру, — уверенно сказал Уингер. — Или к завтрашнему утру. Чего бы не хотелось, потому что я тогда тут заночую, — проворчал он. — Сейчас покормим их… Вы пока идите — мы тут разберёмся.
— И ещё одно, — продолжил Робардс. — К ней категорически нельзя пускать… да, в общем, никого. Оформите её по протоколу важных свидетелей — я опасаюсь за неё.
— Как скажете, — согласился Уингер.
— Отдельно не пускайте её братьев и кого-либо из Фаджей, — предупредил Робардс. — Постовым, бесспорно, будут даны соответствующие указания.
— Отлично, — сказал Уингер. — С вас соответствующий запрос. Что-нибудь ещё? Нет? Тогда ждите — позову, — пообещал он и ушёл — по-видимому, обустраивать палату.
— Ты пока останешься, — сказал Робардс Гарри. — Ненадолго, — добавил он, увидев выражение его лица — потому что было очевидно, что сейчас допрос обоих Джервисов продолжится. А Гарри всё пропустит! — И мы тебя дождёмся, не смотри так. И потом, сейчас их всё равно допрашивать бессмысленно — скорее, мы пока займёмся магглами. Вернее, ты займёшься, — он обратился к Лестрейнджу. — С меня довольно Джервисов. Кого тебе прислать?
— Я с Гарри подожду, — решил вдруг тот. — Когда пришлёшь нам смену, мы займёмся магглами. Подходит?
— Ну сидите, — согласился Робардс — и ушёл.
— Или ты хотел бы в аврорат вернуться? — спросил Лестрейндж.
— Да нет, — подумав, решил Гарри. — То есть я хотел бы посмотреть на их реакцию, конечно, но я лучше тут останусь.
— Их не станут сейчас дёргать, — утешил его Лестрейндж. — Это моё дело, а спешки больше нет. Сейчас Фадж узнает про сестру, и Гавейну будет, чем заняться, а Роберт так и вовсе почти в отпуске. Я предчувствую, что дело будет муторное.
— Думаешь, они их убивали? — спросил Гарри.
— Это проще всего, — ответил Лестрейндж. — Джервису… Джермейну это точно было проще, про жену не знаю — может быть, она стирала память. Понадеемся на это, но жертв, думаю, должно было быть много, за двадцать два-то года. И меня сейчас волнуют сыновья: что именно они знали и в чём именно участвовали. Я почти уверен, что родители возьмут всё на себя, и они отделаются штрафом… может быть. В конце концов, дети не обязаны доносить на своих родителей. По счастью. Даже взрослые.
— Ты думаешь, они участвовали в похищениях, к примеру?
— Могли — уже после того, как посадили их отца. Могли и нет… не знаю. Урсула справилась бы, полагаю. В сущности, это не так сложно технически, так сказать: любой волшебник справится, даже не самый сильный.
Вернулся Уингер, и на время разговор пришлось прервать: они сопроводили Эннору с Эйвери и псом в палату — не слишком большую, но зато с окном. Здесь было две застеленные светло-жёлтыми покрывалами кровати, стоящие вдоль стен напротив друг друга по разные стороны от окна и разделённые сдвинутой сейчас к стене занавеской, делящей окно пополам. Собственно, кроме кроватей, здесь были только тумбочки — по одной возле каждой из них — и два стула, в ногах каждой из кроватей, маленький столик под окном и небольшой шкаф в углу. Впрочем, нет — была ещё и дверь, вторая, не входная, за которой, видимо, скрывались туалет и, может, душ.
И всё.
— Нужна лежанка для собаки, — сказал Лестрейндж, осмотрев палату. — И две миски — в одну следует налить свежую воду.
— Вот и принесите, — кивнул Уингер, наблюдая, как Эйвери медленно ведёт Эннору за руку вокруг палаты, описывая ей всё, что встречалось на пути. Где он, интересно, научился этому, подумал Гарри, и когда? И для чего, если он не собирался больше с ней встречаться? Или? — Мисс Джервис, у нас сейчас обед — вы голодны?
— Нет, — ответила она, и Эйвери вздохнул, но промолчал. — Ты хочешь есть? — спросила она, и он признал смущённо:
— Да. Но я могу и потерпеть.
— Если я тоже должна поесть, чтобы покормили Маркуса, то я поем, — заявила Эннора. На лице Лестрейнджа возникло забавное выражение, слегка насмешливое, но не злое, а, скорее, ироничное.
— Отлично, — резюмировал Уингер и сказал Лестрейнджу, указав на Эйвери: — За него заплатит аврорат? Или кто?
— Мы разберёмся, — заверил его Лестрейндж. — Присылайте счёт.
— Я сам заплачу! — торопливо проговорил Эйвери.
Конечно, сообразил Гарри. Доступ к сейфу-то ему не перекрыли — просто из-за невозможности так сделать.
— Он заплатит, — не стал спорить Лестрейндж. — Но счёт всё равно пришлите нам — мне нужно для отчёта.
— Устраивайтесь, — он кивнул Лестрейнджу, но говорил уже с Эннорой. — Отдыхайте. Думайте. Я к вам зайду ещё, и если вы примете решение — позовите. У вас у изголовья шнур для вызова, — он подошёл и, подведя Эннору к изголовью сперва одной, а затем другой кровати поднёс её руку к витым тонким шнурам. — И вообще, если вам понадобится помощь — вызывайте. Придёт медиковедьма и поможет — или позовёт меня.
Он ушёл, и Лестрейндж с Гарри вышли вслед за ним. Гарри думал, что Лестрейндж сделает стену или хотя бы дверь прозрачной, но тот просто уселся у стены.
— А, — спросил Гарри, садясь с ним, — мы не будем наблюдать за ними?
— Зачем? — пожал плечами Лестрейндж. Гарри проглотил ответ: «Ну интересно же», и просто кивнул:
— Ну да.
— Пустое любопытство грех, — наставительно проговорил Лестрейндж, и Гарри улыбнулся. — И потом, Эннора удивительно чувствительна: не поручусь, что она не ощутит внимание и через стену. Не стоит усложнять ей и так непростую ситуацию и портить отношения, я думаю.
— Она что, правда как детектор лжи? — спросил Гарри, и Лестрейндж кивнул:
— Пожалуй. Думаю, здесь нет никакой мистики: она просто слышит те оттенки интонаций, на которые мы внимания не обращаем. Так что ей не стоит лгать — она очень этого не любит — и это не так просто. Мы так часто это делаем, что порой сами не замечаем — будете общаться, имейте в виду.
— Угу, — ответил Гарри. И, помолчав, спросил: — А что с ней вообще будет? Потом?
— Она свободна, — ответил Лестрейндж. — И богата — даже если братья и не будут арестованы, у неё всё равно есть дом с эльфами и деньги. Мы ей, разумеется, поможем — я сам прослежу, чтобы они её не обобрали, но мне представляется, что мисс Эннора не так проста. Опять же, Эйвери, — он усмехнулся.
— Но ведь он с ней не останется, — ответил Гарри. — Он вообще жить здесь не может.
— Он не может, — Лестрейндж вдруг рассмеялся и покачал головой. — Как странно складывается… надо же.
— Я не понял, — вздохнул Гарри.
— Посмотрим, как всё будет, — ответил Лестрейндж. — Но мне жалко Эйвери, пожалуй.
— Почему? — спросил Гарри, но Лестрейндж не ответил и сказал:
— Всё это дело будущего и вообще не наше. А вот похищенные магглы — настоящее и очень даже наше дело. По-хорошему бы, нам начать с допроса Энноры, но ей сейчас не до этого — придётся подождать. Скажи, ты как бы поступил: дождался, пока заклятье вернётся к её матери, или постарался допросить её заранее?
— Не знаю, — хмуро сказал Гарри. — Я вообще… я не могу это представить! — сорвался он. — Чтобы мать такое сделала с ребёнком!
— Я не уверен, что это сделала Урсула, — возразил Лестрейндж. — Скорее, просто согласилась, а всю работу сделал муж.
— Какая разница?! — воскликнул Гарри. — Я так понимаю, они её вообще специально для этого родили?
— Да, похоже, — согласился Лестрейндж на удивление спокойно. И пообещал — и от прохлады в его голосе у Гарри по спине поползли мурашки: — Мы это выясним. Я тоже хочу знать.
Эннора забралась с ногами на стоящую у правой стены кровать и там замерла, обняв и прижав к себе своего басенджи. Эйвери растерянно стоял рядом с кроватью, не зная, что ему лучше сделать, и наконец тихонько присел на неё поодаль от Энноры.
— Не уходи, пожалуйста, — тихо и неожиданно жалобно попросила она, и он, вздрогнув, тут же к ней придвинулся и накрыл её руку своей, и она сжала её, а потом придвинулась к нему и снова замерла. — Я не знаю, что мне делать, — прошептала она через несколько минут.
Что он мог сказать? И даже сделать? Он не мог остаться с ней надолго, он даже не мог позвать её в свой дом, потому что дома у него больше не было, он даже не мог завести его, потому что условия его освобождения включали пребывание по месту жительства Мальсибера — и он был связан этим по рукам и по ногам. А в чужом дом никого не приглашают…
Если бы проблема была в том, что ей негде было жить, он бы без труда её решил, но дом у неё был — не в этом было дело.
— Я думаю, заклятье нужно снять, — сказал он тихо.
— Конечно, — равнодушно отозвалась она. И прошептала: — Мне очень страшно.
— Я понимаю, — он неуверенно и очень осторожно приобнял её за плечи, и она вдруг развернулась и уткнулась лицом в его плечо.
— Я совсем одна, — проговорила она тихо.
— У тебя есть братья, — сказал Эйвери.
— Я им не нужна, — ответила Эннора. — Я им не нравлюсь. Я их раздражаю. Они почти не общаются со мной — их жёны обо мне даже не знают. И дети. И они меня чуть-чуть боятся. И они на самом деле считают меня чудовищем.
— Конечно, нет! — уверенно возразил Эйвери. — Нет, что ты!
— Ты не можешь отрицать то, чего не знаешь, — сказала она, отпуская пса и очень легко, почти невесомо обнимая его. — Ты добрый.
— Я просто… — он смешался. — Я просто очень хочу тебе помочь. Я тоже виноват перед тобой, — расстроенно прошептал он.
— Почему? — спросила она очень спокойно.
— Мне нужно было рассказать про тебя сразу, — с болью проговорил он. — Ещё когда меня арестовали. Меня же тогда допрашивали. А я не сказал.
— Почему? — спросила она снова, и он вдохнул:
— Не знаю. Я себя всё время об этом спрашиваю, но я правда не знаю. Прости меня, пожалуйста.
— Ты меня не обижал, — ответила Эннора с удивлением. Помолчала, а потом погладила его легко по голове. — Ты очень расстроен, — констатировала она. — Потому что ты тогда не рассказал охотникам про меня?
— Аврорам, — тихо поправил он. — Они авроры. Нет никаких охотников. Да, поэтому.
Она не ответила, и какое-то время они сидели молча, почти обнявшись и так замерев. Пёс, между тем, тихо спрыгнул с кровати — только когти чуть слышно цокнули о пол — и пошёл осматриваться и обнюхивать незнакомое место.
— Я думаю, так получилось лучше, — сказала наконец Эннора. — Если бы ты рассказал тогда, что бы со мной было?
— Я не знаю, — подумав, ответил Эйвери. — Я… я даже не знаю, сколько тебе лет, — признался он. — И тогда было.
— Мне двадцать два, — ответила она. — Сейчас. Когда арестовали папу, мне ещё не исполнилось шестнадцать.
— Тогда тебя бы братьям отдали, — сказал он. — Ну, кому-нибудь из них. Ты бы ещё была несовершеннолетней.
— Я не хочу к братьям, — Эннора села и спросила: — А как это — видеть?
— Я… я не знаю, как это объяснить, — он совсем растерялся. — Это… это просто совсем по-другому.
— И я стану другой? — спросила она скорее с любопытством.
— Наверное, — согласился он. — Ты… ты уже решила?
— Да, — Эннора вскинула голову. — Я хочу снять заклятье, — она протянула руку и, чуть пошарив по стене, нащупала шнур и решительно потянула за него.
Смену Робардс прислал быстро — двух дежурных из отряда ДМП. Сдав пост, Лестрейндж спросил:
— Ну что — Даймонд или Челси? С кого начнём?
— Наверное, с Челси, — решил Гарри. — Она там целый год жила.
— Согласен — и потом, Даймонду надо выспаться: три недели под амортенцией выматывают. Ничего, проснётся — и будет в полном порядке… и, кстати, память стирать даже не придётся.
— И опрашивать его бессмысленно, — утвердительно проговорил Гарри. — Только как его тогда вернуть?
— Оставим в маггловской больнице, — сказал Лестрейндж. — Оглушим слегка, чтобы был дезориентирован — они дальше разберутся. Обливиаторы, конечно, его проверят, но я думаю, там чистить нечего. Три недели — в общем-то, легко отделался. Я бы предложил сначала зафиксировать всё с ним связанное в протокол, а потом заняться Челси — с ней будет сложнее.
Спорить Гарри не стал, и они, пройдя по коридору, вошли в крохотную палату, которую, похоже, создали специально для Даймонда просто с помощью чар расширения, наспех отгородив получившееся пространство тонкими перегородками. Впрочем, Даймонду это было безразлично: он крепко спал, и вся работа Гарри и Лестрейнджа состояла в нудном оформлении бумаг и фиксировании показаний целителей.
Провозились они довольно долго — и ещё не закончили, когда к ним заглянула медиковедьма и сказала:
— Вас зовёт целитель Уингер.
— Быстро она, — заметил Лестрейндж. — Благодарю, мы сейчас будем.
Они вернулись в кабинет Уингера, где застали ещё нескольких целителей и Эннору с Эйвери — и, разумеется, с собакой, невозмутимо сидевшей у самых её ног. На сей раз Эннора сидела на высоком табурете, Эйвери же стоял рядом с ней, и она держала его за руку.
— Здесь будут присутствовать авроры, — предупредил её Уингер. — Лестрейндж и Поттер. Мисс не против?
— Всё равно, — ответила она.
Её лицо казалось бесстрастным, но губы чуть подрагивали, и от этого она почему-то выглядела очень беззащитной.
— Тогда начинаем, — сказал Уингер. — Мисс Джервис, вы должны понимать, что мгновенно зрение к вам не вернётся. Вы, бесспорно, будете видеть свет и тени… или, может, силуэты, но на то, чтобы оно полностью восстановилось, нужно время: ваши нервы и часть вашего мозга всё это время не работали, и им нужно время, чтобы научиться. Мы не знаем сколько — может, месяц, может, три. Опять же, мы не знаем, насколько ваше зрение будет полным, так что ничего вам обещать тут не могу.
— Я вас поняла, — сказала Эннора.
— У вас в ближайшие дни может болеть или кружиться голова, — продолжил Уингер. — Это нормально, но вы всё же обязательно должны сказать об этом мне — и делать это каждый раз, когда это случится. Так же вас может тошнить — и это тоже норма, и вы тоже должны сообщать об этом. Хорошо?
— Да.
— Начинайте уже! — не выдержал Эйвери, но Уингер, разумеется, не обратил на него внимания.
— Это не должно быть больно, полагаю, — сказал он. — Но может оказаться неприятно или странно. Вы готовы?
— Да.
— Начнём. Пожалуйста, откройте глаза и постарайтесь их держать открытыми. Моргать можно.
Гарри с Лестрейджем видели Эннору сзади и немного сбоку, так что могли следить, в основном, за целителями — и, прежде всего, конечно, за Уингером. Тот колдовал уверенно и очень сосредоточенно, и это само по себе было просто красиво, но когда к нему присоединились другие целители, Гарри просто замер, совершенно очарованный. Он никогда прежде не видел такой тонкой и согласованной работы — а ведь они даже ничего не обсуждали!
А потом Эннора слегка… нет, не вскрикнула — громко вздохнула, тихо ахнул Эйвери, и Уингер, не прекращая колдовать, произнёс удовлетворённо:
— Ещё совсем чуть-чуть, — и Гарри понял, что всё получилось.
Наконец, целители опустили палочки, и Уингер, вглядываясь в лицо Энноры, проговорил очень довольно, сильно приглушая в кабинете свет:
— Ну вот и всё. Вам сейчас понадобится это, — он извлёк из воздуха тёмные очки и вложил их в руки Энноре. — Но это чуть позже — пока просто посидите, привыкая. Если свет мешает вам — скажите, я приглушу ещё. И вам сейчас необходимо отдохнуть.
Она молчала, зато восхищение, восторг и радость, написанные на лице Эйвери, говорили лучше всяких слов.
— Ну что, — спросил Лестрейндж негромко, — в аврорат? Или подождём ещё?
— Подождём, — взмолился Гарри, и Лестрейндж кивнул.
Целители, о чём-то тихо переговариваясь, разошлись, оставив хозяина кабинета наедине с аврорами и пациенткой и её сопровождающими. Эннора продолжала сидеть на табурете, ощупывая своё лицо и вертя головой — словно бы оглядываясь.
— Удачно? — спросил Лестрейндж Уингера, и тот кивнул довольно:
— Разумеется. Но ей понадобится время для адаптации — и я настаиваю, чтобы она провела его здесь, под присмотром.
— Разумеется, — повторил за ним Лестрейндж. — Пост мы оставляем, но, я думаю, в сопровождении мисс Джервис вполне может погулять по клинике. Когда ей можно будет выйти на улицу, сообщите нам.
— Непременно, — пообещал буквально источающий самодовольство Уингер. — Заключение вам срочно надо?
— Можно вечером, — заверил его Лестрейндж. И спросил: — Мисс Джервис, как вы?
— Я… Я не знаю, — неуверенно ответила она. — Это… странно.
— Мы сейчас оставим вас, — сказал Лестрейндж, — но наши коллеги дежурят в коридоре. Пока мы просим вас не выходить без их сопровождения.
— Да, — отстранённо отозвалась Эннора, и было очевидно, что её сейчас интересует только её новое состояние.
— Идём, — негромко позвал Лестрейндж, и они с Гарри ушли заканчивать оформление бумаг по Даймонду.
Если с Даймондом Гарри с Лестрейнджем закончили пусть и не быстро, но, по крайней мере, без проблем, то с Челси всё оказалось непросто. Её ничем вроде бы и не опаивали, и память не стирали, но то ли запугали, то ли наложили какое-то пока не идентифицированное ими заклятье — так или иначе, Челси не желала разговаривать ни с кем и твердила только, что ей нужно к Энноре. Успокоить её у целителей не получилось и её пока что усыпили — и немолодая седоватая целительница отказалась пока её будить:
— Мы пока с ней не закончили. Я почти уверена, что какое-то воздействие имело место, и нам нужно время, чтобы его обнаружить. Если вы, конечно, сами нам не скажете.
— Скорей всего, не скажем, — ответил Лестрейндж. — Что же, пускай спит — мы зайдём завтра. Спешки уже нет.
Они неторопливо двинулись к лифтам. Спустились вниз, вышли из Мунго и аппарировали к министерству. В Атриуме было непривычно оживлённо, и только тут Гарри, посмотрев на часы, понял, что голоден: обед уже заканчивался, а встали они все сегодня рано и позавтракали тоже. Однако Гарри очень хотелось увидеть миссис Джервис, а, поскольку Лестрейндж не обнаруживал желания сперва поесть, Гарри решил, что он пока потерпит. Однако сперва они пошли в отдел — и Праудфут их встретил восклицанием:
— Смотрите, что мы там нашли!
Он указал на стол отсутствующего сейчас Сэвиджа, на котором стояло четыре то ли больших деревянных шкатулки, то ли небольших сундучка — деревянных и на вид весьма искусно сделанных.
— У Джервисов? — удивился Лестрейндж, быстро подходя к столу, пока Гарри пытался вспомнить, что ему эти шкатулки напоминают. — Четыре ларца смерти?
— И заготовки ещё, — возбуждённо сказал Праудфут. — На самом деле, их там больше — вон, лежат, — он указал в угол, где стоял тёмный сундук с большим замком — сейчас тот был открыт.
— Очень надеюсь, что здесь все, — Лестрейндж коснулся пальцами одной из шкатулок. — Неиспользованные?
— Похоже, — согласился Праудфут. — Мы не открывали — пусть эксперты смотрят.
— Как интересно, — Лестрейндж взял одну из шкатулок. — Как ты думаешь, сколько такая может стоить?
— Много, — уверенно ответил Праудфут. — Ведь идеальное убийство.
— И началось с члена Визенгамота… вернее, его родственника, — задумчиво проговорил Лестрейндж. — Надо дела поднять.
— Роберт пошёл, — сказал Праудфут.
— И застрял, — засмеялась Гор. — Нет, правда — его уже, наверное, час нет.
— Так четырнадцать дел поди найди, — заметил Праудфут. — Застрянешь тут. Надо было Джона посылать, — он посмотрел на Долиша, и тот кивнул, посмеиваясь.
— Да вернётся, ничего, — Лестрейндж поставил шкатулку обратно. — Боюсь, миссис Джервис вряд ли выберется из Азкабана. Как же мы их не нашли-то в девяносто восьмом? — пробормотал он с досадой. Потом подошёл к сундуку, вытащил замок, откинул крышку и заглянул внутрь. — Детали, — сказал он. — Интересно, кто их собирал… ну что, идём поговорим? — спросил он Гарри.
— Вы обедали? — перебил его Праудфут, и Гарри ответил быстрее, чем Лестрейндж открыл рот:
— Нет!
— Имей совесть, а, — упрекнул Лестрейнджа Праудфут, указывая на Гарри. — Не убежит твой Джервис — мы там чар ещё навесили и на его камеру, и на её. Идите покормитесь.
— Как это было? — спросил Гарри, и Праудфут с удивлением осведомился:
— Что? Как чары вешали? Ну… взяли палочки…
Он засмеялся, и Гарри понял, что никто из них, кажется, не знает о заклятье. Почему же Робардс не сказал им? Или он только Сэвиджу сказал?
— Гавейн не рассказал? — спросил Лестрейндж.
— Видимо, нет, — ответил Праудфут. — Про что?
— Про некое заклятье, — ответил Лестрейндж и спросил у Гарри: — Идём, может быть, и в самом деле пообедаем? Заодно проведаем Урсулу Джервис.
— Какое заклятье-то? — спросил Праудфут, но Лестрейндж лишь загадочно улыбнулся и вышел — и Гарри, скопировав выражение его лица, поспешил за ним.
Гарри очень хотел увидеть миссис Джервис — и немного этого боялся. Он пытался представить себе, что она должна ощущать сейчас — и не мог. Просто не мог: в его голову то, что она сделала с собственной дочерью, просто не вмещалась. Он бы, может, понял, будь это какая-нибудь сторонняя девочка — но она же родила её! И ещё вынашивая, знала, на что обрекает. А сейчас к ней всё вернулось — и она… что? Что с ней было, когда свет померк?
Они дошли до приготовленной для Урсулы Джервис Гарри камеры и остановились. Лестрейндж отпер дверь — ему пришлось немного повозиться с заклинаниями, ворча себе под нос что-то вроде: «Намудрили» — и, открыв её, первым вошёл в камеру.
Урсула Джервис лежала на койке, накрывшись одеялом с головой и отвернувшись к стенке.
— Миссис Джервис, сядьте, — велел Лестрейндж, но она даже не пошевелилась. — Мне бы не хотелось принуждать вас, — сказал он, — поэтому я попрошу ещё раз: сядьте.
Но она не шевелилась. Лестрейндж подошёл к ней и взял за плечо — и Гарри даже сквозь одеяло заметил, как она сопротивляется, не желая следовать за его рукой.
Лестрейндж вопросительно взглянул на Гарри и чуть ощутимо качнул головой. Гарри кивнул, и Лестрейндж убрал руку и сказал:
— У нас есть к вам много вопросов — и вам придётся отвечать на них. Поверьте, для вас самой будет значительно проще сделать это добровольно. Я не предвижу проблем в получении согласия Визенгамота на использования Веритасерума и легиллименции.
Она так и не пошевелилась, и не знай Гарри о заклинаниях, которые бы просто не позволили ей навредить себе, он бы заволновался.
— Мне всё же нужно кое-что проверить, — сказал Лестрейндж, указав на Джервис палочкой и откидывая с неё одеяло, а затем медленно разворачивая её к ним с Гарри лицом.
Глаза Урсулы Джервис были плотно закрыты, и Лестрейндж попросил, не опуская палочки:
— Откройте глаза, миссис Джервис. — Он подождал немного и, не получив реакции, продолжил: — Откройте их сами, или это сделаю я.
Она не шелохнулась, и Лестрейндж указал палочкой на её веки.
Это выглядело жутко. Вроде бы он ничего особого не делал — даже не похоже, чтобы ей было больно, но Гарри едва заставил себя смотреть, как разжимаются мышцы вокруг глаз и медленно поднимаются веки.
Под которыми обнаружились водянистые серо-голубые глаза без зрачков. Одна радужка — и покрасневшие, видимо, от слёз, белки.
Лестрейндж убрал палочку, и Джервис тут же зажмурилась и отвернулась, судорожно натянув одеяло на голову.
— Вашей дочери вернули зрение, — тихо проговорил Лестрейндж, — которое вы у неё отняли. Справедливость восстановлена.
Он развернулся, и Гарри с Лестрейнджем ушли, задержавшись по дороге к лифтам у дежурного и оставив у него запрос на срочное посещение целителя с указанием в качестве желаемой кандидатуры Уингера.
А затем они наконец пошли в столовую, где было уже совсем немноголюдно: у многих отделов в министерстве время обеда было фиксированным, и оно уже закончилось. Правда, и еда осталась далеко не вся, так что им пришлось удовлетвориться бифштексами, которые здесь всегда почему-то получались жёсткими, и жареной картошкой. Впрочем, Гарри было уже всё равно, и, буквально накинувшись на еду, закончил с ней так быстро, что ему пришлось ждать, пока доест Лестрейндж.
— Не смотри на меня, — сказал тот в какой-то момент. — Я часто забываю пообедать — но я старше тебя в два раза, и всегда был к еде довольно равнодушен. Не бери с меня пример.
— Угу, — ответил Гарри. — И вот я уйду — а ты пойдёшь допрашивать Джервиса.
— Это действительно проблема, — согласился Лестрейндж. — Может быть… — он глубоко задумался, пока Гарри старательно давил рвущийся наружу смех. — Возможно, ты бы мог попросить меня немного подождать? Например, сказать, что ты пошёл обедать и хотел бы поучаствовать в допросе?
Гарри всё-таки не выдержал и расхохотался, глядя на невозмутимо-внимательное лицо Лестрейнджа, и пообещал:
— Договорились!
— Я думаю, это должно сработать с остальными, — заметил Лестрейндж. — Возможно, кроме Роберта — но тут по ситуации. Нам предстоит тяжёлый вечер, — предупредил он. — Урсула добром говорить не будет — попробуем с веритасерумом, а там посмотрим. Но разрешение Гавейн добудет… я надеюсь — хорошо если к среде, так что мы начнём с Джермейна. И я думаю, что это будет тяжёлый разговор.
— Может, тебе лучше одному? — спросил Гарри, и Лестрейндж возразил:
— Во-первых, это нарушение протокола. А во-вторых, мы никогда не были не то что близки — мы едва знакомы. Готов?
Они вернулись, и сначала подготовили допросную, заблокировав возможность сделать стены прозрачными или хотя бы услышать, что происходит внутри, а затем отправились за Джервисом.
Тот тоже лежал на койке, но, в отличие от супруги, среагировал на вошедших и послушно встал, позволил заковать себя и пошёл в допросную. Там так же послушно сел — и замер, глядя отсутствующим взглядом то ли перед собой, то ли на свои прикованные руки.
— Тридцатое августа две тысячи четвёртого года, шестнадцать часов восемь минут. Британский Аврорат, старший аврор Радольфус Лестрейндж, младший аврор Гарри Поттер. Допрос Джермейна Джервиса. Два часа назад с Энноры сняли заклинание.
Джервис закрыл глаза и медленно и тяжело вздохнул. Медленно провёл пальцами по скобе, к которой были прикованы его руки, и снова замер.
— Видит она пока не очень хорошо, но это дело времени, — продолжил Лестрейндж. — Ты сам расскажешь, что именно произошло с ней, или нам спросить твою жену?
— Не трогайте Урсулу, — сказал Джервис. — Я сам всё расскажу. Её не трогайте.
— Как скажешь, — согласился Лестрейндж. — Говори.
— Это было в начале восемьдесят второго, — начал Джервис, помолчав немного. — Лорд тогда исчез, и воцарился хаос. Я, конечно, оправдался, и всё вроде стало затихать — а потом твоя родня устроила этот бардак с аврорами… как их… я не помню — и всё закрутилось снова. Кто и где узнал, что у меня метка, я не знаю, но нашёлся мститель, — его лицо на мгновенье исказила ненависть. — Трусливый мелкий пёс — ко мне он не пошёл. Он подкараулил Урсулу и проклял её — и она ослепла. Хорошо, что ей хватило сил и мужества аппарировать домой.
Это его «конечно, оправдался» царапнуло Гарри. Ну конечно же он оправдался — как и все вроде него. И им, конечно же, поверили.
Но куда болезненнее было услышать «бардак с аврорами… как их… я не помню». Гарри понимал, что Фрэнк и Алиса были для Джервиса просто какими-то аврорами, понимал, что прошло уже почти что четверть века, понимал, что тот вообще не должен помнить имя, которое и слышал-то, возможно, только один раз и на чужом процессе — и всё равно это было тяжело. Наверное, потому что Гарри понимал, что при других обстоятельствах этот Джервис запросто пришёл бы сам к ним и убил — и для него они бы оставались «какими-то аврорами», чьё имя ему попросту не нужно и не интересно.
— Почему ты не пришёл к нам? — спросил Лестрейндж, и Джервис вскинул брови:
— К вам? — спросил от с удивительным презрением. — Ты серьёзно? И что вы сделали бы? Поймали паршивца и посадили на пятнадцать лет? И что мне с этого? Что ей с этого? Меня прежде всего заботила жена, а поймать мерзавца я и сам мог.
— И поймал? — спросил Лестрейдж, и Джервис пожал плечами:
— Да какая разница. Мы перепробовали всё, были у десятков целителей на континенте — но никто нам не помог. Заклятье не снималось. Пока я не нашёл возможность, — его верхняя губа чуть дёрнулась. — Поверь мне, это было тяжёлое решение — но другого варианта просто не было.
— Конечно, — нейтрально проговорил Лестрейндж.
Гарри понимал, конечно, что сейчас их задача — получить показания, а не читать мораль Джервису, но сам он бы вряд ли мог с ним говорить спокойно.
— Урсула… в общем, согласилась, — продолжил Джервис. — Я убедил её — тоже непросто. Хорошо хоть мальчики уже были большими и учились в школе — можно было скрыть беременность, по крайней мере, её вторую часть.
— Сразу получилось? — по-прежнему нейтрально осведомился Лестрейндж, и Джервис ответил:
— Нет, конечно. Мы проводили ритуалы на зачатие — но получались мальчики. Два раза. На третий повезло — и время оказалось удивительно удачное, как на заказ. Сентябрь.
— Мальчиков абортировали? — уточнил Лестрейндж и даже пояснил: — Это для протокола.
— А куда их? — с горечью ответил Джервис. — Не думай, что мне это далось легко, — добавил он, и Лестрейндж кивнул. — Но нам требовалась девочка. Когда стал ясен пол, я провёл ритуал — осталось ждать.
— А мальчики? — спросил Лестрейндж. — Они же летом были дома и видели, что с матерью что-то не то.
— Подростки, — сказал Джервис. — Они встречались с ней только за обедом — что там видно? Иллюзии, совсем несложной, нам хватало.
— Понятно, — ответил Лестрейндж. — Продолжай, пожалуйста.
А Гарри просто онемел. Подростки… Два мальчишки целых два месяца не замечали, что их мать слепа? Встречая её каждый день? И как вообще возможно видеть маму только за обедом? У него, к примеру, с тёткой были не самые простые отношения — но Гарри даже вообразить не мог, что он бы не заметил что-нибудь подобное, вернувшись летом. Что это вообще за семья такая?!
— Она должна была просто родиться, — помолчав, заговорил Джервис, и теперь его голос звучал глуше. — И забрать проклятье. И тут же умереть — я бы её развеял, и мы бы просто жили дальше. Никто бы не узнал. Я привёл уже старую, но опытную повитуху. Роды прошли отлично — очень быстро. Она закричала и глаза открыла — я увидел, как исчезают у неё зрачки… я должен был убить её тогда же, — его верхняя губа вновь дрогнула. — Но у меня рука не поднялась. Я просто не смог.
Он замолчал, снова глядя прямо перед собой в пространство. Лестрейндж молчал, и на его лице застыла маска профессионального внимания, а Гарри трясло. Наверное, он должен был бы чувствовать что-то другое, какое-то сочувствие, или хотя бы понимание, но его просто трясло от отвращения, и всё. «Она должна была просто родиться — и тут же умереть». Так просто.
— Ты взял её на руки? — спросил Лестрейндж.
— И положил ей руку на лицо, — ответил Джервис. — И не смог продолжить. Её нельзя было убивать магически, иначе ничего не получилось бы — только руками. Даже не ножом. И я не смог, — повторил он. — Потом повитуха забрала её и положила Урсуле на грудь — я даже не успел её остановить — и всё. Мы так и не смогли.
— Что стало с повитухой? — спросил Лестрейндж, и Джервис сморгнул:
— Что?
— Что стало с повитухой? — повторил Лестрейндж.
— Да ничего, — ответил Джервис. — Стёр ей память и отвёл обратно. Верней, наоборот, конечно. Волшебница же — её бы обыскались. Зачем нам проблемы. Урсула не могла её кормить, конечно — я нашёл магглу, только что родившую, и она Эннору выкормила. Она росла такой… ты знаешь, девочка — это совсем не то, что мальчик. Совсем другая, — его лицо потеплело, и губы тронула едва заметная улыбка. — Я сам не понял, как к ней привязался.
— А твоя жена? — спросил Лестрейндж.
— Ей было тяжело, — ответил Джервис. — Сам подумай, — он посмотрел на Лестрейнджа, и тот спокойно встретил его взгляд. — Она же понимала, что сделала со своей дочерью — и каково ей было жить с этим? Она очень старалась, но ей было сложно.
— Когда вы рассказали сыновьям? — спросил Лестрейндж — и Гарри благодарил всех богов на свете, что это не он ведёт допрос. Потому что всё внутри него бунтовало против этих слов: «ей было сложно»! «Каково ей было с этим жить»! Ну так не жила бы! Так. Кто её неволил?
Кто-нибудь из них вообще подумал, каково было Энноре?!
— На следующее лето, — ответил Джервис. — Объяснили им, что на их сестре — семейное проклятье, и что если об этом кто-нибудь узнает, ни одна хоть сколько-нибудь приличная девушка за них замуж не пойдёт, хотя оно и передаётся только по прямой линии. То есть их дети его унаследовать не могут, об этом им не нужно волноваться. Но никто не станет рисковать — и будет для всех лучше, если об Энноре не узнают. Они были уже взрослыми и поняли — и с этим проблем не было. Сама она их не особенно интересовала — они почти не общались.
— Они знали про рабов? — спросил Лестрейндж, и Джервис предсказуемо ответил:
— Нет, конечно. Про них знали только мы с Урсулой.
— А твоя мать знала? — спросил Лестрейндж, и Джервис слегка — хотя, может, Гарри и почудилось — вздрогнул:
— Нет.
— Она вообще знала про Эннору?
— Нет, — опять ответил Джервис, и теперь Гарри ему поверил.
— Почему?
— Её больше интересовали внуки, чем Урсула, — ответил Джервис.
— А тебя — жена, — утвердительно проговорил Лестрейндж.
— Я люблю Урсулу, — серьёзно проговорил Джервис и посмотрел на Гарри. — Вы-то это вряд ли понимаете, — сказал он ему. — А ты? — спросил он Лестрейнджа. — Ты бы сделал это для своей Элизабет?
— Нет, — ровно ответил Лестрейндж. — Как, впрочем, и она.
— Ты просто не был в такой ситуации, — усмехнулся Джервис. — Вы оба не были. Поверь, когда случается такое, ты обнаруживаешь в себе много нового.
— Возможно, — не стал спорить Лестрейндж. — Что стало с кормилицей?
— Она же стала нянькой, — ответил Джервис. — Она была с Эннорой довольно долго — осталась бы и дольше, но однажды попыталась убежать вдвоём с ней. Пришлось найти другую.
— Что с ней стало? — повторил Лестрейндж.
— Вылил в море, — пожал Джервис плечами. — Предвосхищу вопрос — так же, как и остальных. Я так понимаю, ты сейчас захочешь знать, сколько их было?
— Да, — ответил Лестрейндж вполне доброжелательно.
— Было ещё восемь… нет — девять взрослых рабынь, — принялся перечислять Джервейн, — пятнадцать детей — девять девочек и ещё шесть мальчиков — и шестнадцать мужчин. Мужчины ломались раньше, — добавил он. — Женщины вообще выносливее в таких обстоятельствах. Это на момент моего ареста, разумеется — дальше я не знаю. Когда меня арестовали, с Эннорой был учитель математики и учительница биологии — это всё маггловское, разумеется, — он снова усмехнулся. — Не ожидал?
— Нет, почему, — возразил Лестрейндж. — Разумно.
Странно, как-то отстранённо подумал Гарри. Идейный Пожиратель — и маггловские науки. Почему так?
— Они же ей служили, разумеется, — продолжил Джервис. — Арифмантикой и чарами я сам с ней занимался. И трансфигурацией. Руны с ней учила Урсула. Ещё была подружка — девочка-магглянка её лет.
— Находил их ты?
— Конечно, — подтвердил Джервис. — И ликвидировал. Ну не Урсуле же это делать.
— Конечно, — согласился Лестрейндж. — Где вы взяли палочку?
— В Испании, — ответил Джервис. — Когда Энноре исполнилось одиннадцать, мы побывали с ней в Мадриде, и там купили. Подобрали сразу.
— Из чего она? — зачем-то спросил Лестрейндж.
— О, это необычно, — слегка оживился Джервис. — Виноградная лоза и волос единорога. Местного, как я понимаю. Было так необычно: палочка заискрила в своей коробке, едва мы вошли, а затем коробка просто выпала. Мастеру даже не пришлось Эннору осматривать. Вы разве не осматривали её палочку?
— Нет, мы пока её не забирали, — кажется, ответ Лестрейнджа озадачил Джервиса. — Но давай к рабам вернёмся. Ты всех убивал?
— А что с ними ещё делать? — пожал Джервис плечами. — Они магглы. Менталистика мне никогда не давалась, а простой обливиэйт всегда можно снять — зачем мне было рисковать?
Гарри под столом впился ногтями себе в ладони, чтобы удержать на лице нейтральное выражение лица. Действительно, подумал он язвительно и горько, что с ними ещё делать? Магглы же. Зачем же рисковать?
— Нам необходимо всех их идентифицировать, — сказал Лестрейндж. — Ты помнишь имена?
— Наверное, вспомню, — с некоторым сомнением ответил Джервис. — Можешь мне оставить пергамент и перо — я до утра подумаю. До завтра.
— Хорошо, — Лестрейндж был на удивление покладист. — Тогда мы, в целом, пока закончили. Допрос закончен в семнадцать часов одну минуту. А теперь без протокола, — продолжил он. — Послушай и подумай. Я могу устроить вам с Урсулой встречу… ну, почти. Дам вам поговорить.
— Ты можешь, — подтвердил Джервис с откровенным удивлением. — И сделаешь? Что ты за это хочешь?
— Чтобы ты ей объяснил, что такое допрос с легиллименцией, — доброжелательно ответил Лестрейндж. — И с веритасерумом. Ей это предстоит, если она заговорит.
— Она Фадж, — напомнил Джервис, и Лестрейндж пожал плечами:
— Да хоть Шеклболт. Сорок одна жертва. Пятнадцать детей. И это заклятье. Визенгамот нас ещё будет уговаривать, ты понимаешь?
— Ей очень тяжело сейчас, я думаю, — Джервис нахмурился. — Оставь её в покое. Я же всё рассказал.
— Я не могу, — возразил Лестрейндж. — А тебе я предлагаю подумать сейчас не только о жене, но и о сыновьях. Если Урсула не заговорит, мы обвиним их в пособничестве. Видишь ли, — благожелательно проговорил он, слегка наклоняясь к Джервису, — с Эннорой нашли совершенно других магглов. Никаких учителей или подружек. Так что если твоя жена не заговорит, мы предположим — вполне логично — что похищениями занимались ваши сыновья. Ну не Фадж же, — он усмехнулся. — А так — твоя дурная кровь. Думай.
— Ты ставишь меня перед жутким выбором, — медленно проговорил Джервис. — Ты это понимаешь?
— Разумеется, — Лестрейндж слегка склонил голову.
— Ты сам-то что бы выбрал? — спросил Джервис. — Элизабет? Или ваших дочек?
— Мне не придётся выбирать, — спокойно сказал Лестрейндж. — Никогда. А тебе — да, — он поднялся. — Но ты можешь не делать выбор, и его сделаем мы. Сейчас мы сходим на обед, а ты подумай — я зайду к тебе примерно через час. Идём, — он встал и отстегнул кандалы Джервиса от скобы.
Когда Гарри с Лестрейнджем проводили Джервиса и заперли в камере вместе с чистым пергаментом и пером с чернильницей, они остановились возле его двери и некоторое время там стояли. Потом Лестрейндж сказал:
— Я через полчаса вернусь — проверишь пока, не пришёл Уингер?
— Да, конечно, — Гарри ответил так встревоженно, что Лестрейндж мягко хлопнул его по плечу и повторил:
— Я скоро вернусь, — и ушёл, оставив Гарри укладывать в голове всё то, что он сейчас услышал и переживать за Лестрейнджа.
Уингера Гарри как раз застал в камере Урсулы Джервис, и тот, завидев Гарри, подтвердил:
— Да, всё правильно: заклятье вернулось к той, на кого было наложено.
— Мы будем ждать ваше заключение, — сказал ему Гарри, смотря на Джервис. Та сидела на койке, вцепившись в её край, и её поза навела Гарри на мысль, что Уингер её как-то зафиксировал — не обездвижил полностью, а вынудил принять такое положение. — В остальном с ней всё в порядке?
— Физически — да, — ответил Уингер. — Но меня тревожит её психическое состояние.
— Конечно, — Гарри даже удивился, насколько холодно прозвучал его ответ.
— Я пришлю зелья — ей нужно будет принимать их, — сказал Уингер. — Проследите.
— Разумеется, — пообещал Гарри.
Джервис вдруг повернула к нему голову и сказала сипло:
— Будь ты проклят, Гарри Поттер.
Не успела она договорить эту фразу, как Уингер буквально выбросил вперёд руку с палочкой в ней, и Гарри увидел, как на один миг между ним и Джервис что-то сверкнуло.
— Можно зафиксировать проклятье, — сказал Уингер. — Я засвидетельствую.
— Да, спасибо, — Гарри сам не знал, хочет ли он это делать, но на всякий случай пока не стал отказываться. У него ещё будет время подумать — немного, но будет.
— Я тебя всё равно достану, — с яростью и ненавистью проговорила Джервис. — И тебя. И Лестрейнджа. И Робардса. Ждите. Ждите! — прокричала она, резко вытянув правую руку с растопыренными пальцами в сторону Гарри. Воздух вокруг заискрился, и Гарри вспомнил: «аврора не так просто проклясть на работе» — вот теперь он впервые воочию увидел, как работает эта защита. И всё-таки ему стало не по себе, и когда они с Уингером вышли из камеры, Гарри даже подумал, не попросить ли того осмотреть себя, но всё-таки не стал.
— Вы поаккуратней на суде, — предупредил его Уингер. — Если что, потом зайдите — посмотрю.
— Да, разумеется. Спасибо.
Происшествие это произвело на Гарри тяжёлое впечатление, скрыть которое от Лестрейнджа ему не удалось. Тот действительно вернулся быстро, кажется, даже обещанного получаса не прошло, и выглядел вполне нормально.
— К Джервису пока что идти рано, — сказал он Гарри. — Что Уингер, был?
— Угу, — ответил Гарри, и добавил, спохватившись: — Был, да. Обещал до вечера прислать заключение.
— Что случилось? — негромко спросил Лестрейндж, отгораживая их с Гарри от коллег звукоизолирующими чарами.
— Да ничего, — поморщился Гарри. — Просто… да ну глупость.
— Расскажи, — то ли попросил, то ли потребовал Лестрейндж — и Гарри рассказал. — С инициацией, — поздравил его Лестрейндж иронично. — Привыкай — ещё наслушаешься. В аврорате наложить проклятье на аврора в связи с расследуемым делом почти невозможно — и уж точно не при Уингере. Я таких случаев даже и не помню. Это очень неприятно, да, — понимающе добавил он, но, в целом, по Лестрейнджу было видно, что его описанное не слишком взволновало — и это Гарри успокоило.
Едва Лестрейндж снял чары, уже вернувшийся Сэвидж спросил:
— Вы там закончили? Я спрашивал, кто у меня дело по ларцам смерти перехватит — ты или Катберт? Раз уж они нашлись у Джервисов.
— Давай я заберу, — предложил Лестрейндж. — Раз уж они нашлись у Джервисов.
— Бери-бери, — закивал Праудфут. — Раз уж они нашлись у Джервисов.
Все рассмеялись, и тут в кабинет влетела сова и, опустившись на стол перед Гарри, требовательно протянула ему лапу с привязанным к нему письмом. Гарри отвязал его, и сова нетерпеливо ухнула и клюнула его — весьма чувствительно — в руку, очевидно, требуя вознаграждения.
— А у меня ничего нет, — виновато сообщил ей Гарри.
— Держи! — Сэвидж тут же кинул в него орешком, и Гарри, поймав ядрышко в ладони, скормил фундук сове, которая осталась явно недовольной этим странным угощением. Так что, улетая, она снова Гарри клюнула и, что-то возмущённо прокурлыкав, покинула такой негостеприимный аврорат.
А Гарри развернул письмо. В нём содержались имена и адрес родителей Эндрю Беннета — и Гарри временно отвлёкся от болтовни вокруг, вкладывая письмо в папку с соответствующим делом. Он очень надеялся, что мистер и миссис Беннет не переехали — иначе придётся делать запрос магглам, а потом ждать. Скорее всего, долго, потому что дело срочным не было. Вообще-то, можно было успеть к ним даже сегодня: жили они в Нортгемптоне, который Гарри, в целом, неплохо представлял себе — туда можно было аппарировать, а улицу найти по карте серией коротких аппараций. Вечером бы и зайти туда… и, может, он узнает что-то.
— Занят? — спросил Лестрейндж, и Гарри помотал головой:
— Это не срочно.
— К Джервису пойдёшь?
— Пойду, — Гарри торопливо сунул папку в стол. — Ты специально про ларцы тогда его не спрашивал? — спросил он, когда они вышли из коридора.
— Тогда это было не наше с тобой дело, — ответил Лестрейндж. — Роберт его ведёт с самого начала — странно бы мне было лезть. Да и к слову не пришлось. Как думаешь, он согласится убедить жену дать показания?
— И она проклянёт тебя, — пробурчал Гарри.
— Лестрейнджа проклясть не так-то просто, — улыбнулся тот. — Ты опасаешься её? — спросил он, пристально поглядев на Гарри, так что тот даже смешался.
— Она была очень убедительна, — смутился Гарри.
— Будет повод проверить наши чары, — невозмутимо сказал Лестрейндж.
Они дошли до камеры, и он открыл её и остановился возле порога, молча глядя на сидящего на койке Джервиса. Тот тоже молчал, и это продолжалось, на взгляд Гарри, слишком долго — настолько, что он уже почти решился сам нарушить эту тишину, когда Лестрейндж всё-таки спросил:
— Решил?
— Пусть он выйдет, — потребовал вдруг Джервис, указав на Гарри. — Хочу с тобой поговорить. Наедине.
Лестрейндж посмотрел на Гарри вопросительно, и тот, кивнув, послушно вышел — и остановился в размышлении, делать ли стену прозрачной и звукопроницаемой, или не стоит. С одной стороны, Лестрейндж ему и слова не сказал, и право сделать это у Гарри, безусловно, было. С другой — Лестрейндж не подал ему никакого знака, а значит, не считал это, во всяком случае, необходимым. И что делать?
В конце концов Гарри решил просто подождать и, наколдовав себе стул, уселся возле двери.
Джервис же тем временем, дождавшись, пока Гарри выйдет, велел Лестрейнджу:
— Садись.
— Постою, — ответил тот, оставшись стоять возле двери, прислонившись плечом к стене.
— Сядь, — повторил Джервис, и Лестрейндж всё-таки наколдовал себе стул и опустился на него. — Я предлагаю сделку.
— Говори, — кивнул Лестрейндж.
— Я расскажу вам всё, что мне известно, — сказал он. — Действительно всё. Сдам всех — Малфоя, например. И тех, о ком вы даже не подозреваете. И артефакты сдам — похуже тех зеркал.
Он замолчал, внимательно глядя на Лестрейнджа.
— Ну продолжай, — кивнул тот. — Что ты за это хочешь?
— Женись на ней.
— Прости? — переспросил Лестрейндж, вскинув брови.
— Женись на Энноре, — серьёзно сказал Джервис. — Она прекрасная волшебница. Она умна. Она красавица. И она чиста. Она родит тебе детей — сколько захочешь. Сыновей родит — у нас, ты знаешь, мальчики рождаются.
Лестрейндж некоторое время молчал, и Джервис продолжил:
— Я отпишу ей дом. И половину содержимого нашего сейфа. Ты и так богат, и золото тебе не интересно, но я дам право выбрать — пойдёшь с ней, получишь артефакты, которых в мире больше нет. А дом достанется кому-нибудь из ваших сыновей.
— А её мнение тебя не интересует? — вежливо осведомился Лестрейндж.
— Перестань, — Джарвис поморщился. — Она не видела мужчин — ты станешь первым, кто обратит на неё внимание как на женщину. Она тебя полюбит, я уверен. А ты, если возьмёшься, будешь идеальным мужем — в этом я уверен тоже. Соглашайся — это выгодная сделка.
— Я понимаю, — помолчав, проговорил Лестрейндж, — ты хочешь позаботиться о ней. У меня другое предложение.
— Другого мне не нужно, — отрезал Джервис.
— Ты послушай, — мягко проговорил Лестрейндж. — Я пообещаю тебе позаботиться о твоей дочери. Дам слово, что буду опекать её столько, сколько ей потребуется. И дам ей возможность самой выбрать мужа и свою судьбу. Ты же сделаешь всё то, что обещал — мне как аврору, разумеется. Дом и сейф не моя забота.
— Нет, — упрямо сказал Джервис. — Меня это не устраивает.
— Что ж, — Лестрейндж поднялся и развеял стул. — Это твоё право. Значит, о ней позаботятся или её братья, или эльфы — если твои сыновья разделят с вами Азкабан. Ей двадцать два года — она взрослая.
— Она не может жить одна! — почти крикнул Джервис. — Ты не понимаешь?
— Я предложил тебе всё, что в моих силах, — ответил Лестрейндж. — Я не собираюсь вступать в брак, тем более, подобным образом. И полагаю, что твоя дочь заслуживает уважения. Она не кукла и не эльф, чтобы кто-то снова решал всё за неё. Дай ей жить уже.
— Она не сможет, — с болью проговорил Джервис. — Она никогда не сможет жить одна.
— Ты её недооцениваешь, — Лестрейндж вдруг улыбнулся. — Она прекрасно сможет всё на свете. Ты плохо знаешь свою дочь, — его улыбка стала ярче, и в устремлённом на него взгляде Джервиса зародилось недоумение. — В конце концов, нашла же она способ сообщить нам о себе, не так ли?
— Как? — тут же спросил Джервис, вскакивая. Теперь они стояли друг напротив друга, и Лестрейндж, похоже, не обращал внимания на сжатые кулаки Джервиса.
— Она прекрасно понимала, что вы лжёте ей, — ответил он. — И понимала, что сама не выберется. Ты её недооцениваешь, Джермейн. Она прекрасно справится со всем — а я ей помогу… если мы с тобой договоримся.
— Как вы узнали? — напряжённо повторил Джервис.
— У неё был друг по переписке, — улыбнулся Лестрейндж. — И в какой-то момент он пришёл к нам.
— Что? — ошеломлённо переспросил Джервис. — Друг… что? Какой переписке?
— Брайлем, — Лестрейндж снова улыбнулся. — Ты пока подумай, — сказал он. — И о моём предложении, и о супруге — я схожу проверю, выдали ли уже разрешение на её допрос с легиллименцией и веритасерумом.
С этими словами он и вышел, оставив Джервиса совершенно ошеломлённым.
Выйдя, Лестрейндж спросил Гарри:
— Ты смотрел?
— Нет, — ответил тот — и был вознаграждён искренней улыбкой:
— Спасибо. Это было личное, пожалуй… нам нужно погулять минут пятнадцать, может, полчаса — потом вернёмся и, возможно, он заговорит.
— Я хотел проверить адрес Беннета, — признался Гарри. — Если его родители на месте, я их быстро опрошу — или лучше завтра?
— Да нет, сходи, я подожду. Только не до ночи. Других зацепок нет?
— Да есть одна, — Гарри нахмурился. — Беннет вроде бы дружил ещё с МакНейром. Кроме Мюррея. Говорят, они могли сдружиться на почве рыбалки.
— Так, — сказал Лестрейндж, когда Гарри замолчал.
— Ну… вот, — Гарри слегка растерялся, потому что Лестрейндж смотрел на него вопросительно. — Он мог его убить.
— Зачем? — спросил Лестрейндж. Выглядел он озадаченным, и Гарри начал сомневаться в своей версии, которая вот только что казалась ему вполне стройной.
— Ну как зачем, — сказал он. — МакНейр же Пожиратель. Думаю, он ненавидел магглорождённых — вот и убил.
— А что ему мешало сделать это раньше?
Гарри замолчал, обдумывая этот простой вопрос. И чем дольше думал — тем яснее понимал, что ничего. Тем более, при такой работе. Свалил бы всё на какую-нибудь мантикору — да и всё.
— Не знаю, — наконец признался Гарри.
— Извини, — беззвучно рассмеялся Лестрейндж. — Я порой всё порчу.
— Да нет, я правда не подумал, — расстроенно ответил Гарри. — Просто… просто это выглядело так логично. Но ты прав: что ему мешало?
— Опять же, если он его ненавидел — сдал бы Беннета комиссии, — сказал Лестрейндж. — Это куда неприятнее, чем смерть. Но, впрочем, почему бы тебе с ним не поговорить? Закажи — пусть привезут.
— МакНейра? — с сомнением переспросил Гарри. — Стоит ли?
— Почему нет? — тоже спросил Лестрейндж. — Если Беннет сейчас не найдётся, надо же его как-то искать. Я тоже могу быть неправ.
— Я лучше схожу завтра, — решил Гарри. — Мы уже проболтали… сколько-то. Можно кофе пока выпить, — предложил он, и они решительно направились в сторону отдела.
Где, едва открыв дверь, оказались буквально оглушены женщиной, орущей на стоящую перед нею Гор:
— …милочка моя, не просто жалобу! Ты у меня отсюда вылетишь в два счёта — ишь, понабирали шлюх!!
Она вдруг замерла, окаменев, и Сэвидж, видимо, её и заморозивший, с огромным любопытством спросил Гор:
— А ты что ей сделала?
— Арестовала мужа, — расхохотавшись наконец, сказала та. — Вчера. Оставила тут на ночь. И вот пожалуйста.
— За что арестовала-то? — с любопытством осведомился Прауфдут.
— Ты не поверишь — за измену, — Гор снова засмеялась. — Там сложно. У него была любовница, она ему изменила, он её с её любовником заколдовал… а пёс их съел. Вернее, придушил и откусил совсем немножко. Неловко вышло, в общем.
— Чей пёс? — смеясь, спросил Сэвидж.
— Любовницы, — Гор, отсмеявшись, вытерла глаза. — На самом деле, совсем не смешно, конечно.
— В кого он превратил-то их? — не отставал от неё Праудфут, принюхиваясь к варящемуся у Лестрейнджа на столе кофе.
— Да в кроликов, — Гор вытащила из своего ящика печенье и хихикнула. — В, так сказать, соответствии с тем занятием, за которым их застал. А пёс там охотник, как раз норный… и, в общем, прыг-скок — и два трупа и совершенно ошалевший их убийца. А теперь вот и его супруга. Мерлин, ну за что мне это? — воскликнула она с шутливой жалобой. — Почему мне вечно достаются такие идиотские дела?
— Судьба, — авторитетно заявил Праудфут.
— Причём он же сам пришёл к нам, — продолжила она. — В полном ужасе и шоке.
— Много не дадут, — прокомментировал Сэвидж. — Если не было намерения, это, в сущности, несчастный случай. Он про пса-охотника знал?
— Клянётся, что нет, — ответила Гор. — Я, в целом, склонна согласиться… а, да, забыла — у любовницы же муж есть. Был. Есть… да ну, — она помотала головой. — Он, в общем жив. И дочка маленькая.
— Бывают же нормальные дела, — заметил Лестрейндж. — Любовница, любовник — обычные проблемы обычных людей. А не слепая дочь в подвале, которую родили, чтобы передать проклятье матери.
— Стоп-стоп-стоп, — перебил Сэвидж. — Чего-чего?
— А, в самом деле, вы ещё не в курсе, — Лестрейндж поднял крышку кофейника, и по кабинету поплыл аромат кофе. — С Эннорой Джервис оказалось всё гораздо интереснее, чем мы думали.
Пересказывая её историю, Лестрейндж отправил кофейник по кругу, а Гор так же запустила коробку с печеньем. Гарри его тоже взял, но ему кусок в горло не лез, так что он ограничился лишь кофе. Гарри слушал уже знакомую историю, и у него перед глазами стоял новорождённый Джеймс — он помнил, как держал сына на руках, такого крохотного, едва пришедшего в этот мир, и представлял, как Джервис стоит так же и смотрит в глаза дочки… как кладёт руку на её лицо…
Он так стиснул чашку, что кофе выплеснулся и обжёг его — Гарри тихо зашипел и полез в ящик за настойкой бадьяна. Зато это привело его в себя, и он, смазав покрасневшую кожу, допил кофе и принялся разглядывать коллег.
— Какой нас ждёт скандал, — прокомментировал рассказ умолкнувшего Лестрейнджа Сэвидж. — Ух, как я вовремя-то в отпуск ухожу, а!
— Да, ты счастливчик, — согласился Лестрейндж.
— Даже жалко — столько пропущу, — притворно вздохнул Сэвидж. — Но какая сука, а!
— Никакая сука никогда бы так не поступила! — возмутилась Гор. — Это чисто человеческое!
— Какая извращённая любовь бывает, — заметил Долиш. — Я про мужа.
— Да, — согласился Лестрейндж. — Джермейн, пожалуй, жену и вправду любит… если это слово здесь уместно.
— Думаешь, она сама рабов искала? — спросил Праудфут. — Без сыновей?
— Сомневаюсь, — ответил Лестрейндж. — Только доказать это будет очень сложно. Но мы попытаемся. Не уверен, правда, что задействованы были оба.
— Ну вот и узнаем, — сказал Праудфут. — А ты прочтёшь потом в отчёте, — добавил он ехидно Сэвиджу. — Через месяц. И мы, может быть, тебе расскажем. Если будешь хорошо себя вести.
— Да нужны вы мне, — буркнул Сэвидж с показным презрением.
— Вы на острова? — с улыбкой спросил Лестрейндж, и тот кивнул:
— Туда. Никакой работы. Никаких вызовов! Туда даже сова полдня летит, — проговорил он мечтательно.
— Это как сказать, — язвительно заметил Праудфут. — Если нас допустят в Азкабан — тебя всё же вызовут.
— Не порть мне настроение, — потребовал Сэвидж. — Не желаю даже думать о дементорах!
— Ни в коем случае! — заверил его Праудфут. — Ты же в отпуск, а не в отставку: тебе испортишь — а ты потом вернёшься мстить!
Лестрейндж, между тем, куда-то вышел — Гарри думал было побежать за ним, но затем решил, что тот не начнёт допросы без него. Так что он остался ждать и слушать шутливую болтовню коллег и наблюдать за ними.
Лестрейндж вернулся быстро, но никуда Гарри звать не стал, а вместо этого занялся ларцами смерти и бумагами, усевшись за стол Сэвиджа и с ним негромко обсуждая что-то. И хотя дело это было нужное и важное, Гарри не мог отделаться от ощущения, что тот просто тянет время. Но зачем? Минут через пятнадцать Лестрейндж ушёл снова — и, вернувшись, взял один ларец, прикрыл его наколдованной светлой тканью и позвал Гарри:
— Он будет говорить. Идём, послушаем.
— Где ты был? — спросил Гарри с любопытством, и Лестрейндж ответил:
— Ждал и проверял. И он готов нам что-то рассказать.
Джервис выглядел уставшим и каким-то постаревшим, но держался спокойно: дал себя заковать и вывести, а затем приковать к скобе, вопросительно поглядывая на вещь под тканью. И когда Лестрейндж, заведя протокол, снял её, кивнул.
— Ты знаешь, что это? — спросил Лестрейндж.
— Тихий убийца, — ответил Джервис.
— Расскажешь?
— Материалы мы нашли в Отделе Тайн, — сказал Джермейн. — Признаюсь, они попали ко мне почти случайно: их притащила твоя невестка, сама, кажется, не понимая, что это.
— Беллатрикс? — с удивлением переспросил Лестрейндж.
— Не знаю, где она взяла их и зачем, — ответил Джервис. — Могу предположить, что просто подобрала часть разлетевшихся бумаг во время налёта на невыразимцев — и среди них оказались очень любопытные чертежи. И комментарии. На латыни, так что проблем не было — я прочитал и заинтересовался.
— Как они к тебе попали? — спросил Лестрейндж. — Беллатрикс тебе их отдала?
— Нет, что ты, — усмехнулся Джервис. — Лорд, конечно. Сказал, возможно, я смогу сделать с этим что-нибудь толковое. Я и сделал.
— Это ты собрал шкатулки? — спросил Лестрейндж, и Джервис кивнул:
— Да. Сперва одну. Мы проверили, и когда убедились, что всё вышло, я их начал собирать. Это не так сложно — нужно только делать всё по схеме и вплести заклятье. Я так понимаю, вы нашли и схему?
— Сколько ты их сделал? — Лестрейндж проигнорировал его вопрос.
Джервис пожал плечами:
— Я не помню. Много. Я слегка увлёкся. Это очень успокаивает.
— Хотя бы приблизительно.
— Не помню, — вновь пожал плечами Джервис. — Я пробовал разные варианты и сочетания дерева. Потом начал вводить инкрустацию. Это кое-что меняло — так, детали… мелочи.
— Чего ты хотел добиться?
— Ничего конкретного, — Джервис вновь пожал плечами. — Просто наблюдал.
— А потом ты отдавал их Волдеморту, — сказал Лестрейндж.
— Да, он брал их, — согласился Джервис. — Но не все. Их ведь ещё подкинуть нужно.
— Сколько их осталось, когда тебя арестовали?
— Я не помню, — покачал головой Джервис.
Лестрейндж вдруг раздражённо откинулся на спинку стула и сказал:
— Джермейн, это не разговор. Я ведь тоже так могу. Желаешь?
— Я действительно не помню… — начал Джервис, и Лестрейндж поднялся, остановил Перо и навис над допрашиваемым:
— Довольно, Джермейн. Тебе придётся выбрать прямо сейчас. Или ты рассказываешь всё как есть, или мы заканчиваем это, и будет что будет. У меня нет ни желания, ни времени играть с тобою в игры: у нас полно дел. Не помнишь — понимаю, память — дело сложное. Тогда расходимся.
— Я не помню, — очень тихо произнёс Джермейн.
— Я тебе помогу, — тоже тихо проговорил Лестрейндж. — Как я уже говорил, в твоём доме нашли совсем других рабов и не нашли тех, что ты там оставил. А значит, кто-то убрал прежних и нашёл других. И не один раз: они менялись, не однажды, и мы это знаем. Твои сыновья теоретически могли не знать об этом — но не твоя жена. Она разделит Азкабан с тобой — надолго или навсегда, пока не знаю. Но разделит. Что будет с сыновьями — я пока не знаю тоже, но ей ты уже не поможешь. Сейчас я снова запущу перо и вновь задам вопрос, — он сел, — и ты ответишь. И если ты опять не вспомнишь, я допрос закончу и с тобою попрощаюсь, и что будет — то и будет, это дело не моё.
Лестрейндж вновь запустил Прытко пишущее перо и опять спросил:
— Сколько шкатулок оставалось, когда тебя арестовали?
— Я действительно не помню, — устало сказал Джервис. — Дай подумать.
— Думай, — согласился Лестрейндж.
Джервис откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Стало тихо. Время шло, и ничего не происходило; Гарри поглядывал на часы — минутная стрелка неторопливо двигалась, но, кажется, ни Лестрейнджа, ни Джервиса это не интересовало. Прошло, наверное, минут десять, когда Лестрейндж, наконец, сказал:
— Вставай. Вернёшься в камеру — думать и там можно. А у нас нет времени сидеть тут.
— Да, так, наверное, будет лучше, — согласился Джервис. — Дай мне пергамент и перо — я…
— А что ты сделал с прежними? — перебил его Лестрейндж, и Джервис досадливо поморщился:
— Ну да. Да, пергамент есть. Я, кстати, список наполовину написал. Дай мне до завтра время.
— Хорошо. До завтра.
Они вернули Джервиса в камеру, и на сей раз Лестрейндж оставался там не стал — закрыл дверь и, потерев виски, спросил:
— Что дальше?
— Я не знаю, — запротестовал Гарри.
— А идём домой? — спросил вдруг Лестрейндж. — От Урсулы толку всё равно пока не будет. Джермейн пусть думает. А их сыновья гадают. Да и вечер уже. Завтра будет долгий день — я думаю, мы заслужили отдых.
Утром Гарри ждало письмо из Штатов с сообщением о проведённой проверке по поводу возможного факта смерти Элайджи Кэппера. К огромному удивлению Гарри, тот даже имя не сменил — хотя кто стал бы его там искать? Американские коллеги писали, что Кэппер женат не был, но жил с женщиной, которая и унаследовала всё имущество. А наследовать было что: большой дом и — главное — крокодиловая ферма. Впрочем, завещания нет, добавлял мистер Деррик, и если у мистера Кэппера и в самом деле есть родня, то им следует прибыть во Флориду и разбираться тут с имуществом и, может быть, с захоронением, потому что тело, разумеется, уже успели погрести.
В итоге Гарри пришлось большую часть дня потратить на дело Кэппера, а вовсе не Джервисов, как бы он ни сгорал от любопытства.
У Кэпперов Гарри провёл пару часов, а затем проводил Амоса и Пола в министерство и там вместе с ними ещё два часа оформлял запрос на межконтинентальный портал. И только потом сел писать ответ американцам. И, конечно, пропустил всё и даже больше: потому что когда Гарри, наконец, вернулся от Робардса — которого на месте не оказалось, и пришлось отдавать письмо американцам секретарю — он, едва открыв дверь отдела, попал туда, где его явно не должно было быть.
— …делать-то теперь? А? Вот скажи мне — что? — Робардс не орал, нет. Как тот кричит, Гарри слышать доводилось — тут было совсем другое. И тем не менее Робардс да, кричал — не зло, а со странной смесью возмущения и восхищения.
— А что мне делать было надо? — тоже, в общем, крикнул стоящий напротив него посреди кабинета Лестрейндж — и опять не зло, а с каким-то обречённым весельем. — Ну давай же, расскажи мне — что мне нужно было делать? Разложи по пунктам.
— Я не знаю, что, но ты же должен думать о последствиях! Дольф, вот что нам всем теперь делать?!
В этот момент Лестрейндж обернулся — и, увидев Гарри, сказал:
— А вот и Гарри. Который только что пришёл, и которого — заметь — со мною не было.
— Да может, лучше б был, — буркнул Робардс, покачав головой. — Я вообще не представляю, — сказал он и повторил: — Вообще.
И ушёл, довольно шумно закрыв за собой дверь.
Гарри с Лестрейнджем остались в отделе вдвоём, и тот, неожиданно весело улыбнувшись Гарри, сказал:
— Извини, что не дождался. Мне передали про письмо, а ждать с допросом Урсулы не стоило. Рассказать, или прочитаешь протокол?
— Расскажи, — решил Гарри и всё-таки спросил: — А за что на тебя кричал Робардс?
— Она честно попыталась взять на себя ответственность за новых рабов, — ответил Лестрейндж, садясь в своё кресло и разворачивая его к Гарри. — Но быстро начала путаться в том, где кого нашла и когда и что сделала с ними — и замолчала. Но этого было достаточно, чтобы было с чем идти к её сыновьям.
— И что? — старательно скрывая разочарование, спросил Гарри.
— Извини, — Лестрейндж, впрочем, ничуть не выглядел ни сожалеющим, ни виноватым. — Но утром Гавейн получил требование сегодня в четыре часа выступить перед комиссией Визенгамота с объяснением причин ареста Урсулы Джервис. У меня не было времени тебя ждать. Так что через, — он взглянул на часы, — час Гавейн будет объяснять Визенгамоту причины аресты Урсулы, Натаниэла и Эбенизера Джервисов. Они виновны. Все. Урсула совсем не знает маггловский мир — всем занимался прежде её муж — так что новых рабов искали братья для сестры. А вот убивала их уже Урсула… когда приходило время — если это правда, разумеется. Это ещё предстоит проверить. Про время её формулировка. За это Гавейн на меня и кричал, — он улыбнулся. — И я могу его понять.
— Я всё равно не понял, — признался Гарри. Ему уже не было обидно — лишь слегка досадно.
— Даже если Натаниэл и Эбенизер виновны только в похищениях, им всё равно придётся провести какое-то время в Азкабане. И довольно долгое, потому что они прекрасно знали, чем эти похищения закончатся. Таким образом, рядом с Эннорой не остаётся никого знакомого ей — кроме Эйвери, конечно, но тот рано или поздно вернётся в Италию, и она останется одна. Рядом с семейством Фаджей. Которых подпускать к ней, разумеется, нельзя — но абсолютно непонятно, каким образом, потому что именно они — ближайшая родня, у Джервиса ни братьев, ни сестёр. Запретить тому же Корнелиусу общаться с племянницей нельзя — и там есть ещё одна сестра и пять кузенов и кузин. По сути, я, сажая всю её семью, отдал Эннору Фаджам — и меня это совсем не радует. Что делать, я пока не знаю.
— Я тоже, — хмурясь, сказал Гарри. — А Фаджи… они… насколько это плохо?
— Плохо, — коротко ответил Лестрейндж. — Для человека, который в самом буквальном смысле слова только что увидел этот мир и до сих пор в своей жизни встречал только четверых волшебников — отчаянно скверно. Они не злодеи, даже не подонки — но Корнелиус тщеславен и невероятно уязвлён даже не своей отставкой, а теми обстоятельствами, при которых она произошла. И отдельно, полагаю, тем, что его собственная сестра поставила его в такое положение. А тут ещё и это.
— А что ему сделала сестра? — нет, Гарри не успевал за мыслью.
— Она же знала — не могла не знать — что Волдеморт вернулся, — усмехнулся Лестрейндж. — И ничего ему не сказала. Выставила на посмешище, по сути. Я не думаю, что он станет именно что мстить Энноре — я боюсь не этого. Она ведь уникальна. Ты же видел, что она сделала тогда со звуками. Она сама придумала заклятье — много ты знаешь волшебников, которые в двадцать два года могут создать такое заклинание? А представь, кем она станет через десять лет. Теперь, когда ещё и видит. И когда сможет учиться по-настоящему, у любого мастера. Просто представь, что сможет сделать из неё Корнелиус. Её нельзя им отдавать — но я не представляю, как это сделать. Впрочем, у нас ещё есть время что-нибудь придумать. Присоединяйся. А пока нас ждёт скандал. У Фаджа сохранились связи.
— У тебя же тоже есть, — это было так чудовищно несправедливо! Фадж не стоил… да он ничего не стоил — Гарри его помнил и помнил, сколько времени они все потеряли после возрождения Волдеморта из-за трусливого упрямства Фаджа! А ведь если бы его, Гарри, тогда послушали, может быть, ещё успели бы застать если не самого Волдеморта, то хоть кого-нибудь на том кладбище! И уж точно бы нашли следы ритуала, и это стало бы доказательством — и… и, может быть, Сириус тогда был бы жив.
— Морриган только что вошла в Визенгамот, — возразил Лестрейндж. — И многие прекрасно знают о том, что мы близки. Не все, но мы никогда не скрывали этого. Ещё есть Андромеда — но она вообще моя невестка, и её слово в этом деле будет весить меньше, чем ничего. Есть ещё несколько человек, с которыми я в хороших отношениях, но и это не большая тайна. С Фаджем же многие повязаны не дружбой, а вещью куда более весомой: он о них немало знает. А ещё они все вместе ошибались — это тоже сплачивает. Для Корнелиуса эта история очень важна: мало ему было зятя-Пожирателя — а ещё связей с Малфоем — так теперь ещё и сестра-убийца и племянники. Он будет биться. Мало есть страшней врагов, чем паникующий трус.
— А ты будешь биться? — серьёзно спросил Гарри, и к его радости, Лестрейндж кивнул:
— Да. Буду. Вы мне обещали белую лошадку, помнишь? — улыбнулся он и поинтересовался: — Ты обедал?
— Нет ещё… а где все? — Гарри заоглядывался.
— Убежали, когда пришёл Гавейн, — засмеялся Лестрейндж. — Полагаю, что обедать. Идём, присоединимся. А что американцы? Нашли Кэппера?
Ответить на этот вопрос Гарри успел по дороге в столовую — где стало уже не до разговоров о делах, потому что обед превратился в проводы Сэвиджа, который категорически отказался говорить о работе.
Сэвидж сразу после обеда ушёл домой, торжественно вручив Лестрейнджу символический ключ от кабинета, напоследок разрешив всем тоже уходить — сейчас, если нет дел, или просто пораньше. Впрочем, Лестрейндж тут же возразил:
— Я сожалею, но на правах временно исполняющего обязанности руководителя отдела прошу сегодня всех работать как обычно.
Гарри очень хотелось посмотреть на молодых Джервисов, и он собирался к ним пойти — однако, когда они все вернулись из столовой, их в отделе ждал Кингсли Шеклболт.
Он сидел посреди кабинета в удобном мягком тёмно-коричневом кожаном кресле и читал какое-то дело.
— Добрый день, — вежливо поздоровался он с столпившимися в дверях аврорами. — Прошу, входите, не стесняйтесь, — предложил он с добродушной иронией.
— Доброго дня господину министру, — не менее вежливо ответил Лестрейндж. — Чем мы можем вам помочь?
— Смотрите, что у меня есть, — Шеклболт слегка подтолкнул один из листов из папки к Лестрейнджу.
Тот подхватил его, прочёл и сказал:
— Ожидаемо.
— Я хочу знать, откуда он узнал, — Шеклболт поднялся и бросил папку со своих колен на стол Лестрейнджу — именно что бросил, а не левитировал. — И что можно этому противопоставить. Времени у вас до завтра. Иначе завтра утром она будет передана под его опеку. Будет результат — доложишь лично мне. В любое время. Адрес знаешь.
С этими словами он ушёл, и Лестрейндж, обернувшись к коллегам, пояснил:
— Речь о Корнелиусе Фадже и Энноре Джервис. Нам нужно выяснить, кто Фаджу сообщил о ней и как он получил право на опеку формально вполне взрослой и дееспособной девушки. Я считаю, у нас две задачи — разделимся, иначе не успеем. Первая: попробуем прямо сегодня засвидетельствовать дееспособность и самостоятельность Энноры. Этим займусь я. Остальные ищут утечку. Мунго пока исключаем: они клятвой связаны, и я это сам проверю, всё равно там буду. Ставлю на вспомогательные отделы и предлагаю начать с них. Кто мог знать?
— Секретариат, — тут же сказала Гор.
— Отдел артефактов, — добавил Праудфут.
— Давайте начнём с них, — согласился Лестрейндж. — Я не слишком верю, что это кто-нибудь из ДМП и уж тем более из нас — хотя и эту версию отметать нельзя. Джон, сходи в отдел артефакторов… возможно даже лучше вместе с Катбертом. А вы с Лисандрой, — он посмотрел на Гарри, — в секретариат. Разделитесь — сходи сначала поговори с мисс Грейнджер.
Гарри даже вспыхнул:
— Если она знала, то она бы никогда…
— Ох, Мерлин, — пробормотал Праудфут, а Гор вдруг захихикала.
— Вот так обычно слухи и рождаются, — улыбнулся Лестрейндж. — Разумеется, я ни в чём её подозреваю — а подозревал бы, не отправил к ней тебя. Она может быть в курсе внутренних сплетен — и тебе расскажет их. А нам нет. А ты можешь рассказать ей то, что сочтёшь нужным, но возьми обещание молчать. Потом возвращайся — нельзя оставлять отдел совсем безлюдным. Это неофициальное расследование, — добавил он. — Мы нигде ничего фиксировать не будем. Но найти того, кто слил Фаджу секретную служебную информацию, нам нужно.
— А он не мог узнать от эльфов? — буркнул всё ещё неловко чувствующий себя Гарри, и Лестрейндж сказал:
— Нет.
— Вы же не могли успеть проверить! — настойчиво сказал Гарри, и Лестрейндж пояснил:
— Они все здесь пока. Мы их забрали — именно поэтому. И отсюда они никак не могли выбраться.
— Ну расходимся? — спросила Гор, почему-то подмигнув Гарри. — Идём?
— Будь добрее там, — напутствовал их Лестрейндж, и Гор, рассмеявшись, показала ему неприличный жест и, хлопнув Гарри по плечу, вышла из кабинета.
Дойдя до приёмной главы ДМП, они с Гор разделились, договорившись позже встретиться в общественной приёмной: Гарри свернул в хорошо знакомый ему коридор, оттуда — в коридор поменьше, и наконец в ещё один, в конце которого постучал в дверь без таблички. И когда оттуда раздалось «Входите», приоткрыл её и всунул сперва голову:
— Привет.
— Вот честно, — сказала стоящая на стуле Гермиона, — сейчас совсем не до тебя.
Гарри улыбнулся, глядя на возвышающуюся над заваленным бумагами столом Гермиону с волшебной палочкой в руках.
— Я по делу, — сказал он, заходя. — А что ты делаешь?
— Думаю, — ответила она, указывая на разложенные на столе бумаги. — А ты мне мешаешь. Что за дело? — она спрыгнула на пол и указала палочкой на стол, и бумаги подёрнулись дымкой, а затем и растворились в воздухе.
— А что за заклинание? — с любопытством спросил Гарри.
— Они потом лягут в точности в том же порядке, — сказала Гермиона. — Научить тебя?
— Конечно, научить! — воскликнул Гарри.
— Потом, — пообещала Гермиона. — Гарри, я правда очень занята. Что у тебя за дело?
— Мы пытаемся узнать, кто слил Корнелиусу Фаджу секретную служебную информацию, — ответил он. — А ты же тут всех знаешь. Как думаешь, кто мог бы?
— Хм, — она задумалась. — Мне нужно больше информации, — Гермиона уселась за стол и придвинула Гарри извлечённую из-под него табуретку. — О чём информация?
— О нашей операции, — Гарри оглянулся и наложил на дверь звукозащищающие чары, а за ними — те, что не давали сделать её прозрачной.
— Хм, — повторила Гермиона. — Вообще, это довольно странно. Стандартный министерский контракт защищает от таких вещей… хотя, конечно, он обходится, — она почесала переносицу. — Фадж… тут, на самом деле, полно тех, кто работает ещё с его времён. Тебе очень срочно?
— Мне сейчас, — ответил он. — Ну, можно через час… и даже через два. Мне кажется, мы все тут заночуем.
— Давай я подумаю, — предложила она. — Скажешь ещё что-нибудь полезное? О чём хоть операция?
— Скажу, — подумав, решил Гарри. — Только это пока тайна. Ненадолго.
— Ладно, — согласилась Гермиона.
— О неучтённой племяннице Фаджа.
Гермиона выслушала Гарри очень внимательно и в конце проговорила тихо:
— Какая жуткая история. И что с ней будет?
— Я не знаю, — честно ответил Гарри. — Но она… ты знаешь… я её совсем немного видел, но мне кажется, она не такая уж беспомощная. Особенно теперь, когда снова стала видеть.
— Я думаю, что тот, кто рассказал Фаджу о ней, мог очень неплохо заработать, — сказала Гермиона. — Представляешь, сколько он мог за такое заплатить?
— Ну наверное, — согласился Гарри. — Это чем-нибудь поможет?
— Я не знаю, — заявила Гермиона. — Буду думать. Как надумаю — зайду к тебе. А теперь иди, — она нетерпеливо помахала ему рукой, и Гарри послушно вышел, краем глаза успев увидеть, как бумаги снова проявились на столе, а некоторые даже повисли перед Гермионой в воздухе.
Гарри же отправился в приёмную, где обнаружилась группа незнакомых Гарри волшебников, некоторые из которых были одеты довольно необычно: на одном из них, к примеру, было нечто вроде яркого полосатого балахона до пят, а на другой — ярко-голубое платье из каких-то перьев, то же в пол.
— Мистер Поттер! — голос секретаря главы ДМП Аделаиды Барквиз звучал устало, и вид ему вполне соответствовал: обычно аккуратная, она выглядела сейчас немного встрёпанной и невыспавшейся. Ей было, наверное, лет сорок, и работала она здесь, насколько Гарри знал, ещё задолго до войны. — Чем могу помочь?
— Я жду коллегу, — успокоил её Гарри и, приглушив голос, почти шёпотом спросил: — А кто все эти люди?
— Чемпионат же, — так же шепнула она, закатив глаза. — По плюй-камням. Это сопровождающие команд. Там есть чай и кофе, — она показала на столик в углу, где действительно виднелись чайник и кофейник, чашки и тарелочки с печеньем.
— А чего они тут делают? — с сочувственным пониманием спросил Гарри, придвигая себе стул и отгораживая их звукозащищающими чарами. С секретарём Джонс он не то чтобы дружил, но, в целом, они с ней друг другу симпатизировали и изредка болтали и даже, в некотором смысле, приятельствовали.
— В основном, бесят меня, — улыбнулась Барквиз. — Но сейчас вернётся Гестия, и они пойдут бесить её. Наконец, а то я просто уже их загрызть готова — ты посмотри, какой бардак! — она кивнула на валяющиеся на полу какие-то фантики и обёртки. — Тоже мне, спортсмены, — пробормотала она. — А вы тут вообще чего? — переключилась она на другое. — Что у вас там стряслось такое?
— Мы случайно зацепили кого-то из родни достопочтимого Корнелиуса Фаджа, — улыбнулся Гарри. — Вот, расплачиваемся.
— Он не человек, — тихонько рассмеялась Барквиз, приглаживая свои короткие русые волосы. — Он гриб. Куда не плюнь — везде его грибница.
— Почему гриб? — несколько обескураженно спросил Гарри.
— Да потому что он как плесень: если завелась, уже не вытравить без полной дезинфекции, — ответила она в сердцах. — У нас тут до сих пор некоторые его вспоминают с ностальгией: говорят, так славно при нём было, тихо и спокойно… жили хорошо себе…
— Угу, — согласно кивнул Гарри. — И ему до сих пор обо всём доносят.
— У вас утечка? — сочувственно спросила Барквиз, и Гарри кивнул с унылым видом:
— Ну, не то чтобы утечка… беда в том, что, в общем, ничего секретного. Просто всё так быстро… в общем, — он придвинулся к ней, — мы арестовали его сестру.
Он не раскрывал особого секрета: в конце концов, если не сегодня, то уж завтра-то об этом все узнают. Об аресте — но не об Энноре.
— Ого! — глаза Барквиз сверкнули. — Которую?
— Джервис, — ответил Гарри. — Мы, конечно, понимали, что скрывать это особо не получится, но уж очень быстро… и там есть свои проблемы, — он вздохнул. — Вот, ищем, кто… министр приказал найти до завтра, — он сделал совсем несчастное лицо.
Барквиз можно было верить: Джонс когда-то выбрала её сама, а она выбирать умела. И потом, он же ведь не раскрывал ей никаких тайн: уж об аресте-то Барквиз могла бы и узнать сама. А об Энноре Гарри ей рассказывать не собирался.
— Да тут пол министерства им заражены, — сказала Барквиз. — Но если серьёзно… дай подумать, — она сплела пальцы и опустила на них свой острый подбородок — и в этот момент столик с чашками и чайниками с грохотом обрушился на пол. — Опять! — раздражённо воскликнула Барквиз, вскакивая и громогласно провозгласив: — Репаро! Дамы и господа, — отчеканила она, когда столик и всё его содержимое вернулось на место… хотя нет — почти всё: рассыпавшееся печенье полетело в мусорное ведро, разлившиеся же кипяток и кофе Барквиз пришлось просто испарить и уничтожить. — Чай и кофе здесь для вашего удобства, но если столик вам мешает, я их уберу.
— Ничего нам не мешает! — заявила дама в перьево-голубом платье. — Просто кто-то слишком широко машет руками, — добавила она язвительно, глядя на волшебника в зелёной с розовым мантии.
— Потому что кто-то слишком широко расставил ноги! — тут же отозвался тот.
— А кому-то сложно сделать лишний шаг! — возмутился действительно развалившийся на стуле волшебник в ярко-розовой рубашке и сиреневых брюках.
— А почему я должен?! — возмутился розово-зелёный.
— Тихо! — приказала Барквиз. — Я прошу прощения, — сказала она жёстко, открывая шкаф и отправляя туда сперва чашки с блюдцами, а затем и чайники, — но мы тут пытаемся работать. Вам назначено на шесть пополудни и, как я уже говорила, раньше вас не примут.
— Почему, хотела бы я знать! — воскликнула высокая волшебница в бордовой мантии.
Поднялся гул, но Барквиз, игнорируя его, снова уселась и сама отделила их с Гарри от посетителей звукозащищающими чарами.
— Я уже во сне вижу окончание этого чемпионата, — призналась она.
— А ещё долго?
— Почти неделя, — она глубоко вздохнула. — Финал в это воскресенье. Если я не удержусь и кого-нибудь убью, вы мне обеспечите камеру получше? И потише?
— Обещаю, — улыбнулся Гарри.
— А о чём утечка? — спросила Барквиз. — Об аресте? Ты уверен, что у нас?
— Не совсем, — ответил Гарри осторожно. — О некоторых сопутствующих обстоятельствах. И мы хотим знать, кто тут такой болтливый.
— Именно тут? — уточнила Барквиз.
— Нет, — возразил Гарри. — Мы не уверены, что это тут у вас. Но так ведь может быть.
— Ты же дружишь с Грейнджер-Уизли? — спросила Барквиз, и Гарри кивнул. Что тут скрывать-то. — У неё начальник есть, — продолжила она. — А у него — кузен, и у него — подружка. Она — дочка школьной подруги младшей Фадж, Амелии.
— Так, — Гарри нарочито забавно потряс головой, заставив Барквиз улыбнуться. — Давайте ещё раз. У Фаджа есть младшая сестра. У неё — школьная подруга. С дочкой. У дочки есть жених, у жениха — кузен, и он — начальник Гермиона… Грейнджер-Уизли.
— Ну, можно и так, — согласилась Барквиз. — Сэллоу весьма амбициозен, однако перспектив у него мало: мозгов нет. Выше своего нынешнего места он вряд ли поднимется — а очень хочется.
— Но ему, вроде, неоткуда знать, — подумав, сказал Гарри. — Это же административный отдел.
— Третий административный подотдел, — уточнила Барквиз. — И у него есть доступ в архив, верно? Если Фадж начал дёргать за все ниточки…
— Но дело-то ещё у нас! — перебил Гарри. — Нет, это вряд ли он, — он покачал головой. — Тут, скорее, кто-то… а хотя… хотя он же ведь и к исходящим приказам имеет доступ, — сказал Гарри, и Барквиз кивнула.
Гарри задумался.
Что этот Сэллоу мог узнать из исходящих? Оцепление вокруг дома Джервисов… не то… пост! Робардс же поставил на пост возле палаты Энноры парней из ДМП, а не авроров. Они могут её имя и не знать, но он сам мог бы, например, пойти проверить их и… и что? В палату заглянуть ему ведь не позволят и уж точно не дадут поговорить с Эннорой.
Надо бы журнал дежурного проверить, решил Гарри. Разумеется, гарантии, что этот Сэллоу куда-то уходил в рабочие часы, нет, но вдруг там что-то будет? Хотя даже если и уходил — что это Гарри даст? Да ничего. Вот если доказать, что он был в Мунго… Имени Энноры ему, конечно, не сказали, но… Но вообще ему совсем не обязательно же было сообщать Фаджу новость целиком — вполне достаточно рассказать о самом факте этого поста. А дальше дело Фаджа найти контакты в Мунго — клятва клятвой, но…
И потом, утечка ведь могла быть не одна.
Или это всё же кто-то из дежуривших?
— Это за тобой, — сказала Барквиз, и Гарри, обернувшись, увидел машущую ему от входной двери Гор. — Я бы на твоём месте проверила Сэллоу.
Гарри кивнул ей и пошёл к выходу — и чуть было не споткнулся о длинные вытянутые ноги волшебника в серой в бело-жёлтую полоску мантии, перепрыгнув через них в последнюю секунду. И с сочувствием посмотрел на часы: ждать приёма всей этой толпе было ещё долго…
— Ну что? — спросила Гор. — Есть результат?
— Есть предложение проверить начальника третьего административного подотдела Сэллоу, — ответил Гарри. — И я знаю, как это выглядит, но я клянусь, это идея Барквиз!
— Это же там работает Грейнджер-Уизли, да? — очень понимающе спросила Гор и улыбнулась озорно. — Вроде под его началом?
— Это правда не моя идея! — запротестовал Гарри, и Гор, снова сделав такое же понимающее лицо, сказала:
— Проверим. Обязательно его проверим.
Гарри понимал, конечно, что Гор шутит… ну ведь шутит же? Но она смотрела на него с таким серьёзным пониманием, что он на мгновение даже засомневался в этом и сказал:
— Он — кузен жениха дочери школьной подруги младшей сестры Фаджа. И я тут не при чём!
— Да? — Гор пристально на него взглянула. — Точно? — спросила она строго — и вновь заулыбалась. — Гарри, я шучу. Конечно, не при чём.
— Я просто представляю себе эти разговоры, если он тут тоже не при чём, — вздохнул он, и она кивнула:
— Правильно. Поэтому им я займусь сама, а ты иди в отдел и… ну, там же должен кто-то быть, нехорошо, что мы все разошлись. И Дольф велел.
— Угу, — кисло ответил Гарри.
Ему было досадно возвращаться, когда все вокруг так заняты — и он ведь мог помочь! И тоже мог заняться делом, а не просто сидеть и… и даже не перебирать бумажки, потому что никаких бумажек в этом деле не было. Он понимал, конечно, что Лестрейндж прав, и что отдел действительно нельзя на целый день… да даже на пол дня оставлять пустым, но ему всё равно было обидно.
Вернувшись, Гарри уселся за свой стол и от нечего делать занялся запросом на МакНейра. Следовало, разумеется, сперва проверить адрес его родителей, но ведь запрос не обязательно запускать в работу сразу после написания — пусть лежит пока. Всё равно заняться было нечем.
Времени это заняло не очень много и, закончив, Гарри снова оказался было ничем не занят, пока не вспомнил, что сегодня конец месяца и даже полугодия, и можно, например, подать запросы на пергаменты, чернила, перья и тому подобные расходники. Что ж, раз его тут всё равно забыли, решил Гарри, надо это сделать — даже если их уже подали, что, учитывая суматоху августа, было маловероятно, ничего дурного не случится, если он сделает это ещё раз.
Он закончил и даже успел отнести их в хозяйственный отдел до окончания их рабочего дня, оставив на двери записку «будем через полчаса» — а когда вернулся, её на двери уже не было, а в отделе обнаружились Лестрейндж и Праудфут.
— Где был? — спросил Лестрейндж. Он сидел за своим столом, разглядывая пергамент с каким-то недлинным списком.
— В хозотделе, — честно сказал Гарри.
Выслушав его рассказ, Лестрейндж протянул задумчиво:
— Сэллоу… а может быть. Во всяком случае, у него есть и возможность, и мотив. Надеюсь, Джон с Лисандрой это выяснят… а за запрос спасибо — по-моему, мы об этой канцелярщине забыли.
— А что в Мунго? — спросил Гарри с надеждой.
— А в Мунго… — начал было Лестрейндж, но закончить фразу у него не вышло: дверь распахнулась, и в отдел вошёл Робардс. Вид у него был недовольный и усталый, и Гарри подумал, что сегодняшний день вообще никогда не кончится, и осень просто не наступит. Никогда.
— Хорошо, что вы на месте, — сказал Робардс. — У нас проблема.
— Ещё одна? — осведомился Лестрейндж, и Робардс раздражённо отозвался, закрывая дверь:
— Как посмотреть. Смотрите, — он присел на край стола Лестрейнджа. — Наша проблема в том, что мы — формально — не имеем права запрещать Фаджу встречаться с Эннорой Джервис: она не арестована, а он и вправду её дядя. Но и забрать её из Мунго мы не можем тоже: некуда и повода нет. Если её сейчас признают дееспособной, мы лишимся повода не подпускать к ней никого, а если нет — то завтра Фадж получит опекунство. Есть варианты?
— Варианты есть всегда, — наставительно проговорил Лестрейндж, разряжая напряжение. — Если Эннору дееспособной не признают, мы как минимум потянем время до официального назначения опекуна — то есть до завтра. И постараемся пока что задержать её в Мунго. А если признают — что, я думаю, как раз и произойдёт — то достаточно её отказа. Так?
— А с чего бы ей отказываться? — спросил Робардс.
— А мы скажем ей, что в этом случае мистеру Эйвери придётся удалится, — неторопливо проговорил Лестрейндж.
— Лжец, — рассмеялся Робардс.
— Как посмотреть, — процитировал его Лестрейндж. — Эйвери — формально — был оставлен с ней лишь потому, что её состояние требовало рядом того, кому она могла бы доверять. Больше — так мы написали, помнишь? — не подходил никто, пришлось оставить Эйвери. Но если она соглашается на Фаджа, оснований оставлять с ней Пожирателя — пусть и бывшего — у нас нет. И он уходит.
— Лжец, — повторил Робардс. — Но может получиться. Ты ей так и скажешь?
— Могу, — согласился Лестрейндж. — Её сейчас осматривают, но, по словам Уингера, ни о какой беспомощности речи не идёт.
— Однако же решать Визенгамоту, — возразил Робардс.
— Я не помню, чтобы они хоть раз возразили в таких вопросах Мунго, — покачал головой Лестрейндж. — Это не их компетенция. Не хотелось бы, конечно, приводить её в Визенгамот, но ведь это не заявлено пока. Тут нам повезло: подобные дела рассматриваются всегда полным составом, а они сейчас не соберутся — лето.
— Ну допустим, — согласился Робардс. — Сходи, поговори с ней. Она вряд ли поймёт, насколько всё серьёзно, но…
— Я думаю, она поймёт, — возразил Лестрейндж. — Она… я не могу сказать, что её понял, но мне представляется, Эннора понимает ничуть не меньше нас с тобой. У неё весьма своеобразный взгляд на жизнь и ещё более своеобразный опыт, но я не заметил никаких проблем с мышлением. И она вовсе не так сильно напугана, как должна была бы.
— Нет? — удивился Робардс.
— Нет, — качнул головой Лестрейндж. — То есть она напугана, конечно, но отнюдь не в панике. И знает она о нашем мире много — хотя и однобоко. В основном, по «Пророку».
— Боюсь себе представить, — пробормотал Праудфут.
— Я через пару часов собираюсь в Мунго, — сказал Лестрейндж. — А пока мы ищем, кто слил Фаджу всю эту историю.
— Ищите, — согласился Робардс. — Но что потом? Ещё несколько дней она пробудет в Мунго — а затем домой вернётся. И там Фадж рано или поздно своего добьётся — Эйвери-то вечно с ней не будет. Так что, — он вдруг вздохнул и пристально уставился на Лестрейнджа.
— Я даже спрашивать не буду, почему я, — усмехнулся наконец тот.
— А кто ещё? — спросил Робардс.
— Вообще, — заметил Лестрейндж, — я сейчас и. о. главы отдела. И исчезнуть не могу. Надолго — точно не могу.
Исчезнуть? Что задумал Робардс?
Гарри посмотрел на Праудфута — тот сидел с несколько скептическим выражением лица, но удивлён, похоже, не был, и Гарри в очередной раз почувствовал себя немного идиотом.
— Может, мы сменяться будем? — спросил Лестрейндж. — Я же не могу там поселиться.
— Это уж как сам решишь, — сказал Робардс. — Это твоё дело.
— Договорились, — Лестрейндж посмотрел на часы. — Мы с Гарри сходим сейчас в Мунго — Гарри, захвати что-нибудь почитать — я потом к тебе зайду или сову пришлю. Вообще, — добавил он, — если мы всё-таки отыщем источник утечки, можно будет попробовать обвинить Корнелиуса во взяткодательстве и поторговаться.
— Это если он её давал, — Робардс поморщился. — А если нет…
— Так это ещё хуже, — улыбнулся Лестрейндж. — Тогда это уже сговор… можно даже намекнуть на заговор, — он рассмеялся. — Корнелиус легко поверит в то, что в это верим мы. Мне нужно что-то, за что можно зацепиться — и поговорим. Втроём, — он снова улыбнулся Робардсу.
Когда тот попрощался и ушёл, Праудфут первым делом предложил всем выпить чая и, заваривая, проговорил с напускной обидой:
— Вот вы все при деле, а мы, между прочим, хоть никого в отделе артефактов и не отыскали, зато нашли неучтённый артефакт.
— Как это? — удивился Лестрейндж, доставая плитку шоколада с миндалём.
— Джон стул сломал, — скучным голосом проговорил Праудфут.
— Сам по себе? Или о кого-то? — не менее незаинтересованно осведомился Лестрейндж. Гарри же сидел себе тихонько и давился смехом.
— Он им стукнул об пол, — ответил Праудфут, уже посмеиваясь. — А тот сломался, и из ножки выпало кольцо. И убежало.
— Совсем убежало? — уточнил Лестрейндж.
— Да поймали, — уже откровенно улыбнулся Праудфут. — Из того бриллиантового гарнитура, помнишь?
— Какого гарнитура? — спросил Гарри.
— А, было тут году, кажется, в двухтысячном, — Праудфут разлил чай и отлевитировал чашки Лестрейнджу и Гарри. — Большой бриллиантовый гарнитур, всё — от диадемы до колец. Если что-то из него надевал кто-нибудь кроме хозяйки, бриллианты ночью разбегались паучками и кусали всех, кто попадался. Насмерть. Мы, собственно, сперва воров нашли — верней, их трупы. И вот собираем до сих пор набор — осталось два кольца… теперь одно — и брошь.
— Удачно, — довольно кивнул Лестрейндж. — Оформили всё?
— Сейчас закончу — завтра можно возвращать, — Праудфут отломил большой кусок шоколада и с удовольствием отправил себе в рот.
— Роберт поспешил уйти, — улыбнулся Лестрейндж.
— Нам больше достанется, — довольно облизнулся Праудфут.
— Чего достанется? — вмешался Гарри.
— Нам владелица обычно присылает в благодарность за очередную найденную вещь корзинку сладостей домашних, — ответил Праудфут. — Я таких тянучек никогда не ел. Нигде.
— Да, мадам Фоули весьма щедра, — согласился Лестрейндж. — И своей кухней их дом славится.
— Но у меня вопрос, — Лестрейндж сделал глоток. — Как кольцо попало в министерский стул? Или Джон стучал об пол артефактом?
— Да нет, — Праудфут нахмурился. — Нет, разумеется. Обычным стулом.
— Займёшься? — спросил Лестрейндж, и Праудфут кивнул со вздохом и буркнул: — Ты ещё даже формально не и. о.
— Ну можно завтра, — покладисто согласился Лестрейндж, и Праудфут не слишком вежливо его послал.
Они допили чай, доели шоколад, и Праудфут, громко и выразительно ворча, что в отделе артефактов сейчас есть только дежурный, а вот срочности в вопросе сломанного стула никакой нет, нужно только позаботиться о том, чтобы его не выбросили, ушёл — а Лестрейндж с Гарри отправились в Мунго.
В Мунго Лестрейнджу и Гарри пришлось ждать довольно долго. Где-то после часа ожидания Лестрейндж предложил Гарри уйти, но тот, конечно же, остался, и они просидели в приёмной Уингера почти до девяти часов. Гарри, честно говоря, не понимал, зачем им там торчать — или, по крайней мере, Лестрейнджу. Наверняка ведь Уингер мог бы сообщить, когда закончит? Хотя бы в аврорат?
Он понял это в восемь тридцать три, когда в приёмную внезапно вошёл Фадж.
Он мало изменился с тех пор, как Гарри его видел в последний раз, и даже его знаменитый зелёный котелок был на месте.
— Гарри! — растерянно воскликнул Фадж, увидев их с Лестрейнджем, поднявшемся ему навстречу. — Радольфус… надо же, какая встреча!
— Корнелиус, — ответил тот, слегка кланяясь. — Добрый вечер.
— А что вы здесь? — Фадж несколько суетливо огляделся.
— А вы? — любезно поинтересовался Лестрейндж.
— Зашёл по делу… личному… да, — Фадж решительно подошёл к соседней кушетке и уселся. — Ну а вы?
— По службе, разумеется, — ответил Лестрейндж, тоже садясь.
— Гарри, как ваши дела? — помолчав несколько секунд, с улыбкой спросил Фадж.
— Благодарю, отлично, — Гарри поднял голову от справочника, который изучал, и тоже улыбнулся — и вновь уткнулся в книгу.
Когда дверь кабинета Уингера открылась, Фадж вскочил, но Лестрейндж оказался быстрее и, заступив ему дорогу, спросил:
— Каков вердикт?
— Вполне самостоятельна, — ответил тот, пропуская покидающих кабинет коллег. — Психических или ментальных болезней или проклятий нет.
— Послушайте! — воскликнул Фадж, подходя к Уингеру — для чего ему пришлось обогнуть Лестрейнджа — почти вплотную. — Я хочу… я требую немедленно увидеться с моей племянницей!
— Я сожалею, — сказал Лестрейндж, извлекая из воздуха бумагу. — Но мисс Джервис — потерпевшая и важный свидетель. Она пока не может встречаться с кем-либо, особенно с родственниками, — он продемонстрировал бумагу Фаджу и тут же её развеял.
— На каком основании?! — возмутился Фадж. — Она моя племянница!
— До тех пор, — очень вежливо проговорил Лестрейндж, — покуда мы не установим личности всех её родных, принимавших участие в том, что творилось в доме Джервисов, мы не можем допустить её встреч с вами.
— Вы… вы что… вы что придумали?! — Фадж даже задохнулся. — Вы думаете, я…
— Я бы попросил перенести все эти разговоры в другое место, — с некоторым раздражением заявил Уингер. — Девять вечера — извольте покинуть мою приёмную, мистер Фадж.
— Гарри, — попросил Лестрейндж, — не проводишь мистера Фаджа к лифтам?
— Послушайте, — Фадж вынул из-за пазухи сложенный пергамент. — Девушка не может жить одна! И я…
— Она дееспособна и самостоятельна, — раздражённо повторил Уингер. — Мистер Фадж, не вынуждайте меня вызывать охрану.
— А можно, — вдруг благодушно согласился Лестрейндж. — В самом деле, пусть охрана поработает. Идём, Гарри, — позвал он, обходя Уингера и заходя в его кабинет.
Уингер указал на Фаджа палочкой — и тот застыл, оглушённый, судя по всему, какой-то разновидностью Петрификуса, и пока целитель вызывал охрану, Гарри последовал за Лестрейнджем.
Эннора Джервис в кабинете была одна. На ней было то же светлое платье, что и при освобождении, и волосы были точно так же заплетены в длинную косу, но теперь на ней были ещё тёмные очки. Она развернулась на звук шагов и сказала:
— Здравствуйте, старший аврор Радольфус Лестрейндж и младший аврор Гарри Поттер.
— Добрый вечер, мисс Джервис, — поздоровался Лестрейндж. — Вас не слишком утомили?
— Нет, я не устала, — ответила Эннора.
— Я бы хотел кое-что с вами обсудить, — сказал Лестрейндж.
— Я слушаю, — Гарри заметил, как шевельнулись пальцы её лежащих на коленях рук, словно бы она хотела что-то потрогать.
Лестрейндж подошёл поближе и, взяв стул, сел напротив Энноры, сделав знак Гарри устроиться рядом, и когда тот тоже сел, заговорил:
— Мисс Джервис. Знаете ли вы, что у вас есть и другие родственники, кроме ваших родителей и братьев?
— Да, — ответила она спокойно.
— Но вы не знакомы с ними?
— Нет.
— О ком из них вы знаете?
— Я знаю, что у мамы есть сестра и брат, — ответила Эннора. — И что её брат одно время был министром. И у них есть дети.
— Так и есть, — кивнул Лестрейндж. — И ваш дядя очень бы хотел поближе с вами познакомиться.
Гарри думал, что Эннора обрадуется или испугается, но она спросила:
— Зачем? — и в её голосе прозвучала скорее насторожённость, чем любопытство.
— Я не могу знать этого наверняка, — ответил Лестрейндж. — Но я с ним знаком и могу предположить, если хотите.
— Я хочу.
— Вы — необыкновенная волшебница, — серьёзно сказал Лестрейндж. — Вы не похожи на других, и можете со временем стать очень сильной и действительно особенной. И ему хотелось бы влиять на вас.
Он умолк.
Молчала и Эннора.
— Это не всё, — сказала она после очень долгой паузы. — Почему вы замолчали?
— Это сложно, — признался Лестрейндж. — Люди редко говорят так откровенно даже с близкими, а мы с вами едва знакомы. Но вы правы — это далеко не всё. Но сначала мне придётся рассказать вам кое-что о нашем мире и законах. Видите ли, мисс Джервис, наши законы в некоторых вопросах весьма строги — например, в вопросах магглов. Ваша мама совершила преступление — серьёзное. И не одно.
— Я знаю.
Гарри даже вздрогнул, настолько спокойно это прозвучало.
— Кто вам рассказал? — мягко спросил Лестрейндж.
— Я вовсе не глупа, — сказала Эннора. — Я читала книги и газеты. И мы говорили с Маркусом. Что с ней будет?
— Тюрьма, — ответил Лестрейндж.
Она кивнула и спросила, помолчав:
— А что произошло с рабами? Теми, кто исчез? Вы знаете?
— Да, — негромко проговорил Лестрейндж. Гарри даже головой мотнул — он не представлял, что будет, когда эта странная девушка узнает о том, что делала её мать. И не знал, чего боится больше: что она как-нибудь ужасно среагирует или что она просто кивнёт — и всё.
— Вы мне скажете? — требовательно спросила Эннора, и он ответил:
— Ваши родители их убивали. И мама, и отец.
— Всех? — тихо-тихо прошептала Эннора, и Лестрейндж ей ответил:
— Всех. Мне жаль.
Эннора обхватила себя руками и так замерла — тоненькая, хрупкая и невероятно одинокая.
— Мне к вам подойти? — тихо спросил Лестрейндж, и она почти неслышно прошептала:
— Да. Пожалуйста.
Он поднялся и, подойдя к ней, опустился совсем рядом на колени, и Эннора, протянув руку к его лица, замерла буквально в четверти дюйма и спросила тихо:
— Можно?
— Да, — ответил он, и она тут же коснулась пальцами его лица и губ. Это почему-то выглядело почти интимно, настолько, что Гарри смущённо отвёл взгляд. Ему вообще хотелось выйти, и он ощущал себя ужасно неуместным — но его не гнали, и он просто постарался стать как можно более незаметным.
Между тем, секунды шли, и ничего не происходило, и, наверное, через полминуты Эннора проговорила:
— Я не хотела это знать.
— Вы всё равно узнали бы, — сказал Лестрейндж, и его голос прозвучал сочувственно и мягко. — Я думаю, лучше сейчас и от меня.
— Я согласна, — её голос задрожал, и она вдруг, стянув с себя очки, прижала к лицу ладони и расплакалась.
— Вы любили их? — Лестрейндж осторожно положил ладонь ей на плечо.
Эннора вновь расплакалась и прошептала:.
— Да. Они всегда были со мной… только они всегда были. Папа говорил… что им пришлось уйти, — всхлипывая, проговорила она. — Я верила… сначала… в детстве… Что они домой вернулись… Они же мне рассказывали… о родных… и я… но почему? — она снова положила подрагивающие сейчас пальцы на лицо Лестрейнджа, и Гарри, наконец, целиком увидел её собственное, сейчас мокрое от слёз и искажённое страданием. — Ведь им же можно просто стереть память… папа же умел, я знаю… почему? — она часто-часто заморгала и зажмурилась — слёзы текли по бледным щекам, и на белой коже ярко-ярко выделялись красные, словно бы накрашенные губы.
— Они не хотели рисковать, — ответил Лестрейндж, тихо гладя её по вздрагивающему плечу. — Любое заклятье по стиранию памяти можно вскрыть — и хотя мало кто это умеет, это всё же всегда риск. О вас узнали бы — и произошло бы то, что и случилось.
— Обо мне узнали бы, — она стёрла с лица слёзы, и снова заморгала. Лестрейндж подал ей очки, и когда она надела их, протянул и носовой платок. Она вытерла лицо, продолжая тихо всхлипывать, и потом сжала его в кулаке. — И сняли бы заклятье.
— Да. Мне невероятно жаль.
Она глубоко и медленно вдохнула и так же медленно выдохнула — один раз, второй и третий. А потом спросила уже почти обычным тоном:
— Вы пришли поговорить о моих родственниках.
— Они очень хотят с вами познакомиться поближе, — сказал Лестрейндж, поднимаясь и возвращаясь на свой стул. — Во всяком случае, ваш дядя очень хочет.
— А вы не хотите этого, — произнесла Эннора утвердительно.
— Не хочу, — подтвердил Лестрейндж.
— Почему?
— Потому что его интересуете не вы, а то, что он может получить или достичь с вашей помощью — и речь не только о деньгах, хотя и это тоже нельзя списывать со счёта. Как я говорил уже, вы очень необычная и одарённая волшебница, и…
— Я не диковинка, — отрезала она. — И не домашний эльф.
— Об этом я вас и хотел предупредить, — кивнул Лестрейндж. — Никто из нас не может помешать ему прийти к вам — но вы вовсе не обязаны общаться с ним, если вы не захотите.
— Мне сказали, что в палату к нам войти без разрешения никто не может, — сказала Эннора. — Ему разрешат?
— Вероятно, да. Но вы останетесь здесь ещё на несколько дней, — Лестрейндж чуть подался к ней. — После, если с вами всё будет хорошо, вас отпустят, и вы вернётесь домой. Сможете вернутся — если захотите.
— Домой? — переспросила Эннора. — Маркус сможет ведь пойти со мной?
— На несколько дней — да, — голос Лестрейнджа никак не изменился, но Гарри заметил, с каким интересом тот смотрит теперь на Эннору. — Потом ему придётся вас покинуть.
— Почему? — спросила она резко.
— Потому что он преступник, — сказал Лестрейндж. — И он изгнан из Британии. Он нам рассказал о вас и помог освободить, и поэтому сейчас он может быть здесь — но это ненадолго. Он не рассказал вам?
— Рассказал, — Эннора обхватила себя за локти. — Но ведь я свободна, да? — спросила она, и Гарри увидел, как по губам Лестрейнджа скользнула странная улыбка.
— Вы свободны, — подтвердил он.
— Я пока не хочу встречаться с дядей, — Эннора встала. — И с кем-либо ещё из родственников.
— Вам нужно сказать об этом доктору Уингеру, — Лестрейндж с Гарри тоже поднялись. — Думаю, что уже завтра его слово будет весить больше, чем моё — здесь, во всяком случае.
— Спасибо, — Эннора сделала не слишком уверенный шаг, и Лестрейндж подал ей руку:
— Вы позволите вас проводить?
— Да, — она положила ладонь ему на запястье, и они пошли к выходу из кабинета.
Проводив Эннору, Гарри с Лестрейнджем пошли к лифтам. Было уже поздно, и в коридорах приглушили свет — время посещений давно кончилось, так же, как и все обходы с процедурами, и казалось, будто Мунго опустел.
— Кажется, у Фаджа ничего не выйдет, — сказал Гарри, нажимая кнопку вызова.
— Пожалуй, — согласился Лестрейндж.
— Сейчас, по крайней мере, — добавил Гарри полувопросительно.
— Не могу ручаться, — Лестрейндж улыбнулся чуть насмешливо, — но, думаю, позднее тоже. Как ты думаешь, она уедет сразу, или поживёт немного здесь? Так сказать, осмотрится?
— Уедет? — переспросил Гарри.
— Она ведь свободна, — продолжая улыбаться, сказал Лестрейндж, внимательно глядя на Гарри. — Ей никто не помешает переехать, например, в Пьемонт. И я, как сказал бы Роберт, шляпу свою съем, если Кустодини не примут её с распростёртыми объятьями.
— А так разве можно? — Гарри даже растерялся. — Там же… ну, у них же ведь…
— Что? Живут преступники? — спросил Лестрейндж с иронией. — Живут, конечно. Но это дом Кустодини, и они все свободны и в нём властны. И являются весьма уважаемыми гражданами. Им никто не может запретить приглашать гостей — хоть на день, хоть на год, хоть навсегда. Мальсибер с Эйвери, конечно, под надзором — но Кустодини нет. И едва они узнают об Энноре — они вцепятся в неё… как, впрочем, и любой другой волшебник на их месте.
— И что? — напряжённо спросил Гарри. — Вместо Фаджа Эннору будут использовать они?
— Не так прямо, — возразил Лестрейндж. Двери лифта, наконец, открылись, и Гарри с Лестрейнджем вошли в пустую кабину. — Кустодини далеки от Фаджа — они позволят, прежде всего, Энноре быть собой. Она ценна именно самой собой — то, что я о них знаю, позволяет утверждать, что они достаточно умны, чтобы понять это. Они помогут ей раскрыться и, я полагаю, постараются устроить так, чтобы она осталась в их семье — и это вовсе не обязательно будет плохо для неё.
— В каком смысле осталась в их семье? — переспросил Гарри, хотя до него, кажется, дошло.
— У них большая семья, — ответил Лестрейндж. — И найдутся неженатые мужчины. Наконец, Мальсибер есть, — он снова рассмеялся. — Ты же его видел: он умеет быть невероятно обаятельным, а его контракт не запрещает брака. А Эннора очень привлекательная женщина — особенно теперь… ты её не видел толком без очков и с нормальными глазами, но поверь — она прекрасна, и полюбить её легко. Впрочем, может быть, это будет кто-нибудь другой — не знаю. Но я очень удивлюсь, если они её выпустят.
Лифт остановился, выпуская их на первом этаже, и Гарри, выйдя, возмутился:
— Так нельзя! Если ты всё это понимаешь…
— Что ты предлагаешь? — мягко спросил Лестрейндж. — Она свободна — как ты хочешь помешать? Да и что её ждёт здесь? — спросил он уже жёстче. — Отец — Пожиратель смерти, мать и братья — похитители и убийцы магглов… каково ей будет? Плюс её особенности и богатство — Джервисы, конечно, не Малфои и не Фоули, но они богаты. А она… я не уверен, что она вообще знает, что такое деньги, но я убеждён, что дела поместья она самостоятельно вести не сможет. А тут ещё Фадж — он ведь не отступится.
— Злой хозяин против добрых? — рассерженно спросил Гарри.
Они вышли на улицу — моросило, и воздух наконец-то был прохладным.
— Как я говорил, я думаю, что Кустодини достаточно умны, чтобы дать ей жить, как хочет — просто потому что так она добьётся куда большего. Её мир разбит, — проговорил он горько. — И мы с тобой только что его уничтожили окончательно. Она будет строить новый — и ей всё равно придётся на кого-то опираться. Кустодини — это не так плохо. Ты не подойдёшь, — добавил он всё тем же тоном, и Гарри, не успев подумать, возмутился:
— Почему?
— Потому что ты женат, — рассмеялся Лестрейндж. — Просто представь реакцию твоей жены на твоё покровительство Энноре.
— Я не… да я вообще не собираюсь же…
— Ей двадцать два, тебе — двадцать четыре, — улыбнулся Лестрейндж. — Она прекрасна, словно вейла, несчастна, одинока и растеряна… а тебе двадцать четыре, ты её жалеешь и стремишься защитить. И чем всё закончится? Гарри, — он похлопал его по плечу и сжал. — Есть вещи, которые просто не нужно даже пытаться делать. Не стоит оставлять в одной комнате лису и кролика.
— Ты плохо меня знаешь, — упрямо буркнул Гарри.
— Скажи, — спросил Лестрейндж, — что ты сделал бы, если бы Джинни вдруг стала опекать… ну, скажем, Причарда? Допустим, его ранили… нет, лучше прокляли… представь. Она бы у него бывала дома ежедневно, обнимала бы его, когда он плачет, — он рассмеялся, увидев выражение лица Гарри, и снова хлопнул его по плечу.
— Ну да, — признался Гарри неохотно. — Но всё равно нельзя же просто…
— Что? — усмехнулся Лестрейндж. — Позволить Энноре самой решать свою судьбу? Я не собираюсь подталкивать её к Кустодини — и я ведь могу ошибаться. Она, возможно, не захочет уезжать — просто запрётся в доме, например, или, в самом деле, впустит Фаджа и его сестру и сблизится с ними. Посмотрим. И у нас ещё полно работы, но сейчас иди домой.
— А ты? — хмуро спросил Гарри.
— А я кое-что проверю и, надеюсь, уйду тоже.
— Мы так и не выяснили, кто рассказал Фаджу об Энноре, — упрямо возразил Гарри. — И я ещё должен зайти к Гермионе — она обещала подумать.
— Десятый час, — с сомнением проговорил Лестрейндж. — Я полагаю, она давно дома. Впрочем, я тебя не гоню: идём, если желаешь, — предложил он — и аппарировал.
Гарри последовал за ним, но, спустившись на второй этаж, они снова разошлись: Лестрейндж отправился в отдел, а Гарри — к Гермионе, которая, он был уверен, наверняка была ещё на месте.
Она и оказалась — теперь уже, впрочем, Гермиона нормально сидела за столом, а не стояла над ним на стуле. Бумаг на столе, однако, похоже, стало даже больше. Выглядела она обычно, разве что была слегка растрёпанной — но, впрочем, для вечера это тоже было вполне нормальным.
— Ну вот, — сказала она несколько расстроенно, — ты и пришёл.
— Если ты ничего не узнала, не страшно, — заверил он её.
— Да нет, — она вздохнула и накрыла стол чарами, закрывая от Гарри все бумаги. — Просто теперь я уже не смогу себе сказать, что не торчу тут, а жду тебя.
— Тебе домой не хочется? — встревоженно спросил Гарри, и она ответила:
— Да нет. Я думала закончить… но, наверно, не успею. А про тебя я думала, — добавила она. — Но мне неловко говорить.
— Я могу зажмуриться, — предложил Гарри. — Или посмотреть в другую сторону.
— Наверное, это не поможет, — она вздохнула. — Но спасибо. В общем, я тут кое с кем поговорила… и сама подумала — и получается, что вам следует проверить Сэллоу, — она вздохнула. — Но я не должна была бы это предлагать.
— А нам его уже назвали, — утешил он её, и Гермиона на глазах повеселела:
— Правда? Кто?
— Не скажу, — он улыбнулся, и она ответила улыбкой — и это было счастье, возможность просто отказаться говорить, и всё, и знать, что не будет ни вопросов, ни обид. — Расскажешь мне о нём?
— Ну, — она задумчиво потрогала пальцем переносицу, — вообще-то, это неэтично.
— Ну мы же всё равно его проверим, — сказал Гарри. — Ты просто можешь нам помочь… или не помогать. Если вы дружите, тогда, наверное, не стоит.
— С Сэллоу? — переспросила Гермиона. — Ты знаешь, я не думаю, что с ним можно дружить… я как-то себе это не могу представить.
— Почему? — с любопытством спросил Гарри, и она ответила:
— Он хам. Нет, правда — он даже иногда хамит начальству, поэтому и сидит на своём месте до сих пор. Хотя не только поэтому, — признала она. — Ну и его ужасно бесит, что Гестия — женщина.
— В каком смысле? — Гарри, улыбаясь, склонил голову к плечу, и Гермиона рассмеялась:
— Да нет, в самом обычном. Она женщина — а он мужчина. Это… ну, неправильно, он полагает. Вот были же приличные люди вроде Крауча и Тикнесса. Про Яксли, правда, он молчит.
— Так Боунс же была, — с недоумением вспомнил Гарри. — Большую часть министерства Фаджа.
— Вот! — Гермиона подняла вверх указательный палец. — Тоже безобразие! Просто всемирный заговор какой-то. Всебританский.
— А с Фаджем он хорошо знаком?
— Он одно время работал с ним — был одним из секретарей. Потом, когда Фадж ушёл, опять сюда вернулся — но с понижением. И чувствует себя донельзя обиженным. А ещё у него долги, — добавила она с некоторым торжеством.
— О, это интересно! — оживился Гарри. — Большие? Ты откуда знаешь?
— Ну, я же женщина, — съехидничала Гермиона. — И младше по должности. То есть существо, стоящее где-то между домашним эльфом и хорошо обученной собакой. Говорящей. Видимо. Гав, — она вывалила язык и часто задышала, и они с Гарри рассмеялись. — К нему иногда по вечерам заглядывают букмекеры — а я их вижу.
— И он не скрывается? — удивился Гарри. — Прямо на рабочем месте?
— От кого скрываться — от меня? — изумилась Гермиона. — Гарри, кто скрывается от эльфов?
— Если ты и эльф, — заметил Гарри, — то чужой. А от них нормальные люди свои тайны обычно всё-таки скрывают.
— Так я же не частный эльф, — возразила она глубокомысленно, — а общественный. Чего меня стесняться?
Они снова рассмеялись, и Гарри попросил:
— Ты можешь описать букмекера?
— Их двое, — ответила она. — И я себя ужасно чувствую, рассказывая тебе это, — она вздохнула. — Нет, я понимаю, что я правду говорю, но всё равно это ужасно выглядит. С другой стороны, раз я тебе уже сказала… в общем, один — высокий, импозантный, темноволосый, волосы такие густые и очень хорошо уложенные, лицо с крупными чертами… нос большой и чуть такой… приплюснутый. И губы полные. Второй пониже, в общем-то, обычный, неприметный — типичный англичанин, знаешь… русый, нос такой утиный, губы узкие… руки у него то ли обветренные, то ли просто красноватые. И Гарри, пообещай мне, что вы будете его проверять очень и очень тщательно, — попросила она, и он заверил:
— Будем! Нам же нужно знать, кто это сделал! И послушай, — он заулыбался и придвинулся к ней, — а ты с чего решила, что тебя назначат на его должность?
— Я не… я не решила! — воскликнула она, краснея. — Гарри, я не…
— А чего тогда переживаешь? — спросил он, и Гермиона, приоткрыв рот, замолчала, а потом сказала:
— Я тебя убью.
— Это выход, — согласился Гарри. — Тогда точно не назначат.
— Не-ет, — протянула она, внимательно его разглядывая. — Я тебя не буду убивать. Я тебя…
Как и когда в её руке оказалась палочка, Гарри даже и не понял, и среагировать тоже не успел, когда почувствовал, как его нос вытягивается и повисает хоботом чуть ниже подбородка. Что ж, Гарри было, чем ответить — и он, выхватив палочку, почти наколдовал Гермионе белые кроличьи уши, но, к своему огромному стыду, не успел: она отбила, и уши выросли на ручке шкафа.
— Это министерское имущество! — воскликнула Гермиона с показным возмущением и…
…В общем, когда через несколько минут Гарри решил признать поражение, им с Гермионой пришлось потратить ещё минут пятнадцать, чтобы привести в порядок и друг друга, и её несчастный кабинет.
В отделе, куда заглянул перед уходом домой Гарри, было пусто — лишь на столе Гарри горели ярко-красным буквы: «Домой!», что Гарри и сделал, оставив Лестрейнджу записку с кратким изложением рассказа Гермионы. Джинни с Джеймсом дома не было: напротив камина Гарри встретила парящая в воздухе запись: «Мы у мамы, у кого-то режутся очередные зубы, и наедине с ним я его убью. Приятных снов!» Это было не очень хорошо и правильно, но Гарри, прочитав это, испытал лишь благодарность — потому что в противном случае выспаться ему не довелось бы. А так он немного постоял под душем — и упал спать, даже не подумав о еде.
И… проспал. Это было очень странно, потому что лёг Гарри рано — но, видимо, сказалось напряжение последних дней и недосып. А поскольку он ложился рано, то будильник не стал ставить — и проснулся в девять. Гарри даже глазам не поверил поначалу, но потом, убедившись, что часы не врут, вскочил — и, даже не умывшись, а лишь пригладив волосы на бегу и кое-как, оделся и, выскочив из дома, аппарировал к министерству. Торопливо сунув палочку дежурному, Гарри заскочил в уже закрывающийся лифт — и в отдел вбежал всего-то в четверть десятого.
— Ух ты, — сказал Праудфут, с любопытством на него уставившись. — Мне нравится.
— Ага, — поддержала его Гор. — Тебе идёт!
Гарри непонимающе посмотрел на них, потом перевёл взгляд на свою одежду — да нет, рубашка как рубашка, и надета не наизнанку… ремень, брюки… что не так?
Гор хихикнула и спросила:
— Ты завтракал вообще? Кофе хочешь?
— Хочу, — признался Гарри. — Нет, не завтракал. Я чуть-чуть проспал.
— Сходи, может, в столовую? — предложил Праудфут, и Гор очень постаралась не смеяться, однако вышло у неё не очень — и Гарри наконец наколдовал зеркало и увидел, что из его макушки растут маленькие розовые маргаритки.
— Мне тоже нравится, — сказал он под дружный смех Гор и Праудфута, с некоторым даже сожалением убирая их. — Но, наверное, задержанные не поймут.
— И Дольф тоже, — громким шёпотом сказал Праудфут. — Он интересовался, где ты, и ему твоё опоздание совсем не понравится — сейчас он вернётся и у тебя ведь есть объяснение? Другое?
— Нету, — признался Гарри. — А что у нас уже случилось? За то время, что я опоздал?
— У нас ничего, — ответил Праудфут. — А у министра, кажется, скандал.
— Фадж? — понимающе спросил Гарри, и тот кивнул.
— Но вообще министр выглядел довольным, — насплетничала Гор. — Он заходил с утра. Беги поешь — мы скажем, что ты был, и мы тебя прогнали.
Немного подумав, Гарри согласился: он был голоден, а если сегодняшний день будет таким же, как вчерашний, до еды он вряд ли доберётся. Однако ему не повезло: он почти дошёл до развилки, откуда коридор вёл к лифтам или к камерам предварительного заключения, и столкнулся там с Лестрейнджем.
— Поздно ты сегодня, — сказал тот. — Доброе утро.
— Я проспал, — виновато признал Гарри. — Но я вчера записку…
— Да, я прочитал, спасибо. Гавейн звал тебя с утра — иди и объясняйся.
— Ох, — пробормотал Гарри. Ну почему он проспал именно сегодня? Когда он с утра понадобился главному аврору? Почему хотя бы не вчера?
Расстроенный и разозлённый на себя, Гарри пошёл к Робардсу, сам не зная, хочет ли он, чтобы тот был на месте, или нет. Гарри даже не пытался угадать, зачем он вдруг понадобился главному аврору, да ещё прямо с утра, и просто пришёл в приёмную. Хотя что, собственно, гадать? Наверняка же дело в Кэпперах — наверное, американцы опять чего-нибудь хотят.
Секретарь, увидев его, указал на дверь и покивал:
— Тебя очень ждут.
Отлично, мрачно подумал Гарри, открывая дверь. И именно с этим мрачным выражением и вошёл в кабинет Робардса.
Тот встретил его вопросом:
— Что так поздно? Где ты был?
— Проспал, — хмуро сказал Гарри. А ведь ещё вчера всё было так хорошо!
— Безобразие, — заметил Робардс, впрочем, как-то формально. — Садись.
Гарри сел и мрачно посмотрел на Робардса.
— Сэр? — спросил он, и тот положил на стол перед собой какой-то лист пергамента.
Ну точно американцы. Вот что им ещё надо?
— Майкл Корнер, — сказал Робардс. — Говорит тебе о чём-то?
— Корнер? — сморгнув, переспросил Гарри. Это было совершенно неожиданно, и ему потребовалась секунда, чтобы переключиться с версии про американцев. — Ну да… да, мы с ним учились на одном курсе — только он на Рейвенкло.
— Ещё, — требовательно сказал Робардс. — Что-то более личное.
— Личное? — удивлённо переспросил Гарри. — Сэр, мы не слишком-то общались. Но он был в Отряде Дамблдора, и я знаю…
— Нет, не то, — перебил его Робардс. — Это правда, что он встречался и с твоей женой, и с твоей первой девушкой? Чжоу Чанг?
— Эм… да, — удивлённо сказал Гарри. Он вообще забыл об этом, да и никогда в принципе не задумывался о таком забавном совпадении.
— А теперь он пропал, — сказал Робардс. — И не просто пропал: в его комнате нашли следы его крови и сломанную палочку. Некоторые полагают, что к этому можешь иметь отношение ты.
— Я?! — Гарри настолько изумился, что даже не сразу понял, что это означает для него. — А когда это случилось? — спросил он, когда до него всё-таки дошло.
— Этой ночью, — сказал Робардс, и Гарри почувствовал холодок внутри. Именно этой ночью даже Джинни с ним не было! Только Кричер… если… если он его, конечно видел — потому что Гарри не помнил, чтобы с ним встречался. — Вечером Майкл поднялся к себе, а утром, когда мать поднялась будить его к завтраку, его уже там не было.
— А во сколько это было? — напряжённо спросил Гарри.
Выглядела история весьма скверно, во всяком случае, со стороны. На месте любого аврора Гарри сам бы начал первым делом подозревать себя — потому что такие совпадения встречаются нечасто.
— В семь утра: его отпуск завершился, и его ждали на работе к половине девятого. Меня дежурный вызвал в начале восьмого.
— А почему вас? — спросил Гарри.
И подумал, что ничего не знает о семье Корнера. Вообще ничего. Даже не знает, есть ли у него братья или сёстры и чем занимаются его родители.
— Я сказал дежурному сегодня, если доведётся, дёргать не Дольфа, а меня, — ответил Робардс.
Что ж, по крайней мере, среди родственников Корнера не обнаружилось очередных влиятельных особ. Хоть что-то.
— Сэр, я этого не делал, — сказал Гарри. — Но у меня нет алиби даже на уровне жены: она сегодня ночевала у родителей — у Джеймса зубы режутся. И я действительно проспал, вот только этого никто не видел. Я готов на веритасерум и легиллименцию, и на что угодно.
— Это хорошо, но ты сам знаешь — это не решающие доказательства, — ответил Робардс. — И лично я верю тебе, — добавил он успокаивающе, и Гарри стало чуть-чуть легче. — Но это тоже мало значит. А пока что я тебя отстраняю.
— Сэр! — воскликнул Гарри. — У нас и так сейчас нет Сэвиджа и…
— Ты не понимаешь? — Робардс нахмурился, и Гарри уныло кивнул:
— Понимаю. Но я в самом деле этого не делал! Давайте меня проверим? Слушайте, — добавил он поспешно, — а откуда вы узнали? Про Джинни и про Чжоу?
— От его родителей, — Робардс побарабанил пальцами по лежащему перед ним пергаменту. — Он как-то шутил об этом, и они запомнили.
— Они считают, это сделал я? — вздохнул Гарри.
— Нет, — к некоторому его удивлению, ответил Робардс. — Пока, по крайней мере. Но ты сам отлично понимаешь, что я не имею права не подозревать тебя.
— Вы? — переспросил Гарри. — Так вы сами дело будете вести?
— Я знаю тебя хуже твоих коллег, — сказал Робардс. — И не так пристрастен. Дело буду вести я.
— Сэр, я понимаю, что вы должны меня отстранить, — расстроенно проговорил Гарри, — но пожалуйста, давайте вправду меня на всём проверим!
— Да проверим, — отмахнулся Робардс. — Эльф твой тебя видел?
— Я не знаю, — убито сказал Гарри. — Я, по-моему, с ним не встретился. Но, может быть, он знал, что я дома…
— Идём, поговорим с ним, — решил Робардс. — Потом вернёмся — выпьешь веритасерум, хотя от аврора под ним толку ноль примерно. И я попрошу — пусть Маркс посмотрит. Но ты же понимаешь, раз ты просто спал — недоказуемо, что ты не выложил воспоминания о том, что сделал. Ладно бы ты всю ночь допросы вёл. Ладно, не смотри на меня так, — он поморщился и встал. — Идём.
Гарри отчаянно надеялся, что Кричер его всё же видел, но ему не повезло: тот спал, и хотя когда проснулся, выяснил, что «хозяин Гарри спит», но было это около семи утра и алиби стать не могло. Донельзя расстроенный, Гарри вернулся с Робардсом в аврорат, где тот, сперва напоив его веритасерумом, довольно занудно его расспрашивал о вчерашнем вечере и ночи, а также о его отношениях с Корнером, а затем сам отвёл к Маркс, запретив даже выходить оттуда до тех пор, покуда действие веритасерума не кончится.
— А затем сразу ко мне, — приказал он. — В отдел не заходить, ни с кем не разговаривать, случайно встретишь в коридоре — сошлись на мой приказ и больше ничего не говори. О деле не рассказывай. Понятно?
— Да, — расстроенно ответил Гарри, и Робардс хлопнул его по плечу:
— Разберёмся.
Маркс сочувственно пообещала Гарри быть как можно деликатнее — и действительно, он даже не думал, что работа менталиста может быть настолько… не неприятной. Провозилась она долго, и когда закончила, веритасерум давно выветрился, и можно было бы уже вернуться к Робардсу, но когда Маркс предложила Гарри посидеть немного и прийти в себя, он с признательностью согласился.
— Я думаю, ты в самом деле спал, — утешающе проговорила Маркс, наливая ему чай.
— Я спал, — вздохнул Гарри, беря чашку в ладони. — Но даже твоё мнение меня не оправдывает в полной мере.
— Я знаю, — она тоже вздохнула и утешающе сжала его предплечье. — Гарри, я уверена, что Гавейн его найдёт. Он же лучший… ну ладно, один из них.
— Угу, — уныло согласился Гарри.
Он посидел ещё немного, а потом пошёл к Робардсу, очень стараясь не встретить по дороге никого из своих коллег.
Хоть в чём-то Гарри повезло: по пути к Робардсу он ни с кем не столкнулся, а его самого застал в кабинете — правда, очень занятым, но Гарри он впустил, попросив, правда, немного посидеть на диване и подождать. Пришлось сидеть и ждать — и, поскольку заняться Гарри было нечем, оставалось только думать. И он думал — об Энноре Джервис и о том, насколько же несправедлива к ней судьба. Сначала мать с отцом, родившие её, чтобы отдать проклятье и убить, теперь вот Фадж и эти… Кустодини, и ни одного шанса просто жить и быть собой. Просто самой собой и просто учиться жить в том мире, что отобрали у неё родители. Как это чудовищно — узнать, что тебя родили даже не по ошибке, а чтобы уничтожить. Что ты с самого начала задумывалась инструментом, средством снять проклятье с той, что родила тебя. Что вообще должна сейчас Эннора чувствовать? Знать, что половина всей твоей семьи — по крайней мере той, что ты знала — совершенно сознательно отняла у тебя практически всю жизнь и весь мир, а вторая половина попросту тобою брезгует. А те люди, что тебя фактически растили — умерли… убиты. Теми, кто родил тебя и должен был убить, но не решился.
А теперь единственный ей сколько-нибудь близкий человек — преступник. Пожиратель смерти. И изгнанник. До какой же степени она должна быть одинока, если так вцепилась в человека, с которым прежде говорила только раз! Есть ещё Челси — вряд ли опоённый Дэмиан мог стать Энноре близким человеком — но ведь и она была под чем-то… чарами? Или, возможно, зельями? И, похоже, тоже близкой Энноре не была: та ни разу про неё не задала вопросов. Ну, или, по крайней мере, не при Гарри. А вот в Эйвери Эннора буквально вцепилась…
Кажется, подумал Гарри мрачно, его детство было вовсе не таким тяжёлым, как он прежде думал. Собственно, по-настоящему сложными его отношения с Дурслями стали уже после того, как он стал… в смысле, как он узнал о том, что волшебник — а до этого… пожалуй, в раннем детстве всё было не так уж плохо. Нет, определённо, тётушка Петуния старалась — получалось у неё не так уж плохо, но она… ей тоже было тяжело.
— Гарри?
— Да, сэр, — отозвался Гарри. — Извините, я задумался.
— Когда ты видел Корнера в последний раз? — спросил Робардс, выходя из-за своего стола и садясь рядом с Гарри на диван.
— Не помню, — подумав, ответил Гарри. — В школе, кажется. Во время битвы. Но я не уверен, что я его и вправду видел — может быть, я просто знаю, что он был там, и мне кажется.
— Это не важно, — отмахнулся Робардс. — А потом?
— Потом всё, — покачал головой Гарри. — Я уехал в академию, потом пришёл сюда… мы не дружили. Я не так уж хорошо его и знал.
— Ясно, — Робардс откинулся на спинку дивана, и Гарри, подождав немного, всё-таки спросил:
— А меня обязательно отстранять от других дел? Они же с Корнером не связаны…
— Понимаешь, — посмотрел на него Робардс, — я не думаю, что ты виновен. Я уверен, что ты не при чём. Но если вдруг я ошибаюсь, все дела, к которым ты имеешь отношения после совершения преступления, будут скомпрометированы. Я не думаю, что мы сейчас можем себе это позволить.
— Я понимаю, — понуро согласился Гарри.
— Так что ступай домой и… ну, можешь считать это отпуском, — предложил Робардс. — И я прошу тебя ни с кем на эту тему не разговаривать. Ни с кем. Я напишу тебе — и если завтра письма не будет, значит, отпуск у тебя продлился. С твоими коллегами я разберусь. Я понимаю, ты очень разочарован и расстроен, но когда-нибудь ты будешь на моём месте и поймёшь меня.
— Я не собираюсь быть на вашем месте! — отрезал Гарри. Сейчас, когда его — по сути — считали преступником, это прозвучало издевательски. — Преступнику это будет сложновато, сэр, — он поднялся и, понимая, что напрасно сказал это, раздражённо — уже на самого себя — извинился: — Простите, сэр. Я пойду?
— Иди, — кивнул Робардс. — Как минимум до завтра ты свободен, и погода отличная.
— Да, сэр, — выдавил из себя Гарри и ушёл.
Он постарался как можно быстрей и незаметней проскользнуть к лифтам, а затем и через Атриум — и только оказавшись на улице, дал волю своим досаде и обиде. Нет, головой Гарри прекрасно понимал, что Робардс делает всё правильно, и что он, на самом деле поступил благородно, скрыв пока случившееся ото всех. И всё равно Гарри было донельзя обидно и досадно — во многом потому что он выпадал из расследований и из дела Джервисов, и кто знает, сколько он пропустит! И ведь Робардс знает, что он невиновен! Знает же? Но если знает… если он уверен в нём, то почему отстранил?
Это мучило его, сидело отвратительной занозой, и сколько Гарри ни твердил себе, что Робардс просто права не имел его оставить, особенно сейчас, когда они все отбивались от Фаджа, как могли, и любая мелочь могла склонить чашу весов Визенгамота в его сторону, легче Гарри не становилось.
Домой он в итоге не пошёл и просто отправился бродить по Лондону. Он ходил так несколько часов, и это помогло: к обеду он устал и успокоился. И вспомнил забавное выражение, которое услышал… он не помнил, у кого: он, похоже, выходил свою обиду. Ходил-ходил — и выходил. Конечно, Робардс прав был, сказал наконец Гарри с лёгким сердцем, принюхиваясь к запахам, доносящимся из открытой двери какого-то весьма подозрительного на вид заведения. Да и сам район был, мягко говоря, не слишком-то благополучным — и Гарри, оглядевшись, аппарировал, но не домой, а на побережье. Раз уж у него отпуск, решил он, может себе позволить просто поплавать и позагорать — тем более что день был совсем летним.
Он перекусил в каком-то небольшом кафе и, найдя маленький, скрытый ото всех пляж, аппарировал туда и сначала долго плавал в море, а потом лежал и просто смотрел в небо. И думал, что, наверное, поступает не слишком хорошо — нужно было бы, к примеру, позвать Джинни, она тоже с удовольствием бы искупалась и повалялась на песке. Но ему хотелось побыть одному, и Гарри пообещал себе, что если завтра его к работе не допустят, он возьмёт Джинни, Джеймса, и они придут сюда.
Домой он вернулся часов в семь — и на столе в гостиной обнаружил горку писем.
«Гарри, это из-за Фаджа: он поднял всех на уши, и Р. перестраховывается. Мы все прекрасно знаем, что ты вообще не при чём! ЛГ».
«Если бы ты хотел его убить, ты бы так не наследил. Не бери в голову и погуляй как следует! КП»
«Кто же так убивает? Даже курсант бы сделал лучше. ДД»
«Ничего интересного ты не пропустил. Потом посмотришь протоколы, если будет настроение. РЛ»
У Гарри даже в носу защипало, и он, шмыгнув им, растроганно заулыбался — и тут в камине полыхнуло зелёным, и он услышал хорошо знакомое хныканье.
— Привет, — сказала Джинни, выходя из камина с выкручивающимся из её рук Джеймсом. — А мы вернулись, и я очень надеюсь, что кое-кому надоест ныть, и он всё-таки поспит. Потому что мама говорит, что зелье для прорезывания зубов прекрасно действует, и я сама видела, что воспаления нет, а кое-кто просто демонстрирует свой милый и покладистый характер.
— Папа! — радостно воскликнул Джеймс, и Гарри едва успел сгрести все письма и сунуть их себе в карман. — Метла!
— Вот-вот, — поддержала сына Джинни. — Метла! А я бы пока ужин приготовила…
— Метла! — подтвердил Гарри, подхватывая сына на руки.
Наблюдая за тем, как Джеймс довольно резво летит на своей детской метле по коридору к лестнице, Гарри уже хотел, чтобы его и на завтра отпустили. Ну ведь не мог же Робардс за день отыскать Корнера, думал он, взбегая вслед за Джеймсом по лестнице. И отпуск у Гарри будет лишь в апреле… и чего он так расстроился с утра? А он расстроился — и сколько ни твердил себе, что нужно радоваться, выходило у него не слишком хорошо.
Спать Гарри ложился с надеждой на то, что утром его разбудит сова от Робардса — и она и вправду это сделала, вот только в принесённом ей письме не было ничего хорошего. Робардс — правда, весьма корректно — просил его ещё денёк передохнуть и заверял, что верит, что сможет написать ему вечером что-то более приятное.
Гарри посидел немного, перечитывая скупые строчки. Он был разочарован и расстроен, и, наверное, ещё обижен — а потом его вдруг осенило.
Он вскочил — Джинни уже встала, потому что Джеймс просыпался почти с солнцем, а оно пока всходило рано — и, как был, в пижаме побежал в свой кабинет, где схватил перо и написал: «Сэр, а давайте я сегодня подежурю у дементоров? Там я вряд ли смогу кого-нибудь скомпрометировать даже если окажусь виновен. А у вас кто-нибудь полезный освободится. ГП»
Присланная Робардсом сова улетела сразу, так что со своим письмом Гарри отправил Хедвиг — и пошёл в душ, отчаянно надеясь, что Робардс ему не откажет. Жаль, что Гарри не помнил, кто должен был дежурить в лагере сегодня — кажется, никто из их отдела.
Он успел побриться и помыться, и даже начать завтракать, когда в окно постучала уже знакомая сова. Гарри распахнул его, и она, бросив ему на колени маленький конверт, тут же улетела. Гарри вскрыл его под вопросительным взглядом Джинни, и с трудом подавил победный клич: «Хорошая идея. Заступай. ГР» Так всё-таки он в Гарри верил!
— Ты чего сияешь? — спросила Джинни. — Тебе дали премию?
— Нет, — ответил он. — Я просто буду почти отдыхать сегодня — у меня дежурство у дементоров.
— Что-то не похоже это было на отдых в последний раз, — скептически сказала Джинни, не позволяя Джеймсу слезть с детского стульчика вместе с зажатым в руке огрызком нежно им любимой варёной морковки.
— Да это же не кормление, — он даже поёжился, — а обычное дежурство. — Так что я сейчас найду, что почитать, и пойду почти весь день валяться, есть и спать. Ещё гулять немного, если повезёт с погодой.
Доедать и даже кофе пить Гарри не стал. Он только заглянул в свой кабинет, взял пару книжек и несколько пергаментов для записей, чернильницу, перо, сложил всё это в сумку — и ушёл, гадая, кого же сейчас встретит и какой будет погода на болотах.
Там оказалось солнечно и ветрено: отличная погода, наверное, лучшая, которую вообще можно было придумать. Гарри пришёл первым и успел устроиться за столом и даже разрезать ещё тёплую булочку, когда в палатку вошла Эмис Марвуд, обладательница самой неприметной внешности, какую только можно было себе представить. Она шутила, что ничего лучше для слежки не придумаешь, и это была правда — тем более что безо всяких чар, с помощью простой косметики, Марвуд умела так меняться, что даже Гарри до сих пор, бывало, её не узнавал.
Сейчас она была, конечно, не накрашена и выглядела «серой мышкой» — впрочем, мышкой милой и улыбчивой. Марвуд вообще была спокойной, и о её хладнокровии Гарри слышал легенды.
Она пришла с большой сумкой, которую устроила на стуле рядом с собой, после чего с удовольствием принялась за завтрак, и Гарри с удивлением смотрел на то, как она мажет булочку последовательно маслом, сливочным сыром и вишнёвым джемом, а поверх кладёт толстый кусок ветчины, а на него ещё и сыра.
— Это вкусно, — улыбнулась Марвуд. — Хочешь попробовать, пока я ещё не откусила?
— Эм… нет, — осторожно решил Гарри, и Марвуд снова улыбнулась:
— И очень зря, — убеждённо заявила Марвуд. — Такой юный — а уже традиционалист, — она покачала головой.
— Это всё дурное влияние Авады, — авторитетно пояснил Гарри. — Она же дважды отскочила от меня — и вот.
— Как полагаешь, третья это не исправит? — задумчиво спросила Марвуд. — Может быть, клин клином?
— Пожалуй, нет, — решил всё-таки Гарри, и тогда она демонстративно положила на самый верх своего дикого бутерброда маринованный огурчик — и со вкусом откусила всё это.
И облизнулась.
После завтрака они разошлись: Марвуд вместе со своей сумкой отправилась в одну из свободных комнат, а Гарри вышел погулять. Читать он не хотел, а работать бы сейчас не смог: ни о чём, кроме дела Корнера, он думать всё равно не мог, а о Корнере он ничего не знал. Зачем же было себя мучить? Так что он неспешно прогулялся по окрестностям, избегая, разумеется, дементоров — благо места здесь было предостаточно.
Он отошёл довольно далеко, когда у палатки зазвонил колокольчик, призывающий авроров приготовиться, и Гарри пришлось аппарировать назад. Ему ужасно не хотелось идти к дементорам, но ведь, в конце концов, он был здесь для этого, не так ли?
Мальсибер уже вышел в общую комнату и стоял там с пледом в руках, и когда Гарри с Марвуд подошли к нему, спросил у неё:
— Мы кого-то ещё ждём, или вас потом заменят?
— Ждём, — ответила она.
Четверг, сообразил Гарри. Сегодня же четверг! День очередного «кормления» дементоров, на которое должен прийти Робардс! Значит, они сейчас увидятся… и, может, тот успеет Гарри что-нибудь сказать по дороге к…
Дверь открылась, и в палатку вошёл Праудфут. Гарри, кивнув ему, продолжал выжидающе смотреть на дверь, но она больше не открывалась.
— Занят он, — сказал ему Праудфут. И затем обратился уже к Мальсиберу: — Сегодня этих тварей пойду кормить я.
Он? Гарри очень постарался сдержать удивление, но у него, кажется, не очень получилось. Он же помнит, как Праудфут сам отказался наотрез — они даже поругались с Сэвиджем. Что же произошло? Быть не может, чтобы Робардс его вынудил — тогда почему он сейчас здесь?
— Нет, — вдруг сказал Мальсибер. — Вы их кормить не будете.
— Не понял, — Праудфут сощурился, и Гарри встревоженно придвинулся к нему поближе, а Марвуд взялась за палочку. — Вы забылись, господин Мальсибер. Вы здесь не командуете. Вы обозначили проблему — мы её решили. Сегодня моя очередь.
— Нет, — спокойно и даже равнодушно повторил Мальсибер. — С вами я делать этого не буду. А без меня не выйдет ничего: дементоры просто облепят ваш Патронус, но не тронут. Им нужна команда. А я им её не дам.
— И что? — с холодной язвительностью осведомился Праудфут. — Они останутся голодными? Так разве можно?
— Не останутся, — Мальсибер пожал плечами. — Пусть пришлют другого. Или я сам сделаю: на один раз меня точно хватит.
— Прекратите ваши фокусы, — очень зло приказал Праудфут. — Напомнить вам, что вы обязаны исполнять мои, в том числе, приказы?
— Вовсе нет, — равнодушно возразил Мальсибер. — Я обязан исполнять приказы аврората — то есть главного аврора. У вас есть приказ за его подписью в отношении вас? Нет, — сам же и ответил он. — Я с вами делать этого не стану — пускай пришлют другого.
— И чем же я вас не устроил? — от ярости у Праудфута стиснутые в нитку губы были белыми.
— Я готов вам лично это объяснить, — Мальсибер посмотрел сначала на него, потом — на Гарри. — Но наедине.
— А у меня секретов от коллег нет, — возразил Праудфут. — Объясняйте сейчас. Здесь. Немедленно.
— Как угодно, — к облегчению Гарри, Мальсибер не стал спорить. А вот Марвуд чувствовала себя явно не в своей тарелке — но не уходить же сейчас было. — Есть такие люди, которым в силу ряда жизненных обстоятельств чрезвычайно сложно, или даже невозможно сотворить Патронуса, — заговорил он благожелательно и несколько размеренно, словно бы читая лекцию. — Ваших я не знаю и знать не хочу, — предвосхитил он готовый сорваться с губ Праудфута вопрос. — Однако для вас это так — я понял это при знакомстве. Если вы им скормите своего Патронуса, с вероятностью девять к десяти вам больше никогда его не сотворить. Оставшийся шанс — на то, что вы однажды этого всё-таки добьётесь снова, но нескоро. Может, через год, но я сказал бы, через пять. Или, возможно, десять. Я считаю эту цену несоразмерной и требую позвать другого. С вами я делать это отказываюсь.
Гарри непередаваемо хотелось оказаться сейчас где угодно — да хоть в Азкабане, хоть даже навсегда — но только не здесь и не сейчас. Ибо то, что Мальсибер сейчас сказал так равнодушно и спокойно, было личным до интимности, и точно не предназначалось для ушей Гарри. Праудфут молчал, Мальсибер вежливо и равнодушно на него смотрел, и Гарри, просто чтобы что-то изменить в этой дикой сцене, быстро проговорил:
— Давайте я пойду. Я же уже там был и точно знаю, что со мной всё будет в порядке. И воспоминаний нужных у меня полно.
— Нет, — хором ответили Праудфут и Мальсибер, но Гарри уже упёрся. Марвуд покраснела и болезненно поморщилась, но не сказала ничего, и Гарри знал причину: не так давно она была серьёзно ранена, и хотя уже вышла на службу, до сих пор ходила в Мунго каждый вечер. Видимо, она уже поднимала этот вопрос и получила от Робардса отвод.
— Почему нет? — возразил Гарри воинственно. — Я-то вам чем не подхожу?
— Я уже говорил, что не желаю делать это с кем-то дважды, — нахмурился Мальсибер
— Я здесь и я сам предлагаю — пока вы будете здесь спорить, пока мы, — Гарри глянул на Праудфута, — пойдём искать ещё кого-то, будет уже вечер, а вы сами говорили, что лучше делать это днём.
— Мистер Поттер, у вас достаточно коллег, способных это сделать, — резковато проговорил Мальсибер. На Марвуд он даже не смотрел — возможно, зная об отводе.
— Они все заняты сейчас, — с напором сказал Гарри, на сей раз глядя на Праудфута. Ну тот-то должен понимать, что Гарри прав! Кто там готов был поучаствовать? Робардс? Так он занят — вон даже Праудфута вместо себя. Сэвидж в отпуске… да и вообще нельзя же вот так просто взять — и выдернуть кого-то для такого дела! А от Гарри толку всё равно нет — и неизвестно, когда ещё будет. Так он хоть что-то сделает полезное. — А я уже был там и всё знаю!
Он хотел хоть что-то сделать, чтобы чувствовать себя аврором, а не полуподозреваемым полупреступником!
— Как угодно, — вдруг сказал Мальсибер. — Только решайте побыстрее, господа авроры. Я подожду снаружи, — он кивнул и, закинув плед на плечо, вышел из палатки.
— Катберт, правда, — горячо проговорил Гарри, умоляюще глядя на Праудфута. — Так хоть толк будет от того, что я тут торчу! Это не так страшно — и я просто потом пойду домой и всё, — он выговорил это на одном дыхании, и только потом понял, насколько некрасиво это прозвучало: выходило, что Праудфут, по мнению Мальсибера, не в состоянии сделать нечто элементарное. — То есть я не то хотел сказать! — воскликнул он в отчаянии, и Праудфут вдруг усмехнулся:
— Да я знаю, что ты прав. И этот тоже. Лучше бы… — он посмотрел на Марвуд, но Гарри перебил:
— У неё полно работы, я же видел! Ведь полно? — спросил он её так горячо, что она даже не сразу начала возражать — а он её не слушал. — Все же заняты, и это же сначала надо найти Робардса, а он… я надеюсь, что он занят Кор… занят, и я не собираюсь отвлекать его, потому что я хочу… — он снова оборвал себя, даже топнув с досады. — Правда, я готов! Ну вы же сами говорите, что он прав, — сказал он уже тише. — Ну пожалуйста. Слушай, правда — давай я туда пойду, а потом домой… ну мне очень нужно домой, — соврал он, кажется, довольно неуклюже, и Марвуд вдруг, вздохнув, сказала:
— Вы зачем-то оба врёте и недоговариваете, но поскольку в вашем вранье никакого криминала нет, надеюсь, я не буду предлагать пойти найти кого-то. Хотя ты сумасшедший, — добавила она, покачав головой.
— Спасибо! — почти счастливо воскликнул Гарри, и Марвуд, пробормотав что-то вроде: «Псих», спросила:
— Мне как? С тобой идти?
— Нет, — уверенно ответил Гарри, и она, махнув рукой, вообще ушла в свою комнату.
— Понимаешь, — быстро сказал Гарри Праудфуту, — я второй день чувствую себя неполноценным: вроде и ни в чём не виноват, а к работе всё равно не допускают. А тут всё-таки… хоть что-то.
— Надо было ему сразу же башку свернуть, — буркнул Праудфут. — Прямо в том его доме. И сказать, что, мол, случайно. Тварь какая.
— Пожалуйста, — повторил Гарри, и тот, зло и болезненно дёрнув углом рта, сдался:
— Ладно. Идём. Что там — чай и плед, да? — он огляделся и широким шагом направился к столу.
Когда они с Праудфутом вышли, ждавший возле входа Мальсибер оглядел их и, молча кивнув, пошёл вперёд, к дементорам. И когда они дошли, остановившись у жёлтой черты, сказал, передавая Праудфуту плед:
— Я напомню алгоритм. Как только мистер Поттер выпустит Патронуса, вы тут же заберёте его палочку — даже если он сам её и не отдаст. Затем ваша задача — удержать его на месте, потому что он будет рваться за Патронусом. А потом мы с вами просто выведем его оттуда и дадим, возможно, немного отдохнуть прежде, чем возвращаться в палатку. Это всё.
— Я постараюсь в этот раз самостоятельно её отдать, — пообещал Гарри Праудфуту, показывая ему свою палочку.
— Готовы? — спросил Мальсибер, и Гарри первым шагнул за жёлтую черту.
Он приготовил отличное воспоминание об одном товарищеском матче в доме у Лестрейнджа, но когда дементоры приблизились и Гарри вскинул палочку, он вспомнил то, как это было в прошлый раз — и замер. Секунды шли, но ничего не получалось — и Гарри, спиной ощущая напряжённый взгляд Праудфута, в отчаяние понял, что тот сделает сейчас. Гарри лихорадочно перебирал воспоминания, но ни одно из них не отзывалось в нём той тёплой волной, из которой рождался серебристый образ — и тогда он, понимая, что произойдёт вот прямо сейчас, зажмурился и, ухватившись за летящего на метле вдоль лестницы Джеймса, наконец почувствовал то, что никак не мог поймать, и воскликнул:
— Эксректо Патронум!
И когда серебряный олень вырвался из его палочки, успел сунуть её в руку Праудфута прежде чем почувствовал уже знакомое голодное внимание.
А потом ему стало холодно. Холодно и больно… нет, не больно, а не-вы-но-си-мо. Лучше бы они ели его! Да даже Джинни ему было бы, наверное, легче видеть разрываемой на части — но не Джеймса. Каждый отрываемый дементорами от мальчика кусок они как будто отрывали от самой души Гарри, и он бы отдал им свою, если бы мог, но что-то не пускало его туда, вперёд, и он всё рвался, рвался и кричал, но это что-то было сильнее, и в какой-то момент боль и отчаяние заполонили его…
А потом наступила темнота.
Солнце било в лицо Гарри, и всё вокруг сквозь сомкнутые веки казалось красным. Кажется, Гарри не лежал, а полусидел, опираясь на… на… на что-то очень, очень живое. Смерть и холод, наполнявшие Гарри, тихо таяли под касанием этого живого, и он подался назад, вжимаясь в него. Жизнь постепенно возвращалась, и вместе с ней на Гарри вновь обрушилась острейшая вина. Он отдал этим тварям сына. Маленького мальчика, которого обязан был защищать, любить, оберегать — а он просто взял его и отдал на кормление.
Глаза защипали едкие горячие слёзы, и Гарри сперва зажмурился, а затем открыл их и часто-часто заморгал, отворачиваясь от слепящего солнца.
— Я говорил вам, — сказал Мальсибер, на чьём лице сейчас ясно проступило сочувствие, и в его чёрных глазах Гарри распознал вдруг боль, — ребёнок — очень неудачный выбор. Не нужно было.
Он был очень близко… слишком близко, и Гарри отодвинулся и проговорил непослушными губами:
— Не ваше дело.
— Вы позволите помочь вам? — мягко спросил Мальсибер, но Праудфут, оказавшийся по другую сторону от Гарри, буквально прорычал:
— Не лезь к нему!
— Я предлагаю помощь, — неожиданно зло сказал ему Мальсибер. — Навредить аврору мне не даст контракт. Да Бастет, приведите тогда сюда целителя хотя бы! — потребовал он, и Гарри вяло запротестовал:
— Не надо. Никому не нужно знать об этом. Я… нормально.
Его мутило — недостаточно сильно, чтобы вырвать, но довольно, чтобы ни о чём другом Гарри толком не мог думать. Его ноги всё ещё были ватными, а руки тяжёлыми и, кажется, дрожали, и он весь был покрыт холодным липким потом. А перед глазами стоял Джеймс, раздираемый на части дементорами.
— Я действительно хочу помочь, — просяще проговорил Мальсибер, и Гарри сдался — потому что сейчас ему было просто всё равно.
— Помогите, — хрипло сказал он.
И… ничего не произошло: Мальсибер даже не пошевелился, продолжая, оказывается, держать его за плечи, однако тошнота почти что отступила, а главное — Гарри смог, наконец, вздохнуть нормально, и заполонившие его вина с отчаянием улеглись, не до конца, конечно, но, по крайней мере, он опять мог думать.
— Дальше сами, — негромко проговорил Мальсибер, слегка отодвигаясь от него, и Гарри непонимающе сморгнул.
— Что? — спросил он — снова хрипло, и почувствовал, как саднит горло.
— Вам нужно домой, — сказал Мальсибер, садясь на траву рядом с ним и убирая руки, которые, оказывается, до этого момента поддерживали Гарри. — И отогреться. И вам станет лучше, а потом и вовсе всё пройдёт. Это просто воспоминание. Патронус.
— Как вы справились? — спросил Гарри, хватая его за запястье. — Всё это пережили? Сами? Столько раз?
Краем глаза он заметил, как Праудфут подался к нему, но вмешиваться пока не стал.
— Я не уверен, что я это пережил, — ответил Мальсибер очень серьёзно, глядя на Гарри, но не в глаза. — Но и к такому привыкаешь. Вам, впрочем, не придётся.
— Почему вы не сказали нам? — спросил Гарри. Его раздражала невозможность поймать взгляд Мальсибера, и он всё не оставлял попыток, но у него ничего не выходило. — Почему вы сразу не сказали? Или не сразу, но когда стало понятно, что это надолго?
— Не захотел, — Мальсибер усмехнулся. — И потом, разве меня кто-то спрашивал?
— А мы ещё вас спрашивать должны, — зло буркнул Праудфут.
— Ну что вы, — мягко возразил Мальсибер, оторвав, наконец, свой взгляд от Гарри и переведя его на Праудфута. — Не должны, конечно. Вы встать можете? — спросил он Гарри, снова глядя на него. Праудфут поднялся и протянул Гарри руку, тот схватился за неё и встал — голова резко закружилась, и ему пришлось немного постоять, чтобы прийти в себя. Странно, но вместе с головокружением ушла — уже совсем — и тошнота, и теперь Гарри ощущал себя просто уставшим и голодным. Почему-то. Впрочем, идти он вполне смог самостоятельно, даже не опираясь на подставленную руку Праудфута.
Мальсибер тоже встал и, пропустив Гарри с Праудфутом вперёд, неторопливо двинулся за ними. Гарри было неуютно чувствовать его за своей спиной, и он несколько раз оборачивался, и в конце концов Праудфут предложил:
— Перегнать его вперёд?
— Да нет, — отказался Гарри. — Нет, зачем. Я просто… — он повёл плечами. — Не знаю. Я не понимаю.
— Думаешь, ударит в спину? — с сомнением спросил Праудфут.
— Да нет, — вяло удивился Гарри и повторил: — Я просто его не понимаю.
— Чего ты не понимаешь? — хмуро спросил Праудфут, и Гарри подумал, что, пожалуй, на его месте Сэвидж бы сказал что-нибудь вроде: «Чего там понимать-то».
— Ну ему же дела до нас нет, — сказал Гарри. — И я думаю, что он тебя не любит.
— Взаимно, — не сдержался Праудфут.
— Тогда почему он всё это устроил? — спросил Гарри. — Ему же всё равно, что с тобой будет — он даже должен радоваться, по идее, твоим проблемам. Так чего он вдруг упёрся?
— Пикси его знает, — недовольно сказал Праудфут. — Красуется.
— Перед кем? — даже улыбнулся Гарри. Они дошли до палатки, и он, открыв дверь, пропустил перед собою Праудфута и снова оглянулся. Мальсибер был слишком далеко, чтобы его ждать, и Гарри зашёл внутрь, прикрыв дверь — и сразу получил в лицо комок пыльцы — вокруг застрекотали, и он мог поклясться, что фейри над ним смеются. Он фыркнул, отплёвываясь и, ругаясь, принялся стирать пыльцу ладонями — и получил ещё один комок. А потом ещё. И…
И вдруг всё стихло, и комки пропали — и Гарри, как раз стеревший, наконец, пыльцу достаточно, чтобы она не сыпалась в глаза, увидел вошедшего Мальсибера, остановившегося на самом пороге.
— Вас и они тут слушаются? — спросил Гарри, запоздало вспомнив о платке в кармане. Он всё-таки достал его и принялся стирать с лица остатки пыльцы.
— Они не любят меня расстраивать, — сказал Мальсибер. — Мне казалось, мы договорились, что они не трогают вернувшихся с кормления авроров, — сказал он чуть громче. Откуда-то из-под потолка раздался слабый стрёкот, и в палатке снова стало тихо.
— Какой вы страшный, — саркастически заметил Праудфут.
Мальсибер улыбнулся:
— У меня же с ними нет контракта. Конечно же, я страшный. Бу-у! — он вскинул руки, изображая привидение, и, беззвучно рассмеявшись, помахал ими, шевеля пальцами. — И поэтому, надеюсь, это безобразие больше не повторится, — сказал он весело куда-то вверх, но от этого веселья почему-то у Гарри по спине пробежал лёгкий холодок. — Мистер Поттер, вам бы в самом деле отдохнуть, — обратился Мальсибер уже к Гарри своим обычным тоном. — Два раза в две недели — это слишком.
— Я в порядке, — зачем-то возразил Гарри, хотя, конечно, он в порядке не был.
— Не дразните госпожу Фортуну, — серьёзно проговорил Мальсибер. — Она римлянка, а они терпением не отличаются. Вам нужно отогреться, если вы не хотите в следующий раз получить облачко пара вместо вашего оленя. Был бы я вашим начальником — я бы и назавтра вас оставил дома.
— Мы вас слышим, — сказал Праудфут. — Спасибо за заботу, и могли бы вы оставить нас?
— Конечно, — Мальсибер коротко склонил голову. Потом подошёл к столу, собрал что-то себе на тарелку, налил кофе — и ушёл к себе, неслышно притворив за собой дверь.
— Идём, я провожу, — сказал Гарри Праудфут. — Не надо тебе сейчас аппарировать.
— А я же не могу уйти, — сообразил вдруг Гарри. — Я же тут дежурю и не могу тебя оставить одного. Я просто пойду отдохну там, — он кивнул в сторону свободных комнат.
— Я тебя сейчас за шкирку оттащу, — пообещал Праудфут. — С дежурством разберёмся как-нибудь. Пошли! — приказал он, и у Гарри внутри стало тепло-тепло. Что там думал о нём Робардс, он не знал, а вот Праудфут в него, бесспорно, верил. И заботился — как заботятся о своих.
Так что Гарри спорить с ним не стал и послушно позволил аппарировать к самому его дому на Гриммо и даже попросил:
— Ты мог бы Джинни объяснить? Сил нет.
И потом слушал с тем же тёплым ощущением внутри, как Праудфут с ней говорит, и как, уходя, прощается и обещает вечером узнать, как тут у них дела.
Когда он ушёл, Джинни подошла к Гарри и обняла, и, дойдя вместе с ним до дивана, уселась рядом и, обняв, шепнула, ласково его целуя:
— Ты зачем соврал, а?
— Я не врал, — лениво запротестовал Гарри, закрывая глаза и прислушиваясь к её мягким тёплым поцелуям.
— Ты сказал, что просто подежуришь, — в голосе Джинни не было ни капельки упрёка. — И соврал. Ты врун, — она погладила его по волосам, и Гарри согласился:
— Врун. Но ты же всё равно любишь меня?
— Я даже, может быть, не всё равно, а именно, — в её голосе была улыбка, и Гарри тоже улыбнулся.
Ему совершенно не хотелось двигаться, говорить и даже думать, а хотелось так сидеть и просто чувствовать и слушать. Он ещё успел подумать, что, наверное, нехорошо будет просто взять и так уснуть — а когда проснулся, было уже утро, и он лежал в кровати рядом с Джинни.
Она ещё спала, и Гарри, повернувшись к ней, лёг поудобнее и долго так лежал, разглядывая ту половину её лица, что виднелась из-под спутавшихся длинных волос. А потом дверь тихо открылась, и в комнату буквально просочился Джеймс в короткой белой рубашке с ярко-красным кроликом. Увидев, что Гарри уже проснулся, он с восторженным восклицанием добежал до кровати, прыгнул на неё, упал животом, вскарабкался и радостно плюхнулся между родителями. Джинни, разумеется, проснулась, но встать никто из них даже не подумал. Не так уж часто доводилось им валяться вот так, вместе, никуда не торопясь — и Гарри впервые с момента своего отстранения подумал, что, пожалуй, в нём есть и плюсы.
Они провалялись почти до девяти часов, и лежали бы и дольше, если бы Джеймс категорично не потребовал еды — и только тогда Гарри понял, что он тоже голоден. И сильно голоден! Ему так хотелось сделать что-нибудь хорошее для Джинни, что он, натянув брюки, взял было Джеймса и заявил, что завтрак приготовит сам.
— Это нечестно! — заявила Джинни, приподнимаясь на локтях. — Почему его все и всегда таскают на руках! А я?
— Иди сюда! — Гарри рассмеялся и, вручив ей Джеймса, подхватил на руки их обоих и торжественно отнёс на кухню, где наколдовал кресло, в которое и усадил их. После чего со знанием дела поджарил на одной сковороде бекон, на второй — яичницу, затем сам накрыл на стол, порезал хлеб, и сыр, и ветчину, и обнаруженные на леднике помидоры, видимо, из Норы, потому что очень похожими, он помнил, их угощала как-то Молли.
Они заканчивали завтрак, когда сработали чары, оповещавшие о том, что кто-то вышел из камина, и Гарри тут же аппарировал в гостиную, благо, внутри дома это сделать было можно — и увидел Робардса.
— Извини, — сказал тот, — что я без предупреждения. Решил зайти сам, а не писать. Поговорим?
— Конечно, — непослушными губами проговорил Гарри, чувствуя, как становятся ватными его ноги и сердце бьётся где-то в горле.
Потому что такой внезапный визит главного аврора вряд ли мог значить что-нибудь хорошее.
Робардс кашлянул и произнёс подчёркнуто официальным тоном:
— Приношу тебе свои извинения. Ты никакого отношения к случившемуся с Корнером не имеешь и, — продолжил он уже обычно, — если ты уже нормально себя чувствуешь, то можешь возвращаться. А хочешь, отдохни, и выйдешь в понедельник.
— Вы разобрались, да? — счастливо спросил Гарри, просияв.
— Да я ещё вчера бы днём пришёл, если бы ты не устроил что устроил, — Робардс вдруг нахмурился и спросил неожиданно резко: — Объясни мне, что это было?
— Что? — всё ещё продолжая улыбаться, спросил Гарри.
— Твоё вчерашнее геройство, — вот сейчас Робардс выглядел действительно сердитым. — Ты понимаешь, в какое положение всех нас поставил? И меня — отдельно.
— Нет, — честно признался Гарри.
— Дверь закрой, — велел Робардс, и Гарри послушно закрыл дверь гостиной. — Не понимаешь? Я объясню. С немалой вероятностью ты останешься единственным, кто дважды поучаствовал в кормлении — и наверняка единственным, кто сделал это с разницей в неделю. Для чего было демонстрировать всем собственную уникальность? Можешь объяснить мне?
— Я не… — ошеломлённо проговорил Гарри. — Я вообще не думал…
— Да я понимаю, — вздохнул Робардс. — Но сейчас-то понимаешь?
— Да, — тихо ответил Гарри. — Но я действительно…
— Так объясни — зачем? — спросил Робардс уже спокойно и, посмотрев на диван, вопросительно указал на него Гарри. Тот кивнул и запоздало предложил:
— Давайте сядем?
Они подошли к дивану и когда сели, Робардс повторил:
— Объясни. Ты очень настаивал — мне Катберт рассказал.
— Я хотел хоть что-то сделать, — ответил Гарри. — Почувствовать себя аврором, а не непонятно кем.
— Я понимаю, — подумав, кивнул Робардс. — Я, конечно, попросил и Катберта, и Энис никому всё это не рассказывать — возможно, они даже так и сделают. Но там были и другие люди, они могут разболтать. Вообще, конечно, ты поставил и меня, и Катберта в чудовищное положение. Ему и так всё это было сложно, потом Мальсибер с его неуместной откровенностью, потом ты ещё — кем он сейчас чувствует себя, ты представляешь?
Гарри молча кивнул и отвернулся. Ему было ужасно стыдно, и больше всего за то, что он о Праудфуте в тот момент вообще не думал. Да он ни о ком не думал, кроме самого себя и своего желания опять почувствовать себя своим, хотя вообще-то его никто и ниоткуда не вычёркивал.
— Ну и мне теперь тоже жить со знанием, что из-за того, что я взял дело Корнера себе, прекрасно помня о своей очереди на кормление, ты был вынужден пойти на это ужас дважды, — добавил Робардс. — Это неприятно.
— Простите, сэр, — тихо попросил Гарри, повернувшись, наконец, и глядя на него.
— Пообещай мне не геройствовать без реальной необходимости, — ответил Робардс. — Ситуации бывают разные, иногда это бывает нужно — но вчера нужды в том не было. Нашли бы Катберту замену. Я, конечно, тоже виноват, — добавил он внезапно, и Гарри понуро удивился:
— Почему?
— Потому что я не должен был идти на поводу у Катберта и соглашаться — знал же, что ему это непросто, — досадливо ответил Робардс. — Я, собственно, попросил Дабхгласа, но тот был занят, а Катберт рядом оказался и… в общем, я поддался, — он махнул рукой. — И зря, конечно. И, конечно, я ещё поэтому так разозлился на тебя, — добавил он почти с улыбкой.
— Да нет, вы же правы, — возразил Гарри. — Про меня. Я правда ни о ком не думал.
— В общем, оба хороши, — подытожил Робардс и протянул ему руку. Гарри неуверенно глянул на неё, потом на самого Робардса — тот кивнул, и Гарри, наконец, её пожал. — Так что — ты отдохнёшь до понедельника или вернёшься сейчас?
— Вернусь! — воскликнул Гарри. — Я прямо сейчас вернусь!
— Ну ты хоть жене скажи, — Робардс встал, и Гарри вскочил следом. — А я пока пойду.
— А что случилось с Корнером? — спохватился Гарри, когда Робардс шагнул к камину. — Он живой?
— Ну, в каком-то смысле да, — Робардс усмехнулся. — Полежит немного в Мунго. Да там всё банально: любовница… вернее, две — одна из них его и решила, так сказать, слегка присвоить. Он эту идею не поддержал, и вот, — Робардс снова усмехнулся. — Да я с самого начала понимал, что ты тут не при чём, но не отстранить не мог. Ты напрасно так серьёзно это всё воспринял.
С этими словами Робардс подошёл к камину, зачерпнул из чаши порох, бросил — и исчез в зелёном пламени. И Гарри только после того, как он исчез, задался вопросом, куда тот, собственно, отправился, ведь министерские камины-то закрыты?
Впрочем, сейчас Гарри было не до каминов — и не только потому, что он спешил вернуться в аврорат. А ещё и потому, что он только сейчас сообразил, что разговаривал с Робардсом полуголым, в одних брюках, да ещё и босиком. Но стыдиться было уже поздно, так что Гарри просто вздохнул, взъерошил волосы и пошёл на кухню, признаваться Джинни, что уходит.
Она совсем не удивилась, только проворчав, что вообще-то Гарри могли бы дать спокойно отдохнуть — пришлось всё ей рассказать. Джинни, выслушав его, спросила, разумеется:
— А ты почему мне сразу всё не рассказал?
— Да я как-то… я не знаю, — признался Гарри. — Я вообще не хотел об этом говорить, ни с кем.
— Ну да, — задумчиво согласилась Джинни. — Ты никогда о неприятностях ни с кем не говоришь. Это обидно, между прочим.
— Прости, — он подошёл к ней, и она посмотрев на него снизу вверх из кресла, в которое опять перебралась, спросила:
— А давай оставим кресло? Настоящее, конечно. Так удобно пить в нём кофе, никуда не уходя…
— Давай, — улыбнулся Гарри, наклоняясь и целуя Джинни.
После чего побежал в спальню — одеваться.
В отдел он пришёл около одиннадцати — и Лестрейндж встретил его вопросом:
— А ты что пришёл?
— Робардс разрешил, — радостно ответил Гарри. Праудфута, с которым он боялся встретиться, не было, но на его столе стояла кружка, а значит, с ним было всё в порядке.
— Я знаю, — кивнул Лестрейндж. — Но ты мог отдыхать до понедельника.
— А я не устал, — весело сказал Гарри. — И очень соскучился.
— Я не успел позавтракать и шёл в столовую, — сказал Лестрейндж, вставая из-за своего стола. — Компанию составишь?
— Да! — радостно ответил Гарри. Есть он не хотел, конечно, но всегда ведь можно выпить кофе.
Как ни странно, в столовой им пришлось отстоять небольшую очередь. К удивлению Гарри, Лестрейндж взял себе только кофе и пирожное, и Гарри, сам не зная, почему, последовал его примеру. Они сели за столик у стены, и Лестрейндж укрыл их звукозащищающими чарами и сказал, сделав глоток:
— Первое отстранение — всегда удар. Особенно в юности и без какой-либо твоей вины. Чувствуешь себя чудовищно беспомощным.
— Тебя тоже отстраняли? — вздохнул Гарри.
— И не однажды, — улыбнулся Лестрейндж. — Я узнал об аресте братьев и невестки на работе. Я в то время только стал аврором — до того был младшим, а в октябре восемьдесят первого получил звание. И тут сначала Волдеморт пропал, потом начались аресты, потом вскрылось, что у моих братьев и невестки метки, и меня отстранили, — он говорил неторопливо и спокойно, а Гарри занервничал. Вряд ли Лестрейнджа внезапно охватила ностальгия — видимо, Гарри ожидало новое внушение за вчерашние события, и оно обещало быть намного неприятней первого. — Начали расследование, но потом они довольно быстро оправдались — как и все, Империо — и расследование закрыли. Меня допустили снова. Но меня потряс сам факт наличия метки — я-то понимал, что это значит, — продолжил он, совсем не задержавшись на отстранении. — Мы все понимали, только сделать ничего не могли. Почему Крауч это проглотил, мы тогда не понимали, и я оказался… в странном положении. Вчера я обсуждал с коллегами, какая же насмешка эти оправдания Империо — а сегодня вся моя семья именно этим и спаслась. Представляешь, как мне было всем смотреть в глаза? — спросил он, и Гарри, не найдя слов, просто кивнул. — Мне тогда казалось, что мой мир рухнул, — Лестрейндж усмехнулся. — Я тогда ещё не знал, как он рушится на самом деле… но узнал довольно скоро, — он, наконец, сделал второй глоток, а потом, отломив вилкой кусочек пирожного, отправил его в рот.
Гарри молчал. Он не понимал, почему Лестрейндж вдруг завёл этот разговор и к чему его ведёт — но чем дальше, тем меньше он об этом думал и тем больше просто слушал. Ему всегда хотелось знать, как это тогда было — каково узнать подобное о братьях, каково аврору было оказаться родственником таких чудовищных преступников, и вот сейчас вдруг Лестрейндж непонятно почему решил всё это рассказать.
— Мне казалось, на меня все косо смотрят — допускаю, отчасти так и было, но думаю, что я сильно преувеличил степень косины и количество тех, кто так смотрел. Но мне самому происходящее было так невыносимо, что я переносил свой взгляд и на других. Я тогда съехал — снял комнату в Совятне — но это было очень неудобно: я, прежде всего, потерял доступ в библиотеку, которой тогда активно пользовался. И я обдумывал, как разделить дом, который был, вообще-то, и моим, и как там жить, не пересекаясь с остальными — и тут Алиса и Фрэнк пропали. Мы их искали… я искал — и через сутки-где-то их нашли. И я… — он покачал головой и снова отпил кофе. Потом поставил чашку на стол и посмотрел на Гарри. — Это был такой шок. Мои братья, те, с кем я рос, кого знал всю жизнь, с кем мы играли в детстве, кто учил меня и кого учил я, кто заступался за меня и кого защищал я — делали вот это. Не просто разделяли некие идеи, не просто метки приняли — они всё это делали. Они убийцы. Я… я просто не понимал, в мою голову тогда это не вмещалось. Всё равно как тебе узнать, что Рональд Уизли носит метку и по ночам охотится на магглорождённых. Хотя нет, не так, — поправился он сам. — Я знал, конечно, об их взглядах. И о метках уже знал. Мне они были неприятны, но я всегда считал их просто болтовнёй. Сочувствием идеям — да… но Родольфус, мне казалось, был погружён в семейные дела и в брак, а Рабастан — в свои картины.
— Ты же тогда, наверное, почти и дома не бывал? — сочувственно спросил Гарри. Ему очень хотелось передать ему своё сочувствие, но как? Сказать, что ему жаль?
— Да, — согласился Лестрейндж. — Но иллюзия-то оставалась.
— Иллюзия?
— Что я по-прежнему их знаю. Иллюзия. Больше я старался не иметь их.
— Вы были близки, да? — тихо спросил Гарри.
— Да не слишком, — подумав, признал Лестрейндж. — Они друг с другом — да, весьма. А я немного выпал. Мы оба вроде бы отвечали за Рабастана, но тот меня не слушал, а глядел на старшего. И я без сожаления устранился.
— Ты теперь жалеешь? — помолчав, тихо спросил Гарри.
Лестрейндж пожал плечами:
— Теперь это уже не важно. Все давно сделали свой выбор.
— А тогда жалел? В восемьдесят первом?
— Когда узнал? Мне было не до сожалений. Я тогда был в шоке и... я, честно говоря, плохо помню эти дни. Меня допрашивал сам Крауч — всё это было ещё до суда, где всплыло имя его сына. Тогда я искренне признал, что виноват — я правда так считал, потому что если бы я был внимательней… как можно было пропустить такое у себя под носом? А я же даже знать не знал про метки… или не хотел знать. И то, что они сделали с Алисой и Фрэнком, стало для меня личной катастрофой. Я сразу потерял близкую подругу — почти сестру — и братьев. Всю семью, что у меня на тот момент была. Конечно, я считал себя виновным. А Краучу тогда хватало одного признания. Меня ждала судьба твоего крёстного, но меня спас Аластор.
Это было чрезвычайно неожиданно — Гарри даже чуть-чуть вздрогнул.
— А что он сделал? Моуди? — спросил он заинтересованно.
— Пришёл ко мне в камеру. Сел напротив и потребовал, чтобы я рассказал подробно и в деталях, в чём виновен. Я рассказал… Как он орал тогда! — Лестрейндж улыбнулся с явной ностальгией. — Я даже несколько в себя пришёл. Потом побил меня… довольно ощутимо. Было больно… и это тоже помогло. У меня и шрам остался — я специально не стал его сводить. Как напоминание. А потом ушёл — и на следующий день меня отпустили. Отстранили, разумеется, но в этот раз мне было всё равно — я был уверен, что меня уволят. Я сам уволил бы себя… я, собственно, пытался — пришёл с заявлением, но Аластор его порвал, смял клочки и… — он тихо рассмеялся.
— Что? — тоже улыбнулся Гарри.
— Заставил меня съесть их. Я серьёзно, — Лестрейндж кивнул. — Велел мне открыть рот, засунул туда ком и заявил, что у меня есть выбор: сделать это самому, или под Империо — тогда как раз Непростительные разрешили. Не думаю, что он бы применил его, конечно, но я и не пытался спорить.
— Ты что, правда съел? — смеясь, спросил Гарри. — Пергамент?
— Так не железо ведь, — Лестрейндж пожал плечами и тоже улыбнулся. — Невкусно, неудобно — но съедобно. Налил себе воды — и… Потом Аластор прогнал меня домой и велел явиться утром. И на следующее тоже. И потом… Потом был суд и младший Крауч — и скандал. Ты не представляешь, какой был тогда скандал… Потом меня вернули. В мой первый день Моуди взял меня за шкирку и сказал, что будет лично наблюдать за мной, и что если я через десять лет не получу старшего аврора, он мне оторвёт всё, что мне мешает.
— И ты получил, — улыбнулся Гарри.
— Получил, — согласился Лестрейндж. — Но это после. А тогда… Ты знаешь, я после суда смотрел на Крауча, и мне становилось жутко. Я понимал, что сам стою на той же грани — и решил тогда, что не перейду её. И Краучем не стану. Хотя мог бы, — закончил он очень серьёзно. — Тогда мог. И потом тоже.
— Но ты не стал, — очень тихо проговорил Гарри.
— Он стоит у меня перед глазами, — признался Лестрейндж. — Он — и его приказ о Непростительных. Всегда. Потом, когда всё вскрылось, я долго думал, почему он подменил Барти в тюрьме.
— Любил жену?
— Любил, — согласился Лестрейндж. — Но не только, полагаю. Думаю, его всё же мучила вина. Я не отвечал за братьев и невестку, а вот он за сына — да. Это не могло его не грызть. Не то, что Барти сделал — а тот факт, что он это допустил. Я думаю, он этого простить себе не мог.
— А ты когда-нибудь использовал Аваду? — спросил Гарри. — Против человека?
— Нет, — ответил Лестрейндж. — Есть много других заклинаний, таких же эффективных. Это Империо заменить сложно, а Аваду и Круциатус — нет.
— А почему?
— Что почему? — переспросил с улыбкой Лестрейндж. — Почему заменить легко?
— Почему ты никогда не использовал Аваду?
— Я давно… ещё когда нам это разрешили, и Крауч каждому сказал, отдельно, что ждёт от нас, прежде всего, результатов, и что его не будет интересовать тот способ, которым мы его получим — я решил, что всё равно не буду их использовать. Ну и Аластор тогда бросил ему в лицо, что превращаться в такое же дерьмо, как те, кого мы ловим, не собирается, и я с ним согласился. И не только я.
— И Робардс? — спросил Гарри.
— И Гавейн, — кивнул Лестрейндж. — Роберт, Катберт, Джон, Дабхглас… довольно много людей, на самом деле. И я знаю ведь не всех: кем я тогда был? Простым аврором, но из весьма известного семейства. Ко мне относились настороженно — не все, конечно, но довольно многие. Крауч ему это, кстати, не простил. Уволить не уволил — не вышло — но жизнь попортил. Я тебе ответил?
— Да, — заверил его Гарри. — А вы с ним общаетесь сейчас? — спросил он осторожно.
— С Аластором? — уточнил Лестрейндж. — Да.
Он замолчал, и Гарри, подождав, не выдержал и спросил:
— Просто «да»?
— Ты спросил, общаемся ли мы, — улыбнулся Лестрейндж. — Я ответил. Ты хотел бы повидать его?
— Хотел бы, — признался Гарри и попросил: — А можно… ну, ты мог бы это устроить?
— Мог бы, но не буду, — сказал Лестрейндж. — Напиши ему. Просто напиши — я думаю… почти уверен, что он согласится.
— Да мы почти незнакомы! — запротестовал Гарри, но Лестрейндж повторил:
— Я посредником не буду. Хочешь — напиши. Я с ним в такие игры не играю — он их терпеть не может, и я признаю его право на это. Но я, собственно, к чему всё это, — наконец-то сказал он. — Со своего первого отстранения я заистерил — я этого не понимал тогда, но это была именно истерика. Я отчаянно хотел доказать себе и всем, что я — это я, а не они, и что я — аврор, и я не с братьями. И я до сих пор задаю себе вопрос, что было бы, если бы я тогда из дома не ушёл, — проговорил он с горечью. — Они не слишком-то меня стеснялись — возможно, если б я остался, я бы услышал что-нибудь, что бы спасло Алису с Фрэнком. Они ведь тогда искали Волдеморта — а я исчез и сам лишил их возможного источника информации. Они могли бы начать расспрашивать меня, к примеру. Или… я не знаю, — он качнул головой.
— Ты вообще не виноват! — воскликнул Гарри горячо, и Лестрейндж согласился:
— Нет, конечно. И всё же сохрани я ясной голову, возможно, всё бы пошло иначе. А если бы не Аластор, я не знаю, где сейчас был бы. Аврор не может позволить себе истерику ни при каких обстоятельствах, — проговорил он очень серьёзно. — Нужно уйти сначала, хотя бы выходной взять, если ситуация это допускает. Истерик не видит никого и ничего, кроме себя, и хорошо если навредит только самому себе. Но обычно окружающим тоже достаётся.
— Как от меня вчера, — Гарри сразу помрачнел.
— Ну, людям иногда нужно напоминать, что ты — герой, — вдруг рассмеялся Лестрейндж. — На мой взгляд, у тебя вышло немного скомканно, но почему нет. Однако у меня есть просьба.
— Никогда больше не геройствовать без нужды? — спросил Гарри. Странно, но ему сейчас совершенно не было обидно — он даже улыбался, хотя и старался сдерживаться.
— А, ну это тоже можно, — кивнул Лестрейндж, и они рассмеялись. — Нет, я о другом. Ты не мог бы не обсуждать с Катбертом эту историю? Если он, конечно, не начнёт сам. Мальсиберу не следовало говорить то, что он сказал, прилюдно, — он нахмурился, — я, признаться, лучше о нём думал.
— Ну, он предлагал всё объяснить наедине, — зачем-то вступился за Мальсибера Гарри, хотя и был согласен с Лестрейнджем: такие вещи нужно сообщать только с глазу на глаз.
— Могу себе представить, — усмехнулся Лестрейндж. — Я знаю Мальсибера достаточно, чтобы утверждать, что если б он хотел что-то сказать наедине — он бы сказал. Но не о нём речь. Ты можешь всё это не обсуждать с Катбертом, если он сам не заговорит?
— Конечно, — пообещал Гарри, и Лестрейндж, кивнув, указал на его нетронутое пирожное и отломил ещё кусочек своего. Пирожное оказалось шоколадным и с орехами, и это было вкусно, только очень сытно, и Гарри, доедая через силу, решил, что не расстроится, если останется сегодня без обеда. — Скажи, я много пропустил? — спросил он за пару кусочков до окончания пирожного.
— Скандал с Фаджем продолжается, — ответил Лестрейндж, — но до нас всё равно доносятся лишь сполохи. Эннора Джервис пока остаётся в Мунго — зрение к ней возвращается даже быстрее, чем ожидали целители, но пока что ни они, ни она не готовы распрощаться. Мать её молчит — Уингер пока просил с допросом подождать, и мы назначили его на понедельник. Отец всё то же — вроде бы сотрудничает, даже рассказал, сколько ларцов смерти сделал. Дэмиана привели в себя, но он ничего не помнит: сочетание какой-то сложной модификации Амортенции и модификации же Петрификуса плохо действует на мозг. Так что его ещё подлечат и отпустят — он, по счастью, не женат, но семья и друзья его, конечно, потеряли. С Челси сложнее: Амортенцией её, конечно, не поили, но Урсула Джервис попыталась заместить в её сознании образ дочери образом Энноры, но она не менталист, по сути — вышло плохо, и сейчас целители пытаются это исправить. Однако нет ничего хуже неумело наложенного сложного заклятья, — он нахмурился. — Уингер, в целом, настроен довольно оптимистично, однако быстрого результата не обещает. Наконец, Уилсмит по-прежнему молчит, и Маркс с ним работает, но толку пока мало. Впрочем, они только начали. В остальном у нас пока спокойно… было, пока не было тебя. А теперь уж и не знаю, — закончил он, и Гарри рассмеялся.
— Поотдыхали — и хватит, — сказал он. — Я вернулся! А сколько этих ларцов смерти?
— Джервис говорит, что вроде сделал тридцать штук, — ответил Лестрейндж. — Мы нашли четырнадцать, ещё одиннадцать было в сундуке. Осталось шесть — если он нам не солгал или не ошибся — впрочем, я в последнее не верю. Но солгать он мог. Он клянётся, что не знает, где они — надеюсь, Урсула нам что-нибудь расскажет. Джервис согласился нам отдать воспоминания-картинки — их перерисуют, и мы хотя бы будем знать, что ищем. А, да, забыл — их сыновья. Они к аресту явно не были готовы и признались в похищениях — но не в убийствах. Я склонен им верить, но дело пока что не закрыто. Что до кандидатов в Пожиратели, остальные пятеро, похоже, непричастны. Там у всех своя история: кто-то вовсе больше не общается со старыми товарищами, кто-то же общаться перестал, когда те всерьёз завели разговор о мести. Это всё, — он опустил на стол раскрытые ладони. — Отчёт закончен.
Гарри рассмеялся и спросил:
— А что Сэллоу? Это же он нас выдал Фаджу?
— Весьма на то похоже, но недоказуемо, — ответил Лестрейндж. — Впрочем, мы будем иметь его в виду — иногда очень полезно знать, кто может передать кому-то тайную, как он будет считать, информацию. Хотя после дела Джервисов его влияние, я думаю, заметно пошатнётся. Тебя там, кстати, ждёт конверт из Штатов, — добавил он, и Гарри подскочил:
— Конверт? Давно?
— С утра. Сегодняшнего, — уточнил Лестрейндж. — Если речь зайдёт о совместном освидетельствовании тела, предупрежу тебя: Платт в Штаты не поедет. Она не поклонница портального перемещения, так что сразу выбери кого-нибудь ещё.
— Может, они сами справятся? — с надеждой спросил Гарри. Он отлично представлял себе всю предстоящую переписку и отчаянно не хотел тонуть в ней.
— Если мы настаивать не станем, может быть, — согласился Лестрейндж, и Гарри решительно сказал:
— Не будем. Я в их компетентность верю!
— Это не тебе решать, — напомнил
Лестрейндж. — Там же дело о наследстве, так что окончательное решение за Кэпперами. Но мы можем, разумеется, надеяться. Идём? — спросил он, и когда Гарри кивнул, поднялся и, отлевитировав их с Гарри поднос к полкам с грязной посудой, пошёл к выходу.
Наконец-то у Гарри дошли руки до дела Беннета. Первым делом он отправился по полученному от МакГонагалл адресу, надеясь, что застанет там родителей — но пришёл к закрытой двери. Беннеты жили в Нортгемптоне — как оказалось, на окраине, недалеко от небольшого парка в простеньком кирпичном двухэтажном доме, небольшом и новом. Дома их не оказалось, что, впрочем, днём в пятницу было и неудивительно, так что Гарри решил зайти позже. К сожалению, фамилия возле звонка написана не была, но он надеялся, что Беннеты не переехали.
Второй раз он пришёл сюда уже вечером. В окнах первого этажа горел свет, и воодушевлённый надеждой Гарри позвонил. Открыли ему не сразу, хотя и довольно быстро, и на пороге возникла крупная чернокожая женщина в джинсах и ярко-розовой футболке. Где-то в доме слышалась быстрая и не слишком мелодичная музыка.
— Здравствуйте, — вежливо проговорил Гарри, хотя вид этой женщине уже не обещал ему ничего хорошего. — Я ищу миссис Беннет.
— Нет тут таких, — сказала женщина.
— Скажите, а вы здесь давно живёте? — спросил Гарри. — Мы учились вместе с Эндрю… мистером Беннетом, потом мы переехали — и мы с ним потерялись. Хотел его найти…
— Года полтора как, — сказала женщина. — Но мы его купили точно не у Беннетов. Я уж там сейчас не помню, кто там был, но длинная фамилия какая-то. Индийская. Раджрапудра какая-то, что-то такое.
— Эх, — расстроенно ответил Гарри. — Ну, всё равно спасибо.
— Ага, — сказала женщина — и закрыла дверь.
Что ж, ему не повезло. Самая простая ниточка оборвалась — теперь нужно было делать запрос магглам и, пожалуй, всё же выписать МакНейра. С чего Беннетам переезжать, если с их сыном всё в порядке? Нет, конечно, совпадения бывают, да и Беннет, наверное, мог уговорить их уехать ещё тогда, в войну — но если нет? И ведь скорее всего нет…
Раздосадованный неудачей, Гарри вернулся в отдел и оформил запрос на доставку в понедельник Уолдена МакНейра для допроса. С этим он и ушёл на выходные — а в воскресенье днём, когда они с Джинни и Джеймсом только сели за стол в Норе, он вдруг получил письмо от Гор: «Хочешь посмотреть на козочек с козлятами? ЛГ»
Донельзя заинтригованный, Гарри извинился, сообщив, что его срочно вызывают, и пообещав вернуться как только сможет, и аппарировал к министерству. Скучающий дежурный на входе оживился и нарочито долго проверял палочку Гарри, но в конце концов ему, конечно, пришлось отпустить его. Гарри почти добежал до лифтов, а от них и до отдела, и, открыв дверь, замер.
Всюду были козы. На полу, на стульях, на столах, они оккупировали комнату, и Гарри даже не сразу заметил среди них Гор, подозрительно невозмутимо восседавшую за своим столом, на котором стояла — или стоял? — белая рогатая коза. Они все были белыми и явно ухоженными, с расчёсанной и чистой шерстью.
— О, привет, — обрадовалась Гор. — Спасибо, что пришёл. Ума не приложу, что с ними делать: отдел улик закрыт: воскресенье, и они устроили сегодня дезинфекцию.
— А это улики? — спросил Гарри. Кто-то ткнулся ему под колено — это оказался небольшой козлёнок, с интересом обнюхивавший штаны Гарри, а затем вдруг прикусивший их.
— Улики, — подтвердила Гор, пока Гарри освобождал свою одежду. Козлёнок был ужасно милым, как с картинки, и Гарри, потрепав его по шерсти, на всякий случай отошёл, но тот последовал за ним.
— А улики от чего? — Гарри, улыбаясь, наколдовал вокруг себя небольшой заборчик, и с любопытством наблюдал теперь, как козлёнок пытается перебраться через преграду.
— Они съели очень важный артефакт, — сказала Гор. — Или артефакты, там не очень ясно. Теперь, пока он или они естественным путём из кого-нибудь из них не выйдут, козы должны быть под нашим наблюдением. И это не я притащила их сюда! — предвосхитила она вопрос Гарри.
— Заявители? — спросил тот понимающе. Козлёнок прыгал вокруг заборчика и бодал его, и теперь к нему присоединились двое сиблингов — то есть Гарри предполагал, что они сиблинги.
— Пришли сюда толпой и притащили, — Гор отлевитировала стоящую на её столе козу на пол, и та недовольно заблеяла. — И сбежали — а что я сделаю? Артефакт и впрямь серьёзный, не отследим — будет беда.
— А они сами отследить не могут? — недовольно спросил Гарри.
— А им не до этого, — сказала Гор. — Они все сейчас в Мунго: там уже четверо пострадавших и неизвестно, сколько ещё будет.
— Четверо? — это было серьёзно. Гарри пошёл было к своему креслу, но оно оказалось занято четвёртым козлёнком, сосредоточенно пытавшимся оторвать клочок обивки. — Брысь отсюда! — возмутился Гарри, левитируя его на середину комнаты.
— Ты поаккуратнее, — предупредила Гор. — А то тебя сердитая мама забодает. Да, четверо. Там артефакт такой… как бы сказать… саморазмножающийся и самоактивирующийся при соприкосновении с воздухом. Пока он в их кишечнике, всё хорошо, но как только он наружу выберется — беда будет. Я вот как раз думаю, как это предотвратить… я знаю, лошадям мешок такой под попу вешают — может козам тоже можно?
— Так там тоже воздух есть, — подумав, сказал Гарри.
— Так мы их зачаруем, чтоб оттуда выбраться было невозможно, — возразила Гор довольно. — Но где их держать пока — не представляю. Я ещё Дольфу написала, может быть, он их возьмёт, — проговорила она с надеждой, и от двери раздалось:
— Возьму. Только расскажи детали.
Лестрейндж вошёл в отдел в светлых брюках и рубашке, и Гор восхитилась:
— Дольф! Как тебе идёт! Я же тебя не со свидания выдернула?
— Мы с Миллисент и Теодором путешествовали, — ответил он. — Но как раз закончили — я не стал переодеваться. Так что за козы и откуда? — он согнал со своего стола козу с козлёнком и уселся — ему в ноги тут же ткнулся тот козлёнок, что безуспешно штурмовал заборчик вокруг Гарри, и тот предупредил:
— Осторожнее: он сейчас начнёт есть твои брюки.
— Их бы покормить, — ответил Лестрейндж, почёсывая козлёнка между бугорками, обозначавшими будущие рожки. — Что за артефакт?
— Кузен тех пауков бриллиантовых, — поморщилась Гор. — Помнишь чумные камни? Так вот не все тогда выловили.
— Чумные? — нервно переспросил Гарри, и Гор легкомысленно отмахнулась:
— Симптомы очень похожи. Но распространяется только прикосновением к камням, люди не заразны. Хотя выглядит пугающе: когда оно только появилось, у нас тут чуть было эпидемию не объявили. Я тогда училась в школе и меня домой забрали срочно, потом дома заперли и… ой, — она вскочила, потому что в комнате резко запахло навозом, и из-под хвоста одной из коз, самой толстой из присутствующих, с любопытством изучавшей шкаф, посыпались коричневые шарики. Гор мгновенно наколдовала под хвостом мешок, Лестрейндж же, тем временем, очистил воздух и спросил:
— Ты позвала меня, чтобы мне их сдать, как перепёлок?
— Но их заберут! — заверила она его. — Как только вылечатся.
— Н-да? А если она родит, — задумчиво поинтересовался Лестрейндж, указывая на виновницу этого маленького переполоха, — козлят заберут тоже?
— Родит? — переспросила Гор.
— И очень скоро, судя по всему, — кивнул он. — Мы держали коз. Я ещё в войну забросил всё это животноводство, но я хорошо помню, как это было. Мы даже сыр делали, — добавил он задумчиво, — правда, только мягкий… Тебя хозяева не предупредили?
— Им не до того было, — Гор покачала головой. — Они были очень напуганы.
— Ещё бы, — Лестрейндж снова почесал между будущих рожек так всё и лезущего к нему козлёнка. — А откуда они вообще про камни знают? — спросил он, и Гон вдохнула и уставилась в искусственное окно. — Заберут их, говоришь? — усмехнулся он насмешливо.
— Ну не все же там виновны, — буркнула Гор. — Там семья большая — кого-то мы, наверное, посадим, но не всех же. Ну пожалуйста, — взмолилась она, снова оборачиваясь к Лестрейнджу. — Забери их! Хотя бы до завтра!
— Заберу, конечно, — улыбнулся Лестрейндж. — Сейчас на всех поделим — и пойдём…
— В каком смысле на всех? — на всякий случай встревожился Гарри. Свой заборчик ему пришлось серьёзно подрастить, потому что тот теперь заинтересовал двух взрослых коз.
— Из тут десять, — сказал Лестрейндж. — Слишком много для аппарации, тем более, одна беременна. Впрочем, мы с Лисандрой справимся вдвоём, если у тебя другие планы.
— Лучше с Гарри, — самоотверженно предложила Гор. — Я дежурю, и у меня уйма работы. Просто заберите их отсюда и повесьте под хвосты мешки — нам же нужно найти камни и никого не заразить при этом.
— А это не опасно? — хмурясь, спросил Гарри. — Там же Миллисент и Тедди…
— Нет, — заверил его Лестрейндж. — Я пока закрою их в козлятнике — потерпят пару дней без выпаса. Заражение происходит только при контакте камней с воздухом и одновременно воздуха с людьми. Ну и мешки помогут, — он слегка поклонился Гор. — Помощь с владельцами нужна? — спросил он, и Гор, подумав, покачала головой:
— Пока не знаю. Они столько наговорили, что я сначала бы хотела разобраться. Может быть, они и вовсе невиновны… Я отправила экспертов к ним домой и сейчас пойду сама.
— Погодите, — запротестовал Гарри, не понимающий этой неожиданной беспечности. — Ты же говоришь, нельзя, чтобы камни контактировали с воздухом — значит, заражает воздух вокруг них?
— Да, так, — согласился Лестрейндж. — Но я изолирую козлятник — защищающие чары нам известны. Даже если камни выйдут и каким-то образом не попадут в мешки, наружу ничего не попадёт. А как только камень теряет контакт с воздухом, зараза исчезает. Так же действие заканчивается футах в тридцати примерно от камней. Это безопасно, — заверил он, и Гарри почти успокоился.
— Вообще, это довольно странно, — заметил Лестрейндж.
— Что они пришли? — спросила Гор. — Согласна. Такие перепуганные… у них там то ли в гостях был кто-то, то ли козы эти камни вообще где-то нашли — я не очень поняла, да и не до того было: они уже были заражены, — ответила она. — Я сегодня надеюсь всё выяснить. Эй! — воскликнула она, когда то ли маленькая козочка, то ли большой козлёнок запрыгнул вдруг на спинку её кресла. Она немедленно его столкнула, и он, легко спрыгнув, поцокал к столу Праудфута.
— У меня есть уточняющий вопрос, — сказал Лестрейндж. — Кто будет проверять их экскременты?
— Ну, наверное, я, — вздохнула Гор. Лестрейндж кивнул серьёзно и пообещал:
— Я тебе каждое утро будут приносить материал.
Гарри засмеялся, не сдержавшись, и Гор с деланной обидой проворчала:
— Смешно тебе. Сам бы попробовал.
— А это не моё дежурство! — счастливо ответил Гарри.
— Козы — это слишком просто для тебя, — парировала Гор. — Ты у нас всё больше по убийствам, а я — человек мирный! Я оформляю на тебя хранение, да? — спросила она Лестрейнджа, и тот, вздохнув, достал из ящика коробку, увеличил её и, уменьшив первую козу, поместил её туда, кивнув:
— Ну что делать. Оформляй.
Остаток воскресенья Гарри провёл в норе, расспросив заодно Артура и Молли про чумные камни — и услышав леденящий душу рассказ о том, как лет тридцать назад в волшебной Британии чуть было не разыгралась эпидемия волшебной чумы, которая на поверку, к счастью, оказалась не совсем настоящей.
— Но мы все тогда перепугались, — призналась Молли. — Билл и Чарли тогда были совсем маленькими, и Артур даже домой на какое-то время не приходил. А когда разобрались, стало не намного легче: все искали эти камни, и никто не знал, как они выглядят. Потом нашли первые, но никому не полегчало: они же самые обычные, таких сотни на любой дороге. Их там и разбрасывали — столько людей тогда заболело…
— Потом уже обнаруживающее заклинание придумали, — добавил Артур. — Но полгода мы все жили в страхе.
— А потом почти что сразу началась первая война, — сказала Молли. — И я до сих пор считаю, что те камни появились неспроста.
Честно говоря, Гарри был согласен с ней. Может быть, теперь они узнаю, откуда эти камни появились?
— А что, они снова появились? — встревоженно спросила Молли, и Гарри постарался её успокоить:
— И сразу же попали к нам. У нас никто вообще не переживает — я просто никогда про них не слышал.
Но он всё же нервничал немного, однако в понедельник утром в отделе все только шутили над Лестрейнджем по поводу новых питомцев и Гор по поводу предстоящего ей изучения их экскрементов, и Гарри это успокоило. В конце концов, если никто не видит в случившемся опасности, видимо, её и нет.
— Может быть, тебе устроиться в хранилище улик? — спросил Праудфут. — Хотя бы на полставки. Раз у тебя всё равно есть место.
— Максимум, на что я готов — это открыть филиал хранилища для нашего отдела, — отшутился Лестрейндж. — Контрабандистов я у себя уже не размещу.
— Козлята-то не родились? — спросила Гор. Выглядела она немного взмыленной, но бодрой.
— Сегодня утром ещё нет, — ответил Лестрейндж, — но, думаю, вот-вот. Я поставил чары, если роды начнутся, я узнаю. И, наверное, я отлучусь — не то чтобы я всё идеально помнил, но и целителя со стороны звать тоже не слишком удачная идея: они головные пузыри не слишком любят.
— А зачем пузырь? — встревожился Гарри. — Ты же говорил, что повесил всем им мешки под хвост.
— Она же не сможет так рожать, — возразил Лестрейндж. — А в родах всякое бывает.
Чары действительно сработали — сразу после обеда — и как только ушёл Лестрейндж, к нему на стол упал красный самолётик с меткой главного аврора.
— Сходи к Робардсу, — попросил Гарри Праудфут. — Спроси, что надо и… ну, в общем, уладь всё.
Гарри — который ждал прибытия МакНейра, за которым, разумеется, никто не полетел ни в выходные, ни ночью, только к вечеру — поплёлся к Робардсу. А кому ещё было идти? Гарри всё равно пока заняться было нечем, а Гор с Праудфутом были заняты, Долиш же ходил где-то с самого утра.
Робардс встретил Гарри крайне неласково:
— Гарри! А тебе-то что? И где Дольф?
— Он роды принимает, — честно сказал Гарри — и, позволив себе секунду или две насладиться выражением лица Робардса, добавил: — У козы.
— Поясни, — потребовал Робардс, и Гарри, не рискнув дальше шутить, рассказал ему о вчерашних козах и чумных камнях. — Час от часу не легче, — пробормотал Робардс. — Ладно, камни — это важно… ну тогда ты и пойдёшь, — решил он. — Надевай, — он распахнул свой шкаф и достал оттуда мантию. — Размер я подгоню.
Мантия была совсем обычной, чёрной, и немного чем-то напоминала школьную. Ничего индивидуального, ни одной детали, даже пуговицы были самые простые. Гарри она была великовата, однако Робардс ловко подогнал её и, оглядев Гарри, кивнул:
— Нормально. Нас ждёт пресс-конференция по поводу возвращения дементоров — я планировал взять Дольфа, но раз у него коза рожает, пойдёшь ты.
У Гарри возникло чёткое ощущение, что его каким-то образом все провели. Хотя по отдельности всё выглядело абсолютно честно, но ведь не может же быть таких совпадений! С другой стороны, вряд ли Лестрейндж просто взял и соврал про роды — это было совершенно непохоже на него. Может, всё же совпадение? В принципе, его же ведь и так могли сюда отправить…
В конференц-зале министра их уже ждали, и Гарри впервые увидел на одном из главных мест не Каффа, а какого-то не особенно приметного худого мужчину с исчерченным морщинами лбом и слегка выпученными глазами, придающими ему немного удивлённый вид.
— Новый главред «Пророка», — шепнул ему Робардс. — Юэн Аберкромби.
Гарри с любопытством вгляделся в несколько невнятные черты мужчины, и чем дольше он его разглядывал, тем сильнее тот ему не нравился. Впрочем, Гарри пообещал себе не поддаваться первому впечатлению — в конце концов, не всем же быть красавцами — и даже пообещал себе отвечать доброжелательнее, чем обычно. Хотя это было непросто, потому что Аберкромби на Гарри буквально напустился:
— Мистер Поттер! Насколько нам известно, вы горячо поддерживали отказ от дементоров в Азкабане. Что же сейчас произошло? Почему вы передумали? На вас так повлияла ваша служба?
— Я плохо представлял тогда себе последствия пребывания в Азкабане без дементоров и без возможности там колдовать, — ответил Гарри. — И признаю, что ошибался.
— Так ваше решение продиктовано исключительно заботой? — ехидно поинтересовался Аберкромби.
— Скорее, моей прежней необразованностью, — любезно улыбнулся Гарри.
Они ещё немного попикировались с Аберкромби, а потом Робардс сжалился и спас Гарри, вмешавшись в разговор и перетянув ехидство нового редактора на себя.
Возвращение дементоров Робардс аккуратно пообещал «уже в этом году», и Гарри это совершенно не обрадовало. С другой стороны, если заявление сделано, значит, решение всё же принято — по крайней мере, Гарри очень хотелось надеяться на это.
— Я с почти официальной новостью, — сказал Лестрейндж, останавливаясь на пороге комнаты Мальсибера. Тот лежал на кровати, накинув плед на ноги, но при появлении Лестрейнджа встал и остановился буквально в паре шагов от гостя.
— Слушаю тебя, — сказал он.
— Есть основания предполагать, что в течении месяца мы сможем всё-таки дементоров вселить.
— Месяца, — повторил Мальсибер и, отступив назад, с размаха плюхнулся на кровать. — Блестяще.
— Это хоть какая-то определённость, — примирительно проговорил Лестрейндж. — Надеюсь, это произойдёт раньше.
— Надеюсь, — повторил Мальсибер и посмотрел на него снизу вверх. — Спасибо.
— У меня к тебе вопрос, — сказал Лестрейндж. — Отчасти личный. Если позволишь.
— Спрашивай, — кивнул Мальсибер.
— Ты ведь знал, что Праудфуту будет чрезвычайно неприятно прилюдно слышать твоё объяснение отказа позволять ему кормить дементоров. Зачем было так делать?
— Я ещё и об этом должен думать? — неожиданно зло огрызнулся Мальсибер. — С какой стати мне заботиться о самоощущении человека, который меня откровенно ненавидит? У него, бесспорно, это право есть, но уволь меня от излишней заботы о самостоятельном и взрослом человеке, у которого на лбу написано сожаление о том, что я вообще живой и относительно свободный. И я, между прочим, предложил ему сначала поговорить наедине. Но раз у него секретов от коллег нет — значит, нет. Я ему не нянька и мне просто надоело быть любезным, деликатным и внимательным, тем более что это никто не ценит. И если кто-то взаимодействует со мной исключительно в русле моего контракта, то с какой бы стати мне взаимодействовать с ним как с человеком?
— Потому что ты хотел им оставаться? — спросил Лестрейндж.
Губы Мальсибера болезненно дёрнулись, но он только злей сощурился и встал:
— Я не позволил ему покормить их — мало? Надо было плюнуть, раз он сам пришёл — и пусть бы разгребал последствия. Так?
Они замолчали. Мальсибер несколько раз прошёл по комнате, раздражённо сжимая и разжимая кулаки; Лестрейндж молча наблюдал за ним, и Мальсибер в конце концов буквально упал в кресло и устроился там, подтянув ноги и обхватив колени руками.
— Я устал, — признался он, опуская подбородок на колени. — Я второй месяц не сплю нормально и живу рядом с этими тварями и людьми, часть которых видит во мне инструмент, а другая очень бы хотела попросту меня убить или в крайнем случае отправить в Азкабан. И при меня даже на день в покое не оставляют, и я постоянно что-то делаю — и Бастет, я даже не могу нормально выспаться! Даже у вас бывают выходные — а меня постоянно дёргают! Отнюдь не только вы, — он шумно выдохнул и отвернулся, откинувшись на спинку кресла. — В контракте выходных, конечно, нет, — сказал он после паузы уже спокойней. — И я сам в этом виноват — я не подумал, когда его подписывал. Мне в голову просто не пришло тогда, что я однажды тут вот так застряну. И теперь расплачиваюсь — да, всё честно, но я устал!
— Тебе вообще не дают отдыхать? — спросил Лестрейндж, нахмурясь.
— Как сказать, — Мальсибер притянул с кровати плед и завернулся в него. — Каждый по отдельности даёт, конечно. Но вас слишком много, и в итоге отдыха не получается. Даже когда я здесь, у себя, я что-нибудь пишу или обдумываю. Но я не Маркус, я так не могу!
— Я подумаю, что можно сделать, — пообещал Лестрейндж. — Думаю, можно попробовать через целителей — я отправлю к тебе кого-нибудь.
— Попробуй, — как-то разом остыв, негромко проговорил Мальсибер. И добавил: — Надо было с ним, конечно, поговорить наедине. Но он один из тех, с кем мне общаться крайне тяжело, и... — он снова замолчал. — У тебя я тоже особой симпатии не вызываю, — сказал он после долгой паузы. — Но ты, по крайней мере, помнишь, что я человек. Как правило, — он усмехнулся. — Вот, отчитываешь меня даже как нормального.
— А как ты узнал про Праудфута? — спросил в ответ Лестрейндж.
— В нём очень мало той радости, из которой делают Патронусов, — сказал Мальсибер. — Я же видел вас… всех вас, когда знакомил. Они вас изучали, и я — через них — тоже. Не намеренно — так просто вышло. Это не легиллименция: я никаких фактов о вас не узнал… почти — но я вам говорил об этом. Так что обстоятельств, которые привели к этому, я не знаю — но я, — он задумался, — чувствую, что у него таких воспоминаний мало. Исчезающе мало — как и этой радости. Это не значит, что он несчастлив — только не любое счастье тут годится. И если дать ему почувствовать, как эту его радость раздирают на куски, он вряд ли сможет вызвать это чувство ещё раз. Большинство из вас отлично смогут, а он нет. Спорить могу, — вдруг добавил он, — что Патронуса он научился делать только взрослым. Вероятно, в этой вашей Академии — или, возможно, даже позже. А учиться нужно в детстве.
— Почему? — с искренним любопытством спросил Лестрейндж.
— Потому что это радость детская, — ответил тот. — В твоём коллеге её почти нет, и я могу предположить, что детство у него было совсем безрадостным. Я бы вообще обучал этому на втором курсе… может быть, на третьем. Когда сила уже есть, а мир пока что интересен. Я очень долго не понимал, почему Патронусов считают сложным заклинанием. А потом понял: оно сложное, если обучаться ему взрослым или не вовремя. А на пятом курсе его учат под конец — а там же СОВы. И не до радости: все слишком переживают об экзаменах. Вот и не выходит ничего у многих.
— А ты когда научился? — спросил Лестрейндж.
— Летом перед пятым курсом, — Мальсибер даже улыбнулся, вспоминая. — Папа научил — сказал, что это заклинание считают сложным: мы с ним летом отрабатывали некоторые особенно серьёзные заклятья. И Патронуса. И это было просто, потому что я тогда был счастлив и вообще не понял, в чём проблема. Потом в школе очень удивлялся, почему у Маркуса Патронус не выходит, — добавил он с грустной улыбкой. — Да и у других.
— Как ты его восстановил? — спросил Лестрейндж, помолчав. — Потом, после всего?
— Ты знаешь, — Мальсибер улыбнулся почти весело, — это оказалось не так сложно. Я же счастлив был, когда вы нас вытащили. По-настоящему. Насколько вообще тогда был способен. Я от счастья был готов на шею вам кидаться — знаю, незаметно было, но, на самом деле, вы меня тогда могли легко переиграть. Просто никому из вас не пришло в голову, как это сделать, — он тихо рассмеялся.
— И как же?
— Не скажу, — покачал Мальсибер головой. — Но ты и сам, я полагаю, догадаешься теперь. Так что как раз именно Патронус дался мне легко. И когда я их творю теперь и скармливаю дементорам, я вас ненавижу, — добавил он, снова улыбаясь, но теперь эта улыбка весёлой не была, а, скорее, напоминала хищный оскал. — И поэтому я тебе должен, — закончил он.
И улыбнулся. Искренне.
Поскольку Робардс после пресс-конференции отпустил Гарри домой, дожидаться МакНейра тот не стал: тот в любом случае бы провёл эту ночь в камере аврората, так какая разница, когда они поговорят? Так что он ушёл домой, и вернулся только утром. О том, что МакНейра уже привезли, Гарри сообщил дежурный, и он не стал откладывать допрос и, заглянув в отдел, чтобы убедиться, что у них за ночь не случилось чего-нибудь особо срочного, отправился за Пожирателем.
МакНейр выглядел на удивление неплохо: конечно, он, как и все мужчины, просидевшие в Азкабане несколько лет, оброс бородой и длинными волосами, но в целом впечатление человека сломленного не производил. Вёл он себя смирно: не дожидаясь приказа, протянул руки для кандалов и послушно и размеренно пошёл за Гарри в допросную, где положил руки на стол, к скобе, давая пристегнуть их.
— Шестое сентября две тысячи четвёртого года, девять часов пять минут. Британский Аврорат, младший аврор Гарри Поттер. Допрос заключённого Азкабана Уолдена МакНейра. Знаком ли вам человек по имени Эндрю Беннет? — спросил Гарри.
— Я с ним работал, — ответил МакНейр. — Вернее, он служил в соседнем отделе.
— Вы дружили?
— Нет, пожалуй, — подумав немного, ответил МакНейр. Гарри заметил, что его вопросы совсем МакНейра не удивили.
— Насколько близко вы общались?
— Мы иногда рыбачили, — сказал МакНейр. — Ну и встречались в министерстве, разумеется. Изредка действительно работали: вредители разные бывают.
— Вредители? — уточнил Гарри.
— Он служил в секторе по борьбе с домашними вредителями. Я — в комиссии по обезвреживанию. Но домах иногда обнаруживаются не только пикси с гномами — меня иногда отправляли в помощь.
— В последний раз Эндрю Беннет вышел на работу седьмого августа девяносто седьмого года, — сказал Гарри, внимательно глядя на МакНейра. — Вы знаете, что с ним потом произошло?
— Не очень много, — спокойно ответил МакНейр.
Это прозвучало странно. Гарри ожидал, скорее, отрицательного ответа, однако допускал и быстрое признание: в конце концов, если МакНейр был идейным, чего ему стесняться? Приговор же вынесен, и что бы он сейчас тут ни сказал, это не изменит ничего.
— Что именно? — так же спокойно уточнил Гарри.
— Я дал ему портал во Францию и сто галлеонов, — сказал МакНейр. — Портал семейный — в смысле, на коллективное использование рассчитанный. Что с ним было дальше, я не знаю. Я его родителей не проверял.
— Портал? — Гарри очень постарался скрыть своё изумление, но, кажется, у него это вышло не до конца, потому что МакНейр усмехнулся:
— Да, портал. Хотя он, конечно, мог бы сесть на самолёт. Но так было и проще, и быстрее — и потом, я не был уверен, что аэропорты и порты не отслеживают.
— Где вы его взяли? — спросил Гарри. Это был далеко не самый важный сейчас вопрос, но ему нужно было время, чтобы подумать, а паузу Гарри брать не хотел.
— Приятель один сделал, — МакНейр и не думал скрывать насмешку.
— Кто именно?
— Не помню, — МакНейр пожал плечами. «И попробуй докажи обратное», — говорило выражение его лица.
— Зачем? — наконец задал Гарри тот вопрос, который всё это время рвался с его языка.
— Я же вам сказал: так было проще и быстрее, — с показным терпением повторил МакНейр. — Я не был уверен, что аэропорты и порты не отслеживают, — процитировал он сам себя.
— Зачем вам это было нужно?
— Беннет магглорождённый, — сказал МакНейр. В настоящем времени. Конечно, он мог сделать это и нарочно, однако прозвучало это весьма естественно. Да и Лестрейндж тогда сказал… — Тогда как раз создали комиссию по выродкам. Его ждали серьёзные проблемы.
— Какое вам было до него дело? — настойчиво спросил Гарри. — Вы же, говорите, не дружили.
— Ну, мы всё-таки коллеги, — пожал МакНейр плечами. — Нехорошо.
— Что нехорошо? — Гарри пожалел, что пришёл сюда один. Пожалуй, ему пригодилась бы сейчас помощь того же Лестрейнджа.
— Коллег сдавать, — МакНейр снова изогнул губы в насмешливой ухмылке. — Не знаю, правда, как у вас тут принято сейчас. А мы тогда своих предупредили.
— Кто «мы»? Кого «своих»? — наверное, Гарри выглядел со стороны не слишком-то далёким, но сейчас это было не слишком важно.
— Ну, мы все. В Отделе. В целом. Впрочем, я краем уха слышал, что ваши тоже тут что-то такое тогда сделали. Не знаю, как обстояло дело в других департаментах.
— И что, вы лично всем роздали порталы и по сотне галлеонов? — тоже сыронизировал Гарри.
— Остальные сами справились, — пожал МакНейр плечами. — Беннет был слишком молод и небогат, и срочно переезжать ему было банально не на что. Он собирался спрятаться у магглов, но я-то знал, как их там ищут.
— Конечно, знали, — согласился Гарри. — Вы же и искали.
— Именно, — без тени сожаления или раскаяния подтвердил МакНейр. — Пришлось вправлять мозги и дать пинка. Надеюсь, он родных своих забрал: раз он исчез, к ним должны были отправить группу.
— Не вас? — язвительно поинтересовался Гарри.
— Нет, — преспокойно отозвался МакНейр. — Не меня. Тогда я знал бы больше.
— И рассказали бы, — с иронией кивнул Гарри.
— Почему нет? — пожал МакНейр плечами. — Теперь какая разница?
— И деньги были ваши? — нет, всё это выглядело как какой-то бред, причём неумный.
— Ну, я кое-что скопил, — небрежно проговорил МакНейр. — Решил — могу себе позволить.
— Просто так, — уточнил Гарри, и МакНейр возразил вдруг:
— Нет, зачем? Конечно, в долг. Но, как вы понимаете, вернуть его мне лично у Беннета уже не выйдет. Только в сейф. А вы почему спрашиваете? Он не вернулся?
Лгать было глупо и не нужно, и Гарри сказал честно:
— Нет. Он исчез — так же, как и его родители.
— Ну, значит, не вернулся, — кивнул МакНейр. — Хорошо.
«Или ты мне лжёшь», — подумал Гарри — но он знал, по крайней мере, что теперь можно было бы проверить. Интересно, у МакНейра есть родня? Должна же быть? Ну хоть какая-то?
Надо было его дело прежде посмотреть, спохватился Гарри, и ему стало ужасно стыдно. Это был невероятно глупый прокол, который следовало немедленно исправить — благо, никто МакНейра срочно назад не отправлял, и можно было просто пока прервать допрос и всё проверить. А дальше действовать по обстоятельствам.
— Допрос окончен в девять часов двадцать восемь минут, — сказал Гарри, поднимаясь.
Обратно в камеру они вернулись так же мирно, как ушли: МакНейр отлично знал процедуру и почти демонстративно не собирался нарушать её. Гарри же пошёл в отдел, сел за свой стол и глубоко задумался. Надо было, разумеется, идти за делом МакНейра, но сначала Гарри хотел всё обдумать.
— Гарри, всё в порядке? — услышал он Лестрейнджа и, подняв голову, кивнул.
— У тебя такое лицо, словно бы ты размышляешь, как бы половчее расчленить кого и вынести отсюда незаметно, — вмешался Праудфут.
— Да нет, — серьёзно отозвался Гарри, чем вызвал, разумеется, взрыв хохота. — На самом деле, я, наверное, хочу посоветоваться, — сказал он Лестрейнджу, убирая перегородку между их столами, и тот подсел к нему. — Я говорил с МакНейром — его сегодня привезли.
Лестрейндж выслушал Гарри очень внимательно, и когда тот закончил свой рассказ, спросил:
— Какого рода совет тебе нужен?
— Вы же были с ним знакомы? — спросил Гарри. — Ему верить можно?
— Я бы запросил французов, — сказал Лестрейндж. — Для начала. В целом, ничего невероятного в его истории я, честно говоря, не вижу.
— Нет? — действительно удивился Гарри.
— Он не исключение, — ответил Лестрейндж. — Довольно многие так делали. Одно дело — абстрактные магглорождённые, и совсем другое — твой коллега.
— Это я понимаю, — нетерпеливо сказал Гарри. — Но это же не просто кто-то. Это Пожиратель смерти.
— Они тоже люди, — заметил Лестрейндж. — В том смысле, что у них есть принципы, товарищи и даже друзья. МакНейр, насколько мне известно, фанатиком никогда не был. Его это не оправдывает — может быть, даже наоборот — но объясняет сказанное им. Я полагаю, он вполне мог это сделать — хотя эти сто галлеонов несколько выбиваются из образа, — он улыбнулся.
— Почему? — тоже улыбнулся Гарри.
— Он шотландец, — улыбка Лестрейнджа стала шире. — Во всех смыслах, и хороших, и плохих. И, к тому же, не богат. Я вижу три причины произошедшего.
— Какие? — с любопытством спросил Гарри.
— Либо они с Беннетом были ближе, чем мы знаем, либо у МакНейра в тот момент проснулась совесть, либо эту сотню галлеонов ему кто-то дал.
— Дал? — переспросил Гарри. — Кто и зачем?
— Не знаю, — пожал Лестрейндж плечами. — Возможно, тот же, кто сделал портал.
— Ты знаешь, кто это может быть? — полуутвердительно спросил Гарри, и Лестрейндж качнул головой:
— Предполагаю. Франция наводит на некоторые мысли. Но я вполне могу не знать чего-то.
— Скажи! — азартно попросил Гарри.
— Это лишь предположение, — подчеркнул Лестрейндж. — Это мог быть Малфой. Во-первых, потому что у него родня там, так же, как и у его жены. И во-вторых, они с МакНейром дружили ещё со школы. Наконец, сотня галлеонов для него — пустяк, которым он легко пожертвовал бы при желании. И он довольно щедр даже не к близким друзьям. Однако если это так, не думаю, что МакНейр назовёт его.
— Почему? — удивился Гарри. — Это же не преступление — наоборот! Если он хочет Малфоя защитить, как раз и нужно рассказать!
— Ты понимаешь, — Лестрейндж задумчиво потёр подбородок. — Сейчас он в принципе молчит и показаний на Малфоев не даёт. Я его допросы помню — он о них ни слова не сказал после ареста. Только что Волдеморт лишил Малфоя палочки и тот сидел дома весь последний год. И покуда он молчит, его не трогают, потому что бесполезно. А вот если он заговорит — пусть даже в позитивном ключе — с него не слезут. Мы же и не слезем — потому что очень многим не нравится, что Малфой, по сути, выкрутился. И он это понимает. И поэтому он это имя ни за что не произнесёт. Впрочем, оно тебе не нужно: какая тебе разница, где он этот портал взял? Можно напоить его веритасерумом — проверишь, лжёт он или нет.
— Так его тогда можно будет спросить и про Малфоя, — тут же сказал Гарри, но Лестрейндж усмехнулся:
— Спросить можно. Толку будет чуть. Ты думаешь, не спрашивали? Веритасеруму можно сопротивляться, и при наличии сильной воли это не так сложно — с волей у МакНейра всё в порядке.
— А с чем нет? — быстро спросил Гарри, и Лестрейндж ответил:
— Я не знаю, с чем не в порядке у тех, кто принял метку и служил Волдеморту. С чем-то точно не в порядке, но я не знаю, с чем.
Запрос во французский аврорат Гарри помог написать Лестрейндж: конечно, можно было бы составить его и на английском, но по опыту взаимодействия с французскими коллегами все знали, что на обращения на родном языке те реагируют в несколько раз быстрее и охотнее. Вернее, запросов было два: во французский аврорат и магглам, в их полицию. Если Беннеты уехали семьёй, они должны были где-то там зарегистрироваться, решил Гарри, и Лестрейндж согласился. Что делать с МакНейром, было непонятно: нужно было, вроде, отправлять его обратно, но Гарри всё-таки решил допросить его с веритасерумом. На это тоже требовалось разрешение, однако в отношении пожизненно осуждённых процедура была упрощена, и выдать его мог не обязательно Визенгамот, но и просто руководитель ДМП. Так что Гарри, составив запрос, отправился к Джонс — и застрял в приёмной.
Чемпионат по плюй-камням, по счастью, завершился, и Гарри ожидал увидеть тихую пустынную приёмную, а вместо этого та оказалась заставлена какими-то коробками. Барквиз стояла на небольшом свободном пятачке возле своего стола и, указывая на коробки палочкой, пыталась их хоть как-то упорядочить.
— Джонс будет в час, — сказала она, едва завидев Гарри. — Но ты раньше трёх не приходи, тут очередь. А ждать, как видишь, негде.
— Да мне на минуту…
— Всем на минуту, — возразила Барквиз, и Гарри, которому всё равно заняться было нечем, предложил:
— Помочь?
— Я бы с радостью сказала да, если бы знала, чем, — вздохнула Барквиз. — Но я даже не знаю, как их поудачнее поставить.
— А что там? — спросил Гарри, и она вздохнула:
— Подарки.
— От команд? — понимающе спросил Гарри, и она вздохнула ещё раз:
— Ну да. Нам. Министру, Джонс и остальным главам департаментов. Их надо рассортировать и потом вручить.
— А когда вручение? — сочувственно спросил Гарри.
— Сегодня, — совсем трагично ответила Барквиз и улыбнулась. — И вот я понять пытаюсь, как бы их устроить поудобнее на несколько часов. Счастье, что они подписаны хотя бы. Слушай, а ты не занят, что ли? — спросила она, как-то оценивающе на него глядя, и Гарри подтвердил:
— Не занят.
— Может, ты их разнесёшь? — спросила Барквиз. — Ну, то есть, поможешь мне их разнести по департаментам. Я же не могу приёмную оставить — а ты можешь…
— Могу! — согласился Гарри, и она радостно предупредила:
— Их просили не уменьшать. Но они не очень тяжёлые, и их можно левитировать.
— Давай начнём с министра, — оживлённо предложила Барквиз. — Сколько ты улевитируешь за раз?
— Да сколько в лифт поместится, — пожал плечами Гарри, и Барквиз довольно принялась за дело.
С разносом коробок Гарри провозился всю первую часть дня, и когда вернулся за последней партией — для Отдела тайн — столкнулся с Джонс. Вернее, увидел, как она заходит в кабинет, и крикнул:
— Мэм! Мэм, извините, вы не подпишете запрос?
— Ты что такой взмыленный? — осведомилась Джонс, и Барквиз встряла:
— Он помогает нам с подарками! Разнёс уже почти что все коробки.
— Какой заботливый, — усмехнулась Джонс. — А что, нельзя было поручить эту ответственную работу кому-нибудь попроще? Непременно аврор требовался?
— Я всё равно пока свободен, — легко улыбнулся Гарри. — И пришёл вас ждать — а тут сесть негде.
— Так тебе заняться нечем! — Джонс вскинула брови, и Гарри понял, что сглупил.
— Мне есть чем, — запротестовал он, — просто мне нужно ваше разрешение на применение Веритасерума.
— Я тебе что, Визенгамот? — осведомилась Джонс. — Конечно, это лестно, но я тебя разочарую.
— Так это к МакНейру, — пояснил Гарри. — К пожизненно осуждённому. Достаточно же вашей визы.
— А, этот, — выражение её лица стало кислым. — Он тебе зачем?
— Выясняю, куда пропал один из сотрудников их отдела, — ответил Гарри. — Ещё в войну. Возможно — я, конечно, не уверен — он причастен. Хочу проверить.
— Давай, — согласилась Джонс. — Но с коробками закончи, — добавила она, подписывая разрешение.
— Обязательно! — заверил её Гарри.
— А зайди-ка, — вдруг сказала Джонс, держа в руке подписанное разрешение и Гарри занервничал. Но в кабинет пошёл, конечно.
Тот был большим и просторным, хоть и заставленным вдоль стен наглухо закрытыми шкафами. Большой стол на львиных лапах, два больших и — Гарри знал — очень удобных кожаных дивана, кресло — всё свидетельствовало о солидности и должно было вызвать у посетителя уважение и даже некоторый трепет.
— Сядь, — велела Джонс, опускаясь в своё кресло и указывая на один из обитых тёмно-коричневой кожей стульев с высокими спинками. — Что там у вас происходит в лагере с дементорами?
— Ничего, — Гарри даже растерялся. — Мы ждём, когда тварц… кхм… отдел…
— Тварцы, — махнула рукой Джонс.
— Они, — согласился Гарри, — закончат… что они там делают.
— Я не об этом, — она поморщилась. — Что за история с кормлением?
— А, — Гарри очень постарался скрыть удивление. Почему она его об этом спрашивает? Именно его? Почему не Робардса, не Сэвиджа, не Лестрейнджа? Ни ещё кого-нибудь? — Ну, — он понятия не имел, что можно ей сказать, а что — не стоит.
— Гарри Поттер, — Джонс покачала головой. — Просто ответь на мой простой вопрос.
— Мальсибер не так давно нам рассказал, что дементоров следует кормить, — ответил Гарри. — Он кормит их Патронусами, но сам больше делать этого не может, потому что воспоминание, которое они съедают, больше для того, чтобы сотворить Патронуса, использовать нельзя. Теперь мы это делаем — по очереди. Но, наверное, со временем к этому нужно будет подключать и отряды ДМП.
— Как давно вы знаете? — она нахмурилась.
— Неделю… нет, — Гарри задумался. — Наверное, дней десять.
— Кто ещё об этом знает?
— Я не знаю, — подумав, ответил Гарри. — По идее, он не прячется же. Наверное, невыразимцы. Ну и тварцы. Они видят же. Но я не знаю точно, это просто моё предположение.
— Ясно, — она протянула ему, наконец, подписанное разрешение. — Свободен. Пришли ко мне Гавейна.
— Да, мэм, — Гарри встал. — Это срочно?
— Умеренно, — ответила она. — Но сегодня. И сперва с коробками закончи.
— Разумеется, мэм, — бодро отрапортовал Гарри.
С коробками он закончил быстро, но вот Робардса ему пришлось немного подождать — впрочем, прежде, чем зайти к нему, он занёс запрос на веритасерум к экспертам и пока оставил, надеясь, что к тому моменту, когда он вернётся от главного аврора, те его обработают и зелье выдадут.
Робардс появился часа в три, и, выслушав короткий рассказ Гарри, хмыкнул:
— Я бы на её месте тоже всё перепроверил. История довольно дикая. Почему Мальсибер до последнего молчал, я лично тоже не понимаю. Да, я помню версию Дольфа, — предвосхитил он возражения, — но это тоже дико. Жалел он нас, — он фыркнул. — Я знаю: всякое бывает. Ещё и не такое. Но поверить в эдакую жертвенность несколько сложно: человек не тот. Вот нас и проверяют. Ладно, всё, иди, работай.
Веритасерум Гарри действительно выдали почти сразу после того, как он за ним зашёл, однако он, как младший аврор, работать с ним один не мог — пришлось искать кого-нибудь свободного и готового пожертвовать ему немного своего времени.
В отделе были только Лестрейндж с Праудфутом, но пойти с Гарри согласился только первый.
— Ты начальник — ты обязан, — напутствовал его Праудфут, и Лестрейндж согласился:
— Я начальник. Идём, — он махнул Гарри рукой — и тут в дверь неуверенно постучали. Лестрейндж указал на неё палочкой, открывая, и в комнату вошла пожилая женщина, почти старушка, невысокая и худенькая, в простой чёрной мантии и с висящей на сгибе руки старомодной, напоминающей большой бархатный кошелёк, голубой, расшитой бисером сумочкой.
— Здравствуйте, — сказала она немного неуверенно. У неё были короткие седые волосы, уложенные аккуратными волнами, и накрашенные тёмно-красной помадой тонкие губы. — Скажите, пожалуйста, я ищу господина Лестрейнджа. Он здесь?
— Это я, — ответил Лестрейндж, поднимаясь, чтобы привлечь её внимание. — Добрый день, мэм, чем я могу помочь вам?
— Здравствуйте, — старушка улыбнулась и пошла к нему.
— Пожалуйста, садитесь, — он увеличил один из стульев и опустил его возле своего стола. — Гарри, подождёшь немного? — попросил он, и Гарри кивнул: куда ему было торопиться? — Как вас зовут, мэм?
— Глэдис, — ответила она — и вдруг выбросила вперёд руку с зажатой в ней палочку, указывая ею на Лестрейнджа, и громко крикнула: — Редукто!
Дальше всё произошло одновременно: Лестрейндж отклонился в сторону, очень быстро, чуть ли не аппарировав — хотя никакого хлопка не было — просто оказавшись в паре футов от того места, где был только что, а Праудфут выбил из рук старушки палочку и одновременно наложил на неё Петрификус. И только потом шумно выдохнул и поинтересовался:
— Дольф? Ты её знаешь?
Гарри даже испугаться толком не успел, и теперь молча смотрел то на Лестрейнджа, то на нападавшую, замершую в странной позе с полуоткинутой в сторону рукой. Взрыв, впрочем прозвучал, и теперь в их стене, почти что прямо под окном, дымилась чёрное углубление.
— Нет, — недоумённо ответил Лестрейндж. — Впервые вижу. Наверое, чья-то родственница, — он подошёл к ней и, вглядевшись в испещрённое морщинами лицо, повторил уверенно: — Нет. Никогда её не видел. Сейчас узнаем, я надеюсь, — он повернулся к Праудфуту и попросил: — Можно палочку, пожалуйста?
— Держи, — Праудфут бросил ему отобранную у старушки палочку. Лестрейндж поймал её и, осмотрев, проговорил с некоторым недоумением:
— Совсем новая.
— Может, оборотное? — предположил Праудфут, и Лестрейндж кивнул:
— Может… Сейчас проверим.
Он порылся в ящике своего стола и достал небольшой флакон. Затем сунул палочку старушки в верхний ящик, указал на неё своей и, сняв заклятье Праудфута, тут же усадил её на стул и привязал её к нему верёвками за талию, оставив руки и ноги свободными. Дал ей несколько секунд прийти в себя — и спросил, усевшись на своё место:
— Ещё раз добрый день, мэм. Вы не объясните ваше нападение?
— Герой, — проговорила старушка с горечью. — Скрутил, да?
— Да, — согласился Лестрейндж. — Так вы объясните?
— Герой, да? — спросила она, поёрзав, но не пытаясь высвободиться. — Спаситель. Зачем только мне ваше спасение?
— Простите? — непонимающе переспросил Лестрейндж. — Я пока не очень понимаю.
— Не узнаёте меня, да? — спросила она, поднимая к лицу руки. Она прижала их к нему с самых краёв и потянула, натягивая кожу. — А так тоже? Да?
— Простите, — повторил Лестрейндж, качая головой. — Вы, может быть, представитесь? Вы назвали только имя — Глэдис.
— Глэдис Браун, — ответила она, опустив руки. — Что, ведь тоже ничего не говорит.
— Н-нет, — не слишком уверенно сказал Лестрейндж. — Пожалуй, нет… вы объясните?
Он был удивительно спокоен — пожалуй, подумал Гарри, он сам не смог бы говорить так с человеком, только что пытавшимся его взорвать. Старушка это или двадцатилетний парень.
— Конечно, вы меня не помните, — старушка… Браун прикрыла глаза и откинулась на спинку. — Нас же много было, как упомнить.
— Много? — переспросил Лестрейндж.
Да кто она такая? Очередная родственница какого-нибудь пожирателя? Или сочувствующего? Или кого-нибудь из этих недопожирателей? Там, вроде, нету Браунов, но, может быть, родня по матери?
— Восемьдесят один, — проговорила она скорбно. — Но это всех. Нас было двадцать семь.
— Вы были куклой, — тихо выдохнул Лестрейндж, бледнея.
Куклой?
Мерлин… тот дом с куклами! А это… это, видимо, одна из тех, кого Лестрейндж тогда нашёл в подвале и кто после того, как их расколдовали, вернулся в свой настоящий возраст. Наверное, из первой партии…
Гарри бросило в холодный пот. Он вспомнил, как ходил тогда и думал, как это: помнить себя сперва десятилетним, а потом стать почти сразу девяностолетним стариком. Но… но почему она решила убить Лестрейнджа? Он же не то что ничего не делал ей — он спас её! А не…
— Была, — согласилась Браун. — А вы нас вытащили. И спасли. Зачем? — спросила она очень горько. — Что вы мне вернули? Старость? Мне было шестнадцать лет, — она прижала внутренние края ладоней ко рту. — У меня были родители, братья и сёстры, были подруги, был мальчик, что мне нравился… и что вы мне вернули? У меня не будет ни-че-го, — она отняла руки ото рта и стиснула их, прижав к груди. — И никого. Я не рожу детей, не выйду замуж… мои родители мертвы, а братья-сёстры или умерли, или стали стариками, которых я не знаю. У них была их жизнь — большая жизнь. А у меня нет — и никогда не будет. Зачем вы нас спасли? Меня? Зачем?
— Оставьте нас, пожалуйста, — вдруг попросил Лестрейндж, посмотрев на Гарри с Праудфутом, и тот тут же поднялся и, требовательно взглянув на Гарри, велел:
— Пошли.
Гарри медлил. Ему не хотелось оставлять Лестрейнджа наедине с этой странной Браун — и тогда Праудфут просто подошёл к нему, взял за локоть и буквально вытащил из кабинета. Потом наложил на дверь какое-то заклятье, наколдовал им стулья, сел и пожаловался:
— Так невовремя: ни допросить никого, ни пообедать.
Гарри молчал, и Праудфут не стал болтать — достал из воздуха Пророк и, разделив его на две части, протянул одну из них Гарри.
Они успели изучить газету вдоль и поперёк: сначала свои половины, затем другие, когда дверь, наконец, открылась, и из неё вышла старушка… Глэдис Браун, сопровождаемая Лестрейнджем. Она выглядела ещё больше постаревшей и понурой, и они молча пошли в сторону лифтов. Праудфут и Гарри, проводив их взглядом, вернулись в кабинет, и он спросил:
— Он что, просто отпустил её?
— А что с ней делать? — буркнул Праудфут. — Дело заводить? На столетнюю старушку? Или сколько там ей лет. Ты бы завёл?
— Это покушение на убийство, — хмуро сказал Гарри.
— Ну давай её посадим, — съязвил Праудфут. — Она же так прожила такую прекрасную долгую насыщенную жизнь — может и посидеть немного.
Гарри промолчал.
Потому что он прекрасно понимал и Праудфута, и Лестрейнджа, и сам бы на его месте тоже, вероятно, не хотел заводить дело — но она ведь на него напала? И чуть не убила. Ладно, шансов у неё, откровенно говоря, было немного… ноль, ну, может быть, один шанс, из-за внезапности — но она-то этого не знала. Она же в самом деле намеревалась Лестрейнджа убить! И что — так просто всё оставить?
Вернулся Лестрейндж и невозмутимо уселся за свой стол — и Гарри, убедившись, что никаких комментариев не будет, не выдержал и всё-таки спросил:
— И что с ней будет?
— С кем? — спросил Лестрейндж.
— С Глэдис Браун, — Гарри вовсе не намеревался сдаваться.
— А что с ней будет? — с некоторым удивлением спросил Лестрейндж.
— Вообще-то, это покушение на убийство, — сказал Гарри.
— Просто дурная шутка, — пожал Лестрейндж плечами. — Ты же слышал: она из тех кукол, что пролежали восемьдесят лет. Ей сто, но по мозгам — семнадцать. И шутки такие же дурацкие. Я ей объяснил, что так шутить не стоит — она пообещала, что не будет.
— Дольф, она же не шутила! — воскликнул Гарри, и тот опять пожал плечами:
— Но ты всё равно не можешь открыть дело. Оснований нет.
— Как это нет? — возмутился Гарри. — Она напала на тебя — мы все видели!
— Кто все? — поинтересовался Лестрейндж, и они с Гарри посмотрели на Праудфута.
— А? — вскинулся тот. — Чего вам?
— Что ты видел? — спросил Лестрейндж, и Гарри вздохнул.
— Я?! Ничего, — очень искренне ответил Праудфут. — У меня тут сложный отчёт, не мешайте, а?
Ну разумеется. Гарри уже и не сомневался.
— Он ничего не видел, — сказал Лестрейндж. — Ты что-то не так понял.
— Я правда не понимаю, — со вздохом сказал Гарри. — Она же не просто накричала или бросила в тебя Петрификус. Она тебя чуть не взорвала. А если…
— Если что? — перебил тот с мягкой насмешкой. — Она придёт опять?
— Обычно мы таких не отпускаем, — безнадёжно проговорил Гарри.
Лестрейндж вдруг развернул к нему кресло и придвинулся к его столу.
— Обычно такого не бывает, — сказал он. — Она не опасна для других — разве что для Лисандры, но мы с Браун это обсудили. Это просто жест отчаяния. Ей не на кого злиться: виновные в тюрьме, до них ей не добраться. У неё никого нет. Она вообще одна осталась — вернее, формально у неё есть сестра и брат, но они ещё старше и они чужие, в сущности, друг другу. У них правнуки, пра-правнуки, дома, супруги… жизнь. Прошлое. Они давно её оплакали. Им не о чем друг с другом разговаривать — ей даже негде жить. Судиться за наследство? Можно, но семья не так уж и богата — и что ей, брата выселять? Стодвенадцатилетнего? Как ей вообще жить? Приживалкой среди незнакомых ей племянников, обычных и внучатых? Там дом небольшой, и они ей выделили угол — отделили часть гостиной. Это разве жизнь? Она нашла виновного — меня. И решила, что в Азкабане, по крайней мере, у неё будет своя кровать и стол, а потом она быстро там умрёт. Гарри, я не буду открывать на неё дело. В конце концов, я здесь сейчас начальник, и мне решать.
— И что с ней будет? — тихо спросил Гарри.
— Я не знаю, — так же негромко проговорил Лестрейндж. — Я подумаю, что можно сделать… может быть, куплю ей что-нибудь. Жильё хотя бы. Ей действительно жить негде — у неё же ни профессии, ничего, кроме СОВ, нет, а в семейном сейфе там полгаллеона. Хотя это тоже не решение: жить-то ей на что? Да, так не делают, — кивнул он, — но и ситуаций таких обычно не бывает. Иногда спасение оборачивается адом — это редко, но бывает. Я тебя давно хочу познакомить кое с кем — думаю, сейчас самое время, — он поднялся. — Идёшь? Это недолго.
Гарри, разумеется, пошёл, стараясь даже не гадать, куда: МакНейр точно мог ещё немного подождать. Сначала, впрочем, они просто поднялись наверх и вышли на улицу, откуда сразу аппарировали к небольшому коттеджу на окраине какой-то то ли деревеньки, то ли небольшого маггловского городка. Лестрейндж подошёл к обычной деревянной двери и, просто взявшись за края кованой решётки на маленьком окошке в её центре, потянул за них сначала в стороны, а после на себя — они легко поддались под его руками — и проговорил:
— Саликс, — а затем попросил: — Ты помолчи пока. Я позже объясню.
Гарри кивнул. Замок щёлкнул, дверь открылась, но за ней никого не было. Лестрейндж достал палочку и коснулся ей открытого дверного проёма, и по тому промелькнула голубоватая волна. Лестрейндж вошёл в дом, сделав Гарри знак следовать за ним.
Они оказались в маленькой прихожей. На одном из двух крючков на стене висел одинокий тёмный плащ, а под ним стояли белые кроссовки, которые подошли бы как мужчине с небольшой ногой — или подростку — так и женщине. Лестница напротив двери слева вела вверх — Лестрейндж пошёл наверх, и Гарри, разумеется, последовал за ним, осматриваясь по дороге. Обычный коттедж: деревянная лестница, беленные стены, коричневая плитка на полу…
На втором этаже обнаружились три закрытых двери. Лестрейндж прошёл к самой дальней и, остановившись возле неё, приложил палец к губам, а затем открыл и тихо вошёл, впуская Гарри следом.
Это оказалась небольшая спальня, центр которой занимала кровать. Не такая уж большая, она была рассчитана на одного — да и лежал на ней один… или лежала? — человек. Гарри бы не взялся определить пол, но почему-то ему казалось, что это скорее мужчина, нежели женщина.
Лица у лежащего не было. Так же, впрочем, как и волос, и ушей — была просто голова с… с отверстиями примерно в тех местах, где у людей обычно бывает рот и нос. И уши — на их, вернее, на его, потому что голову он видел только справа… на месте уха виднелась небольшая дырочка не очень правильной формы. На месте рта у… у головы лежало что-то белое — платок? Салфетка? Чуть выше был провал, не очень большой, однако выглядело это жутко. Глаз не было вообще: выше того места, где должен был бы находиться нос, была только какая-то слишком белая и, кажется, довольно толстая кожа, обтягивающая череп.
Прямо под подбородком, маленьким и сглаженным, начиналось одеяло, закрывающее, видимо, тело. Если Гарри верно понял, ни рук, ни ног у тела не было.
Они с Лестрейнджем молча остановились на пороге, а затем он сделал Гарри знак, и они так же тихо вышли, как вошли, а затем спустились вниз и покинули дом, аккуратно закрыв дверь.
— Я сейчас поступил крайне неэтично, — сказал Лестрейндж. — Но я думаю, ты должен был увидеть это — и у меня есть разрешение его матери.
— Кто это? — глухо спросил Гарри.
— Первая выжившая жертва тех зеркал, — ответил Лестрейндж. — Миллисенте очень повезло. Я ожидал что-то такое, но мы с тобой тогда всё сделали чрезвычайно быстро.
— Он… кто он? — горло у Гарри пересохло, и поэтому голос звучал хрипловато.
— Взрослый мужчина, — ответил Лестрейндж. — Тридцать ему было, кажется, или тридцать один. Зеркало купили дочке, но он сам его открыл — она пальчик поранила, и он решил помочь. И первым заглянул. И всё.
— Ты сказал «у матери», — помолчав, проговорил Гарри. — Почему ты получил разрешение у матери?
— Я не хочу судить его жену, — сказал Лестрейндж. — Она старалась поначалу… но не выдержала. У неё дочь, в конце концов… и теперь уже новая семья. И дети там. Да, это скверно, но… ей было лет, по-моему, двадцать семь. И вот так перечеркнуть всю жизнь мало кто решится. Многие решили бы это по-другому, но я могу её понять.
— А я… — начал было Гарри, но Лестрейндж его остановил:
— Я привёл тебя сюда не для того, чтобы судить кого-то.
— И поэтому и имя не назвал? — буркнул Гарри.
— Если ты очень этого захочешь, ты найдёшь дело в архиве, — сказал Лестрейндж. — Но ты прав.
— И ему нельзя помочь? — хмуро спросил Гарри.
— Нельзя, — ответил Лестрейндж. — Целители сделали всё, что возможно — и я до сих пор не могу ответить себе на вопрос, зачем я его спас и не лучше было бы немного подождать. У него нет рук и ног, нет глаз и носа, он очень плохо слышит и не может говорить — языка нет, да и нёба, и зубов. Мозг тоже пострадал — целители утверждают, что не слишком сильно, но из-за других травм оценить степень сложно.
— А с ним нельзя общаться мысленно? — тут же спросил Гарри.
— Мысленно? — переспросил Лестрейндж.
— Ну легиллименцией, — оживлённо пояснил Гарри. — Да, я знаю, что это не настоящий разговор, но это же лучше, чем ничего! Если вдруг получится.
— Нет, — медленно проговорил Лестрейндж, глядя на Гарри так внимательно, что тот смутился. — Нет, никто не пробовал. В голову не приходило.
— Ну вот вдруг получится, — с надеждой сказал Гарри, и Лестрейндж кивнул:
— Я поговорю с целителями. Спасибо, — он протянул ему руку и кивнул, и Гарри, пожимая её в ответ, проговорил скороговоркой:
— Да я просто подумал.
Он ужасно смутился: Лестрейндж так всерьёз его благодарил, а ведь мысль была такой простой! Гарри очень хотелось как-то сгладить эту неожиданную серьёзность, и он спросил просто чтобы перебить её:
— Ты же не передумал сходить со мной к МакНейру? Я понимаю, мы отвлеклись, и столько всего случилось, но ещё не очень поздно.
— Да, идём, конечно, — согласился Лестрейндж. — Как хорошо, что я тебя сюда привёл, — добавил он с улыбкой, и Гарри просто взял его за локоть и аппарировал к министерству.
К счастью, на сей раз им никто не помешали ни коробки, ни старушки, и они спокойно взяли веритасерум и, забрав МакНейра из камеры, устроились в допросной в почти опустевшем уже по причине окончания рабочего дня аврорате и начали допрос:
— Шестое сентября две тысячи четвёртого года, восемнадцать часов сорок шесть минут. Британский Аврорат, младший аврор Гарри Поттер. Допрос с применением веритасерума. Допрашиваемый — Уолден МакНейр. Присутствует старший аврор Радольфус Лестрейндж.
Гарри наколдовал стакан, наполнил его водой из палочки и, достав подписанный флакон с веритасерумом, демостративно вылил его в воду.
— Выпьете сами? — спросил Гарри у МакНейра. — Или…
— Выпью, — согласился тот. — Но тут или руку мне освободите, или напоите сами.
Гарри заколебался. Однако Лестрейндж сидел молча, и Гарри решился и отстегнул левую руку МакНейра от скобы, а затем, настороженно держа его на прицеле, придвинул ему стакан. МакНейр неторопливо и спокойно взял стакан и так же неспешно и плавно поднёс его к губам и мерно осушил до дна, а затем так же медленно вернул его на стол. И руку положил к скобе, словно бы напоминая пристегнуть её обратно.
— Мистер МакНейр, — заговорил Гарри, развеяв стакан и пристёгивая руку МакНейра. — Расскажите о вашей последней встречей с Эндрю Беннетом.
— Это было, кажется, седьмого, — подумав, заговорил МакНейр. — Седьмого августа, по-моему. Но точно я не помню. Я зашёл к нему утром и рассказал о новом законе о краже магии и о комиссии по маггловским выродкам… извините, — он вежливо кивнул Гарри. — Сказал, что закон опубликуют завтра, и что завтра же его, скорее всего, и арестуют. И что ему нужно исчезнуть, желательно вместе со своей маггловской семьёй, потому что когда он исчезнет, туда отправят… кого-нибудь. Авроров, если повезёт, а если нет — то нас. Мы с ним довольно долго говорили.
— И что? — спросил Гарри, когда Мальсибер замолчал.
— Он признался, что денег у него сейчас… не помню. Галлеонов пятьдесят. Какой тут переезд с семьёй? Билеты, снять квартиру надо… всю жизнь же поломать. Я дал ему портал и деньги — мы договорились, что он их вернёт, как сможет. Он ушёл. Всё.
— Где вы портал взяли?
— В кармане, — ни капли не смутившись и даже не задумавшись сказал МакНейр.
Ладно. Гарри был готов и поиграть.
— Как он попал туда?
— Я думаю, что положили, — в серо-зелёных глазах МакНейра мелькнула откровенная ирония.
— Кто положил? — нет, Гарри не собирался уступать.
— Не знаю.
— Как это может быть? — показно удивился Гарри. Краем глаза он взглянул на Лестрейнджа, но тот сидел с совершенно непроницаемым выражением лица. Ну, хотя бы не смеялся.
— Не знаю, — снова ответил МакНейр. — Я думаю, кто-то подошёл и положил. Но, может, и отлевитировал.
— Назовите тех, кто это мог бы быть, — потребовал Гарри — и уже договаривая понял, что сморозил глупость.
— Да кто угодно, — пожал МакНейр плечами. — Хоть сам Тёмный Лорд. Или вот твоя невестка, — он кивнул Лестрейнджу, и тот ответил таким же насмешливым кивком. — Или кто-то из моих коллег. Да вообще любой из министерских — я же куртку оставляю... оставлял. В кабинете. Кто угодно мог.
Нет, так не пойдёт. Но как же это сформулировать?
— Когда это могло произойти?
Нет, кажется, тоже не то…
— Я не знаю, — уже знакомо ответил МакНейр.
Ладно…
— Вспомните, когда в последний раз портала не было в кармане.
— Я думаю, второго мая, — подумав, сказал МакНейр. — Но не поручусь. Девяносто восьмого.
— Когда в последний раз портала не было в кармане до того, как вы его там обнаружили?
На самом деле, Гарри сам толком не знал, чего он привязался к этому порталу. Ну в самом деле, какая разница? Сейчас-то? Это преступление, конечно, незарегистрированный международный портал, но в тех обстоятельствах… даже если он узнает, что это был тот же Малфой — что он сделает? Заведёт дело на него?
— Я не знаю, — опять сказал МакНейр.
— Когда вы в последний раз не находили его там — до того, как вы его там обнаружили?
На сей раз МакНейру пришлось подумать — но недолго:
— Да никогда.
— В каком смысле? — ответ поставил Гарри в тупик: он не мог сообразить, как так МакНейру удалось развернуть вопрос.
— Я никогда его не находил там, — повторил МакНейр — и тут Лестрейндж, не сдержавшись, рассмеялся.
И Гарри очень бы хотел знать, зачем он это сделал.
— Вы сказали, вы отдали портал седьмого августа одна тысяча девятьсот девяносто седьмого года, — сказал Гарри. МакНейр кивнул. — Скажите, был ли этот портал в вашем кармане накануне, шестого августа одна тысяча девятьсот девяносто седьмого года?
— Я не знаю, — ответил МакНейр.
— Вы его там не находили? — спросил Гарри, и МакНейр ответил:
— Нет.
Вот у кого нужно учиться общаться с бюрократией, вдруг понял Гарри. МакНейр бы переиграл даже Долиша! Вот кого нужно было взять с собой…
Гарри, разумеется, не сдался, но сколько он ни бился, сколько не переформулировал вопросы, он получал одно: «не знаю». Или разъяснения вроде уже полученных. Час действия веритасерума закончился, и Гарри проиграл — а МакНейр так и смотрел на него с чрезвычайно вежливым выражением лица и насмешкой во взгляде.
— Почему вы скрываете имя человека, который дал вам этот портал? — спросил Гарри наконец, уже без всякого веритасерума. — Почему не называете его?
— Не хочу, — МакНейр улыбнулся иронично, но не зло. — Я всё вам рассказал про Беннета — какая разница, откуда у меня портал?
— Да никакой, — сказал со вздохом Гарри. — Если вы сказали правду, вы, возможно, спасли жизнь и Беннету, и его семье. И тот человек тоже. Это ведь хороший поступок.
— Это что-нибудь изменит для меня? — вежливо осведомился МакНейр, и Гарри честно сказал:
— Нет.
— Тогда зачем? — спросил МакНейр — и откинулся на спинку своего неудобного стула.
Едва МакНейра Лестрейндж с Гарри вернули в камеру, как тот спросил:
— Зачем ты рассмеялся в середине допроса?
— Чтобы дать тебе возможность тоже посмеяться и свернуть всё это с честью, — улыбнулся Лестрейндж.
— Ты предупреждал, что он не скажет, — признал Гарри. — И он не сказал.
— Не только тебе, если тебя это утешит, — сказал Лестрейндж. — Посмотрим, что ответят французы.
— Но ты ему веришь, — утвердительно проговорил Гарри.
— Верю, — Лестрейндж уже говорил это, но Гарри его подтверждение всё равно не понравилось. Поэтому на вопрос Лестрейнджа: — Если ты сейчас не слишком занят, ты не займёшься заявкой на ремонт стены? — Гарри ответил без всякого энтузиазма:
— Да, займусь.
— Можно завтра, — добавил Лестрейндж, и Гарри в ответ только кивнул.
— Проигрывать всегда неприятно, — заметил Лестрейндж, и Гарри недовольно фыркнул:
— Меня никто не учил таким вещам. Почему этому не обучают в академии?
— Потому что этому невозможно научить, — примирительно проговорил Лестрейндж. — Только научиться самому.
— Как? — Гарри резко повернулся к нему — они неторопливо шли по коридору.
— Смотреть, как это делают другие, — ответил Лестрейндж. — Ещё помогает почитать философов… но у тебя нет времени на это. Так что просто наблюдай и думай — и научишься. Со временем. Впрочем, у меня в своё время тоже не получилось.
— Переиграть МакНейра?
— На предмет Малфоев — да, — Лестрейндж выглядел немного раздосадованным. — Мы пытались же после войны посадить его — не вышло. В том числе и из-за МакНейра. Он не скажет.
— Почему? — Гарри сложно было поверить в то, что кто-то может так близко дружить с Люциусом Малфоем. Что с ним вообще можно дружить!
— Во-первых, они с Люциусом друзья со школы. А во-вторых, ходили слухи, что он в школе был влюблён в Нарциссу.
— Что? — Гарри снова обернулся и уставился на посмеивающегося Лестрейнджа. — Но это же не логично! Если он в неё влюблён, как раз логично… — начал было Гарри — и остановился. Что логично, если сам МакНейр — в тюрьме пожизненно, а вот Люциус, наоборот, свободен?
— Что именно? — осведомился Лестрейндж, и Гарри вздохнул:
— Да нет. Ничего. Ты прав.
— Он не может разом и отправить друга в Азкабан, и оставить любимую женщину соломенной вдовой. Это очень сильная мотивация. Её чрезвычайно сложно перебить. У нас не получилось.
— Странно звучит «друга», — признался Гарри, помолчав. Они почти дошли до отдела и остановились возле двери.
— Почему у убийцы не может быть друзей? — с интересом спросил Лестрейндж. — Та же Амбридж, например, с лёгкостью умела создавать Патронуса, а Роули был нежнейшим мужем и отцом. Одно другому не всегда мешает… к сожалению. Даже брат мой старший был образцовым… даже слишком — мужем. Если бы мерзавцы были просто мерзавцами типа Джагсона, нам жилось бы проще, но увы, — он открыл дверь отдела, пропуская Гарри вперёд.
На этом рабочий день закончился, и Гарри отправился домой, очень надеясь, что назавтра получит ответ от французов — но не получил. Не получил он его и через день, и через два — тот пришёл только через неделю, в следующий понедельник. Зато с самого утра, но почему-то к Робардсу, который и вручил его Гарри в самом начале планёрки, гвоздём которой стало разрешение истории с козами.
— Мы получили четыре чумных камня, — отчиталась Гор. — Некоторые, правда, слегка размножились, но мы успели это прекратить. Заражений не было. Что до их владельцев, то они, похоже, не совсем виновны.
— Это как? — спросил Робардс.
— Они отвели коз на новый выпас, — объяснила Гор. — А потом увидели симптомы у ребёнка: первым заболел их младший сын как самый маленький. А родители помнили ещё ту эпидемию, перепугались и кинулись к нам и в Мунго. Мы изучили место выпаса — ничего особенного, полянка как полянка — и нашли там ещё несколько камней. Их покрыли глина и земля, и они лежали там себе, пока их козы не растревожили. Скорее всего, ещё с той эпидемии, но эксперты их сейчас сличают.
— Семью проверили? — уточнил Робардс, и Гор кивнула:
— Разумеется. Мы пока не делаем окончательного заключения, но похоже, что они не при чём. Но мы ещё проверим.
— Они коз-то заберут? — спросил Лестрейндж, и в ответ раздались смешки.
— Да, конечно, — заверила его Гор с улыбкой, и он кивнул под новые смешки.
Гарри еле досидел до конца планёрки: письмо жгло ему руки, и едва она закончилась, тут же кинулся к Лестрейнджу с просьбой:
— Переведёшь? Пожалуйста!
Тот молча взял вскрытый уже Гарри конверт и, пробежав его глазами, качнул головой.
— У них Беннета нет. Или он сменил имя — что, конечно, тоже возможно.
— Соврал, — с мрачной досадой констатировал Гарри. МакНейра ему пришлось отправить обратно ещё в среду — а значит, придётся снова вызывать.
— Не обязательно, — возразил Лестрейндж, возвращая конверт. Они шли к отделу, чуть отбившись от остальных авроров. — Если Беннет не знал французский, что ему там делать? И зачем, если в мире полно англоговорящих стран? Я бы на его месте просто уехал в одну из них. Но может и соврал, конечно.
— И что, — спросил Гарри, — теперь делать запросы во все эти страны?
— Я бы сделал, — согласился Лестрейндж. — Включая острова. Ждать придётся дольше, но куда спешить? Если МакНейр обманул нас и убил его, то трупу уже всё равно — неделей раньше или позже его всё-таки найдут. Если найдут — что весьма сомнительно.
— США, — начал считать Гарри, — Австралия, Новая Зеландия… а что за острова?
— Ирландия? — предположил Лестрейндж — и Гарри почувствовал себя редким идиотом. — А вообще их, кажется, шестьдесят семь, — добавил он, и у Гарри даже закружилась голова. Шестьдесят семь! Шестьдесят семь запросов! Нет, он точно начнёт с Ирландии — а там… — Я имею в виду, государств. Но это как посчитать, — добавил Лестрейндж. — И непонятно, как считать несуверенные… кхм… объекты — но там вообще такая путаница…
— Я начну с Ирландии, — решительно заявил Гарри.
— Тут неподалёку ещё Мальта есть, — сжалился над ним Лестрейндж. — И Джерси, но я бы на его месте не стал его выбирать — это слишком близко и слишком Британия. Всё остальное много дальше.
— Как это слишком Британия? — озадаченно переспросил Гарри.
— Нормандские острова — это очень сложно, — отмахнулся Лестрейндж. — Я не думаю, что Беннет стал бы там прятаться. То же справедливо и для Мэна. Да и попробуй спрячься там.
А ведь им что-то такое читали в Академии, вспомнил Гарри. Точно читали. Но Гарри не запомнил… зря. Нужно будет разобраться с этими островами.
— Но это как-то глупо, — подумав, сказал Гарри. — Сначала отправиться во Францию, а потом…
— Как раз наоборот, — возразил Лестрейндж. Они остановились возле отдела. — Вообще, Волдеморт Ирландию не трогал — даже нашу. Но границу они всё-таки тогда закрыли и отслеживали все пересечения — но только с нашей стороны. А как отследить перемещение из Франции? К тому же, Беннета и вовсе не спросили.
— Напишу ирландцем, — решил Гарри. — Спасибо.
— Кстати, — Лестрейндж взялся было за ручку двери, но передумал. — Чуть позже я собираюсь проведать мисс Джервис — хочешь присоединиться?
— Хочу! — обрадовался Гарри.
А пока он сел писать запрос в ирландский аврорат. По крайней мере, это можно было делать по-английски, думал он, прикидывая, сколько ему придётся ждать ответа — ещё неделю? Или всё же две? Дело срочным не было, а в таких случаях ирландцы не спешили — если бы речь шла о расследовании по горячим следам, они ответили бы сразу, а тут можно было ждать и месяц. А ему хотелось знать — но даже если бы Гарри сам пришёл в ирландский аврорат, делу бы это не помогло, а, может, даже помешало.
Около десяти утра Лестрейндж позвал его, и Гарри по дороге к лифтам оставил письмо у секретаря Робардса — как бы близко ни была Ирландия, но это была другая страна, и для запроса требовалась виза главного аврора. Гарри представил выражение лица Робардса, если ему придётся делать запросы во все англоговорящие страны и ухмыльнулся. Нет, он продолжал надеяться, конечно, что ему повезёт с Ирландией, но если нет, и ему придётся написать семь десятков таких запросов, ему будет весело представлять, как Робардс будет все их подписывать.
В Мунго было людно, и Гарри с Лестрейнджем пришлось ждать лифта. На пятом этаже народу тоже было много: видимо, началось время посещений, подумал Гарри, разглядывая посетителей. Некоторые были семьями, даже с маленькими детьми, кое-кому из которых было скучно, и они развлекали себя как могли — например, ковыряя обивку стоящих у стены кушеток.
У палаты Энноры Джервис всё ещё стоял пост — впрочем, дежурный сейчас несколько терялся среди посетителей. Впрочем, когда Лестрейндж с Гарри подошли к двери палаты, он поднялся — и Лестрейндж шепнул ему пароль. И только потом постучал в дверь.
— Заходите, — раздался уверенный голос Энноры, и они вошли.
Сейчас палата выглядела куда уютнее, чем когда Гарри видел её в последний раз: здесь появилась не только лежанка и миска для собаки, которой сейчас в палате не было, но и небольшой комод, а на нём — подсвечник со свечами и рядом ваза с персиками и клубникой. На кроватях теперь появились зелёный и голубой пледы, разделяющую кровати занавеску заменила красивая деревянная ширма с вырезанными животными и птицами, сейчас сложенная и сдвинутая к стене, а на окне повисла отодвинутая сейчас в сторону голубая штора.
А ещё на одной из стен появилась полка с книгами.
Эннора Джервис стояла посреди палаты, видимо, встречая посетителей. Тёмных очков на ней уже не было, и Гарри очень старался не слишком пялиться на неё, заворожённый её красотой. Эйвери же сидел на кровати с зелёным пледом — впрочем, он тоже поднялся при виде вошедших.
— Доброе утро, — любезно поздоровался Лестрейндж. — Мисс Джервис, как вы себя чувствуете?
— Доброе утро, — ответила она. — Странно. Я пока что не могу привыкнуть к этому, — она коснулась своих глаз. — Хотя мне нравится.
— Могу понять вас, — Лестрейндж улыбнулся.
— Целитель Уингер говорит, что я ещё вижу не совсем как вы. Не слишком хорошо. Но будет лучше.
— Я понимаю, вам не слишком здесь удобно, — сказал Лестрейндж. — Но пока что вам придётся здесь побыть.
— Мне здесь вполне удобно. И Мею нравится.
— Я говорил с Уингером, — сказал Лестрейндж. — Он говорит, вы замечательно справляетесь.
— Я думаю, да, — согласилась Эннора. Её лицо казалось теперь более живым, и хотя она по-прежнему не улыбалась, не поднимала брови, да и вообще не делала всего того, что называют мимикой, сейчас оно казалось просто спокойным, а не замороженным, как прежде. Или Гарри просто хотелось видеть его именно таким.
— Это замечательно, — тепло проговорил Лестрейндж, улыбнувшись. — Однако это делает пребывание здесь мистера Эйвери не необходимым — а значит, невозможным.
Прекрасное лицо Энноры исказилось: брови дрогнули, сдвигаясь к переносице, и между ними пролегла тонкая морщинка. И когда Эннора заговорила, в её голосе тоже прозвучала тревога:
— Но он нужен мне! Я не хочу, чтобы Маркус уже уходил! Маркус нужен мне, — повторила она с непонятной интонацией, которую Гарри, как ни старался, не сумел распознать. Это не была просто тревога или требование, это не была растерянность, это было что-то среднее — и что-то ещё.
Эйвери расстроенно сморгнул и проговорил:
— Может быть, я что-то могу сделать? Например, для вас? Я могу работать тут!
— Да, — подтвердила Эннора. — Он может. Я тоже могу помочь.
— У меня есть одна мысль, — к удивлению Гарри, сказал Лестрейндж. — Ты ведь знаешь Уилсмита? — спросил он у Эйвери
— Да, — тот слегка порозовел.
— Разговоришь его — останешься, — предложил Лестрейндж.
— Я?! — распахнул глаза Эйвери. — Но я же… я же не умею — я не Ойген… попроси его!
— Но ведь это же тебе нужно здесь остаться, — возразил Лестрейндж. — При чём здесь он?
— Но я… — Эйвери вздохнул и посмотрел на Эннору. — Я попробую, — без особенной уверенности сказал он. — Но я на самом деле не тот человек, что тебе нужен.
— Мальсибер тут не поможет, — сказал Лестрейндж. — Он не разбирается в таких вещах — а ты, возможно, сможешь что-то сделать. Но это долгий разговор — и если ты готов, идём, поговорим. Мисс Джервис, если мы с мистером Эйвери договоримся, он вернётся к вечеру. А если нет… я думаю, тоже вернётся — попрощаться. Выходи — мы ждём, — сказал он Эйвери и слегка поклонился: — Мисс Джервис.
Когда Лестрейндж с Гарри вышли в коридор, он спросил:
— Я, конечно, Эйвери не знаю, но он правда не производит впечатление человека, способного разговорить кого-то.
— Зря, — возразил Лестрейндж. — Обаять или напугать — да, тут он прав, он не Мальсибер. Но мне нужно вовсе не его обаяние и тем более не страх. Мне нужна его голова — если кто-нибудь и может вытащить из Уилсмита какую-нибудь информацию про эти зеркала, то это Эйвери. У нас идеи кончились. И легиллименция тут не поможет, к сожалению: Уилсмит отличный менталист, как выяснилось. И с Мальсибером мы пробовали, — предвосхитил он вопрос Гарри. — Не получилось. Да, он тоже не всесилен, — добавил он с усмешкой. — Впрочем, мы попробуем ещё, конечно — если у Эйвери не выйдет. Но я верю, что он удивит тебя. Уилсмит тоже сидеть пожизненно не хочет — а тут такой пример. Ну и мисс Джервис нужно привыкать жить самостоятельно, и жестоко будет просто взять и забрать у неё Эйвери разом. Путь пока побудет одна несколько часов в день.
Дверь палаты приоткрылась, выпуская Эйвери, и тот, закрыв её за собой, остановился, взволнованно глядя на Лестрейнджа.
— Я в самом деле не знаю, чем смогу помочь, — сказал он. — Я не умею кого-то разговаривать, я не очень хороший собеседник. Правда…
— Я тебе не светский раут предлагаю, — возразил Лестрейндж. — Но детали позже — и не здесь. Идём. Как дела у мисс Джервис?
— Она замечательно справляется, — голос Эйвери потеплел, и Гарри с неожиданным к нему сочувствием подумал, что, похоже, Эннора ему нравится. И, если Лестрейндж был прав, и Эннора уедет за ним следом и окажется в доме Кустодини, и они решат женить её, к примеру, на Мальсибере… или тот сам так решит, у Эйвери нет никаких шансов. И это было возмутительно несправедливо. Не то чтобы Гарри желал ей роман с бывшим Пожирателем, но всё же Эйвери оказывался в заведомо несправедливо проигрышном положении, и Гарри это возмущало. — Уингер говорит, что восстановление идёт быстрее, чем он думал, и что, может быть, через неделю или две Эннора будет видеть как ты, например, — он слегка запнулся, видимо, желая сперва сказать «как мы с вами», но вовремя заметил у Гарри очки. Да и сам он их, как помнил Гарри, носил как минимум когда писал.
— Чудесно, — кивнул Лестрейндж. — А в остальном? Как она в целом переживает всё случившееся с ней?
— Ну… она немного говорит об этом, — смешался Эйвери, явно не желая обсуждать эту тему.
— Ей непросто будет здесь одной, — заметил Лестрейндж. — Если ты сумеешь нам помочь, ты сможешь с ней остаться, покуда она в Мунго — но потом вернёшься в Кустодини.
— Да, я понимаю, — понуро сказал Эйвери.
— Может, она навестит тебя однажды, — предположил Лестрейндж, и Эйвери даже споткнулся и уставился на него так пристально, словно бы хотел прочесть все его мысли. Лестрейндж этого как будто не заметил, и лишь у лифтов всё-таки взглянул на продолжавшего буравить его взглядом Эйвери и спросил? — Что?
— Я же не могу позвать её туда, — взволнованно проговорил Эйвери. — К Кустодини. Я же просто там живу.
— Они запретили тебе приглашать гостей? — нахмурился Лестрейндж. — Сурово… впрочем, их дом — их правила.
— Нет, — ответил Эйвери. — Мы про это вообще не говорили… кого мне приглашать?
— Ну вот теперь поговори, — дружелюбно предложил Лестрейндж. — Впрочем, она может снять что-нибудь поблизости — коттедж какой-нибудь. К примеру. Она же не была нигде — почему бы ей не посмотреть Италию?
Эйвери глубоко задумался, и оставшийся путь они проделали молча. В министерстве же Лестрейндж увёл Эйвери куда-то… вероятно, в камеру к Уилсмиту, Гарри же вернулся в отдел и, усевшись за свой стол, приготовился ждать возвращения Лестрейнджа. Но того всё не было и не было; Гарри уже прочитал сегодняшний «Пророк», не найдя там ничего примечательного, и теперь сидел, раздумывая, не сходить ли ему пока что пообедать. Долиш ушёл около одиннадцати и ещё не вернулся, Праудфут всё время ходил туда-сюда, и только Гор сидела за отчётом, время от времени поглядывая на Гарри с явным намерением привлечь его к работе.
Было около полудня, когда в дверь постучали.
— Входите! — крикнула Гор.
Дверь открылась, и в отдел вошла молодая светловолосая женщина в красном летнем платье.
— Здравствуйте, — сказала она. — Я убила мужа.
— Здравствуйте, — приветливо ответила Гор. — Пожалуйста, садитесь, — она увеличила стул и поставила его возле своего стола. — Старший аврор Лисандра Гор, — представилась она. — А вы?
— Амелия Брукс, — ответила она, опускаясь на стул.
— Тринадцатое сентября две тысячи четвёртого года, одиннадцать часов пятьдесят шесть минут, — сказала Гор, кладя перед собой пергамент и ставя над ним Прытко пишущее перо. — Британский Аврорат, старший аврор Лисандра Гор, присутствует младший аврор Гарри Поттер, — она вопросительно посмотрела на Гарри и он подсел к ним, тоже, на всякий случай, держа палочку в руке — потому что заявление этой Брукс прозвучало очень странно. — Итак, вы говорите, вы убили мужа, — дружелюбно проговорила Гор. Брукс кивнула. — А зачем вы это сделали?
— Для свекрови, — голос Брукс звучал вроде бы спокойно, однако Гор взяла в руку свою палочку.
— Поясните, мэм, — попросила Гор. — Пожалуйста.
— Я хочу, чтобы она страдала, — ответила Брукс. У неё было весьма миловидное лицо — разве что рот был слишком маленьким, и из-за этого, наверное, лицо казалось злым — и красивые светлые волосы, сейчас слегка растрёпанные. — Он её единственный сын — и теперь, когда она его потеряла, она будет безутешна.
— Это аргумент, конечно, — согласилась Гор, пока Гарри хотя бы про себя пытался подобрать слова. — Мать всегда страдает, когда гибнет её ребёнок. Скажите, миссис Брукс, почему вы хотите, чтобы ваша свекровь страдала?
— Потому что она разрушила нашу семью, — ответила она. — Она увела отца у мамы. Они прожили почти что тридцать лет, а она пришла и увела его. И всё разрушила.
— И поэтому вы решили отомстить ей, — уточнила Гор, и Брукс кивнула. — Скажите, вы любили мужа?
— Да, — ответила Брукс, и её подбородок дрогнул, а глаза наполнились слезами.
Она сумасшедшая, подумал Гарри. Может быть, она сошла с ума, когда её отец ушёл от матери, может быть, была и раньше, но сейчас она безумна. Потому что нормальному человеку такое просто не придёт в голову. Ладно бы она убила, например, свекровь, или даже, может быть, отца — но мужа?
— То есть, — повторила Гор, — вы убили своего любимого мужчину чтобы его мать страдала? Так?
— Да, — подтвердила Брукс. — Она должна страдать так же, как страдает моя мама.
— Ваша мама потеряла своего ребёнка? — вполне дружелюбно поинтересовалась Гор.
— Она потеряла мужа! — воскликнула Брукс, а Гарри подумал, что вот теперь, похоже, потеряла и не только мужа. — Мужа, понимаете? И всю свою жизнь теперь! Это я виновата, — сказала она вдруг и всхлипнула.
— Почему вы? — осведомилась Гор.
— Потому что это я настояла на том, чтобы познакомить их!
— Погодите, мэм, — озадаченно и всё так же дружелюбно проговорила Гор. — Вы сказали, что вы были замужем. Так?
— Так, — всхлипнув, подтвердила Брукс. — Была…
— Разве это не означает, что ваши родители бы в любом случае познакомились?
— Я не знаю! — нервно ответила Брукс. — Может быть, если бы это произошло позже, всё было бы по-другому. А они сразу начали общаться, и вот… вот… а мама даже… она ничего не может сделать, понимаете вы, ничего!
— Ну вообще, — заметила Гор, — ведьма много чего может…
— Но она не ведьма! — воскликнула в отчаянии Брукс. — Она маггла! Она ни-че-го не может, понимаете! Против волшебницы!
— А ваш папа, — аккуратно уточнила Гор, — маггл или волшебник?
— Он волшебник, — с какой-то отчаянной ненавистью ответила Брукс. — Но они с мамой вместе выросли и ходили в школу… и потом общались, когда он уехал в Хогвартс… поженились… у них всё было хорошо, вы понимаете? Всё! А теперь что? Что ей делать?!
Особенно теперь, когда она ещё и дочку потеряла, подумал Гарри. Даже если Брукс убила мужа и не непростительным, она всё равно отправится в тюрьму надолго. Лет на двадцать. Для волшебницы, может быть, это и не очень долго, но для её матери…
— А ваша свекровь волшебница? — спросила Гор.
— Волшебница, — зло сказала Брукс. — И муж её. Конечно, папа к ней ушёл… предатель! — выкрикнула она, стиснув кулаки.
— Скажите, миссис Брукс, а у вас есть братья или сёстры? — спросил Гарри, и та мотнула головой:
— Нет. Я одна.
Гарри ощутил удар в лодыжку и не стал говорить то, что собирался, хотя ему очень хотелось спросить, понимает ли Брукс, что боль она причинила отнюдь не только своей свекрови.
— Как именно вы убили вашего супруга, мэм? — спросила Гор.
— Просто убила, — пожала Брукс плечами.
— Пожалуйста, чуть-чуть конкретнее, — попросила Гор. — Вы использовали заклинание?
— Зачем? — спросила Брукс. — Снотворное, конечно.
— А, разумеется, — кивнула Гор, и Гарри восхитился тем, как это прозвучало. Словно это в самом деле само собой разумелось, а глупая Гор почему-то не додумалась. — Какое именно?
— Обычное, — она нахмурилась. — Какая разница? Какое было дома. Но я проверила — он умер. Точно.
— Когда вы это сделали?
— Проверила? Сейчас, — она кивнула. — Перед тем, как идти к вам. Он не дышит и холодный. И застыл почти.
— Как, кстати, звали вашего супруга?
— Питер, — ответила Брукс и всхлипнула.
— Идёмте, может быть, посмотрим? — предложила Гор, и Брукс спросила:
— А вы разве не должны меня арестовать?
— Должны, — согласилась Гор. — Но сначала нам нужно увидеть тело. Иначе вас пока что арестовывать не за что.
— Хорошо, пойдёмте посмотрим, — согласилась Брукс.
— Опрос закончен в, — Гор посмотрела на часы, — двенадцать часов двадцать пять минут. Идёмте, мэм.
Когда Брукс пошла к двери, Гарри и Гор переглянулись, и она выразительно постучала себя указательным пальцем по виску, и он кивнул. Что с ней будет, когда — и если — она поймёт, что её мама теперь действительно осталась в одиночестве?
Жили Бруксы в маленьком домике на окраине какой-то маггловской деревни — не такая уж и редкость для волшебников, тем более, если у одного из них кто-то из родителей маггл. Здесь всего и было-то кухня, спальня и гостиная, все на первом этаже. Мистер Брукс обнаружился в спальне: лежал в кровати под одеялом в пижаме и был, вполне очевидно, мёртв. Гарри с Гор убедились в этом сразу, едва осмотрев тело и проверив глаза, на яблоках которых уже появились тёмно-бурые пятна. Да и тело уже почти окоченело.
— Мёртв, — констатировала Гор.
— Конечно, — подтвердила Брукс. Пока Гарри с Гор осматривали тело её мужа, она стояла у двери, но когда они закончили, подошла к нему и нежно погладила по волосам.
И всхлипнула.
— Снотворное у вас осталось? — спросила Гор.
— Да, там, — Брукс слабо махнула рукой. — В шкафчике.
— Покажите, пожалуйста.
Брукс нетерпеливо вздохнула и повела их в маленькую ванную комнату, где достала из шкафчика коричневый флакон и протянула Гор:
— Вот. Тут ещё осталось.
— Куда вы добавили снотворное? — спросила Гор, взглянув на этикетку, но не открывая пробку.
— В вечерний чай, — Брукс снова всхлипнула. — Он любит… любил с мятой…
— Посуду вы помыли?
— Да, конечно, — Брукс, кажется, даже оскорбилась.
— Ясно, — Гор вздохнула и проговорила, наколдовывая наручники и кандалы, — Амелия Брукс, вы арестованы за убийство вашего супруга.
— Сообщите его матери, — потребовала та. — Они с моим отцом живут теперь. Вдвоём. Вот пусть и узнают. А можно мне присутствовать при этом? — спросила она жадно и требовательно, и Гор спросила дружелюбно:
— Адрес скажете? Каминный в том числе, пожалуйста. И заодно скажите как их зовут — вашу свекровь и вашего отца.
Получив адрес, Гор вдруг просто наложила на Брукс Петрификус — и после этого показательно выдохнула и стёрла воображаемый пот со лба.
— По-моему, она сумасшедшая, — сказал, наконец. Гарри.
— Не знаю, — Гор поморщилась с сомнением. — То есть она чокнутая, безусловно, но вот можно ли считать её настолько сумасшедшей, чтоб отправить в Мунго вместо Азкабана, я в больших сомнениях. Есть у меня одна теория…
— Думаешь, она прикидывается? — спросил Гарри, разглядывая замершую Брукс.
— Может быть, — Гор состроила гримасу. — Но я не про то. Я знаю такой типаж — тут просто всё дошло до максимума. Я могу, конечно, ошибаться, но, по-моему, эта Брукс — из тех, кто считает, что всё всегда должно быть так, как им хочется. И идут на всё, чтобы это было так. Развод у неё, видимо, предотвратить не получилось — тут-то у неё мир рухнул и осталась только месть. Любой ценой. Думаю, она ещё порыдает на суде о том, что потеряла любимого мужчину.
— Да ты шутишь, — возразил Гарри, но Гор пожала плечами:
— Почему? Ты знаешь, в этих родственных убийствах чего только ни бывает… а тут ещё и месть. Я даже могу её понять… отчасти, — она огляделась. — Впрочем, всё может оказаться вообще не так, конечно. Давай-ка вызовем сюда экспертов и продолжим разговор с предполагаемой виновницей… хотя мне кажется, что всё так и было.
— Она не понимает, что отомстила не только свекрови, но и своей матери? — не сдержался Гарри, и Гор легко мотнула головой:
— Она вообще не думает об этом. Вот увидишь, когда мы скажем ей, она расстроится. Люди вообще странные, — сказала она, выходя из ванной. — Идём — забираем её, закрываем дом и аппарируем. Пришлём экспертов, а затем пойдём к родным. Или поговорим с ней ещё сначала?
— Да что говорить, — возразил Гарри, и Гор кивнула.
Брукс, которую они закрыли в камере, отнеслась к этому спокойно — во всяком случае, протестовать и задавать вопросы она не стала, и только попросила чая.
— Вам вот-вот принесут обед, — пообещала Гор и закрыла дверь.
Прежде чем идти обедать самим, Гарри с Гор зашли к экспертам, но перед встречей со свекровью и отцом убийцы всё-таки решили сделать перерыв. Как ни странно, аппетита им это убийство не испортило — возможно, решил Гарри, потому что оно было… ну… простым. И, несмотря на дикость, понятным. Странно, думал Гарри, поглощая рагу, в котором овощей, к сожалению, было намного больше, чем баранины, вот сейчас почти что на его глазах погибло три семьи. И не стало человека — а ему это кажется понятным и простым, и даже не лишает аппетита. Не то что от истории с Мюррей — хотя ведь там-то семьи не погибли. Неужели дело только в том, что в одном случае погиб ребёнок, а в другой — уже взрослый мужчина?
— О чём задумался? — спросила Гор, первой опустошившая свою тарелку.
— О том, что мы тут с тобой едим — а там умер человек. Вообще ни за что, — ответил Гарри.
— И что, теперь ходить голодной? — фыркнула Лисандра, допивая, кажется, избыточно разбавленный тыквенно-яблочный сок — и Гарри согласился с ней.
В конце концов, им ещё работать, и сейчас эта работа обещала быть чрезвычайно неприятной.
— Скажем им? — спросила Гор, дожидаясь, пока Гарри доест.
— Что? — переспросил он с набитым ртом.
— Почему эта дура убила мужа, — ответила она. — Или оставим новость до суда?
— Я сказал бы, — решил Гарри, подумав. — Ты права, они всё равно узнают на суде — мне кажется, так будет тяжелее. Слушай, а она записку никакую не оставила?
— Вроде нет, — Гор покачала головой. — Я там огляделась — не было. Но она могла её совой отправить, — добавила она, и Гарри тихо охнул. — Что? — спросила Гор. — Нам с тобой так будет даже легче. Вообще, это было бы логично, — протянула она задумчиво, и Гарри спросил:
— Тебе их совсем не жалко?
— Жалко, — согласилась Гор. — Свекровь. Отец сам виноват.
— Почему сам виноват? — нахмурился Гарри, и Гор пожала плечами:
— А кто эту Амелию так воспитал? Сама выросла? Нет, всякое бывает — иногда дети такое выкидывают, что от удивления немеешь. Но тут-то не политика, не хулиганство — тут привычка получать всё, что хочется. Откуда бы ей взяться, если не от родителей? Я не думаю, что она привыкла к этому в школе. Ну идём? — спросила она, едва Гарри поставил опустевший стакан на стол.
К дому, в котором сейчас жили свекровь… Зое Брукс и Макс Райдер, они аппарировали: как оказалось, Гор это место знала. Дом был чуть побольше того, в котором жили Бруксы, и выглядел солидней, и стоял не на окраине деревни, а в лесу. Гор постучала в довольно старую на вид деревянную дверь, но изнутри не раздалось ни звука. Она подождала немного и постучала снова, на сей раз громко сказав:
— Британский аврорат! Откройте дверь, пожалуйста! — но ответа не было.
Ей пришлось постучать и в третий раз, и теперь предупредить:
— Британский аврорат! Откройте дверь! Если вы нам не откроете, нам придётся войти самим! — а затем негромко сказать Гарри: — Сейчас мы туда войдём — а там ещё два трупа. Двойное самоубийство.
— Думаешь? — нервно спросил Гарри.
— Во всяком случае, могу представить.
В этот момент за дверью что-то щёлкнуло, и она открылась. На пороге показался заспанный мужчина в длинном синем халате и, потирая глаза, спросил:
— Вы правда авроры?
— Добрый день, сэр, — ответила Гор, демонстрируя ему свой значок. — Старший аврор Лисандра Гор, младший аврор Гарри Поттер. Вы нам не представитесь?
— Райдер, — сказал тот, сдерживая зевок. — А что случилось?
Значит, никакого письма не было, и им предстоит сообщить новости самим, безрадостно подумал Гарри. Странно, почему Райдер явно только что проснулся? Во втором часу дня?
— Скажите, миссис Брукс здесь? — спросила Гор, и он нахмурился:
— Вы к ней? Или ко мне?
— Мы к вам обоим. Так она здесь?
— Она спит, — ответил он. — Да, мы ложимся утром и встаём в обед, — добавил он раздражённо в ответ на удивлённые взгляды. — Это что, запрещено?
— Нет, конечно, — мирно ответила Гор. — И всё же нам нужно поговорить с вами обоими. Позвольте нам войти.
— Придите через час, — решил он, берясь за торец двери. — Или вы нас в чём-то обвиняете?
— Не вас, — ответила Гор. — Сэр, ваша дочь задержана по подозрению в убийстве своего супруга.
— Что? — переспросил Райдер. — Вы что несёте?
— Амелия Брукс задержана по подозрению в убийстве своего супруга, — терпеливо повторила Гор. — Мы можем войти?
— Да-да, — он отступил назад, и Гарри с Гор наконец вошли.
Прихожая здесь была совсем маленькой, но этот дом, в отличие от дома Бруксов, имел второй этаж, лестница куда поднималась прямо напротив двери. По этой лестнице Брукс и двинулся наверх, и Гарри с Гор пошли за ним, хотя он и не позвал их.
На втором этаже обнаружилось всего две двери, причём вторая была какой-то маленькой и узкой, и вряд ли, решил Гарри, вела в жилую комнату, скорее, в ванную или в кладовку. Прежде чем Брукс открыл первую, Гор попросила:
— Пожалуйста, просто разбудите миссис Брукс и предупредите её о том, что мы здесь. Но сами ничего не говорите.
— Почему? — спросил он, но тут же согласился: — Да-да… да, конечно.
— Мы вас подождём тут, но недолго, — предупредила Гор.
Райдер кивнул и зашёл в комнату, и Гор проговорила тихо:
— Сейчас будет самый отвратительный момент в нашей работе. Ненавижу это. Да все ненавидят.
— Можно было дать ему сказать, — предложил Гарри.
— Угу, — кивнула Гор. — И они бы там вдвоём повесились.
Она вдруг взялась за палочку и решительно сделала стену прозрачной.
Комната была не очень большой, но уютной. Кровать, комод, шкаф, пара небольших тумбочек у кровати — обычная спальня. В кровати сейчас просыпалась женщина, которую будил Райдер, и Гарри порадовался, что они с Гор не стали входить сразу — потому что женщина в постели была голой. Брукс подал ей халат и помог надеть его, и она встревоженно спрашивала что-то у него, однако слов не было слышно: Гор сделала стену проницаемой лишь для света.
Наконец, Брукс с Райдер вышли, и вместе с аврорами спустились вниз, в гостиную — тоже довольно типичную и обставленную, кажется, дубовой с тёмно-коричневой обивкой мебелью.
— Миссис Брукс, — сказала Гор, когда они все расселись. — Мне очень жаль, но у нас плохие новости.
— Авроры так просто не приходят, — встревоженно сказала миссис Брукс. — Ну говорите же уже.
— Ваш сын Питер мёртв, — сказала Гор. — Пока что мы подозреваем его жену, но это пока только подозрение. Если мы узнаем что-то, мы вам сообщим.
— Что вы говорите? — переспросила Брукс. Она была похожа на сына… верней, конечно, это он был на неё похож, и, наверное, её можно было назвать весьма привлекательной женщиной, если бы Гарри не чувствовал себя сейчас так неуютно. Он всегда ощущал себя неловко в ситуациях, когда кому-то было так плохо, а он ничем не мог помочь — но чем тут поможешь? Даже если расследование подтвердит, что убийца — эта самая Амелия, разве это вернёт матери сына? — Нет, вы что? Нет, нет, — повторила она, и Гор сказала снова:
— Мне правда очень жаль, но Питер Брукс мёртв. Его тело уже в Мунго, они вынесут вердикт о причинах смерти завтра, я надеюсь. Мы вам сразу сообщим.
— Но как же… почему? — обратилась она почему-то к Бруксу и протянула к нему руку, но он то ли не заметил это, то ли не захотел замечать. Он и сам был сейчас раздавлен, и Гарри это понимал, но глядя на него и на миссис Брукс, он видел двух несчастных, буквально убитых горем человек — но не пару. Хотя, возможно, он всё не так понял — большим специалистом в отношениях Гарри не был. — Но что случилось? — спросила Брукс, и Гор сказала:
— Мы пока мало что знаем. Мы бы хотели задать вам несколько вопросов — вы можете сейчас поговорить с нами?
— Но я ничего не знаю, — растерянно произнесла она. — Пит… Пит, он же… мы были в ссоре, понимаете… не с ним, с его женой… но он тоже… бедный мальчик… — лепетала она, и Гарри не выдержал:
— Миссис Брукс, давайте, мы к вам пригласим целителя.
— Нет-нет, зачем? — спросила она, вцепляясь в обшлага своего халата. — Я же… он же, вы сказали, в Мунго? Пойдём туда? — спросила она Райдера, и тот, к облегчению Гарри, сказал:
— Да. Пойдём.
— Мы вас проводим, — сказал Гарри, и Гор не стала спорить.
Когда Гарри с Гор вернулись в отдел, оставив безутешных и растерянных любовников в Мунго, Лестрейндж остановил Гарри буквально на пороге:
— Ты где ходишь?
— Он со мной ходил, — заступилась за него Гор. — Ты что кидаешься? У нас убийство, между прочим.
— А у нас похищение, — парировал он. — Гарри, в отдел краж — присоединишься к Причарду.
— Что? В смысле? — Гарри не то чтобы был против, но это было странно.
— Бегом, — велел Лестрейндж. — Мистера Кипера похитили.
— Кого? — озадаченно переспросил Гарри, потому что Лестрейндж сказал это с таким видом, будто бы ему это должно было всё объяснить.
— Как? — воскликнула Гор, и Гарри внутренне застонал. Ну почему она… да, кажется, они все опять знают то, чего не знает он? Он тут уже четвёртый год!
— Вот пусть это и выяснят. Заявители пока на месте — и хотя формально это кража, я считаю это похищением. А это уже к нам.
— Конечно, — горячо согласилась Гор, пока Гарри понимал, что запутался только ещё больше. — Давай я им займусь! У нас уже не срочно…
— Хватит Гарри, — возразил Лестрейндж и спросил его: — Ну что ты стоишь? В отдел краж! Немедленно!
— Есть, сэр! — не удержался Гарри и почти что побежал в указанный отдел.
Там творилось некоторое столпотворение: в центре комнаты собралось человек десять, в которых с первого взгляда без труда можно было определить обитателей Лютного и его окрестностей. Они все говорили разом, громко и очень возбуждённо, и в комнате царил настоящий галдёж, центром которого были Блейн и Причард, сидевший в торце его стола. Остальные же сотрудники отдела принимали во всём этом живейшее участие, по большей части, к счастью, молчаливое, но крайне заинтересованное.
С некоторым трудом пробившись сквозь толпу, Гарри подошёл к столу. Блейн, едва его увидев, радостно его приветствовал:
— А вот и сам Гарри Поттер из отдела Особо тяжких преступлений! Он займётся вашим делом. Мистер Причард его поможет.
— А чего это нам стажёра? — тут же возмутились посетители.
— Что, как Лютный, так больше стажёра и не заслужили?!
— Они будут моими руками и глазами, — заверил их Блейн. — Это дело я буду лично контролировать. Мои коллеги пока что всё осмотрят и изучат — и доложат мне. И кстати, мистер Поттер давно не стажёр, а младший аврор.
— Младший!
— Пфф, подумаешь!
— У вас тут все, кто не старший, младшие!
— Да-а, небось, если бы украли у министра, вы бы тут забегали! А мы — люди простые!
— Тихо! — гаркнул вдруг Блейн, и Гарри даже вздрогнул: он никогда в жизни не слышал, чтобы тот кричал. — Мы все здесь знаем и любим мистера Кипера, и работать будем все. А пока наши коллеги всё осмотрят. Для начала, — сказал он уже своим обычным спокойным голосом. — А я обещаю подключить весь наш ресурс.
Где-то Гарри точно слышал это имя, думал он, покуда Блейн успокаивал возмущённых посетителей. Точно слышал! Но вспомнить не мог, и это начинало раздражать. И ведь не спросишь, по крайней мере, пока здесь эта толпа.
Причард, между тем, тихонько увеличил один висящих на стене из стульев для посетителей и придвинул его Гарри.
— Ты же его знаешь, да? — шепнул Причард, едва Гарри сел, и тот был вынужден признаться:
— Я не помню! Может быть, и знаю, но вспомнить не могу!
— Чёрно-белый крапчатый, — напомнил Причард. — Крупный.
Точно! Гарри вспомнил наконец. Мистер Кипер — это же не человек! Это книззл! Книззл, живущий… или, вернее будет сказать, контролирующий один из переулков в Лютном. Гарри помнил, как тот его исполосовал — кто, Мерлина ради, и зачем мог его похитить?
— Да, точно, — кивнул Гарри. — Он меня чуть не порвал на миллион кусочков. А что известно?
— Да ничего, — хмурясь, сказал Причард. Было видно, что это дело он воспринимает очень серьёзно, и Гарри мог его понять: ему самому не очень-то доверяли расследования в бытность аврором. — Он просто исчез: не вышел утром, как его ни звали. Ни к кому не зашёл позавтракать. Его кинулись искать — и не нашли. Все места, где он обычно спал, пусты.
— Отлично, — вздохнул Гарри.
Где, Мерлина ради, можно искать книззла? Которого — возможно! — похитили из одного из переулков Лютного? Кому и для чего мог тот понадобиться?
Блейн, тем временем, наконец выпроводил заявителей и вернулся за свой стол. Посмотрел на Гарри с Причардом и спросил:
— Ну что? Какие есть идеи?
— Не представляю, кому он мог понадобиться, — честно признался Гарри.
— Надо опросить всех, — сказал Причард. — Просто обойти все дома и каждого спросить, кто и когда видел книззла в последний раз.
— Я думаю, наши заявители с этим справились самостоятельно, — возразил Блейн. — Я введу Гарри в курс дела, — он кивнул тому. — Итак, по их словам — а я им склонен верить — мистера Кипера видели в последний раз вчера вечером, за ужином. Это было часов в десять, может быть, в начале одиннадцатого. С утра хватились — а его нигде нет. И завтракать он не пришёл.
— Но кому он мог понадобится? — риторически спросил Гарри — и Блейн, к его удивлению, ответил:
— Выкуп. Это раз.
— Что? — недоверчиво переспросил Гарри. — Выкуп? За бездомного книззла?!
— А ты как думал, — весело ответил Блейн. — Я, на самом деле, потянул бы время — если дело в выкупе, то вечером, от силы — завтра утром будет требование. А пока можно напиться оборотного и посидеть в Виверне и послушать разговоры. Может, что и будет. Правда, сидеть там вдвоём вам будет странно… разве что кому-нибудь из вас быть дамой.
— Ты стажёр — тебе и быть! — мгновенно решил Гарри.
Блейн рассмеялся, и Причард, к его удивлению, засмеялся тоже:
— Идёт! Но потом не жалуйся!
— Вы там потише, — предупредил Блейн. — Хулиганить будете на вечеринке — не стоит привлекать к себе внимание.
— Мы будем просто обниматься, — заверил его Причард и промурлыкал, затрепетав ресницами и взяв Гарри за руку: — Правда, милый?
— Может быть, мы лучше изобразим каких-нибудь торговцев? — предложил Гарри. — Иностранных. Поэтому нас там никто не знает. Поговорим о том, что ищем книззла соответствующей внешности?
— Слишком нарочито, — тут же отмёл эту идею Блейн. — В Лютном отнюдь не идиоты — там же шум сейчас на весь переулок. Не поверит никто в такое совпадение. Идите просто посидите и послушайте… и я бы посоветовал вам взять с собой набор флаконов и менять обличье. И одежду. И манеру говорить и двигаться. Я, пожалуй, к вам присоединюсь ближе к обеду — сперва вы сходите, выберете зелье и обдумайте одежду, сходите, посидите часа полтора и возвращайтесь. Потом пойдём вместе. Я, на самом деле, надеюсь, что это именно похищение для выкупа. Очень не хотелось бы, чтобы с ним что-то случилось.
— Не хотелось бы, — согласился Гарри.
Теперь и он встревожился. Не то чтобы мистер Кипер ему нравился, но они всё-таки были знакомы — и потом, тот был любимцем всего переулка. А ведь он бы мог напасть на кого-то постороннего — и если рядом с ним не оказалось никого, кто поддержал бы… а противник был в дурном настроении… он бы запросто убил напавшего — и… и мало ли, что можно сделать с трупом.
— Так что вы сейчас туда пойдёте и всё очень тщательно осмотрите на предмет следов борьбы, — Блейн как будто прочёл мысли Гарри. — Собирайте всё, что вас смутит — и, если нужно, я даю вам разрешение вызвать экспертов. Если не найдёте ничего — вернётесь, возьмёте зелье и в Виверну. Ну а если попадётся что — посмотрим. Я на месте. При осмотре можете не прятаться — вас поддержат и помогут… хотя, вероятно, обсмеют. Но тут придётся потерпеть.
— Без проблем, шеф, — заверил его Причард.
— Всё, идите, — велел Блейн. — И постарайтесь сделать всё, что в ваших силах. Мистер Кипер — символ Лютного… один из. Если вы его найдёте — станете героями. Для них это будет стоить много больше твоей славы мальчика, который, — улыбнулся он Гарри.
Гарри показательно фыркнул, но говорить ничего не стал. Можно подумать, он без этого не стал бы искать книззла! Совершенно не обязательно было ему говорить об этом.
— Я понимаю, для тебя это не важно, — продолжил Блейн, и Гарри кивнул. — Но это правда. И наложит отпечаток на их отношение к тебе в любом случае. Я должен был предупредить.
— Мы сделаем всё, что можем, — заверил его Гарри, и они с Причардом отправились на их первое совместное полевое задание.
Это оказалось нудно и ужасно грязно. А ещё, конечно, шумно, потому что их всё время кто-нибудь сопровождал. С одной стороны, это было удобно, потому что им показали все любимые охотничьи места и лёжки мистера Кипера, но с другой работать это, честно говоря, мешало. Они обошли все закоулки и залезли в каждую канаву — и нашли там столько всего, что хватило бы на десять дел. Кровь, шерсть, царапины — да они тут были почти в каждой щели!
Образцы шерсти Гарри с Причардом собрали с лежанок — взяли на всякий случай с каждой и помногу: было бы чрезвычайно глупо ошибиться и взять образец какой-нибудь зашедшей в гости кошки.
Никаких криков никто этой ночью тут не слышал. В принципе, это позволяло с довольно большой уверенностью утверждать, что нападения не было: спали здесь обычно чутко, а что, как правило, аврорам все твердили, мол, ничего не слышали — так дело было вовсе не в крепости сна. Но сейчас все обитатели проулка были заинтересованы в том, чтобы найти книззла и не врали — и раз говорили, что не слышали, значит, и вправду было тихо. Скорее всего, никакого нападения не было — хотя, конечно, нападавший мог наложить и звукозащищающие чары.
Или на книззла могли напасть где-то в другом месте.
Об этом Гарри и Причард подумали одновременно и согласились, что нужно осмотреть и все окрестности — то есть, по сути, весь Лютный переулок и, возможно, даже и Диагон-элле.
Сопровождающие у Гарри с Причардом нашлись даже в избытке — и не просто нашлись. Они множились: к ним подходили весьма странного вида люди и показывали те места, где видели вчера или на днях мистера Кипера. Удивительно, но, кажется, его здесь любили все — и ещё более удивительным на фоне этого было наличие и книззлоненавистников, которых им назвали, описали и выдали адреса во всех подробностях.
Таковых нашлось немного — всего четверо. И Гарри много раз пришлось предупреждать сопровождающих о недопустимости бездоказательного преследования и, тем более, мести, убеждая их, что это следствие только запутает — потому что, кажется, угроза ареста здесь мало кого вообще интересовала. Люди жаждали кого-то наказать и отомстить, и Гарри даже задумался о том, а не задержать ли этих четверых. Просто чтобы с ними тут чего-нибудь не сделали.
— Слушай, может быть, задержим их пока? — шепнул ему Причард. — Что-то мне эта фанатичная толпа вообще не нравится. Подожгут квартиры — и что потом нам делать?
— Опознавать трупы, — согласился Гарри.
Но за что их было задерживать? Гарри очень надеялся, что они с Причардом смогут что-нибудь придумать в процессе опроса, но это оказалось не так просто.
Первой оказалась тощая пожилая ведьма, обитавшая под крышей узкого трёхэтажного домика под острой черепичной крышей. Она встретила Гарри и Причарда в окружении четырёх маленьких собак, так громко лаявших, что у Гарри заложило уши.
— Да они все чокнулись, — сказала она, выслушав авроров. — Нужен мне их книззл! Мерзкая такая тварь — они что, думают, мне есть до него дело? Да я к ним даже не хожу — зачем мне? Он напал на Голубинку, — она подхватила одну из собачек, серую, лохматую и пучеглазую, на руки и прижала к себе с такой силой, что та даже замолчала — ненадолго. — Прихватил ей спину — там до сих пор шрам! Потрогайте! — она всучила собачку Гарри, и тот, хоть ничего и не ощутил, пощупал спутанную шерсть на маленькой спине и покивал:
— Да, в самом деле. Но это значит, что у вас есть и мотив!
— У меня?! — буквально возопила ведьма. — Да вы рехнулись, что ли? А если бы эта тварь меня загрызла? На кого они остались бы? А? Я спрашиваю вас?! Я его в глаза не видела! Я ложусь спать в десять часов!
Идти с аврорами она, конечно, отказалась, но квартиру разрешила осмотреть — и хотя чего-чего, а шерсти там было в избытке, никаких следов мистера Кипера в ней не обнаружилось.
— Мне кажется, это не она, — шепнул Причард, когда они с Гарри, наконец, вышли на лестницу — площадки перед ней здесь, считай, не было, потому что назвать таковой пространство шириной в две с половиной ступеньки было невозможно.
— Мне тоже, — согласился Гарри.
Результат опроса остальных троих пока что не подозреваемых оказался тем же — ничего. У двух и вовсе оказалось алиби: они полночи сидели в кабаке, и домой попали только благодаря чуть более устойчивым к огневиски товарищам. Четвёртая же оказалась очень многодетной матерью — Гарри запутался в её шныряющих туда-сюда малютках, насчитав то ли пятерых, то ли шестерых — и на вопрос о книззле просто выругалась и так искренне сказала:
— Мерлин мой, неужто эту тварь кто придушил? Ну наконец-то! — что Гарри сразу ей поверил.
В отдел краж и мошенничеств Гарри с Причардом вернулись лишь в начале третьего — и Блейн их встретил несколько недоумённым:
— Я уж думал, вы там потерялись. Собирался уже идти искать.
— Мы всё обыскали, шеф, — отрапортовал Причард. — Принесли кучу образцов.
— Отдайте экспертам и идёмте пообедаем в Виверну, — велел Блейн. — Я вам уже даже зелье подобрал. И себе тоже. Гарри, тебя на это дело отдали совсем? — уточнил он, и когда Гарри кивнул, обрадовался: — Ну, прекрасно. Идите — и вам нужно будет переодеться.
Переодеваться пришлось в какое-то невнятное тряпьё, не имеющее ни цвета, ни формы, ни, к счастью, запаха. Личины у них оказались под стать: обветренные лица с потемневшей от вечного свежего воздуха кожей, неприметные, с широкими челюстями и бесцветно-русыми волосами и щетиной. Таких в Лютном — каждый второй, ну, может, третий. Где, интересно, Блейн взял материал?
Гарри отлично помнил свой завтрак в Виверне и немного опасался повторения, но всё оказалось куда обычнее: они получили по тарелки рагу с фасолью… и из фасоли, в котором, кроме неё, можно было различить помидоры, тыквы, картофель, маленькие кусочки свинины и колбасок — как подозревал Гарри, оставшихся с завтрака. Всё это венчала яичница, щедро посыпанная перцем и какой-то остро-пряной травой, и один ломтик гриба.
Как ни странно, это оказалось вкусным — необычным, но Гарри действительно понравилось. Они втроём сидели недалеко от стены — возле неё у них устроиться не вышло, но так, возможно, было даже лучше слышно. Потому что чары здесь не то что вовсе не работали, но толку от них было мало: звук они действительно усиливали, но почему-то весь и одинаково. И получался гомон, в котором различить что-либо было сложно.
Впрочем, если не считать обеда, просидели они зря: хотя половина посетителей и вправду обсуждала похищение — именно так! — мистера Кипера, никто ничего не знал. И хотя после ухода Блейна Гарри с Причардом возвращались в Виверну ещё трижды, каждый раз переодеваясь и меняя облик, но так и не узнали ничего, кроме огромного количества сплетен об обитателях Лютного. В какой-то момент Гарри обратил внимание, что Причард как-то странно держит руки, то ставя локти на самый край стола, то кладя их на него, но не перед собой, а широко, как будто перед ним стояла, например, тарелка, а не кружка с тем, что здесь называли элем, которую Причард ставил сбоку от себя. Уходя, Причард замешкался, разжигая любопытство Гарри ещё больше, и тот, едва дождавшись, пока они аппарируют в укрытие, в котором оставили одежду, запас оборотного зелья и материала для него, и спросил:
— Показывай, что ты там прятал?
Причард вынул из-за пазухи что-то невидимое и, сняв чары, продемонстрировал Гарри исписанный пергамент и Прытко пишущее перо.
— Гениально! — с завистью воскликнул Гарри, и Причард кивнул очень довольно:
— Я подумал, что не помешает. Это мы можем чего-то не услышать, а оно должно.
— Покажи! — потребовал Гарри.
Причард развернул пергамент, и они с Гарри уставились на кажущийся бесконечным диалог без начала, конца и связи между репликами.
— Ну, — бодро сказал Причард после короткой паузы, — я потом всё просмотрю внимательно. В принципе же читаемо.
— Угу, — согласился Гарри и всё-таки рассмеялся.
— Это лучше, чем совсем ничего! — упрямо заявил Причард, и Гарри не стал спорить.
Тем более что результата-то всё равно не было.
Вечером они даже вместе всё-таки изучили пергамент, однако так там ничего полезного и не нашли.
Никакого требования о выкупе тоже никому не поступило, так что по домам Гарри и Причард расходились в скверном настроении и с твёрдым намерением завтра «что-то сделать». Хотя что здесь сделаешь? В Лютном все действительно хотели отыскать пропавшего кота — но никто не слышал и не видел ничего. Видимо, похититель — они всё ещё надеялись, что это именно что похищение, а не убийство — был сторонним. Но кому и для чего мог понадобиться книззл? Не особенно породистый, наверное — потому что откуда бы породистому взяться в Лютном? — и с дурным характером?
На следующий день Гарри и Причард опросили всех уже на Диагон-элле и во всех прилегающих к ней улочках и переулках. Однако результата это тоже не дало — хотя владелец зоомагазина и пообещал поспрашивать и поузнавать «по своим каналам» — вдруг кто что слышал.
Вечером Блейн продемонстрировал Гарри и Причарду внушительную пачку пергаментов:
— Тут жалобы на нас. На скверную работу аврората.
— И что теперь? — хмуро спросил Гарри. — Нам сделают выговор?
— Поскольку у мистера Кипера нет официального хозяина, не сделают, — ответил Блейн. — И официально жалобы вообще рассматривать не будут. Но от себя скажу, что — плохо. Я отчасти сам виновен, поручив вам это дело, так что с завтрашнего утра мы действительно работаем втроём. Если мистера Кипера убили, я хочу найти того, кто это сделал.
Следующее утро принесло некоторые новости — не те, которых Гарри ждал, но всё же это было некое развитие: когда он в половине девятого пришёл в отдел краж, Блейн был уже на месте со свежим номером «Пророка» на столе, который он и протянул Гарри.
— Хотел бы я знать, — заметил он, — как они так быстро это провернули.
На первой (!) странице крупным шрифтом красовался заголовок: «Вознаграждение!» — и ссылка на страницу объявлений, на которой под несколько невнятной колдографией валяющегося на камнях книззла была напечатана обведённая в рамочку заметка: «Разыскивается мистер Кипер! Место проживания: Лютный переулок. Вознаграждение за достоверную информацию: 50 галлеонов. Вознаграждение за возвращение — 100 галлеонов! (последнее было набрано жирным шрифтом). Обращаться в редакцию.»
— Ого! — присвистнул Причард. — Приличные деньги.
— В Лютном далеко не все бедны, — заметил Блейн. — Сейчас на них посыпятся аналоги — и я очень надеюсь, что среди них будет и оригинал. Я об объявлении тоже думал, но они успели раньше. Нам с вами позор, — закончил он недовольно. — Сегодня занимаемся обществами любителей книззлов и заводчиками.
— Думаете, кто-нибудь из них? — недоверчиво уточнил Причард.
— Предложи что-нибудь ещё, — любезно отозвался Блейн, и Причард насупился. — Гарри — к транспортникам.
— Сэр? — непонимающе переспросил тот.
— Выясните, кто позавчера покинул — официально, разумеется — Британию, и кто сюда въезжал за последний месяц. Нас интересуют все любители животных, от заводчиков до владельцев магазинов. Мистер Кипер очень любопытного окраса — мелкий чёрно-белый крап довольно редок, да ещё с разноцветными подушечками.
— Подушечками? — переспросил Гарри, и Блейн улыбнулся:
— Видно, что вы не любитель. У мистера Кипера разноцветные подушечки на лапах: частично розовые и частично чёрные. И вибриссы разноцветные — тоже не так часто встречается. И интересное чёрное пятно на языке. Для заводчиков он может представлять определённый интерес. К тому же, он для книззла весьма крупный, у него костяк хороший и большие уши с ярко выраженными кисточками. Он вполне может быть породистым — вас его место жительство сбивает с толку.
— Ясно, — кивнул Гарри. Книззлы его в самом деле никогда особенно не интересовали — разумеется, за исключением гермиониного Крукшанса. Как, оказывается, с ними всё непросто.
В Транспортном отделе Гарри провёл почти что целый день: его сперва гоняли с разными запросами от одного секретаря к другому — тем более что Перси оказался в отпуске, и помочь Гарри было некому — а затем потребовали подпись Блейна на запрос. Ну, или любого другого руководителя отдела.
Блейна на месте не оказалось, и Гарри заглянул к себе, надеясь, что найдёт Лестрейнджа. Тот, к счастью, обнаружился на месте, и запрос, конечно, подписал, заметив:
— Это дело очень важно для тебя.
— Потому что я будущий главный аврор и не должен провалить расследование пропажи книззла? — спросил Гарри с плохо сдерживаемым раздражением.
— Потому что это твоя репутация в глазах всего Лютного, — ответил Лестрейндж. — Перебить эффект от этого расследования будет чрезвычайно сложно. Ты станешь теперь или их героем, или их посмешищем — надолго.
— Именно поэтому туда отправили меня, — ехидно заметил Гарри, и Лестрейндж безмятежно подтвердил:
— Конечно.
— Спасибо, — с тем же ехидством буркнул Гарри, и Лестрейндж буквально промурлыкал:
— Пожалуйста.
Злился Гари, разумеется, не на него, а на себя: он ведь уже раскрывал убийства! А тут какой-то книззл — и ничего. Он даже до проверки заводчиков сам не додумался!
Раздражённый, Гарри принёс запрос обратно в транспортный отдел, и когда услышал:
— Ну, рабочий день почти закончился — оставьте, мы рассмотрим завтра, — устроил форменный скандал, пообещав немедленно, вот прямо сейчас пойти с жалобой на намеренное создание помех работе аврората к самому министру.
— И он меня примет, я вас уверяю! — закончил он, с грохотом обрушивая ладони на стол прямо перед секретарём. — И послушаем, как он отреагирует на известие о том, что транспортный отдел отказывается работать уже в начале пятого!
— Да Мерлин, — секретарь, дородная дама с высокой причёской, даже отодвинулась, — вы так кричите, будто бы расследуете какое-нибудь убийство! Это же просто тварь бездомная!
— Я это тоже передам министру, — угрожающе пообещал Гарри, и она нервно возмутилась:
— Да что вы мне всё время тыкаете в лицо вашим министром? Вы хоть и Гарри Поттер, но вообще-то младший аврор, и…
— Да, — оборвал Гарри её. — Да, я — Гарри Поттер, — жёстко сказал он, — и я бы рекомендовал вам об этом помнить. И никогда не забывать.
С этими словами он развернулся и пошёл прочь из приёмной, однако не успел дойти даже до двери, когда секретарь сказала раздражённо:
— Ох, ну хорошо, если это настолько срочно — я сейчас узнаю. Подождите.
Она ушла, а Гарри с размаха плюхнулся на стоящий у стены диван, удивляясь самому себе и — отдельно — тому, что он не чувствовал ни неудобства, ни стыда. Он ведь пытался говорить по-человечески — и ладно бы сейчас было без пяти шесть! Или хотя бы пятница. Но в четыре пятнадцать в среду заявлять о том, что, мол, рабочий день уже кончается — безобразие.
Ждать ему пришлось, наверное, минут сорок. За это время в приёмной собралось ещё четыре человека, и чем больше проходило времени — тем недовольнее они шептались, иногда косясь на Гарри. Наконец, секретарь вернулась и, буквально швырнув пачку пергаментов в Гарри, прошипела не хуже Волдеморта:
— Вот, пожалуйста, — она премерзко выделила это слово голосом. — Всё, что вы затребовали. Так, у нас рабочий день заканчивается! — громко сообщила она всем. — Ещё что-нибудь, мистер Гарри Поттер?
— Сейчас нет, — ответил Гарри, поднимаясь. — А вы не волнуйтесь, — сказал он посетителям. — До конца рабочего дня ещё больше часа: он заканчивается в шесть.
Наверное, было неразумно и недальновидно ссориться с секретарём отдела Транспорта, но их отношения и так были уже испорчены, и Гарри не отказал себе в удовольствии заставить эту даму ещё немного поработать. В конце концов, он не обязан дружить тут со всеми и всем нравиться.
На сей раз Блейн был на месте.
— Хорошо, — сказал он, раскладывая пергаменты на своём столе. — Довольно много… ничего — сейчас отсеем лишнее. Ты что такой взъерошенный? — спросил он, продолжая изучать пергаменты.
— Да ничего, — отмахнулся Гарри. — Я поругался с их секретарём.
— Но победил, — Блейн улыбнулся. — С ней все ругаются. Как ты сумел так быстро получить всё? — он всё же поднял голову и посмотрел на Гарри с любопытством.
— Сказал, что я сейчас пойду к министру, и он меня примет и выслушает, потому что я Гарри Поттер, — ответил Гарри, теперь уже смущаясь — настолько нагло и самолюбиво это прозвучало.
— Здорово, — Блейн одобрительно кивнул. — С ней только так и надо… дама на редкость неприятная.
— Вообще-то я так никогда не делал, — смущённо сказал Гарри, и Блейн удивлённо вскинул брови:
— Почему? Это же твой козырь — почему им иногда не пользоваться? С хамами только так и надо, — он улыбнулся Гарри и опять перевёл взгляд на пергаменты. — Так, — он побарабанил пальцами по краю стола и позвал: — Грэхем! Оформляй запросы, — он передал ему примерно половину пергаментов. — Тест я сейчас набросаю — пусть местные сходят и проверят. А мы с тобой разделимся и пойдём осматривать наши питомники. Подожди пару минут, — попросил он, берясь за перо, чтобы написать Причарду основные тезисы запроса. Закончив, он достал из папки на столе листок и положил его перед Гарри со словами: — У нас не так много питомников — тебе всего-то нужно осмотреть их все и сверить описание заявленных животных с теми, что есть там в наличии. По идее, это не должно занять много времени — и тебе, конечно, не покажут мистера Кипера, если он у них, так что ты смотри, скорее, на владельцев. Если что не так — не делай ничего, а свяжись со мной, — он положил перед ним маленькую табличку с буквами. — Напишешь название питомника. Тут лучше ошибиться, чем пропустить… но, может, и не будет ничего. Это тоже нормально.
— Что им сказать? — Гарри взял список.
— Правду, — слегка удивился Блейн. — Было же в газете объявление. Невиновным всё равно, а виновник его видел и, по идее, должен ждать нас. Попроси владельцев никому пока не сообщать о наших поисках — они поймут и промолчат. Надеюсь.
— А описание где взять? — спросил Гарри, и Блейн извлёк из той же папки стопку пергаментов и веером разложил их перед Гарри. — К патентникам я тебя отправлять не стал, — улыбнулся Блейн. — Тебя там съедят пока — с ними не получится, как с транспортниками. С ними дружить нужно — ты имей в виду. Хуже только серые. Поверь, — кивнул он в ответ на недоверчивый взгляд Гарри. — Запугать их невозможно: уж кто-кто, а они исполняют не то что букву — каждую запятую правил. Хуже бухгалтерии, поверь, — он улыбнулся и подтолкнул к Гарри пергаменты. — Давай — тут всего шесть позиций. Часа за два управишься — и если никого не найдёшь, можешь идти домой даже не заходя сюда. А если найдёшь — возвращайся, сходим вместе.
Гарри пролистал пергаменты. На каждом был каминный адрес, и можно было просто переходить из одного в другой. Может быть, ему повезёт, и он сразу обнаружит книззла?
Выйдя из камина на первом адресе, Гарри оказался в невероятно захламлённой комнате. Стопки и груды одежды и ещё каких-то тряпок — полотенец? Постельного белья? — создавали горы и холмы, окружённые пакетами и свёртками, удерживающимися друг на друге, кажется, исключительно силой волшебства. Они покрывали всё пространство весьма немаленькой комнаты, за исключением узеньких тропинок, одна из которых вела к камину, вторая — к одному из окон, а третья — к распахнутой двери.
— Мя-я! — услышал Гарри от дальнего окна, куда дорожки не было, и, посмотрев туда, увидел сидящего на вещевом холме ярко-рыжего с белым весьма упитанного книззла.
— Привет, — сказал Гарри. — Где твоя хозяйка?
— Мя-я! — повторил книзл — и исчез в вещах. Впрочем, вскоре он — или она — вынырнул уже у двери и исчез за ней.
Гарри последовал за книззлом. К его облегчению, коридор за дверью был почти свободным — некоторое количество коробок и пакетов вдоль одной из его стен можно было не считать.
— Здравствуйте! — крикнул Гарри, раздумывая, стоит ли ему пойти по коридору или подняться по лестнице. — Британский аврорат! Младший аврор Гарри Поттер! Миссис Далтон! Вы дома?
— Дома, дома, — раздался сверху недовольный женский голос. — Чего кричать-то?
— Я сейчас к вам поднимусь, ладно? — спросил Гарри и начал медленно подниматься по ужасно скрипучей и расшатанной лестнице. Она казалась настолько ненадёжной, что Гарри даже взялся за перила, тут же неприятно зашатавшиеся под его рукой.
— Да уж поднимитесь, — раздалось сверху. — Ещё мне ноги топтать.
Поднявшись по лестнице, Гарри направился прямиком в распахнутую дверь — три другие были закрыты, а одна ещё и почему-то заставлена большим тяжёлым стулом.
Середину комнаты, в которую зашёл Гарри, занимала большая разобранная кровать, на которой возлегала очень крупная блондинка, облачённая в ярко-розовый полупрозрачный пеньюар — и Гарри, глядя на неё, почувствовал себя ужасно неловко. Он бы много дал, чтобы не видеть то, что он увидел, но что он мог сделать? Не зажмуриться же! Рядом с женщиной лежало ещё два книззла… или книззлы — крапчато-рыжий и крапчатый же бело-коричневый и с удивительно суровым выражением разглядывали Гарри.
— Мистер По-оттер, — промурлыкала она сладко, улыбаясь пухлыми, накрашенными ярко-красной помадой, губами. — На-а-адо же, какой сюрприз!
— Миссис Далтон? — уточнил Гарри, и она кивнула:
— Можно просто Элла. Ну, садитесь же поближе, — она похлопала пухлой ладонью по кровати.
— Извините, я очень тороплюсь, — вежливо отказался Гарри. — Скажите, можно ли увидеть ваших книззлов? Всех.
— Пожалуйста, — женщина обвела рукою комнату. — Но только сами — я так неудачно подвернула ногу, что сегодня только лежу!
— Я видел трёх, — Гарри достал пергамент с описанием. — У вас их пять — три самки, два самца. Как я понимаю, я видел двух самок и самца — можно посмотреть остальных?
— Да пожалуйста, — она снова повела рукой и помахала Гарри. — Только дверь не открывайте. Ту, со стулом.
— Почему? — тут же насторожился Гарри.
— Там котята с мамкой, — предупредила миссис Далтон. — Она недавно родила и очень, очень рассердится на вас.
— Тогда я через стену посмотрю? — спросил Гарри, и она кивнула:
— Да пожалуйста.
Книззла с котятами Гарри не заинтересовала — он, конечно же, её проверил, но она была, во-первых, самкой, а во-вторых, белой с серым крапом — а вот последнего самца ему пришлось поискать. Две другие комнаты на втором этаже были завалены вещами ещё больше, чем гостиная, но среди них книззла не было. Тот нашёлся внизу в кухне: сидел на плите в большой кастрюле и на появление Гарри вообще не среагировал.
Никаких других животных здесь Гарри не нашёл. Этот дом произвёл на него странное и чрезвычайно неприятное впечатление. Гарри понял бы, живи здесь магглы — но волшебнице ведь несложно было бы все эти горы барахла уменьшить и сложить куда-нибудь! Зачем было жить среди этого всего? Да ещё держать питомник?
Так что в следующий дом Гарри выходил с опаской. И напрасно: он оказался в совершенно нормальной гостиной, единственной странностью которой с большой натяжкой можно было признать большую статуэтку играющего то ли книззла, то ли кота, стоящую возле дивана на подставке. Статуэтка не была статичной: она подкидывала мячик и ловила его то двумя лапами, то падала на спину, и мяч падал уже на все четыре. В остальном же комната была вполне обычной: диван, кресла, журнальный круглый столик, полки с книгами…
— Британский аврорат! — громко сказал Гарри. — Младший аврор Гарри Поттер! Миссис Форман?
— Я иду! — раздалось издалека, и очень скоро Гарри услышал быстро приближающиеся шаги, и в комнату очень быстро вошла, почти вбежала босая светловолосая женщина средних лет в светло-зелёном с голубовато-белыми цветами платье.
— Ой, мистер Поттер, — воскликнула она, вытирая руки светлым полотенцем. — Извините, я обед готовлю… чем обязана?
— Мы ищем пропавшего книззла и проверяем все питомники, — ответил Гарри. — Можно осмотреть ваш? И ваших, — улыбнулся он.
— Ой, конечно! — воскликнула она. — Только можете немного подождать — буквально десять минут? И я вам всё тут покажу — мне нужно там закончить… это быстро.
— Я провожу вас, — продолжая улыбаться, но настойчиво сказал Гарри, и она не стала спорить:
— Да, конечно… я пока налью вам лимонада, — предложила Форман.
Кухня у неё оказалась светлой и вполне опрятной — несмотря на некоторый беспорядок на столе. Форман налила Гарри лимонад в высокий стакан с нарисованной на нём лягушкой и вернулась к курице, из которой сперва вынула заклятьем кости, а затем нафаршировала какой-то смесью и зашила. Потом чем-то обмазала, обсыпала — и, наконец, отправила в духовку.
— А вот теперь идёмте — я вам всё покажу, — сказала Форман, вытирая руки.
Её дом был таким же светлым и просторным, как и кухня. Книззлы обнаружились в саду — валялись и играли на тёплом сентябрьском солнце. Их было всего четверо: две самки и два самца, и ещё — три месячных котёнка, сейчас с упоением подкапывавших куст малины. Один — белый с чёрными ушами, одной лапой и половиной хвоста — оторвался от своего важного занятия и, храбро подобравшись к Гарри, тщательно обнюхал его ноги, а затем вдруг встал на задние лапы и с удивительной скоростью вскарабкался к нему на плечо.
— Извините, — улыбнулась Форман. — Они изучают мир, и мы приучаем их не бояться незнакомцев. — Он вас выбрал, — она сняла котёнка с Гарри и пересадила на своё плечо. — Это знак!
— Моему сыну год и пять месяцев, — ответил Гарри, тоже улыбаясь. — И он хватает всё, до чего может дотянуться. Мне кажется, котёнка ему рано.
Никого похожего на мистера Кипера здесь не обнаружилось, и Гарри отправился в следующий питомник, который, к счастью, оказался похож на этот, а не на первый. Впрочем, там он тоже не нашёл искомое, так же, как и в следующем, и ещё в одном, и в последнем.В министерство он вернулся около восьми, и застал Блейна с Причардом на месте.
— Не нашёл, — констатировал Блейн, едва Гарри вошёл в комнату.
— Нет, — ответил он со вздохом. — Зато мне предложили двух котят.
— Котята — это хорошо, — задумчиво проговорил Блейн. — Я тоже не нашёл. Что ж, подождём ответы на запросы — и у меня больше нет идей. А у тебя?
— Может, его кто-нибудь просто себе забрал? — предположил Гарри. — Вы говорили, что он необычного окраса. Шёл, увидел и забрал.
— Так может быть, — согласился Блейн. — Но тогда это дело провальное: его никто не видел, и следов мы не нашли. Теперь нам в Лютный не соваться… ладно, — он посмотрел на часы. — Иди домой. Сегодня всё равно больше ничего не будет.
— Шеф, вы зря это сказали, — заметил Причард, и Блейн махнул рукой:
— Да, я наслышан… иди-иди, — повторил он Гарри — и тот пошёл, конечно.
Однако дело мистера Кипера его не оставляло: Джинни встретила Гарри вопросом:
— Говорят, украли мистера Кипера! Ты что-нибудь об этом знаешь?
— Знаю, — кисло сказал Гарри, — что я ничего не знаю. Не нашли мы никого. Два дня ищем — и не нашли. А Дольф послал туда меня! -он раздражённо выдохнул. — И мне теперь я даже не знаю, как там показываться!
— Он просто в тебя верил, — сказала Джинни, ничуть его не успокоив.
Верил.
В том и было дело, что Лестрейндж, да и Блейн в него верили — а он всё провалил! И у него не было ни малейшего представления о том, что делать.
Заснуть у Гарри не получилось. Он ворочался, вставал попить воды, заворачивался в одеяло, раскрывался, и часам к двум ночи решил больше не мучиться и встал. Оделся, побродил по дому — и решил, что чем тут маяться, лучше вернуться в министерство и поработать. Может, он найдёт среди опросов или в записях Грэма что-нибудь полезное?
Он тихо собрался, оставил на всякий случай на подушке записку и ушёл, очень надеясь, что ему повезёт. Ну должно же что-то быть! Хоть что-нибудь!
В аврорате было тихо и полутемно: только в коридорах слабо горел свет. Гарри открыл дверь отдела краж, сел за стол Причарда — ну не к Блейну же ему садиться, рассудил он — и… и понял, что не может достать записи. На что он, собственно, надеялся? Это не его отдел, запирающих заклятий он не знает — что за идиотская идея?
Впрочем…
Раздумывая, убьёт ли его Причард или пойдёт с ним, Гарри аппарировал к Совятне и, поднявшись на шестой этаж, постучал. Потом постучал ещё раз, но ответа вновь не получил. Стучать громче или звать сквозь дверь было неудобно: Причарда-то Гарри разбудил бы, но ведь вместе с ним проснулись бы соседи. Однако Гарри нужно было как-то разбудить Причарда, и он, подумав, отправил к нему в комнату Патронуса.
И уселся напротив двери — ждать.
Ждать пришлось недолго: дверь распахнулась, и заспанный Причард с мятой простынёй на бёдрах вместо того, чтобы ругаться, спросил:
— Чего?
— Я думаю, мы что-то упустили, — сказал Гарри, поднимаясь. — Надо заново перечитать все показания и твои записи. Куда-то же он делся.
— А пошли, — Причард скрылся за дверью и почти сразу вернулся уже одетый. — Но вообще ты лучше так не делай, — предупредил он. — А если бы я не один был?
— Ну извини, — хмыкнул Гарри, идя к лестнице. — А как тебя ещё будить?
— Логично, — подумав, согласился Причард. — Но ты всё равно придумай что-нибудь другое. Не знаю, самолётик запусти в окно — у меня обычно открыто.
Они спустились, и от подъезда аппарировали к министерству. Сонный дежурный недовольно пробурчал что-то вроде:
— Что ж вы ходите туда-сюда, — и снова попытался устроиться в своём кресле поудобнее.
В отделе Причард вытащил из стола свои записи и, развернув пергамент, уселся, поставив рядом стул для Гарри.
— Я предлагаю помечать всю муть зелёным, — сказал он — и они погрузились в чтение.
Они прочли две трети свитка, когда Гарри ткнул палочкой в одну из реплик:
— Вот!
— «Плохо сплю — а эта шарк-шарк-шарк со своей котомкой! Я потом и не заснул уже», — прочёл Причард. — И что?
— Не знаю, — признался Гарри. — Жалко, что Перо не помечало реплики.
— Почему не помечало? — спросил Причард. — Видишь — тут в конце реплик значки разные. Погоди, — он навёл палочку на пергамент, ткнул ей в прочитанную реплику, и некоторые строчки ярко засветились.
— Научишь? — с азартом спросил Гарри, и Причард кивнул.
Строчек было много, и теперь они даже складывались в довольно связный текст.
«Да какая-то сука меня под утро разбудила! Ты ж знаешь: я плохо сплю — а эта шарк-шарк-шарк со своей котомкой! Я потом и не заснул уже — мял, мял подушку, без толку! Увижу суку снова — удавлю и руки оторву и в жопу вставлю! Да пикси знает -точно не отсюда!»
— И кто это говорил? — с досадой спросил Гарри.
— Этого перо не знает, — признал Причард. — Но теперь мы хотя бы знаем, что можно кого-нибудь искать. Я думаю, если в той же Виверне бросить клич — мол, в связи с поисками книззла Кипера ищем того, кто — его найдут и сами приведут к нам. Хотя что нам это даст?
— Внешность, — уверенно ответил Гарри. — Если он, конечно, согласится нам отдать воспоминания. Но я думаю, что согласится.
— Опубликуем в «Пророке», — деловито продолжил Причард. — Найдём.
— Только надо придумать, как публиковать, — слегка осадил его пыл Гарри. — Если мы напишем так, как есть, кто-нибудь из Лютного найдёт её и… всё.
— Ну да, — согласился Причард. — Может, в рубрике «Розыск»? Там же ищут иногда людей.
— Я думаю, надо спросить Блейна, — разумно предложил Гарри. — Всё равно с «Пророком» договариваться ему.
— Вообще, — заметил Причард, — если мы будем того мужика искать как ты предложил, мы её и так подставим. Он же проболтается и узнает объявление в Пророке. Значит, — уверенно продолжил, — надо его найти как-нибудь по-тихому. И ничего ему не говорить, а воспоминания просто взять у пьяного — и всё. Он и не вспомнит.
— Думаешь, это законно? — с сомнением спросил Гарри.
— Ну а как ещё? — спросил Причард уверенно. — Блейн может и не согласиться, — признал он. — Если бы я сам владел легиллименцией, я бы взял их сам! Но я владею плохо, — признал он. — А ты?
— И я, — признался Гарри тоже.
— Маркс не согласится, — сказал Причард — и тут вдруг Гарри вспомнил слова Лестрейнджа: «Я убеждён, что Мальсибер с лёгкостью бы согласился сделать это, так скажем, частным образом, если бы я попросил и объяснил ему, в чём дело. Не знаю, что бы он нашёл, но он бы не испытывал этических проблем. Но я — не он, и вы, надеюсь, тоже.»
Тогда Гарри согласился с ним — но тогда ситуация была совсем иной. А вот сейчас…
Причард ткнул Гарри в плечо — довольно больно — и поинтересовался:
— Ты чего застыл?
— Я думаю, — ответил Гарри.
— О чём? — нетерпеливо спросил Причард, но Гарри точно не был с ним готов пока делиться. Тот, конечно, загорелся бы идеей, но сам Гарри вовсе не был пока уверен, что она удачная.
— Потом скажу, — ответил Гарри. Но Причард, разумеется, не отставал, и Гарри пришлось ответить: — Я думаю, можно поговорить с Лестрейнджем. Если Блейн не согласится.
Это была правда: Гарри сам бы не рискнул пойти к Мальсиберу, во-первых, а во-вторых, с какой бы стати тому помогать ему? Одно дело Лестрейндж: они были знакомы с детства. Но Гарри? И потом, проворачивать подобные дела за спиной старших было, мягко говоря, опасно. Да и попросту нечестно. Но Мальсибер бы, наверное, смог взять воспоминание незаметно…
За обсуждением способов отыскать автора найденных ими реплик, не привлекая к нему лишнего внимания, Гарри с Причардом просидели почти до шести утра, когда проголодались и отправились завтракать — благо некоторые маггловские кафе и булочные как раз открылись. А когда вернулись — было почти семь — Блейн обнаружился на месте.
— Вы тут что, всю ночь сидели? — поприветствовал он их, указывая на оставленный на столе Причарда пергамент.
— Половину, — бодро сказал Причард, пока Гарри пытался унять заколотившееся сердце: если бы он так оставил документ, уйдя из пустого кабинета, его ждала бы жуткая головомойка. И выговор. Наверняка. Официальный. А то и хуже: с того же Сэвиджа бы сталось спрятать документ, а затем его затребовать. И оформить исчезновение официально.
— Нашли что? — поинтересовался Блейн.
— Нашли! — довольно отозвался Причард — и Гарри промолчал и даже постарался стушеваться, давая возможность доложить ему самостоятельно.
— Это может оказаться ниточкой, — согласился Блейн, когда Причард закончил. — А может и пустышкой. Но у нас всё равно больше ничего нет, так что работаем. С легиллименцией хорошая идея — чья?
— Моя, — гордо сказал Причард.
Блейн кивнул:
— Ты молодец. Отличная работа, — Причард просиял, и Блейн добавил тем же одобрительным тоном: — И рапорт напиши об оставленном тобою без присмотра документе. Подежуришь в эти выходные… ну и в следующие.
— Шеф! — задохнулся от возмущения Причард, и Блейн мирно осведомился:
— Да?
Гарри с трудом подавил улыбку. Блейн действительно чрезвычайно редко повышал голос и ещё реже распекал кого-то — однако же держал отдел в руках не хуже остальных. Так вот как это происходит…
— Двое выходных подряд? Работать девятнадцать дней без перерыва?! — буквально возопил Причард, и Блейн предложил:
— В принципе, если хочешь, я могу приложить твой рапорт к твоему отчёту и вынести официальное взыскание.
— Нет, шеф, — Причард очень шумно выдохнул.
— Тогда дежуришь, — констатировал Блейн. — Осталось два вопроса: как его искать и кто будет разыскивать воспоминания. Я не возьмусь: я неплохой легиллимент, но не настолько. Маркс мы использовать не можем: то, что вы предложили, не совсем законно — даже если мы получим его формальное согласие. А спьяну мы его получим… но всё равно Маркс использовать нельзя.
— Можно поговорить с Лестрейнджем, — осторожно предложил Гарри. Прежде, чем упоминать имя Мальсибера, ему хотелось посоветоваться с Лестрейнджем.
— Ну можно, — с некоторым сомнением проговорил Блейн. — Хотя он не сторонник таких пограничных действий. Вот ты и поговори, — тут же решил он. — Но сначала нам в любом случае нужно этого человека отыскать. О чём он говорил ещё? — спросил он, забирая стенограмму, и велел насупленному Причарду: — Подсвети-ка реплики.
Причард послушно ткнул палочкой в пергамент — буквы вспыхнули, и Блейн погрузился в чтение.
— Нет, это не поможет, — сказал он, дочитав. — Но у меня идея. Мы не будем говорить, зачем мы ищем эту женщину — не стоит связывать её с мистером Кипером. Я согласен, это может быть опасно для неё. Мы как мы и вовсе ничего делать не будем — я сам его найду. Через агентов.
— Агентов? — с интересом спросил Причард, и Блейн кивнул:
— Моих личных. Поэтому я пойду один — а ты пока пиши рапорт, — напомнил он мрачному Причарду. — Могу я попросить тебя, Гарри, поговорить с Лестрейнджем, как только он придёт? — вежливо спросил он.
Гарри, разумеется, пообещал и собрался уже было уходить, но тут опять вмешался Причард:
— А как вы будете искать? Ну расскажите!
— Искать будет агент, — терпеливо ответил Блейн. — Скажет, что некто похожий, может быть, украл у него некую вещь — и он её ищет. И пытается понять, не померещилось ли ему с пьяных глаз, и вдруг кто-то видел или слышал что. Вроде — скажет он — кто-то что-то говорил такое на днях в Виверне… Рядовая ситуация — а поскольку женщина чужачка, ему, думаю, помогут. А вот дальше надо думать. Всё, работаем, — он отдал стенограмму Причарду и ушёл.
Едва он вышел, Причард выругался и несколько раз с силой похлопал себя по лбу ладонью:
— Идиот! Ты же небось не забывал, да? — ревниво спросил он, и Гарри подтвердил:
— Не забывал, конечно.
— Урод, — констатировал Причард, и Гарри, показав ему популярный непристойный жест, ушёл, посмеиваясь.
Лестрейнджа ещё не было конечно, да и вообще пока что аврорат был пуст: кто приходит в полвосьмого без причины? Никто — и Гарри предстояло ещё целый час скучать тут. Можно было бы позаниматься чем-нибудь полезным: например, доизучать тот справочник по ядам и взяться за латынь. Мысль об этом несколько пугала Гарри, но он вроде как собрался… и потом, он столько раз оказывался в ситуации, когда она была необходима… но…
На фоне мыслей о латыни справочник выглядел даже симпатичным, и Гарри взялся за него с охотой и так увлёкся, что не услышал, как открылась дверь.
— Доброе утро, — сказал Лестрейндж. — Ты сегодня рано.
— Очень рано, — обрадованно ответил Гарри. — А у меня к тебе почти официальный разговор.
— Почти официальный? — Лестрейндж подошёл к его столу и придвинул себе кресло. — Рассказывай.
— У нас появилась крохотная зацепка в деле мистера Кипера, — сказал Гарри. -Но нам нужен хороший легиллимент, который согласился бы помочь.
— Маркс, — тут же сказал Лестрейндж, и Гарри покачал головой:
— Дабхглас говорит, что не получится.
Лестрейндж выслушал Гарри очень внимательно, а когда тот замолчал, сказал:
— Договаривай. Я же вижу, что это не всё.
— Ну… я подумал… ты сам бы смог? — спросил Гарри. Почему-то продолжать ему было страшно, хотя это ведь была просто идея!
— Договаривай, — повторил Лестрейндж.
— Честно говоря, я подумал о Мальсибере, — признался Гарри. — Ты когда-то говорил, что у него не будет в какой-то спорной ситуации моральных мук — и он же ведь хороший менталист…
— О, у него не будет, — улыбнулся Лестрейндж. — Но зачем ты всё это мне рассказываешь? Дабхглас вполне может с ним поговорить и сам. У него есть такое право. Оно даже у тебя есть, — добавил он. — Ты аврор — контракт обязывает Мальсибера помогать и тебе тоже.
— Но ведь это нельзя сделать официально, — Гарри чувствовал себя ужасно неловко. — Дабхглас говорит так.
— Нельзя, — согласился Лестрейндж, внимательно его разглядывая и запутывая этим Гарри ещё больше.
— Вообще-то, он послал меня к тебе, — напомнил Гарри. — Спросить, сумел бы ты. И согласился бы.
— Ты не сказал ему про Мальсибера, — утвердительно сказал Лестрейндж, и Гарри кивнул. — Почему?
— Ну, я подумал, что сначала лучше обсудить это с тобой, — ответил Гарри, чувствуя себя ужасно. Хотя он ведь вроде бы не сделал ничего дурного. Максимум подумал, но не сделал же!
— Почему? — не отставал Лестрейндж.
Гарри тяжело вздохнул и всё-таки признался:
— Потому что я не знаю, плохо это или хорошо. И можно ли вообще им так пользоваться. Мальсибером.
— Дабхглас способен сам за себя решить. А тебе я тут не помогу, — ответил Лестрейндж. — Тебе решать.
— Мне важно твоё мнение! — взмолился Гарри, но тот покачал головой и повторил:
— Тебе решать.
— Но я пришёл просить совета! — наконец нашёлся Гарри. — Ну помоги, пожалуйста, — попросил он.
— Ты понимаешь, — Лестрейндж потёр указательным пальцем переносицу, — я думаю, есть ситуации и вопросы, в которых нельзя советовать. Даже если тебя просят. Как сейчас.
— Нравственный выбор? — расстроенно и, может, совсем чуть-чуть сердито спросил Гарри. — Каждый должен сделать сам?
— О, Мерлин, — пробормотал Лестрейндж с удивлением. — Нет, конечно. Я думаю, это один из тех вопросов, на который правильных ответов нет. Слишком много «за» и «против» при любом из них. Поэтому решать тебе. Я не знаю, что для тебя правильно.
— А для тебя? — безнадёжно спросил Гарри.
— А я не ты, — в глазах Лестрейнджа ясно промелькнула ирония, и Гарри стало легче. Так легко, как будто он получил ответ. — Нужна будет помощь — скажешь.
— Нужна, — тут же решительно ответил Гарри. — Ты можешь попросить его? Мальсибера?
— Ты и сам можешь, — Лестрейндж весело и иронично улыбнулся.
— Мы с ним совсем незнакомы, — как можно серьёзнее ответил Гарри. — Это будет странно, просить его почти нарушить правила. А тебе он наверняка поможет!
— Я поговорю с Дабхгласом, — сдался Лестрейндж. — Вместе решим. Идём, — он махнул Гарри рукой и встал.
При виде Причарда Лестрейндж, кивнув ему, отгородил их троих от него звукозащищающими чарами и только затем пересказал Блейну идею Гарри.
— Что ж ты мне-то не сказал? — удивился тот, заставив Гарри чувствовать себя глупцом. Кажется, Лестрейндж задался этим утром целью поставить Гарри во все возможные в данном случае неловкие ситуации. — Про Мальсибера?
— Я тогда ещё не придумал, — бодро соврал Гарри. — А когда придумал, он уже пришёл.
По виду Лестрейнджа и Блейна было ясно, что они оба ему не поверили, однако спорить с ним не стали, лишь заулыбались понимающе — и Гарри почувствовал, что, кажется, краснеет.
— Я не уверен, что смогу найти то, что нужно, — сказал Лестрейндж. — Искать такие мимолётные воспоминания вообще непросто, а уж у пьяного… — он скептически покачал головой. — Я могу попробовать, но без гарантий.
— Думаешь, Мальсибер сможет? — спросил Блейн.
— Я думаю, что у него на это больше шансов, — признал Лестрейндж.
— Но мы не можем попросить его официально, — с некоторой досадой сказал Блейн. — И он это наверняка поймёт. Даже если он и согласится, мы… я окажусь у него, в некотором роде, в должниках. Я не уверен, что дело того стоит.
— Я могу поговорить, — предложил Лестрейндж. — Мы вроде как знакомы. С детства.
— Поговори, — обрадовался Блейн. — Да, это хорошее решение. Но сначала надо этого господина отыскать — так что, полагаю, сама операция будет в воскресенье. Может быть, в субботу… если я успею, но не поручусь. Ну, или позже.
— Сейчас и сходим, — Лестрейндж глянул вопросительно на Гарри, и тот кивнул.
— Спасибо, — Блейн протянул ему руку.
…На болотах было ветрено и влажно — Гарри даже пожалел, что не взял плащ, хотя и от аппарационной площадки до двери палатки было всего несколько шагов.
Внутри было тихо и пусто, только фейри привычно носились под потолком, да у противоположной стены у появившегося здесь второго стола сидела женщина с длинной седой косой и что-то писала. Гарри в нос ударили запахи еды, и он сглотнул слюну.
— Не завтракал? — спросил Лестрейндж.
— Завтракал, — честно ответил Гарри. — Но давно.
— Задержись на обратном пути, — предложил Лестрейндж — и открыл дверь комнаты Мальсибера.
Тот, судя по всему, спал. Лестрейндж подошёл к, вроде бы, спящему Мальсиберу и, тронув его за плечо, окликнул:
— Ойген.
Тот вздрогнул всем телом и так резко развернулся, что откинул руку Лестрейнджа со своего плеча, и распахнул абсолютно чёрные глаза — или Гарри, стоящему прямо за плечом Лестрейнджа, так показалось… да, конечно, показалось, потому что, когда свет упал на них, они были обычными. Просто чёрными — нормальными чёрными человеческими глазами.
— Да? — спросил Мальсибер ровно и совсем не сонно. — Что я могу для вас сделать?
— Извини, — неожиданно добродушно проговорил Лестрейндж. — Не подумал, что ты спишь. Не хотел будить.
— Не важно, — Мальсибер сел. — Так что?
— Я, собственно, зашёл спросить тебя, не хочешь ли ты в пятницу или в субботу вечером — то есть завтра или послезавтра — часов с семи и до полуночи, сыграть с нами в покер. У тебя же сейчас шаг — шесть часов?
Что?!
— Покер? — как-то растерянно переспросил Мальсибер и сморгнул — один раз, и потом другой.
— Покер, — подтвердил Лестрейндж. — Я, Робардс, если его никуда не выдернут, и у меня есть ещё пара кандидатур, их я пока обдумываю. Возможно, Гарри тоже к нам присоединится, — Лестрейндж с улыбкой повернулся к остолбеневшему Гарри, — если не случится ничего. Если ты не против.
— Не-ет, — протянул Мальсибер, начиная улыбаться, и его бледное лицо вдруг стало удивительно живым. — Конечно, нет. Это отлично! Покер, — он улыбнулся широко и радостно — блеснули белым зубы, и он рассмеялся. — Тогда мне нужны наличные — поможешь?
— Пиши — я завтра схожу в Гринготтс и им передам, — кивнул Лестрейндж. — И деньги принесу.
— Какая ставка? — деловито уточнил Мальсибер, продолжая улыбаться и откидывая плед.
— Галлеон? — предложил Лестрейндж, заметив: — Мы же не дети, в самом деле. Будет нормальная взрослая игра.
— Можешь купить хорошего вина? — попросил Мальсибер, доставая из комода пергамент и перо с чернильницей — наверное, оставшиеся ещё с тех времён, когда он списки составлял, подумал Гарри. — А то здесь только пиво с виски. Я заплачу, конечно.
— Я принесу, — отмахнулся Лестрейндж. — Что ты предпочитаешь?
— Белое, полегче, — Мальсибер даже не стал садиться и стоя написал записку в Гринготтс. — Это же покер. Голове лучше быть ясной. Можно просто какое-нибудь Пино Гриджо, например. И какой-нибудь хорошей минеральной воды с газом.
— Договорились, — кивнул Лестрейндж. Мальсибер протянул ему письмо для гоблинов, Лестрейндж сунул его за пазуху, попрощался, и они с Гарри вышли.
С расспросами Гарри дотерпел до выхода из палатки, но едва за ними закрылась дверь, он спросил:
— Покер?!!
Лестрейндж молча взял его за плечо и аппарировал — и уже возле министерства ответил:
— Ты видел его глаза? Когда он открыл их?
— Я… мне показалось… — с сомнением проговорил Гарри.
— Тебе не показалось, — жёстко сказал Лестрейндж. — Мы перестали отнимать у него его человеческую часть — но мы ничего ей и не добавили. А её осталось слишком мало, и я счёл, что надо бы её восполнить.
— Покером? — недоверчиво спросил Гарри.
— Это же игра, — пояснил Лестрейндж. — Это очень человеческое. И ты, наконец, поучишься, — добавил он, и Гарри насупился. Ему вообще не слишком нравилась идея учиться карточной игре, а уж у Мальсибера, или даже просто в его присутствии, и подавно. — Просто посидишь рядом со мною и с Гавейном и посмотришь, — примирительно проговорил Лестрейндж. — По-другому всё равно не научиться. Правила я объясню — они простые, там важен сам процесс игры. Никто даже лица твоего не увидит, — пообещал он.
— Почему? — всё ещё не слишком-то довольно спросил Гарри.
— Потому что я иначе точно проиграю, — тихо рассмеялся Лестрейндж. — Идём? — он кивнул на вход в министерство, и Гарри с некоторым ехидством напомнил:
— Мы, вообще-то, не просто так ходили за Мальсибером. Что нам делать?
— Ничего, — пожал Лестрейндж плечами. — Завтра снова сходим. Всё равно того мужчину ещё найти нужно.
— Но можно же было ему сейчас сказать, — нетерпеливо сказал Гарри. — Правда, он же…
— Нет, нельзя, — вздохнул Лестрейндж. — Гарри, сейчас даже это предложение добавляет Мальсиберу те самые приятные воспоминания. Вышло, будто я… мы с тобой специально заглянули, чтобы пригласить его в игру. На общем фоне его здешней жизни это радостно и здорово. Если дать ему понять, что, на самом деле, мы приходили вовсе не за этим, мы их уничтожим — он будет разочарован. И сама игра будет уже вполовину менее приятна. Мальсибер вовсе не дурак, он, конечно, понимает, почему и зачем я это сделал — но сейчас для него это выглядит сюрпризом, и он ему понравился. Если мы его сейчас заберём, эффект исчезнет — а моя цель преумножить его хорошие воспоминания, а не просто сыграть в покер. Более того, завтра к нему придём уже не мы с тобой, а мы с Дабхгласом. Спешки нет.
— А если я не захочу идти? — спросил Гарри безнадёжно.
К его удивлению, Лестрейндж пожал плечами и кивнул:
— Это просто приглашение. Конечно же, тебе решать, принять его или не стоит. Идём, — повторил он, и на сей раз Гарри не стал спорить.
До конца дня Гарри думал, хочет он пойти или не хочет — и не мог решить. С одной стороны, ему было интересно посмотреть эту игру, но с другой — не хотелось выглядеть перед Мальсибером пентюхом, даже не умеющим играть. Да и в целом тратить вечер таким образом было обидно… или нет…
Он совсем запутался и, видимо, к концу дня его лицо выглядело настолько говорящим, что Лестрейндж, улучив момент, когда отдел опустел, подсел к нему и сказал мягко:
— Гарри, тебе вовсе не обязательно туда идти. Это было просто приглашение.
— Я не знаю, — признался Гарри. — Я пошёл бы, но сидеть так просто глупо, а играть я не умею. Может, ты меня научишь? Быстро? А я…
— Нет, — засмеялся Лестрейндж. — Мальсибер мастер — он увидит, что ты не умеешь ничего, как только ты дотронешься до карт. Поверь, позора будет много больше. Тут либо признаваться, либо же не приходить.
— Ты пошёл бы, да? — уныло спросил Гарри.
— Непременно, — улыбнулся Лестрейндж. Он был в отличном настроении, причины которого Гарри не понимал, но которому начал поддаваться.
— Почему? — вздохнул Гарри. Вряд ли Лестрейнджу доставляло удовольствие выставлять себя в дурацком свете.
— Потому что можно будет посмотреть на разную игру и поучиться у разных игроков — в частности, у отличного менталиста. Я тебя не научу тому, чему научит он… если попросишь. Это может быть полезно в будущем — но решать тебе. Ты точно не умрёшь без этих навыков.
— А учить меня его тоже контракт обязывает? — съязвил Гарри, и Лестрейндж улыбнулся:
— Нет. Учить тебя его обяжет любопытство. Это намного лучше любого контракта. Тебе не обязательно решать сейчас, — добавил он, и Гарри ответил с глубоким вздохом:
— Да нет. Наверное, я пойду.
— Как захочешь, — кивнул Лестрейндж, и Гарри показалось, что вся эта ситуация его изрядно забавляет.
А вот ему самому забавно вовсе не было. Мало ему было раздумий о похищенном книззле — так теперь ещё и это? Идти? Нет? Отказаться означало расписаться перед Лестрейнджем в собственной трусости, согласиться — перед Мальсибером в некомпетентности, пусть и не связанной с работой аврора. И ведь ему даже посоветоваться было не с кем! Не с Причардом же, который — Гарри был абсолютно убеждён — пошёл бы непременно.
И не рефлексируя.
Разбудил Гарри Патронус: серебряный дельфин громко проговорил голосом Блейна: «Гарри, в Лютный, на место похищения. Немедленно!»
— Что случилось? — испуганно спросила Джинни, приподнимаясь на локте.
— Вызывают, — Гарри уже вскочил и торопливо одевался. — Не волнуйся, там не страшно — там животное похитили, а не человека… я потом на службу, так что до вечера, — он торопливо поцеловал её и побежал вниз.
Аппарировав, Гарри чудом не попал в толпу, появившись буквально за спиной двух возбуждённо орущих волшебников, одетых в длинные пушистые халаты. Обругав себя и пообещав себе больше никогда в подобных случаях не аппарироварь прямиком на место, Гарри протолкался сквозь толпу и обнаружил там Причарда, громко и уверенно, но абсолютно безуспешно пытавшегося разогнать толпу.
— Что тут случилось? — шёпотом спросил у него Гарри, и Причард в некотором роде тоже прошептал:
— Нашли книззла… но там долго. Надо их всех разогнать пока. Да вернём мы Кипера! — зычно крикнул Причард. — Оформим — и вернём!
— Ага, конечно!
— Знаем мы, как вы возвращаете!
— И тварь, тварь эту!
— Суку эту! Порву на хрен!
— Да я эту гадину!
— Воровать у нас!
— Зачем вам мистер Кипер?!
— Да они сами воры!
— Расходитесь! — кричал Причард, и Гарри, разумеется, к нему присоединился. Из всех восклицаний Гарри понял, что, во-первых, мистера Кипера вернули, а во-вторых, поймали похитителя, вернее, кажется, похитительницу. И, видимо, обоих забрали в аврорат. Но кто поймал?
Впрочем, пока Гарри было не до рассуждений: толпа шумела и орала, и росла, и, кажется, вскоре здесь грозил собраться обитатели всего Лютного, и эти люди отнюдь не были склонны слушать двух авроров… и это они ещё не знали, что Причард пока и вовсе не аврор.
Или знали?
А ведь должны были знать, думал Гарри, отражая на пару с Причардом летящие в них, к счастью, просто предметы, а не заклятья, которые могли оказаться чем угодно, от гнилых овощей и до камней — причём летели они не только из толпы, но и из окон, сверху. Если каждый новый аврор здесь дежурил в алой мантии, собравшиеся отлично понимали, что перед ними не аврор.
— Замрите! — крикнул Гарри, усилив голос Сонорусом — и толпа затихла, видимо, от неожиданности. — Чем скорее вы все разойдётесь и дадите нам вернуться в аврорат — тем быстрее мистер Кипер вернётся окончательно домой, — уверенно отчеканил Гарри.
— А вы зачем его забрали?! — выкрикнул какой-то мужской голос, и Гарри так же уверенно ответил:
— Так положено. Мы всё должны оформить — без этого ни похитителя наказать, ни дело не закрыть. Дайте нам работать!
— Мы с вами пойдём! — сказал другой голос, женский, и толпа загалдела:
— Да!
— Да!
— Мы пойдём с вами!
— Хорошо! — крикнул Гарри, перекрывая этот гам. — Но не все сразу. Выберите двоих делегатов — и расходитесь.
Он совсем не был уверен в том, что вправе предлагать такое решение, но ведь иначе же они не разойдутся! И швыряться всем, чем можно, не перестанут. Сейчас они хотя бы отвлеклись…
— Тебя они послушали, — с ревнивым уважением прошептал Причард.
— Потому что они меня знают, а тебя нет — и понимают, что ты стажёр, — шепнул Гарри в ответ.
— Откуда? — спросил Причард. — Они что, всех авроров знают?
— Ну нас же десять тысяч, — съехидничал Гарри. — Как же нас запомнишь!
Причард в ответ фыркнул и настороженно огляделся, не опуская палочки. Собравшиеся шумели, и похоже было, что выборы затягиваются. Гарри с Причардом переглянулись и синхронно проартикулировали без звука:
— Сматываемся.
— Мы идём работать, — громко сказал Гарри. — Я предупрежу дежурных: двух делегатов к нам пропустят.
С этими словами он кивнул Причарду, и они, наконец, аппарировали к министерству, где Гарри тут же загородил ему дорогу и потребовал:
— Рассказывай!
— Я там свои собственные сигнальные чары поставил, — сказал Причард. — На шерсть. Они и сработали — я аппарировал и налетел на Блейна с какой-то тёткой и орущим книззлом. Тут же собралась толпа, и он меня там просто бросил, велев их разогнать, а сам аппарировал. Мне вот очень интересно, что за тётка и вообще. Идём, — он обошёл Гарри и направился к будке.
Спустившись вместе с Причардом, Гарри предупредил сонного дежурного о появлении двух представителей Лютного и велел их пропустить даже среди ночи, но тот внезапно заартачился:
— Не буду я никого сюда пускать посреди ночи! Давайте мне приказ тогда, а нет — у меня инструкция!
— За чьей подписью? — деловито уточнил Причард.
— Хотя бы начальника отдела! — заявил дежурный, и Причард пообещал:
— Будет приказ. Пошли, — он дёрнул Гарри за рукав, и они быстро направились к лифтам.
В отличие от Причарда, Гарри вовсе не был уверен в том, что Блейн подпишет приказ — он-то никому и ничего не обещал и полномочий звать сюда кого-то среди ночи не давал. И получится, что он наврал — и вряд ли ему в Лютном это когда-нибудь забудут. Да и сама ситуация этому вовсе не способствует.
Так что, входя в отдел краж, Гарри немного нервничал. Первым, что — верней, конечно же, кого — он там увидел, был огромный пёстрый чёрно-белый книззл, восседавший на стоящем ровно посередине кабинета кресле. Выглядел мистер Кипер отлично и был, кажется, всерьёз настроен защищать своё временное пристанище не хуже, чем свой переулок.
— Свои, — строго сказал ему Блейн. — С Гарри ты уже знаком, а это Грэхем. Он тоже свой.
Книззл пряданул ушами и издал глубокий горловой звук, напоминающий то ли низкий утробный вой, то ли мяуканье, а затем поднял переднюю правую лапу и лизнул её, продолжая пристально следить за Причардом и Гарри своими суровыми зелёными глазами.
— Сэр, — сказал Гарри, переводя взгляд на сидящую возле стола Блейна заплаканную женщину, — я пообещал впустить к нам двух парламентёров… или делегатов. Но дежурный требует приказ — иначе не пропустит ночью.
— Напиши, а? — сказал Блейн Причарду. — Я подпишу и отнесёте. И знакомьтесь: это — миссис Шервуд, — он указал на женщину. — А это младший аврор Гарри Поттер и стажёр Грэхем Причард.
— Здравствуйте, — почти прошептала женщина. Она выглядела очень скромной и приличной: аккуратно собранные в низкий пучок тёмные, с проседью волосы, бледное, немного покрасневшее и, кажется, опухшее сейчас от слёз лицо, которое, пожалуй, казалось бы красивым, если бы не было таким худым и вытянутым. К бледным, хорошей формы губам от крыльев тонкого прямого носа тянулись скорбные складки, и в углах больших, но несколько водянистых глаз виднелась сеть тонких морщин.
Гарри с Причардом кивнули и дружно поздоровались — и тут же вопросительно уставились на Блейна.
— Миссис Шервуд не хотела ничего дурного, — сказал тот, и женщина торопливо закивала. — Она просто хотела от него котят для своей книззлы. У миссис Шервуд пока нет питомника, но у её книззлы точь в точь такой же окрас — как я говорил, довольно редкий. И, конечно, разумно было бы попробовать скрестить их… строго говоря, она не сделала ничего незаконного: у мистера Кипера формально нет хозяина, к тому же, она его вернула сама. Вопрос в том, как это теперь оформить.
— Пусть потребует вознаграждение, — немедленно ответил Причард, и Гарри с Блейном в унисон спросили:
— Что?
— За его возвращение было обещано сто галлеонов, — сказал Причард с несколько недоумённым видом. — Она его вернула. Ей положено вознаграждение. Ведь так?
— Так, — рассмеялся Блейн.
— А о том, что это она же его и забрала, можно вообще не говорить, — добавил Причард. — Я точно знаю, в Лютном не все нормальные и не все поймут всё правильно.
— Можно сказать, — подхватил Гарри, — что она его нашла. Вспомнила, где видела — и принесла обратно.
— Ночью? — с сомнением спросил Блейн. — В два часа?
— Когда нашла — тогда и принесла, — уверенно заявил Причард. — Имеет право!
— Вообще, закон не запрещает гулять ночью, — снова засмеялся Блейн и, поглядев на миссис Шервуд, спросил: — Что думаете, мэм?
— Я… я не знаю, — проговорила она робко. — Я правда не хотела ничего такого… я хорошо с ним обращалась, и моя Салли ему понравилась! У них всё получилось… да… и я очень хорошо его кормила! И даже колтуны распутала и расчесала…
— Ну видите, — бодро подхватил Причард, подходя к миссис Шервуд и наклоняясь к ней. — Вы ничего ужасного не сделали, и мистер Кипер не в накладе. Если бы там все были нормальные, мы бы рассказали правду, но они же не отстанут — кто-нибудь непременно вас найдёт и украдёт котят просто из принципа. Зачем им знать? — он улыбнулся очень обаятельно и, придвинув себе стул — просто ткнув палочкой куда-то себе за спину! — протянул ей открытую ладонь. — Просто завтра, — она неуверенно протянула ему руку, и он осторожно обхватил ладонью её пальцы и накрыл ещё их сверху второй, — потому что сегодня мы уже не успеем — опубликуем объявление в «Пророке» о том, что награда вручена. Но колдофото я бы давать всё-таки не стал.
— Не надо колдографию! — миссис Шервуд даже вздрогнула. — Я… я просто думала… не про питомник, нет, но просто… для себя… и, может быть, — прошептала она, краснея, — если котят будет много… несколько… я бы…
— В продаже котят нет ничего дурного, — ласково заверил её Причард, кивая в подтверждение своим словам — и она вдруг сжала его руки и заплакала.
— Ну что вы, мэм, — Причард тут же мягко высвободил одну руку и, достав из кармана белоснежный носовой платок, протянул его ей. — Всё хорошо.
— Мне так стыдно, — прошептала она, зажмуриваясь и качая головой. — Так стыдно… Я же не воровка… правда…
— Конечно, нет, — поддержал её Причард. Блейн с интересом наблюдал за ними и даже сделал знак Гарри не вмешиваться, хотя тот и не собирался — ему тоже было любопытно посмотреть на то, как Причард работает.
— Я правда… Правда… Я… Я его давно увидела… ходила, думала… заглядывала иногда… он же ничей, — миссис Шервуд всхлипнула. — И я подумала… подумала, что если я возьму его на пару дней, никто не будет слишком беспокоиться…
— Вы ничего ужасного не сделали, — заверил её Причард. Он сейчас казался воплощением уверенности и сочувствия, и это, кажется, помогло — по крайней мере, миссис Шервуд перестала плакать и теперь вытирала покрасневшее мокрое лицо платком. — Даже наоборот.
— П-почему наоборот? — она всхлипнула чуть громче.
— Это же прекрасно, если у мистера Кипера будут котята, — улыбаясь, проговорил Причард. -Его маленькое продолжение. Можно, кстати, намекнуть, что он сам нашёл вас… вы далеко живёте?
— В Норвиче, — ответила она. — Вернее, рядом… там недалеко Кесвик, вот почти в нём… немного на отшибе… но я всегда говорю, что живу в Норвиче…
— Это девяносто с чем-то миль отсюда, — подсказал Блейн. — Далековато. Книззлы, конечно, быстрее человека… скажем, миль семь в час он смог бы пробегать, — Блейн задумался. — То есть до вас он бы вполне мог добраться, скажем, за сутки. С остановками. А что, — он оживился. — Допустим, вы могли бы носить с собой вашу Салли? Так, чтобы он её увидел? В сумке?
— Я хожу с ней иногда к целителям, — проговорила она неуверенно, — но это же не в Лютном…
— Мистер Кипер вполне свободно перемещается по Лондону, — заверил её Блейн. — Думаю, в это поверят. Можно дать маленькое интервью, — предложил он, и Гарри тут же предложил:
— Я знаю, кого можно попросить! Он дружелюбный, — заверил миссис Шервуд Гарри и постарался улыбнуться ей как можно более открыто. — И поймёт вас.
— Кто? — спросил Блейн, и Гарри ответил:
— Деннис Криви.
— Отлично, — кивнул Блейн. — Утром мы устроим интервью — если вы не против, — сказал миссис Шервуд, и она тихо кивнула, — и завтра выйдет номер. А мы утром вернём мистера Кипера на место и его разрекламируем — «Пророк», а не книззла. Хотя лучше бы, конечно, успеть к этому утру, — пробормотал он. — Как же неудачно Кафф ушёл… он такие вещи понимал, — он вздохнул. — Есть, конечно, ещё выпускающий редактор… можно… как ты думаешь, — спросил он Гарри, — насколько вероятно убийство тебя Криви, если ты явишься к нему прямо сейчас?
— Я поставлю щит заранее, сэр, — очень серьёзно ответил Гарри.
— Сходи, попробуй, — предложил Блейн. — В другой бы ситуации один лишний день был даже на руку, но именно сейчас эти сутки людей только разозлят. За день обсуждений они придумают какую-нибудь теорию, и мы их уже не переубедим — хорошо бы нам успеть.
— Мне совсем не нужно вознаграждение, — робко вмешалась миссис Шервуд.
— Не в нём дело, — возразил Блейн. — Нам нужно вас обезопасить, иначе кто-нибудь из Лютного может начать вас искать — и найдёт, когда вы станете продавать котят.
— Простите, — прошептала она и опять заплакала, и сидящий рядом с нею Причард осторожно сжал её руку.
— Гарри, ты иди, — попросил Блейн. — Я тоже сейчас попробую устроить всё… Грэхем, останься с миссис Шервуд и пригляди за мистером Кипером. Мистер Кипер, — обратился он уже к книззлу, улёгшемуся в своём кресле в центре комнаты, — будьте так любезны, приглядите за порядком, пока меня не будет.
Книззл издал низкий звук, в котором ему почудилось явное согласие, и оглядел всех так внимательно, как будто бы запоминал. И в ответ на недоверчивый взгляд Гарри издал этот звук ещё раз и снова пряданул ушами.
— Иди, — поторопил Гарри Блейн, и тот, встряхнувшись, даже не пошёл, а побежал.
К одноэтажному маггловскому белому коттеджу со светло-коричневой дверью Гарри аппарировал прямо от министерства. Он нажал кнопку звонка и услышал за стеною слабый перезвон — один раз… и другой. И тишину.
Гарри досчитал до тридцати и позвонил ещё раз. Свет так нигде и не зажёгся, но спальня могла выходить во двор, а в двери не было окна, уговаривал себя Гарри — хотя ведь Криви мог и переехать. Или просто именно сегодня ночевать не дома. Он успел досчитать до восемнадцати, когда замок щёлкнул, и на пороге показался очень сонный и лохматый Криви в… Гарри решил считать, что это шорты.
— Привет, — сказал Деннис. — Что случилось?
Выглядел он не слишком приветливым, но Гарри вполне его понимал: как ещё Деннис должен был реагировать на разбудившего его среди ночи непонятно для чего аврора? Пусть даже хорошо знакомого.
— Извини, пожалуйста, — попросил Гарри. — Но мне очень срочно нужна твоя помощь. Профессиональная.
— А, да? — почему-то удивился и чуть ли не обрадовался Деннис — по крайней мере, он повеселел и даже улыбнулся, хотя менее сонным от этого не стал. — Заходи, конечно, — он попятился, впуская Гарри в дом, и спросил: — Хочешь кофе?
— Хочу, — согласился Гарри.
— Идём, я хоть проснусь, — вполголоса проговорил Деннис и попросил: — Тише. Не хочу Орлу будить.
Гарри кивнул — и тут до него дошло. Видимо, Деннис в первый момент решил, что Гарри пришёл за ней — из-за её брата. Конечно, он не обрадовался!
Пока Деннис варил кофе, плотно закрыв дверь в кухню, Гарри рассказал ему о цели своего визита и спросил:
— Ты сможешь?
— Интервью взять не проблема, — ответил Деннис. -Тебе корицу сыпать?
— Нет, — быстро ответил Гарри, и Деннис кивнул:
— Но сегодняшний номер же уже готов. Я не представляю, как можно даже вкладку напечатать за… сколько времени-то?
— Часа три, наверное, — предположил Гарри — лезть за часами ему было лень. — Плюс-минус.
— Не успеют, — авторитетно сказал Деннис, ставя перед Гарри чашку и садясь вместе со своей напротив.
— Блейн сказал, что попробует, — ответил Гарри. — Но даже если не получится, опубликуют завтра — интервью-то нужно всё равно.
— Да я возьму, конечно, — заверил его Деннис. — Даже с радостью — шума будет много, — он заулыбался и, кажется, наконец действительно проснулся. — Сейчас кофе ещё выпьем, возьму камеру и пойдём.
Когда Гарри с Деннисом вошли в отдел краж, мистер Кипер поднялся на своём кресле и грозно то ли зашипел, то ли низко взвыл.
— Ой, — Деннис остановился на пороге. — Привет… это мистер Кипер, да?
— Это мистер Кипер, — сказал Причард. — Мистер Киппер, это Деннис Криви — он журналист, и он здесь по работе. Напишет о тебе. Впусти его, пожалуйста, — попросил он очень вежливо. Мистер Кипер крайне недовольно фыркнул и улёгся вновь, нервно стукнув себя хвостом о бок.
— Его нужно угостить! — спохватился Гарри. — Только у нас нечем… извините, мистер Кипер, — попросил он, но не удостоился даже взгляда. Впрочем, по крайней мере Деннис смог войти и даже сделать несколько снимков мистера Кипера, и Гарри решил счесть это успехом.
Кажущаяся такой лёгкой задача с интервью оказалась вовсе не такой простой: миссис Шервуд смущалась и путалась, и то и дело начинала извиняться и краснеть. Всё это выглядело подозрительно и странно, но раз Блейн ей верил, видимо, у него были основания, и Гарри надеялся, что он о них расскажет. Деннис проводился почти час, потом сделал несколько кадров мистера Кипера, а затем попросил какое-нибудь тихое место, где мог бы поработать. Поскольку Блейна всё ещё не было, Гарри на свой страх и риск отвёл его в конференц-зал — ну не в допросную же его было сажать! И не в их отдел.
Пока они с Деннисом ходили — и Гарри варил для него кофе и приносил из их отдела коробку с печеньем — вернулся Блейн. Выглядел он привычно дружелюбно-деловым, так что Гарри пришлось спрашивать:
— У вас получилось, шеф?
— Сказать сложно, — отозвался он. — А у тебя?
— Я отвёл Денниса в конференц-зал, — ответил Гарри. — Он сказал, что ему нужен час, наверное.
— Схожу к нему. Мэм, — обратился он к миссис Шервуд, — я думаю, мы здесь закончили. Пять минут — и я вас провожу домой.
— Шеф, может быть, мы присоединимся? — спросил Причард. — На всякий случай. Если что — мы будем место знать.
— Хотите посмотреть на Салли? — понимающе спросил Блейн и посмотрел на миссис Шервуд: — Мэм, вам решать, — и вышел.
— Мы, — сказал Причард, переглянувшись с Гарри, — в самом деле хотели бы с ней познакомиться. Мэм, если вы не против.
— Конечно, нет, — ответила она. — То есть да. Да, пойдёмте. Только она, вы знаете, такая… иногда она осторожная, но не ко всем… она, возможно, выйдет к нам не сразу, но у меня есть чай и, если вы хотите, мы можем его пока попить…
— Конечно, — когда Причард улыбался так радостно и солнечно, из его внешности куда-то пропадали черты хищника и он казался обаятельным и дружелюбным — и Гарри не в первый раз поймал себя на мысли, что, может быть, когда-то в юности Том Риддл тоже обладал такой способностью. Впрочем, это, кажется, было единственным, что их роднило — ну ещё, конечно, факультет. — У нас полно времени: наша смена официально начинается только в девять утра.
— Я, правда, совсем не ждала гостей, мне вас даже нечем угостить… — она смутилась, и Причард заверил её, что чая будет вполне достаточно.
Гарри смотрел на Причарда — и восхищался, стараясь запоминать не только что он говорит, но и как именно. И как берёт за руку, как улыбается, как платок протягивает — и понимал, что сам он вот именно так не сможет. Наверное. Но наверняка сможет иначе, если поймёт принцип и то, чем и как Причард их цепляет. Интересно, ворожит он или нет? Когда берёт миссис Шервуд за руку?
— Ну, пойдёмте, — позвал Блейн чуть нетерпеливо. — Мистер Кипер, — вежливо обратился он к книззлу, — вы бы не могли нас подождать? Мы вернёмся и сопроводим вас в ваш переулок. И, конечно же, доставим завтрак, — пообещал он.
Книззл издал что-то вроде «мммррря», спрыгнул со своего кресла, подошёл к столу Блейна и, легко, безо всякого разбега запрыгнув на него, вытянулся на нём.
— Отдыхайте, — улыбнулся ему Блейн, почесав книззла за правым ухом. Тот им дёрнул и, перевернувшись на спину, продемонстрировал всем свой живот.
Блейн, тем временем, убрал все бумаги в ящик, ещё раз почесал книззла за ухом и чрезвычайно выразительно посмотрел на проделывающего то же Причарда. Затем подмигнул Гарри и подошёл к тихо сидящей на своём стуле миссис Шервуд.
— Идёмте, — сказал он. — Я бы попросил вас не выходитьиз дома до выхода интервью в «Пророке» и вашу книззлу никуда не выпускать — просто для надёжности. Вряд ли вас найдут так быстро, но на всякий случай.
— Да, конечно, — торопливо проговорила миссис Шервуд, поднимаясь. — Спасибо вам. Спасибо.
Дом миссис Шервуд на окраине Кесвика оказался неожиданно большим трёхэтажным коттеджем, сложенным из серого камня.Ставни и дверь были выкрашены голубым, и на ней почему-то до сих пор висел рождественский венок, сплетённый из ветвей ели, остролиста и омелы и украшенный красными и белыми ягодами и шишками. Венок был красив, но в середине сентября смотрелся, мягко говоря, странно. Дом был обнесён невысоким каменным заборчиком, за которым виднелась обычная лужайка — однако стоило им пройти через калитку, как та преобразилась: теперь на ней появился маленький декоративный пруд с журчащим ручейком воды, и каменные чаши-поилки, и широкие качели.
Авроры с миссис Шервуд поднялись по ступенькам высокого крыльца и коснулась палочкой двери, а затем ещё и отперла её ключом. И едва миссис Шервуд приоткрыла дверь, как оттуда буквально просочилась… Гарри в первый момент вздрогнул, потому что книззла миссис Шервуд в самом деле была точной копией мистера Кипера. Правда, голос у неё был поприятней, да и нрав тоже: она встретила гостей вполне дружелюбно, тут же начав обтираться об их ноги.
— Думаете, у вас получилось? — спросил Блейн, и миссис Шервуд закивала:
— Да, конечно! Это же можно проверить — есть такие чары… Я, конечно же, пока не знаю, сколько котят будет, но Салли беременна, — она наклонилась и погладила книззлу по спине. — Она любит гостей, — сказала миссис Шервуд. — И очень по ним соскучилась. Пойдёмте, я вас чаем напою?
В сопровождении книззлы они пересекли большой холл, выложенный классическими большими белыми и маленькими чёрными плитками, и вошли в большую же гостиную, обставленную старой, но весьма солидной мебелью, в которой слабо пахло табаком. Здесь было уютно и виднелись следы присутствия ещё как минимум одного жильца: на спинке кресла лежал тёмно-голубой вельветовый явно мужской пиджак, а на столике рядом покоилась изогнутая курительная трубка и стояла небольшая шкатулка тёмного дерева. И поскольку от миссис Шервуд табаком не пахло, Гарри заключил, что трубка явно принадлежит не ей.
— Пожалуйста, садитесь, — миссис Шервуд засуетилась, приглашая их, но пиджак со спинки кресла не сняла, так что Гарри с Причардом присели на диван, а Блейн устроился в кресле напротив.
Книззла, пометавшись, всё-таки последовала за хозяйкой, и когда они скрылись за дверью, Причард спросил:
— Шеф, а с кем она живёт?
— Ни с кем, — вздохнул Блейн, укрывая их звукозащищающими чарами. — Она уже полгода как вдова. Даже чуть больше.
— А… — Причард указал на пиджак, и Блейн снова вздохнул:
— У них был счастливый брак. Её муж умер глупо и случайно: просто поскользнулся на льду на улице, упал — и умер. Размозжил затылок о торчащий камень — никто ничего не успел сделать. Смерть не криминальная, — добавил он, — это случилось при большом количестве свидетелей. Просто глупая случайность. Так бывает.
— Вы уверены? — с сомнением спросил Причард, и Блейн чуть улыбнулся:
— Да. Нас вызывали, разумеется — я заглянул в архив. У них был счастливый брак — все так говорили, хотя это, конечно же, не доказательство. Но без детей — и вот она в один момент одна осталась, и сразу после Рождества. Сходили погуляли… — он вздохнул. — Это он ей книззлу подарил на прошлое Рождество — у них была одна, но умерла, и муж принёс нового котёнка. Такая грустная история.
— Печально, — сказал Причард, но Гарри показалось, что он на самом деле так не чувствует. Да, понимает — но не чувствует. А вот сам Гарри понимал и жалел миссис Шервуд, и понимал теперь, почему она ведёт себя так странно.
— Она так и не оправилась пока, да? — негромко спросил он, и Блейн кивнул:
— Нет, думаю. Но надеюсь, если всё сложится, котята ей помогут. Может быть, ей в самом деле стоит завести питомник.
— А точно её муж погиб случайно? — спросил Причард, и Блейн усмехнулся:
— Точно. И я не разрешаю тебе проверять.
— Но…
— Не разрешаю, — повторил Блейн, и Причард недовольно замолчал.
— Нельзя всюду видеть преступления, — назидательно проговорил Блейн. Причард шумно выдохнул и хмыкнул, и Блейн повторил: — Нельзя. Это отнимает кучу времени и создаёт вредную иллюзию того, что преступленияповсюду. А это не так.
— Я понимаю! — воскликнул Причард, всё ещё немного хмурясь. — Просто это странно. Сначала у неё умирает муж…
— …а потом она одалживает бродячего — с её точки зрения — кота, — насмешливо продолжил Блейн, и они все трое рассмеялись. — Не выдумывай проблемы, которых нет.
Наконец, вернулась миссис Шервуд, левитируя большой поднос с чайником и чашками, а также вазочками с сахаром и джемами. Больше, видимо, ничего сладкого в её доме не было, но зато джемов было много и они все оказались очень вкусными, особенно вишнёвый и малиновый — с кислинкой и как будто только сваренные. Вернувшаяся вместе с миссис Шервуд книззла тут же забралась на спинку дивана и бродила по нему взад-вперёд, заглядывая через плечи Причарда и Гарри в их чашки и иногда трогая их макушки мягкой лапой. Говорили за чаем обо всём и ни о чём: о погоде, о рецептах пирогов и джемов — и Гарри теперь очень хотел знать, откуда у Причарда столько сведений о сладкой кулинарии — наконец, о книззлах. Миссис Шервуд пообещала держать их в курсе и даже показать котят, когда — и если, разумеется — они родятся.
В отдел Блейн с Причардом и Гарри вернулись в начале шестого. Блейн сразу ушёл к Криви, перед этим поблагодарив их и отпустив домой, но Гарри с Причардом не собирались уходить: во-первых, они хотели как можно быстрее узнать, выгорит ли вариант с сегодняшним «Пророком», а во-вторых, оба всё равно уже проснулись.
А ещё Гарри несколько смущал вид на удивление смирно сидящих в коридоре двух «парламентёров»: это ведь он их пригласил. И уходить, оставив их здесь, было несколько неловко.
Так что они с Причардом остались, и тот тут же поставил на огонь большую гейзерную кофеварку и извлёк из ящика три свёртка, в которых обнаружилось тёмное вяленое мясо, какой-то очень твёрдый сыр и три небольших булочки.
— Я не француз и не могу завтракать десертом, — заявил Причард, раскладывая всё это на своём столе. — Ты будешь?
— Буду! — обрадовался Гарри. Сам он не имел ничего против джема, но тот только разбудил его аппетит, и приглашение Причарда было очень кстати. — Откуда?
— Схватил что было, — отозвался тот. — Я всегда храню дома что-нибудь, что можно быстро взять и потом съесть. Очень удобно. Такой сыр и мясо можно хоть неделю с собой таскать в кармане — им ничего не будет. А с хлебом просто повезло — прихватил вчера из столовой.
— А что у тебя ещё в карманах есть полезного? — засмеялся Гарри.
— Нож есть, — невозмутимо принялся перечислять Причард. — Два лезвия: одно нормальное, другое тонкое. Шило. Пара иголок. Нитки. Верёвка. Мыло. Два платка. Компас. Спички. Мел. Соль. Настойки бадьяна и орегано и шалфея.
— Зачем? — ошеломлённо спросил Гарри.
— А если палочка сломается? — ответил вопросом Причард. — В бою? У меня на один из карманов наложены чары расширения, туда довольно много всего помещается. Деньги ещё, наши и маггловские. Мало ли.
— А соль зачем? — подумав, спросил Гарри.
Всему остальному в условиях боя и сломанной палочки он применение нашёл — даже игле и ниткам. Но соль? Посолить врага и съесть?
— От некоторых сущностей защитный круг лучше рисовать солью, а не мелом, — со знанием дела ответил Причард, нетерпеливо поглядывая на шумящую кофеварку, и Гарри покраснел. Уж не подумать-то об этом было просто стыдно.
— Ты меня пугаешь, — сказал Гарри.
— Так отлично, — Причард осклабился. — Бойся меня. Это будет вызывать ко мне дополнительное уважение.
— Уважение тебе? — спросил Гарри, пихнув его кулаком в плечо. Причард, разумеется, отбил, охотно ввязавшись в перепалку, ради которой они оба, впрочем, благоразумно переместились от уже булькающей кофеварки на середину комнаты.
А потом на них обрушился ледяной водопад, и когда они оба, отфыркиваясь и дрожа от холода, принялись сушить себя, вошедший Блейн поинтересовался:
— Я чему-то помешал?
— Разминка, шеф, — ответил Причард. — Завтракать с нами будете?
— Пожалуй, — Блейн придвинул своё кресло к столу Причарда. -Если повезёт, то мы можем успеть с «Пророком». Гарри, тебя там ждут два странных типа — это твои парламентёры?
— Угу, — Гарри досушил ботинки. — Что бы им сказать?
— Не знаю, — Блейн легко пожал плечами. -Ты же их привёл. Кофе можешь предложить, я думаю: мне кажется, здесь довольно много, — кивнул он на кофеварку. — А где мистер Кипер, кстати? — спросил он, и Гарри с Причардом, переглянувшись, побледнели.
Потому что книззла нигде видно не было, а они о нём… забыли.
Гарри ощутил холодок внутри и почувствовал, как бешено заколотилось его сердце. Если они как-то упустили книззла… Они с Причардом лихорадочно заоглядывались, вскочили… а потом Гарри посмотрел на спокойно и расслабленно сидящего в своём кресле Блейна и, покуда Причард, кажется, раздумывал над поисковым заклинанием, сказал с укором:
— Вы же знаете, где он!
— А вы нет, — засмеялся Блейн. И попенял не зло: — Так всё-таки нельзя. Внимательнее нужно быть. Он на и за шкафом. Там есть ниша… вон кончик хвоста торчит, — он указал на шкаф, над которым действительно виднелся даже не сам кончик, а буквально краешек нескольких чёрных волосков.
Гарри улыбнулся, а вот Причард на несколько секунд набычился, буравя Блейна гневным взглядом: всё-таки он терпеть не мог проигрывать. Впрочем, уже вернувшись за стол, Причард подобрел и успокоился, и хотя пару раз глядел на Блейна с возмущением, но это уже не было всерьёз.
Как только они принялись за еду, книззл задвигался — мелькнул длинный хвост — и, спрыгнув вниз, подошёл к столу и, усевшись неподалёку от Блейна, требовательно и громко сказал:
— Мяаау.
— У нас тут скромно, — отозвался Блейн, беря по кусочку сыра и мяса. — Но что есть, — он наклонился и положил их на пол рядом с книззлом. Тот обнюхал подношение и с удивительно снисходительным выражением принялся за мясо.
— Может, просто показать его им? — предложил Гарри, сделавший себе нечто вроде бутерброда. — И сказать, мол, вот, видите, всё с ним отлично.
— Да пускай сидят, — не то чтобы возразил, но и не согласился Блейн. — Они же не мешают. Пока что.
Подумав, Гарри всё-таки показывать мистера Кипера никому не стал, однако к парламентёрам вышел и принёс им кофе. И пообещал, что мистер Кипер очень скоро вернётся домой — и тут же услышал в ответ:
— А та баба? Что его схватила?
— Она его, вообще-то, принесла, — ответил Гарри. — Домой вернула. А вы на неё накинулись.
— Ни драккла она его не несла! — возмутился тот, что был помладше и повыше. И в плечах пошире. — Мы видели: она его достала из корзинки!
— А как ей было аппарировать с ним? — Гарри посмотрел на него как на придурка. — В обнимку? Чтобы он дёрнулся и расщепился? Он же не домашний котик!
— А где она его взяла? — спросил старший. Они были очень похожи друг на друга, эти парламентёры: крупные, дородные, кругло- и краснолицые мужчины лет от сорока и дальше. — А?
— А об этом вы узнаете чуть позже, — пообещал Гарри.
— Мы отсюда без мистера Кипера не уйдём, — уверенно сказал старший. — Вот так. Будем сидеть тут хоть целый год.
— Сидите, — кивнул им Гарри.
Они ведь и вправду не мешали. Сейчас, по крайней мере.
Меж тем в отделе краж мистер Кипер явно заскучал и, когда Гарри вернулся, спрыгнул на него со шкафа под смех Причарда и Блейна.
— Эй! — воскликнул Гарри, снимая книззла с плеч и возмущённо глядя в его суровую зеленоглазую морду. — Вы здесь в гостях, — сказал он строго. — Мы здесь хозяева. На нас здесь нападать нельзя.
Мистер Кипер смотрел на Гарри, не моргая — и вдруг задёргался, заизвивался и утробно взвыл. Гарри разжал пальцы, книззл с довольно громким стуком упал на пол и, встряхнувшись, тут же замолчал, а затем, с бесконечным презрением оглядев Гарри, направился к дожёвывающему своё сэндвич Блейку.
— Ему скучно, — сказал тот, кидая книззлу ещё маленький кусочек сыра. -Он хочет домой. Мы все хотим, чтобы он отправился домой, но ждём «Пророка» и надеемся.
— А если не успели? — спросил Гарри, возвращаясь к столу, на котором откуда-то взялось шоколадное печенье.
— Тогда вернём его всем авроратом, — Блейн кинул на пол ещё крохотный кусочек сыра и доел свой сэндвич. — Иначе нас там изобьют.
Мистер Кипер, поняв, что больше угощения не будет, вспрыгнул на стол Блейна, а с него — на шкаф, и исчез за ним так, что теперь и кончика хвоста не виднелось. В этот момент дверь открылась, и в отдел вошла хорошенькая, хотя и несколько вульгарного вида блондинка в маленьком красном платьице с выдающимся бюстом и длинными стройными ногами, заканчивающимися ярко-красными туфлями с какими-то бесконечными шпильками.
— О, привет, Гарри, — сказала она удивлённо голосом Марвуд. — А ты чего тут?
— Как это чего? — удивился Блейн, пока Гарри с восхищением рассматривал Марвуд, понимая, что она преобразилась точно безо всякой оборотки. — Мистер Поттер является представителем отдела особо тяжких, командированным к нам для поиска мистера Кипера.
— Так восьми же даже нет, — Марвуд бросила на один из столов свою крохотную сумочку, села в кресло и сбросила с ног туфли. — М-м-м-м-м, — протянула она, вытягивая ноги и шевеля пальцами. — Как же хорошо… Ой, это же он! — воскликнула она, глядя на шкаф, с которого теперь свешивалась голова книззла. — Мистер Кипер! Вы его нашли!
— Не мы, на самом деле, — признался Блейн. — Но в отчёте мы напишем, разумеется, не так. У тебя, случайно, нет какой-нибудь пригодной для его угощения еды?
— Есть, — она схватила сумочку и вытащила из неё длинную тонкую колбаску, и по комнате разлился аромат копчёного мяса. — Я же там всю ночь торчала — есть хотелось… я взяла с собой, но всё не съела. Мистер Кипер, будете? — спросила она, разламывая колбаску пополам и левитируя половинку на шкаф. Мелькнула лапа, и книззл с колбаской скрылись. — Хотите? — спросила она остальных, доставая ещё несколько колбасок. — У меня тут много. Сыр и вяленое мясо я доела, а они остались.
— Хотим! — заявил Причард. — У нас кофе есть, ты будешь?
— Да! — она опять пошевелила пальцами ног и откинулась на спинку кресла.
— Толк-то был? — осведомился Блейн, и Марвуд вздохнула:
— Не особо. Я после расскажу — дай передохнуть, — попросила она шутливо, но Гарри подозревал, что всё дело в нём: дружба дружбой, но обсуждать дела при посторонних, и особенно коллегах из других отделов здесь считалось не совсем приличным.
— В восемь «Пророк» выйдет, — сказал Блейн. — Нам должны доставить.
— А зачем? — Марвуд потянулась и, поправив свою внушительную грудь, встала — как была, босой. — Извините, мальчики, я переоденусь, — заявила она, наколдовывая непрозрачную завесу вокруг своего стола. -Так зачем нам «Пророк»? — снова спросила она.
— Мы сочинили новость про возвращение мистера Кипера, — ответил Блейн. — И хотим об этом почитать.
— Вы не расскажете? — спросила она, и он, переглянувшись с Причардом и Гарри, рассказал. — Котят уже, конечно, разобрали? — спросила Марвуд, когда он закончил, и развеяла занавеску. В ней не осталось ничего от той вульгарной красотки, что вошла в комнату четверть часа назад, и о которой напоминал лишь лежащий на столе белый парик. — На пять помётов вперёд?
— Пока нет, — заверил её Блейн. — Вы решили книззла завести?
— От мистера Кипера? Да! Мы так решим! — заявила она и рассмеялась.
Марвуд была замужем, и её сын уже учился в школе — подробностей Гарри не знал, но по разговорам понимал, что тот уже не первокурсник. Он только не понимал, когда она успела его родить — ну, или сколько же ей лет. Не в Академии же она была беременной?
И тут наконец в дверь постучали: дежурный принёс свежий номер «Пророка». Блейн развернул его — и издал победный клич, демонстрируя всем небольшой, в четверть страницы, вкладыш, на котором красовалась колдография мистера Кипера, а заголовок гласил: «Найден!»
— Успели! — Блейн хлопнул в ладоши. — Читайте, — он сунул вкладыш Причарду и Гарри, — и пойдём к вашим парламентёрам. Пора заканчивать эту историю… да, мистер Кипер? — позвал он — а Гарри вчитывался в короткую заметку, предваряющее интервью Денниса. «Таинственное исчезновение знаменитого мистера Кипера оказалось следствием не преступления, а тайной страсти, — писал, во-видимому, Криви. — Как удалось выяснить нашей редакции, мистера Кипера никто не похищал — он сам временно покинул свой любимый переулок, отправившись вслед за как две капли на него похожей дамой сердца в далёкое и непростое путешествие. Но что такое сотня миль для любящего сердца? И вот не прошло и пары дней, как влюблённые сердца соединились — и кто знает, сколько продолжалась бы свидание, если бы владелица прекрасной дамы, прочитавшая нашу недавнюю статью. Как ни жаль ей было разлучать влюблённых, она дождалась, когда самая горячая пора у влюблённых закончилась и благородно решила вернуть мистер Кипера домой. Мы искренне считаем, что эта прекрасная женщина заслуживает обещанной нашей редакцией награды и публикуем небольшое интервью с ней.»
Интервью и вправду было небольшим и не слишком интересным, по сути, повторяя то, что уже было сказано в заметке. Но это на взгляд Гарри — а обитатели Лютного могли воспринять его иначе. К тому же, большую часть вкладыша занимали две колдографии мистера Кипера — по одной с каждой стороны: на одной красовалась только снятая крупным планом морда, а вот на второй мистер Кипер сидел со словно бы приветственно поднятой передней левой лапой. Когда Деннис только успел его так щёлкнуть?
— Протестируем на твоих парламентёрах, — решил Блейн. -Должно сработать, я надеюсь… но вознаграждение пускай вручают анонимно. Пошли, — он махнул Гарри рукой.
Парламентёры так и сидели в коридоре — правда, чашек, в которых Гарри принёс им кофе, он в их руках не увидел, но вопросов задавать не стал. Не стоила пара дешёвых чашек возможного скандала, решил он.
— Доброе утро, господа, — Блейн остановился перед ними и протянул им вкладыш. — Вот, собственно, и вся история.
— Чего это? — спросил тот, что был помладше. — Чего вы тут намалевали?
— Обижаете, — Блейн отдал им и номер «Пророка». — Это вкладыш в сегодняшний выпуск.
— Чего это вкладыш? — недоверчиво спросил младший и сощурился.
— Так важная же новость, — серьёзно ответил Блейн. — Так иногда делают. Вспомните — когда-то делали такие вкладыши с информацией по беглых Пожирателях.
— Хм, — недоверчиво проговорил младший из парламентёров и посмотрел на старшего.
— Что, прям сто миль? — спросил тот, уже успевший прочитать заметку.
— Около того, — кивнул Блейн. — В принципе, за сутки-полтора книззл вполне способен преодолеть такое расстояние.
— Ясное дело, способен! — воскликнул младший с гордостью. — Вы нам когда его вернёте?
— Сейчас все вместе и пойдём, — заверил его Блейн. — А вы накинулись на женщину, — добавил он с укором.
— А чего она по ночам шастает? — насупился младший. -Пришла бы днём как к людям, объяснилась…
— И вы бы стали её слушать? — с упрёком спросил Блейн. — Она — обычная волшебница, уже немолодая — а тут Лютный. Она просто побоялась. Она же ведь не ради вознаграждения его вернуть хотела, а потому что понимала, как вы все волнуетесь. Но побоялась.
— Побоялась днём и пришла ночью? — удивился старший. — Ну и дура.
— Зато с добрым сердцем, — улыбнулся Блейн. — Не всем же ведь быть умными.
— Ну это да, — согласились с ним парламентёры и поднялись.
— Ну так это… что, идём? — деловито осведомился младший.
— Только мистера Кипера захватим, — пообещал Блейн.
Газету с вкладышем он им оставил, а вот Гарри с Причардом забрал — и уже в отделе, поставив на пол большую плетёную корзину, предупредил:
— Наша цель — убедить всех в доброй воле спасительнице книззла, но не назвать им её имя. Пусть сами выясняют — но не через нас. Говорить любезно, с юмором и нежностью.
— Нежностью? — Причард вскинул одну бровь, и Гарри тут же вспомнил Снейпа. У них там на Слизерине учат, что ли, этому?
— И благодушием, — подтвердил Блейн.
— Можно мне тоже пойти? — спросила Марвуд. — Может быть, вид женщины их несколько расслабит.
— Если бы ты не переоделась… — вздохнул Блейн. — А так…
— Не хочу перетягивать внимание на себя, — скромно ответила она. — Ты же у нас шеф.
— Идём, — махнул он ей рукой. — Мне кажется, хуже не должно быть. Мистер Кипер, — он с поклоном указал на корзину сидящему на его столе книззлу. — Прошу вас. Мы доставим вас домой.
Книззл потянулся, приподняв сначала круп, затем потянулся снова, поднялся на лапы и, с громким стуком спрыгнув на пол, прошествовал в корзине и устроился в ней, важно выглядывая оттуда.
— Мы отправляемся, — Блейн поднял корзину, и мистер Кипер коротко и солидно мяукнул.
Второе возвращение мистера Кипера прошло почти что так же бурно, как и первое — разве что теперь никого не стали бить. Но за мистера Кипера Гарри волновался: на него накинулись с такой радостью и таким энтузиазмом, что тому оставалось надеяться лишь на остроту своих когтей и зубов да умение выкручиваться из держащих его рук. Спасибо аврорам никто, конечно, не сказал, но им это и не требовалось: Блейн очень постарался закрепить в сознании здешних обитателей мысль о благородно возвращавшей книззла женщине и, похоже, преуспел — во всяком случае, агрессии в восклицаниях толпы Гарри не услышал. Ретировались авроры тихо, и на сей раз никто на них внимания не обратил: все были заняты вернувшимся в родные пенаты книззлом.
— Всё, — заявил Блейн, когда они вернулись в министерство. — Я надеюсь, эта история закончена. Ты сам отчёт напишешь, или в моём распишешься? — спросил он Гарри, и тот с благодарностью сказал:
— Конечно, в вашем!
— Конечно, — передразнил его Блейн. — Тогда зайди к вечеру — ты, кстати, как сегодня? Пойдёшь?
— Куда? — Гарри даже растерялся. Мерлин, о чём он опять забыл?
— На болота, — засмеялся Блейн. — Или не решил ещё?
— На болота? — Гарри чувствовал себя тупым.
— Ничего, — махнул рукою Блейн. — Не бери в голову. Загляни вечером расписаться, — напомнил он — и ушёл к себе в отдел в сопровождение Марвуд и Причарда, оставив Гарри озадаченно стоять посередине коридора. Что же имел в виду Блейн? Болота? Но у Гарри не было дежурства в эту ночь, он это точно помнил… покер! Похоже, Блейн был одной из тех кандидатур, о которых размышлял Лестрейндж. Видимо, идти придётся…
Настроение у Гарри вмиг упало, и к себе в отдел он вернулся мрачным. Его вид, похоже, обманул коллег, и Лестрейндж, оторвавшись от какого-то журнала, поинтересовался:
— Что пошло не так? «Пророк» соврал?
— Что? — переспросил Гарри.
— Про мистера Кипера, — вмешался Праудфут. — У тебя похоронный вид.
— Да нет, с ним всё хорошо, — ответил Гарри. — Всё как написали. Я нормально… просто думаю.
— Тебе там письмо, — Лестрейндж указал на стол Гарри. — По-моему, из Ирландии.
Гарри буквально подбежал к столу и, схватив конверт с гербом Ирландии, разорвал его. Это должен, это просто обязан был быть ответ на его запрос по Беннету! Гарри вытащил пергамент — текст был совсем коротким, и Гарри успел расстроиться до того, как прочитал: «В ответ на ваш запрос по поводу местонахождения мистера Эндрю Беннета сообщаем вам, что он проживает на территории Ирландии, однако не желает сообщать кому-либо своё местонахождение. Поскольку ваш запрос не связан с обвинением мистера Беннета в каком-либо правонарушении, мы уважаем его волю и удовлетворить ваш запрос не можем.»
Гарри дважды перечитал письмо и нервно рассмеялся. Он так ждал этого ответа — что ж, он получил его. И понял, какой он невероятный, просто фантастический придурок. Редкий, даже уникальный идиот.
— Что там? — спросил Лестрейндж, и Гарри, продолжая нервно посмеиваться, просто отлевитировал ему письмо и, дождавшись, когда он прочтёт, сказал:
— Я идиот.
— Да? — спросил Лестрейндж с некоторым удивлением. — Почему же?
— Потому что первое, что мне нужно было сделать — просто отправить Эндрю Беннету сову! — ответил Гарри. — А ещё лучше — предложить сделать это Мюррею.
— Птицу жалко, — осуждающе заметил Праудфут. — А если бы он обнаружился в Австралии? Она могла не долететь!
— Согласен: птицу жалко, да, — поддержал его Лестрейндж. — Писать наобум… конечно, можно было, но не в этой ситуации. Не стоит так себя корить.
— Хотя вообще это было бы разумно, — заметил Долиш, и Гарри воскликнул:
— Вот! Хотя бы вы со мной согласны!
— Не всем же быть такими… последовательными, — съязвил Праудфут. — Гарри, честно: я не написал бы.
— А я не знаю, — признался Лестрейндж. — Не уверен, что сообразил бы. Да и птицу, правда, жалко.
Гарри их слова, конечно, несколько утешили, и всё же он был в себе здорово разочарован. Впрочем, пострадать он мог и после, а сейчас надо было решить, как действовать.
— И что теперь? — спросил он. — Беннет в самом деле имеет право с нами… и вообще ни с кем не общаться, но мне же нужно выяснить, он ли это!
— Сходи к Гавейну, — посоветовал Лестрейндж. — Пусть он по своим каналам поспособствует. Дело закрыть нужно — и понадобятся колдографии. Они должны быть в его личном деле — пускай сверят.
Робардса Гарри пришлось ждать довольно долго, и пока он украшал собой его приёмную, он раздумывал о том, стоит ли делиться новостью с Мюрреем и предлагать ему написать письмо Беннету. Если они были с ним друзьями, шансов, что тот ответит, было куда больше, чем если ему, например, напишет Гарри — но, с другой стороны, у Беннета и вправду было право ни с кем из его прошлой жизни не общаться. Но и Мюррей имел право знать, что стало с его другом — особенно сейчас, когда он, в сущности, лишился всей своей семьи.
Всё это Гарри и выложил Робардсу, положив перед ним ответ ирландцев и колдографию из дела Беннета. И спросил:
— Вы можете помочь?
— Попросить наших ирландских коллег опознать его? Могу, — Робардс придвинул колдографию к себе. — В остальном не знаю, что сказать тебе. Я с тобой согласен, и Беннет, и Мюррей имеют право. Но право Беннета, я думаю, в приоритете. Могу предложить своё решение, — он вопросительно взглянул на Гарри, и тот закивал:
— Пожалуйста!
— Я полагаю, можно попросить коллег отдать ему письмо -к примеру, от тебя. Изложи там всё, что сочтёшь нужным — а он пусть решает сам. Напиши про Мюррея… то, что сочтёшь корректным. Это всё, что я могу тебе предложить.
— Отлично, — повеселел Гарри. — Спасибо. Я напишу сейчас и принесу.
— Отдай секретарю, — ответил Робардс. — Запечатай только, но имя на конверте не пиши. И всё, иди — работы много, время утекает, — он указал на часы, на которых было уже почти одиннадцать. — Ты как сегодня, с нами? — спросил он, когда Гарри уже почти подошёл к двери.
— Не знаю, — Гарри подавил недовольство. — Я ещё не знаю.
— А, ну думай, — согласился Робардс.
Видимо, они все от него не отстанут, думал Гарри, сочиняя письмо Беннету. Нет, никто его не вынудит, конечно, но как они все будут завтра… ладно — в понедельник на него смотреть? Как на кого? Ну верно — как на труса, потому что никаких других резонов не ходить у Гарри не было. Вряд ли его нежелание чему-либо учиться у Мальсибера или просто демонстрировать ему свою несостоятельность пусть даже в покере будет ими признана достойной причиной «упускать возможность» — и хотя они ему не скажут, Гарри был уверен, даже слова, уважать его станут чуть меньше. Ну, или не меньше, но всё равно станут посмеиваться.
В итоге Гарри всё-таки решил пойти на покер, о чём и сообщил в обед Лестрейнджу. Тот кивнул, и в шесть вечера отпустил Гарри домой — переодеться, попросив выбрать «что-нибудь простое и элегантное — например, рубашку и пиджак, или можно мантию» и поставив этой задачей Гарри в некоторый тупик: как простое может быть одновременно элегантным? Джинни спрашивать ему было неловко — прежде всего потому что ему не хотелось ей рассказывать заранее о том, как он собирается провести вечер — а Гермиона… её представления об элегантности категорически не совпадали с его собственными. В итоге он, промучившись перед открытым шкафом минут десять, просто выбрал брюки и светлую рубашку, решив, что Мальсибер точно не стоит всех этих мучений.
В кабинет к Робардсу, где собирались все игроки, Гарри пришёл ровно в полседьмого. Кроме Робардса, в кабинете обнаружился ещё Дабхглас Блейн и, совершенно неожиданно, Сандра Фоссет. На ней было шёлковое платье на тоненьких бретельках, то ли чёрное, то ли тёмно-синее, и серебристый газовый шарф. Выглядела она сногсшибательно, и Гарри уставился на неё во все глаза.
— Я тоже хочу учиться, — заявила Фоссет, и Гарри стало вдруг легко, и все его нервозность и недовольство испарились. — А то все умеют, даже Грэм, а я только правила и знаю.
Причард играет в покер? Гарри этого не знал; что-то внутри него ревниво подняло голову, и он ощутил азарт. Ну уж если он играет, то и Гарри сможет — в конце концов, добавил он ехидно про себя, раз уж они все решили, что он должен стать главным аврором, можно посмотреть на это как на обучение. Мало, что ли, у них было неприятных курсов? И преподавателей?
В дверь негромко постучали, и в кабинет вошёл Лестрейндж с сумкой на плече… в сопровождении Эйвери.
— Все в сборе, — сказал Робардс. — Вы, по-моему, незнакомы, — предположил он и представил: — Маркус Эйвери, наш поднадзорный, бывший пожиратель смерти. Сандра Фоссет, младший аврор, Дабхглас Блейн, старший аврор. Выдвигаемся, — велел он, и они отправились на болота.
Мальсибер очевидно ждал их. Кровать исчезла, а её место занял овальный стол со стульями вокруг и пара небольших столиков с закусками, бокалами и графинами с водой. Увидев Эйвери, Мальсибер ахнул и, почти подбежав к нему, прижал к себе и обнял:
— Эйв! — и замер так на пару секунд. — Спасибо! — он поднял голову и посмотрел на Лестрейнджа, сияя, и тот, к удивлению Гарри, благодарность принял, кивнув:
— Пожалуйста. Твоё, — он бросил Мальсиберу кожаный мешочек, который тот с ловкостью поймал, а затем достал из сумки несколько бутылок и поставил их на столики с закусками.
— Спасибо, что пришли, — проговорил Мальсибер учтиво, отпустив смутившегося, но тоже очень радостного Эйвери. — Надеюсь, вечер будет приятным.
— И полезным, — сказала Сандра. — Я не умею играть, но надеюсь научиться.
— Выбирайте учителя, — улыбнулся ей Мальсибер, и она тут же ответила вопросом, очаровательно ему улыбнувшись:
— Можно вас?
Мальсибер поклонился, тоже улыбнувшись:
— Почту за честь. Прошу, располагайтесь, — он сделал приглашающий жест.
— Я думаю, учителями можно будет меняться, — полувопросительно проговорил Лестрейндж, и Мальсибер кивнул:
— Конечно. Это самое разумное.
— Я выбираю вас, — сказал Лестрейнджу Гарри, и Сандра приветственно помахала ему.
— Играем честно, — сказал Мальсибер. — Я обещаю не использовать ни легиллименцию, ни чем-либо похожее. Никакого волшебства, только обычное наблюдение и подсчёт.
— Я тоже обещаю, — кивнул Лестрейндж.
— И я, — поддержал Блейн, а Робардс просто кивнул.
Они расселись: Эйвери напротив Мальсибера, Лестрейндж сел напротив Робардса. Последний и спросил:
— Что с нашими учениками делать? Надо их как-то закрыть от остальных.
— Если вы позволите, — слегка смущаясь, предложил Эйвери, — я знаю одно заклинание… оно сделает лица… как бы это сказать… неуловимыми. И ничего нельзя будет различить.
— Научишь? — спросил Лестрейндж, и Эйвери кивнул:
— Конечно! Оно несложное — я его слегка модифицировал, чтобы не было слишком заметным.
— Ну, потом, — благодушно проговорил Лестрейндж и кивнул Эйвери. — Давайте начинать уже, — он положил на стол запечатанную колоду карт и попросил: — Мисс Фоссет, сдайте, пожалуйста.
— Одну секунду, — Эйвери взял палочку и указал ей сначала на лицо Фоссет — и оно… нет, не поплыло, но сделалось таким… совсем неинтересным и как будто не совсем её. Нет, черты легко угадывались, но, не знай Гарри точно, что это она и встреть её, допустим, в коридоре, он, скорее, решил бы, что это кто-то очень на неё похожий и задумчивый. Затем он указал на Гарри, и тот ощутил прохладное прикосновение к лицу — словно на него подул влажный свежий ветер. — Можно сделать так, — добавил Эйвери, — чтобы, например, учителя нормально видели своих учеников, — предложил он полувопросительно, и Лестрейндж с уважением кивнул:
— О, это было бы удобно.
— Я покажу потом, конечно, как это делается, — пообещал Эйвери, и к Гарри закралось подозрение, что тот здесь вовсе не только для того, чтобы порадовать Мальсибера. Уж слишком полезным им, аврорам, было это заклинание.
Лица Гарри вновь коснулась волна воздуха, теплее прежней, в носу немного защипало — и через секунду всё прошло.
— Любопытно, — заметил Лестрейндж. — Твоя разработка?
— Да ну какая разработка, — порозовел Эйвери. — Так, мы в школе баловались…
В школе? Эйвери придумал это в школе? Гарри недоверчиво посмотрел на этого мягкого, чуть полноватого мужчину с забавной копной мелко вьющихся волос, абсолютно не производящего впечатление интеллектуала. Гарри, конечно, помнил, что рассказывали ему об Эйвери, однако его внешний вид настолько противоречил этим рассказам, что приходилось постоянно напоминать себе о том, что он обманчив.
— А так можно подменить одно лицо другим? — спросил Робардс, и Эйвери кивнул:
— Конечно, можно. Это, правда, будет не совсем настоящая иллюзия — это же не оборотное и не трансфигурация — но если человека знать не очень близко, то выглядит очень похоже. Я вам покажу потом, хотите? — предложил он, и Робардс кивнул:
— Да, спасибо.
— Ну, играем, — нетерпеливо проговорил Лестрейндж. — Сандра, сдайте, пожалуйста.
Фоссет распечатала колоду и, перетасовав — на взгляд Гарри, вполне профессионально — карты, ловко метнула первые две Робардсу.
Игра началась.
Правила и иерархию карт Гарри запомнил быстро — но в чём прелесть игры, понял далеко не сразу. Поначалу это выглядело весьма бессмысленно: всё, казалось бы, зависело от простой удачи. Что тебе пришло — то и пришло, и ты можешь поменять карты, конечно, однако же и тут как сложится. И только к середине вечера он начал понимать, почему Лестрейндж так настойчиво советовал ему овладеть искусством покера.
Дело было, в общем-то, не в картах.
Это была война нервов и стратегий — и выигрывали в ней отнюдь не только благодаря удаче, хотя без неё, конечно, обойтись было нельзя. Нет — здесь важно было понимать… или даже ощущать противника, и, конечно, считать карты — это у Гарри пока получалось плохо.
А вот наблюдать за игроками Гарри очень понравилось. Поначалу, впрочем, он не видел ничего, кроме любезных лиц и точных жестов, но со временем стал замечать, как Блейн чуть поглаживает иногда край карт безымянным пальцем той руки, в которой держит их, или как Эйвери время от времени слегка сжимает губы. Как Робардс время от времени оглядывает стол, будто ищет что-то на нём взглядом, как Лестрейндж порой поглядывает на других игроков. И только Мальсибер просто буквально лучился счастьем, за которым невозможно было различить что-либо ещё. Кажется, он абсолютно наслаждался самим процессом игры, совершенно не обращая внимания на результат — Гарри так и не удалось увидеть разницы в его реакции на выигрыш и проигрыш. Он довольно часто шептал что-то не слышное другим Фоссет, и она кивала — но это, кажется, совсем не помогало их противникам.
Впрочем, нельзя сказать, чтобы игроки были сосредоточенны именно на игре. Нет — они пили вино и ели крохотные сэндвичи, печенье, фрукты, сыр, они шутили и рассказывали забавные истории, в основном, из школьной жизни. И если бы Гарри не знал, как, по крайней мере, Робардс с Лестрейнджем относятся к Мальсиберу на самом деле, он никогда бы не подумал, что за столом собрались отнюдь не старые и добрые друзья.
— Не хочешь сменить наставника? — спросил в какой-то момент Лестрейндж, и Гарри пересел к Робардсу, а Фоссет — к Эйвери. Гарри отметил себе после обдумать, а может, даже и спросить её, почему она и во второй раз выбрала учителем бывшего Пожирателя, но, в целом, ему было не до этого: Робардс играл совсем непохоже на Лестрейнджа, и Гарри очень старался сформулировать для себя и запомнить эту разницу в подходах.
Через час они сместились снова, и на сей раз Гарри выбрал Эйвери, а Фоссет села к Робардсу. Гарри совершенно иррационально не хотелось сидеть возле Мальсибера, но дело явно шло к тому, и Гарри просто оттягивал этот момент так долго, как мог. Манера игры Эйвери Гарри очень удивила: вопреки внешности и манере поведения, играл тот довольно… Гарри долго подыскивал определение, и выбрал «рассудительно». Однако ему отчаянно не везло с картами — Гарри даже вспомнил, что Фоссет, в отличие от остальных, не обещала магией не пользоваться, потому что ну не может же быть так, чтобы раз от раза к Эйвери приходили, например, тройка бубей, пятёрка пик, шестёрка пик, восьмёрка треф и валет червей. И это ещё не самое плохое… И ведь от новых карт лакуны и не думали закрыться! Эйвери это не то чтобы расстраивало, но он слегка вздыхал и, разводя руками на очередной проигрыш, говорил:
— Да я не против, правда.
Расстроенным или разозлённым он не выглядел, и Гарри спросил его в какой-то момент:
— Вам часто не везёт?
— Да нет, — ответил он. — Как раз наоборот обычно… но так бывает, — он улыбнулся. — Это всё не важно — мы же сейчас просто играем и ставим просто золото.
Значит, бывает не «просто», отметил себе Гарри и решил позже расспросить Лестрейнджа.
Наконец, в одиннадцатом часу вечера Гарри пересел к Мальсиберу, а Фоссет — к Лестрейнджу. Похоже, Фоссет нравилась её роль крупье, и она метала карты с такой точностью, что они ложились почти ровным веером перед каждым игроком. Мальсибер играл легко и весьма рисково: несколько раз он даже сбрасывал все карты, и далеко не всегда получал на руки лучшие. И всё же он был в плюсе — не самом большом, но Гарри видел, как горка золота возле него пусть медленно, но всё-таки росла и, кажется, по большей мере за счёт Эйвери.
Без четверти полночь они закончили очередную игру, и Мальсибер с явным сожалением сказал:
— Мне сложно передать, насколько мне не хочется заканчивать, но я вынужден уйти.
— Тебе решать, — переглянувшись с остальными, сказал Лестрейндж. — Мы не торопимся и можем, если хочешь, подождать.
— Да? — радостно спросил Мальсибер, и Лестрейндж пожал плечами:
— Почему нет? Я подумал, может быть, можно дать шанс нашим ученикам?
— Но ставку снизить, — подхватил Робардс.
Фоссет радостно закивала, и Гарри оставалось только поддержать её, хотя он вовсе не был уверен, что готов.
— Конечно, снизить, — поддержал Мальсибер. — Кнат — и хватит. Мне нужно минут двадцать, — он легко поднялся. — И чай потом — я всё принесу.
— Я займусь, — отмахнулся Лестрейндж, а Робардс встал:
— Я отпустил на этот вечер дежурных, так что мы с Сандрой вас проводим.
— Да давайте я, — вызвался Блейн. — Там сыро — зачем даме туфли портить.
Они ушли втроём. Фоссет тоже куда-то убежала, да и остальные разошлись — природа давно звала Гарри прерваться на туалет, и, похоже, не его одного.
Решив эту проблему, Гарри вымыл руки и, умывшись, вгляделся в своё отражение в зеркале. То ли он, умывшись, смыл заклятье, то ли оно на него не действовало, но Гарри увидел в зеркале всё то же, что обычно — просто самого себя. Он так постоял немного, а затем вернулся в зал. Где подошёл к столу и сделал себе большой неаккуратный бутерброд с ростбифом, беконом, сыром и листом салата сверху. И сжевал его, неэстетично откусывая большие сочные куски и вытирая с подбородка то ли сок, то ли жир от бекона.
— Сбрасываешь светскую личину? — услышал он голос Лестрейнджа.
— Да! — ответил Гарри, поворачиваясь и бесстыдно утирая подбородок краем ладони.
— Эйвери тебя бы понял, — заметил Лестрейндж. Сам он выглядел отлично, и Гарри сказал то, что крутилось у него на языке весь вечер:
— Вы все четверо со стороны выглядите старыми и добрыми приятелями.
— В этом и была идея, — согласился Лестрейндж. — Сегодня передышка. И она должна быть настоящей. Роберт бы не смог, и Карберт, но я… циничнее, пожалуй. Я считаю, мы должны восполнить то, что отобрали по незнанию, но я это говорил уже. И потом, хороший покер есть хороший покер, — улыбнулся он и, взяв рукой с блюда куриную ножку, просто вгрызся в неё зубами.
К возвращению Мальсибера, Робардса и Блейна Лестрейндж сервировал на одном из столиков чай с печеньем, кексом — или это был пирог? — и сэндвичами, которые с невероятной скоростью соорудила Фоссет, владеющая, как оказалось, кулинарными чарами ничуть не хуже Молли Уизли. Может быть, не всеми, но уж точно теми, с помощью которых создавали сэндвичи.
— Говорят, — сказала она, — что сэндвичи вообще придумали как раз для покера — чтобы рук не пачкать.
— Научишь? — шепнул Гарри, и она, прищурившись, ответила:
— Если сегодня обыграешь меня, я подумаю.
Что ж, это был отличный стимул, и Гарри решил по крайней мере попытаться.
Когда они все расселись, Лестрейндж взял колоду, но прежде чем начать сдавать сказал:
— Я предлагаю отступить от строгого правила наличности. Мы не рассчитывали на такую ставку, и достаточного количества кнатов ни у кого из нас нет.
— Наколдуем муляжи? — тут же предложил Мальсибер. — Деревянные. А после обналичим.
— Наколдуй, — согласился Лестрейндж, и Мальсибер, оглядевшись, вдруг хитро заулыбался и указал палочкой на кресло у окна, а вернее, на лежащий на нём плед. Несколько движений палочкой — и на нём возникла горка маленьких монеток, издали неотличимых от настоящих.
— Медь, — сказал Мальсибер, левитируя монетки в центр стола. — Для полноты сходства. Но если приглядеться, они вовсе не похожи, — добавил он, указывая палочкой на монетки и разделяя их на шесть равных кучек.
— В чём-в чём, а в фальшивомонетничестве тебя обвинить нельзя, — улыбнулся Лестрейндж, беря одну из монеток из придвинутой к нему кучки и разглядывая её. — Это точно не латынь, а это — не олень.
— Да и медь не бронза, — заметил Блейн. — А хорошая работа, — он с некоторым уважением кивнул Мальсиберу, и тот шутливо ему поклонился.
Гарри тоже взял монетку. Она и вправду напоминала кнат — вот только надпись «один кнат» была не на латыни, а на английском, а вместо оленя в центре была изображена лягушка.
— А почему лягушка? — задала тот вопрос Фоссет, что хотел бы задать Гарри.
— Первое, что в голову пришло, — сказал Мальсибер. — Их тут много — они иногда вопят и будят по утрам. Но мне нравится, — добавил он, раскладывая свои монетки стопками. — Начнём?
Гарри знал, конечно же, что проиграет, но никак не ожидал, что окажется почти последним — больше него проиграл лишь Эйвери. Но тому вообще фатально не везло, Гарри же и карты, вроде, приходили неплохие, и всё равно в итоге он проигрывал — раз за разом. Даже Сандра оказалась более успешна — они с Робардсом, как говорится, вышли почти в ноль, и даже выиграли по несколько монеток. Больше всех выиграл Лестрейндж — собственно, именно он и оказался в выигрыше; у Блейна монеток было вполовину меньше, чем у него, рядом же с Мальсибером виднелось только три небольших столбика монеток.
— Поздравляю, — сказал Мальсибер раскрасневшуюся Фоссет, шутливо поклонившись ей. — Я чувствую в вас мастера.
— В этом ему можно верить, — заверил её Лестрейндж. — И я с ним согласен.
— Через год проверим, — засмеялась Фоссет, забирая свои монетки.
— Вот за этим и нужны настоящие деньги, — сказал Мальсибер и спросил у неё: — Сколько там?
Сандра быстро посчитала:
— Восемнадцать.
— Предлагаю поменяться, — сказал он. — Я дам вам сикль — у меня нет монеты мельче — а вы завтра мне вернёте разницу.
— Зачем? — спросила она.
— Счастливая монета, — вмешался Лестрейндж. — Первый выигрыш хранят обычно — на удачу и на будущий.
— Хочешь — уступлю тебе, — тут же предложил ему Мальсибер.
Лестрейндж, хитро поглядев на Фоссет, отозвался:
— Как решит мисс Фоссет. Выбирайте одного из нас — монета должна принадлежать победителю.
— Тогда тебе, — уверенно сказал Мальсибер, указывая на монетки Лестрейнджа.
— Тогда вас, — подтвердила Фоссет.
Лестрейндж вынул из кармана тёмно-синий бархатный кошель, порылся в нём и протянул ей серебряный кружочек — сикль.
— Вы должны мне одиннадцать кнатов, — сказал он, и она кивнула:
— Это всего на несколько часов. Вы получите их не позднее девяти утра.
Они все, не сговариваясь, посмотрели на стоящие на комоде у окна часы, на которых было уже почти два часа ночи, и Робардс сказал:
— Вечер был отличный, но я бы предложил его закончить.
— Да, пожалуй, — согласился Лестрейндж. — Всем спасибо за игру, — он поднялся. — Предлагаю повторить… может быть, через неделю? — спросил он, обводя всех взглядом.
— На меня можешь не смотреть, — заявил Мальсибер. Он выглядел довольным и, в то же время, несколько расстроенным — ему, похоже, не хотелось, чтобы всё заканчивалось. — Я всегда здесь и всегда за.
— Можно, — согласился Блейн. -Я давненько не играл.
— Я, в целом, тоже не против, — поддержал их Робардс. — Если время будет, поиграем. Мистер Эйвери, — обратился он к нему, и тот торопливо встал. — Если хотите, вы можете переночевать здесь — вас завтра утром заберут.
— Я зайду, да, — кивнул Лестрейндж, пока просиявший Эйвери кивал и говорил:
— Спасибо, да! Конечно!
— Спасибо! — повторил не менее радостный Мальсибер, и Робардс, кивнув им обоим, сказал Лестрейнджу:
— Ну, договоритесь.
— Я зайду в одиннадцать, — сказал Лестрейндж и пояснил полушутливо: — Дайте выспаться!
Они вышли вместе, впятером — и остановились, отойдя подальше от палатки.
— Я бы повторил через неделю, — серьёзно сказал Лестрейндж. — Мне кажется, у нас получилось, но не думаю, что этого достаточно.
— Повторим, если на нас ничего не свалится, — пообещал Робардс. — Да, пожалуй, вышло хорошо. Ты даже при деньгах, — он улыбнулся, и Лестрейндж пообещал:
— Всё будет в понедельник.
— Всё, домой, — приказал Робардс — и первым аппарировал.
Дома Гарри ждали тишина и спящие в обнимку Джинни с Джеймсом — и он тихонько скользнул к ним и уснул, прижимаясь к её тёплой спине и предвкушая грядущие выходные. Целых два.
Как ни странно, его предвкушения оправдались, и никто его никуда не вызвал и даже ничего не написал, и они с Джинни провели два прекрасных дня на море, ловя последнее, похоже, в этом году неожиданное тепло, и вернулись в Лондон лишь воскресным вечером. И даже планёрка в понедельник прошла буднично-спокойно — неужели все напасти кончились, думал Гарри, возвращаясь вместе с коллегами в отдел, и им предстоят спокойные… может быть, даже недели? Нет, конечно, кто-нибудь кого-нибудь убьёт, но ведь на то у них и отдел особо тяжких преступлений, верно?
— А ты чего сидишь? — спросил Гарри Лестрейндж минут через сорок после того, как они вернулись. — Заняться нечем?
— Нечем, — признался Гарри.
— Кто-то обещал вернуть камины, — задумчиво проговорил Лестрейндж. — Я точно помню.
— Да, камины! — вскинулся и Праудфут. — Гарри, займись!
— Да я с радостью, — ответил тот. — А как? С чего начать?
— С архива, — Лестрейндж взял бланк запроса и переправил к Гарри. — Нужно найти тот приказ, которым они были закрыты, и запустить процедуру аннулирования. Заполни — я завизирую, и пойдёшь искать. Я говорил с Гавейном, он — с другими… нас поддержат все. Конечно, кроме транспортников, но они на сей раз в явном меньшинстве.
Вот это дело Гарри нравилось! Никогда ещё он не рылся в архиве с таким энтузиазмом — и никогда ещё он не видел такого количества приказов и указов, а также распоряжений, циркуляров и внутренних инструкций! Кажется, при Тикнессе пытались регулировать вообще всё: Гарри даже наткнулся на внутреннюю инструкцию для сотрудников международного отдела о возможных и желательных, а также нежелательных «общего облика и отдельных элементов внешнего вида штатного сотрудника».
Точную дату их с Роном и Гермионой визита в министерство Гарри, разумеется, не помнил — только месяц, и поэтому он проверял все бумаги с сентября. На нужный ему документ он наткнулся через три часа — тот был издан в самом конце месяца и являлся даже не приказом, а… инструкцией о временном порядке пользования каминами!
Временном!
Назад Гарри почти бежал и, ворвавшись в отдел с бумагами в руках, с порога выпалил:
— Это просто инструкция о временном порядке пользования!
— Отлично, — ответил Лестрейндж тем вежливым тоном, который он обычно использовал при посетителях и кивнул на… Гарри даже стало холодно — бледного и какого-то помятого Макса Райдера. — Благодарю вас, мистер Поттер… садитесь. Мадам Гор сейчас отсутствует, хорошо, что вы пришли — это ведь ваше дело было, об убийстве Питера Брукса?
— Да, — севшим голосом ответил Гарри, кажется, уже догадывающийся о том, что произошло.
— Вы не будете против, если я присоединюсь к делу? — вежливо спросил Лестрейндж, и Гарри мотнул головой:
— Нет.
— Это мистер Райдер… вы знакомы? — спросил Лестрейндж, и Гарри кивнул. — Четверть… или, может, полчаса назад он нашёл миссис Брукс мёртвой. Вчера они вернулись с похорон Питера Брукса, и она попросила его оставить её в одиночестве. Утром он зашёл, но она не открыла дверь, он занервничал и вскрыл её — и нашёл её уже окоченевшей. В гостиной, в кресле. По всей видимости, яд — нужно будет сейчас туда отправить экспертов — и есть предсмертная записка. Мистер Райдер, к счастью, не принёс её — я собираюсь сейчас всё там осмотреть. Пойдёте?
— Да, конечно, — тихо сказал Гарри. Он избегал смотреть на Райдера, хотя тому, похоже, было всё равно.
И ведь Гарри с Гор подозревали, что так будет! Впрочем, для этого не нужно было обладать талантом предсказателя — но всё-таки они надеялись, что обойдётся, и, по крайней мере, смертей в этих семьях больше не будет. Но ошиблись…
— Я не знаю, что мне делать, — вдруг проговорил Райдер. — Я просто не знаю.
— Мне очень жаль, — вполне достоверно проговорил Лестрейндж — в его голосе даже прозвучало настоящее сочувствие, вот только Гарри видел его взгляд и понимал, что тот просто говорит что должен. — Если всё то, что вы мне рассказали, правда, вашей вины нет. Вы можете пока идти домой — мы вас проводим.
— Куда домой? — спросил Райдер, поднимая голову. — Мы вместе жили. С Зое. Я туда… я не могу, — он помотал головой.
— Вам нужно где-то ночевать, — сказал Лестрейндж. — Вам совсем негде?
— Негде, — сказал Райдер, и Гарри спросил:
— Может быть, вам пока домой к жене вернуться?
— К Триш? — недоверчиво переспросил он. — Нет… нет, вы чего, — он даже отодвинулся от Гарри вместе со стулом.
— В «Котле» есть комнаты, — предложил Лестрейндж. — Или можно снять квартиру, а то там много любопытных.
— Да, наверное, — блёкло отозвался Райдер. — Квартиру… где?
— Я думаю, сначала мы вас проводим в Мунго, — сказал Лестрейндж. — А потом решите.
— Зачем? — тускло спросил Райдер. — Зое умерла. И Питер умер. Амелия в тюрьме. Зачем мне в Мунго?
— Так положено, — не стал вдаваться в объяснения Лестрейндж, и Райдера это удовлетворило: он послушно встал. — Пойдёмте.
Из кабинета он вышел первым, и Лестрейндж шепнул Гарри:
— Что там про инструкцию? О временном порядке пользования?
— А, — Гарри вообще забыл о ней и так и держал в руках. — Это о каминах. Это не приказ был, а просто инструкция.
— Так отлично, — повеселел Лестрейндж, забирая у него бумаги и пряча их в ящик своего стола. — Вернёмся и займёшься. У нас все шансы.Держись, — он хлопнул его по плечу и вышел вслед за Райдером.
Гарри, разумеется, пошёл за ним. Радость от найденной инструкции развеялась, и Гарри ощущал смесь уныния, досады и злости на эту Амелию. Она хотела отомстить свекрови? Она отомстила! И заодно и её мужу, и своему отцу. Насколько будет легче её матери от этого? Гарри смотрел на Райдера, больше напоминающего сейчас инфери, нежели живого человека, и злился всё сильнее. Ну развелась бы с мужем, думал Гарри, ну, наставила бы ему рога… убила бы, в конце концов, свекровь! Как, как такие вещи вообще людям в голову приходят?
Оставив Райдера на попечении целителей, Гарри с Лестрейнджем аппарировали к дому, в котором тот жил с Зое Брукс. Дверь была открыта, и им обоим оставалось лишь надеяться, что внутри за это время никто не побывал.
В гостиной с обитой тёмно-коричневой тканью дубовой мебелью всё было так же, как и в прошлый раз, за исключением определённо трупа миссис Брукс в траурной чёрной мантии, поникшей в одном из кресел. Перед ней на столике стояла пустая фарфоровая чашка с мелкими розовыми розами, а рядом с ней — сложенный вдвое лист пергамента. Гарри с Лестрейнджем подошли поближе и, подняв его, развернули — записка оказалась совсем короткой: «Не могу так больше. Не хочу. Теперь уже не исправить ничего. Простите. Зои».
Лестрейндж опустил пергамент на стол и посмотрел на Гарри.
— Что думаешь?
— Думаешь, она это не сама? — с надеждой спросил Гарри.
— Думаю, сама, — ответил тот. — Но давай осмотримся.
Обыск ничего не дал: никаких следов или свидетельств того, что смерть миссис Брукс была насильственной. Её одежда в спальне была слегка разбросана, однако выглядело это как сборы — видимо, на похороны — человека, у которого нет ни сил, ни желания оставлять после себя аккуратно прибранную комнату. В каком же аду прожила она эти несколько дней, думал Гарри, фиксируя в протоколе пару брошенных возле недозадвинутого ящика комода чулок.
А было ли вообще у неё другие дети, вдруг подумал он — и замер.
— Что там? — спросил Лестрейндж сразу же.
— Нет, ничего… я подумал, есть ли у неё ещё дети? Я не могу вспомнить.
— Нет, — ответил Лестрейндж. — Может быть, если бы они были, она бы смогла это пережить. Но нет — сын был единственным. Предвосхищу вопрос: у Райдеров дочь тоже одна. И нам предстоит разговор с мистером Бруксом.
— Может, я пока схожу к экспертам? — слабовольно предложил Гарри, но Лестрейндж, конечно, не поддался:
— Вместе сходим.
В дом Бруксов Гарри с Лестрейнджем вошли камином. Там был бардак — самый настоящий бардак, который возникает не за день и не за неделю. Гостиная, в которой традиционно располагался камин, была завалена грязной одеждой и посудой, на которой виднелись остатки пищи, пустыми пакетами, газетами и прочим мусором, который обычно сразу же выбрасывается и поэтому не замечается. Гарри сразу вспомнил один из питомников, что он осматривал в поисках мистера Кипера — но там, по крайней мере, ничем не пахло! Здесь же всё было пропитано застарелым запахом табака и гнили — впрочем, табак был сильнее.
— Мистер Брукс! — громко позвал Лестрейндж. — Британский аврорат, старший аврор Радольфус Лестрейндж, младший аврор Гарри Поттер! Мистер Брукс, вы дома?
Ответа не было. Гарри с Лестрейнджем выбрались из гостиной и вошли в маленькую прихожую, на другой стороне которой виднелась такая же захламлённая и тоже пустая кухня. Оставалось лишь идти наверх — но Лестрейндж сначала бросил туда Гоменум Ревелио, и когда заклятье отозвалось, кивнул Гарри.
Они поднялись по поскрипывающей, но ещё вполне крепкой лестнице — запах табака становился всё сильнее — и вошли в дальнюю комнату, где и встретили, наконец, мистера Брукса. Он был худ и даже тощ, и курил большую трубкув большом кресле у окна. На нём была чёрная, явно траурная мантия, и мягкие домашние туфли, а в грязных волосах запутался какой-то пух.
— Что вам надо? — спросил он, неприязненно глядя на авроров.
— Мистер Карл Брукс? — уточнил Лестрейндж.
— Надо что? — переспросил тот.
— Старший аврор Радольфус Лестрейндж, младший аврор Гарри Поттер, — сказал Лестрейндж. — Мы по поводу вашей супруги.
— Нету у меня супруги, — буквально выплюнул ему в лицо Брукс. — Была да вся вышла.
— Зои Брукс сегодня ночью умерла, — сказал Лестрейндж. — Мы полагаем, что покончила с собой.
— Вот сука, — Брукс скривился и зло повторил: — Сука!
— Мистер Брукс…
— Это всё она! — он сжал трубку в кулаке и стукнул им о ручку кресла. — Всё было отлично, всё! Мы жили! Пока эта сука не пустила себе под хвост этого кобеля! — он снова ударил кулаком по ручке кресла, а затем размахнулся и швырнул трубкой в авроров, однако не попал — она пролетела над их головами и упала где-то в коридоре. — А теперь ещё и сдохла! А мне? Мне что делать?! — вопил он, швыряя в них чем-то ещё.
Гарри бы ушёл, но Лестрейндж продолжал стоять, лишь прикрывая их обоих иногда щитом. И Гарри стоял тоже, чувствуя себя чудовищно неловко и ужасно неуместно, и не понимая, почему Лестрейндж не уходит.
— Что мне теперь делать? — повторял и повторял Брукс — а потом вдруг, как-то вмиг устав, обмяк и разрыдался.
— Мне очень жаль, — Лестрейндж подошёл к нему и остановился совсем рядом. — Мне нечем вам помочь. Но если вы умрёте тоже, ваша невестка победит.
— Сучка, — бессильно проговорил Брукс. — Тварь…
— Живите, — сказал Лестрейндж, и когда Брукс поднял на него взгляд, повторил: — Нужно жить. И приберитесь в доме: сейчас он больше напоминает помойку.
— Да пошло оно всё, — невнятно пробормотал Брукс.
— Вам предстоит похоронить жену, — тон Лестрейнджа был деловым.
— Ну нет, — Брукс помотал головой. — Не дождётся. Пусть гниёт где хочет.
— У неё есть родители? — спросил Лестрейндж в ответ, и Брукс кивнул:
— А как же. Были вон на похоронах.
— Как их зовут и где они живут?
— А хрен их знает, — Брукс скривился. — Не скажу. Знать не хочу эту семейку. Ищите сами.
На этом Гарри с Лестрейнджем и ушли — и, выйдя из этого захламлённого дома, Гарри остановился и глубоко вдохнул, выгоняя из лёгких тяжёлый спёртый воздух.
— Я бы предложил сейчас навестить миссис Райдер, — сказал Лестрейндж и, оценивающе оглядев Гарри, добавил: — Но я могу и сам сходить.
— Да нет, — возразил тот. — Идём, конечно… а зачем? Мы разве должны извещать её?
— Она маггла, — ответил Лестрейндж. — Я бы поставил сигнальные чары на её квартиру — Мерлин знает, что придёт в голову её супругу. Ты ведь видел его состояние — а люди от отчаяния иногда совершают вещи очень странные. Я бы подстраховался.
Мистер Райдер не выглядел человеком, который способен пойти убивать свою супругу, но Гарри не стал спорить, потому что кто мог знать? Райдер за последние дни потерял любимую женщину, да и, в общем, дочь — кто может это выдержать и остаться прежним?
Миссис Райдер жила в небольшом симпатичном двухэтажном домике в пригороде Манчестера, стоящим в ряду почти таких же домов. Рядом с домом стояла большая белая машина.
Звонок громко отозвался внутри дома, и открыли им довольно быстро.
Миссис Райдер была… обычной. Средних лет, с собранными в хвост русыми волосами, в серой, немного мятой толстовке и парных к ней штанах, она смотрела на пришедших, хмурясь — и спросила:
— Что, вы тоже волшебники?
— Да, мэм. Мы авроры, — ответил Лестрейндж — и представился.
— И что вам надо? — спросила Райдер неприветливо.
— Нам нужно осмотреть вещи вашего супруга и вашей дочери, — ответил Лестрейндж. — Вы позволите?
— Как будто я вам помешать могу, — она обхватила себя за плечи и попятилась. — Вы же всё равно войдёте.
— Простите, — сказал Лестрейндж, заходя.
— Только вещей моего супруга здесь нет, — сказала она неприязненно. — Он же ушёл — и всё забрал. Не говорите, мол, что мы не знали.
— Мы не знали, что он забрал все вещи, — ответил Лестрейндж.
— У вас даже тюрьмы ненормальные! — вдруг воскликнула она. — Я даже навещать Амалию там не смогу!
— Не сможете, — согласился Лестрейндж, останавливаясь в маленьком коридорчике, куда они с Гарри вошли. — У нас это не предусмотрено.
— Да будьте вы все прокляты, — сказала она с ненавистью. — Вот как мне жить теперь? Скажите, как?!
— Мне очень жаль, мэм, — сказал Лестрейндж. — Вы не покажете нам…
— Что? Вещи дочки? Так она всё забрала волшебное! — она болезненно поморщилась. — Или вам уже и обычные вещи нужны?
— Мы просто посмотрим, — пообещал Лестрейндж. — Мы ничего не заберём.
Она только поджала губы и пошла к обитой бежевым ковролином лестнице.
Они поднялись на второй этаж, и Райдер указала на дверь с уже потёртой наклейкой в виде розово-оранжевой ромашки. Комната за ней показалась Гарри удивительно безликой — не спасали даже сидящие на застеленной белым покрывалом кровати несколько потёртые плюшевые заяц и медведь. Единственным, что делало эту комнату хоть сколько-нибудь индивидуальной, были фотографии Амелии всех возрастов: буквально от рождения и до последних лет.
Пока Гарри осматривался, Лестрейндж ставил следящие чары. Искать здесь было нечего, Гор эту комнату и дом уже обыскивала, так что уже через несколько минут они закончили и вышли.
В соседнюю спальню — видимо, бывшую прежде супружеской, а теперь принадлежащую миссис Райдер — она пустила их чрезвычайно неохотно, однако всё же возражать не стала, хотя и проворчала что-то вроде: «Вы же всё равно войдёте». Она была такая же безликая, как и соседняя — красивая, словно с картинки из журнала, но безликая: здесь даже фотографий не было. Большая, застеленная белым покрывалом кровать, бежевый, как и во всём доме, ковролин на полу, комод с вазой с сухоцветами, шкаф, белое кресло в углу возле окна… На тумбочках возле кровати не было даже стакана, или, скажем, зарядного устройства к телефону. Ничего…
Кухня и гостиная тоже произвели на Гарри впечатление картинки из журнала: элегантно, даже красиво, и совсем безлико. Как здесь, наверное, должно было жить скучно, подумал Гарри. Ему было невероятно жаль миссис Райдер, потерявшую теперь ещё и дочь, и он понимал, насколько одинокой та теперь была — но… но он немного лучше понимал теперь её супруга.
Закончив, Лестрейндж попрощался с Райдер — и она в ответ сказала:
— Я хочу прийти на суд. Вы должны дать мне эту возможность!
— Я вас провожу туда, — пообещал Лестрейндж, и они с Гарри наконец ушли.
И, не сговариваясь, аппарировали на Диагон-элле и решили немного пройтись по ней, несмотря на то, что день был сырым и пасмурным. Видимо, поэтому здесь было не слишком людно, и Гарри чувствовал себя немного неуютно под многочисленными узнавающими взглядами — и вовсе не во всех из них читалось дружелюбие.
— Зайдём? — предложил Лестрейндж, когда они проходили мимо удивительно пустого кафе Фортескью.
Они взяли по паре шариков мороженого и по чашке кофе и уселись в глубине, подальше от окна. Какое-то время они молча ели, и Гарри даже взял себе ещё два шарика, когда Лестрейндж сказал:
— Ты очень остро среагировал, хотя чего-то такого вполне можно было ждать. Почему?
— Не знаю, — признался Гарри. — Просто это такая дикая история. Такой мотив бредовый. Я всё пытаюсь уложить это в голове.
— Да, — неожиданно согласился Лестрейндж. — Я много чего видел, но такого не припомню. Была как-то история похожая, но с изменой: там тоже жена свекрови мстила, но она мужу изменила и родила ребёнка от другого. Мне тогда это тоже показалось абсурдным, но на фоне этого дела то выглядит почти нормальным.
— И что было дальше? — заинтересовался Гарри. — Или ты это не по службе знаешь?
— Да нет, по службе, — Лестрейндж задумчиво посмотрел в свою опустевшую вазочку, а потом на прилавок, кажется, раздумывая, не взять ли ещё шарик. — Сын рос, и муж заподозрил неладное — уж очень тот был не похож ни на него, ни на жену. Проверил, выяснил, что тот чужой, они с женой поссорились, и он её убил. Непреднамеренно, похоже, но труп скрыл — и, в общем, сел потом надолго. По-моему, он до сих пор сидит. Семья его от мальчика отказалась, семье жены он тоже оказался не слишком нужен — в итоге его взяла троюродная, что ли, тётка со стороны жены. Бездетная. Надеюсь, он в порядке. До недавних пор то дело я считал одним из самых абсурдных, но Бруксы это перекрыли. Впрочем, до Мюррей им далеко.
— Уже вторая половина сентября, — вспомнил Гарри. — Визенгамот вообще в этом месяце будет собираться?
— Да, должны через неделю… приблизительно, — ответил Лестрейндж. — Так говорят, по крайней мере. Как раз спокойно всё закончите с Лисандрой — ну и я часть работы сделаю.
— А где она? — спохватился Гарри. — Я её сегодня вообще не видел.
— Занята, — ответил Лестрейндж, и всё-таки пошёл за новым шариком. — Ты, кстати, занят в эту субботу? — спросил он, возвращаясь с мороженым и стаканом красного — кажется, малинового — лимонада.
— Нет, — уверенно ответил Гарри — и вдруг замер.
До него только сейчас дошло, что сегодня — девятнадцатое сентября. День рождения Гермионы! А он вообще забыл — и хорошо, конечно, что вспомнил сейчас, а не дома вечером, но подарка-то у него всё равно не было! А ещё он, соответственно, не знал своих планов на выходные.
— Что-то не так? — спросил, садясь, Лестрейндж, и Гарри почему-то не стал ничего скрывать:
— Примерно всё. Сегодня у Гермионы день рождения, а я забыл.
— Да? — с некоторым удивлением спросил Лестрейндж и тут же утешил Гарри: — Ещё нет полудня. — Я не думаю, что миссис Грейнджер-Уизли ждала от тебя поздравления с самого утра.
— Конечно, нет, но я… — Гарри вздохнул. — Во-первых, у меня нет подарка, а во-вторых, я уже не знаю свои планы на субботу.
— Я вчера прислал вашим друзьям приглашения, — сказал Лестрейндж, — а вам с супругой передам в отделе. На праздник молодого сидра: равноденствие приходится на среду, но среди недели я гостей не собираю, так что жду всех в субботу. Если сможете, конечно. А тебя могу сегодня отпустить пораньше.
— Спасибо, но я сам не знаю, — вздохнул Гарри. Он понятия не имел, что можно подарить — наверное, книгу? Но какую? А ведь Гермионе двадцать пять, сообразил он. Нужно что-нибудь особенное…
— Я могу помочь? — мягко предложил Лестрейндж, и Гарри посмотрел на него с надеждой:
— Ты знаешь хороший книжный магазин?
— Я знаю все, что есть в Британии, — улыбнулся Лестрейндж. — Будет проще, если ты мне скажешь, какого рода книга требуется.
Если б Гарри знал! И если бы у него было время подумать! Это должно было быть что-то интересное и необычное и, желательно, ещё полезное — но что? Ну не справочник же редких заклинаний ей дарить! Что ей может быть сейчас интересно? Или нужно? Да, на самом деле, что угодно — это же Гермиона! Хотя она на своей работе сейчас и так столько всего читает, что, возможно, книжек ей достаточно…
— Что ты улыбаешься? — спросил Гарри Лестрейнджа, потому что улыбка у того была слишком уж… весёлой. — Я плохо в книжках разбираюсь, а дарить что-то обычное не хочется, — признался он.
— У меня идея есть, — ответил Лестрейндж, тихо рассмеявшись. — Но я не уверен в ней — я ведь почти не знаю миссис Грейнджер-Уизли.
Идея Лестрейнджа сначала Гарри удивила, но, выслушав объяснение, он развеселился и, поблагодарив, попросил адрес какого-нибудь магазина, где можно найти подходящий экземпляр. И Лестрейндж сам отвёл Гарри туда и даже помог выбрать — оставалось только завернуть поинтереснее. И тут уж Гарри дал волю своей фантазии — пришлось, конечно, обойти ещё несколько магазинов, но в итоге подарок был готов. Вот только денег у Гарри с собой не оказалось — и тут он оценил местонахождение Гринготтса. Вот почему они располагались почти в центре Диагон-элле, думал Гарри, выходя оттуда с золотом в кармане и уже в который раз обещая себе завести нормальный кошелёк.
— Привет, — сказал Гарри, когда в ответ на его стук голос Гермионы за дверью проговорил: «Войдите!».
— Привет, — ответила она, поднимая на него несколько затуманенный взгляд. — Ты же не по делу? Да? Скажи мне «да»! — потребовала Гермиона, и он честно подтвердил:
— Да. Не по делу. Верней, по делу, но по личному. Это тебе, — он снял дезиллюминационные чары со свёртка, что держал в руках, и водрузил его на стол прямо на разложенные на нём бумаги перед Гермионой. — С днём рождения!
— Спасибо! — она радостно заулыбалась и принялась разворачивать подарок. И, размотав длинный шёлковый белый шарф с нарисованными на нём ирисами, озадаченно уставилась на солидную кожаную обложку с надписью «Священные двадцать восемь» с вытесненными на ней многочисленными гербами. — Гарри? — спросила она, наконец, недоумённо на него глядя.
Тот закивал уверенно:
— Открой. Только не закрывай.
— Так, — проговорила она, откидывая бронзовые застёжки и поднимая обложку… оказавшуюся крышкой шкатулки, в которой лежала… в точности такая же книга. С точно такой же обложкой. — Гарри? — спросила Гермиона, указывая на книгу. — Я боюсь спросить, что там внутри?
— А ты вытащи, — сдерживая смех, предложил Гарри. — Это подарочное, юбилейное издание. Самое известное и полное.
Гермиона, то и дело продолжая поглядывать на Гарри, вытащила книгу и, оставив шкатулку открытой, развернула. Её взгляд стал ещё более недоумённым, потому что это в самом деле оказалась книга — та, что и была заявлена.
— Я подумал, — стараясь говорить серьёзно, сказал Гарри, — что тебе это может пригодиться. Здесь собраны все родословные — по сути, это справочник о половине британских семей. Ну, может, трети. Кто кем кому приходится и всё такое. Они-то это знают, а мы нет.
— Ну ты даёшь, — сказала Гермиона. — Вообще, это логично, — добавила она, подумав — и заулыбалась, наконец. — Ты сам придумал?
— Нет, — честно признался Гарри. — Мне подсказали. Но я сам одобрил!
Они рассмеялись, и она пообещала:
— Ну, не буду спрашивать. Вы с Джинни вечером зайдёте?
— А вы зовёте? — улыбнулся Гарри, и она кивнула:
— Я думала, это само собой разумеется. Все придут… а тебе Джинни не напомнила, — констатировала Гермиона, и Гарри отшутился:
— Я, может быть, официальное приглашение хочу! Так ты сегодня празднуешь? Не в выходные?
— В выходные праздник сидра, — радостно сказала Гермиона, — так что мы с Роном пойдём туда, и мы решили считать, что это в мою честь. А отпраздновали мы вчера, — добавила она с хитрой улыбкой, и Гарри спросил:
— Заранее? А говорят, что это плохая примета.
— Почему заранее? — засмеялась Гермиона. — Гарри, у меня день рождения девятнадцатого сентября, а не двадцатого.
— Ну да, — ответил он. — Так ведь сейчас же… ох, — он зажмурился, краснея от стыда, и закрыл лицо ладонями. — Я думал, что сегодня девятнадцатое!
Ему было очень неловко, и не только за то, что он сперва забыл, а после ещё и перепутал день рождения Гермионы, так ещё и умудрился отстать на целый день от календаря.
— Да брось, — смеясь, сказала Гермиона. — Зато я выиграла целый галлеон!
— Галлеон? — переспросил Гарри, раздвинув пальцы и глядя на неё в образовавшуюся щель.
— У Рона, да, — она, по-прежнему смеясь, подошла и обняла его и даже чмокнула в слегка раздвинутые пальцы. -Мы с ним поспорили, что вы с Джинни забыли и не вспомните — и я выиграла! Ну прекращай, — она взяла его за запястья и развела руки Гарри в стороны. — Ну Гарри, что за ерунда. Забыли и забыли. Мы всё равно сбежали ото всех — ты знаешь, я не большой любитель таких праздников. Избавиться от Молли с Артуром было сложней всего, но мы молодцы и справились.
— Я невероятный идиот, — покаянно проговорил Гарри, виновато улыбаясь. — А Джинни сейчас…
— …занята самым энергичным мальчиком на свете и вряд ли часто глядит на календарь, — закончила Гермиона за него. — Дай лучше досмотреть подарок! Что за шкатулка?
— Это сейф, — пояснил Гарри. — Там внутри инструкция, ты заколдуешь, и его будет очень сложно вскрыть. Говорят, что невозможно, — добавил он, — но я как аврор думаю, что сложно.
— О, это очень кстати, — она обрадовалась. — Мне как раз тут не хватало чего-нибудь такого… а её же вполне можно тут хранить: никто не удивится и не заинтересуется. Спасибо! — она обошла стол, обняла Гарри и поцеловала в щёку. — А вы заходите вечером, — предложила она. — Вина выпьем и поужинаем. Например, в семь?
— Придём! — заверил её всё ещё розовый от стыда Гарри. — Дольф обещал меня сегодня отпустить пораньше! Если не случится… что-нибудь, — добавил он на всякий случай.
Но, кажется, ему везло: время шло, а никаких внезапных сложных дел не сваливалось. Гарри спокойно написал обоснование для отмены временной инструкции и вместе с ней отнёс всё Робардсу. Пришлось, конечно, подождать, но тот обрадовался и… отправил Гарри к Шеклболту, выдав официальное направление:
— Это его компетенция. Сходи, он сейчас на месте.
Пришлось идти, хотя перед министром Гарри испытывал некоторый… ну, не то что трепет, но всё же так свободно, как с тем же Робардсом, общаться с ним он не мог. Но этого не требовалось: нужно было просто передать бумаги и изложить позицию. И всё.
А вот кого Гарри действительно робел — так это секретаря министра, хотя тот был всегда вежлив, а с Гарри даже и любезен. Это был высокий мужчина, всегда в элегантной, идеально сидящей на нём и выглаженной мантии с такой же идеальной, волосок к волоску, причёской, безупречными манерами и взглядом, который Гарри доводилось видеть у Лестрейнджа во время сложного допроса. К Гарри мистер Дэвис Уайти относился с явной симпатией… по крайней мере, он её открыто демонстрировал, а уж что там было под ней, Гарри не знал.
Вот и сейчас, увидев Гарри и узнав, что тому нужно видеть министра по служебной надобности, Уайти пообещал устроить это и, постучав, вошёл в кабинет, оставив Гарри ждать в приёмной. Тот даже устроиться не успел толком, когда секретарь вернулся и остановился на пороге кабинета министра, оставляя дверь открытой:
— Мистер Поттер, министр ждёт вас.
Шеклболт встретил Гарри за огромным вроде бы пустым столом, но Гарри то заклятье Гермионы помнил и знал, что это может быть иллюзией. Впрочем, его это не касалось, так что он после крепкого рукопожатия сразу же перешёл к делу и, вручив министру документы, кратко объяснил причину своего визита.
— Да, давно пора, — согласился Шеклболт, читая ту самую инструкцию. — Но почему ко мне-то? — удивился он. — Здесь вообще подпись начальника транспортного отдела — им и отменять.
— Сэр! — взмолился Гарри. — Но ведь вы можете, а они наверняка затянут! Это же им всё заново настраивать и открывать!
— Тоже верно, — подумав, согласился Шеклболт. — Ну хорошо, оставь. Не только вас достало прыгать по утрам, — признался он и спросил: — Как у тебя дела?
— Отлично! — заверил его Гарри, и Шеклболт пообещал:
— Увидимся тогда в субботу. Может, к тому времени всё и решим — будет, что отпраздновать.
Гарри ему не поверил — и напрасно: уже в среду, аккурат на равноденствие, их всех ждало такое долгожданное решение. Объявили им об этом в полдень: внезапно всех почти оглушил звон колокольчиков, а затем громкий голос Шеклболта сообщил, что с сегодняшнего дня, с этого момента временная инструкция по пользованию каминами от тридцатого сентября одна тысяча девятьсот девяносто седьмого года прекращает своё действие, и уже сегодня вечером домой можно будет вернуться через них.
Собственно, рабочий день на этом был закончен — благо, никаких срочных дел именно в отделе особо тяжких преступлений не имелось, да и большинство других сотрудников явно потеряли настроение работать. И Лестрейндж, махнув рукой, вдруг отпустил их всех домой, сказав, что сам останется дежурить — у него здесь всё равно дела, и торчать всем здесь без дела и портить нормальную рабочую атмосферу счастливой болтовнёй бессмысленно и даже вредно.
— Если вдруг понадобится, я вас вызову, — предупредил он, — так что постарайтесь до конца рабочего дня не забираться в горы и в пещеры.
На чём все и разошлись — и, к некоторому недоверчивому удивлению Гарри, в этот день его никто и никуда не вызывал.
От перевода весьма непростого китайского текста, с которым он возился второй день, Лестрейнджа оторвал уверенный стук в дверь. Он прикрыл свою тетрадь рабочей папкой и крикнул:
— Заходите! — и с удивлением поднялся навстречу вошедшему в пустой сейчас отдел мужчине. Почти полностью седые волосы и резкие морщины позволяли назвать его старым, однако же всё остальное решительно восставало против этого: и идеально ровная осанка, и уверенность движений, и блеск светлых глаз, и выражение лица — всё утверждало, что ему ещё весьма далеко до старости. — Мистер Фоули, — слегка поклонился Лестрейндж. — Чему обязаны?
— Обязан, — поправил вошедший, плотно закрывая за собою дверь, а потом и вовсе запечатывая его заклинанием. — Поговорить хочу. С тобой. Ты ведь свободен?
— Да, как видишь, — отбросил официальный тон Лестрейндж. — Прошу, — он придвинул тому кресло от стола Долиша и сделал приглашающий жест. — Чем могу?
— Вот только ты и можешь, — Фоули сел и, положив локти на стол, сплёл сильные пальцы с короткими мощными ногтями. — Радольфус, это личное. Но я не представляю, к кому бы ещё обратиться. Согласишься — буду тебе должен.
— Рассказывай, — кивнул Лестрейндж, тоже садясь.
— Ты знаешь, у меня две дочери, — утвердительно проговорил Фоули, и Лестрейндж кивнул:
— И сын.
— С ним всё в порядке, — отмахнулся тот. — И с Шарлоттой тоже, благодарю, что спрашиваешь, — усмехнулся он. — А вот с Присциллой, как выяснилось, катастрофа. Верней, не с ней, а с моим внуком Оливером. Они тут ко мне приехали, — он скривил тонкие губы, — и выяснилось, что это не мальчишка, а какой-то Малфой в его прежние годы.
— Извини? — беззвучно рассмеялся Лестрейндж. — В каком смысле?
— Такой же самовлюблённый избалованный павлин, — Фоули кисло улыбнулся. — Я, разумеется, про нынешнего старшего, младшего не знаю. Отец у него был нормальным, а этот… вот так же они мальчишку и вырастили. Визжит, как что не по нему, как дурно избалованная девка, рыдает, ножкой топает… тьфу, — он опять скривился. — И надо срочно что-то делать, пока он в школу не пошёл — я так позориться не буду.
— Сколько ему? — спросил Лестрейндж — и получил ответ:
— Да уже скоро девять! А родители только вокруг прыгают и твердят в два голоса — ах, он ещё маленький! Он просто учится отстаивать себя! Ну ладно моя… но ведь и муж её! Как в школе не учился, — он опять поморщился и повторил: — И надо что-то делать.
— Но я-то чем могу помочь? — спросил Лестрейндж с искренним недоумением.
— Я пытался, — покачал головой Фоули. — Но мы только переругались. Уехать от меня они сейчас не могут — у них… не могут, в общем, — он махнул рукой, — да только не выходит ничего. Помогай.
— Да чем? — повторил Лестрейндж. — Я рад бы, но не представляю.
— Возьми его к себе на пару месяцев, — ответил Фоули. — Когда у тебя отпуск?
— Никогда, — пошутил Лестрейндж. — Сейчас нет главы отдела, потом уйдёт другой коллега. Я собирался в январе взять пару недель. Я повторюсь, но — чем я могу помочь? Зачем мне его брать?
— Он тебя не знает, — ответил Фоули. — Новый человек, дом, новые порядки… ты с ним справишься. Придёт в себя — вернёшь. Я буду должен.
— Слушай, — Лестрейндж вздохнул. — Уильям, нас много чего связывает. Но в данном случае я просто не уверен, что ты обратился к нужному человеку. Я понятия не имею, что делать с избалованным девятилетним мальчиком.
— Сообразишь на месте, — отмахнулся Фоули. — Я знаю, к кому я пришёл. Можешь хоть пороть — я разрешаю. Мне есть, что предложить тебе, — он хищно ухмыльнулся и подался вперёд. — Как думаешь, кто и почему тормозит эту вашу затею с дементорами?
— Я не знаю, — ровно произнёс Лестрейндж, внимательно глядя на собеседника.
— Ну ты же понимаешь, что отделу регулирования популяций это не по силам? — с нажимом спросил Фоули, и Лестрейндж кивнул. — В Визенгамоте многим эта ваша затея не по нутру, — Фоули расцепил руки и поднял вверх правый указательный палец. — Они нашли предлог и тянут время — и могут тянуть долго. Хоть годами. Но есть и те, кто полагает это правильным — вернуть туда их. Баланс довольно хрупок, — он покачал раскрытой ладонью. — И я могу его склонить… куда-нибудь. Если приложу усилия.
— Ты можешь, — согласился Лестрейндж. — Нам, впрочем, обещали к концу месяца…
— Да-а? — с насмешкой перебил Фоули. — Ты начал верить обещаниям? — с язвительным упрёком спросил он, и Лестрейндж отозвался согласным кивком — мол, да, согласен, это глупо. — Через неделю мы все соберёмся в первый раз, — продолжил Фоули. — Визенгамот. И точно не для ваших многочисленных клиентов. Я не прошу, чтобы ты взял Оливера немедленно, — вроде бы сменил он тему, — пара месяцев тут не изменит ничего, январь так январь, меня устроит.
— Мы собирались съездить к нам в Бретань, — сказал Лестрейндж. — С дочкой и племянником, внучатым. Возможно, также с его бабушкой.
— Прекрасно! — Фоули хлопнул по столу ладонью. — Ещё и Блэк. Просто отлично.
— Тонкс, — поправил его Лестрейндж, и Фоули махнул рукой:
— Да всё одно Блэк. Кровь есть кровь. Не важно. Возьми мальчишку. До весны.
— Позволь мне для начала познакомиться, — улыбнулся Лестрейндж. — Приходите все ко мне в субботу — я пришлю приглашения и для них тоже.
— Договорились, — Фоули поднялся, и Лестрейндж тоже встал. — В субботу же дашь мне ответ.
Он протянул Лестрейнджу руку, тот подал ему в ответ свою, и их рукопожатие было уверенным и крепким.
Гарри так предвкушал субботу, что заданный Лестрейнджем вопрос в пятницу утром застал его врасплох:
— Ты сегодня с нами?
— В смысле? — Гарри оторвался от заполнения отчёта: время у него было, и он решил, просто для разнообразия, немного облегчить себе жизнь в конце года. — Куда?
— Покер, — напомнил Лестрейндж. — Я понимаю, занимать два вечера подряд может быть не слишком удобно.
— Я… не знаю, — Гарри запустил пальцы себе в волосы и взъерошил их. — Я, честно говоря, забыл.
— Я просто уточнил, — примирительно проговорил Лестрейндж и вернулся к работе.
А Гарри снова пришлось думать! Ему совершенно не хотелось никуда идти, но, с другой стороны, это ведь была не просто игра. Это была, в некотором смысле, и работа. Гарри понимал, что пойти должен — что же… он пойдёт.
И в тот момент, когда он принял, наконец, решение, дверь кабинета распахнулась, и в комнату ворвалась Джинни с Джеймсом на руках.
В кабинете тут же воцарился хаос: Джеймс, на котором была только пижама с кроликом и полосатые носки, отчаянно вопил, как, впрочем, и сама Джинни — то есть она не вопила, разумеется, а просто говорила что-то очень громко и эмоционально, однако за громким криком сына разобрать её слова было невозможно. Они оба раскраснелись и выглядели взбудораженными, но вполне целыми, и всё же все авроры повскакали с мест и окружили их — и Гарри первым делом забрал Джеймса и наложил на него Силенцио, потому что успокаиваться тот явно не намеревался, а ждать, похоже, времени у них не было.
— Миссис Поттер, что случилось? — Лестрейндж положил руки ей на плечи в успокаивающем жесте, и это помогло: она ответила хоть и взволнованно, но, в целом, вполне нормально:
— У нас в доме незнакомец. Прямо в комнате Джеймса. Я уложила его спать после обеда, а когда зашла проверить, он там сидел!
— Сидел? — переспросил Лестрейндж, и она кивнула:
— Да! Прямо в кроватке — не представляю, как он там поместился. Взрослый парень! Молодой. И посмотрел на меня так… странно — я его тут же обездвижила, потом связала, забрала Джеймса и пришла сюда. А с этим парнем Кричер — я сказала ему сидеть и глаз с него не спускать, и если что, снова обездвижить.
— Ничего себе, — Гор подошла к Джинни и приобняла её за плечи. Лестрейндж тут же убрал руки. — Вы в порядке? Вы и Джеймс?
— Да, мне кажется, — сказала Джинни. — Я точно в порядке, и он тоже, кажется… а орёт потому что я же его разбудила и, похоже, напугала. А потом ещё камин — он этого не любит.
Гарри только сейчас увидел, что на ногах у Джинни были мягкие домашние туфли. Он посмотрел на возмущённо вопящего Джеймса, отдельно недовольного тем, что его криков не слышно, и сказал немного извиняющимся тоном:
— Я сейчас сниму с него Силенцио, а то он никогда не успокоится.
— Могу его понять, — сказал Праудфут, подходя поближе. — Я бы тоже возмущался: орёшь-орёшь, а толку чуть.
Гарри снял заклятье, и комната наполнилась возмущённым детским криком.
— Эй, — сказал Лестрейндж, протягивая на ладони Джеймсу невесть откуда взявшуюся большую разноцветную бабочку. — Тише, а то улетит, — сказал он заговорщически. — Смотри, какая. Хочешь? — он придвинул ладонь поближе.
Джеймс замолчал, во все глаза глядя на медленно складывающую и раскладывающую крылья бабочку. Слёзы всё ещё текли по его красным от напряжения щекам, и на детском личике отразилось замешательство: с одной стороны, он ещё не закончил возмущаться, но с другой здесь было что-то интересное, красивое и непонятное.
— Красивая, — с улыбкой согласилась Джинни. — Смотри, какие крылышки.
— Дай руку, — предложил Лестрейндж, вытянув в его сторону вторую ладонь. — Хочешь её взять?
Джеймс посмотрел на бабочку, затем на маму, потом снова на бабочку, на Лестрейнджа — и громко решил:
— Дай!
— Давай руку, — сказал Лестрейндж.
Гарри взял сына за руку и протянул её Лестрейнджу, и тот аккуратно пересадил бабочку на запястье Джеймса. Тот заулыбался и, похоже, окончательно передумал плакать, заворожённо глядя на то, как она медленно складывает и раскладывает крылья.
— Спасибо, — искренне поблагодарила Джинни. — Он ещё в пижаме, — спохватилась она. — Мне было не до переодеваний.
— У нас тут тепло, — заверил её Лестрейндж. — Вы уверены, что не хотите, чтобы его осмотрел целитель? — спросил он.
— Разумеется, хочу, — даже удивилась Джинни. — Мы сначала пришли к вам, но потом, конечно, пойдём в Мунго.
— Я могу проверить на заклятья, — предложил Лестрейндж, и она кивнула оживлённо:
— Да, спасибо! Он ненавидит Мунго, — она вздохнула.
— Я могу его понять, — Лестрейндж с улыбкой достал палочку и передвинулся так, чтобы выпасть из поля зрения Джеймса. Впрочем, тому было не до него: он смотрел на бабочку и всё никак не мог решиться прикоснуться к её крыльям.
Пока Лестрейндж обследовал сидящего на руках у Гарри Джеймса, Гор спросила Джинни:
— Может быть, присядете? И чаю? У нас есть хороший.
— Сходите лучше к нам домой, — попросила Джинни. — А мы в Мунго — Джеймс там поорёт и всех распугает, и нас примут быстро.
— Мы, конечно, сходим, и дождёмся вас, — пообещал Лестрейндж. — Нужно будет, чтоб вы осмотрели комнату. Лисандра, ты сейчас сильно занята? — спросил он, и она пообещала тут же:
— Я вас провожу. Со мной будет даже быстрей, чем с Джеймсом. И мне даже не придётся там орать, — сказала она Джеймсу, который сейчас, растопырив пальцы, осторожно трогал указательным краешек бабочкиного крыла.
— Давайте так и сделаем, — решил Лестрейндж. — Мы с Гарри пойдём к вам домой, а вы позже приходите, — сказал он Джинни, и она, кивнув, подошла к Гарри и спросила сына:
— Пойдёшь ко мне?
Джеймс недовольно сдвинул брови, и тогда Лестрейндж указал на бабочку палочкой, и та плавно перепорхнула с руки мальчика на джиннино плечо. Джеймс тут же полез за ней, и Джинни без слёз и криков его перехватила, поблагодарив Лестрейнджа выразительным взглядом и кивком.
До каминов они добрались все вместе, но потом их пути разошлись — и Гарри показалось, провожая взглядом входящую в камин Джинни с Джеймсом на руках, что он слышит возмущённый вопль сына. Да, Джеймс Поттер терпеть не мог камины!
В доме на Гриммо же было тихо. Гарри с Лестрейнджем поднялись по лестнице и, приглушив шаги, подошли к комнате Джеймса. Гарри осторожно, стараясь, чтобы дверь даже не скрипнула, открыл её — и увидел замеревшего в детской кроватке совсем молодого парня, может быть, вообще ещё подростка. Светловолосый, коротко остриженный, с острым кадыком и носом, он выглядел мирным и беззащитным, но Гарри хотелось вытащить его за шкирку из кровати сына и надеть наручники. А разговаривать уже потом.
Напротив кроватки на стуле сидел Кричер, воинственно обернувшийся было на вошедших, но при виде Гарри успокоившийся и сказавший:
— Кричер сторожил пленника!
— Молодец, — похвалил его Гарри. — Теперь ступай — мы с ним разберёмся.
— Посмотри, пропало ли здесь что-нибудь, — попросил Лестрейндж, оглядываясь. — Я проверю на заклятья. Окно закрыто, — он подошёл к нему. — Скажи, оно обычно как — открыто? Нет?
— Я не знаю, — понимая, что краснеет от стыда, ответил Гарри. Но он действительно не знал, он никогда не обращал внимания на то, открыто ли окно в комнате Джеймса. Он знал, что оно зачаровано, и Джеймс даже если влезет на подоконник, не сможет выпасть из окна наружу, но больше ничего. — Надо спросить Джинни.
— Сейчас уже прохладно, — задумчиво проговорил Лестрейндж. — Могло быть и закрыто… странно. Ты не видишь, не пропало ли здесь что? Или появилось? — спросил он, водя палочкой вдоль контура окна.
— Вроде нет, — не слишком-то уверенно ответил Гарри. Он действительно так думал, но ведь если тут пропала — или появилась — какая-нибудь игрушка, вряд ли он бы это понял. Сгорая от стыда, Гарри признался: — Но я не уверен. Я не знаю.
— Ты не мог бы спросить эльфа? — спросил Лестрейндж так, как будто вполне понимал Гарри. В самом деле, что может быть нормальнее неспособного понять, есть ли что-нибудь лишнее или недостающее в комнате его ребёнка?
— Кричер! — почти с облегчением спросил Гарри топчущегося возле двери эльфа. — Посмотри внимательно вокруг и скажи мне, не пропало ли здесь что-нибудь. И не появилось ли.
Кричер заоглядывался, обводя внимательным и цепким взглядом комнату, и проскрипел:
— Кричер не видит синего дракона маленького хозяина.
— Синего дракона? — переспросил Гарри.
Он не помнил у Джеймса такой игрушки… или помнил? Вроде было что-то синее… но у него полно было игрушек — что не удивительно с таким количеством родни. Дракона, вероятно, Чарли подарил…
— Маленький хозяин его очень любит, — сообщил Кричер.
— Может, потеряли по дороге, — предположил Гарри. — Сходи, посмотри — не лежит он где-нибудь на лестнице или в гостиной?
— Я заклятий на окне не вижу, — сказал Лестрейндж наконец. — Но посмотрим на кроватку. Этого я бы пока не расколдовывал, — добавил он, кивнув на незнакомца. — Если ты не против, я переложу его пока что на пол. Думаю, разумнее всего будет его прямо в таком виде и забрать и расколдовать уже у нас.
— Согласен, — расстроенно ответил Гарри.
— Ты не можешь быть с ним постоянно, — сказал Лестрейндж, поворачиваясь к нему. — Для этого тебе пришлось бы уволиться. — Гарри молчал, и он продолжил: — Никому от этого не будет лучше. И твоему сыну в том числе. Каждый должен делать своё дело — он подрастёт, и вы будете общаться больше.
— Не знаю, — вздохнул Гарри. — Он как-то раз — и вырос.
— Дети растут быстро, — согласился Лестрейндж и добавил мягко: — Я думаю, тебе не стоит сегодня идти с нами. Игры ещё будут — на болотах или нет, не важно. Ещё поучишься. Побудь с семьёй. Я пойму, если вы и завтра не придёте.
— Меня тогда Джинни съест, — слабо улыбнулся Гарри. — Без всякого гарнира. Она очень ждёт этого праздника!
— Берите Джеймса, — предложил Лестрейндж. — Он уже большой и чужих, как я понимаю, не боится. Побегает там, а когда устанет, мы его где-нибудь уложим отдохнуть.
— Я думаю, он не устанет, — улыбнулся Гарри уже ярче. — Он, по-моему, вообще не устаёт.
— Тем более, — кивнул Лестрейндж. — Вы решайте сами, но я буду рад… а сейчас давай продолжим — я бы осмотрел камин. Как-то ведь этот господин сюда попал.
Джинни с Джеймсом вернулись примерно через полчаса — тот капризничал и хныкал и, едва они вышли из камина, слез с маминых рук и побежал к выходу из гостиной. Гарри с Лестрейнджем как раз изучали камин, и Джинни, извинившись, пояснила, покосившись на сидящего неподалёку от него зачарованного незнакомца, которого они, спустившись, перенесли сюда:
— Я впопыхах забыла Олли. И мы бежим за ним.
— Олли — это синий дракон? — уточнил Лестрейндж, и Джинни с удивлением сказала:
— Да… ты знаешь, как его зовут? — спросила она Гарри с шутливым удивлением, но Лестрейндж почему-то не дал ему ответить:
— Ваш эльф сказал, что в комнате игрушки нет. Мы попросили его поискать её, но он пока что не нашёл.
— Странно, — удивилась Джинни. — Он всегда с ним спит… куда он подевался?
— А когда она у вас появилась и откуда? — Лестрейндж выпрямился и опустил палочку, которой изучал камин.
— Гарри принёс, — сказала Джинни, и Гарри встревоженно запротестовал:
— Я не приносил! Я точно не приносил никаких драконов, синих или нет!
— Конечно, приносил, — Джинни нахмурилась. — Ещё летом.
— Стоп, — сказал Лестрейндж, и они оба посмотрели на него. — Миссис Поттер…
— Джинни, — перебила та.
— Джинни, — согласился он. — Вспомните, пожалуйста, как именно вы получили Олли? Гарри сам его вам отдал? Или Джеймсу?
Сверху раздался недовольный крик, и Джинни отвлеклась:
— Ну всё… сейчас начнётся. Пойдёмте, может быть, наверх? Я боюсь, он свалится откуда-нибудь или где-нибудь застрянет в поисках своего Олли.
— Конечно же, идёмте, — поддержал её Лестрейндж и повторил. — Так как вы получили Олли?
Она задумалась и ответила только возле детской, откуда раздавался шум и возмущённые возгласы: «Где?!» «Олли!»
— Мне отдал её Кричер, — Джинни положила руку на ручку приоткрытой двери. — Да, точно, я уверена — он мне её отдал и сказал, что это Джеймсу от Гарри. Джейми! — она вошла в комнату, где уже царил бардак: постельное бельё валялось на полу, а Джеймс сейчас пытался стянуть туда же и матрас. — Джейми, Олли там нет, — безнадёжно проговорила Джинни, подходя к сыну.
Лестрейндж же негромко попросил Гарри:
— Ты не мог бы спросить эльфа, где он взял игрушку и почему сказал то, что сказал?
Гарри и сам очень хотел это узнать. Он вызвал Кричера, и когда тот появился, спросил — может, слишком резко:
— Ты где взял игрушку? Синего дракона? Олли?
— У господина, — Кричер заморгал и затеребил край своего передника.
— У какого? — Гарри начал злиться. Он-то точно знал, что никакого дракона никуда не приносил и никому не отдавал!
— У господина Гарри, — Кричер заморгал испуганно и непонимающе.
— Неправда! — воскликнул Гарри. — Я тебе никаких игрушек не давал! Отвечай немедленно, где ты его взял?
— В кармане, — Кричер задрожал.
Шум в детской, между тем, не стихал, только теперь к голосу Джеймса присоединился голос Джинни.
— В каком кармане?!
— В кармане мантии господина, — голос Кричера приобрёл хнычущие нотки.
— Гарри, — негромко проговорил Лестрейндж, и когда Гарри в ярости на него глянул, очень мягко попросил: — Ты не позволишь мне тоже задать вопрос твоему эльфу?
— Спрашивай, — разрешил, конечно, Гарри.
Странно как. Эльфы ведь не лгут хозяевам обычно? Кричер точно этого не делал — по крайней мере, с тех пор, как искренне признал Гарри своим хозяином.
— Кричер, — вполне дружелюбно спросил Лестрейндж, — расскажи, как это было? Как ты нашёл игрушку?
— Кричер чистил вещи господина, — проговорил тот с каким-то ноющим упрёком. — Кричер взял игрушку у него в кармане.
— Твой хозяин поручал тебе отдать игрушку маленькому хозяину? — уточнил Лестрейндж, и Кричер захныкал:
— Нет… Но она лежала в кармане господина…
— Когда это было? — спросил Лестрейндж. — Как давно? Примерно?
На сей раз Кричер задумался. Он думал довольно долго, и наконец сказал:
— В начале августа.
— Гарри? — Лестрейндж посмотрел на Гарри. — Ты не помнишь, могло быть такое?
Полтора месяца назад? Как будто Гарри помнил, что тогда было… что было тогда? Кажется, как раз тогда у них и было дело Мюррей… какие тут игрушки?
И вдруг он вспомнил. Вспомнил, как гулял по набережной и нашёл там… ну да, пожалуй, это можно было счесть драконом, хотя сам Гарри подозревал, что это был персонаж какого-нибудь маггловского мультика. И правда, он же тогда сунул её в карман — и забыл о ней.
— Было, — признался он. — Только я вообще забыл… но она тут точно не при чём: она вообще маггловская.
— Спасибо, Кричер, — любезно поблагодарил эльфа Лестрейндж, и Гарри подхватил:
— Иди. Спасибо, да. Я вспомнил — всё так и было. Она правда маггловская, — повторил он уже Лестрейнджу. — Я гулял по набережной и нашёл… совсем забыл о ней. Сунул в карман — и забыл.
— Надо бы найти эту игрушку, — Лестрейндж поднял палочку и, постучав в дверь, приоткрыл её. — Джинни, я так понимаю, Акцио не сработало? -спросил он, и Джинни отозвалась:
— Нет! Ума не приложу, куда он мог подеваться!
— А прежде срабатывало?
— Акцио? Конечно, — в голосе Джинни Гарри отчётливо услышал раздражение. -Уверена, что в комнате её нет — может, где-нибудь на лестнице?
— Вы не могли бы поискать? — попросил Лестрейндж, вместе с Гарри входя в комнату. — Мы с ним пока побудем, — пообещал он, наблюдая, как Джеймс, больше не удерживаемый матерью, немедленно опять потащил матрас на пол.
— Конечно, — вздохнула Джинни.
Едва она ушла, Лестрейндж посмотрел ей вслед и досадливо проговорил:
— Не надо его оставлять там без присмотра… я думаю, кому-нибудь из нас стоит спуститься и приглядеть за этим… господином.
— Давай я тут останусь, — предложил Гарри, наблюдая, с каким удивительным упрямством Джеймс тянул тяжёлый матрас со своей кроватки. — А что ты так прицепился к этой игрушке?
— Потом скажу, — ответил Лестрейндж, уходя.
Гарри остался один с Джеймсом. Наверное, это было неправильно, но он стоял и просто смотрел, как его сын боролся со слишком тяжёлым для него и большим матрасом, к тому же ещё и чарами привязанным к основанию кровати — и как тот поддавался, понемногу двигаясь с кровати. Джеймс сосредоточенно пыхтел и фыркал, покраснев от напряжения, и настырно, по четверть, а то и по одной десятой дюйма стягивал матрас, дёргая и дёргая его за край — и к моменту возвращения Джинни тот был сдвинут уже дюймов на двенадцать.
— Гарри! — возмутилась Джинни с недовольным вздохом. — Ну что ты стоишь и смотришь?
— Да пускай, — ответил он. — Тут всё равно бардак. Нашла?
— Нет! — она подняла перевёрнутый детский стульчик и села на него. — Я уже думаю просто что-нибудь в неё трансфигурировать.
— Ты можешь? — почти попросил Гарри. — Я его вообще не помню. Но это правда, что он был у меня в кармане — я просто забыл.
— Да могу, — она вздохнула. — Что бы мне трансфигурировать такое… ладно, ты иди, — она встала и, подойдя к Гарри сзади, обняла его за шею и поцеловала в ухо. — Мы тут разберёмся. А ты выясняй, что это за гость у нас такой. Джейми в Мунго дежурные целители проверили — он в полном порядке.
— Пойду, да, — Гарри очень не хотелось уходить, но она была права: он должен был выяснить, кто это такой и что он делал у них в доме. И как вообще сюда попал. Сюда! Куда даже Волдеморт не смог пробраться!
Эта мысль подняла дыбом волоски на его затылке, и Гарри, быстро поцеловав Джинни в ответ, сбежал вниз, где Лестрейндж, стоя рядом с окаменевшим незнакомцем, очень внимательно его разглядывал.
— Идём? — спросил он Гарри. — Что-то не так?
— Я не понимаю, как он попал сюда, — хмурясь, сказал Гарри. — Этот дом… он скрыт. Сюда даже Волдеморт не смог попасть в войну.
— У меня есть только одно объяснение, — ответил Лестрейндж, — но я сперва хочу поговорить с ним. Я вот только не уверен, куда нам идти, — добавил он. — В Мунго или к нам?
— Зачем же в Мунго? -спросил Гарри, и Лестрейндж решил:
— Не знаю. Ладно, идём к нам — там посмотрим.
Первым в камин шагнул Гарри. Затем Лестрейндж отправил туда окаменевшего «гостя», а затем и вышел сам из камина в Атриуме и, подхватив их с Гарри «добычу», отлевитировал ту к лифтам.
В конце концов они втроём устроились в допросной. Поскольку парень сидел, согнув ноги в коленях и оперевшись за спиной руками об пол, они пока что усадили его на пол, и Лестрейндж, чинно заведя протокол, наконец, снял заклятие:
— Финита.
Парень отмер — и недоумённо заморгал. Потом как-то медленно и неуклюже поднял правую руку и положил её себе на шею сзади, вроде, растирая её. Он смотрел на Лестрейнджа и Гарри, моргая так часто, словно бы в глазах ему что-то мешало, потом открыл рот, видимо, намереваясь спросить что-то, но не издал ни звука.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Лестрейндж, садясь напротив и держа его на прицеле.
Парень снова открыл рот и издал какой-то хриплый звук.
— Воды? — спросил Лестрейндж, и парень медленно кивнул.
Гарри наколдовал стакан, налил в него воды и отлевитировал сидящему на полу парню. Тот сглотнул и сначала медленно чуть наклонился вперёд, перенося вес с той руки, на которую опирался, и только затем отнял её от пола и медленно и как-то неуверенно протянул к стакану. Взял его — рука качнулась вниз, как будто бы тот весил фунтов двадцать — и медленно поднёс к губам. И сделал глоток. Закашлялся, но сделал следующий, и ещё один — и каждый, кажется, у него получался лучше прежнего.
А когда он допил воду, Лестрейндж спросил:
— Кто вас заколдовал? И почему?
— Такое было условие, — голос у парня был довольно высоким, но прозвучал хрипло.
— Условие чего? -спросил Лестрейндж.
— Учёбы, — парень опустил руку со стаканом на пол.
— Какой учёбы? — дружелюбно спросил Лестрейндж.
— Мы постигали тайны магии, — ответил тот, и Гарри удержал нервный смешок.
— Постигли? — осведомился Лестрейндж.
— Да! — парень вздёрнул подбородок, только вышло это у него как-то слишком медленно.
— Это хорошо, — одобрительно проговорил Лестрейндж. — Но давайте познакомимся. Меня зовут Радольфус Лестрейндж. Это — Гарри Поттер. А вы кто?
— Гарри Поттер? — переспросил парень и поглядел на Гарри. — Ух ты. Здорово.
— А вы кто? — повторил Лестрейндж.
— Патрик Фейн, — сказал, наконец, тот. — А мы где вообще?
— Мы в аврорате, — сообщил ему Лестрейндж. — Вам там удобно?
— А, ну да, — Фейн как будто только теперь обратил внимание на то, что сидит на полу. — А дайте руку?
Лестрейндж протянул ему руку, тот схватился за неё, но тому пришлось встать самому и фактически поднимать Фейн на руки, а затем тут же усаживать на стул.
— Отвыкли двигаться? — спросил Лестрейндж понимающе, и Фейн согласился:
— Ага. Но я вообще не думал, что так будет.
— Когда же вас заколдовали? — Лестрейндж обошёл стол, и они с Гарри сели, наконец, на свои привычные места.
— Так когда учебный год закончился, — ответил Фейн. — В конце июня.
— А где он закончился? — Лестрейндж казался просто воплощением дружелюбия.
— Так в нашей школе, — довольно сказал Фейн.
— В школе, — повторил Лестрейндж с искренним любопытством. — А что за школа?
— А это секрет, — заулыбался Фейн. — Просто школа.
— Жаль, — Лестрейндж вздохнул и посмотрел на Гарри. — Ну что же, оформляем, — он извлёк из воздуха какой-то лист и официально зачитал: — Мистер Фейн, вы обвиняетесь в незаконном проникновении в дом мистера и миссис Поттер, в слежке за аврором и в незаконной передаче секретных служебных сведений вашему хозяину — кем бы он ни был. Это от пяти до десяти лет Азкабана, — любезно сообщил он ошарашенному Фейну и поднялся. — Это всё, — проговорил он прежним благожелательным тоном. — Сейчас мы вас проводим в камеру — и вам повезло: заседание Визе…
— Каких сведений?! — буквально заорал Фейн. — Вы чего несёте?!
— Секретных, — повторил Лестрейндж. — Вы провели в доме моего коллеги несколько недель, — с внезапной жёсткостью проговорил он. — Думаете, я поверю в сказочку про школу? И в то, что вы оказались там случайно?
— Да! — Фейн даже вскочил, пусть и пошатываясь. — Я вообще должен был оказаться у маггловского ребёнка! Я не знаю, как я… — он выдохся и, кашляя, шлёпнулся на стул обратно, — как я туда попал вообще!
— Вы совершенно напрасно считаете меня идиотом, — отрезал Лестрейндж. — Не бывает таких случайностей и совпадений. Вот попасться вы и вправду не рассчитывали и легенду не придумали — что ж, это ваше право. Молчите. Мы вас отыскали — это главное. Идём, — велел он Гарри и, как будто бы забыв про протокол, пошёл к двери.
— Да стойте вы! — закричал Фейн, уже серьёзно испугавшись. — Да ну это бред, ну правда!
— Что за школа? — Лестрейндж развернулся и, шагнув к столу, опёрся о него, нависая над Фейном.
— Я не могу сказать! — в отчаянии воскликнул Фейн.
— Почему? — резко спросил Лестрейндж, и Фейн, почти плача, повторил:
— Ну не могу!
— Обет? — спросил Лестрейндж, и Фейн зажмурился. -Хорошо, — Лестрейндж снова сел за стол. -Вы учились в Хогвартсе?
— Да, — испуганно ответил Фейн.
— Факультет?
— Хаффлпафф, — Фейн сжал край стола. — Послушайте…
— Когда закончили?
— В девяносто… тьфу… три года назад! — воскликнул тот. — Но я только СОВы сдал!
— Почему? — жёстко спросил Лестрейндж, и Фейн замотал головой:
— Да потому что я не знаю! Это сложно! На третьем курсе меня вообще чуть не убили, и я в школу не поехал! — быстро-быстро заговорил он, иногда захлёбываясь словами. — Пропустил целый год, потом пошёл на третий курс — вы думаете, это просто? Я проболтался целый год незнамо где!
— Вы магглорождённый? — так же жёстко спросил Лестрейндж, и Фейн закивал:
— Ну да! Родители вообще отказались уезжать, меня какие-то люди непонятные спрятали, я жил в какой-то грёбанной глуши! Торчал там целый год! Попробуйте потом вернуться в вашу школу! Конечно, я учился плохо! Потом эту школу восстанавливали, потом вообще было непонятно что — ну я СОВы сдал да и ушёл в другую школу!
— Откуда вы о ней узнали? — продолжал наседать Лестрейндж, а Гарри…
Гарри было жалко Фейна. Он пытался представить себе, как тринадцатилетний магглорождённый мальчик должен был чувствовать себя. Его не так давно выдернули из привычной жизни, забрали в сказку — а сказка внезапно стала страшной и чуть мальчика не съела. А ведь он даже не мог вернуться обратно: он так и не пошёл в среднюю школу, пропустив целых два года, и вот что ему было делать? Ему ведь даже документы бы не сделали: вряд ли министерство Тикнесса бы этим озаботилось. Гарри мог понять и его родителей: они вообще не понимали, что в волшебном мире происходит, почему они должны были срываться и куда-то уезжать? Потеряв работу и жильё? А ведь дядя Вернон и тётя Петуния так сделали… но их хоть переселили Орденцы, да и они всё же знали кое-что о волшебном мире. Ну а Фейны?
— К нам в Хогсмите на третьем курсе ещё подходили, — ответил Фейн испуганно. — И потом. Рассказывали. Ну я и решил, что не хочу торчать в школе ещё два года — толку-то? Всё равно я СОВы сдал ужасно. А тут можно было уже жить самостоятельно и даже работать с ними — семнадцать-то мне уже было. Но кто бы меня взял? Я хотел нормально доучиться, и не всякой ерунде, а настоящему!
— Чему?
Такой Лестрейндж пугал даже Гарри — сейчас, глядя на него, он невольно вспоминал о его старшем брате и невестке. От него буквально веяло опасностью и холодом, настолько, что Гарри сам не заметил, как отодвинулся подальше.
— Всему! — воскликнул Фейн. — Настоящей магии, а не вот этому всему! Как превращать иголки в спички. Да зачем?! Зачем мне эти спички идиотские и навык различать ежей и этих… как их… нарглов? Я хочу быть настоящим волшебником! Настоящим, понимаете? А не как вы! Уметь превращать людей в лягушек и деревья в замки!
— Вас этому учили в этой школе? — спросил Лестрейндж, и Фейн воскликнул:
— Да! И многому другому! Но я только закончил первый трёхгодичный круг — и я же сдал экзамен! Сдал! Вы понимаете?!
— В чём состояла суть экзамена? — отрывисто спросил Лестрейндж.
— Так вот же! — воскликнул Фейн. -Я расколдовался! Вернее, оно само расколдовалось, когда меня тот мальчик полюбил! Вы понимаете? Он полюбил меня по-настоящему! И я ожил! Я смог, всё получилось, понимаете?
— Что получилось? — Гарри вздрогнул то ли от того тоном, которым был задан этот вопрос, то ли от понимания, каким будет ответ.
— Ну он полюбил меня, вы понимаете? — возбуждённо сказал Фейн. — Я смог его привязать к себе! Игрушкой! Как к живому существу! Это же подлинная любовная магия, вы понимаете?
— Чёрная, — Лестрейндж резко подался ещё вперёд, и Фейн отшатнулся. — Это подлинная чёрная магия, — медленно проговорил он. — Я знаю, что вы делали, Патрик. И я обещаю вам, что ближайшие лет двадцать вы проведёте в Азкабане — и это если целителям удастся ликвидировать её последствия. А вот если нет, вы там проведёте ближайшие полвека. Я за этим лично прослежу, я обещаю. Гарри, — он поднялся, — Джеймса нужно отвести к Уингеру. Я вас провожу с ним — долго объяснять, я лучше сам поговорю с ним. А этого пока что в камеру — и обездвижим для надёжности.
Гарри, бледный и испуганный, вскочил, уже не понимая, играет Лестрейндж или правду говорит. Интуиция Гарри вопила, что тот на сей раз искренен, но голова отказывалась в это верить — Джеймса ведь проверяли! Только что! Джинни ведь была с ни в Мунго!
— Да вы что, — залепетал насмерть перепуганный Фейн. — Какая чёрная… вы что? Это же просто заговор обычный… я вам не могу сказать его, но…
— Adstringo cor tuum, — вдругпродекламировал Лестрейндж, и глаза Фейна изумлённо расширились, — iter pono in… так? — спросил он тихо и так страшно, что Фейн зажмурился и только закивал, а у Гарри взмокли похолодевшие ладони. — Умеете молиться? — неожиданно спросил Лестрейндж, и когда Фейн помотал головой, уронил: — Жаль.
Больше он не произнёс ни слова. Они в молчании отвели потрясённого Фейна в камеру, где, усадив на койку, Лестрейндж наложил на него — всё так же молча — Петрификус. И только когда они заперли дверь и Лестрейндж пометил её красным — значком высшей опасности — Гарри спросил:
— Это всё правда? — отчаянно надеясь услышать: «Нет».
— Да, — серьёзно сказал Лестрейндж. — Впрочем, я не думаю, что он сумел причинить мальчику серьёзный вред: заклинанье страшное, но он молокосос и был игрушкой, неживым предметом. Чтобы в таком состоянии всерьёз воздействовать, нужно иметь силу и быть мастером. И даже в этом случае покуда объект жив, заклятье можно снять и даже без длительных последствий, — он сжал плечо Гарри, и тот стиснул его руку и требовательно переспросил:
— Правда?
— Я не стал бы тебе лгать. Идём. И не пугай без нужды Джинни — скорее всего, последствия если и есть, то минимальные, и Уингер всё поправит.
Они быстро пошли к лифтом, и покуда ждали их, Гарри пытался собраться и взять себя в руки. Получалось плохо: в голове стучала одна мысль — это ведь он, он сам, своими руками, лично принёс в дом эту дрянь. И мало что принёс — он ещё и позабыл об этом!
— Гарри? — спросил Лестрейндж, и тот понял, что двери лифта перед ними открыты. — Ты в порядке?
— Нет, — глухо ответил Гарри. — Это я его принёс!
— Это было глупо и неосторожно, — не стал утешать его Лестрейндж. — Но большой беды, я полагаю, не случилось.
— Но могло! — резко ответил Гарри.
— Могло, — согласился Лестрейндж. — Но не случилось. И не ты отдал игрушку сыну. Я бы эльфа за самоуправство наказал, — добавил он, нахмурясь. — Подобное недопустимо.
— Я не думаю, что он хотел что-то плохое, — заступился за Кричера Гарри.
— Да какая разница? — возразил Лестрейндж. — Эльф ни при каких обстоятельствах не должен даже мысли допускать о том, чтобы распоряжаться вещами своего хозяина и тем более кому-то их передавать. Особенно ребёнку и особенно его! Гарри, мало ли, что может быть в кармане у аврора! А если завтра он найдёт там тыквенный котелок с ядом?
— Я поговорю с ним, — тихо сказал Гарри.
Он чувствовал себя ужасно. Наверное, Лестрейндж был прав, и Кричер в самом деле провинился, но по сравнению с виною Гарри об этом было даже говорить смешно. Он, он принёс игрушку в дом — всё остальное просто следствие его беспечности.
Лифт остановился, но Лестрейндж вдруг заблокировал двери, а затем повернулся к Гарри и крепко взял его за плечи:
— Послушай меня. Ты, конечно, сделал глупость, но глупость объяснимую. Ты ведь подобрал эту игрушку даже не на Диагон-элле — кто предположил бы, что маггловская вещь может быть такой опасной? Если бы не твой эльф, возможно, ничего бы не случилось — ты, я полагаю, всё-таки проверил бы игрушку прежде чем сыну отдавать.
— Не знаю, — честно сказал Гарри. — Я вообще её ему давать не собирался. Просто подобрал.
— А почему?
— Не знаю, — повторил Гарри. — Мне стало его жалко… ох, — пробормотал он, осознав, что только что сказал.
— Да, интересно, — согласился Лестрейндж. — Теперь добавился ещё вопрос, насколько случайно эта вещь попала к тебе в руки. Вполне могло совпасть — а может быть, и нет. Но мы это узнаем, — пообещал он. — И прекрати себя винить: все ошибаются.
— Но ведь не так же! — воскликнул Гарри, и Лестрейндж вдруг сказал с насмешливым смешком:
— О да. Никто и никогда за всю историю и в целом мире не ошибался так, как Гарри Поттер!
— Это не смешно! — резко возразил Гарри, и Лестрейндж согласился:
— Конечно, не смешно. Такой эгоцентризм трагичен. Ты, разумеется, великий, но ведь и на солнце, говорят, есть пятна. А не менее великий Дамблдор проглядел когда-то у себя под носом Волдеморта.
— Да при чём тут, — буркнул Гарри, но ему, как ни странно, стало легче.
— А примерно в твоём возрасте, если я не перепутал, он вообще дружил с одним известным магом…
— Хватит! — Гарри ткнул его в плечо с кривой, но всё-таки усмешкой. — Я-то всё равно придурок.
— Безусловно, — согласился Лестрейндж — и нажал на кнопку.
Двери распахнулись, и Лестрейндж с Гарри вышли. Когда они подошли к камину, Лестрейндж заметил:
— Если ты войдёшь домой с таким лицом, у твоей жены будет разрыв сердца.
— Нет, она просто меня убьёт — и всё, — попытался отшутиться Гарри, и Лестрейндж кивнул:
— О, тогда отлично.
Гарри улыбнулся уже искренне, и домой вошёл в итоге почти успокоившись, хотя на душе у него всё равно было тяжело и муторно.
В доме было шумно. Гарри это удивило: он был уверен, что Джинни уже трансфигурировала игрушку, и Джеймс успокоился, но похоже, это было не так. Впрочем, может быть, дело было в чём-то другом?
Гарри с Лестрейнджем поднялись по лестнице и вошли в детскую, где по-прежнему царил полнейший хаос — разве что матрас вернулся на своё место. Джинни сидела на кроватке, держа в руках синего плюшевого монстра-дракончика, а Джеймс горько рыдал, сидя на полу.
— Он говорит, что это не та игрушка, — расстроенно сказала Джинни, увидев Гарри. — Не знаю, что с ним делать.
— Мы поэтому пришли, — ответил Гарри. — Понимаешь… мы там выяснили кое-что… Джеймса нужно показать ещё одному целителю, я думаю, что он поможет, — сбивчиво проговорил Гарри.
— Что вы выяснили? — Джинни нахмурилась, и Гарри снова стало очень-очень плохо.
— Что эта игрушка на него… воздействовала, — Гарри хотелось просто провалиться сквозь землю. — Прости, я вообще не собирался её Джейми отдавать! Просто сунул в карман… Джин!
— Как воздействовала? — напряжённо спросила Джинни.
Гарри обернулся на Лестрейнджа, ища в нём поддержки, но тот молчал, и ему пришлось объясняться самому:
— Привязыванием к себе. Поэтому он плачет и требует ту самую. В Мунго это снимут…
— Я тебя потом… поговорю с тобой, — пообещала Джинни, глянув на молчаливого Лестрейнджа и вставая. — А сейчас идём, — она наклонилась, поднимая Джеймса, но тот заизворачивался и закричал ещё громче:
— Пусти!
— Идём, — повторила Джинни, пытаясь удержать извивающегося и вопящего ребёнка.
— Пойдём искать твою игрушку? — спросил Гарри. Ему пришлось повторить это ещё три раза, пока Джеймс его услышал и замолк, тяжело дыша и всхлипывая. — Пойдём её искать? — спросил он ещё раз, и Джеймс всхлипнул громко и прерывисто и сказал:
— Да.
— Давай его мне? — предложил Гарри, но Джинни отказалась:
— Нет уж.
Уингера им пришлось ждать: даже несмотря на присутствие Лестрейнджа тот не смог принять их сразу, и они какое-то время ходили по коридору возле приёмной, изображая поиски игрушки, потому что просто ждать Джеймс категорически отказывался. Наконец, Уингер появился и пригласил их в кабинет — и вот там-то Джинни всё и узнала окончательно, потому что Лестрейндж, разумеется, подробно объяснил всё как целителю, так и ей. Разве что о таинственной школе умолчал — но вряд ли сейчас это было важно.
— Я не буду произносить этот заговор вслух, — говорил Лестрейндж. — Я лучше напишу — я полагаю, вы с ним знакомы.
Он поднял палочку и начал писать в воздухе — Гарри почему-то ожидал увидеть огненные буквы, но те были самыми обычными, чернильно-чёрными: «Adstringo cor tuum, iter pono…»
— Стоп, — велел Уингер. — Не нужно это поминать, я понял.
Лестрейндж развеял надпись, а Гарри стало совсем страшно. Что это должно быть за заклятье, если даже Уингер не позволил просто написать его? Даже не проговорить?
— Но игрушка и мальчишка, — сказал Лестрейндж, кажется, скорей для побледневшей Джинни. — И когда я мальчика обследовал, я ничего не обнаружил. Ущерб не должен быть тяжёлым.
— Обследовал он, — фыркнул Уингер. — Нашёлся тут специалист. Так, юноша, — сказал он уже Джеймсу. — Идите-ка сюда. Мэм, положите его на кушетку и разденьте, — велел он Джинни. — И не переживайте так, всё это можно снять, — добавил он, но Джинни это, кажется, не слишком успокоило.
Пока она раздевала и укладывала Джеймса, Лестрейндж сжал плечо Гарри, и тот отодвинулся. Всё это была исключительно его вина, и ему не хотелось никаких утешений. Лестрейндж тут же отпустил его, однако остался стоять рядом.
— Миссис Поттер, отойдите, — велел Уингер, подходя к недовольно вертящемуся на кушетке Джеймсу. — Т-с-с, — сказал он мальчику, прижимая палец к губам, и тот, к удивлению Гарри, внимательно глядя на целителя. Тот указал на Джеймса палочкой, и по телу мальчика побежали разноцветные огоньки. Тот широко раскрыл глаза, глядя на них, и Гарри подумал, что Уингер сделал это просто чтобы отвлечь Джеймса. Если это было так, то он добился цели: Джеймс на огоньки отвлёкся и начал с любопытством разглядывать себя и их, Уингер же, тем временем, сосредоточенно изучал, указывая своей палочкой то на его руки, то на грудь, то на голову. Это продолжалось довольно долго: ничего не происходило, цветные огоньки бегали по телу мальчика, тот следил за ними, Уингер водил над ним палочкой — и вдруг огоньки мигнули, а в центре груди как будто промелькнула едва заметная тень.
— Ага, — удовлетворённо сказал Уингер и прокомментировал: — Это ерунда. Сейчас уберу. Возможно, останется маленький ожог — магически заживлять его нельзя, сам пройдёт со временем.
Он указал палочкой на грудь Джеймса — туда, где была тень — и, что-то пошептав, сделал такой жест, словно подцеплял ей что-то, а затем потянул наверх. И все увидели, как из груди потянулось прозрачное, едва заметное тёмно-фиолетовое мерцающее облачко, тонкое и лёгкое и словно бы живое, трепетавшее и извивающееся на конце волшебной палочки.
Там, откуда Уигнер его вытянул, кожа покраснела, но Джеймс почему-то даже не захныкал — словно ничего не чувствовал. Наконец, Уингер поднял облачко на пару футов — и вдруг резко вскинул палочку вверх, блеснула ослепительно яркая вспышка, и в воздухе запахло смесью чеснока, озона, сладких цветов и какой-то гнили.
— Готово, — сказал Уингер и снова наклонился к Джеймсу. — Ну, ожог совсем лёгкий — заживёт, даже ничем не надо мазать, — удовлетворённо сказал он. — Очень слабое воздействие. Могло со временем и само разойтись, — он щёлкнул пальцами и вручил Джеймсу маленького тряпичного цыплёнка цвета целительских мантий. — Это вам за храбрость и хорошее поведение, юноша, — сказал он и обратился к Джинни: — Одевайте его. Мы закончили.
— С ним точно теперь всё в порядке? — спросила Джинни напряжённо.
Уингер взял её руки в свои огромные ладони, сжал их и заверил:
— Абсолютно. У вас прекрасный и полностью и совершенно здоровый мальчик. Такие сглазы действуют, во-первых, очень медленно, а во-вторых, их сила напрямую связана с силой их творящего. Этот явно не силён. Вам не о чем волноваться.
— Нам нужно ваше заключение, — сказал Лестрейндж. — И подтверждение наличия заклятья.
— Для суда? — уточнил Уингер и кивнул: — Конечно. Можно завтра? — попросил он. — Уже вечер — дел невпроворот.
— Лучше бы сегодня, — попросил Лестрейндж. — Завтра суббота — значит, тогда только в понедельник. Коротко хотя бы.
— Ладно, — Уингер скривился и потребовал: — С тебя завтра корзина сидра. Лично мне.
— Пришлю тебе домой сегодня, — пообещал Лестрейндж с улыбкой. — Я помню: розовый для дам и кальвадос тебе.
— Ладно, напишу, — показательно вздохнул Уингер. — Мальчик утомился — забирайте его и получше покормите, — сказал он Джинни. — Дайте что-то сладкое — не знаю, даёте ли вы уже шоколад.
— Нет, — ответила она, надевая на болтающего ножками Джеймса ногами носки.
— Тогда сварите хоть какао, — велел Уингер. — Завтра тоже. Хотя лично я бы рекомендовал шоколад, можно даже стопроцентно горький. Крепкий мальчик, молодец, — похвалил он разглядывающего цыплёнка Джеймса. — Весь в родителей. Ну всё, идите, — он нетерпеливо помахал рукой. — Пришлю, пришлю я заключение… а мне бы автора увидеть, — вдруг сказал он, и Лестрейндж кивнул:
— Конечно. Приходи в любое время.
— Ну пошли, — вдруг сказал Уингер, кажется, забыв о том, что дел у него невпроворот. — Пойдём, посмотрим. Любопытно, кто у нас такой завёлся деловой да слабый.
— Скорее, дурной и молодой, — возразил Лестрейндж.
Джинни с Джеймсом на руках вышла из кабинета первой, а когда Гарри пошёл было за ней, Лестрейндж придержал его, пропуская вперёд Уингера, и спросил тихонько:
— Ты сейчас домой или со мной?
— Не знаю, — так же тихо сказал Гарри. — Лучше бы домой, конечно… можно? Рабочий день же ещё не…
— Иди, — тут же согласился Лестрейндж и даже подтолкнул его. Слегка.
Дома Джинни сразу же отправилась на кухню. Когда она подошла к детскому стульчику, чтобы усадить в него Джеймса, Гарри виновато попросил:
— Дай мне его.
— Держи, — она вздохнула почему-то и, отдав сына Гарри, вдруг взъерошила его волосы. — Ты придурок, и я должна тебя убить, но я так рада, что всё обошлось, что отложу пока. И ты ещё стоишь тут такой несчастный, что это просто форменное свинство, — она снова взъерошила его волосы и улыбнулась.
— Почему свинство? — спросил Гарри, и Джинни слегка потянула его за волосы:
— Потому что ты мешаешь мне так тебя ненавидеть! — воскликнула она. — Ну или хотя бы злиться.
— Извини, — расстроенно проговорил Гарри, и Джинни дёрнула его за волосы уже сильнее:
— Ты вообще бессовестный! Я тебя ещё и утешать должна?!
— Нет! — ответил он, и Джинни вдруг отобрала у него Джеймса и заявила:
— Ну вот и готовь тогда нам обед сам. И вари какао! И мне тоже, — она уселась вместе с Джеймсом за стол, а Гарри подошёл и обнял их, склонившись и прижав к себе. И это было невероятно трогательно, но Джеймс всё испортил, недовольно принявшись весьма чувствительно отпихиваться.
— Вот-вот-вот, — со смехом поддержала сына Джинни. — Иди-иди! К плите!
— А что готовить-то? — спросил, тоже рассмеявшись, Гарри, и Джинни пожала плечами:
— Там есть на леднике… ну, разное. Джейми, я уверена, хотел бы фрикаделек, а я — просто мяса… или курицу — там есть.
Конечно, ни на какой покер Гарри в этот вечер не пошёл — он вообще забыл о нём — а вот мысль о Фейне его мучила. Гарри даже вышел бы в субботу на работу, если бы в этом был хоть какой-то смысл — но он знал, что ни Лестрейнджа, ни кого-то из коллег там нет. Но не расспросить Лестрейнджа он не мог — и ещё поэтому очень ждал праздника.
Джеймса Гарри и Джинни взяли с собой: тот прекрасно себя чувствовал, и даже лёгкий ожог к утру поблёк и, кажется, совсем его не беспокоил. О своей любимой игрушке он, как ни странно, кажется, забыл, зато теперь таскал с собой полученного от Уингера цыплёнка и даже взял его и к Лестрейнджу. Гарри даже зачаровал игрушку, чтобы, если Джеймс её потеряет, с лёгкостью её найти.
Праздник в этот раз был особо многолюдным, и среди гостей было неожиданно много детей самых разных возрастов: от совсем малышей вроде Джеймса до взрослых, типа Норы. Да, Нора тоже была здесь, как и её дядя Уисп, почти сразу подошедший к Поттерам поздороваться.
Здесь же наконец была и Миллисент — она держалась рядом с Тедди, но, в целом, кажется, чувствовала себя вполне свободно, и очень ловко управляла своими деревянными руками и ногами. Последних, впрочем, под плотными чулками видно не было, а на руках у неё были высокие шёлковые перчатки, тонкие и лёгкие, расшитые, так же, как и подол её светло-зелёного платья, крупными чёрно-жёлтыми шмелями.
Гарри обратил внимание, что в этот раз среди гостей было много и членов Визенгамота. Многие из них пришли со своими семьями, и Гарри поначалу опасался, что весёлый праздник превратится в официальный приём — но нет, атмосфера, как ни удивительно, не изменилась.
Гарри пришлось очень долго ждать момента, но уже ближе к середине праздника он сумел поймать Лестрейнджа одного и спросил:
— Ты с Фейном говорил?
— Зачем? — ответил ему Лестрейндж. — Он, похоже, просто дурачок, даже не понимавший, что за заклятье использует. Нам нужен тот, кто его учил — а это долгая работа, полагаю. Вчера времени на это не было. Пускай посидит — ему полезно. И подумает. В понедельник и начнём — мы либо уже опоздали, либо нет. А сегодня отдыхай — у нас тут праздник. И квиддич — ты в команде?
— Да, — Гарри нашёл взглядом Джинни и подумал, что, возможно, она тоже захочет поиграть. — А вы вчера играли? В покер?
— Да, конечно, — Лестрейндж посмотрел на Гарри очень внимательно. — Гарри, это тоже, в некотором роде, работа. Было бы простое развлечение, я бы не пошёл. Но это сейчас нужно делать.
— Я приду в следующий раз, — пообещал Гарри. И всё-таки не удержался: — Ты считаешь, что это важнее Фейна?
— В некотором роде да, — спокойно сказал Лестрейндж. — Фейн уже у нас, и я не вижу в его деле срочности. Разумеется, откладывать его нельзя, но пара вечерних часов ничего не решает. Полагаю, дело будет долгим. А вот у Мальсибера времени совсем немного: мы его изрядно выжали, и это надо бы подправить. Особенно теперь.
— Почему? — озадаченно спросил Гарри, но Лестрейндж лишь улыбнулся и сказал:
— Я всё пытаюсь до стола дойти и съесть хоть что-нибудь. Пойдём?
Больше о делах они не разговаривали, однако уже после матча — в котором Гарри с Джинни наконец-то после долгого перерыва сыграли вместе и, конечно, выиграли — Лестрейндж подошёл к Гарри и сказал:
— Я думал завтра где-нибудь к обеду заглянуть в отдел. Часа в два.
— Я приду, — тут же сказал Гарри, и Лестрейндж кивнул в ответ.
Уже собираясь уходить, Гарри случайно застал возле камина странную сцену: довольно полный мальчик лет, наверное, восьми из семьи члена Визенгамота Фоули топал ногами и кричал:
— Но я хочу! Я хочу, мама!
Стоящая рядом с ним женщина — видимо, мать? — то брала мальчика за плечи, то смотрела на Уильяма Фоули, и что-то тихо говорила с недовольным и упрямым выражением лица.
— Гарри, — услышал он рядом голос Андромеды и отвлёкся:
— Меда!
— Будет не очень хорошо, если Уильям поймёт, что ты всё это видишь, — сказала она, отводя его в сторону. — Это их дела. Не нужно.
— Да я ничего, случайно просто, — Гарри демонстративно повернулся спиной к камину и пошутил: — Сколько тут твоих коллег сегодня!
— Надо же что-то делать с дементорами, — ответила она. — Это тянется уже почти два месяца, и мы, кажется, застряли.
— Раньше почему-то никого не волновало их наличие, — язвительно заметил Гарри.
— Раньше у высокочтимых господ судей там не было такой многочисленной родни, — не менее язвительно ответила она. — Пускай и дальней. А может, они думают о будущем, — добавила колко Андромеда. — Ведь кто знает, кого из них что ждёт?
— Думаешь? — рассмеялся Гарри, и она пожала плечами:
— Я не удивлюсь.
Она наверняка знала, о чём говорит, и Гарри в который раз подумал о том, как много членов Визенгамота сидели в тех же креслах и при Тикнессе. И кто из них, на самом деле, разделял идеи Волдеморта — может быть, не все, возможно, они и не были горячими сторонниками террора, но главные — и кто теперь просто молчит и говорит то, что от него ждут. А кто тогда ушёл и — или — был его противником. Когда-нибудь, возможно, Гарри узнает это: если он однажды в самом деле станет Главным аврором, у него будет неограниченный доступ в архив, даже в самые секретные его отделы. И вот тогда…
Джеймс за весь день ни капли не устал и уходить не захотел — и Лестрейндж утешал его, присев на корточки и обещая:
— Ты всегда-всегда можешь приходить сюда. Когда захочешь. И играть с кем хочешь. Ему очень понравились наши козы — еле оторвали, — пояснил он Гарри.
— Козы? — переспросил тот. — Что, те самые?
— Представь, — Лестрейндж улыбнулся.
— Их что, так и не забрали?
— Пока нет, — ответил Лестрейндж, и что-то в его голосе заставило Гарри уточнить:
— А заберут?
— Откуда же я знаю, — пожал он плечами. — У них там полсемьи до сих пор в Мунго. Но ты знаешь — я уже не против их оставить. Заберут — пожалуй, потом сам куплю. Детям очень нравится, да и я соскучился, как оказалось.
— По козам? — засмеялся Гарри.
— По нормальному хозяйству, — ответил Лестрейндж. — Мы всегда сыр делали, а я это забросил. Зря, пожалуй. Правда, у этих коз не та порода, так что докупать придётся в любом случае. Приходите к нам, когда захочется, — сказал он Джинни, и она с признательностью его поблагодарила.
Дома в традиционной уже корзине с сидром, мясом и сырами они обнаружили бутылку с молоком и дюжину маленьких пёстрых яиц — и Гарри не удержался от улыбки: значит, как минимум часть тех самых перепёлок так в Лестрейндж-холле и осталась. Джеймс заснул сразу, едва оказавшись дома — Джинни даже не стала его купать, просто уложив спящего сына в кроватку, и заявила:
— Всё. Я завтра даже из кровати не вылезу. Делай с Джейми сам что хочешь.
— А мне надо уйти завтра, — виновато признался Гарри. — Дольф будет допрашивать того… который был игрушкой. Я хочу присутствовать.
— Иди, конечно, — со вздохом согласилась Джинни и потребовала: — Но ты мне всё потом расскажешь.
— Всё, что смогу, — пообещал Гарри.
Он и ждал, и даже несколько побаивался предстоящего допроса Фейна, и в отдел пришёл заранее, уже к полудню. Он довольно долго стоял возле камеры так и застывшего на койке Фейна и рассматривал его, пытаясь понять, в самом деле ли тот просто идиот, которого использовали, или нет. И кто мог это делать и зачем? Привязать к себе вот так учеников, вынудив их применить запретную магию?
Школа… Сколько там учеников? И кто и зачем туда идёт? Фейн ведь, пожалуй, уникален: в нём сочетались, похоже, некоторая лень, амбициозность и отсутствие явных талантов, плюс то, что с ним произошло на третьем курсе… а ведь в самом деле, думал Гарри, что делать, например, исключённым из Хогвартса магглорождённым? Или просто тем из них, кто не обладает какими-нибудь выдающимися способностями? В маггловский мир им ведь не вернуться… или нет? Могут они получить диплом об окончании, допустим, старшей школы? Колледжа? Впрочем, даже если могут, что они там будут делать, в мире магглов? Не имея маггловского среднего образования? Высшее же им не получить… Как зарабатывать? Наверняка найти что-нибудь можно, но… по сути, они были обречены остаться здесь, в волшебном мире — только в качестве кого? В самом деле, чем бы занимался Гарри, если бы не стал аврором? Если бы у него не было ни дома, ни родительского сейфа? И не было семьи Уизли, принявшей его как сына? Если бы он не был «мальчиком-который-выжил», наконец? Вот закончил бы он школу — и куда пошёл? Чем бы он зарабатывал? Как жил?
И ответы, что рождались в голове у Гарри, ему совсем не нравились.
Фейн сидел в допросной очень тихо и испуганно смотрел на Гарри и Лестрейнджа.
— Мистер Фейн, — сказал тот. — У вас было довольно времени подумать. Вы использовали очень серьёзное заклятье, тёмное и запрещённое, сам факт применения которого карается долгим Азкабаном. Вы это понимаете?
— Но я же не знал, — ответил Фейн, вроде бы, искренне. — Я правда не знал… я думал… нас же учили… научили ему! Это же школа, там не могут научить плохому!
— Вы там жили? — спросил Лестрейндж. — В этой школе?
— Ну конечно, — кивнул Фейн. — Где же мне ещё жить было? В школе.
— Сколько было в спальне человек?
— Не… — Фейн замялся. — Я вам не могу рассказывать о ней.
— Мистер Фейн, — Лестрейндж качнул головой. — Я не пошутил, предупреждая вас об Азкабане. Скажите, — спросил он уже немного дружелюбнее, — вы можете назвать нам формулировку вашего обета?
— Формулировку? — растерянно переспросил Фейн, и пока Гарри удивлённо округлял глаза, Лестрейндж пояснил:
— Повторить его. Вы можете сказать нам, или написать, как тот звучал?
— Наверное, — подумав, сказал Фейн. — Я не знаю… а так разве можно?
— Если вы не поклялись её не называть, то да, — заверил его Лестрейндж.
— Я не обещал, — подумав, сказал Фейн. — Наверно, я могу. Послушайте, я не хотел никому вредить!
— Я вам готов поверить, — ответил Лестрейндж. — Если вы покажете, что, в свою очередь, готовы с нами сотрудничать. Итак, как ваш обет звучал?
Фейн задумался, и на его лица вновь возникло выражение растерянности.
— Я… Я… я не помню, — наконец, проговорил он. — Правда, я не помню… почему-то не могу… не вспоминается…
— Мистер Фейн, — Лестрейндж с Гарри понимающе переглянулись, — вы согласитесь поработать с нашим легиллиментом?
— С кем? — переспросил Фейн, и Гарри застонал — молча, про себя.
— Человеком, который сможет проникнуть в ваше сознание и найти там сцену вашего обряда, — объяснил Лестрейндж.
— В моё сознание? — испуганно переспросил Фейн. — Нет-нет-нет! Я не согласен! — запротестовал он. — Он там всё увидит и расскажет! Вообще всё! Нетушки!
— Это можно сделать и без вашего согласия, — прохладно заметил Лестрейндж. — Мы получим согласие Визенгамота без труда — учитывая, что вы навредили сыну одного из авроров.
— Как это без моего согласия? — Фейн совсем перепугался. Лестрейндж почему-то не сковал его и не приковал к скобе, так что тот сейчас обхватил себя руками и вжался в спинку стула, с жалобным испугом глядя на авроров. — Как это так?
— Согласие Визенгамота, — повторил Лестрейндж. — Но должен вас предупредить, что чем сильней вы станете сопротивляться, тем неприятнее для вас будет сама процедура. И тем больше увидит легиллимент: ему ведь придётся продираться через образы в вашем сознании. Тут уж на что он натолкнётся.
— Слушайте, я не хочу так! — воскликнул Фейн. — И не буду! Я же вообще не делал ничего плохого: я сдавал экзамен! Я вообще не знал, что это там за хрень — я просто делал так, как нас учили! Почему я должен отвечать за это?
— Потому что пока это просто ваше утверждение, — пояснил Лестрейндж с подчёркнуто терпеливым видом.
— В смысле? — вскинулся Фейн. — Я же рассказал вам, как всё было!
— Но мы ведь не можем вам поверить на слово, — покачал головой Лестрейндж. — Может быть, вы врёте. Доказательства нужны — а их пока чтонет. А от легиллимента вы отказываетесь. Что мы должны думать?
— Но я не хочу! — Фейн обхватил голову руками. — А если он сведёт меня с ума?
— Не сведёт, — серьёзно заверил его Лестрейндж. — Это рядовая процедура. Я и сам бы мог, у меня есть лицензия, но с вами будет работать специалист. Раз имеется обет, лучше перестраховаться, чтобы не увидеть лишнего. И вы можете помочь, вспоминая именно сцену его принесения.
— И он что, посмотрит только это? — недоверчиво спросил Фейн. — Вот только это — и всё?
— Если вы добровольно согласитесь — да, только это. Если нет — то что найдёт.
— Но я боюсь! — прохныкал Фейн. — А если я потом с ума сойду? Если он мне там всё перепутает и перемешает?
— Что перемешает? — озадаченно спросил Лестрейндж.
— Ну… всё. Воспоминания, — ответил Фейн.
— Перемешает? — переспросил Лестрейндж. — Мистер Фейн, — осторожно проговорил он, и Гарри понял, что он с определённым трудом сдерживает смех. Гарри и самому пришлось закусить губы, чтоб не засмеяться. — Воспоминания ведь не разложены по полочкам.
— А я знаю? — спросил Фейн. — Вот возьмёт — и перепутает всё мне! С кем я там общался или… кхм… ну мало ли! И вот буду я считать, что вы — моя бабушка!
— Я не буду говорить вам, что это невозможно сделать, — всё-таки улыбка прорвалась на лицо Лестрейнджа. — Но это чрезвычайно сложно. Практически на грани возможного. Таких специалистов почти нет — может быть, десяток на весь мир, и то не поручусь. Это огромный труд — и чего ради? Просто пошутить над вами? Мистер Фейн, — покачал он головой. — Вы себя переоцениваете. И потом, нам нужна истина — мы должны найти и школу, и учителей. Зачем нам тратить время таким странным образом?
— Я не знаю, — повторил Фейн. — А вдруг вы… этот ваш… внушит мне, что я… я не знаю, десять человек убил? И вы меня посадите?
— Мы вас и так посадим, — вздохнул Лестрейндж. — Зачем бы ему делать это? Не говоря уже о том, что он связан инструкцией.
— Может, вы не можете найти убийцу — а тут я? И вы такие — о, вот он! — спросил Фейн. — Вас похвалят, а я сяду навсегда!
— А убийца будет на свободе, — терпеливо начал объяснять Лестрейндж. — И убьёт ещё кого-нибудь. Или призрак умершего придёт к нам… ко мне — и не отцепится. Требуя отмщения. Зачем мне эта радость?
— Ну… не знаю, — Фейн даже растерялся, но сдаваться не хотел. — Мало ли. Ну вдруг вам надо посадить кого-то. А тут я.
— Нам нужно посадить того, кто научил вас чёрной магии, — серьёзно сказал Лестрейндж. — Вот это нужно — потому что он научит и других. И кто-нибудь погибнет. Понимаете? Этот мальчик мог бы умереть, если бы вас качественней выучили. И не просто умереть, — медленно проговорил Лестрейндж, поймав взгляд Фейна. — Хотите знать, почему эта магия запрещена? Почему она чёрная?
— Н-нет, — пробормотал Фейн, заворожённо глядя на него. — Н-нет. Я не хочу.
— В некотором роде это заклинание и вправду можно отнести к любовной магии, — всё так же медленно проговорил Лестрейндж. — Оно действительно привязывает человека к ворожащему. Знаете, как оно переводится? — вкрадчиво спросил он, и Гарри совсем не удивился, когда Фейн ответил:
— Нет.
— Вы использовали заговор, не зная, что он значит? -недоверчиво переспросил Лестрейндж.
— Это же заклинание! — воскликнул Фейн. — Они все непонятные!
— Они просто на латыни, — сказал Лестрейндж. — Но на ней они все имеют смысл. Так же, как и ваше заклинание. По-английски оно звучит так: Связываю твоё сердце, пробираюсь в твою душу, буду мил тебе до смерти, заберу тебя себе, — продекламировал он немного нараспев. — И это нужно понимать буквально. Сперва в сердце, а потом в душе того, на кого оно наложено, не остаётся места ни для кого и ни для чего, кроме ворожащего. В некотором смысле он действительно влюбляется — но это ненормальная влюблённость. Одержимость. А потом он умирает — просто отдаёт все силы, всю свою энергию тому, в кого влюблён… всю магию. А когда, — его голос постепенно становился тише, и сейчас Лестрейндж почти шептал, — всё это заканчивается, отдаёт последнее, что есть. Душу.
— Как это? — с хриплым ужасом спросил Фейн — и Гарри вполне понимал его. Ему тоже было жутко — особенно от мысли, что это могло ждать Джеймса. Его Джеймса!
— Примерно как дементору, но медленнее, — ответил Лестрейндж. — Впрочем, человек не может душу съесть — поэтому та становится призраком. Очень верным призраком. Готовым убивать ради своего хозяина — и делающим это. Делающим что угодно — потому что душа, в конце концов, себя теряет и становится отражением хозяина. Это старая и страшная магия, давно запрещённая и вроде бы — так, по крайней мере, считалось — давно изжитая. Я понимаю, что вас просто использовали, — проговорил он неожиданно сочувственно. — И понимаю, что вы не хотели ничего дурного. Помогите нам найти тех, кто вас научил — и я постараюсь убедить Визенгамот не отправлять вас в Азкабан на двадцать лет.
— Я не могу, — тоскливо проговорил Фейн. — Я же дал Обет. Непреложный.
— Да, я понимаю, — кивнул Лестрейндж. — Чтобы обойти его — а многие обеты можно обойти — нужно точно знать, как он звучал.
— Но я не помню, — жалобно проговорил Фейн.
— Это воспоминание вам стёрли, — объяснил Лестрейндж. — Легиллимент — я думаю, кто-то из ваших учителей — просто забрал его у вас.
— Так можно? — в ужасе спросил Фейн, и Лестрейндж кивнул снова:
— Да. Но обычно всё же остаются какие-то следы. Их можно отыскать. Если это не получится — подумаем, как быть. Поверьте мне, я… мы все очень заинтересованы в том, чтобы отыскать тех, кто это сделал. И хотя бы из-за этого мы будем аккуратны. Это, — он указал на Гарри, — отец того ребёнка. Как вы думаете, хочет ли он отыскать тех, кто хотел сделать это с его сыном?
В брошенном на Гарри взгляде Фейна было столько ужаса, что тот сказал:
— Я хочу найти их. Я понимаю, что вы выступили просто орудием, и не хочу винить вас — если вы поможете.
— Не знаю, — страдальчески проговорил Фейн. — Ну… вы обещаете, что он мне ничего не сделает?
— Даю слово, — очень серьёзно проговорил Лестрейндж, коснувшись своей груди ладонью.
— Ладно, — Фейн страдальчески скривился. — Ладно, ну… ну зовите его…
— Я сейчас, — Лестрейндж поднялся. — Гарри, напои пока что мистера Фейна чаем, — попросил он. — И, наверное, вы голодны? — спросил он Фейна, и тот закивал:
— Ужасно!
— Мы вам что-нибудь найдём, — пообещал Лестрейндж — и вышел, пообещав: — Эльфы сейчас что-нибудь доставят.
Хотел бы Гарри знать, куда он пошёл! Было воскресенье, и никого — ни менталиста, ни экспертов — в аврорате не было. Значит, Лестрейндж сейчас выдернет Маркс из дома, потому что — Гарри это понимал — ждать до завтра было невозможно: Фейн бы сто раз передумал, и пришлось бы уговаривать его с начала, только это было бы уже куда сложнее. Нет, нужно было ловить его согласие и делать дело прямо сейчас — и только бы Маркс согласилась!
Эльфы принесли чай и бутерброды, а ещё рагу — и хотел бы Гарри знать, откуда оно взялось у них в воскресенье. Фейн на еду набросился, а Гарри кусок в горло не лез, и он просто пил чай и напряжённо ждал. И думал, а что будет, если Маркс не согласится или если её попросту не будет дома. Лестрейндж же ведь сможет всё сделать сам?
Когда минут через пятнадцать Лестрейндж вошёл в допросную в сопровождении Мальсибера, Гарри на мгновенье потерял дар речи — а потом и обругал себя. Вот почему Лестрейндж ушёл таким спокойным: он точно знал, что если Маркс не будет, у него есть запасной вариант. А может быть, он вовсе не ходил к ней, а сразу же отправился к Мальсиберу.
— Это он, да? — с набитым ещё ртом спросил Фейн. — Ваш этот… как он называется?
— Легиллимент, — Лестрейндж вскользь коснулся остановленного перед уходом Прытко Пишущего Пера, снова запуская протокол. — К нам присоединяется Ойген Мальсибер — в качестве легиллимента. Я уже объяснил ему задачу — он готов, — Лестрейндж сел чуть наискосок от Фейна, ближе к Гарри, уступая место строго напротив Мальсиберу. — Вы готовы?
— Я… сейчас, — Фейн торопливо запихнул в рот половину бутерброда, что он ел. — Аеаоем, — пробормотал он, и Мальсибер улыбнулся обаятельно:
— Не торопитесь.
Он выглядел определённо лучше, чем когда Гарри видел его в последний раз: был уже не таким бледным и казался в целом куда более нормальным и живым, особенно когда, как сейчас, улыбался так легко и обаятельно. И всё же было нечто в его взгляде, от чего Гарри сразу ощутил себя ужасно неуютно.
К счастью, Фейн этого то ли не увидел, то ли не почувствовал. Он торопливо дожевал, сделал несколько глотков чая и, вернув чашку на стол, подтянул ноги к себе, поставив на стул пятки, обхватил колени руками и сказал:
— Ну, ладно. Я готов. А это больно?
— Нет, — Мальсибер снова ему улыбнулся очень располагающе. — Если вы не станете сопротивляться и поможете.
— Я такое не умею, — Фейн посильней прижал к себе колени.
— Думайте о том, как приносили обет, — сказал Мальсибер, беря в руки свою палочку. — Вы же, в целом, это помните, не так ли?
— Ну да, — согласился Фейн. — Помню. Но не помню слов.
— Ну вот и вспоминайте, — доброжелательно проговорил Мальсибер. — И глаза не закрывайте.
— Что, совсем? — испугался Фейн. — Даже не моргать?
— Нет, моргать можно, — весело улыбнулся Мальсибер. — Волноваться так не нужно: если что-нибудь пойдёт не так, я сразу прекращу. Не бойтесь.
— Хорошо вам говорить, — судорожно вздохнул Фейн. — Вдруг вы там меня с ума сведёте.
— Не сведу, — возразил Мальсибер. — У меня контракт. Это как обет, но больше, — пояснил он — и, как ни странно, Фейна это, похоже, успокоило:
— Если вы меня с ума сведёте, вы умрёте?
— Да, примерно так, — кивнул Мальсибер. — Так что этого не будет.
— Ладно, — Фейн поёрзал. — А мне как сесть?
— Лучше обычно, — попросил Мальсибер. — Ноги на пол, руки на стол… и смотрите мне в глаза. И вспоминайте, как обет давали. Ну, начнём? — спросил он, улыбаясь — и Фейн даже неуверенно улыбнулся ему в ответ и посмотрел в глаза.
Мальсибер указал на него палочкой, но молча, без всякого «Легиллименс» — и Гарри показалось, может быть, и зря, что он бы мог прекрасно обойтись и без волшебной палочки. И всё — они просто сидели, уставившись в глаза друг другу. Легиллименция — одно из самых незрелищных заклятий.
А потом Мальсибер мягко повёл рукой перед глазами Фейна и отвёл свой взгляд. И спросил:
— Есть у вас умеющие по губам читать?
— Есть, да? — возбуждённо спросил Лестрейндж, и Мальсибер кивнул:
— Собственно воспоминание обета подтёрли, но осталось отражение. Долго объяснять — я покажу. Хорошая работа, кстати, — добавил он. — Не каждый сможет.
— Дай я посмотрю, — Лестрейндж поднялся. — Может быть, пойму… когда-то я учился. А нет — найду специалиста. Идём. Гарри? — позвал он.
Они ушли втроём, зачаровав дверь допросной и поставив на неё сигнальные чары.
— Сходи к дежурному, — попросил Лестрейндж, — пусть приглядит за ним через стену. И приходи в отдел.
Дежурный поручению Гарри даже обрадовался: в воскресенье он, конечно, отчаянно скучал, а тут какое-никакое, а разнообразие. Так что он с энтузиазмом уселся возле сделанной прозрачной стенки, за которой Фейн продолжал свой прерванный обед, а Гарри побежал в отдел.
Где и застал Лестрейнджа и Мальсибера над Омутом, над которым поднималась призрачное… то ли зеркало, то ли окно, то ли ещё какое-то стекло, в котором отражалось мужское лицо с резкими незнакомыми чертами. Оно что-то говорило, однако видно было плохо — что через пару повторений Лестрейндж и констатировал.
— Я бы, может быть, и понял, но не так, — вздохнул он. — Что ж, попробуем иначе.
Он опустил голову в Омут.
Мальсибер же придвинул себе кресло и, усевшись, вытянул ноги и сказал Гарри:
— Жаль, что вас позавчера не было.
— Не получилось, — ответил осторожно Гарри, и Мальсибер кивнул:
— Я понимаю. Вам важно это дело? — неожиданно спросил он, и Гарри тут же отстранился:
— Я аврор. Мне все дела важны.
— Конечно, — тут же отступил и сам Мальсибер.
Лестрейндж поднял голову и покачал ей:
— Нет. Не понимаю. Специалист нужен.
— Эйва попроси, — предложил Мальсибер. — Он в детстве умел — сейчас не знаю.
— Эйвери умел в детстве по губам читать? — удивился Лестрейндж. — Зачем, не знаешь?
— Нашёл учебник как-то, — Мальсибер рассмеялся. — Ему стало интересно, вот и выучился. На пятом курсе в школе он так даже лекции писал за Биннсом — на спор. Помню, выиграл, — он снова засмеялся. — Попроси его, пускай посмотрит. Воскресенье же, а вы спешите.
— Да, такое дело неприятное, — к удивлению Гарри, признался Лестрейндж. — Не хотелось бы затягивать. Скажи, — он посмотрел на Мальсибера как-то оценивающе, и тот ответил вопросительно-невинной улыбкой, — а ты мог бы нам помочь ещё немного?
— Я весь ваш, — тот шутливо поклонился.
— Наш подозреваемый, как ты сам видел, очень нервничает и не доверяет нам, — сказал Лестрейндж. — Ты не мог бы его… успокоить? И расположить к нам?
— Успокоить — да, — Мальсибер склонил голову на бок. — А в остальном… ты понимаешь, о чём ты меня просишь?
— Ойген, — Лестрейндж присел на край стола. — Это отвратительное дело. Очень гадкое. Если очень коротко, есть люди, потенциально способные порабощать волшебников, а после превращать их в призраков. Привязанных к себе и верных призраков. И я хочу найти их. Помоги, пожалуйста. И сохрани в секрете.
Гарри во все глаза смотрел на Лестрейнджа. Тот, конечно, не нарушил ничего формально: контракт связывал Мальсибера лучше всяких обещаний, и тот никогда и ничего не смог бы передать кому-то из того, что здесь услышал. И всё-таки просить Мальсибера о помощи, раскрывая ему вот такие вещи…
— Давай попробуем, — ответил тот всё с той же лёгкой улыбкой. — Не обещаю, но сделаю всё, что смогу.
— Его сдерживает Непреложный обет, — сказал Лестрейндж. — Формулировку которого мы и пытаемся узнать.
— Я предложил бы поначалу попробовать восстановить всё стёртое, — сказал Мальсибер. — Там работа тонкая — но, знаешь ведь, чем тоньше — тем… тоньше, — он рассмеялся. — Их именно что стёрли, их не изымали — а значит, можно и восстановить. Идём, попробуем. Но лучше мы вдвоём — он вас боится, мистер Поттер, — Мальсибер посмотрел на Гарри. — Не знаю, почему. Боится и стыдится очень. Это помешает. Но если вы будете наблюдать за нами через стену, то мне не помешает, а он не узнает, — добавил он.
— Соседняя допросная свободна — оттуда лучше видно, — предложил Лестрейндж, и Гарри, разумеется, кивнул. — Стыдится, говоришь? — спросил он уже Мальсибера.
— Ага, — тот встал. — Стыдится даже больше, чем боится.
— Это хорошо, — Лестрейндж даже повеселел немного, кажется. — Идёмте.
Омут он убрал пока что в ящик своего стола и запер. Они ушли — и Гарри, отпустив дежурного, зашёл в соседнюю допросную, трансфигурировал себе один из стульев в кресло, сделал прозрачной стену и уселся поудобнее, разглядывая дообедавшего Фейна, сидевшего за столом уже нормально.
Мальсибер, войдя в допросную, обошёл стол и уселся рядом с ним, и дружески похлопал Фейна по запястью:
— Вы нам очень помогли, — сказал он ласково и дружелюбно. — Но у нас есть к вам ещё одна просьба. Можно я ещё немного посмотрю?
— Опять? — спросил Фейн. Гарри придвинулся к стене, вглядываясь в его лицо — но нет, вроде бы его взгляд оставался вполне ясным.
— Я хочу попробовать вернуть вам то, что у вас отняли, — сказал Мальсибер. — Восстановить затёртое воспоминание.
— Вы сможете? — недоверчиво округлил Фейн глаза.
— Я попытаюсь, — мягко и серьёзно ответил ему Мальсибер. — Это не так просто, но я тоже кое-что умею. И я обещаю, что не наврежу ничем — в крайнем случае всё останется как есть. Но если всё получится, вам будет легче жить — и безопаснее. Нехорошо не знать, о чём ты так поклялся.
— Я понимаю, — Фейн вздохнул. -Но мне страшно.
— Я вас понимаю, — Мальсибер вновь накрыл своей рукой его запястье, и Фейн сам стиснул его руку. — Я вам обещаю: я не наврежу. И буду настолько аккуратен, насколько это вообще возможно.
— Ладно, — снова вздохнул Фейн. — Но мне правда страшно. Но я ничего плохого не хотел, — он взглянул на Лестрейнджа.
— Все ошибаются, — утешающе проговорил Мальсибер. — Хотите — можете держать меня за руку, — предложил он, и Фейн благодарно закивал и сжал его руку. — Смотрите мне в глаза.
На сей раз Мальсибер в самом деле не стал пользоваться палочкой и просто поймал взгляд Фейна и внимательно вгляделся в его глаза. Впрочем, нет — через пару минут такого пристального взгляда Мальсибер медленно поднял правую руку со своей волшебной палочкой и, коснувшись её кончиком виска Фейна, замер так, время от времени слегка поворачивая её то в одну сторону, то в другую.
Это продолжалось долго. На верхней губе и на переносице Мальсибера выступили мелкие капельки пота, и в какой-то момент он слизнул их с губ каким-то кошачьим движением и снова замер.
Гарри никак не ожидал, что это будет продолжаться настолько долго. Прошло полчаса, а в допросной не менялось ничего — разве что Мальсибер теперь время от времени хмурился, или дёргал углом рта, или сжимал губы, или их облизывал, или прикусывал. Палочка в его руке всё двигалась — совсем чуть-чуть, туда-сюда — и её кончик не отлипал от виска Фейна. Тот сидел спокойно и даже чуть ли не расслабленно, глядя в глаза Мальсиберу, и Гарри гадал, что Фейн сейчас чувствует.
Шло время. Минул час, потом второй — у Гарри давно затекла спина и ноги, и он уже не раз вставал и ходил по комнате, и даже как-то вышел в туалет, а в допросной ничего так и не менялось. Гарри бы уже давно заволновался, но Лестрейндж выглядел спокойным, и, значит, волноваться было не о чем, твердил Гарри себе.
Было уже почти семь вечера, когда Мальсибер вдруг опустил палочку, вытянул свою руку из рук Фейна и, закрыв глаза, устало откинулся на спинку своего стула, проговорив:
— Всё. Готово.
— Ты восстановил? — спросил Лестрейндж, и Мальсибер ответил ему, не открывая глаз:
— Клянусь никогда и никому не рассказывать ни письменно, ни устно о том, чему меня учили в этой школе. Клянусь никогда и никому не называть ни письменно, ни устно имён моих товарищей и учителей. Клянусь никогда и никого не провожать сюда и не раскрывать иными какими-либо путями местоположение этой школы.
Фейн, между тем, моргал и тёр глаза, но, в целом, выглядел нормальным.
— Спасибо, — Лестрейндж подошёл к Мальсиберу и тронул его за плечо. — Ты как?
— Устал и хочу спать, — ответил тот. — И есть. И я, наверное, пропустил один визит, — он открыл глаза и посмотрел на Лестрейнджа. — И это очень плохо.
— Извини, — тот посмотрел на часы и кивнул. — Да, почти на час. Я провожу, — предложил он.
— Всего на час? — Мальсибер потёр глаза и потянулся. — Это ничего… нехорошо, но не ужасно. Можно как раз перейти уже на семь… и вы все меня снова проклянёте, — он улыбнулся почему-то сонно и открыл глаза. — Пойдём. Ему бы тоже отдохнуть, — добавил он, кивнув на зевающего Фейна, и Лестрейндж пообещал:
— Да, им займутся.
— Ты сможешь график сделать? — попросил Мальсибер. — На семь часов? На сутки? Начиная вот как раз с семи часов сегодня?
— Да, конечно, — Лестрейндж посмотрел на Гарри прямо через стену — тот, конечно, понимал, что это иллюзия, но ему и вправду показалось, что Лестрейндж его видит. Он даже кивнул ему в ответ, и только потом, вернув стулу его изначальный облик, поставил его на место и ушёл за Фейном.
В коридоре он столкнулся с выходящими из допросной Лестрейнджем и Мальсибером — и поразился той разительной перемене, что с тем произошла. Почему-то через стену это было не так очевидно, но сейчас, при личной встрече, Гарри видел и вернувшуюся бледность, и вновь проявившиеся морщинки в углах глаз и губ, и то самое пугавшее его прежде неестественно спокойное выражение глаз.
— Я думаю, что на сегодня всё, — сказал Лестрейндж. — И предлагаю расходиться по домам. Устрой нашего арестованного получше и проследи, чтобы его как следует накормили, и иди.
— Конечно, — заверил его Гарри, всё ещё глядя на Мальсибера. Тот вдруг поймал его взгляд, и на мгновенье Гарри просто утонул в черноте его глаз — и, резко отвернувшись, проговорил быстро: — Я всё сделаю. До завтра, да, — спохватился он и даже обернулся, но Лестрейндж просто попрощался с ним, и они с Мальсибером ушли.
Гарри же проводил Фейна в камеру. Об ужине ему беспокоиться не пришлось — они как раз попали на него, и Гарри просто попросил выдать Фейну добавки.
Теперь он мог идти домой, но Гарри был слишком взбудоражен для этого, и ему не хотелось ничего придумывать для Джинни — а сказать правду он просто не мог. Ему нужно было сперва самому её переварить и до конца осмыслить прежде чем решать, что и как рассказывать прямо сейчас Джинни и рассказывать ли вообще. В конце концов, это дело пока было в самом начале своего расследования, а что может прийти в голову Джинни, узнай она правду, он предсказать не мог.
Но и сидеть в отделе просто так, без дела, тоже было муторно — и глупо, так что Гарри просто поднялся наверх — и аппарировал на болота, рассудив, что Лестрейндж ещё должен быть там.
Ему даже пришлось немного подождать, пока Лестрейндж, почему-то отправившийся продолжать Мальсибера, вернётся вместе с ним — и когда оба удивились при виде Гарри, тот весело сказал:
— А я к вам пришёл поужинать. А то Джинни сегодня у родителей, и я подумал, чего я буду что-то придумывать, когда здесь такой стол.
— Мы тоже собирались ужинать, — сказал Лестрейндж. — Присоединяйся.
— Если бы ты знал, как я хочу вина, — вздохнул Мальсибер, оглядывая стол. — И как мне надоело это пиво.
— Я принесу тебе, — пообещал Лестрейндж. — Могу прямо сейчас, если желаешь.
— А давай, — Мальсибер даже улыбнулся, и эта улыбка хоть и вышла бледной, зато не выглядела жутко. — Белое. Я буду счастлив, если ты найдёшь какой-нибудь зибиббо, хорошо бы Белло Мио.
— Ты красное не пьёшь совсем? — спросил Лестрейндж, и Мальсибер возразил:
— Пью иногда. Но сейчас мне хочется цветов и лета. Это не патриотично, — улыбнулся он, — но я люблю александрийский мускат. В конце концов, мы все сейчас Италия — Пьемонт, Сицилия…
— Вы начинайте, — предложил Лестрейндж. — А я сейчас.
Он вышел из палатки, и Гарри услышал тихий хлопок аппарации.
— Идёмте в комнату? — предложил Мальсибер Гарри, подходя к столу. — Здесь не поговорить нормально — всё время кто-то ходит… и эти существа порхают, — он поднял голову и указал на сидящих над дверью троих фейри, внимательно за ними наблюдающих.
— Они же вас не трогают, — ответил Гарри.
— Не трогают, — Мальсибер согласился. — Но они довольно неприятные. Вы предпочли бы здесь остаться? — спросил он, и Гарри почему-то возразил:
— Да нет. Идёмте, правда, в комнату.
Мальсибер взял тарелку и положил на неё несколько листьев салата, пару помидоров, три куриных бедра и большую ложку пюре с горошком. На вторую он поместил пару булочек, кусок шоколадного пирога и грушу и добавил к ним горсть миндаля. А потом взял ещё одну тарелку и положил на неё ещё одно куриное бедро и добавил ложку йогурта.
Гарри выбрал себе большую баранью отбивную, к которой добавил порцию жареной картошки. На десерт он тоже взял шоколадный пирог, к которому, подумав, всё-таки добавил ещё булочку — для отбивной, которую полил ещё и соусом.
Пока они всё это выбирали, вернулся Лестрейндж с большой корзиной. Он тоже подошёл к столу — корзина медленно плыла за ним по воздуху — и быстро сложил на одну тарелку отбивную и пюре, а на другую — шоколадный пирог и грушу.
Всё это, а ещё кувшин с водой и яблочным соком и стаканы, и большой чайник чая с чашками они втроём и левитировали в комнату Мальсибера.
— Поможешь? — попросил он Лестрейнджа, и тот парой взмахов палочки трансфигурировал свою кровать в круглый стол, а подушки с одеялом — в стулья. Очень удобные стулья с мягкими широкими сиденьями и спинками.
Мальсибер, Гарри и Лестрейндж устроились за этим столом, и последний, приманив свою корзину, выставил на стол две бутылки белого вина и бутылку минеральной воды, бокалы и, отправив корзину в дальний угол комнаты к окну, сказал:
— Там ещё есть — пусть у тебя будет.
— Спасибо, — Мальсибер улыбнулся и, коснувшись палочкой горлышка бутылки, извлёк пробку и разлил вино.
Одну из своих тарелок — с куриным бедром и йогуртом — он почему-то отставил на комод и прикрыл салфеткой. Для кота, наверное, сообразил Гарри, оглядевшись, но нигде того не увидев. Может быть, он просто прятался от посетителей?
— Тебе спасибо, — сказал Лестрейндж, отпивая из своего бокала.
Мальсибер вновь проделал то, чем уже удивлял Гарри во время покера: разбавил своё вино примерно пополам минеральной водой — и, отсалютовав всем, сделал несколько глотков, и его брови взлетели вверх.
— Где ты его взял? — спросил он с радостным изумлением.
Лестрейндж негромко рассмеялся:
— Я собирался принести его к следующему покеру, но счёл, что сегодня это будет уместнее.
— Ты был у меня дома?
— Да, я заглянул к твоим родным — тебя так долго нет, — ответил Лестрейндж. — Я решил, они волнуются. Они мне передали для тебя. Но я принёс и то, что ты просил, — кивнул он на корзину. — Белло Мио и ещё пара других бутылок александрийского муската.
— Это превосходное вино, — сказал Мальсибер Гарри. — Одно из наших лучших. Надеюсь, вам понравится. Зачем ты этикетки снял? — спросил он у Лестрейнджа с шутливым упрёком. — Я не разбавлял бы.
Гарри отпил немного — вино было приятным, лёгким и совсем не кислым, и отзывалось сладковатыми фруктами на языке. Пожалуй, оно ему действительно понравилось.
— Хотел тебя удивить, — ответил Лестрейндж. — На остальных бутылках всё на месте.
— Удивил, — согласился Мальсибер, жмурясь от удовольствия и берясь за нож и вилку.
Он ел ловко и красиво, и отделяя мясо от костей с такой лёгкостью, словно был поваром или зельеваром. Или кто там ещё обладает такими навыками, целители? Кажется, даже его взгляд переменился — Мальсибер по-прежнему выглядел усталым, но глаза были живыми и смеющимися, а не мертвенно-спокойными.
— Извини, — сказал Лестрейндж, когда они закончили с основным блюдом и перешли к десерту. — Я не думал, что это так тяжело и долго — я сам не умею.
— Брось, — легко возразил Мальсибер. — Это тяжело, да, но это нормальная настоящая работа. Человеческая, понимаешь? Я устал, конечно, но это даже отчасти приятно.
— Тогда, возможно, я ещё раз обращусь к тебе, — сказал Лестрейндж. — По этому же делу.
— Обращайся, — согласился Мальсибер и заметил, нарезая грушу на дольки: — А вообще составитель обета идиот.
— Идиот, — согласился Лестрейндж, и Гарри всё-таки решил спросить прямо сейчас:
— Почему?
Мальсибер промолчал — может быть, слегка демонстративно посмотрев на Лестрейнджа — и тот объяснил:
— Обет запрещает рассказывать — устно или письменно — о том, кто и чему учил Фейна. Но не запрещает это показать. То есть можно отдать воспоминания или позволить легиллименту посмотреть их, и с Фейном ничего не случится. Невероятно глупо. А вот школу так найти нельзя: там есть запрет на демонстрацию её местонахождения. Посмотришь? — спросил он Мальсибера. — Работы много — вы можете проделать её на пару с Маркс.
— Конечно, — легко согласился тот. — Но завтра. Нужно график сделать, — спохватился он, и Лестрейндж напомнил:
— Я обещал — я сделаю после ужина. Отдыхай. На сколько дней?
— Давай на неделю, — вздохнул Мальсибер. — Я так понимаю, раньше мы отсюда вряд ли выйдем?
— Мы работаем над этим, — туманно ответил Лестрейндж. — Но вполне возможно, что ты прав. Так что ты нам можешь рассказать о Фейне?
— А, — Мальсибер кивнул и, разрезав дольки груши на кусочки, наколол один на вилку и отправил его в рот. — Он не очень умный, — начал он перечислять. — Он до полусмерти напуган, ему очень стыдно перед вами, — кивнул Мальсибер Гарри, — и он чувствует себя обманутым, обескураженным и не до конца верит, что всё это происходит с ним взаправду. Если ты поговоришь с ним правильно, он поймёт, что его крупно подставили его учителя, — сказал он уже Лестрейнджу, — и будет с вами сотрудничать. Горя, возможно, гневом праведным, — он улыбнулся и съел ещё кусочек груши. — Я лягу спать сейчас, — продолжил он без перерыва. — Если я правильно считаю, встать мне нужно будет без чего-то два, а потом можно снова спать до без чего-то девяти. После приходите, если хочешь.
— Ты успеешь отдохнуть? — спросил Лестрейндж с сомнением, и Мальсибер ответил:
— Должен, думаю. К тому же, мне после девяти спать всё равно не дадут — не вы так невыразимцы или…
Он не успел договорить, потому что из главной комнаты раздался вдруг истошный женский визг.
Они все втроём вскочили, но Мальсибер быстро пояснил:
— Это Мелинда. Я сейчас.
Он дошёл до двери и резко распахнул её, выбросив вперёд правую руку и приказав:
— Нельзя! — и в этом восклицании было столько властности, что Гарри вздрогнул.
Они с Лестрейнджем, конечно, не остались на месте и тоже подошли к двери и увидели отчаянно отбивающуюся от запутавшихся в её волосах фейри молодую женщину. То, что волосы были собраны в пучок и, кажется, закрыты сбившейся сейчас на шею косынкой, ничуть не помешало фейри влезть в них, и на случайность списать это было невозможно.
Мантии на женщине не было, только лёгкий свитер и брюки, так что понять, принадлежит она к невыразимцам или тварцам, по одежде было невозможно. Она была худенькой и маленькой, и совсем юной, и отчаянно отбивалась и пыталась выпутать фейри из своих волос, чему её тугой пучок сейчас очень мешал.
— Мелинда, замрите, — сказал Мальсибер, подходя к ней. — Я сейчас вам помогу.
Фейри при его приближении отчаянно завизжали, и Гарри послышался в их визге ужас, и Гарри ощутил некоторое злорадство. След от того укуса давным-давно зажил, но Гарри отлично помнил свои ощущения от подсаженному в него яйца, и никаких тёплых чувств к этим созданьям не испытывал.
Мальсибер подошёл к замершей с зажмуренными на искажённым крайним омерзением лицом девушке и первым делом распустил ей волосы. А затем велел коротко:
— Вон.
Фейри тут же, кажется, секунд за пять, выпутались из длинных тёмных волос и разлетелись, скрывшись где-то в полутьме под потолком.
— Я могу им запретить к вам даже приближаться, — сказал Мальсибер осторожно приоткрывшей глаза женщине.
— Я знаю, — ответила она, с содроганием поглядев наверх. — Не нужно. Извините, — она обхватила себя за плечи и быстрыми движеньями потёрла их ладонями. — Я просто отвлеклась и не ожидала.
— Я предупреждал, что женщинам не стоит здесь бывать в такие дни, — сказал Мальсибер. — А уж вам — тем более. Вы и так их очень привлекаете.
«В такие дни»?! Гарри передёрнуло от омерзения. Он прекрасно понял этот эвфемизм, и это было просто невероятно гадко — представлять, что эти существа воспринимают женщин как… как… Брррр!
— Но я здесь работаю! — сказала она… нет, не с вызовом, скорее, грустно. — Я не могу сказать, что мне это не по силам, понимаете? Вы видите, я даже платок ношу!
— Обычно это помогает, — кивнул он, — но не сейчас. Ведь я прав?
— Да, правы, — она покраснела.
— Их привлекает кровь, — сказал он, и Гарри почему-то показалось, что говорит он это для него. Не для неё. — Не стоит их дразнить.
— Да я не собиралась, — она вздохнула и начала собирать рассыпавшиеся по плечам волосы. — Это всё… произошло слегка внезапно, — она снова покраснела.
Она была очень милой и симпатичной, особенно сейчас, когда отвращение больше не искажало её лицо.
— Я вам помешала? — спросила она, глядя на Гарри и Лестрейнджа. — Извините, пожалуйста.
— Вы в порядке? — спросил в ответ Лестрейндж, и она кивнула:
— Да, уже всё хорошо. Ненавижу этих тварей, — она поёжилась. -Я не знаю, почему они меня выбрали и всё время достают, — она вздохнула и, собрав волосы, свернула их в пучок, а затем достала палочку из рукава и коснулась ей его — шпильки вылетели из руки Мальсибера и скрепили волосы.
— Вы очень эмоционально реагируете, — сказал Мальсибер. — Им это нравится, и они вас дёргают.
— Я пытаюсь сдерживаться, — она опять вздохнула и, сняв с шеи светлый хлопковый платок, повязала им голову. — Но ничего не получается. Они такие мерзкие… и эти яйцеклады… бр-р-р, — её буквально передёрнуло.
— У них сезон размножения в разгаре, — сказал Мальсибер. — Вернее, даже уже заканчивается. Они спешат.
— Они рождаются зимой? — удивился Лестрейндж. — Необычно.
— Дети холода и смерти, — вполне серьёзно ответил Мальсибер, повернувшись к ним с Гарри. — Они сами тепло любят, но рождаются обычно в холод. А вам лучше не ходить одной, — снова обратился он к Мелинде. — Или позволить мне запретить им трогать вас.
— Не надо, — как-то грустно отказалась та. — Спасибо вам. Ещё раз извините.
— Я подожду, — сказал Мальсибер. -Делайте, что вам необходимо.
— Я поесть хотела, — ответила она. — Спасибо, я сейчас быстро всё возьму.
Она подбежала к столу и принялась торопливо наполнять тарелку. Мальсибер стоял, наблюдая за ней, Гарри же оглядывал палатку и довольно быстро отыскал сидящих на одной из протянутых под потолком верёвок фейри, следивших за Мелиндой взглядами.
Наконец, она собрала себе еду и пошла назад, левитируя перед собой полную тарелку, чайник чая и большой стакан оранжевого — тыквенного? — сока. Гарри надеялся, что сможет понять, где она служит, исходя из той двери, в которую она войдёт, но она пошла в одну из боковых комнат, предназначенных для общего использования.
Едва она закрыла за собой дверь, Мальсибер развернулся и пошёл к себе, и Гарри с Лестрейнджем последовали за ним. Уже в комнате, снова сидя за столом и отламывая вилкой кусок шоколадного пирога, Мальсибер пояснил, хотя никто его не спрашивал:
— Она не хочет помощи. Я предлагал. Не раз.
— А на нас им нападать вы запретили? — спросил Гарри, и Мальсибер кивнул:
— Да. Я готов был запретить это и для остальных, но сотрудники и отдела тайн, и регулирования магических популяций попросили меня этого не делать: они изучают их, каждые по-своему.
— А она где служит? — спросил Гарри. — Мелинда? — но Мальсибер только улыбнулся ему в ответ и любезно осведомился после маленькой паузы:
— Налить вам чаю?
— Я надеюсь, ты не менее щепетилен и в обсуждениях в отношении нас, — заметил Лестрейндж, и Мальсибер склонил голову:
— Конечно.
Они мирно допили чай, и Гарри с Лестрейнджем засобирались уходить: Мальсибер откровенно клевал носом и хотя, казалось, с удовольствием болтал с ними, выглядел уже откровенно сонным. Когда Лестрейндж вернул всем предметам в комнате их прежний вид и, выстроив тарелки вереницей, открыл дверь, отправив их на дальний край стола, где обычно оставляли грязную посуду, Гарри заметил какое-то шевеление на кресле, а затем из-под лежащего на нём пледа высунулась было чёрная лапа — и тут же убралась обратно.
Домой Гарри вернулся ещё до девяти, и хотя ложиться было, вроде, рано, он чувствовал себя достаточно уставшим для того, чтобы это сделать. И сразу же заснул — и, видимо, поэтому проснулся в шесть утра. За окном шумел осенний дождь, нудный и холодный, и Гарри уже в который раз порадовался, что теперь в министерство можно было попасть камином: теперь хоть в тапочках иди!
В тапках он, конечно, на работу не пошёл, но сама возможность этого Гарри очень радовала. Зато в семь утра он уже был в отделе: он отлично выспался, а что ему было делать дома одному?
Дежурный на входе в аврорат Гарри неожиданно обрадовался:
— А вас там требуют, — сообщил он. — Восьмая камера. Уже час как.
— Меня? — удивился Гарри, пытаясь вспомнить, кто там сидит в восьмой камере.
— Вообще кого-нибудь, — сказал дежурный. — Из авроров. Настырный такой.
— Понял, принял, — отрапортовал Гарри. — Я схожу.
Его ждал сюрприз: в восьмой камере оказался заперт… Уилсмит. Доступа к ней у Гарри не было, он даже поговорить с ним не мог!
Решение Гарри принял быстро: в конце концов, с этим Уилсмитом все тут носились уже второй месяц, и всё без толку — а тут он вдруг потребовал авроров! Вдруг он передумает? Нет, рисковать так было глупо, и Гарри решил оповестить Лестрейнджа. Но посылать Патронуса из министерства было долго, так что он поднялся наверх и просто аппарировал к его дому… вернее, куда смог — а смог он на высокий берег, покрытый всё ещё зелёной травой. Ну да, закрываясь от дождя и ветра, думал Гарри, конечно, аппарация-то на ночь закрыта… но Патронус же, наверное, сможет в дом попасть?
Он сотворил серебряного оленя, надиктовал ему послание и отправил, и когда тот просто растворился в нескольких футах от Гарри, словно бы пройдя через невидимую границу, тот наколдовал себе большой… огромный зонт, высушил себя, наложил согревающие чары и попенял себе за то, что не взял плащ. Можно было даже зимний!
А потом Лестрейндж-холл просто появился ярдах в двухстах от Гарри, и он аппарировал к уже приоткрытой двери, за которой его ждал вполне одетый Лестрейндж. Правда, слегка сонный, но очень заинтересованный.
— Доброе утро, — поздоровался с ним Гарри. — Извини, но я подумал, раз Уилсмит вдруг решил поговорить, не стоит ждать ещё два часа.
— Согласен, — кивнул Лестрейндж. — Идём, спросим, что он хочет.
— Мне же к нему нельзя, — неохотно напомнил Гарри, и Лестрейндж пообещал:
— Я расскажу тебе. Подожди меня возле камеры.
Они аппарировали к министерству, и когда Лестрейндж вошёл в камеру Уилсмита, Гарри наколдовал себе стул и уселся на него, приготовившись ждать долго.
Вышел Лестрейндж оттуда очень скоро в состоянии весёлого бешенства.
— Он играет с нами, — сказал он, накладывая на дверь заклятье. — Просто дёргает без дела — так, поиздеваться. Понимая, что мы побежим хоть утром, хоть среди ночи. И он прав — мы будем. Хотя мне кажется, что всё это бесперспективно. Ничего он нам не скажет. Да и, собственно, зачем? У нас на него не так уж много есть — зачем ему себя топить. Даже если мы докажем, что он сделал эти зеркала — что, честно говоря, сомнительно — то он заявит, что был под Империо. У Волдеморта. И у него хорошие шансы убедить в этом Визенгамот.
— Почему? — Гарри нахмурился.
— Потому что хороших букинистов мало, а уж букинистов с таким ассортиментом почти нет.
— И он может выйти? — хмуро спросил Гарри.
— А чего, ты думаешь, мы тут второй месяц нюхлеров изображаем? — в голосе Лестрейнджа прорвалась досада. — Волдеморта мы ведь допросить не можем. А всё остальное Джервис с Яксли знают с его слов — они ведь не видели, как Уилсмит делал эти зеркала. В доме у него мы нашли книгу с описанием — но, опять же, улика это косвенная. Да, скажет он на суде, книга была. Да, я её Волдеморту дал и другим Пожирателям показывал. Но я был под Империо. И всё. Недоказуемо же.
— А палочка? — с надеждой спросил Гарри. — Там же ведь должны были остаться заклинания?
— Ну, во-первых, докопаться до заклятий семилетней давности непросто, — сказал Лестрейндж. — А во-вторых, мы докопались, но там чисто, разумеется. Я уверен, у него есть ещё палочка, возможно, даже не одна — но мы её, во-первых, не нашли, а во-вторых, если он купил её не в Британии, мы не докажем, что она принадлежит ему, потому что сам он не признается, а мастера мы не отыщем. Ладно, — он наколдовал часы — те показали двадцать минут восьмого. — До планёрки сорок минут — я бы позавтракал. Присоединишься?
— А вдруг вы мне врёте? — спросил Фейн после подробного разъяснения Лестрейнджа смысла принесённого тем обета и предложения отдать свои воспоминания об уроках и учителях.
— Но вы ведь теперь помните обет, — напомнил ему Лестрейндж. — Подумайте, что он подразумевает, и вы поймёте: то, что я вам предлагаю, безопасно.
— А вдруг это всё враньё? — спросил Фейн. — И это ненастоящее воспоминание? Вдруг этот ваш его придумал и засунул мне в башку? Нет, я так рисковать не буду!
— Да как скажете, — ответил ему Лестрейндж. — Послезавтра заседание Визенгамота, и мы получим разрешение на принудительное применение легиллименции. А вы пока что отдохните в камере.
— И тут уж что увидим — то увидим, — добавил Гарри. — Школу — значит, школу. Я только надеюсь, что до этого воспоминания наш легиллимент успеет посмотреть всех ваших учителей.
— Потому что школу вам показывать нельзя, — подхватил Лестрейндж. — Это нарушение обета.
— Думаю, его надо предупредить, — полувопросительно проговорил Гарри, глядя на Лестрейнджа, и тот кивнул:
— Согласен. Но легиллименция — это ведь не чтение. Нельзя знать заранее, что увидишь, особенно если тебе не показывают что-то добровольно.
— Это же убийство! — воскликнул Фейн. — Я же умру, если он там не то увидит!
— Не обязательно он, — заметил Лестрейндж. — Может, и она… да, не хотелось бы, — он покивал. — Вы нам нужны: без вас этих преступников не отыскать. Но раз вы не намерены сотрудничать, придётся рисковать.
— А вы мне можете гарантировать, что этот ваш легиллимент ничего не того не увидит, если я соглашусь? — спросил Фейн, подумав. — И ничего мне в голову не положит своего?
— Так вы же нам не верите, — напомнил ему Гарри. — Гарантировать-то мы вам можем, но раз вы не верите, какой в этом смысл?
Фейн засопел. Лестрейндж разглядывал его с каким-то скептическим интересом, и тот нервничал под этим взглядом и вертелся на своём стуле, на сей раз прикованный руками к скобе в столе.
— Я не знаю! — выкрикнул он наконец. — Что вы ко мне все пристали? Я не знаю! Мне после этого вашего потом такое снилось!
— Ну не знаете так не знаете, — было похоже, что Лестрейнджу всё это надоело. — Мы тут с вами целый день сидеть не будем — отправляйтесь в камеру и думайте, как надумаете — позовите. Или же мы сами к вам придём, когда получим разрешение. Вставайте! — он поднялся, и Фейн тут же вжался в кресло и замотал головой:
— Так не пойдёт! Вы мне просто мстите! — он дёрнул руками и подбородком указал на Гарри. — Вот он мстит, а вы ему помогаете! Я хочу других авроров!
— Других? — переспросил Лестрейндж — и вдруг, к удивлению Гарри, согласился. — Ну ладно… Идём, пусть Джон с ним поработает, — сказал он Гарри.
Они вышли, и Гарри спросил:
— Ты серьёзно?
— Ну раз он так хочет, — Лестрейндж подмигнул ему и, посмеиваясь, пошёл в отдел. — Жалко, Роберта сейчас нет — он бы лучше подошёл. Но Джон тоже хорош. Хочешь — посмотри, — предложил он. — Ты же с ним вместе не работал?
— Нет, — заинтригованно ответил Гарри.
— Понаблюдай, — повторил Лестрейндж. — Хотя я собирался взять показания у мисс Джервис.
Гарри даже остановился и с подчёркнутый возмущением воззрился на невозмутимого Лестрейнджа. И поскольку тот молчал, впрочем, тоже приостановившись, Гарри всё же выразил своё возмущение вслух:
— Это нечестно!
— Она в Мунго уже месяц, — сказал Лестрейндж. — Сегодня в полдень её выпишут. Я хочу её перехватить и поговорить официально.
Месяц?
Нельзя сказать, чтобы этот месяц не был насыщен событиями — как раз был. И всё равно Гарри удивился — неужели уже прошёл целый месяц?
— А с Фейном тянуть тоже нельзя, — продолжил Лестрейндж. — Надо бы его дожать сегодня и сейчас — пока он опять задумался. Так что тебе придётся выбрать, что тебе интереснее.
— Это нечестно, — повторил Гарри, и Лестрейндж чуть вскинул брови:
— Сожалею. Ну так что?
— Я буду думать, — Гарри с шутливой демонстративностью насупился, хотя ответ уже знал: конечно, он куда больше хотел поприсутствовать на допросе мисс Джервис. В конце концов, он может после и прочитать протокол допроса Фейна.
Пока Лестрейндж договаривался с Долишем, Гарри сидел с очень серьёзным выражением лица за своим столом. Когда же Долиш засобирался, Гарри встал и проговорил предельно серьёзно:
— Я хотел бы поучаствовать в допросе мисс Джервис.
— Вы можете это сделать, — не менее серьёзно ответил Лестрейндж.
Долиш же вздохнул и ушёл, посмотрев на них как на расшалившихся глупых детей.
— Идём, — сказал уже нормально Лестрейндж. — Послушаем, что она скажет и скажет ли хоть что-то. Она имеет право этого не делать: дочь вовсе не обязана свидетельствовать против родителей, а сестра — против братьев.
— Думаешь, она об этом знает? — спросил Гарри с сомнением.
— Мы ей расскажем, — ответил Лестрейндж.
В Мунго они отправились камином — и Гарри уже в который раз удивился, почему же никто до него даже не попытался вновь ввести их в работу. Всего-то нужно было отыскать приказ! И ведь не может быть, чтобы это в голову никому не приходило, думал он, идя рядом с Лестрейнджем к лифтам в Мунго. Так почему же никто ничего не делал?!
Эннору они застали в палате: она сидела за столом и что-то сосредоточенно выводила на листе бумаги. Буквы, разглядел Гарри, когда она встала.
Эннора уже училась писать и читать обычным шрифтом. На ней больше не было тёмных очков, и глаза её были нормальными — разве что очень красивыми и притягательными. Возможно, Гарри показалось, но её радужка стала ещё ярче и была сейчас такого же чистого голубого цвета, как и платье на Энноре.
Рыже-белый пёс при виде авроров вскочил со своей лежанкой и замер, вытянувшись и глядя на них так внимательно, что Гарри захотелось с ним поздороваться.
Эйвери сидел на своей кровати, но при появлении авроров тоже встал. Выглядел он сосредоточенным и грустным, и Гарри вспомнил свой разговор с Лестрейнджем о будущем Энноры. Видимо, Лестрейндж ошибся, и она не обнаружила желания менять свой дом на съёмный коттедж в Пьемонте.
— Доброе утро, мисс Джервис, — поздоровался Лестрейндж. — Маркус.
— Доброе утро, мистер Лестрейндж и мистер Поттер, — вежливо ответила Эннора.
— Целители утверждают, что вы здоровы, — сказал он. — И сегодня вы покидаете Мунго.
— Да, — ответила она и дважды легонько похлопала по своему левому бедру ладонью. Пёс тут же отмер и, повернувшись, потрусил к ней и сел слева от Энноры, прижимаясь к её ноге. — Мне сказали, что вы хотите со мной поговорить и позволили вас подождать здесь. Я готова.
— Оставь нас, пожалуйста, — попросил Лестрейндж Эйвери, и тот, кивнув, ушёл. Лестрейндж же сел на его кровать и, жестом пригласив Гарри сесть рядом, предложил Энноре: — Мисс Джервис, может быть, вы присядете? Это не обязательно, — добавил он, — если вам удобнее стоять — пожалуйста.
Вместо ответа Эннора села на свой стул и, аккуратно закрыв и тетрадь, и книгу, напоминающая помесь прописей и букваря, развернула стул так, чтобы сидеть лицом к аврорам, и замерла на нём, устроив руки на коленях. Её пёс уселся прямо на её ступни, прижавшись к ногам, и с настороженным интересом наблюдал за аврорами.
Лестрейндж неторопливо достал из воздуха сперва пергамент, затем Прытко пишущее перо и, подвесив их в воздухе, пояснил:
— Мисс Джервис, это перо будет вести протокол нашего с вами разговора, — она кивнула, и он продолжил. — Вы можете не обращать на них внимания — если вам интересно, я по окончании вам покажу перо.
Эннора вновь кивнула и сказала:
— Спасибо. Я знаю, что это — у меня есть такое перо. Спрашивайте.
— Мисс Джервис, — Лестрейндж говорил доброжелательно и мягко, — для начала я хочу предупредить вас, что вы не обязаны нам отвечать на вопросы о ваших братьях и родителях. И не должны, если не хотите, рассказывать нам то, что, по вашему мнению, может навредить им. Вы не знаете наших законов, и поэтому я…
— Я их знаю, — возразила Эннора. — Маркус прочитал мне.
— Эйвери вам прочитал наши законы? — уточнил Лестрейндж, и она кивнула:
— Да. Я должна знать правила того места, где живу. Я знаю, что держать в рабстве кого-либо из людей незаконно. Отдельно незаконно похищать и удерживать у себя магглов. Незаконно применять к ним волшебство, включая зелья, — перечислила она.
— Прекрасно, — сказал Лестрейндж. — В таком случае я должен вас спросить: готовы ли вы рассказать о ваших рабах?
— Зачем? — спросила она. — Вы сказали, что они все умерли, — тихо проговорила Эннора.
— Если мы сумеем, мы найдём их семьи, — ответил Лестрейндж, — и они узнают, что случилось с их родными. Без подробностей, конечно. Но они хотя бы будут знать, что они мертвы. Для этого нам нужно больше знать о них. Ваш отец нам рассказал, но далеко не всё.
— Вы будете судить их? — помолчав, спросила Эннора. — Из-за магглов? И из-за меня?
— Да, — сказал Лестрейндж. — Вне зависимости от того, дадите ли вы показания.
— Вы вызовете меня в суд? — Гарри показалось, что в её голосе прозвучало напряжение, но спокойное лицо Энноры этому противоречило.
— Да, — вновь ответил Лестрейндж. — Боюсь, вам там придётся быть даже если вы этого не захотите.
— Я не хочу, — уверенно ответила она. — Вы меня заставите?
— Мне это будет неприятно, — сказал Лестрейндж. — Во многих других случаях жертва может отказаться от выступления в суде, но боюсь, что в вашем случае Визенгамот проявит настойчивость. Вы принадлежите к двум очень известным семьям, — объяснил он. — Ваш дядя не так давно был министром магии. Ваш отец…
— Я понимаю, — оборвала она его. — Но ведь папе всё равно. Он осуждён пожизненно — какая разница, на сколько лет ещё его осудят?
— Никакой, — согласился с ней Лестрейндж. — Это просто будет справедливо. А вот для вашей матери и братьев разница есть.
Эннора кивнула, и снова на её прекрасном лице ничего не отразилось:
— Да. Я понимаю. Вы считаете, с моей стороны неэтично давать показания против родителей и братьев?
— Я считаю, что решать здесь только вам, — сказал Лестрейндж. — Но у вас есть право ничего не говорить.
Она кивнула снова и сказала:
— Спрашивайте, — и вдруг добавила неожиданно жёстко: — Они убили их. Их всех. Я расскажу, — и Гарри увидел, как её руки сжались в кулаки.
— Вы их любили? — спросил Лестрейндж негромко. — Тех, кто были вашими рабами.
— Да, любила, — её губы дрогнули и она сморгнула. — Не всех. Оливия, — начала перечислять она и повторила: — Оливия. Мэриан. Сара. Лилиан. Ида. Тина. Нед. Тристан. Брайан. Майкл. Хлоя. Иви. Эдит. Грегори. Они правда всех убили? — она вдруг прервалась, и её взгляд стал… Гарри никак не мог определить его: она смотрела так, словно то ли что-то ищет, то ли ждёт.
— Ваш отец сказал так, — ответил Лестрейндж, — и у нас нет причин ему не верить.
— Папа, — прошептала Эннора — и умолкла.
На сей раз надолго.
Её глаза медленно наполнились слезами, но она не отвернулась, а просто достала из кармана платок и прижала к глазам. Она плакала почти беззвучно, совсем тихо, но Гарри почему-то чувствовал себя мучительно неловко. Он даже отвернулся, но это мало помогло, и Гарри просто закрыл глаза.
— Оливия и Мэриан меня вырастили, — тихо заговорила Эннора, и Гарри открыл глаза. — Я плохо помню Оливию, я была совсем маленькая, когда она исчезла. Но я помню, что у нас был секрет. Я называла её мамой, когда родителей не было рядом. Она была такая грустная и тёплая, — голос Энноры снова дрогнул, и она стиснула губы, успокаиваясь. — Потом она пропала и появилась Мэриан. Мы с ней играли в слова и в кошачью колыбель и тесто делали… лепили из него пироги, печенье… — слёзы снова потекли по её лицу, и Эннора вновь прижала к нему платок. — Я по ним скучаю, — прошептала Эннора. — И по Лилиан. С ней я была уже взрослой… она исчезла вскоре после ареста папы, — она замолчала, с силой прижав к лицу платок, и в палате стало тихо. Пёс вдруг встал на задние лапы и положил передние Энноре на колени, и она, удерживая платок у лица, подхватила его одной рукой и подняла. Он встал задними лапами на её колени, положил передние на плечи и ткнулся носом в лицо.
И вдруг взвыл.
Этот вой ни капли не напоминал собачий — так, Гарри помнил из продвинутого курса волшебных тварей в Академии, вопят баньши. Он вздрогнул и заметил, что и Лестрейндж тоже, и они переглянулись.
А Эннора просто обняла собаку, сунув платок в рукав, и прижала к себе, и он, замолчав, принялся вылизывать её лицо. Она какое-то время так сидела — пёс успокоился и просто стоял теперь на задних лапах, обнимая её за шею и положив голову Энноре на плечо. Наконец, Эннора заговорила снова:
— Ида научила меня читать по Брайлю и писать. Она была такая мягкая, большая, и очень терпеливая и добрая. У меня плохо получалось поначалу и я сердилась, но она ни разу на меня не закричала. У неё были такие волосы… почти что как у Маркуса, но длинней и жёстче. А Тина… с Тиной мы дружили. Она учила меня биологии, и она так много знала! И рассказывала мне о разных странах. И мы с ней… я думаю, что это я виновата в том, что она исчезла, — Эннора снова сжала губы, но не заплакала на сей раз, а посмотрела на Лестрейнджа, и её лицо вдруг показалось Гарри застывшей маской. — Мы говорили о побеге. О том, что теперь, когда дома нет моего папы, это может получиться. И о том, что она никогда меня не бросит и поможет. И что если для волшебников я чудовище, то для магглов нет — они же ведь не будут знать, кто я. Что мы уедем в Новый свет — я ведь могу трансфигурировать себя, и она так пронесёт меня на самолёт.
— Вы можете себя трансфигурировать? — удивился Лестрейндж. — В неживой предмет?
— Конечно, — Эннора, кажется, немного удивилась. Пёс опустился на её колени всеми лапами и свернулся на них, глядя на авроров. — Мы с ней потренировались и Тина говорила, что из меня получается замечательное кожаное пальто.
— Кожаное, — повторил Лестрейндж. — Разумно. Хотя я, признаюсь, всё равно не понимаю, как вы это делаете.
— Не видя? — понимающе спросила она. — Я ведь всё равно представляю, какое оно. Только цвет изобразить правильный не могу, но Тина говорила, что пальто может быть любого цвета. У меня обычно получалось светлое. Как моя кожа.
— Удивительно, — проговорил Лестрейндж негромко. — Извините, что я перебил вас. Продолжайте.
— А потом она пропала, — сказала Эннора. — Как все остальные. Просто в одно утро её не оказалось в её кровати. Мама сказала, что Тине пришлось уйти, но я ей не поверила. Она меня не бросила бы!
— Это произошло уже после того, как вашего отца арестовали? — зачем-то переспросил Лестрейндж.
— Да. И это мама что-то с нею сделала, — голос Энноры стал немного глуше. — Я даже тогда это поняла. Но мама ничего не говорила. Сказала только, что я уже взрослая и всему научилась, и что учителя мне больше не нужны. У меня осталась от неё одна вещь — она мне подарила на шестнадцать лет, и я спрятала. Я должна буду отдать их её родным? — спросила она, и её подбородок дрогнул.
— Я пока не знаю, — очень сочувственно проговорил Лестрейндж. — Но она может помочь её найти… что это за вещь?
— Часы, — ответила Эннора. — Только они странные. И не работают. Тина говорила, что они электронные. Они такие странные на ощупь.
— Вы нам их покажете? — попросил Лестрейндж, и Эннора ответила с тихим вздохом:
— Да.
— Расскажите о других, — попросил Лестрейндж после паузы.
— Нед научил меня древнегреческому, — вновь заговорила Эннора. — Он был уже не очень молодым, и у него была густая борода. Он тоже очень много знал… почти как Тина, но я тогда её ещё не знала. И другое. Он мне рассказывал про Древнюю Грецию и Древний Рим, и про другие древние цивилизации… про Персию, шумеров… Он поначалу очень волновался: его дочка должна была родить ребёнка… сына, и он надеялся, что вернётся и увидит его… но не увидел, да? — спросила она, и её подбородок снова дрогнул.
— Я боюсь, что нет, — тихо ответил Лестрейндж.
— Тристан учил меня математике, — продолжила она, немного помолчав. — Их было пятеро, тех, кто учил меня ей, но Тристан и Майкл были лучшими… Тристан был молодой совсем, мы с ним играли — это было весело… я была маленькой, и он меня иногда подбрасывал почти под потолок…
Она умолкла, а Гарри думал, что все эти люди были ей намного ближе родной матери. Да и отца… и братьев. И что она всё время теряла тех, кого любила — и кто любил её. Или заботился, по крайней мере. Постоянно…
— Брайан научил меня играть на флейте, — заговорила она снова. — Он был очень добрым и весёлым, и очень любил музыку… и свою невесту… — её голос стал тише. — Он надеялся вернуться к ней… сбежать… а потом стал грустным и несчастным… я была маленькой и не до конца могла его понять… Я пыталась его развеселить, но у меня не получалось, — она замолчала, глядя прямо перед собой. — Потом я, кажется, сказала папе… и скоро Брайан исчез…
Её голос стал совсем тихим, и она умолкла.
— Мне жаль, — сказал после долгой паузы Лестрейндж.
— Он мне сказал, что Брайан вернулся к своей невесте, — тускло проговорила Эннора. — Я поверила… тогда… и почти не расстроилась, хотя скучала…
Она снова замолчала, а потом заплакала, совсем беззвучно: слёзы просто потекли, и она какое-то время с ними ничего не делала. А потом пёс снова встал на задние лапы, положил передние ей на плечи и начал облизывать лицо Энноры. Она обняла его и прошептала — едва слышно:
— Рики…
— Хотите, мы прервёмся? — предложил Лестрейндж, но Эннора возразила:
— Нет, — она порывисто прижала к себе пса и поцеловала и так замерла, зажмурившись. Потом открыла глаза, посмотрела на авроров и заговорила: — Ещё были Хлоя, и Эдит, и Грегори… мы просто учились вместе и дружили. Мы были ровесниками… Грегори научил меня громко свистеть, — она снова взяла платок и, опустив пса себе на колени, обтёрла лицо. -А Хлоя — заплетать волосы… мы делали друг дружке сложные причёски. У неё были такие волосы… чудесные… мягкие и длинные, тяжёлые… густые… А Эдит влюбилась в Ричарда — он был наш ровесник… это было так… так… — она задумалась, пытаясь подобрать слова. — Так на птиц похоже, — сказала она наконец, и Гарри от удивления не удержался:
— Почему?
— У них такое же настроение весной, — ответила она. — У нас в саду их много… я люблю их слушать. Мне очень нравилось… а потом папа увидел, как они целуются, — закончила она неожиданно резко и снова сжала губы почти в нитку. — И Ричарда больше не было. Папа тогда сильно разозлился — как никогда до этого. Когда он исчез, Эдит стала такой печальной… но я не хотела, чтобы она тоже исчезла — я помнила про Брайана, и никому не говорила… но мама после папиного ареста всё равно её… Эдит тоже исчезла, — она погладила лежащего на коленях пса и замолчала. — У меня осталась только Тина… а потом не стало и её. Мама приводила мне других рабынь… но они… они все были ужасно напуганными. Был ещё Нил — его ещё папа привёл, он мы с ним занимались математикой, но потом не стало и его. Мама мне сказала, что если бы я училась в Хогвартсе, я бы его уже закончила, а значит, больше учителя мне не нужны. А потом она мне начала приводить этих мужчин, — Эннора странно свела плечи. — Сначала просто, а потом она начала поить их чем-то. И они стали очень странные и навязчивые. Всё время ко мне лезли. Приходилось их заколдовывать, и дверь в спальню тоже. Мама сердилась и уговаривала меня, но я не соглашалась. Я так не хочу.
— Ещё бы! — не сдержался Гарри.
— Я бы тоже не хотел, — сказал Лестрейндж. — Вы не устали?
— Нет, — Эннора вновь погладила своего пса. — Я вам не обо всех рассказала. Их было гораздо больше…
Они проговорили ещё часа два. Эннора рассказывала о Камилле и Мелиссе, о Роберте и о Барбаре, о другом Брайане, об Энтони, Дуайте, Джерри и Шейне, об Уильяме и Скотте, о Джаспере и Майсле, о Ниле, Кайле и о Тимоти. И о своих маленьких подружках и друзьях: о Пенни и о Глории, о Джейн, Салли и Николь, об Эмме, Ленни, Хьюи, Майкле и о Джо.
И о тех, кого к ней приводила уже мама: о Джуди, Люси и о Челси, об ещё одном Брайане и Уильяме, об Освальде и Мартине, и Стивене, и об Артуре, Крисе, Викторе и Леонарде, об Оскаре и Дугласе, о Джеффри, Гарри и, наконец, о Даймонде. Она их помнила — всех, и даже тех, кто ей не нравился. И хотя Эннора не могла описать их внешность, она старательно вспоминала всё личное, что помнила из их рассказов — всё, что, может быть, могло бы как-то их идентифицировать по маггловским ориентировкам.
Когда Эннора закончила рассказ, Лестрейндж некоторое время молчал, и она заговорила первой:
— Маркус может сейчас пойти со мной ко мне домой?
— Я сожалею, — покачал головой Лестрейндж. — Думаю, будь это только в моей власти, я бы разрешил. Но нет. Если вам нужен сопровождающий, я…
— Нет, — ответила она.
— Мы вас просим не покидать ваш дом надолго до судебного процесса, — сказал Лестрейндж, и она спросила:
— Это именно просьба?
— Мы не можем запретить вам или приказать, — ответил он. -Тем более что вы признаны самостоятельной и дееспособной.
— Я буду на этом процессе, — сказала она твёрдо. — Обещаю.
— Я вам обещал, что вы поговорите с вашими родителями, — напомнил Лестрейндж. — Это можно сделать завтра, например.
— Спасибо, — Эннора поднесла пальцы к губам, но остановилась и опустила руку.
— Вам будет удобно завтра в полдень? — спросил он, и она ответила:
— Да. Как мне попасть к вам в министерство?
— Я могу зайти за вами, — предложил Лестрейндж, и она сказала:
— Да. А теперь, если мы закончили, я хочу попрощаться с Маркусом.
— Конечно, — Лестрейндж встал, и Гарри поднялся вслед за ним, только сейчас почувствовав, как сильно затекли у него спина и ноги. — Мы подождём, а потом я провожу вас к вам домой.
— Спасибо, — вежливо ответила Эннора. Пёс спрыгнул с её колен и, встряхнувшись, подошёл к Лестрейнджу и принялся внимательно его обнюхивать. Тот терпеливо ждал покуда пёс не перейдёт к Гарри, и пока тот изучал его, аккуратно и неторопливо скатал кажущийся бесконечным протокол в свиток и развеял его в воздухе.
— Для чего вы это делаете? — спросила Эннора, пока её пёс тщательно обнюхивал ноги Гарри. — Они ведь всё равно здесь.
— Так удобнее, — ответил Лестрейндж. — Если они будут просто лететь следом, люди будут на них отвлекаться.
— А откуда вы знаете, что они здесь? — спросил Гарри.
— Где им ещё быть? — в голосе Энноры отчётливо прозвучало удивление.
Когда Гарри с Лестрейнджем вышли из палаты, Эйвери, похоже, так и просидевший все эти часы в коридоре, взволнованно вскочил им навстречу.
— Можешь попрощаться, — сказал Лестрейндж. — У тебя десять минут. Затем я провожу мисс Джервис к ней домой, а Гарри — тебя к нам. Подпишешь все бумаги — и вернёшься в Пьемонт. Я провожу.
Эйвери посмотрел на него очень расстроенно, но не сказал ни слова и вошёл в палату. Ни Лестрейндж, ни Гарри садиться не стали — насиделись, и, дабы размяться, неспешно начали прогуливаться по коридору.
Гарри очень хотелось выговориться, но он не мог найти слова, чтобы начать. Так что довольно долго они молчали, пока у Гарри не вырвалось:
— Они же отнимали у неё вообще всех!
— Я тоже думаю об этом, — сказал Лестрейндж. — И думаю, что делали это нарочно — когда она слишком сильно к кому-нибудь привязывалась.
— Они… ревновали? — недоверчиво спросил Гарри.
— Это ведь неправильно — чтобы чистокровная волшебница любила маггла, — ответил Лестрейндж. — Не романтически, конечно, а по-человечески — но так даже, может быть, и хуже. И мне не по себе от мысли, какой она выросла, — он посмотрел на Гарри.
— Несчастной, — сказал тот, и Лестрейндж согласился:
— Да. Но я не об этом. Я не могу представить, каким вырастает человек, привыкший с детства терять близких и любимых. Я надеюсь только, что она отца любила… хотя, в конечном итоге, потеряла и его.
— Отца? — переспросил Гарри. — Не родителей?
— Я не увидел в ней привязанности к матери, — ответил Лестрейндж. — Впрочем, я неправ, возможно. Дети куда чаще не любят родителей или сестёр и братьев, чем принято считать, — добавил он, видя выражение лица Гарри. — Особенно в молодости. И ненавидят родителей гораздо чаще, чем можно подумать.
— Некоторые родители этого заслуживают, — жёстко сказал Гарри. — У меня до сих пор не укладывается в голове, как можно так с собственным ребёнком.
— Помнишь Облако гоблина? — спросил Лестрейндж. Гарри, нахмурившись, кивнул, и он продолжил: — Для него берут не обязательно родившегося ребёнка — достаточно даже недельного зародыша. Но есть заклятья, для которых нужен именно новорождённый. Кровный. Или не младенец.
— Не младенец? — переспросил Гарри, и Лестрейндж кивнул:
— Есть заклятия, требующие подрощенного ребёнка. Есть даже такие, которые требует выращенного определённым образом ребёнка — выкормленного правильной едой, к примеру. Много чего есть. Ещё насмотришься. Джермейн по-своему пытался позаботиться о дочери — он к ней действительно привязан.
— Это так называется теперь, да? — горько спросил Гарри.
— Не зря же говорят «душить любовью», — заметил Лестрейндж. — Очень сложно видеть в существе, которое ты создал — в самом буквальном смысле — отдельного самостоятельного человека. Не у всех выходит. И я, определённо, рад твоему недоумению, — добавил он с улыбкой.
— Я не представляю, каково сейчас ей, — сумрачно и тихо сказал Гарри. — Она теперь одна — и к ней, наверное, родственники придут?
— Может быть, — согласился Лестрейндж. — Если она этого захочет. Они даже в дом войти не смогут без её согласия.
— Всё равно, — упрямо сказал Гарри. — Страшно оставлять её одну.
— Мы не можем оставить с ней Эйвери, — покачал головой Лестрейндж. — Старый дом… его там не отследить. Да и достаточно уже. А больше ни на кого она не согласится, полагаю. Но ты можешь предложить.
Дверь палаты открылась, и оттуда вышел Эйвери с небольшим саквояжем, взволнованный и грустный. Он тихо прикрыл дверь и посмотрел на авроров так печально, что Гарри стало его почти жалко.
— Я готов, — сказал Эйвери и тяжело вздохнул.
— Гарри проводит тебя в аврорат, — сказал ему Лестрейндж. — Ты подпишешь все бумаги, Робардс тебя проверит, потом я вернусь и провожу тебя.
— У меня ничего нет с собой, — сказал Эйвери. — Кроме моих вещей. Правда.
— Разумеется, — согласился Лестрейндж. — Но проверить мы обязаны. Увидимся, — он кивнул Эйвери, затем Гарри и вошёл к палату, вежливо сначала постучав.
Гарри же с Эйвери отправились в министерство. Воспользоваться камином в данном случае было невозможно: тогда Гарри потерял бы Эйвери из вида, пусть даже и на несколько секунд, так что пришлось спускаться вниз и аппарировать, а в министерство заходить через телефонную будку. Потом они сразу пошли к Робардсу, где их ждали: по крайней мере, секретарь тут же проводил их в кабинет.
Эйвери сам открыл свой саквояж и сам вынул из него все вещи: в основном, одежду и всякие бытовые мелочи, и ещё несколько книг. Изучение их заняло довольно много времени, но в конце концов Робардс сказал:
— Всё чисто. Подойдите, мистер Эйвери.
Далее последовали исследование самого Эйвери и его волшебной палочки. Всё это время Гарри чувствовал себя здесь лишним; он ушёл бы, но его не гнали, и это выглядело бы и невежливо, и попросту неправильно: в следующий раз его бы не позвали посмотреть на что-нибудь подобное.
Лестрейндж появился под конец осмотра палочки, и как только Робардс закончил, увёл Эйвери под напутствие главного аврора:
— Потом сразу же зайди ко мне. А для тебя у меня письмо, — сказал он уже Гарри, роясь на столе среди бумаг. — Где-то было… да, — он извлёк небольшой конверт из-под тяжёлой папки и протянул его Гарри. — От Беннета.
Гарри уже почти перестал ждать, и потому, наверное, больше удивился чем обрадовался. Робардс отпустил его, и письмо Гарри открыл уже в отделе — и прочёл: «Здравствуйте, мистер Поттер! Благодарю британский аврорат за беспокойство обо мне и о моей семье. Я полагаю, ирландские авроры самостоятельно могут засвидетельствовать полное наше благополучие, и не вижу никакой необходимости во встрече с кем-либо из британского аврората. Если это необходимо, я подтверждаю, что получил от У. МакНейра семейный портал во Францию и 100 галлеонов. Я настоятельно прошу не беспокоить нас после этого и не сообщать никому наше местонахождение — и у меня, и у моих родных есть право жить спокойно. Эндрю Беннет.»
Гарри с острым разочарованием бросил письмо на стол. Это было попросту несправедливо и обидно: и вот на это он потратил столько сил? И ладно он — в конце концов, он никогда не знал Беннета. Но Мюррей? Который за него переживал и до сих пор растил его моуков. Он-то чем заслужил такое отношение?
Видимо, его чувства отразились на лице, потому что сидевший за своим столом Праудфут спросил:
— Случилось что?
— Да это Беннет, — ответил Гарри. — Пишет, мол, мы живём в Ирландии, у нас всё хорошо, отстаньте и не трогайте, и никому не сообщайте.
— Ну так отлично, — кажется, удивился Праудфут. — Закрывай дело, да и всё. Ирландцы подтвердили?
— Они ещё раньше написали, да, — Гарри хмуро потыкал пальцем в край письма. — Что всё в порядке, это Беннет.
— И чем ты недоволен? — недоумённо спросил Праудфут, и Гарри буркнул:
— Да ничем.
И вот что ему было делать? Что сказать Мюррею, и говорить ли что-нибудь? Сказать, что Беннет даже про него не вспомнил? Ни про него, ни про своих моуков? Мюррею, который и так за последние пару… ну хорошо — три месяца потерял семью, и потерял, возможно, даже хуже, чем если бы те умерли. Как ему рассказать, что его друг, оказывается, другом вовсе не был? Но ведь и не говорить нельзя: Моррей ждёт, волнуется…
— Гарри, всё в порядке?
Голос Лестрейнджа отвлёк его от мыслей. Гарри смёл со стола письмо в свой верхний ящик и кивнул:
— Угу. Да, всё отлично.
— Ему там Беннет написал, — немедленно сдал его Праудфут.
— Да, написал — с ним всё в порядке и он просит оставить его в покое, — сухо ответил Гарри, всем своим видом демонстрируя, что ему сейчас хочется того же самого.
— Джон вернулся, — мирно проговорил Лестрейндж. — Говорит, Фейн предпочитает нас с тобой. Пойдёшь?
Фейн сидел какой-то взъерошенный, несчастный и ужасно недовольный, и почему-то напоминал промокшую под дождём птицу, хотя никакой лишней воды на нём не было.
— Я ничего плохого не хотел, — заговорил он, едва Лестрейндж с Гарри вошли в допросную. — Я просто учился! Это что, преступление?
— Смотря чему учиться, — разумно заметил Лестрейндж, снова открывая приостановленный Долишем протокол. -Старший аврор Долиш передал нам, что вы предпочитаете общаться с нами — это верно?
— Я боюсь! — ответил Фейн, и в его голосе прозвенели нотки истерики. — Но вы нормальные хотя бы, не как этот, — он поёжился и сморщился, и настроение у Гарри чуть-чуть исправилось. И правда, Долиш, при желании, мог почти любого довести до белого каления без всяких криков и даже без угроз. Особенно такого неуверенного в себе человека, каким, по всей видимости, был Фейн.
— Ну так что? — спросил Лестрейндж. — Вы готовы к работе с нашим легиллиментом?
— Только с кем-нибудь не страшным, — ответил Фейн, и у Гарри закралось подозрение, что он в принципе никогда и ни на что сразу не соглашается. Бывают же такие люди, которые никогда не говорят «да» или «нет» — похоже, что они как раз столкнулись с типичным представителем такого типа.
— Может, вы ещё и пол хотите выбрать? Возраст? Что ещё? — спросил с несколько демонстративной язвительностью Лестрейндж, и Фейн буквально уцепился за его слова:
— Хочу! Да, я вот женщину хочу! Я с мужчиной этим вашим работать не буду, я ему не доверяю!
— Ну хорошо, — Лестрейндж шумно и глубоко вздохнул. — Мистер Поттер, — попросил Лестрейндж, — вы не посмотрите, свободна ли мисс Маркс? И не ушла ли она уже домой?
— Я не хочу ждать до завтра! — немедленно воскликнул Фейн. — Я хочу закончить всё прямо сейчас!
— Посмотрим, — сказал Лестрейндж, пока Гарри вставал и шёл к выходу. — Может быть, вам повезёт.
Гарри был уверен, что Маркс уже их ждёт, и что Лестрейндж с ней уже договорился — и оказался прав: та при виде Гарри помахала ему рукой и спросила весело:
— Ну что, ваш упрямец сдался?
— Он ужасный трус, — ответил Гарри. — И, по-моему, упрямится просто из принципа.
— Ну ты знаешь, я могу его понять, — возразила Маркс, идя вместе с Гарри к двери. — Это ты привык, а очень многие боятся, когда к ним в голову кто-то залезает. А ну как я ему туда чего-нибудь вложу, и он решит, что он морская свинка?
— Кто? — рассмеялся Гарри.
— Морская свинка, — весело повторила Маркс. — И будет он такой же нелепый, как она — и не морская, и не свинка… конечно, страшно.
— Да я понимаю, — согласился Гарри. — Просто он нас уже достал своими колебаниями.
— Ты что такой сердитый? — спросила Маркс. — Кто тебя обидел?
— Да никто, — вздохнул Гарри. — Просто день дурацкий.
— У тебя такое лицо, словно тебе хочется побить кого-то, но ты из чувства долга этого не делаешь, и тебя это бесит, — улыбнулась Маркс, и Гарри тоже улыбнулся.
Провозилась Маркс с Фейном часа четыре — и когда закончила извлекать его воспоминания, на столе громоздились целые заборы из аккуратно подписанных пробирок, собранных в специальные держатели по дюжинам. И это были ужасно скучные четыре часа — но оставлять Маркс наедине с Фейном было нельзя, и всё, что Гарри с Лестрейнджем могли сделать, это меняться каждый час. И Гарри был ему за это благодарен, потому что, по-хорошему, тот, как старший аврор, вполне мог бы оставить его сидеть с ними всё время: в конце концов, Фейн не был таким уж страшным и опасным, чтоб тратить на него время опытного аврора. Видимо, у Лестрейнджа срочных дел сегодня не было — а может, дело было в том, что рабочий день формально уже давно закончился.
Работу с извлечёнными воспоминаниями Лестрейндж с Гарри оставили на завтра, и почти весь вторник разбирали их, описывая воспоминания и отбирая наиболее удачные эпизоды для художника, который должен был нарисовать учителей и учеников этой странной школы. А заодно и переписывая названия всех книг, что попадались на глаза, да и вообще всего, что могло бы помочь отыскать людей или саму школу. Надо отдать Маркс должное, она и вправду постаралась, и нигде, ни в одном воспоминании даже не мелькнуло открытое окно, в которое можно было бы разглядеть окрестности, или даже его отражение.
Зато там были имена — называть которые Фейн права не имел, но показать мог, и Маркс нашла все: к вечеру у Гарри с Лестрейнджем был список и учителей, и учеников. Тех самых учителей, которые, как выяснилось тоже, и подходили к Фейну в Хогсмиде когда-то.
— Невероятная работа, да? — спросил Лестрейндж, когда они закончили.
— Ага, — Гарри закивал и потянулся, потерев глаза. — Даже не представляю, как она всё это сделала.
— А кстати, — спохватился Лестрейндж. — Я же утром получил, наконец, ответ от Карасе. Он берёт вас с Грэхемом с января. Занятия строго через день, урок длится один час, один час стоит один галлеон. Курс полгода, за курс возможно два переноса занятий и два пропуска. Ещё один — и вы будете изгнаны, деньги не возвращаются, второй раз вас не возьмут, личный приказ главного аврора или начальника отдела, попадание в Мунго, тяжёлая болезнь и смерть близких родственников являются уважительной причиной, других нет. О точном расписании можно договорится — напишите ему до конца месяца, он назначит встречу, там договор и подпишете. Оплата за весь курс вперёд, девяносто одно занятие плюс экзамен три с половиной часа. И не вздумай предлагать девяносто пять галлеонов, — добавил он с улыбкой. — Выгонит и разговаривать не будет больше никогда. Деньги лучше принести с собой. Напиши ему, — повторил он. — Эдмунд Карасе.
— Спасибо! — Гарри вроде бы обрадовался, однако мысль о таких условиях его немного напугала. Не видимый им пока что Карасе всё больше начинал напоминать того, кто уже когда-то учил Гарри окклюменции — и оставалось лишь надеяться, что на сей раз результат будет лучше. — Погоди, — Гарри даже сел прямее. — Половина галлеона — это же… так… семнадцать пополам… и двадцать девять… восемь сиклей, четырнадцать кнатов и ещё половинка кната. И что с ней делать? С этой половинкой? Я так понял, просто приплюсовать её нельзя?
— Ну, — лицо Лестрейнджа стало непривычно хитрым. — Есть один секрет. Но я не имею права раскрывать его. Надеюсь, вы с Грэхемом сообразите.
— Все окклюменты такие… странные? — спросил Гарри, и Лестрейндж предположил:
— Возможно, все, кто учит этому? Маркс прекрасный окклюмент, к примеру, но уроков не даёт.
— Ты, я думаю, тоже хороший, — заметил Гарри, и Лестрейндж кивнул:
— Хороший. У меня был отличный стимул научиться.
— А какой? — спросил Гарри прежде, чем успел подумать, и Лестрейндж ответил:
— Волдеморт. Было бы неосторожно позволить ему увидеть что-нибудь кроме того, что я был готов продемонстрировать. Беллатрикс, по крайней мере, можно было отказать, но ему не говорили «нет».
— А кто учил тебя?
— Жизнь, — рассмеялся вдруг Лестрейндж. — Отец дал нам основы, и хотя он рано умер, мне хватило, чтобы заниматься самому. Потом были аврорские курсы, потом — Карасе.
— Ты учился у него? — с острым интересом спросил Гарри. — Какой он?
— О, ты удивишься, — пообещал Лестрейндж с улыбкой и немедленно добавил: — Всё, домой. Продолжим позже. Я поговорю с Минервой и другими учителями Хогвартса, а ты поройся в нашей картотеке и поищи там учителей этой тайной школы — вдруг кто встретится. Но всё это потом, — добавил он, со значением глядя на Гарри. — Ты, надеюсь, помнишь, какой завтра день?
— Среда, — чётко ответил Гарри. — Двадцать девятое сентября.
— Первое заседание Визенгамота после летних каникул, — с некоторым упрёком напомнил Лестрейндж. — Нас не звали, — тут же предупредил он вопросы Гарри, — но нам нужно быть готовыми к тому, что позовут. Дела они начнут рассматривать с понедельника — расписание слушаний нам должны выдать завтра, но я бы ставил на то, что начнут с Джермейнов. Впрочем, посмотрим, что там будет, но вам с Лисандрой надо подготовить дело Мюррей.
— И доставить её, — кивнул Гарри.
— И Джервиса, — согласился Лестрейндж. — Да там целый список будет — полная карета, так что ты не полетишь, конечно.
— Почему? — не то чтобы Гарри так уж рвался в Азкабан, но ведь было бы логично отправить туда младшего аврора?
— Потому что для сопровождения более чем двоих заключённых привлекаются только авроры или старшие авроры, — «книжным» голосом проговорил Лестрейндж. — Ты же хорошо учился.
Гарри даже покраснел. Но Лестрейндж не стал заострять внимание на его промахе и продолжил:
— Поэтому займись завтра картотекой, а потом с Лисандрой подготовьте запрос на транспортировку Мюррей.
Так что почти всю среду Гарри провозился с картотекой, и, что самое обидное, без какого-либо результата. То есть результат, конечно, был, но отрицательный, так что где искать учителей, было абсолютно непонятно. Оставалось лишь надеяться, что Лестрейнджу повезло больше.
Надежда эта оправдалась на следующий день: на работу Лестрейндж пришёл с довольно подробным описанием интересовавших их учеников, и главное — с адресами их родителей. Конечно, вряд ли выросшие дети жили там по-прежнему, но с этим всё-таки уже можно было работать. Однако пока всем им было не до этого: нужно было готовить к слушаньям летние дела. Лестрейндж оказался прав: первым, прямо в понедельник, стояло дело Джервисов. Дело недопожирателей должно было слушаться в среду, а до Мюррей Визенгамот планировал добраться только в середине следующей недели в один день с двумя делами о кражах.
А в пятницу вернулся Сэвидж.
Вместо него в отпуск с первого октября уходил Праудфут, но со всей свалившейся на авроров суетой он в четверг даже толком не сумел со всеми попрощаться, ограничившись лишь принесённым тортом, отличным огневиски и пирожками с острой бараниной, вкуснее которых Гарри ещё ничего похожего не ел. Судя по тому, что от двух дюжин пирожков пятеро сотрудников отдела Особо тяжких не оставили ни крошки меньше чем за четверть часа, это мнение разделяли все.
=======================================
И на этом вместе с Праудфутом история и автор уходят в отпуск до середины августа. Мы с героями вернёмся, продолжение даже написано, но, поскольку интернет обещает быть непредсказуемым, автору грустно будет публиковать главы, но не иметь возможности прочитать и ответить на комментарии. Хотя заходить сюда он постарается.
Всем до встречи! :)
За всей этой суматохой Гарри абсолютно позабыл о дежурствах на болотах, и сообразил, что по какой-то причине не участвовал в них с лета. Это было очень странно, потому что сами дежурства никуда не делись — так за что же Гарри такая привилегия?
Этот вопрос Гарри задал Робардсу, принеся ему на подпись представление в Визенгамот по делу Мюррей.
— Так ты в приказе не расписался, — пожал плечами Робардс. — Вот и не ходил.
— То есть можно было и в прошлом не расписываться и не ходить? — уточнил Гарри. — И в нынешнем, наверное? Сэр, ну я серьёзно. Почему?
— ДМП привлекли, — ответил Робардс. — И собственно тюремную охрану. Строго говоря, необходимости в этом не было, но мы, в конце концов, им не охранники. Однако в октябре, возможно, у тебя одно дежурство будет.
— Почему «возможно»? — Гарри нахмурился.
— Ты туда так рвёшься? — удивился Робардс.
— Нет, но я не хочу особых преференций, — отрезал Гарри, и тот неожиданно возразил:
— Ты имеешь на них право.
— Почему это? — Гарри сощурился, и Робардс ответил:
— Ты дважды их кормил. Как минимум…
— Сэр, я уже всё понял! — перебил его Гарри и потребовал: — Я хочу дежурить наравне со всеми!
— Не ори на главного аврора! — неожиданно гаркнул Робардс, хлопнув по столу ладонью, и Гарри от неожиданности даже чуть присел. — Учись держать себя в руках, пожалуйста, — вежливо проговорил Робардс, и Гарри пристыженно кивнул. — Если ты настаиваешь, я включу тебя в график — подойди завтра к моему секретарю и распишись в приказе.
Выходя от Робардса, Гарри чувствовал себя очень неловко, и в отдел вернулся очень тихим. Однако посидеть и подумать над тем, как он был неправ, ему не дали: отдел, в котором всё было в меру спокойно, по-рабочему, когда Гарри уходил, теперь гудел, словно растревоженный улей.
— …не успел вернуться! — почти воскликнул Сэвидж.
— О, а вот и Гарри! — поприветствовала его Гор. — Тебя ждали!
— Иди с Дольфом, — велел Сэвидж Гарри, и тот, послушно отозвавшись:
— Есть! — вопросительно посмотрел на Лестрейнджа, лишь махнувшего ему рукой.
Уже по дороге к лифтам Лестрейндж пояснил:
— На Диагон-элле, похоже, ритуальное убийство. Возле «Обскуруса».
— Ритуальное? — заинтересованно переспросил Гарри.
— По описанию похоже, а там посмотрим, — неопределённо ответил Лестрейндж.
…Издательский дом «Обскурус» окружала толпа, при виде которой Лестрейндж вздохнул, после чего, усилив свой голос Сонорусом, потребовал:
— Пропустить! Работает британский аврорат!
К некоторому удивлению Гарри, толпа и вправду расступилась, и они с Лестрейнджем почти беспрепятственно подошли к издательству, прямо под окнами которого было распростёрто освежёванное человеческое тело, лежащее на снятой с него коже. Всё это располагалось во вписанной в круг и квадрат и испещрёнными странными значками пентаграмме, нарисованной подсохшей уже кровью.
— Бред какой-то, — негромко пробормотал Лестрейндж, рассматривая эту жуткую картину.
— По-моему, это ужас, а не бред, — тихонько проговорил Гарри.
— Да нет, — отозвался Лестрейндж. — Эти значки — бред. Помесь несмешаемого… ладно, это после, — он обернулся к толпе и громко потребовал: — Всем сделать один шаг назад, — он дождался исполнения приказа и сказал: — А теперь ещё один.
Лестрейндж повторил это распоряжение ещё трижды, покуда вокруг тела не образовалось свободное пространство в пару футов, после чего, отступив вместе с толпой, накрыл место преступление непрозрачным куполом с ярко мерцающими на нём буквами «М».
— Идём, поговорим с мистером Орпингтоном и его сотрудниками — выясним, каким образом всё это появилось здесь посреди дня. Кровь уже почти засохла.
Гарри тоже очень интересовал этот вопрос: невозможно было сделать всё это на глазах у ходящих по улице людей или владельцев магазинов вокруг. Скорее всего, размышлял Гарри, преступление было совершено ночью, а потом укрыто чарами. Оставался лишь вопрос, почему на тело не наткнулся ни один прохожий.
Мистер Орпингтон оказался дородным шатеном средних лет с большими, чуть на выкате серо-голубыми глазами и крупным носом.
— Это совершенно невероятный кошмар! — начал он, едва увидев авроров. — Мерлин, да ведь это сам мистер Поттер! — воскликнул он, подходя к Гарри и буквально хватая его за руку. Он долго её тряс, и, хотя Лестрейндж просто стоял рядом, Гарри кожей ощущал его иронию, которую тот, впрочем, не позволил показать себе ни взглядом, ни жестом. — Очень, очень рад вас видеть, несмотря на столь трагичный повод! А вы мистер Лестрейндж, — Орпингтон, наконец, отпустил руку Гарри и повернулся к его спутнику. -Рад, очень рад, что именно вы, господа, занимаетесь этим чудовищным делом.
— Как вы обнаружили его? — спросил Лестрейндж, кивнув на дверь.
— О, это не я! — воскликнул Орпингтон. — Да у меня бы разрыв сердца случился, если бы это был я! Такой кошмар!
— Кто же это был? — спросил Лестрейндж, и хотя его тон был безупречен, Гарри в нём почудилась ирония.
— К нам просто позвонили, — ответил Орпингтон. — В дверь. Снаружи уже стоял такой шум… а лично мне сказал сотрудник. Сотрудница. Но ей нехорошо — такой кошмар увидеть! Я отправил её в Мунго.
— Во сколько это было?
— Да вот буквально полчаса… нет, меньше, — он извлёк из кармана большие золотые часы и открыл их с громким щелчком. — Я сразу же отправил к вам сотрудника! Немедленно!
— То есть это было около полудня? — уточнил Лестрейндж, и Орпингтон закивал:
— Да, да, я полагаю, да.
— Скажите, все ваши сотрудники сегодня были на месте? — продолжил Лестрейндж.
— Все, — ответил Орпингтон — и побледнел. — О Мерлин. Мерлин мой. Вы полагаете, что это… там… кто-то из них?
— Раз они все были на месте, думаю, что нет, — невозмутимо ответил Лестрейндж.
— Ну да, — согласился Орпингтон — и через секунду просиял. — Да! В самом деле! Если они были на месте, там не может быть… вы правы! — он с заметным облегчением рассмеялся. — Правы, да, — повторил он и прижал растопыренную широкую ладонь к груди. — Какое облегчение!
— Я вас понимаю, — кивнул Лестрейндж. — Скажите, когда вы утром подошли к издательству, вы ничего необычного не видели?
— Да нет, — ответил Орпингтон. — Нет, ничего такого.
— Всё было как всегда? — уточнил Лестрейндж. — Как, например, вчера? Всё точно так же?
— Ну да, — ответил Орпингтон.
— Вообще ничего не изменилось? — настойчиво повторил Лестрейндж. — На том месте, где сейчас лежит тело, не было чего-то необычного? Лужи? Грязи? Разлитой краски?
— Осень же! — воскликнул Орпингтон. — Сейчас везде и грязь, и лужи! Это всё сосед, — добавил он, осуждающе качая головой. — Вечно чинит что-нибудь — и вот пожалуйста! Натекло к нам! Но входу не мешало, и…
— То есть, — Лестрейндж поднял руку, останавливая Орпингтона, — на том месте, где сейчас лежит тело, была лужа?
— Грязная! — осуждающе добавил Орпингтон — и замер. — Ох. Ох, Мерлин! Так вы думаете… думаете, что всё это время там была не лужа?!
— Я пока не знаю, — ответил Лестрейндж. — И прошу вас сохранять наш разговор в тайне.
— Разумеется! — Орпингтон прижал руки к груди. — Бесспорно! Я же понимаю, — добавил он, значительно кивая.
— Благодарю, — Лестрейндж вежливо склонил голову. — Нам понадобится список ваших сотрудников — мы чуть позже их опросим.
— Зачем чуть позже? — возразил Орпингтон. — Они все здесь, я вам их соберу сейчас!
— Не нужно собирать, — возразил Лестрейндж. — Сейчас мы вызовем экспертов, а затем поговорим с каждым отдельно. Гарри, — попросил он, — ты не мог бы пока оформить показания мистера Орпингтона, а я сходил бы за экспертами?
Они разошлись. Пока Гарри работал с бумагами, намеренно слегка затягивая процесс, Орпингтон нервно ходил по комнате, то и дело порываясь завести с ним разговор. Наконец он не выдержал и, присев напротив Гарри, спросил:
— Кто мог такое сделать? И зачем? И почему прямо рядом с нашим издательством?
— Возможно, когда мы установим личность жертвы, на часть ваших вопросов можно будет ответить, — сказал Гарри.
Орпингтон даже побледнел:
— Вы полагаете, это кто-то из моих сотрудников?! Но они все на месте… может быть, из бывших?
— Вы нам обещали список, — дружелюбно напомнил ему Гарри. — И, пожалуйста, второй — с бывшими сотрудниками и причинами их ухода или увольнения.
— Ох, да, конечно… да, — засуетился Орпингтон.
Опрос сотрудников ничего полезного не дал: никто из них не пропадал, и никто не имел никакого представления о том, кто бы это мог быть и кто и почему мог бы, к примеру, мстить издательству. В последние месяцы у них даже никаких конфликтов ни с кем не было, если не считать некоторые трения с авторами по поводу оплаты — но даже они все были улажены.
Установить личность погибшего оказалось сложно: лица, вернее, всей той части, что относилась к голове, у снятой кожи не было. Эксперты пообещали восстановить лицо по освежёванному черепу — но на это требовалось время.
А вот с нарисованными знаками всё оказалось очень странно.
— Во всём этом никакого смысла нет, — сказал Лестрейндж, кладя перед Гарри срисованную картинку знаков с мостовой. — Вот это, — указал он на несколько значков, — арабские буквы. — Это — из иврита. А это вообще санскрит.
— Выглядят похоже, — заметил Гарри.
— Ну, если не знать… — с некоторым скепсисом проговорил Лестрейндж. — Я, по сути, эти языки не знаю, однако буквы опознать могу. Я бы понял, если бы, к примеру, буквы каждого из них относились к одной из геометрических фигур — но нет, они намешаны без всякой видимой системы. Я поищу тех, кто знает эти языки — возможно, буквы складываются в слова.
— А есть такие ритуалы? — спросил Гарри, разглядывая вписанную в круг и квадрат пентаграмму со странными значками. — С такой… как это сказать — картинкой?
— Я таких не знаю, — ответил Лестрейндж. — Но это, разумеется, не говорит о том, что их не существует. В конце концов, ритуал всегда можно сочинить.
В понедельник на планёрке Робардс всем раздал расписание слушаний Визенгамота. Лестрейндж оказался прав в своих прогнозах: самым первым в нём стояло дело Джервисов. На него в Визенгамоте отвели целых два дня — вернее, формально оно стояло лишь во вторник, однако в расписании следующая за ним среда был пустой. А в четверг стояло дело недопожирателей — и вновь пустая пятница за ним. Впрочем, возможно, здесь и не было какого-то подтекста: на следующей неделе заседания вновь шли через день: в понедельник и в среду Визенгамот должен был рассматривать дела, связанные с контрабандой, а в среду — ещё с кражами, и в пятницу тоже, так что дело Мюррей пришлось лишь на следующий понедельник. Так что везти сюда Мюррей определённо смысла не имело: не сидеть же ей тут полмесяца. Да и других обвиняемых хватало: судя по всему, карете в октябре не суждено было простаивать без дела.
Они снова зашивались: дело Джервисов, вроде бы, было уже готово, но, как это часто бывает, всё время всплывали какие-то совсем незначительные мелочи, к которым на сей раз добавлялось никем не озвученное, но отчётливое нежелание приводить на заседание Визенгамота Эйвери. Который, в общем-то, там совершенно не был нужен — но ведь в деле он упоминался, и никто не мог предсказать, не выскажет ли высокий Визенгамот желание его заслушать. Значит, следовало держать его поблизости, а это — лишние бумаги, которые требовалось оформить, как обычно, срочно.
Со всем этим ритуальное — или нет? — убийство несколько поблекло, тем более что эксперты в выходные отдыхали и восстановлением лица не занимались. Лестрейндж, правда, мимоходом сказал Гарри, что обратился к знатокам санскрита, иврита и арабского, и они в один голос утверждали, что никакое слов из имеющихся букв составить невозможно.
— Даже если написать его с ошибкой? — спросил Гарри, и Лестрейндж, уже буквально убегавший, чуть притормозил и повторил:
— С ошибкой? Я не знаю… мне… никому из нас не пришло в голову. Отличная идея, я узнаю, — пообещал он и убежал куда-то.
На следующее утро Гарри — как, впрочем, и все его коллеги — был в министерстве ещё до восьми утра. Оцепление в зале и рядом с ним выставили с восьми — несмотря на то, что доступ в министерство посетителям открывался только в девять, а само заседание было назначено на десять утра.
Джервисов сторожили тоже, ещё с ночи, однако Гарри к этому не привлекли — ему предстояло стоять в оцеплении.
Добиться слушанья в закрытом порядке не получилось ни у аврората, ни у Фаджа, с которым их интересы парадоксальным образом совпали, так что зрителей ожидали много — но их оказалось не просто много. Они не вмещались в зал, наполнившийся под завязку в первые же минуты, и даже дополнительные скамьи помогли мало, и не меньше людей, чем было в зале, так и остались за его пределами. Провести в зал близких и родных в этот раз оказалось задачей непростой, но авроры справились — в конце концов, это была одна из немногих привилегий их профессии, облегчающая родным примирение с ночными сменами и дежурствами.
Место Гарри оказалось сбоку, возле входа — с одной стороны, оттуда открывался отличный обзор, а с другой — позиция была довольно беспокойной, потому что многие из тех, кто не успел попасть в зал, не готовы были смириться с поражением и вполне могли попытаться исправить эту несправедливость уже во время самого процесса.
Наконец, в зал ввели Джервисов, всех четверых. Пока их усаживали в кресла и заковывали в золотые цепи, они смотрели друг на друга, не отрываясь, но с очень разным выражением. Младшие были, кажется, почти испуганы — и злы, а их родители… Отец выглядел собранным и казался почти бесстрастным — а мать казалась неживой. Она смотрела своими не видящими ничего глазами без зрачков прямо перед собой и в руках усаживающих её в кресло авроров казалась куклой. Едва она появилась, в зале зашумели, и от этого шума она сжалась и зажмурилась, но потом опять открыла глаза и больше их уже не закрывала.
Обвинение от аврората представлял, конечно, Робардс. И Гарри, слушая, как он, коротко рассказав историю Энноры, бесстрастным деловым тоном зачитывает список убитых сперва Джермейном — сорок один человек, а затем и Урсулой и сыновьями -семнадцать человек, кожей ощущал, как в зале словно холодеет, и как его атмосфера наполняется сначала недоверием, затем — недоумением, а потом — тем самым шоком, который поднимает толпы на погромы или революции. Даже у членов Визенгамота, уже знакомых с этим делом, лица побледнели, а у многих — вытянулись или же окаменели. Как, например, у Андромеды — Гарри было очень хорошо видно её с того места, где он стоял.
Когда Робардс закончил, аврорам пришлось применять Силенцио и щитовые чары, потому что в зале поднялось невообразимое: в обвиняемых полетели, наряду с заклятьями, и разные предметы, от комьев грязи до ножей.
Наконец, поднялся Шеклболт и, усилив свой голос Сонорусом, призвал всех:
— К порядку! Прекратить немедленно, иначе заседание будет перенесено и продолжено в закрытом режиме!
Это помогло: зрители не то чтобы совершенно успокоились, но, во всяком случае, умолкли и прекратили бомбардировку обвиняемых. А Гарри вспомнил вдруг совершенно другой суд, который когда-то видел в Омуте — над Лестрейнджами. Там не было подобного: да, зрители шумели, когда вдруг всплыло имя Барти Крауча, но никто ничем в Лестрейнджей не швырял. Может, потому что Крауч-старший разрешил тогда аврорам непростительные?
Впрочем, сейчас зрители тоже успокоились, и начались допросы потерпевших магглов — что было довольно необычно, но в данном случае не просто оправданно, но и необходимо. Их, видимо, неплохо подготовили, потому что держались они довольно уверенно и отвечали почти нормально — лишь косились на Урсулу.
И рассказывали.
Вернее, в основном рассказывала Челси, потому что Даймонд помнил мало что.
После этого Шеклболт, как исполняющий обязанности председателя Визенгамота, объявил часовой обеденный перерыв, но никто, конечно — кроме собственно членов Визенгамота и обвиняемых — из зала не ушёл и, конечно же, аврорам тоже пришлось остаться. Впрочем, вскоре их сменили, и Гарри наконец смог размять ноги и поесть в маленькой боковой комнате, куда отправили всех, стоявших в оцеплении.
— Не думал, что однажды скажу это, но эти Джервисы хуже Джарвиса, — сказал Робардс, беря сэндвич с ростбифом. — И это мы ещё не дораскрутили эти сундуки.
— Ну почему, — возразил Лестрейндж. Сам он, правда, в оцеплении не стоял, но поесть с коллегами зашёл — его приберегли на случай, если Визенгамот вдруг выразит желание поговорить с ним. В этом случае ему, конечно же, нельзя было находиться в зале. — Джервис, я полагаю, действительно нам рассказал всё, что мог и знал. А Урсула молчит — и куда она дела те пять шкатулок, мы пока не знаем. Я подозреваю, продала — но доказать будет непросто, а главное, узнать, кому. Веритасерум не сработал, а легиллименция, увы, неприменима — там визуальный контакт нужен.
— Надо было допросить её до того, как Энноре зрение вернули, — с некоторым раздражением сказал Сэвидж. — Можно же подумать было!
— Можно, — с досадой согласился Лестрейндж, а Гарри подумал, что вообще-то миссис Джервис арестовывали ещё при Сэвидже. Но, конечно, говорить ничего не стал — что тут скажешь и зачем? И потом, он-то ведь сам тоже не сообразил.
— Да что теперь, — примиряюще проговорила Гор, добавляя в свой сэндвич с курицей сыр из другого сэндвича. — Всё равно же ничего не сделать.
— Удивительно эгоистичная женщина, — заметил Лестрейндж. — Ей наплевать на дочь, на сыновей — она совершенно погрузилась в свою личную трагедию. Она нас попросту не слышит
— Не хочет — и не слышит, — сказал Сэвидж. — Редкостная дрянь. И ведь не заставишь — что ж её, пытать?
Жующий что-то Лестрейндж вдруг замер, а потом, медленно проглотив, проговорил:
— Ну почему же не заставишь. Роберт, где ж ты раньше был?
— В отпуске, — насмешливо ответил Сэвидж с некоторым любопытством. — Ты знаешь, как её заставить?
— Может быть, — ответил Лестрейндж — и вернулся к своему обеду.
Гарри было жутко любопытно, что же он придумал, но расспрашивать его он сейчас не стал: здесь было полно авроров из всех существующих отделов, и раз Лестрейндж промолчал, значит, не хотел делиться с ними. Или просто не додумал пока пришедшую ему в голову мысль.
После перерыва начался допрос Джервисов. Первым был, конечно же, Джермейн — и он на удивление спокойно и обстоятельно рассказывал и о проклятье, полученном Урсулой, и о найденном ими способе спасения, и о рождении Энноры — обо всём. И о рабах, конечно — о том, как он искал их, сам, один, и приводил, и как их убивал, когда они либо исполняли свою функцию, либо начинали подготавливать побег, либо чем-нибудь не нравились Энноре… либо же, напротив, слишком нравились.
— Волшебнице не следует слишком глубоко привязываться к магглам, — пояснил он, когда Робардс спросил его, не в ревности ли было дело в этом случае. — Конечно же, я понимал, что какая-то привязанность возникнет — и это нормально, детям требуется дружба и общение с другими взрослыми, однако же мы оставались и должны были оставаться для неё родителями и самыми главными людьми.
Робардс эти его слова никак не прокомментировал — и Гарри поразился его выдержке — а вот и зрители, и даже Визенгамот себя не стали сдерживать: в зале поднялся галдёж, но на сей раз в обвиняемых полетели только оскорбления.
За допросом отца последовал допрос сыновей. Они — оба — в отличие от отца держались куда менее уверенно и говорили, в основном, о матери, сестра как будто бы их вовсе и не интересовала.
— Ну мы же не могли оставить маму, — говорил Эбенизер. Братья были очень похожи друг на друга, но он был худее и привлекательнее брата, ну и не носил усов. — Как бы она сама справилась? Она вообще не знает маггловский мир!
— Расскажите суду, что с ними потом происходило, — сказал Робардс и Эбенизер пожал плечами:
— Ну, теперь мы знаем — нам сказали. Но нам мама говорила, что она их отпускала. Да, — кивнул он, — стирала память да и отпускала.
— Ваша мать была хорошим менталистом?
— А зачем быть менталистом? — удивился Эбенизер. — Обливиэйт же, да и всё. Да кто их там потом найдёт и будет проверять?
Его брат показал примерно то же самое: да, они искали магглов для своей сестры, а то чего она сидит там в одиночестве, пусть хоть магглы развлекут её, но были убеждены, что мать потом их стирала память и отпускала.
— А вы сами не могли её развлечь? — не выдержал в какой-то момент один из судей — Гринграсс, и его голос прозвучал так неожиданно и громко, что Гарри, а с ним, кажется, и половина зала, вздрогнул. — Она ваша сестра, в конце концов!
— Мы ей что, собачки? — огрызнулся Натаниэл. — Или, может, эльфы? Мать попросила — мы нашли ей магглов. И мы никому из них вредить не собирались!
Правда это была или нет, узнать было невозможно: они оба твёрдо стояли на своём. Оставался лишь допрос Урсулы — а она молчала.
И никаких показаний Визенгамоту так и не дала.
Приговор сегодня Визенгамот так и не вынес. Вместо этого на завтра объявили закрытое заседание с допросом Энноры; оглашение приговора же, уже открытое, было назначено также на завтра на четырнадцать часов.
Джервисов заперли по камерам и выставили возле них охрану, сменяющуюся каждый час — и Гарри выпало дежурство ночью, с трёх до четырёх. Что ж, он ведь сам требовал, чтобы его задействовали, не так ли? Вот и получил.
Но до дежурства их всех распустили по домам — и Гарри, подождав, покуда Лестрейндж соберётся, подошёл к нему и полушёпотом спросил:
— Что ты придумал? Для Урсулы?
— А, — Лестрейндж кивнул ему устало. — Это после. Мне ещё подумать надо, но, возможно, выход есть. Да и ты мне подсказал, — добавил он совсем уж непонятно — и они разошлись до завтра.
Гарри очень постарался лечь пораньше, но, конечно, у него ничего не вышло: они полвечера обсуждали с Джинни процесс, а потом… потом у них не получилось лечь пораньше. Так что на своё дежурство Гарри пришёл совсем невыспавшимся, и то, что он был там не один — каждая камера охранялась отдельно — очень помогло ему не засыпать. Впрочем, не только ему: все тут были сонные и недовольные, хоть и понимающие необходимость своего здесь пребывания. К середине дежурства Гарри даже проснулся и решил было, что вряд ли уснёт, когда вернётся, но ошибся — стоило ему лечь в постель, как он выключился, и проснулся только от звонка будильника.
Хотя оглашение приговора было назначено на два часа, к десяти утра возле зала судебных заседаний уже собралась толпа, сдерживаемая лишь волшебным ограждением, возле которого на всякий случай дежурили ребята из отрядов ДМП.
Эннору в зал Лестрейндж ввёл через ту же дверь, через которую перед этим привели и обвиняемых. Гарри был уверен, что Лестрейндж её готовил к этому визиту, и если он хотел создать о ней у судей впечатление как о самостоятельной серьёзной ведьме, у него, бесспорно, получилось. На Энноре было строгое светло-серое с серебристой отделкой платье, а её длинные золотые волосы были уложены в сложную причёску. Тонкая, изящная, однако отнюдь не хрупкая, она держалась на удивление спокойно и уверенно, и ничто в её движениях не выдавало того, что Эннора увидела этот мир всего-то чуть больше месяца назад.
И она была действительно прекрасна. Никаких украшений она не надела, но ей они и не были нужны.
На появление Энноры Джервисы среагировали по-разному: если Джермейн даже подался к ней, насколько это позволяли цепи, и с момента её появления не отрывал от неё взгляда, то Натаниэл и Эбенизер глядели на сестру со злым недовольством, а затем, переглянувшись, даже слегка сморщились. Урсула же на дочь никак не отреагировала — но это было ожидаемо.
Ничего, чего бы Гарри не знал, Эннора не сказала, и всё равно её рассказ произвёл на него тяжёлое и сильное впечатление. Эннора помнила их всех, своих рабов, даже растившую её до пяти лет Оливию, и хотя относилась она к ним по-разному, она о каждом говорила с горечью. И плакала, ни капли не стесняясь, когда вспоминала тех, кто был ей по-настоящему дорог — и пока она рассказывала, в зале висело какое-то звенящее молчание.
Слушая Эннору, Гарри иногда смотрел на обвиняемых. Джермейн, бледный, как покойник, не отрывал взгляда от дочери. Гарри упустил момент, когда по его щекам поползли слёзы, которые он даже не мог стереть и на который Джермейн, кажется, не обращал внимания. Натаниэла же и Эбенизера рассказ сестры, скорее, раздражал, они даже шептали иногда что-то неслышное, но явно не сочувственное. Урсула же на дочь никак не реагировала — просто сидела с отсутствующим видом и порой только зажмуривалась.
Когда Эннора, наконец, закончила, судьи некоторое время молчали — а затем на неё посыпались вопросы. Она отвечала внимательно и прямо каждому, глядя спрашивающему в глаза и смущая этим многих и в то же время покоряя судей своей открытостью ещё сильнее. Особенно мужчин: Гарри видел, как многие из них смотрели на неё и не мог не задавать себе вопрос, а что бы изменилось, если бы Эннора была, например, уродлива. Или даже просто обладала бы обычной, заурядной внешностью. Но она была такой, какой была.
Когда вопросы, наконец, закончились, и Шеклболт поднялся, чтобы отпустить Эннору, Морриган Моран вдруг подняла руку.
— Мадам Моран, — Шеклболт передал ей слово, опускаясь на своё место.
Моран встала.
Они с Эннорой казались антиподами: день и ночь, сошедшиеся в одном месте. Как нарочно — или, может, она знала, вдруг подумал Гарри — тяжёлые чёрные волосы Моран сегодня тоже были уложены в высокую причёску, ещё усиливая это сходство-различие.
— Я хотела бы сказать буквально пару слов мисс Джервис, с позволения суда, — сказала Моран — и, конечно, получила это право. — С того мига, когда ваше проклятье было снято, ваша жизнь началась сначала, — проговорила она торжественно и на удивление тепло, глядя прямо на Эннору. — Вы свободны и прекрасны — распорядитесь ей разумно. И не позвольте больше никогда и никому запереть вас где бы то ни было. Обращайтесь, если вам понадобится помощь, в аврорат — или напрямую к нам, в Визенгамот.
— Благодарю вас, мадам Моран, — ответила Эннора.
На этом её и отпустили, но процесс, конечно, не закончился: теперь вопросы задавали Джервисам. По большей части старшим: в наложении проклятья младшие, бесспорно, были невиновны. Отвечал, опять же, лишь Джермейн: Урсула, что бы ей ни говорили, молчала, и лишь её сжимающие временами подлокотники кресла руки выдавали, что она вообще слышала вопросы.
Джермейн же, опять же, ничего неизвестного Гарри не сказал, однако уже знакомые слова и факты именно здесь, в зале суда, почему-то звучали особенно чудовищно. Да и говорил об этом он спокойно и бездушно — словно пересказывал прочитанную книгу. И всё же Гарри он не казался равнодушным — скорее, пустым и почему-то старым. Это ощущение возникло у него внезапно и с каждой минутой только крепло, но Гарри не было жаль Джервиса. Он всё равно не понимал, как вообще можно поступить так — да что там, как в принципе такое может прийти в голову. Случись такое с Джинни, Гарри согласился бы ослепнуть сам, но он просто не мог себе представить, чтобы они с ней поступили так же. Нет, Джермейн Джервис заслужил всё, что сейчас чувствовал.
Наконец, допрос закончился. Было уже почти два часа, и перерыв объявлять не стали — просто распахнули двери и впустили зрителей.
Приговор был ожидаем: Джермейн Джервис снова получил пожизненное, его супруга — тоже, ну а сыновья отделались пятью годами: за похищение магглов больше не давали. Доказать, что они знали, что отлавливают их на смерть, вполне ожидаемо не вышло. И хотя Гарри не верил в это ни мгновенья, так же, как — он знал — и его коллеги, что они могли поделать?
Ничего.
— Что я могу сделать для тебя? Или для аврората? — спросил лежащий на кровати, завернувшись в плед, Мальсибер, поднимаясь при виде вошедшего в его комнату Лестрейнджа.
— Здравствуй. Есть проблема, — сказал Лестрейндж. — Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что ты бы мог её решить.
— Рассказывай, — Мальсибер снова опустился на свою кровать и сделал приглашающий жест. Лестрейндж тоже сел — подальше от него, в ногах.
— Есть женщина, не желающая давать очень нужные нам показания, — сказал он.
— У вас закончились хорошие легиллименты? — насмешливо вскинул Мальсибер брови. — Мисс Маркс в отпуске, а больше никого нет?
— Она слепая, — ответил ему Лестрейндж. — Что ещё хуже — у неё нет зрачков. Вообще. А веритасерум не срабатывает: она просто молчит.
— Слепая? — с откровенным интересом повторил Мальсибер.
— Именно, — подтвердил Лестрейндж. — Всё, что остаётся — убедить её всё рассказать. Но у нас нет аргументов, которые она бы захотела слышать — я подозреваю, их и вовсе нет. Не существует. Но я помню твоё дело, — заговорил он медленнее, внимательно глядя на Мальсибера. — Я не знаю, как ты это делаешь, но то, что ты тогда использовал, не похоже на Империо. Не всегда похоже, — поправился он. — Я считаю, ты умеешь вызывать к себе доверие. И не просто доверие — ты умеешь вызывать в людях желание поделиться нужной тебе информацией. Для Империо не нужен именно зрительный контакт — я полагаю, здесь примерно то же самое. Не так ли?
— Ты мне говоришь, — с лёгкой улыбкой уточнил Мальсибер, — что меня неверно осудили? В восемьдесят первом? Не невинно, нет — неверно?
— Вовсе нет, — спокойно возразил Лестрейндж. — Империо тоже было — и я помню его жертв. Я их знал — мы вместе работали. Как и Катберт — только я был очень молод, а он проработал с ними годы и кое с кем из них дружил. Но ты делал что-то ещё — что-то, о чём я не знаю. И о чём не задаю вопросов.
— Ты не знаешь, — подтвердил Мальсибер. И добавил после паузы: — Потому что нечего. Я накладывал Империо — да, было.
— Ойген, — помолчав, сказал Лестрейндж. — Тебе доводилось слышать о ларцах смерти?
— Джервис делал их по принесённым Беллой чертежам, — тут же сказал Мальсибер. — Он нам показывал. Лорду они нравились — он очень хвалил его за них.
— Эйвери ведь рассказал тебе о Джервисах, — утвердительно проговорил Лестрейндж, и Мальсибер спросил в ответ:
— Это разве тайна?
— Нет, — возразил Лестрейндж.
— Так твоя слепая — Урсула, — сказал Мальсибер, и Лестрейндж кивнул:
— Если коротко, есть пять ларцов, чья судьба нам неизвестна, — продолжил он. — Они были сделаны, но мы их не нашли. Урсула знает, где они, я полагаю — но молчит. Я думаю, она их продала — такие вещи должны стоить очень дорого. Но кому? Она молчит. Пять ларцов — это пять смертей. Ойген, помоги нам.
На сей раз Мальсибер замолчал надолго.
— Я хочу приказ Визенгамота, — наконец, сказал он. — И изменения в контракте.
— Зачем? — удивился Лестрейндж. — Я же не прошу тебя использовать Империо.
— Как сказать, — странно отозвался тот. — Я не стану рисковать. Контракт мне запрещает использовать не только Непростительные. Изменение контракта и приказ Визенгамота — и я постараюсь убедить Урсулу. Но, — добавил он, подняв вверх вытянутый указательный палец. — Перед тем, как подписывать новый контракт, я хочу посоветоваться со специалистом. И не с вашим, а с моим.
— С кем?
— С Эйвом, — Мальсибер улыбнулся. — Он умеет видеть в текстах второй смысл, пятый и девяносто девятый. Я прекрасно понимаю, что вы постараетесь использовать возможность подловить меня — и я не осуждаю вас. Я хочу подстраховаться.
— Ойген, я не знаю, сколько у нас времени, — сказал Лестрейндж. — И как долго мне придётся убеждать Визенгамот — и выйдет ли из этого хоть что-нибудь. Но даже если выйдет получить приказ, то изменять контракт они откажутся. А даже если согласятся -то сколько времени это займёт?
— Дольф, — Мальсибер грустно улыбнулся. — Веришь или нет, но я помог бы. Но не такой ценой. Контракт — не суд, магия не рассуждает. Я рисковать не буду. Мне жаль. Впрочем, — помолчав немного, предложил он вдруг, — я могу попробовать иначе.
— Иначе? — встрепенулся явно разочарованный отказом Лестрейндж.
— Я не могу сделать то, о чём ты меня просишь, — проговорил Мальсибер медленно, — хотя, конечно, это было бы надёжнее. Только дай мне время всё обдумать. И мне всё равно понадобится приказ за подписью хотя бы вашего министра, главы аврората и ДМП.
— Будет, — уверенно пообещал Лестрейндж.
— Мне нужно перечитать контракт, — решительно потребовал Мальсибер. — Можешь принести ваш экземпляр?
— Да, принесу, — Лестрейндж поднялся.
— Но вообще, — сказал Мальсибер, — есть же и другой способ.
— Какой? — Лестрейндж обернулся чуть быстрее, чем обычно, и Мальсибер улыбнулся:
— Оборотное же зелье. Сознание-то ведь сохраняется того человека, что его выпьет. И легиллименция становится возможной. Если хочешь, я могу заняться.
Лестрейндж несколько секунд смотрел на беззвучно смеющегося Мальсибера, а затем признал:
— Туше — ты мастер. А мы нет.
— Я умнее вас, конечно, — подтвердил Мальсибер глубокомысленно, и нельзя было понять, шутит он или серьёзен. — Я же вас переиграл тогда. Обращайся, — он шутливо поклонился, умудрившись сделать это лёжа, и добавил: — Но я всё равно, пожалуй, мог бы сделать её более сговорчивой. Час — не так уж много, особенно если она начнёт сопротивляться. Зелье можно выпить снова, но тогда придётся начинать по новой.
— Или превентивно, — возразил Лестрейндж.
— Да, или так, — согласился с ним Мальсибер. — Я шкатулки эти помню… слушай, а что там с теми зеркалами? — спросил он вдруг. — Помнишь, я давал воспоминание: зеркала которые…
— Да, помню, — Лестрейндж снова сел на край его кровати. — Мы нашли того, кто их создал, но толку чуть: мы даже доказать этого не можем. Ты ведь тоже с ним работал — Уилсмит.
— Да я помню, — Мальсибер чуть поморщился. — Я об этом думал, много. Мне кажется, мы не то искали… я искал не то. Ты говорил, есть некий артефакт, который как бы собирает всю энергию.
— Так мы его искали, — удивился Лестрейндж. — Ты же и искал.
— И не нашёл, всё верно, — согласился Мальсибер. — Как и воспоминания о собственно создании зеркал. Я думаю, что их там просто нет. Их вынули. Но я считаю, человек вроде Уилсмита должен был их сохранить — и нам нужно было искать именно это место в его воспоминаниях.
— Ты уверен?
— Нет, — честно признал Мальсибер. — Я не нашёл следов — но их и не найти, если всё сделать аккуратно. Вернее, найти можно, но нужно точно знать, когда Уилсмит сделал эти зеркала и артефакт. Тогда, возможно, может получиться найти день — и там будет дыра. Но это только в теории звучит легко — на деле это почти невозможно. Но вот сам факт того, как он их прячет, Уилсмит должен помнить — можно попробовать это отыскать. Ну и, опять же, — он снова улыбнулся, — при наличии соответствующего приказа я могу попробовать сделать его посговорчивее, но ничего обещать не могу. А вот если внести некоторые изменения в контракт и получить вдобавок приказ Визенгамота… — он улыбнулся шире и слегка развёл руками.
— Какого рода изменения? — подумав, спросил Лестрейндж. — И о чём приказ?
— Я расскажу тебе, — пообещал Мальсибер. — Если ты пообещаешь, что сохранишь в секрете то, что я сейчас скажу. И не станешь это против меня использовать.
— Смотря что ты расскажешь, — возразил Лестрейндж. — Я аврор, не забывай.
— Я не собираюсь признаваться в преступлениях, — Мальсибер усмехнулся. — Собственно, я вообще не признаюсь ни в чём — просто чуть расширю твоё знание о моих возможностях и о наложенных на меня ограничениях. Ну, решай. Я вполне благонамерен — я же подарил тебе решение проблемы с мадам Джервис. Хочешь — можешь посоветоваться, — предложил он, и Лестрейндж ответил, поднимаясь:
— Да.
Когда по окончании процесса авроры, наконец-то, собрались в отделе, шёл уже пятый час.
— Могу отпустить всех, — сказал Сэвидж. — Завтра в десять у нас слушанье по делу недопожирателей.
— Приносить цыплят? — осведомился Лестрейндж.
— Обойдутся, думаю, — ответил Сэвидж под общие смешки. — Они же уже выросли?
— Да, получились вполне приличные перепела, — ответил Лестрейндж. — Мы пока их поделили с Моран, но она держит их отдельно от своих — если что, легко забрать.
— Оставишь их себе после процесса? — спросил Сэвидж, и Лестрейндж махнул рукой:
— Оставлю, разумеется. Бумаги все уже готовы. Но у нас другое дело в разработке, — он достал из ящика тонкую папку. — Эксперты сделали портрет убитого, что мы нашли на Диагон-элле. Я его не знаю, заявлений о подходящих к этой внешности пропавших у нас нет. Я предлагаю публикацию в «Пророке».
— А что по знакам? — спросил Сэвидж, и Лестрейндж поморщился:
— Ничего. Мы проверили версию Гарри с возможными грамматическими ошибками — результата ноль. Нет таких слов. Я склоняюсь к версии о том, что убийство ритуальным вовсе не было — это имитация.
— Зачем? — задал вполне логичный вопрос Сэвидж, и Лестрейндж пожал плечами:
— Мерлин знает. Я не удивлюсь, если выяснится, что кто-то просто решил поиграть с нами.
— Но ведь тело настоящее, — сказал Гарри с недоумением. — В каком смысле «поиграть»?
— Подразнить нас, — ответил Лестрейндж.
— Был у нас такой талант, — добавил Сэвидж. — Взяли на четвёртом трупе. Решил нам доказать, что он умнее, и мы его не поймаем.
— Кстати, убитый и вправду может оказаться магглом, — согласился Лестрейндж. — Гарри, сделай-ка запрос к ним — может быть, у них там кто-нибудь такой пропал. А то пока они ответят. А я договорюсь с «Пророком».
— Если это очередной игрок, скоро будет новый труп, — резюмировал Сэвидж — и как будто напророчил.
Гарри только отнёс запрос к маггловской полиции секретарю Робардса, когда по дороге в отдел столкнулся с, видимо, тоже только что вернувшимся Лестрейнджем.
— Я шёл за тобой, — сказал тот. — Номер два. Идёшь?
— Опять ритуальное убийство? — возбуждённо спросил Гарри, и Лестрейндж ответил:
— С виду да. И снова Диагон-элле — на сей раз возле Гринготтса.
Там, конечно, уже собралась толпа, через которую Гарри с Лестрейнджем снова пришлось буквально продираться. Хуже того: прямо рядом с окровавленным телом, распростёртым возле ступенек Гринготтса в такой же, на первый взгляд, как предыдущая, пентаграмме, вписанной в круг и квадрат, так же лежащей на снятой с — вероятно — него коже они столкнулись с Ритой Скитер и её колдографом.
— А вот и господа авроры! — воскликнула она, и Гарри с Лестрейнджем ослепила вспышка. — Как замечательно, что вы наконец-то соизволили сюда прийти! Конечно, громкие дела намного интереснее каких-то ритуальных убийств, я понимаю, — покивала она, пока её колдограф щёлкал всё вокруг, а ярко-зелёное Прытко пишущее перо порхало по пергаменту. — Наши читатели очень интересуются, выкажут ли господа авроры хотя бы показной энтузиазм при расследовании этих загадочных убийств, или же они сейчас слишком загружены выступлениями в Визенгамоте? Может быть, нашей газете попросить Визенгамот пока что приостановить заседания? Наши читатели давно интересуются, по какой причине у уважаемых членов Визенгамота такие длинные каникулы? И из чьего кармана они оплачиваются?
— Аврорат выносит предупреждение мисс Скитер за потенциальное уничтожение улик, — прохладно отозвался Лестрейндж и, усилив голос Сонорусом, распорядился: — Всем сделать четыре шага назад. Вы затаптываете место преступления и уничтожаете улики. Мисс Скитер, покиньте место преступления.
Когда Скитер, громко возмущаясь, всё же отошла вместе с толпой, и Лестрейндж, как в прошлый раз, накрыл тело и их с Гарри куполом, он проговорил задумчиво:
— На первый взгляд, значки те же, но надо будет сверить. Мне не нравится такая частота, — он нахмурился и огляделся, водя палочкой над мостовой так, словно бы выискивал что-то мелкое. — Словно бы нарочно подгадали под рассмотрения дел… не знай я Скитер так давно, я предположил бы, что это её рук дело, — мрачно пошутил он, продолжая взглядом выискивать что-то на мостовой. — Но, конечно, это вряд ли… нет, я не понимаю, — он выпрямился, и в его голосе прозвучала явная досада.
— Что? — спросил Гарри, который ничего необычного на мостовой не видел.
— Ничего не понимаю, — вздохнул Лестрейндж. — Думаю, здесь тоже была лужа или грязь — погода этому способствует. Тело, полагаю, принесли сюда, как и в прошлый раз, уже освежёванным, кровь, полагаю, убийца собрал во что-нибудь там, где его убил… вот только это никакой не ритуал. Боюсь, нам нужно ставить патрули — я думаю, как это сделать. Или, может, лучше чары сигнальные поставить…
— А что ты там рассматривал? — спросил Гарри.
— Если бы это был и вправду ритуал, и он получился бы, остались бы следы, — ответил Лестрейндж. — Тут всё затоптали, но хоть что-то да должно было остаться. Ничего нет. Ладно, идём ловить экспертов — я надеюсь, они не ушли ещё.
Вместо патрулей в итоге решили ограничиться — пока что — сигнальными чарами, и хотя сначала Гарри эта идея показалась удачной, очень скоро он уже считал, что намного проще было бы дежурить. Потому что чары пришлось ставить рядом с каждым домом на Диагон-элле, причём делать это нужно было тайно — и они с десяток раз переодевались и меняли внешность, так что к концу улицы Гарри был готов самостоятельно распять на пентаграмме этого чокнутого убийцу. А ведь никто не говорил, что следующее тело тот доставит именно на Диагон-элле — был ещё, к примеру, Хогсмид. А главное — чары ведь были настроены на кровь, спасибо хоть, что человеческую. Так что любая упавшая на мостовую капля крови их бы активировала — оставалось лишь надеяться, что в ближайшие дни здесь не будет драк или спотыкающихся и разбивающих колени людей.
Закончили они свою работу лишь к полуночи — изображая в последние пару часов пьяную компанию, которая таскалась туда-сюда и разыскивала зачарованные заклятьем необнаружения ключи. Шуметь, правда, приходилось тихо, потому что обитатели Диагон-элле к их «поискам» отнеслись весьма прохладно — но и вовсе не шуметь было нельзя, потому что тихая компания вызывала подозрений куда больше, нежели шумящая, не говоря уже об отдельно шляющихся ночью личностях.
— Завтра ты останешься дежурить, — сказал Сэвидж Гарри. — Кто-то должен быть в отделе, если чары вдруг сработают — нельзя убегать из оцепления.
— Или с дачи показаний, — добавил Лестрейндж. И добавил: — Хотя, конечно, вряд ли всё это произойдёт посреди дня. Скорее, следующей ночью или ранним утром.
— Но мы всё равно должны подстраховаться, — сказал Сэвидж.
Гарри уныло кивнул. Он прекрасно понимал справедливость этого решения, но он так ждал этого процесса! У него и так не вышло поучаствовать в большинстве допросов — а теперь он даже показаний не услышит! Прочитает потом только…
Но, конечно, кого было оставлять кроме него?
Так что в среду сидел в пустом отделе мрачным и недовольным всем этим миром. Заняться Гарри было, в целом, нечем, и он с некоторым ехидством просто представлял себе, что будет, если вдруг сейчас случится преступление. Убийство. И как раз когда сюда придёт заявитель или заявительница, сработают и чары. Он, конечно, знал, что должен делать: следовало вызвать Сэвиджа, а и дальше тот бы разбирался сам — так что проблема была вполне решаема.
Но сейчас заняться ему было нечем, и он решил наконец сходить к Мюррею и рассказать ему о том, что Беннет жив, но общаться ни с кем не желает. Мюррей имел право это знать, и Гарри только надеялся, что тот сейчас не на суде. И ему повезло: Мюррей обнаружился на месте, у себя в отделе.
Рассказ Гарри его явно расстроил, но Мюррей сказал:
— Что ж, я понимаю… конечно, ему неприятно возвращаться. Хорошо, что он в порядке. И спасибо, что вы рассказали мне.
— Я, на самом деле, должен извиниться, — признался Гарри. — Я узнал об этом уже недели две назад, наверное. Но всё никак не мог до вас дойти. Вы извините.
— Да нет, ну что вы, ничего, — возразил Мюррей. — Ну, значит, я могу считать моуков своими, — он улыбнулся немного грустно. — Это даже хорошо, наверное: я к ним так привык…
Оставив расстроенного Мюррея, Гарри вернулся в отдел и от нечего делать достал отданную ему Лестрейнджем копию списка учителей и учеников школы с комментариями преподавателей Хогвартса. Интересная, однако, выходила школа: три учителя на четверых учеников, включая сидящего у них в аврорате Фейна. Учителей хогвартсовские преподаватели не опознали — видимо, те назывались своим ученикам чужими именами, а на самих занятиях появлялись под чужой личиной, причём под личиной тех, кто никогда не учился в Хогвартсе. Возможно, маггловской? Оборотное так не сработало бы, но ведь внешность можно изменять и чарами, ну и есть трансфигурация, конечно.
А вот всех учеников учителя узнали и весьма подробно описали. У тех было нечто общее: все учились плохо и все были магглорождёнными. И все ушли после пятого курса, сдав лишь СОВ, причём весьма посредственно. Между ними была некоторая разница в возрасте: один из них был младше Фейна всего на год и учился тоже на Хаффлпаффе, другой был младше на два года и закончил Слизерин — Гарри понимал, что вряд ли может представить, каково быть там магглорождённым — и ещё один окончил пять курсов Гриффиндора буквально только что: в этом году. Значит ли это, что других «игрушек» пока больше нет? Не значит, ответил Гарри сам себе. Во-первых, кто сказал, что все ученики жили в одном месте? Во-вторых, кто сказал, что не было других наборов — может быть, прежние ученики уже прошли все курсы, сдали все экзамены и выпустились?
Сколько там учился Фейн? Гарри достал свою копию протокола его допроса. Три года. Летом… вот — в конце июня. А он, Гарри, нашёл ту игрушку… а когда же он её нашёл? В начале августа, но вот когда именно? Впрочем, пока не важно — у него впереди целый день, он посидит и вспомнит или вычислит. Однако если Фейна превратили в этого дракона в конце июня, где он был всё это время? Он сказал… он что-то говорил такое… вот: он думал, что станет маггловской игрушкой и попадёт к маггловскому же ребёнку. Что вполне разумно: превратившегося снова в человека Фейна магглы бы не потащили в аврорат, а из маггловской полиции можно аппарировать. Видимо… хорошо — возможно, Фейна в самом деле подкинули или ещё как-нибудь отдали маленькому магглу, но тому игрушка или надоела, или он случайно потерял её. А Гарри нашёл… и, как последний идиот, принёс домой. Хотел бы он знать, случайно это было или нет. Скорее, всё-таки случайно, решил он, потому что даже сам Гарри не знал, что в тот момент окажется на набережной. Конечно, оставался шанс, что кто-нибудь за ним следил и выжидал момент, но он был очень, очень небольшим, и Гарри решил его пока откинуть.
И что это им всем давало?
Ничего.
Им нужно было найти соучеников Фейна, и начинать поиски следовало с разговора с их родителями, хотя вряд ли те, конечно, точно знали, где их… стоп. Родители вряд ли что-нибудь об этом знают — может быть, они даже не в курсе, что их дети… сыновья, там были только парни — больше не ездят в Хогвартс. А вот соученики вполне могли бы знать… значит, нужно расспросить Фейна о том, откуда он вообще узнал об этой школе. Кто-то же ведь рассказал ему. Жаль, что Маркс не попросили найти эти сцены — но ведь это можно сделать… но для начала всё же стоит с Фейном просто поговорить.
Например, сейчас.
Фейн выглядел уныло. Он сидел на койке, обхватив колени и оперев о них свой уже слегка поросший щетиной подбородок. Когда Гарри вошёл в камеру, Фейн громко вздохнул и засопел. И сопел всё громче, пока Гарри открывал протокол, а когда Прытко пишущее перо зашевелилось, спросил хмуро:
— Вы меня бить будете?
Гарри от изумления сморгнул.
— Почему именно бить? — поинтересовался он, и Фейн жалобно ответил:
— Вы же ненавидите меня. А волшебством, наверное, вам ничего нельзя мне делать.
— Почему нельзя? — с любопытством спросил Гарри. Он, конечно, до сих пор не простил Фейну то, что тот сделал с Джеймсом, но ущерб ведь был ликвидирован, а дурных намерений у Фейна не было — нет, определённо, Гарри его не ненавидел. Хотя морду бы набил, пожалуй, с удовольствием — но не здесь же и не так!
— Ну, я думаю, что заклинания отслеживаются, — объяснил Фейн.
— Почему вы так считаете?
— А иначе почему вы меня просто не пытали? — как-то сердито спросил Фейн.
— Что? — Гарри округлил глаза.
— Почему вы меня не пытали? — повторил Фейн, нахмурившись. — Я же знаю, вы так делаете, когда вам нужно что-нибудь узнать.
— Знаете? — переспросил Гарри. — Откуда?
— Вы же полицейские, — Фейн скривил губы. — А они всюду одинаковые.
— Да мы как-то не подумали об этом, — Гарри озадаченно почесал макушку. — А в самом деле же… — пробормотал он, а потом добавил уже громко: — Нет, кстати, заклинания не отслеживаются.
— Что значит «не подумали»? — нервно спросил Фейн. — А теперь что?
— Да просто не пришло нам в голову, — ответил ему Гарри. — Но я пришёл поговорить.
— Я не хочу с вами разговаривать! — Фейн даже отодвинулся, но, тут же уперевшись спиной в стену, ещё сильнее подтянул к себе колени.
— Ну можно не со мной, — покладисто согласился Гарри. — Сейчас Джон освободится и зайдёт к вам.
— Это тот, который… нет! — воскликнул Фейн, и Гарри стало очень, очень интересно, что же Долиш сделал с ним. Наверняка же ничего незаконного — но что? — Я же всё вам рассказал! Менталистам этим! Чего вы ещё от меня хотите?
— Далеко не всё, — возразил Гарри. — Вы жили в самой школе, верно?
— Ну допустим, — осторожно согласился Фейн. — Но я не скажу, где это!
— Я не спрашиваю, — заверил его Гарри. — Вам оттуда можно было выходить? Не из самого здания, а за границы территории?
— Зачем нам выходить куда-то? — спросил Фейн в ответ.
— Возможно, купить что-нибудь? — предположил Гарри. — Или встретиться с родными?
— Вот ещё, — фыркнул Фейн. — Зачем это ещё.
— А каникулы у вас бывали?
— Ну на Рождество и Пасху, чтоб родителей проведать, — ответил Фейн. — И ещё на Гая Фокса.
— Что, всего на один день? — пошутил Гарри, и Фейн возразил:
— Зачем один? На два.
— Всего шесть дней каникул? — недоверчиво переспросил Гарри, и Фейн пожал плечами:
— Ну да. А чего там больше делать? Один день приехал — другой уехал. Просто показаться, чтоб не дёргались. Ну ещё на день рождения родителей мы ездили.
— И тоже на два дня? — уточнил Гарри.
Фейн кивнул.
Что ж, подумал Гарри, до ночи Гая Фокса месяц — ждать, конечно, долго, но вряд ли до этого времени кто-то ещё сдаст экзамены и отправится к кому-нибудь игрушкой. Значит, они могут подождать. Хотя надо посмотреть: может, у кого-нибудь там день рождения раньше?
С другой стороны, если те, кто заколдовал Фейна, знают, что он уже расколдовался, их должно смутить его отсутствие. Но ведь отпускать его нельзя: даже если — например — стереть его воспоминания о пребывании в аврорате, это смогут обнаружить, и тогда поди найди их.
И что делать?
Ответа на этот вопрос Гарри так и не нашёл за всё своё сегодняшнее дежурство, во время которого, разумеется, ничего не произошло, и никакие чары не сработали — и это было и ожидаемо, и очень досадно. Да, конечно, он потом посмотрит протокол — но это же вообще не то же самое, что присутствовать.
— Сидишь? — спросил, входя в отдел, Сэвидж, и Гарри подтвердил:
— Сижу.
— Пожизненное всем за применение к людям непростительных, — сообщил он. — У тебя всё тихо?
— Да, — Гарри постарался вложить в это короткое слово весь упрёк, что его сейчас переполнял, но на Сэвиджа это не произвело никакого впечатления:
— Отлично. Вы сегодня с Дольфом делите дежурство: кто-то должен быть на месте, если чары всё-таки сработают. Ночью на то больше шансов. Ты сидишь здесь до половины второго, затем тебя Дольф сменит.
— Да, отлично, — вздыхать Гарри не стал, но на сарказм не поскупился — хотя Сэвидж, разумеется, не обратил на это никакого внимания.
Впрочем, на самом деле Гарри был вполне согласен с ним: между предыдущими убийствами прошло как раз двое суток, и шанс, что так же будет в этот раз, был велик — конечно, кто-то должен быть на месте.
Это было ужасно скучное дежурство. Делать Гарри было абсолютно нечего — разве что дни рождения учеников той школы проверить. Но и здесь его ждало разочарование: ни у одного из них день рождения не выпадал на оставшийся до дня Гая Фокса месяц.
Так что Гарри то перечитывал материалы менталистов, то пересматривал чудовищные колдографии пентаграмм с убитыми. Уходя, Сэвидж прислал Гарри эльфом с ужином, но еда довольно быстро кончилась, и Гарри грустно жевал остатки общественного печенья, обещая себе завтра же… ну, или в выходные купить новую коробку. Или две.
Лестрейндж появился около часа ночи и велел с порога:
— Всё, иди домой.
— Да я даже спать не хочу, — возразил Гарри. — Что хоть было на процессе?
— Всё было довольно скучно, — ответил Лестрейндж. — Обвиняемые делали ставку на то, что невозможно определить, чья именно Авада убила жертву, а мы утверждали, что это несущественно, и что в момент выпуска Авады каждый был уверен, что жертва всё ещё жива. Мы выиграли.
— А я с Фейном говорил, — признался Гарри, и пересказал их разговор. — И я всё думаю — его же ищут. Может быть. Ну, если можно отследить, что он расколдовался.
— Можно, — хмуро ответил Лестрейндж. Он выдвинул своё кресло и сидел теперь почти возле стола Гарри. — Это точно можно сделать. Я порылся в книгах — если ты и вправду не торопишься, могу рассказать.
— Не тороплюсь! — заверил его Гарри.
— Это очень скверная история, — сказал Лестрейндж. — Настолько, что дело вовсе могут засекретить — и я пока не знаю, что делать с твоей женой.
— В каком смысле? — Гарри ощутимо напрягся.
— Полагаю, ей придётся подписать что-то вроде клятвы о неразглашении, — ответил Лестрейндж. — Как ты полагаешь, она рассказала что-нибудь родителям?
— Я могу спросить, — осторожно ответил Гарри, и Лестрейндж кивнул:
— Спроси. И попроси ни с кем больше не делиться. Она, конечно, заклинания не знает… хотя я произносил его начало в Мунго, и она была при этом.
— Ты так говоришь, — Гарри нахмурился, — как будто это заклинание выпускает что-нибудь ужасное. И достаточно просто его произнести, как случится катастрофа.
— В некотором роде так и есть, — кивнул Лестрейндж. — Даже на английском оно действует — конечно, не так сильно, но если соединить с нужным ритуалом, может и сработать. Есть заклятия, — заговорил он, сплетя пальцы, — настолько древние и настолько усиленные жертвами, что одно их произнесение опасно. Даже не тем, что они сработают и без ритуала — который в данном случае необходим — а тем, что невозможно предсказать, как именно они без него сработают. И — следовательно — как их отменить потом. Бороться с ними можно только одним способом: прекратить творить их и произносить.
— А ты тогда откуда его знаешь? — спросил Гарри.
— Нашёл как-то в старой книге, — вполне предсказуемо ответил Лестрейндж. — Я очень много читал в детстве, а в пятнадцать подглядел, как отец заходит в закрытую часть библиотеки. Я-то знал — во всяком случае, я полагал, что знаю, — добавил он с некоторым сарказмом, — что не собираюсь делать ничего дурного и просто хочу знать. Ну вот… узнал, — он не улыбнулся, а поморщился. — Но никогда не думал, что однажды встречу что-нибудь подобное в реальности. Это заклинание считается изжитым… до сих пор считалось. Непонятно, как судить их, — он опять поморщился. — Есть, конечно, старый протокол для подобного рода заклинаний: их пишут, причём с ошибками — но даже так оно всё равно возвращается в обиход. И это скверно.
— И что делать?
— Можно их убить, конечно, — невесело пошутил Лестрейндж. — При задержании. Всех, включая и учеников — но Фейн уже у нас, так что это не выход. Впрочем, об этом пока что рано думать — нужно их сперва найти. Мне нравится твоя идея с днём Гая Фокса, но месяц — это слишком долго. Впрочем, у меня идея, — добавил он — и в этот момент сработали сигнальные чары: на схеме Диагор-элле вспыхнула голубая искра и раздался громкий и довольно мерзкий звон.
— Это возле «Сов», — Лестрейндж вскочил. — Но мы камином в Котёл — аппарацию слышно.
В «Дырявом котле» Лестрейндж быстро наложил на них обоих дезиллюминационное заклятье, а затем и заглушающее, и они, уже невидимыми выйдя на тёмную сейчас улицу, почти побежали по ней, стараясь держаться ближе к домам.
В паре домов от «Сов» они оба, не сговариваясь, перешли на шаг. Гарри почти не видел прозрачный силуэт рядом, и не слышал шагов Лестрейнджа, так что ему приходилось пристально приглядываться, чтобы не отстать и не вырваться вперёд. Тем более что возле «Сов» ничего не происходило: магазин стоял тёмный и тихий, и почему вдруг сработали чары, было непонятно. Может, крыса какая-нибудь раненая убегала от кота?
Лестрейндж легко сжал предплечье Гарри, останавливая его. Они замерли, Гарри начал оглядываться — а потом возле «Сов» вдруг возник мужчина, вписывающий в уже нарисованную заключённую в круг и квадрат пентаграмму. Рядом с ним в воздухе парило окровавленное тело, под которым чудовищной тенью нависала над мостовой снятая с него кожа.
Гарри разглядывал сидящего перед ним мужчину. Скорее даже юношу: на вид ему было лет, наверное, двадцать. Довольно привлекательный, ухоженный, и хотя одет он был в самую простую чёрную мантию, ботинки на нём даже на вид были очень не дешёвые, да и перстень на указательном пальце вряд ли был приобретён на ярмарке за пяток кнатов.
— Восьмое октября две тысячи четвёртого года, два часа восемь минут. Британский Аврорат, старший аврор Радольфус Лестрейндж, младший аврор Гарри Поттер. Допрос задержанного возле магазина «Совы» сегодня, между часом и двумя ночи. Как вас зовут? — вежливо поинтересовался Лестрейндж.
Гарри был уверен, что ответа они не услышат, однако, к его удивлению, задержанный ответил:
— Закари Смедли. К услугам аврората, так сказать.
— Мистер Смедли, что вы час назад делали на Диагон-элле возле магазина «Совы»? — спросил Лестрейндж.
— Вы же всё равно меня сказать заставите, да? — спросил Смедли в ответ. — Веритасерумом напомните, ещё чего-нибудь придумаете? Верно?
— Верно, — согласился Лестрейндж.
— Ну тогда чего мы будем терять время, да? — спросил Смедли. — Да, это я их всех убил. Жалко, только троих успел, но, я думаю, их хватит.
— Хватит для чего? — осведомился Лестрейндж.
— Дело же громким будет? — спросил Смедли, и на его лице появилось какое-то голодное, хищное выражение, а губы искривились в торжествующей ухмылке.
— Да, это очень вероятно, — согласился Лестрейндж.
— Вероятно? — воскликнул Смелди. — Это же чудовищные ритуальные убийства! Я с них кожу снял!
— Живьём? — деловито осведомился Лестрейндж, пока Гарри боролся с недоверчивым недоумением и дурнотой. Смедли что, маньяк? Безумец? Ищет такой странной славы?
— Нет, зачем, — Смедли поморщился с каким-то брезгливым выражением. — С мёртвых. Я же не маньяк — им больно не было.
— Как вы их убили? — Лестрейндж общался со Смедли деловито и с едва заметным любопытством, и тому, похоже, это импонировало.
— Задушил, — ответил Смедли. — Наложил сначала Петрификус, а потом зажал им рот и нос.
— Чем именно?
— Рукой, — Смедли посмотрел на Гарри. — Верней, руками. А вам что, не интересно? — спросил он у него. — Что вы ничего не спрашиваете?
— Интересно, — сказал Гарри. — Не хочу мешать коллеге — я всего лишь младший аврор. Я вас просто слушаю.
— А я вас помню, — сказал Смедли. — А вы меня? Наверное, нет? Я был на первом курсе.
— Когда были? — спросил Гарри. Смедли что, учился на Гриффиндоре? Впрочем… да, пожалуй, определённая храбрость для того, что он сотворил, необходима.
— Ну когда вы тоже ещё учились. Вы же на седьмой курс не приехали, но я помню вас, — Смедли кивнул.
То есть, Смедли поступил на первый курс когда Гарри был на шестом? Значит, ему сейчас девятнадцать.
— Я не обращал внимания на первокурсников, — ответил Гарри.
— Ну, теперь-то вы меня запомните, — довольно заявил Смедли. — И не только вы!
— Вам это важно? — спросил Гарри, и Смедли вздёрнул подбородок:
— Да! Я хочу, чтобы моё имя помнили и повторяли! Все!
— Я полагаю, так и будет, — заверил его Лестрейндж. — Итак, вы их обездвижили и задушили. Кто они?
— А не знаю, — Смедли пожал плечами. — Да какая разница? Какие-то магглы.
Магглы? Так вот почему они не могли их опознать! Прав был Лестрейндж…
— Где вы убивали их?
— Да прямо там, на месте — Петрификус, потом душил, — Смедли даже кивнул, подтверждая — мол, именно так всё и было.
— Где снимали кожу? — продолжал Лестрейндж.
— Так уже на месте — вы же видели, сколько там крови. Там всего одно заклятье-то.
— Какое? — уточнил Лестрейндж.
— Да кухонное, — ухмыльнулся Смедли. — Каким кожу с курицы снимают или с утки.
— Как вы выбирали их? — спросил Лестрейндж.
— Да просто брал кого поплоше у вокзала, — легко ответил Смедли. — Ну, знаете — поободреннее, погрязнее… накладывал Конфундус, в переулок уводил — и аппарировал.
— А зачем? — Лестрейндж наконец посмотрел ему в глаза.
— А вы, наверно, не поймёте, — ответил Смедли. — Давайте будем считать, что я всё это ради славы. Ну, шумиха там, колдографии в «Пророке».
— Это глупость, — поморщился Лестрейндж, и Смедли удивился:
— Разве? Ну, тогда скажите сами мне, зачем я это.
— Я подумаю, — пообещал ему Лестрейндж. — Расскажите нам о символах, что вы изображали. Что это за ритуал?
— Он там не один, — Смедли буквально залучился самодовольством. — А вы что, не опознали, да?
— Наш штатный ритуалист сейчас отсутствует, — невозмутимо сказал Лестрейндж. — Я надеюсь, что вы нам расскажете — иначе что это за дело? Громкое?
— Там пять разных ритуалов, — гордо сообщил им Смедли. — Я объединил их и ещё там заменил кое-что и продублировал санскритом. Вышло впечатляюще, я думаю!
— Безусловно, — согласился Лестрейндж. — Какие ритуалы вы смешали?
— Слушайте, да я что, помню? — раздражённо спросил Смедли. — Я из книжек переписывал.
— Каких? — невозмутимо уточнил Лестрейндж.
— Да брал в библиотеке дома. Я вам покажу! — предложил он с горящими глазами. — Идёмте прямо сейчас? Я всё вам покажу!
— Идёмте, — согласился Лестрейндж. — Допрос прерван в два часа двадцать шесть минут. Скажите нам адрес аппарации, — потребовал он, отстёгивая руки Смедли от скобы, но пока что не снимая кандалы.
— Да я просто с вами аппарирую — и всё, — с возбуждённой радостью ответил Смедли.
— Это невозможно, — возразил Лестрейндж. — Запрещено инструкцией, — он развёл руками. — Назовите адрес.
— Ну тогда Розовый коттедж у Смедли, — ответил тот.
А ведь Гарри эту фамилию если и не знал, то точно слышал, только не мог вспомнить, где, когда и почему. Где находится этот Розовый коттедж, он не имел ни малейшего понятия, но Лестрейнджу это, судя по всему, было известно, так что Гарри просто позволил тому действовать и следовал за ним.
Они аппарировали к светлому — вероятно, розовому, однако в темноте это было сложно разглядеть — особняку, стоящему на высоком берегу большого озера. Местность здесь была не слишком дружелюбной: место для дома и для небольшого дворика явно вырубили в громоздящихся вокруг скалах — однако же сам дом с лужайкой и розовыми кустами на ней выглядел уютно.
Окна в доме были тёмными — здесь, конечно, спали. Однако Смедли даже не стал стучать в дверь, просто дёрнул её за ручку… и выругался:
— Палочку! Палочку мне дайте, а то мы же не войдём!
На нём не было наручников или кандалов, но Лестрейндж ещё в аврорате связал себя со Смедли невидимыми узами, не позволяющими тому ни отойти от него слишком далеко, ни, тем более, аппарировать или, например, скрыться в камине. И сейчас Лестрейндж просто подошёл к двери и громко постучал.
— Они спят, — сказал Смедли — и заколотил кулаками в дверь. — Открывайте! Мама! Папа!
А он сумасшедший, подумал Гарри. Или заколдован. Или, может быть, и то, и то…
В двух окнах второго этажа зажёгся свет, неяркий, тёплый, а затем одно из них распахнулось, и возмущённый мужской голос произнёс:
— Закери, это ты? Ты что творишь?
— Британский аврорат, — наложив Силенцио на Смедли, громко проговорил Лестрейндж и представился. — Откройте, мистер Смедли.
Окно захлопнулось. Лестрейндж снял Силенцио с обиженного Смедли и предупредил:
— Будете шуметь, наложу снова.
— Я не буду, — пообещал тот с какой-то злорадной улыбкой.
Гарри всё это совсем не нравилось, и он даже взял на всякий случай в руку палочку. Вряд ли этот Смедли мог быть по-настоящему опасен, думал он, но кто знает, кто там, в этом доме. И что там за родители. Сейчас как выяснится, что они всё это вместе делали…
Дверь открылась, и одетый в чистую наволочку эльф церемонно пригласил их войти и через довольно большой квадратный холл провёл в большую же гостиную, освещённую сейчас всего пятью свечами в напольном, кажется, золотом подсвечнике. Тот располагался возле дивана с тёмной обивкой, возле которого сейчас стояли женщина и мужчина — видимо, мистер и миссис Смедли, родители Закери. Несмотря на ночной час и на то, что их явно только что разбудили, оба были полностью одеты в тёмные глухие мантии, а волосы женщины были собраны в строгий узел на затылке. Да, конечно, всё это требовало лишь нескольких заклятий, однако Гарри всё равно был впечатлён.
— Что угодно аврорату среди ночи? — неприязненно поинтересовался мистер Смедли, возмущённо глядя на авроров.
— Осмотреть вашу библиотеку, — с любезной улыбкой ответил Лестрейндж.
— Если это шутка, то дурная, — недовольно сказал мистер Смедли.
— Мы бы не посмели так шутить, — заверил его Лестрейндж. — Ваш сын должен показать там кое-что. Немедленно.
— Да, разумеется, — охотно подтвердил Закери. — Я покажу, пойдёмте!
— Что за срочность? — снова повторил мистер Смедли, резко выставив перед собой ладонь запрещающим жестом. — Извольте объясниться!
— Да, скажите им! — возбуждённо потребовал широко улыбающийся Закери. — Или я сам, да? — Лестрейндж молчал, и Гарри тоже не стал вмешиваться — в конце концов, им ведь всё равно пришлось бы сообщать Смедли о случившемся, так почему бы не позволить сделать это Закери? — Те ужасные ритуальные убийства, о котором вы читали в «Пророке», совершил я! — произнёс он с непонятной гордостью — и бросил на Лестрейнджа взгляд, мол, подтвердите! — Оба — а сейчас ещё одно!
— Не могу с уверенностью утверждать, что это правда, — сказал Лестрейндж, — однако мы застали мистера Закери Смедли за нанесением пентаграммы. При нём было тело очередной жертвы. Сейчас мы здесь для того, чтобы посмотреть, какими книгами он пользовался для составления ритуала.
— Да-да-да, это был я! — сияя, подтвердил Закери, с торжеством глядя на окаменевших родителей.
Первым отмер мистер Смедли, резко спросив:
— Что за бред ты несёшь? Это невозможно!
— Признание мистера Закери, разумеется, нуждается в проверке, — подтвердил Лестрейндж. — Есть много причин, по которым он мог оказаться в том месте.
— Причина в том, что это я их убил! — торжествующе возразил Закери. — Это было не так уж и трудно: заклинание для снятия кожи с курицы для фаршировки человеку тоже вполне подходит!
— Замолчи! — выкрикнула, вздрогнув и побледнев, миссис Смедли.
— Правду говорить легко и приятно! — издевательски заявил Закери. — Честность — лучшая политика, папа, не так ли?
Лестрейндж тоже держал свою палочку в руке, и теперь она смотрела на родителей Закери. Выражение же лица Лестрейнджа при этом оставалось доброжелательно нейтральным.
— Вы же видите: он не в себе, — жёстко заявил вдруг мистер Смедли. — Я вам запрещаю сейчас его допрашивать!
— Сожалею, но это не в вашей власти, — любезно возразил Лестрейндж. — Даже если бы ваш сын не достиг семнадцати, вы бы всё равно не могли нам воспрепятствовать в расследовании — но ему девятнадцать, если я не ошибаюсь.
— Мой сын не в себе и сам не понимает, что говорит! — возвысил голос Смедли и шагнул вперёд. Лестрейндж сделал то же, отгораживая его от сына и теперь уже вполне демонстративно указывая своей палочкой прямо ему в грудь.
— Мы сейчас пройдём в вашу библиотеку и осмотрим её, — сообщил он мистеру Смедли. — Мне бы не хотелось с вами драться, и я буду вам признателен, если вы не станете меня принуждать к этому.
— Он просто красуется! — заявила вдруг миссис Смедли. — Иногда мой сын бывает ужасно гадким, но это просто напоказ — на самом деле он чудесный мальчик! И очень талантливый и…
— …убийца! — весело воскликнул Закери. — Да, мамочка и папочка, ваш прекрасный, умный и талантливый сынишка — ужасный и чудовищный убийца! Вы вырастили монстра — образцового, конечно, — он закивал, довольно рассмеявшись. — Вы ведь мечтали, чтобы о нашей семье однажды написали в «Пророке» — это сбудется. Ну, идёмте? — обратился он к аврорам. — Я вам книги покажу.
— Да, показывайте, — согласился Лестрейндж и, сделав предостерегающий останавливающий жест Смедли, кивнул Закери.
— Посвети нам, — тихо попросил Лестрейндж, и Гарри зажёг Люмос.
Они вышли из гостиной и через холл перешли к лестнице, поднялись на второй этаж и, свернув налево, вошли в большую комнату — библиотеку. Конечно же, она была совсем не такой большой, как в Хогвартсе, но всё же впечатляла — отчасти очень красивыми, резными, кажется, дубовыми шкафами. Закери уверенно прошёл между ними и, остановившись возле одного из самых дальних, открыл его и с разных полок достал по одной книги. Всего вышло шесть, и он торжественно вручил их Гарри, заявив:
— Всё здесь. Я всё вам покажу, только давайте вернёмся к вам — только я хочу с родителями попрощаться.
— Что они вам сделали? — с любопытством спросил Лестрейндж.
Глаза Закери сверкнули:
— Воспитали. Идеальным. И я постарался не разочаровать их — согласитесь, вы таких убийств ещё не видели!
— Именно таких не видел, — согласился Лестрейндж. — Выглядит всё это так, словно вы хотели отомстить им.
— Ну, они всегда мне говорили, что я предназначен для великих дел, — ухмыльнулся Закери. — С самого моего детства всё твердили: дорогой! Ты должен совершить что-нибудь очень значительное и прославить наше имя! Ну вот, я прославил, — ухмыльнулся он опять. — Разве нет?
— В некотором смысле, — снова согласился с ним Лестрейндж и велел: — Теперь проводите нас в вашу комнату.
Осмотр комнаты, впрочем, ничего не дал: она была безлико-образцовой, с большой кроватью с балдахином, тяжёлой резной мебелью и пушистым ковром. Обездвиженный Петрификусом Закери стоял возле стены, и хотя никакого выражения на его лице появиться не могло, конечно, Гарри казалось, что он наблюдает за обыском с удовлетворением.
Закончив и заперев пока что собственным заклятьем дверь, они спустились вниз, однако дверь в гостиную оказалась заперта. Закери даже её подёргал, и когда она не поддалась, пнул её рассерженно, а потом и кулаком ударил, но оттуда так и не раздалось ни звука.
К министерству они аппарировали, а затем спустились через телефонную будку. Закери выглядел каким-то раздражённым, но молчал, однако Гарри казалось, что он вот-вот заговорит. Он и заговорил — но не о том, чего ждал Гарри: когда они вновь устроились в допросной, Лестрейндж начал расспрашивать Закери о заклинаниях. Тот показывал: быстро находил нужные страницы, объясняя, что отсюда взял идею снятой кожи, а отсюда — позу, здесь срисовал часть знаков, а вот тут — другую.
— Почему вы не попытались придать хотя бы какое-нибудь правдоподобие ритуалу? — спросил Лестрейндж, наконец. — Можно было бы хотя бы взять три обряда и соединить их, например. Вышло бы, конечно, тоже странно, но, по крайней мере, имело бы хоть какой-то смысл.
— Да зачем? — скривился Закери. — Суть была не в этом.
— В чём же была суть? — с интересом спросил Лестрейндж.
— В том, что меня все теперь запомнят! — воскликнул Закери. — Навсегда. И семью нашу запомнят — наша фамилия теперь станет синонимом… чего, скажите мне? Ну, вы скажите!
— Расскажите, как вы жили с вашими родителями, — попросил Лестрейндж вместо ответа, и Закери скривился:
— Идеально. Правда: у нас была лучшая семья на свете! И учился я отлично, и мой брат такой же — вот доучивается. На нас вся семья возлагала огромные надежды! И вот… я их прославил! — он гордо вздёрнул подбородок.
— Вы ведь понимаете, что не выйдете из Азкабана никогда? — спросил Лестрейндж, внимательно на него глядя.
Закери пожал плечами:
— Да плевать. Хорошо, если не выйду. Там, по крайней мере, от меня никто и ничего не будет ждать. Какой спрос с заключённого?
— Вам не жалко этих магглов? — спросил Гарри.
— Каких магглов? — удивлённо спросил Закери.
— Тех, которых вы убили, — сухо сказал Гарри.
— Да это ж просто магглы, — он вновь пожал плечами. — Их миллионы, слушайте! И даже миллиарды, говорят — мне рассказывала одна магглорождённая. А что, мне надо было убивать волшебников?
— Вообще не убивать кого-нибудь не вариант был? — язвительно поинтересовался Гарри.
— Нет, конечно! — воскликнул Закери. — Я же сказал: идея была в этом! Я хотел прославить нашу фамилию, став самым известным убийцей — и я это сделал! И вот теперь пускай и дальше живут своей прекрасной идеальной семьёй, такие идеальные!
Когда они закончили и отвели Закери Смедли в камеру, было уже почти утро. Пока Лестрейндж неторопливо описывал книги и запирал их в их общий сейф, Гарри молча наблюдал за ним. Это дело оставило у него неприятное ощущение какого-то безысходного абсурда: он бы даже пошутил, если бы не три погибших маггла. Просто ни за что, нипочему погибших — смерть, от которой ни один из них никак не смог бы защититься. Абсолютное безумие…
— Что думаешь? — спросил Лестрейндж, заперев сейф.
— Я хотел бы думать, что он сумасшедший, но ведь нет, — ответил Гарри. — По-моему, это не совсем безумие.
— Он не клиент Мунго, я согласен, — Лестрейндж опустился в своё кресло. — Однако и нормальным бы я его не назвал. Такой постоянно унижаемый абсолютный эгоист.
— Ты уже встречал таких?
— Конкретно таких нет — этот ещё и истеричен. Но в целом они не такая уж и редкость… когда родители сначала приучают детей к мысли, что они особенные и, конечно, лучше всех, а потом начинают требовать с них, как будто так и есть на самом деле, результат их, как правило, немало удивляет, — Лестрейндж мрачновато усмехнулся.
— Ты их знаешь? Смедли? — спросил Гарри. — Я всё время думаю, где я слышал это имя.
— Пинч-Смедли — семья известных астрономов, — напомнил Лестрейндж, и Гарри едва не хлопнул себя по лбу. Точно! У них же был учебник астрономии за авторством Пинч-Смедли! — Смедли — их родня, ничем другим они пока что не прославились… а, видимо, хотели. Что ж, желание исполнилось, — он недовольно выдохнул и сказал: — Нужно передавать ориентировку магглам. И какое-нибудь объяснение придумать: на случайную смерть списать это не получится. Возможно, на последний труп и выйдет кожу снова натянуть, но на оба предыдущих вряд ли.
— Может быть, трансфигурация поможет? — предположил Гарри.
— Они будут изучать тела, — возразил Лестрейндж. — И, должен признать, они отлично умеют это делать. Придётся подключать обливиаторов и ликвидаторов… я предлагаю подумать, как можно обойтись без них.
— Не представляю, — сказал Гарри. — А мы не можем сказать им правду?
— И заставить их придумывать оправдание самим? — спросил Лестрейндж. — Они ведь не смогут рассказать её родным погибших. Уж не говоря о том, как это будет выглядеть. Что они…
— А почему мы не можем передать его им? — очень рассерженно спросил Гарри. — Он же ведь не просто их заколдовал и в чайник превратил — он их убил. Да, с применением магии, но магглы вполне понимают, что такое убийство. Да ладно, это я так, — он шумно выдохнул и хлопнул по столу ладонью. — Просто всё это обдумывать так мерзко. Их родные даже на суд прийти не могут!
— Вот поэтому и нужно придумать что-то достоверное, — сказал Лестрейндж. — Мне приходит в голову только одно, но мне это не нравится.
— Что именно?
— Дикие животные, — Лестрейндж поморщился. — И объеденное ими тело. Это скверное решение, но хоть что-то.
— Они же всё равно будут искать убийцу, — хмурясь, сказал Гарри.
— Будут, — согласился Лестрейндж. — Ты же знаешь протокол в подобных случаях.
Гарри знал, конечно. Позже, через месяцы, родным жертв и участникам расследования подправят память и внесут все необходимые изменения в бумаги — и выйдет, будто бы виновный умер или был убит при задержании. Всё тихо… и чудовищно неправильно, но как можно было сделать это по-другому, Гарри ещё в Академии ломал голову, но так ничего и не придумал. Лишь уверился в мысли, что вообще не нужно было когда-то заключать этот Статут — но что делать теперь, он не знал. Просто взять и отказаться от Статута было невозможно — магглов Гарри тоже знал и понимал, как те могут среагировать, и возможное преследование волшебников было отнюдь не самым худшим вариантом.
Дело Смедли действительно вышло очень громким — настолько, что дело Амелии Брукс совершенно за ним потерялось. И никто — наверное, кроме Гарри — не обратил внимания на то, что Лестрейндж выполнил своё обещание и привёл на суд её мать, просидевшую весь недолгий процесс на скамье свидетелей. И вряд ли кто-то кроме Гарри — разве что Лестрейндж и Гор — заметили, с какой ненавистью смотрела она на всё и всех вокруг. И разве нельзя было её понять? Волшебный мир, ворвавшись однажды в её жизнь, теперь отнял у неё всё, что ей было дорого — а потом исчез, закрылся от неё, и теперь ей нужно было как-то учиться жить сначала.
А потом в аврорате внезапно наступило затишье. Нет, не то чтобы преступления и вовсе прекратились, но казалось, что вместе с хорошей погодой у преступников ушли энергия с фантазией, и единственным действительно серьёзным и сложным делом, что у них осталось, было дело той загадочной школы, где учился Фейн. Сам он так всё и сидел у них: с ним время от времени работали менталисты, пытаясь отыскать какие-нибудь детали, что позволили бы отыскать его соучеников — но без толку. Оставалось ждать дня Гая Фокса и надеяться, что связанный с ним план сработает — тем более что для учителей, которые могли бы разыскивать Фейна, легенду всё-таки придумали.
Кто и как договорился с магглами, Гарри, разумеется, не знал, но в газетах и на телевидении на второй неделе октября появилась информация о странном происшествии в новозеландской Хокитике, где однажды вечером родители трёхлетнего мальчишки обнаружили в его спальне незнакомого мужчину. Тот кинулся при их виде наутёк и выпрыгнул в окно — и буквально растворился в тёмной весенней новозеландской ночи. В описании мужчины вполне можно было узнать Фейна.
Новая Зеландия была выбрана, во-первых, из-за её отдалённости: аппарировать оттуда даже в Австралию без соответствующей подготовки было неразумно, а уж в Британию сделать это решился бы, пожалуй, лишь волшебник уровня Дамблдора. А во-вторых, из-за особенностей местного волшебного сообщества, весьма разрозненного и разношёрстного. Искать там кого-либо можно было долго и безрезультатно — во всяком случае, уж до дня Гая Фокса точно. Впрочем, туда ещё нужно было попасть. Все заказы на международные порталы — не только в Новую Зеландию, но и в Австралию, и даже в Индию, и вообще куда бы то ни было — теперь передавались в Аврорат для проверки личности заказчика. Результатов это, правда, не давало, но авроры рук не опускали.
Зато дело Урсулы Джервис сдвинулось: идея Мальсибера с оборотным зельем оказалась вполне рабочей. И как Урсула ни сопротивлялась, Маркс сумела отыскать в её памяти и воспоминаниях обо всех её жертвах, и информацию о тех пяти пропавших ларцах смерти. И хотя вернуть их было невозможно, так же как и невозможно было отыскать тела, теперь, по крайней мере, было, что сказать их близким.
Раньше — тридцать или даже двадцать лет назад — в таких случаях тела трансфигурировали, а потом просто подкидывали, давая таким образом возможность их родным похоронить их и оплакать, а спустя некоторое время подправляли память им и документы, объясняя смерть каким-нибудь несчастным случаем. Но теперь магглы научились слишком многому, и трансфигурация не помогала — и после нескольких неприятных случаев, замять которые получилось только ударной работой ликвидаторов и обливиаторов, от этой практики отказались.
Но обычно у волшебников всё же было тело — возможно, видоизменённое, но было. Но что было делать сейчас? Растворённые в воде тела не восстановить…
Если бы речь шла об одном теле или о двух, их можно было бы взять в морге — в маггловских моргах регулярно оставались невостребованные тела. И поскольку времени с момента исчезновения «рабов» прошло уже немало, внешнего сходства уже не требовалось — нужно было подобрать лишь возраст, пол и телосложение. А затем подделать результат анализа. Но Урсула убила пятнадцать человек, и ещё сорок одного — Джермейн, и вопрос о том, где взять пятьдесят шесть тел и, главное, как вернуть их так, чтобы не спровоцировать громкий процесс и серьёзное расследование, встал перед авроратом в полный рост.
— Магглы исчезают, — сказал Робардс на посвящённому этой проблеме совещанию. — Сами, без помощи волшебников — есть статистика, — он разослал всем присутствующим маггловские распечатки. — Их сейчас в Британии около шестидесяти миллионов — и примерно двадцать тысяч пропадают.
— В год? — недоверчиво переспросила Гор.
— В год, — подтвердил Робардс. — В принципе, наши пятьдесят шесть погибших на общем фоне выглядят не так уж страшно.
— Но ведь их не могут найти сразу, — сказал Сэвидж. — Это будет слишком странно.
— Ну не сразу, — ответил Робардс. — За два-три месяца, в разных частях страны.
Гарри слушать это было мучительно неловко — и от мысли, что другого пути нет, лучше ему не становилось. Так же как и от понимания, что никто из присутствующих не воспринимает магглов как подобие зверушек — просто… ну а что им было делать? Не имея возможности рассказать правду? Плюнуть и не делать ничего — и несколько сотен человек так до своих дней и не узнают, что случилось с их родными? Возможно, для кого-нибудь из них так было бы и лучше: так, по крайней мере, оставалась бы надежда — но большинство, Гарри был уверен, предпочло бы знать. Он бы сам точно хотел.
А вот с ларцами им повезло меньше. Миссис Джервис в самом деле продала их — вот только как искать покупателей, было пока непонятно: судя по всему, она имела дело с посредником, и связывалась с ним исключительно с помощью совы. И ларцы отправляла так же, помещая их в небольшие сумки вроде той, что была у Гермионы — с расширяющими чарами.
В деле Уилсмита тоже обнаружился большой прогресс: идея Мальсибера сработала и здесь. Он же отыскал и воспоминание о том, где спрятаны воспоминания о зеркалах и их божке, и хотя найти их оказалось вовсе не так просто, авроры это всё же сделали, пробродив по горам, где Уилсмит спрятал флакон, почти неделю. Зато какая их ждала награда!
Полученные наконец воспоминания смотрели всем отделом вместе с Робардсом — и когда призрачная фигура Уилсмита над Омутом памяти с поклоном продемонстрировала Волдеморту тот предмет, в который должна была собираться вся энергия зеркал — вернее, его модель — они все буквально поперхнулись.
— Вот я что угодно в этой роли представлял, — проговорил Робардс, замораживая воспоминание. — А ведь это так логично.
— А что с ней вообще сейчас? — спросил Сэвидж. — Как-то меня этот вопрос никогда прежде не интересовал.
— А я не знаю, — Робардс потёр лоб. — Но это легко выяснить.
— Её разве на всякие заклинания не проверяли? — спросила Гор, разглядывая замершее воспоминание.
— Я не знаю, — повторил Робардс. — Мне в то время было вообще не до неё. А ты не знаешь? — спросил он Лестрейнджа, и тот покачал головой:
— Нет. Меня она тоже тогда не интересовала.
— Ну, Кингсли точно должен знать, — решил Робардс и, пообещав узнать, разморозил воспоминание — им всем хотелось досмотреть всё до конца.
Однако сделать это они не успели: буквально через минуту после того, как Робардс разморозил воспоминание, и призрачные фигуры вновь заговорили и задвигались, в дверь его кабинета постучали, деликатно, но весьма настойчиво. Робардс бросил на неё удивлённый взгляд, развеял фигуры над Омутом и распахнул дверь со словами:
— Да, входите.
И когда в кабинет вошла Морриган Моран, в строгой мантии судьи, все почему-то, не сговариваясь, встали.
— Я прошу прощения за вторжение, — проговорила она вежливо. — Но мне очень хотелось сообщить вам эту новость.
— Разумеется, мадам Моран, — сказал Робардс, пока остальные заинтересованно её разглядывали. Шапочка делала её выше и почему-то — Гарри никак не мог понять, что приводило к этому эффекту — моложе, и Моран казалась сейчас почти юной.
— Только что Визенгамот назначил возвращение дементоров в Азкабан на первое ноября этого года, — торжественно проговорила Моран и протянула Робардсу пергамент. — Вот приказ.
— Мадам! — Робардс взял пергамент и склонился, прижимая его к сердцу.
— Я хотела видеть вашу радость, — Моран улыбнулась всем им и слегка кивнула. — Полагаю, эта история слишком затянулась, и пора её заканчивать.
— Это лучшая новость за… я даже не в силах засчитать, за какой срок, — Робардс прижал руки к груди.
— Завтра Визенгамот ждёт от вас подробный план, — сказала Моран. — В полдень.
Она вновь кивнула — и ушла, и едва за ней закрылась дверь, Сэвидж с чувством произнёс:
— Ну наконец-то! Бедный Катберт: в первый день — такое. Он-то думал избежать.
— Не важно, — отмахнулся Робардс. — План у нас остался с лета — я сейчас подправлю и пришлю вам копию. Готовьтесь — у нас шесть дней.
— Спасибо, что не два, — заметил Долиш саркастично.
— И что не завтра, — добавил Лестрейндж. — Кому выпадет честь обрадовать нашего консультанта?
— Сам иди и радуй, — тут же сказал Сэвидж и не преминул кольнуть: — Вы же так сдружились! А нам тут работать надо, — он указал на Омут памяти.
— А я прогуляюсь, — согласился Лестрейндж. — Но вообще мне любопытно: они нарочно эту дату выбрали, или совпало?
— Выбор неудачный, — поддержал его Робардс. — В воскресенье Хэллоуин, а нам предлагают в понедельник оголить весь аврорат.
— Всегда было интересно, почему они не могут сделать ничего по-человечески, — проворчал Сэвидж. — Но я настолько счастлив, что всё это закончится, что просто промолчу.
— И правда счастлив, — удивлённо заметила Гор, качая головой и оценивающе оглядывая Сэвиджа. — Ну надо же.
— Про стажёра не забудь, — напомнил Робардс. — Пойдёт в первой партии, конечно — будет пробное знакомство.
— Это как? — спросил Гарри, и Робардс пояснил:
— Персонал тюрьмы с дементорами уже познакомили, конечно, но он ведь меняется. И невозможно каждый раз для представления новичка звать Мальсибера — нужна процедура представления. Она готова, мы её опробуем на парочке охранников, ну и на нём. Подумай, — обратился он к Лестрейнджу, — нужно ли добавить Мальсиберу ещё какого-нибудь позитива — всё-таки мы не рассчитывали, что всё это протянется так долго. Если нужно — сделай, нам сюрпризы не нужны.
— Выдай ему Эйвери, — фыркнул Сэвидж. — Пусть порадуется.
— Кстати, можно, — согласился Робардс.
— Можно, — согласился и Лестрейндж.
— Хотя он, наверное, занят, — несколько ехидно добавил Робардс, и они с Сэвиджем и Лестрейнджем рассмеялись.
— Чем это? — вмешалась Гор.
— Гостьей, — хмыкнул Робардс.
— Гостьей? — тут уже не удержался Гарри. — Мисс Джервис…
— Да, пару дней назад получила портал в Пьемонт, — усмехнулся Робардс. — Дольф утверждает, что её там ждали.
Гарри посмотрел на Лестрейнджа с укором — тот ведь не сказал ему ни слова!
— Ждали, — согласился Лестрейндж. — Сеньора и сеньор Кустодини весьма любезно пообещали показать ей Аппенинский полуостров. Британию мисс Джервис, в целом, осмотрела — теперь её интересует остальной мир.
— Когда она успела? — удивился Сэвидж.
— Она не домоседка, судя по всему, — слегка пожал плечами Лестрейндж. — Впрочем, я могу её понять: пожалуй, мне бы тоже неприятно было оставаться в доме, где со мной произошло всё это. Надеюсь, путешествия пойдут ей на пользу.
Оставшиеся до следующего понедельника дни прошли в работе и инструктажах, а также формировании и переформировании групп. Карет у Департамента магического правопорядка было две, и в каждую влезало максимум восемь человек. Авроров было больше, и потому доставлять их нужно было в два приёма, а значит, кому-то пришлось бы в Азкабане ночевать: лошади не могли гонять туда-сюда без отдыха. А ещё кто-то должен был остаться на это время в аврорате: не бросать же его было пустым. И это была отдельная проблема, которую, впрочем, красиво разрешили, решив отправить в Азкабан остававшихся дежурить ещё через день и посмотреть, как станут на них реагировать дементоры.
Разумеется, Гарри оказался в первой партии — среди тех, кому предстояла ночёвка в Азкабане. Он почему-то был уверен, что дементоры с Мальсибером полетят с ними и очень удивился, когда их возле кареты не обнаружилось. Было раннее утро воскресенья: к обеду они должны были долететь до Азкабана, затем каретам предстояло вернуться и снова прилететь уже к полудню понедельника.
— Кого ждёшь? — тут же заинтересовался Причард. Он был возбуждён и напоминал готовящуюся взять след гончую, которую строгий хозяин пока не спускает с поводка.
— Я думал, дементоры полетят с нами, — признался Гарри. — Но, похоже, нет.
— Я их плохо помню, — с явной досадой сказал Причард. — Я на первом курсе был, когда они у нас торчали, и декан нас даже близко к ним не подпускал.
— А вы рвались? — хмыкнул Гарри, и Причард тряхнул головой:
— А то! Нам с Малком было интересно. Но Снейп нас… он, в общем, умел быть убедительным, — он тоже хмыкнул и полез в карету, и Гарри последовал за ним.
В карете обнаружилась и Сандра, и ещё несколько молодых авроров, и едва они взлетели, как кто-то достал мешочек с плюй-камнями — так что дорога пролетела весело и незаметно.
Комендант их встретил радостно и деловито — и уже за обедом, как-то между делом, сообщил, что дементоры и их, как он выразился, дрессировщик, прибыли ещё вчера и ждут не дождутся завтрашнего дня.
— Как и все мы, — весело добавил он, несколько показно потирая руки.
Вообще, атмосфера за столом — за которым Мальсибера не было — царила странная. Вроде бы и оживлённая, но Гарри не мог отделаться от ощущения, что все — или, во всяком случае, большинство — охранники зачем-то изображают это оживление, а на самом деле напряжены и ждут, и ожидание это отнюдь не радостно. Гарри понимал их: кому захочется проводить годы рядом с дементорами? Пусть даже они послушные и именно к тебе не лезут.
Под конец обеда, отвечая на вопросы любопытствующего Причарда, комендант предложил желающим спуститься и осмотреть новое место обитания дементоров. Разумеется, Причард выразил горячее желание, Сандра его поддержала, к ним присоединились ещё любопытствующие, и всей этой весёлой и довольно шумной компанией вместе с комендантом и парой охранников они отправились вниз.
— Ты ведь в первый раз здесь? — даже уточнил Гарри, наблюдая за с любопытством оглядывающимся Причардом.
— Ага, — согласился тот. — Я читал об Азкабане, но я всё равно его иначе представлял.
— А как? — заинтересованно спросил Гарри и предупредил: — Вообще, тут в первый раз многие себя отвратно чувствуют.
— Да я знаю, — отмахнулся тот. — Мне отец амулет подарил, когда я стал стажёром. Помогает, — он вытянул из-за ворота цепочку, а затем на ней — сиреневый кристалл, опутанный серебряными нитями, складывающимися в какие-то значки. — Отец много кого знает, — пояснил он. — Он не признаётся, где его взял, но вещь стоящая. Мне слегка не по себе, но это же нормально.
Им пришлось спускаться до самого подвала — туда, где когда-то Лестрейндж простым Гоменум Ревелио нашёл того, кого там никак не могло быть. К удивлению Гарри — да и, кажется, остальных — подземелья Азкабана оказались вовсе не свободны. Дементорам отвели лишь часть из них, и даже, кажется, не самую большую, остальная же была закрыта, и там, кажется, даже сейчас кто-то работал — тварцы? Дементоров же расположили в большой просторной пещере, в глубине которой, кажется, плескалось море.
Но если им никакие особые условия не требовались, то сопровождающему их Мальсиберу они были нужны: как бы к нему ни относились, однако ночевать на голых камнях не оставили. Кровать, кресло и стол ему поставили — а, скорее всего, просто трансфигурировали — прямо посреди пещеры, и это само по себе выглядело донельзя странно, а уж в окружении с интересом заколыхавшихся при появлении дементоров людей и вовсе производило впечатление абсурда.
Мальсибера же, похоже, обстановка вовсе не смущала: он преспокойно лежал на кровати, завернувшись в яркий пёстрый плед, и читал какую-то большую книгу. Он лениво скользнул взглядом по пришедшим — и вдруг резко сел и сказал отрывисто и крайне недовольно:
— Я же запретил стажёру им показываться до знакомства!
— Ох, простите! — воскликнул комендант и принялся быстро и довольно сильно толкать Причарда к лестнице. — Быстрей, быстрее, вам сюда нельзя!
— Вам интересно посмотреть, что будет? — Мальсибер откинул плед и очень легко, одним движением, встал. — Решили провести эксперимент? — он неторопливо пошёл к коменданту, и Гарри поразило вдруг, насколько он худой. Возможно, потому что мантия была подогнана строго по размеру и чётко обрисовывала его высокую тонкую фигуру.
— Здесь полно авроров и охраны, — огрызнулся комендант, наводя на Мальсибера палочку. — А вы остановитесь. Вам отсюда выходить нельзя.
— Я и не смогу, — пожал Мальсибер плечами. — А вот вы свободны, и ваш стажёр черту переступил, — он сделал ещё с дюжину шагов и остановился у невидимой Гарри, но, похоже, хорошо заметной ему самому границы. — Я не против так проверить действенность обучения, однако же за результат ручаться не могу. И кстати, — добавил он с любезной улыбкой, — я всё ещё не обедал. Если вы решили, что я обойдусь — я обойдусь, конечно. Но мне хотелось бы об этом знать, по крайней мере.
— Да принесут вам, принесут, — ответил комендант раздражённо и, повернувшись к аврорам, сказал: — Ну вот тут они и будут обитать. Часть будет охранять Азкабан как прежде, снаружи, но подальше и повыше, чем прежде, и их будет меньше, и они будут меняться. И иногда ходить по коридорам — по графику. А туда пока нельзя, — он указал в сторону пещер, в которых до сих пор изучали удивительных тритонов и всех тех, кого ещё там отыскали. — Я надеюсь, ваше любопытство удовлетворено, и нам теперь предстоит подъём, — он улыбнулся несколько натянуто и первым поспешил назад.
Впрочем, о возникшей неловкости все постарались сразу же забыть — ну, может, кроме Причарда, большую часть подъёма выглядевшего весьма сердито. Однако же запрет есть запрет, спорить с ним бессмысленно, и Причард это понимал — так что он довольно быстро дуться прекратил и пошёл допытываться, как будут устроены дежурства дементоров на этажах.
Гарри же тихонько улизнул и, вернувшись, вновь вошёл в пещеру. И, остановившись недалеко от входа, очень громко кашлянул, и когда уже вновь улёгшийся на кровать Мальсибер поднял голову и посмотрел на него, громко проговорил:
— Извините, что тревожу вас. Я вас хотел спросить.
— Конечно, — Мальсибер встал и, завернувшись в плед, пошёл ему навстречу. — Чем я могу помочь?
— Почему вы до последнего не говорили нам о том, что кормите дементоров Патронусами? — задал Гарри тот вопрос, что мучил его с тех пор, как он узнал об этом. — Почему вы решили всё это сделать сами? Если бы дементоров вернули раньше, у вас бы получилось… почему? Зачем вы проходили через это раз от раза?
— Очень просто, — легко улыбнулся Мальсибер. Он остановился возле невидимой границы, и Гарри сам подошёл к нему и встал совсем рядом. — Есть хорошие и правильные люди. И есть плохие. Хорошим людям должно быть хорошо, плохие люди должны быть наказаны. Вы первые, а я второй. Всё так, как дОлжно быть, разве не так?
Гарри озадаченно молчал, глядя на приветливо и весело улыбающегося Мальсибера. Он подписался бы под каждым его словом, вот только личность того, кто произнёс их, сбивала Гарри с толку и делала правильные слова абсурдными.
— Так, — согласился Гарри наконец. — Но вам это зачем? Вот лично вам?
— Мне? — переспросил Мальсибер, и Гарри кивнул:
— Вам.
— Так я с этим согласен, — Мальсибер снова улыбнулся. — Это правильно и так и должно быть. Никто не должен через это проходить, особенно нормальные хорошие люди. Никто из вас не заслужил такого, вы согласны?
— Согласен, — Гарри чувствовал себя ужасно глупо. Он задавал понятные вопросы, получал на них понятные ответы, с которыми сам был согласен — и всё вместе это было совершеннейшим абсурдом.
— Ведь это справедливо? Разве нет? — спросил Мальсибер. — Страдать действительно виновному? А не невинным?
— Справедливо, — согласился Гарри. А как он мог не согласиться?
— Я разве всё это не заслужил? — спросил Мальсибер снова. — И разве справедливо то, что со мной произошло? Я ведь, по сути, убежал от правосудия: я обыграл вас и освободился. И вместо Азкабана, где мне место, я живу почти что на свободе. Да, с ограничениями и контрактами, да, без возможности Италию покинуть по своей воле — но я живу дома. Не в том доме, где бы я хотел быть — и всё-таки это мой дом. Разве не справедливо для меня расплачиваться хотя бы таким образом за всё содеянное?
— Справедливо, — снова согласился Гарри. — Если не считать того, что такого вообще никто не заслуживает.
— Но я не заслуживаю меньше вас и ваших коллег, не так ли? — спросил Мальсибер, и Гарри был вынужден кивнуть. — Тогда почему вас это удивляет? — Мальсибер улыбался, и Гарри видел, что ему нравится этот разговор, однако даже тени насмешки в его улыбке не было: она была открытой, искренней и весёлой.
— Но вы же мучили себя. Зачем?
— А что бы вы сделали на моём месте? — спросил Мальсибер. — Вы разве поступили бы иначе?
— Нет, конечно, — ответил Гарри, и Мальсибер кивнул:
— Ну вот я и сделал то же, что и вы. Что вас удивляет?
— Но это же вы! — не сдержался Гарри.
Мальсибер рассмеялся, а затем спросил, склонив голову к левому плечу:
— И как я смею сравнивать себя и вас? — он снова засмеялся, совсем не зло и не язвительно, а весело. — Человек вроде меня не может поступать как вы? — Гарри пристыженно молчал, и Мальсибер сам ответил, кивнув: — Не может. Вы так думаете. Но тут я ничем не могу помочь вам: вы меня спросили — я ответил. Это всё, — он развёл руками и рассмеялся.
— Спасибо, — ответил Гарри, просто не зная, что ещё сказать — и, пытаясь уложить в голове слова Мальсибера, поспешил вернуться, пока его отсутствие не обнаружили.
В остальном же, день прошёл довольно скучно — в общей болтовне и трапезах. Спать их разместили не с таким комфортом, как в прошлую ночёвку Гарри здесь: вместо четырёх кроватей в комнаты впихнули шесть, но, поскольку помещения Азкабана, видимо, чарам расширения не поддавались, вышло скученно — зато не скучно. Спать, конечно, легли за полночь, но заснули довольно быстро — и на сей раз комендант просто раздал им всем зелье сна без сновидений, приказав его выпить. Всё же завтра всем предстояла работа, и не самая приятная — нужно было выспаться.
Старшие авроры, включая Робардса, прилетели как раз к завтраку. Тот прошёл немного нервно, хотя и оживлённо, и закончился большим шоколадным тортом, удовольствие от которого было несколько подпорчено пониманием причины его подачи: им всем предстояло некоторое время провести в компании дементоров. Сперва внизу — а после в коридорах и, наконец, на воздухе, на посадочной площадке.
Перед спуском Робардс строго всем напомнил:
— Внимательно слушайте меня и мистера Мальсибера. Вы, вы и вы, — он указал на двух молодых охранников и Причарда, — будете контрольной группой. Вы остаётесь в стороне и за границу очерченного для вас места не заходите — она всем будет видима, когда мы спустимся. Зачем вообще её было делать незаметной? — спросил он коменданта недовольно, и тот недовольно вздохнул. — Это понятно? — спросил он, и оба охранника синхронно отозвались:
— Да, сэр.
— Грэхем? — спросил Робардс, и Причард тоже бодро отрапортовал:
— Есть, сэр!
— Вы наблюдаете за нами очень внимательно, — сказал Робардс. — С тем, чтобы потом вы могли это повторить. И сориентироваться, если что-то вдруг пойдёт не так, — повторил он, и все трое кивнули. — Всё, двинулись, — велел он и сказал Сэвиджу: — Роберт, впереди. Я замыкаю.
Возможно, Гарри это показалось, потому что он нервничал, но на этот раз они спустились очень быстро и вскоре встали вдоль светящейся теперь довольно ярким голубым светом границы, разделяющей пещеру на две неравные части: та, в которой были сейчас Мальсибер и дементоры, была намного больше той, где стояли авроры и охрана.
Причарда и двух охранников оставили у самой лестницы, запретив им даже подходить к границе и отделив им небольшой закуток, обозначив его всё той же светящейся голубой границей. Зато им всем троим, возможно, в виде возмещения, поставили там стулья, на которые, впрочем, никто из них не сел.
— Стойте и ждите, — сказал им Робардс. — Когда вас позовут, вы медленно выходите по одному. Медленно! Остальные двое, а потом и ты один, — он даже пальцем указал на Причарда, — ждут.
— Мы всё помним, шеф, — заверил его Причард, и оба охранника кивнули.
— Я надеюсь, — вздохнул Робардс. — Без ясного приказа границу не пересекать. Если кому-то из вас по какой-либо причине понадобится выйти, получите прежде моё разрешение. Именно моё, понятно? — строго спросил он, и они кивнули. — Ладно, начали — и давайте уже закончим с этим, — сказал он, идя к стоящему возле самой границы Мальсиберу, и распорядился, уничтожая её: — Начинайте.
Мальсибер обернулся лицом к сгрудившимся за ним дементорам и лёгким и красивым жестом поднял руки, словно бы рисуясь, и развёл их в стороны, а затем соединил ладони у себя над головой. Несколько секунд — и внутри зажегся слабый золотистый свет. Он становился ярче, ярче, а и когда Мальсибер снова распростёр руки, его кожа светилась, словно бы была охвачена огнём.
— Вы дома, — в его тёплом голосе звенела искренняя радость. — Охраняйте его как охраняли прежде и признайте власть его хозяев, нынешних и будущих. Те, кто согласен и готов — приблизьтесь. Те, кто этого не хочет, могут быть свободны, но отныне никогда сюда не попадут — вы можете уйти. Сейчас, — он сделал паузу, довольно долгую, затем кивнул и заговорил снова: — В этом доме два хозяина. Подойдите оба.
Комендант и Робардс подошли — первый справа, второй слева. Мальсибер протянул им руки вверх ладонями, и когда те положили свои сверху, золотистый свет растёкся и по их коже. А затем Мальсибер медленно руки опустил и сделал два шага назад — и шепнул, но Гарри, да и остальные услышали его шёпот:
— Они ваши.
— Приблизьтесь! — велел комендант, и Робардс повторил за ним:
— Приблизьтесь!
Дементоры послушались. Они вились вокруг, как будто бы обнюхивая по-прежнему светящиеся золотым руки коменданта Азкабана и главного аврора. А когда они успокоились, комендант махнул правой рукой и громко приказал:
— Охрана, подойти.
Левой, всё ещё сияющей рукой он коснулся руки каждого, передавая свет и им — и когда он одарил им всех, процедура повторилась. Правда, на сей раз она заняла намного больше времени, но это было и понятно: им нужно было каждого… обнюхать, если это можно так сказать, и, видимо, запомнить.
Потом то же повторил и Робардс — и когда его ладонь коснулась руки Гарри, она показалась ему тёплой и невероятно приятной на ощупь, настолько, что он едва не пожал её в ответ.
Наконец, они закончили. Оставалось теперь процедура самостоятельного, без участия Мальсибера, знакомства, и на сегодня работу можно было считать законченной.
— Собственно, вы нам не нужны, — сказал Робардс, подходя к аврорам. Он выглядел усталым, но довольным, и всё равно сосредоточенным. — Если кто-то хочет посмотреть — конечно, оставайтесь, но можно уже пойти проветриться.
Разумеется, хотели все — так что все лишь немного сдвинулись, оставляя место для знакомства и заодно загораживая ожидающих. Впрочем, от них Робардс всех тут же отогнал, не желая создавать там толчею, и распределил зрителей по краю пещеры более или менее равномерно. Дементоры, меж тем, неспешно плыли по пещере, то поднимаясь под самый потолок, то опускаясь к полу и даже заглядывали на лестницу, впрочем, не стремясь пока что двинутся по ней. Стоящих возле неё охранников и Причарда они как будто бы не замечали.
Комендант, меж тем, раздав распоряжение охране, снова вышел почти в центр пещеры и немного постоял, сосредотачиваясь. Затем соединил руки, закрыл глаза — и… ничего не произошло. Он посопел, помотал головой, потёр руки, затем растёр ладонями лицо, потом опять потёр ладони — и… ничего.
Гарри посмотрел на стоящего возле стены, довольно далеко от коменданта, Мальсибера, на чьём бледном лице застыло напряжение, а губы сжались в нитку. Он и руки свои стиснул и прижал к груди, и смотрел, смотрел на коменданта, когда тот, закрыв глаза, сжимал снова свои руки — и когда наконец среди его ладоней засветился слабый огонёк, Гарри показалось, что он услышал тихий выдох. Нет, Мальсибер не расслабился, но, по крайней мере, перестал выглядеть так, словно здесь сейчас решалась вся его судьба.
— Марлоу, подойди ко мне! — приказал он. Один из охранников — помоложе и повыше — решительно переступил сияющую голубую линию и, подойдя к коменданту, остановился рядом с ним, незаметно и быстро вытерев ладони о мантию.
— Приблизьтесь! — может быть, немного выспренно велел комендант, и несколько дементоров заскользили в его сторону.
Гарри видел, как побледнел стоящий рядом с ним охранник. Комендант протянул ему руку, светящуюся золотистым светом, и охранник, может, слишком торопливо, но накрыл его ладонь своей. Разбрёдшиеся по пещере дементоры, между тем, слетались, и скоро коменданта и охранника стало почти не видно…
И в этот момент вдруг кто-то отчаянно вскрикнул:
— Нет! Прочь!
Потом в воздух взвился серебряный кабан, и обернувшийся на шум Гарри, да и все остальные увидели, как тот атакует зависшего возле лестницы непонятно почему почти горизонтально, но головою вниз дементора. Кабан наподдал ему, тот на удивление легко подлетел в воздух, если можно так вообще сказать про дементора, вверх ногами, но с места всё равно не сдвинулся, как будто был к нему приклеен. Толпящиеся люди расступились, словно давая место кабану развернуться, и Гарри, да и все, кто стоял дальше, увидели лежащего навзничь на полу Причарда.
И обхватившего его голову руками и приникшего к его губам дементора, втягивающего в себя последние капли чего-то туманно-голубого.
Тишина обрушилась на них ледяным плотным облаком и сжала, не давая вдохнуть. Гарри слышал, как шумит его собственная кровь, и слышал какой-то стук — пульс? Его сердце билось — в отличии от сердца Грэхема Причарда. Словно через толщу воды Гарри видел, как изумление и испуг на лицах авроров сменяются пониманием, осознанием непоправимости произошедшего. Видел, как Флэк прижала стиснутые руки к губам. Видел, как Блейн приоткрыл рот — то ли чтобы вздохнуть, то ли чтобы сказать что-то, но ни звука так и вырвалось из его горла. Видел, как побелел Лестрейндж и как сжал кулаки Сэвидж.
Первым отмер Мальсибер. И так бледный, он вдруг, прямо на глазах, слово бы выцвел — даже его чёрные волосы показались посеревшими и поблёкшими. Он в одно мгновенье оказался почему-то возле Лестрейнджа и буквально впился пальцами в его плечи — Гарри видел, как выступили под натянувшейся кожей тонкие кости кистей.
— Слушай очень внимательно, — быстро и тяжело заговорил Мальсибер, глядя Лестрейнджу в глаза, и Гарри казалось — казалось ли? — что его слова эхом разносятся под сводами пещеры. — Я могу это исправить. Только сейчас. Немедленно. Я верну его душу, и всё будет хорошо. Ты поможешь?
— Да, — Лестрейндж ответил не один. Вместе с ним это произнёс шагнувший к ним Робардс — но Мальсибер его словно не видел.
— Сейчас вы отсюда уйдёте, немедленно, все, — Мальсибер говорил очень быстро и при этом удивительно, как-то неестественно чётко. — Вы все. Можете смотреть, просто уйдите и заберите всех дементоров, кроме виновного. Как только я заберу душу, вы приманите этого дементора Патронусами и уведёте отсюда и закроете где-нибудь. Я после разберусь, что с ним не так. Сразу, мгновенно, — его голос стал требовательным, и Лестрейндж кивнул:
— Да, — а Робардс тем временем начал молча, жестами выгонять всех из пещеры на лестницу, где на полу лежало мёртвое тело Грэхема Причарда, над которым до сих пор парил дементор, и Гарри казалось, что он облизывает его.
— Когда я верну душу на место, он будет в порядке, и его нужно будет срочно увести. Сразу же. Это важно. Немедленно. Нам нельзя встречаться. Мне будет плохо, — Мальсибер говорил всё быстрей и быстрей, и Гарри, идя к выходу, как-то отстранённо удивился тому, что отлично его понимает. — Я буду болеть… долго. Неделю, больше… не помню… не важно, потом. Всё это, — Мальсибер мотнул головой, — придётся прервать. — Никакого волшебства — только зелья. Обещай! — потребовал он, и Лестрейндж повторил:
— Да.
— Меня будет рвать, — речь Мальсибера летела, словно скороговорка. — Может, будет кровь… немного… судороги, боль — никаких чар. И никаких целителей. Обещай!
— Зелья, — кивнул Лестрейндж. — Никаких чар и целителей. Я клянусь.
Остальные уже вышли из пещеры и толпились на ступенях, сгоняя дементоров вперёд, наверх — и те, к счастью, слушались. Гарри тоже вышел, но не смог себя заставить отойти, и стоял на нижней ступеньке лестницы.
— Иди, — Мальсибер оттолкнул Лестрейнджа и повернулся к реющему над Причардом дементору.
И улыбнулся.
На его словно окаменевшем мраморно-белом лице появилось выражение нежности. Он несильно сжал руки, сделал маленький шаг к наконец начавшему отрываться от Причарда дементору и протянул их к нему, и Гарри в проёме меж голов коллег увидел в глубине сомкнутых ладоней золотистое сияние.
Подошедший к лестнице Лестрейндж, меж тем, взял в руку палочку и бросил вопросительно-требовательный взгляд на остальных авроров. Несколько человек подняли свои — те, кто, как понял Гарри, готовы были вызвать Патронуса. Гарри бы хотел и сам, но совсем не был уверен, что сейчас у него это выйдет.
Он снова перевёл взгляд к подножью лестницы.
Мальсибер уже подошёл к телу Причарда и дементору почти вплотную. Когда он разомкнул руки, его ладони слегка светились тем самым золотым светом — неярким и на вид очень тёплым. Он протянул левую руку и мягко взял дементора за… пожалуй, запястье — и тот отвлёкся, наконец, от Причарда и посмотрел на Мальсибера.
У дементоров нет лиц. А то, что находится на их месте, закрыто капюшоном.
Но Гарри мог поклясться, что тварь улыбнулась.
Дементор потянулся к Мальсиберу и второй рукой, и тот позволил положить её себе на плечо. Он продолжал держать дементора за запястье и потянулся второй рукой вверх, словно… словно хотел коснуться его головы. Дементору эта мысль, похоже, понравилось, и он придвинулся к этой руке, словно ластящееся животное. Ладонь Мальсибера легла дементору туда, где у человека была бы щека, потом скользнула назад и выше, к затылку, словно готовясь к… поцелую.
Дементор протянул руки и положил их на плечи Мальсиберу, и это было настолько похоже на объятье, что Гарри затрясло то ли от отвращения, то ли от ужаса. А тварь продолжала приближаться к обнимаемому ею человеку, их головы… лица сблизились, потом почти соприкоснулись… и Гарри, чувствуя, как сворачиваются его внутренности в болезненный жгучий узел и слыша, как грохочет в висках кровь, увидел, как полупрозрачный голубоватый туман начинает перетекать от дементора к человеку.
Душа.
Гарри видел однажды, как дементор тянет душу из человека — тогда, когда они с Сириусом лежали на берегу Озера… и сейчас всё происходило точно так же.
За исключением того, что втягивал в себя душу не дементор, а человек.
Казалось, прошла вечность — или меньше секунды, время разом и сжалось и растянулось, а потом Мальсибер начал отстраняться — и тут в воздух взметнулись Патронусы. Дементор поднял голову, поглядел на них, затем посмотрел на Мальсибера — и, сделав выбор, поплыл к сияющим зверям, кружившим над ним у выхода на лестницу.
Едва он оказался над ней, Робардс наколдовал прозрачную дверь, отделившую лестницу от пещеры. Возможно, она пропускала и звук, однако слушать было нечего — никто ничего не говорил.
В тот момент, когда дверь закрылась, замеревший было Мальсибер то ли упал, то ли резко опустился на колени и наклонился над Причардом. Губы Мальсибера почти коснулись приоткрытых мёртвых губ лежащего на полу, и между ними появилось призрачное полупрозрачное голубоватое облачко тумана. Оно двигалось медленно… кажется, куда медленнее, чем Гарри только что видел, и всё же оно перетекало из живых губ в мёртвые.
И когда оно окончательно туда перетекло, Причард глубоко и резко вздохнул и открыл глаза.
Гарри охнул — и не он один: вокруг него словно прошла волна, а воздух наконец перестал пригибать их всех к земле.
Мальсибер закашлялся и тяжело осел на пол, опираясь на левую руку и потирая лицо правой. Его вырвало — он едва успел отвернуться, чтобы не попасть на лежащего вплотную к нему тяжело дышащего Причарда, и всё же забрызгал его мантию сбоку. Несколько секунд Причард непонимающе смотрел на него, потом по его телу прошла дрожь, и он резко сел, задев руку Мальсибера, на которую тот опирался.
Лишившись опоры, Мальсибер упал, инстинктивно отшатнувшись назад от разбрызганной по полу рвоты и завалившись поэтому на Причарда. Тот дёрнулся и шарахнулся прочь, роняя Мальсибера на пол и резко сперва садясь, а затем и вставая, вернее, попытавшись это сделать — его повело, и Причард, кажется, сильно ударился об пол локтем.
Всё это заняло буквально несколько секунд, и их хватило, чтобы авроры, наконец, ожили и задвигались. Пока Робардс почему-то вполголоса отдавал распоряжения увести дементора к остальным, Лестрейндж открыл дверь и вошёл в пещеру. Гарри шагнул вслед за ним, но его слегка отодвинул Блейн и, войдя, направился к кажущемуся слегка оглушённым Причарду.
— Вставай, — он протянул ему руку и помог подняться. — Идём.
— Я… — голос Причарда прозвучал совершенно обычно, разве что как-то испуганно.
— Потом. Давай, идём, — Блейн подставил ему плечо и вывел из камеры.
Гарри всё же вошёл и остановился у стены возле входа, не зная, что ему делать и кому предложить помощь.
Лестрейндж же, тем временем, присел на корточки рядом с Мальсибером, коснулся его плеча и позвал негромко:
— Ойген, чем помочь?
— Надо… встать, — Мальсибер посмотрел на него и приподнялся, но тут же закашлялся и схватился правой рукой за горло. Кашель вновь вызвал рвоту, и Лестрейндж помог ему приподняться, а потом промокнул губы своим носовым платком. — Помоги, — Мальсибер, отдышавшись, пошевелился, и Лестрейндж подставил ему плечо.
Они поднялись — Мальсибер двигался тяжело и словно бы заторможено, цепляясь за Лестрейнджа. Оказавшись на ногах, он прислонился к нему, и Гарри увидел, что Мальсибер дышит ртом — и казалось, словно воздух причиняет ему боль.
— Ты не дойдёшь, — уверенно сказал Лестрейндж, подхватывая его за талию. — Сделаем носилки.
— Никаких чар, — упрямо и зло сказал Мальсибер — его голос звучал ниже обычного, словно он его сорвал. — Ты дал слово!
— Обычные носилки, — возразил Лестрейндж. — Тут много крепких мужчин — отнесём тебя на руках. Ты сам не одолеешь лестницу. Что ещё можно сделать?
— Ничего, — Мальсибер прикрыл глаза и облизнул губы. — Не могу… — очень тихо проговорил он, прижав пальцы ко лбу. — Дай мне сесть.
Лестрейндж послушно усадил его возле стены — так, чтобы Мальсибер смог опереться о неё спиной.
В пещеру вошёл Робардс и спросил с порога:
— Чем помочь?
— Носилки нужны, — отозвался Лестрейндж. — Я обещал не использовать чары, а сам он не дойдёт. Обычные носилки.
— Карету сейчас приготовят, — сказал Робардс. — Полетите вдвоём: только вы с ним, — он кивнул на Мальсибера, — так быстрее. Мы сами выберемся — пришлёшь назад карету.
Робардс снял с себя тёплый плащ и укрыл им сидящего у стены с закрытыми глазами Мальсибера — тот с трудом приоткрыл веки и снова опустил их.
Робардс вышел, и в пещере стало совсем тихо.
— Он в порядке, — негромко проговорил совершенно лишённым интонаций голосом Мальсибер, не открывая глаз. И повторил: — С ним всё в порядке. Прошло меньше трёх минут.
Гарри осознал, наконец, что буквально закоченел. От холода он не чувствовал ни рук, ни ног, и его нос заледенел настолько, что выдыхаемый воздух, кажется, осаживался на его крыльях инеем.
— Ты ведь это уже делал, да? — тоже тихо спросил Лестрейндж, подходя к Мальсиберу и присаживаясь с ним рядом на корточки.
— Много раз, — бесцветно произнёс тот. — Три минуты. Есть три минуты, пока душа не начала перевариваться. Иногда две. Редко. Но они сейчас не голодны.
— Прошло меньше, — согласился Лестрейндж, глядя на Мальсибера с очень странным выражением. — Много раз?
— Двадцать, — отозвался Мальсибер всё таким же неестественно равнодушным тоном. — Или больше… не помню. Лорда это интересовало. Одно время.
— Я могу не спрашивать, — мягко произнёс Лестрейндж, но Мальсибер возразил:
— Нет. Это хорошо, — его веки дрогнули, но он так и не поднял их, словно ему было это непосильно. — Я теряюсь. Так легче.
— В чём теряешься? — спросил Лестрейндж.
— Дай руку, — так же ровно попросил Мальсибер. Лестрейндж приподнял укрывающий Мальсибера плащ, и его рука исчезла под ним.
— В чём ты теряешься? — повторил Лестрейндж свой вопрос.
— В памяти, — отозвался Мальсибер.
Его лицо дрогнуло, словно от неожиданной боли. Он зажмурился, и его губы и подбородок задрожали.
— Не хочу тебя мучить, — мягко проговорил Лестрейндж. — Расскажешь после.
— Нет, это… ничего. Наоборот, — Мальсибер глубоко вздохнул — и закашлялся. Он согнулся — сперва вперёд, а потом вбок, хватаясь рукой сначала за воздух, а затем за подставленное предплечье Лестрейнджа, и его вырвало — впрочем, видимо, желудок его был уже пуст, и не смог отдать ничего кроме густой вязкой жидкости. Лестрейндж вынул из своего кармана другой платок и опять вытер Мальсиберу губы, и тот пробормотал на сей раз: — Спасибо. Это надолго. Потом будет кровь. Наверное. Говори со мной, — он произнёс это так же бесцветно, как говорил прежде, с рваными паузами между фразами.
— О чём угодно? — уточнил Лестрейндж — и получил странный ответ:
— Обо мне.
Лестрейндж помог Мальсиберу вновь прислониться спиной к стене, закинув при этом край плаща ему за спину, и, кажется, снова взял его за руку.
— Ты сказал, что уже делал это, — сказал Лестрейндж. — Чего добивался Волдеморт?
— Бессмертия, — уголок рта Мальсибера слегка дёрнулся.
— Нашёл? — усмехнулся Лестрейндж.
Гарри чувствовал себя абсолютно лишним, но сил просто взять и выйти у него не было. Этот человек, обессиленно облокачивающийся сейчас о стену, пугал его до холода в позвоночнике, но при этом и завораживал. То, о чём сейчас говорил Мальсибер, вряд ли предназначалось для кого-то вроде Гарри, и если он сейчас выйдет, то никогда не получит ответов на те вопросы, которых у него ещё даже нет. И раз уж его почему-то не гнали…
— Нет, как знаешь, — ответил Мальсибер, и в его голосе послышалось что-то вроде иронии.
— Кем они были? — спросил Лестрейндж. — Те, кого…
— Магглы, — ответил Мальсибер, и в его голосе снова не было интонаций. — Сперва. Потом волшебники. После мы.
— Вы?
— Мы, — повторил Мальсибер.
— Ближний круг? — после короткой паузы спросил Лестрейндж.
— Да.
— Кто?
— Не твои, — ответил Мальсибер. Помолчал немного, и произнёс: — Те, кого он не так… ценил.
— Кто? — повторил Лестрейндж, но ответить Мальсибер не успел — в камеру зашёл Сэвидж.
— Там носилки готовы, — сказал он. — Понесём по очереди — тяжело, лестница крутая.
— Лететь долго, — сказал Лестрейндж Мальсиберу, вставая. — Что тебе понадобится в дороге?
— Не знаю, — помолчав, ответил Мальсибер. — Вода. Наверное. Я не знаю. Одеяло.
Сэвидж занёс носилки. Пока Лестрейндж помогал Мальсиберу лечь и укрывал его плащом, Сэвидж подошёл к Гарри и спросил тихо:
— Ты как?
— Нормально, — соврал Гарри. — Я могу их нести.
— Да не надо — тут охрана крепкая, они понесут, — отмахнулся Сэвидж. — Что тут было?
— Ничего, — Гарри сам не знал, как ответить. Наверное, будет лучше, если Лестрейндж сам всё расскажет, решил он, подумав. В любом случае, ему самому нужно было осмыслить всё произошедшее. — А как Грэхем?
— Нормально вроде, — в голосе Сэвиджа не было особенной уверенности. — Испугался жутко, только вот чего, я пока не понял — он вроде ничего не понял. Ладно, потом поговорим, — он покосился на Мальсибера, и Гарри не стал задавать вопросы.
В пещеру зашли два рослых охранника. Один из них присел на корточки возле ручек в изголовье носилок, и Гарри увидел, что к тем приделаны постромки. Охранник просунул в них руки и накинул себе на плечи, второй тоже присел, берясь за вторую пару ручек. Первый охранник взялся за свою пару, и Лестрейндж скомандовал:
— Поднимайте. Плавно и медленно.
Когда охранники подняли носилки, Сэвидж подошёл к ним и застегнул вокруг них и Мальсибера два широких ремня. Затянул их, подёргал и кивнул:
— Начали.
— Медленно и аккуратно, — добавил Лестрейндж.
— Дольф, — позвал Мальсибер, и тот наклонился:
— Я здесь. И я тебя слышу — но я не могу идти рядом с тобой: мы не пройдём по лестнице.
— Говори со мной, — в монотонном голосе Мальсибера послышалось что-то вроде отчаяния. — Пожалуйста. Не молчи.
— Расскажи, что делал Лорд, — попросил Лестрейндж, идя следом, сразу за носилками, и это «Лорд» вместо «Волдеморт» прозвучало в его устах диким диссонансом. — Как это ему вообще в голову пришло?
— Не знаю, — голос Мальсибера звучал абсолютно ровно. — Он не объяснял мне. Никогда.
— Расскажи, как это было, — попросил Лестрейндж. — Как он попросил тебя.
— Спросил однажды, смог бы я, — сказал Мальсибер. — Предложил попробовать. Я мог.
— Ты уже знал тогда, что можешь? — в голосе Лестрейнджа звучало искреннее любопытство, но Гарри знал, что тот может при желании говорить с любыми интонациями, и это прозвучит вполне естественно. Сам Гарри шёл прямо за ним и поэтому всё слышал — а ещё видел его сжатые кулаки.
— Да, — Гарри сказал себе, что Мальсибер произнёс это так равнодушно просто потому что он вообще сейчас так говорил, а не обязательно потому что ему в самом деле было всё равно.
— Когда ты научился?
— Здесь, — Мальсибер издал что-то вроде смешка. — Когда — не помню. Это было здесь.
— Ты в первый раз сделал это здесь? — переспросил Лестрейндж.
— Нет. Я… это… сложно, — Мальсибер, кажется, вздохнул.
— Мне интересно, — Лестрейндж настаивал. — Когда ты это сделал в первый раз?
— Тогда. У Лорда.
— Но научился здесь, — уточнил Лестрейндж.
— Я просто знал, — сказал Мальсибер. — Не пробовал. Но знал. Это как убить. Ты знаешь, что ты можешь. Не обязательно попробовав. Или ритуал.
— Я не могу сказать, что понимаю, — признался Лестрейндж. — Мне аналогия понятна, но как это может быть, я представить не могу.
— Ты мог бы мне отрезать голову? — спросил в ответ Мальсибер. Передний носильщик его носилок споткнулся, те дёрнулись; Мальсибер побледнел ещё сильнее и зажмурился, потом быстро повернул голову и попытался повернуться на бок сам, но ремни его, конечно, удержали. Его стошнило, но пустой желудок смог выдать лишь немного слизи и слюны.
— Стоп! — крикнул Лестрейндж. Носильщики остановились, и он, поднявшись на несколько ступенек, платком вытер Мальсиберу губы и испачканные щёку и плечо. — Сменить вас? — спросил он носильщиков.
— Нормально, — сказал нижний.
— Да, — ответил тот, что споткнулся.
Шедший впереди Сэвидж пробормотал что-то весьма нелестное, но заменой занялся, и пока он это делал, Лестрейндж наклонился к Мальсиберу и спросил:
— Воды?
— Потом, — ответил тот, облизывая губы. — Не обращай внимания — так будет ещё долго. Ты лучше говори, — настойчиво попросил он, так и не открывая глаз. — Пожалуйста. Или вы, если хотите, — вдруг добавил он. — Мистер Поттер. Вы же здесь. Мне всё равно, кто.
Лестрейндж вопросительно посмотрел на Гарри, а потом, спустившись к нему, предложил негромко:
— Можно заглушающие наложить на остальных — и на меня. Хочешь расспросить его о чём-нибудь?
— Нет, — решительно ответил Гарри.
Хотя он хотел. Мальсибер знал его родителей и Снейпа, и многое, наверное, мог рассказать о них — вот только Гарри не хотел с ним говорить о них. Или, во всяком случае, не так.
— Мы остановились на тебе и Лорде, — громко сказал Лестрейндж Мальсиберу. — Откуда ты знаешь, что у души есть три минуты для того, чтобы её можно было вернуть назад неповреждённой?
— Эмпирически, — Мальсибер снова дёрнул углом рта. — Мы же искали способ. С Лордом. И вот… проверяли.
Новый носильщик наконец справился с постромками, и они все двинулись вперёд, но на сей раз Лестрейндж наложил на обоих охранников заглушающие чары.
— Что будет, если вернуть её, скажем, через пять минут? — спросил Лестрейндж. — Или это невозможно?
— Она станет ушербной, — по лицу Мальсибера пробежала то ли судорога, то ли тень. — Это похоже на… пожалуй, безумие и на потерю памяти. Но это хуже. Почти как Лорд, — его губы дрогнули.
— Как Лорд? — переспросил Лестрейндж.
А Гарри понял. Сразу — и похолодел. Выходило, что дементор, у которого слишком поздно отобрали назад съеденную душу, становился для её обладателя хоркруксом? Но ведь та часто души, что он… переварил, в нём не осталась в неизменном виде?
— Чем-то похоже, да, — ответил Мальсибер. — Или так казалось. Я их недолго видел.
— Тех, кому ты слишком поздно вернул душу?
— Да, — Мальсибер вдруг приоткрыл рот и несколько раз глубоко и медленно вдохнул и выдохнул. И повторил: — Да.
— Ты их убил потом? — спокойно, тем же тоном, что и прежде, спросил Лестрейндж.
— Не я, — возразил Мальсибер. — Лорд сам. Мне было слишком плохо.
— Как сейчас? — в голосе Лестрейнджа даже прозвучало некоторое сочувствие, и Мальсибер неожиданно раздражённо попросил:
— Не надо. Не изображай того, что нет, сейчас.
— Не буду, — пообещал Лестрейндж. — Извини.
— Не как сейчас, — ответил Мальсибер на его предыдущий вопрос. — Сейчас я не боюсь.
— А тогда боялся?
— Это жутко, — Мальсибер облизнул бледные сухие губы. — Душа ведь понимает… осознаёт… я не знаю, как сказать… всё, что с ней происходит. И этот ужас остаётся. С Грэхемом всё нормально. Его нужно успокоить, но потом с ним будет всё нормально.
— Ему магия опасна тоже? — спросил Лестрейндж, и Мальсибер возразил:
— Не опасна. Он не я. С ним всё хорошо. И он не виноват, — Мальсибер вдруг открыл глаза и нашёл встревоженным взглядом Лестрейнджа. — Проверьте чары, — произнёс он с нажимом, приподнимая голову. — Конфундус, может быть. Не знаю. И он не знает, как оказался за границей. Он не нарушал приказ.
— Я тебя понял, — успокаивающе проговорил Лестрейндж и обернулся к Гарри. — Догони их, — попросил он. — И предупреди. Давай, бегом.
Гарри доводилось, разумеется, бегать по лестницам, и он был в неплохой форме — но он выдохся ещё до середины этой, и остаток пути прошёл пешком, стараясь сделать это побыстрее, но осознавая, что ему это не удалось. И всё-таки он поднялся куда быстрей носильщиков и Лестрейнджа — и застал наверху, на этаже служебных помещений, шум и хаос.
Голос Робардса Гарри услышал ещё с лестницы:
— …не так уж много! И мы разберёмся с этим делом прямо сейчас и здесь!
— Да признай уже: ваш стажёр просто любопытства не сдержал! — раздался голос коменданта. Оба — и он, и Робардс — явно были взвинчены и почти кричали друг на друга.
— Отлично, если так! — воскликнул Робардс. — Но он не помнит этого, а я…
— А тебе бы только всех подозревать! — запальчиво перебил его комендант.
Гарри наконец протолкался через авроров и охрану, теснившихся по разные стороны коридора и неприязненно оглядывающих друг друга, и подошёл к спорящим.
— Сэр, разрешите? — громко и чётко спросил он Робардса.
— Гарри, да, — Робардс, надо отдать ему должное, сразу же переключился. — Что там? Ещё что-нибудь случилось?
— Мальсибер говорит, что Грэхем… Причард не нарушал приказ не пересекать границу, — громко и чётко проговорил Гарри. — Он просил проверить Причарда на чары вроде Конфундуса.
— Мы как раз этим и занимаемся, — ответил Робардс. — Сходи, побудь пока что с ним, — попросил он. — Там сейчас Блейн, он мне нужен, пришли его сюда. Они там, — он указал на одну из закрытых дверей. — А мы пока что установим, кто где был в момент нападения. И если это было сделано намеренно, — добавил он, обводя притихших вдруг авроров и охрану долгим взглядом, — я обещаю, сделавший об этом очень сильно пожалеет.
На этом Гарри открыл указанную дверь и вошёл в небольшую комнату, где стоял диван и пара кресел с небольшим столиком между ними. В одном из них и сидел Причард — бледный, в остальном он выглядел обычно, и при виде Гарри даже пошутил:
— О, а вот и нянька. Да?
— Ага, — согласился Гарри.
Занимавший второе кресло Блейн встал и кивнул на столик:
— Чай. Печенье очень рекомендую. Нужно будет что-нибудь — зовите.
С этими словами он вышел, и Гарри с Причардом остались одни.
— Ты как? — спросил Гарри, внимательно на него глядя, и Причард состроил выразительную гримасу:
— Отстань, а? Я себя чувствую придурком-экспонатом на уроке Гербологии в руках ещё большего придурка.
— Почему придурком-то? — спросил Гарри, только сейчас ощущая, как такт у него внутри ледяной ком, в который с самой смерти Причарда смёрзлись его внутренности.
— Да потому что я вообще не знаю, как это случилось — и, по-моему, я один, — скривился Причард и спросил сердито: — Хочешь чая? Он вполне приличный.
— Да, хочу, — Гарри решительно уселся на место Блейна и, наколдовав себе чашку, наполнил её чаем из большого фарфорового чайника. — Тебя, скорей всего, заколдовали.
— Да ты что? — воскликнул Причард, округлив глаза, и Гарри рассмеялся. — А я, дурак, и не подумал… и я это даже не заметил! — воскликнул он уже с досадой, без сарказма.
— Ну, знаешь, так любого можно подловить, — возразил Гарри и сделал глоток. Горячий чай восхитительным теплом разлился у него во рту, потёк по пищеводу, и Гарри наконец поверил, что всё вправду обошлось. И что Причард — вот он, сидит с ним рядом, такой же, как обычно, только раздосадованный, злой и встрёпанный.
Нормальный!
— Больше меня так не поймают, — сердито пообещал Причард. — Я не понимаю, кто мог меня достать, кроме того, кто стоял рядом.
— Ты думаешь, это был тот второй охранник из контрольной группы? — спросил Гарри.
Причард дёрнул правым плечом:
— Да. Я не утверждаю этого — я никого не видел. Но мы же с ним у самой стены стояли — сзади там никого не было. Я был в углу, я помню — там пол шёл немного вверх, и я встал на это возвышение, чтобы лучше видеть — все толпились же.
— Ты Блейну рассказал? — тут же спросил Гарри, и Причард кивнул:
— Естественно. И Робардсу — он меня уже опрашивал. Но я сказал, что я не видел никого. И ничего… так странно, знаешь, — признался он. — Вот я стою — а вот уже лежу, а надо мной тварь эта.
— А потом? — тихо, почти шёпотом спросил Гарри.
— Не знаю, как описать, — помолчав, ответил Причард. — Я не знаю таких слов. Жутко. Я, — он потёр подбородок, — я понимал… нет… знал, что меня сейчас не станет. Нет, это не совсем то, — он досадливо скривился. — Я знал… понимал… что-то такое, что я стану частью этой твари… нет, не частью… Мордред, я не знаю, как это назвать! — он стукнул ладонью по своему колену. — Меня не будет, а то, что было мной, станет этой тварью. Как-то так. Только это всё не то, — мотнул он головой. — Всё это «знал» и «понимал». Это как, не знаю, вот рука, — он вытянул правую руку и пошевелил пальцами. — Вот ты знаешь или понимаешь, что она у тебя есть, и это — часть тебя? Вот такое же ощущение. Как ты про неё… ну, допустим, знаешь, так и тут — ты знаешь, что сейчас произойдёт. У меня до сих пор волосы дыбом и руки трясутся, — он посмотрел на свою руку — пальцы вовсе не дрожали, и Причард хмыкнул: — Это просто незаметно. Но они трясутся. Ничего такой Хэллоуин вышел, — пошутил он, и они с Гарри рассмеялись.
А потом Гарри встал, подошёл к Причарду и сгрёб его в охапку. Они обнялись, похлопали друг друга по спине, а когда Гарри вернулся в своё кресло, Причард сказал важно:
— Ну вот, теперь ты больше не уникален.
— В каком смысле? — весело поинтересовался Гарри.
— Я теперь тоже умер и воскрес, — важно проговорил Причард, и они расхохотались.
— Ты даже круче, — признал Гарри. — Из меня, по крайней мере, душу никто не вытаскивал.
— Зато у тебя шрам есть, — тут же парировал Причард и пальцем постучал себя по лбу в том месте, где у Гарри был его знаменитый шрам. — И за тобой сам Волдеморт охотился. Будем считать, один-один.
— Да, он посильней дементора, — важно согласился Гарри, и Причард признал:
— Сильнее. Зато ты с ним не целовался! Не целовался же? — деловито уточнил он, и Гарри подтвердил:
— Нет. Точно нет — думаю, я бы запомнил.
— Полагаешь? — спросил Причард с сомнением — и они опять расхохотались. — Ладно, давай чая выпьем, хотя я неимоверно хочу жрать, — признался он, наливая себе чай и беря из жестяной коробки шоколадное печенье.
— Так я сейчас устрою, — подорвался Гарри, тут же понявший, что тоже голоден. — Они же мне велели за тобой приглядывать — вот и пусть…
Он даже встал, но Причард его остановил:
— Да погоди. Я вряд ли сдохну с голоду за пару часов, а они там, может, разберутся. Я хочу узнать, какая сука это сделала, — он сощурился, и его голос зазвенел. — И для чего.
— Я думаю, тут два варианта, — сказал Гарри, вновь садясь. — Тут или что-то очень личное, или этот кто-то очень сильно не хочет видеть здесь дементоров.
— Охранник подходит, — хмуро сказал Причард. — Я даже не могу представить, у кого из авроров может быть ко мне что-нибудь личное.
— Может, это что-то не совсем прямое, — задумчиво проговорил Гарри. — Может, это чей-то родственник — или ты можешь быть чьим-то родственником. Твой отец аптекарь же?
— Ты полагаешь, он кого-то отравил? — с иронией поинтересовался Причард — и тут же посерьёзнел: — Но вообще возможно. Мало ли, что когда-то могло с кем-нибудь случиться. У родителей, насколько мне известно, серьёзных врагов нет — но я могу не знать чего-то. И потом, есть тётки и дядья, ну и так далее… это несправедливо! — воскликнул он, хлопая ладонью о колено.
— Что несправедливо? — засмеялся Гарри. — Что тебя могли убить из мести кому-то из твоей родни? Ага!
— Нет, что я не могу участвовать в расследовании! Я должен быть сейчас вон там, — он указал на дверь и яростно засунул в рот печенье.
— Ты потерпевший, — важно возразил Гарри, тоже жуя печенье, хотя ему хотелось мяса. — Тебе нельзя контактировать с возможными подозреваемыми. Да и вообще, тебя пока что нужно охранять — вдруг этот некто повторит попытку.
— А ещё мне нужно в Мунго, — хмурясь, сказал Причард.
— Ну это вполне логично, — утешающе проговорил Гарри. — И ты знаешь, я бы сам тебя туда отправил, если б нужно не было.
— Да это разумеется, — отмахнулся Причард. — Но я на что хочешь спорю, что меня запрут там и будут изучать. И хорошо, если не слишком долго.
Гарри посмотрел на него очень внимательно и, помолчав, спросил:
— Ты думаешь, тебя не аттестуют?
— Не знаю, — Причард опять нахмурился и уставился куда-то в пол. — Ни с кем такого же не делали.
— Делали, — возразил Гарри и вскочил. — Слушай, я сейчас… ты посидишь же здесь? Один?
— Да посижу, — заинтригованно ответил Причард. — Слово даю — я тут останусь и не высунусь, пока ты не придёшь… ну, или в ближайший час, — добавил он на всякий случай.
— Я быстро, — пообещал Гарри и выскочил из комнаты.
В коридоре Робардса и коменданта уже не было, однако большинство авроров и охранников пока что там стояли. Молча — похоже, их попросили не общаться, оставив Флэк и Блейна наблюдать за ними.
— А ты куда? — спросила тут же Флэк, едва увидев Гарри.
— Мне очень нужно кое-что узнать, — взмолился он. — Про Грэхема. Пока Мальсибер здесь. Он же ещё здесь?
— Они пока не поднялись, — сказал Блейн. Они переглянулись с Флэк, и Блейн махнул Гарри рукой.
Бежать вниз было не в пример легче, чем вверх — впрочем, недалеко: охранников с носилками и Лестрейнджа Гарри увидел почти сразу. Добежав до них, он торопливо спросил у Лестрейнджа:
— Можно мне спросить? Это важно!
— Конечно, — ответил тот немного удивлённо, и Гарри обратился к по-прежнему лежащему с закрытыми глазами Мальсиберу:
— Вы сказали, что делали то же, что и с Причардом, с другими людьми — в том числе, с волшебниками и даже с Пожирателями смерти. Это правда?
— Да, — ответил тот, по-видимому, совсем не удивившись.
— Скажите, с кем, — то ли потребовал, то ли попросил Гарри. — Это очень важно!
— Из тех, кого я знал, и кто, я знаю, жив, — ответил Мальсибер — и вдруг не то что улыбнулся, но его губы на мгновенье сложились весьма похоже, — Питер Петтигрю.
— А кто ещё? — спросил Лестрейндж, и Мальсибер спросил в ответ:
— Его недостаточно?
— Ойген, кто ещё? — повторил Лестрейндж — но не получил ответа.
Однако отступать Лестрейндж не собирался
— Ойген, я меньше всего хочу сейчас тебя мучить, — сказал он, сделав знак остановить носилки. Потом подошёл поближе к Мальсиберу и наклонился к нему. — Но нам нужно это знать. Причард — наш стажёр, и нам нужно понимать, как произошедшее на нём отразится.
— Никак, — Мальсибер с заметным усилием открыл глаза. — Я же сказал. С ним всё нормально.
— Это лишь твои слова, — покачал Лестрейндж головой. — Даже если лично я тебе поверю, остальные — нет. И уж тем более целители и наше руководство. Скажи мне, кто ещё — потому что Петтигрю пример не очень удачный.
— Он ведь жив ещё? — спросил Мальсибер, и Лестрейндж кивнул:
— Да. Жив. И всё же. Кто?
— Я не могу сказать, — Мальсибер вновь закрыл глаза. — Я дал слово.
— Люциус Малфой, да? — спросил Лестрейндж, и Гарри показалось, что веки Мальсибера чуть дрогнули — но, может быть, он просто увидел то, что очень хотел. — Ойген, — Лестрейндж наклонился ещё ниже. — Я не должен, вероятно, это говорить тебе, но я полагаю, если ты не скажешь, и нам не с кем будет сравнивать, Причард в аврорат не вернётся. Никто не станет рисковать.
— Нельзя! — Мальсибер распахнул глаза и вдруг схватил Лестрейнджа за руку — так резко, что Гарри от неожиданности вздрогнул. — С ним так нельзя!
Гарри оставалось лишь стоять и непонимающе хлопать глазами. Откуда вдруг подобная эмоциональность? Мальсибер спас, конечно, Причарда, но он так реагировал, как будто речь шла о чём-то крайне важном для него — но почему?
— Тогда скажи мне, с кем ещё ты это делал, — повторил Лестрейндж. — Ну же, Ойген.
— Я не могу! — крикнул Мальсибер с болью — и зажмурился.
— Нет, можешь, — Лестрейндж, не отнимая у него своей руки, сжал другой его плечо. — Мне жаль, но тебе придётся выбрать: или ты нарушишь слово, или Причарду придётся уйти из аврората. Ты спас его уже — закончи это. Или ты дал Обет?
— Нет, — Мальсибер судорожно вздохнул и открыл глаза, и в них блеснули слёзы. — Обещай, — к изумлению Гарри сказал он явно через силу, — что об этом узнают только те, кто не может не узнать. Клянись.
— Я обещаю, — кивнул Лестрейндж. — Клянусь, если желаешь.
— Наклонись, — велел Мальсибер — и, когда Лестрейндж приблизил своё ухо почти к самым его шубам, прикрыл его рукой и, вероятно, что-то прошептал — но Гарри не расслышал ничего. — Ты обещал, — сказал Мальсибер, вытирая рот рукой, как будто бы тот был испачкан. Затем его ладонь скользнула ниже, и он потёр шею, а потом и грудь прямо под ней.
— Я сделаю всё, что в моих силах, — пообещал Лестрейндж очень серьёзно. — Всё, идём вперёд, — велел он охранникам и жестом поманил Гарри к себе. Им обоим пришлось прижаться к стене, пропуская носилки вперёд, и когда они прошли, Лестрейндж спросил тихо: — Как там Грэхем?
— Мне кажется, в порядке, — ответил Гарри. — Но он переживает, что ему отменят аттестацию, вот я и пришёл.
— Всё правильно, — подтвердил Лестрейндж. — Надеюсь, обойдётся. А что с расследованием?
— Робардс и сам всё понял, — ответил Гарри. — Он сказал, что докопается до истины, и мне кажется, что так и будет.
— Определённо, — кивнул Лестрейндж. — Жаль, я не могу присоединиться… отправишь мне сову по результатам? — попросил он, и Гарри пообещал:
— Конечно.
Они вышли на площадку, где расстались, потому что Лестрейндж с Мальсибером на носилках направились к карете, а Гарри вернулся к нервно ожидающему его Причарду.
— Ты куда сбежал? — тут же спросил тот, и Гарри рассказал ему о том, что слышал от Мальсибера.
— Я думаю, теперь они изучат тех, с кем тоже это делали, и смогут быть уверены, что всё с тобой в порядке, — закончил Гарри.
— Петтигрю примерчик так себе, — скривился Причард. — А кто второй? Действительно Малфой?
— Не знаю, — вздохнул Гарри. — Я не слышал ничего. Но Лестрейндж расстроенным не выглядел — значит, думаю, тот, о ком шла речь, в порядке.
— Надеюсь, — вздохнул Причард.
Карета уже была готова: одно из сидений выдвинули так, чтобы там можно было более-менее удобно лечь, и положили пледы и подушки. Возле одного из окон поставили корзинку с водой, чайником, едой и зельями, которые, похоже, подобрали наугад, по принципу «что было» — спасибо, что хоть надписали.
С носилок Мальсибер поднялся сам, и сам же сел в карету. Лестрейндж поднялся за ним, и едва закрыл дверь, как та тронулась — и, надо отдать должное, видимо, проинструктированному кучеру, произошло это очень мягко. Мальсибер сразу лёг, стянув ботинки и завернувшись во все пледы, Лестрейндж же сел напротив и спросил:
— Тебе нужно что-нибудь? Скажи.
— Давай разговаривать, — ответил тот, зарываясь в пледы и подушки. — Мне сейчас сложно. Это помогает.
— Расскажи тогда, что вообще происходит, — попросил Лестрейндж. — И чего мне ждать.
— Я был им, — немного помолчав, сказал Мальсибер. — Секунд пять или десять, но был. И я… я же до сих пор… я тебе не говорил? — удивился он, увидев, как Лестрейндж напрягся.
— Нет, — медленно произнёс тот.
— Я им был, — повторил Мальсибер, и обтёр лицо ладонью, словно смахивая с него что-то. — И память его до сих пор во мне. В этом и проблема.
— Что? — Лестрейндж дёрнулся и подался к нему. — Ты не…
— Не сказал, — согласился Мальсибер и быстро пообещал: — Я сотру. Как только смогу, сотру всё, целиком — иначе я просто рехнусь. Мне поклясться?
— Не знаю, — помолчав, сказал Лестрейндж. — Не уверен. Может быть.
— Как захочешь, — согласился Мальсибер. Выглядел теперь он хуже, чем в Азкабане, и дышал тяжело и часто, так, словно бы не лежал, а тащил что-то очень тяжёлое. — Есть заклятье… нельзя стереть часть. Всегда останутся кусочки, и их не выловить… Стирать нужно всё сразу. И я сотру, когда смогу. Если я её оставлю, я сойду с ума. Я и так путаюсь, где не я — и где я. Две памяти почти так же плохо, как и две души.
— Я всегда хотел знать, как это ощущается, — медленно проговорил Лестрейндж. — Но был уверен, что ответ не получу.
— Это… ненормально. Противоестественно, — Мальсибер зажмурился и глубоко вздохнул. — Две души в одном теле. Тело… оно отвергает это. Оно просто вывернется, если… это другое, — ответил он на невысказанное возражение, открыв глаза и глядя на Лестрейнджа. — Медиумы — это другое. Они… другие. Там всё иначе. А я… я не медиум, — он нервно усмехнулся. — Я не могу… это противоестественно, — повторил он и замолчал.
— В чём разница? — спросил Лестрейндж.
— У медиума это происходит временно. И по общему согласию, — Мальсибер вдруг закашлялся и, приподнявшись на локте, свесился с сиденья — его вновь стошнило, лишь густой слюной.
— Воды? — спросил Лестрейндж, и Мальсибер, мотнув головой, упал обратно.
— Только хуже будет, — объяснил он, вытирая губы поданной Лестрейнджем салфеткой. — Медиумы как бы договариваются… обе души знают, что это временное приглашение. И обе понимают, что происходит. Здесь не так.
— А как? — негромко спросил Лестрейндж.
— Моё тело не готово к этому, — ответил Мальсибер. — Моя душа не ждёт другую. А другая вообще не понимает, что с ней происходит… она… если можно так сказать, она в панике и цепляется за тело намертво… если ей позволить. А я не умею ни вводить, ни провожать. Нужно торопиться, пока она не поняла, что делать. Но пока она во мне, она — это тоже я… я не знаю, как объяснить, — Мальсибер прикрыл глаза и поёжился под всеми своими пледами.
— Здесь должны быть ещё пледы, — сказал Лестрейндж. — Ты замёрз?
— Огонь нужен, — ответил Мальсибер. — Он согреет… дай мне руку, — попросил он. Лестрейндж протянул ему свою, и он стиснул её ледяной влажной ладонью. — Я сейчас не согреюсь, — он закрыл глаза, вжимаясь спиной в спинку сиденья. — Но это ничего… не страшно. И её приходится выталкивать, — продолжил он без всякого перехода. — Она боится и не хочет, но она растеряна и, если всё делать быстро, сопротивляться не успевает. Ей так страшно, — почти прошептал он и опять поёжился.
— Он это помнит? — спросил Лестрейндж, кладя свободную руку ему на плечо.
— Да, — Мальсибер слегка вздрогнул. — Но он не помнит, что он помнит. Просто ужас.
— Ему рассказали, — сказал Лестрейндж. — Не нужно было?
— Нет, пускай, — он всё сильнее сжимал руку Лестрейнджа, и тот спросил:
— Тебе больно?
— Нет. Не то что, — Мальсибер слегка разжал пальцы. — Я просто путаюсь. Теряюсь. Это неприятно. Очень.
— В чём путаешься?
— В памяти, — Мальсибер, и так лежащий с закрытыми глазами, зажмурился. — Их две сейчас, моя и Грэхема… да, Причарда. И нужно очень концентрироваться, чтобы не путаться. С магглами было проще… их воспоминания другие. А Грэхем… Причард — слизеринец. Та же спальня… её нужно вытащить, но я сейчас не смогу.
— Ты говорил, — мягко заметил Лестрейндж.
— Мне нужно выспаться для этого, — кивнул Мальсибер. — Но заснуть сложно… я буду маяться так дни… не знаю, сколько. Не на час, не два — надолго. Заснуть. Ты поймёшь. Ты понимаешь, — он говорил всё торопливей, — моё тело знает, что происходит. Мой мозг тоже это знают. И они пытаются исправить это на свой лад. По-разному. И от этого немного с ума сходишь… но я знаю, что это пройдёт. И всё равно мучительно.
— Я могу тебе помочь? — спросил Лестрейндж, и Мальсибер снова попросил:
— Говори со мной. Обо мне. Так, чтобы мне не приходилось думать, с кем ты говоришь. О чём-то, что точно знаю только я. Это страшно — падать в чужую память… личность.
— Ты сказал, что есть большая разница между тем, что сделал ты, и тем, что делает медиум, — сказал Лестрейндж. Мальсибер, продолжая держаться одной рукой за его руку, другой взял ту, что лежала на её плече, и переложил себе на лоб, такой же ледяной и влажный, как его пальцы. — Откуда ты её знаешь? Эту разницу?
— Я общался с медиумами, — Мальсибер снова завозился, пытаясь найти позу поудобнее. — Лорд их приводил… нет, я не знаю, что потом случилось с ними! — почти выкрикнул он, и Лестрейндж проговорил негромко:
— Я не спрашивал.
— Извини, я просто… я об этом думал, — он выпустил, наконец, руку Лестрейнджа, что прижимал к своему лбу, и обтёр ладонью щёки и подбородок. — Они меня учили даже, но у меня не вышло. Я не так устроен. Это всё-таки врождённое, или… можно научиться, но это долго и непросто. Но там другой принцип. А здесь… здесь просто на мгновенье нужно стать дементором. И всё получится само собой.
— Стать дементором? — негромко переспросил Лестрейндж, и Мальсибер так же тихо отозвался:
— Да. И это легче, чем ты думаешь.
— Если я здесь просижу ещё немного, я взорвусь! — заявил Причард, в миллионный раз поглядев на большие наколдованные часы. — Сходи, узнай, что там происходит, а? — взмолился он. — Мне точно ничего не скажут, ещё и отругают, что не сижу тут тихо. А тебе могут.
— Вообще, меня тоже просили посидеть с тобою тут, — ответил Гарри. Впрочем, ему и самому ужасно хотелось узнать новости, так что он, поколебавшись, всё-таки поддался уговорам и осторожно высунулся в коридор.
Там было пусто. Вообще: только стены и ряд дверей, и никого, ни авроров, ни охраны.
— Там нет никого, — сообщил Гарри Причарду. — Я выйду ненадолго — а ты если вдруг решишь самоубиться, знай, что я твой призрак призову, посажу в банку и закрою, — пообещал он грозно, и Причард попросил:
— Ты, главное, поставь её тогда в отделе, ладно? На шкаф куда-нибудь — и я оттуда буду тихо за вами подглядывать.
— Обойдёшься, — возразил Гарри. — Это я, так и быть, сделаю, если ты погибнешь славно в каком-нибудь бою, или тебя тварь какая-нибудь сожрёт. А вот если ты самоубьёшься, я тебя запру у себя на чердаке… и банку тряпкой чёрной оберну.
— Какая сволочь! — возмутился Причард.
— Поэтому сиди, живи и жди, — велел Гарри и, стараясь двигаться как можно тише, вышел в коридор.
Впрочем, как бы тихо он ни двигался, стоило ему сделать всего несколько шагов, как из-за угла проёма лестницы возник Блейн.
— А ты тут что делаешь? — поинтересовался он. — Тебе велено быть с Причардом.
— Да в порядке он, — ответил Гарри. — Только мы с ним на стенку лезем уже от неизвестности. Где все?
— Внизу, — ответил Блейн. — Забрали Омут и спустились восстанавливать произошедшее. А я тут остался — караулить вас… или не вас.
— Вы думаете, его найдут? — спросил Гарри. — Того, кто чуть не убил Грэхема?
— Найдут, конечно, — уверенно ответил Блейн. — Это была самоубийственная мысль, и я думаю, что она посетила голову охранника, а не кого-нибудь из наших.
— Но Грэхем ведь останется у нас? — Гарри попытался заглянуть Блейну в глаза, но тот отвёл взгляд:
— Я не знаю.
— Но ведь он в полном порядке! — воскликнул Гарри. — Вы же видели его!
— Видел, да, и говорил, — не стал спорить Блейн. — Но мы ведь не знаем, что будет дальше. Я надеюсь, что он останется, — признался он. — Но пока не представляю, как Грэхем будет подтверждать свою нормальность. Разве что Мальсибер скажет нечто очень убедительное. И целители.
— Он скажет, — почти в отчаянии ответил Гарри. — Он и говорил… — он осёкся, и Блейн кивнул:
— Молчи пока, конечно. Я действительно надеюсь, что Грэхем будет с нами — из него выйдет отличный аврор. Вернись назад — я зайду, как только что-то выяснится.
А ведь он здесь охраняет Причарда, понял Гарри. Ненавязчиво, но охраняет — и хуже всего было то, что Гарри понимал, что сам на месте Робардса бы поступил так же. Даже если бы услышал слова Мальсибера. И от понимания этого ему было тошно.
Видимо, всё это было написано на его лице, потому что едва он вернулся к Причарду, тот хмыкнул:
— Что, всё плохо?
— Да нет, они вниз спустились, восстанавливать картину преступления, — ответил Гарри, садясь обратно в кресло.
— А чего морда такая кислая? — спросил Причард. — Ты с кем там говорил?
Врать смысла не имело, да и не хотелось, и Гарри рассказал о разговоре с Блейном. Как ни странно, настроение это Причарду не испортило: он только снова хмыкнул и сказал:
— Да это-то понятно. Ладно, — он показно оскалился. — Если меня всё же выгонят, пойду в «Пророк».
— Куда? — от неожиданности Гарри даже поперхнулся.
— В «Пророк», — бодро повторил Причард. — Ну а что — журналисты тоже ведут расследования. И достану всех вас так, что вы ещё будете с нежностью вспоминать про Скитер, — шутливо пригрозил он, но Гарри видел, что он просто хорохорится.
— Думаю, тебе об этом стоит сказать Робардсу, — подхватил он игру. — Я бы на его месте отнёсся к этой угрозе очень серьёзно.
— А ты сам ему скажи, — предложил Причард. — А то я шантажистом выступлю — а вдруг меня оставят? Получится неловко.
— Ну, согласен, — не стал спорить Гарри и пообещал: — Ладно, я скажу.
Так они и пикировались, болтая обо всём на свете — но, по сути, ни о чём, потому что оба ждали.
А время шло и шло.
Где-то через час к ним присоединился Блейн — и не один, а с обедом.
— Эльфов проверяли? — тут же спросил Причард, пока Блейн, увеличив стол, расставлял на нём блюда и тарелки.
— Проверяют, — сказал тот. — В принципе, они могли — но вряд ли сами. Кто-то должен был отдать приказ. Но вообще я сомневаюсь: эльфы связаны обетами и вряд ли могут навредить даже стажёру аврората. Но давайте есть, — он потёр руки и, придвинув диван к столу, плюхнулся на него с размаху.
Они ели и снова весело болтали, но в комнате висело ожидание. И хотя они очень постарались растянуть обед, тот всё-таки закончился — а новостей всё не было.
Робардс появился к вечеру, когда они втроём уже вспомнили, кажется, все карточные игры, благо у Блейна невесть откуда нашлась колода. И хотя ставка была чисто символической, Гарри успел проиграть почти пять сиклей — но обрадовался появлению Робардса он вовсе не поэтому.
— Нашли, — сказал с порога тот, и Гарри выдохнул, а Причард хищно спросил:
— Кто?
— Ты был прав, — Робардс вошёл и присел на диван. — Второй охранник, что стоял с тобой. Там целая история. Но время будет — по дороге расскажу. Мы возвращаемся.
— Сейчас? — казалось, Причард этим недоволен.
— Да, летим ночью, — Робардс недовольства или не заметил, или, скорей, проигнорировал. — Я вот думаю, где ночевать тебе.
— Здесь или в Мунго? — ехидно осведомился Причард, и Робардс поправил его:
— У нас в министерстве или в Мунго. Здесь ты не останешься, конечно. Мне передали, что есть прецеденты, и с тобой должно быть всё нормально, но, во-первых, я сам этого не слышал, а во-вторых, я поверю Уингеру и доказательствам. Пока это просто слова.
— Да понятно, — вздохнул Причард. — Я бы тоже сделал так. Можно лучше Мунго? — попросил он, и Робардс кивнул:
— Можно. Мы летим с виновником и Петтигрю — его сейчас готовят. А мы пообедаем… или поужинаем — и отправимся, — он встал. — Идёмте.
— И я тоже? — деловито спросил Причард. — Или мне лучше остаться?
— Ну, ты этих вроде не загрыз, — чуть усмехнулся Робардс, кивнув на Гарри с Блейном. — Наверное, нам тоже можно не бояться. Но палочка твоя пока побудет у меня.
Причард просто кивнул, и они засобирались — вернее, Блейн просто подхватил сложенную в угол грязную посуду и первым вышел, левитируя её перед собой.
Карета опустилась на лужайку возле Лестрейндж-холла в сумерках.
— Встанешь? — спросил Лестрейндж, и Мальсибер слабо усмехнулся:
— У меня нет выбора. Левитировать меня нельзя.
— Я могу найти носилки, — возразил Лестрейндж. — И эльфы донесут. Или их тоже к тебе нельзя?
— Не нужно, — поморщился Мальсибер. — Они чувствуют, и их это пугает. Я их понимаю, но это очень неприятно. Я дойду… а далеко? Где мы?
— У меня, — ответил Лестрейндж, и Мальсибер изумлённо разлепил глаза и переспросил:
— Где?
— Перед Лестрейндж-холлом, — повторил Лестрейндж. — Вставай, я помогу.
— У тебя дома? — недоверчиво переспросил Мальсибер. — Почему?
— А куда тебя прикажешь? — спросил Лестрейндж. — В палатку на болотах? В аврорат к нам? В Мунго?
— Нет! — сказал Мальсибер резковато. — Нет, не в Мунго. Ты мне обещал.
— Ну вот видишь, — кивнул Лестрейндж. — Обещал. Куда тебя девать? Я комнаты тебе отгорожу, конечно, но я, честно говоря, не думаю, что ты здесь кому-то навредишь. Моя дочь пока в гостях побудет, а я справлюсь как-нибудь, если тебе придёт в голову… не знаю. Что-нибудь, — он протянул Мальсиберу руку. — Вставай. Пойдём.
— Ты же ещё не готовил комнату? — тихо спросил тот, пристально на него глядя.
— Нет, — терпеливо ответил Лестрейндж. — У тебя есть пожелания?
— Можно окнами на море? — попросил тот, и Лестрейндж кивнул:
— Конечно. Но придётся преодолеть лестницу — впрочем, мы не торопимся. Можешь отдыхать сколько угодно.
— Я преодолею, — он схватился за руку Лестрейнджа и сел.
— Тебе нужно что-нибудь поесть, — сказал тот, помогая ему встать.
— Не нужно, — возразил Мальсибер. — Да и не получится. Я постараюсь воды выпить, но я сомневаюсь, что смогу хоть что-то удержать.
— Я поищу какие-нибудь зелья подходящие, — пообещал Лестрейндж, подставляя ему плечо.
— Да не поможет, — отозвался тот. — Но пить нужно, да… я правда постараюсь, — он тяжело оперся о Лестрейнджа, и они начали выбираться из кареты.
Когда они наконец оказались на лужайке, Мальсибер замер, глубоко дыша и вслушиваясь в шум моря и крики чаек.
— Идём, — позвал, наконец, Лестрейндж. — Ты еле стоишь. Станет лучше — прогуляешься, если захочешь.
— Обещаешь? — спросил Мальсибер, и Лестрейндж ответил:
— Разумеется. Это не тюрьма — считай, что ты в гостях. В каком-то смысле. Идём.
Путь, который обычно занимал обычно несколько минут, растянутся для них на полчаса. На середине лестницы Мальсибер опустился на ступени и долго там сидел, облокотившись о присевшего рядом Лестрейнджа.
— Я уже забыл, оказывается, как это, — прошептал он, глотая воздух ртом. — Или тогда это в самом деле было легче.
— Ты предупреждал, что тебе будет плохо, — напомнил Лестрейндж.
— Я до сих пор ощущаю его вкус, — Мальсибер провёл ладонью по своим губам. — Дементора. И не могу избавиться, — он повёл плечами.
— Тем более, нужно поесть, — сказал Лестрейндж. — Хотя бы бульон выпить. Попробуешь?
— Не сейчас, — упрямо возразил Мальсибер. — А у тебя есть мята?
— Да, я принесу, — пообещал Лестрейндж.
Они ещё немного посидели, а потом медленно пошли наверх, и останавливались ещё трижды, пока не добрались до второго этажа и не двинулись по коридору, свернув в третью комнату по ходу. Она не была большой, но зато здесь был камин, который эльфы уже разожгли и даже придвинули к нему кровать почти вплотную.
— Он зачарован — искры из него в комнату не вылетают, — сказал Лестрейндж, усаживая Мальсибера на край кровати. — Я помогу тебе раздеться — здесь есть чистая рубашка.
— Не оставляй меня сейчас, — попросил Мальсибер, послушно позволяя ему расстёгивать пуговицы мантии.
— Нет, конечно, — пообещал Лестрейндж. — Я останусь столько, сколько нужно.
Карета была заполнена полностью: кроме конвоируемых в Лондон Петтигрю и охранника, чуть было не убившего Причарда, в ней поместились собственно пострадавший, Гарри, Робардс, Блейн, Сэвидж и Долиш. Праудфута с ними не было: он, хотя и вышел уже из отпуска как раз сегодня, дежурил в Аврорате и должен был прибыть в Азкабан только назавтра, Гор же осталась с остальными ночевать и ждать карету. Петтигрю и охранника, конечно, усыпили, и всё же Гарри чувствовал себя немного неуютно, глядя на усыплённого сейчас невысокого плотного мужчину, на котором всё ещё была надета форма. Причарда же посадили так, чтобы он не мог его видеть, засунув его в самый угол и буквально заперев между окном и Робардсом. Напротив него уселся Блейн, рядом — Гарри, а между ним и Петтигрю сел Сэвидж. Возле же охранника сидел Долиш, и взгляды, которые он изредка на него кидал, не обещали ничего хорошего.
— Спать не выйдет, — сказал Робардс, когда карета взмыла в небо. — Разве что по очереди. По прилёту разделяемся: мы с Дабхгласом проводим Грэхема в Мунго, Роберт, Джон и Гарри отведут Рамзи и Петтигрю к нам. Заприте их и пост поставьте — я потом зайду, добавлю, но меня можете не ждать, идите по домам.
— А что с ним будет? — спросил Причард, кивнув в сторону охранника… Рамзи.
— На самом деле, это очень интересный вопрос, — сказал Блейн. — И непростой. Не очень ясно, в чём обвинять его. Вот ты как сформулировал бы обвинение? — спросил он Причарда, и тот сказал, подумав:
— Ну, раз я жив, по-видимому, в покушении на убийство.
— Так ты же умер, — возразил Блейн. — Какое же это покушение? Это убийство.
— Но ведь я же жив, — тоже возразил Причард, и Блейн кивнул:
— В том-то и дело.
— Это может стать проблемой, — согласился Робардс. — Фактически, убийство совершилось. То, что ты живой — вовсе не его заслуга. И это проблема номер два.
— Процесс в любом случае должен быть закрытым, — вмешался Сэвидж. — Это невозможно выносить на публику.
— Пятьдесят членов Визенгамота, — ответил ему Робардс. — И их семьи, которым они, безусловно, эту историю расскажут. Плюс семьи других охранников. Слухи всё равно пойдут. Конечно же, процесс мы закроем, но давайте будем честными: поможет это мало.
— Поэтому и нужно обвинять его в покушении, а не в убийстве, — вдруг сказал Причард. — Кто там что на самом деле видел? — горячо заговорил он. — Там темно, и все перепугались — мало ли. Да, показалось! Да, дементор был, этот Мальсибер отогнал его, когда он мою душу недовысосал — и да, он спас меня, но мы же знаем, что такое может быть! Я помню с академии, что если быстро отогнать дементора, когда он только начал душу всасывать, то человека спасти можно: душа вернётся, и всё будет хорошо.
— А вообще это может и сработать, — поддержал его вдруг Блейн. — Все действительно перепугались, да и при самой процедуре не присутствовали. Большинство если что и видели — то через головы других, а в первом ряду стояли мы… как сговорились, — улыбнулся он. — Мне нравится идея. Я бы попробовал всех убедить, что ничего такого не было: просто дементор и Мальсибер, который не дал процедуре завершиться и обратил вспять. Иначе мы получим через некоторое время идиотов, которые будут пытаться это повторить. Дементоров-то мы не всех собрали — там половина до сих пор где-то летает. А теперь появятся и те, кто будет пытаться повторить фокус Мальсибера — с понятным результатом.
— И ладно, если на себе, — поддержал его Сэвидж. — И на таких же идиотах. Найдут же дурачков, а то и на кого-нибудь натравят.
— Вроде магглов, — согласился Блейн.
— И тогда решается проблема с твоей аттестацией, — с уважительной усмешкой сказал Робардс Причарду. — Ход отличный — но в твоих словах есть смысл. Однако же от освидетельствования мы не можем отказаться. Я лично не могу.
— Да я понимаю, — согласился Причард. — И я не против — но ведь целители-то точно хранят тайну. Даже если это просто был дементор, меня же всё равно нужно освидетельствовать, разве нет? Доктору Уингеру вы скажете, конечно, правду, но он вряд ли что-нибудь кому-нибудь расскажет.
— В принципе, — поддержал его Блейн, и Гарри понял вдруг, что тот защищает Причарда так же, как однажды Лестрейндж защищал его, — покушение, незаконченное не по вине покушающегося, а благодаря неожиданному вмешательству третьих лиц, может караться так же, как и собственно убийство. Думаю, это как раз наш случай.
— Я подумаю, — снова пообещал Робардс. — В любом случае, покушение с уверенным намерением было — этого пока достаточно.
— Вы обещали рассказать, зачем он это сделал, — напомнил Гарри, когда разговор затих, и Робардс полез было в свою сумку, что засунул под сиденье.
— А, да, — спохватился тот, хотя Гарри показалось, что Робардс немного дразнит их, его и Причарда, кажется, превратившегося в слух. — Всё донельзя банально: Рамзи очень не хотел делить Азкабан с дементорами. Уходить со службы он тоже не планировал, и всё думал, как бы и что подстроить, чтоб от этой идеи отказались. Нужен был какой-нибудь несчастный случай, и когда Рамзи узнал процедуру, он его придумал. Сам и вызвался войти в контрольную группу — и, поскольку желающих было негусто, возражать никто не стал, да и с чего бы? Там всего-то требований было — возраст, мы искали помоложе. Ему чуть за тридцать — он прекрасно подошёл. Что бы ты с ним сделал? — вдруг спросил он, и Причард уточнил:
— Как аврор?
— Нет, вообще, — Робардс обвёл взглядом карету. — Здесь посторонних нет — все только свои. Твой друг, твои коллеги, твой начальник… мы все за тебя. И мы все готовы отвернуться… кстати, мы формально даже не на территории Британии сейчас, — он улыбнулся и вдруг, подмигнув ему, кивнул на свою сумку, наполовину выдвинутую сейчас из-под сиденья.
— Я набил бы ему морду, — скалясь, сказал Причард. — Но здесь это будет затруднительно, — добавил он под общий смех. — Да и вроде бы авроры так не делают обычно.
— Он тебя убил, — сказал Робардс, внимательно глядя на Причарда.
— Н-да? — скептически переспросил Причард, и все вокруг заулыбались, сдерживая смех. Причард поднял руки и покрутил ими перед своим лицом, потом с озадаченным видом поглядел на Робардса. — Вы знаете, сэр, я в этом не уверен. Вроде не просвечивают.
— Грэхем, будь серьёзен, пожалуйста, — попросил Робардс, и Причард раздражённо дёрнул верхней губой:
— Да я серьёзен, сэр. Я жив, этого скота будут судить и посадят лет на двадцать минимум — меня устраивает. Меня сейчас больше волнует моя аттестация. Сэр.
— Ну, с этим всё в порядке, — с внезапным благодушием сказал Робардс, кивнув на Петтигрю. — По крайней мере, в том смысле, что тебя волнует. Личность у него не изменилась: как был подонком, так и остался. А мозги не пострадали… по крайней мере, до тех пор, пока он не сел. Мы не знаем, с чем столкнулись, — покачал он головой, — но мы знаем случаи, когда дементоров останавливали, когда они уже начинали душу забирать — и знаем, что, если удавалось оторвать их вовремя, с их жертвой ничего плохого не случалось.
— Мальсибер говорил, что делал это много раз! — вмешался Гарри. — И с магглами, и с волшебниками. Может быть, их можно отыскать.
— Попробуем, — кивнул Робардс. — Но его сейчас допрашивать, похоже, невозможно — подождём.
В комнате было темно и жарко, и освещал её лишь пляшущий свет пламени в камине. Мальсибер лежал, свернувшись клубком, под пледами и одеялом, но, похоже, ему это помогало мало, потому что его руки, как и прежде, были холодны как лёд. Прошли уже почти что сутки с того вечера, как тюремная карета принесла их с Лестрейнджем сюда, и за это время Мальсиберу стало только хуже: ни поесть, ни даже толком воды выпить он так и не смог — его желудок категорически отказывался воспринимать что бы то ни было, и заснуть у него толком не получилось тоже.
Лестрейндж сидел рядом с кроватью в кресле. Он невероятно устал за эти сутки от постоянных разговоров, но держался, понимая, что из них двоих Мальсиберу гораздо хуже. И тот, кажется, наконец это заметил.
— Ты устал, — сказал он. — Можешь лечь здесь? Я правда не хотел бы быть один.
— Конечно, — согласился Лестрейндж. — Я думаю, возможно, выйдет вызвать Эйвери — ты бы хотел? — спросил он — и, к своему удивлению, услышал:
— Нет. Я думаю, ему сейчас не до меня, и он расстроится, если его вытащить. Не нужно. Я могу и обойтись, — добавил Мальсибер, сильнее прижимая к себе подушку, которую обнимал под всеми своими одеялами.
— Не нужно было говорить тебе, — мягко посетовал Лестрейндж.
— Я бы и так понял. Мне, на самом деле, доводилось оставаться одному в таких случаях. Иди.
— Нет, — Лестрейндж встал и потянулся, разминаясь. — Я и вправду лягу здесь — скажу эльфам, принесут сейчас кушетку.
— Извини, — голос Мальсибера прозвучал и вправду виновато. — Я могу концентрироваться только на ком-нибудь живом. Даже спящем, но живом. И ты целый день не ел, — сменил он тему. Он всё чаще прыгал с одной темы на другую, и Лестрейндж к этому уже привык. — Поешь. Нельзя так.
— Да, пожалуй, — согласился Лестрейндж.
Эльфов звать сюда он не стал — выглянул в коридор и там отдал распоряжения, а затем вернулся и, подойдя к тёмному сейчас окну, приоткрыл его:
— Я слегка проветрю. Тут очень душно — тебе нужен ещё плед?
— Не поможет, — отозвался тот. — Сейчас не поможет ничего. Наверное, даже дом.
— В Италию тебя прямо сейчас вернуть я не могу, — сказал Лестрейндж.
— Я не про Италию, — тихо поговорил Мальсибер — и замолчал. Лестрейндж молчал тоже, вдыхая холодный влажный воздух и слушая шум моря. — Я хочу домой, — вдруг тихо проговорил Мальсибер. — Нет-нет, я не прошу пустить меня сейчас в мой дом, я не об этом, — торопливо добавил он. — То, чего я так хочу, абсолютно невозможно.
— Ну почему, — отозвался Лестрейндж от окна. — Возможно, это можно было бы устроить. Теперь. На пару часов.
— Я хочу, чтобы мне вновь было одиннадцать, — в голосе Мальсибера зазвучала горечь. — И впереди был Хогвартс. И я хочу вновь стать таким собой, как был тогда — но помнить всё это. Только без эмоций… словно книгу. Знать, что будет, если я сделаю так, как сделал. Я бы сделал всё иначе. Я бы просто взял друзей и увёз их после школы в Италию. И родителей увёз бы. И сейчас бы у меня всё было — были бы родители, и мой бы брат родился. И у меня уже, наверное, была бы семья. Дети… И Северус работал бы себе спокойно — я убедил бы папу финансировать его. И мы спокойно жили бы… а вы тут сами. Но так не будет. Этого не может дать никто — даже Каплан с его хроноворотом. Ничего этого не будет никогда — но если бы ты знал, как я хочу домой…
— Да, этого не будет, — негромко согласился Лестрейндж. — Никогда.
Поскольку Лестрейндж пока неожиданно выпал из работы, в отделе Особо тяжких по-прежнему было всего пятеро, и на вернувшегося из отпуска Праудфута свалилась часть его работы. Впрочем, главным делом сейчас было дело Фейна и той таинственной школы, в которой он учился. Приближался день Гая Фокса — день, когда учеников должны были отпустить домой, провести праздник с родными, и это был шанс найти их и, если повезёт, отследить. Оставался, разумеется, шанс, что, в связи с исчезновением Фейна, эта практика будет пересмотрена, и никого и никуда не выпустят, но авроры очень надеялись, что такого не случится. За всеми этими приготовлениями — а готовились очень серьёзно, разумно опасаясь, что простые, и даже не очень, следящие чары те, кто обучил Фейна такой непростой недоброй технике, обнаружат. Так что от чар, в итоге, отказались, выбрав обычное наружное наблюдение, которое, по крайней мере, сложно было отследить магически.
Впрочем, здесь были свои проблемы. Родители двоих из троих учеников жили в многоквартирных домах, и аврорам удалось организовать в домах напротив пункты наблюдения, в одном из них сняв удачно сдающуюся комнату, а в другом обнаружив пустующую сейчас квартиру, хозяева которой были во временном отъезде. И хотя им, разумеется, никто не собирался наносить какой-нибудь урон, и они бы не узнали никогда, что в их квартире кто-то был, Гарри это было неприятно. Но он не знал, что возразить, кроме того, что это неправильно: следить за семьями учеников и вправду было нужно. Но он был рад, что ему досталась роль другая: третья семья жила в небольшом городке, в маленьком и не слишком новом домике, все соседи их были на месте, так что Гарри с Долишем предстояло изображать дорожных рабочих, благо, дорога здесь была не в лучшем состоянии, а к пятому числу её решили ещё немножечко подпортить.
Но до пятого — и пятницы — время ещё было, и Гарри маялся от неизвестности и тревоги за судьбу Причарда, которого пока закрыли в Мунго. В допросе Рамзи Гарри поучаствовать не дали, но посмотреть из соседней допросной разрешили.
Кристоферу Рамзи было тридцать два года. Не слишком высокий, крепкий, и обещающий со временем стать грузным — правда, теперь этому вряд ли суждено было случиться — он отнюдь не выглядел хоть сколько-то раскаявшимся.
— Это вы отдали приказ дементору? — спросил его Робардс, и Рамзи даже не стал отпираться:
— Я.
— С какой целью?
— Вот скажите, господин главный аврор, — спросил он в ответ, — вам бы самому понравилось жить с этими тварями по соседству?
— Так ушли бы в отставку, — сказал Робардс. — Перевелись бы в ДМП.
— Там в полтора раза меньше платят, — хмыкнул Рамзи, — а работы больше.
— Зато дома и без дементоров, — возразил Робардс, и Рамзи возмутился:
— Там мы и так жили без дементоров! Пока вам там вожжа под хвост не влезла.
— И вы решили… что?
— Что если кто-нибудь из вас погибнет, их переселение как минимум отложат, — ответил Рамзи. — А может, и отменят.
— А что же не из ваших? — спросил Робардс, и Рамзи укорил его:
— Что ж я, своих товарищей буду этой твари скармливать?
— А наших, значит, можно? — уточнил Робардс, и Рамзи пожал плечами:
— А они ваши. Я их знать не знаю. Парня этого — тем более. Ну, не повезло — бывает. Может, у него судьба такая, а я — её орудие, — добавил он. — Кто знает.
Гарри слушал это всё — и думал, что, как бы дико ни звучало то, что Рамзи говорил, он не уникален. И таких людей намного больше, чем представляется на первый взгляд — да, большинство из них, конечно, до убийства не доходит, но такой подход: а что такого? Он же ваш, не мой, и я его не знаю — значит, можно… — отнюдь не редкость. И не сложись всё так, Рамзи бы проработал, может быть, до самой пенсии, и был бы уважаем, и считался бы, наверное, надёжным и товарищем хорошим… но вот не сложилось.
Впрочем, во вторник Гарри было не до долгих размышлений: его, как самого младшего в отделе, завалили бумажной работой по оформлению запросов на допуск в ту самую чужую квартиру и к дорожным работам, а также соответствующему инвентарю. А в конце дня Долиш предложил ему сходить понаблюдать за теми, кого им предстояло изобразить — чем они и занимались почти всю среду.
— Колышки и нитки мы найдём, — резюмировал их наблюдения Долиш. — А прибор придётся имитировать.
— Сымитируем, — ответил Гарри. — Только как мы будем там весь день возиться? В праздник?
— В праздник мы возиться там не будем, — возразил Долиш. — Только накануне. Понадеемся, что они пойдут праздновать и выйдут из квартиры — и мы сможем нацепить следилку. Её, может, даже обнаружат по их возвращении — но мы, надеюсь, окажемся быстрее.
— А если там есть водопад воров какой-нибудь? — спросил Гарри. — Да, мы его в воспоминаниях не видели, но вдруг память о нём стёрли?
— Тогда нам не повезёт, — констатировал очевидное Сэвидж. — Но вообще ты прав: можно поискать воспоминание или следы стирания.
А в отделе, куда они вернулись после обеда, их внезапно встретил Лестрейндж.
— Что, закончилась твоя вахта? — спросил Долиш, но тот возразил:
— Не совсем. Я её несколько оптимизировал: я плохо гожусь в сиделки.
— Ты кого-то нанял? — спросил Долиш, и Лестрейндж чуть улыбнулся:
— Нет, ну что ты. Всё абсолютно безвозмездно.
Мальсибер задремал под утро, но это не был тот глубокий сон, которого он так ждал, отказываясь, впрочем, от снотворного.
— Я пробовал, — сказал он в первую же ночь. — Оно плохо действует и только оттягивает нормальный сон. Я хочу, чтобы это всё быстрее кончилось.
— Ты выспишься, достанешь память Причарда, сожжёшь её — и всё? — спросил Лестрейндж.
— Да если бы, — Мальсибер усмехнулся. — Нет, потом начнётся ад.
Он произнёс это вполне буднично, обыденно — и Лестрейндж так же просто и спокойно уточнил:
— Какого рода?
— Голова будет болеть, — сказал Мальсибер. Это прозвучало тоже очень просто, но он потом добавил: — Это как Круцио. Но долго и только в голове.
— Насколько долго?
— Часов двенадцать, — Мальсибер, кажется, поморщился. — Или около того. Там можно колдовать уже, и зелья можно, только в своё время Лорд так ничего и не подобрал. Хотя он мог, конечно, врать, что пытался. Я плохо эти часы помню. Я буду, видимо, кричать и биться — но всё кончится, и я засну. Ты проследи, чтобы я чего-нибудь с собой не сделал: я себя помнить не буду.
— Я прослежу, — пообещал Лестрейндж. — И позову Уингера. Лучше бы сделать это заранее, чтобы он уже был здесь, когда это начнётся.
— Зови, — равнодушно согласился Мальсибер.
…Когда Мальсибер задремал, Лестрейндж тихо вышел. Его не было довольно долго — достаточно, чтобы неверный сон Мальсибера прервался, и он проснулся в одиночестве, и долго лежал, шепча что-то самому себе. Он почти задремал снова, когда что-то мягкое и тёплое слегка прогнуло рядом с ним подушку — и Мальсибер, приоткрыв глаза, увидел чёрный мех, впрочем, сразу же исчезнувший с подушки и из его поля зрения. Мальсибер недоверчиво приподнял голову, оглядываясь, и спросил стоящего возле кровати Лестрейнджа:
— Что это?
— Не что, а кто, — ответил тот. — Твой кот с болот. Еле поймали.
— Форест? Ты принёс мне Фореста? — спросил Мальсибер, даже приподнявшись на локте.
— Принёс, — согласился Лестрейндж. — Но он пока сбежал — впрочем, ему из этой комнаты деваться некуда. Придёт. По-моему, он под кроватью.
— Он других боится, — Мальсибер продолжал глядеть так удивлённо, что Лестрейндж пояснил:
— Ты сам сказал, что тебе нужен кто-нибудь живой, не непременно я. От Эйвери ты отказался. Ойген, я не могу безвылазно сидеть тут — у нас дело, очень важное. Я хочу тебе помочь, но я не сиделка.
— Нет, конечно, — Мальсибер попытался улыбнуться. — Нет, я и не думал, — он обхватил лицо ладонями и повёл ими вверх, зарывшись пальцами в свои уже не очень свежие волосы. — Ты сказал «вы». Вы поймали. Кто ещё?
— Друга попросил, — ответил Лестрейндж. — Я поставил коту два лотка и пару мисок с водой, и положил сырое мясо. Я буду заходить, конечно, — пообещал он.
— Ты сейчас уйдёшь? До вечера?
— Постараюсь зайти днём, но не обещаю, — ответил Лестрейндж. — Отдыхай. Если тебе будет что-то нужно — эльфов позови. Они могут вызвать и меня..
— Я не буду тебя беспокоить понапрасну, — пообещал Мальсибер. — Скажи, что с Грэхемом?
— Его обследуют, — ответил Лестрейндж. — И тех, кого ты назвал, тоже. Ему бы помогло, если бы ты назвал ещё кого-нибудь.
— Они все мертвы, — сказал Мальсибер очень устало и лёг обратно. — Лорд убил их — не сразу, он довольно долго их держал и наблюдал. Потом убил.
— Даже Пожирателей?
— Нет, с ними так совпало, — Мальсибер горько усмехнулся. — Они погибли в битве — кто в битве, кто ещё до неё. Он брал самых слабых и ненужных. Ты иди, — сказал он вдруг. — Иначе Форест так и не подойдёт. Скажи, — тут же добавил он, — ты можешь мне помочь?
— В чём именно? — уточнил Лестрейндж.
— Я хочу его забрать, — Мальсибер снова приподнялся на локте. — Кота. Я не имею права ничего отсюда забирать, я знаю, но это просто кот! По-моему, довольно старый и точно никому не нужный — там даже рядом нет селений! Ты можешь мне помочь? Я заплачу, если это поможет — министерству, или ещё кому-нибудь, кому угодно!
— Боюсь, официально сделать это невозможно, — возразил Лестрейндж. — Проще сделать по-другому, — добавил он не успевшему ни задать вопрос, ни возразить что-либо Мальсиберу. — Сейчас он поживёт здесь — а когда ты вернёшься в Италию, я сам принесу его тебе. Ничего не оформляя. Потому что иначе мы все утонем в переписке, и кот умрёт быстрее, чем мы согласуем его передачу. Я считаю, что Британия не обеднеет, если один её кот отправится в Италию, а у тебя дома ему явно будет лучше, чем на болотах или в лесу. Там в самом деле рядом нет селений, а в тех, что далеко, мы проверяли — его никто не ищет. Забирай.
— Спасибо, — Мальсибер даже улыбнулся, на сей раз удачно. — Спасибо, я… Дольф, я правда… — его голос задрожал вдруг, а глаза наполнились слезами. — Это просто нервы, извини, — проговорил он быстро, стирая их краем ладони.
— Я постараюсь заглянуть в обед, — повторил Лестрейндж. — Но не обещаю. В любом случае, я буду вечером. Понадоблюсь — зови.
— Я вот что думаю, — сказал Сэвидж в среду утром, едва все собрались. — Ларцы эти драккловы Джервис продала посреднику — допустим. Но посредник-то их тоже продаёт. Задорого. Адрес и текст писем у нас есть — а не попробовать ли нам заказать один?
— Ну что ж он, идиот совсем? — с сомнением спросил Праудфут. — Я думаю, там всё исключительно по рекомендации.
— Я и предлагаю всем нам подумать, кто бы мог нам в этом поспособствовать, — ответил Сэвидж — и все дружно уставились на Лестрейнджа.
— А что сразу я-то? — спросил тот. — Например, у Гарри огромная семья.
— Кто поверит, что кто-нибудь из них заплатит такие деньги за убийство? — возразил Гарри. — И кого? И, главное, зачем? Наследство? Тогда это меня надо убивать.
— А это кстати мысль, — оживился Сэвидж. — Только кто?
— Меня убить захочет? — спросил Гарри. — Думаю, таких не мало.
— Для начала нужен кто-то, кто вообще об этих ларцах мог узнать… откуда-то, — вмешалась Гор. — О ни же в «Пророке» не писали. И на суде мы их не упомянули.
— Может, зря, — заметил Долиш.
— Может, — согласился Сэвидж. — Но уже поздно. Где-то у нас была схема всех жертв, — он указал палочкой на шкаф. — Тогда толку от неё не было — попробуем её дополнить, вдруг что обнаружим. Вчера вечером я все дела забрал, — он наконец открыл дверь шкафа, затем отпер один из ящиков и извлёк оттуда — всё той же левитацией — стопку папок, а за ними свиток. — Предлагаю дела заново пересмотреть — вдруг мы что-то упустили. Раз мы теперь знаем о существовании посредника. Дел четырнадцать, нас шесть — по два, я и Джон возьмём по три.
— Незачем делить, — возразил Долиш. — Я почти все эти дела вёл, а остальные изучал. Я сделаю. А вы потом посмотрите.
— Ну давай так, — согласился Сэвидж. — А с мисс Пирси глухо?
С тех пор, как родители и сестра Анабель Пирси пришли в аврорат с заявлением о пропаже их сестры и дочери прошла уже неделя. Пирси приходили каждый день осведомляться, не узнали ли авроры что-нибудь, и Долиш разочаровывал их и всё мрачнел.
— Абсолютно, — Долиш сморщился. — Как в воду канула, и я надеюсь, что это эвфемизм.
— А я не знаю, — вмешался Праудфут. — Что за Пирси?
— Анабель Пирси, двадцать два года, — ответил Долиш в своей обычной слегка методичной манере. — Хаффлпафф, жила с родителями, не вернулась домой после ночёвки якобы у подруги в прошлый вторник. У подруги её не было, и та рассказала, что у Анабель был мужчина, с которым она — предположительно — и провела ту ночь. Женатый, и, похоже, у него есть как минимум один ребёнок, скорее всего, школьник. Это всё.
— Проверяешь всех отцов всех школьников? — спросил Сэвидж, и Долиш кивнул. — Сколько осталось?
— Сто тридцать четыре, — ответил Долиш. — Но это рутина — давай, я посмотрю дела сейчас и дополню таблицу.
— Тебе помочь с отцами? — предложил Сэвидж, и Долиш отказался:
— Мы с Лисандрой справимся. Всё равно время упустил, теперь уже не важно.
— Я могу помочь, — предложил Гарри, и Сэвидж поддержал:
— Да, помоги. Выдайте ему список — пусть работает.
— Секунду, — Долиш извлёк из своего ящика пергамент, размножил, отметил в нём что-то и отлевитировал к Гарри. — Пока вот эти десять, потом возьмёшь ещё. Отмечай проверенных — у нас с Лисандрой отобразится. Закончишь с этими — добавлю ещё десяток. Наткнёшься на кого стоящего — пометь красным, подозрительных — чёрным, тех, в чьё алиби ты веришь — зелёным.
Что ж, если Гарри полагал, что в аврорате затишье, то для него оно в этот момент закончилось. До самого вечера он мотался по Британии, выясняя, кто где был в ночь с предыдущего вторника на среду — и понимая, что алиби-то толком нет почти ни у кого. Потому что ночью люди спят — а как можно гарантировать, что накануне вечером супруг в вечерний чай не капнул Сна без сновидений? И вот вы вместе с ним ложитесь — а на утро просыпаетесь, и ты, конечно, искренне уверена, что вы всю ночь проспали рядом, а на деле… Так что простое, вроде бы, задание сожрало всё время Гарри — но на завтра ему пришлось прерваться, потому что наступило четвёртое ноября — канун операции по задержанию учеников таинственной чёрномагической школы. И именно сегодня им с Долишем предстояло занять свои места на улице, которая действительно требовала ремонта, причём достаточно давно.
И тут выяснилось, что имитировать работу Гарри толком не умеет — в отличие от Долиша, у которого на удивление органично выходило ничего не делать, сохраняя при этом вид весьма деятельный и занятый. Они с ним обмеряли ямы, трещины и щели и отмечали повреждённые бордюры — и Долиш очень достоверно умудрялся застревать перед каждым объектом едва ли не на полчаса. Гарри же ужасно маялся и мучился, пытаясь удержать лицо, когда Долиш, останавливаясь над очередной выбоиной, с глубокомысленным видом начинал чертить на очередном листе вполне маггловской бумаги очередную ерунду.
В шесть часов — когда у них должен был закончиться рабочий день — из подъехавшей чёрной машины внезапно вышел Робардс, и неожиданно устроим им двоим разнос. Это было настолько странно, что Гарри потребовалось несколько секунд, чтобы перестать кусать себя за щёку изнутри в стараниях избавиться от смеха. Кричал Робардс громко — и в итоге заявил, что раз они двое такие жуткие бездельники, то выйдут завтра, потому что работа должна была быть сделана ещё сегодня днём.
Слышали его, наверное, все, тем более что любопытствующие виднелись в окнах — в том числе и нужного аврорам дома, во всяком случае, Гарри очень надеялся на это.
По словам Фейна, их отпускали в день Гая Фокса около полудня. На месте Гарри с Долишем были — и, негромко переругиваясь напоказ, принялись вяло обходить колдобины, обнаружив заодно пару свежих трещин. Ближе к полудню они уселись наискосок от дома Мерфи Берча, развернули бутерброды, открыли банки с пивом и принялись за самый неспешный и наряжённый обед в жизни Гарри. Берч — по всей видимости — должен был попасть домой выданным в школе порталом, и Гарри с Долишем надеялись на выглядящую как почти обычные очки модификацию омниноклей, через которые отлично можно было рассмотреть все видимые с улицы через окна детали комнат, в том числе гостиную. А вот кухню видно не было — но ведь вряд ли Берчи будут сидеть там? И потом, они должны были пойти гулять вместе со всеми — потому что если Мерфи Берч из дома не выйдет, им придётся срочно что-нибудь придумывать.
К удивлению Гарри, Берч вышел из дома около половины второго, когда Гарри с Долишем всё-таки закончили свой ланч и очень-очень медленно несли пустые банки к урне. Он махнул рукой вышедшей вслед на крыльцо женщине — вероятно, матери — и бодро пошагал в сторону Гарри и Долиша.
Упускать такой шанс было нельзя, и Долиш вдруг с громким возмущением спросил:
— Ты как меня сейчас назвал?
— Да ладно тебе! — Гарри попятился в сторону Берча.
— Ладно тебе? Ладно тебе? Тебе сейчас будет ладно! — с ирландским почему-то акцентом почти что закричал Долиш — и неловко замахнулся. Гарри отступил, удар, нацеленный ему в лицо, прошёл мимо, и Долиш буквально впечатался в плечо Берча, едва его не опрокинув. — Извини, парень, — дыхнув на него пивом, пробормотал Долиш, обхватив его рукой, в рукаве которой была спрятана волшебная палочка. — Да что за… парень, извини, — он отпустил наконец слегка растерявшегося Берча и пошёл на Гарри с возмущённым: — Я тебе сейчас устрою «ладно»!
Драка им обоим уже не была нужна, так что Гарри примирительно поднял руки и громко сказал:
— Да я же не тебя! Я Боба!
— Боба? — переспросил Долиш, останавливаясь и озадаченно на него глядя. Берч, уже немного отошедший, обернулся, и на его лице отразилось облегчение — похоже, драться он не слишком-то любил. Впрочем, выглядел он полноватым и каким-то рыхлым — да, определённо, драки не должны были быть его любимым времяпрепровождением.
— Да конечно! — радостно воскликнул Гарри.
Долиш громко хмыкнул и осклабился.
— Ну так-то да. Он тот ещё козёл.
Они рассмеялись, и Долиш, подойдя, хлопнул Гарри по спине с такой силой, что тот пошатнулся, и заявил:
— Ну тогда ладно. Пошли… — он огляделся и ткнул пальцем в сторону дома Берча, — вон туда!
Они вернулись к своим выбоинам, Берч же постепенно исчез у них из вида и вернулся только к вечеру, когда Долиш с Гарри уже собирались уходить. Впрочем, ненадолго: вернувшись в аврорат и переодевшись, они уже под дезиллюминационными чарами вернулись, чтобы проследить за домом. Никаких сюрпризов их не ожидало: Мерфи Берч вместе с родителями и младшей сестрой — непонятно, магглой или нет, потому что ей на вид было лет десять — вышли из дома и пошли к машине. Что ж, Гарри никогда не был против аппарационных прыжков в пределах видимости — но всё же он был благодарен Берчам за то, что они поехали всего-то на всего в соседний город, а не в Лондон, например.
Сожжение чучела Гарри с Долишем наблюдали из толпы, сняв, конечно же, с себя дезиллюминационные чары и просто изменив — на всякий случай — свои лица. Берча зрелище горящего чучела — они стояли совсем недалеко, вглядываясь в лица окружающих в надежде увидеть кого-нибудь из учителей — похоже, развлекало, и он радостно кричал и аплодировал вместе со всеми.
Потом Берчи ужинали всей семьёй фиш-энд-чипсами и пиццей, и пили пиво или лимонад, и домой вернулись уже далеко за полночь. Никого из учителей, конечно, Гарри с Долишем на празднике не увидели — но им предстояла ещё следующая часть операции.
Ночь они поделили пополам — и первым спать Долиш отправил Гарри, оставшись под заново наложенными дезиллюминационными чарами на газоне возле пушистой невысокой ёлки. В пять утра Гарри его сменил, и, устроившись на том же месте, проборолся со сном до девяти, когда Долиш появился вновь. С завтраком. После чего они снова принялись за выбоины, напряжённо ожидая, когда сработает портал. Наложенное заклинание позволило бы им зацепиться за Берча — но времени на это было всего ничего.
Они должны были успеть.
И они успели.
Позже Гарри удивлялся, не понимая, как, когда портал сработал, они успели аппарировать в гостиную, которую отлично было видно через окно, и как Гарри в последнюю секунду ухватился за руку Берча и последним, что он ощутил, прежде, чем мир вокруг них хлопнулся, был сжавший его другую руку Долиш.
Вернувшись вечером домой, Лестрейндж наконец застал Мальсибера крепко спящим. Тот был прав, обещая, что Лестрейндж сразу поймёт, когда это наконец произойдёт: перепутать этот крепкий сон с тем неверным забытьём, в которой Мальсибер впадал раньше, было невозможно. Он лежал ничком, уронив одну из подушек на пол, и одной рукой обнимал сопящего рядом чёрного кота.
Лестрейндж посмотрел на них, вздохнул — и тихо вышел. А когда вернулся, расстелил так и стоящую пока что здесь кушетку и тоже лёг спать. До операции «Гая Фокса», в которой он, как и все его коллеги, был задействован, оставались сутки, и он надеялся успеть застать пробуждение Мальсибера — и не только потому что хотел лично удостовериться в том, что тот уничтожит память Причарда, но и чтобы проследить, что он получит всю возможную сейчас помощь.
Проснулся Мальсибер за полдень. Лестрейндж работал возле окна, но на шорох обернулся и спросил:
— Ты как?
— Почти хорошо, — Мальсибер осторожно развернулся и, приподняв оставшуюся подушку, сел. — Ждёшь, когда я память вытащу? — спросил он, и Лестрейндж кивнул. — Огонь нужен, — сказал Мальсибер. — Открытый. И моя палочка ведь у тебя?
— Огонь есть, — Лестрейндж достал из запасных ножен палочку и отнёс её Мальсиберу. — Камин подходит?
— Лучше что-нибудь вроде металлического блюда или чаши… чаша даже лучше, — попросил Мальсибер, погладив свою палочку. — Туда надо кинуть немного углей и щепок, чтобы огонь горел довольно сильно. И что-нибудь, куда её поставить тут поближе… табурет. И начнём. Это не очень долго.
Спавший с Мальсибером рядом кот, меж тем, исчез, едва Лестрейндж встал, и куда он мог деться в закрытой не слишком большой комнате, было совершенно непонятно. Впрочем, ушедшему за требуемой чашей Лестрейнджу было сейчас не до кота.
Когда Лестрейндж вернулся, Мальсибер сидел в кровати и смотрел в окно на море.
— Ты говорил, что я смогу потом спуститься? — спросил он, и Лестрейндж подтвердил:
— Конечно. Ты не пленник. Я думаю, для восстановления тебе потребуется какое-то время — можешь чувствовать себя здесь свободно.
— Если не сойду с ума, — Мальсибер улыбнулся и поставил чашу на придвинутый Лестрейнджем стул. Тот разжёг в чаше огонь, и когда тот разгорелся, попросил:
— Объясни?
— Каждый раз, когда это происходит, мне кажется, что на этот раз я всё-таки с ума сойду, — сказал Мальсибер, снова поглядев на море за окном. — Это очень больно, — он перевёл взгляд на Лестрейнджа. — Я даже описать не могу, насколько. Но каждый раз обходится… по крайней мере, обходилось до сих пор. Надеюсь, так и будет, — он растянул губы в улыбке и провёл рукою по лицу. — Это продолжается не слишком долго, но не отвлекай меня, пожалуйста: если нить порвётся, будет скверно.
— Я не стану, — Лестрейндж отошёл к кушетке и присел.
Мальсибер кивнул, а затем, устроившись на подушках поудобнее, дотронулся кончиком палочки до своего виска. Какое-то время он сидел не шевелясь, а затем очень медленно и осторожно потянул палочку в сторону, вытаскивая из виска тонкую серебряную нить. Оттянув её фута на полтора, он начал наматывать нить на палочку — сначала очень медленно, потом немного быстрее. Время шло, серебряный моток на палочке уже напоминал переливающийся шар, а Мальсибер всё наматывал на него новые и новые слои — и вдруг нить закончилась: её кончик выскользнул из его виска и повис, плавно колыхаясь в воздухе. Мальсибер улыбнулся, и его лицо от этой улыбки стало словно бы моложе, и очень плавно и осторожно поднёс палочку с намотанным на неё серебром к чаше с огнём — а потом вдруг одним лёгким движением смахнул в неё весь моток. Огонь вспыхнул едва ли не до потолка, вмиг охватив серебряный клубок, и в комнате запахло грозой и раскалённым металлом — а потом пламя опустилось и погасло без малейшего дымка.
— Вот и всё, — Мальсибер откинулся на подушки и потянулся, улыбаясь. — Несколько минут счастья в награду, — он блаженно улыбнулся. — Знаешь, это ощущение не сравнить ни с чем. Я — это снова я.
— Я сейчас вернусь, — Лестрейндж быстро вышел, почти выбежал — а Мальсибер, оставшись один, выбрался из-под одеяла и, подойдя к окну, открыл его и с наслаждением вдохнул холодный влажный воздух. Там он и стоял, когда Лестрейндж вернулся — и, неохотно обернувшись к нему, спросил:
— Ты за целителем послал?
— Да, эльфа — мы договорились с Уингером, он его ждёт.
— Я не верю в то, что он поможет, — сказал Мальсибер с улыбкой и потёр висок. — Но попробуем — терять мне точно нечего.
Он слегка поморщился и с силой прижал пальцы к глазам, затем отнял руки и, вернувшись в постель, лёг и попросил:
— Ты можешь проследить, чтобы я не поранил Фореста? Он не должен, я надеюсь, подходить, но мало ли.
— Я прослежу, — пообещал Лестрейндж.
Мальсибер закрыл покрасневшие и как будто припухшие глаза вновь с силой прижал к ним пальцы, а затем потёр переносицу и шмыгнул носом. Какое-то время он молча сидел так, а потом глуховато попросил:
— Можешь закрыть ставни? Свет.
Пока Лестрейндж закрывал ставни, Мальсибер сполз пониже и лёг, запрокинув голову назад и растирая закрытые глаза кончиками пальцев, а потом вдруг замер, зажмурившись и тяжело дыша.
— Смотри за Форестом, — повторил он, и Лестрейндж снова пообещал:
— Конечно.
Мальсибер некоторое время лежал, не шевелясь, и лишь дыша всё тяжелее. Лестрейндж стоял возле окна, глядя то на него, то — с нетерпением — на дверь, то оглядывая комнату в поисках исчезнувшего кота. Мальсибер вдруг то ли застонал, то ли всхлипнул, коротко и жалобно, и Лестрейндж недовольно и нетерпеливо поморщился, сверля взглядом закрытую дверь. Но та не шевелилась, и он, взявшись за палочку, наложил на Мальсибера, чьё лицо теперь искажала вполне ясная гримаса боли, обезболивающее заклятье — судя отсутствию реакции, безрезультатно. Ещё несколько заклятий так же результата не дали — и тут дверь, наконец, открылась, впустив в комнату Уингера.
Гарри с Долишем оказались в довольно большом зале, кажется, довольно тёмном — но им обоим было сейчас не до разглядывания интерьеров: них была секунда, от силы две прежде, чем встречающие опомнятся.
Берча Долиш оглушил, кажется, ещё в процессе аппарации — хотя это, полагал Гарри, и было невозможно — так что встречающему досталось от обоих авроров. Верней, встречающей, потому что это была женщина, в первый момент чем-то напомнившая Гарри МакГонагалл — наверное, своей худобой. Когда она замерла в довольно нелепой позе, в которой её застали Петрификусы Гарри и Долиша, тот огляделся и, молча указав на поднимающуюся вдоль одной из стен лестницу, отлевитировал тела женщины и Берча так, чтобы их невозможно было увидеть, не спустившись, а затем укрыл и их, и Гарри, и себя дезиллюминационными чарами. Оставалось ждать — и надеяться, что рано или поздно сюда спустятся и остальные…
Раздался хлопок портала, и в комнате появился, судя по описанию, Джаспер Тиммонз, и сразу вслед за ним — Гор и Праудфут. Долиш приспустил с себя чары, и окаменевший Тиммонс присоединился к своему товарищу и учительнице, а авроры — к коллегам. Последними в комнате возникли Тео Джером с ухватившимися за него Лестрейнджем и Сэвиджем.
Теперь, когда все авроры собрались, операция началась по-настоящему. Роль была у каждого своя, и откровенно говоря, от собственной Гарри был не в восторге, но не спорить же ему было! Он должен был доставить зачарованных в аврорат, устроить их там в камерах, а затем, вернувшись, ждать в этой комнате нового приказа. Ну и действовать по ситуации.
Гарри очень надеялся, что успеет поучаствовать в задержании, однако же он даже не успел вернуться, когда в аврорате появились Долиш с Гор с двумя задержанными.
— Не грусти, — шепнула она, увидев разочарование на лице Гарри. — Всё так быстро вышло, даже скучно: нас вообще не ждали.
— Угу, — вздохнул Гарри, и она, подмигнув ему, предложила:
— А ты возвращайся. Там сейчас же обыск будет — поучаствуешь. Мы тут закончим. Аппарационная площадка — ковёр в центре комнаты, откуда ты отправился.
Спорить Гарри с ней не стал и, закончив оформление задержанных, аппарировал назад — и почти налетел на Сэвиджа.
— О, — обрадовался тот. — Ты кстати. Сходи, Платт и других экспертов приведи — им тут работать и работать.
Возразить было нечего — ведь, в самом деле, эксперты были нужны, и кто-то должен был сходить за ними, и кто же, как не самый младший? — и всё равно Гарри ощущал несправедливость происходящего. Он же учится, в конце концов — а это дело уникально! Ладно бы это было обычное… да даже пусть и НЕобычное убийство — но когда ещё Гарри доведётся увидеть ещё одну подпольную школу?
Раздосадованный, Гарри аппарировал назад и пошёл к экспертам — и застрял. Потому что Платт на месте не было, но она должна была «подойти вот-вот», заверили его. Пришлось ждать, и каждую проходящую минуту Гарри ощущал буквально кожей, и когда спустя четверть часа Платт вернулась, он вскочил навстречу ей и постарался сказать как можно вежливее:
— Здравствуйте, а я вас давно жду!
Видимо, не так уж вежливо это и вышло, потому что Платт взглянула на него с некоторым удивлением и кивнула:
— Да, вижу. Роберт предупредил, что мы понадобимся. Одну минуту.
И скрылась за дверью с надписью «только для сотрудников отдела экспертизы».
Минута растянулась ещё почти на десять, и когда Платт в компании двух других экспертов вернулась, Гарри разве что не подпрыгивал на месте. К лифтам он почти бежал — и злился, что его спутники явно не обнаруживали желания последовать его примеру. Потом им ещё пришлось ждать лифта, так что когда они, наконец, аппарировали, от гарриного терпения не осталось ничего.
Видимо, поэтому он промахнулся.
И аппарировал не в комнату, а на лестницу — с которой от неожиданности тут же сверзся… и ладно бы один он!
Что именно произошло, Гарри понял сразу, но, катясь с лестницы, помочь спутникам не мог. А всё его нетерпеливость!
Последнее Гарри подумал уже растянувшись на полу, осознавая, вместе с этим, с ползущим по спине холодком, что палочку свою он при падении так из руки и не выпустил.
Голос Сэвиджа — и вовсе не сочувственный — окончательно вернул Гарри к реальности:
— Гарри, в чём дело? Что там у вас стряслось?
Гарри дёрнуло вверх, и он оказался на ногах и буквально лицом к лицу со злым и недоумевающим одновременно Сэвиджем. Торопливо оглянувшись, Гарри увидел стоящих, к счастью, неподалёку от него Платт и обоих экспертов, выглядевших вполне целыми, хотя и несколько обескураженными. И лишь потом он, замирая от ужаса, перевёл взгляд на свою палочку и, обнаружив её невредимой, выдохнул и снова посмотрел на Сэвиджа.
— Прошу прощения, сэр, — сказал он немного севшим голосом. — Виноват. Не рассчитал.
— Ещё раз — и отправишься на курсы аппарации, — ужасно раздражённо буркнул Сэвидж и повернулся к Платт: — Вы точно в порядке?
— И не такое было, — ответила она, оправляя, похоже, больше символически, свою мантию. — Куда нам?
— Я провожу, — Сэвидж раздражённо глянул на Гарри и повёл экспертов наверх — а тот остался.
Приходить в себя и осознавать произошедшее. А скорее даже НЕ произошедшее.
Они все банально могли сломать себе шею, упав с лестницы. Или палочки. Они могли врезаться в кого-то, идущего по лестнице. Или Гарри мог бы промахнуться чуть сильнее, и они бы все вообще влетели в стену. И то, что ничего такого не случилось — чистая, чистейшая случайность и везение, которое опять его — и их — спасло, но ведь оно когда-нибудь закончится.
А всё почему? А потому, что он зачем-то торопился. Потому что он так и не научился держать себя в руках даже тогда, когда от этого может зависеть жизнь, и не только его собственная. Потому что он до сих пор вёл себя словно несдержанный подросток, причём без всякой пользы или даже цели, просто потому что чувствовал вот так. А ведь ему же не пятнадцать — хотя как раз в пятнадцать, думал Гарри с горечью, он получил такой урок не торопиться и думать прежде, чем хоть что-то делать, что, казалось, должен был бы выучить его навечно. Если бы тогда он вспомнил про сквозное зеркало, то Сириус бы выжил. И, может быть, тогда бы и Люпин, и Нимфадора, и… возможно, даже Фред бы выжили — кто знает, как тогда пошла бы битва в школе. Если бы только тогда Гарри вспомнил про то зеркало! Если бы только Гарри тогда остановился и подумал. Просто сел бы и подумал…
— Гарри?
Голос Лестрейнджа заставил его вздрогнуть. Гарри поднял голову — тот стоял совсем рядом и смотрел на него с некоторым беспокойством.
— Жду распоряжений, — натянуто улыбнулся Гарри.
— Что-нибудь случилось? — спросил Лестрейндж, и Гарри покачал головой со вздохом:
— Нет, просто промахнулся. Поспешил.
Лестрейндж пару секунд молча на него смотрел, потом кивнул:
— Бывает. Идём, — позвал он и пошёл через комнату к стоящим вдоль стены шкафам.
— Почему ты не спешишь? — спросил Гарри вдруг, следуя за ним. — Никогда?
— Почему же, — Лестрейндж обернулся и слегка пожал плечами. — Я порою очень тороплюсь. Мне повезло с темпераментом, пожалуй, — он остановился у центрального шкафа и внимательно его оглядел. — Опять же, я в детстве нагляделся на то, что бывает, когда сперва делают, а думают уже потом — думаю, мне это помогало, — он осторожно провёл палочкой вдоль тонкой щели между дверьми шкафа, перед которым они остановились.
— А мне нет, — тихо признался Гарри.
— Есть много способов останавливаться, — заметил Лестрейндж, задумчиво изучая шкаф взглядом.
— Например? — спросил Гарри, и Лестрейндж, отвлёкшись, посмотрел на него и ответил:
— Например, держать в голове случай с самыми тяжёлыми последствиями спешки. И считать.
— Считать? — переспросил Гарри.
— Приучить себя считать до, скажем, четырёх, — Лестрейндж вновь повернулся к шкафу. — Перед тем, как что-то сделать. Когда нервничаешь. Справа или слева, как считаешь? — спросил он, переводя взгляд с одной дверцы шкафа на другую.
— Справа, — тут же сказал Гарри.
— Согласен, — отозвался Лестрейндж и коснулся палочкой правой двери.
Замок тихо щёлкнул. Лестрейндж потянул палочку на себя, но за ней последовала не одна дверца, а весь шкаф.
Выдвинувшись из ряда остальных, шкаф заскользил вправо, открывая проём в стене, и Гарри чуть было не кинулся туда, но удержался, просто заглянув внутрь и увидев там опять ряды шкафов.
— А вот и вторая часть библиотеки, — сказал Лестрейндж. — Подожди, я проверю.
Пока он проверял вход на разные заклятья, Гарри наблюдал за ним, чувствуя, как начинают ныть ушибленное бедро и плечи. Наверное, к вечеру там буду синяки, и Джинни изведёт на них флакон бадьяна…
— Научи меня, — попросил он, когда Лестрейндж, наконец, кивнул и махнул рукой, мол, путь открыт. — Я наблюдал: ты ничего не сделал из того, чему нас обучали в академии.
— Привычка, — отозвался Лестрейндж, медленно заходя в длинную комнату, заполненную шкафами. — Это всё семейное… многое ничем не лучше стандартных заклинаний, просто я привык… я научу, конечно, — он остановился, оглядываясь — и вдруг выбросил вперёд руку с палочкой.
По комнате прошла волна — и вспыхнула вдруг слева, раздался громкий вой, и Лестрейндж бросил в эту вспышку ещё одно заклинание. Ответом ему был совершенно неожиданный негромкий мужской смех, после которого в библиотеке наступила тишина.
Лестрейндж молча наложил на себя и Гарри звукозащищающие чары, и они вдвоём беззвучно двинулись туда, где погасла вспышка и откуда больше не раздавалось ни одного звука. Шкафы в библиотеке стояли ровными рядами, так что идти было несложно, и Гарри с Лестрейнджем добрались до места быстро — и, свернув в очередной раз, замерли при виде преградившего им путь сфинкса.
Гарри видел одного на Турнире трёх волшебников, и воспоминания об этой встрече отнюдь не были приятными. Но тот сфинкс — вернее, та, потому что у того зверя голова была определённо женской — показался бы подростком рядом с этим. Он был огромным, лев с головой сурового мужчины с большими тёмными глазами, и сейчас он стоял в конце коридора, преграждая путь к небольшой деревянной двери.
Лестрейндж поклонился первым, и Гарри последовал его примеру.
— Позволь нам пройти, — вежливо попросил Лестрейндж, выпрямляясь.
— Ответь на мои вопросы, человек, — проговорил сфинкс. Голос у него был низкий и глубокий, и Гарри подумал, что тот уже в годах.
Наверное.
— Спрашивай, — конечно, согласился Лестрейндж.
Конечно, можно было попытаться и повоевать со сфинксом, но, как помнил Гарри, заклятья от того отскакивали, да и потом, покуда они будут драться, они тут разнесут всё. И, в конце концов, неужто они не найдут ответы? Даже на Турнире Гарри догадался — а ему тогда было всего четырнадцать!
— Кто мёртвых оживляет
Смешит нас и печалит
Рождается в единый миг
И гибнет, когда ты — старик, — продекламировал сфинкс, внимательно глядя то на Гарри, то на Лестрейнджа. И добавил: — Вас двое. Я вам дам одну минуту.
Он умолк. Молчал и Гарри, напряжённо думая. Кто оживляет мёртвых? Некроманты… но здесь вряд ли речь о них. Оживляет мёртвых, и при этом смешит и расстраивает… нет, так он ни до его не додумается. Слишком много вариантов. Хотя… картина? Да, картина оживляет мертвеца, она может и расстроить, и развеселить… но её ведь пишут долго. С другой стороны, кто знает, как портреты оживают? Может быть, это случается в одно мгновенье? Но картина ведь не гибнет, когда мы состариваемся, и даже когда умираем — тоже…
— У вас есть ответ? — поинтересовался сфинкс.
Лестрейндж вопросительно взглянул на Гарри, и когда тот качнул головой, ответил:
— Я предполагаю, это память.
Сфинкс кивнул и отступил назад… к двери.
Память! Да, это подходило — но хотел бы Гарри знать, как Лестрейндж рассуждал! Впрочем, сейчас было не до этого — они прошли вперёд и оказались перед круглым столиком, на котором стояли и лежали самые разные вещи, от маленькой арфы и весов с чашами до большой оранжевой тыквы и россыпи монет.
— Я задам вам второй вопрос, — проговорил сфинкс, и Лестрейндж с Гарри коротко кивнули. — Скрестите то, что вам дано, с ему обратным, и бросьте на весы. Я дам вам две минуты.
— Это само по себе просто, — шепнул Лестрейндж озадаченному Гарри. — Ты не изучал ведь арифмантику?
— Нет, — ответил тот.
— Я никогда не понимал, почему для поступления в авроры её не требуют, — признался Лестрейндж. — Мы ведь не ДМП… я думаю, речь об обратных числах. А значит, нам нужно положить на чашу весов что-то одно… ответ — единица, — пояснил он расстроенному полным непониманием ответа Гарри. — Вопрос: что класть, — он обвёл взглядом столик. — Весы небольшие, так что это, думаю, не тыква, — кажется, пошутил он. — Есть идеи?
— Я не знаю, — вздохнул Гарри. — И чувствую себя тупым.
— Необразованность не равна тупости, — заметил Лестрейндж, разглядывая предметы на столике. — Хотя близка… Отбросим то, что не поместится на чашу весов… и всё равно останется довольно много. Что бы ты положил?
— Что-то одинаковое, — Гарри всё-таки заставил себя забраться. — Что-то, чего можно положить несколько. Монеты, — он взял один из маленьких серебристых кругляшков с незнакомыми ему значками. — По-моему, они все одинаковые.
— Бросай, — предложил Лестрейндж.
— На какую чашу? — шепнул в ответ Гарри, и Лестрейндж пожал плечами.
Гарри взял одну монетку и, подойдя к небольшим весам с, кажется, золотыми чашами, аккуратно бросил её в правую. Она тут же опустилась, и сфинкс вновь проговорил:
— Я задам вам третий вопрос.
Он шагнул к одному из шкафов и провёл по нему когтями. Шкаф скрипнул, вздрогнул — и начал трансформироваться в винтовую лестницу. Она всё поднималась вверх и поднималась, и Гарри только сейчас обратил внимание на то, насколько здесь высокий потолок — наверное, футов двадцать, если не все двадцать пять. Наконец, лестница в него упёрлась, и трансфигурация закончилась.
— Спрыгните с неё, — сказал сфинкс. — Без волшебства. И я пропущу вас, если вы не пострадаете.
Пока Гарри прикидывал, как бы можно было прыгнуть, не сломав себе ничего и не вывихнув — в конце концов, ну падали же с мётел, и без всяких чар… или, вернее, не применяя чар сознательно, Лестрейндж подошёл к лестнице, поднялся на одну ступеньку… и спрыгнул с неё на пол.
И улыбнулся.
Сфинкс улыбнулся ему тоже — и отступил назад, открывая дорогу к двери, и Гарри чуть не рассмеялся. Так просто! Сфинкс ведь сказал «с неё», а не «с её вершины». На всякий случай Гарри повторил за Лестрейнджем и, спрыгнув со ступеньки на пол, прошёл за ним к двери.
— Ключ, — сказал Лестрейндж, поворачиваясь к сфинксу. — Отдай нам ключ.
Ответа он не получил: сфинкс лишь поглядел загадочно и сел возле стола, уставившись куда-то вдаль.
— Ладно, — покладисто согласился Лестрейндж. — Я предлагаю поискать там ключ, — он пошёл к столу и, остановившись возле него, спросил: — Как думаешь, какие есть аналоги ключа?
Гарри тоже подошёл, разглядывая лежащие на столе предметы.
Весы. Монеты. Арфа. Тыква. Перо для письма. Что-то вроде деревянного веера, не складывающегося, а круглого, но слишком толстого и обитого кожей. Фарфоровая чашка. Мужская кожаная перчатка. Странный, похожий на очень вытянутую букву «U» с коротким хвостиком, предмет. И ещё один, похожий на него, но намного шире и короче, и с зубчатым колёсиком на хвостике. Медная статуэтка малиновки. Половинка раковины от морского гребешка. Ключ! Большой, с ладонь, старинный ключ, слегка прикрытый льняным полотенцем!
Гарри потянулся было к нему, но Лестрейндж его остановил:
— Я не уверен. Слишком просто. Я бы оставил именно такую ловушку. Как считаешь?
Гарри пристыженно кивнул. И снова он поторопился!
— Может, ты и прав, конечно, — Лестрейндж продолжал разглядывать предметы на столе. Моток шерсти. Молоток. Плоский металлический круг с двумя рядами мелких цифр по краю и радиусом в виде плоской плашки с двумя прорезями, в которых тоже виднелись цифры. — Скажи, тебе не кажется, что все эти вещи должно что-нибудь объединять?
— Нет, — ответил Гарри. — Мне кажется, между ними ничего общего нет — я об этом тоже думал.
— Почти нет, — ответил Лестрейндж. — Это и наводит меня на мысль…
— Хотя я назначение некоторых из них не знаю, — признался Гарри. — Вот это что такое, например? — он указал на диск.
— Это для умножения, — ответил Лестрейндж. — От одного до ста. Довольно удобно, если плохо считаешь. У нас дома где-то был, я покажу потом.
— А это? — Гарри указал на длинную букву «U» с хвостиком.
— А это как раз то, о чём я думаю, — сказал Лестрейндж. — Это камертон — и они с арфой единственные составляют здесь пару. Все остальные предметы друг с другом не связаны.
— Камертон? — переспросил Гарри.
— Предмет для, в частности, настройки музыкальных инструментов, — он поднял камертон. — Вот только замочная скважина ему явно не подходит… но можно попробовать его послушать, — он несильно ударил камертоном по краю стола. Раздался довольно высокий мелодичный звук. Лестрейндж положил камертон на стол и тихо тронул самую маленькую струну арфы.
Ему пришлось перетрогать больше половины струн, покуда звук одной из них не показался Гарри похожим на звук камертона. Лестрейндж, видимо, был в этом с ним согласен, потому что снова стукнул камертоном о стол — и тут же тронул струну арфы. Они зазвучали в унисон — а потом в их звон вплёлся третий звук.
Открывающегося замка.
Дверь, чуть скрипнув, приоткрылась. Гарри с Лестрейнджем к ней подошли, и он осторожно открыл её пошире. Гарри зажёг Люмос, и они с Лестрейнджем, держащим палочку перед собой, осторожно вошли внутрь.
Комната оказалась совсем небольшой, от силы сотня квадратных футов. Здесь был только большой письменный стол с разложенным на нём перьями, бумагами и открытыми книгами, три удобных, с высокими спинками и подушками, стула, да пара книжных шкафов у одной из стен. Лестрейндж подошёл к столу и, заглянув на обложку одной — и далеко не самой большой — книги, подтвердил мрачно:
— Да. Та самая.
— Книга, в которой ты когда-то прочитал то заклинание? — спросил Гарри, и Лестрейндж кивнул.
Случайно или нет, но он стоял теперь так, что Гарри бы при всём желании не смог разглядеть книгу, о которой они говорили. Лестрейндж просто стоял, но Гарри был абсолютно уверен, что если он сейчас попробует подойти к столу поближе, сделать это будет сложно — если вообще возможно. Осознать это было обидно — но… но, в то же время, Гарри, к собственному удивлению, понимал его. Если это заклинание было таким опасным, если оно до этого момента считалось изжитым, чем меньше людей будут знать, где его можно отыскать — тем лучше. Даже если это аврор. Даже если это он сам, Гарри.
— Если она так опасна, — сказал Гарри, — то ведь мы же могли и не попасть сюда, не так ли?
— Я как раз об этом думаю, — слегка усмехнулся Лестрейндж. — Соблазнительно её забрать и сжечь, да? — спросил он, и Гарри кивнул. — Мне тоже очень хочется, — признался Лестрейндж. — Хуже того: я полагаю, это будет верно. Но я полагаю, для начала мы здесь всё опечатаем, — резюмировал он, и Гарри ощутил некоторое разочарование. — А сфинкса конфискуем — не уверен, что у кого-то из преподавателей есть лицензия на его содержание. Идём, — позвал он, выпуская Гарри из комнаты первым.
Сфинкса они, впрочем, забрать даже не попытались: за ним потом придут специалисты их отдела по контролю магических популяций. Лестрейндж же с Гарри занялись библиотекой — конечно, просмотреть все книги они сейчас не могли, но шкафы на предмет разнообразных заклинаний осмотрели, однако ничего действительно интересного не обнаружили: похоже было, что эта библиотека использовалась и преподавателями, и учениками, и ничего действительно опасного не содержала.
— Эй, есть кто? — услышал Гарри голос Сэвиджа, когда они с Лестрейнджем уже заканчивали.
— Мы заканчиваем! — отозвался Лестрейндж. — Что у вас?
— Да всякое, — ответил Сэвидж неопределённо. — А у вас?
— Сфинкс, — спокойно, даже буднично проговорил Лестрейндж, и когда Сэвидж спросил с заметным удивлением:
— Живой? — ответил:
— Был пару часов назад. Но думаю, с ним всё в порядке. Ещё мы нашли книгу.
— Ту самую? — Сэвидж вышел из-за соседнего шкафа.
— На первый взгляд, да, — ответил Лестрейндж. — Но надо проверять, конечно. Мы пока всё опечатали, да и сфинкс там сторожит.
— Сфинкс, ишь, — Сэвидж состроил гримасу. — Впрочем, если остальные ученики мозгами в Фейна, им его не одолеть.
— Он даёт мало времени, — заметил Лестрейндж. — Плюс эффект неожиданности — может и для взрослого сработать.
— Тупых взрослых тоже много, — согласился Сэвидж. — В целом, мы закончили — можем оставить тут экспертов и пойдём. Гарри, ты останься с ними.
— Да, сэр, — не удержался Гарри от сарказма. Впрочем, Сэвидж был, конечно, прав: оставлять экспертов в таком месте без хотя бы одного аврора было попросту запрещено — да и в самом деле неразумно. И кого интересовало его желание поучаствовать в допросах? И, к тому же, он проштрафился…
Раздражённый, раздосадованный, Гарри уселся на большой… нет — огромный кожаный диван, разделяющий тот самый зал, куда и откуда все аппарировали, на две части, и уставился в окно. Он, конечно, потом прочитает протоколы, да и первые допросы есть просто первые допросы, но… Но ведь всё правильно, — сказал он сам себе. На месте Сэвиджа, да и кого угодно он сам оставил бы здесь младшего. Тем более, сообразил он наконец, что Гарри вообще не имел права принимать участие в допросах, поскольку был отцом пострадавшего и, значит, заинтересованным лицом. Но разве — в этом случае — его вообще могли здесь оставлять? Вдруг он подкинет что-нибудь? Да, смысла делать это не было, но Визенгамот на слушанье вполне мог придраться. Странно, что Сэвидж об этом не подумал.
Раздался хлопок аппарации, и появившаяся Марвуд помахала Гарри:
— Привет, я тебе на смену. Можешь быть свободен.
На ней было шерстяное кричаще-фиолетовое платье, удивительно ей не подходящее ни оттенком, ни фасоном — Гарри даже не думал, что обычная, в общем-то, вещь может так уродовать.
— Ужас, да? — спросила Марвуд, улыбаясь, и Гарри согласился, поднимаясь:
— Ужас. Ты работаешь сегодня?
— Я всегда работаю в субботу, — удивила его Марвуд. — Я обычно отдыхаю в понедельник. Так уж вышло. Всех устраивает, — она оглядела себя и состроила забавную рожицу. — Ужасный цвет, просто чудовищный. Настолько, что все его запоминают.
— А тебя нет, — улыбнулся Гарри понимающе, и она кивнула:
— А меня нет. Очень рекомендую. Всё, иди — тебя здесь ведь вообще не должно быть?
— Угу, — согласился Гарри.
Не должно. И на допросах тоже. Он не может иметь никакого отношения к одному из самых странных и интересных дел! Может только смотреть через стену… может быть. И читать протоколы. И всё…
Хотя ведь в задержании-то он участвовал. Пусть и не один. Но одно дело задержание, а допрос — совсем другое, особенно учителей. Нет, его и ним, конечно, не подпустят…
К тому моменту, когда Гарри вернулся в аврорат, он с этим почти смирился. Что ж, значит, будет читать протоколы — зато, может быть, ему поручат собственное дело, раз уж все так заняты.
— Сидишь? — спросил заглянувший в приоткрытую дверь Праудфут. — Идём, посмотришь. Там очень любопытно.
— Вы выяснили, кто директор? — с любопытством спросил Гарри, буквально вскакивая из-за стола. — Или главный, как бы он ни назывался?
— Да там непонятно, — отозвался Праудфут. — Мне кажется, его вообще нету.
За столом, прикованный к скобе, сидел невысокий мужчина с несколько редеющими надо лбом короткими рыжеватыми волосами. Мантия сидела на нём чересчур свободно, и, похоже, ему это доставляло дискомфорт — он то и дело поводил то шеей, то плечами.
Перед ним сидели Праудфут и Долиш, и Гарри подумал, что прежде не видел их работающими вместе.
— Мистер Поттс, — сказал Праудфут, — вы утверждаете, что это была ваша идея завести сфинкса?
— Это прекрасные создания, — оживлённо ответил Поттс. — И ученикам Маффин нравился.
— Где вы его взяли? — спросил Праудфут — и получил, в общем, ожидаемый ответ:
— Купил.
— У кого?
— Не помню, — Поттс даже покачал головой, и Праудфут кивнул:
— Да, понимаю. Давно было?
— Да уже не помню, — повторил Поттс, и Праудфут кивнул снова:
— Да, разумеется. Ну что ж, вернёмся к школе.
— А что нам, собственно, вменяют? — спросил Поттс. Он вовсе не выглядел напуганным — скорее, удивлённым. — Разве брать учеников противозаконно?
— Нет, конечно, — согласился Праудфут.
— Тогда что не так? — поинтересовался Поттс.
— Сколько лет было вашим ученикам, когда они пришли к вам?
— У нас есть согласие родителей, — благожелательно проговорил Поттс. — Я полагаю, вы нашли их во время обыска. Нашли?
— Наверное, — довольно легкомысленно отозвался Праудфут, и Поттс нахмурился:
— Что значит «наверное»? Вы что, не знаете, что вы нашли?
— Я пока не интересовался, что там нашли коллеги, — пояснил Праудфут. — Но раз вы говорите, что согласие там — значит, оно там. Куда бы ему деться?
— Даже если вы его потеряете, — с некоторым неудовольствием заметил Поттс, — вы можете спросить самих родителей, да и учеников. Так что мы ничего противозаконного не сделали.
— У вас есть лицензия на содержание существа четвёртого класса опасности? — вежливо осведомился Долиш.
— Мерлин мой, не говорите, что всё дело в сфинксе! — воскликнул Поттс.
— Я не говорил ничего подобного, — Долиш вскинул на него глаза. — Я спросил, есть ли у вас лицензия на содержание существа четвёртого класса опасности.
— Представьте себе, да, — ответил Поттс ехидно. — Её вы тоже наверняка нашли — или можете запросить дубликат в соответствующем отделе.
— Обязательно запросим, — пообещал Долиш. — Лицензия на ваше имя?
— Нет, она принадлежит Мампсу, — Поттс вздохнул нетерпеливо. — Мы не обязаны все иметь лицензии, достаточно кому-то одному.
— Когда она была получена? — всё тем же вежливым тоном спросил Долиш.
— Откуда же мне знать? — спросил в ответ Поттс. — Его и спрашивайте.
— Что он охранял? — поинтересовался Долиш, и Поттс пожал плечами — может, слишком быстро. Или наблюдающему через стену Гарри так хотелось думать.
— Когда что. Его же нужно было чем-то занимать.
В голосе Поттса было ровно сколько нужно пренебрежения и равнодушия — пожалуй даже слишком ровно.
— Мы его опросим, — скучно сообщил Долиш Поттсу.
— Кого? — не понял Поттс. — Арни? Ну спросите — он им занимался. Большей частью.
— Сфинкса, — Долиш что-то отметил в своём блокноте.
— Сфинкса? — переспросил Поттс почти с издёвкой. — Вы допросите животное?
— Разумное существо четвёртого класса опасности, — педантично уточнил Долиш.
— Но это после, — добавил Праудфут. — Сфинкс от нас не убежит — вернёмся к вашим ученикам. Вернее, к урокам. Расскажите, что вы им преподавали.
— Лично я? — уточнил Поттс, и Праудфут кивнул:
— Лично вы.
— По большей части чарами, — проговорил Поттс с гордостью. — Нельзя сказать, что это было просто — мы брали самых слабых. Но я думаю, они однажды вполне смогут сдать ТРИТОНы.
— Значит, вы преподавали чары, — сказал Праудфут. — Что ещё у вас преподавали?
— Чары — самое важное для волшебника, — сказал Поттс. — Остальное всё вторично. Чары и трансфигурация. Хороших зельеваров можно пересчитать по пальцам, остальные всё равно всё покупают в аптеке… что ещё? Что требуется волшебнику, кроме чар? Вот именно, — сказал он торжествующе. — Мы все их обучали чарам — каждый на свой лад.
— И трансфигурации? — уточнил Долиш.
— А что это, по-вашему, такое? — раздражённо спросил Поттс. — Не чары? Что же вы все так держитесь-то за это разделение — как в школе научили, так и ходите, — в его голосе прозвучала горькая издёвка. — Послушайте, — он подался вперёд. — Я понимаю, вас так научили. Люди охотно пользуются тем, чему их научили в детстве — это нормально, мы все так устроены. Но ведь, в сущности, всё это разделение искусственное, — он даже кивнул. — Зельеварение стоит особняком, конечно, но всё остальное — это волшебство, которое попытались искусственно разделить на части. Но если осознать, что волшебство, на самом деле, неделимо, многие вещи становятся намного проще. Магия вокруг нас, — он улыбнулся.
— Не думал застать тебя здесь, — с искренним удивлением признался Лестрейндж, обнаружив Уингера в комнате Мальсибера. — Ты не уходил?
— Твои эльфы превосходно обо мне позаботились, — заверил его Уингер и пояснил: — Суббота — у меня нет смены в Мунго, и мне хотелось понаблюдать за пациентом: случай непростой, он чары держит из рук вон плохо. Мне приходится их обновлять раз в сорок минут — я прежде не встречал такого. Очень интересно.
— Раз в сорок минут? — переспросил Лестрейндж, взглянув на крепко спящего Мальсибера. Тот выглядел вполне обычно — разве что лежал на спине, что, как успел уже понять Лестрейндж, совсем не было ему свойственно: тот спал всегда ничком, порой роняя подушки на пол.
— Представь, — довольно подтвердил Уингер. — Эти чары эквивалентны зелью живой смерти — оно не помогло, а вот они сработали.
— Живая смерть не помогла? — второй раз удивился Лестрейндж. — Не знал, что так бывает, — он сел на край кушетки, на которой с удобством устроился Уингер. — Он не заснул от живой смерти?
— Заснул, — усмехнулся Уингер. — Если это можно так назвать. Боль даже не ослабла — даже на мой взгляд это выглядело жутковато. А вот чары помогли — но ненадолго. Однако если их поддерживать, то ощущения получается блокировать. Ты говорил, что прежде с ним такое уже бывало, и ничего не помогало?
— Он так говорил, — ответил Лестрейндж.
— Удивительно сильный человек, — в голосе Уингера прозвучало даже некоторое уважение. — Ментально сильный, — добавил он и с интересом поглядел на Лестрейнджа.
— Он сильный менталист, — подтвердил тот.
Уингер кивнул:
— Ты говорил. Хочу с ним поработать, как проснётся.
— Он твой, — кивнул Лестрейндж. — Что Причард?
— Ну, что Причард, — Уингер поглядел на Лестрейнджа. — Я дам заключение во вторник. Тех двоих мы тоже изучили и аномалий не нашли.
— Его допустят?
— Вот во вторник и узнаешь, — хмыкнул Уингер. — Я понимаю, почему ты так переживаешь, но я, признаюсь жутко на тебя зол. Ты мне связал руки этой клятвой!
— И ты понимаешь, почему, — сказал Лестрейндж без малейшего раскаяния.
— Да, я понимаю, но в какое положение ты меня поставил? — спросил Уингер действительно рассерженно. — Там было столько народу, все видели, что произошло!
— И подписали обязательство молчать, — ответил Лестрейндж. — Охрану нам, в целом, удалось убедить, что Мальсибер просто вовремя остановил дементора. А авроры будут молчать.
— Рано или поздно, — покачал головой Уингер.
— Магический контракт не имеет срока давности, — возразил ему Лестрейндж. — Возможно, истина и выплывет однажды, но к тому моменту пройдёт уже довольно времени чтобы она выглядела как очередная байка.
— А парень ничего не помнит, — сказал Уингер. — Ему тоже не расскажут?
— Расскажут, — помедлив, ответил Лестрейндж. — Позже. После аттестации. Пока что того, что он помнит, достаточно. И мы вернулись к тому, с чего начали, — он посмотрел на Уингера.
— Аттестация будет во вторник, — ухмыльнулся Уингер, и в этот момент Мальсибер пошевелился. Уингер тут же переключился на него и, подойдя, склонился, внимательно вглядываясь в его лицо. Мальсибер, между тем, вздохнул, заёрзал — и перевернулся на бок, свернувшись клубком. — Ага, — сказал Уингер, беря палочку и касаясь ей лба Мальсибера. Ничего не произошло, и Уингер снова произнёс: — Ага. Всё, пойду, — он выпрямился. — Пациент пусть спит, сколько захочет — завтра я зайду к полудню, полагаю, он уже проснётся. Далее последует восстановление — я настаиваю на том, чтобы вы его хотя бы на неделю оставили в покое.
— Да, конечно, — кивнул Лестрейндж. — Мне потребуется заключение, чтобы было, чем отбиться.
— В понедельник, — сказал Уингер. — Я тебе не нанимался заполнять бумажки в выходные. Проследи, чтоб не активничал, но к постели не привязывай, — он кивнул на спящего Мальсибера, и они с Лестрейнджем вышли, направившись вниз, к камину.
Вернулся Лестрейндж уже один. В комнате, на первый взгляд, не изменилось ничего, однако он заметил самый кончик чёрного хвоста, выглядывающий теперь из-под одеяла, под которым сейчас почти что не было видно Мальсибера. Лестрейндж постоял немного в дверях, колеблясь, но потом всё-таки решил остаться — и, войдя в комнату, подошёл к окну и распахнул его, проветривая душноватую и очень тёплую комнату. Воздух за окном был влажным и холодным, и Лестрейндж долго стоял, вдыхая его и вглядываясь в темноту, в которой шумело море.
— Дольф, — услышал он негромкое, и, обернувшись, увидел сидящего в кровати Мальсибера.
— Как ты? — Лестрейндж закрыл окно.
— Поболею ещё пару дней, — Мальсибер улыбнулся, — но это такая мелочь. Я очень хочу в душ, — попросил он. — Смыть с себя всё это.
— Я провожу, — предложил Лестрейндж, доставая из шкафа тёплый халат. — Ты поешь?
— Всенепременно, — Мальсибер снова улыбнулся и сказал: — Твой целитель — гений. Я ждал ада, а его не случилось — такое странное ощущение, как будто меня вроде бы и обманули, но в мою пользу, — он провёл ладонью по лицу и волосам и сморщился. — Что тот юноша? Стажёр?
— Его проверяют, — Лестрейндж отлевитировал халат на кровать. — Помочь?
— Благодарю, но нет, я сам, — Мальсибер потянулся за халатом. — Не будет никаких последствий для него, — сказал он весьма настойчиво. — Мы проверяли много раз.
— Уингер поработает с тобой, — сказал в ответ Лестрейндж, вежливо отворачиваясь, когда Мальсибер откинул одеяло. — И ты, бесспорно, можешь отдыхать так долго, как понадобится. Скажи, как будешь готов выйти.
— Я готов, — Мальсибер уже стоял в халате, держась одной рукой за спинку кровати. И когда Лестрейндж к нему подошёл, протянул ему другую со словами: — Спасибо за гостеприимство.
— Добились, да? — с неприязненным презрением спросил высокий мужчина, худощавый и сутулый, с соломенными волосами и длинным носом — Арнольд Мампс. — Хорошие у вас легиллименты.
— Мадам Маркс превосходный специалист, — согласился Лестрейндж.
— Ну вот и обращайтесь к ней с вопросами, — Мампс придвинулся поближе к столу и откинулся на спинку стула. — Я вам ничего говорить не буду.
— Да нам уже и не нужно, — с некоторым пренебрежением проговорил Сэвидж. — Книгу мы нашли, как вы обучаете заклятию — увидели. Все ваши ученики у нас. Цель ваша, в целом, нам понятна.
— Всё-то вам понятно, — Мампс поморщился. — У вас всё просто, да? Так правильно — так нет. Вы хоть задумывались, почему некоторые заклинания запрещают?
— В силу их общественной опасности, — ответил Сэвидж, и наблюдающий за ними через стену Гарри хмыкнул. Изображать туповатого старательного служаку у Сэвиджа выходило мастерски.
— В чём же здесь опасность? — усмехнулся Мампс. — Или вы считаете, что мы бы с помощью этих призраков захватили власть?
— Вполне возможно, — глубокомысленно нахмурился Сэвидж.
— Мерлин, ну подумайте же сами! — воскликнул Мампс, подавшись к нему. — Мы ведь не вредили никому из волшебников — напротив, мы брались обучать тех, с кем толком не сумели справиться в Хогвартсе! Мы забирали из общества волшебников почти ущербных — и возвращали превосходно выученных!
— Вы убивали магглов, — опять нахмурившись, напомнил Сэвидж.
— О Мерлин, да помилуйте! — воскликнул Мампс. — Их шесть с половиной миллиардов. Миллиардов! А волшебников — ну сколько? По всему миру миллиона нет! Их больше в шесть с половиной тысяч раз — представьте это! Или даже в двадцать! Вы их жалеете? И ведь никто не пострадал! Мне очень жаль, мне правда очень жаль, что Патрик оказался у волшебника — так не должно было случиться, я сам отдал его маггловской семье!
— А как отдали? — спросил Лестрейндж.
— В магазине, — отмахнулся Мампс. — Простой лёгкий конфундус, и ребёнок буквально вцепился в игрушку — а мать её купила. Всё должно было отлично получиться — не понимаю, что пошло не так!
— Возможно, тот ребёнок потерял игрушку, — предположил Лестрейндж, и Мампси горячо возразил:
— Нет, это невозможно! Совершенно невозможно! Такие вещи не теряют!
— Почему? — удивился Лестрейндж.
— Вы бы потеряли нечто очень дорогое вам? — спросил Мампси в ответ.
— У вас есть дети? — тоже спросил Лестрейндж.
— Мерлин, да при чём тут? Нет! — ответил Мампси, и Лестрейндж вдруг улыбнулся:
— Это вас и подвело. Маленькие дети всё теряют. Абсолютно всё. Я думал, на игрушке были чары.
— Чушь какая! — отрезал Мампси. — Тот мальчишка вообще не должен был выпускать из рук игрушку!
— Он мог…
— Да какая уже разница! — оборвал их Сэвидж. — Факт в том, что ваш ученик с вашей подачи пытался поработить душу волшебника.
— Говорю вам, это же не должен был быть волшебник! — вспылил Мампси. — Я не знаю, как так вышло — говорите с Патриком!
— Вам-то какая разница? — вспылил Сэвидж. — Души-то все одинаковые, нет? У магглов и у нас?
— Вы в своём уме?! — воскликнул Мампси. — Нас и так в десятки тысяч раз меньше, чем их — как можно навредить волшебнику? Тем более, английскому.
— Почему тем более? — спросил Лестрейндж.
— Британия — колыбель современной магии, — ответил Мампси. — Недаром Хогвартс — лучшая из школ. Вся современная традиция идёт отсюда.
— А как же Япония? — спросил Лестрейндж. — Китай?
— Они теперь все тоже пользуются палочками — местная традиция почти утрачена, — несколько пренебрежительно ответил Мампси. — Мы — колыбель всего, и с нас должно начаться возрождение.
— Чьё возрождение? — спросил на сей раз Сэвидж, и Мампси сморщился с досадой:
— Наше! Возрождение волшебников! Вы только посмотрите, в каком мы положении сейчас — мы прячемся, как кролики, по норам, мы их боимся! Магглов. А ведь когда-то они нам служили!
— И вы решили это возродить? — негромко спросил Лестрейндж.
— А почему бы нет? — запальчиво ответил Мампси.
— Но какой толк от призрака? — недоумённо спросил Сэвидж. — Вы что, отправили бы его магглов убивать?
— Ох, Мерлин, нет! — воскликнул Мампси. Вопросы Сэвиджа его явно раздражали. — Это был всего лишь первый опыт. Со временем мы бы модифицировали заклинание и сделали его не таким смертельным и более всеобъемлющим.
— И магглы бы вас полюбили? — спросил Лестрейндж. — Все? И слушались бы?
— Разумеется! — а этот вопрос Мампси явно обрадовал. — Вот теперь вы поняли! — сказал он торжествующе. — Нет в мире силы больше, чем любовь! — проговорил он пафосно, и Гарри стало до одури противно. Когда-то почти те же слова говорил совсем совсем другой человек по совсем иному поводу. И слышать их теперь казалось почти кощунством.
Он встал и тихо вышел. Остальное он прочитает после в протоколе — в целом, с этим Мампси всё было понятно. Как и с остальными, думал Гарри, медленно идя по коридору. Это было странно и абсолютно нелогично, но он ощущал некоторое разочарование: всё опять свелось к идеям власти над магглами. Почему никто из тех, кто её так алчет, эту власть, не думает о том, что за неё платить придётся несвободой? Что, получив её, им уже не выйдет жить так, как они жили — им придётся отвечать за всё на свете, и заниматься совсем неинтересными делами. Власть куда скучней, чем кажется — по крайней мере, так казалось Гарри, который постепенно начинал понимать Робардса, с таким упорством подготавливающего себе преемника. Которым Гарри вовсе не хотелось быть… он бы лучше работал вот как Лестрейндж, старшим аврором. Разгадывал бы сложные дела… хотя и тут рутины много, но она осмысленна, по крайней мере. В отличии от бесконечной бюрократии, с которой каждый день сражался Робардс.
Гарри остановился возле допросной, где, как он знал, сейчас Гор с Праудфутом говорили с Эвелиной Воспер — той самой женщиной, которая встречала возвращающихся учеников. Он остановился и, немного постояв, заглянул в соседнюю допросную — обнаружив, что она пуста, зашёл и, придвинув стул к разделяющие комнаты стене, сделал её прозрачной и уселся, разглядывая эту Воспер. Сейчас она выглядела совсем иначе: хорошо сложенная темноволосая женщина лет сорока или пятидесяти, с крупным тонким носом с заметной горбинкой и ярко-голубыми красивыми глазами. Мантия была ей маловата, и поэтому обтягивала её слишком сильно — что, по-видимому, доставляло ей некоторое неудобство.
— Он просто идиот, — Воспер повела плечом, — повёрнутый на идее подчинения магглов.
— А вы чего хотели? — спросил Праудфут.
— Я? О, я намного приземлённее, — с некоторой снисходительностью проговорила Воспер. — Мне бы хватило десятка верных призраков — но нужно было отработать заклинание. Мне нужно было быть уверенной: оно так долго не использовалось, и в книге было слишком мало информации о том, что происходит с наложившим его магом. Я ведь не сумасшедшая лично использовать такие заклинания без апробации.
— Так это была просто апробация? — уточнил Праудфут.
— Конечно, — Воспер слегка улыбнулась. Снисходительно.
— И если бы всё получилось, вы принялись бы за волшебников? — спросил он.
— Надо посмотреть, есть ли разница, — ответила она. — Теоретически её быть не должно — и если это так, то я, конечно, взяла бы магглов: с ними проще. Но, возможно, разница имеется — это нужно было выяснить.
— То есть, игрушка попала к волшебнику не просто так? И это не случайность? — спросила Гор.
— Нет, разумеется, случайность, — Воспер поморщилась, как будто услышала неожиданную глупость. — Кто в здравом уме стал бы подкидывать такое сыну Гарри Поттера? И начинать, конечно, нужно с магглов.
— А почему вы брали только мальчиков? — снова спросила Гор.
— Чтобы всё получилось, нужно уметь длительное время концентрироваться на задаче, — ответила Воспер, — и не поддаваться чувствам. Девочкам, особенно молоденьким, это сложнее. Они легче привязываются, особенно к маленьким детям — а в этом случае бы у них ничего не вышло. «Игрушка» должна быть сосредоточенна на заклинании, и повторять его, и повторять, привязывая к себе своего владельца — это очень медленная и кропотливая работа. В целом девочки такое исполняют даже лучше мальчиков — но это дети. Велик риск, что они слишком к ним привяжутся.
— И что такого? — удивилась Гор. — Чем это помешает заклинанию?
— Не понимаю, как вы стали старшим аврором, — Воспер удивлённо оглядела Гор. — Вы ведь уже знаете, что оно делает с объектом. Разве сможет привязавшийся к нему волшебник довести заклятье до конца?
— Да, разумно, — согласилась Гор, и Воспер хмыкнула:
— Естественно. Мальчики не столь сентиментальны и в их возрасте не склонны привязываться к детям, тем более, чужим. К тому же, я выбирала не самых симпатичных, и при этом слабых — чтобы их потом легко было изгнать.
— Изгнать? — переспросил Праудфут. — Зачем?
— А что мне с ними потом делать? — удивилась Воспер. — Я бы не смогла забрать их: призрак абсолютно верен своему хозяину и только лишь ему.
— Что происходит с призраком после смерти, как вы выразились, хозяина? — спросил Праудфут.
— Это превосходный вопрос, — похвалила его Воспер. — Это я намеревалась выяснить, но вы мне помешали. В книге об этом практически ничего не говорится, так что мне предстояло выяснить это самостоятельно. Но вы мне помешали… очень жаль.
Дверь в допросную приоткрылась, и заглянувший Долиш спросил:
— Занят?
— Да нет, — Гарри махнул палочкой, возвращая стене обычный вид. — Я могу помочь?
— Нет, — к некоторому его удивлению, ответил Долиш. — Но у меня есть неприятное известие, — он вошёл и закрыл за собой дверь.
— Говори, — у Гарри тут же заныло под ложечкой. Вряд ли Долиш принёс какие-то новости лично про него, однако же раз он пришёл к нему, значит, дело касалось кого-то близкого Гарри.
— Я, возможно, ошибаюсь, — сказал Долиш. — Но мне кажется, что ты заинтересован в судьбе Хагрида.
— Кого? — вот уж чьё имя Гарри услышать никак не ожидал.
— Хагрид, — повторил Долиш. — Лесник в Хогвартсе.
— Я… да, — Гарри почувствовал, как заколотилось его сердце. Кажется, он уже понял, что сейчас услышит, и пока не понимал, что же ему теперь делать.
— Поттс назвал человека, что продал ему котёнка сфинкса, — уже ожидаемо проговорил Долиш. — И я не думаю, что он солгал.
Гарри сидел в отделе и смотрел на лежащий перед ним пустой лист пергамента. Он пытался придумать, как избавить Хагрида от Азкабана, но пока безрезультатно. Гарри слышал, как постепенно коллеги собираются в отделе, но его не трогали, а ему ни с кем сейчас разговаривать не хотелось. Он прекрасно понимал, что Хагрид виноват, но… но как он будет в Азкабане? Хагрид ведь не хотел никому беды и зла, он просто… просто Хагрид!
— Гарри, — голос Лестрейнджа всё-таки вернул его в реальность. — Не хочешь пообедать?
Гарри удивлённо посмотрел на него, но стоящий рядом с его столом Лестрейндж ответил ему дружелюбно-нейтральным взглядом.
— Сходите, да, — вмешался Сэвидж. — А то мы тут скоро чокнемся.
— Идём, — позвал Лестрейндж. Это было до того необычно, что Гарри просто встал и вышел вслед за ним.
Они поднялись в столовую, где в четвёртом часу дня уже почти никого не было — так же, как и не было многих блюд, но Гарри сейчас было всё равно, что есть, так что фиш энд чипс его вполне устроили.
Они с Лестрейнджем сели у стены, и когда устроились, он сказал:
— Рано или поздно это бы произошло.
— Что? — зачем-то спросил Гарри.
— Рано или поздно Хагрид бы попал в подобную историю, — сказал Лестрейндж.
— Да, я понимаю, — Гарри насупился. — Только это всё равно несправедливо.
— Да — по-человечески, — согласился Лестрейндж. — Вопрос в том, как это выглядит с точки зрения закона.
— Да я знаю, как это выглядит, — буркнул Гарри. — Если от этого сфинкса никто не погиб, это три года Азкабана. А если погиб… ну, в общем, всё зависит от количества.
— Там погибших нет, насколько нам известно, — сказал Лестрейндж, и хотя это было хорошей новостью, обрадоваться у Гарри не получилось, и он просто кивнул. — Дело ещё не выделили и никому не поручили, — мягко проговорил Лестрейндж, и Гарри мрачно отозвался:
— Да какая разница.
— Хагрид был несправедливо осуждён, — как-то задумчиво проговорил Лестрейндж.
— Его же оправдали, — Гарри нахмурился. — И палочку вернули.
— А что толку? — спросил Лестрейндж. — Его исключили из школы, когда он был, кажется, на третьем курсе. Колдовать нормально, как мы все, ему уже не научиться — да он, как я понимаю, уже не очень к этому стремится. Его жизнь сломали, и какая компенсация может быть достаточной? Хотя он получил её и, надеюсь, не потратил, — добавил он, и Гарри непонимающе сморгнул: чужие деньги Лестрейнджа до сих пор интересовали лишь в контексте расследования.
— Я, наверное, тупой, — сказал Гарри. — И я должен был бы что-нибудь понять — но я не понял.
— Обвинение формулирует тот, кто ведёт дело, — сказал Лестрейндж.
— Да как будто тут есть выбор! — с досадой воскликнул Гарри. — Я сам уже пол дня думаю…
— Дело можно было бы вообще замять, — Лестрейндж посмотрел на свою тарелку, отломил вилкой кусок рыбы и отправил его в рот. — Но я думаю, это будет неправильно.
— Как это замять? — с острым интересом спросил Гарри.
— Очень просто, — пожал Лестрейндж плечами. — Чуть подправить протокол. К нынешнему делу личность продавца котёнка не имеет отношения и сути дела не изменит.
— Это что, какая-то проверка, да? — спросил Гарри, помолчав. — Тогда надо было выбрать кого-нибудь другого. Не тебя.
— Да нет, — Лестрейндж почему-то вздохнул. — Роберт хочет всё же выделить это дело отдельно и отдать это дело тебе.
— Я не хочу отправлять его в тюрьму, — угрюмо сказал Гарри. — Но протокол подделывать… — он покачал головой.
— Можно подумать о квалификации и свести всё к штрафу, — заметил Лестрейндж.
— Штрафу? — Гарри вздёрнул голову.
— Большому штрафу, — кивнул Лестрейндж.
— Поэтому ты… да я и сам…
— Нет, — мягко возразил Лестрейндж. — Не мне тебе указывать, конечно, но я полагаю, что это нужно если не прекратить, то хотя бы ввести в некоторые рамки. Прежде это делал Дамблдор, но теперь ему нужна замена.
— Дамблдора невозможно заменить, — возразил Гарри.
— Смотря в каком смысле, — не согласился Лестрейндж. — Хагрид — насколько я понимаю — очень уважал его, ценил и старался не слишком огорчать. Полагаю, ты вполне бы мог занять место такого человека в его жизни — потому что иначе однажды он продаст кому-нибудь дитёныша существа пятого уровня опасности, и тогда уже не будет иметь никакого значения, погиб из-за этого кто-то или нет — ты знаешь, это Азкабан. Сейчас же можно свести дело к штрафу, потому что пострадавших нет. Хагрид — человек простой и светлый, и если он будет знать, что ты, по сути, поручился за него… хотя, конечно, нужно будет взять на эту роль кого-нибудь другого — его это, возможно, будет сдерживать. В дальнейшем. Он не захочет подводить тебя.
— Нужны два поручителя, — вспомнил Гарри. — Не родственники ни друг другу, ни обвиняемому.
— Не думаю, что с этим будут сложности, — заметил Лестрейндж.
— Конечно, нет, — Гарри заулыбался.
— Имей я право, я бы настоял на том, чтобы штраф выплатил всё же сам Хагрид, — с непривычной настойчивостью сказал Лестрейндж. — Совесть совестью, но деньги тоже учат хорошо.
— Штраф будет огромным, — Гарри нахмурился. — Это просто нечестно, чтобы Хагрид отдал всё, что получил за свою сломанную жизнь.
— Что ты, — качнул головой Лестрейндж. — Возьми его дело, посмотри решение. Штраф будет в районе тысячи — это не так много. И поговори с ним, — попросил он, возвращаясь к своему обеду.
— Я поговорю, — пообещал Гарри, вспоминая Норберта. И Арагога. Тогда он не понимал, а сейчас знал, что за каждого из них Хагрида могли отправить в Азкабан на три-четыре года. Интересно, знал ли об этом Слагхорн? Наверняка же знал — не мог не знать. Но его такие мелочи не волновали… Лестрейндж прав, сто раз прав: теперь, когда Хагрида некому защитить, кроме него, Гарри, он однажды попадётся. Надо с ним поговорить — вот только Гарри вообще никак не мог представить себе этот разговор. Он придёт и станет… что? Попрекать Хагрида? Учить его?
Но сначала нужно было вспомнить, как оформить дело так, чтобы свести его к штрафу. Гарри этому учили, разумеется, но он забыл — и вот теперь, жуя свою картошку с рыбой, решал, то ли идти искать нужный справочник, то ли просто спросить Долиша. Тот наверняка знает.
В конце концов Гарри выбрал справочник — конечно, Долиш рассказал бы ему всё и научил, и, возможно, к нему-таки придётся обратиться, но хотя бы начать Гарри хотел сам. Он всё же не стажёр уже.
— Почему ты это сделал?
— В смысле? — на лице удобно устроившегося в постели с книгой Мальсибера ярко отразилось удивление.
— Ты ведь не обязан был, — продолжил Лестрейндж, подходя к кровати. — Контракт не обязывал тебя.
— При чём здесь контракт? — с ещё большим недоумением спросил Мальсибер, даже закрывая книгу.
— Контракт не обязывал тебя спасать Причарда, — упрямо повторил Лестрейндж, пристально глядя на Мальсибера. — И ты знал, на что идёшь. Так почему?
— Потому что он умер? — спросил Мальсибер, глядя на него с каким-то недоверием. — Этот мальчик? А я мог его вернуть? Я не понимаю, в чём вопрос?
— Всё ты понимаешь, — Лестрейндж вдруг улыбнулся и расслабленно подошёл к ярко горящему камину. — Но Мерлин с ним со всем. Ты отдыхай.
Он взял кочергу и поворошил дрова — что-то щёлкнуло, пламя ярче вспыхнуло, и Лестрейндж, оставив их в покое, отошёл к окну. Некоторое время в комнате было тихо, а затем раздался смешок.
— Я отвечу тебе, хотя ты мне не поверишь. Баланс. Всё дело в балансе.
Мальсибер умолк, и Лестрейндж, обернувшись, задал тот вопрос, который тот, по-видимому, от него ждал:
— Объяснишь?
— Мы все оставляем след, — почти сразу заговорил Мальсибер. — Одна жизнь — один след. Из них складывается мир. Каждая… одна жизнь — мелочь. Капля. В плюс или в минус… но из них складывается мир, — повторил он. — Мне он нравится. Не хочу его портить, — Мальсибер вновь усмехнулся и немного помолчал. — Я хочу выйти в ноль. Хотя бы. Ничего из сделанного я исправить не могу: людей воскресить нельзя. Но могу сделать что-то хорошее. Для баланса. И потом, мне это стоило недорого, — добавил он легко — в полутьме было плохо видно, но казалось, что он улыбнулся.
— Недорого? — переспросил Лестрейндж. — Ты до сих пор не в состоянии самостоятельно дойти до двери.
Мальсибер чуть слышно хмыкнул.
— Через несколько дней буду. Несколько дней боли — это немного. За целую жизнь. Согласись, — его голос звучал почти весело и легкомысленно. — К тому же, её оказалось куда меньше, чем я ожидал. И потом, мне понравилось летать в карете пассажиром, а не заключённым.
— Не все рассуждали бы так, как ты. И это не просто боль, — возразил с нажимом Лестрейндж.
— Не просто, — покладисто согласился Мальсибер. — Но это всего несколько дней. Моуди не верит в раскаяние, ты знаешь? — спросил он, и его глаза в темноте блеснули. — Ты согласен с ним?
— Нет, — спокойно ответил Лестрейндж. — Я видел всякое. Раскаяние в том числе.
— Не у таких, как я, — возразил Мальсибер. — И он прав, я думаю. Я не вижу в нём смысла. Зачем то, что ничего не исправляет? Но я хочу выйти в ноль, — повторил он.
— В ноль, — медленно повторил Лестрейндж, глядя на него с внезапным пониманием. — Вот почему ты до последнего кормил их сам.
— Я не думаю, что кто-то заслужил узнать, как это, — кивнул Мальсибер. -Я-то это и так знал, а вас мне хотелось от этого избавить. Но не получилось. Честно говоря, я тогда слегка слукавил, — признался он. — Я не знал наверняка, сколько раз у меня ещё выйдет создавать Патронуса — в том, что я смогу это сделать ещё три-четыре раза, я был убеждён, ну и… возможно, у меня бы вышло больше. Может быть, даже в разы, — он улыбнулся озорно и чуть-чуть виновато. — Но тогда так разговор сложился, что я попросту не удержался. Извини. Я тогда уже устал ужасно и перед соблазном устоять не смог. Мне так не хотелось дальше погружаться в эту серость.
— Серость?
— Мир теряет краски, — пояснил Мальсибер. — Запахи и звуки. Всё становится таким… однообразным. Серым и безвкусным. И холодным. Ничего уже не нужно, хочется просто исчезнуть и не быть… правда, тогда получаются такие вещи, которые сейчас я сделать просто не смогу. Но честное слово — это того не стоит.
— Скажи, — спросил Лестрейндж, — а что ты с ними делал, пока они поедали наши Патронусы?
— А, это, — Мальсибер поднял руки и посмотрел на свои ладони. — Я подумал, будет скверно, если они решат… поймут… осознают… я не знаю, как это верно обозначить, — признался он, — что Патронусов, вообще-то, можно есть. До того момента они… ну, скажем так, считали, что так можно только с моими именно потому что они мои, и я побоялся демонстрировать им возможность делать это и с другими. Так что я ваши Патронусы немного переделывал… если можно так сказать, фальсифицировал, — он тихо рассмеялся. — Я надеюсь, получилось.
— Тебе Шляпа Гриффиндор не предлагала? — пошутил вдруг Лестрейндж.
— Я её даже не до конца надел, когда она завопила: «Слизерин», — засмеялся Мальсибер. — Какой Гриффиндор, ну что ты.
В начале разговора с Хагридом Гарри чувствовал себя мучительно неловко. Вернее, они оба так себя ощущали: Хагрид выглядел ужасно расстроенным и смущённым, и так покаянно рассказывал, как купил котёночка «по случаю» и как понял, когда тот стал подрастать, что, наверное, тому не место в школе, и как подыскал ему «приличного хозяина», что Гарри, понимавшему, что тот кругом неправ, почему-то хотелось от непонятного ему самому стыда сквозь землю провалиться. Хотя ведь он-то точно ни в чём не был виноват!
— А что, — спросил в конце концов Хагрид, — он сильно навредил кому?
— Нет, — заверил его Гарри. — Нет, сам сфинкс никому не навредил. Только его хозяин, но ты за него не отвечаешь.
— Вот и я так сразу понял, — Хагрид, кажется, немного успокоился, — что он смирный. Маффин-то.
— Да, он вполне спокойный, — согласился Гарри.
— А что ж с ним теперь-то будет? — озабоченно спросил Хагрид, и Гарри пообещал:
— Ему найдут владельца. Или переселят в заповедник где-нибудь на юге.
— Ты мне расскажи тогда, — попросил Хагрид расстроенно. — Он хороший, Маффин-то, — Хагрид вздохнул, и только теперь спросил: — А что со мной-то будет?
— Это ведь… ну, незаконно, — сказал Гарри, чувствуя, как ноет что-то у него внутри. — Ты же сам знаешь.
— Да знаю, — Хагрид виновато протёр стол перед собой ладонью. — И ты, значит, за мной, да, пришёл? Сам? Это хорошо, что сам, — сказал Хагрид благодарно.
— Хагрид, — покачал головой Гарри. — Поскольку в этот раз от сфинкса никто не пострадал, я думаю, что я смогу оформить тебе штраф. И в этот раз всё обойдётся без Азкабана. Я только поручителей найду. Но обещай мне, что…
— Ох, Гарри, — Хагрид шмыгнул носом и, достав из кармана большой клетчатый платок, шумно в него высморкался. — Но у тебя не будет из-за этого проблем?
— Не будет, если этого не повторится, — ответил Гарри. — Хагрид, правда, обещай мне, — попросил он, — что ты больше никогда не станешь ни заводить, ни продавать никого выше третьего класса опасности. Пожалуйста!
— Ох, — Хагрид расстроенно вздохнул. — Да нечто я не понимаю. Но оно ж само так складывается…
— Я понимаю, — терпеливо сказал Гарри. — Хотя бы пообещай мне, что если оно снова так сложится, ты мне сразу сообщишь. Напишешь. И мы вместе решим, что делать. Хорошо?
Хагрид тяжело вздохнул и странно так отвёл глаза, что Гарри напрягся. Он упрямо не отводил взгляд, и Хагрид наконец неохотно проговорил:
— Ну… тут… У нас тут, в общем… это…
— Хагрид! — Гарри уже не знал, смеяться ему или плакать.
— У нас тут келпи поселился, — Хагрид смотрел куда-то в пол. — Маленький ещё, совсем жеребёнок… Гарри, он в лесу же, никому не навредит…
— Тебе нужно получить лицензию, — наконец сказал Гарри то, что придумал накануне. Потому что проблема Хагрида требовала системного, а не разового решения, и Гарри, кажется, его нашёл. — А что — это же вполне возможно, — заговорил он быстро. — Я уверен, что тебе её дадут — нужно будет только оплатить и далее не пропускать оплату. Ежегодно.
— Мне? Лицензию? — озадаченно переспросил Хагрид, и Гарри с энтузиазмом закивал:
— Ну конечно! Ты можешь получить лицензии на каждое животное, которое тут… кхм… заведётся — и у тебя не будет больше никаких проблем. Я помогу тебе её… их оформить, — предложил он.
— Поможешь? — с надеждой спросил Хагрид, и Гарри горячо пообещал:
— Конечно!
В аврорат Гарри вернулся воодушевлённый и со списком требующих немедленного оформления лицензий. Чем тут же и занялся, благо, его никто не дёргал, а своего дела у него сейчас не было.
Вообще, если бы не это странное дело со школой, в аврорате было бы довольно тихо — если не считать, конечно, незримо висевшего над ними всеми вопроса о судьбе Причарда, которая должна была решиться именно сегодня. В полдень медицинская комиссия во главе с Уингером должна была выдать заключение, которое станет или очередной вехой, или же финальной точкой в судьбе Причарда-стажёра аврората. Гарри Так и не видел его с тех пор, как они все вернулись из Азкабана: Причарда тогда же отправили в Мунго, и так никого к нему и не пускали. Но сегодня они с ним увидятся — так или иначе.
Гарри был уверен, что его в Мунго не позовут, однако же ошибся: без четверти полдень Сэвидж поднялся из-за своего стола и скомандовал:
— Гарри, сходи, позови Дабхгласса — пора в Мунго.
Выполнить это приказание Гарри не успел: Блейн явился сам, и они с ним столкнулись в двери. Посмеялись слегка нервно — и все вместе, вчетвером, с Лестрейнджем и Сэвиджем, отправились в Мунго.
Их там ждали. Медиковедьма провела их в небольшой конференц-зал, где уже сидели Уингер и четыре незнакомых Гарри целителя. А вот Причарда там не было, зато был Робардс, поприветствовавший коллег коротким кивком.
— Начнём, — сказал он, когда все расселись вокруг овального стола. — Комиссия приняла решение?
— И даже записала, — Уингер похлопал ладонью по лежащему перед ним пергаменту.
— Решение было единогласным? — продолжал задавать протокольные вопросы Робардс.
— Было, — Уингер крайне выразительно посмотрел на большие круглые часы, висящие над дверью.
— Огласите его, — сказал Робардс, и у Гарри по спине пополз противный холодок.
— Годен к службе в аврорате, — сказал Уингер и нарочито зевнул. — Всё, заседание комиссии закончено, забирайте вашего стажёра.
Гарри очень, очень старательно подавил расплывающуюся улыбку. Годен!
— Однако, — подала голос пожилая целительница слева от него, и Уингер состроил непередаваемую гримасу, а Гарри вздрогнул, — мы настаиваем, чтобы мистер Причард регулярно проходил обследования: ежемесячно в течении первого года, затем — четыре раза в год в течении следующих пяти лет, и после — дважды в год до конца службы или до специального решения.
— Настаиваем, — кисло подтвердил Уингер.
— Сколько времени будет занимать это обследование? — спросил Робардс.
— Да за пол дня управится, — отмахнулся Уингер. — Пусть приходит, например, в четверг. Всё, идёмте, наконец, обедать, — он ловким щелчком переправил пергамент Робардсу и встал. — И я к тебе зайду, — сказал он уже Лестрейнджу. — Сегодня вечером.
— Буду рад, — тот тоже встал.
За ними поднялись и остальные, и тогда наконец та же медиковедьма, что проводила сюда авроров, привела в зал Причарда — всё в той же форменной мантии, в которой он был в Азкабане. Ему, судя по его напряжённому виду, решение комиссии известно не было, и когда Робардс огласил его, Причард только глубоко вздохнул и сказал, коротко склонив голову:
— Спасибо, сэр!
— Завтра отправишься на переаттестацию в академию, — сообщил ему Робардс. — Сдашь все нормы — и вернёшься. Ну, или не сдашь, — философски добавил он. — Тогда останешься там ещё на год.
— Я сдам, сэр! — буквально отчеканил Причард — и вот тут все рассмеялись, и Блейн подошёл к нему и пожал руку, а затем и обнял коротко и крепко. А затем пришёл черёд и Гарри, и Робардс, поглядев на них обоих, только повторил:
— Грэхем, завтра в восемь утра тебя ждут в Академии. И я бы не советовал опаздывать. А сейчас, — он вздохнул, — вы оба свободны.
— Сэр? — вопросительно проговорил Гарри, но тот только махнул рукой и вышел, ухмыляясь.
— Причарда целители сегодня допустили к службе, — сообщил Лестрейндж с порога, отлевитировав принесённый поднос на комод. — Осталась переаттестация в академии, но для него это, думаю, формальность. И он хочет поблагодарить тебя. Отдельно — за отказ от долга жизни. Когда только ты успел?
— Нет, — неожиданно резко ответил Мальсибер. Когда Лестрейндж вошёл в комнату, он сидел в придвинутом к окну кресле, завернувшись в плед, и смотрел на море, но обернулся на вошедшего и теперь глядел на него хмуро.
— Почему нет? — вскинул брови Лестрейндж.
— Нам нельзя встречаться, — покачал головой Мальсибер.
— Почему? — повторил Лестрейндж.
— Ты понимаешь, что я сделал для него? — спросил Мальсибер, нервно и горько улыбнувшись и откинув голову на спинку кресла. — Я воскресил его. Ты понимаешь? Я для него сейчас ангел господень и господь бог в одном лице. Но он меня не помнит — ему, как я понял, рассказали, но сейчас это теория. Однако если мы увидимся, его душа — не он, он сам нормальный человек и всё прекрасно понимает — всё вспомнит. И вот тогда уже никакое понимание и сила воли ничего не смогут изменить: я стану для него мессией. Тем, кто его не просто спас от смерти — воскресил. И жизнь подарил. Я это видел — больше не хочу. Да и ему подобный опыт точно ни за чем не нужен.
— Ты это видел? — переспросил Лестрейндж, и Мальсибер скривился с ярким отвращением:
— Да. Дольф, я не хочу быть богом, — резко сказал он. — Мне человеком бы остаться. Не толкай меня туда.
— Да уж не стану, — усмехнулся Лестрейндж. — Вам вообще нельзя встречаться? Никогда?
— Не думаю, — сказал Мальсибер. — Я полагаю, пара лет — и он сможет смотреть на меня как на увернувшегося от вас преступника. Как и положено аврору. На самом деле, даже через полгода… но я подстраховался бы. Да и к чему нам видеться?
— Да ни к чему… пускай письмо напишет, — слегка улыбнулся Лестрейндж, внимательно разглядывая Мальсибера. — Письмо же можно? — уточнил он, и Мальсибер кивнул. — Позволь спросить, — тот кивнул, и Лестрейндж проговорил неторопливо: — А как же те… твои товарищи? Они-то тебя видели почти что сразу. Ух точно не через полгода.
— Я ведь сказал: я это видел, — Мальсибер неприязненно и как-то болезненно скривился. — И больше не хочу.
— И что же, — продолжал Лестрейндж, — и до сих пор…
— Я сделал тогда всё, что мог, чтобы… убрать этот эффект, — Мальсибер вновь скривился: говорить об этом ему было откровенно неприятно. — Мне кажется, что получилось. В конце концов. Более или менее.
— И Лорд позволил?
— Ну, — Мальсибер хмыкнул, — ему это было неприятно. Он, конечно же, не признавался, но он ревновал. Так что он позволил. Господин должен быть один, — Мальсибер фыркнул, на сей раз с иронией, а потом добавил уже серьёзно: — Я рад, что вашего стажёра допустили. Хотя и не могу простить себя за то, что я нарушил обещание.
— Петтигрю, по-моему, даже не против, — заметил Лестрейндж. — Всё веселей, чем Азкабан. Но ты не про него.
— Не про него, — эхом повторил Мальсибер — и вдруг усмехнулся. — Ты даже не понял тогда, как ты меня поймал. Когда поставил перед выбором — нарушить слово или же лишить этого юношу всего. Я ведь был и им тогда — и это мне ты говорил, что я лишусь всего, о чём мечтал. Он… Причард — прирождённый аврор. Есть такие люди… наверное, это и называется призванием. Большинство из нас может заниматься самыми разными вещами, но некоторые словно бы рождаются уже вот, например, аврорами. Он всю жизнь, с самого детства, мечтал об этом, и ещё до школы знал, кем хочет стать. И у него получится, — он улыбнулся. — Я уверен. Я уже не помню, разумеется, деталей, но я помню свои ощущения. Для него это не просто служба — это жизнь. Выгони его, и он потеряет её смысл — и это кончится, я думаю, нехорошо. Но сейчас я это просто знаю — а тогда я был им, в некотором смысле. Память же его была во мне. И я нарушил обещание, — он коротко вздохнул. — Хотя не должен был и права не имел, но я не мог разрушить его жизнь… или свою. У меня тогда всё путалось.
— Я сдержал слово, — ответил Лестрейндж. — И сдержу. Об этом будут знать всего несколько человек, и они тоже сохранят это в секрете.
— Что знают двое, — горько проговорил Мальсибер. — Я не уверен, что верно поступил тогда. Но оставим это, — отрезал он и отвернулся, вновь уставившись в окно.
— Ты не ответил мне, — сказал Лестрейндж, и Мальсибер спросил, не оборачиваясь:
— На что?
— Долг жизни. Его нет — целители проверили. Ты отказался от него, я верно понимаю?
— Отказался, — равнодушно согласился Мальсибер.
— Я понимаю, почему, — сказал Лестрейндж, и Мальсибер чуть кивнул. — Но когда? Я помню, в каком ты тогда был состоянии — а времени ведь мало.
— Я заранее, — Мальсибер чуть приподнял одно плечо. — Это ведь не долго. Сразу после этого мысли страшно путаются — я бы мог просто забыть. Пока подзывал дементора.
Они снова замолчали. Мальсибер всё смотрел в окно, и в комнате стояла тишина, изредка прерываемая потрескиванием дров в камине.
— Скажи, как это? Ощущать себя богом?.
— Да мерзко, — Мальсибер дёрнул верхней губой и снова посмотрел на Лестрейнджа. — Отвратительно. Тебе бы точно не понравилось, я знаю — я мог бы показать, да ты смотреть не будешь… не решишься, — он улыбнулся уже почти что весело. — Но, впрочем, если хочешь… — проговорил он полувопросительно, и Лестрейндж спросил:
— В Омуте?
— Да, можно там, — Мальсибер не стал спорить. — Но там нет чувств — одна картинка… впрочем, к себе в голову ты ведь меня не впустишь.
— Не пущу, конечно, — согласился Лестрейндж. — Тем более, ради пустого любопытства. Но в Омуте я посмотрел бы.
— Давай, наверно, завтра? — попросил Мальсибер. — Или послезавтра. Мне так не хочется прямо сейчас опять работать.
— Конечно, — мягко проговорил Лестрейндж. — Когда пожелаешь. Уингер велел тебе побольше отдыхать и запретил нам пока хоть как-нибудь тебя использовать. И я с ним солидарен. Я принёс пирожных и вина, — добавил он, и Мальсибер расцвёл радостной, почти счастливой улыбкой.
На совещание по поводу этой странной школы Робардс собрал авроров утром в среду.
— У нас три проблемы, — сказал он, когда все расселись вокруг стола в его кабинете. — Первая и главная: как быть с этим заклятьем, которое и оглашать в суде нельзя, и не оглашать невозможно тоже. Вторая — что делать с теми тремя учениками, которые заклятие учили, но не применяли и вообще не думаю, что понимали, с чем имею дело. И третья — мистер Фейн, который по закону заслужил пожизненный Азкабан, но по сути просто идиот. Начнём с первой. Есть идеи? — он оглядел сидящих перед ним авроров.
— Мы воспользуемся законом тысяча семьсот шестого года, — сказал Долиш. — Там была похожая история, и было решено, что можно заклинание не называть, однако должна быть создана судебная комиссия, которая зафиксирует его наличие. Тогда само заклятье на суде не оглашают. Мы тут подготовили запрос на создание такой комиссии, — он открыл лежащую перед ним папку и отлевитировал пергамент из неё Робардсу. — Участники же комиссии, в свою очередь, дают председателю суда Непреложный обет, запрещающий разглашение заклятья в каком бы то ни было виде — и его использование, разумеется. И мы тоже такой обет даём.
— Прекрасно, — с уважением проговорил Робардс, и Гарри заметил, как Сэвидж подавил ухмылку — видимо, для него, в отличие от остальных, это выступление не было сюрпризом. — Было бы отлично так же быстро разрешить две оставшиеся проблемы. Роберт?
— Да память им стереть и отпустить, — пошутил Сэвидж.
— Отличный план, — поддержал шутку Робардс. — Жаль, неисполнимый.
— Да пусть идут на все четыре стороны свидетелями по делу, — уже серьёзно сказал Сэвидж. — Никто из них до экзамена не дошёл и формулировку заклятья не знает. Но… — он показно вздохнул, — есть четвёртая проблема. Это пятый и шестой ученики. Уже сдавшие экзамен.
— А ты мне когда намеревался эту новость сообщить? — вкрадчиво поинтересовался Робардс.
— Да вот как раз и собирался, — Сэвидж тоже извлёк уже из своей папки пергамент и переправил его Робардсу. — Итак, было ещё два ученика — по крайней мере, мы надеемся, что их было два — которые первый экзамен, с игрушкой, успешно сдали. Когда мы вторглись в школу, Мампси успел их трансфигурировать, но нам, конечно, не сказал. Проговорился Берч, один из учеников, и он же назвал их имена… пришлось опять идти на поклон к Маркс, не представляю, как мы рассчитаемся в этом месяце с экспертами, — добавил он озабоченно. — Он только начался, а мы уже, считайте, выработали все часы.
— После разберёмся, — отмахнулся Робардс. — Что за ученики?
— Гарри Олдридж и, как это ни смешно, Гарри же Ларкинз, — Сэвидж, разумеется, не удержался от того, чтобы поглядеть на Гарри и заметить: — Такое имя популярное.
— Это всё принцесса Диана виновата, — не остался тот в долгу. — Всем хочется имя как у принца.
— После посмеёмся, — оборвал их Робардс. — Так что с этими Гарри?
— Они оба экзамен сдали — и где-то растут два маленьких маггла, привязанные к ним, — ответил Сэвидж. — Полагаю, мы найдём их и заклятье снимем — пока не успели, но что делать с этими студентами, я не знаю. По идее, это Азкабан, конечно. Вечный.
— Но они не знали же, что делают, — вступилась Гор. — Понятия не имели, какое зло творят.
— Незнание закона не освобождает, — напомнил Сэвидж, но Гарри видел, что он настроен вовсе не так кровожадно.
— Зачем сажать их в Азкабан? — спросила Гор. — Какой в этом смысл? Мы их ещё не допрашивали толком, — сказала она Робардсу, — но они не производят впечатление злодеев. И, по-моему, действительно не понимают, что сделали.
— По идее, — сказал Лестрейндж, — они должны поддерживать связь с этими детьми — иначе она ослабеет. Мы расспросим их об этом. Но я солидарен с Лисандрой: если — если! — ученики не знали, что творят, их обвинять не стоит, и тем более не нужно отправлять их в Азкабан.
— В общем-то, стремление продолжить обучение похвально, — заметил Робардс. — Но тут тоже важен вопрос целей. Фейн, помню, говорил что-то про «истинную магию».
— Да это болтовня, — махнул рукой Праудфут. — Я тоже склоняюсь к тому, что никакого Азкабана они не заслужили — но мы с ними ещё поговорим, конечно.
— То есть наша третья проблема умножилась на три, — констатировал Робардс. — Всё как обычно. Что ж — работайте. Надеюсь, нас там не ждут ещё сюрпризы.
В некотором роде надежда Робардса оправдалась: по крайней мере, никаких других учеников в школе больше не нашли. Похоже, их и не было: во всяком случае, и Маркс, и сами арестованные, и добровольно, и под веритасерумом проявили в этом редкое единодушие, так же как и в том, что даже сдавшие первый экзамен ученики не были посвящены в детали и действительно понятия не имели о воздействии заклятья.
Предположение о том, что они должны были поддерживать связь с теми детьми, на которых наложили заклинание, тоже оказалось верным — к счастью, хоть воздействие и было более долгим, чем на Джеймса, оно всё же оказалось недостаточным, чтобы причинить непоправимый вред. И хотя детей пришлось оставить в Мунго на пару дней, а потом, конечно, стереть память — так же, как и их родителям — иного вреда им всё это не принесло.
На фоне этого дела история с застрявшими теперь в Азкабане дементорами как-то не то чтобы забылась, но отошла на задний план, и когда в пятницу Робардс, заглянув в отдел, сказал с порога:
— Суд над Рамзи пока отложен, но предварительное слушанье во вторник, — Гарри даже не сразу сообразил, о ком он говорит.
— Как сформулировали обвинение в итоге? — спросил Лестрейндж с любопытством, и Робардс, войдя внутрь, плотно закрыл за собой дверь и ответил:
— Как покушение с уверенным намерением, прерванное вмешательством третьего лица. Как себя сие лицо чувствует? — спросил он Лестрейнджа, и тот ответил:
— Если ты имеешь в виду, сможет ли он выступить перед судом во вторник — полагаю, да. Если тебя интересует, когда мы, наконец, закончим эту бесконечную историю с дементорами, у меня ответа нет.
— В данном случае меня интересует слушанье, — сказал Робардс. — И я намерен с ним поговорить — скажи, когда тебе удобно.
— Да когда захочешь, — отозвался Лестрейндж. — Хоть сегодня, хоть в выходные — я намереваюсь провести их дома.
— Не желаешь оставлять его там одного? — усмехнулся Сэвидж.
— Он не любит одиночество, — ответил Лестрейндж, — и я полагаю должным выступить в роли радушного хозяина хотя бы в выходные. Жизнь Грэхема этого стоит, полагаю… и я буду рад, если кто-нибудь решит нам нанести визит, — добавил он, поглядев на Гор и Гарри.
— Тогда я зайду в субботу, — сказал Робардс. — Завтра. Скажем, к ланчу. Когда у тебя обычно ланч?
— В выходные — в час, — ответил Лестрейндж, — а то и в два. Приходи к двум.
— Присоединяйтесь, — предложил Робардс. Лестрейндж кивнул и снова посмотрел на Гарри, и тот кивнул:
— Я тоже буду, можно?
— Я Дабхгласа тоже позову, — сказал Лестрейндж. — Пообедаем и всё обсудим неформально.
Больше никто приглашение не принял, и это было ожидаемо — а Гарри… Гарри сам не знал, что думает о предстоящей встрече. Ему, конечно, было любопытно… ладно — ему действительно очень хотелось знать, что всё это такое было, и как вообще подобное возможно. Но с другой стороны, замеченная им то ли симпатия, то ли просто любопытство Мальсибера в отношение его самого, Гарри, его настораживало и, пожалуй, раздражало — потому что он не понимал его причин. Не с чего Мальсиберу было ему симпатизировать. То, что тот и к Лестрейнджу похоже относился, было объяснимо: они, кажется, были знакомы с детства, может быть, Мальсибер дружил с Рабастаном — и в любом случае, они были одного круга; к тому же, Лестрейндж обращался с ним, по крайней мере, вежливее многих авроров. Всё это должно было способствовать такому отношению — но Гарри? Встреться они шесть или семь лет назад, что Мальсибер сделал бы? Возможно, даже не с самим Гарри — раз Волдеморт, похоже, приказал его не трогать и оставить лично для него — но с Гермионой, например? С Роном? С Невиллом? И что сделал бы Мальсибер, если бы был в Малфой-мэноре когда их втроём туда притащили? И что делал он, бывая там и зная, что в подвале пленники?
Почему же он теперь всякий раз при виде Гарри так старался обаять его, пусть и аккуратно, но неизменно демонстрируя своё расположение? Что ему от Гарри было нужно?
— А что, — вдруг поинтересовался Робардс, — мадам Моран к тебе заходила?
— Нет, — Лестрейндж чуть улыбнулся. — Но я не удивлюсь, её увидев. И как член Визенгамота, она имеет право с ним встречаться.
— Строго говоря, такое право есть у кого угодно, — заметил Робардс. — Если я всё верно помню, контракт Мальсибера не содержит запрета на встречи с кем бы то ни было. И мне невероятно интересно, кто из наших соотечественников навещал его в Пьемонте.
Не содержит?
Гарри не поверил своим ушам. Как такое может быть? Что, Мальсибер может видеть, например, Малфоев? Или… да кого угодно? Из своих бывших товарищей — тех, кто остался на свободе? Некоторых же, к примеру, не нашли. Почему так?
— То есть он может встретиться, например, с Малфоями? — спросил Гарри.
— Может, — согласился Робардс. — Не на территории Британии, но может.
— А почему на это запрет не наложили? — снова спросил Гарри, и Робардс хмыкнул:
— Ты забыл, в какой спешке всё происходило? Мистер Мальсибер всё превосходно срежиссировал: у нас не было времени даже подумать толком. Вот и не включили. Стандартный контракт об изгнании такого пункта не имеет — а мы не добавили. Не сообразили. Впрочем, он и не согласился бы, я убеждён — пришлось бы уступить.
— А за ним не наблюдают? — почти с надеждой спросил Гарри. — Хотя бы за домом?
— У нас нет на это прав в другой стране, — напомнил Робардс. — Итальянцы наблюдают… по идее, — он снова хмыкнул. — Но на деле полагаю, что не слишком. Хотя Мерлин знает, что у них за отношения — у них тоже есть право его использовать. Но я сомневаюсь, что они расскажут нам, кто там бывает. Ну, работайте, — закончил он и вышел.
— У нас завтра будут гости, — сказал Лестрейндж, входя в комнату к Мальсиберу. — К ланчу. Вернее, у тебя.
— Кто? — отозвался тот, не поворачиваясь. Он снова сидел в кресле у окна, закутавшись в два пледа, под которыми Лестрейнджу почудились очертания кота — но, возможно, это просто складки так лежали.
— Главный аврор, наставник Причарда и мистер Поттер, — ответил Лестрейндж подходя поближе. — Ты в порядке?
— Да, конечно, я поговорю с ними, — ровно проговорил Мальсибер.
— Это завтра, — сказал Лестрейндж. — А я спрашиваю про сейчас. Ты странно выглядишь.
— Это просто яма, — равнодушно проговорил Мальсибер, так и не оторвавшись от тёмного окна, в которое глядел. Освещал комнату только горящий камин, так что Мальсиберу должно было быть хорошо видно море.
— Яма? — непонимающе переспросил Лестрейндж.
— Эмоциональная, — ответил Мальсибер. — Как сказал бы кто-то умный. Ты, к примеру. Сейчас, когда мне уже не плохо, и я один, я иногда соскальзываю.
— В серость? — Лестрейндж придвинул себе кресло и сел рядом.
— Да, — Мальсибер с видимым усилием обернулся и посмотрел на Лестрейнджа. — А что гости от меня хотят?
— Обсудить грядущий суд, я полагаю, — пожал Лестрейндж плечами. — И предварительное слушанье во вторник. Но, в целом, просто пообедать. У меня по выходным бывают гости, и раз ты здесь живёшь пока… — он улыбнулся, и Мальсибер ответил ему усталой, но искренней улыбкой.
— Я бы хотел спуститься к морю, — проговорил он полувопросительно.
— Да, я обещал тебе, — кивнул Лестрейндж. — Завтра утром спустимся. Ты ужинал?
— Нет… — начал было Мальсибер, и Лестрейндж, поднявшись, оборвал его решительно:
— Тогда идём. Я уверен, тебе уже по силам добраться до столовой — иначе как ты завтра дойдёшь до берега?
Погода в Лондоне в субботу была отвратительной: с ночи полил дождь, и явно не собирался останавливаться. На побережье же, как ни странно, было пасмурно, но сухо — тяжёлые облака ползли над морем, раскрашивая небо во все оттенки сизого, серого, белого и тёмно-фиолетового.
Обед на сей раз был накрыт в небольшой столовой за круглым столом с удивительно удобными стульями с мягкими сиденьями и спинками, обтянутыми неожиданным у Лестрейнджа цветочным шёлком.
Мальсибер, в тёмно-серой тёплой мантии и белой рубашке, выглядел усталым и больным, и даже искренняя, вроде бы, улыбка, ничуть не скрадывала это впечатление. Он встретил всех уже в столовой, правда, не за столом, а в нише у окна, где сидел на невысокой бархатной подушке и смотрел на море.
— Это вам, — после приветствия сказал Робардс, протянув ему конверт.
— Благодарю, — Мальсибер отложил было его, но Робардс предложил:
— Взгляните.
Тот послушно распечатал конверт и, прочитав лежащий в нём пергамент, просиял вдруг — так ярко и так резко, что Гарри почти вздрогнул:
— Спасибо!
Мальсибер прижал пергамент к груди и поклонился, возможно, немного театрально, но, похоже, вполне искренне. Затем вложил пергамент назад в конверт и, оглядевшись в поисках места, где можно было бы его оставить, в итоге положил его возле своей тарелки.
— Попросить эльфа отнести к тебе в комнату? — предложил Лестрейндж. Мальсибер почему-то заколебался, и Лестрейндж полушутливо добавил: — Клянусь, с ним ничего не случится.
— Да, спасибо, — Мальсибер посмотрел на конверт и всё же протянул его Лестрейнджу, передавшего уже его эльфу.
Гарри невероятно хотелось узнать, что там такое, но спрашивать сейчас, при самом Мальсибере, он не хотел.
— В знак нашей благодарности за нашего коллегу, — сказал Робардс, и Гарри стало ещё любопытнее.
— Я не скажу «не стоило», — Мальсибер улыбался так солнечно и счастливо, как будто бы там было полное помилование. Но ведь вряд ли же? — Спасибо!
Они расселись — так, что Мальсибер оказался ближе всех к камину, хотя в комнате и было весьма тепло, а Лестрейндж занял самое неудачное место, спиной к большому окну, за которым было видно море.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Робардс у Мальсибера, пока на столе появлялись большие тарелки с мидиями, креветками… и ещё большими креветками и с чем-то белым на похожих на раскрытый веер раковинах. Возле тарелок выстроились маленькие тарелочки с маслом, половинками лимона и с каким-то желтоватым соусом… майонезом? — и Лестрейндж сам разлил по бокалам белое вино.
— Я пока не готов продолжить работу, если вы об этом, — сказал Мальсибер, с удовольствием беря с тарелки одну мидию. Руками! — Пахнет восхитительно!
— Я не об этом, — дружелюбно отозвался Робардс.
— Тогда — спасибо, я ещё довольно слаб, но теперь совершенно счастлив, — Мальсибер снова просиял улыбкой и, взяв вторую мидию, просунул краешек первой раковины в её приоткрытые створки, вытащил оттуда что-то оранжевое и с видимым удовольствием съел.
— Вы не были обязаны спасать его, — сказал Блейн, повторяя его действия с ракушкой.
— Пришлось, — Мальсибер улыбнулся озорно. — У вас ведь был всего один стажёр — на ком бы мы проверили их взаимодействие с незнакомыми аврорами?
— Вот именно поэтому он и был всего один, — заметил Блейн, и все рассмеялись.
Гарри попытался последовать их примеру с раковинами, но потом решил, что вариант Робардса, вытаскивающего мидий вилкой, ему подходит больше, и последовал его примеру.
Соус в самом деле оказался майонезом, но куда вкусней того, к которому Гарри привык в детстве — а после он его, пожалуй, и нигде не ел… Больше всего ему понравилось то белое в веерообразных ракушках — хотя вообще закуска была странной: её вроде бы было довольно много, но в итоге Гарри чувствовал себя ещё более голодным, чем до неё.
— Мы хотели обсудить с вами ваше возможное выступление в суде, — сказал Робардс, когда все более или менее закончили с закуской.
— Конечно, — кивнул Мальсибер, аккуратно разделывая огромную креветку. — Кстати, расскажите, что всё же случилось?
— Одному охраннику не понравился перевод дементоров, и он решил их выгнать таким образом. А Причард — ну, что Причард. Он всего-навсего стажёр.
— Ещё и незнакомый, — добавил Блейн.
— Надо было мне получше посмотреть на них, — сказал Мальсибер с досадой. — Но я не подумал.
— Вас никто не упрекает — даже я, — заверил его Робардс. — Сейчас этот человек арестован, и во вторник будет предварительное слушанье. Вы будете в силах выступить на нём?
— Конечно, — Мальсибер, похоже, удивился. — А какое обвинение выдвинули?
— Покушение с уверенным намерением, прерванное вмешательством третьего лица, — ответил Робардс. — То есть вас. И вас, я полагаю, захотят услышать.
— Мы все согласились с тем, — продолжил Лестрейндж, когда Робардс замолчал, — что не стоит выносить на суд эту историю как есть. Отсюда покушение. Мы скажем, что дементор напал на Причарда и поцеловал его, но ты успел его вовремя остановить. Душа вернулась.
— Что ж, разумно, — кивнул Мальсибер. — Отличное решение. Я всё подтвержу.
— Проблема в том, — сказал Робардс, — что контракт не позволит вам в суде солгать.
— Я и не стану, — возразил Мальсибер. — Сегодня суббота — я успею всё обдумать. Не волнуйтесь за меня, хотя я вам признателен за это, — он с улыбкой склонил голову. — Я бы предложил встретиться в понедельник и порепетировать — если вам удобно.
— Прекрасно, — согласился Робардс.
На горячее подали овощи и жареных цыплят с хрустящей золотой корочкой, довольно острой и солёной, и с очень нежным мясом, легко отходящим от костей — по крайней мере, с этим Гарри не пришлось возиться. Сам он в основном молчал, покуда за столом болтали легко и ни о чём: о погоде, школе, о кулинарии и тому подобных вещах.
И только когда все, наконец, поели, и откинулись на спинки стульев, Робардс вежливо поинтересовался:
— Можно вам задать пару вопросов, мистер Мальсибер?
— Вы ведь здесь для этого, — ответил тот. Он был в превосходном настроении, хотя всё равно выглядел нездоровым и измученным — радость скрадывала это, но не до конца. — Конечно, спрашивайте.
— Мы действительно вам благодарны, и я не хотел бы, чтобы это выглядело как допрос, — сказал Робардс. — Это лишь беседа, и вы вольны нам не отвечать.
— Приложу все усилия, — Мальсибер улыбнулся и предложил: — А давайте есть десерт?
— Как прикажешь, — шутливо ответил Лестрейндж и громко проговорил: — Десерт.
Перед каждым за столом возникла вытянутая овальная тарелочка с… Гарри точно знал название, но вот именно сейчас забыл. Такой полупрем-полужеле с карамельной корочкой…
— Одно из лучших крем-брюле, что я пробовал, — сказал Мальсибер, разбив корочку и подхватив ложкой нежный крем-желе. — Какая карамель!
— Ты просто отвык, — любезно улыбнулся Лестрейндж.
— Нет, правда очень вкусно, — вмешался Блейн. — Жаль, что мало, — он выразительно посмотрел на свою уже наполовину опустевшую тарелку.
— Есть ещё, — заверил его Лестрейндж.
— Так что за вопросы? — спросил Мальсибер. Он ел медленно, небольшими кусочками, и жмурился от удовольствия от каждого — нет, Гарри так есть не умел. Хотя крем-брюле и вправду было… или был? — вкусным.
— Где вы научились этому? — спросил Робардс.
Гарри подумал, что Мальсибер сейчас спросит «чему?» — это было очень в его стиле — но тот не стал:
— В Азкабане, — он погладил край тарелки пальцами и посмотрел на Робардса.
— Много раз вы это делали? — спросил тот.
— Я точно не помню, — Мальсибер снова положил в рот небольшой кусочек крем-брюле. — Раз двадцать, может, больше… сказать честно, мне бы не хотелось вспоминать, но это можно сделать, если вы настаиваете.
— Нет, — возразил Робардс. — И всё это — в Азкабане?
— Нет, конечно, — Мальсибер улыбнулся — вышло грустно. — Есть разница между «делать» и «научиться». Делал я это уже после побега — Лорда это заинтересовало.
— Как он узнал? — спросил Робардс — а Гарри хотелось добавить: «Зачем вы ему рассказали?» — но он не стал, конечно.
— Я сказал… зачем-то, — Мальсибер досадливо качнул головой. — Сейчас, отсюда, из нормальной жизни это сложно не то что объяснить — даже понять. Наверное, можно сказать, что я случайно проболтался. Его интересовало всё, что связано с душой — что с нею происходит и как её здесь удержать. И вот… вам правда интересно? — спросил он с некоторым недоверием.
— Вас это удивляет? — в свою очередь удивился Робардс.
— Да, — Мальсибер улыбнулся и кивнул. — Моя бы воля, — добавил он негромко, — я бы никогда его не вспоминал. И сделал то, чего он так всегда боялся — отправил бы даже его имя в полное забвение. Но так не будет, к сожалению, — вздохнул он. — Так что спрашивайте.
— Вы начали рассказывать, — напомнил Блейн, перед которым уже появилась вторая порция десерта, — как этим занялись.
— Да, занялся, — Мальсибер посмотрел на него с интересом. — Это очень точно. Лорд как-то сказал, что раз дементоры умеют души извлекать, возможно, так получится перенести её в другое тело — у умирающего, например. И я зачем-то… — Мальсибер вздохнул, — зачем-то влез. И попытался объяснить, что так не выйдет: даже если поместить душу в уже пустое тело, к примеру, в то, откуда душа выпита дементором, она не сможет в нём освоиться.
— Нет? — переспросил Робардс. — Почему?
— Оно чужое, — пояснил Мальсибер. — И память никуда не делась — она осталась в теле. Тот, кого вселили, очень быстро от этого сойдёт с ума: нельзя иметь две памяти.
— Разве память не с душою связана? — удивился Лестрейндж, и Гарри подумал, что он знает об этом куда больше, чем показывает. Возможно, от Мальсибера? Тот же живёт у него уже неделю — вряд ли они совсем не разговаривают?
— Связана, — Мальсибер согласился. — Но и с телом тоже. В нём тоже много остаётся — она не совсем цельная, конечно, но от этого лишь хуже: её даже не вытащить нормально. И человек сойдёт с ума, и очень быстро. Лорд не поверил, разумеется — вздохнул Мальсибер и поморщился. — И захотел проверить. Я очень пожалел, что проболтался, но было поздно.
— Пожалели? — спросил Робардс. — Почему?
— Во-первых, то, что я сделал с мистером Причардом, весьма мучительно, — сказал Мальсибер. — Для меня. На сей раз, правда, вышло не так тяжело, как тогда — мистер Уингер сумел сделать то, чего не сделал Лорд. И всё же это тяжело: я до сих пор не в форме.
— Тяжело физически? — спросил Блейн.
— И это тоже, — согласился с ним Мальсибер. — Но боль, в конце концов, всего лишь боль. Меня больше пугало… и пугает, — признался он, — то, что происходит до неё. Две памяти в одном сознании. Посторонний не может извлечь чужую память — даже Лорд не мог, — он потёр висок. — Только я сам — а для этого нужно быть в состоянии сделать это. Для этого, — он улыбнулся, — нужно банально выспаться хотя бы — а вы попробуйте заснуть, когда вас двое, — он снова улыбнулся и вернулся к своему десерту.
— Двое? — переспросил Робардс, подождав немного — и Гарри, уже довольно хорошо его знающий, увидел, что тот напряжён.
— Теперь уже один, — мягко проговорил Мальсибер, посмотрев ему в глаза… или так показалось Гарри. — Но да, несколько дней нас было двое: я и он. Я… как это объяснить… я был им, — он вновь потёр висок. — И собой. Вернее, не совсем так… я всё-таки был я, но я как будто прожил две совершенно разные жизни: одну свою, одну — его. И хуже всего то, — добавил он, продолжая глядеть на Робардса, — что я ведь был им целиком. Те секунды, когда его душа была во мне. Со всеми чувствами, эмоциями и желаниями. Конечно, если вдохнуть душу в чужое тело, всего этого не будет — но это не слишком облегчит задачу, уверяю вас. И человек сойдёт с ума.
— Это теория, или вы её проверили? — осведомился Робардс.
Мальсибер замолчал. На сей раз он молчал довольно долго. Он больше не улыбался — сидел, глядя прямо перед собой, и на его лице всё яснее проступало отвращение, как будто он увидел что-то омерзительное, что приближалось к нему, что-то вроде таракана или многоножки.
— Проверял, конечно, — сказал он наконец отрывисто — и вскинул голову. — Такие вещи узнаются только эмпирически.
— На ком? — спросил Робардс. — Помимо тех, что вы уже назвали.
Кто? Кто был тем вторым? Гарри даже пытался спрашивать у Лестрейнджа, но тот, конечно, не ответил — а подходить с таким вопросом к Робардсу было, во-первых, не по чину, а во-вторых, они были не настолько хорошо знакомы.
— Сперва на магглах, разумеется, — Мальсибер отложил ложку и сложил руки на груди, обхватив себя за локти. — Предвосхищу вопрос: Лорд их всех убил. Как и волшебников — обычных — на которых проверяли после. Но толку не добился и в конце концов оставил это.
— На каких волшебниках? — спросил Робардс.
На сей раз Мальсибер ответил не сразу. Он молчал довольно долго, а когда ответил, почему-то посмотрел на Лестрейнджа:
— Магглорождённых. Поначалу. Потом на полукровках. И на чистокровных. Он хотел сравнить. Я вам покажу их, — пообещал он, — но попозже. В Омуте. Если можно. Они тоже все мертвы.
— Где вы брали их? — спросил Лестрейндж.
— От егерей, — сказал Мальсибер. — Поначалу. Потом… сами находили, — он отвернулся и уставился в окно с каким-то ожесточением.
— Вы сами? — спросил Робардс.
— Нет, мне приводили, — Мальсибер сжал пальцы так, что ногти побелели. Потом вдруг резко обернулся и сказал, глядя на Робардса и Лестрейнджа: — Вы знали, кто я такой.
— Знали, — согласился Лестрейндж неожиданно мягко. — Если хочешь, мы можем закончить.
— Нет, — отрезал Мальсибер. — Не хочу. Давайте продолжать. Я вам отдам воспоминания со всеми — но чуть позже.
— Да теперь уже не к спеху, — сказал Робардс довольно дружелюбно. — Скажите, — он опустил локти на стол и сплёл пальцы. — Вы так ярко демонстрируете вашу неприязнь к Волдеморту — и вы даже объяснили её нам. И дементоры вам подчиняются. Почему же вы не натравили их на Волдеморта?
— Я не знаю, — устало проговорил Мальсибер. — Я сам задаю себе этот вопрос с тех пор, как… давно. Мне тогда это просто не пришло в голову. Мне вообще тогда не пришло в голову, что я мог бы, в самом деле, сам его убить. А я смог бы, — сказал он совсем тихо.
— Вряд ли, — не удержался Гарри, хотя, пожалуй, говорить этого не стоило.
— Да, я знаю, вы с ним были как-то связаны, — Мальсибер посмотрел на него, и Гарри едва успел перевести взгляд на ту точку меж бровей, взгляд в которую не позволяет поймать собственный. — И помню то пророчество. Но думаю, дементору бы было всё равно. Я мог поймать его, — в его чёрных глазах промелькнула тоска. — Мне это было не так сложно: он меня опасался меньше многих. Но я… — он потёр лицо ладонями. — Я был как заворожён. Я понимаю, это звучит как оправдание, — он чуть слышно хмыкнул и посмотрел на них, — но я не знаю, как это описать иначе. Мне ни разу просто в голову не пришло, что можно это сделать. Не из страха — просто не пришло, и всё. Я никогда, конечно, не отличался выдающимся интеллектом, но это всё же странно.
Наверное, потому что он произнёс это так буднично, прозвучало это действительно смешно — так, что Гарри тихо фыркнул. Мальсибер тоже в ответ улыбнулся — и вдруг посмотрел на Робардса:
— У меня есть просьба.
— Говорите, — кивнул тот.
— Я хочу посетить одну могилу, — сказал Мальсибер.
— В целом, я не вижу к этому препятствий, — чуть подумав, ответил Робардс. — Чью?
— Северуса Снейпа.
А ведь Гарри был на ней всего однажды — на похоронах, подумал он. И с тех пор ни разу не зашёл, хотя ведь собирался много раз. А они, значит, действительно дружили? Как с Эйвери? Или Мальсибер думал так… вряд ли Снейп бы стал всерьёз дружить с Пожирателем, подумал Гарри. Тем более, с таким. Да это просто было бы опасно для него — Мальсибер менталист, он мог раскрыть его.
— А вы знали, — спросил Гарри, пока Робардс думал, — что Снейп был верен Дамблдору?
— Это даже знать не нужно было, — мягко проговорил Мальсибер. — Лорд охотился за сыном Лили Эванс… Поттер. Только этого довольно было бы, чтобы предположить это.
— Лорд об этом знал, — напомнил ему Гарри. — Ему не помогло.
— Лорд… — Мальсибер усмехнулся. — Лорд не понимал таких вещей. Прозвучит довольно пафосно, но он действительно не понимал, что такое любовь. Любая — к женщине, к ребёнку, к другу… Он знал про неё, но не понимал и, в общем-то, не верил. Считал то ли дурацкой выдумкой, то ли таким пороком. Слабостью, отчасти стыдной, отчасти глупой. Вот и не учитывал обычно, особенно в применении к своим — он после возвращения уже не видел в нас собственно людей. Иначе он бы никогда не отправил к вам тогда в лесу Нарциссу.
— Почему? — вот это было неожиданно.
— Потому что понимал бы, чего она на самом деле хочет, — в какой момент Мальсибер вежливо отвёл взгляд и глядел теперь на Гарри в целом, тот не уловил, но теперь разговаривать ему было комфортнее. — Понимал бы, что её прежде всего волнует её сын. И муж. А не великий Лорд. Но ему это было недоступно. И без постоянных видимых проявлений любви он о ней просто забывал — а Нарцисса слишком умна и хорошо воспитана для этого. И точно так же Лорд ошибся в Северусе.
— То есть вы всё понимали и тогда? — настырно спросил Гарри.
— Да, конечно, — Мальсибер мягко улыбнулся. — Но Лорду не сказал, — предвосхитил он следующий вопрос.
— А почему? — спросил внезапно Лестрейндж.
— Зачем? — спросил в ответ Мальсибер. — Я не желал ему победы. Это раз. И два — мы дружили. Да, давно, и восстановить это после моего возвращения было невозможно, но мы раньше с ним дружили. Мы болтали… иногда. Довольно часто, — он улыбнулся, но его взгляд был грустным. — Я всякое ему рассказывал… что мог. Не знаю, помогло ли ему это — я надеюсь, да. И я хочу проститься, — он снова посмотрел на Робардса, и тот кивнул:
— Как я сказал, не вижу никаких препятствий. Дольф, ты проводишь?
— Разрешение нужно, — напомнил Лестрейндж, и Робардс пообещал:
— Я подпишу.
— Спасибо, — проговорил Мальсибер искренне. — Хотите меня ещё о чём-нибудь спросить?
— Дементоров при штурме школы было мало, — сказал Робардс, — и мы с ними легко справились. Сравнительно легко. Почему, не знаете?
— Меня там тоже не было, — напомнил Мальсибер. — А Лорд их опасался и сам старался с ними дела не иметь. Да они и не слишком его слушались. К тому же… все и всегда забывают о том, кто они такие, — Мальсибер усмехнулся и пояснил в ответ на вопросительные взгляды: — Охранники. Прежде всего. Об этом часто забывают, но это часть их сути.
— И что? — спросил Робардс, когда он замолчал.
— Однажды они уже охраняли школу, — проговорил Мальсибер вкрадчиво и неожиданно лукаво улыбнулся. — И тот приказ никто не отменял — их просто увели тогда. На вашем третьем курсе, если я не ошибаюсь, — он поглядел на Гарри. — И если б Лорд привёл туда всех тех, кто получил этот приказ, я бы не поручился за дементоров. Ни на секунду. Я думаю, он тоже рисковать не стал: он это понимал про них.
— Вы думаете, — недоверчиво поинтересовался Робардс, — они бы стали школу охранять?
— Уверен, — Мальсибер улыбнулся широко и весело. — Меня они послушали бы — но меня там, как я уже сказал, не было.
— А почему? — спросил Блейн.
— Я тоже думаю о том, почему он тогда меня не вызвал, — кивнул Мальсибер. — И я не знаю. Но он меня не вызывал — или же Каплан уже тогда сумел как-то этот вызов заблокировать. Не представляю, как, и не уверен, что это вообще было — но так или иначе, вызова в ту ночь я не получил. Иначе не застрял бы у Каплана…
— Жалеете? — негромко спросил Робардс.
— Теперь уже не знаю, — Мальсибер снова улыбнулся. — А тогда жалел, да. У Каплана. Очень.
— Ещё один вопрос. Последний, — пообещал Робардс, и Мальсибер кивнул. — Почему вы запретили использовать магию сразу после возвращения души? И приглашать целителей?
— Они бы непременно стали колдовать, — сказал Мальсибер. — А магия… Лорд сперва тоже пытался колдовать. Из, — он усмехнулся, — добрых чувств. И я до сих пор считаю, что тогда сошёл с ума. Ненадолго, — добавил он с некоторым скепсисом и беззвучно рассмеялся. — Я надеюсь. Магия… — он потёр висок кончиками пальцев. — Очень сложно постоянно контролировать себя. Держаться за собственную память. Магия мешает этому. Не знаю, почему, но даже если просто рядом колдовать, держаться невозможно — у меня, во всяком случае, не получалось. А уж если чары на тебя накладывают… и это больно, — он улыбнулся. — Дьявольски больно. Почти как после того, как извлечёшь чужую память. Лорд сам пытался несколько раз и пару раз просил других — в итоге стало ясно, что пока в моей голове две памяти, то даже рядом колдовать нельзя. После можно. Зелья так не действуют — но и не помогают толком, — он снова улыбнулся и опять потёр висок.
— Спасибо, что ответили на все наши вопросы. Я думаю, что на сегодня всё, — сказал Робардс. — Мне кажется, мы утомили вас.
— Пожалуй, — неожиданно легко согласился с ним Мальсибер. Он и вправду выглядел ещё хуже, чем в начале обеда. — Но это всё не важно — я благодарен вам, и обед, по-моему, был прекрасен.
— Я провожу тебя, — Лестрейндж поднялся, едва заметным жестом предложив Робардсу, Блейну и Гарри остаться на местах.
— Спасибо, да, — Мальсибер тоже встал. — Спасибо за прекрасную компанию, — он поклонился и, простившись вышел — может, слишком медленно, но вполне легко.
Когда они ушли, а на столе перед каждым снова появились тарелочки с десертом, Блейн спросил Робардса:
— А теперь скажи, зачем ты меня взял.
— Тебя Дольф пригласил, — возразил Робардс удивлённо, — при чём здесь я?
— Ты голову мне не морочь, — Блейн с удовольствием разбил ложкой карамельную корочку на десерте. — Я не в претензии хотя бы из-за этого, — он выразительно облизнулся, — мне просто любопытно.
— Ты здесь изображаешь Причарда, — сознался Робардс. — Раз ему нельзя здесь быть, кто-то должен представлять его.
— Так ведь Дольф его наставник, — напомнил Блейн, и Робардс отмахнулся:
— Лишь формально. А по факту — ты, я что, не вижу? Вы сошлись.
— Должен признать, да, — согласился Блейн. — Я, на самом деле, удивлён. Никогда в жизни не хотел наставничать — помню, был у меня опыт. Ужасный.
— Это ты просто своего ученика не нашёл, — ответил Робардс, тоже принимаясь за десерт. — А я был уверен, что вы с Грэхемом сработаетесь, и ты его остудишь лучше Дольфа.
— Почему так? — с интересом спросил Блейн, и Робардс объяснил:
— Они с ним слишком контрастны. А ты просто другой — и не вызываешь у него протеста. Дольф слишком, — он помедлил, подыскивая слово, — мощный. В людях вроде Грэхема это вызывает уважение и вместе с тем желание соревноваться. А ты кажешься таким… простым и безопасным, — он улыбнулся, и Блейн рассмеялся, хотя Гарри на секунду подумал, что он сейчас обидится. — Ты единственный, по-моему, умеешь усмирять, не усмиряя, — сказал Робардс, и Гарри вспомнил его «ну, значит, ты дежуришь». Да, это Блейн умел. — Мне никогда не удавалось. Дольф при нужде давит — ты никогда.
— Зачем? — пожал плечами Блейн. — Я всегда был мелким, — он рассмеялся. — Приходилось адаптироваться… Какое тут давить — намного эффективней вовремя сунуть зеркало под нос. Грэм станет прекрасным аврором… если доживёт, — он снова рассмеялся и с видимым удовольствием вернулся к своему десерту.
Выйдя из столовой, Мальсибер остановился, прислонившись спиной к стене, а потом плавно соскользнул по ней и сел на пол, закрыв глаза.
— Тебя отлевитировать? — спросил Лестрейндж, наклонившись к нему.
— Нет, — негромко отозвался тот. — Я посижу немного и дойду. А ты иди.
— Уйду, доставив тебя в комнату, — невозмутимо ответил Лестрейндж и вновь спросил: — Тебя отлевитировать или проводить?
— Я просто устал, — Мальсибер поднял голову. — Физически. Это даже хорошо… наверное…
— Идём, — Лестрейндж протянул ему руку, и Мальсибер, тяжело вздохнув, ухватился за неё и встал. — Не нужно было приглашать их сегодня, — добавил Лестрейндж осуждающе, когда они медленно пошли по коридору. — Я напрасно поспешил.
— Нет, что ты, — возразил Мальсибер. — Я так счастлив, ты бы знал… я попаду домой, — улыбнулся он счастливо. — Ты даже не представляешь…
— Должны же мы были тебя отблагодарить — и за себя, и за Причарда, — ответил Лестрейндж. — Перед тем, как идти домой, ты подпишешь обязательство ничего не выносить оттуда — да, я помню, есть запрет выносить что-либо из Британии, но это несколько другое.
— Я что хочешь подпишу, — Мальсибер так и улыбался, хотя видно было, что он чувствует себя неважно. — И просто пообещаю, тебе лично. Я ничего не заберу оттуда. Ты пойдёшь туда со мной?
— Да, и подожду внизу, — пообещал Лестрейндж и снова предложил: — Позволь, я тебя отлевитирую. Ты еле на ногах стоишь, — и на сей раз Мальсибер не стал сопротивляться.
Большая часть понедельника ушла на то, чтобы доставить двух маггловсих детей, захваченных заклятьем, в Мунго, и на сам осмотр. Им меньше повезло, чем Джеймсу: заклятье проросло в них куда сильнее, и их пришлось оставить там, как сказал Уингер, «примерно на неделю». Родителям их рассказали правду — и, как ни странно, те поверили, то ли из-за популярности сглазов и порчи, о которых СМИ и пресса говорили постоянно, то ли потому что Робардс умел быть убедительным. Не всю, конечно: никто не говорил им про волшебный мир, хватило и рассказа про ужасно сильный сглаз. И порчу.
Гарри при этих разговорах не присутствовал — он, как и положено, вообще не имел к операции никакого отношения. Но не думать о том, что потом, когда детей излечат, их родным сотрут память, Гарри не мог. Да, он понимал, что ничего другого аврорам просто не оставалось, что нельзя рассказывать обычным людям о волшебном мире, однако лучше он от этого себя не чувствовал.
Поэтому во вторник на слушанье Гарри пришёл хмурым и не в настроении, и вид откровенно перепуганного Рамзи, похоже, наконец-то в полной мере осознавшего… нет, не своё деяние — Гарри был уверен, что тот ни раскаялся ни капли — но судьбу — его почти обрадовал. А вот Причард показался Гарри каким-то другим, слишком собранным и строгим, очень мало на себя похожим.
Дело Рамзи судей возмутило — Гарри даже не мог припомнить такой острой реакции, конечно, исключая громкие дела вроде Джагсона, к примеру — так что приговор того, похоже, ожидал тяжёлый. Однако выясниться это должно было позже — и Гарри очень хотел знать, почему суд так всё и не назначают.
Хотя аттестация у Причарда в Академии заканчивалась завтра, на сегодня его отпустили, и они с Гарри после окончания суда отправились обедать, но не в министерскую столовую, где на них глазели все, а к магглам. Причард отвёл Гарри в неприметный паб, где заказал на удивление вкусные отбивные с невероятно отвратительной картошкой.
— Ей можно пытать, думаю, — прокомментировал Причард, хищно набросившись на мясо.
— Если ей кормить задержанных, нас уволят, — согласился Гарри. Некоторое время они молча ели, а когда почти закончили, он всё-таки спросил: — Ты как?
— Я завтра сдам всё, — отмахнулся Причард — и вдруг уставился на него своими прозрачными светлыми глазами. — Знаешь, это странно. Умереть.
— Да, — согласился Гарри. — Знаю. — И спросил о том, о чём так и не решился спросить в прошлый раз: — А что ты помнишь? Ну… про смерть?
— Ужас, — Причард отложил приборы. — Я тут почитал об этом — разное рассказывают. А ты что помнишь?
— Я? — переспросил Гарри, и вдруг признался почему-то: — Вокзал.
— Какой вокзал? — озадаченно спросил Причард, и Гарри улыбнулся:
— Кингс-Кросс. Кажется. Во всяком случае, он был весьма похож. И Дамблдора.
— Дамблдора? — Причард смотрел на него так странно, что Гарри развеселился:
— Да. Мы поболтали, он уехал, а я вернулся. Дальше ты знаешь. А ты видел что-нибудь?
— Нет, — Причард нахмурился. — Темноту. Такую… ледяную и живую. И я был в ней и она в меня входила, и я становился ей. Должен был… а потом я открываю глаза — и вижу такие же чернющие глаза. Брр, — он передёрнул плечами. — Ты, кстати, не знаешь, почему мне запретили с ним встречаться? С Мальсибером? Я хотел сказать спасибо, но…
— Нет, — ответил Гарри. — Приказ Робардса. По-моему, Лестрейндж об этом что-то знает, но не говорит. Ты спрашивал его?
— Я всех спрашивал, — ответил Причард. Ну конечно, как иначе. — Но мне разрешили написать, и я ломаю голову, что приложить к письму.
— Приложить? — непонимающе переспросил Гарри.
— Я же не могу просто написать: «Сэр, я знаю, вы спасли мне жизнь, и я очень благодарен вам, спасибо», — насмешливо проговорил Причард. — И не могу написать, как делают обычно в таких случаях, мол, я вечно вам обязан, не забуду, обращайтесь.
— Да, не можешь, — согласился Гарри.
— В этом и проблема, — он слегка похлопал по столу ладонью. — Значит, нужно что-то подарить… особое. И я голову сломал, что это может быть и что этот Мальсибер примет.
— Ты Лестрейнджа спрашивал?
— Угадай с одного раза, что он мне ответил, — буркнул Причард, и Гарри улыбнулся:
— Такие вопросы, я полагаю, следует решать самостоятельно?
— Угу, — Причард состроил скептическую гримасу. — И это глупо, потому что я его не знаю — как я могу сделать стоящий подарок незнакомцу?
— Логично, — согласился Гарри. — Значит, нужно что-то общеценное. Такое, что понравилось бы каждому. Вот вроде оберега у тебя — того, в тюрьме.
— Я тоже об этом думал, — обрадовался Причард. — Но от чего конкретно? Я представления не имею, что ему там актуально, в той Италии. Я же не просто хочу формально отдариться, — сказал он серьёзно. — Я действительно ему обязан — отдельно ещё за то, что никакого долга жизни нет, хотя он не был обязан делать то, что сделал. Но мне ничего не приходит в голову.
— Может, у вас есть какое-нибудь семейное зелье от простуды? — спросил Гарри. — Или от ещё чего-нибудь такого.
— Есть, но я же отказался от наследства… по крайней мере, в этой части, — ответил Причард. — Да и отец меня убьёт. Такие вещи не дарят, даже за такое. Ладно бы я был владельцем. Я могу отдать лишь то, что принадлежит мне, а не семье — а у меня лично нет ничего такого.
— Да, проблема, — согласился Гарри.
И задумался.
Он знал, кого ещё можно бы было спросить, но не был уверен, что это будет уместно. Да и потом, тогда подарок не окажется сюрпризом: если поговорить с Эйвери, тот наверняка поможет, но он точно всё Мальсиберу расскажет. Что бы тот хотел? Что вообще он, Гарри, знает о Мальсибере? Кроме того, что он убийца, менталист ну и так далее? Вино любит… кажется… но не вино же подарить. Хотя…
— А что, если подарить какой-нибудь особый алкоголь? — предложил Гарри. — Я как-то дарил с рыбкой… скатом, — сказал он — и смутился, потому что Причард-то, в отличие от самого Гарри, сразу же всё понял.
— Ракию со скатом? А какого цвета и кому? — спросил он, и Гарри отмахнулся:
— Да не важно. Я просто как идею.
— Я это оставил на самый крайний случай, — ответил Причард. — Если больше ничего не выдумаю вообще. Ты что-нибудь про него знаешь? Что он вообще любит?
— Вино, — честно сказал Гарри. — Итальянское, по-моему. Вкусную еду. Наверное, кошек, — неуверенно проговорил он. — Больше я не знаю! А, тепло ещё… по-моему.
— Предлагаешь подарить котёнка? — засмеялся Причард. — У родителей есть знакомые заводчики книззлов, конечно, но, по-моему, это не то. А хотя… слушай, это мысль! — воскликнул он, и Гарри спросил с любопытством:
— Что? Что ты придумал?
— Тепло, говоришь? — спросил Причард. — Тепло — солнце… я придумал! — он с размаху хлопнул Гарри по плечу. — Спасибо! Знал, я знал, кого спросить!
— Ты знаешь, — предупредил Гарри, улыбнувшись, — там, в Италии, с ним нет проблемы. С солнцем.
— Не говори мне, что там не бывает пасмурно — не верю, — заявил Причард. — Я всё придумал — теперь надо отыскать… я побегу, — он вынул из кармана кошелёк, положил на стол пару купюр и встал. — Ты извини и доедай, а мне нужно успеть, — они пожали с Гарри руки и Причард убежал, оставив его доедать обед и, видимо, пить оба кофе.
В тот день в отдел Гарри уже не вернулся — а со среды началась рутина подготовки дела школы в суд. И если ученики выглядели, вроде бы, искренне растерянными и расстроенными, то учителя реагировали на предстоящий суд очень по-разному: если Мампси, похоже, готовил речь, в которой надеялся убедить судей в реалистичности своих идей, то Поттс, кажется, намеревался доказать, что вся его вина сводится к незаконному приобретению сфинкса да к обучению студентов без лицензии, и ни о каких чудовищных заклятьях он даже не имел понятия. И лишь Воспер не собиралась ничего скрывать — разве что с уверенностью утверждала, что понятия не имела о том, что это запретное, а уж тем более изжитое заклятье, и, конечно, доводить до призраков не собиралась.
— Это был эксперимент, — говорила она на более поздних допросах. Когда же ей напоминали первый протокол, она приподнимала брови и говорила снисходительно: — Мерлин, господа авроры — я шутила. Признаю, что шутка вышла неудачной — но как было вас не подразнить? Вы мне так верили. И я придумывала вещи всё ужасней и ужасней — а вы снова верили… это было так смешно. Невероятно.
Гарри не считал, что ей поверят, но кто знает судей? Здесь, конечно, помогали показания студентов, но что они могли знать о намерениях своих учителей? Да ничего!
Иногда Гарри видел вернувшегося в отдел краж Причарда, но пообщаться толком у них никак не получалось: оба были заняты с утра до вечера — так, Гарри, разумеется, свалили всю бумажную работу, что до Причарда, то говорили, что в последнее время количество краж здорово взлетело, и весь отдел стоял буквально на ушах. К тому же, ноябрь незаметно перевалил за середину, и на горизонте замаячили годовые отчёты, оформлять которые, конечно, предстояло самым молодым. А как иначе?
— Забавно, — проговорил Мальсибер, глядя в небо. Он лежал на берегу, на гальке — одетый в тёплый свитер и зачарованную мантию — и иногда поворачивал голову, чтобы посмотреть на сидящего рядом Лестрейнджа. — Меня второй раз держит аврор. Какая странная ирония.
— Держит? — переспросил Лестрейндж.
— От меня осталось очень мало, — Мальсибер обхватил себя за плечи и потёр их, словно бы замёрз и хотел согреться. — Вашими трудами. Не вас лично, — он мотнул головой, — не авроров, а вас всех. Тех, кто всё это устроил. С дементорами. Но есть пара человек… ты вот, например… кто помогает удержаться. Помогал, — поправился он. — Теперь-то мы почти закончили… так что, пожалуй, можно утверждать, что я сумел. И я тебе безмерно благодарен — знал бы, как, я бы отблагодарил. Теперь ты знаешь мой секрет, — сказал Мальсибер, закидывая руку за голову и ей опираясь о неё. — Ты и все ваши. Я не знаю, правда, поняли ли они все. Но ты, я полагаю, понял. Ты ведь умный, — он очень глубоко вдохнул сырой холодный воздух и улыбнулся Лестрейнджу. — Всегда был. Ты знаешь, я ведь мог бы выбраться от Каплана гораздо раньше. Через год, я думаю… возможно, через полтора. Ты ведь понимаешь, как, да?
— Нет, — подумав, сказал Лестрейндж.
Мальсибер чуть склонил голову к плечу, разглядывая его.
— Странно, — проговорил он наконец. — Возможно, ты просто не хочешь это понимать. Но ведь это просто. Я ведь знаю, как извлечь из человека душу. Я бы мог так сделать с ним, — он поднял камешек и покрутил его в пальцах. — С Капланам. Вытащить её… и выплюнуть, — он улыбнулся. — Конечно. Я ведь не дементор, и я не могу питаться ими. А две души в одном теле даже хуже, чем две памяти. Я бы её вытащил и выплюнул… получился бы призрак. Наверное. Ну, я так думаю, — он чуть вскинул брови.
— Ты так делал? — негромко спросил Лестрейндж.
— Нет, — сказал Мальсибер. — Но я мог бы. Я уверен. Но я просто не желал, — он, наконец, посмотрел на Лестрейнджа. — Я хотел остаться тем, с кем ты сейчас говоришь… пришлось за это заплатить, — он снова поглядел на камешек и бросил его в сторону воды. И не докинул. — Довольно дорого.
— Ты говорил об этом с Моуди?
— Нет, — Мальсибер покачал головой и повторил: — Нет. Не говорил.
— Почему?
— Я боялся, что он скажет, что он заслужил, — сказал Мальсибер. — Каплан. И я бы согласился с ним. Я думаю, он заслужил. А я — нет. Но я бы… я не уверен, что я смог бы это объяснить.
— Не думаю, что он бы вынудил тебя, — возразил Лестрейндж.
— Не вынудил, нет… но не удержал бы. Я боялся, что этого окажется достаточно.
— Он не стал бы, — уверенно сказал Лестрейндж.
— Возможно, — не стал спорить с ним Мальсибер. — Я проверять не стал.
— Но ты придумал выход, — сказал Лестрейндж, делая глоток.
— Придумал, — отозвался эхом Мальсибер.
— Как? — спросил Лестрейндж.
— Да как-то… я не знаю, сколько к тому моменту прошло времени с момента моего порабощения — много. Больше года, думаю. Мне в тот день было плохо — хуже, чем обычно. То есть плохо мне тогда было уже всегда, но иногда казалось, что я привык, и вроде всё терпимо, а иногда накрывало. Как в тот раз: меня весь день тошнило и болела голова — она всегда болела, но иногда слегка, а иногда так сильно, что хотелось разбить её о стену. И я тогда сорвался — кричал и плакал, и просил меня убить… но с этим было сложно: Моуди мне отказал, а сам я сделать это вряд ли смог бы. Повеситься мешал ошейник: он защищал всю шею. Отравиться было нечем… разве только вены перерезать, но это долго, и сработали бы чары. Можно было броситься в пролёт — но всего четыре этажа… но я всё-таки об этом думал и делился с Моуди. И он сказал мне, что, во-первых, я, скорее всего, шею себе не сверну, а просто разобьюсь, и неизвестно, сможет и захочет ли мне помогать Каплан. А во-вторых, даже если у меня получится, Каплан просто отмотает хроноворот на пять минут назад — и я выживу. Так что шансов умереть у нас с ним просто нет. И пока Каплан жив, будем жить и мы — покуда мы ему нужны.
Он поднялся и сел и долго молчал, глядя на море и подставляя лицо ветру. Лестрейндж молчал тоже, и довольно долго они просто сидели на камнях под шум прибоя и крики чаек.
— Я в конце концов заснул тогда, и даже проспал какое-то время, а проснулся с ясным пониманием, что на самом деле у нас всё же есть шанс. Если мы не можем умереть, потому что нам этого просто не позволят сделать, то Каплан-то может. Да, он подстраховывается, но между смертью и возвращением ведь может быть зазор. И это и есть наш шанс. Но ждать этого бессмысленно: Каплан может вообще никогда не ошибиться, или ошибиться через сотню лет. Нет, его следовало подтолкнуть — и я примерно знал, как это сделать. Однако была одна проблема: он это тоже знал. Мне тогда для этого необходимо было хоть на миг его коснуться — а он не давал мне это сделать. А на этом соприкосновении было всё основано: пусть на миг, но я становился с человеком одним целым и, меняя себя, менял его. Без контакта это было невозможно. Пришлось придумывать, как это обойти… по сути, изобретать другой способ взаимодействия.
Он снова замолчал, а потом снова лёг на гальку и поёрзал, устраиваясь поудобнее, раскинув руки в стороны и глядя в небо. Лестрейндж остался сидеть, смотря на море и чуть щурясь от отражающегося в нём яркого солнца.
— Благо, я был не один, — продолжил Мальсибер. — У меня было, на ком тренироваться. Я рассказал всё Моуди, и он согласился — и мы начали работать. Задача была самая простая: я должен был вызвать у него желание съесть конфету, не прикасаясь к нему. Моуди к сладкому равнодушен, так что случайно это вряд ли бы произошло. У меня ушёл на это год. Примерно. Может быть, немного больше. Когда это получилось, мы сидели с ним и хохотали, зажимая рты, чтобы не привлечь внимания Каплана. Кажется, в тот день он перестал меня хотя бы презирать. Если не ненавидеть. Однако это был только первый шаг: еда — это одна из самых простых вещей. На дальнейшее ушло ещё два года.
Он приподнял голову и сощурился, глядя на Лестрейнджа, и тот, ощутив на себе этот взгляд, кивнул.
— А потом оставалось только ждать момента — и ждать пришлось долго. Ещё примерно год. Но я дождался, — он заулыбался и, уронив голову на гальку, снова уставился в небо. — Мне нужно было подтолкнуть его в нужный момент. Поторопить. И это было сложно… правда. А когда всё вышло, мы поняли, что не можем выйти. Оставалось ждать вас. И надеяться, что вы нашли один из журналов.
— Не мы, но да, нашли, — сказал Лестрейндж.
— Когда вы начали ломать защиту, я снял, что мог — но мог я, к сожалению, не всё — кое с чем меня разделяло всё то же время. И мы ждали — а потом Моуди мне вдруг предложил его спрятать.
— Он предложил? — действительно удивился Лестрейндж. — Он сам?
— Вы наверняка общаетесь, — с удовольствием проговорил Мальсибер, — сам спроси его. Я тогда был весь настолько в ожидании, что не сразу понял и спросил, зачем. Получил тычок и вопрос, насколько сильно я хочу вернуться в Азкабан. Я тогда не стал скрывать, что возвращаться я не собираюсь, и что мне есть, чем торговаться. Он хмыкнул и сказал, что в этом и не сомневался, и что, может, так и выйдет больше толку. И добавил, что если его спрятать, мне будет, чем убедить вас в доброте моих намерений, — он засмеялся и, вновь приподняв голову, посмотрел на Лестрейнджа.
— Говорят, — усмехнулся Лестрейндж, — тебе не очень-то поверили.
— Мы это не узнаем, — Мальсибер потянулся и вновь заёрзал, устраиваясь поудобнее. — Но я очень ценю то, что Моуди это сделал. Для меня.
— Ты знаешь, почему? — спросил Лестрейндж, и Мальсибер кивнул:
— Знаю. И знал бы ты, как я надеюсь, что он прав. Слушай, — он сел и заинтересованно посмотрел на Лестрейнджа. — А попросить тебя взять лодку и выйти на ней в море с моей стороны будет уже перебором, да?
— Да нет, — Лестрейндж слегка пожал плечами. — Но не сегодня. Может, послезавтра — будут выходные, да и ты окрепнешь. На ночь глядя, думаю, не стоит.
— А ты изменился, — проговорил Мальсибер, внимательно разглядывая Лестрейнджа. — Ко мне изменился. И довольно сильно. Почему?
— Так ты тоже изменился, — Лестрейндж поискал камешек, нашёл нужный и пустил прыгать по воде. — Или мне так кажется. Ты не замёрз?
— Замёрз, — Мальсибер улыбнулся. — Но давай ещё останемся.
— Не стоит, — возразил Лестрейндж. — Завтра я на службе, но тебя сюда проводят эльфы. Когда ты захочешь. А сейчас идём.
Суд над учителями тайной школы состоялся в предпоследний вторник ноября — на котором Хагрид, к радости Гарри, выступал свидетелем, а не одним из обвиняемых, пусть это и стоило ему большого штрафа и немаленькой суммы, потраченной на срочную покупку лицензий — а на воскресенье было назначено окончание операции с дементорами в Азкабане. Почему её откладывали так долго, было совершенно непонятно, потому что ещё в середине месяца Лестрейндж сообщил, что Мальсибер готов закончить свою работы. Но Визенгамот тянул — и все ждали.
Дождались они в конце концов плохой погоды — настолько, что кареты чудом… вернее, магией лишь и не сносило ветром. Внутри Азкабана, впрочем, было ничуть не холоднее, чем обычно — потому что а куда уж холодней, шутили авроры. Гарри снова, разумеется, пришлось там ночевать, правда, без Причарда — его, по-видимому, решили привезти в последний момент. Конечно же, на всякий случай
Здесь-то, в Азкабане, вечером, болтая с комендантом, Гарри выяснил, почему же и чего все так долго ждали: оказалось, что всё это время Мальсибер изучал едва не убившего Причарда дементора, а всю неделю куда-то исчезавшие коллеги Гарри по следам его исследований в буквальном смысле слова перевернули здесь всё снизу доверху.
— Я понятия не имею! — воскликнул комендант на вопрос Гарри о том, к какому же выводу тот пришёл. — Он же мне не подотчётен!
Так вот что так раздражало коменданта в Мальсибере! Тот ему не подчинялся и не отчитывался перед ним, не являясь при этом сотрудником аврората или ДМП — и при этом пребывая здесь.
— Он ничего не объяснил? — сочувственно спросил Гарри.
— Нет! — воскликнул комендант. — Мне вообще никто и ничего не объясняет! Мне лишь сообщили, что дементор безопасен и может тут работать наравне с другими. А я даже отличить его от прочих не могу! Завтра утром будет совещание и инструктаж, но это безобразие, — проворчал он. — Ваши тут торчат уже неделю!
С Долишем и Лестрейнджем, которых Гарри не видел уже несколько дней, Гарри встретился лишь в спальне, поздним вечером. Выглядели они оба до того уставшими и мрачными, что Гарри сам не стал задавать вопросов, но к коротким репликам, которыми они обменивались, прислушивался в надежде всё-таки понять, что происходит.
— Я ощущаю твои уши на своих плечах, — сказал в какой-то момент Лестрейндж, поглядев на Гарри, и тот смутился:
— Извини.
— Дементор не мог просто так напасть на Причарда, — сказал Лестрейндж. — И не напал, конечно. Мы выясняли, что произошло.
— И выяснили? — спросил Гарри.
— Да.
Утром в воскресенье, сразу после прибытия второй партии авроров, всех собрали в самом большом помещении Азкабана — в столовой. Столы, впрочем, сейчас сдвинули, а стулья расставили так, что получилось нечто вроде конференц-зала, по периметру которого разместились авроры. Коменданту и охране это явно не понравилось, однако спорить они не стали, лишь оглядывались хмуро и друг с другом переглядывались.
— Наш отдел, — начал стоящий рядом с Робардсом Лестрейндж после короткого приветствия, — провёл расследования нападения дементора на нашего стажёра. Прежде всего, нашей целью было выяснить, мог бы дементор напасть самостоятельно, без приказа. Я вас успокою: нет, не мог, — по залу прошёл негромкий шелест. Новость была одновременно и хорошей, и плохой — и, видимо, все это прекрасно поняли. — Для вас этот дементор никакой опасности не представляет и может использоваться наравне с другими.
— Это всё ваши слова, — мрачно заявил кто-то из середины зала.
— Будет заключение, — пообещал Робардс.
— Мы требуем, чтобы вы его забрали, — сказал тот же голос, и в зале зашумели.
— Это обсуждаемо, — ответил Робардс. — Но не является предметом нашего собрания. Дольф.
— Итак, раз дементор не нападал самостоятельно, значит, кто-то отдал ему приказ, — продолжил Лестрейндж. — Мистер Рамзи сделать этого не мог: он сам не был дементорам представлен, и они слушать его не были должны. Остальные познакомились с ними вот только что, но, теоретически, дементор должен был им подчиниться. Это означает, что у Рамзи был сообщник.
— Вы его нашли? — взволнованно спросил комендант.
— Да, — ответил Лестрейндж, и это прозвучало почему-то печально. Он повернулся влево, туда, где на стульях возле стены сидели авроры. — Ральф, — проговорил он, поднимая руку с палочкой в ней, — сдай свою палочку.
Мужчина почти в самом центре стены вздрогнул, а сидящие рядом с ним авроры, одним из которых был Блейн — уже держали его на прицеле.
Гарри знал этого аврора. Тот служил в отделе Блейна — и, значит, должен был хорошо знать Причарда. Как он мог? Как вообще можно взять — и сделать такое со своим коллегой?
— Палочку, — Блейн протянул руку, и мужчина, хмыкнув, медленно протянул ему свою палочку, которую держал, как оказалось, в рукаве.
В зале поднялся было шум, но Лестрейндж приказал:
— Тихо! — и все подчинились. — Мы могли произвести арест не здесь, — сказал он. — Но вас всех это касается, и мы сочли, что лучшим будет сделать это так. К тому же, мы должны были проверить всё на месте. Это всё, — он направился к задержанному.
Остальные авроры тоже подошли к задержанному — как и Гарри. Ральф Браун стоял молча, глядя на товарищей со странной смесью равнодушия и вызова. Ему было лет, наверное, сорок, может быть, и больше — крупный, мощный мужчина с каштановыми волосами и светлыми глазами, он служил уже лет двадцать. Старший аврор… Почему?!
— Я всегда был против, — сказал он вдруг, словно не выдержав взгляда Блейна. — Никогда этого не скрывал. Этих тварей вообще не должно быть на земле. И уж точно ни один человек, даже преступник, не заслуживает того, что они делают.
— Кроме твоего младшего товарища, — негромко проговорил Блейн.
— Всё равно из него толку не будет, — Браун сощурился. — Слишком наглый и самовлюблённый. Кем-то иногда приходится жертвовать.
— Ты бы мог пожертвовать собой, — так же тихо сказал Блейн, и от его голоса у Гарри по спине побежали холодные мурашки. — К примеру.
— Я решил иначе, — Браун вздёрнул голову. — Всё, заканчивай читать мораль, — он отвернулся и уставился на стоящего неподалёку Лестрейнджа. — Раз я арестован, буду говорить только на допросе и под протокол.
— Твоё право, — сказал тот, наколдовывая ему кандалы. И обратился к коменданту: — Нам потребуется камера.
Пока все таращились на Брауна, Гарри смотрел на Причарда, оставшегося сидеть на своём месте рядом с Сэвиджем. Видимо, тот не позволил ему подойти вместе со всеми, и Причард просто сидел, вцепившись в край своего стула, и смотрел на человека, рядом с которым проработал много месяцев. Гарри подошёл к нему и, присев рядом, сжал его колено.
— Грэм. Мне жаль.
Тот дёрнул коленом, и Гарри убрал руку. Они молча смотрели, как Брауна куда-то увели, и когда он вышел, Причард сказал глухо и отрывисто:
— Охранника я даже понял.
— А Ральфа? — тихо спросил Сэвидж.
— Нет! — отрезал Причард. — Я охраннику никто — чужак. С Брауном мы были своими! — он сжал кулаки и ударил ими по коленям. — Своих подставлять нельзя!
— А чужих можно? — так же тихо спросил Сэвидж, и Гарри испугался вдруг за Причарда. Вот сейчас он ляпнет — и…
— Нет, — хмуро сказал тот. — Нельзя, конечно. Но это всё равно… мы с ним работали. Он меня учил!
— Ты не стал ему своим, — сказал Гарри. — Он тебя знал всего несколько месяцев. Хотя как будто бы с чужим так можно, — добавил он. Причард вдруг резко повернулся и посмотрел Гарри в глаза, и тому показалось, что он налетел на стену, таким жёстким был взгляд этих светлых глаз.
— Мерзко, когда предают, — резко проговорил Причард. — Я теперь знаю, как это.
— И не забывай, — довольно громко сказал Сэвидж, а Гарри лишь с сочувствием кивнул и снова сжал, на сей раз запястье Причарда — и тот не вырвался. — Но вообще, это ЧП, конечно, — добавил он, пристально глядя на Причарда, и тот твёрдо ответил, повернувшись теперь к нему:
— Да. Я уверен.
— Идёмте, — Сэвидж встал, и Причард с Гарри тоже поднялись. — Арест арестом, а у нас здесь дело. Ты последний, — сказал он Причарду, — потом будут заключённые, но это уже другая процедура. Готов?
— Да, — Причард коротко кивнул и пошёл вперёд.
— Пригляди за ним, — шепнул Гарри Сэвидж, и тот пообещал:
— Конечно.
Они все спустились вниз, в ту же пещеру, где почти месяц назад умер Причард. Здесь с тех пор ничего не изменилось, разве что светящихся линий на полу не было. Дементоры сгрудились в дальней части пещеры, и когда все собрались, комендант вышел из толпы и встал между дементорами и людьми. Постоял немного, видимо, сосредотачиваясь — и поднял над головой сложенные вместе руки.
…На сей раз церемония знакомства прошла без сюрпризов: дементоры «обнюхали» Причарда и, потеряв к нему всякий интерес, вернулись на свою половину пещеры. Гарри очень переживал о том, как Причард перенесёт новую встречу с теми тварями, одна из которых его уже один раз убила, но тот всё выдержал, хотя и вернулся к остальным аврорам абсолютно белым и со сжатыми в кулаки руками.
— Ты в порядке? — шепнул ему Гарри, но Причард только недовольно зашипел в ответ.
Затем началась заключительная часть — обучение работы с заключёнными. На которых дементорам не просто можно, но и нужно было воздействовать, но при этом не допускать «самовольного уничтожения души».
— Тренироваться будете на пожизненно осуждённых, — безапелляционно заявил комендант Мальсиберу, и тот осведомился равнодушно:
— Я могу сам выбрать?
— Выбирайте, — махнул комендант рукой — и Гарри вдруг стало очень страшно. Почему-то он подумал, что сейчас Мальсибер выберет кого-нибудь из Лестрейнджей — и что тогда будет с Радольфусом? Одно дело — ненавидеть братьев, и совсем другое…
— Петтигрю, — сказал Мальсибер, и Гарри ещё не успел толком выдохнуть, как он добавил: — И Каплан.
— Я не против, — ответил комендант и осведомился: — Господин главный аврор?
— Не возражаю, — сказал и Робардс, и кто-то из авроров добавил:
— Если что-нибудь пойдёт не так, мы вас не упрекнём. При тестировании всегда что-нибудь случается.
Авроры и охранники засмеялись, но Мальсибер, кажется, не обратил на них внимания и повёл дементоров к лестнице. Выглядел он уже вполне обычно — по крайней мере, для него — но Гарри всё же сомневался, сможет ли Мальсибер с лёгкостью её преодолеть. Но тот смог: они спокойно поднялись и свернули в один из нижних коридоров, где теперь располагались камеры пожизненно осуждённых. На их дверях были написаны фамилии, и Мальсибер остановился возле той, где светилась надпись «Питер Петтигрю». Подошедший к нему комендант коснулся двери камеры своей волшебной палочкой, а затем отворил её ключом, и Мальсибер то ли попросил, то ли напомнил:
— Сделайте её прозрачной, пожалуйста. Я попрошу охрану подойти поближе — вам должно быть видно.
Комендант, расщедрившись, сделал прозрачной не только дверь, но даже стену, и все увидели сидящего с ногами на койке Петтигрю, завернувшегося в одеяло. Он выглядел исхудавшим и каким-то жалким, и испуганно смотрел на приоткрывшуюся дверь. И когда в камеру вплыл дементор, Петтигрю как-то задушено пискнул и забился в угол, зажмурившись и закрыв лицо руками, но Гарри почему-то совсем не было его жалко. Ни капли.
Мальсибер запускал дементоров в камеру по одному, и когда они, наконец, закончились, Петтигрю давно лежал без чувств на своей койке.
— Это с непривычки, — равнодушно проговорил Мальсибер. — Мы все тоже поначалу сознание теряли. Но проверим ещё раз.
Каплан обнаружился в камере стоящим возле стены и что-то царапающим на ней… чем-то, кажется, кусочком камня. На приоткрывшуюся дверь он обернулся скорее с недоумением, чем со страхом, но когда в камеру вплыл дементор, попятился.
И тут Мальсибер сделал то, что явно не было предусмотрено никаким протоколом — сам шагнул в камеру и замер возле двери. Комендант возмущённо ринулся было туда, но Робардс шепнул ему что-то, и тот недовольно остановился, скрестив на груди руки. Заметив Мальсибера, Каплан замер, и они, наверное, с минуту так стояли, глядя друг на друга — а затем Мальсибер так же молча вышел и впустил в камеру вместо себя ещё одного дементора.
Когда последний дементор покинул, наконец, комнату всё-таки упавшего без чувств Каплана, Мальсибер сказал:
— Я полагаю, они вполне обучены. Моя работа закончена.
— Я согласен, — сказал Робардс.
— Да, пожалуй, — комендант покосился на дементоров.
— Должен заметить, идея с открывающейся дверью наполовину убивает смысл присутствия дементоров, — вдруг проговорил Мальсибер.
— Это почему? — спросил комендант.
— Главный ужас от их появления был во внезапности, — пояснил Мальсибер. — Они приходили не так часто, даже не каждую ночь, но мы ждали их всегда — и это было отдельной пыткой.
— Можно дверь не открывать, — предложил комендант. — Им же ведь достаточно просто рядом находиться.
— В принципе, конечно, — вежливо согласился с ним Мальсибер, но что-то в его тоне заставило коменданта спросить:
— А без принципа?
— Двери здесь тяжёлые, — сказал Мальсибер. — И сплошные. Они неплохо защищают от воздействия. Не до конца, конечно, но всё же.
— И что вы предлагаете? — скривился комендант.
— Вернуть решётки, — Мальсибер чуть пожал плечами. — Один вид дементоров пугает ненамного меньше, чем собственно их воздействие.
— Спасибо за совет, — несколько ворчливо проговорил комендант, отворачиваясь и идя к лестнице. — И вы кстати не закончили, — добавил он, обернувшись к Мальсиберу. — Вы должны их разместить в пещере и объяснить, что теперь они будут жить там — кроме тех, кто охраняет Азкабан.
— Они это уже знают, — ответил Мальсибер слегка нетерпеливо.
— Ну как скажете, — комендант был явно недоволен, но спорить не стал и приказал: — Тогда ужинать! Нам всем стоит как следует поужинать, — он потёр руки и первым начал подъём по лестнице.
Мальсибера за общим столом, конечно, не было — ему накрыли в соседней караульной, и хотя он держался очень скромно, он буквально лучился радостью, и Гарри понимал его: то, что начиналось летом и должно было отнять недели три, закончилось почти что с концом осени. Да ещё Причард… Гарри сидел рядом с ним — тот был хмурым, тихим и почти не ел, буквально через силу прожевав пару кусочков рагу. К счастью, его никто не трогал и не вовлекал в обычный весёлый трёп, который, впрочем, сегодня был откровенно натужным: арест Брауна на всех произвёл тяжёлое впечатление.
После ужина первая часть авроров улетела в Лондон — в основном те, кто прилетел в Азкабан раньше и уже здесь ночевал, за исключением, конечно, Робардса, и Причарда, которого они на сей раз взяли с собой. Брауна забрали тоже, так же, как и Гарри, который уже было приготовился опять остаться здесь из-за уменьшившегося количества мест в карете. Брауна он, впрочем, не видел: они с Причардом и арестованный оказались в разных каретах. Мальсибера, конечно же, оставили — ему-то точно торопиться было некуда, но его это, кажется, не слишком-то расстроило. Остался с ним и Лестрейндж, остальные же коллеги Гарри улетели, так же, как и руководители других отделов, включая, разумеется, и Блейна.
Приземлились поздно ночью. И когда все вышли, Причард вдруг спросил Гарри:
— Ты домой?
— Даже не знаю, — тут же нашёлся тот. — Там все спят — перебужу… может, сразу на работу?
— Давай ко мне? — предложил Причард, и Гарри согласился, разумеется.
Причард снимал комнату в Совятне. Гарри тут уже бывал, и каждый раз удивлялся царящему здесь порядку: словно тут специально убрались специально перед его приходом. Вот и сейчас на полу даже пыли не было, кровать была аккуратно застелена, а на столе даже грязной чашки не стояло! Впрочем, как и чистой.
— Виски, джин, коньяк, — перечислил Причард, открывая дверцу небольшой тумбочки, за которой оказался не такой уж и маленький бар. — Что будешь?
— Давай виски, — решил Гарри.
— Давай виски, — согласился Причард, доставая бутылку весьма приличного Огденского и пару стаканов, в которые зачем-то бросил камушки.
— А это зачем? — спросил Гарри, садясь за стол.
— Вместо льда, — ответил Причард, ставя на стол блюдо с солёными фисташками и миндалём. — Лёд тает и разбавляет виски, не люблю. Я собираюсь напиться, — сообщил он, — но ты можешь просто составить мне компанию.
— Это вся еда, что есть? — скептически поинтересовался Гарри, и Причард хмыкнул:
— Нет, конечно. Пожарить стейки?
— Да, — удивлённо согласился Гарри, а затем с не меньшим удивлением наблюдал, как Причард с той рутинной лёгкостью, которую порождает лишь обширная практика, достаёт из другого шкафчика пару больших отбивных в каком-то красном маринаде, разжигает маленькую плиту, ставит сковороду и бросает на неё мясо. Как переворачивает его, как режет хлеб и что-то маринованное… огурцы, похоже, как сервирует стол…
— Ты где так научился? — спросил Гарри, втягивая одуряющий запах жареного мяса.
— Я живу один и собираюсь жить так вечно, — ответил Причард. — И я люблю нормально есть, а денег столоваться в приличных ресторанах ежедневно у меня не будет ещё долго. И я зелья сдал на Превосходно — поверь, стейк пожарить не сложнее, чем сварить какое-нибудь Бодроперцовое.
— А ты умеешь? — улыбнулся Гарри. Он умел когда-то, разумеется, но забыл об этом, едва сдав экзамен.
— А ты нет? — удивился Причард. — Нас учили же.
— Мало ли, чему нас учили, — Гарри жадно посмотрел на сковородку. — Долго ещё?
— Полторы минуты, — Причард указал на наколдованный им циферблат, по которому бежала секундная стрелка, и опрокинул на маленькую тарелку баночку жемчужного лука.
Через две минуты они наконец оба сидели за столом, и Гарри возмущённо смотрел на Причарда, запретившего ему разрезать мясо ещё по меньшей мере минут пять.
— Ты издеваешься, — проворчал Гарри, беря свой стакан с виски.
— Я просто не любою сухое мясо, — Причард тоже взял стакан и выпил залпом, а затем налил ещё — впрочем, как и в первый раз, немного, всего на палец.
Свинина — это оказалась она — оказалась и вправду очень сочной и невероятно вкусной — а может, Гарри просто проголодался. Так что минут пять, наверное, если не все десять, они просто ели, запивая мясо — Причард виски, а Гарри благородно поставленной на стол, похоже, лично для него водой с лимоном. Впрочем, он тоже решил напиться, посчитав, что повод есть, и что нехорошо бросать товарища в таком тяжёлом положении.
— Меня раньше никогда не предавали, — сказал Причард, когда они, отставив опустевшие тарелки, лениво щёлкали орешки, запивая их отличным виски. — Ощущение, будто меня вымазали в дерьме.
— Так всерьёз — конечно, — сказал Гарри.
— Да вообще никак, — возразил Причард. — Нет у меня такого опыта. А у тебя?
— Смотря что считать предательством, — подумав, сказал Гарри. — В детстве было всякое… я сейчас всё это им не считаю, но тогда мне так казалось.
— А что было? — с любопытством спросил Причард, и Гарри качнул головой:
— Да ерунда, если подумать. Друг со мной не разговаривал… мы были совсем мальчишки. Потом помирились. У тебя что, такого не бывало?
— Не-а, — мотнул головой Причард. — Мы с Малком, бывало, друг другу морды били, но чтоб не разговаривать… нет, — он снова мотнул головой.
— С Бэддоком? — переспросил Гарри.
— Он отличный, — Причард поглядел на Гарри как-то оценивающе. — Надо вас с ним познакомить толком. Хотя ты скажешь поначалу, что он позёр. И напрасно.
— А он позёр? — улыбнулся Гарри, и Причард хмыкнул:
— Нет. Но одевается безумно. Он чем-то похож на Блейна — такой же мелкий, например, — он ухмыльнулся и вновь выпил виски. — И охотник он отличный, хотя мы лучше в паре… были. А теперь будем в разных командах — аврорат против ДМП, но это не важно.
— Вы со школы дружите?
— С детства, — возразил Причард. — Смешно вышло: оказалось, ему тоже шляпа предлагала Рейвенкло, но он отказался, зная, что я точно попаду на Слизерин — у нас там все учились. А я отказался потому что он распределялся раньше и отправился на Слизерин. Так бы оба были вороны и всё равно друг от друга никуда не делись.
— А на Слизерине? — Гарри вправду было интересно. — Тебя там не предавали?
— Нет, — Причард почему-то рассмеялся и предложил: — Пошли на диван? Там куда удобнее.
Он уменьшил стол и отлевитировал его к дивану, и они удобно устроились, положив на него ноги.
— В общем, нет у меня такого опыта, — резюмировал Причард. — Не было. А теперь есть, и знаешь — я бы предпочёл ещё раз сдохнуть. Или даже два.
— Ты хорошо его знал? — тихо спросил Гарри.
— Брауна? Я с ним работал! В паре, — Причард с такой силой обрушил на стол свой стакан, что виски выплеснулся — с самого дна. — В паре, понимаешь?!
— Нет, — честно ответил Гарри.
Он не мог представить, что чувствовал бы, если бы Лестрейндж… ладно, не Лестрейндж, а Праудфут, к примеру, вот так отдал бы его дементору. И не спасая свою жизнь, а потому что считал некое решение неправильным. Оно даже не касалось его лично! Да пусть бы и касалось…
Гарри попытался это вообразить — и не сумел. Но ведь это же случилось: старший аврор, прослуживший двадцать лет, если не больше, человек, которому все верили и уважали, взял и бросил под ноги дементору стажёра. Стажёра, которого сам учил, с кем работал — бросил и… и ничего. Не шевельнулся, когда Причард там лежал…
Гарри понимал, конечно, что и время, и работа вроде той, которой они все занимались, людей меняет — но чтобы настолько?
— Мы с Раль… с ним работали за пару недель до этого над делом, — продолжил Причард ожесточённо. — Сидели с ним в засаде под дождём. А он ведь тогда уже всё это задумал и даже, может быть, договорился. У меня мозги вскипают, когда я думаю об этом! — он швырнул стакан в противоположную стену. Тот разбился с грохотом — осколки брызнули во все стороны, и Причард, выругавшись, буркнул: — Репаро, — и, поймав целый стакан, вернул в него разлетевшиеся камни и снова налил виски.
Гарри молчал, не зная, что сказать. Он пытался вспомнить обе ссоры с Роном — и понимал, что эти вещи даже сравнивать нельзя. Да что там понимал — он даже тогда, в детстве не считал, что в жизни Рона не простит! Что должен Причард сейчас чувствовать?
— Я всю жизнь мечтал стать аврором, — сказал Причард. — Ну, почти. Лет с восьми, наверное. В детстве я аврорами восхищался, читал всю хронику в «Пророке», скупал комиксы про них и книжки… я, конечно, давно вырос и так далее, но кто так поступает со своими?! — он стукнул стаканом о своё колено с такой силой, что, наверное, оставил там синяк. Виски выплеснулся, но Причард не обратил внимания на это.
— Но не все такие, — сказал Гарри, и когда Причард уставился на него в глубочайшем изумлении, понял, что сморозил редкостную глупость.
— Да я в курсе, — сказал Причард, кажется, даже отчасти протрезвев. — Но мне надо как-то уложить в башке, что такие тоже есть. И не стать при этом параноиком, — он оскалился и, заглянув в давно опустевший стакан Гарри, налил ему. — Я бы правда лучше снова умер, — сказал он серьёзно. — Тот охранник меня знать не знал — с его стороны логичный выбор, в общем-то. Чужак какой-то — а тут есть шанс убрать дементоров. Но Ральф… — он покачал головой и посмотрел на Гарри. — Я не знаю, как было у вас, но мы на Слизерине своих никогда не выдавали. Внутри всякое бывало, но это был наш дом. А аврорат — наш. Мой. Не представляю, каково сейчас Дабхгласу, — неожиданно закончил он, и Гарри лишь переспросил:
— Дабхгласу?
— Блейну, если хочешь, — кажется, не понял Гарри Причард. — Я бы на его месте оторвал ему башку… на месте, — хмыкнул он. — Он же проглядел его, ты понимаешь? У себя под носом.
— Ты на него злишься?
— Я? — нет, определённо, Гарри от виски здорово тупел: что ни вопрос — мимо. — Почему? Нет, я просто представляю, каково ему. И думаю, можно ли было это заметить. И предотвратить. И знаешь, — он резко повернулся и посмотрел Гарри в глаза, — я никогда не предам своих. Никого. И никогда. Чего бы мне это ни стоило.
— Ну вот и всё, — Мальсибер с откровенным нетерпением оглядел комнату, в которой прожил последний месяц. — Я очень благодарен тебе за гостеприимство, — искренне проговорил он. — Особенно в последние недели — в нём не было необходимости, но ты меня не выгнал.
— Согласись, это было бы довольно странно, — сказал Лестрейндж. — Да и куда? Лагерь давно разобрали. Где тебя селить? Это было самое простое решение.
— Я знаю, что мы никогда не будем даже просто приятелями, — Мальсибер подошёл к нему. — Но я считаю, что тебе обязан. Ты делал то, что делал, лишь из чувства долга, но ты это сделал — и не знаю, как бы я всё это пережил без твоих действий. Я хотел бы вернуть долг, но представляя себе обстоятельства, при которых это может стать возможным, я скажу, что не желаю этого. Впрочем, мы ведь всё равно ещё увидимся, и не однажды.
— Разумеется, — согласился Лестрейндж. — Твой контракт бессрочен, и пока курирую тебя я, мы будем видеться. И ты мне не должен ничего — считай, что если и было, за что, ты расплатился за всё Причардом. И — отдельно — отсутствием у него долга тебе. К тому же, — добавил он чуть мягче, — я ещё должен принести тебе кота. И подарок.
— Да, должен, — Мальсибер заулыбался. — Хотя я думал, что ты возьмёшь его сразу. Подарок? — удивился он. — Ты хочешь что-то подарить мне?
— Нет, — возразил Лестрейндж. — Сначала я провожу тебя официально, а затем совершу ещё один визит. И сыграю роль посыльного в частном порядке. То же касается и подарка — у меня к тебе благодарственное письмо от Причарда и подарок. Я не знаю, что, но сомневаюсь, что это нечто запрещённое.
— А, — Мальсибер, кажется, не слишком удивился. — Тогда посади кота в корзинку, — попросил он. — А я обещаю не вдаваться в детали, знакомя его со своей роднёй. Они не будут слишком любопытствовать. Подарок я должен буду показать тебе?
— Нет, конечно, — возразил Лестрейндж. — Что бы это ни было, это ваше дело с ним, я лишь передаю, потому что по-другому не получится. И я согласен — лучше будет, если твои родственники не будут посвящены в детали биографии кота, — кивнул он и спросил вдруг: — Зачем ты предложил решётки?
— Что? — непонимающе переспросил Мальсибер.
— Решётки. В Азкабане. Вместо дверей. Зачем?
— Я ведь тогда и объяснил, — сказал Мальсибер удивлённо, но Лестрейндж возразил:
— Не скажешь правду?
— Что ж, — Мальсибер улыбнулся. — Я знаю, что такое одиночка. Я не представляю, как они сейчас это выдерживают, но я точно знаю, что без возможности хотя бы говорить друг с другом при дементорах они сойдут с ума, и очень быстро. Нас тогда спасало только это — и то не всех, если ты помнишь Беллу. Впрочем, мы все вернулись тогда другими, и у всех нас были большие проблемы с головой. И раз я, пусть и не по своей воле, поспособствовал возвращению дементоров, я должен был хотя бы попытаться защитить их от безумия. Что ты теперь сделаешь? — спросил он напряжённо, и Лестрейндж пожал плечами:
— Ничего. Это не моя епархия. Идём, — он с лёгким поклоном указал Мальсиберу на дверь. — Пора. Проверь, ты точно ничего не взял? Даже случайно?
— Точно, — твёрдо заверил его Мальсибер и первым пошёл к двери.
Суд над Брауном и Рамзи выдался скандальным. Это был самый шумный процесс, в котором Гарри довелось участвовать: это дело настолько возмутило судей, что каждый, кажется, считал своим долгом прокомментировать происходящее и задать вопрос, а чаще — высказаться по поводу действий обвиняемых.
Гарри же большую часть процесса наблюдал за Причардом. Но тот отлично умел держать лицо — не в пример самому Гарри — и сидел на своём месте пострадавшего с непроницаемым выражением, и лишь играющие желваки порой выдавали, что он вовсе не спокоен.
Блейна, как начальника Брауна, тоже вызывали, и хотя тот держался идеально и ответил на все вопросы чётко и исчерпывающе полно, Гарри — да и остальные, видимо — видели, насколько ему всё это даётся тяжело. Впрочем, он не прятал глаз от Брауна — зато тот в какой-то момент отвёл свои, и больше до конца процесса на своего бывшего начальника не смотрел.
Единственный вопрос, который Гарри действительно интересовал на этом процессе — это почему так долго тянули с арестом. Ведь наверняка Рамзи допросили и он назвал Брауна. Так почему? Зачем было почти месяц ждать?
Но всё оказалось несколько сложнее: Рамзи никого не называл и вообще не помнил. Браун стёр все его воспоминания об их разговорах, и Рамзи был искренне уверен в том, и задумал, и осуществил всё в одиночку, и дементор сам набросился на Причарда просто потому что тот вышел из безопасного угла. А вот Робардс этому не верил и искал сообщника — ну и нашёл, а в Мунго восстановили память Рамзи, хотя и не без некоторых лакун, которые, впрочем, ни на что не повлияли.
Приговор в итоге вынесли самый суровый: Азкабан пожизненно обоим. И если Браун, видимо, такого ожидал, то для Рамзи это явно стало неожиданным — он даже воскликнул с каким-то жалобным возмущением:
— Да за что?! Это нечестно!
Но ему, конечно, никто не ответил.
В остальном декабрь в этом году выдался странным: не то что тихим, нет, дел было — не продохнуть, но все они были… обыкновенными, если так можно назвать убийства и тяжёлые проклятья. Конец года приближался с почти пугающей скоростью, а вместе с ним — и годовой отчёт, за который, разумеется, Сэвидж засадил Гарри. За тот, что от отдела — а ведь ещё был личный, который никто, конечно же, не отменял. Так же, как и собственно работу. И когда двадцать второго декабря Гарри сидел напротив мучающегося от жесточайшего похмелья волшебника лет шестидесяти, чей напрочь лишившийся первичных половых признаков собутыльник озадачил своей проблемой половину Мунго, весьма скептически отнёсшихся к перспективе восстановления оных, Гарри хотелось уравнять трагедии старых товарищей и так закрыть дело.
— Да не помню я, что это было! — страдальчески говорил волшебник, крайне расстроенно глядя на Гарри. — Клянусь вам чем хотите! У вас точно нет антипохмельного?
— Есть, — безнадёжно признался Гарри. — Я вам принесу сейчас — может, вы хоть так вспомните… а нет — отправитесь лет на восемь в Азкабан.
— Что? — несчастный, кажется, даже позабыл о своих страданиях. — К-какие восемь?
— Полные, — с едва сдерживаемым злорадством заявил Гарри. — Вы лишили его не просто уха или пальца — это же важнейший орган! — ему самому было смешно от собственной патетики, но вдруг она хоть как-то прояснит похмельную голову злодея? — Так что вспоминайте, — велел он и ушёл за антипохмельным зельем, оставив несчастного прикованным к столу в допросной.
Рождество в этом году выпадало на субботу, лишая всех законного дополнительного выходного, но Робардс на совещании в понедельник заявил, что год выдался очень тяжёлым, и поэтому он полагает, что каждый заслужил ещё один дополнительный выходной, и половина получит его в пятницу двадцать четвёртого, а другая половина — двадцать седьмого, в понедельник. Распределяли жребием, который вытянули там же — и почти всему отделу, кроме Гор, достался понедельник.
— Не-ет! — с шутливым трагизмом воскликнула Гор. — Нет, мне нужна пятница! Пожалуйста! Мне надо приготовить…
— Давай я поменяюсь, — тут же предложил ей Сэвидж. — Хоть поработаю спокойно.
В некотором роде он был прав: сочельник обычно выдавался довольно тихим, в отличии от следующей за Рождеством недели.
Позже Праудфут поменялся с кем-то из отдела контрабанды, прокомментировав:
— С детьми, конечно, следует встречать сочельник вместе. А мне, слава Мерлину, уже не надо.
Гарри пятница вполне устраивала, тем более что это был первый, так сказать, сознательный сочельник Джеймса. И конечно, Гарри хотелось провести его с семьёй — а уже в субботу отправиться в Нору, где традиционно должны были собраться все.
А в четверг, двадцать третьего декабря, дежурный передал принесённое ранним утром обычной неприметной совой письмо, вскрыв которое Сэвидж так нехорошо хмыкнул, что привлёк этим к себе внимание всего отдела.
— Я надеюсь, это шутка, — сказал он. — Но затылком чую, что нет.
— Что там? — спросил Праудфут. — Читай уже!
— Стишок там, — сказал Сэвидж. — Детский. — И прочёл: «Я точно знаю наперёд
Сегодня кто-нибудь умрёт.
Я знаю, где, я знаю, как —
Я не гадалка, я — маньяк».
Секунды три, наверное, все молчали, а потом Долиш сказал:
— Шутка это или нет, мы узнаем очень скоро.
— Дополнительный выходной отменяется, да? — расстроенно спросила Гор, и Сэвидж возразил:
— Ну не для всех же. Может, это вообще шутка. А нет — мы завтра будем с Катбертом. И — Гарри, извини, — он даже вздохнул, — но у тебя сын совсем маленький и вряд ли что-нибудь поймёт. А нам на всякий случай нужен третий. В понедельник отдохнёшь. Надеюсь.
— Понял, — без особого энтузиазма сказал Гарри.
— Может, это шутка, — утешающе проговорил Праудфут. — Подождём.
К шести вечера надежда на то, что это и вправду оказалось дурацкой шуткой, превратилась почти в уверенность, однако Сэвидж всё-таки решил оставить дежурного — и, к большому удивлению Гарри, не его.
— Тебя оставишь — точно будет труп, — заявил Сэвидж. — А то и два. Иди домой. Мы с Катбертом поделим.
Гарри искренне надеялся, что утром дурных новостей не будет — и напрасно. Одного взгляда на лицо Сэвиджа при входе в отдел было достаточно, чтобы не задавать вопросов — впрочем, один Гарри всё-таки задал:
— Кого убили?
— Женщину, — ответил Сэвидж. — Около двадцати, волосы, по-видимому, светлые, или, по крайней мере, не слишком тёмные. Колдографии, — он переправил Гарри папку и предупредил: — Ты завтракал?
— Немного, — хмуро отозвался Гарри, открывая папку.
Что ж, причину вопроса Сэвиджа он понял сразу. В том, что обнаружили на одной из улиц Хогсмида, опознать женщину было невозможно. Вернее, понять, что это именно женщина, было как раз несложно, но не более того: вместо головы у неё был большой рождественский сливовый пудинг, украшенный красной шапочкой с белой оторочкой и большим помпоном. Само тело — обнажённое — было вскрыто от паха и до самой шеи и набито свежими опилками, на ноги были надеты белые вязаные носки, а на руки — красные варежки с вышитыми белыми снежинками.
— В девять двадцать нашли вчера вечером, — сказал Сэвидж. — Из внутренностей только сердце, перевязанное золотой ленточкой с бантом. Сидела, словно кукла, под одной из украшенных ёлок уже окоченевшая. Мы там осмотрели всё, но ты к нам присоединяйся — и у нас ещё одно письмо, — он указал на вскрытый белый конверт на своём столе. — Такое же. Текст тот же. Почерк другой.
— Другой? — переспросил Гарри напряжённо. — Их что, двое?
— Может, двое, — согласился Сэвидж. — Может, это вообще не он писал — это же детский стишок. Кого угодно можно попросить — никто не заподозрит ничего, шутка и шутка. А может быть, писала жертва. Катберт сейчас в Хогвартсе, показывает преподавателям письма — может быть, они узнают почерк.
— Он что, ежедневно будет убивать? — спросил Гарри, и Сэвидж дёрнул плечом:
— Возможно. Или у него какая-то схема. Или не схема, — он скривился. — С чокнутыми всегда сложно. Я вызвал остальных — боюсь, нам придётся заимствовать коллег и из других отделов.
— Что мне делать? — спросил Гарри.
— Думай, — велел Сэвидж. — Дело изучай. Предлагай версии. Вернётся Катберт — может, принесёт чего. В десять собираемся у Гавейна — будем формировать карту патрулирования. Вдруг получится быстро его поймать. И предупреди родных: очень вероятно, что Рождество для всех нас отменяется.
— А нет заявлений о пропаже? — спросил Гарри.
— Нет пока, — ответил Сэвидж. — Но ведь праздники. Очень может быть, пропажу обнаружат в понедельник, если не в начале следующего года. А может, она и вовсе маггла.
— У них тоже есть база пропавших.
— Есть, конечно, — согласился Сэвидж. — Но дождёмся Катберта. Что у тебя с твоим обеспенисливателем?
— С кем? — невольно фыркнул Гарри.
— Тот мужик, что лишил причинного места своего товарища-соседа — что с ним?
— Жду окончательного вердикта целителей, — ответил Гарри. — Возможно, они всё же смогут всё исправить.
— Долго ждать-то? — спросил Сэвидж.
— Обещали в понедельник… может, вторник. Или среду. Рождество же.
— Как это в отчёт вставлять, скажи на милость? — недовольно проворчал Сэвидж. — Ну смотри — но тридцать первого всё должно быть у меня в полдень. Или уж тяни до следующего года — посидит у нас, подумает, может, поймёт что.
Праудфут вернулся к десяти — и не с пустыми руками.
— Опознали почерк, — сказал он, входя в кабинет последним — строго говоря, он даже немного опоздал, но никто не упрекнул его за это. — Первое — Оливия Панкейк, и она подходит под наше описание. Второе — Августа Эйдриан. Рейвенкло и Хаффлпафф, — продолжил он, не дожидаясь очевидных вопросов, двадцать лет и двадцать один год, Оливия, скорее, русая, Августа блондинка, обе — полукровки, у обоих отцы — магглорождённые. Эйдриан училась на год раньше.
— А матери? — озвучил Робардс буквально повисший в воздухе вопрос.
— Обычные, — ответил Праудфут. — То есть формально чистокровные, но ничего такого — просто волшебницы.
— Панкейк, — сказал Долиш. — Я точно где-то это слышал.
— За завтраком? — пошутил, несмотря на невесёлую атмосферу, Праудфут.
— Нет, именно фамилию, — Долиш задумался. — Вспомню — скажу. Возможно, просто по какому-то делу кто-то проходил.
— Адреса обеих — по крайней мере, школьные, — Праудфут положил на стол листок. — Списки полукровок с адресами, — на стол лёг другой лист. — Списки подходящих курсов с адресами, — третий лист присоединился к остальным. — Я бы…
— Иди к Эйдрианам, — кивнул Робардс. И добавил, когда Праудфут ушёл: — Лисандра, Гарри, Джон, мне жаль, но завтра все выходим. Я тоже буду. Если мы его поймаем быстро, отдохнёте в понедельник.
— Постараюсь отпустить тебя пораньше, — пообещал Сэвидж Гор, но та только отмахнулась:
— Да я ещё вчера всё переиграла — понятно же, что мы все вляпались.
Робардс посмотрел на принесённый Праудфутом листок и сказал:
— В пол одиннадцатого подойдут все остальные — попробуем посты расставить. У меня пока три версии: блондинки и происхождение. И их сочетание. Здесь, — он просмотрел принесённый Праудфутом список, — восемнадцать человек. Двоим по девять человек… Лисандра, Гарри — отправляйтесь, — он разорвал лист пополам и протянул половинки Гор и Гарри. — Постарайтесь всех их прислать к нам — выдадим им обереги, может, выйдет отследить по карте. Мы пока им письма разошлём. И поторопитесь, — попросил он, — я включил вас в патрули.
— Я боюсь, от патрулей толку не будет, — сказал Лестрейндж. — Убивает-то он не…
Дальше Гарри уже не расслышал, выйдя из кабинета перед Лисандрой. Они вместе с ней дошли до лифтов, и пока ждали, она попросила:
— Покажи своих, — она тоже продемонстрировала Гарри свой листок и предложила: — Есть предпочтения? — спросила она. — Можем поменяться кем-то, если хочешь.
«Мэнди Броклхерст», прочитал Гарри на половинке Гор и попросил:
— Я с ней учился — только она была на Рейвенкло. Давай я сам навещу её?
— Давай тогда кого-нибудь, — сказала Гор, но Гарри отмахнулся:
— Да не надо. Я моложе и работать должен больше!
— Нет уж, так нечестно, — возразила Гор. — И нам нужно вернуться побыстрее, так что давай делись.
— Выбирай сама, — предложил он, и Гор палочкой поменяла две фамилии местами, забрав себе последнюю из его списка.
Родители Мэнди Броклхерст жили в Бирмингеме, в одном их тихих и совсем не бедных его районов. Их двухэтажный дом был украшен к Рождеству светящимися даже сейчас, днём, гирляндами, а на лужайке перед ним гирлянды же украшали какое-то дерево, которое без листьев было невозможно опознать — возможно, клён? Гарри подошёл к двери, перед которым не было крыльца, и нажал кнопку звонка. Тот гулом отдался в доме, и буквально сразу за ним раздался громкий женский голос:
— Да-да-да, уже бегу!
Торопливые шаги — и дверь распахнулась перед симпатичной женщиной лет пятидесяти в свободных джинсах и красном свитере.
— Что вы привезли? — спросила она нетерпеливо. — Вы от мясника или доставка?
— Я одноклассник Мэнди, Гарри Поттер, — представился Гарри, — и ищу…
— Ох, конечно, — женщина всплеснула руками. — Как я могла не узнать… совсем забегалась. Я Кларисса Броклхерст, — она протянула Гарри руку, — мама Мэнди. Она давно с нами не живёт, но обещала быть сегодня вечером — вы проходите! — позвала она, отступая в дом и затягивая Гарри за собой.
— Я тогда зайду попозже, — пообещал Гарри, улыбаясь и аккуратно извлекая свою ладонь из её руки и оставаясь всё же за порогом. — А когда она обещала быть?
— Часам к семи, но я надеюсь, что Мэнди придёт раньше — я ничего не успеваю, — миссис Броклхерст покачала головой. — Что ей передать?
— Чтобы она непременно дождалась меня, — ответил Гарри. — А хотя… а где она живёт? Вдруг я буду мимо пробегать сегодня.
— Сняла комнату где-то в Лондоне — у меня где-то тут был адрес, подождите… это честь — лично с вами познакомиться! — улыбнулась миссис Броклхерст, и Гарри ответил ей широкой улыбкой. — Я сейчас адрес Мэнди посмотрю, — пообещала она и куда-то убежала и, вернувшись очень скоро, протянула ему маленький листочек в клетку: — Вот, тут даже телефон есть. Хотя вы не знаете, наверное, что это такое, — она улыбнулась, и Гарри возразил ей тоже с улыбкой:
— Знаю. Спасибо вам большое, — он убрал листок в карман, — и с наступающим вас Рождеством! Попросите Мэнди обязательно меня дождаться, — попросил он снова, и она кивнула:
— Обязательно! Конечно! С Рождеством вас!
По указанному адресу Мэнди не оказалось, и Гарри, поставив соответствующую отметку в своём списке, оставил в двери записку и отправился на следующий — не ждать же ему было здесь под дверью.
На оставшихся восьми адресах ему повезло всего лишь дважды: девушки продолжали жить с родителями, и Гарри предупредил их, попросив быть очень осторожными и нигде пока не появляться в одиночестве. К счастью, обе согласились отправиться с ним в аврорат, где им должны были выдать обереги, реагирующие на серьёзную опасность и отражающиеся на висящей в кабинете Робардса и в Отделе особо тяжких карте.
В остальных шести случаях родители ждали дочек в гости этим или следующим вечером, и всё, что Гарри оставалось — пообещать зайти и настоятельно попросить родителей связаться с девушками и убедить их обязательно его дождаться или самим зайти в аврорат. Конечно, он и чары поставил, да и совы должны были отыскать всех девятерых — но кто под рождество обратит серьёзное внимание на письмо из аврората и пойдёт туда? А времени, возможно, было мало.
В аврорат Гарри вернулся ближе к полудню и зашёл сначала к Робардсу.
— Пока безрезультатно, — сообщил тот. — Но мы ждём. Твой участок патрулирования, — он указал на карту, на которой красным засветился участок на Диагон-элле возле кафе Фортескью и дальше. — Подумал, в каком виде ты пойдёшь?
— Соображу что-нибудь, сэр.
— Подумай, чтобы менять облик, — напомнил Робардс, и Гарри показно оскорбился:
— Сэр!
— Откровенно говоря, я сомневаюсь, что мы его поймаем, и уверен, что преступление мы не предотвратим, — мрачно ответил Робардс. — Мы, конечно, ищем мисс Эйдриан, однако дома её нет, и Мерлин знает, где она. Предыдущая девушка в это время была ещё жива, но время идёт, а у нас нет ничего.
— Мне уже идти?
— Можешь перекусить и да, иди. Чары тоже там стоят, сигнальные — если вдруг услышишь, приходи. Свободен.
— Сэр, а сколько времени прошло с… — начал было Гарри, и Робардс ответил, не дослушав:
— Шесть часов. Панкейк убили около трёх пополудни.
— Гавейн? — раздался голос Лестрейнджа от двери. — Гарри, как удачно, — он вошёл. — Отдай его нам ненадолго? — попросил он, и Робардс кивнул:
— Пока что твой участок перекрыт соседями. Нашли что?
— Есть три вероятных места, где мисс Эйдриан может сейчас быть, — сказал Лестрейндж. — Джон сейчас заканчивает анализ известных нам перемещений Панкейк — может, он найдёт пересечения. У них есть общие знакомые, конечно, но сложно понять, с кем они поддерживали связь. Времени мало, и у матери истерика.
— А другие родственники? — нахмурился Робардс.
— Отец тоже Мерлин знает, где — они давно в разводе, — ответил Лестрейндж. — Мы его, конечно, ищем, но не думаю, что в этом есть смысл. Есть, конечно, дед и бабка, но они, похоже, не были близки и скверно отнеслись к выбору дочери — мы поговорили с ними, толку чуть.
— А родные Эйдриан?
— Она живёт отдельно. Они нам рассказали, что смогли. Мы побывали у неё — там приготовлены подарки, вечером она должна быть у своих родителей. Но куда она делась именно сейчас, неясно. Обходим всех её друзей, кого смогли найти.
— Обходите, — кивнул Робардс и махнул им — мол, идите. Не желая, разумеется, удачи — здесь это считали скверной приметой.
В отделе Лестрейндж вручил Гарри небольшую колдографию, на которой очаровательная светловолосая девушка смеялась и махала в камеру.
— Августа Эйдриан, — Лестрейндж протянул ему другое колдофото, общее, по-видимому, с выпускного курса. — Её друзья, — он указал последовательно на нескольких девушек и пару юношей, затем повторил то же с колдографиями другого, младшего, курса. — К ней ты пойдёшь сейчас, — кончик его пальца коснулся лица темноволосой коротко остриженной девушки с круглым лицом. — Вроде бы родители утверждают, что они довольно тесно в последнее время общались, но я не уверен, что они действительно в курсе. Найдёшь её — тащи сюда хоть силой, — велел он, и Гарри, кивнув, отправился в один из новых районов Лондона.
Выглядел район не слишком презентабельно: скучные панельные дома, расписанные внизу граффити, мусор на улицах, не выглядящие мирными чернокожие местные обитатели… впрочем, волшебницам бояться их, конечно, нужно не было. Опять же, никто им не мешал просто аппарировать к себе в квартиру… и всё же выбор странный, думал Гарри, разыскивая нужный ему дом.
Тот ничем не выделялся среди соседей: такой же скучный и безликий. Подъезд был закрыт на ключ, похоже, электронный, потому что когда Гарри наложил на него Алохомору, дверь заискрила, но открылась. Внутри было тоже не слишком чисто: какие-то бумажки валялись на лестнице и возле лифта, которым Гарри на всякий случай не стал пользоваться: техника и волшебство взаимодействуют не очень предсказуемо. Так что на седьмой этаж Гарри поднялся пешком и остановился возле двери, на которой не было никакого номера. Впрочем, номер был на соседней, и Гарри уверенно постучал в квартиру под номером — наверное — 7в.
Внутри было тихо. Гарри постучал ещё, потом нажал на кнопку звонка — тот залился громкой трелью — и снова ничего. Похоже, там никого не было… или не хотели открывать? В принципе, учитывая место, в этом не было ничего странного.
Гарри задумался. Представиться? А если там внутри преступник? А если нет, и он войдёт, а там, к примеру, романтичное свидание у хозяйки дома? Но если там всё-таки преступник?
Подумав, Гарри решил, что, пожалуй, может позволить себе одно дисциплинарное взыскание и штраф и невербально наложил на дверь Алохомору. К его удивлению, она открылась, и он тихонько, наложив на себя звукозащищающие чары, вошёл в тёмный коридор.
Квартира оказалась маленькой — лишь одна комната и кухня — и пустой. Впрочем, обитаемой — судя по грязной посуде в раковине и подсохшему, но не засохшему совсем кусочку хлеба, обитательница, или обитатели, ушли отсюда не так давно — и, может, ненадолго?
Вздохнув, Гарри поставил сигнальные чары и вышел так же тихо как вошёл.
К министерству он аппарировал прямо с лестницы. Гарри очень надеялся на хорошие новости, но отдел был пуст, а Робардс, к которому секретарь пропустил его без возражений, коротко сказал:
— И ты пустой. Боюсь, у мисс Эйдриан шансов всё меньше. Ну, ступай на пост.
— Может, они с кем-нибудь встречались? — в отчаянии спросил Гарри, понимая, что не спрашивает ничего нового.
— Может быть, — ответил Робардс. — Иди, Гарри.
В половине десятого вечера проторчавший всё это время на Диагон-Элле Гарри получил сигнал отбоя — и хотя он продолжал надеяться, но чувствовал, что зря. И когда Гарри вошёл в кабинет Робардса, ему даже не нужно было задавать вопрос: выражения лиц присутствующих было достаточно.
— Теперь у нас два трупа, — сказал Робардс, когда все собрались. — Рождества у нас не будет. Есть здесь те, кому необходимо завтра дома быть? — спросил он, и ответом ему была тишина. — Если есть — скажите, мы это устроим, — повторил он — и снова не услышал ничего в ответ. — Тогда сейчас мы все расходимся на пару часов — переодеться и поужинать, и детям подарить подарки — и я вас жду здесь в половине первого. Будем думать, благо, всех остальных возможных жертв оповестили, и они все согласились поносить немного следящие чары. Своим скажите, что, возможно, не вернётесь долго. Всё, расходимся, — он встал. — Платт тоже согласилась нам помочь, так что если есть что отыскать — она найдёт.
— Сэр, а как её нашли? — тихо спросил Гарри.
— Там колдофото, — Робардс указал на папку на столе. — Смотрите, кто не видел — и домой.
— Потом, — возразил Лестрейндж, останавливая руку Гарри, и тот не стал с ним спорить.
Настроение у Гарри было ужасным — но дома его ждали Джинни с Джеймсом, и он постарался хоть чуть-чуть встряхнуться прежде чем войти к ним.
— Гарри! — Джинни выбежала к нему навстречу — и застыла. — Что случилось? — спросила она тихо, и он ответил, хотя не должен был, наверное:
— У нас убийство. Два. Прости, мне нужно к полуночи вернуться — нас отпустили переодеться и поесть. Прости, — повторил он. — Я не хотел вам портить праздник.
— Ну, — она вздохнула и обняла его, — я знала, что выходила замуж за аврора. Что поделать…
— Но у меня всё равно есть для тебя подарок, — чуть-чуть оживился Гарри, целуя её. — И для Джейми.
Они даже поужинали, и даже не слишком наспех — и всё же Гарри было совсем не до Рождества. От мысли, каково сейчас семейству Эйдриан, и о том, что для них отныне Рождество никогда не будет праздником, у Гарри сжимались кулаки. Даже когда — да, когда, не если — они найдут этого ублюдка, что это изменит для Эйдрианов? Разве это вернёт им дочь или Рождество?
В министерстве было очень тихо. Посреди Атриума, рядом с золотой статуей, сейчас стояла ёлка и мерцала в полутьме серебряными и золотыми огоньками, и это зрелище лишь добавило Гарри горечи. И, кажется, не только ему: собравшиеся в кабинете Робардса авроры выглядели мрачными и собранными, и одеты были совсем не празднично — только у Лисандры в волосах запуталась одинокая блёстка.
— Платт пока работает, — сказал вошедший Робардс. — Как что будет — скажет. Жаль, что мы не догадались сразу взять образцы почерков всех возможных жертв, — продолжил он, и Праудфут недовольно выдохнул:
— Я идиот.
— Мы не догадались, — повторил Робардс. — Но поскольку все они подписали согласие на слежку, кое-что у нас всё-таки имеется, — он сел и, достав из стола папку, разложил на нём восемнадцать одинаковых соглашений с одинаковыми же подписями: «Да, я соглашаюсь добровольно». — Не так много, но хоть что-то. За ними, разумеется, следят — я поднял ДМП и кое-кого из других отделов — и девушек предупредили. Но пока я ужинал, я думал — возможно, стоит попытаться, так сказать, пойти ему навстречу и некоторым из вас пойти гулять под оборотным. Хотя тут тоже есть некоторая сложность.
— Мы не опознаем убийцу, — сказал Сэвидж. — Хватать любого, кто к нам подойдёт, так себе стратегия, а если позволить ему нас схватить, может быть поздно.
— Мы не знаем, как он убивает, — согласился Робардс. — Может, и Авадой, но он вполне может просто ломать шею, например — головы-то нет.
— Или ещё чем, — добавил Лестрейндж. — Полно заклинаний, что не оставляют следов на теле.
— Следующий вопрос — зачем, — продолжил Робардс. — Должна быть причина. Варианты?
— Девушка отшила в Рождество, — сказала Гор. — Блондинка. Возможно, даже только что.
— Или умерла, — добавил Лестрейндж.
— Или бросила и умерла, — продолжил Сэвидж. — Может, даже от его руки. А потом у него поехала крыша, ну и всё.
— И вряд ли это одна из наших жертв, — сказал Робардс. — Другие варианты есть?
— Какая-то блондинка там была, — согласился Лестрейндж. — И в Рождество или в Сочельник тоже что-то наверняка произошло — но я не поручусь, что эти вещи связаны.
— Блондинка, Рождество — всё это хорошо, — сказал Робардс, — но это не учитывает выпотрошенность и сердце с бантом. Хотя последнее как раз говорит в пользу любовной версии.
— Не просто выпотрошенность, — заметил Долиш. — Он набил их опилками. И пудинг этот.
— Да, опилки выбиваются из ряда, — согласился Робардс. — Хорошо — что это может значить?
— Может, его профессия? — предположила Гор. — Он чучельник, или, возможно, плотник, столяр, строитель… что-нибудь такое. Или фермер.
— Фермер почему? — переспросил Праудфут, и она пояснила:
— На фермах опилки много где используются. Но ими ничего не набивают, разумеется… а кстати, где все внутренности?
— Вопрос, — кивнул Робардс.
Он разложил по столу колдографии. Они были очень похожи друг на друга, обе жертвы: одно телосложение, одни раны, одна поза, даже варежки с носками одинаковые.
— Слушайте, — сказала Гор, разглядывая снимки, — а вам не кажется, что они набиты опилками так сильно, словно… ну, беременны?
— А они были беременны? — тут же спросил Сэвидж, и Робардс встрепенулся:
— Не знаю. Но узнаю. Гарри, сбегай к Платт — быстрее будет, чем слать самолётик — спроси её. Если она ещё не знает, пускай выяснит — по крови это точно можно.
— Я схожу, — вдруг предложил Долиш, видимо, увидев отчаяние на лице Гарри, которому пришлось бы теперь пропустить всё обсуждение. — У меня всё равно идей нет. И я никак не могу вспомнить эту Панкейк. Точно что-то было… Омут, вероятно, нужен.
Он вышел, и Гарри клятвенно пообещал себе при случае как-нибудь его отблагодарить — а Гор, меж тем, продолжила:
— Тогда, возможно, девушка его не бросила, а сделала аборт. И, может, она ему даже не девушка, а жена. Или не сделала, а просто потеряла ребёнка. Как раз на Рождество. И, кстати, пудинг — может, она его переела, и ей стало плохо… или он так думает. Но я склоняюсь всё-таки к аборту… или, возможно, — продолжала она увлечённо, — дело как раз в пудинге. Возможно, у неё какая-то реакция на какую-нибудь его составляющую… сливы, например — на них бывает аллергия. И кто-то угостил её… их, она съела, и у неё случился выкидыш. Возможно, он предупреждал её не есть, а она его не послушала, возможно, он был испорчен, например… что-то такое, — она выдохнула и замолчала.
— В Мунго нам, конечно, не помогут, — сказал Робардс, — хотя мы можем попробовать. Версия звучит вполне логично.
— А не проверить ли нам все околорождественские дела прошлого года? — предложил вдруг Лестрейндж. — И не только прошлого, пожалуй. Вдруг там что-то будет?
— Проверь, — кивнул Робардс. — Вон возьми Гарри — и проверьте.
Рождество, думал Гарри, идя вслед за Лестрейнджем по коридорам. Своё первое Рождество на работе он, наверное, не забудет никогда: тогда он впервые увидел Миллисент и тот жуткий кокон. Второе своё Рождество здесь он вообще провёл в Азкабане, и повод, по которому он там оказался, Гарри старался не вспоминать — но вот дела… что тогда было? Он не помнил. Как не помнил ничего особенного и на прошлое Рождество… значит, не было там ничего яркого, ничего, что бы испортило всем праздник как сейчас.
Как старший аврор Лестрейндж просто прошёл в архив, лишь отметившись у дежурного архивариуса, и провёл с собою Гарри. Нужные дела они собрали быстро — а затем расположились за столом в небольшом закутке, чтобы не таскать их туда-сюда, и, разделив папки примерно пополам, принялись за дело.
Ничего особо интересного Гарри в руки не попалось. Да и дел-то было мало: всё же в Рождество не так уж часто совершаются злодейства. Было дело о трансфигурации, весьма похожее на то, что Гарри так пока и не закрыл — только там муж лишил супругу рта, и в Мунго это снять сумели только… ого, в октябре! Когда супруг давно уже обжил Азкабан, конечно. Было два убийства, но, скорей, случайных, и в обоих случаях погибшие были мужчинами, и в возрасте. Было отравление так до конца и непонятно чем в какой-то глупой молодой компании, решившей несколько разнообразить традиционный ромовый пунш чем-то экзотическим, которая в итоге утром оказалась в Мунго, хоть и не вся — двоим уже ничья помощь не понадобилась. Было… стоп.
Отравление.
Гарри придвинул к себе закрытую было папку и нашёл в ней колдографии всех жертв. Пять парней, семь девушек, и три из них — блондинки, ещё одна, скорее, русая, чем темноволосая… значит, можно считать четыре. Погибли двое — парень с девушкой, похоже, пара… а что с другими? Шесть девушек… так… что с блондинками? Да вроде ничего — отлежались в Мунго, вышли… нет, нигде ни слова о беременности. Но ведь её могли и скрыть? Кого тут, кстати, обвинили?
Гарри нашёл обвинительное заключение — и онемел на полсекунды, а потом воскликнул:
— Панкейк!
— Что именно? — Лестрейндж мгновенно оказался рядом и заглянул Гарри через плечо. — Нашли, — сказал он коротко и, собрав все остальные папки, сказал: — Возьмём с собой, но, полагаю, ты нашёл. Ты отнеси и расскажи, я тут пока что всё оформлю.
К кабинету Робардса Гарри почти бежал, и папки, что он левитировал за собой, тянулись за ним нестройным рядом.
— Элисон Сандейл в позапрошлом году обвинили в ненамеренном отравлении и двойном убийстве! — выпалил Гарри с порога. — Но её родители — Панкейк!
— Таких совпадений не то что не бывает, — сказал Робардс, почти выхватив у него папку с делом, — но я в них не верю.
— Вот, — Гарри открыл дело на странице обвинения. — Я думаю, Оливия — её младшая сестра.
— А Эйдриан? — спросил Сэвидж, пока Робардс читал обвинение.
— Я посмотрел — там нет, — расстроенно ответил Гарри.
— Но это ничего не значит, — возразила Гор. — Сандейл-Панкейк обвинили — вот мы и узнали девичью фамилию, но родителей совершеннолетних жертв совсем не обязательно упоминают в деле. В данном случае, наверное, и не упомянули… у Августы есть сестра?
— Или брат, — добавил Робардс.
— Она же не Сандейл, — напомнила Гор.
— Они могут быть сводными, — Робардс посмотрел на часы. — Придётся нам всех потревожить — здесь есть адреса, надеюсь, они сохранились. Доложи суть дела, — приказал он Гарри.
Гарри на всякий случай придвинул к себе папку.
— Элисон и Николас Сандейлы принесли с собой на вечеринку специи для пунша, которые и стали причиной отравления и смерти, — сказал Гарри. — Остальные утверждали, что они не знали ничего, но похоже, это ложь: симптомы начались с лёгких галлюцинаций, и никого это не насторожило. А когда всем стало плохо, было уже поздно. Поскольку они тоже пострадали, и убили неумышленно, они получили шесть лет. Сейчас сидят. Они почти молодожёны — женаты были меньше полугода.
— Какого года дело? — спросил Робардс, открывая первую страницу, и сам же и ответил: — Прошло два года. Ни то, ни сё.
Странно, почему Гарри не помнил это дело — видимо, процесс вышел не слишком громким.
— Надо посмотреть самоубийства, — сказал Сэвидж. — Если эти двое не были беременны.
— Или просто смерти пострадавших, — добавил Робардс. — Недавние. Ну, по крайней мере, похоже, круг возможных жертв у нас заметно сузился. Как и возможного убийцы, — он опять придвинул к себе папку. — Сейчас Дольф с Джоном вернутся — и отправимся по адресам. О, Джон, — сказал он вошедшему с какой-то бумагой Долиша. — Ты вёл дело Сандейлов два года назад об отравлении.
— Точно! — воскликнул Долиш. — Панкейк — её девичья фамилия.
— Помнишь дело? — спросил Робардс. — И что говорит Платт?
— Беременны, — Долиш положил бумагу на стол. — Обе, срок у обеих небольшой, точней она сказать не может.
— Да и родители ничего нам не сказали, — согласился Робардс. — Думаю, они не знали. Узнать, не один ли там отец, мы, конечно же, не можем? Пока не получим плод?
— Нет, — ответил Долиш. Значит, он тоже Платт спросил об этом! Гарри в жизни не додумался бы. — Но можно вызвать духов — сейчас самое время.
— Кстати можно, — согласился Робардс. — Не факт, конечно, что они придут, но можно, да. И хотя Крокд сейчас, да и вообще сегодня не работает, нам он, полагаю, не откажется помочь, — он подмигнул, и Праудфут наставительно проговорил:
— Видишь, Гарри, как полезно иногда поступить по-человечески.
Робардс усмехнулся, а Гарри почему-то покраснел. Вообще-то история Крокда, вроде, была тайной, но, похоже, Робардс об этом не слишком волновался, явно чувствуя себя среди своих.
Но ведь тот же Блейн наверняка так относился к Брауну. Как и Причард. И что вышло? Как Робардс может так доверять кому-то после этой истории? Которая наверняка ведь не была единственной.
Додумать Гарри не успел, потому что Робардс встал:
— Я сам к нему сейчас зайду, а вы пока поговорите и пообсуждайте, — предложил он. — Джон, расскажи всем о деле Сандейлов всё, что помнишь, и посмотрите заключение Платт. Роберт, ты пока за старшего.
— Опять я, — пробурчал Сэвидж.
— Ну хочешь, поменяйся с кем-нибудь, — благодушно согласился Робардс, выходя их кабинета. — Рождество же.
— Ну тогда сегодня главный ты, — заявил Сэвидж, едва дверь за Робардсом закрылась, и ткнул пальцем в Лестрейнджа.
— Тогда кофе сделай, — кивнув, невозмутимо распорядился Лестрейндж, и Сэвидж с преувеличенной деловитостью и вправду занялся заблаговременно выставленным на стол хозяином кабинета кофейником. — Джон, расскажи всё, что ты помнишь, — попросил Лестрейндж. — Про пострадавших, общую канву мы уже знаем.
— Да дело-то несложным было, — ответил Долиш. — Мне там оставалось только всё оформить. Пострадавшие, — он придвинул к себе папку с делом.
— Ты же с семьями общался, — перебил его Лестрейндж. — Ты не помнишь, не было среди них Эйдрианов?
— Не было, — уверенно ответил Долиш. — Я бы покопался скорей среди друзей виновных.
— Разумно, — согласился Лестрейндж. — Но давай про пострадавших.
— Парни все были с девчонками, — заговорил Долиш. — И ещё две девушки пришли одни, но, в целом, они там все дружили. Одной большой компании. Кроме Сандейлов, женатых пар там не было. Пары… вот, — он извлёк из папки подписанные колдофотографии и разложил их парами. — Вот жертвы — Иоланда Трейси и Келвин Чапман. Парой они не были. Парой Трейси был Морис Нельсон, а парой Чапмана — Адриана Гудман. Блондинка, кстати. Дальше пары Гардения Форман — Гомер Майклсон и Джессалин Патерсон — Норберт Кеннет, и одни пришли Пенелопа Дайсон и Кэтрин Уэбстер.
— И жертва, и убийца — блондинки, — сказал Лестрейндж, задумчиво разглядывая колдографии. — А нам известно, общались ли между собою наши жертвы? Панкейк и Эйдриан?
— Кофе, сэр, — Сэвидж разлил готовый кофе по чашкам, и Лестрейндж невозмутимо взял свою:
— Спасибо, Роберт, очень оперативно. Так известно?
Гарри с Праудфутом тихо фыркнули.
— Они почти наверняка были знакомы, — сказал Праудфут. — Всего курс разницы.
— Факультеты разные, — возразил Лестрейндж. — Опять же, Рейвенкло и Хаффлпафф… могли и не пересекаться. Что мы вообще о них знаем?
— В квиддич не играли, ни в каких других группах не состояли, — ответил Праудфут. — Ни хор, ни театр, ни плюй-камни, ничего такого. В клубе Слагги тоже нет.
— Могли и не общаться, тем более после школы… или нет, — Лестрейндж задумчиво погладил подбородок. — Не хочется идти и будить семьи… в вещах ничего?
— Нет, — ответил Сэвидж.
Кофе был горячий, но довольно мягкий и не слишком крепкий — Гарри давно заметил, что горький и крепкий Робардс не любил. Хотя если он пил его всё время — вот даже завёл собственный кофейник — его вполне можно было понять.
— Тут скорее надо спрашивать подружек, — сказала Гор. — А они вообще чем занимались? На что жили?
— Работали, — ответил Долиш. — Панкейк в аптеке, Эйдриан — помощницей у дрессировщика сов.
— А в какой аптеке? — спросил Лестрейндж.
— В другой, — ответил Праудфут. — Я тоже в первый момент про Грэхема подумал.
Гарри же об этом подумать не успел, так же, как и испугаться.
— И всё же? — повторил Лестрейндж и попросил: — Джон, надо схему делать.
— Я начал, — тот достал блокнот и протянул ему. — Нет ничего пока. Никаких пересечений.
— Что с семьёй Эйдриан? Есть какие-нибудь пересечения с тем делом? — снова спросил Лестрейндж у Долиша. — Что ты про них помнишь?
— Сейчас, — Долиш полистал папку, а потом подвесил колдофото в воздух, подсветив написанные на них фамилии, а затем добавил рядом факультеты. — Больше всего Рейвенко: оба Сандейла, Гудман, Уэбстер, Чапман. Ваши тоже есть, — сказал он Гарри, и Праудфут заметил:
— Всего трое!
— Дайсон, Майклсон и Кеннет, — кивнул Долиш. — Остальные — Хаффлпафф.
— Значит, погибшие парой не были, — резюмировал Лестрейндж.
— Нет, — согласился Долиш. — Трейси, вроде бы, встречалась с Нельсоном… вот кого нам стоит навестить — она была блондинкой, кстати — а Чапман — с Гудман. Но там, если я не путаю, не было ничего серьёзного.
— Нам всех их нужно навестить, — сказал Лестрейндж. — Но сначала — что ты помнишь об их семьях?
— Ничего, — признался Долиш. — Семьи я не привлекал: преступление не было умышленным. Проверял, конечно, но уже не помню. Я поищу свои старые записи, может, там что есть.
— Всё нам с ними разговаривать, — сказал Лестрейндж. — Я бы начал с семей и партнёров жертв и виновных, но нужно обойти всех.
— В Рождество, — заметил Праудфут.
— Можем колпаки надеть, — пошутил Лестрейндж невесело. — Ну, что делать. Придётся его испортить. Боюсь, что мы найдём не всех: кто-нибудь наверняка куда-нибудь уехал. Начнём в семь — рано, но хоть сколько-то прилично. Катберт, сходишь в Хогвартс?
— Да, конечно, — Праудфут кивнул. — Что Платт пишет?
Лестрейндж заглянул в отчёт и пробежал его глазами:
— Ничего нам важного, но ведь это предварительно. Резали заклятьем, не ножом, каким-то режущим, возможно, даже кулинарным — то есть чем-то обыкновенным, никакой экзотики. Волосы им сбрили тоже заклинанием — они в этот момент ещё были живы, судя по всему… а может, они сами это делали, неясно. Следов борьбы нет, следов снотворного или ещё каких-то зелий тоже. У Панкейк есть следы спиртного — она, похоже, выпила бокал вина или чего-то вроде этого. Органы, похоже, просто вынули, заклятьем ли, руками — непонятно. Может, она сможет ленты опознать — если они куплены в Британии, — проговорил он с некоторым сомнением. — У неё коллекция большая. Или варежки, носки и шапки. Опять же, пудинги — вдруг их купили, а не выпекли.
— А время-то уходит, — замерил Сэвидж.
— Ну не являться же к ним ночью, — возразил Лестрейндж. — Уходит, да, но что поделать. Джон, что ты ещё помнишь?
— Да ничего, — Долиш недовольно поморщился. — Говорю же: дело простым было. Вроде Нельсон по Трейси убивался… но тогда все были в шоке: ничего не предвещало же, обычная рождественская вечеринка. Гудман вроде поспокойней реагировала. Мне больше интересно, как так вышло, что обе жертвы были более или менее на одном сроке.
— Думаешь, убийца и есть отец? — спросил Лестрейндж.
— Или просто совпадение, — сказала Гор. — А может, и убийца. А потом его девушка-жена вдруг забеременела, и он решил, что эти дети ему не нужны.
— А интересно, — согласился Лестрейндж. — Но тогда нам нужно в Мунго… Карберт, — он посмотрел на Праудфута. — Сходи пока к ним — они всё равно там круглосуточно. Вдруг получится узнать что. Ночью скучно.
— Сходил бы сам, — потянулся Праудфут. — Ты обаятельный.
— Ты лучше, — Лестрейндж слегка дёрнул углом рта. — Сходи, а мы тут ещё подумаем. Погоди, — он встал. — У меня есть шоколад, я принесу.
Он вышел, и Гарри спросил удивлённо:
— У него есть шоколад?
— Да у всех есть, — отозвался Праудфут. — Ты что, не обзавёлся? Непременно нужно шоколад держать в столе — вот на такие случаи.
Открылась дверь, но вместо Лестрейнджа вошёл Робардс, да не один — за ним следовал высокий худой и абсолютно лысый мужчина в чёрной мантии. Александр Крокд.
— Доброй ночи, господа, — проговорил он. — Мэм, — он слегка кивнул Гор. Для работы прошу вас пройти к нам в отдел.
— Ночь — лучшее время для такой работы, — заметил Праудфут и попросил: — Мы можем подождать пару минут? Дольф сейчас вернётся.
— Думаю, мы пока пойдём, — сказал Робардс. — А Гарри Дольфа подождёт, и они чуть позже к нам присоединятся.
— Я согласен, — сказал Крокд. — Не стоит терять время. Три часа — лучший час для вызова.
Гарри глянул на часы — было почти два. Он не помнил, какие требуются приготовления к вызову духов, хотя, кажется, на уроках предсказаний они это проходили. Тогда, в школе, его это совсем не интересовало, но сейчас он о своём нелюбопытстве даже пожалел.
К вызову духов в аврорате прибегали редко, потому что толку от тех обычно было крайне мало: во-первых, они могли и вовсе не явиться, а во-вторых, даже пришедшие, они далеко не всегда давали нужные ответы, даже зная их. Лучше всего для вызова подходили молодые женщины, убитые внезапно и недавно — хотя, конечно, никакой гарантии, что они захотят разговаривать с аврорами, это тоже не давало. И всё-таки попробовать стоило, тем более, ночи сейчас были длинные, и граница между мирами становилась — как утверждали специалисты — более проходимой, а духи — более сговорчивыми. Может быть, им повезёт хотя бы с одной из девушек?
Долго ждать Лестрейнджа Гарри не пришлось: тот появился почти сразу после ухода остальных, так что они встретились возле дверей Крокда, отпиравшего их на удивление неспешно и очень основательно.
Кабинет снова поразил Гарри размерами. Огромный и тяжёлый стол Крокда казался в этом пространстве почти игрушечным даже сейчас, когда большая часть комнаты терялась в темноте: зажжённый им семисвечный канделябр на столе, кажется, даже не пытался отогнать мрак от стен.
— Располагайтесь там, — Крокд указал куда-то в эту темноту.
— Мы можем воспользоваться Люмосом? — осведомился Робардс, и Крокд, открыв ящик стола, протянул ему свечу, спасибо, хоть в подсвечнике:
— Лучше возьмите это.
Он зажёг свечу от канделябра и погрузился в недра ящиков своего огромного стола. Авроры же, отыскав такой же огромный, как и стол, диван, постарались на нём уместиться. Удалось им это с некоторым трудом, и то Гарри пришлось занять один из подлокотников.
Крокд, тем временем, наконец отошёл от своего стала и принялся чертить на полу поодаль от него слабо светящиеся линии, складывающиеся, к стыдливому удивлению Гарри отнюдь не в пентаграмму. Чертил Крокд долго, и когда закончил и отошёл в сторону, линии на мгновенье ярко вспыхнули и сдвинулись в обычный круг.
— Допрашивающий, подойдите, — велел Крокд торжественно, и когда к нему подошёл Робардс, почему-то тяжело вздохнул. — Кого мы вызываем первым?
— Давай начнём с мисс Оливии Панкейк, — сказал Робардс.
— Когда она ушла?
— В этот четверг около трёх пополудни.
Крокд опять вздохнул и торжественно и властно заговорил на латыни. И не понимающий ни слова Гарри дал себе торжественную клятву непременно выучить латынь хотя бы так, чтобы в подобных ситуациях не ощущать себя совсем беспомощно. Ну учат же её другие — не всех ведь обучили в детстве! Ладно Лестрейндж, но вот ту же Гор наверняка в детстве никто латыни не обучал. Вот закончатся уроки легиллименции — и это время можно будет потратить на латынь. Хотя бы часть его.
Крокд замолчал. Довольно долго они с Робардсом просто ждали, а затем Кронк начал снова — с тем же результатом.
— Если она не придёт в следующий раз — значит, не придёт вообще, — сказал он перед тем, как начать третий ритуал.
Но она пришла. Призрачная фигура появилась в круге целиком, с головой, и в мантии. В руках она держала блюдо с пудингом — возможно, с тем, которым убийца заменил ей голову и растерянно оглядывалась, даже не пытаясь выбраться из круга.
— Мисс Панкейк, — сказал Крокд, — Оливия. Вы понимаете, где вы?
— Н-нет, — ответила она. Её голос звучал странно: словно она говорила в какую-то глубокую ёмкость.
— Вы знаете, что с вами случилось? — снова спросил Крокд.
— Я не знаю, — расстроенно прошептала она — и вдруг воскликнула: — Не знаю! Я не знаю!
— Вы умерли, — сказал ей Крокд. — Вас убили.
— Я умерла, — повторила девушка и повторила: — Я умерла…
— Вы помните, как это случилось? — спросил Крокд, и девушка зажмурилась:
— Я не хочу! Я не хочу, я не хочу! — воскликнула она, и по её призрачной фигуре побежала рябь.
— Остановитесь! — властно воскликнул Крокд, протянув к ней руки. — Остановитесь, и мы вам поможем.
— Я не хочу умирать! — сказала девушка. — Это несправедливо!
— Мы вам поможем, — повторил Крокд, и она спросила:
— Вы меня вернёте?
— Мы сделаем, что сможем, — ответил Крокд уклончиво. — С кем были вы, когда это случилось?
— Но вы меня вернёте? — повторила девушка, и Гарри поймал себя на остром желании сказать ей «Да». Обманывать нехорошо, конечно, но а вдруг она иначе сейчас просто уйдёт?
— Мы постараемся восстановить гармонию, — ответил Крокд. — И сделать всё по-справедливости. Но помогите нам. С кем вы были, когда умерли.
— Я хочу вернуться, — жалобно проговорила девушка — и ничего ни Крокд, ни Робардс от неё добиться так и не смогли. Наконец, она исчезла, оставив авроров разочарованными и заметно раздосадованными.
— Попробуем с другой, — сказал Робардс, и Кронк посмотрел на него с откровенным недовольством, однако слова не сказал и принялся подновлять круг.
— Не выгорит, — шепнул сидящий рядом с Гарри Праудфут.
— Пожалуй, — согласился Сэвидж.
Новая призрачная фигура в круге очень напоминала прежнюю — даже пудинг у неё был, только держала она его просто в руках, без всякого блюда.
— Мисс Эйдриан, — сказал Крокд, — Августа, вы понимаете, где вы?
— Мне нужно домой, — сказала девушка. Она выглядела ещё более напуганной, чем Панкейк, и всё время оглядывалась.
— Вы понимаете, что с вами случилось? — спросил Крокд, и она повторила:
— Мне нужно домой.
— Вы понимаете, что с вами произошло? — повторил Крокд, и Эйдриан жалобно проговорила:
— Это неправда.
— Правда, к сожалению, — вмешался Робардс, заслужив возмущённо-осуждающий взгляд Кронка. — Вы помните, кто последим был с вами рядом?
— Рик, — прошептала девушка и выкрикнула: — Мне нужно домой! Проводите меня домой!
— Какой Рик? — настойчиво спросил Робардс. — Как его полное имя?
Но девушка его уже не слушала и всё кричала, что ей нужно домой — а затем пропала.
— Я просил не вмешиваться без разрешения!
— Она хотя бы что-то сказала, — возразил Робардс. — От первой мы не получили даже этого.
— Не то чтобы это что-нибудь дало, — заметил Сэвидж. — Так можно сократить любого из пострадавших, например.
— Вот с них и начнём, — решил Робардс, почему-то вопросительно глядя на Крокда. — Позови её ещё раз, — попросил он. — Попробуй!
— Послушай, — недовольно сказал Крокд. — Я и так пришёл помочь вам в Рождество.
— Прошу тебя, — настойчиво проговорил Робардс. — Она почти что назвала его. Нам бы хотя бы имя полное.
— Ты думаешь, легко их вызывать? — ответил ему Крокд вопросом.
— Я полагаю, нет, — согласился Робардс. — Но прошу тебя. Он ведь продолжит убивать.
— Они не любят этого, — нахмурился Крокд. — Духи.
— Я ведь не прошу её поймать и запереть, — не отступал Робардс. — Просто вызови её ещё раз. Ну должно же нам сегодня повезти!
— Не знаю, — неохотно отозвался Крокд.
— Пожалуйста, давай попробуем — повторил Робардс, и Крокд сдался:
— Но если ты ещё раз всё испортишь, будешь виноват сам! И разговаривай с ней сам. Мне неприятно.
Робардс не стал с ним спорить, и Крокд вновь принялся поправлять круг.
На сей раз призрак Эйдриан явился почти сразу — и, оглядевшись, проговорил… вернее, проговорила тоскливо:
— Зачем вы это делаете?
— Мы хотим наказать того, кто сделал это с вами, — сказал ей Робардс, и она переспросила:
— Наказать?
— Того, кто сделал так, что вы не можете попасть домой, — ответил Робардс. — Его ведь нужно наказать. Иначе он и другим девушкам попасть домой не даст.
— Не даст? — переспросила Эйдриан, и Робардс подтвердил:
— Не даст. Он плохой человек. Его нужно наказать.
— Зачем? — спросила Эйдриан. — Зачем он это сделал?
— Я и хочу его спросить об этом. И обещаю рассказать вам.
— Рассказать… — повторила Эйдриан, словно колеблясь.
— И вы узнаете, почему он не позволил вам попасть домой, — терпеливо сказал Робардс. — Скажите только, как его зовут.
— Кого? — переспросила Эйдриан.
— Того, с кем вы были перед тем, как стать такой, как сейчас.
— Рик, — ответила она опять, и Робардс попросил:
— Скажите мне его полное имя. И фамилию.
— Он Рик, — повторила Эйдриан. — Мышонок Рик… за что он так со мной?
— Мышонок? — переспросил Робардс. — Как его зовут, Августа?
— За что он так со мной? — всхлипнула она — и вдруг исчезла.
Кронк сурово посмотрел на Робардса:
— Всё. Третьего раза не будет.
— Есть такая книжка детская про мышонка Мориса, — громко сказал Долиш, и все подхватили, разом:
— Да, есть!
— Точно!
— Видишь — помогло, — обратился Робардс к Кронку. — Прости нас, мы пойдём, — едва он сказал это, остальные встали, и Кронк ответил:
— Полагаю, вам пора. Я всё оформлю и занесу тебе протокол.
Едва авроры вышли из отдела призраков, Долиш сказал:
— Морис Нельсон. Его подруга Иоланда Трейси была жертвой. Как всё просто.
— Если это он, — ответил Робардс. — Предлагаю сейчас это выяснить — по крайней мере, попытаться. У нас уже есть основания будить его семью.
— Это может оказаться совпадением, — добавил Сэвидж, — но я не поставил бы и кнат на это.
— Вот в такие моменты и нужно спорить, — заметил Праудфут, когда они все входили в лифт, — но я согласен.
— А забавно будет, если мы его сейчас найдём, — сказал Робардс.
— Рождество — время чудес, — прокомментировала Гор.
— Но вообще странно, что он так долго ждал, — проговорил Лестрейндж. — Почему сейчас, а в прошлом году?
— Хороший вопрос, — согласился Робардс. — Есть идеи?
— Я проверил бы их всех — на всякий случай, — сказал Лестрейндж. — Из всего-то трое. Нам вполне по силам задержать их всех — не говоря уже о том, что у дам могут быть братья. Например, по имени Морис.
— Испортим Рождество им всем, — не стал спорить Робардс. — Но я всё же начал бы с мужчин. Разделимся, — они вышли из лифта, и продолжили уже в кабинете Робардса. — Итак, — он оглядел собравшихся. — Мы с Джоном пойдём к Нельсонам, Дольф с Лисандрой — к Майклсонам, Роберт с Катбертом — к Кеннетам. А ты, Гарри, — предвосхитил он вопрос, — подождёшь здесь Кронка.
— Да, сэр, — не то чтобы это решение стало для Гарри сюрпризом, так что среагировал он на слова Робардса спокойно, хотя ему и было донельзя досадно.
— Слушайте, а дайте подремать, а? — вдруг вмешалась Гор. — Я жутко спать хочу. Раз кто-то всё равно здесь должен ждать, можно это буду я? Тут на диване, — она показала на диван.
— Там плед есть и подушка, — улыбнулся Робардс. — Внутри. Подними его. Располагайся. Гарри, тогда ты с Дольфом. Постараемся уложиться в полчаса — нам ещё дам навещать.
— Можете не торопиться, — заявила Гор, поднимая сиденье дивана и извлекая оттуда подушку и пару пледов. — Ночью они точно никуда не денутся.
— Адреса, — Робардс подошёл к столу и полистал дело. — Можно, в принципе, камином, — сказал он. — Рождество… всё открыто, полагаю.
— А наутро отдел Дабхгласа зашивается, — заметил Сэвидж.
Об этом Гарри давно думал. Открытый камин — словно дверь открытая, входи, кому захочется… Многие, конечно, чары ставили, но это казалось Гарри ненадёжным. С другой стороны, нельзя же открывать камин только ожидая кого-то? Особенно если этот кто-то — ты, и ты просто хочешь нормально вернуться домой. Тогда чары, разумеется, спасали… Был, конечно, вариант — и его тоже многие использовали — открыть камин только для некоторых адресов. Процедура была не особенно простой, да и денег стоила, но зато к тебе домой, по крайней мере, не мог влететь какой-нибудь балбес, неверно произнёсший адрес. Или вор… ну, или, во всяком случае, тогда его намного проще было бы найти. Наверное. На Гриммо Гарри, в основном, держал камин открытым, но там был, во-первых, Кричер, во-вторых, стояли чары, которые просто не выпустили бы из камина чужака, а хозяев разбудили.
Авроры знали эти чары — те, по крайней мере, которые ставились официально в транспортном отделе. И могли их снять. Хотя, к примеру, чары в доме Гарри были старыми, и транспортники вообще отказались у него работать — так что Гарри пришлось буквально измучить Кричера допросом, пока он добился от него внятной формулировки. И что будет, думал он, если они с Лестрейнджем сейчас так попадутся?
Но всё обошлось: камин, из которого они вышли, вообще не был защищён. Впрочем, хотя бы чары оповещения сработали, так что Гарри и Лестрейнджу оставалось только ждать хозяев.
Мистер Майклсон явился не один, а с сыном — судя по колдографии, которую видел в деле Гарри, как раз Гомером.
— Британский аврорат, — представился им Лестрейндж, не поднимая рук перед наведёнными на них палочками. — Старший аврор Радольфус Лестрейндж, младший аврор Гарри Поттер. Сожалеем, что пришлось вас разбудить в такую ночь, но нам нужно поговорить с Гомером.
— Вы совсем ополоумели? — возмутился старший Майклсон. — Рождество!
— Чего вам надо? — не более приветливо спросил младший. Гомер. — Не могли найти другое время?
— Не могли, — согласился Лестрейндж. — Я очень сожалею, мистер Майклсон, но вы нужны нам сейчас. Мы можем вам задать пару вопросов наедине?
— Ненормальные, — пробормотал отец Гомера, опуская палочку. — Ладно, разбирайтесь, а я спать, — проворчал он и пообещал: — Я на вас жалобу напишу!
— И вам счастливого Рождества, сэр! — довольно громко проговорил Гарри, заставив Лестрейнджа чуть улыбнулся.
— Ну? — спросил тем временем Гомер Майклсон. На нём была сине-красная клетчатая фланелевая пижама и пушистые серые тапки, а довольно длинные русые волосы перепутались. — Чего вам надо-то? — он зевнул и почесал голову. — Идёмте сядем, что ли, — он пошёл к креслам, возле которых стояла большая ёлка, и плюхнулся в одно из них. — Ну так чего?
— Кого у вас в компании звали «мышонок Рик»? — спросил Лестрейндж, останавливаясь неподалёку.
— Мориса, — ответил Гомер удивлённо. — А что? Ну вы вспомнили, конечно, — добавил он, опять отчаянно зевая.
Ну вот и всё. Морис. Не так уж редко самая очевидная версия оказывается и самой правильной.
— У Мориса есть фамилия? — осведомился, меж тем, Лестрейндж.
— Сандейл, — ответил Гомер с некоторым удивлением — и хмыкнул. — А вы думали, кто?
— Мы ничего не думали, — ответил Лестрейндж довольно дружелюбно и опустился в одно из кресел. — Мы к вам пришли. А почему мышонок, не расскажете?
— Мультик есть такой у магглов… хотя вы не знаете, — махнул Гомер рукой. — Он его обожал и нас всех подсадил, вот и прозвали. Там в мультике как раз две мыши… ещё два бурундука и муха. Но вы всё равно не знаете.
Никогда нельзя спешить, думал Гарри, садясь в другое кресло. Самая очевидная версия бывает правильной и вправду часто. Но всё же не всегда.
— Когда вы видели мистера Сандейла в последний раз? — спросил Лестрейндж.
— Не помню, — Гомер опять зевнул и потёр глаза. От него немного пахло алкоголем — не настолько сильно, чтобы он казался прямо пьяным, но достаточно, чтобы понимать, почему он, кажется, никак не проснётся до конца. — Мы как-то после той истории… а вы чего пришли-то? — спросил он. — Зачем вам Рик?
— Иногда бывает нужно что-то уточнить, — ответил Лестрейндж. — Так когда вы видели мистера Сандейла?
— Слушайте, у меня через две недели свадьба! — воскликнул Гомер. — Мне вообще ни до чего! Ну где-то в декабре, наверное… или в ноябре. Не помню я!
— Можете нас проводить к нему?
— Сейчас? — со страдальческим возмущением спросил Гомер. — Ночь! Рождественская! Слушайте…
— Сейчас, — оборвал его Лестрейндж и добавил очень, очень вежливо и веско: — Пожалуйста.
— Ох, ну я не знаю, — Гомер зарылся пальцами в свои волосы. — Ну, он, наверное, у родителей.
— Вы проводите нас к нему, — сказал Лестрейндж. — Домой. Он ведь живёт отдельно от родителей?
— Да он у них сейчас, — Гомер явно ничего не понимал.
— А вы нас проводите к нему домой, — терпеливо повторил Лестрейндж. — Можете?
— Да могу, — Гомер снова взъерошил свои волосы, словно бы надеялся, что это ему поможет думать. Кстати, не беспочвенно: Гарри это помогало. Когда-то точно. — Но просто странно — вам зачем? Он же у родителей? Он вам вообще зачем? А?
— Задать пару вопросов, — успокаивающе улыбнулся Лестрейндж. — Хотим кое-что уточнить. Вы не представляете, — добавил он почти что дружески, — как не хочется работать в Рождество.
— Вам прямо очень надо? — спросил Гомер, и Гарри спросил его в ответ:
— А думаете, нам заняться сейчас нечем? У моего сына это первое настоящее Рождество — а я тут торчу! Вы знаете, что мне жена сказала?
— Догадываюсь, — фыркнул понимающе Гомер. — Ну ладно… только я переоденусь, — он указал на свою пижаму, но Лестрейндж с благодушной улыбкой указал на неё палочкой и трансфигурировал в тёплый вельветовый костюм:
— Да не трудитесь. Минутное же дело.
— Эм… спасибо, — Гомер немного растерялся, но потом поднялся. — Ладно. Аппарируем?
— Благодарю, — Лестрейндж тоже поднялся и, не выпуская палочки, взялся за правый локоть Гомера. Гарри подхватил того под левый — и они, в нарушении всех инструкций, аппарировали.
Впрочем, ничего дурного не случилось — если не считать того, что Гомер немного промахнулся, и они врезались в дверь маленького домика где-то, видимо, в лесу. Гарри, впрочем, сразу вскочил на ноги и на всякий случай обездвижил Гомера, а затем подошёл к поднимающемуся Лестрейнджу:
— Ты в порядке?
— Да, вполне, — он огляделся и, увидев замершего Гомера, кивнул. А затем поставил над домом антиаппарационный купол и уже его окружил сигнальными чарами, добавив к ним неизвестное Гарри заклинание, от которого ближайшие деревья засветились на секунду зеленоватым светом. Наконец он, указав на дом, жестом указал Гарри обойти его и почти беззвучно подошёл к двери. Гарри же обошёл дом — и вправду совсем небольшой — и остановился возле задней двери. А может, и передней, потому что и по своему размеру, и по внешнему виду она вполне могла претендовать на эту роль.
Гарри осторожно обследовал её, а затем окно неподалёку. Ставни были наглухо закрыты и, похоже, заперты. Внутри было, кажется, темно и тихо, но это могло быть, разумеется, иллюзией.
Аккуратно, невербально Гарри наложил на дверь алохомору — без какого-либо результата, разумеется. Странно было бы, если бы заклятье сработало. Оставалось подбирать заклятье дальше, чем Гарри и занялся, методично пройдясь сперва по самым популярным, и переходя от них ко всё более редким. Но дверь не поддавалась — и тогда он перешёл на ставни.
Ставни Гарри не поддались тоже — но потом дверь отворилась, и из неё вышел Лестрейндж:
— Пусто. Полагаю, нам к родителям. Если повезёт, мы его задержим, и на этом всё закончится.
— Думаешь, её убил не он? — спросил Гарри.
— Может быть, — ответил Лестрейндж. — В принципе, она могла и не увидеть своего убийцу.
— Могла, — уныло согласился Гарри.
Они обошли дом, и Лестрейндж снял чары с Гомера, немедленно ужасно возмутившегося:
— Ничего себе! Вы что вообще?!
— На всякий случай, — ответил Лестрейндж. — Хотели защитить вас. Всё в порядке, здесь всё спокойно. Спасибо вам за помощь и доброй ночи. Доберётесь сами?
— Да уж как-нибудь, — буркнул Гомер — и Лестрейндж, взяв Гарри за плечо, аппарировал.
На сей раз они оказались возле довольно большого дома, стоящего, судя по всему, на окраине деревни или небольшого города. Окна были тёмными, но отнюдь не из-за закрытых ставен: в доме спали, что было совсем не удивительно.
— Постучим? — спросил Лестрейндж — и тут совсем рядом раздался хлопок аппарации, и рядом с ними возникл Робардс.
— Ага, — сказал Робардс. — И вы здесь.
— Сейчас наверняка и Роберт с Катбертом придут, — ответил Лестрейндж. — А где Джон?
— Идёт через камин, — ответил Робардс. — Заодно и перекроет — транспортников нет, а поднимать их долго, — он поставил антиаппарационный купол, и Гарри вспомнил, что они с Лестрейнджем свой не сняли. Может быть, и к лучшему… — Я зайду, — продолжил он. — Вы остаётесь: ты — здесь, Гарри — за домом.
Обежав дом, Гарри остановился возле задней двери, рядом с которой лежал коврик с надписью «Добро пожаловать, Санта!» и улыбающимся оленем. Ему, конечно, хотелось бы сейчас быть внутри дома, но ведь это не последнее задержание в его жизни. Даже, видимо, не последнее задержание маньяка — он ещё успеет поучаствовать, и ему, наверное, однажды даже надоест. А пока он просто постоит тут и понадеется, что им повезёт, и что они возьмут убийцу.
В двух окнах второго этажа зажёгся свет, затем он появился в следующем окне, потом — внизу, а Гарри всё стоял и ждал, держа наизготовку палочку и наблюдая за окнами и дверью, но оттуда так никто и не появился.
Зато из-за угла дома выглянул Лестрейндж, и по одному его виду Гарри понял, что что-то пошло не так. Совсем не так.
— В аврорат, — велел он коротко — и аппарировал.
В кабинет Робардса Гарри пришёл последним — даже Праудфут и Сэвидж уже были там. Робардс выглядел ужасно злым, и то, что злился он на себя, скорей пугало, нежели успокаивало.
— Облако Гоблина, — сказал он раздосадованно и зло, увидев Гарри — похоже, уже не в первый раз. — И у него ещё одно осталось, судя по всему. Я давно не чувствовал себя таким идиотом.
— Широкую воду оно пересечь не поможет, — сказал Лестрейндж. — Никуда он из Британии не денется.
— Это очень помогает! — съязвил Робардс. — Джон — с тебя все возможные адреса, где он может быть, — заговорил он уже более деловым тоном. — Я сейчас подниму транспортников — а вы пока думайте, — с этими словами он ушёл, оставив Лестрейнджа объясняться с остальными.
— Он один там был? — спросил Сэвидж, и Лестрейндж возразил:
— Нет, я потом зашёл. Не помогло.
— Такого никогда не ожидаешь, — сказала Гор.
— Это объясняет, отчасти по крайней мере, зачем он вырезал внутренности, — сказал Сэвидж. — Хотя причина может быть и не одна.
— Ну да, — кивнула Гор, занявшись кофейником. — Куда разумней извлечь выгоду из своей мании.
— Я схожу в отдел, — Долиш поднялся. — Посмотрю старые записи.
— А я в Хогвартс, видимо, — вздохнул Праудфут. — МагГонагалл, конечно, оторвёт мне всё, что можно, но нам надо знать, с кем этот мыш дружил.
— Пожалуй, я вернусь к Майклсонам и расспрошу Гомера, — решил Лестрейндж.
— Поговорю с Кеннетом, — сказал и Сэвидж, они оба посмотрели на Гарри.
— Давайте я тоже с кем-нибудь поговорю, — предложил он.
— Поговоришь, конечно, — согласился Сэвидж. — В Азкабане. Как ты думаешь, ты долетишь туда? Сам?
— На метле? — спросил Гарри и кивнул. — Думаю, что да.
Шутку о том, что он туда уже летал — и ничего, прекрасно справился, Гарри проглотил. Не все об этом знали… и вообще.
— А мы пришлём карету — но пока оформим все бумаги, пока кучера разбудим-приведём, потеряем время, — Сэвидж встал. — Идём, я тебе сейчас бумаги выпишу, — позвал он Гарри и сказал Гор: — А ты выбери пока кого-то из девчонок — с ними тоже нужно побеседовать. Первые сутки всегда самые важные — он, конечно, подготовился к побегу, но он всё равно сейчас напуган, разозлён и хотя бы несколько дезориентирован. Это увеличивает наши шансы, но нам нужно знать о нём как можно больше.
Вот так Гарри снова оказался в Азкабане в Рождество — правда, утром, а не ночью. На сей раз лететь было куда приятнее: во-первых, он не торопился так, как в прошлый раз, а во-вторых, погода была куда лучше: холодно, но довольно тихо. А ещё теперь над Азкабаном реяли дементоры, и мимо них Гарри теперь предстояло пролететь. Он не знал, как они на него отреагируют: с одной стороны, они не должны были пропускать в Азкабан чужих, но с другой, Гарри ведь не был чужаком, да и бумаги с — главное! — печатью у него были в порядке. По идее, это должно было сработать — во всяком случае Гарри очень на это надеялся. И думал, как хорошо, что их не было тогда, когда он летал так в прошлый раз.
Возле Азкабана Гарри был уже засветло, так что дементоров прекрасно разглядел издалека. Заметив Гарри, они преградили ему путь, однако же продемонстрированная им бумага с печатью их вполне устроила — и хотел бы он знать, как они её увидели и чем! Или почувствовали? Так или иначе, Гарри они пропустили, но когда он спрыгнул с метлы на площадку, руки у него слегка — совсем слегка! — подрагивали.
Комендант встретил Гарри очень удивлённо, но радостно, и, конечно, первым делом позвал завтракать и пить кофе. И обиделся, когда Гарри отказался, попросив немедленно проводить его к Николасу Сандейлу, однако же противиться не стал.
Сандейл ожидаемо ещё спал, и на звук открывающейся двери не проснулся. Пришлось будить — и когда он разлепил глаза и наконец разглядел Гарри, он сказал:
— Ух ты. Глюк, интересно, или правда?
— Британский аврорат, — представился Гарри, заводя протокол. — Младший аврор Гарри Поттер. Двадцать пятое декабря две тысячи четвёртого года, девять часов тридцать шесть минут. Опрос Николаса Сандейла.
— Не глюк, — резюмировал Сандейл. — Здрасьте, главный аврор Гарри Поттер.
— Младший, — поправил его Гарри, но Сандейл махнул рукой:
— Без разницы. Так вы чего пришли? — спросил он, усаживаясь поудобнее, и тут же спросил снова: — А мы тут будем говорить? Может, пойдём куда?
— Давайте здесь поговорим, — Гарри наколдовал себе стул и отодвинул на всякий случай пергамент с Прытко Пишущим пером подальше и повыше.
— Тут, тут, — проворчал Сандейл. — Знаете, я задолбался тут сидеть. Ну правда! Сами бы попробовали!
— У меня всего несколько вопросов, — ответил ему Гарри, и Сандейл фыркнул:
— Ага, прям. Так вы ради всего нескольких вопросов сюда и примчались.
— Почему вы думаете, что я здесь только ради вас? — с некоторым удивлением спросил Гарри.
— А что, нет? — разочарованно спросил Сандейл.
— Разве вы единственный здесь заключённый? — улыбнулся Гарри, и Сандейл вздохнул — и вдруг спросил, сощурившись:
— А вы вообще чего здесь в Рождество? Жена выгнала?
— Тёща, — шире улыбнулся Гарри. — Но начнём, а то я бы хотел всё же к вечеру быть дома. Мистер Сандейл, у вас есть брат?
— Чего? — Сандейл очень удивился. — Ну есть, да. Он вам зачем?
— Мы не уверены, что он, — ответил ему Гарри. — И, чтобы в этом убедиться, нам надо с ним поговорить.
— А что не он? — с подозрением спросил Сандейл.
— Тот, кого мы ищем, — дружелюбно отозвался Гарри. — Нам бы побыстрей отсеять лишних. Вы не знаете, где его можно найти?
— У вас что, нету его адреса? — ещё подозрительнее спросил Сандейл.
— Так он где-то загулял, — возразил Гарри. — Нет ни дома — такой маленький домик в лесу с двумя дверями — ни у родителей.
— Ну да, — почему-то описание дома Сандейла несколько успокоило. — Вообще, Рик может. Я вообще не знаю, кто у него сейчас — но, может, она знает?
— Мы тоже несколько не в курсе, — вздохнул Гарри. — И родители не знают ваши.
— Да понятно, — хохотнул Сандейл.
— Мы предполагаем, что у него какой-то секретный роман сейчас — может быть, даже с замужней дамой, — чуть понизив голос, признался Гарри. — Криминала в этом нет, и это не наше дело — но, возможно, они с ней где-то прячутся… не знаете, где бы он мог организовывать тайные свидания?
— Вас её муж, что ли, нанял? — тут же подобрался Сандейл, и Гарри рассмеялся чуть обиженно:
— Меня? Аврора? Вы же шутите? Послушайте, — он подался вперёд, к Сандейлу. — Мне наплевать на романтические приключения вашего брата, измену той жены и муки мужа — я просто хочу исключить очередного фигуранта, который болтается у нас в деле. Нам просто нужно с ним поговорить. Мы даже мужу его не сдадим, если там правда оный есть — не наше дело.
— У нас есть в горах пещера, — подумав, всё-таки сказал Сандейл. — На островах. Такое логово, — он ухмыльнулся. — Мы туда девчонок приводили: домой-то нельзя было.
— Где, покажете? — попросил Гарри, тут же наколдовывая карту.
— Тут, — Сандейл ткнул в море где-то возле Шотландии. Гарри приблизил карту, и Сандейл указал сперва на остров, а затем, когда Гарри приблизил карту ещё раз, указал на ней место. — Её только с берега видно, и надо аппарировать, — сказал он. — У нас там… — в его голосе прозвучала гордость, — ну вы, в общем, увидите.
— А есть другие варианты? — спросил Гарри. — Куда он мог бы повести её? В пещере сейчас холодно и сыро, полагаю.
— Ну я не знаю, — ответил Сандейл. — Англия большая. Но мы всегда с ним приводили всех туда — нормально там.
— Возможно, к кому-то из друзей? — настойчиво поинтересовался Гарри, и Сандейл пожал плечами:
— В Рождество? Ну может быть… но только зачем? У нас там отлично! Печка есть и чары, и там сухо!
— Хорошо, — Гарри убрал карту и поднялся. — Опрос окончен в девять пятьдесят восемь. Благодарю за помощь, мистер Сандейл.
— Слушайте, а может, мы всё-таки поговорим в каком-нибудь другом месте? — попросил он. — Или скажите им, чтобы меня выпустили погулять, а? Я же вам помог?
— Я сожалею, — качнул Гарри головой и вышел.
Без завтрака комендант Гарри не отпустил, но атмосфера за столом была не такой весёлой, как бывала прежде: то ли сказывался сам факт присутствия дементоров, то ли охрана не простила аврорату их возвращение. И всё же они поболтали, и Гарри показалось, что к кофе некоторое напряжение исчезло — полностью или почти. В аврорат он вернулся ближе к вечеру и сразу пошёл к Робардсу. Времени на то, чтобы спланировать операцию, ушло немного — и вечером, пусть и непоздним, но уже в сумерках, авроры прибыли на место.
То ли их увидели, то ли сработали незамеченные ими сигнальные чары, то ли им просто не повезло, но Сандейла в пещере они не застали, хотя всё, включая ещё тёплые свечи и толком не подсохшие объедки почему-то в накрытой крышкой кастрюле, говорило о том, что он там был вот только что.
С этого момента и началась их гонка: авроры выходили на очередной след, но Сандейл ускользал, порой буквально в последний момент. А счастью, делать самостоятельно порталы он, похоже, не умел, и нужных контактов в Лютном не имел, так что покинуть Британию не мог, но и внутри неё мест, чтобы спрятаться, было предостаточно. К счастью, новых убийств не было — возможно потому что гонка отнимала у Сандейла слишком много времени и сил.
Гонка эта продолжалась почти две недели, без выходных и с постоянными дежурствами, так что домой Гарри приходил в основном поспать, и закончилась внезапно пятого января, в среду, когда Гор и Долиш неожиданно вернулись в аврорат с Морисом Сандейлом.
— Не поверите, — сказала Гор, когда их засыпали расспросами. — Сработала одна из листовок, что мы раздавали в магазинах: хозяйка опознала и отправила нам оповещение и сумела заболтать его до нашего прихода. Просто закокетничала с ним, и он там задержался, представляете?
— Вот так женщины мужчин и губят, — нравоучительно проговорил Праудфут — все рассмеялись, а Гор тряхнула головой:
— Конечно! Потому что ведьма — это ведьма, а не какой-то там волшебник! Недаром на кострах в основном сжигали нас, — она сделала большие глаза и с удовольствием упала в своё кресло. — Всё! Я требую свой перерыв. Немедленно.
— Можете уйти пораньше, — разрешил Сэвидж. — Сейчас, к примеру.
— Ну уж нет, — ответила она довольно хищно. — Я хочу посмотреть его допрос.
— Я тоже, — поддержал её Долиш.
— Мы все хотим, — резюмировал Праудфут.
— Я передам наши требования главному аврору, — церемонно пообещал Сэвидж — и ушёл.
— Молчи, — сказала Гарри Гор, приказно прижимая палец к своим губам.
— Что? — возмутился Гарри. — Я молчу!
— Вот и молчи, — повторила она.
— Да я правда молчу! — воскликнул Гарри.
— Нет, ты хотел сказать про выходные, — заявила она шутливо-обвинительно. — Молчи! Хотел!
— Да ничего я не хотел! — засмеялся Гарри.
— Хотел-хотел! — поддержал Гор Праудфут. На самом деле, они были правы — Гарри в самом деле хотел уточнить, будут ли у него свободны хотя бы приближающиеся выходные. — Нельзя этого делать, — наставительно проговорил он. — Это очень, очень скверная примета, когда после такой гонки кто-нибудь готовится получше отдохнуть.
— Я не буду, — вздохнул Гарри. — Я уже почти привык жить тут — вот, думал, а не принести ли сюда сменную одежду: что я каждый раз за ней домой таскаюсь.
— Правильно, — одобрил Праудфут. — Вот и думай дальше в эту сторону.
— Сейчас мы узнаем, наконец, разгадку, — потёрла руки Гор. — И Дольфу расскажем.
Лестрейнджа ушёл куда-то по делу, что он вёл, пару часов назад, и, видимо, теперь ему предстояло пропустить всё самое интересное.
Ждать им пришлось недолго: заглянувший в отдел Сэвидж очень скоро позвал всех в допросную, где уже всё было готово для удобного просмотра, включая даже кофейник на столе и большую пачку крекеров с тмином и шоколадку с миндалём.
В соседней камере по разные стороны стола сидели Робардс с Сэвиджем — и Морис Сандейл. Он был похож на брата, но хотя черты его лица и были гармоничней и, пожалуй, даже красивее, он по сравнению с Николасом казался каким-то блёклым и невзрачным. Выглядел он скорее злым, чем обескураженным — было видно, что он старается изображать безразличие и даже надменность, однако выходило у него не слишком достоверно.
— Мистер Сандейл, — начал допрос Робардс, открыв протокол, — долго же мы вас искали.
— Вы меня искали? — деланно удивился он. — А я и не знал. Зачем?
Дверь допросной приоткрылась, и в неё заглянул дежурный:
— Извините, там записка на двери у вас… есть кто-нибудь свободный?
— Извини, Гарри, — сказал Праудфут. — Тебе идти.
— Угу, — вздохнул Гарри. Время, когда его в подобных случаях оставляли наблюдать за сложными допросами, закончилось — теперь он был просто самым младшим в отделе и, следовательно, получал всё то, чем не хотели заниматься остальные.
Так что Гарри, не пытаясь спорить, вышел и вместе с дежурным пошёл к отделу, где на стуле обнаружился растерянный мужчина средних лет, лысоватый, в слегка помятом пиджаке из бежевого крупнорубчатого вельвета.
— Здравствуйте, — сказал он, поднимаясь навстречу Гарри и дежурного. — Извините, что вам помешал.
— Ничего, — Гарри открыл дверь отдела. — Заходите, пожалуйста. Представьтесь, пожалуйста, и расскажите, что у вас случилось?
— Вы понимаете, — мужчина сел на стул напротив Гарри, — у меня такая неприятная проблема… я убил козу. В каком-то смысле. Но нечаянно!
— В каком-то смысле убили или в каком-то смысле козу? — уточнил Гарри, думая, что прямо сейчас все остальные получают, наконец, ответ на тот вопрос, который мучал их две предыдущие недели. С другой стороны, они-то получают его долго — а он узнает всё и сразу, сказал он себе. Неизвестно ещё, что лучше.
— Нет, она настоящая коза, — сказал мужчина. — Ну, в смысле, зверь. Животное. Была, — он вздохнул.
— Как вас зовут? — вновь спросил Гарри.
— Освальд Мерсер, — спохватился тот. — Простите. Вот, она была коза. Я не совсем её убил, — добавил он торопливо, — в том смысле, что я не делал этого специально. Я, в общем, ничего не делал!
— Расскажите толком, что случилось, — терпеливо попросил Гарри.
— Она в дом зашла, — ответил Мерсер. — Я хотел просто её отлевитировать, но она испугалась как-то и с лестницы упала… и сломала шею. Понимаете?
— Да, — кивнул Гарри. — К вам в дом зашла коза, вы хотели её отлевитировать, но она упала с лестницы и свернула шею. Случайно.
— Да-да-да, всё так, — закивал Мерсер.
— Что было дальше? — спросил Гарри. Он уже примерно представлял, что там произошло, и сочувствовал Мерсеру
— Ничего, — он помотал головой. — То есть сначала ничего, а потом она превратилась в нашу соседку. Мёртвую. Вы понимаете?! — воскликнул он нервно. — Совсем мёртвую соседку! Миссис Кук-старшую. И я… я даже козу убивать не собирался, понимаете? — почти умоляюще спросил он. — А тут миссис Кук!
— Пойдёмте и посмотрим всё на месте? — предложил Гарри, но Мерсер вжался в стул:
— А можно я просто скажу вам адрес? Там камин открыт… и вы сходите — а я… ну… она же мёртвая, — прошептал он.
— Тогда мне придётся задержать вас, — не стал спорить Гарри, и Мерсер закивал:
— Я согласен!
Записав адрес, Гарри отвёл Мерсера в камеру, где тот сразу же уселся на койку и спросил ещё раз:
— Вы же сами сходите, да? Я правда не хотел!
— Сейчас схожу, — пообещал Гарри. — А потом продолжим.
Заперев камеру, Гарри отправился в допросную — не идти же ему было одному! — где его коллеги наблюдали за допросом Сандейла, но заглянул по дороге в кабинет — и увидел там Лестрейнджа. И, обрисовав ему ситуацию, спросил:
— Пойдёшь со мной? Ты всё равно уже половину пропустил.
— Пойдём, — согласился Лестрейндж. — Немного странная история.
— Ага, — Гарри и сам об этом думал. — Но, может, она там так и лежит.
— Может, — не стал спорить Лестрейндж.
Камин перенёс их в светлую, хотя и не слишком большую и ухоженную гостиную. Впрочем, несмотря на некоторый беспорядок, здесь было вполне уютно, и даже висящие на ручке дивана красные женские трусы, скорей, подчёркивали, что здесь живут и чувствуют себя вполне свободно.
Выйдя из камина, Гарри с Лестрейнджем пошли было к выходу из комнаты с тем, чтобы найти лестницу, у подножья которой должно было лежать тело миссис Кук, но остановились, услышав грозный женский голос:
— Ты вернулся, наконец?! А ну иди сюда!
— По-моему, — негромко заметил Лестрейндж, — миссис Кук там не лежит.
— И хорошо же, — шепнул в ответ повеселевший Гарри. Кажется, трагичная история обещала обернуться весёлым недоразумением.
В комнату, меж тем, буквально ворвалась худощавая брюнетка средних лет в ярко-красной мантии и с палочкой в руке.
— Иди сюда, я говорю! — грозно повторила она — и остановилась. — Та-ак, — протянула она. — А вы кто?
— Британский аврорат, — ответил Лестрейндж. — Старший аврор Радольфус Лестрейндж и младший аврор Гарри Поттер.
— За-ме-ча-тель-но, — отчеканила она, складывая руки на груди. — Ещё и вы теперь. А Оливера нет, — проговорила она с редкостным ехидством.
— А миссис Кук? — осведомился Лестрейндж.
— А, так вы к соседям? — кажется, женщину это слегка осадило. — Так вы промахнулись. Не тот адрес.
— Нет, мы к вам, наверное… вы — миссис Мерсер? — уточнил Лестрейндж.
— Я, — она удивилась и нахмурилась. — А миссис Кук при чём?
— Она разве не у вас? — тоже вежливо удивился Лестрейндж.
— А почему она должна быть тут? — почему-то возмутилась Мерсер. Она была довольно привлекательна даже сейчас, а в юности, наверное, так и вообще красива — и отлично знала это. — Что ей тут делать? И которая?
— А коза? — серьёзно спросил Лестрейндж, а Гарри пришлось прятать улыбку.
— Какая коза? — Мерсер вдруг сощурилась. — Вы издеваетесь надо мной, что ли?
— Нет, что вы, — очень мирно возразил Лестрейндж. — Мистер Мерсер сообщил нам, что к вам в дом зашла коза, и он её убил. Случайно, разумеется. А она превратилась в миссис Кук. И мы пришли за телом.
— Чего?! — недоверчиво переспросила Мерсер. — Какая коза? Вы что несёте?
— Мы можем осмотреть вашу лестницу, мэм? — спросил Лестрейндж, и она пожала плечами:
— Да пожалуйста… — и вдруг спохватилась: — Стоп! Так Оливер у вас?!
— Да, мэм, он в аврорате, — вежливо ответил Гарри и спросил: — А он вам нужен?
— Он? Мне?! — возмутилась она. — Да ни капли!
— Что у вас случилось? — сочувственно спросил Гарри, и она сощурилась:
— У нас — ничего! Я просто очень хочу знать, где наши деньги.
Гарри даже похвалил себя за то, что удержал лицо. Оливер Мерсер что, просто у них спрятался? От злой жены? Так его же сейчас выпустят, едва всё выяснится — и он вернётся к ней.
— Вы не могли бы пояснить? — попросил Лестрейндж.
— А что тут пояснять? — вздёрнула подбородок Мерсер. — Я прихожу сегодня — а сейф пуст! Вообще! Там ни монетки!
— Думаете, ваш муж имеет к этому какое-то отношение? — спросил Лестрейндж.
— Ну а кто ещё? — задала в ответ она вопрос. — Гоблины? Или, скажете, нас обокрали? В Гринготтсе? Сейфом пользуемся только мы! Где этот мерзавец? — она пошла к камину и к аврорам. — Говорите, он у вас?
— Он в камере пока, — остановил её Гарри. — Мэм. Он ведь пока задержан за убийство.
— Это меня вы скоро задержите за убийство, — мстительно пообещала Мерсер. — Вот как только Оливер домой вернётся.
— Тогда, видимо, нам стоит подержать его у нас? — спросил Гарри, и она взвилась:
— Нет уж! Пусть немедленно возвращается домой!
— А мы можем осмотреть его? — попросил Лестрейндж. — Ваш дом?
— Да бога ради, — она сделала широкий приглашающий жест. — Нет там никакой миссис Кук, если вы ищете её! Зайдите к Кукам и спросите! Вам, кстати, которая нужна?
— А сколько их? — спросил Гарри, идя с Лестрейнджем к двери из гостиной.
— Четыре, — ответила Мерсер.
— Вы не расскажете подробнее? — попросил Гарри уже на пороге комнаты.
— Ну, старая миссис Кук, — начала перечислять Мерсер, — средняя и две молодых.
— А поточнее? — Гарри так и стоял в дверях, пока Лестрейндж уже покинул комнату и, видимо, осматривал лестницу — и, судя по отсутствию реакции, безрезультатно.
— Боже, — раздражённо воскликнула Мерсер. — Старая миссис Кук, жена старого мистера Кука, их младший сын и его жена и их внуки и их жёны. Внучка из этого дурдома, повезло, сбежала, а они живут.
— Дурдома? — уточнил Гарри, и Мерсер махнула рукой:
— А вы бы смогли жить с двумя свекровями? Хотя вам не понять, у вас свекровей не бывает, — она быстро подошла к нему, и Гарри пришлось сделать шаг назад, чтобы пропустить её. — Ну что, нашли кого-нибудь? — крикнула она Лестрейнджу, обнаружившемуся на самом верху лестницы.
— Нет, — ответил тот, спускаясь. — Козьих следов я тоже здесь не вижу — если вы, конечно, не убрали их.
— Вот мне, конечно, больше делать нечего! — фыркнула Мерсер. — Ну всё, вы убедились? Давайте, выпускайте этого придурка — и пускай домой идёт! Так ему и передайте!
— Мы зайдём к Кукам, — ответил Лестрейндж. — Вы нас не проводите?
— А что провожать-то? — спросила Мерсер, быстро подходя к двери и распахнув её. — Вон там, через поляну, видите?
Гарри с Лестрейнджем подошли к нему и выглянули. Дом стоял на краю большой… нет — очень большо поляны, почти поля, сейчас слегка заснеженной и поросшей бурой травой. На другой стороне виднелся другой дом, большой и трёхэтажный, над которым из одной из труб шёл дым.
— Здесь лес был раньше, — сказала Мерсер. — Но потом сгорел — и вот, пожалуйста, теперь мы друг друга видим.
— Сгорел? — переспросил Лестрейндж.
— Это не мы! — воскликнула Мерсер и даже покраснела от возмущения. — Это магглы! Тут был большой лесной пожар три года назад — к несчастью, летом, ни нас, ни Куков дома не было, дома остались целы чудом — в буквальном смысле, их спасли только чары! Теперь мы не можем просто взять и быстро вырастить здесь лес — магглы же. Теперь мы с ними удивительно близки, — ехидно закончила она. — С Куками. Не представляю, как они живут там.
— У миссис Кук тяжёлый характер? — спросил Лестрейндж, и Мерсер опять съехидничала:
— Да нет, он просто очень мерзкий. Да вы сейчас увидите. И никуда пока не отпускайте Оливера, — добавила она, — я сейчас сама туда пойду. Подожду у вас и его встречу, — пообещала она, и её тон не сулил супругу ничего хорошего.
А Лестрейндж с Гарри аппарировали через поляну и подошли к тяжёлой, выкрашенной тёмно-синей краской, двери дома Куков.
— Может, подержать его до завтра? — спросил Гарри. — Пусть она немного успокоится.
— Или наоборот, созреет морально до убийства, — чуть улыбнулся Лестрейндж. — Интересно, куда делись деньги.
— Я его спрошу, — пообещал Гарри и Лестрейндж кивнул:
— Спроси.
И постучал.
Стучать пришлось ещё раз, но дверь им открыли лишь когда Гарри громко проговорил:
— Британский аврорат! Откройте!
Открывшая им пожилая дама в тёмно-фиолетовой мантии и серой шали из козьего пуха сурово оглядела их и поинтересовалась:
— Что вам угодно?
— Миссис Кук? — спросил Лестрейндж.
— Я вас спросила, что вам надо, а не кто я такая, — недовольно заявила дама. — Говорите быстрей: холодно.
— Можно нам войти? — спросил Лестрейндж.
— Нельзя, — отрезала она. — Что вам угодно?
— Проверить, живы ли все женщины вашей семьи, — ответил Гарри.
— Что, простите? — удивлённо переспросила дама. Сухощавая, с испещрённым морщинами лицом и крупным крючковатым носом, она, казалось, сошла с иллюстрации сказки о старой ведьме.
— Нам нужно убедиться, что все четыре дамы Кук живы и здоровы, — вежливо повторил Гарри. — Пожалуйста, мэм. Мы недолго.
— Зачем? — спросила она.
— Нам сообщили, что одна из вас убита, — честно ответил Гарри. — И прежде, чем начинать поиски трупа, мы бы хотели убедиться, что сообщение ложно.
— Кто вам сообщил? — сурово поинтересовалась Кук, и Гарри твёрдо заявил:
— Простите, мэм, нам не разрешено это разглашать. Позвольте нам проверить.
— Лично я жива, — заявила Кук, всё-таки впуская их. Однако отойти от двери хотя бы на пару шагов она им не позволила, просто загородив дорогу и громко позвав: — Эрнестина! Джулия! Еванджелина! Немедленно спуститесь!
Гарри попытался оглядеться, но смог рассмотреть лишь широкий холл, выложенный бело-чёрной плиткой, и уходящую вверх деревянную лестницу напротив входа. Очень скоро на ней раздался шум шагов, и вниз сбежали сперва две молодых женщины, одна из которых была беременна месяце, наверно, на шестом, а затем и женщина постарше, лет пятидесяти или около того.
— Мама, что случилось? — встревоженно спросила она.
Остальные женщины молчали и лишь вопросительно смотрели на старшую из Куков.
— Они желают убедиться, что вы живы, — сказала та. — Идите, проверяйте, — велела она аврорам. — Как вы там это делаете.
— Это недолго, — сказал Лестрейндж, наводя на неё палочку. — Представьтесь, мэм, — проговорил он официально.
— Кэролайн Кук, — сказала та. — Достаточно?
— Да, мэм, благодарю, — он подошёл к старшей из оставшихся. — Представьтесь, мэм.
— Эрнестина Кук, — сказала та. — Что, вы просто хотите убедиться, что мы — это мы?
— Именно так, мэм, — подтвердил Лестрейндж и подошёл к беременной. — Представьтесь, мэм.
— Я Еванджелина, — ответила та. — А это Джулия.
— Благодарю. Представьтесь, мэм, — Лестрейндж перевёл палочку на последнюю из женщин.
— Я Джулия, — сказала та.
— Благодарю, — он опустил палочку и коротко склонил голову. — Простите за вторжение, леди. Всё в порядке.
— Спасибо, — сказал Гарри. — Всего хорошего!
— Не знаю, кто оговорил нас, но, надеюсь, вы его накажете примерно, — заявила старшая из Кук. — Сказать такое!
— Говорят, это хорошая примета, — сказал Лестрейндж, выходя из дома. — Те, кого ложно сочли мёртвым, обычно живут долго.
Она не удостоила его ответом и закрыла дверь едва Гарри следом за Лестрейнджем переступил порог — ему даже показалось, что дверь чиркнула по его пятке.
— Милая женщина, — сказал он. — Бедные невестки.
— Да, не повезло, — согласился Лестрейндж и спросил: — В аврорат?
Они аппарировали. И уже у министерства, прежде, чем войти, Лестрейндж спросил:
— Что будешь делать с мистером Мерсером? Я полагаю, его супруга уже на месте.
— Не знаю, — вздохнул Гарри. — Пойду, поговорю с ним напрямую. Спрошу, зачем он это сделал и что случилось с сейфом.
— Я тебе нужен?
— Нет, — ответил Гарри. — Это же ведь даже не арест. Просто отпущу его, и всё, даже оформлять не буду.
— В принципе, его можно оштрафовать, — подсказал Лестрейндж. — И даже задержать за ложный донос.
— На самого себя? — засмеялся Гарри, и Лестрейндж пожал плечами:
— Донос есть донос. Нет такого правила, которое бы запрещало наказывать за это. Но решай сам, — он улыбнулся и первым вошёл в будку.
При виде входящего в камеру Гарри сидящий на койке Мерсер как-то сжался и втянул голову в плечи. Он смотрел так виновато, что Гарри просто присел рядом и сказал:
— Мы всё проверили. Зачем вы нам солгали?
— Вы арестуете меня? — убито спросил Мерсер. И добавил умоляюще: — Ну пожалуйста!
— Зачем вам? — сочувственно спросил Гарри, и Мерсер покачал головой:
— Я не могу домой вернуться. Не могу… Я думал было утопиться, — признался он, печально посмотрев на Гарри, — но струсил. И повеситься не смог…
— А что случилось с деньгами в вашем сейфе? — спросил Гарри, и Мерсер совсем не удивился:
— Вы уже всё знаете. Конечно…
— Так что случилось? — повторил Гарри, и Мерсер вновь вздохнул:
— Я проигрался. Я все их проиграл…
— Где? — сочувственно спросил Гарри. Как ни странно, ему и вправду было жалко Мерсера.
— На крапповых гонках, — он закрыл глаза и прошептал: — Делия меня убьёт… а потом бросит…
— Что за гонки? — уже серьёзно спросил Гарри. Крапповые гонки были строго регламентированы ещё в середине прошлого века, и Гарри совершенно точно помнил, что их проводят осенью. Золотой осенью, когда уже не жарко, но ещё не слякотно. Были ещё зимние, но в конце января — сейчас для них было слишком рано. С остальными же неустанно боролся отдел контрабанды и немало в этом преуспел.
— Ну, краппы, — Мерсер приоткрыл глаза и посмотрел на Гарри. — Знаете… такие… я всегда об одном мечтал, — он вздохнул. — Но Делия против животных в доме. Я думал, просто посмотрю… я… я сам не знаю, как так вышло, — прошептал он и закрыл лицо руками. — Не знаю…
— Где были гонки? — спросил Гарри строго. Мерсер отнял от лица ладони и сказал:
— Не знаю… меня туда просто пригласили… привели…
— Вы показать можете? — спросил Гарри, и Мерсер неуверенно кивнул:
— Наверное… а вы арестуете меня? — снова спросил он. — Они же… я знаю, что они были незаконными, — проговорил он с надеждой.
— Посмотрим, — отозвался Гарри. Он, конечно же, не собирался арестовывать Мерсера, однако тот от его слов буквально воспрял:
— Правда? Да, я покажу тогда! Конечно!
— Подождите, я сейчас, — велел Гарри, поднимаясь. — Я сейчас вернусь, и вы всё покажете.
— А пока что я задержан? — спросил Мерсер с надеждой, и Гарри кивнул:
— Да.
Флэк на месте не было, но она нашлась в столовой, куда Гарри перенаправили её коллеги. Выслушав Гарри, она только сверкнула глазами и, бросив недоеденную рыбу с такой же недоеденной картошкой, встала:
— Сейчас только захватим парочку людей — и вперёд. Если мы возьмём их, с меня причитается.
— Да ну какие счёты, — отмахнулся Гарри, и Флэк ответила:
— В данном случае, я полагаю, личные, а не межотдельные. Пошли.
Они спустились вниз. Флэк, заглянув в отдел, в две минуты собрала команду, а затем вместе с Гарри отправилась в камеру к Мерсеру.
Тот сидел, понурившись, на койке, и при появлении Гарри с Флэк робко спросил:
— Пойдёмте?
— Да, идём, — ответила она. — Вставайте.
Когда они поднялись наверх и приготовились к аппарации, Мерсер замялся:
— Я… я, видите ли, не очень хорошо аппарирую… Тем более, с кем-то… я бы не хотел, чтобы что-нибудь случилось с кем-нибудь…
— Вы пообещали показать, — напомнил ему Гарри, и Мерсер кивнул уныло:
— Я просто не подумал… я думаю, может быть, как-то на метле…
— Вы можете нам показать на карте это место? — спросила Флэк, и Мерсер ожидаемо помотал головой:
— Нет, что вы… я не знаю… меня же привели туда… я, может быть, могу попробовать один, а вы меня потом найдёте? Как-нибудь…
— В принципе, можно, — сказала Флэк, глядя на него со смесью недоумения и раздражения. — Я могу вам дать следилку.
— Я вас там дождусь! — горячо заверил их Мерсер. — Правда!
— А если там сейчас будет кто-нибудь? — спросила она. — Что вы делать будете?
— Я… я ничего, — он растерянно захлопал глазами. — Я скажу, что пришёл отыграться… но те гонки были разовыми! Мне так сказали. Правда!
— Ладно, — решила она и велела Мерсеру и своим коллегам: — Ждите здесь. Гарри, спустись со мной, пожалуйста.
Едва они спустились в Атриум, Флэк спросила:
— Ты можешь меня трансфигурировать так, чтобы чары спали после аппарации? — Гарри задумался, и она махнула рукой: — Ладно, попрошу кого-нибудь… или может быть тебя трансфигурировать? А то что-то мне не нравится всё это. Может, он и вправду не умеет парно аппарировать, но история какая-то мутноватая. Следилку я тебе тоже дам — мы тебя сразу найдём.
— Давай, — согласился Гарри. — А что может быть не так, как думаешь? Ловушка?
— Для нас — вряд ли, — возразила Флэк. — То есть может быть, конечно, но я сомневаюсь. Скорее, это похоже на желание кого-то разобраться с кем-то нашими руками. А может, я мудрю, и всё есть так, как есть. Готов? — она огляделась и завела его в одну из ниш неподалёку от каминов. Одно касание палочкой — и всё померкло… а потом Гарри понял, что, в целом, слышит всё, что происходит, и даже видит, хоть и мутновато. Интересно, во что она его превратила?
Ощущал он себя странно: шевельнуться он не мог, но не испытывал при этом ни малейшего неудобства. Зачем вообще двигаться? И… как это?
Вокруг стало светло, и Гарри увидел, что он на улице, и Флэк передаёт его Мерсеру… а потом стало темно: похоже, она положила его ему в карман. Сама.
— Не трогайте, — предупредила она Мерсера. — Мы вас отследим и будем рядом с вами через пару минут. Готовы аппарировать?
— Наверное, — Мерсер вздохнул. — Готов, да. Вы же точно будете?
— Разумеется, — пообещала Флэк — и мир схлопнулся.
А когда вернулся, Гарри едва удержался на ногах.
Он стоял вплотную к Мерсеру на пустой заснеженной площадке… кажется, это был берег покрытого снегом и льдом озера. Площадка и снег на озере были истоптаны, но, кажется, уже довольно давно: снегопада не было, но ветер уже несколько сгладил следы.
— Вот, — сказал Мерсер, ёжась от холода. Гарри тоже не подумал надеть тёплый плащ, так что он наложил на них с Мерсером согревающие чары и спросил:
— Здесь были гонки? Вчера?
— Да, — Мерсер вздохнул. — Вчера. Я думал… я не понимаю, как это случилось, — прошептал он, обхватив себя за плечи.
— Много вы проиграли? — сочувственно спросил Гарри, внимательно оглядываясь и держа палочку наготове.
— Все наши деньги, — прошептал Мерсер. — Почти шесть тысяч…
— Много, — согласился Гарри и бросил Гоменум Ревелио — безрезультатно. Если здесь кто-то и был, то точно не люди.
Гарри огляделся. Наверняка Флэк найдёт здесь что-нибудь полезное, но он не знал, что именно искать, и потому не видел ничего особенного. Вон шерстинки на снегу… если приглядеться, их здесь было довольно много. Вот собачьи следы, вот — человеческие… Снег, конечно, вчера был размечен, но сейчас от этой разметки не осталось и следа.
Гарри старался двигаться поменьше, чтоб не затоптать следы, и просто смотрел вокруг. Наверняка летом здесь было очень красиво, но сейчас вокруг всё было бело-серым и наводило тоску. Интересно, всё же, где они? Разузнавать это необходимости не было: наверняка следилка отобразилась у Флэк на карте.
Вскоре аппарировавшая Флэк своим появлением это подтвердила и велела Гарри с Мерсером:
— Стойте на месте. Покажите, что и где здесь было. С места! — осадила она Мерсера, когда он хотел было куда-то пойти. — Где были сами бега?
— Там, — он показал на озеро.
— Где организаторы стояли?
Пока она его допрашивала, Гарри мёрз, и она в конце концов это заметила:
— Если у тебя дела, то мы тут справимся, — сказала Флэк. — Я его лично потом в камеру верну.
Гарри был уверен, что допрос Сандейла уже закончился, и, конечно, оказался прав: когда он вернулся, в отделе не хватало только Лестрейнджа и Сэвиджа.
— Ты всё пропустил! — тут же воскликнула Гор.
— Расскажите! — потребовал Гарри, и все воззрились на Гор.
— В общем, — она уселась поудобнее, — все мы промахнулись. Вообще все, никто даже близко не подошёл.
— Потому что он псих, — сказал Праудфут. — А мы нормальные.
— Нас это не оправдывает, — в голосе Долиша ясно слышалось недовольство.
— Он просто неплохо знал всех в компании брата, — Гор отмахнулась от Долиша. — Он на них за брата злился — они дружили, и потом, он всегда Мориса защищал и денег подкидывал: родители там не бедные, но прижимистые, а Николас был щедрым. Деньги ему были нужны, и он придумал, как их раздобыть, а заодно и отомстить за брата. Эйдриан и Панкейк обе были от него беременны — и зародыши ему были нужны для «Облака Гоблина».
— Он им собирался торговать, — фыркнул Праудфут. — Кретин.
— Беда в том, — продолжила Гор уже серьёзнее, — что от него, возможно, беременны ещё две девушки — тоже родственницы пострадавших от Сандейлов. Жертв должно было быть больше, но мы его спугнули — а главное, мы предупредили их, пока его ловили, и он до них добраться не сумел. И им теперь решать, что делать с этими детьми — спасибо хоть срок небольшой.
— Ещё две? — переспросил Гарри, и она кивнула:
— Да. Там кузины: остальные родные сёстры сейчас или в школе, или вообще маленькие, или замужем, или с кем-нибудь встречаются… короче, не подходят. К счастью, мы предупредили всех.
— Он же собирался Облаками торговать, — напомнил Праудфут. — Решил сделать побольше. Одно, кстати, которое у него осталось, мы так и не нашли: он пока не признаётся, где всё это время прятался.
— Найдём, — заметил Долиш.
— Найдём, конечно, — согласился Праудфут. — Но, в общем, псих. Чистейший.
— Но вполне вменяемый, — подчеркнул Долиш. — Так что всё, что он теперь увидит — Азкабан. С дементорами.
Дело Сандейла оставило у Гарри ощущение разочарования. Они все с ног сбились, разыскивая его, и головы сломали, строя версии, а в итоге всё оказалось очень просто и отвратительно банально: месть плюс равнодушие плюс деньги. И плюс, как сказал позже Сэвидж, неумение читать: где бы Сандейл ни вычитал это заклинание, он пропустил информацию о том, что зародыш или ребёнок для него подходит только тот, в котором течёт кровь использующего Облако.
— Мне не по себе от мысли, что будь он внимательней, эти женщины бы были живы, — прокомментировала это Гор, и все с ней согласились.
Впрочем, кажется, за эти две недели все до того устали, что среагировали, в целом, слабее, чем могли бы: мол, да, идиот, да псих, но хорошо, что всё закончилось. Сэвидж распустил всех по домам пораньше и остался с Долишем, похоже, ощущающим некоторую ответственность, если не вину, за произошедшее, потому что он когда-то не разглядел в брате Николаса психа.
Так дома Гарри оказался в сумерках — и был встречен удивлённо-ироничным:
— Что, тебя уволили?
— Ты хотела бы? — спросил он, подхватывая на руки радостно кинувшегося к нему Джеймса.
— Даже и не знаю, — отозвалась сидящая на ковре гостиной перед камином, из которого Гарри и вышел, Джинни, задумчиво его оглядывая. — Ты, наверное, быстро заскучаешь и начнёшь всех доставать.
— Ты так обо мне думаешь? — шутливо возмутился он, пытаясь повернуть голову так, чтобы видеть её из-за Джеймса.
— Хотя, — продолжила она с улыбкой, — я-то тогда выйду на работу. А ты будешь с Джейми… что ж, меня устраивает, — решила она и спросила с надеждой: — Так уволили?
— Нет! — гордо ответил он. — Меня пораньше отпустили. Мы поймали того, кого ловили, и ушли домой с чувством выполненного долга. Голодными.
— А мы как раз не так давно чай пили, — Джинни демонстративно пожала плечами. — Так что ужинать совсем и не хотим. Вообще.
— И пожалуйста, — Гарри оторвал наконец от себя Джеймса и, подвесив его в воздухе, буквально прыгнул к Джинни. — Тогда я съем тебя! — он поймал её в объятье и прикусил зубами ухо. Джинни обняла его, но возмутилась:
— Ты кусаешься! Как он!
— Потому что Джеймс весь в меня, — заявил Гарри, опрокидывая её, хохочущую, на ковёр. — И вообще он ещё помнит, что ты — его еда!
— Ах ты так? — она вывернулась, довольно чувствительно пнув его в лодыжку.
В конце концов — когда Гарри уже решил, что не так уж сильно он и голоден — к их возне присоединился и паривший некоторое время над ними Джеймс, а потом они втроём пошли на кухню готовить ужин. Потом они читали сказки, потом — купали Джеймса, и только ближе к десяти остались с Джинни, наконец, наедине.
— Прости за Рождество, — проговорил он, обнимая её. В спальне было почти темно — её освещал лишь свет от маггловских фонарей да одинокая забранная ими из комнаты Джеймса свеча. — Мне правда ужасно стыдно.
— Я правда не сержусь, — Джинни отлевитировала свечу с тумбочки у кровати на комод. — Зато я обошла все рождественские ярмарки и запаслась подарками на десять лет вперёд для всех.
— И для меня? — шутливо спросил Гарри.
— И для тебя, — она уселась перед ним и, глядя ему в глаза, провела рукой по пуговицам его рубашки.
— И для себя? — с улыбкой спросил он, потянувшись, в свою очередь, к её талии.
— И для себя, — ответила она — и хитро улыбнулась. — Показать?
— Ага, — он тоже улыбнулся.
— Покажу, — пообещала Джинни. — Но потом, — она рассмеялась и расстегнула застёгнутую пуговицу на его рубашке.
…Удивительно, но Джеймс не будил их в эту ночь — может быть, стараниями Кричера. Но так или иначе, а Гарри проснулся сам — на рассвете. В комнате опять было серо — ещё одно зимнее утро, обещающее унылый серый день, однако настроение у Гарри было превосходное. Ему хотелось петь, летать и есть, и он тихонько выбрался из кровати и пошёл на кухню, борясь с отчаянным желанием разбудить так сладко спящую Джинни.
В спальню он вернулся уже с кофе — и, опустив поднос на тумбочку на стороне Джинни, присел на кровать и позвал тихонько:
— Джи-ин!
Она промычала что-то и немедленно завернулась в одеяло с головой.
— Джин, смотри, что у меня есть, — снова позвал он.
Она снова завозилась и, кажется, издала какой-то звук.
— Джин, я сварил кофе. И я ужасно хочу есть, но я терплю.
— Кофе? — она приспустила край одеяла и выглянула из-за него.
— Если ты сейчас скажешь, что хотела чай, я пойду и заварю его, — сказал Гарри, и она фыркнула:
— А если я скажу, что хочу сок, пойдёшь за апельсинами?
— Пойду, — уверенно кивнул Гарри. — Хотя потом мне сразу придётся уходить на службу, но я лучше уйду голодным, чем оставлю тебя без сока.
— Ладно, — она потянулась. — Давай кофе. Сюда. Нет, не совсем сюда! — воскликнула она, садясь. — А мне в руки. А почему ты завтрак не приготовил?
— Я не знал, что ты захочешь, — кротко ответил Гарри, и Джинни важно кивнула:
— Правильно. Я хочу тост с ветчиной и с сыром. Два. И с двойной ветчиной.
— Будут, — пообещал Гарри, вкладывая ей в руки чашку и беря свою. — Я пойду готовить?
— Иди, — она царственно кивнула. — Когда будут готовы, приноси сюда.
— Да, мэм, — Гарри залпом допил кофе и почти что побежал на кухню.
Когда он вернулся снова, на сей раз с завтраком, Джинни уже сидела на кровати в толстом тёплом халате. При виде Гарри она тут же накрыла что-то его полами и сказала:
— Выбирай! С одной стороны — твой подарок, с другой — мой! Угадай, какой где?
— М-м-м, — Гарри поставил поднос на комод рядом с почти целой свечкой. — Дай-ка подумать… — Он подошёл поближе и, присев на корточки, спросил: — Можно потрогать?
— Трогай, — разрешила она. — Да не мои коленки!
— Почему? — невинно поинтересовался Гарри. — Они мне нравятся!
— Потому что тебе надо на работу, — она засмеялась. — И ты должен угадать подарок. Ну же!
— Да, подарок, — он с видимым сожалением убрал руки с её коленок. — Подарок… ммм… — он ощупал то, что лежало под халатом. — Это мой, — решительно заявил Гарри и, откинув правую полу, схватил небольшой мешочек.
— Как ты угадал? — спросила Джинни.
— Мой меньше! — уверенно ответил Гарри, и они оба рассмеялись.
— Я выбирала не по этому принципу! — воскликнула Джинни, но Гарри возразил:
— По этому, по этому! Я точно знаю! Что там? — он открыл мешочек и вынул из него… другой мешочек. Кожаный, завязанный кожаным шнурком. — Эм? — спросил он.
— Кошелёк с увеличенным пространством, — ответила она. — С очень сильно увеличенным. Мало ли, что тебе придётся брать с собой. Туда влезаю я, к примеру. Но только я туда не полезу! — добавила Джинни торопливо.
— Но ты должна! — воскликнул Гарри. — Ты обязательно должна! Ты и Джейми — я стал бы вас носить с собой всегда! Заглядывал бы к вам в свой перерыв…
— Для этого нужен специальный чемодан — там будет неудобно! — возразила Джинни, и Гарри рассмеялся:
— Ты проверяла, что ли?
— Разумеется! — воскликнула она. — Должна же я была убедиться! Там слишком мягко — хотя, наверное, можно организовать пространство… там есть инструкция.
— Спасибо, — он поцеловал её. — А у меня нет второго подарка…
— А я уже купила, — она похлопала по выпуклости под второй полой халата. — Хочешь посмотреть?
— Конечно! — Гарри уселся на пол. — Давай показывай скорей — и будем завтракать!
— Не знаю, правда, зачем она мне, но мне понравилась — пусть будет, сложу туда чего-нибудь, — сказала Джинни, доставая из-под полы шкатулку. — Она с зеркалом, — Джинни откинула инкрустированную разноцветным деревом крышку, — я думаю, она для украшений. Гарри? — спросила она слегка встревоженно, недоумённо глядя на него.
А он, кажется, забыл, как дышать.
Он уже видел подобные шкатулки.
Много.
Эта, правда, была одна из самых маленьких, но она была такой же, как другие, хотя и обладала, безусловно, собственным орнаментом.
И она была открыта.
Джинни сама её открыла — видимо, не в первый раз.
— Гарри? — повторила Джинни, наклоняясь к нему. — Что с тобой?
— Где… — хрипло выговорил он. — Где ты её взяла?
— Не помню даже… на ярмарке в Хогсмиде, — Джинни нахмурилась и, отложив шкатулку в сторону, взяла его за плечи, и он вздрогнул. — Гарри, что такое? С ней что-то не так?
— Не так, — повторил он, вскакивая. — Одевайся, — велел он. — Джин, быстро. Одевайся и идём со мной, — она смотрела на него встревоженно, непонимающе, и он, не зная, стоит ли пугать её сейчас, когда… он ведь на самом деле не мог быть уверен, что это она, не так ли? — сказал: — Идём, сейчас проверим. Быстро. Джин, давай!
— Ладно, — она тоже встала и потянулась к шкатулке, видимо, чтобы её закрыть, но Гарри дёрнулся и перехватил было её руку и только потом сообразил, что в этом совсем нет смысла: если он прав, и это вправду ларец смерти, то он срабатывает в тот момент, когда его открыли в первый раз. Всё остальное уже не важно… кажется. А может, он ошибся? Не так понял? Он ведь не вдавался в детали… и слушал, кажется, вполуха…
И всё же он убрал руку Джинни от шкатулки, а потом закрыл её, сам не притрагиваясь — через одеяло.
— Она отравлена? — Джинни посмотрела на свои руки.
— Нет, — ответил Гарри, но его тон совсем её не успокоил. — Я думаю, что нет. Я, может быть, вообще ошибся, — добавил он с надеждой. — Идём скорей.
Они оделись торопливо, совсем забыв про завтрак, разумеется. Как и о времени — впрочем, было уже светло, а значит, до начала рабочего дня оставалось не так уж много.
В Атриуме было ещё весьма безлюдно, однако в отделе обнаружились на месте Сэвидж с Лестрейнджем.
— Что стряслось? — увидев Джинни, тут же спросил первый.
— Вот, — Гарри развернул халат, в который зачем-то завернул шкатулку. — Я не уверен, но я должен знать — это…
Впрочем, продолжать нужды не было: ответ вполне ясно отразился на лице Сэвиджа.
— Где ты взял? — спросил он, но Гарри смог только помотать головой.
— Вы её открывали? — между тем, спросил Лестрейндж у Джинни, подходя к ней. Впрочем, вопросительной интонации в его голосе почти не было.
— Да, — встревоженно ответила она. — Я уже поняла, что не нужно было, но я не знала… что это такое?
— Ларец смерти, — ответил Лестрейндж, сняв с Гарри мучительную обязанность всё ей объяснить. — Я боюсь, что вы умрёте, Джинни, если мы не сможем разгадать её секрет, — негромко проговорил он. — Но мы попытаемся. Где вы её взяли?
— На ярмарке, — растерянно ответила она. — Умру? Когда?
— Пока не знаю, — он осторожно взял её под локоть и усадил в кресло Гор. — Зависит от того, что было в неё вложено. Но это мы попробуем узнать.
— Попробуете? — переспросила Джинни, и он кивнул:
— Да. Вспомните, пожалуйста, как она к вам попала, — попросил он. — Или, может быть, вы согласитесь отдать нам воспоминание.
— Конечно, — Джинни сжала руки. — Только покажите мне, как это сделать.
— Разумеется, — Лестрейндж посмотрел на Сэвиджа. — Покажешь? Или мне? Второй принесёт Омут.
— Я схожу, — Сэвидж вышел из-за стола и, проходя мимо Гарри, сочувственно сжал его плечо — и от этого Гарри стало совсем тошно.
Гарри стоял и смотрел на сидящую в кресле Гор Джинни, и у него внутри всё дрожало от того, насколько она юная. Ей же всего двадцать три! Мерлин, ей всего двадцать три года, и она… она…
Она умрёт, сказал Лестрейндж. Если он сказал так, значит, так и будет… если они не найдут секрет. Разгадку, над которой и авроры, и эксперты бились уже… сколько лет? И ничего… но ведь Джервис знает! Должен знать, как снять это проклятье! Раз он делал их.
— Мне самому, наверное, в Азкабан нельзя, — сказал Гарри. — И с Джервисом не стоит говорить. Ты слетаешь? — попросил он Лестрейнджа, но тот медленно покачал головой. — Почему?
— Нет смысла, — в голосе Лестрейнджа слышалась горечь. — Они покончили с собой на Рождество. Оба. Нам некого спросить — придётся справиться самим.
— Покончили с собой, — повторил Гарри. — Я не знал.
— Да не до того всем было, — сказал Лестрейндж. — Нам сообщили, но это затерялось за делами. Я бы тоже пропустил, не сообщай я этого мисс Джервис.
— Я действительно умру? — спросила Джинни, и Лестрейндж, придвинув себе кресло, сел с ней рядом.
— Если мы не сможем вас расколдовать — то да. Не именно мы, конечно, и не только мы — возможно, в Мунго смогут что-то сделать. Да и в мире есть специалисты… мы поищем. Я считаю, что не всё так безнадёжно, но я не хотел бы лгать и утешать вас.
— Да, не нужно, — она кивнула. Такая юная и храбрая… Гарри просто не мог больше там стоять и на неё смотреть — он подошёл к ней и, опустившись на колени рядом, обнял, и Джинни, обвив его шею руками, уткнулась лицом в его шею и шепнула:
— Ты же позаботишься о Джейми, да?
— Да, — ответил он. — Но ты не умрёшь.
— Что это вообще такое? — она подняла голову и посмотрела на Лестрейнджа. — Этот ларец смерти? И сколько у меня осталось времени?
— Хотел бы я ответить вам, — сказал Лестрейндж. — Но я не знаю, сколько. Зависит от той смерти, что была в нём спрятана. Мы сейчас возьмём ваши воспоминания, а затем проводим вас с Гарри в Мунго — может быть, Уингер что-то выяснит. А мы пока поговорим с нашими экспертами — возможно, они тоже смогут что-то сделать. И поднимем всех знакомых. А что это такое… Я не знаю самого заклятья — чертежи мы отыскали, но это только чертежи. Заклятья в бумагах не было, а от автора мы не добились ничего… можно попробовать ещё раз обыскать их дом — я полагаю, что мисс Джервис даст согласие, хотя и ордер будет получить несложно.
— А это можно определить? — спросила Джинни. — Какая смерть теперь моя?
— Да, это можно, — кивнул Лестрейндж. — В Мунго это сделают — мы пришлём экспертов, они вместе и определят. Не сразу, но довольно быстро.
— Это… — Джинни вдруг смутилась и сжала плечи Гарри, — я не знаю, как сказать… это опасно для кого-нибудь ещё, кроме меня? Я могу кого-то… заразить?
— Нет, насколько мне известно, — ответил Лестрейндж. — Думаю, эксперты и целители ответят вам точнее. Но непохоже, чтобы это можно было передать — никто из родственников жертв не пострадал. Я понимаю ваши опасения.
— Ну, я пока что всё равно останусь в Мунго, да? — спросила Джинни и попросила Гарри: — Ты можешь пока Джеймса отдать маме — только не пугай её пока. Надо придумать, что сказать ей.
— Это не моё дело, — заметил Лестрейндж. — И сам я, разумеется, не стану это с ними обсуждать. Но, насколько я знаю Молли и Артура — я не стал бы лгать.
— Мама с ума сойдёт ещё до того, как я умру, — Джинни неуверенно посмотрела на Гарри.
— Я не знаю, — сказал тот. — Если бы такое случилось с Джейми, я бы хотел знать. Но я правда не знаю… я думаю, решать тебе. Хочешь, — предложил он, стремясь хоть что-то сделать, — я сам им могу сказать.
Он не представлял, как это сделает, он просто не представлял! Но если он мог хотя бы это сделать для неё, он сделает.
— Это неправильно, — сказала Джинни наконец. — Давай расскажем вместе.
— Ты будешь в Мунго, — Гарри не заметил, в какой момент Лестрейндж исчез куда-то, просто обнаружил, что его больше рядом с ними нет. — А я скажу.
— А ты со мной не будешь? — спросила она — и тут же сама себя перебила: — Нет, конечно. Но ты заходи, — она улыбнулась чуть-чуть вымученно.
— Я там буду жить, — просто ответил он. — Даже если меня не пустят.
Джинни снова обняла его и уткнулась носом в ямку между его плечом и шеей. Гарри обнимал её и умирал от мысли, что ничего, вообще ничего не может сделать. Он не разбирался в таких проклятьях, он не знал специалистов, умеющих в них разобраться, он вообще ничем не мог помочь — он даже умереть вместо неё не мог… хотя, возможно, проклятье можно перекинуть? Только вот она не согласится, с отчаянием понимал Гарри. Ни за что не согласится на такое. И он понимал её, и сам бы тоже ни за что не согласился, окажись он на её месте… почему он не на нём? Вряд ли это было совпадение, думал Гарри, прижимая к себе тёплую и такую хрупкую Джинни — они всё сейчас увидят, да, но вряд ли это было совпадение!
Кто-то рядом кашлянул, и Гарри, подняв взгляд, увидел Сэвиджа и Лестрейнджа — у первого в руках был Омут.
— Я вам покажу, как извлекать воспоминания, — сказал Лестрейндж. — Это не слишком сложно — у вас палочка с собой?
Они принялись за дело, и работа немного привела всех в чувство — хотя Джинни всё равно продолжала время от времени сжимать руку Гарри. Сэвидж, между тем, куда-то унёс шкатулку, а затем, вернувшись без неё, сел оформлять бумаги, попутно коротко вводя в курс дела приходящих коллег. Он и Робардсу наверняка уже сказал… а ведь Джеймс дома один, вспомнил Гарри. Верней, конечно, с Кричером, но надо передать его Артуру с Молли — эльф уже немолод, и ему с ним тяжело. Но не сейчас же…
Когда Джинни наконец вытянула из виска серебряную нить и опустила её в Омут, Гарри, пока все собирались вокруг, шепнул Лестрейнджу:
— Ты не мог бы прислать к нам домой кого-нибудь? Кричер там один — и Джейми…
— Да, конечно, — пообещал Лестрейндж. — Я сейчас посмотрю воспоминание — и схожу, пришлю эльфийку. Кричер её впустит?
— Нет, — вздохнул Гарри. — Я тогда с тобой и провожу.
— Смотрим! — громко сказал Сэвидж — и коснулся палочкой поверхности Омута.
Над омутом поднялся туман и сложился в деревянные ярмарочные павильоны и людей, среди которых шла и Джинни. Сейчас она переходила от павильона с разными вязанными вещами к соседнему, с массой разных шкатулок и ларцов, от совсем крохотных, для одного кольца, до больших, которым место было, скорее, на полу, чем на комоде. Она остановилась, разглядывая их, потом взяла шкатулку — не ту, что видел Гарри, а попроще — покрутила в руках, открыла, поставила на место, затем взяла вторую… Джин, ну почему, почему, почему ты не купила эту, хотелось крикнуть Гарри каждый раз, когда она брала в руки новую. Но Джинни всё стояла и перебирала, и тут продавщица — милая пожилая дама неопределённых лет с седеющими кудряшками, спросила:
— Может, вам помочь? Что вы хотели бы?
— Да я даже не знаю, — сказала Джинни. — Просто что-нибудь. Такое… интересное.
— С рисунком? Без? Из дерева? Из камня? Из металла?
— Не знаю, — Джинни улыбнулась. — Я просто что-нибудь ищу, что мне понравится. Не очень дорогое.
— Не очень — это как? — продавщица тоже улыбнулась.
— Ну, сикля три-четыре… может, пять, — сказала Джинни. — Сейчас такое время — деньги просто утекают.
— А вот смотрите, — продавщица наклонилась куда-то под прилавок и, выпрямившись, протянула Джинни ту самую шкатулку. Маленький ларец смерти. Пять сиклей? Она знала! Она точно знала, кому отдаёт её — и Гарри был уверен, что до самой смерти не забудет это милое улыбчивое пожилое лицо. Теперь он, кажется, даже смог бы её нарисовать — и если бы он только её встретил, она сказала бы ему всё, что знает. Вообще всё. Даже если бы после этого ему, Гарри, пришлось навечно переехать в Азкабан. — Только привезла, — сказала продавщица, — даже не успела выставить. — Недорого — два сикля, десять кнатов!
Джинни взяла шкатулку и, повертев её в руках, попробовала открыть — но не сумела:
— А она не открывается? — спросила она с некоторым разочарованием.
— Конечно, открывается, — продавщица удивлённо вскинула брови. — Там есть ключ… ой, выпал, видимо, — она вновь полезла под прилавок и крикнула оттуда: — Сейчас найду! Вот, — она выпрямилась и протянула Джинни небольшой ключик. — Вот, пожалуйста. Смотрите.
Джинни вставила его в маленькую скважину — и откинула крышку шкатулки.
Вот и всё.
Даже если бы Гарри пришёл домой в тот день, даже если бы он сразу же увидел эту вещь — он опоздал бы. Всё свершилось ещё раньше — когда его просто не могло быть рядом.
Однако внешне ничего не произошло: шкатулка просто открылась, и оттуда ничего не вылетело. Не было ни вспышки, ни какого-то дымка, ни звука — ничего. Просто пустая симпатичная шкатулка с зеркальцем.
— Вам нравится? — спросила продавщица.
— Да, пожалуй, — с некоторым сомнением проговорила Джинни. Она ещё немного подержала её в руках, закрыла крышку, заперла, опять открыла — и решила: — Да, мне нравится. Я её куплю.
— Вам завернуть её? — любезно предложила продавщица, и Джинни, чуть подумав, согласилась.
А потом ушла с красиво упакованной в блестящую бумагу со звёздами и бантом шкатулкой, сунув её в сумку.
Вот так просто.
— Хорошо, что вы её купили, — сказал Лестрейндж, когда изображение развеялось.
— Хорошо? — переспросила Джинни.
— Вы выпустили проклятье в тот момент, когда открыли крышку, — пояснил он. — Дальше, в общем-то, шкатулка не была необходима — и та, что вам её дала, отлично знала, что творит. Такие вещи стоят баснословно дорого — их осталось всего несколько штук и других, надеюсь, уже не будет.
— У нас ведь есть их описание? — почти воскликнул Гарри. — Джервис ведь рассказывал!
— Да, мы проверим, разумеется, — тон Лестрейнджа убил вспыхнувшую было надежду. — Но я такой не помню в описании. Возможно… — он вдруг замолчал. — Возможно, он сказал не всё.
— А значит, — очень зло продолжил Сэвидж, — на самом деле мы не знаем, сколько их. — Мы идиоты, что ему поверили!
— Мы не поверили, — напомнил Праудфут, но Сэвидж только выругался.
— Я предлагаю, — сказал Лестрейндж, — проводить Гарри и Джинни в Мунго. А вы пришлёте туда экспертов и, может, описания.
— Да, идите, — ответил Сэвидж. — И, Гарри, если хочешь, возьми отпуск — у тебя…
— Нет, — перебил Гарри. — Я должен…
— Ну, или не отпуск, — непонятно сказал Сэвидж. — Разберёмся. Всё, идите.
Гарри отчаянно хотел разом только двух вещей: остаться с Джинни и никогда, ни на мгновенье не отходить больше от неё — и спасти её. Если бы это возможно было делать разом! Однако нужно было выбирать, и он даже сам от себя скрывал, что благодарен Сэвиджу за то, что тот пока отправил его в Мунго вместе с Джинни и велел остаться там. На самом деле, Гарри очень верил в Уингера и надеялся, что тот сейчас осмотрит Джинни и шкатулку — и скажет, что всё поправимо. Может быть. не сразу, но решение, конечно, найти можно, и он знает, где искать.
Но он так не сказал.
— Заклятье мы определим, конечно, — пообещал Уингер, выслушав сопровождавшего Джинни и Гарри Лестрейнджа и забрав у него шкатулку. — Но обещать ничего не буду.
— Да, я понимаю, — сказала Джинни, и это даже прозвучало почти спокойно.
— Мы, конечно, сделаем, что сможем, — добавил Уингер. — Вы пока останетесь у нас — не знаю, как надолго.
— Мы оплатим отдельную палату, — сказал Гарри. — И я буду ночевать там.
— Не уверен, — возразил Уингер. — Мы пока что не имели дела с живыми жертвами этого заклятья, — пояснил он. — Только с мёртвыми. И не знаем, что может — и может ли — его замедлить или разогнать. Так что пока, — он просто взял и отодвинул Гарри в сторону, — вам, миссис Поттер, придётся побыть в одиночестве. Если мы выясним, что присутствие вашего супруга проклятье не ускорит и ему самому не навредит, мы его допустим к вам.
И что можно было возразить?
Гарри, правда, разрешили проводить Джинни в палату и даже дали пару минут, чтобы попрощаться.
— Я уверен, мы найдём разгадку, и ты не умрёшь, — сказал он, когда они остались наедине. Здесь, в палате, было почти уютно — ничего больничного, обычная комната: пёстрое покрывало на кровати, ваза с яблоками на тумбочке, даже колдография морского пейзажа на стене. Но почему-то от этого уюта было совсем тошно.
— Ну, тут как получится, — сказала Джинни, улыбнувшись почти весело. — Гарри, я же волшебница — я знаю, что не все заклятья можно снять.
— Твоё мы снимем, — безапелляционно ответил Гарри. Джинни потянулась к нему и, взяв его лицо в ладони, сказала:
— Гарри, обещай, что если не получится, ты не посвятишь всю жизнь мести. И что Джеймса не бросишь — ему, конечно, лучше будет остаться с родителями, но ты всё равно его не бросишь и будешь навещать. Всегда.
— Я сказал — ты не умрёшь! — отрезал он, но Джинни обняла его и повторила:
— Обещаешь?
И он всё же сдался, хотя даже произнести это было, кажется, страшней всего на свете:
— Обещаю. Но ты правда не умрёшь. Я не дам!
— Я знаю, что ты сделаешь что сможешь, — она прижалась к нему и запустила пальцы в полосы. — Но даже ты не всесилен.
— Я тебя ей не отдам, — прошептал Гарри упрямо, прижимая к себе Джинни.
— Рано или поздно все умрут, — ответила она, целуя его. — Но я надеюсь, что ещё нескоро, — добавила Джинни, и Гарри стало ужасно стыдно. Это он должен её утешать, а не наоборот! Но он не знал, что ей сказать, и всё, что смог придумать, это:
— Я тебя люблю.
Но что, что он мог сделать? Он не умел распутывать проклятья — но он мог найти ту, что всучила его Джинни шкатулку. И он её найдёт — и никто не посмеет его не допустить!
Это Гарри и заявил Сэвиджу, когда вернулся — Лестрейндж остался с Уингером, и Гарри в отдел пришёл один.
— Я не могу допустить тебя, ты знаешь, — ответил Сэвидж. — Но, — добавил он, когда Гарри открыл рот для спора, к которому готовился весь путь сюда. — Я знаю, что ты всё равно туда полезешь. Поэтому так. Ты сейчас здесь мне дашь слово, что будешь подчиняться мне беспрекословно, или я тебя немедленно отправлю в отпуск и нацеплю следящие браслеты.
— Я буду, — тихо согласился Гарри. — Даю слово.
— Мне и Робардсу, — добавил Сэвидж, и Гарри кивнул. — Потому что дело ведёт он: все дела, касающиеся семей авроров, ведёт главный.
— Знаю.
— Хорошо. Садись, — Сэвидж тоже сел, и несколько секунд они с Гарри смотрели друг на друга. — Ни на какие поиски ты не пойдёшь, — сказал, наконец, Сэвидж. — Ты пойдёшь в архив и ты займёшься перепиской с Отделом тайн. Нам нужен доступ: Джервис говорил, что шкатулки были сделаны по чертежам, что Беллатрикс Лестрейндж принесла от них. Добейся от них сотрудничества — и не через восемь дней, а не лет, как обычно.
— Добьюсь, — негромко сказал Гарри.
— Надеюсь. Я обещаю держать тебя в курсе всего расследования.
— Спасибо.
— С отделом Тайн тебе поможет Джон — не вздумай отказаться, — предупредил Сэвидж, и Гарри честно ответил:
— Я и не думал.
— Ну тогда работай, — сказал Сэвидж. — Но официально у тебя доступа к этому делу нет. Запомнил?
— Я знаю, — кивнул Гарри. — Только мне сначала надо отнести Джеймса к Молли… и Артуру. Можно?
— Да, конечно, — Сэвидж сморщился досадливо. — Извини, из головы вылетело. Только Гарри, я прошу — пожалуйста.
— Я не собираюсь срывать расследование, — заверил его Гарри. — И всё такое. Я отдам Джеймса и вернусь, — пообещал он — и ушёл.
Ему нужно было сделать это сразу после Мунго, но тогда он попросту… ну да — забыл. Он тогда вообще не мог толком думать ни о чём, и разговор с Сэвиджем вернул ему эту способность. Что ж, тот прав: Гарри не имеет права участвовать в расследовании, никакого. Значит, он добьётся от ОТ сотрудничества — или просто вновь войдёт туда, как девять лет назад. Войдёт и сам найдёт всё, что у них есть на эту тему.
Дома было… тихо. Так тихо, как будто бы тот стал нежилым — хотя здесь ещё был Джеймс, да и Кричер. Как Гарри будет приходить теперь сюда? Покуда ему не разрешат ночевать с Джинни? Хотя зачем ему сюда ходить? Ночевать вполне можно и в отделе — разве что переодеваться… да, пожалуй — можно будет утром заходить, переодеться, поменять рубашку и бельё — и возвращаться. Что ему тут делать одному?
Джеймс встретил его громким:
— Папа! — и побежал к Гарри.
— Кричер приготовил завтрак молодому хозяину, — проскрипел Кричер и тут же нажаловался: — Но молодой хозяин его не съел!
— Ничего, съест у бабушки, — ответил ему Гарри и попросил: — Собери пока его одежду и любимые игрушки и отнеси потом в Нору. Джеймс пока поживёт там.
— А молодая хозяйка знает? — спросил Кричер, и Гарри показалось, что на мгновенье он оглох.
— Её тоже пока не будет здесь, — сказал Гарри. — И хватит болтать — иди собери вещи и игрушки! — приказал он и понёс Джеймса вниз, к камину.
Как он будет говорить с Молли, Гарри не знал и заставить себя представить этот разговор не мог. Да и как к такому подготовиться? Он просто придёт и скажет всё как есть, и всё. И не умрёт от этого, и не сбежит, и не провалится сквозь землю.
Хотя ему и очень этого хотелось.
К счастью, хотя бы Джеймс всё происходящее воспринял вполне нормально: он часто бывал у бабушки и нередко оставался у него, и по маме он ещё соскучиться явно не успел.
Молли встретила их радостно, но с удивлением спросила:
— А почему ты Джейми принёс? Джинни где?
— Она в Мунго, — храбро сказал Гарри, чувствуя, как внутри всё леденеет, а кишки завязываются в ком.
— Та-ак, — протянула Молли, забирая у него Джеймса, тут же, впрочем, сползшего с её рук и направившегося прямиком на кухню. — Идём, — позвала Молли быстро направившись за ним. На кухне она быстро отрезала кусок яблочного пирога и, усадив Джеймса с ним за стол, отгородила их с Гарри чарами и потребовала: — Вот теперь рассказывай. Что с ней случилось?
— Она купила на ярмарке шкатулку с проклятьем, — сказал Гарри. Он говорил абсолютную правду, но чувствовал, что лжёт — но сказать, что это не было случайностью, не мог себя заставить. Ведь, в конце концов, пока это были его домыслы, не так ли? — Теперь Джинни проклята, и в Мунго с этим разбираются, а мы ищем продавца.
— И это всё? — спросила Молли, и солгать ей Гарри… нет, наверное, он смог бы. Но не стал.
— Нет. Если мы… целители, эксперты, кто-нибудь — не смогут снять заклятье, то она умрёт, — сказал он тихо и посмотрел Молли в глаза. — Она сейчас в Мунго, у Уингера. Пока проклятье никак не проявилось.
— Ясно, — сказала Молли. — Спасибо, что сказал мне правду, — она сжала его запястье, и Гарри ужасно захотелось оказаться где-нибудь в Австралии. Можно даже в их тюрьме. И даже навсегда. — Её можно навестить?
— Пока нельзя, — Гарри невероятно тяжело было смотреть на неё, но он не отводил взгляда — потому что ей всё равно сейчас было тяжелее. Если это вообще было возможно. — Пока целители не выяснят, влияет ли общение с родными на скорость распространения проклятья. Я сразу расскажу тебе, как что-нибудь узнаю, — пообещал он.
— Ты думаешь, это была случайность? — спросила Молли, и Гарри вновь заставил себя ей не лгать:
— Не знаю. Может быть, и нет. Прости, мне нужно уходить, — попросил он, и Молли, сжав его плечо, сказала:
— Да, конечно. Я попозже к ним схожу, узнаю… можно ведь узнать?
— Конечно, — заверил её Гарри. — Извини. Мне правда…
— Да, иди, конечно, — она даже попыталась улыбнуться, но улыбка вышла до того кривой, что тут же погасла.
— Они справятся! — почти воскликнул Гарри. — И мы тоже. Мы найдём контрзаклятье!
— Я надеюсь, — прошептала Молли — и, всё-таки не выдержав, отвернулась.
Из Норы Гарри к министерству аппарировал, а не стал использовать камин — ему нужно было отдышаться и чуть-чуть прийти в себя. Потому что, решил Гарри, ему теперь предстоял ещё разговор с Артуром: если он и мог хоть что-то сделать для Молли, так это избавить её от необходимости рассказывать ему о том, что случилось с их ребёнком.
Разговор с Артуром дался Гарри легче — может, потому, что во многом повторил разговор с Молли. А может просто потому что стоя возле министерства, Гарри запретил себе страдать. Если Джинни выживет, это просто не нужно, а если нет… что ж, вот тогда у него будет достаточно на это времени, и его силы уже не будут так нужны для чего-то более полезного. В конце концов, разве он сам не знает, что даже смерть — не всегда конец? А Джинни жива, и пока вполне нормально себя чувствует. Кто знает, что там была спрятана за смерть! «Джервис знал», ответил Гарри сам себе. Но он уже не скажет — а дух вызывать бессмысленно, на такие вопросы духи никогда не отвечают, иначе аврорат бы вовсе не был нужен — а вот Отдел Тайн да. Чего бы Гарри это ни стоило.
Впрочем, врываться к ним Гарри пока не собирался. Более того, он даже не собирался идти к ним и пытаться попасть к Кронку — для начала Гарри решил посоветоваться с Долишем. В конце концов, наверняка Робардс уже поставил в известность о произошедшем Шеклболта, а тот, в свою очередь, должен надавить на Кронка.
Долиш ждал его в отделе.
— Извини, что долго, — сказал Гарри, подсаживаясь к нему. — Я ещё к Артуру заходил. Уизли. Я…
— Я подготовил черновик запроса, — Долиш придвинул к нему пергамент. — Возможно, нужно обоснование подправить, посмотри — это самое тонкое место. Нужно поднять допросы Джервиса и найти точные формулировки, хотя их в любом случае немного. И нужны сами чертежи — в прошлый раз их так и не нашли. Возможно, сейчас Катберту с Лисандрой больше повезёт.
— Они у Джервисов?
— Должны быть, Гавейн подписал ордер. Они собирались предложить мисс Джервис поучаствовать.Формально нам её согласие не нужно, но поскольку она — единственная владелица дома, и сейчас там не живёт никто, без неё не обойтись: мы просто не войдём. Я бы предложил пойти сейчас в архив и поработать с делом — там допросов много.
Весь оставшийся день они провели в архиве, не отвлекаясь даже на обед. Допросов в самом деле было много, и много записей легиллиментов — вернее, расшифровок полученных ими воспоминаний. Они с Долишем и в неделю бы не разобрались с этим, если бы тот не показал Гарри простенькое заклинание, подсвечивающее любое слов или сочетание букв. Это, по крайней мере, позволяло не читать все эти бесконечные тексты, а пролистывать в поисках очередного огонька. Вернее, огоньков, потому что искали они три слова: «Беллатрикс», «Лестрейндж» и «чертежи», верней, конечно же, «чертёж».
Нашли они, в итоге, не так уж и много — и всё же больше, чем опасался Гарри. Судя по показаниям Джервиса, чертежи и вправду сохранились, однако он утверждал, что об их местонахождении не знает ничего: да, они были до ареста у него, однако куда делись после, он не знает. Но ведь не украли же их при обысках! Скорее всего, их перепрятала его жена… или сожгла — от неё авроры правды так и не добились.
И уж призрак её точно ничего не скажет.
Где можно спрятать чертежи? Да где угодно, думал Гарри, сидя в отделе уже в полном одиночестве: все разошлись довольно поздно, а он остался. При одной мысли о том, чтобы пойти, ему становилось отвратительно тоскливо — если он устанет, он поспит здесь: долго ли трансфигурировать кресло? Да и кладовка есть. Кто-то — Гарри не заметил, кто — оставил ему сэндвичи, и Гарри даже заставил себя съесть хотя бы парочку, не замечая даже, с чем они. Какая разница… ему просто была нужна какая-нибудь еда. Допустим, думал он, чертя на чистом листе какие-то круги и линии, чертежи и вправду спрятала Урсула. Может быть, конечно, она попросту сожгла их, но об этом думать было глупо. Итак, допустим, Урсула где-то спрятала бумаги. Где? Обыск был серьёзный, причём не один — это должно быть какое-то особенное место. Скорее всего, она их трансфигурировала, продолжал он размышлять. И раз так, то после её смерти они, вероятнее всего, обрели прежний вид — а значит, у Праудфута и Гор был хороший шанс найти их. Сегодня им это не удалось, но, может, завтра?
Интересно, помогла ли им Эннора? И если да… возможно, эльфы что-то знают? Они точно знают дом и могут обнаружить то, чего авроры не найдут. Сами они помогать аврорам, разумеется, не станут, но она же может приказать им. Если, разумеется, захочет…
С этой мыслью Гарри задремал и проснулся уже утром — вернее, был разбужен негромкими голосами и запахом кофе, который обнаружил прямо у себя под носом.
— Новостей пока нет, — вместо приветствия сказал Сэвидж. — Катберт с Лисандрой в дом сегодня не попали.
— Почему? — это было удар, тем более сильный, что неожиданный. Гарри был уверен, что чертежи уже у них в руках!
— Потому что мы не нашли её, — с досадой отозвался Сэвидж. — У Кустодини её нет — они сказали, что она «путешествует по Европе, сейчас, возможно, где-то в Австрии». Имеет право: она не обязана нам даже сообщать о своих планах, тем более, испрашивать на что-то разрешение, она свободна. Я отправил ей сову, но пока ответа нет, конечно — рано. Так что в дом к Джервисам мы попасть пока не можем.
— Я уверен, что об этом уже подумали, — сказал Гарри, извиняющеся глянув на Праудфута, — но раз мисс Джервис всё равно пока что нет, я спрошу: может, эльфы что-то знают? Или, может быть, найдут… я подумал, — быстро добавил он, — что Урсула могла трансфигурировать чертежи. А теперь, после её смерти, они, скорее всего, снова стали чертежами, и если они спрятаны куда-то, эльфы могут их быстрей найти. Нам… вам они, конечно, не покажут, но хозяйку же ослушаться не смогут.
— Да, хорошая идея, — согласился Праудфут. — Я надеюсь, она скоро нам ответит — и попросим. А пока что ждём. Но вообще у нас есть братья, — добавил он. — Они, правда, не наследники, и дом им не принадлежит, но можно, если мы ответа так и не получим, попробовать попасть в дом через них. Может получиться.
— Вряд ли, — сказал Сэвидж с сомнением. — Подождём ответ немного, а потом проверим.
Подождём. Конечно, сейчас Джинни чувствовала себя хорошо — но кто знает, сколько у них времени…
Одежда! Гарри совсем забыл о ней — а ведь Джинни нужно переодеться! Они же вчера ничего с собой не взяли!
— Мне нужно домой, — сказал он Сэвиджу. — Переодеться и принести одежду Джинни.
— Да, иди, конечно, — махнул тот рукой.
На Гриммо было ужасно тихо и… обычно. Словно ничего не произошло: как будто Джинни с Джеймсом дома, и всё как прежде. В спальне на комоде всё ещё стоял поднос с так и не тронутым завтраком, что всего-то сутки назад приготовил Гарри: холодный кофе и по паре сэндвичей с ветчиной и сыром для него и для Джинни. Нарезанные огурцы подсохли, как и хлеб и края сыра, да и ветчина… Гарри остановился, глядя то на него, то на так всё ещё и разобранную кровать с халатом Джинни на краю. Ещё сутки назад всё было хорошо…
Нет. Не было.
Так казалось, но хорошо не было уже давно — с того дня, как Джинни открыла ту шкатулку. Когда, кстати, это было? Какой это был день? Гарри не знал… или, может быть, не помнил? Хотя нет, точно нет — Джинни день не называла, а им всем тогда было не до этого. Сейчас, наверное, уже сказала — надо бы у Сэвиджа спросить. Хотя зачем? Что это даст сейчас? Гарри взял один из сэндвичей и начал жевать, не ощущая вкуса. Доел — и, выпив холодный безвкусный кофе, принялся за сбор вещей. Если представлять, что это не для Джинни, а просто по службе, было даже почти не тяжело…
Гарри аккуратно сложил вещи — просто так, руками, нужное заклятье даже не пришло ему сейчас в голову — в сумку, закрыл её и вышел, не оборачиваясь и стараясь просто ни о чём не думать. Можно, например, считать шаги — от комнаты до лестницы, затем ступеньки, затем — опять шаги. И так до самого Мунго.
К Джинни его не пустили, но медиковедьма вещи приняла и сказала, что с миссис Поттер всё в полном порядке и она прекрасно себя чувствует, и что с ней работают.
— Вам сразу сообщат, если что-нибудь изменится, — пообещала она, забирая вещи.
Изменится… Такое простое слово. Безобидное…
Гарри тряхнул головой. Он не будет думать дальше. Всё равно он ничего не может сделать — он не может снять заклятье и не может даже сам определить его. То, что он помнил о шкатулках, давало некоторую надежду: смерти в них обычно помещали «долгие», чаще всего — какие-нибудь болезни. Но ведь какой-нибудь инфаркт — тоже болезнь… и тогда хорошо, что Джинни сейчас в Мунго. А можно ли будет спасти её в этом случае? Или нет? Никто не проверял, конечно: все шкатулки раньше находили уже рядом с умершими. Но вдруг можно?
Гарри вышел из Мунго и, остановившись, решительно сказал себе:
— Прекрати.
И, собравшись, аппарировал к министерству. У него ещё было много работы, а от этих мыслей толку не было — они лишь лишали сил.
В аврорате Гарри ждал ответ Отдела Тайн — очень вежливый, но, разумеется, отрицательный. Не то чтобы это был совсем отказ, нет — мистер Кронк выражал искренне желание сотрудничать и оказывать всемерное содействие, но выражал сожаление о том, что к запросу не были приложены соответствующие документы… собственно, и всё. Никакого перечня оных документов к письму не прилагалось.
— Разумеется, — прокомментировал сей факт Долиш. — Есть два пути: мы можем запросить у них необходимый список, а можем предоставить то, что, видимо, в него войдёт — но велик шанс, что мы промахнёмся. Ещё ты можешь пойти к бабке твоего крестника и попросить её как члена Визенгамота поддержать наш запрос.
— Как я не подумал! — с досадой воскликнул Гарри. — Надо было сразу так и сделать!
— Сразу нельзя, — возразил Долиш. — Ей тогда ответили бы, что это — межведомственный вопрос, и он решится между нами, и неужели Визенгамот в этом сомневается? И если так, то пришлите тогда официальный запрос от всего Визенгамота.
— А сейчас? — вздохнул Гарри.
— Сейчас мы сделали первый шаг именно по линии межведомственного взаимодействия, — терпеливо объяснил Долиш. — И их ответ — вернее, отсутствие перечня необходимых документов — уже можно трактовать как злостное уклонение от оного взаимодействия. И в этом случае у нас есть право обратиться к кому-нибудь из членов Визенгамота за помощью — благо, тебе есть, к кому.
— А если бы меня не было? — хмуро спросил Гарри.
— Есть Дольф и Моран, — ответил Долиш. — И есть просто те, к кому можно обратиться — это было бы немного медленнее, но, в целом, в случаях, когда затронута семья аврора, нам идут навстречу.
— А когда не затронута? — ещё мрачнее спросил Гарри.
— Тогда многое зависит от жертвы и её семьи, — спокойно пояснил Долиш — и слегка поморщился. — Или от настойчивости главы аврората и министра. Мир несправедлив, — закончил он. — Но мы работаем над этим. И сейчас нам нужно составить следующий запрос, который мадам Тонкс, надеюсь, завизирует. И приложит свой… впрочем, она знает, что положено делать.
А ведь Андромеда ещё ничего не знает, подумал Гарри, садясь рядом с Долишем составлять запрос. То есть ему предстояло всё ей рассказать.
Вечером, в седьмом часу, Сэвидж, уже собираясь уходить на выходные, спросил Гарри:
— Ты не хочешь подежурить завтра? — и тот согласился с благодарностью:
— Хочу!
— Дежурь, — кивнул Сэвидж. — Если что — присылай Патронуса.
— Да, сэр.
Разговор с Андромедой, у которой он побывал ещё днём, вышел вроде бы коротким и простым — и она, конечно же, всё подписала и пообещала сделать всё, чтобы добиться от Отдела Тайн сотрудничества быстро — но очень для Гарри тяжёлым. И от того, что Андромеда пообещала любое содействие и помощь, в том числе и с Джеймсом, ему стало только хуже.
Уходя, Сэвидж завалил его бумажной работой, и Гарри бы ему за это благодарен. Он прекрасно понимал, что для Джинни не может сделать больше ничего, и конкретные дела спасали его от постоянных мрачных мыслей. А ещё Сэвидж, держа обещание, оставил ему протоколы по поиску той самой продавщицы — и там всё выглядело не слишком перспективно. Павильон, в котором Джинни купила шкатулку, ещё работал — но, как оказалось, сдавался посуточно в аренду и сейчас там был совсем другой арендатор. Владелец рассказал, что та волшебница, что продавала там шкатулки, арендовала было его на все праздники, но вечером двадцать седьмого декабря вдруг сообщила, что в аренде больше не нуждается, обстоятельства вынуждают её разорвать контракт — и сделала это, солидно потеряв в деньгах.
Сразу после того, как Джинни купила ту шкатулку. Двадцать седьмого декабря… за десять дней до того, как Гарри обо всём узнал. Десять дней проклятье уже действовало, а он о нём и не подозревал…
Было ли это местью ему лично или самой Джинни, он не знал. Никто не знал — и не узнает, покуда не найдут того, кто это сделал… а с этим была сложность. В документах на аренду было указано имя «Анна Смит» — с тем же успехом его там могло не быть и вовсе. Платила она, разумеется, наличными, не чеком — но так расплачивались все, и в этом не было ничего странного. Что до внешности, то в случае с волшебниками об этом даже говорить было смешно — хотя, конечно, ориентировку авроры составили и портрет по воспоминаниям нарисовали.
Оставалась ниточка поставщика, с которым Урсула имела дело. Но его ещё нужно было поймать: она вроде бы и назвала его, но он пропал, и пока что числился в розыске.
Впрочем, было кое-что ещё: были соседи. Тот павильон стоял в ряду других, и не везде торговля постоянно шла активно — так что у соседних продавцов было время и понаблюдать друг за другом. Кто-то что-нибудь мог видеть — кто пришёл, и не из покупателей, кто уходил, кто приносил товар или обед, и их сейчас опрашивали. Может, это наведёт на след…
Одновременно авроры изучали контакты самой Джинни — но вот эту часть Гарри от Сэвиджа не получил. Он, конечно, понимал, почему, и даже не сердился — но… но вдруг он там бы что-нибудь полезное увидел? Он ведь тоже многих знал — в конце концов, они учились вместе.
Чтобы отвлечься, Гарри занялся анализом своих врагов. Кто мог бы так отомстить ему? «Да половина Британии», — честно ответил он себе. Ну, может быть, не половина, но и четверти довольно. И даже одной десятой. И всё же Гарри решил составить список — и это оказалось вовсе не так просто, как казалось поначалу.
Наверняка у семей Пожирателей есть к нему претензии. Но это настолько очевидно, что даже не стоит включать в список — вопрос, скорее, о других соратниках и о сочувствующих. Лорд явился в школу с целой армией, и Пожирателей там было…. сколько? Два десятка? Три? Пусть даже четыре. Остальные метки не носили. Начать стоит, видимо, с погибших… в архиве должны быть списки. Кстати, а как вообще определяли, кто из них — защитник, а кто нападал? Метка меткой, но сколько тех меток было…
Гарри впервые задумался об этом. А ведь это не так очевидно, как казалось ему когда-то. С Пожирателями всё понятно, с Орденом, конечно, тоже — но вот просто люди? Что пришли из Хогсмида, а потом и из других мест? Кто сказал, что они действительно пришли защитить школу? Да, кого-то приводили их знакомые из партизан и Ордена — но ведь кто-то шёл и сам?
Вот в чём надо разобраться. Сейчас его в архив никто не пустит, разумеется, но завтра он туда пойдёт. Тем более, он всё равно дежурит.
Домой Гарри не собирался — мысль о том, чтобы переночевать там, наполняла его тоской. Так что он решил где-нибудь поужинать, а затем вернуться и лечь спать в кладовке — там вполне удобно можно было бы устроиться… хотя есть ведь комната отдыха! Сам Гарри ей пока не пользовался, но она была, и почему бы ему не поспать там?
— Гарри? — голос Лестрейнджа отвлёк его от мыслей, и он с некоторым удивлением обнаружил того стоящим в дверях. — Есть планы на вечер?
— Нет, — ответил он и признался: — Я думал об ужине.
— Я хотел предложить разделить мой, — сказал Лестрейндж. — У нас зайчатина сегодня — зайцы расплодились, и один попался. Его тушат в сидре — должно выйти хорошо.
— Я согласен на зайца, — ответил Гарри. — Хотя никогда его не ел. Он как кролик?
— Только дичь, — сказал Лестрейндж.
Заяц оказался ароматнее и немного жёстче кролика, и Гарри понравился — и это была первая еда, вкус которой он вообще распробовал после того, как увидел ту шкатулку. Ужинали они втроём с Миллисентой, и Гарри даже отвлёкся на её болтовню о путешествиях по Британии, утятах, перепёлках, лошадях — как Гарри понял, она начала учиться ездить верхом — и, разумеется, котятах. Вернее, уже кошках, в которых те выросли.
После ужина Гарри с Лестрейнджем пили вино, а Миллисента — какао, и ели странный, пропитанный карамелью и сиропом пирог, похожий на большую плоскую катушку ниток. Лестрейндж назвал его куль-аманом, Миллисента же явно привычно называла его просто «аман». А когда она, наконец, вежливо пожелав им обоим доброй ночи, отправилась ложиться спать, Лестрейндж спросил:
— Гарри, я помню, что в следующий понедельник у вас первое занятие с Карасе — вы уже решили проблему половины кната?
— Что? — переспросил Гарри. Он вообще забыл о Карасе — а ведь в самом деле, когда они списывались, они договорились начать со второго понедельника января: первые два у Карасе были заняты — скорее всего, он просто растянул рождественские праздники на половину месяца.
— Это не моё дело, — Лестрейндж улыбнулся, — но мне любопытно. Хотя я подсказывать не стану, если нет.
— Я вообще забыл, — признался Гарри. — Спасибо, что напомнил. Только я, наверное, не пойду… он не даст перенести урок, да?
— Полагаю, что не даст, — ответил Лестрейндж. — Помятуя его принципы.
— Значит, я просто не пойду, — сказал Гарри. — Не могу я! — воскликнул он, хотя Лестрейндж просто на него смотрел. — Я не могу думать ни о чём другом, — признался он. — Какая уж сейчас легиллименция и окклюменция.
— Как раз, — кивнул Лестрейндж. — Решать тебе, конечно — я понимаю, тебе тяжело. Я надеюсь, Грэхем поймёт тоже.
— Я готов заплатить свою часть просто так, — сказал Гарри. — Если пропустить нельзя, я просто заплачу. Несправедливо, чтобы Грэм платил из-за меня всю сумму.
— Дело не в деньгах, — возразил Лестрейндж.
— А в том, что ты за нас просил? — Гарри совсем расстроился.
— Нет, что ты, — Лестрейндж качнул головой. — Об этом не стоит даже думать. Дело в другом: Карасе берёт или вас обоих, или никого. Раз договорились на парные уроки, он правил не меняет. С другой стороны, есть и другие специалисты — превосходные, — добавил он вполне уверенно и даже одобрительно.
— То есть, — расстроенно спросил Гарри, — если я отказываюсь от занятий, Грэма Карасе не возьмёт? — Лестрейндж кивнул. — Выходит, если, скажем, в середине курса кто-нибудь из нас занятие пропустит по, с его точки зрения, неуважительной причине, второй тоже вылетит?
— Да, — Лестрейндж кивнул. — Это есть в контракте. Ты ведь прочитал его?
— Ну да, — уныло согласился Гарри.
Он и вправду прочитал, но тогда на эти пункты как-то не обратил особого внимания: он-то ведь не собирался пропускать, да и Причард тоже — тот рвался куда даже сильнее Гарри.
— Это нечестно, — сказал Гарри, понимая, насколько по-детски это звучит.
— Почему? — возразил Лестрейндж. — Таковы условия. Их можно принимать — или не принимать, но что в них нечестного? Карасе их обозначил и их соблюдает. Вы вольны их принимать или нет — контракт вы, как я понимаю, пока не подписали, обычно это происходит на первом занятии. Уроки эти не обязательны — на обязательных аврорских курсах всё, разумеется, иначе.
— Ну да, — повторил, ещё унылей, Гарри. — А если я найду себе замену? — спросил он с надеждой, и Лестрейндж пожал плечами:
— Я не знаю. Спроси Карасе. У тебя есть кандидатура?
— Нет, — признался Гарри — и умолк.
Выбор был ужасный. Сам он был готов потерять возможность обучаться у лучшего учителя — в конце концов, Лестрейндж сказал правду: есть другие. Пусть похуже, но ведь он не собирается стать менталистом. А аврору и других наверняка будет достаточно. Если Джинни всё-таки погибнет, Гарри точно будет всё равно — а если выживет… что ж, Гарри был готов заплатить за это будущими сожалениями об упущенной возможности.
Но он ведь ещё и Грэма подведёт. Тот его поймёт, пожалуй, но от осознания этого Гарри становилось только ещё более тошно. После всего, что с Причардом произошло, после того, как он умер, после того, как едва не вылетел вообще из аврората — ещё и это. Да и Джинни отказ Гарри ведь ничем не поможет — его всё равно к расследованию не допускают и не допустят. Как и его самого к ней. Ну а если станет ясно, что проклятие не снять… что ж, тогда Гарри уже будет всё равно, и он просто возьмёт отпуск и останется с ней до конца. И плевать тогда на Карасе… и даже Причарда. Но Гарри просто не мог не надеяться на то, что проклятье всё же снять получится — и что его, конечно, пустят к Джинни. И вместо того, чтобы быть с ней, он станет торчать у Карасё… пусть всего лишь час, но…
— Переночуешь? — спросил Лестрейндж, и Гарри от неожиданности сказал:
— Да, — прежде, чем успел подумать. Впрочем, почему бы нет? Какая ему разница, где спать? А здесь уж точно удобнее, чем на работе.
Выходные Гарри провёл на работе. Сэвидж буквально завалил его работой, отдав ему бумажную часть тех дел, что параллельно с делом Джинни вели его коллеги, и это было хорошо и помогало Гарри почувствовать, что он делает хоть что-то. Да, он не ведёт само расследование, но он освобождает время тем, кто этим занят. К Джинни его так и не пустили — выходные… а зайти в Нору он не сумел себя заставить. И дело было вовсе не в Джеймсе — Гарри не представлял, как смотреть в глаза Артуру с Молли. Даже если убийца мстил именно ей, а не ему, то… Или, кстати, не им.
Эта мысль, такая очевидная, в первый момент оглушила Гарри. Но ведь в самом деле: Джинни была не только Джинни Уизли-Поттер, у которой были враги и были поклонники, может быть, разочарованные тем, что она пока что вышла из команды. Она была не просто женою его, Гарри. Она была ещё и дочкой Артура и Молли, у которых тоже было предостаточно врагов. Артур и вовсе возглавлял отдел в министерстве, от действий которого регулярно «страдали» магглы, слишком активно экспериментировавшие с маггловскими вещами — ну а Молли… Много кому могло не понравится убийство ею Беллатрикс. Могли и отомстить…
Наверняка эту версию его коллеги отрабатывали, но сам он догадался до неё только сейчас — и в понедельник, когда все, наконец, собрались в отделе, Гарри всё-таки спросил, а ищут ли кого-то с этой стороны.
— Конечно, ищем, — заверила его Гор, но ему даже не стало стыдно.
— Плохо то, что мы до сих пор не получили ответа от мисс Джервис, — сказал Праудфут. — И в дом попасть не можем. А что ОТ?
— Так утро, — сказал Долиш. — Они отвечают, как правило, ближе к обеду. Я не думаю, что мы получим что-нибудь толковое сегодня, но…
— Тогда я просто пойду туда и взорву двери, — буркнул Гарри.
Конечно же, никто всерьёз его слова не принял, однако Сэвидж всё-таки заметил:
— Ты не первый попытаешься. Не стоит.
— В прошлый раз у нас отлично получилось, — возразил Гарри. Не всерьёз, конечно.
— Не время им сейчас напоминать об этом, — сказал Сэвидж.
— Нам же нужно их не в рабство обратить, а склонить к дружескому искреннему сотрудничеству, — нравоучительно проговорил Праудфут. — Погромы этому не очень-то способствуют.
— Как сказать, — заметил Сэвидж, и они с Праудфутом рассмеялись.
— Почему? — спросил Гарри скорее чтобы сменить тему.
— Да мы так сдружились, — ответил Праудфут. — Сто лет назад.
— Сдружился он, — проворчал Сэвидж. — Мне потом хозяева всё оторвали, что могли, и вставили другим концом.
— У него вечеринка была, — пояснил Праудфут. — Там половина аврората отмечала… ну, в общем, мы немного разнесли квартиру.
— Я снимал, — сказал Сэвидж. — Не в совятне — в доме, верхний этаж. Маленькая такая квартирка была под крышей… н-да, — он снова рассмеялся.
— Потом вместе все и восстанавливали, — добавил Праудфут. — Он такие чары знал — мы были потрясены.
— Да я от ужаса всё вспомнил, что не знал, — признался Сэвидж. — Как увидел наутро, так и вспомнил. Честно говоря, я хотел вас всех тогда убить, — сказал он Праудфуту. — Меня остановила только необходимость потом ещё и трупы прятать и в одиночку разгребать бардак. И чинить крышу.
— Крышу? — переспросил Гарри.
— И крышу тоже, — согласился Сэвидж, хмыкнув.
Шутки эти немного разрядили атмосферу, но настроение у всех было, конечно, невесёлое, да и напряжение никуда особо не ушло. В Мунго всё ещё разбирались с проклятьем, передав шкатулку специалистам, и к Джинни никого пока что не пускали — впрочем, Гарри передали, что с ней всё в порядке, и чувствует она себя «обычно» и «без всяких изменений». К обеду пришёл и ответ из Отдела Тайн — снова очень вежливый и на сей раз со списком нужных документов… среди которых был «образец требуемых чертежей (возможна копия)».
— Они издеваются! — воскликнул Гарри.
— Да, — спокойно согласился Долиш, и Гарри, не сдержавшись, фыркнул, до того это было забавно. — Вот теперь с этим можно и к министру — и к мадам Тонкс заодно. Пусть оба напишут уже настоятельное требование, а не прошения — я тебе сейчас дам образец. Если повезёт, завтра мы получим допуск… или послезавтра.
Но назавтра допуск им не дали — а вот в среду словно звёзды, наконец, встали правильно, и дело сдвинулось, да ещё и сразу с нескольких сторон.
Во-первых, Отдел Тайн внезапно прислал не просто согласие на сотрудничество, но даже назначил время встречи неожиданно с самим Кронком: ровно в полдень. Само письмо — вопреки традиции — при этом пришло утром, в девять. Во-вторых, Гор с Долиш вычислили — и поймали! — одного из тех, кто трижды приходил в палатку к той торговке, что продала шкатулку Джинни.
А в-третьих, на двенадцать же Гарри вызвали вдруг в Мунго.
— Всё равно ты не имеешь права вести дело, — утешающе сказал ему Сэвидж. — И в Отдел Тайн я бы тебя не пустил. Иди спокойно — а мы тебе всё потом расскажем. Конечно, если Гавейн с нами поделится — но, думаю, он должен.
Гарри едва дождался половины двенадцатого, и последние полчаса просидел в Мунго в приёмной Уингера — и без трёх минут услышал:
— Гарри! — и увидел Джинни, кинувшующся ему на шею. И Гарри, обнимая, целовал её, и путался в длинных тонких волосах, и, кажется, смеялся, и снова целовал и целовал её.
— Кхм, — услышал наконец он, и очень неохотно оторвался и посмотрел чуть в сторону — на Уингера. — Молодые люди, несколько повремените, — сказал он. — Идёмте со мной.
— Так нам можно видеться? — спросил нетерпеливо Гарри, и Уингер сказал:
— Да. Миссис Поттер может возвращаться домой.
— А что с проклятьем? — спросил Гарри, но Уингер махнул рукой и пошёл в свой кабинет.
Они вошли следом, держась за руки. Там было ещё четверо: пожилая целительница с короткими седыми волосами, полноватая и властная на вид, незнакомый Гарри высокий и худой целитель с крупным носом и густыми русыми волосами, невысокий китаец неопределённого возраста с чёрными, собранными сзади волосами, и немолодая индианка. С краю сидел Лестрейндж — видимо, как представитель аврората. Уингер сел к ним, а Гарри с Джинни достались места с другой стороны стола.
— Миссис Уизли попросила пригласить вас, — сказал Уингер Гарри, и тот кивнул:
— Спасибо, — он сжал руку Джинни, и она ответила пожатием. Вот сейчас он наконец-то разглядел, что она вовсе не светится от счастья — значит, видимо, проклятье с неё пока не сняли. Пока. Но, может, время ещё есть? И его много? Джинни и напуганной не выглядела… хотя это ведь Джинни, напомнил он себе. Та самая, кто на своём шестом курсе устроила в Хогвартсе вместе с Невиллом настоящее сопротивление…
— Новости есть и хорошие, и нет, — сказал Уингер и слегка поклонился в сторону китайца. — Мистер Фу Дзи, пожалуйста.
— Мы определили проклятье, — голос у китайца был неожиданно высокий и какой-то словно бы мяукающий. Может быть, поэтому казалось, что он улыбается, хотя в его глазах Гарри не увидел ничего похожего на улыбку. — Это проклятье рождения на смерть.
Он замолчал с таким видом, будто бы всё объяснил, и Джинни переспросила:
— Рождение на смерть? Я не понимаю.
— Смерть при родах, — сказал другой целитель, русоволосый. — Или при попытке избавиться от плода, полагаю? — спросил он китайца.
Тот кивнул.
— Но ведь это хорошо? — полувопросительно проговорила Джинни. — Я же не беременна… и значит, если я не забеременею, то я не умру? В смысле, от проклятья?
— Верно, — китаец… может, Гарри это показалось, но он улыбнулся.
— Ну тогда у нас будет только один сын, — сказал Гарри, немного недоверчиво ещё начиная улыбаться.
— У него будет полно кузенов и кузин, — Джинни улыбнулась и радостно стиснула его руку. — Так значит, если я не забеременею, со мной ничего не будет?
— Это так, — сказал китаец, склонив голову.
— Ну, тогда всё обошлось? — сказала Джинни полувопросительно. — Так? Или… но ведь это заклятье не перейдёт потом на Джеймса? — спросила она быстро.
— Нет, — ответила целительница. — Не перейдёт. Но, боюсь, я вас расстрою.
— Почему? — улыбаясь, спросила Джинни. — Я не так уж и хочу ещё ребёнка…
— Поздно, — целительница покачала головой.
— Что поздно? — непонимающе проговорила Джинни.
— Вы уже беременны, — целительница снова покачала головой. — Мне жаль.
— Неправда, — уверенно возразила Джинни. — Я точно не беременна. Я бы, наверное, знала? — она улыбнулась. — И потом…
— Вы беременны, — повторила целительница так уверенно, что улыбка замерла на губах Джинни. — Совсем недолго — около недели. Но беременны.
— Недели? — переспросила Джинни, и они с Гарри посмотрели друг на друга.
Это мог быть только один день — та среда… да, пятое число. А утром Гарри увидел ту шкатулку… Если бы Джинни показала её сразу, сейчас они бы с ней просто ушли домой, как-то отстранённо подумал Гарри. Если бы он увидел её вечером, а не на следующее утро, у них ничего бы не было, и проклятье бы не навредило Джинни. Но вечером им было не до болтовни… и вот…
Один раз. Всего лишь один раз…
— Но это невозможно, — растерянно проговорила Джинни. — То есть… Это правда могло случиться только неделю назад, но день был совсем неподходящий… Я… у меня тогда едва месячные закончились! — воскликнула она. — Я вам говорила же!
— Так бывает и без всякого проклятья, — возразила та сочувственно. — Правда, редко, но случается. Я полагаю, что проклятье помогло зачатию.
— Значит, у нас есть около девяти месяцев, чтобы найти способ снять его, — сказал Лестрейндж. — Или роды будут преждевременными?
— Это не обязательно, — сказал китаец. — Я бы даже предположил, скорее нет, чем да. Проклятье не торопится.
— Его же можно снять? — спросила Джинни, опускаясь на свой стул. Гарри нашёл её руку — совсем холодную сейчас — и сжал, и она ответила ему сначала вяло, а потом вдруг сжала до боли.
— Говорят, любое проклятье можно снять, — китаец снова наклонил голову. — Если оно наложено на человека.
— В каком смысле на человека? — спросил Гарри. Это проклятье было наложено на вещь — значит ли это…
— Не получено по наследству? — спросил Лестрейндж, и китаец склонил голову:
— Да, так. Я не знаю, как, — теперь он покачал головой. — Я буду думать.
— Мы все будем, — резюмировал Уингер. — А пока вы можете идти домой, — сказал он Джинни. — Каждую неделю вы будете приходить к нам — мы будем наблюдать вас. Я дам вам это, — он встал и, обойдя стол, надел на руку Джинни золотой браслет какого-то сложного плетения. — Это портал, — пояснил он. — Вы можете активировать его и сами, просто сжав его ладонью — вот так, — он обхватил её запястье вместе с браслетом. — Но он сработает самостоятельно, если с ребёнком или с вами что-нибудь случится. Не совсем что-нибудь: руки-ноги можете ломать спокойно — а в связи с беременностью. Или при угрозе жизни. Целитель Патил будет вас вести — к ней вы можете обратиться в любое время.
— Действительно в любое, — подтвердила индианка, тоже подходя к Джинни и надевая на другую руку ей ещё один браслет — тоже золотой и тоже необычного плетения — он был похож на тонкую полую трубочку, сплетённую из десятков тончайших нитей. — Нужно растянуть его — вот так, — она потянула эту золотую трубочку, и та растянулась, словно бы была не из золота, а из резины. — И я услышу. Если вы хотите, чтобы я смогла в любой момент попасть к вам в дом, вам придётся что-нибудь придумать, но я в любом случае приду на площадь.
— Мы откроем дом для вас, — сказал Гарри, вопросительно переглянувшись с Джинни. — Спасибо вам.
— Я могу помочь почти во всём, — ответила она. — Но проклятье мне не снять.
— Вы просто истечёте кровью, полагаю, — сказал китаец, снова наклоняя голову и повторил: — Я буду думать.
— Мы все будем, — пообещал Лестрейндж, но Гарри впервые в жизни это не утешило.
— Что ж, — сказал Сэвидж. — Немного.
— Я склонен думать, что на сей раз это в самом деле всё, что есть, — сказал Робардс.
Был уже восьмой час вечера, но в отделе особо тяжких никто не думал расходиться. Даже Гарри, который, проводив Джинни в Нору, вернулся в аврорат — и хотя его отчаянно тянуло домой, он не мог уйти, не узнав, что же узнал Робардс.
Он узнал немного. Чертежи шкатулок были разработкой самого Отдела — но предназначались они не для убийства, а наоборот. По крайней мере, так утверждали сами невыразимцы. Это была очередная попытка отыскать способ исцелять тяжёлые болезни или, может быть, даже снимать проклятья: шкатулки должны были вытягивать их из больного и закрывать в себе. Потом их можно было сжечь, возможно, Файндфайером — и, в теории, это должно было стать путём к спасению. Проблема была в том, чтобы вытащить болезнь или проклятье из ещё живого человека — а вот это их создателю не удавалась. Но работа шла — а потом, в девяносто шестом, случился тот погром, и чертежи исчезли. Остались только записи сопутствующие да несколько набросков — и то не целиком. Для их разработчиков это был большой удар, и хотя им удалось со временем восстановить их, но работа основательно застопорилась, тем более что руководитель группы и автор собственно идеи умер за несколько месяцев до той битвы в Отделе тайн, ещё зимой.
И, поскольку открывать шкатулки и доставать из них заклятья не предполагалось, их создатели даже не задавались никогда вопросом, как снять вот такое извлечённое из их работ заклятье. По крайней мере, они именно это утверждали, и, по словам Робардса, не было похоже, чтобы они лгали.
— Материалы они передали, — закончил он. — Я не уверен, что здесь всё, но большего нам всё равно не получить. Всё это я передам экспертам, что работают сейчас с этой шкатулкой и теми, что у нас ещё есть.
— Мистер Фу Дзи? — спросил Гарри.
— Я не думаю, что его действительно так зовут, — заметил Лестрейндж. — Но он так представляется, и в Британии и вообще на Западе известен так.
— Он китаец? — зачем-то спросил Гарри — хотя какая разница ему была, кто он? Хоть марсианин.
— Он так говорит, — ответил Лестрейндж. — Он живёт в Шотландии, в горах, уже очень давно. Мы ищем и других специалистов — уже есть небольшая группа. Скажи, Гарри, — спросил он, — мы могли бы поработать у тебя в библиотеке? У Блэков было очень много разного — возможно, мы что-нибудь отыщем.
— Разумеется, — Гарри пришлось сделать над собой усилие, чтобы не вскочить. — Когда угодно.
— Тогда чуть попозже, — сказал Лестрейндж. — Например, на выходных.
— У вас что? — спросил Робардс Гор и Долиша.
— Кое-что пока, — ответил тот. — Мы ищем. Рано говорить пока, но можем доложить, если ты хочешь.
— Нет, работайте, — возразил Робардс. — Что мисс Джервис?
— Ничего, — недовольно сказал Сэвидж. — Мы ещё дважды отправляли ей сову — я даже попросил об этом Кустодини, они мне обещали. Тишина.
— Она может быть и не в Европе, — сказал Лестрейндж. — Если она в Новом свете, например, или в Азии, сова туда нескоро доберётся.
— Или она просто не желает отвечать, — отрезал Сэвидж. — Завтра нам из Азкабана привезут обоих её братьев — может, они смогут открыть дом.
— Если захотят, — заметил Долиш.
— Захотят, — пообещал Сэвидж — и Гарри ему поверил.
На этом совещание и завершилось — или, может быть, закончилась только та часть, что предназначалась для ушей Гарри, потому что когда Робардс отправил его домой, остальные в его кабинете оставались. Впрочем, Гарри был не против — ему было не до них. Его ждали Джинни с Джеймсом, и сейчас ему хотелось видеть только их.
Всё равно его к самому расследованию не допустят. Правильно, конечно…
Это был ужасно долгий вечер. Джинни, кажется, держалась как обычно — во всяком случае, пока они не уложили Джеймса. Но вот потом, когда он, наконец, уснул, и они с Гарри тоже легли, она обняла его, прижалась и попросила шёпотом:
— Давай так просто полежим? Пожалуйста?
— Давай, — шепнул Гарри в ответ.
— Так странно, знаешь, — тихо проговорила Джинни, помолчав. — Я чувствую себя обычно. Совсем обычно — так же, как, например, на той неделе, или месяц назад. Как будто ничего не происходит — вообще ничего. Нет ни ребёнка, ни проклятья.
— Наверное, для ребёнка ещё слишком рано? — спросил Гарри, прижимая её к себе.
— Рано, — согласилась Джинни. — И с проклятьем так и должно быть. Мне сто раз объяснили, но это странно всё равно. Ты Гермионе не сказал? И Рону? — спросила она без перехода.
— Нет, — ответил Гарри.
А ведь он даже не подумал про них. Так странно… Всю эту страшную неделю Гарри даже не вспомнил ни о Роне, ни о Гермионе. Он понятия не имел, почему — может, просто потому, что вообще не думал ни о чём, кроме случившегося и расследования…
— Хотя, наверное, Молли Рону уже рассказала, — добавил он, подумав.
— Нет, — сказала Джинни. — Я маму спрашивала. Они с папой не сказали никому. Но это хорошо — я сама скажу, — она потянулась и поцеловала его в щёку. Добавила: — Гермиона, наверное, тут же кинется искать, как снять проклятье.
— А вдруг найдёт? — пошутил Гарри, и она откликнулась шутливо:
— Думаешь?
— Ну, это же Гермиона, — снова пошутил он.
Или не пошутил…
То, что уже целую неделю специалисты — и наверняка отличные — не нашли решения не означало, что этого не сможет сделать Гермиона. В самом деле, почему ему не пришло в голову поговорить с ней? «Потому что это дело Джинни — решать, кому рассказывать об этом».
Эта мысль была настолько ясной, что почти что прозвучала в его голове. Это было правильно и настолько очевидно, что Гарри даже не задумался о том, чтобы сказать кому-то — кроме тех, кому не мог не рассказать, Артуру с Молли. Рон, наверно, на него обидится, но… но Гарри бы хотел, чтобы с ним самим так поступили. Если бы его заколдовали, он бы предпочёл решать сам, что кому рассказывать.
Хотя…
Если бы подобное случилось с Гермионой, и Рон ничего бы не сказал ему — что Гарри бы почувствовал? Оставим то, что он аврор и, видимо, узнал бы всё равно — допустим, нет. Допустим, он бы оказался в это время в отпуске. Что бы он почувствовал?
Обиду.
Злость ещё, наверное.
— Прости, — сказал он. — Надо было рассказать.
— Тебе не до того было, я думаю, — сказала Джинни. — И так даже хорошо: я сама хотела. Вернее, не то чтобы хотела, но это всё-таки моё проклятье, — она улыбнулась в темноте и добавила: — Наверное, они обидятся. Давай, я думаю, им скажем, что это я тебя просила? Я собиралась, но не догадалась написать. И… честно говоря, мне было не до этого, — она вздохнула и вновь его поцеловала — и Гарри зажмурился от её голоса и этого поцелуя и на несколько мгновений перестал дышать.
— На самом деле, я об этом просто не подумал, — признался он. — Вообще про них забыл. Прости.
— А я-то почему «прости»? — Джинни тихо рассмеялась. — Но мы им не расскажем. Не представляю, что с тобою было, — проговорила она с таким искренним сочувствием, что Гарри буквально обожгло стыдом.
— При чём тут я? — мучительно возразил он, обняв её так сильно, словно хотел слиться с нею в одно целое. Он, впрочем, и хотел…
— Я знаю, как это — когда не можешь сделать ничего, — шепнула Джинни, тоже крепко обнимая Гарри, и этим окончательно его добив.
Конечно, знает.
Вот сейчас, вот только сейчас он понял, каково ей было, когда в девяносто седьмом летом он ушёл — просто ушёл, даже ничего ей толком не сказав. Исчез на целый год — а Джинни жила в школе и ничего о нём не знала. Они тогда, конечно, ещё не были, по сути, парой, но ведь она его уже тогда любила, и вряд ли ей было легче от того, что формально Гарри был ей просто другом брата.
— Прости меня, пожалуйста, — прошептал он, и она спросила удивлённо:
— Да за что? Гарри, ты чего? — но он просто опять прижал её к себе и всё.
Что тут скажешь…
Как же ему утром не хотелось уходить! Может, ему отпуск взять? Всё равно его к расследованию не допускают. Или просто не прийти. Вряд ли его кто-то упрекнёт, пожалуй — только нужно предупредить, иначе все решат, что с Джинни что-нибудь случилось.
— Эй, — сказала Джинни, аккуратно потыкав сидящего на краю кровати Гарри пальцем в плечо. — Ты что замер?
— Думаю, что не пойду сегодня никуда, — Гарри опрокинулся назад и прижался щекой к бедру Джинни. — Просто не пойду — и всё.
— Ага, и будешь тут трагично на меня глядеть, — сказала Джинни. — Нет уж.
— Я не гляжу трагично! — шутливо возмутился Гарри.
— Нет, глядишь! — возразила Джинни. — И я себя всё время ощущаю умирающей — мне надоело! — она наклонилась и чмокнула его в губы — очень быстро, и тут же выпрямилась. — Иди и хорони кого-нибудь на службе!
— Я не хороню тебя! — воскликнул Гарри, садясь и разворачиваясь к ней. — Джин, я тебя не хороню, — серьёзно повторил он, но она серьёзнеть не желала:
— Ну тогда иди работать. Ты же сам сказал, вы найдёте какое-нибудь решение. Времени ещё полно. Я знаю, тебе страшно, — она погладила его по щеке. — Но мы ведь и не такое переживали? Как-нибудь всё образуется. Иди, не надо тут сидеть со мной и смотреть как на картину. Иди-иди, — она легко упёрлась в его плечи ладонями и подтолкнула. — Я люблю тебя, до вечера.
— Пока, — вздохнул он.
Наверное, Джинни была права. Он тоже не хотел бы, чтобы она так на него смотрела, если бы проклятье коснулось бы его. И ведь он не может с ней сидеть так всё девять месяцев… разве что уволиться — и… Нет, так будет неправильно. Так он, по крайней мере, помогает искать решение — да, не сам, но он освобождает тех, кто это делает. Если он сейчас уйдёт, он точно этим Джинни не поможет. Что же это за любовь такая, если он не может даже такую малость сделать для неё?
Эта мысль Гарри поддерживала, когда он уходил — и потом, возможно, он узнает в аврорате что-нибудь…
Однако новостей всё не было — по крайней мере тех, что Гарри ждал — ни в этот день, ни в пятницу. А выходные Гарри почти не заметил: ему показалось, что он только вернулся домой в пятницу, и вот уже был понедельник. Не помешали этому ощущению даже проработавшие всю субботу и всё воскресенье в их библиотеке Лестрейндж и два незнакомых Гарри волшебника — впрочем, они с Джинни их почти не видели: они даже от обеда отказались. Так что выходные Гарри с Джинни провели втроём с Джеймсом — а потом наступил понедельник.
И не просто понедельник, а день, когда они с Причардом должны были идти к Карасе. Иди к нему Гарри не хотел, но и Причарда подводить не хотел тоже, да и в отделе пока было вроде бы довольно тихо, так что в шесть часов они с Причардом вышли из камина дома Карасе… незнамо где, потому что всё, что они знали — это каминный пароль.
Они оказались в небольшой пустой комнате с каменными неоштукатуренными стенами и каменным же полом. Кроме трёх стульев и отодвинутого сейчас в сторону экрана для камина, здесь ничего не было. В обоих окнах — их здесь было два — были вставлены матовые стёкла, наверное, днём пропускающие довольно света, но сейчас, вечером, в комнате было, пожалуй, темновато.
Все три стула смотрели друг на друга, и на сиденье одного из них лежала палочка, но не волшебная, а самая обычная, не слишком длинная, дюймов, наверное, двенадцати длиной, довольно тонкая, но не острая.
— Здравствуйте, господа, — раздался неожиданно высокий мужской голос, и рядом с этим стулом из воздуха соткался невысокий… даже маленький худой мужчина лет, наверное… пожалуй, Гарри дал бы ему, на первый взгляд, лет сорок, но, учитывая, что у него учился ещё Лестрейндж, ему вполне могло быть и все шестьдесят. А может быть, и больше… У него было приятное лицо с чёткими некрупными чертами, коротко остриженные тёмные волосы и очень внимательные серые глаза. На нём был тёмно-синий бархатный пиджак с серебряными пуговицами и шёлковая, кажется, светло-голубая рубашка, под которой был повязан шёлковый же, кажется, пёстрый шейный платок. Брюки, впрочем, были чёрные и, кажется, обычные, а вот туфли — тоже чёрные — замшевые, с серебряными пряжками и, кажется, на не таких уж маленьких каблуках. — Начнём наши занятия. Меня зовут Эдмунд, мы все будем называть друг друга по именам. Садитесь, — он взял палочку со стула и уселся на него.
— Здравствуйте, — вежливо сказали Гарри с Причардом. Друг с другом они едва успели сегодня перекинуться парой слов возле камина в Артиуме: обоих отпустили без пяти шесть, и им было не до разговоров, и Причард лишь успел сказать: «Я всё придумал!» и зачем-то забрать у Гарри подписанный им договор — тот отдал, поскольку спорить времени не было, но был донельзя заинригован.
Они сели — Гарри слева от Карасе, Причард — справа.
— Начнём с подписания договоров, — сказал Карасе и протянул руку.
Причард отдал ему подписанные договоры — полученные ещё на этапе переговоров о занятиях — и явно тяжёлый кожаный кошель:
— Наши договоры, сэр, — сказал он. — И оплата. За нас обоих, мы сложили вместе.
Карасе глянул на него пронзительно и коротко — Причард взгляд выдержал невозмутимо — а затем перевёл взгляд на Гарри, который с некоторым трудом сдержал улыбку. Сам он, независимо от Причарда, пришёл к такому же решению, и сейчас у него в кармане лежал кошель со ста восьмьюдесятью девятью галлеонами. И ведь они даже ни разу не обсуждали это!
— Вы оба уже знакомы с основами окклюменции, — сказал Карасе, рассеивая и бумаги, и кошель, в который он даже не заглянул, в воздухе — судя по всему, тратить время на вежливость и на вопросы он считал излишним. — Многие считают, что легиллименция — её противоположность, однако это заблуждение: эти два искусства друг друга дополняют, а не противоречат. Сегодня вы покажете мне ваши навыки — начнём с вас, — он указал палочкой, той самой, обыкновенной, кажется, сосновой палочкой, на Причарда и без всякого предисловия сказал: — Легиллименс.
Так это что, волшебная палочка у него такая? Гарри никогда таких не видел: тонкая, от силы в палец, причём женский, толщиной, без каких-либо изгибов и узоров. Просто палочка — такую легко получить, содрав кору с обычной ветки и сострогав с ней сучки. Последних, кстати, на ровной светлой поверхности с тонкими, едва заметными полосками годовых колец заметно не было.
Причард, тем временем, выдержал секунд, наверное, десять, а потом заморгал и резко отвернулся.
— Хорошо, — сказал Карасе и опять без перерыва навёл палочку на Гарри: — Легиллименс.
До этого момента Гарри полагал уроки окклюменции со Снейпом худшим, что случалось с ним в учёбе. Как он ошибался! Снейпа был, оказывается, даже деликатен — потому что первым, что увидел Карасе, была первая ночь Гарри и Джинни, и он бы мог поклясться, что это не было случайностью. Гарри попытался было вытолкнуть его, но с тем же успехом он мог бы сопротивляться, кажется, самому себе — потому что если внимание Снейпа он ощущал так, словно видел, как тот смотрит на него, то Карасе просто был везде. Всё, что смог сделать Гарри — закрыть глаза и отвернуться, и очень, изо всех сил постараться сдержаться и не сказать чего-то резкого.
— Плохо, — сказал Карасе на сей раз. — Ваша проблема, — он указал на Причарда, — в самоуверенности. У вас хорошие задатки, но вы их переоцениваете. Ваша проблема, — он указал на Гарри, — неверие в себя и страх. Сегодня мы будем это изживать. Встаньте, — велел он Причарду и бросил ему что-то. Тот поймал. Это оказалась колода карт — и Карасе велел: — Достаньте одну, запомните и спрячьте отдайте Гарри. Посмотрите тоже и запомните, спрячьте. Я смотрю, что вы загадали, вы закрываетесь. Если я увижу — вы добавите к моему гонорару галлеон, если ошибусь или не увижу в течении пяти минут — я отдам галлеон вам. Начали. Легиллименс, — он указал палочкой на Причарда.
Тот продержался секунд, наверное, десять, и когда Карасе сказал: «четвёрка пик», шумно выдохнул:
— Да.
— Отдайте ему колоду, — велел он, указав на Гарри. — Выньте карту и запомните её — не забудьте вернуть ту, что он вам дал. Отдайте карту Грэхему. Если я увижу — вы добавите к моему гонорару галлеон, если ошибусь или не увижу в течении пяти минут — я отдам галлеон вам. Начали. Легиллименс.
За следующие несколько минут Карасе обогатился на двенадцать галлеонов и, кажется, здорово разозлил Причарда. Впрочем, тот держался вполне достойно, но Гарри знал его достаточно, чтобы видеть чуть сощуренные глаза и иногда чересчур сильно сжатые губы. Гарри, впрочем, и сам был раздосадован донельзя — так, что совершенно забыл о чём бы то ни было ещё.
— Вы составите хорошую пару, — вдруг вместо очередного «выньте карту» сказал Карасе. — Вы сами выбрали партнёра? — спросил он… непонятно кого — настолько обще прозвучал вопрос. Как Карасе умудряется смотреть разом на них обоих?
— Нет, так вышло, — ответил Гарри. — Мы оба искали учителя — и оба лучшего. Мистер Лестрейндж помог нам обоим.
— Мы начнём занятия легиллименцией когда я не смогу узнать вашу карту, — сообщил им Карасе. — С этого момента попытки для вас бесплатны. Грэхем, сосредоточьтесь и напомните себе, что вы не умеете ничего и начинаете с нуля. Гарри, вспомните, что вы пришли учиться, и в вашем неумении нет ничего стыдного, и поверьте, что закрыть сознание уж точно не сложнее, чем угнать из Гринготтса дракона. Если вы справились с гоблинами, то и со мной сладите. Грэхем, колода у вас.
До легиллименции сегодня дело не дошло. Ровно в семь раздался бой часов, и Карасе, закончив занятие, попрощался и растворился в воздухе — на сей раз вместе с палочкой, оставив Причарда и Гарри в комнате одних.
— До свидания, сэр, и спасибо! — громко сказал Причард и потащил Гарри к камину.
— Спасибо, сэр, — повторил Гарри. — До свидания!
Вывалились они в холле Совятни: подключённых каминов в комнатах не было, и все жители пользовались общим, на первом этаже.
— К следующему разу я подготовлюсь, — пообещал Причард. — Значит, вот как он работает. Отлично. Как ты?
— Я тебе должен деньги, — сказал Гарри, доставая из кармана кошель. — И тут ровно сто восемьдесят девять, — добавил он, и они рассмеялись.
— Ну это логично, — сказал Причард. — Поднимешься?
— Нет, я домой, — Гарри огляделся и, подойдя к старому дивану, сел и вытряхнул на него золото.
— Скажи, если чем помочь, — сказал Причард, подходя поближе и на всякий случай загораживая золото от того, кто мог бы войти в холл. — В любое время.
— Если бы хоть кто-то это знал, — вздохнул Гарри и принялся отсчитывать монеты.
— Если надо будет подменить тебя — на выходных, к примеру — скажи.
— Спасибо, — Гарри глянул на него, кивнул и вернулся к золоту. — Как быть с половиной кната, я не знаю, и поэтому считаю в твою пользу, — сказал он, отсчитывая медяки.
Причард, к счастью, не стал спорить — сгрёб монеты и сунул их в карман и заявил:
— А ещё у меня младшие сестра и брат, и я всё детство был их нянькой. Могу вспомнить, если что, — он подмигнул Гарри, и тот чуть-чуть улыбнулся:
— А ты знаешь, может быть. Я запомню, если что, спасибо.
Они попрощались и разошлись — и следующие несколько часов и ночь за ними снова пролетели словно пять минут. И хотя проснулся Гарри рано, он даже опоздал, потому что лежал, обнимая Джинни и слушал и всем собой ощущал её дыхание. Он ни о чём не думал — просто лежал и чувствовал её, и даже, кажется, так задремал… а поскольку про будильник он забыл, конечно, то разбудил их обоих Джеймс в начале десятого.
Так что Гарри опоздал, но никто ему ни слова не сказал. А ближе к вечеру в отделе появился посетитель — и, поскольку все остальные были заняты, Сэвидж отправил его к Гарри.
— Вы знаете, моя жена пропала, — грустно сообщил он. Это был большой грузный, даже скорее толстый мужчина, в не слишком свежей мантии, от которого пахло старым потом и грязной одеждой. — Уже четвёртый день нет. И не еды, и ничего.
— Прошу вас, — Гарри увеличил для него стул и поставил его у своего стола, затем подумал — и ещё расширил его сиденье. Мужчина подошёл и плюхнулся на стул — тот скрипнул жалобно, но выстоял. — Скажите для начала, как вас зовут, попросил он, открывая протокол.
— Чарлсон я, — сказал мужчина. — Сесил Чарлсон.
— Как зовут вашу жену?
— Катрайона, — он шумно вздохнул.
— Когда вы видели её в последний раз?
— Так четыре дня назад, — ответил Чарлсон. — Вот, значит, в пятницу.
— Расскажите поподробнее, пожалуйста. Что вы с ней делали?
— Ну, мы позавтракали. Как обычно. И она ушла — и всё. И не вернулась. А еда уже закончилась! — добавил он как-то обиженно. — И дома бардак. Ушла — и всё, ни слова не сказала.
Гарри попытался вспомнить какие-нибудь удаляющие запах или ароматизирующие чары, потому что пахло от мистера Чарлсона отвратительно, но кроме головного пузыря, ему ничего не приходило в голову, но это точно был не выход.
— Давайте подробнее, — терпеливо попросил Гарри. — Итак, вы сели завтракать — во сколько это было?
— Ну, часов в двенадцать, — сказал Чарлсон. — Я не помню. Ну мы как проснулись, так и сели.
— Что вы ели на завтрак?
— Ну как, — Чарлсон задумался. — Фасоль с болтуньей… кажется, колбаски были… или сосиски… нет, не помню, — он вздохнул, сглотнув. — Пикшу ещё доели… ну тосты, джем… печенье было — невкусное совсем, кстати… Вот, — он облизнул полные губы. — Кофе ещё, со сливками. А сливки к сконам кончились, и сконы кончились, — добавил он недовольно. — Мы потому и поругались.
— Поругались?
— Ну, так, — Чарлсон почесал висок — грязные волосы встопорщились и так и остались торчать. — Не то чтобы. Но она вчера доела их одна! — добавил он возмущённо. — То есть не вчера пятницы. И не оставила мне ничего! Вот это как, по-вашему?
— Итак, вы поссорились в конце завтрака из-за сконов и сливок, — сказал Гарри. — Что сказала ваша жена перед тем, как уйти?
— Ну… ругалась, — он, кажется, смутился. — И дверями хлопала.
— Вы в первый раз так поругались?
— Да нет, — Чарлсон мотнул головой. — Она чуть что — хлоп и уходит! Но она же возвращается всегда. Ну, иногда на следующий день. А тут четыре! Я даже у её родителей спросил — они не знают.
— Ясно, — кивнул Гарри. — У неё есть братья или сёстры?
— Есть, — кажется, Чарлсон удивился. — Да не. Нет, она к ним точно не пойдёт.
— Почему?
— Они все нас не любят, — фыркнул он обиженно. — Мы им не такие.
— А подруги?
— Есть какие-то, — он недовольно сморщился. — Не знаю, я их не люблю.
— Вы с ними не знакомы? — уточнил Гари.
— Да я не хочу их знать! — воскликнул он так громко, что Сэвидж за своим столом поднял голову. — Я Катрайоне так и запретил их приводить к нам — нечего! Ходят, жопами своими крутят передо мной — а оно мне надо?
— Но вы знаете их имена? — терпеливо спросил Гарри.
— Думаете, она к ним пошла? — Чарлсон нахмурился. — К одной из этих стерв?
— Возможно, — кивнул Гарри. — Так вы знаете имена её подруг?
— Кого-то помню, — буркнул Чарлсон. — И что она там делает, по-вашему? Сейчас?
— Не знаю, — очень вежливо ответил Гарри. — Но если она там, узнаю. Если вы мне назовёте их имена.
— Постараюсь, — он поскрёб не слишком чисто выбритый подбородок. — Ну, в общем, вот. Ищите. А то четыре дня прошло, дома шаром покати и бардак!
— Я понимаю ваше возмущение, — Гарри положил перед ним бланк заявления и образец. — Напишите заявление, пожалуйста. И укажите в нём имена родителей вашей жены, её сестёр и братьев и подруг. И их адреса — те, что вам известны.
— Мне это всё писать? — возмутился Чарлсон. — А это ваше перо что, не работает? — он ткнул пальцем в Прытко Пишущее перо.
— Правила требуют лично написанного заявления, — вежливо ответил Гарри. — Иначе мы не сможем начать дело.
— Ну ничего себе! — возмутился Чарлсон. — Это мне вот это всё писать?
— Боюсь, что так, — вздохнул Гарри. — Иначе я просто не смогу принять у вас заявление.
— И адреса? — спросил Чарлсон, и Гарри сдался:
— Нет, адреса вы можете потом отдельно надиктовать перу. Но сначала нужно ваше заявление об исчезновении.
Чарлсон недовольно засопел, но за перо всё-таки взялся. Пока он пыхтел над заявлением, к столу Гарри подошла Гор и незаметно указала палочкой на Чарлсона — и, о магия, мерзкий запах пропал. Она подмигнула Гарри, взяла с его стола чистый лист пергамента и вернулась на своё место. Чарлсон проводил её недовольным взглядом и что-то пробурчал себе под нос.
— Простите, что вы сказали? — спросил Гарри.
— Ходит, жопой крутит тут под носом, — сказал Чарлсон громче. — Аврор, называется.
Гор удивлённо обернулась и, беззвучно рассмеявшись, сочувственно развела руками, глядя на Гарри.
— Как подруги вашей жены? — невозмутимо уточнил тот, хотя ему самому было смешно.
— Как все бабы, — буркнул Чарлсон. — Все одного хотят.
Гор так же беззвучно хохотала, выставив вверх большой палец, и Гарри стоило усилий не улыбаться.
Чарльсон наконец справился с заявлением — и Гарри решил не обращать внимание на грамматические ошибки: в конце концов, они же позволяли понять общий смысл — и чуть менее недовольно принялся надиктовывать письму имена и адреса, в основном, каминные, родных и подруг Катрайоны Чарлсон. А заодно и свой, конечно.
Закончив, Чарлсон откинулся на спинку стула и сказал:
— Вот. Теперь верните мне жену.
— Мы немедленно займёмся вашим делом, — заверил его Гарри.
— И когда она вернётся? — спросил Чарлсон. — Я говорю же: дома пусто и бардак, еды нет, тарелок чистых нет, везде свинарник — когда она дома будет?
— Если она жива, — наверное, это было не слишком хорошее чувство, но Гарри, произнося это, ощущал некоторое злорадство, — она вернётся к вам когда захочет. Даже если мы её найдём, мы не можем вынудить её вернуться к вам.
— Как это? — Чарлсон изумлённо на него вытаращился. — Она ж моя жена. Она должна быть дома!
— Ну вот так, — Гарри убрал и заявление, и протокол, и адреса в ящик стола. — Ваша жена вовсе не обязана жить с вами.
— Так это что, я к вам зря пришёл? — возмутился Чарлсон.
— Нет, почему же, — возразил Гарри. — Мы её найдём — вдруг с ней случилось что-нибудь. Вдруг её вообще убили.
— Я надеюсь, — буркнул Чарлсон, вставая и с грохотом отодвигая стул. — Как это вообще, она может не вернуться. Она жена моя! А мне что теперь делать? Вот что мне теперь делать?
Когда он наконец ушёл, ворча, Гор рассмеялась в голос наконец и сочувственно сказала:
— Да, Гарри. Ты попал. Добро пожаловать в большинство моих дел — у меня каждый второй такой.
— Спасибо, — Гарри вернул из ящика протокол и адреса на стол. — А что за заклинание? Научишь?
— Убирает запах от конкретного объекта, — пояснила Гор и спохватилась: — Ой, а я же не сняла его.
— Да выветрится, — успокоил её Праудфут. — К вечеру, я думаю. Считай, это была благотворительная акция для тех, к кому он сейчас пойдёт питаться.
— Выветрится, — согласилась Гор и взяла палочку. — Смотри, оно несложное. Держится обычно часа два.
Когда Гарри с Гор закончили, Праудфут сказал:
— Ставлю на то, что жена живая и сбежала. Может, даже с кем-то.
— Принимается, — Долиш извлёк из кармана свой блокнот. — Сколько?
— Сикль, — Праудфут потёр руки и добавил: — Гарри, а ты не играешь.
— Я бы тоже сикль на это поставил, — сказал Гарри. — Но я не играю.
— Да мы все на это сикль поставим! — согласилась Гор. — Это даже скучно — хотя всякое, конечно, может быть.
— Давайте я поставлю на что-нибудь другое, — сказал Сэвидж. — Что угодно, но не убежала. Может он её убил.
— И съел, — сказала Гор, и все рассмеялись.
— Время ещё есть, — посмотрел на часы Сэвидж. — Может, ты успеешь за сегодня закрыть дело.
— Начну с родителей, — решил Гарри. — Мало ли, что они сказали этому… Чарлсону.
Родители Катрайоны Чарлсон жили на краю болота. Место здесь было унылое, но уединённое — и это позволяло им держать, к примеру, кур, свободно расхаживавших по большому и почти пустому двору, огороженному хлипким деревянным заборчиком. Они оказались дома и даже впустили Гарри — и тот произвёл на него впечатление довольно неухоженного, хотя и большого. О местонахождении дочери родители Катрайоны, кажется, и вправду ничего не знали, однако слишком озабоченными не выглядели.
— Если она ушла, наконец, от этого урода, то и молодец! — заявила её мать, полная дама лет, наверное, шестидесяти. — Никогда он мне не нравился!
Обе сестры о Катрайоне тоже ничего не знали — но встревоженными тоже не выглядели.
— Да они всё время с ней ругались, — сказала старшая из них. — Я надеюсь, что она одумалась и всё-таки ушла.
Катрайона обнаружилась у одной из своих подруг — третьей из тех, к кому зашёл Гарри. То, что это она, он понял сразу, едва увидел стоящих в двери двух женщин — Катрайона показалась ему в первый момент ужасно похожей на супруга. Позже, когда Гарри лучше рассмотрел её, он понял, что сходство было не таким уж и большим — наверное, сказались общий неряшливый вид и полнота.
— Вспомнил! — воскликнула Катрайона, когда Гарри объяснил, зачем пришёл. Её подруга — тоже полная, но куда более ухоженная, возмущённо тряхнула своими длинными локонами и поддержала:
— А я говорила, он не вспомнит про тебя, пока еда не кончится!
— Пожалуй, — улыбнулся Гарри. На колдографиях, что показывали ему родители, Катрайона выглядела куда лучше, но это определённо была она — если, разумеется, исключить оборотное зелье и трансфигурацию.
— Что, кончилась, да? — спросила Катрайона. — А знаете, скажите-ка ему, что я не собираюсь возвращаться! — она гордо вздёрнула маленький округлый подбородок.
— Мы просто сообщим ему, что вас нашли, — ответил Гарри. — И что с вами всё в порядке. В остальном же…
— Нет уж, вы скажите! — потребовала Катрайона. — Передайте ему следующее: я к нему не собираюсь возвращаться, пока он не пообещает убирать за собой в ванной! И найдёт работу — почему я должна всё делать сама?
— Мэм, это не моя работа, — возразил Гарри, делая шаг к двери.
— Нет уж, извините! — возмутилась Катрайона, шагая к нему и отодвигая в сторону подругу. — Вы сюда явились, оторвали нас от дел — будьте уж тогда любезно сообщить моему мужу мои требования!
— А вы напишите ему, — серьёзно предложил Гарри. — И сову отправьте.
— Да я не собираюсь с ними даже разговаривать! — воскликнула она. — Ещё чего! Вы его видели? Видели, с кем я живу?
— Он вас удерживает силой, мэм? — озабоченно поинтересовался Гарри, и когда она воскликнула:
— Меня?! Ещё чего! — быстро проговорил:
— Отлично. Всего хорошего, мэм, — и, почти выбежав из дома, благо дальше коридора он и не прошёл, аппарировал.
С этого анекдотичного, в общем-то, дела Чарлсонов жизнь, казалось, вернулась в обычное русло: дела в аврорате появлялись, расследовались и закрывались — Сандейл отправился навечно в Азкабан, а забавное дело Мерсера выросло в крупное дело о незаконных крапповых бегах, — уроки Карасе шли своим ходом, Джинни чувствовала себе прекрасно, как будто ничего с ней не случилось, Джеймс рос… и только поиски способа снять заклятья так и оставались поисками. Гарри знал, что к ним привлекли разных волшебников, и знал, что не все из них жили в Британии — но толку не было. Так же, как не было и ответа от мисс Джервис — чьи братья то ли не слишком старались, то ли в самом деле не смогли открыть её дом — пока однажды утром в начале февраля она сама не вошла в отдел Особо тяжких.
— Доброе утро, — сказала она, останавливаясь возле двери. — Вы написали, что вам нужно попасть ко мне домой. Я готова вас впустить.
На ней было длинное, почти в пол, тёмно-вишнёвое пальто с отороченным густым чёрным мехом капюшоном, и чёрная же меховая шапочка, из-под которой выглядывали золотые волоски. За то время, что Гарри её не видел, Эннора Джервис стала, кажется, ещё прекрасней — возможно, потому, что теперь её лицо было совсем живым, а не таким бесстрастным, как прежде.
— Доброе утро, мисс Джервис, — Лестрейндж поднялся из-за стола. — Благодарю вас, вы очень любезны. Вы не подождёте — я сейчас соберу всех? Присядьте, прошу вас, — он указал на своё кресло.
— Спасибо, — Эннора вежливо ему кивнула, потом кивнула Гарри и, подойдя к креслу, опустилась в него.
— Гарри, — позвал Лестрейндж, и тот неохотно вышел. Да, он понимал, что ему сейчас не стоит оставаться с мисс Джервис наедине, но он ведь не собирался её спрашивать о чём-то. — Извини, — сказал Лестрейндж примирительно. — Но дело сложное и…
— Да я понимаю, — вздохнул Гарри. — Ты пойдёшь с ней?
— Да, конечно, — это Гарри слегка успокоило. — Сходи, пожалуйста, к Гавейну — я соберу сейчас всех остальных.
— А я останусь пока в отделе, и если в этот момент к нам придёт какой-нибудь маньяк, поедающий детские сердца на ужин, я не виноват, — пошутил Гарри.
Он бы в самом деле предпочёл хоть маньяка, хоть даже ещё одного Чарлсона — только бы не сидеть в одиночку в пустой комнате и не ждать известий. Вдруг они не смогут чертежи найти? О том, что это может ничему и не помочь, Гарри себе думать запретил. Вот сейчас он понимал, почему надежду иногда называют самым страшным проклятьем.
К вечеру, в шестом часу, вернулся Сэвидж.
— Иди домой, — велел он Гарри с порога, и тот замер, не дыша.
— Почему? — кажется, это вышло слишком тихо.
— Чертежи нашли, — скупо улыбнулся Сэвидж. — Не знаю уж, поможет это или нет. Сейчас сюда вернутся Дольф с мисс Джервис — нужно всё оформить. Тебе лучше не быть здесь.
— Я просто посижу! — взмолился Гарри. — Молча! Я клянусь!
— Иди домой, — с нажимом сказал Сэвидж. — Гарри, мы не знаем, кто будет обвиняемым — если вообще будет — и я рисковать не буду. Домой. Немедленно.
— Можно я хотя бы подожду? — попросил он. — В какой-нибудь допросной. А потом вы мне расскажете подробности.
— Завтра расскажу, — чуть смилостивился Сэвидж. — Всё, иди!
— Сэр! — воскликнул Гарри, и Сэвидж буквально прошипел:
— Ладно. Вон туда, — он указал палочкой один из шкафов, и тот вдруг отошёл от стены наподобие двери, открыв проход в неизвестную Гарри прежде комнату. — Пикнешь — там оставлю навсегда, — пригрозил Сэвидж, и Гарри, ни о чём не спрашивая — хотя вопросов у него в голове роилось много — почти вбежал в этот проём. Шкаф закрылся, и Гарри оказался в маленькой комнатке, где не было ничего, кроме пары стульев и небольшого столика, на котором лежало несколько простых карандашей и листов бумаги. Та стена, через которую вошёл Гарри, была прозрачной, так же как и шкаф, чей силуэт был прекрасно виден, но смотреть, в целом, не мешал.
Пока что Сэвидж в кабинете был один, и Гарри ломал голову, откуда здесь взялась эта комната, зачем она и кто и как ей пользуется? И почему ему о ней до сих пор не сказали? И знает ли о ней хоть кто-нибудь ещё кроме него и Сэвиджа? И, кстати, почему нельзя шуметь? В отделе слышно всё, что здесь происходит? Но почему? Ведь это неудобно?
Додумать Гарри не успел: в отдел вошли Лестрейндж, Гор и Эннора Джервис.
— Прошу вас, — Лестрейндж обогнал их обеих и поставил стулья перед столом Сэвиджа.
— Благодарю за помощь, — сказал Сэвидж, когда Эннора и Гор сели.
— Чаю, может быть? — предложила Гор, но Эннора покачала головой:
— Нет, спасибо. Я бы предпочла быстрей закончить.
— Понимаю, вы устали, — сказал Сэвидж, открывая протокол. — Остались лишь формальности. Ещё раз благодарю вас за помощь и за неформальное отношение к нашей просьбе.
— Не думаю, что вы искали эти бумаги из пустого любопытства, — ответила она. — Если это вам поможет, я буду рада.
— Я надеюсь, — сказал Сэвидж. — Мы уже боялись, что вы нам не ответите.
— Простите, — в голосе Энноры отчётливо прозвучало сожаление… может быть, слишком отчётливо. Или Гарри показалось. — Я была в горах, там зимой ужасная погода. Я получила ваших сов, но выпускать их в ответ было просто опасно.
— Как и аппарировать? — очень, очень понимающе спросил Сэвидж.
— Я не сразу поняла, насколько это срочно, — ответила Эннора. — И пришла, как только вы мне это объяснили. Прошу меня простить.
— Не страшно, — любезно произнёс сидящий рядом с Сэвиджем Лестрейндж. — Главное, что вы пришли.
— Я действительно не знала, что вы торопитесь, — сказала Эннора уже мягче. — Я могу спросить, что это за бумаги?
Лестрейндж с Сэвиджем переглянулись.
— Полагаю, да, — сказал тот после короткой паузы. — Это чертежи некоего артефакта.
— Это я поняла, — ответила ему Эннора. — Я могу узнать, какого?
— Это некая шкатулка, — сказал Лестрейндж. — Нам нужно понять, как она устроена. И мы рады, что нашли их.
— Прочитайте, пожалуйста, — попросил Сэвидж, протягивая Энноре пергамент. — И, если у вас нет возражений, подпишите.
Эннора молча взяла пергамент и углубилась в чтение. Кажется, читала она довольно бегло, потому что вскоре опустила пергамент и сказала:
— Да, конечно. Я подпишу.
Лестрейндж придвинул ей чернильницу, и она поставила свою подпись. А потом спросила:
— Вы закончили сегодня поиски?
— Да, спасибо, — кажется, это прозвучало у Сэвиджа довольно искренне.
— Я могу ещё помочь вам? — вновь спросила Эннора.
— Полагаю, нет, — ответил Сэвидж. — Вы собираетесь вернуться в горы?
— Я могу пока что подождать, — любезно ответила она. — И провести несколько дней здесь.
— Это было бы крайне любезно с вашей стороны, — Сэвидж, оказывается, вполне умел быть обходительным.
— Эльфы мне сказали, что ко мне пытался кто-то войти, — Эннора, кажется, нахмурилась — Гарри видел её почти в профиль. — Они не смогли, но я, наверное, должна подать заявление?
В кабинете стало очень, очень тихо.
— Сказать по правде, — наконец, произнёс Сэвидж, — в этом нет нужды. Мы не могли найти вас и попросили ваших братьев помочь нам. Но у них не получилось. Я, видимо, должен принести вам извинения.
— Почему? — спросила Эннора, и её голос прозвучал действительно удивлённо. — Вы действовали незаконно?
— Нет, конечно, — вздохнул Сэвидж. — Но для вас это действительно должно выглядеть как попытка взлома дома.
— Но это им не было, — возразила Эннора. — Значит, всё в порядке. Я могу узнать, что это была за шкатулка? — спросила она вдруг.
— Полагаю, да? — полувопросительно проговорил Лестрейндж, взглянув на Сэвиджа. Тот кивнул, и Лестрейндж встал: — Я принесу сейчас. А пока я хожу, может быть, вам чаю предложить? — повторил он, и на сей раз Эннора согласилась:
— Да, спасибо.
Лестрейндж вышел, чаем же занялась Гор — а Гарри просто сидел и смотрел на всё это, чувствуя себя довольно глупо. Вот зачем он настоял? Что он увидел? Что новое узнал? Что они отыскали чертежи? И что? Всё равно ведь сейчас непонятно, даст это им что-то или нет — и об этом вот так сразу не узнать. Пока эти чертежи попадут к специалистам. Пока они их разберут, пока выяснят, есть ли там нужная шкатулка, или, может быть, это вообще некие общие чертежи, основа, шаблон, по которым делаются все шкатулки? Или нет?
Он просто устал жить в ожидании катастрофы. Джинни не желала обсуждать проклятье — просто заявила, что не хочет об этом думать, потому что это бессмысленно.
— Ни я, ни ты всё равно с этим ничего не можем сделать. От того, что мы будем говорить об этом, ни тебе, ни мне легче не станет. Если они там сумеют снять заклятье, нам вообще не нужно волноваться, если нет — мне лично волноваться тоже глупо, потому что я умру, и страдать ты будешь тут один, — при этих словах она его поцеловала. — Мама с малышом тебе поможет, и с Джеймсом поможет, разумеется, и мне будет тебя ужасно жалко, но если это мои последние месяцы, я не хочу их провести, страдая в ожидании. Давай, пожалуйста, будем просто жить. И всё.
Как мог он отказать ей? И, как ни странно, у Гарри даже получалось исполнять её просьбу — почти всегда. Но вот сейчас, когда ему на миг почудилось, что они вот-вот получат, наконец, разгадку, он почти сорвался… и его, конечно, поняли, и даже поддержали. Вот только чертежи — это ведь пока что вовсе не ответ. Хорошо, если это его возможность…
В кабинете же, меж тем, Гор уже разливала чай, оставив одну чашку для Лестнейнджа. Сэвидж же достал печенье — на сей раз с изюмом, в прямоугольной жестяной банке — и Эннора вдруг спросила:
— Где я могу помыть руки?
— Я вас провожу, пойдёмте, — предложила Гор, и они вышли.
Едва они ушли, Сэвидж подошёл к шкафу, приоткрыл его и, заглянув к Гарри, поинтересовался:
— Всё увидел?
— Да, — Гарри виновато встал. — Спасибо. Правда. И зря я настаивал, и…
Дверь в кабинет открылась, и Сэвидж тут же захлопнул шкаф — так быстро, что вошедший Лестрейндж, кажется, не успел понять, что происходит. Или же успел? На шкаф он посмотрел, хотя и мельком, и Гарри показалось даже, что Лестрейндж его видит — но так точно не могло быть!
Лестрейндж же, тем временем, поставил на стол две небольших шкатулки. Они были больше, чем та, что могла погубить Джинни, и хотя давно были пусты, Гарри стало не по себе. А ведь где-то есть ещё…
Вернулись Гор с Эннорой, и когда они подошли к столу, Сэвидж указал на шкатулки и сказал:
— Вот эти шкатулки. Они бывают разными, но…
— Да, я знаю, — легко ответила Эннора, и Гарри показалось, что его то ли оглушили, то ли ударили под дых.
— Знаете? — быстро и хищно переспросил Сэвидж.
— Да, конечно, — Эннора протянула руку, закрыла глаза и провела по одной из шкатулок пальцами. — Да, это они.
— Они? — переспросил Лестрейндж. — Вы их знаете? И нам расскажете о них?
— Конечно, — Эннора открыла глаза — и Гарри наконец смог выдохнуть, и только сейчас понял, что всё это время даже не дышал. Он нащупал сзади стул и сел, потому что ноги у него вдруг стали ватными и больше его не держали. — В них можно поймать болезнь или проклятье и так вылечить кого-нибудь, — ответила Эннора.
— Это так, — медленно проговорил Лестрейндж. — А как помочь тому, кто потом её откроет?
— Зачем? — удивилась Эннора. — Их не нужно открывать.
— Случайно, — мягко спросил Лестрейндж. — Допустим, что случайно.
— Их не нужно открывать, — повторила Эннора. — Их нужно сжигать. Адским пламенем. Но я его делать не умею.
— Но если её всё-таки открыли? — настойчиво спросил Лестрейндж, и Гарри понял, что ещё немного — и, наверное, сломает себе пальцы, с такой силой он сейчас их сжал. — Можно что-то сделать?
— Да, конечно, — ответила Эннора с лёгкостью — и Гарри вдруг услышал, как колотится в его висках, кажется, вскипевшая мгновенно кровь.
Гарри зажмурился и сжал голову руками, стараясь унять шум в ушах и всё-таки расслышать ответ Энноры. Она ведь может сейчас сказать что-то вроде: «можно, например, его похоронить». Кто знает, какое у неё чувство юмора. Или скажет, например, что можно перенести проклятье на кого-нибудь другого. Джинни ни за что не согласится. Никогда. Даже если это было бы проклятье, которое можно перенести и на мужчину. Гарри ни за что её не убедить.
— Нужно перебрать шкатулку, — продолжила Эннора. — Разобрать её и потом заново собрать рядом с тем, кто её открыл. А потом всё-таки сжечь.
— И всё? — напряжённо спросил Сэвидж.
— Да, и всё, — спокойно ответила Эннора.
— Проклятье будет снято? — снова спросил Сэвидж. — И никто не пострадает?
— Да, — подтвердила Эннора.
— Вы могли бы это сделать? — с удивительным спокойствием спросил Лестрейндж, и она слегка кивнула:
— Да, конечно. Одну из этих?
— Нет, — Лестрейндж посмотрел на Сэвиджа, но тот уже доставал из ящика колдографию и протянул её Энноре:
— Эту.
Сердце Гарри снова ухнуло — и потом ещё раз, когда Эннора просто опять сказала:
— Да. Я же её делала.
— Вы делали? — переспросил Сэвидж, а у Гарри вдруг резко заболела голова.
— Да, я, — Эннора забрала колдографию. — Я папе помогала. Маленькие у меня всегда получались лучше, чем у папы — у меня пальцы тоньше.
— Сила шкатулки от размера не зависит? — спросил Лестрейндж, и она покачала головой:
— Нет. Но маленькие лучше подходят для чего-нибудь короткого.
— Например, смерти при родах? — спросил Сэвидж, и она кивнула:
— Да.
— Значит, — возбуждённо повторила Гор, — вы можете перебрать эту шкатулку, и проклятье будет снято?
— Да, как я сказала, — в её голосе прозвучало лёгкое нетерпение.
— Когда вы смогли бы это сделать? — спросил Сэвидж, и она пожала плечами:
— Завтра, например. Это довольно долго, а я скоро захочу спать.
— Конечно, — согласился Сэвидж.
А Гарри...
Гарри сполз со стула, потому что сил сидеть на нём у него не было. Кажется, он плакал, и шептал беззвучно, зажимая себе рот: «Завтра. Завтра. Завтра!»
Завтра для них с Джинни всё закончится. Ей нужно только дожить до завтра — и всё кончится. И их нормальная жизнь вернётся.
— Вы уверены? — спросил Лестрейндж. — Что это поможет, и никто не пострадает?
— Да, конечно, — она посмотрела на него и положила колдографию на стол. — Это кто-то близкий вам?
— Да, — ответил Лестрейндж. — Но до завтра мы, конечно, можем подождать.
— Я рано встаю, — сказала Эннора, и её голос прозвучал немного мягче. — Сейчас светает поздно — мы можем начать в семь часов, если хотите. Или позже.
— Да, конечно, — согласился Лестрейндж. — Сколько времени это займёт примерно?
— Там детали подбирать не нужно, — сказала Эннора. — Только разобрать, собрать — и всё. Я думаю, на то, чтобы разобрать, мне хватит четырёх часов, и ещё четыре или пять — чтобы собрать. И в перерыве я бы хотела что-нибудь поесть. Но тому, с кого я буду забирать заклятье, лучше потерпеть — я не знаю, что будет, если он поест. Еда добавит в него что-то новое. Вы можете смотреть, если вам интересно, — добавила она, — только тихо. Звуки отвлекают.
— Мы можем наложить звукозащитное заклятье? — спросил Лестрейндж.
— На вас — да, — согласилась Эннора, — а на меня не нужно. И на того человека тоже. Он сможет сидеть тихо? Или лежать, мне всё равно. Но без заклятий.
— Конечно, — заверил её Лестрейндж.
— Вы рады, — как-то задумчиво проговорила Эннора, оглядывая их, пока Гарри стирал с лица всё ещё льющиеся из глаз слёзы. Его сердце уже почти пришло в норму, и хотя он всё ещё дышал тяжело и быстро, это всё было не важно. Неужели завтра правда всё закончится? Эннора улыбнулась и сказала: — Я рада вам помочь. Если бы вы мне сразу написали, насколько это важно, я бы вернулась раньше.
— Вы же сказали, что в горах была ужасная погода, — напомнил Сэвидж.
— Да, но я ведь выбралась, — ответила она. — Когда получила вашу третью сову. Если бы вы написали, что от этих шкатулок кто-то пострадал, и ему нужна помощь, я вернулась бы сразу. Я думала, вам просто что-то нужно в доме, и это не очень срочно.
— Нужно было написать как есть, — согласился Сэвидж — а Гарри даже на него не разозлился, хотя должен был бы, наверное. Впрочем, раз всё завтра кончится, какая разница?
— Нам нужно привести этого человека к вам? — спросил Лестрейндж.
— Всё равно, — ответила Эннора и добавила: — Мне кажется, ему будет удобнее у него дома — и я подумала, что он может читать, если будет тихо перелистывать страницы.
— Тогда я завтра зайду за вами в семь, — предложил Лестрейндж, и она кивнула.
Чай Эннора пить так и не стала и ушла — Лестрейндж вышел проводить, и едва они вышли, Сэвидж, к удивлению Гарри, открыл шкаф, ни капли не стесняясь Гор.
— О, Гарри, — воскликнула она — и почти подбежала к нему и обняла.
— Извини, — он тоже её обнял, и она прижала его к себе и вдруг чмокнула в щёку и шепнула:
— Всё будет хорошо!
— Я думаю, — сказал Сэвидж, подходя к ним, — лучше бы на всякий случай вам с Джинни эту ночь провести в Мунго. Мало ли что.
— Да, наверное, — Гарри счастливо кивнул. — Но мы же не можем просто так туда прийти.
— Иди домой, — решил Сэвидж. — И собирайтесь. Джеймса пристройте… я зайду за вами, или Дольф. Мы сейчас всё устроим. Если эта девица и вправду… — пробормотал он — но фразу не закончил.
— То что ты сделаешь? — спросила Гор весело.
— Смирюсь с тем, что эта тварь живёт в Италии, — буркнул Сэвидж.
— Какая тварь? — переспросила Гор, поднимаясь вместе с Гарри и выходя с ним в кабинет
— Мальсибер, — с отвращением скривился Сэвидж. — Если бы не он, мы бы о мисс Джервис не узнали.
— Почему? — спросила Гор, всовывая в руки Гарри чашку уже несколько остывшего чая. — Нам же о ней не он рассказал, а Эйве… а-а, — протянула она. — Ну да.
— Если она сейчас спасёт Джинни, я признаю, что во всём этом есть если и не справедливость, то хотя бы смысл, — твёрдо сказал он.
— И съешь наконец шляпу, — улыбнулась Гор.
— Шляпу? — переспросил Сэвидж.
— Да. Ты обещал! — воскликнула она. — Ещё когда мы ждали Моуди, ты помнишь? Ждали Моуди с Мальсибером у его дома. Ты тогда сказал, что они выйдут, оба, и Моуди правда жив, ты съешь свою шляпу.
— Да? — спросил Сэвидж, и Гор кивнула:
— Да!
— Я забыл, — ответил тот. — Ну, раз обещал — то съем… вот если завтра всё получится — даже прилюдно, — пообещал он.
А Гарри было не до шляпы Сэвиджа и вообще ни до чего. Тем более что Сэвидж всё равно прогнал его домой, куда он вбежал через камин и закричал, едва переступив порожек:
— Джин! Джин, Джин, всё в порядке?
— Да! — раздалось откуда-то сверху, и Гарри побежал к лестнице, и уже с неё опять позвал:
— Ты где?
— В детской, — голос Джинни звучал ближе. — Гарри, мы тут играем… ты чего? — спросила она, когда он вбежал в комнату и с разбега обнял её и закружил. Сидящий на полу перед горкой кубиков, некоторые из которых образовывали нечто вроде стены, Джеймс засмеялся, глядя на них, встал и, подбежав, тоже обнял их обоих.
— Собирайся, — сказал Гарри, целуя Джинни. — Мы идём в Мунго!
— Они что, нашли… да? Решили, как? — спросила она с такой надеждой, что Гарри стало стыдно.
— Эннора Джервис объявилась, — сказал он. — И она говорит, что шкатулку нужно просто перебрать: разобрать и потом собрать опять. Рядом с тобой. И всё! Она завтра это сделает — и всё!
— Так просто? — спросила Джинни недоверчиво.
— Она так говорит, — ответил Гарри. — И я ей верю. Мы все решили, что эту ночь на всякий случай нам лучше в Мунго провести — тебе и мне. А Джеймса Молли отнесём. Ты же не против?
— Нет, — Джинни сжала его плечи порывисто и сильно, а затем наклонилась и, подняв Джеймса на руки, расцеловала его. А потом вручила Гарри со словами: — Я сейчас соберу его, а потом нас. А ты займись с ним… чем-нибудь. Пока.
Она быстро собрала игрушки — раз и два, всего пара движений палочкой! — а затем одежду Джеймса. Потом переодела его и, сложив всё в сумку, отправилась в их с Гарри спальню — а он понёс туда же Джеймса. И сумку, разумеется.
Ему казалось, будто завтра будут разом Рождество и день рождения — его, её, их сына… всех. И новый год ещё. И отпуск.
Они с Джинни наверняка не спали бы всю ночь, если бы в Мунго им не выдали снотворное — вернее, зелье выдали ему, а Джинни та самая пожилая целительница-индианка усыпила чарами. Зелье пить Гарри не хотел, но целительница очень спокойно заявила, что в этом случае просит его покинуть палату — а если он не подчинится, ей придётся обратиться к его коллегам. Устраивать скандал на ровном месте он не стал, конечно, и поэтому проспал до пяти утра, когда их с Джинни разбудили для завтрака и её осмотра, впрочем, весьма короткого.
В шесть они все — с целителями, включая Уингера, конечно, и ту самую целительницу — были на Гриммо. Никто не знал, какого размера стол может понадобиться Энноре, и поэтому в бальном зале — который Кричер по его приказу намывал всю ночь, потому что это была самая большая комната в доме — Гарри отлевитировал четыре самых больших стола, что сумел найти. Туда же поставили удобный диван с подушками и пледом для Джинни и несколько разных стульев для Энноры — чтобы она выбрать лучший для себя. Оставался лишь вопрос с едой, но его Гарри собирался решить, когда она придёт — скажет же она, что ест? Конечно, нужно было бы спросить её об этом раньше, но никто об этом не подумал. Ничего, если она будет разбирать шкатулку четыре часа, Кричер за это время раздобудет и приготовит что угодно. Да и сам Гарри может это сделать. Да, конечно, он хотел бы быть рядом с Джинни и всё видеть, но если будет нужно, он готов был для Энноры Джервис даже торт испечь.
Без пяти семь все — даже целители зачем-то — собрались в гостиной у камина, ожидая авроров и Эннору. И когда большая стрелка каминных часов почти коснулась двенадцати, Гарри с ужасом представил вдруг, что она просто возьмёт — и не придёт.
Но она пришла, Эннора Джервис, а с ней — весь отдел Особо тяжких и несколько экспертов. Получалось, что сейчас за них всех в аврорате остался только Долиш — и если к ним сейчас придут с какой-нибудь глупостью типа Чарлсонов, сложно сказать, кому не повезёт, ему или заявителю. Гарри бы должно быть не до этого, но он пообещал себе, что завтра обязательно придёт к нему и поблагодарит. Без всяких этих приличествующих случаю подарков — просто подойдёт и скажет ему спасибо.
— Вас устроит эта комната? — спросил Сэвидж Эннору, когда все они стояли в бальном зале.
— Да, — Эннора подошла к столу, на которую Уингер только что поставил злополучную шкатулку. — Думаю, здесь хватит места, — она оглядела столы, а потом посмотрела на Джинни. — Пожалуйста, устраивайтесь удобно, — сказала она. — Я вас попрошу не шумить, пока я буду разбирать её. Но вы можете читать, к примеру.
— Я так посижу, — сказала Джинни — и Гарри прекрасно понимал её. Какое уж тут чтение.
— Можно мне с ней посидеть? — спросил он, и Эннора задумалась.
— Я не знаю, — призналась она. — Я никогда не делала так прежде. Может быть, и можно…
— Нет, — решительно сказали Гарри с Джинни вместе.
— Не будем рисковать, — он встал и, сжав её руку, отошёл к остальным.
— Вы готовы? — спросила Эннора у сидевшей на диване Джинни. — Я могу начать?
— Да, — сказала та, беря подушку и прижимая её к своему животу.
— Я думаю, вам лучше лечь, — сказала Эннора. — Вы устанете сидеть так долго, а мне нужна тишина.
— Хорошо, — безропотно сказала Джинни и действительно легла, укрывшись лёгким пледом. — Мне не шевелиться?
— Нет, конечно, шевелиться можно, — ответила Эннора. — Только тихо.
Она села к столу, придвинув себе самый простой, деревянный, стул. Затем взяла шкатулку в руки, ощупала её и оглядела, а потом достала из кармана шарф, сложила в несколько слоёв и завязала им себе глаза. И сказала:
— Тишина, пожалуйста. Вы можете закрыться от меня заклятьем.
Робардс так и сделал, а Эннора тем временем сидела на стуле и тщательно. ощупывала шкатулку. И сидела так довольно долго — минут, наверное, пятнадцать. А затем подцепила своим коротким ногтем что-то и аккуратно положила на стол рядом с собой что-то совсем крохотное почти что с середины донышка.
Следующая деталь была побольше — может быть, с мизинец. За ней последовала ещё одна такая же, потом ещё… Они все были маленькими, и Эннора замечательно с ними управлялась, ловко доставая и складывая в ряд. Ещё одна… Ещё… Ещё…
Авроры, даже скрытые заклятьем, молчали, и в комнате стояла тишина, напряжённая и при этом очень живая. Руки Энноры двигались уверенно и чётко, как будто она не просто знала, что делает, но и прекрасно это видела. Детали — маленькие и все почему-то очень похожей формы — ложились на стол ряд за рядом, одна к другой. Лежавшая на диване Джинни постепенно тихо поднялась и теперь сидела, неотрывно глядя на руки Энноры и провожая взглядом каждую деталь. И когда Эннора разъединила две последних и сказала:
— Всё, я первую часть закончила. Мы можем сделать перерыв на полчаса, — Гарри не поверил, что прошло уже четыре часа. Ему пришлось достать часы и убедиться, потому что здешние, большие, с боем, он сам отсюда вынес накануне.
Робардс снял заклятье и осторожно спросил:
— Вам нужно что-нибудь?
— Чашку чая, если можно, с молоком, пожалуйста, — попросила Эннора, снимая с глаз повязку. — И чего-нибудь перекусить. Только к столу не подходите, — предупредила она, хоть в этом и не было нужды.
Все части шкатулки вполне уместились на один, пусть и большой, стол. Их было так много, что они, казалось, покрывают его сплошь — словно бы шкатулку по нему размазали. Гарри очень хотелось подойти к так и сидящей на диване Джинни, но он должен был накормить Эннору — кто бы ещё мог хозяйничать на их кухне? Еды у них было предостаточно, но что ей нравится? Пока заваривался чай, Гарри сделал несколько разных сэндвичей, а на другую тарелку положил разное печенье и остатки кекса Молли — что-нибудь из этого же должно Энноре подойти?
Она оказалась совсем не капризной. Когда Гарри опустил поднос на третий, самый дальний стол, она его поблагодарила и взяла сэндвич с сыром. Им, а ещё одним печеньем, она и ограничилась, и даже пригласила всех, кроме Джинни, к ней присоединиться, так что труды Гарри не пропали, доставшись, в основном, целителям. Гарри же, конечно, есть не стал — да он бы и не смог сейчас сделать даже глотка. Он сел рядом с Джинни и обнял её — она прислонилась к Гарри и, кажется, даже закрыла глаза.
— Устала? — шепнул он, и она кивнула, а потом помотала головой.
— Не знаю. Самое ужасное, что я ничего не чувствую. Вообще ничего. Ну, то есть, ничего не обычного — я просто сижу, смотрю, волнуюсь, и больше ничего не происходит.
— Ну, проклятья обычно так и работают, — ответил Гарри. — В этом их коварство.
— Да я знаю, — она улыбнулась. — Просто одно дело знать, и совсем другое — чувствовать. Верней, не чувствовать.
Они так и сидели, обнявшись, и смотрели то на стол с деталями шкатулки, то на то, как едят Эннора и целители. И Гарри стоило огромного труда заставить себя оторваться от жены, встать и сказать:
— Я сейчас принесу ещё сэндвичей и печенья.
— Сиди, — отмахнулся Робардс, и Гарри с благодарностью кивнул ему и тут же сел обратно. Впрочем, ненадолго: Эннора вскоре закончила свой скромный ланч и, дождавшись, покуда остальные поедят, встала:
— Я готова продолжать. Миссис Поттер, вы готовы?
— Да, — Джинни стиснула руку Гарри. — Готова.
— Тогда отойдите все, пожалуйста, назад, — попросила Эннора и обратилась к Гарри: — Вы не могли бы унести посуду и остатки еды, пожалуйста? Они пахнут и мешают.
Гарри никакого запаха не чувствовал, но, конечно, не стал спорить и послушно вынес поднос из зала — правда, не на далёкую отсюда кухню, а в соседнюю комнату. А когда вернулся, Эннора уже сидела за столом с деталями шкатулки с повязкой на глазах.
Собирала она шкатулку с той же лёгкостью, что разбирала — раз-два-три, одна деталь к другой. Иногда под её тонкими пальцами что-то тихо щёлкала, и Джинни, да и Гарри тогда вздрагивали — но Эннора продолжала, как ни в чём не бывало, и их это успокаивало. Постепенно на столе перед нею стала вырисовываться шкатулка — сперва неровные стенки выравнивались, потом на них появилась откинутая крышка…
А потом Эннора, вставив последнюю, самую крохотную деталь, просто взяла — и опустила крышку. И повернула маленький ключ в скважине.
— Готово, — произнесла она, снимая с глаз повязку. — Проклятье теперь вновь внутри — теперь её нужно сжечь адским пламенем, и всё.
— И я свободна? — спросила Джинни как-то недоверчиво.
— Да, — без всяких сомнений ответила Эннора и посмотрела на целителей. — Я думаю, они вам подтвердят.
Она поднялась и успела несколько раз сжать и разжать пальцы, прежде чем Джинни, порывисто поднявшись, протянула ей руку и сказала горячо:
— Спасибо!
— Пожалуйста, — Эннора улыбнулась и протянула ей свою, и Джинни, сжав её, спросила: — Можно вас обнять?
— Конечно, — Эннора улыбнулась снова.
А Гарри… Гарри вместе со всеми стоял и смотрел, как они обнимаются, и смотрел то на них, то на шкатулку. Ему хватило умения держать себя в руках чтобы подождать, и к ним он подошёл только когда Джинни разжала объятье. Но прежде, чем подойти к жене, он поклонился Энноре:
— Спасибо вам, — сказал он ей, хотя больше всего на свете хотел обнять Джинни.
— Пожалуйста, — вновь ответила она — и вот тогда он обнял Джинни, наконец, и на несколько секунд мир перестал существовать.
А когда вернулся, когда Гарри смог оторваться от своей Джинни, Эннора стояла у стола с запертой шкатулкой в руках и протягивала её Робардсу.
— Можно сжечь её в камине прямо здесь, — предложил тот, и Джинни прежде всех воскликнула:
— Да! Вы можете?
— Полагаю, это моя обязанность как главного аврора, — сказал Робардс.
Он забрал шкатулку у Энноры и отнёс её в камин. Это был самый большой камин на Гриммо, даже больше подключённого к системе перемещения, и шкатулка в нём казалась крохотной. Робардс отступил на несколько шагов, велев остальным отойти подальше, направил на неё свою палочку на и сказал громко:
— Файндфайер!
Жёлто-оранжевое пламя взвилось, рыча, и охватило маленькую шкатулку, уходя своими языками в каминную трубу. Оно ревело и гудело — и вдруг взорвалось белым шаром, и только выставленные аврорами экраны защитили зрителей от мириадов обжигающих брызг. А когда Робардс пламя усмирил, от шкатулки не осталось даже пепла или следа на камнях — лишь немного копоти от пламени.
— Всё, — сказал Робардс. — Теперь целители осмотрят вас, миссис Поттер, и я надеюсь, что они подтвердят слова мисс Джервис.
— Я могу идти? — спросила Эннора, и Робардс ей кивнул любезно:
— Да, конечно. Мы все вам очень благодарны, мисс Джервис.
— Если вам ещё что-нибудь понадобиться, напишите об этом прямо, пожалуйста, — попросила она, идя к двери.
— Гарри! — Джинни подтолкнула его. — Проводи её!
— Я сейчас, — шепнул он, опомнившись и всё ещё не веря до конца, что всё закончилось.
— Мы проводим миссис Поттер в Мунго, — сказал Уингер. — Можете потом зайти.
— Спасибо, — Гарри подошёл к Энноре и, поклонившись ей, сказал: — Я вас провожу к камину.
Вниз они спустились все вместе, на сей раз переговариваясь и смеясь.
— Я ужасно хочу есть, — сказала Джинни, когда Эннора скрылась в зелёном пламени камина. — Может быть, мы перекусим? Мы, правда, не подготовились, но у нас точно что-то есть.
— А действительно, — поддержал её Уингер. — Давайте пообедаем? Только вас осмотрим быстренько, — добавил он, беря Джинни за плечо. — И пообедаем. Одно небольшое обследование — и всё.
С этим они все и ушли в Мунго — но Гарри почему-то был уверен, что он знает вердикт целителей, и что Эннора Джервис тоже знала, о чём говорит.
Стол у Лестрейнджа был накрыт особенно торжественно и украшен первыми крокусами, белыми, сиреневыми и фиолетовыми. Однако еды на нём не было — лишь расписанные летящими птицами тарелки и тяжёлое старинное серебро приборов.
Посреди стола стояло большое блюдо, закрытое высоким серебряным же клошем. За столом сидел весь отдел Особо тяжких преступлений и главный аврор, и все они с интересом смотрели на этот самый клош.
— Что ж, — Сэвидж поднялся. — Обещания следует исполнять. Я, конечно, задержался со своим, но сей день пришёл.
Он торжественно поднял клош и положил его на специально оставленное для этого место рядом с блюдом. На котором обнаружилась шляпа, в которой Сэвидж проходил всю последнюю неделю.
Шляпу эту вручила ему Гор сразу после планёрки, заявив:
— Ты обещал съесть свою шляпу. Но поскольку шляпы ты не носишь, мы с Дольфом решили подарить тебе одну.
— Должен же ты что-то съесть в конце концов, — поддакнул Лестрейндж.
Шляпа была светлокоричневой и, кажется, сплетённой из соломки — или из чего-то чрезвычайно на неё похожего. Сэвидж с непроницаемым лицом оглядел её, надел, подвигал, усаживая на голове поудобнее, и спросил:
— Мне хоть идёт?
— Честно говоря, — глубокомысленно заявил Праудфут, — ты в этом котелке похож на Фаджа. И модель чем-то похожа.
— Думаю, если ты походишь в этой шляпе всю неделю, её смело можно будет считать твоей, — сказал Лестрейндж.
— И ты честно сможешь её съесть, — добавила Гор.
— Будем надеяться, что на этой неделе не случится экстренного заседания Визенгамота, и меня туда не вызовут, — сказал Сэвидж, натягивая шляпу пониже.
Всю неделю Гарри гадал, из чего же она сделана. Было очевидно, что это должно быть что-то съедобное — даже волшебник не может без серьёзного вреда для своего здоровья съесть обычную шляпу — но что? Из чего можно сплести шляпу и потом ещё носить её неделю? Из спагетти? Вообще, на них это было похоже… и их можно ведь сплести, покуда они свежие, а потом так высушить — и выйдет шляпа. Только она будет жёсткой и довольно хрупкой — разве что заклятья наложить какие… Интуиция ему подсказывала, что это не спагетти — но что это могло быть ещё? Конечно, шляпу можно было сделать хоть из мяса, сохраняя его чарами, но она мясной не выглядела.
И вот сейчас Гарри предстояло — он надеялся — наконец узнать разгадку.
Меж тем, Сэвидж торжественно поднял шляпу в воздух и медленно отлевитировал на свою тарелку.
— Ты её будешь есть один? — спросила Гор. — И не поделишься с нами даже кусочком?
— Я же обещал, — ответил Сэвидж, усаживаясь обратно на свой стул и демонстративно раскладывая на коленях салфетку. — Как я могу делиться.
— Ты не обещал, что съешь её один! — запротестовала Гор, и Гарри подтвердил:
— Не обещал.
— Я даже не знаю, — вздохнул Сэвидж и вопросительно оглядел всех. — В принципе, я её помыл, конечно. И почистил. Заклинанием.
— Режь давай, — велел Робардс, и Сэвидж, тяжело вздохнув, взял нож и вилку и принялся разрезать шляпу.
Это оказался сыр! Довольно странный, впрочем, сыр, солёный и упругий, и определённо подкопчённый — и Гарри не был уверен, что стал бы есть его, если бы не шляпа. Впрочем, с появившимися на столе хлебом и соусами дело пошло лучше, и в конце концов Гарри решил, что, пожалуй, такой сыр можно брать с собой куда-то, чтобы быстренько перекусить.
А потом их ждал обед и даже шоколадный торт — и Гарри, слизывая с губ непривычно несладкий густой шоколад, чувствовал себя счастливым. Впрочем, он вообще был сегодня в прекрасном настроении: вчера им с Причардом наконец-то удалось спрятать от Карасе карту, и тот пообещал, что с завтрашнего дня займётся с ними легиллименцией.
А позавчера они с Джинни выяснили, что у них родится ещё сын. Нежданный мальчик, может быть, подаренный несбывшимся проклятьем.
И единственным, что по-настоящему омрачало это счастье, было то, что несостоявшуюся убийцу Джинни авроры так пока и не нашли. И понимание того, что, может быть, и не найдут, тяжело и неохотно входило в жизнь Гарри. У него, у Джинни, у них вместе были не просто недоброжелатели — враги, и им предстояло с этим жить.
Так же, как и их детям.
— Вообще-то, я не племенной бычок, — Ойген улыбнулся и закрутил вилкой, наматывая на неё спагетти. За окном который день уже лил дождь, и в центре стола в высокой вазе для фруктов лежал отбрасывающий на всё и всех вокруг тёплые солнечные блики янтарь, подаренный когда-то Причардом. — Бабушка, конечно, строит свои планы, но в этом вопросе она мне приказывать не может — решать мне. И дядя тоже. А у меня ни копыт, ни хвоста, — он помахал рукой и рассмеялся, а затем отправил в рот вилку со спагетти.
— Она разве тебе не нравится? — тихо спросил Маркус. Его спагетти так и лежали в тарелке, не тронутые, и вилка до сих пор оставалась чистой.
— Честно говоря, она меня слегка пугает, — признался Ойген. — Она красивая, конечно… очень, — признал он, — но слишком умная. И… умная, — он снова рассмеялся. — Я рядом с нею чувствую себя полным придурком и никогда не знаю, о чём с ней разговаривать. И как — она так странно реагирует порой на шутки, что я… я так не умею разговаривать! — воскликнул он, решительно вонзая вилку в спагетти. — Я преклоняюсь перед нею, правда — и робею. Ну какой роман в таких условиях, ты что? Не говоря уже о том, что я в её глазах, по-моему, по интеллекту нечто среднее между рабом и эльфом, а по человеческим качествам — просто придурок. Правда, весёлый… я надеюсь. В общем, шут, — он состроил гримасу и высунул язык.
— Но она… такая… — Маркус покраснел, но Ойген, кажется, этого не заметил, опять воскликнув:
— Вот именно! Такая! Брак — это же не просто переспать-поцеловаться, — проговорил он глубокомысленно — а потом заговорил нормально: — Брак — это больше… это дружба и взаимопонимание, прежде всего — а тут какое понимание, когда я ощущаю себя идиотом, когда она что-нибудь рассказывает? Не говоря уже о том, что… ну… это просто не моё, вся эта её арифмантика. Я на вас смотрю, когда вы с ней там что-нибудь считаете и чертите, и мне хочется снять шляпу и тихонько прикрыть дверь. А потом вам принести перекусить и вновь исчезнуть, — он снова принялся наматывать спагетти и спросил: — Ты что не ешь? Отличные же маринара!
— Я задумался, — снова покраснел Маркус и на сей раз принялся за еду.
Некоторое время они молча ели, а потом Ойген вдруг позвал:
— Маркус.
Тот посмотрел на него, и Ойген улыбнулся ему солнечно и мягко и проговорил:
— Ты ей интересен. А я нет — и никто другой здесь. Поверь мне, пожалуйста. И делай уже что-нибудь.
Маркус покраснел ещё сильнее — его щёки стали ярко-красными, как будто бы он сильно обгорел на солнце — и закашлялся.
— У нас большой дом, — сказал Ойген. — Но вообще формально ты ведь не обязан жить именно в нём. Ты должен жить в имении — но вряд ли бабушка и дядя станут возражать, если ты захочешь отселиться. Особенно, — он тихо рассмеялся, — если вы договоритесь, что потом когда-нибудь твой домик нам останется. Твои дети ведь не будут к нам привязаны и смогут жить, где захотят. А место есть.
— Ойген, — Маркус испуганно на него уставился, — я не… я даже не думал… мне вообще нельзя жениться! — воскликнул он. — Ну ты же знаешь!
— Почему это? — сощурился вдруг Ойген. — В наших контрактах ничего такого нет.
— При чём тут контракты?! — болезненно поморщился Маркус. — Ты сам знаешь, о чём я говорю! Отец…
— Оте-ец, — протянул Ойген. — А что отец твой? Пусть приходит, — он сделал широкий жест рукой и улыбнулся. — Маркус, — он заглянул ему в глаза и, поймав взгляд, медленно улыбнулся. — Ты ведь меня знаешь. Хорошо. Наверное, лучше всех. Я пережил и Лорда, и Каплана. Не просто пережил — это я сдал его аврорам. Придумал, как — в повязке и в тех драккловых браслетах — и сдал. Я в Азкабан вернул дементоров и отыграл тебя. И я не против встретиться теперь с твоим отцом. А есть ещё и бабушка, и дядья — и ты их, поверь, недооцениваешь. Ты им нравишься, и они милы с тобой — но на твоего отца это не распространяется. Я им кое-что о нём рассказывал. И потом, это наша земля, — добавил он негромко. — И это очень древняя земля. Боюсь, твоего отца ждут на ней сюрпризы. Лоза — такое… странное растение… я покажу, если ты захочешь, — предложил он. — Но я бы не рискнул напасть на гостей дома внутри их виноградника его хозяев, — закончил он серьёзно. — По крайней мере, без небольшой армии. Ты гость здесь — даже больше, чем обычный гость. Тебе, по сути, предложили покровительство — и раз ты его принял, то любой, кто рискнёт здесь на тебя напасть, станет нам врагом. Нам всем. Ты просто не знаешь, что такое настоящая семья, — он улыбнулся. — Итальянская. Ты не понял, куда ты попал, — он снова рассмеялся весело. — Так что об отце вообще не думай — это больше не твоя забота. Думай об Энноре, — он подмигнул тут же снова засмущавшемуся Маркусу и, вытащив из горки спагетти вилку с намотанными на неё спагеттинами, решительно отправил её в рот.
Alteyaавтор
|
|
1 |
Alteya
Памда Может, пиццу вам заказать :)) как-нибудь облегчить жизнь и быт.Увы.(( Вы же не пойдёте за меня работать. )) Спасибо) 3 |
Alteyaавтор
|
|
Памда
Alteya О! Надо заказать пиццу!))) Спасибо за идею)Может, пиццу вам заказать :)) как-нибудь облегчить жизнь и быт. 5 |
клевчук Онлайн
|
|
Alteya
Памда Мрачно: надо выкинуть пиццу. Самодельную, не заказную.О! Надо заказать пиццу!))) Спасибо за идею) потому что я ее тупо забыла доесть. а теперь я этой пиццы уже боюсь, там жизнь зародилась... 5 |
Alteyaавтор
|
|
клевчук
Alteya И вам не жалко эту жизнь? Она же уже есть!Мрачно: надо выкинуть пиццу. Самодельную, не заказную. потому что я ее тупо забыла доесть. а теперь я этой пиццы уже боюсь, там жизнь зародилась... 2 |
Alteya
клевчук Вот и пусть живет дальше… подальше от своего создателя. Осваивает новые территорииИ вам не жалко эту жизнь? Она же уже есть! 6 |
Merkator
Alteya Захватывает мир...Вот и пусть живет дальше… подальше от своего создателя. Осваивает новые территории 2 |
5 |
Жаль нет кнопки "Очень-очень понравилось"
11 |
Alteyaавтор
|
|
3 |
Большое спасибо за фанфк, было интересно! очень надеюсь, что вы все-таки найдете время написать продолжение!
2 |
Alteyaавтор
|
|
troti
Большое спасибо за фанфк, было интересно! очень надеюсь, что вы все-таки найдете время написать продолжение! Посмторим ) |
minmanya
Жаль нет кнопки "Очень-очень понравилось" Ещё жаль, что нажать "Понравилось" можно только раз)6 |
Я очень на это надеюсь. На продолжение, в смысле.
Еще раз погрузиться в этот мир. В Ваш... 2 |
Alteyaавтор
|
|
Bellena
Я очень на это надеюсь. На продолжение, в смысле. Может быть, позже. Сейчас совсем никак...Еще раз погрузиться в этот мир. В Ваш... 2 |
Alteyaавтор
|
|
haul
Произведение как всегда прекрасно и увлекательно. Да я бы тоже посмотрела экранизации... но увы...Я бы с удовольствием посмотрела сериал по мотивам этого фанфика и вообще мне кажется, что все произведения автора очень подходят для сериального формата. Эх, не по тем сценариям снимают сериалы ГП 😁 1 |
До меня только что дошло что "Посмотри в глаза чудовищ" это из Гумилёва.
На третий день Зоркий Глаз обнаружил что у сарая нет стены. 5 |
1 |
Alteyaавтор
|
|
Да-да, это всё Гумилёв!
1 |